По возвращению в Питер, никому ничего рассказывать не пришлось. Все всё знали из газет. В Гамаюне уже во всю летали на «Орлятах» ещё сорок учлетов. А Зубов, Маркелов, Ламин и Фроловский уехали в Раменское к Благову осваивать Орлов. Мария Петровна укатила в Ковно к папеньке на каникулы. Пётр Аркадьевич аж диву дался. Как же так? Столыпины старинный русский боярский род, а дочка вдруг стала английской герцогиней Оксфордской. Да ещё и с французским орденом Почетного Легиона. Чудны дела твои, Господи. И Комрад заметно погрустнел.

– Скажика мне, братик! А что это там Мария говорила бабусе об своём мужчине? Это с какой стороны понимать?

– Да как хочешь, так и понимай. Только я ни сном, ни духом! – ответил брат.

– Верю. Не могло этой девушки быть на твоей подкорочке. Хотя погоди. Очень даже могла быть. Не внешность, а сущность. Вот в прошлой жизни ты почему с женой развёлся? Или она тебя, как женщина не устраивала? Или была плохой хозяйкой? Вовсе нет. Когда поженились, вы с ней были на одном уровне развития. А вот потом ты ушел вперёд, а она остановилась. Ты перечитал сотни умных книг, общался с научной элитой, а она оставалась просто домохозяйкой и мамой. И эта расщелина между вами превратилась в пропасть. Вот вы и расстались. Потом у тебя были ещё женщины, но ни одна не дотягивала до твоего уровня и они не задерживались. Тебе нужна была дама сердца, за которой ты бы сам тянулся. И если на подкорочке пубертатного периода у тебя осели Марина и Мерилин Монро, то повзрослев, подкорочка выдала тебе женщину-интеллектуального лидера. А ведь доктор Шагумова умнее и образованнее нас вместе взятых. Вот ты и втюхался. Только не забывай, что ей в этой жизни всего 15 лет. А Пётр Аркадьевич стреляет не хуже Сигаева.

– Да о чем ты говоришь! Я даже мечтать о ней не смею.

– Мечтать не вредно – вредно не мечтать. Вот Зина мне шепнула, что и Маша на тебя как-то по-особенному смотрит. Далеко ли до греха? Надо бы тебе развеяться. На охоту куда-нибудь махнуть или на рыбалку. Ты как?

– Да я бы с радостью, а куда?

– Есть на Волге такой городок Симбирск! Вот туда и дуй.

– А там что – знатная рыбалка?

– Про рыбалку не знаю, но степи там за Волгой просторные и широкие. Самое место для переучивания молодых пилотов с Орлят на Орлов. И от посторонних глаз вдалеке. А то в Раменском-то под самой Москвой не ровен час засветимся раньше времени. А в Симбирске устроишь лётную школу – Школу Высшей Лётной Подготовки. Если коротко ШэВээЛПэ. И в какой-нибудь заводи поставь длиннющую баржу с двумя палубами, как на «Моховом» или «Проскурове». И гоняй там целыми днями пилотов и техсостав. Чтобы и взлёт и посадка на палубу стали обыденным делом. А иначе зачем мы тогда лесовозы-то городили? Сейчас конец весны. До осени в степи можно и в палатках пожить. У нас сейчас пилотов и полсотни не наберётся, а надо-то около полутысячи. Смекаешь, какой объёмчик работ тебя ожидает? Вот чистый бланк с подписью государя и печатью. Продумай, что туда написать, что бы и Саратовский и Самарский губернаторы давали тебе всё, что надо без второго слова. И помни – до войны три с половиной года! Время пошло!

В ангаре дядя Лёша со своей бригадой о чем-то спорили с Зарубиными. Горячились, что-то рисовали на столе мелом, стирали и опять спорили.

– Что не поделили, Кулибины?

– Делить нам нечего. Но и делать нечего. А хотим сделать свой новый самолёт. Зарубины предлагают поставить на «Орлёнка» ещё пару нижних крыльев, а движок сзади убрать и две таких Звёздочки пришпандорить на верхние крылья, как у «Орла». Тогда кабину можно сделать на двух пилотов и обучение пойдет гораздо быстрее. И переучиваться с двухмоторного «Орлёнка» на двухмоторного «Орла» будет просто-таки.

– А ты, дядя Лёша что предлагаешь?

– Я просто-таки хочу с «Орла» убрать нижние крылья, малёха удлинить верхние. Укрепить их подкосами. Снять оба движка с крыла и поставить лишь одну Семёрочку на нос. Кабину тож сделать на двоих, но сзади можно и пару рядов двойных кресел врезать. Получится шестиместный самолёт. Движок-то эвон какой мощный. На взлёте на полную катушку черта в ступе поднимет, а в полете на тяге в полсилы может часов 10 колтыхаться при малой трате бензинки – как-то так!

– А ведь вы оба правы. Нам нужен и тот и другой самолет. Один будет учебный, а другой – дальний разведчик. Я как смогу эскизики-то нарисую и отошлю с курьером сначала к профессору Делоне за расчетами жёсткости и прочности, а потом к профессору Жуковскому, что бы он аэродинамику рассчитал. Хорошее Вы дело задумали – с меня магарыч к ужину.

Неожиданным, но приятным был визит в Гамаюн Александра Васильевича Колчака. Он как раз через пару недель собирался в экспедицию по Северному Ледовитому океану. Не исключали найти землю Санникова.

– Александр Васильевич! Вся эта шумиха, к полюсу напролом, нам очень на руку. Истинная же цель, это пройти Северным морским путём за одну навигацию. Ждать, пока соберут всю экспедицию, да идти вокруг всей Скандинавии времени нет. Поезжайте на поезде в Мурманск. Берите ледокол «Ермак». Нечего ему у Мурманской стенки отираться. Там же подберите два крепких грузопассажирских транспортника повместительнее. Они будут Вашими и углевозами и нужный груз повезут. При бункеровке в Мурманске обратите особое внимание на лесовозы «Моховой» и «Проскуров». В недалёком будущем вам уже, как главкому эскадры, придется перегонять их во Владивосток. При ходе в десять узлов сможете за месяц дойти от Кольского залива до Берингова пролива. А там на юг вокруг Камчатки до Сахалина. На севере Сахалина есть поселок Оха. В нем геологи нашли нефть. В транспорты загрузят небольшой нефтеперегонный заводик в ящиках. Ваша задача доставить его туда, за зиму помочь собрать, а по весне в обратный путь. Обратно пойдете один на ледоколе. Ни «Ермак», ни углевозы во Владивостоке появиться пока не должны. Всё необходимое вам в Оху доставят. Сверхзадача вашей экспедиции это дважды пройти Севморпутём – в эту навигацию туда, а в следующую – обратно. Вот вам чистый бланк указа с подписью государя и государственной печатью. Впишите туда всё, что сочтёте нужным, что бы в Мурманске вам ни в чем преград не чинили. Там познакомитесь с капитаном второго ранга Николаем Николаевичем Рожковым. Он Вам во всём поможет. А на словах ему передайте, что жду его в гости. А с Вами увидимся теперь только осенью следующего года. Ну а пока, в добрый путь и да хранит Вас Господь!

Получил письмо от Комрада из Симбирска. Пишет, что всё Заволжье это природный аэродром. «Степь да степь кругом, сто полей на ней, сядешь на любом. Прилетай, Андрей!» Но лесов очень мало и строить не из чего.

Ну это дело поправимое. Вокруг Чебоксар на Волге леса непролазные; там и надо рубить, а брёвна сколачивать в плоты и по течению, да с буксирами, можно на целый город пиломатериалов доставить. Пришлось напрячь Шароглазова – он-то выгоду не упустит. Надо было ехать в Москву.

Собрал всю стаю первых учлётов. У каждого из них уже свои ученики встали на крыло и летали уверенно. Хватит их за ручку-то водить:

– Ваши учлёты летают выше крыши. С ними и полковник Волков управится. А Вы, господа командиры, отправляйтесь-ка в ЦАГИ к полковнику Благову. Там уже Бершадский, Зубов, Фроловский, Маркелов и Ламин переучат Вас на «Орлов». С таким-то опытом полётов вам и недели хватит, а после и я туда подтянусь и полетим вместе!

– А куда полетим то? – спросил лётчик Матвеев.

– Олег Григорьевич! Неправильно вопрос ставишь. Какая нам разница куда? Главное зачем! На Раменском аэродроме самолёты уже ставить некуда. А под Симбирском князь Кирилл новую лётную школу строит. Там за Волгой хоть тысячу самолётов поставь – никто и не чухнется. Вот там и сами налетаетесь и всех своих учеников переучите. До снега ещё времени много. Жить пока придется в полевых условиях. Но это пока. За зиму там всего понастроят. Лес туда по Волге штабелями сплавляют. Так что в добрый путь и до встречи!

Укатили Апостолы в Москву. Но полёты продолжались. Полковник Волков ходил хмурый.

– Анатолий Алексеевич! Чой-то ты такой смурной? Не весёлый, не живой! Или служба не мила, иль рутина задрала, или в кольте обнаружил повреждение ствола?

– Всем доволен! Ей же ей! Служба крепче сухарей! Отпусти меня ты в ЦАГИ! Не упрямься, князь Андрей!

– Ну с этим всё просто. Через недельку я туда отбуду, а ещё через две ты с майором Сигаевым привезёшь в Раменское весь выпуск учлётов. И сам там с ними останешься «Орлов» осваивать. Вручать им знаки Покоритель неба и эполеты подпоручиков тоже ты будешь. На каждый выпуск Государь не наездится. А ты ветеран и старший по званию – тебе и крылышки в руки.

