Будильник на мобильнике звенел не переставая. Звон лез в уши, создавалось ощущение, что кто-то, пока я спала, вскрыл черепную коробку и сотни маленьких серебряных колокольчиков били прямиком по обнажённому мозгу.

— Выключение! — Бормотнула я в мобильник. Он не отреагировал. — Выключение мобильника!! — Рявкнула я заплетающимся языком.

И поняла, что мой телефон тут не при чём — это был Полинин будильник — у меня с таким противным зуммером сроду не водилось. Не знаю, сколько уж времени он звенел, но когда я смогла, проклиная всё на свете, добраться до него и отключить, звон продолжился у меня в голове.

Половина девятого. Она, значит, на восемь его поставила? Вот враг рода человеческого! Нет, чтобы дать мне выспаться хотя бы лишние пятнадцать минут!

В дУше как всегда была очередь, что настроения мне не прибавило. Я уселась на скамейку, стоящую около стены. На ней уже сидели наши вчерашние финансовые гении, все как один тоже клевали носами.

— А чего это вы странные? — Подошёл к нам Рома. — Не выспались, что ли? — И, не дождавшись ответа ушёл.

На первом этаже я появилась в десятом часу. До сих пор Полина никогда не опаздывала, поэтому ребята притихли, ожидая её.

Заспанная, я даже забыла, что нужно стесняться, взобралась на трибуну, зевая во весь рот.

— Ребята, — пришлось мне объявить, — вы уж простите, что так получилось, но сегодня главная — я. Всё, идёмте учиться! — И вознамерилась спуститься обратно (говорить долго и красиво, как это любила делать дочка Сенатора, у меня не получалось), но не тут то было.

— А где Иванова? — Выкрикнул кто-то

— Она уехала домой и обещала скоро вернуться. Сегодня вечером, завтра или послезавтра.

— А откуда нам знать, — осведомился тот же голос, — может сегодня ночью в вашей комнате революция произошла? Может Иванова, связанная, под кроватью лежит?

— Не смешно!

Ребята потянулись за мной.

Краешком сознания я чувствовала необычность происходящего, но всего лишь краешком сознания — не больше; нынешний статус старшей над четырьмя десятками суперов я воспринимала как должное. Может быть это происходило из-за того, что мне очень хотелось спать, может быть я просто привыкла к общему вниманию.

Если бы, кстати заметить, мне несколько дней назад кто-нибудь только бы намекнул, что мне придётся исполнять обязанности Полины, я бы рассмеялась ему в лицо.

Так-то вот иногда поворачивается жизнь.

Первая неожиданность подстерегала нас сразу около выхода из холла. Прямо около крыльца расположилась вчерашняя четвёрка ребят. Точнее, не уверена, что это были именно те ребята, я не очень хорошо в прошлый раз их рассмотрела.

Я отчаянно завертела головой: Никита как сквозь землю провалился. Интересно, он вообще сегодня был или нет?

Наши ребята сгрудились в кучу и выдавили меня из толпы словно зубную пасту из тюбика.

Один мальчишка кивком отозвал меня в сторону.

— Что вам нужно?

— С Ивановой поговорить. Где она? — Со мной разговаривал тот самый мальчишка, которого мы допрашивали вчера в избушке. Оставаться с ним тет-а-тет я бы не рискнула, но за моей спиной стояло четыре десятка человек, которые, я в этом была уверена, не дали бы меня в обиду; это придавало мне уверенности.

— Иванова уехала и скоро обещала вернуться. Пока я вместо неё. Если вам что-нибудь нужно, можете обращаться ко мне, я передам.

— Нам нужна именно Иванова — она у вас старшая, — ответил другой мальчик.

— Я вместо неё. По крайней мере, сегодня..

Взгляды ребята скрестились на мне словно шпаги у дуэлянтов.

— Ладно, допустим, ты тут главная, — сказал один мальчик. — У вас вчера вроде бы кое-что здесь случилось, — при слове «здесь» он показал пятачок земли под ногами.

— Случилось.

— И даже вроде бы с нашими ребятами.

— Если вы со второго курса, то да.

Они переглянулись. Я передёрнула плечами.

— Не представляю, сколько можно наступать на одни и те же грабли. Желание повыпендриваться ещё никого до добра не доводило. Сейчас вы все в жутком минусе, — принялась я размышлять вслух. — Вам этого мало? Мне кажется, ещё одной сделки со старшекурсниками ваши карточки не выдержат.

— Это была ошибка. Просто некоторые ребята подумали, что было бы неплохо объяснить вам, кто есть кто в нашей школе.

— Вместо этого МЫ объяснили им.

— Это точно. Наш староста об этом узнал только на второй день.

— Она просто идиотка. Извиняюсь, конечно.

— Нечего извинятся, так оно и есть.

— Ладно, но при чём тут я? Зачем вы пришли?

— Мы извиниться хотели, — нестройным хором ответили мальчишки.

На несколько секунд я потеряла способность говорить.

— Считайте, что извинения приняты, — пролепетала я, наконец. — Я обязательно передам то, что вы сказали, Полине.

Мальчишки немного помялись, словно хотели сказать что-то ещё, но не решались, потом развернулись и пошли прочь.

— Ребята! — Окрикнула я их. — Подождите! У меня только один вопрос: вы от себя пришли или от всего курса?

— От себя, — сказал белобрысый.

— Ага, они придут, — добавил другой. — Если бы вы и их так же побили, как нас вчера…

— Катька знает, что вы здесь? — Быстро спросила я.

— Нет, — ответил вчерашний.

— А откуда ты про неё знаешь? — Изумился третий, который до сих пор не вступал в дискуссию

— Я с Ивановой в одной комнате живу. — Начиная свой монолог, я не знала, чем его закончу. В качестве вступительного аккорда я решила, что будет нелишним поднять курс Полининых акций. — А ей известно всё ВООБЩЕ. Даже то, на сколько очков вас надули старшеклассники, когда вы расплачивались с ними. — Само собой, мне ничего подобного не было известно, я только высказывала свои предположения, но откуда это было знать второкурсникам? Тем более, моим одноклассникам, которые стояли рядом и при этих словах изумлённо вытаращились на меня. — Я вообще не понимаю, как вы живёте с такой старшей как ваша Катя? Какие функции она исполняет, что вы безропотно считаете её за старшую?

— Но кто-то главным должен быть?

— А что нам делать?

Эти два вопроса выявили весь спектр существующих мнений.

То, что я произнесла дальше — это было настолько необычно, что я слушала себя как бы со стороны, удивляясь сама себе, как я могу ТАКОЕ говорить.

— Если я всё правильно понимаю, внутри вашего класса несколько обособленных друг от друга групп, каждая из которых творит то, что считает нужным. Так ведь? — Я не стала дожидаться ответа. — У меня к вашей группе есть деловое предложение, от которого, надеюсь, вы не сможете отказаться. Переходите к нам. А будет ещё лучше, если вы перетянете на нашу сторону как можно больше людей со своего курса.

— В каком смысле — переходить к вам? — Не понял белобрысый мальчишка. Как я поняла, среди своих спутников он считался за старшего. А вчера, наверное, он дрался лучше всех, почему поймали именно его.

И ещё я вспомнила, что имя этого мальчишки — Сергей.

— Если вы понимаете, что старшая должна быть и вам большей частью наплевать, кто именно это будет, почему бы вам не считать за старшую нашу Иванову?

— Мы со второго курса, а она с первого!

— Это что-то меняет? Где-нибудь написано, что на каждом курсе должен быть свой руководитель?

— Нигде этого не написано, — смутился Сергей, — но… не полагается ведь… — Последнюю фразу он произнёс совсем уж жалобным голосом.

— Во-первых, Серёжа, чего-либо существенного можно добиться только всем вместе, — принялась я перечислять, — а социальная структура именно вашего курса в корне не практична. Вы проучитесь пять лет — так и не сможете добиться чего-нибудь дельного. Во-вторых, все кому не лень будут вас пинать. В этом году вы получили по шее от ребят на год младше вас, а что будет в следующем? А через год? Вам очень приятно будет, если вас совсем малыши будут застраивать? А Иванова вас в обиду не даст — это я вам обещаю. Уже сейчас в наших руках огромная сила, хотя учимся мы всего четыре дня. Через неделю люди в очередь будут становиться, чтобы…

И тут, как говорится, Остапа понесло.

Меня действительно «понесло». К сожалению, не помню подробностей моего вдохновенного монолога. Меня словно прорвало. Я говорила долго, красиво и витиевато; так, что могла дать фору даже Полине. Моя речь была выдержана в лучших традициях предвыборных гонок в передовых демократических государствах.

— …Так-то вот, ребята, — закончила я. — Думайте, может надумаете чего-нибудь. Вместе мы сможем сделать гораздо больше, чем поотдельности.

Я пошла дальше, мои ребята безмолвной толпой двинулись вслед за мной, второкурсники остались стоять. Не знаю, смотрели они мне вслед, а если и смотрели, могу только догадываться, с каким выражением на лицах, потому что рядом очутился Марек.

— Только не оборачивайся, — прошептал он.

— Почему? — Так же шёпотом осведомилась я.

— Иначе испортишь то впечатление, что ты на них произвела.

Я нахмурилась:

— А какое впечатление я на них произвела?

— Нужное. Кому говорю: не оборачивайся!

Я молча подчинилась и даже выпрямила спину, словно шла по подиуму.

— Молодец, — тихо похвалил Марек. — А когда дойдёшь до перекрёстка, пройдёшь шагов двадцать прямо, повернёшь обратно, потом свернёшь направо или налево.

— Это ещё зачем, если нам прямо нужно?

— Чистая психология. Пусть эти клиенты видят, что ребята за тобой словно овечки ходят в прямом смысле этого слова.

— Полина тебя за такие сравнения не похвалила бы.

— Знаю. Но я с тобой говорю, а не с ней.

— Хорошо, я сделаю, как ты говоришь. Только у меня к тебе просьба будет.

— Какая? — Тут же насторожился Марек.

— Не отходи от меня, пожалуйста ни на шаг. Ни здесь, ни в виртуале. Мне так спокойнее будет.

— Виртуал у каждого свой, — мрачно ответил Марек. — Ты что — забыла?

— Сейчас программа слышит и анализирует каждое наше слово. Думаю, если ты сейчас согласишься, то и в моёмвиртуале ты от меня не отстанешь.