За этой беседой нас и застал капитан второго ранга Рожков. Вошёл сразу с двумя корзинами. В одной розы для Зины, в другой – бутылки его любимого коньяка Камю. А сам аж светится от счастья.

– В честь чего простава, Николай Николаевич?

– У меня вторая доченька родилась. Так что я теперь дважды папа!

– От души поздравляем! Зачёт! И Илоне поклон передавайте! А как назвали-то дочурку?

– Старшая у меня Вероника, а младшая пусть будет Виктория.

– Славные имена. Пока на стол накрывают, хоть два слова про Мурманск.

– Поставили сразу десять верфей. В каждой строим по эсминцу. Строить легко и быстро. За полгода на воду спускаем, но без двигателей – с ними задержка случается. Ну и аккумуляторов нехватка бывает.

– А велики ли по размерам получились? И сколько торпед берут на борт?

– Длиной 45 метров, шириной 3. И берут по 4 торпеды.

– А лесовозы видали? Как думаете, сколько можно на каждый этих эсминцев загрузить, если ставить бок о бок в два ряда повдоль палубы? Длина палубы 160 метров, а ширина 40.

– Получается что две дюжины можно на верхнюю палубу поставить, а то и чуть больше – принайтуем покрепче. Между палубами-то высота не большая. Выходит по четверти сотни на каждый лесовоз смело влезет.

– А сможете к весне 190Зго года полсотни эсминцев забабахать? Двигатели и аккумуляторы будут, это уж моя забота! – сказал я.

– Ну про полсотни, не скажу, а шестьдесят гарантирую!

– Это сколько же сразу надо имён придумать такой флотилии! – усмехнулся полковник Волков.

– Имя всем дадим одно и порядковый номер. Доченьки-то Ваши Вероника и Вика! Вот и получается НИКА! А первые две буквы ваша Н и Илонина И! А всё вместе, НИКА – Богиня победы. Мы же собираемся побеждать! Жаль, что Комрад в отлучке, а то он бы сказал: – «Звучит, как тост!»

Тут как раз и Зинуля пригласила всех к столу. Поводов выпить было предостаточно. Но задерживать Николая Николаевича не стали – он к семье торопился. Да и вопросы все порешали влёт – что томить-то человека.

В Москву решили ехать вместе с Зиной. Уж очень ей хотелось на «Орле» полетать. В Питере я навестил адмирала Макарова:

– Степан Осипович! Надо дать двигателям Тринклера широкую дорогу! (чуть не сказал Зелёную улицу, но светофоров-то ещё не было). Аккумуляторы нужны в несчётном числе, а уж торпед больше полутора тысяч. Всё это пойдет в ущерб другим кораблям. Так передайте тем, кто артачиться станет – Государь повесит, и повесит не за шею.

В Москве на Николаевском вокзале ждал сюрприз. Луцкий встречал нас на новенькой «Чайке», а в эскорте были две «Волги». Пока наш салон-вагон перегоняли на Казанский вокзал, решили навестить Марика и Анну. По дороге я озадачил Бориса Григорьевича:

– Вот если две ваших Семёрочки спарить и нанизать на одну ось, как костяшки на счетах и соединить воедино, то и объём возрастёт вдвое, и вес вдвое увеличится. А мощность?

– Так тоже примерно вдвое!

– А вот и нет – мощность-то возрастёт втрое.

– Это почему же?

– Парадокс науки. Вы инженер – вам и решать почему. А вот за те «Семёрочки» и за «Волгу» с «Чайкой», чин тайного советника вам по закону полагается. А это приравнивается к званию генерал-лейтенанта. Только вы уж государю в подарочек парочку «Чаек» пришлите, а остальное я улажу.

– А эту я вам хотел подарить!

– За дорогой подарочек спасибо, конечно, но это преждевременно. Некуда мне на ней ездить пока. Так что приберегите у себя. Для меня сейчас лучший подарок это бесперебойная поставка качественных «Семёрочек» в ЦАГИ. Но на сегодня, пожалуйста, оставьте эту Чайку мне. Нам ещё в одно место заехать надо. А потом я её на Казанском под охрану сдам – оттуда и заберёте.

– А вы с управлением справитесь?

Я чуть не брякнул в ответ, что у меня полсотни лет водительского стажа в мегаполисах, но скромно промолчал об этом и лишь заметил:

– Ну раз с самолетом справляюсь, то уж и с машиной как-нибудь управлюсь.

К Марику подъехали ближе к вечеру с шиком. Так наверно и Басков не подъезжал к Большому. Я часа два блуждал по той Москве в поисках дороги от Каланчевки до площади Свердлова. Никто из опрошенных извозчиков не знал про такую. Только позже я сообразил спросить, где находится Большой театр. Тут уж все указали на Театральную площадь. А в Большом сегодня Анна дебютировала в опере «Кармен». Не остаться на премьеру было бы верхом бестактности. Опять же дядя Серёжа мог бы неправильно истолковать мой уход. При первом же появлении Кармен на сцене, всем стало ясно из-за чего сшиблись Хосе и Эскамильо. Анна могла бы и не петь вовсе. А уж когда в 4-м акте она упала с ножом в груди, то некоторые хотели выскочить на сцену и этот нож из её груди выдернуть. В антракте дядя Серёжа заверил меня, что вся Ходынка ровная, как поле для английского футбола. После премьеры, конечно, был банкет чуть не до утра. Как же приятно было потом прокатиться по ночной Москве пьяным и не опасаться ГАИшников.

На Казанском нас уже ждал наш салон-вагон в котором я и уснул.

Проснулся от какого-то жужжания в ушах. Это «жу-жу» неспроста. Выглянул в окошко – солнце было уже высоко. А в небе жужжали «Орлы». Зинули рядом не было, но на столе стоял стаканчик рассола, стопка водки и мочёное яблоко на закуску.

– «Только рюмка водки на столе!» – пропел я гимн России века 21-го.

А опохмелившись всегда хочется полетать – это я помнил ещё из прошлой жизни. Оказалось, что Зина уже слетала на Орле дважды по полчаса, а теперь уже в третий раз нарезает круги над Раменским. Борис Григорьевич Бершадский кого хочешь научит летать на раз – это у него от Бога.

Самому мне хватило и двадцати минут полёта с открытой форточкой. Весь остаточный хмель повыдуло. Так всегда бывает. После обеда огласил своё решение всем Апостолам:

– Завтра с утреца перелетаем в Симбирск. Где это – найдёте на карте.

– Мы с тобой тоже полетим? – спросила Зина.

– А почему нет? Хоть на пару самолётов больше туда перегоним. Лишь бы погода была. Да и давненько из полевой кухни горячего не хлебали.

Курс полёта нам рассчитал флагманский штурман ЦАГИ, флотский лейтенант Владимир Жирнов. Ошибку хотя бы в один градус он счел бы личным позором и заколол бы себя штурманской линейкой. Аккуратист.

А лететь-то было пару часов – всего семьсот км. Это при запасе топлива на шесть часов лёта. Уже при подлёте к аэродромам ШэВээЛПэ стало ясно, что Кондрат времени зря не терял. Палаточный городок растянулся вдоль Волги чуть ли не на километр. А от него на восток уходило сразу несколько взлётно-посадочных грунтовых полос. И их можно было разметить ещё с десяток. «Степь да степь кругом» – по-другому и не скажешь. Здесь можно было упрятать хоть сотню лётных армад.

– Господа пилоты! До конца речной навигации будете перегонять сюда «Орлов» из ЦАГИ. А отсюда сами на пассажирском пароходе вверх до Казани, а там по чугунке до Раменского. Из ЦАГИ опять два часа полета сюда и снова на пароход. Так и прочелночите пока погода позволяет.

– А ресторан на пароходе есть? – спросил лётчик Пасохин.

– Валерий Григорьевич! Там, как в Греции – «всё есть». И за всё платит казна. Называется Олл инклюзив. Но предупреждаю – девочкам из кордебалета надо платить из своих кровных и давать щедрые чаевые!

Это сообщение было встречено одобрительным гулом общественности.

Когда мы с Кондратом остались наедине, я спросил:

– Комбат охранения надёжный мужик?

– Пока не накосячил и всё выполняет четко.

– Вот и оставь его комендантом. Зина настаивает возвратиться в Гамаюн на «Орлах». Не хочет видеть, как пьяные Апостолы тискают балеринок. Может, с нами полетишь?

– Нет. Я уж с ребятами на пароходе. В Питере мне до осени делать нечего!

– Понимаю! Пишет хоть?

– Каждую неделю. Прямо роман в письмах. Как у лейтенанта Шмидта.

– Тогда мы с Зиной завтра улетим, а ты полетай тут с ребятами с недельку и обратно в Раменское за новыми «Орлами». Скоро караван леса придёт от Шароглазова, так объясни коменданту где и чего строить. Им тут и зимовать придется. Всех «Орлов» на зиму под брезент – движки законсервировать.

* * *

На следующий день вылетели в 7 утра. Напрямки даже со встречным ветром было часа 4 лета. В Гамаюне были уже в 11. Хорошо ещё, что день был воскресный и в небе никого. А то бы распугали всю стаю. Подрулили прямо к ангару. Нас встречал Патрикеев.

– Дядь Лёш! Хорошо бы «Орлов» в ангар закатить от лишних глаз.

– В ангар не получится. Пришли чертежи и расчеты от профессоров. Мы сейчас там двухмоторного «Орлёнка» и одномоторного «Орла» комстралим с Зарубиными.

– Раз двухмоторный, значит уже не «Орлёнок», а «Орлик». А одномоторный так тот вообще «Орлан». Пусть так и называются. А этих «Орлов» – под брезент.

На крыльце терема нас встречали Волков и Сигаев. Оба хотели полетать на «Орлах». Но уж очень не хотелось их засвечивать.

– Налетаетесь ещё. Что с учлётами?