— Это буду не я, а моя подделка.

— Извини, Маречек, мне всё равно, кто мне будет давать дельные советы ты или твоя виртуальная копия.

— Всё понятно, — сообщил мальчик таким тоном, будто ставил диагноз. — До уровня Ивановой ты не дотягиваешь ни по каким параметрам. У неё прирождённая способность руководить, она не терпит, если кто-нибудь распоряжается в её присутствии. А ты, Бахмурова, руководить не умеешь и боишься ответственности. Тебе — типичная ведомая, и тебе обязательно нужен ведущий или кто-нибудь, с кем можно было бы посоветоваться… Кстати, идея перетянуть вчерашних ребят под крылышко Ивановой — это чья идея?

— Я импровизировала.

Марек даже споткнулся, некоторое время шёл молча, собираясь с мыслями, наконец, заикаясь, осведомился:

— П-полина вообще ничего п-про это не знает?

— Я хочу устроить ей сюрприз.

— Ага, — с каждой секундой Марек мрачнел всё больше и больше. — Она тебе за такой сюрприз голову против резьбы открутит.

— А почему против резьбы?

— Чтобы назад нельзя было вкрутить. Думаешь, Ивановой нужны лишние проблемы в виде гавриков со второго курса?

— А ещё психолог, — укорила я моего собеседника. — Хоть я в психологии полный ноль, но даже мне и то понятно, что если бы нас было не сорок, а восемьдесят, то Полина была бы в два раза счастливее.

Мальчик задумался, потом кивнул:

— Пожалуй, ты права.

— Кстати, а почему ты всегда называешь её по фамилии?

— Она — дочка Сенатора.

— А меня?

— Что — тебя?

— Меня ты почему называешь по фамилии?

— Ты с ней в одной комнате живёшь. А сейчас вообще исполняешь её обязанности. У меня язык не повернётся называть тебя какой-нибудь Аськой.

О таком варианте своего имени я только читала в книгах, это меня развеселило. Потом нас догнала Марина в яркой красной куртке, схватила меня за руку, и наш с Мареком разговор как-то сам собой увял.

— Привет! — Улыбнулась она. Так мило, что даже Марек растянул губы в ответ, потом спохватился, его лицо опять приобрело обычное выражение

— Настёна, а ты не боишься? — Спросила девочка, пытливо глядя на меня восхитительными большими глазами.

— А чего я должна бояться?

— Ты ведь сегодня самая главная.

— Боюсь, — честно призналась я. — Ты даже не можешь себе представить, как сильно.

— Я бы так не смогла. Всегда думала, чтобы командовать над людьми, которых больше десяти, нужно специально учиться.

— Или родиться дочкой Сенатора. Я тоже так думала до сегодняшнего дня.

До сих пор я насмехалась над Полиной, когда она по головам пересчитывала ребят, теперь же сама, улучив момент, попыталась понезаметнее сделать то же самое. Первый раз у меня получилось тридцать пять, второй — сорок три. Я попросила Марину мне помочь, она предложила забежать вперед и встать около какой-нибудь двери. Я согласилась. Ближайшая дверь оказалась входной в учебный корпус, а ребят оказалось тридцать девять. Я сразу поняла, кого нет.

— Где Никита? — Спросила я у Марека, который вполголоса разговаривал с каким-то мальчишкой. Тот бросил на меня недовольный взгляд, словно мы не болтали непринужденно несколько минут назад.

— Он остался в холле и сказал, что сегодня в школу не пойдет.

— Почему?

— А я откуда знаю! — И отвернулся.

Вот и пойми его!

Интересно, что бы на моём месте сделала Полина? Молчать, как я, она явно не стала бы. А я, наверное, слишком беззубая для того, чтобы исполнять ее обязанности. По крайней мере, с Никитой разбираться я точно не буду. Да и нет его здесь.

Марек тоже хорош. Попросила его как человека не отходить от меня, а он…

— Как в первый день, — сказала я, просмотрев расписания. — Двести семнадцатая и двести восемнадцатая. И еще, ребята. Пока уж мы тут вместе, я кое что скажу. Не нужно забывать, что виртуал у каждого свой, поэтому ведите себя типически, но особенно не выделывайтесь. Если вы с кем-нибудь поссорились или помирились, не нужно свое отношение к этому человеку переносить в реальность. Впрочем, не маленькие, сами должны понимать. Сегодня учимся до четырех вечера, потом продолжим заниматься в нашем холле. И, пожалуйста, не опаздывайте, как вчера, нужно уважительно относится друг к другу. Некоторым не очень приятно ждать других по полтора-два часа.

— Девочки сегодня в каком кабинете? — Насмешливо осведомилась рыжеволосая Яна.

Я понемногу просыпалась, поэтому в голову мне начали пробираться более-менее сложные мысли. Первое, что я подумала — это то, что Яна уже не один раз имела случай «отметиться», но тогда старшей была Полина. Интересно, сейчас, в ее отсутствии, не решится ли наша доморощенная диссидентка на более решительные меры?

— Как хотите, — ответила я.

Ребята начали переглядываться. Я поняла, что не вовремя принялась вводить демократизацию.

— Мальчики — в двести семнадцатой, — сухо скомандовала я, чуть обескураженная своей ошибкой.

— Дорвалась! — Услышала я шепот за спиной, с трудом сдержала порыв повернуться. Вроде бы это сказала Яна.

Тоже мне… даже не знаю, как бы ее обозвать… поласковее…

В лифте мы должны были ехать по одному. На правах старшей я воспользовалась кабинкой первой. Следующим поднялся Марек и поманил меня в сторону.

— Всё в порядке? — Коротко осведомился он.

— Да, — я даже, наверное, заулыбалась, обрадованная такой заботой.

— Нечего лыбиться. Тебе ничего не показалось странным?

— Что мне должно было показаться странным? Яна?

— Какая еще Яна? Рыжая? — Марек скривился так, что мне сразу стало ясно, что он про неё думает. — Обычная бытовая грубиянка. Она тут не при чём. Я про ребят, которые извиняться пришли.

— А что? — Удивилась я. — Хорошие ребята. Точнее, насколько они хорошие — не знаю, но поступили они очень даже очень.

— Трудно с тобой, Бахмурова, — вздохнул мальчик. — Иванова сразу бы всё поняла. Даже без меня. А ты ничего не видишь, даже когда я тебе об этом напрямую говорят.

— Напрямую?

— Напрямую!! — Заорал Марек так, словно перед этим долго сдерживался. — Ты что, не понимаешь, что здесь не может быть таких хороших и наивных мальчиков, которым дали по морде — и они приходят извиняться. Если бы они принялись отлавливать нас поодиночке и избивать до полусмерти — вот этому я нисколько бы не удивился. А то, что они извиняются — это, даже с натяжкой, детским садом не назовешь. Ты настолько наивна, что готова поверить в любую ерунду!

— А зачем они тогда…?

Марек помрачнел.

— Мне кажется, что на втором курсе есть свой психолог. И еще мне кажется, что с его помощью все свои шаги второкурсники просчитывают до миллиметра. Может быть они и пришли извиняться только для того, чтобы ты предложила им перейти на нашу сторону. Вспомни точно, что они тебе говорили

Я пересказала дословно.

Марек схватился за голову:

— Ты что — на самом деле ничего не поняла? Они тебя планомерно подводили к мысли, что их староста — никуда не годный руководитель, что у них внутри курса полный разброд, они только и ждут, чтобы пришел кто-нибудь добренький и взял их под свое крылышко.

— Прости, Марек, я этого не поняла.

На этот жалкий лепет мальчик не обратил никакого внимания, и досадливо отмахнулся рукой, словно от надоевшей мухи:

— Да ну тебя!

— Что же нам делать?

Не в силах устоять на ногах, я уселась на корточки, снизу вверх глядя на своего собеседника. Наверное, у меня был слишком уж несчастный вид, Марек смягчился. Это проявилось только в том, губы его перестали кривиться в презрительной усмешке, зато из той речи, что он приготовил для меня, подозреваю, он не изменил ни одного слова.

— Всё человечество делится на две группы: ведущие и ведомые. Вторых гораздо больше. К ним ты и относишься. Я тебе об этом говорил минуту назад, а сейчас только лишний раз убедился. Стоит только кому-нибудь сказать тебе, что и как нужно делать — ты тут же это сделаешь. А чтобы додуматься до чего-нибудь самой — это со скрипом; даже если и сподобишься, будешь сомневаться и десятки раз, а потом и других будешь утомлять всякими вопросами. Тебе с твоими талантами нужно в одной комнате с Ивановой жить, чтобы ей было, кому в жилетку плакаться — и больше никуда не высовываться. Очень удивляюсь, что Иванова именно тебя на свое место поставила, а не кого-нибудь еще.

Марек, конечно, мастак говорить всякие гадости, но здесь он превзошел самого себя. Я почувствовала, что лицо заливает краска — но это было то единственное, что осталось от той, прежней Насти. Именно в этот момент я ощутила себя совсем другой. Нынешняя Настя Бахмурова, опустив глаза, чтобы не было заметно выражение лица, лихорадочно просчитывала варианты своего дальнейшего поведения. Обидеться? Именно этого, наверное, Марек и добивается, чтобы увидеть, как я, обиженная, буду себя вести. Надавить на то, что он — мальчик, а я — девочка? Для него я в первую очередь ВРИО Ивановой, а потом уже — всё остальное. Пристыдить? Это будет совсем не в моём характере, ни в прошлом, ни в нынешнем. Оставалось одно — смириться. Если говорить совсем уж честно, сделать это для меня было проще, чем что-либо еще; притворяться почти не пришлось.

— Да, Маречек, ты прав, прости, пожалуйста.

С его лица пропала напряженность (или мне это только показалось?)

— Мне от твоего «прости» ни тепло ни холодно. — Лицо его исказила кривая усмешка. — Никогда не имел возможности сражаться на психологической дуэли. Что же…, — мальчик вдруг цепко схватил меня за грудки. — Короче так, Бахмурова, если ты без меня старшекурсникам хоть слово скажешь, я тебя уволю без выходного пособия. Ты меня поняла?

Я его не поняла, тем не менее быстро-быстро закивала головой. На мгновение Марек показался мне сумасшедшим, и я слегка испугалась.