– Позавчера сдали лётный экзамен. Все сорок на отлично. Вчера вручил им Покорителя, эполеты подпоручиков с крылышками и распустил по домам до вторника. Сегодня вечером в «Астории» отмечаем. Вам с герцогиней надо быть всенепременно. И при всём параде.

– Ну раз надо, значит будем. Анатолий Алексеевич, прикажи пожалуйста баньку истопить. Да пришли ко мне есаула Плаксина.

Когда поднялись наверх, то по неписанной традиции кожаные куртки бросили в угол. Зина принялась собирать чистое бельё в баню.

– Сейчас попаримся с дороги и надо немного передохнуть. Молодые пилоты сегодня поляну в «Астории» накрывают. Так что будь при полном параде и готовься танцевать до утра. Отбою от приглашений не будет.

– Андрюш! А сам-то ты чего не танцуешь никогда?

– Да после той памятной скачки на Беломоре я стал плохим танцором!

И мы оба рассмеялись.

* * *

В «Астории» было шумно и весело. Тосты следовали один за другим. Вальсы сменялись мазурками и снова вальсами. Зинуля была в центре внимания и молодые лётчики с любопытством разглядывали диковинный Орден Почетного Легиона на её груди. Последний тост произнёс я:

– Господа Пилоты. Послезавтра Вы вернётесь в Гамаюн, где и продолжите службу, но уже в ином качестве. А вот завтра озаботьтесь приобрести ценные памятные подарки нашим техникам, мотористам и столярам-ремонтникам. Без их незаметного труда никто бы из нас выше головы-то и не прыгнул. Так вот давайте за них и выпьем. За Российскую машинерию и инженерию!

Когда расходились, то баронесса Жанна улучила минутку и спросила меня:

– Как там Марик в Москве?

– А разве он ничего тебе не пишет?

– Пишет, но в своём стиле – туманно и расплывчато.

– Помнишь в Париже с ним была Анна, оперная дива. Так вот, похоже, она скоро станет баронессой.

– Даже так? Я с ней мало общалась. Всё же Париж и всё такое. А она из какого сословия? Кто её родители?

– Её отец – первый меховой магнат в Москве. А сама она поёт так, что соловьи от зависти дохнут.

Заночевать мы решили в родительском дому. Папенька с маменькой были в Царском Селе, а мне назавтра надо было встретиться с адмиралом Макаровым.

* * *

Степан Осипович принял меня в своём кабинете.

– Заехал ещё раз поблагодарить Вас, адмирал, за удачную кандидатуру капитана второго ранга Рожкова. Это тот самый человек на своем месте. Мы с вами уже говорили о материальной части, но совсем забыли о человеческом факторе. А ведь экипаж подводного эсминца должен состоять из четырёх офицеров и 16 старшин и матросов. А где их взять? Особенно мотористов, гальванёров и минёров. Кадры надо готовить уже сейчас, но брать только добровольцев. Вот и озаботьтесь этим вопросом, адмирал, уж будьте так любезны.

– Да я и сам об этом думал уже. Надо открыть курсы для моряков второго года службы. А для приманки объявить, что год службы на эсминцах пойдет, как за два. Многие сами захотят. Ещё и выбирать будем, кого принять. Ну как-то так. А мичманов полно на берегу сидит и ждёт вакансии на суда. С этим проблем не будет!

– Так и сделайте. Тем более что год службы на подводном флоте реально пойдёт за два. И офицерам двойное жалование.

После визита к адмиралу я заехал к Тринклеру.

– Густав Васильевич, ваши ДГТ во флоте прижились и их ждут с нетерпением в Мурманске. А могли бы вы создать небольшой движок силёнок на 30–40? И чтобы был неприхотлив и прост в обслуживании.

– Да я с таких и начинал. Покопаюсь в старых записях. Может, что и отыщу!

– Вы уж отыщите, пожалуйста. Да и сделайте пару дюжин на пробу. Испытайте и обкатайте. А коли что дельное получится, то шлите в Москву Луцкому. Я ему подскажу, куда их можно будет приладить.

* * *

На следующий день весь вчерашний выпуск был в Гамаюне. Молодые подпоручики постоянно поглядывали на свои золотые эполеты. Пилотки уже лихо заламывали набекрень, козырьки и крылышки на них сияли на солнце.

– Вот что, други мои! Рядом с ангаром под брезентом стоят два «Орла». До конца недели можете облазить их от трубки Пито до хвостового костыля. На любые Ваши вопросы по устройству и конструкции, ответы даст дядя Лёша Патрикеев. Старайтесь запоминать. Кто тупой и запомнить не сможет – записывайте. Я вот записываю. На выходные все по домам. А вот в понедельник всем выпуском отправляетесь в Москву. С Вами поедут полковник Волков и майор Сигаев. В Москве перейдёте с Николаевского вокзала на Казанский и отправитесь в городок Раменское. Там находится наш Центральный Аэродром Государевых Испытаний. Сокращенно ЦАГИ. На этом аэродроме Вас будут учить летать на Орлах лётчики-испытатели Благов и Бершадский. Слушаться их, как папу и маму вместе взятых. Когда они сочтут Вас готовыми к перелёту, то перегоните сразу 40 самолетов в Симбирск на Волге. Там Школа Высшей Лётной Подготовки. Сокращенно ШэВээЛПЭ. В этой школе вас уже месяц будут гонять и в хвост и в гриву ваши командиры бригад – комбриги и командиры корпусов – комкоры. А пока прогуляйтесь до ангара. Сувениры для техсостава не забыли? Вот и славно. А что за сувениры?

– Каждому золотые часы на цепочке, а музыка наш марш играет!

– Славно придумали! Чья идея?

– Подпоручик Николай Марковкин предложил. Один из лучших на курсе! – добавил полковник Волков.

Вот так была сформирована первая группа командиров эскадрилий.

Когда через неделю все разъехались, то в Гамаюне стало тихо, но скучно.

Дядя Лёша с Зарубиными сделали таки скелеты и «Орлика» и «Орлана».

– А теперь пронумеруйте всё, разберите и упакуйте в ящики – повезем в ЦАГИ продувать. Но до этого закатите одного «Орла» в ангар и подвесьте на метр над полом. Есть о чем задуматься!

Уже через неделю «Орёл» висел в ангаре. Красиво висел.

– Почему мы летаем только летом? Потому что зимой колёса в снегу увязнут! А если поставить самолёт на лыжи, то и зимой вполне можно и взлетать и садиться на укатанный снег. Вот сидите, смотрите и думайте. Какой длины должны быть лыжи, какой ширины и как их крепить вместо колёс?

Думали долго, долго. Часа два. Потом пошли обедать.

– Получается того, – начал Зарубин старший: – Доски надо брать кленовые, они хорошо гнуться. Не зря же на флоте вёсла только из них делают!

– А эти доски снаружи обшить листовым сталюмином и уж к нему крепления для осей пришпандорить. Всё прост-таки! – подвёл итог дядя Лёша.

– Тогда стругайте и обивайте. А потом всё вместе грузите на паровоз и рысачьте в ЦАГИ. Мы с Зиной туда попозже подлетим на «Орлах».

И уже через неделю я и Зина заходили на посадку в Раменском.

* * *

Число самолётов на стоянке значительно поубавилось. Видать Апостолам понравилось кататься на пароходах по Волге из Симбирска в Казань.

Первого «Орлика» уже продули и готовили к взлёту. Облетать его решил сам полковник Благов. На второе пилотское кресло к нему подсел Бершадский.

Их вывод о новой машине был краток:

– Мощности маловато, но для начального обучения вполне сгодиться!

Совсем другой вывод был по «Орлану». Его они облётывали часа три.

– Если сбавить скорость на треть, то двигатель шуршит, как на средних оборотах. И можно кружить и кружить, пока не устанешь. На средних оборотах и расход топлива мизерный. Для дальней разведки такой самолёт в самый раз.

А начальник Аэродромно-Технической Базы – АТБ, если коротко, полковник Шуранов огласил свой вердикт:

– В изготовлении обоих самолётов сложности не вижу. Все основные детали от «Орла» и «Орлёнка». Но надо простимулировать бригады сборщиков. Любое новшество требует материальной поддержки.

– Так составьте ведомость с суммами премий, а мне огласите только одну цифру – Итого! – попросил я: – Для начала «Орликов» нам потребуется штук 40–50, а «Орланов» только 10. И это к весне следующего года. Но первого «Орлана» я забираю уже сейчас. А ещё пару хорошо бы собрать на этой неделе. Одна просьба – все четыре задних пассажирских кресла сделайте поудобнее и чтобы раскладываться могли, если кому-то спать захочется. Вы в Москве автомобиль «Волга-21» видели? Вот такие сидения сзади в «Орлане» и установите. И «Орликов» хотя бы десяток уже к этой осени понадобится.

* * *

Решили мы с Зинулей проведать и Юру Коновалова, благо Лыткарино было недалёко. Взяли извозчика и поехали. Все же в медленном передвижении есть и свои прелести. Можно любоваться ландшафтом.

На крыльце бывшего Барятинского особняка нас встречал сам хозяин. Он и раньше-то был стройным и поджарым, а теперь напоминал живой скелет. Его аж ветром качало. Провел нас в гостиную. Порядок в доме был идеальный. А на стене висел листок: «График дежурств в опочивальне».

– Стекольную фабрику я сварганил. Стёкла плавим не хуже Цейсовских. На шлифовку собрал всех девок с окрестных деревень. Вот только где их мне было расселять? Пришлось потесниться. Домина-то огромный, а мне одному много ли надо. Спальню и буфет с анисовкой.

– А что это у тебя за график такой висит?

– Я не лезу на рожон, но порядок быть должон – шах персидский, хоть и лысый, а имеет сорок жён. Но я-то не лысый, хотя и не шах!

– Ты себя оберегай, на сметану налегай! И маленько обороты в спальне ты поубавляй!

Про Мячково я и спрашивать не стал – не до того Юрцу сейчас. Когда приехали обратно в ЦАГИ, там царило всеобщее оживление. Вернулись Апостолы из очередной перегонки. Вот только что-то их поубавилось.

– Владимир Александрович! А где остальные то? – спросил я у командира Аверьянова.

– Андрейка! Дело в следующем. Мы когда в Казани с парохода сходили, то на борт грузчики стали заносить большие плоские ящики. Оказалось что это арфы. Целый оркестр одних только арфисток загрузился. Ну и майор Сигаев, как старший по званию, взялся сопроводить их до Нижнего. С собой прихватил лётчиков Павлова, Посохина и Голубцова. Но в Нижнем они сойдут и по чугунке сюда прикатят. Здесь же в ближайшую неделю готовых «Орлов» ещё нет. А Зубов, Маркелов и Ламин с Фроловским в ШВЛП молодых подпоручиков по кругам гоняют. Там дел до осени хватит!

Как всегда Володя Аверьянов отмазал всех. И не поспоришь. На следующий день мы с Зиной кружили на «Орлане». Всё же рулить вдвоём по очереди было очень удобно. Скорость-то едва превышала 240, потому на большой высоте вообще казалось, что стоим на месте.

– Может полетим обратно в Гамаюн? – спросила Зина.

– Можно, но хочу сначала с братом посидеть. Поговорить о делах наших.

Вечером мы с Комрадом засиделись допоздна за рюмкой чая.

– Вот что, братик! Есть у меня задумка ещё один аэроклуб открыть на Ходынке. Как раз напротив Петровского Путевого дворца. В самом дворце мы с Зиной жить будем. Там же и теорию в первый день читать желающим. Теперь, когда есть самолёт с двойным управлением, обучение куда как веселее пойдёт.

– А почему именно там?

– Так где же ещё? Место-то историческое. Можно сказать намоленное. Все первые КБ авиаконструкторов были вдоль Ходынского аэродрома. А в Петровском дворце была Академия ВВС имени Жуковского. Её же наш батя ещё до войны закончил. Я это место хорошо знаю. Дворец большой, всем места хватит. Поедешь со мной?

– Нет, Андрей, я в Питере останусь. Причину сам знаешь. Опять же все флотские вопросы надо там решать. Рожков на Мурмане целый подводный флот строит. А ну как ему наша помощь понадобится, а мы в Москве.

– Резонно. Тогда давай так. Ты оставайся в Гамаюне. А я заберу с собой бригаду Патрикеева и Зарубинских сыновей, которые ещё не женаты и своих домов там не имеют. И будем готовить пополнение. Нам же надо, что бы к середине лета 1903-го все самолёты там были. И пилоты там же. И одних только аэродромов надо будет больше десятка обустроить. Нас двоих на это не хватит – надорвёмся. Потому и хочу ещё и в Москве аэроклуб открыть. Да и от Саши Дорского из Кременчуга нет вестей. А сам писать ему не хочу. А то получится, что вроде как отчёта требую. А это не вежливо.

– А ты пошли ему в ящиках пару «Орликов». Он сам без всякого вызова появится. Тогда всё и прояснится!

– Вот умеешь ты всегда найти выход из тупиковой ситуации. Мне бы так!

– Тогда давай ещё по одной и спать. Завтра я на «Орлане» хочу подольше полетать. Будь здрав, боярин!

* * *

Утром выкатили второго «Орлана». Облетать его взялся Борис Григорьевич Бершадский. А меня на правое кресло посадил для балласта. Но раз уж самолет пошел в серию, то капризов от него можно было и не ожидать.

Забрались очень высоко, аж под самые облака. Тут меня Бершадский и огорошил, как бы между прочим:

– Ты про штопор слыхал что-нибудь?

– Слыхать не слыхал – неоткуда. А вот во сне как-то видел. Страшновато.

– Свалиться в штопор может каждый! А вот теперь смотри, как из него выходить надо!

Уже на земле Зина поднесла мне рюмку водки:

– С прилётом, любимый!

Оказалось, что весь аэродром наблюдал, как мы штопорили. Первые два раза выводил Борис Григорьевич, а на третий доверил вывод мне. В этот день я не только не обедал, но и на ужин не пошел. Все последующие дни прошли в интенсивных учебных полетах. Мы с братом овладели Орланом в совершенстве. Да это было и не трудно. Получился на редкость послушный и устойчивый самолет. Как-то после обеда принесли срочную телеграмму из Симбирской ШВЛП от жандармского ротмистра Желнова: – Пожар и взрыв на складе бензина. Злоумышленник Сиваков Андриан Кондратьевич схвачен!

– Кондрат! Ты что-нибудь понял? – спросил я у брата.

– Да понять-то не трудно. Наш с тобой дед в той жизни был Архип Андрианович, а прадед стало быть Андриан Кондратьевич. Смекаешь в честь кого нас назвали Кондратом и Андреем? Выручать надо прадедушку.

– Да ещё как надо. Этот жандарм Желнов на редкость подлый тип. Для своей карьеры готов кого угодно обвинить в заговоре, как Берия.

– Так чего же мы стоим?

– Дядя Лёша! Запрягай! Срочный взлёт по готовности! Время пошло!

Пока техники дозаправляли и готовили «Орлана» к вылету, мы с братом напрягали память и пытались вспомнить хоть что-то из рассказов отца о его дедушке. Мне батя как-то рассказал, что его дед Андриан был солдатом, отслужил полных 25 лет, После дембеля женился, настрогал 11 детей и семерым из них дал университетское образование. Кондрат же помнил только, опять же со слов отца, как дед поучал нашего родителя:

– Учись, Женька, и будешь тогда есть белый хлеб с маслом!

Прямо скажем запас знаний своей родословной был у нас невелик. Да оно и понятно. Отец закончил Военно-Воздушную академию им. Жуковского в 1939ом году, а в те годы говорить о царских наградах своих предков было рискованно. Лишь однажды помню, когда отец надевал свой парадный мундир со всеми орденами, он вскользь обмолвился: – У деда Андриана иконостас был не меньше!

Я тогда не придал этим словам значения, а вот теперь задумался. Но самолёт уже был готов к вылету и мы с братом отправились в Симбирск. Уже к вечеру сделали несколько кругов над аэродромом. Бензосклад выгорел основательно. Около сотни бочек с бензином взорвалось в огне пожара. Но и особо страшного в этом ничего не было. Таких складов у нас там было шесть. Теперь осталось пять. Ничего – прекращать полёты не придётся.

В штабе приняли рапорт от дежурного:

– Ночью разразилась гроза. Молния ударила в склад бочек с бензином. Склад сгорел. Пострадавших нет.

– А почему тогда арестован некто Сиваков А.К.?

– Фельдфебель Сиваков в ту ночь был начальником караула. Когда началась гроза, то он приказал снять часовых от греха, уж слишком часто молнии сверкали. А жандармы усмотрели в этом злой умысел. Вот и выходит, что он своих людей от верной смерти спас, а себя подставил.

– И где же он сейчас?

– Так его как раз жандармский ротмистр Желнов и допрашивает уже третий час.

– Веди нас к этому жандарму. Да распорядись, чтобы в столовой накрыли плотный ужин на троих. А то мы уж очень проголодались.

В кабинете Желнова был полумрак. Сам он сидел за письменным столом, а напротив него навытяжку стоял рослый мужчина лет 60 в солдатской гимнастёрке с оборванными погонами. Пышные бакенбарды и усы, как у Скобелева выдавали в нем бывалого служаку. Желнов вскочил и хотел было доложить, но Кондрат его опередил окриком:

– Вон отсюда, крапивное семя!

Я взял со стола листы протокола допроса и углубился в чтение. Молчание нарушил наш прадедушка:

– Не знаю как к Вам обращаться по званию, под куртками погон не видно, но вот то, что эта штабная крыса понаписала, так там и единого словечка правды нет. А меня уже который час мурыжит, что бы я эту голимотню подписал.

– Галиматью! – поправил его брат с улыбкой.

– Вот я и говорю – голимотню. А Вы то кто такие будете?

– А нас, дедушка, зови просто. Я – Андрюха, а вот он – брат мой Кирюха.

– Какой я Вам дедушка? У меня только старшенькому сынку Архипушке десятый годочек пошел, а ты меня уже в деды записываешь. Негоже это.

– Видим, что негоже. Ты уж не серчай на нас. А пойдем-ка лучше поужинаем.

– С места не сойду, пока мне этот брандыхлыст награды не вернёт. Ведь с корнем с гимнастёрки выдрал. Не он мне их вручал, не ему и сымать!

Тут дверь распахнулась и в комнату ворвался Желнов:

– Ты кого это брандыхлыстом назвал? – и замахнулся на нашего прадедушку.

От прямого удара в челюсть ротмистр отлетел в дальний угол комнаты, а Кондрат, потирая костяшки на кулаке, спросил меня:

– Может, укол от бешенства мне сделать, а то от этой гниды казематной ещё и столбняк можно заполучить.

– Уколов никаких не надо. Лёгкие ссадины завсегда лучше водкой протирать. Мы на войне только так и спасались, – успокоил нас прадед.

– Эй ты, пёс шелудивый! Где награды господина фельдфебеля?

– Так у меня, в столе-с. Прикажите вернуть?

– Сами вернём, и сгинь с глаз долой!

– Куда прикажите сгинуть?

– До ближайшей осины – вешаться! – гаркнул на него Кондрат.