— Давай, топай. И не вздумай чудить — урою!

А вот это уже — чисто уголовный жаргон. Теперь бы я нисколько не удивилась, если бы узнала, что стажировку по какой-нибудь психологии преступного мира (если такой предмет у психологов есть) Марек проходил на Клатре.

Он ушел, а я едва-едва начала приходить в себя. В первый день нашего знакомства Марек казался мне глупеньким несчастным парнем, мне его даже было жалко. Теперь же у меня в голове не могло уложиться, каким образом я могла ТАК о нем думать. Это же просто монстр в человеческом обличии! Неужели я раньше не видела какие у него глаза? Тем более, он постоянно носит толстые плюсовые линзы, его глаз я просто-напросто не могла не заметить!

Рядом очутились Марина с Ромой. Марина всегда умудрялась оказываться в эпицентре происходящих событий. А Рома, подозреваю, в отсутствии Никиты решил стать моим телохранителем. Вместе с Мареком, которого я сама попросила быть рядом, они составляли весьма живописную пару и очень походили на героев одного весьма популярного сериала, где сыщик-интеллектуал и сыщик-боец перемещались с планеты на планету и с успехом раскрывали всякие запутанные преступления. Марек даже внешне походит на сыщика-интеллектуала, тот был таким же полненьким и в очках. А вот Рома до роли бойца явно не дотягивает; слишком уж был маленький и щуплый.

— Что случилось? — Спросила Марина.

Я вцепилась в ее руку, как утопающий хватается за спасательный круг.

— Ничего особенного. Ты, Маришечка — одна из немногих, кто никогда никого не обманывает, за что ты мне и нравишься.

Она опустила глаза.

В нашем виртуальном корпусе за ночь все вещи разлетелись по своим местам в том самом порядке, в каком их расшвыривала Красная Шапочка. Тот самый «обратный операнд времени». Или «операнд обратного времени»? К сожалению, я не очень разбираюсь во всех этих технических терминах.

Теперь тут царило такое же благолепие, которое было во время нашего первого появления. Я уже успела позабыть, насколько тут всё красиво и здорово.

Интересно, что бы на моём месте сделала сейчас Полина? Наверное, уселась бы на главное кресло и толкнула какую-нибудь речь.

Кресло возвышалось в самом центре корпуса и очень напоминало таковое же в нашей с Полиной комнате. Я уселась в него. Ребята с интересом воззрились на меня. Я немного посидела и слезла вниз. Очень глупо что-либо говорить, если велика вероятность, что я сейчас в гордом одиночестве, а все люди вокруг — порождения программы.

Не говоря ни слова, я отыскала переход в библиотеку, обхватила руками шарик, холодный и тяжелый, словно сделанный из ядреной пластмассы — и тихо по-английски исчезла. Ну и ладно, что невежливо. Это Полина чувствует себя среди подопечных как рыба в воде, а мне: чем меньше вокруг людей, тем лучше. Тем более, таких вот — агрессивно настроенных.

Я даже забыла, что попросила Марека быть рядом, да это уже и не имеет значения. После того, как он в последний раз пообщался со мной, у меня исчезла всякая охота видеть рядом его лицо. Ромка — это ещё куда не шло, против него я ничего не имею, а вот Марек…

Мне подумалось, что Полина очень не вовремя решила съездить домой. Ребята еще не совсем привыкли друг к другу, ко мне, мы ничего не знаем, как с кем себя вести, что делать и каким образом, через месяц — экзамен, к которому нужно усиленно готовиться, а она…

Хотя, может быть, она всё сделала правильно. Кто знает, что будет у нас в классе через неделю-другую? Вполне возможно, что съездить домой для Полины самое время — именно сейчас. Тем более, я уже привыкла доверять Полининому чутью.

На первом этаже библиотеки совершенно случайно я отыскала крохотный уютный зальчик. Больше всего это было похоже на декоративную оранжерею. Между развесистыми растениями с разноцветными большими бутонами цветов то там то сям стояли скамейки. Мне удалось отыскать свободную.

С того места, где я устроилась, не было видно никого из остальных ребят, создавалось впечатление, что я в полном одиночестве. Прямо Сад камней какой-то, только в роли камней скамейки с учениками.

Где-то совсем рядом журчала вода. Ручей? Скорее, жалкая подделка под него. Чахлый ручеёк ржавой воды тёк по полу и с небольшой высоты падал в углубление на земле. Если уж тут, в «Штуке» настолько гениальные программисты, подумала я сразу, могли бы напрограммировать нормальный цвет ручья, а то первая ассоциация, которая рождается, когда смотришь на этот ручеёк — что он состоит из мочи.

Ладно, хватит думать про всякую ерунду, пора заняться делом.

Я уселась на корточки перед скамейкой, разложила по седушке список вопросов, ещё один листок, пустой, устроила в стороне, похлопала себя по карманам. Вот незадача, ручку не взяла! Такая простая вещь, напрограммировать её ничего не стоит — минут пять, не больше, с этим даже я могу справиться. Однако моя платформа, с которой я могу заняться программированием далеко, а здесь — где её взять? Такая простенькая вещь, и в этом мире, и в реальном, а её отсутствие может серьёзно испортить жизнь.

Попросить у кого-нибудь?

Оставив на скамейке листы с вопросами, я тихонько побрела на поиски приключений, каковые не замедлили начаться. Не успела я сделать нескольких шагов, как наткнулась на скамейку, где расположились двое. Если бы я успела понять, чем они занимаются. то, конечно, исчезла бы со всевозможной быстротой. К сожалению, они заметили меня первыми и отстранились друг от друга.

— Чего тебе? — недовольно осведомился мальчик. Очень даже плотный, черноволосый, лет двенадцати. На меня он смотрел крайне недружелюбно.

Конечно, тут любой будет недоволен, если ему помешать целоваться. Глубоко из подсознания ко мне пыталась пробиться мысль, что, может быть, он делал что-нибудь ещё, слишком уж свободно держались джинсы у него на поясе, это было видно даже под толстым вязаным свитером. Однако дальше подсознания эту мысль я не допускала. Маленькая я ещё думать о таких вещах.

— У вас ручки не будет? Или печатника какого-нибудь? — Залепетала я. — А то я забыла, а мне обязательно нужно…

— Держи! — Сказал мальчик, открывая свою сумку и протягивая мне печатник. — С первого курса?

Я молча кивнула.

— В следующий раз никому в этом зале не мешай, иначе отгребёшь по полной программе. Ясно?

— Ясно. Спасибо Вам! Всего хорошего!

Я даже не помню, как добралась до своей скамейки.

Вот мне и урок на будущее. Нужно ребят предупредить, что есть у нас такая комната… как бы её назвать политературнее? Во: «Комната психологической разгрузки»! Если кто-нибудь из старшекурсников находится в ней, то мешать ему нельзя, иначе можно «отгрести по полной программе».

Опять же, закономерный вопрос: а вдруг эта комната — только в моём виртуале? Вдруг Программа даёт каждому, как говориться, по мере его испорченности?

Да, пожалуй, будет лучше, если я промолчу. Навряд ли ребята с нашего курса потеряют много очков на такой глупости, как вот эта. Всё, решено. Это — точно не моё дело!

Мне необходимо заниматься совсем другим. Если уж Полина так не вовремя исчезла, я, находясь на её месте, обязана придерживаться её политики. Как она вчера говорила? Если мы находимся в школе, то мы должны учиться, а всё остальное по мере возможности оттеснять на второй план. Итак — учёба. Для начала необходимо всесторонне проанализировать список вопросов; до сих пор у меня нашлось время только бегло просмотреть их.

Анализ занял минут десять. Однажды я уже имела возможность просматривать вопросы, но тогда меня больше интересовала их тематика и содержание. Теперь же мне приходилось «взвешивать» каждый вопрос, анализировать его зависимость от других вопросов, пытаться объединить сходные между собой. Аналитика — это мой конёк. Разбираясь с множеством сложно зависимых друг от друга данных, я как никогда раньше чувствовала себя в своей тарелке.

«Глобальных», вопросов вроде вчерашнего второго про теорию матриц и тензорное счисление, оказалось совсем немного — шесть, бОльшая часть остальных так или иначе входила в них.

Через полчаса я составила список новых вопросов. Точнее, вопросы остались старыми, я просто поменяла их местами и систематизировала. Они стали выглядеть не так страшно, как вначале, и теперь напоминали экзаменационные билеты на первых-вторых курсах среднестатистического ВУЗа.

Первое — сделано, против строчки с этой циферкой можно поставить жирную галочку. Теперь — второе: нужно срочно раскрутить громадный маховик машины, которую условно назовём «самостоятельным обучением». Скорее всего, сначала ребята будут упрямиться; кто-то не захочет слушать лекции, кто-то — читать. Должно пройти совсем немного времени, чтобы всем без исключения стала понятна выгода такого способа обучения. Кстати, неужели никто из старшекурсников до этого не додумался? Надо бы узнать при случае, как и у них поставлен учебный процесс. Хотя, как узнаешь, с ними поздороваться — и то страшно. Ладно, сейчас об этом думать не обязательно.

Я закрыла глаза и откинулась на спинку кресла, вспоминая в алфавитном порядке анкеты своих одноклассников.

Итак, Агалакова Катя. Она — по спортивной части, пояс по карате, две победы в небольших зональных соревнованиях… Да, пожалуй, ничему хорошему она нас научить не сможет. Точнее, уметь драться — это, может быть, довольно полезная вещь, но не в данной конкретной ситуации.

Следующая — Батюкова Полина. Эта барышня (так называет нас — девочек — Никита) утверждала, что очень хорошо знает астрономию. Флаг в руки: у нас как раз четыре вопроса касаются основ астронавигации. Зачем нам — политическим Навигаторам — знать настоящую — астрономическую навигацию — ума не приложу. Но, если есть вопросы, должен быть и ответы.

Теперь — Бахмурова Настя, то есть я. Что касается лично меня, то с удовольствием прочитала бы курс лекций по логике или хотя бы по статистике — в этих науках я ориентировалась как рыба в воде. К сожалению, вопросов по этим предметам пока нет, вполне возможно, они появятся позже; не надо забывать, что мы всё-таки первый месяц учимся. Резюме: мне пока можно отдохнуть.