Я выдвинул ящик стола и обомлел. На дне лежали четыре солдатских Георгиевских креста. Два серебряных и два золотых. Полный Георгиевский бант. Выходит наш прадед был полный Георгиевский кавалер.

– Андриан Кондратьевич, ты уж сам свои награды возьми. Вручать их тебе повторно нам не по чину. Да и пойдем-ка отселева, ссадинки Кирюхе водочкой смажем. Ну и самим с устатку пропустить по чарке не повредит.

Уже за столом я спросил прадеда:

– А в какой же войне ты эти кресты заслужил? Где воевать-то пришлось?

– Так легче сказать где не воевал. За 25 лет беспорочной службы где только не был. А забрили меня в солдаты в 1859 году под осень.

Гренадёрская баллада.

Сам-то я родом из этих мест, с Поволжья. Родитель мой, Кондратий Сиваков был из вольных переселенцев с Дона, крестьянствовал. Жили ни шатко. ни валко. Но даже в засушливые года голода не знали. Было у нас три коровы, овечки, да домашняя птица во дворе. Я сызмальства любил коров пасти. А зимой местный дьячок меня грамоте обучал за то, что летом я и его овечек пас. Уйдёшь с ними в степь и только на дудочке и играешь. Любил я дудочку то. Ну а как 19 годов исполнилось настал мой черед на царёву службу собираться. Ростом-то я в батюшку своего пошел. Вот нас и пригнали в город Самару, построили по росту, вышел к нам офицер и первых пятерых самых высоких забрал с собой. Отправили нас сначала в город Оренбург, а уж оттуда в Казахстан в городок Верный. И года моей службы не прошло, как Кокандское ханство собрало аж 20 тысяч войска, чтобы начисто стереть крепость Верный. А нас-то всего и было что пара тысяч солдат да казаков. Но командовал нами очень храбрый офицер подполковник Колпаковский. Так он взял с собой всего тысячу войска и ударил первым по Коканду. Бой у реки Кора-Костек три дня продолжался, но погнали мы басурман. Взяли тогда крепости Токмак и Пишкек. Вот в том походе я и получил первого Георгия. Воевали-то и пешими и конными. И не пехота и не казаки. Правда потом меня ранили и отправили на излечение в город Ташкент. А как излечился, то там же и остался служить, но уже числился конным гренадером. Вот там-то я и познакомился со штабс-ротмистром Михаилом Дмитриевичем Скобелевым. Он сам меня выбрал за рост и Георгия на груди. По весне 71 года перевели его в Красноводский отряд, что на Каспии. Ну и я с ним. И получил он задание разведать дорогу на Хиву. С собой взял он только меня, ещё пару казаков, да троих туркменов. И прошли мы по Хивинской степи аж до колодца Саракамыш 400 вёрст за 9 дней. Но дорогу на Хиву разведали и он в точности всё записал. Вот за эту разведку и схлопотал я второй солдатский Георгиевский крест и звание сержанта. Михал Дмитриевича потом в Москву отозвали, а меня отправили в Мангышлакский отряд полковника Ломакина. А в 73 годе сподобил меня Господь снова встретиться со Скобелевым. Весной начался Хивинский поход. Верблюдов не хватало для перевозки всего армейского снаряжения, так все конные спешились и шли пёхом. И Михал Дмитрич тож. Но в разведку всегда меня с собой брал. Так бывалоча мне и говаривал:

– Восток дело тонкое, Андрюха!

Как-то в начале мая у колодца Итыбай встретили мы караван казахов, что служили Хивинскому хану. А нас-то всего десятеро было. Но надо знать Скобелева – шашки подвысь и атаковали. Их-то во много раз больше. Вот уж славная была рубка. Только на мне было три лёгких ранения, а на командире аж семь. Но бежали казахи и караван свой бросили. Дальше уж Хивинский поход без нас шел, а мы до конца мая раны залечивали. Но в строй вернулись уже не одни, а с двумя сотнями гренадеров и ракетной командой. Хиву взяли штурмом, но там меня крепко зацепило и был я отправлен на излечение сначала в город Пермь, а оттуда в город Орёл. А как излечился-то и был назначен в Орловский, князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского полк. Там и застало меня начало Турецкой компании. Двинули нас на Балканы освобождать Болгарию от османов. Вышли мы к Дунаю. Река красивая, но нам-то с той красоты не радоваться. Командовал нами тогда генерал Драгомиров Михаил Иванович и полковник Клевезаль. А как поступил приказ переправляться, то в первой же лодке со мной оказался генерал Скобелев. Откуда он появился, ума не приложу. Но встретились мы как братья. А уж на том берегу Дуная после боя вызвал он меня в штабную палатку и при всех офицерах вручил мне третьего Георгия ещё за Туркестан и медаль за покорения Коканда. Ну а потом была Шипка. Взяли мы этот перевал и крепостцу сходу, по-скобелевски. Ну а далее наш полк остался Шипку оборонять. А Михал Дмитрича перекинули под Плевну. Михаил Иванович Драгомиров, как прознал про мои заслуги и в Хивинском походе и в Коканде, то присвоил мне чин фельдфебеля. Так и началось наше сидение на Шипке. Июнь и июль проходили в перестрелках. А вот в августе турок попёр на нас всерьёз. 9 августа занял гору Малый Бедек и начал садить по нам оттуда из пушек. А у нас-то и было всего 27 орудий под командованием капитана Теплякова Павла Гавриловича. Тяжковато было, но мы держались. И вот 11 августа османы с раннего утра пошли в наступление и уже к полудню нас почти окружили. Тогда и послал меня полковник Клевезаль на батарею Теплякова с приказом, что бы тот сменил позицию и обстрелял Боковую горку. Когда я прискакал на батарею, то Павел Гаврилович был уже ранен, но из боя не вышел и продолжал вести огонь. Пять орудий у него было уже подбито, а ещё два с поломанными колёсами, но стрелять пока могли. Вот он и отправил 20 орудий в сторону Боковой горки, а сам остался при двух орудиях отражать атаку турок с востока. Трижды османы врывались на нашу батарею и трижды мы штыками сбрасывали их обратно. Вокруг полно было турецких трупов, но и у нас потери были немалыми. А ближе к вечеру они пошли атаковать нас в четвёртый раз. Опять сошлись в штыковую. Налетел на меня здоровенный башибузук с саблей. Видать офицер ихний. Но я его на штык и принял. Да больно грузен турок был – штык возьми да обломись. Поднял я тогда его саблю-ятаган и ею отбиваться стал. Мы с капитаном Тепляковым бились спина к спине, пока его шальной пулей не зацепило. Тут уж и мне от кого-то пркладом в спину прилетело и я рухнул на дно рва. Очнулся, слышу бой-то ещё идёт, держат наши батарею. Гляжу, а рядом со мной убитый турецкий горнист лежит и в руке у него ихняя дудка зажата. Взял я этот струмент, вспомнил как в детстве на дудочке играл и стал что есть сил дудеть турецкий сигнал к отступлению. Турки как горох с нашего редута посыпались, чуть не затоптали меня. А уж позже к нам на подмогу подоспел целый стрелковый батальон генерала Цвецинского. Его солдат казаки на своих лошадях по двое на перевал вымахали. Уже в сумерках отыскал я Павла Гавриловича. Тяжело ранен он был. Голова кровавой тряпкой обвязана, левый глаз заплыл, но живой. А редут наш назывался Орлиное гнездо и оборонял его Орловский полк. После нас из-за больших потерь в тыл отвели, а капитана Теплякова отправили на излечение в Орловскую губернюю. Солдатская-то молва завсегда бежит впереди паровоза. Вот и про нас с Павлом Гавриловичем уже сказку сложили, будто бы мы с ним вдвоём под Орлиным гнездом всю армию Сулейман-Паши опрокинули. Дошло до начальства, вызвали меня в штаб к командующему генералу Столетову Николаю Григорьевичу. Он в ту пору командовал и нами и болгарским ополчением. Порасспросил он меня об обороне Орлиного гнёзда, посмеялся над моей уловкой с сигналом отступления, достал из ларчика серебряный солдатский Георгиевский крестик, а я шинель-то и распахнул. Тут он и увидал, что у меня уже три Георгия – два серебряных и один золотой. Ну деваться некуда – положил он серебряный-то обратно в ларец, а со своей груди отколол офицерский крест и хотел мне его навесить. Но я отказался – негоже мол фельдфебелю офицерский крест носить. А отправьте-ка лучше этот крест капитану Павлу Гавриловичу Теплякову. Под его началом мы редут держали и четырежды турок опрокинули. Тогда генерал Столетов опять в ларец полез и достал оттуда уже золотой, четвертый солдатский крест к моему банту и самолично его прикрепил мне на грудь. Поинтересовался и моим ятаганам, который я у башибузука на штык взял. Рассмотрел каменья на эфесе и сказал: – «Что с боем взято, то свято! Носи Андриан сей ятаган, заслужил. А каменья на нём больших денег стоят». Вот так я и стал полным Георгиевским кавалером. Когда война с туркой закончилась, генерала Столетова опять в Туркестан перекинули, ну и я с ним туда же. Раз как-то его в Афганистан отправили по посольской части. Повидали мы много чего, всего и не упомнить. А в 85 годе мне полная отставка вышла. Мы тогда с Николаем Григорьевичем Столетовым уже в Питере обретались. Предлагал он мне при нём остаться на сверхсрочную. Да тянуло меня домой, в Поволжье. Каждому охота вернуться в те места, где пуповину резали. Ятаган-то я ещё в Питере к ювелиру снёс. На что он мне? А в хозяйстве каждая копейка дорога. Дал мне еврей-скупщик за те каменья аж тысячу рублей. Да на те деньги можно было земли прикупить на две деревни. Но когда из Нижнего плыл до Симбирска, обобрали меня на пароходе лихие люди. Хорошо ещё, что кресты не тронули. Тож видать, хоть и воры, а с понятием. Вернулся к своему дому на наш хутор, а там уж чужие люди живут. Да и дом уже не тот. Про прежних хозяев только и знали, что те уж лет 15 назад от холеры все повымерли – даже могилок не осталось. Пришлось наниматься на службу к Федору Михайловичу Керенскому – директору Симбирской мужской гимназии. Так как я был грамоте обучен, то определили меня дядькой-наставником в старшие классы. Женился, детишки пошли. Жизнь налаживалась. А лучшим другом у Керенского был его начальник, директор всех Симбирских училищ Илья Николаевич Ульянов. А у того был старший сынок, Александр Ильич. И часто он к нам в гимназию захаживал и разные разговоры вёл со старшими гимназистами. Ну мне-то какое дело до их барских разговоров? А оказалось потом, что этот самый Александр Ильич Ульянов противу царя Александра Третьего умышлял смертоубийство. Так его самого заарестовали, судили и повесили. А потом ещё долго по всему Симбирску сообщников его доискивались. Не миновала и меня чаша сия. Мол, недоглядел, о чем молодые баре толковали. Так я и места лишился. Но семью кормить-то надо. Вот и вернулся в службу на новый аэродром начальником караула. Дело знакомое. Да случилась оказия с пожаром – тут-то мне жандармы всё и припомнили. Хорошо ещё, что до самых моих корней не докопались. И как дальше жить ума не приложу. Видать был гренадёр, полный Георгиевский кавалер Андриан Кондратьевич Сиваков, да весь вышел.

* * *

Так вот за этим рассказом мы и вторую бутылочку уговорили.

– А что ты про свои корни-то помянул? – спросил Кондрат.

– Да корни-то у нашего рода непростые. Мы ведь выходцы с Дона. А главным нашим предком был Бахмутский сотник Кондратий Афанасьевич Булавин. При царе Петре много людишек с царёвой службы, да со строительств разных на Дон бежало и свободными казаками становилось. Спокон веку заповедь «С Дона выдачи нет!» – чтилась там основным законом. А царь Пётр послал своего воеводу князя Долгорукова беглых людишек повертать. В Черкасске тогда атаманил Максимов и всячески Долгорукову помогал. А Кондратий Булавин не прогнулся, своих людей не выдал, а сам взял штурмом Черкасск в апреле 1708 года. А 9 мая был избран Атаманом Войска Донского. Но предали его войсковые старшины. Хотели живьём сдать на царёву расправу, да он не дался – погиб в бою, как и надлежит атаману. Но верные ему люди всё его семейство за Волгу упрятали. Фамилию сменили, будто они винокурней занимались и славную сивуху гнали. Так мы и стали Сиваковыми.

– Вот что, Андриан Кондратьевич. Ступай-ка ты домой и ни о чем не кручинься. Говорил ты про капитана Теплякова. Так вот он после войны там же на Орловщине и женился. Пара дочерей у него осталось. Сам-то он потом от ран за Отечество скончался. А вот дочери его – одна герцогиня, другая графиня – в обиду тебя не дадут, раз ты с их батюшкой вместе кровь проливал. Здесь тебе жандармы всё одно житья не дадут. А поезжай-ка ты в Москву со всем семейством. Там, неподалёку от села Вешняки, есть усадьба графа Шереметьева – Кусково. Я графу отпишу и он возьмёт тебя на службу управляющим. Переезд денег стоит, да и на новом месте тебе надо дом ставить. Так что прими для начала от старшей дочери капитана Теплякова тысячу рублей. И не отказывайся – заслужил.

– А сами-то вы кто будете, господа хорошие?

– Так говорили же уже. Для тебя мы Кирюха и Андрюха! – усмехнулся я.

– А что ты там говорил про своего сыночка Архипушку? – спросил брат.

– Да очень умный отрок растет. Читать с пяти годов выучился и сейчас в начальной школе по всем наукам первым идёт, – ответил наш прадед.

– Вот оно и славно. Сколько бы детей ты ещё не произвёл, все средства вкладывай в их образование. А средства будут, и немалые. Герцогиня Зинаида Павловна об этом позаботится. А сейчас бери нашу карету и домой спать. Утро-то вечера мудрёнее.

Когда прадед ушел, то мы с братом ещё долго сидели молча, переосмысливая сказанное им.

– А мы ничего не напортачим таким вмешательством в судьбу нашей фамилии? – усомнился Кондрат.

– А что мы собственно изменили? Дом наш родовой так и стоял в Вешняках, мы же с тобой оба там выросли. Как наш отец и рассказывал, у деда Андриана было 11 детей и семерым из них он дал университетское образование. А уж на какие средства – это не суть важно. И дед наш с тобой Архип Андрианович был путейским инженером и имел 13 патентов на изобретения. А помнишь библиотеку деда? Почти все книги на английском и на немецком. И ни одного романа. Только техническая литература и справочники. А мы дуриком все эти книги в макулатуру сдавали. Так что вряд ли мы что-то изменили – все события развиваются своим чередом. Да и вышло-то у нас почти как у Пушкина: – «С Петром наш пращур не поладил и был за то порублен им».

На следующий день мы улетели обратно в Москву. И несколько дней подряд Бершадский натаскивал нас на вывод из штопора. Довёл наши действия до автоматизма. Но по-другому было нельзя. На заре авиации сваливание в штопор было самым коварным врагом каждого пилота. Как-то утром за завтраком я не увидел Комрада.

– Так он ещё вчера до обеда попросил залить полные баки в первого «Орлана» и сказал, что полетит в Ковно – ответил дядя Лёша.

– Собирайся, Зинуля. До обеда вылетим в Гамаюн. Думаю, Комрад уже там.

– Как скажешь. Только мне и собирать-то нечего. Все моё всегда при мне!

– Борис Григорьевич! Спасибо тебе за науку. Вот только надо и всех научить, как выходить из штопора. Особенно на «Орлах».

– А вот с «Орлами» не получится. Я несколько раз пытался вогнать его в штопор, а он только свалится на крыло и тут же сам выходит. И четверти витка не делает. Видать крепко над ним профессор Жуковский покумекал.

К обеду мы были уже в Гамаюне. Неподалёку от ангара стоял «Орлан». Мы подрулили рядом. Дядя Лёша с тремя помощниками вылезли с пассажирских сидений. Потянулись:

– А олени лучше! – сказал моторист Калабердыев.

На крыльце терема нас уже встречали Мария Петровна и Комрад.

– Как же вас папенька с маменькой-то отпустили?

– А некому было и задерживать. Они оба сейчас в Царском Селе у Государя. А на нянек, как вы, Андрей, и советовали. я ножкой топнула. Герцогиня я или где! Зато от Ковно и до Гамаюна я почти всю дорогу сама рулила, Комрад только лишь на посадке чуть помог. Чудо как хороша машина.

– Это её дядя Лёша с Зарубиными придумал – их и благодарите.

– Да мы-то что? Подумаешь – самолет. Случай чего можем и вторую карусель построить и тоже с музыкой. Вы какую песню больше любите?

– Да есть такая – «Надежда, мой компас земной, а удача – награда за смелость! А песни довольно одной…» ну и т. д. – пропела доктор Шагумова с улыбкой.

– А тебе, Комрад, какая песня нравится? – спросила Зина.

– «У самовара я и моя Маша!» И пойдемте пить чай. С плюшками.

* * *

На следующий день нанесли визит к Государю. Он как раз со Столыпиным обсуждал земельную реформу. Пришлось вмешаться:

– Пётр Аркадьевич! И ты, Николай. Реформа эта необходима, но её надо пока отложить. Сложились наши с князем Кириллом сны. Война нас ждёт в скором времени.

– Ты пугать-то нас постой! Или швед под Петербургом! Или турок под Москвой?

– Сейчас не время для шуток. И шведа Великий прадед наш под Полтавой колачивал. Да и туркам от батюшки Вашего досталось. А новый враг ещё коварней. Война будет с Японией.

– Да иди ты! Эта ж Япония просто запятая на глобусе, а мы Россея – от Котки и до Чукотки. Куда им супротив нас то?

– В том-то вся и фишка. Флот у них уж больно силён. По Корее они пройдут, как дети в школу. И попрут нас и из Манчжурии, и с Курил. Любая война заканчивается миром. С ними-то мы замиримся. Но на каких условиях? И после такого мира в сторону России только ленивый не плюнет. А уж британцы вконец оборзеют. Они и сейчас-то твой флот не считают за силу, а после позорного мира вообще наглость потеряют.

– И что же предлагаете делать?

– А что мы все эти годы делали? Хочешь мира – готовься к войне! Вот мы и готовились. Создали тебе целый воздушный флот. Ты лесовозы видал. Никакие это не лесовозы – авианосцы это. С их верхних палуб самолёты могут взлетать и садиться. По два десятка на каждом. Ты дорогу на Мурман провел, а там капитан второго ранга Рожков тебе верфи и целый подводный флот построил. Лейтенант Колчак ушел на пару лет на Ермаке в ледовую разведку, чтобы авианосцы Северным Морским Путём на Дальний Восток перебросить втихаря. А на них, пока вместо самолётов, Рожков свои подводные эскадренные миноносцы пассажирами повезет. На Сахалине в посёлке Оха уже нефть нашли и нефтеперегонный завод поставят. Мы перекинем на Дальний Восток с полтысячи самолетов и им бензин нужен. А эсминцам мазут. И всё это за каких-то три года. Ты думал мы дурью маемся, звёздочки себе на эполеты выслуживаем. Помнишь, как на крови клялись быть тебе первыми сподвижниками и соратниками. Мы вот помним. Так что давай, впрягайся. Время пошло и оно ждать не будет, а вот земельная реформа подождёт.