Следующее до боли знакомое имя — Белохвостиков. Если дело будет касаться денег и иже с ними — тут ему равных не будет. Кстати, восемнадцатый и девятнадцатый вопросы немного задевают финансовую систему — вот их-то и нужно предложить Коле. Если тот отговорится тем, что работает директором банка и занят по самую макушку — у него есть целых четыре заместителя — кого-нибудь из них по любому получится уломать.

Гранина Надежда. Множество самых разных призов на Олимпиадах по физике. Без комментариев.

Дронов Алексей Вячеславович. Я невольно улыбнулась, вспомнив этого мальчишку. Когда я заполняла анкеты, то заболталась с ним, узнала кучу всякой информации, но только не ту, которая на самом деле нужна для работы. Ладно, у меня ещё будет возможность узнать, чем он увлекается.

Иванова Полина Германовна. Пропустим.

Кирилин Марек — психолог. Тоже комментарии, надеюсь, не требуются. Тем более, читать лекции — это для него привычное дело, пусть и ведёт психологию во всех её видах…

Я открыла глаза только добравшись до Черкасова Володи, в списке он оказался последним.

Всех, вроде, распределила. Слава Богу. А договариваться с ребятами, само собой, буду в реале. А ещё лучше, если подписывать договоры с ними будет моя соседка по комнате. Посмотрим, как всё повернётся.

Эх, быстрей бы Полина приехала!

Некоторое время я сидела в кресле, слушая журчание воды и представляя, что я на лесной лужайке. Воображение никогда не было сильной стороной моей личности: сколько я не тужилась, из головы упорно не выходил мутный ржавый ручеёк на полу.

Вот незадача: даже отдохнуть у меня по-человечески не получается. А работы, между прочим, я за неполный час сделала столько, сколько среднестатистическому человеку на день хватило бы.

И тут я неожиданно вспомнила одну странную вещь: тому мальчишке, на которого я случайно наткнулась в этом зале совсем недавно, было лет двенадцать-тринадцать. Как такое могло произойти, если оболочки в этой школе дают один раз — и на весь период обучения? Девочке, которая была рядом с ним — да, ей было восемь, сколько и должно быть. Но почему же мальчишка такой взрослый?

Чем больше проходит времени, мелькнуло у меня в голове, тем больше несуразностей и странностей во всём происходящем я нахожу. Но ведь должно это когда-нибудь закончится?

Всегда любила решать логические задачки. С каждым часом, что я провожу в стенах этой школы (сразу вспоминается Михаил Сергеевич с его «стенами нашей школы»), у меня крепнет ощущение, что сейчас я очутилась внутри самой большой и самой интересной загадки из всех, что мне попадались во всей моей жизни. Вот бы её решить!

По собственному опыту знаю, что чем сложнее задачка, тем проще бывает ответ. Один-единственный символ — и тут же распутываются сотни логических клубков, все допущения становятся фактами, подозрения — уверенностью, всё зыбкое и туманное приобретает чёткость форм и очертаний, все сомнения отпадают и является Истина — голая и безоговорочная. Тут же всё становится понятно — что, зачем и как происходило, почему всё было именно так, а не иначе. Именно поэтому я была более чем уверена, что ответ на многочисленные здешние загадки будет очень простой и очевидный. К сожалению, я даже близко к нему пока ещё не подобралась.

Ладно, все организационные вопросы решены, чем бы теперь заняться? Как я не оттягивала этот момент, но всё-таки нужно топать в библиотечный зал. Вот ведь как бывает в жизни: раньше я ни за что бы не подумала, что когда-нибудь буду бояться идти в библиотеку. Какой зал сегодня осчастливить своим появлением? В десятом — стреляют, в восьмом — можно получить по голове пропеллером, зато там Саша. Во втором пол качается, иногда с переворотом на сто восемьдесят градусов. В тамбуре четвёртого читального зала можно бродить несколько дней — и не добраться до пункта назначения.

А что в остальных? Готова поспорить на что угодно, все люди, которых я знаю, начиная от моего папы и заканчивая Никитой, тут же бросились бы это выяснять.

Все, только не я.

«Пойду в восьмой. Саша говорила, что там проще всего проходить, надеюсь, она не шутила»

В библиотечных коридорах царило обычное оживление. Я столкнулась с двумя нашими мальчишками. Вчера, когда я заполняла на них анкеты, один из них пытался угостить меня полузасохшими булочками с каким-то непонятным вареньем, утверждая, что это «очень вкусно». Пришлось, зажмурившись, съесть одну, чтобы лишний раз не обижать человека.

Я окликнула мальчишек, они переглянулись с одинаковыми кривыми усмешками и пошли дальше. Даже булочка вчерашняя не помогла. Делают вид, что не знают меня, что ли? Зачем? Сначала я даже немного обиделась, но потом до меня начало кое-что доходить.

Допустим, всё, существующее вокруг меня, — это мой личный виртуал. Точнее, мне даже допускать ничего не нужно, — это известно точно. Программа, создающая его, должна держать в памяти, множество разных параметров, от, например, количества читальных залов и интерьеров в них, и до психологических тонкостей характеров тех искусственных персонажей, с которыми я общаюсь. Допустим, я с кем-то поссорюсь или, наоборот, помирюсь — и это нужно запомнить. Плюс ещё необходима синхронизация с поведением реальных людей в реальном пространстве (которая, кстати сказать, работает из рук вон плохо, недаром мы вычислили, что происходит в Сети, уже на второй день пребывания в школе). Всё это требует огромных системных ресурсов. «Нейроны» — не спорю, очень сильные машины, но даже их быстродействия, похоже, для решения всех здешних проблем не совсем хватает. Именно поэтому время от времени возникают такие вот программные глюки, когда знакомые люди вдруг становятся незнакомыми, кто-то здоровается с тобой два раза, а уж про всякие мелочи — этого и говорить не стоит. Если, к примеру, обратить внимание на детали интерьера, подозреваю, они будут сильно отличаться. Сегодня, допустим, шторы в четвёртом зале — жёлтые, завтра — зелёные, послезавтра вместо штор будут жалюзи, а на следующий день база данных загрузится не полностью — и окон не окажется вообще.

На четвереньках я преодолела «тамбур», не без юмора размышляя, что такой способ передвижения для меня становится более чем привычным, открыла дверь в читальный зал, тут же вскочила на ноги, чтобы не подвергаться насмешкам читающей публики — и окаменела. В зале никого не было. Ровными рядами стояли пустые столы, на некоторых лежали книги — и развёрнутые и закрытые, лампы с синими абажурами (вчера вроде были зелёные… или нет?) бросали на деревянные столешницы ровные яркие круги — вокруг царило полное спокойствие и умиротворение. Только вот люди куда-то подевались. Создавалось полное ощущение того, что прозвучал какой-то сигнал — все встали, а потом дружно и организованно покинули помещение.

Я была очень близка к тому, чтобы в полной панике проделать тоже самое — и внезапно ВСЁ поняла!

Точнее, поняла я не всё, для этого не хватало исходных данных, но то, что мне стало ясно — именно это меня мгновенно успокоило. Впервые за всё то время, что я проучилась в «Штуке» меня охватило чувство настолько сильного восторга. Хотелось прыгать по библиотеке, переворачивать полки с книгами и кричать во всё горло. Подумать только, у меня получилось!

Теперь мне стало понятно, что происходит на здешнем Сайте!

И я прямо сейчас проверю обоснованность моих выкладок!

Скрывая безумную радость, я немного покопалась в картотеке, отыскала книгу по истории банковского дела, уселась в кресло и не без некоторого злорадства с деланным безразличием принялась перелистывать страницы. Как и у всех очень старых книг бумага была тёмно-жёлтой и очень шершавой — казалось вот-вот фолиант рассыплется и оставит после себя на столе горстку праха.

Некоторое время ничего не происходило, потом входная дверь отворилась и появился мальчишка, с некоторым удивлением оглядел пустой зал, стрельнул глазами в мою сторону, принялся рыться в картотеке, время от времени бросая на меня беспокойные взгляды, наконец не выдержал.

— Ты чего здесь одна? — Спросил он.

— Понятия не имею. — Эту фразу я произнесла как можно более безразличным голосом и глаза постаралась сделать наивные и бесхитростные, словно у цыплёнка, который только что высунул голову из яйца. Не знаю, насколько хорошо у меня это получилось, я никогда не умела хорошо притворяться, но мальчишка ушёл ещё более озадаченным, чем до разговора со мной.

Вскоре начали подтягиваться остальные ребята, и уже через несколько минут читальный зал приобрёл обычный вид.

— Бахмурова, тебе по голове сразу дать или ты сначала что-нибудь скажешь?

Я вздрогнула, обернулась и покаянно потупилась. Рядом со мной сидел Марек.

— Сначала ты просишь, чтобы я не отходил от тебя ни на шаг, а потом исчезаешь неизвестно куда, — принялся выговаривать он мне громким шёпотом. — Мне что — делать больше нечего — искать тебя по всем сёлам и весям?

— Когда я тебя просила, ты ещё не наорал на меня.

— Во-первых, я не орал, а спокойно объяснял, кто ты такая; ты ещё не видела, как орут и как ору я, иначе бы не забыла. Во-вторых…

— Заткнись!

Это коротенькое слово оказало на Марека сильнейшее действие: впервые за всё время нашего знакомства я увидела его удивлённым: рот его приоткрылся, глаза, и без того сильно увеличенные толстыми плюсовыми стёклами, стали ещё больше.

— Это ты мне?

— Кому ещё? — Гримасе, которую я сделала при этих словах, вполне мог позавидовать какой-нибудь зловещий киношный персонаж. — Уйди отсюда по-хорошему, иначе сам в лоб получишь! — Марек сделал шаг назад, прямо сидя на стуле) — Сначала говоришь всякие гадости, а потом удивляешься: «Чего это меня, мол, никто не любит». Считай, что чашу моего терпения ты переполнил. А если совсем честно, то мне уже надоело притворятся примерной девочкой, так нашим ребятам и передай, — мне удалось прошипеть эту фразу несмотря на полное отсутствие в ней шипящих согласных. — С этой минуты я начинаю новую жизнь. Теперь вы все будете молиться, чтобы Иванова побыстрее вернулась. Всё, вали!

В подтверждение серьёзности своих намерений я открыла «Историю банковского дела», с видимым наслаждением вырвала первую страницу, с названием, оторванную страницу разорвала на две части, потом — ещё на две части, бросила их на пол, то же самое проделала со второй страницей, с третьей, с четвёртой. Почти все ребята, находящиеся в библиотеке, оборачивались и смотрели, что я делаю. Когда я отрывала пятую, Марек исчез. Вот только что сидел на стуле рядом, вытаращенными глазами смотрел на разбросанные по полу страницы — и его уже нет. Стул был пуст. Пропал даже небольшой пакет, который мальчик притащил с собой и повесил на спинку своего стула. Интересно, что в нём было?

А потом динамика пространства резко снизилась. Движения ребят замедлились, стали тягучими и плавными, словно они вдруг очутились под водой; скорость и, как прямое следствие этого, тембр голосов стали уменьшаться, пока не переросли в неразборчивое басовитое гудение…

Наконец, всё застыло.

Я — единственная в читальном зале — оставалась в ясном физическом и моральном состоянии и окружающее воспринимала вполне адекватно. Полная неподвижность ребят продолжалась минуты три. Я за это время успела пройти между рядов, заглянула в несколько раскрытых книг, лежащих на столе, попробовала перевернуть одну страницу, но та не поддалась: вся книга казалась высеченной из единой глыбы. Парадокс замедления времени.

Я этому нисколько не удивлялась; скажу даже больше: чего-то подобного я и ожидала.

Всё вокруг осветилось желтовато-зелёным светом, по стенам, по потолку быстро пробежали ряды непонятных символов. Не успела я опомниться — окружающие меня люди снова пришли в движение. Всё стало так же, как и раньше, за некоторыми исключениями; например, пропала разорванная мной книга, исчезла девочка, которая сидела ближе всех к нам с Мареком, ушёл в небытие громадный книжный шкаф, занимающий пространство противоположной от двери стены.

Все мои выводы полностью подтвердились, причём так явно, что у меня исчезли всякие сомнения в собственной правоте. Теперь я постараюсь объяснить, что именно произошло.

Ответ на загадку пустого читального зала, а так же на десятки других, возникающих за последние несколько дней, оказался более чем прост. Я совсем недавно говорила, что чем сложнее задача, тем проще ответ. Так и вышло.

В аналитике очень важным является правильная постановка вопроса. Зачастую в нём — уже половина ответа. Я попыталась ПРАВИЛЬНО сама себе задавать вопросы.

Примем за аксиому, что всё, происходящее вокруг — зачем-то и кому-то нужно. Зачем и кому — это уже вопрос из совсем другой оперы.

Итак: для чего каждому ученику «Штуки» отдельный виртуал? Почему бы не сотворить один виртуал на всех? Да потому что единственная задача, которая стоит перед неведомым «кукловодом»: воздействовать на нас, на нашу психику, а мы все разные, словно небо и земля. Чего стоит хотя бы Мариша со своими куклами и котятами, то бишь нарисованными чёртиками, и Никита со своим нездоровым интересом к программированию и к сетевым наркотикам (почему-то это мне больше всего запомнилось, наверное, из-за Полининой реакции). Каждый из ребят нуждается в личном подходе — и он его получает. Как проще всего воздействовать на психику? Через наиболее уязвимое место. Что лично для меня является ахиллесовой пятой? Я никогда не скрывала своих способностей к аналитике. С глубокого детства любила решать академические задачи по формальной логике. Я этим занималась до тех пор, пока мне это не надоело: всё, что мне попадалось оказывалось слишком простым. Мне было достаточно один раз прочитать условия любой задачи, даже очень сложной, — и я тут же видела все варианты ответов. То есть, моё мышление настолько упорядочено и логично, что вывести меня из психологического равновесия может только одно: необходимость существовать в мире, где напрочь отсутствует всякая логика. Мне даже стало стыдно, как я раньше до этого не додумалась.

Впрочем, это всё были чисто формальные выводы, их нужно было проверить. Как? Очень просто! Каждый виртуал настроен на определённого человека, на его поведение, на каждое моё действие Программа должна отвечать соответствующим образом. А если повести себя неадекватно? Причём настолько неадекватно, что нужных ответов у Программы не останется?

Я исполнила задуманное — и то, что случилось, превзошло все мои самые смелые ожидания: сначала из виртуала «стёрся» Марек, а потом, когда после этого накопившиеся противоречия не исчезли, перезагрузился весь виртуал. Конечно, было бы проще стереть одну меня, но это единственное, что Программе оказалось недоступно: я здесь была единственным физически существующим человеком.

Итак, сегодня во что бы то ни стало нужно поговорить с ребятами и выяснить, насколько наши виртуалы отличаются друг от друга. Подозреваю, что, чем больше сами ребята не похожи друг на друга, тем сильнее не совпадают их виртуалы. Прямо какой-то библейский принцип: каждому по делам его, точнее, по его душевному устроению.

Во всех событиях, даже самых обыденных и банальных подсознательно ищешь логику? Вот тебе мир, где логикой и не пахнет!

Любишь возиться с техникой? Вот тебе виртуал, где вся техника — биотическая, созданная макроранами. Отвёрткой и паяльником тут ничего не сделаешь, нужно вооружаться как минимум инструментарием генных инженеров, а в биологии парень — полный ноль. (Это я снова о Никите) И как прикажете жить?

Интересно, а что Маришку делать заставляют? Таскать за хвост котят? Отрывать головы у кукол? Сжигать красивые рождественские открытки?

Теперь я точно знала, что вся компьютерная реальность в моём виртуале — искусственная, ни одного живого человека здесь нет. Интересно, с чего это Никита взял, что виртуалы время от времени пересекаются? А что бы он сказал на то, что я перезагрузила виртуал, не выходя из него? (А то он всё считает себя компьютерным гением!)

После некоторого размышления я решила всё-таки ничего ему не говорить. Если он на самом деле умный, то в любом случае очень скоро придёт к тем же выводам, что и я. А вот отношения с Никитой из-за своего длинного языка я могу очень быстро и легко испортить. Навряд ли ему понравится, что какая-то девчонка с помощью логических умозаключений узнала больше, чем он сам со всеми своими знаниями, умениями и амбициями.

В тот момент я впервые вывела для себя принцип, которые впоследствии неоднократно подтверждался: в аналитике самое главное — это не способность сложить два и два, а умение держать результат в тайне.

Пропавшая у меня со стола при перезагрузке книга появилась на прежнем месте в целом виде. Я посмотрела на обложку: книга та же самая «История банковского дела». Интересно, почему я именно её взяла? Ах, да, мы же банк открываем, было бы неплохо хоть что-нибудь о деньгах почитать, хотя бы посмотреть значения терминов, которые вчера испугали Полину.

Я открыла первую страницу и снова прозрачным взглядом уставилась прямо перед собой. Я думала о Саше. Когда мы с ней познакомились (в реале, кстати), она, с самыми добрыми, как мне тогда показалось, намерениями, пригласила меня в восьмой читальный зал и сказала, что занимается там. Неужели она, учась на втором курсе, до сих пор не знает, что виртуалы у всех — разные?! Максимум, на что я могла бы рассчитывать — встретиться с её виртуальной копией, а она встретилась бы с моей — и этим дело бы ограничилось. А то, что наговорила мне та, поддельная Саша — это как позволите понимать? Делить всё на четыре? На восемь? Понимать всё с точностью до наоборот? Но ведь я кое-что уже успела разболтать нашим ребятам!

Я закрыла глаза (как делала всегда, чтобы максимально сосредоточиться; не мешают внешние раздражители) и принялась подробно вспоминать весь наш разговор.

Первое, о чём мы сразу заговорили — это о том, что вся территория «Штуки» находится под контролем аудио- и видеодатчиков объёмного сканирования, от которых в принципе скрыться невозможно. Ребята придумывают всякие способы избавится от контроля Программы, и это, похоже, отнимает у них львиную долю времени. Ни в коем случае нельзя называть Красную Шапочку по имени, потому что тогда она сама начинает прослушивать, что о ней говорят.

Второе — Красная Шапочка. Неизвестно, кто она такая — хотя бы человек или компьютерная программа. В любом случае, возможности её почти не ограничены. Дело доходит до того, что эта симпатичный киношный персонаж бродит по реалу и по виртуалу, немало ни смущаясь тем фактом, что это — два разных мира со своими сильно отличающимися друг от друга физическими законами, причём один из миров — реален, второй — не совсем реален, точнее, совсем не реален.

Третье. Все курсы в «Штуке» живут сами по себе, взаимодействуя друг с другом минимально, в основном на коммерческой основе. Дружба ребят из разных классов не приветствуется, а замеченные в этом могут понести наказание.

И последнее. Обучение в «Штуке» зачем-то разбавлено эпизодами байм. Зачем — пока ещё не совсем ясно.

Это — пожалуй, всё.

На восьми аксиомах зиждется фундамент современной классической геометрии. Лобачевский изменил с плюса на минус знаки в четырёх из них — и возникла новая геометрия, названная его именем.

То же решила сделать и я. Всё, что мы узнавали в реале, я оставила как есть, а в тех сведениях, которые мне сообщала Саша в виртуале, я поменяла знаки. Мне самой было крайне интересно промоделировать, что получится, если принять простенькое допущение: всё, сказанное моей недавней подругой — ложь.

А картина мира, которая явилась моему взору, потрясала воображение.

На территории «Штуки» отсутствуют все виды контроля, хотя очки почему-то время от времени слетают… Стоп! Ведь слетают они только тогда, когда мы в виртуале. Когда же мы, допустим, в холле, то ничего подобного не происходит. Вот и разгадка! А Программа посредством Саши пыталась меня, а моим посредством и всех ребят, убедить в том, что она гораздо глобальнее, чем есть на самом деле.

Далее. Красная Шапочка имеет не такую демоническую сущность, как это кажется на первый взгляд. Обычный виртуальный персонаж, правда, донельзя вредный. Единственный вопрос: каким образом она выходит из компьютера? Ладно, этот вопрос оставим на потом.

Третье. На самом деле ничего особенного в отношениях классов между собой нет. Ребята запросто дружат друг с другом, так, будто учатся в самой обычной школе. Только вот старшеклассникам не очень интересно водиться с малышами, у них достаточно своих, «взрослых», проблем, поэтому мы оказались в своеобразном бойкоте.

Программа всеми доступными ей средствами пытается укрепить в нас уверенность, что она — глобальнее и мощнее, чем есть на самом деле. Пока всё логично, да? Покоя мне не давал один-единственный факт: наше с Сашей знакомство. Если бы мы с ней впервые встретились в виртуале, я бы про чернокожую девочку постаралась забыть как про очередной нездоровый глюк. Но ведь она находясь в реальном мире зачем-то предложила мне встречу в виртуале? Или она заодно с Программой?

Очень вовремя я вспомнила подозрения Марека о том, что на втором курсе работает психолог, едва ли не сильнее его самого. А если и Санька и иже с ней пляшут под его дудку?

Пожалуй, самое умное, что мне остаётся сделать в данной ситуации — это отыскать в реале мою вчерашнюю подружку и проверить, насколько правильны мои выводы. Заодно посмотрим, насколько хорошо работает голова у Марека. Прямо про своего психолога Сашка, конечно, не скажет, да я и не такая глупая задавать вопрос в лоб. А вот по всяким оговоркам, да и так, между строчками, вполне можно прочитать нужное, главное, знать, что именно тебе нужно.

Время приближалось к трём часам. Я вспомнила, что назначила ребятам встречу в нашем корпусе в четыре. Пожалуй, ещё пятнадцать-двадцать минут — и нужно будет собираться. А то неудобно получится: других ругаю почём зря за опоздания, а сама опаздываю.

Я опустила глаза в многострадальную книжку. Мало того, что я сегодня её рвала, я умудрилась открыть её на первой странице и за полтора часа не прочитать ни строчки! Такого со мной ещё не было.

«История банковского дела».

Я заставила себя углубиться в текст. Уже после первого абзаца я надолго задумалась. Перечитала его ещё раз — и у меня возникло острое желание увидеться с Белохвостиковым. Прямо сейчас, сию же минуту. Идея, которая пришла мне в голову, была настолько сумасбродной, что вполне могла бы сработать.

Я быстренько собралась, проще говоря, отыскала то место, откуда я брала книгу, а потом, быстро, насколько это возможно, направилась к выходу. Мне опять пришлось бродить под дождём между одинаковыми корпусами, отыскивая нужный. Сразу подумалось, что нужно бы сказать Никите, чтобы он сделал переходы: по одному на каждого. Не откажется ведь, я надеюсь, это не так то уж и сложно. И как-то нужно придумать, чтобы эти переходы были всегда с собой. Это — последнее — самое сложное — потому что их нужно в чём-то носить. Значит, ещё сумки нужно наколдовать. Маленькие, поясные, которые будет удобно с собой носить И тоже сорок — чтобы всем хватило.

Нос к носу я столкнулась с каким-то парнем. Он шарахнулся от меня в сторону и убежал крупными прыжками, словно в фильме, где действие происходит в невесомости. Я уже устала всему удивляться, поэтому просто тупо посмотрела ему вслед и пошла дальше.

В нашем корпусе царила полная идиллия: тихонько потрескивал камин, уютно тикали откуда-то появившиеся на стене часы. (Или они тут были, и я просто не обращала на них внимания?) Из детей там был только Марек. Мрачный, он сидел за столом в углу зала и нервно перелистывал какую-то толстую книгу. Я сразу поняла, что, когда он увидел меня, с трудом сдержался, чтобы не вскочить и не запустить этой книгой в мою сторону.

— И как это понимать?

Я присела чуть поодаль, от приторно ласкового голоса моего собеседника мне было не по себе. А если учесть, что мы тут одни…

— Что?

— Всё, — кратко ответил Марек. Стёкла его очков зловеще блеснули. — Во-первых, меня крайне интересует, всерьёз ли ты говорила, по поводу того, что тебе надоело быть хорошей девочкой и далее по тексту. А во-вторых, когда здесь соберутся все наши ребята, ты объяснишь нам, как ты выбросила меня из читального зала. А уж потом мы будем решать, что с тобой делать дальше.

— Куда я тебя выбросила? — Всё ещё не понимала я.

— Сюда. Я не успел и моргнуть — уже сижу тут с этой идиотской книжкой на коленях!

Он отбросил том в сторону. Я успела прочитать вытесненное золотом на чёрном фоне название «Зигмунд Фрейд. Собрание сочинений». Не сказала бы, что это самое лучшее чтение для воспитанного десятилетнего супера. Впрочем, Марек — психолог, это его профессиональная литература.

Только вот оформлена книга почему-то словно Библия — такой же строгий стиль, толщина, чёрная обложка, золотые буквы названия.

— Ты на самом деле считаешь, что во всём виновата я?

— А кто ещё?

— С какой-то стороны это верно, но с другой… Ты ведь не настоящий. Я это прекрасно знаю. И ты это знаешь. К чему притворятся? — Я положила подбородок на переплетённые пальцы рук, всей своей позой выражая абсолютное спокойствие и даже скуку. — Я аналитик, Марек. Говоря иначе, факты, которые я узнаю, не просто откладываются в голову в изолированные друг от друга ячейки, эти ячейки активно взаимодействуют между собой и создают новые факты. Понимаешь? Мне точно известно, что происходит на нашем сайте. Сейчас программа пытается хоть как-нибудь сохранить статус кво, именно поэтому тебя сюда и послали, а не перезагрузили вместе с остальным виртуалом. Только всё равно я не поверю, что ты — настоящий.

— Настя, что за ересь ты несёшь? — Впервые за всё время нашего общения я видела на лице мальчика столь явные следы растерянности. — Я — ненастоящий? Ты хоть сама понимаешь, что ты сейчас говоришь?

— Ещё один «прокол», — лениво констатировала я. — Настоящий Марек меня по имени ни разу не называл.

— Ты не делаешь скидки на то, что ты вывела меня из психологического равновесия. — Мальчик горько усмехнулся, качнув головой. — Никогда бы не подумал, что я буду кому-то доказывать, что я — это я.

— Я могу задать тебе один-единственный вопрос, после которого ты перезагрузишься, — сказала я. — Программе, может быть, и известен ответ, но его слишком долго придётся искать, поэтому проще будет экстренно убрать тебя из виртуала.

— Задавай.

Я подошла к нему и прошептала в самое ухо:

— Фамилия у тебя на самом деле Кириллин, а вот имя — совсем не Марек. Как тебя зовут на самом деле?

Мальчик ошарашено приоткрыл рот.

— Как это?

— Если ты скажешь, какое у тебя настоящее имя, то сразу реабилитируешь себя по всем пунктам, — я, не отрываясь, смотрела на него, пытаясь уловить начало процесса трансформации. — Всем ребятам это давным-давно известно, а ты, болезный, думаешь, что всех обманул.

Последнюю фразу я добавила вслепую, навскидку, надеясь попасть в цель. Если Программа сейчас лихорадочно роется в архивах аудио- и видеоинформации, снятых с наших датчиков в холле, то ей совсем не обязательно знать, что о настоящем имени Марека известно только мне и Полине. Вместо того, чтобы проверять архивы только нашей комнаты, пусть-ка попробует проверить во всех двадцати, а потом ещё покопается в голосах со всех остальных датчиков: и в коридорах, и на первом этаже, и где там они есть ещё.

Честное слово, я не отворачивалась ни на секунду, только моргнула, а когда открыла глаза, то Марека уже не было.

Думаю, не стоит даже говорить, что я этому нисколько не удивилась, только лишний раз порадовалась правильности своих выводов, которые теперь подтвердились окончательно и бесповоротно.

И что теперь делать? Сидеть здесь и ждать четырёх часов, чтобы подтянулись все остальные ребята — по меньшей мере глупо. Этот виртуал — только для меня. Допустим, если я никого сегодня не дождусь и уйду в реал одна, то настоящие ребята об этом никогда нее узнают; они сейчас — каждый в своём мире, где я веду себя как воспитанная девочка, дожидаюсь всех остальных и мы покидаем недра Сайта вместе, как это и положено дружному классу.

Мимо меня, прямо около лица, проплыл шарик перехода. Я рефлексивно хотела его схватить, но вовремя отдёрнула руку. Не хватало ещё очутиться где-нибудь у чёрта на куличках, а выбираться потом придётся пешком, на своих двоих, под дождём, как это уже однажды произошло.

Интересно всё-таки получается. «У каждого свой виртуал» — это очень обтекаемая и вроде бы безобидная фраза. А что за всем этим скрывается? Ведь это же целый мир. Мой мир, в котором я сама устанавливаю правила, сама генерирую ход событий. Да, если я прямо сейчас выйду в реал, настоящие ребята об этом никогда не узнают (если только Программа не решит как-то синхронизировать моё исчезновение с их виртуалами). Но ведь те ребята, которых я встречу в моём виртуале завтра — они потребуют у меня отчёта, почему я исчезла, никого не предупредив.

Чем больше я размышляла над сложившейся ситуацией, тем труднее мне становилось дышать. От открывающихся возможностей в прямом смысле этого слова захватывало дух. Если мне не дают покоя лавры моей обожаемой соседки по комнате, здесь, в моей реальности, я запросто смогу сместить её со всех должностей и единолично командовать всем классом, да что там классом, целой школой! А настоящая Полина, как и все остальные ребята, об этом не будут иметь ни малейшего представления!

А я то считала, что разные виртуалы — это способ отдалить нас друг от друга. Как бы не так! Это — способ дать нам возможность самореализоваться, своеобразный психологический полигон, донельзя приближенный к реальности. И только от нас зависит, кем мы станем в этой реальности.

Последнее, о чём мне следовало бы подумать, это как распорядиться той информацией, которой я сейчас обладаю. Первое, что напрашивается само собой: в реале рассказать об этом всем остальным ребятам. Но так ли это будет правильно? С точки зрения элементарных порядочности, вежливости, такта, не знаю, чего уж ещё, — да. Но существует такое понятие, как дипломатия. (Это меня Полина научила, будь она неладна!) Одна из целей дипломатии, насколько я помню (в соответствии со словарным определением) — защита интересов государства или определённого круга лиц. Итак, кого мы будем защищать? Ребят? Нет, тогда уж проще будем всё им рассказать. Себя? Уже теплее. Своя рубашка ближе к телу. Каким образом?

На этом вопросе я застопорилась и дальше не могла двинуться ни на шаг. Всё-таки политика и иже с ней — это не мой конёк. Я люблю простые и логичные вещи, а в сфере социальных взаимоотношений никакой логикой не пахнет.

Если уж Полина нашла, сколько выгод можно «сдоить» с того факта, что Марек называется другим именем, я думаю, после того, как она узнает, что у всех ребят — абсолютно непересекающиеся между собой виртуалы — после этого в том молоке, что она надоит, коней можно будет купать.

Всё, решено! Говорю только Полине и никому другому! Хотя… Очень вовремя я вспомнила о Мареке. Парень он вроде бы не плохой, язык держать за зубами умеет. Тем более, я хотела наладить с ним дружеские отношения. Вот и повод. Я ему сделаю такой шикарный подарок, что он останется мне благодарным до конца своих дней. Он единственный из всех (кроме Полины, разумеется) будет знать, что наши виртуалы — абсолютно разные. Как психолог он должен быть в восторге.

— Выход!

Виртуальность медленно померкла. Дольше всего держалась панелька меню в верхней части поля зрения и часы слева внизу. На них было двадцать минут четвёртого. Когда я взглянула на часы, нолик как раз сменился аккуратной единичкой.

Я выбралась из скафа и пошла к выходу, уворачиваясь от девчонок, которые, вися в своих костюмах, выделывали разнообразные па, порой самые неожиданные. Они двигались настолько активно, что со стороны казалось, будто они занимаются гимнастикой. Уже перед самым выходом кто-то умудрился съездить мне по уху. Только закрыв дверь я смогла почувствовать себя в относительной безопасности.

Итак, теперь мне во что бы то ни стало нужно объясниться с Сашей.

По расписанию мне удалось узнать, что занятия второго курса проходят в 418-й и 420-й аудиториях. Сегодня они начинались в 10.20, а заканчивались в 16.20. Осталось всего пятьдесят минут. Проще дождаться, пока Саша будет выходить из здания, чем пытаться разыскать её внутри. Тем более, насколько мне не изменяет память, доступ на этажи с четырёхсотыми номерами аудиторий нам, как первоклашкам, пока ещё запрещён.

На улице болтаться мне не хотелось, поэтому я с ритмичностью маятника принялась бродить взад-вперёд по пустынному первому этажу. Изредка мимо проходили группы ребят, потом за ними с тихим гудением проезжали крохотные роботы-уборщики — и снова всё затихало.

Так прошло уже несколько классов. Время приближалось к четырём часам. Я уже собралась становиться на пост около лифта, но тут в очередной стайке ребят мелькнули знакомые чёрные косички. Санька!

Она мне однажды говорила, что нельзя делать вид, будто мы знакомы. Правда, это было в насквозь фальшивомвиртуале, тем не менее, у меня не возникло желания это проверять. Вместо того, чтобы привлечь к себе внимание, я истуканом осталась стоять на своём месте, только взглядом обозначая своё желание пообщаться. Сашка прошла мимо, задев меня кончиком своего платья, едва оглянулась. За несколько мгновений, что она смотрела на меня, я успела заметить, как на её лице последовательно появляется сначала удивление, затем — недоумение, потом — замешательство, наконец — страх.

Эта последняя эмоция меня озадачила больше всего. С чего это вдруг ей меня бояться? Разве только из-за того, что она меня в чём-то обманывала.

Я принялась ждать. Пять, десять, пятнадцать минут, двадцать… Моего терпения хватило вровень на полчаса. Только я собралась уходить, примчалась Саша.

— Привет!

— Здравствуйте. — Она избегала смотреть в мою сторону.

— Ты меня не узнаёшь…, Саша? — Я запнулась, потому что чуть не сказала «Санечка», как всегда привыкла называть мою сестрёнку.

— Почему не узнаю? — Отвернувшись промолвила она. — Узнаю. Меня ждёшь?

— Тебя.

— Ты забыла меня?

— С чего ты взяла, что я тебя забыла?

— Я думала, — смутилась я, — ты хоть поздороваешься со мной по-человечески.

— Поздороваюсь? А если нас кто-нибудь увидит?

— Я специально выбрала место попустыннее.

— Попустыннее? — Оглянулась она по сторонам. — Ладно, принимается.

Она, прыгнув, уселась на подоконник, крохотные косички, чёрные до синевы, разметались в разные стороны. Устроила сумку на коленях, словно отгородившись ей от всего остального мира словно щитом.

— Чего тебе?

— Мы с тобой подружились в реале, а не в виртуале, поэтому не нужно притворяться, что всего этого не было.

— И не думала притворяться. — Саша сделала крохотную паузу. — Я тебе не осталась ничего должна, так ведь?

— Так, — ответила я.

Саша едва заметно кивнула:

— Это хорошо.

— И насколько я помню, мы с тобой после этого не ссорились.

— Нет.

— Чего ты улыбаешься?

— Ты очень неуклюже пытаешься выведать у меня, что было с тобой в моём виртуале.

Саша покопалась в сумке, вытащила оттуда крохотный механизм, похожий на фотоаппарат, поставила его на подоконник рядом с собой, утопила в корпусе гротескно-большую кнопку.

— Глушилка! — Пояснила она, посмотрела на меня, что-то в моём лице ей не понравилось, девочка зачем-то пододвинула глушилку ближе к себе, словно боялась, что я в любой момент могу выхватить дорогое, судя по всему, оборудование, и убежать.

Интересно, почему вчера она ни единым словом не обмолвилась, что такая техника вообще существует? Точнее, не она, а её компьютерная подделка. Я тут же сама ответила на свой вопрос: значит Программе в тот момент не нужно было, чтобы я об этом знала. И вообще, как-то странно всё получается: допустим, я вчера всё то время, что находилась внутри Сети, общалась только с теми персонажами, что создала Программа. В таком случае Сашин рассказ о местах, где датчики контроля не работают — гроша ломанного не стоят. Программа не стала бы сообщать информацию, которая позволила бы обойти её собственный контроль. Как я вчера об этом не подумала?!

— Значит вы уже обо всём догадались? — Спросила Саша.

— Я догадалась. Другие ребята тоже, наверное, что-то подозревают, но мне об этом ничего не известно. У меня только один вопрос. Зачем ты назначила мне встречу в библиотеке, если знала, что у каждого свой виртуал?

Саша показала белые блестящие зубы. Я бы даже не осмелилась назвать это улыбкой; так, гримаса.

— Хороший вопрос, — похвалила она. — И даже очень. — И задумалась, вытянув вперёд ярко-розовые губы, таким движением, словно хотела кого-то поцеловать.

— Хочешь меня обмануть?

— Хотела бы — обманула! — Чуть более резче, чем этого требовала ситуация, ответила Саша. — Пойдём на улицу!

— Пошли, — согласилась я.

— Выходить будем поодиночке. Встретимся около КПП.

— Так далеко?! — Вырвалось у меня.

— В Новгородской области — вот это далеко, а около КПП — совсем близко.

В будочке дежурного по КПП никого не было. Наверное, ребята дежурили в ней только в первый день учебного года, чтобы нас встретить.

Через двадцать минут мы уже брели по лесной тропинке за территорией «Штуки». Солнце пробивалось через затейливо переплетённые еловые ветви и создавало сложный свето-теневой узор, который колыхался медленно и мерно, словно ковёр под порывами ветра.

— А как же датчики объёмного сканирования? — Не без ехидства поинтересовалась я. — Не боишься, что нас тут подслушают?

— Нет. Кто тебе о них сказал?

— Ты сама.

Саша, опустив голову, принялась на ходу распинывать валяющиеся по дороге шишки.

— Что ещё я тебе понаговорила?

— Некоторые полезные вещи. Например, что на нашем сайте существуют места, где можно вести конфиденциальные разговоры.

Я не видела выражение Сашиного лица, но успела заметить движение губ. Улыбается? Усмехается? Недовольно кривится?

— Только всё это — полная ерунда! — Закончила я.

— Что — ерунда?

— Про датчики объёмного сканирования. И про укромные места. Никакого контроля в нашей школе не ведётся. Тем более, глобального. Кое-где сканеры стоят, но это только для того, чтобы поддерживать мифы про контроль. А в Сети нас действительно контролируют на каждом шагу, но там это делать совсем просто.

— Об этом тоже я тебе говорила? — Вскинулась девочка.

— Нет, об этом я сама догадалась. Сегодня.

— И ребятам ничего не успела рассказать? — Обеспокоилась девочка. На лбу у неё появились две аккуратные морщинки, зрачки по-кошачьи сильно расширились, пока она дожидалась ответа.

— Расскажу, — опрометчиво пообещала я. — У меня вообще сегодня куча новостей. Например, что виртуал можно запросто перезагрузить.

Первый раз в жизни я видела, чтобы человек так сильно удивлялся. Саша вытаращила глаза, приоткрыла рот, воззрилась на меня с таким видом, словно я прямо на её глазах превращалась в Красную Шапочку.

— Как? — Едва прошептала она.

— Просто. Как и всё гениальное. Достаточно начать вести себя неадекватно — и всё. Что я кстати, и сделала. Я вообще человек неконфликтный, а сегодня впервые в жизни мне пришлось наорать на ни в чём не повинного человека. А потом ещё и книгу порвать, чего мне никогда в жизни не пришло бы в голову…

— Так, значит, это из-за тебя сегодня на нашем Сайте всякая чертовщина творится?

— Прости, Саш, я не знала, что мои опыты на чём-то ещё отражаются.

— Отражаются?! — Взвизгнула девочка. — Да ты чуть Сайт не спалила!

— Тебе-то зачем волноваться? Пусть начальство беспокоится. Или программер, который такую неустойчивую конструкцию создал.

— Я в «Штуке» целый год проучилась, — серьёзно объяснила Саша. — И ещё четыре хочу проучиться. Я люблю эту школу. И сделаю всё, чтобы она была.

— А как же твоя дежурная фраза для проверки защиты?

— Что за фраза?

— «Красная Шапочка — уродка, каких свет не видел». Правильно?

— Я этого не могла сказать, — тут же открестилась она.

— Я также знаю, что ты считаешь Красную Шапочку программой.

— Я из этого никогда не делала особой тайны.

— И ещё я знаю, что у вас проводили голосование, нужно ли вступать в конфликт с нашим курсом или нет, против было три человека, среди них — ты.

Саша насупилась. Голосование, похоже, было тайным, и то, о чём я сказала — об этом могло знать совсем немного людей.

— Я тебе сейчас целую твою фразу дословно процитирую. Я тебе сказала, что мы, девочки, умнее мальчишек, а ты ответила, что мы не умнее, мы просто быстрее развиваемся, и чуть позже наш интеллект выравнивается. А пацаны — они предприимчивые — вот и вылезают на все посты.

— Да, я могла так сказать, — наконец с усилием выговорила Саша.

— И тебе приятно, что кто-то полностью копирует тебя и живёт своей жизнью, а ты даже не подозреваешь, что он делает в твоей оболочке?

— Мне всё равно.

— У меня, кстати, есть номер твоего телефона, — пустила я в ход самую тяжёлую артиллерию и произнесла несколько цифр. — Ты и его мне дала. Твой телефон?

— Мой, — отвернулась Саша. — Давай не будем об этом, а? Это не моё дело, чем Программа без меня занимается. Она даёт мне возможность жить, учиться, работать — мне больше ничего не нужно.

— А другие, значит, как хотят, так пусть и живут, да? — Уточнила я.

На симпатичном личике Саши впервые за всё время нашего разговора мелькнула улыбка.

— Ну, если хотят, пусть не живут.

Она свернула с асфальтовой дорожки и побрела в лес. Я безропотно последовала за ней.

— Я знаю, почему ты так держишься за эту «Штуку» и так хочешь в ней учиться, — наконец сказала я. — В виртуале исполняются все твои желания, я права?

Саша резко остановилась и повернулась ко мне. Ветка, которая она выпустила из руки, закачалась прямо между нашими лицами.

— Ты учишься, как и все остальные ребята, а в качестве приятного бонуса работаешь какой-нибудь гейшей… Нет, ты, пожалуй ещё маленькая. Тогда управляешь «Штукой». Впрочем, чего мелочиться? Всё-таки за год можно многое достичь. Может быть ты главная в нашей части света? Или вообще на материке? Тогда ты — Сенатор Земли или кто-нибудь покруче, хотя, кажется, кто может быть круче..? Может у тебя какая-нибудь фабрика или завод? А если ты увлекаешься науками, то своя лаборатория? Ведь в виртуале, где реальна только ты, возможности безграничны.

По Сашиному лицу я видела, что какая-та часть моих предположений верна.

— Ребята, конечно, все как один, делают вид, что просто учатся. Разговаривать про свои виртуалы, тем более, про чужие — это очень плохой тон. Именно поэтому ребята даже внутри одной комнаты разобщены так, словно живут на разных материках. И когда они приезжают домой, то они ни слова не говорят, что здесь происходит, чтобы кто-нибудь из блюстителей законности или нравственности не заинтересовался, что происходит на Сайте.

— Замолчи!

— До сих пор я была права? У меня остался только один вопрос. Объясни, зачем ты назначила мне встречу в виртуале? Ведь ты же точно знала, что не придёшь туда

Саша уселась на корточки, обхватила руками колени.

— Меня попросили, — глухо прозвучал её голос.

— Кто?

— Ты не имеешь никакого права меня допрашивать.

— Я тебя не допрашиваю, мне просто интересно.

— Красная Шапочка.

От неожиданности я тоже опустилась коленями в толстый ковёр пожухлой листвы. На краю сознания мелькнула мысль, откуда в сосновом лесу столько листьев?

— К-красная Шапочка?! Она-то тут при чём?

— Она мне пообещала пять тысяч очков, — произнесла Саша механическим голосом, — за то, чтобы я назначила тебе встречу в читальном зале.

Сказать, что эта новость огорошила меня — это значит не сказать ничего. Сама Красная Шапочка начала плести против меня интриги. Возгордиться, что ли?

— Только для того, чтобы под завязку напичкать меня ложной информацией? — Пришлось уточнить мне. — Не вижу в этом смысла.

— А я вижу. Ты к аналитике имеешь какое-нибудь отношение?

— Имею. Самое прямое.

— Вот и ответ. Такие как ты — это самые опасные люди. Всё должно идти своим чередом. Ты учишься в школе всего три дня…

— Четыре!

— Неважно… четыре дня, а уже знаешь столько всего, сколько многим неизвестно и на втором году обучения.

— По-твоему, я слишком умная?

— И не только по-моему, — подняла глаза Саша, увидела, что я стою перед ней на коленях, опустила их, уставилась на меня. Не знаю, что за взгляд у неё был, но меня рефлексивно передёрнуло. — Умных в нашей школе любят, но очень умных — нет. И стараются их по возможности нейтрализовать.

Мне не очень понравилось слово «нейтрализовать». Окружающий лес из уютного и красивого превратился в декорацию к «ужастикам». Со всех сторон нас обступали сосны с толстыми стволами, тёмными от времени и постоянной влаги, какие-то другие корявые деревца без листьев, с одними только ветками, короткими и толстыми, словно обрубки пальцев.

— Ты не понимаешь, что тут происходило, когда вы приехали, — неожиданно звонким голосом заговорила Саша. — Над вами издевались все подряд. Первоклашки в подгузниках! Ребята заключали пари, куда вы пойдёте дальше, кого выберете главным, у кого что будете спрашивать… Так здорово мы ещё никогда не веселились. А те ребята, которые сначала пришли вас бить, а потом мириться — это было апофеозом. Ваш разговор записали, как ты перетягивала их на свою сторону, — вся «Штука» до сих пор корчится под столами от хохота. Ты, само собой, делишь первое место с этим вашим страшненьким психологом… Как вы там его называете? Кошмарик? «Какое впечатление я на них произвела? — Нужное!», — довольно удачно скопировала моя собеседница голоса из нашего с Мареком диалога. — Жалко, что Иванова уехала, над ней смеяться было ещё веселее, всё-таки Германовская дочка. Ты, кстати сказать, тоже довольно забавный персонаж, не переживай. — Саша вдруг посерьёзнела, так резко, словно рубильник переключился. — И тем неожиданнее стало то, что из всего этого спектакля, который перед вами играли все, кому не лень, ты сделала правильные выводы. А это не есть хорошо.

— И что теперь?

— Теперь я должна тебя убить.

Саша сказала это просто, словно сообщала, что теперь нужно погладить кошку. Она встала, разминая затёкшие от долгого сидения ноги.

— Только не надейся, что я шучу. Я уже убила двух человек. Совсем недалеко отсюда, вот за той сосенкой. Был такой факт в моей биографии, чего уж тут скрывать. Мальчика и девочку. Когда они узнавали, что хочу их убить, они до самой последней секунды думали, что я шучу. А я совсем не шутила. — Саша упорно смотрела себе под ноги. — Ты думаешь, что убить человека — это очень трудно? Нет, легко. Просто нажимаешь на курок — и всё. Самое трудное — подготовиться к этому. А я подготовилась. Самого первого — мальчика — я убивала ножом. Вот это действительно оказалось трудно. Много крови, грязи, он ползал по земле, смотрел на меня и орал, словно поросёнок — было очень противно. Я вообще чуть из «Штуки» не уехала. А потом оказалось, что лучше всего — пистолет. Одно движение пальца — и всё… Не подходи ко мне! — Предупредила она, хотя я не сделала ни одного движения, и отступила на шаг, продолжая смотреть в мою сторону. На несколько секунд мне удалось рассмотреть её глаза: большие (словно у моей сестрёнки), но бессмысленные и затуманенные. — У меня есть пистолет. Вот. — Саша вытащила из кармана джинсов бластер. Совсем крохотный, но настоящий. Это было видно по монитору: слишком уж он был детализирован. А на первый план выступал столбик интенсивности заряда.

«FULL».

Что это значит?

— Ты ничего не хочешь мне сказать? Ну, хоть что-нибудь. — Её речь стала перерастать в горячечный шёпот. — Мне просто интересно, что может сказать человек, который через минуту умрёт. Ты мне скажешь что-нибудь? О чём ты сейчас думаешь? О папе с мамой? О сестричке? Или о Полине? — Саша облизала розовые губы. Это странно выглядело на чернокожем лице. — А у тебя много очков? У тебя ведь много очков, правда? Дай мне их, пожалуйста. Я знаю, ты не жадная, ты ведь мне их уже давала.

Именно после этих слов я поняла, что Саша говорит абсолютно серьёзно. Если раньше у меня и была слабенькая надежда, что девочка шутит, что она может рассмеяться, хлопнуть меня по плечу и сказать: «Ну, как я тебя разыграла?», то теперь эта надежда, так и не вылупившись, умерла окончательно.

Её взгляд всё не мог сфокусироваться в одной точке и метался из стороны в сторону.

— Переведи на меня очки, тогда я убью тебя сразу и ты не будешь мучиться, честное слово! Не будешь мучиться — это ведь очень хорошо, как ты этого не понимаешь!

Я медленно покачала головой и сказала «Нет». Точнее, хотела сказать, но из горла не вырвалось ни одного звука, и только по выразительному движению губ моя собеседница поняла, что я отказываюсь.

— Ну и ладно. А ты просто дура. Тебе ведь очки всё равно больше не понадобятся. Жалко, да? Ты, значит, ещё и жадина. Я тебя и за это тоже накажу. В нашей школе жадинами быть нельзя. Совсем нельзя.

Даже после того, как я поняла, что меня будут убивать (по настоящему!) и глядя на энергетический наконечник лазера, который Саша направила мне прямиком в переносицу, я нисколько не боялась. В голове не умещалось, что уже через несколько секунд я перестану существовать. Вот только что я была, жила дышала, думала какие-то свои мысли, чего-то боялась, какие-то вещи любила, какие-то — не очень, что-то откровенно ненавидела, кого-то любила, кого-то — только пыталась полюбить — и всё это в долю секунды исчезнет. Я — со всеми своими радостями и горестями, со всеми антипатиями, симпатиями и вообще — вся я — исчезну! Полностью! И навсегда!

Вот скажите, лично Вы можете себе такое представить? Я — не могла.

И именно поэтому совсем не боялась. Если говорить совсем уж честно, я любовалась Сашиным лицо, которое сейчас, когда девочка была очень возбуждена, выглядело особенно красиво.

Последнее, что я увидела — дёрнувшийся на спусковом крючке указательный палец. И даже успела подумать, интересно, почему он называется спусковым крючком, ведь это — обычная кнопка?

А потом пёстро-жёлтая земля стремительно полетела мне навстречу…