– А что же я должен делать?

– Да много чего. Но не пугайся – не всё сразу, – сказал Комрад: – Для начала назначь Петра Аркадьевича премьер- министром. А чтобы у него возможностей было побольше, заодно и МВД ему поручи. Наместнику твоему, Евгению Ивановичу строго настрого повели срочно тянуть железную дорогу от Читы через Харбин на Владивосток. Пусть южнее этой дороги создаст полосу отчуждения с линией обороны. Над всем флотом поставь командовать адмирала Макарова, а линией обороны железной дороги генерала Кондратенко. Как видишь, пока всего твоего труда, только подписать Указы. Пусть их Пётр Аркадьевич составит. Борюсик-то хоть и верен тебе, но глуп. Может где и сболтнуть лишнего.

– А мне, Государь, отдай пока в пользование в Москве Петровский Путевой дворец и Ходынское поле. Я с дядей Серёжей уже об этом говорил. Он твоя верная опора в старой столице. Нам много опытных пилотов подготовить надо. Самолёты сами-то не полетят. А Вы, Пётр Аркадьевич на Машу-то не серчайте. Она умна не по годам. И такую пользу сможет ещё миру принести, что все наши заслуги поблекнут в её лучах. Правда, Мария Петровна?

– Скажете тоже. Но кое-что хочу уже сейчас начать делать.

– И что же? – спросили хором и Государь, и Столыпин.

– Раз войны не миновать, то будет и много раненых. Значит надо в Чите уже сейчас возводить много госпиталей. Хирургов надо готовить тоже уже сейчас. Перевязочные материалы потребуются тоннами. Лекарства из Германии и Франции закупать сейчас надо. Потом они вдесятеро подскочат в цене. В Средней Азии надо наркотики закупать – опиум. Из него опийное молоко делать. Ампутаций будет много. Так, может, хватит солдатиков по живому-то резать? Санитарные поезда надо оборудовать заранее, что бы раненых перевозить, как с линии обороны, так и из Владивостока. Да и много чего ещё понадобится. Это я так. Навскидку перечислила.

– Видали, судари мои? А Вы говорите, что она ещё маленькая девочка. Да Марию Петровну хоть сейчас можно ставить министром здравоохранения! – с гордостью сказал Кондрат.

– А вот этого делать как раз и не надо. Назначьте её министром и через месяц Мария утонет в бумагах. Государь, а ты создай новый орган власти и назови Государев здравоохранительный надзор – ГосЗдравНадзор. А Марию Петровну назначь комиссаром этого надзора. Чтобы она не подчинялась никому, кроме тебя, а министров могла бы менять как зонтики. Вот тогда может и зашевелятся. Фактически она не будет отвечать ни за что, а вот спросить сможет с любого. От себя мы с герцогиней Зинаидой Павловной жертвуем на целый санитарный поезд со всеми прибамбасами. И платим чистым золотом. А сейчас дозвольте откланяться – заболтали мы Вас.

Когда покидали Царское Село, солнце уже близилось к закату.

– Что, Мария Петровна! Взвалили мы на твои хрупкие девичьи плечи ношу непосильную?

– И не такое вытягивала, – ответила доктор Надежда Викторовна Шагумова.

– Ужинать-то где будем?

– Махнём в «Асторию»! Я за новую должность проставляюсь! – сказала Маша.

В «Астории» застали есаула Плаксина и баронессу Жанну. К концу ужина я обратился к нему с просьбой:

– Тут такое дело, Валерий Сергеевич. Надумали мы новый аэроклуб в Москве создать. Лётное поле уже есть, здание под штаб роскошное. Но вот наладить оцепление, охрану и службу безопасности – всё надо начинать с ноля. У нас теперь есть шестиместный самолёт. Завтра мы с Зиной туда отправимся. Полетишь с нами?

– А куда ж я от тебя денусь! Как нас тогда судьба в трактире свела, так грех теперь и разлучаться. Конечно, полечу.

– Тогда и я полечу. А-то Марик в Москве по театрам ходит, а я тут звезды между стогами считаю. Это несправедливо! – заявила красавица Жанна.

– Ну вот и славненько. Там дворец огромный – места всем хватит.

* * *

На следующее утро позавтракали наспех и в самолёт. Летели против солнца. Чтобы не слепило глаза пассажирам, задёрнули шторку за кабиной.

Лететь было легко. Железная дорога под нами сначала довела до Твери, а потом и до Москвы. Ходынское поле было ровнёхонькое и подходы открытые. Сверху я показал Зинуле Петровский дворец, а за ним большой Петровский парк с аллеями:

– Вот здесь и будем жить. И тут уж ты будешь полновластной хозяйкой!

После посадки Жанна и Валера вышли какие-то раскрасневшиеся. Заднее сиденье в Орлане было разложено и от обоих попахивало коньяком.

– Это где же вы успели разжиться?

– Так Жанночка с собой бутылочку прихватила, для храбрости!

А я лишь пропел про себя знакомую песенку: «Стюардесса по имени Жанна, исполняет в полёте желанья…»

Генерал-губернатора Москвы дядю Серёжу я загодя оповестил телеграммой и он встречал нас на двух «Чайках».

– Порадовал ты меня, племяш! Получил я от государя письмо, так он меня благодарит так, будто это я в Москве новый аэроклуб открываю.

– Дядя Сережа! Скоро 18 августа. День Воздушного флота. Нам на днях ещё два самолёта подгонят и мы устроим показательные полеты над Москвой. И будем листовки сбрасывать с приглашением записываться в аэроклуб. Так предоставь типографию, чтобы их напечатать.

– Да не вопрос. Хоть все типографии забирай.

– Вот и ладненько. А сейчас показывай где нам жить, убогим и бездомным.

* * *

Дворец конечно поражал своей роскошью. Во всём чувствовалась основательность Петра Великого. А уж мажордом выглядел не меньше, как фельдмаршал – Зинуля аж оробела вначале. Прислуга была вышколена до автоматизма – ни одного звука или лишнего движения. Спальня была огромной. Из ванной комнаты меня окликнула Зинуля:

– Андрюш! А здесь тоже есть краники-фонтаники!

Я лишь успел подумать: «Опять попал!»

* * *

Через несколько дней прибыл на поезде и Патрикеев со всей бригадой.

Расположились они шикарно – по бокам-то от дворца масса служебных помещений. Лёха пришел доложиться Зинаиде Павловне об благоустройстве, да не вовремя. Как раз в тот момент, когда мажордом отчитывал Зину о поведении во дворце. На следующий день он заявился ко мне весь в слезах.

– Меня вчера ваши морячки выпороли!

– Как так выпороли? Что, подвесили за ноги к потолку и медными бляхами на ремнях забили до полусмерти?

– Нет! Просто разложили на лавке и всыпали десять горячих ремнём.

– Ну это тебе, братец, повезло. Как правило, они того, кто на герцогиню лишь косо глянет, подвешивают за ноги под потолок и бьют до полного изумления. А у тебя вон и зубы целы и нос не сломан. Да ты счастливчик! Но жалобу непременно подай. Только не мне. Я флотскими не командую. Ты князю Кириллу отпиши. Он-то разберется. Но не забудь – князь свято чтит Петровскую заповедь – Доносчику первый кнут! – А теперь ступай и наперёд думай кому, что и как говорить.

А вечером в Большом был балет. Я конечно ценю высокое искусство. Но кордебалет мне как-то ближе. А на балерин смотреть было жалко. Не кормят их что ли. Хотя одна была в норме. Кажется Тося Волочкова. Вот её, видать, кормили по полной программе.

На День Воздушного Флота из ЦАГИ прилетело сразу три «Орлана». Медленно проплывали над городом в разных направлениях. А над ними кружили Орлики. Под занавес взлетели мы с Зиной и разбросали листовки с приглашением всем молодым офицерам записаться в Аэроклуб. Условий было только два. Не курить и иметь отличное зрение. Уже на следующий день записалось больше сотни. Пришлось устроить медкомиссию. Осматривал кандидатов в учлёты сам профессор Преображенский. Когда я спросил его о гонораре, он даже руками замахал. Мол, ничего не надо, но вот только хотел прочесть лекцию о пересадке мозжечка и гипофиза. В конце лекции он обратился к залу:

– Друзья мои! У Вас наверняка возник ряд вопросов! Задавайте! Не стесняйтесь! Я с удовольствием на них отвечу!

В зале нависла тишина. Это можно было счесть невежливым. Я моргнул дяде Лёше и он спас положение:

– Значится так, профёссор. А вот ежели к примеру пингвину прост-таки вправить гипофиз аиста. Да так что бы до самого мозжечка. Сможет он тогда прямо из-под воды взлетать?

Этот вопрос поверг Филиппа Филипповича в ступор, а Шарик жалобно завыл.

Годными оказались почти все. И занятия начались. Летали от темна и до темна. И Зина, и Сигаев, и Аверьянов, ну и я конечно. До первого снега все учлёты вылетели самостоятельно. Можно было отправлять всю толпу в ШВЛП переучиваться на «Орлов». Приехал и Саша Дорский. Оказалось он у себя в Кременчуге подготовил сотню пилотов на «Орлёнке». Теперь хочет всю зиму летать с ними на «Орлике», а по весне отправить всех в ШВЛП на «Орлы».

Так и встретили 1901 год. Весна – не лучшее время для полётов. Лыжи уже не годятся, а колёса ещё вязнут в грунте. Вынужденная передышка. По моей просьбе в Петровском дворце собрались почти все Апостолы.

– Предстоит нам через год всем оказаться на Дальнем Востоке. Будет сформировано четыре воздушных Армады по 80 самолётов в каждой. Первая Сахалинская Армада – командарм Зубов. Вторая Владивостокская – командарм Фроловский, третья Харбинская – командарм Маркелов. А вот где разместится четвёртая и кто её возглавит – вопрос пока открытый. В каждой Армаде будет по два авиакорпуса. Командиры корпусов комкоры – Матвеев, Пасохин, Сиченко, Павлов, Голубцов, Вдовин. Кто и в какой Армаде захочет летать – решайте сами с командармами. Пока все свободны. А Вас, Ламин. я попрошу остаться.

– Александр Васильевич! Прошу понять меня правильно. Ты без сомнения достоин возглавить четвёртую Армаду. Она будет самой многочисленной. В ней будет не два, а три корпуса. Но именно потому, что ты самый образованный из всех, тебе придется возглавить всего лишь корпус из сорока самолётов. Но этот корпус будет ключевым в решении стратегической задачи. Все остальные армады будут решать лишь тактические. Ты видел в затоне на Волге длиннющую баржу с верхней палубой аж в 160 метров. Это копия авианосца. У нас их два: «Моховой» и «Проскуров». На каждом будет базироваться по 20 Орлов. И по пять в ящиках про запас. И лётчиков будет по двадцать пять. Командовать эскадрой будет Колчак. Ты же будешь командовать всей палубной авиацией. Я постараюсь сделать так, что бы вы были в одном звании. Вот потому-то нам и нужен именно ты, с твоим чувством такта и грамотностью, что бы вы с Колчаком делали одно дело. А дело будет очень важное. Что скажешь?

– Андрюх! А чего говорить то. Мы же туда полетим не в бирюльки играть и не должностями меряться. Куда направят, туда и пойду.

– Другого ответа я и не ожидал. Тогда уже сейчас начинай тренировать всех для взлёта и посадки на палубу. Из 500 пилотов отбери 50 самых лучших. Структура такая – две пары это звено. Два звена – эскадрилья, плюс два самолета комэска и его зама. Две эскадрильи – бригада. Комбригов и комэсков назначай сам. Главный критерий, что бы все летали, как Фроловский – сел и полетел. Самолёты в разобранном виде уже сейчас начнём отправлять по чугунке. А в остальном пока продолжай учить пилотов в ШВЛП. Пора переходить к прицельному бомбометанию. Пикирование с 1000 метров до 100, сброс и уход. И все должны освоить полёт на бреющем над водой. Следующий этап – это сброс торпед метров за 300 до цели.

– А с кем воевать-то будем?

– С Японией – больше-то не с кем.

– Противник серьёзный. Нам в Академии Генштаба приводили цифры их флота. Впечатляет.

– То, что впечатляет это хорошо. Нельзя недооценивать врага. Главное, что не пугает. Рад что ты меня правильно понял. А теперь давай по пятьдесят.

Весь год прошел в интенсивных полетах. Пилотов готовил и Комрад с Волковым в Питере, и Дорский с его братом в Кременчуге, ну и мы с Аверьяновым и Сигаевым в Москве. Потом всех отправляли в Симбирск, а там уж командармы делали из них настоящих ассов. Пару раз приезжал Николай Николаевич Рожков. В Мурманске он гонял своих подводников до седьмого пота. Слабаки отсеивались сами.

* * *

И вот наступил 1902 год. Общее число пилотов приближалось к 1000. А требовалось 500. Было из кого выбирать. Мария Петровна развила бурную деятельность. Сама носилась на «Орлане» между Питером, Москвой и Симбирском. Кондрат был у неё за второго пилота – ему это нравилось. Как только в Челябинске и в Омске построили новые аэродромы, то они и туда зачастили. В Омске формировались санитарные поезда. По весне Зубов, Маркелов и Фроловский выехали на Дальний Восток. Каждый должен был в своей вотчине оборудовать по два-три аэродрома. Иногда и мы с Зиной прилетали в Питер на Орлане. Там у полковника Волкова появился персональный ученик – Великий князь Михаил. Младший брат Николая Второго и первый претендент на престол до рождения наследника.

Начальное обучение на Орлике Анатолий Алексеевич дал ему сам. А вот осваивать Орла решили в ЦАГИ. Лучше Бершадского его никто не научит.

Была и неожиданная встреча. На дирижабле прилетел с визитом вежливости кузен Вилли – кайзер всея Германии. На «Орликов» вообще не взглянул. С усмешкой осмотрел пассажирский салон «Орлана» и тут же пригласил к себе в гондолу Цеппелина. Там были и пассажирские купе, и отдельный столовый салон, и барная стойка. Всё с позолотой и вычурным блеском. Мы сделали вид, что обзавидовались. Где уж нам-то, сиволапым до такого прогресса. Похвастался он и новыми колониями в Африке и в Китае.

– Ну про Китай-то не заливай. Так тебя туда косоглазые и пустили.

– Ещё как пустили – весь Шанхай мой! Клянусь пивом и сосисками!

– А нас туда в гости пустишь?

– Так прилетайте или приплывайте.

– Да нам бы только шматок землицы где-нибудь за Шанхаем. Даже не на побережье, а километров десять в глубине. Только бы три-четыре вот таких лётных поля разместить.

– Да сколько хотите. У меня там всё схвачено. А самолётики ваши пускай там травку щиплют, как овечки беззащитные – нам не жалко.

– То что беззащитные – ты прав. Вот ты и защитишь. Кто посмеет сунуться в Шанхай с моря, когда там твои дредноуты дымят. Может, и для пары наших пассажирских судёнышек место выделишь.

– Что ж Вы попрошайки-то такие! Уж хоть бы просили чего серьёзного, а то про всякую ерунду клянчите.

– Да куда уж нам, сирым и убогим, до Вас – просвещенной европейской державы. Только ты уж не обмани нас.

– Клянусь свиной рулькой с капустой – слово сдержу.

Как же был прав дедушка Крылов в своей басне про Ворону и Лисицу.

* * *

Приближался очередной День Воздушного Флота. Особенно праздновать-то его и не собирались. Агитировать в авиацию необходимость уже отпала.

Луцкий на своём ЗИЛе освоил массовый выпуск грузовиков. Брали они полторы тонны груза – потому и прозвали их полуторки. Основным заказчиком была оборонка и он выпускал грузовики с цистернами под бензин. Нам же потребуется много заправщиков. Как-то брат спросил:

– А не много ли мы самолётов наклепали?

– Пятьсот боевых машин это ты называешь много? За время Великой Отечественной войны, только штурмовиков Ил-2, на которых наш батя летал, было выпущено 36 тысяч. А японец-то, как противник, ничуть не слабей немца. Вот и прикинь много это или мало. Меня сейчас другое волнует – где Колчак? Если до августа он Карские ворота прошел, то скоро должен объявиться.

Так оно и случилось. Уже в середине августа Александр Васильевич был с нами. Задержался лишь из-за того, что «Ермак» за два года без ремонта на обратном пути выдавал только по 7–8 узлов. Но это было поправимо. Главное Колчак доказал – пройти Северным Морским Путём из Кольского залива в Тихий океан можно без риска быть затёртыми льдами. Тут уж мы с Кондратом надавили на Николая:

– Готовь Указ о присвоении чина капитана 1-го ранга лейтенанту Колчаку и капитану 2-го ранга Рожкову, а звание полковника капитану Ламину. И не спрашивай за что. Мы ведь зря не попросим!

Николаша расщедрился и до кучи и Комрада произвел в Кап-раза и меня в полковники. В общем-то, не очень-то и хотелось, но это говорило о том, что он проникся серьёзностью угрозы.

Обмывали новые эполеты как всегда в «Астории». Это был прекрасный повод познакомить Колчака и Ламина. Вышли на балкон продышаться:

– Вот что Александры Васильевичи. Воевать вам придётся вместе бок о бок. Так что не забывайте кому вы доводитесь полными тезками – самому Суворову! А это ко многому обязывает. Сейчас отпуска отгуляйте – в Крыму бархатный сезон. Саша возьмёт моего «Орлана» и с дозаправкой в Кременчуге туда за один день долетите. Дорский вам на карте отметит его новый аэродром в местечке Кача. Берите туда жён, невест или любовниц – это уже на ваше усмотрение. Но очень хочу встретить вас обратно лучшими друзьями. В добрый путь.

* * *

В Гамаюне перед сном устроили чаепитие с Аверьяновым и Сигаевым.

– Для вас, други мои, уготовано длительное заграничное турне. На паровозе доедете аж до Владивостока. Там на ремонте обретаются два грузопассажирских судна, которые у Колчака были вспомогательными углевозами. Пока вы туда доедете, они как раз из дока выйдут. Переоборудованы они в пассажирские лайнеры повышенного комфорта. Вот на них-то и отправляйтесь в Шанхай. Кайзер Вильгельм дал распоряжение во всём вам помощь оказывать. Выберите затон понезаметнее, да поглубже. Что бы под килем не меньше 10 метров было. И заякорите их намертво носом к берегу, но чтобы между ними тоже метров по 10 было. А сами уже на берегу за Шанхаем подыщите место для трёх аэродромов. Туда в середине следующего лета уже по воздуху перекинем три авиакорпуса. Первыми двумя корпусами командовать будете вы, а третьим корпусом Саша Дорский из Кременчуга. Вот это и будет Четвёртая Армада. Кто будет командармом ещё не решено. Но ваша задача пока полностью оборудовать аэродромы. Что брать туда с собой из Владивостока решайте сами. Те оба парохода ваши.

– А как хоть они называются-то?

– Так сейчас и придумаем. Назначение у них будет очень непростое во время войны. Потому и назовём их в честь гатчинских жриц любви: «Даша» и «Глаша»!

– А вот они мы! – отозвались девицы и повели комкоров в баню.

А из офицерской гостиницы доносилось пение гимна лётной погоде: