Восшествие на престол императора российского Кирилла Первого и императрицы Марии Петровны прошло с надлежащей пышностью и помпезностью. Вся Москва гудела чуть ли не неделю, а когда молодой император огласил свой первый манифест – Землю крестьянам!!! – то загудела вся Россия матушка. Мелкопоместные дворянчики получили солидный куш за свои перезаложенные имения и тут же принялись их усердно пропивать. А земель, конфискованных у крупных землевладельцев, сосланных в Тигроссию с лихвой хватало, что бы обеспечить каждого крестьянина своим наделом. Столыпинские Наркомы превратились на какое-то время в землемеров и лучшим среди них был Лёнька Брежнев.
Как-то за чаем Государь спросил у меня:
– А что там слыхать про Адика Гитлера?
– Так растёт мальчик. Рисованием увлёкся.
– Может, распорядиться снять его с дистанции, пока не поздно?
– Так ему же всего пока лет 16. Фёдор Михайлович будет недоволен. Слеза ребёнка и всё такое. Давай лучше его перекупим – пусть у нас рисует.
– А если не согласится?
– Деньгами задавим. Я слыхал у него хорошо получаются рисунки зданий. Значит и в архитектуре что-то смыслит. Так и давай его перенацелим на авиацию – пусть рисует самолёты и станет первым авиационным дизайнером! Самолёт-то должен не только хорошо летать, но надо, что бы он был ещё и красивым. Некрасивый самолёт просто не полетит.
– Да ты с ума сошел. У нас же в авиапроме большинство самых гениальных инженеров – евреи. Мало нам своих черносотенцев, так ты ещё предлагаешь ярого антисемита к ним подпустить!
– Ну антисемитом он ещё не стал. И потом еврейские девушки очень красивые. Вот и женим его на еврейке. И какой же он тогда будет анти, если у него и жена, и дети семиты? Если и пришибёт кого, то разве что маму жены. Но замочить одну еврейскую тёщу – это ещё не холокост.
– Идея не плохая. Пусть пока подрастает. И ещё мне тут из разведуправления Генштаба прислали сообщения от нашего резидента в Берлине, Фон-Штирлица, что немцы приступили к разработке своих самолётов, но скопировали их не у нас, а у англичан. Что скажешь, брат?
– А что тут говорить – мы вступаем в войну моторов. Но наши-то моторы, изготовленные в Японии, похлеще ихних будут. Но раз у англичан появятся свои истребители, то и нам надо озаботиться постройкой нового поколения и истребителей и бомбовозов. Так что кто куда, а я – за кульман, рисовать эскизы по памяти. Если Луцкий сможет совместить две Семёрочки в одну, то получится движок, каких в мире ещё нет. Вот под эти движки я и буду выдумывать эскизы. А там уж инженеры сами разберутся, что к чему.
– Да, Андрей, война с Англией неизбежна. Ты уж возьми это на контроль!
– Будет исполнено, Государь!
– Ты мне это брось, Андрюшенок! Какой я тебе Государь? Мы ведь братики!
– Тебя-то я ещё могу по прежнему называть Комрадом, а вот обращаться к доктору Надежде Викторовне Шагумовой – матушка-императрица или ваше величество, или государыня, для меня особая радость. Она уж как никто другой заслужила этот титул.
* * *
Очередной, 1908-й Новый год встречали, как и положено победителям. Аж до самого Рождества Россия-матушка не просыхала. Но печень-то следовало бы и поберечь. А тут ещё и императрица Мария Петровна пригрозила, что если не завяжем, то пропишет нам касторку. А мы не послушались и продолжали квасить. Но ведь царицы слов на ветер не бросают. И однажды в графинчике с водкой оказалась касторка. А мы-то с бодуна поутру и не поняли – хватанули по лафитнику. Горькая, зараза. Но ничего – прижилась. После Рождественских празднеств получался уже десятый день запоя. Так и до белочки недалёко. Пора было выходить из штопора. Лишь чуть позже мы с Кондратом узнали, что против нас был составлен заговор. Заговорщицы Зинуля и Мария, эротическими намёками коварно заманили нас в Сандуновские бани и заперли там почти в одиночестве. Из обслуги был только здоровенный, глухонемой мужик-банщик Герасим. Парил и хлестал нас вениками он нещадно. Стол в предбаннике ломился от всяческих закусок и заедок. А вот из напитков были только квас «Вырви глаз» и рассол от квашеной капусты. Выход из штопора производился по полной программе. Уже на вторые сутки наступило прояснение в мозгах. Можно было и потолковать о делах государственных.
– А что там слыхать про земельную реформу? А-то я всё время то в Раменском, то на Ходынке, – спросил я у брата.
– Да Пётр Аркадьевич развил весьма кипучую деятельность. Выкупленные и конфискованные помещичьи земли раздает направо и налево всем желающим. Условие одно для крестьян – не хапать больше, чем смогут обработать. Но всё равно, конечно, хапают. Такова уж человеческая натура. В первый-то год налог будет мизерный. А вот в последующие годы маненько увеличим. И брать будем не с урожая, а с земли. Вот тогда хапуги репу-то и почешут. Придется им платить и за ту землю, которую обработать не смогли и прибыль с неё не получили. А это – в убыток. Вот так и будет постепенно формироваться новый класс крестьянства – фермеров кулаков.
– Так в штатах на этих фермерах всё сельское хозяйство держится. И прямо надо сказать – неплохо держится.
– А на пустующих землях Столыпин создал Госхозы. Трактора-то уже потекли в Россию. Движки и основные детали японцы делают, а в Харькове и в Минске их только воедино собирают. А на посевную и на уборочную сборочные заводы закрываются – все либо пахать и сеять, либо косить и молотить. И рабочим лишняя копейка с урожая, и державе хлеба в избытке будет.
– Будем надеяться, что получится Россию от голода уберечь. А то в той нашей истории, Ленин выкрикнул лозунг: – «Землю крестьянам!» – да умолчал кому с той земли урожай достанется. Вот и начались продразверстки, продотряды, бунты, расстрелы и прочее. Нам до такого никак допустить нельзя. Надо бы начать и фермерам бесплатно трактора раздавать. Оно, конечно, им в диковинку будет. В этом-то году ещё и лошадками управятся, а зимой милости просим на учебу. Нечего на печи-то лежать. Пускай трактор изучают и ездить, да пахать на нём учатся. Придет время и свиней, и домашнюю птицу хлебом откармливать станем. Не бывать голодомору!
– Звучит как тост! – ответил Кондрат и мы хлопнули по стаканчику ядрёного кваса. Аж до затылка прошибло.
– Меня вот другое беспокоит. Япония нам пока делает трактора из переплавленных ихних же потопленных и поднятых броненосцев и крейсеров. Но надолго ли этого металла хватит? Ну года на 3–4, максимум на 5. А что потом. В сегодняшней-то России с выплавкой железа не жирно. Надо бы индустриализацию затевать. А нужных-то людей нет. Как там говорил тов. Сталин: – Кадры решают всё! – Ну и где эти кадры брать? Я из той Истории помню только имена Кирова и Орджоникидзе. Да и то, Киров, скорее всего, это партийный псевдоним.
– Так у них же, как и большинства революционеров, образование-то никакое, – возразил мне брат.
– Верно. Но они прирожденные лидеры. Дмитрий Иванович Менделеев наладил в Кольчугино выплавку отечественного алюминия. Ну, а на Урале давно уже металл льют. Вот и надо послать туда Орджоникидзе, чтобы воочию ощутил и убедился как каждая желязяка достаётся, каким трудом обходится. Там же и подучится маленько. А мы его потом министром Тяжмаша назначим. Молодой, горячий, он нам горы свернёт. Ну а помощников ему дадим образованных металлургов. Своих не хватит – из Германии пригласим.
– Ну а Кирова куда?
– А вот Сергей Миронович дюже до женщин охочий. Не зря же в Ленинграде Мариинский театр переименовали в Кировский. Похаживал видать Сергей Мироныч к балеринкам, похаживал. До того доходился, что его чей-то ревнивый муж пристрелил в коридорчике. А оно нам надо? Вот и пошлём его в Иваново. Там ревнивых мужей не густо. И пусть он всю специфику лёгкой промышленности изучит изнутри. От дамских панталон и нижних юбок до солдатских шинелей. А мы его потом в министры. И опять же с образованными помощниками. Он нам лёгкую промышленность наладит и всю страну оденет и обует.
– А самого главного вдохновителя всех наших бед и побед куда пристроим?
– Это ты о ком? – не понял я.
– О Джугашвили Иосифе Виссарионовиче. Он же по образованию и духовной семинарии не закончил. По профессии бандит с Болшой Грузинской дороги. Но личность-то выдающаяся. Такого, если к нужному делу пристроить, то он огромную пользу принести может.
– Да есть у меня задумка создать ещё один наиглавнейший орган – Министерство оборонной промышленности. Чтобы свести под единую руку все заводы и фабрики, что для армии трудятся. А то ведь военные заказы, начиная от портянок и заканчивая дредноутами, расходятся по частным заводикам. И там уж воруют на широкую руку. Казне убыток. А надо создать военно-промышленный комплекс. Под единым министерством и министром. Вот и получим, как результат, государевы заводы и фабрики на государственном заказе. А во главе поставим Иосифа Джугашвили. Он и сам не украдет и другим не даст. Даёшь индустриализацию!
– Звучит как тост! – теперь уже мы выцедили по лафитнику капустного рассола. Освежает.
– Пойдём хоть в бассейн окунёмся перед парилкой.
– А этот Герасим с нами в Му-му не сыграет? Чой-то взгляд у него смурной.
– Да не должен бы. По чину-то он небось не ниже жандармского полковника. Стегать веником Государя и наследника престола кого ни попадя не поставят. Эвона как глазищи-то вытаращил.
После парилки и бассейна прилегли охолонуть. А когда проснулись, то на столе в предбаннике уже матерушил самовар. И чаёк был знатный, цейлонский. По вкусу и аромату похлеще китайского.
– А как бы нам у нашего Цербера выспросить, долго ли ещё продлится наше банное заточение? – поинтересовался брат.
– А ты говори громко, но медленно. Глухонемые-то они и по губам читать умеют.
– Ге-ра-сим! Ког-да на во-лю?!!! – прокричал Кондрат.
– Да слышу, не глухой! – ответил полковник Герасимов и вытянулся в струнку: – Ваши мундиры и шубы в раздевальной комнате уже давно вас дожидаются. Коли понравилось – заходите ещё. Отстегаю за милу душу. Ввек не забудете.
– Вот нам и будущий министр коммунального хозяйства! – усмехнулся брат: – Кадры решают всё!
* * *
В Кремле жены встретили нас так, будто мы были в дневной отлучке, а не в десятидневном запое. В приёмной Государя нас уже поджидал наш старинный приятель, архитектор Александр Степанович Коряков.
Раз уж мы перенесли столицу в Москву, то надо было перекраивать её заново. Никаких Кривоколенных переулков. Только большие площади и широкие проспекты. Ведь придет время, когда машин будет столько, что и не запарковать и не проехать. Об этом надо было думать уже сейчас с перспективой на будущее.
– Александр Степанович. Не зря же Москву зовут городом сорока сороков. Эвона сколько церквей понастроено – лепота. Златоглавая, звон колоколов. Гимназистки, саночки-бараночки. Вот и надо бы каменные церкви не сносить, а деревянные перенести на новые места, но закладывать уже в камне. И чтобы в общем их осталось столько же. А иначе духовенство нас сожрёт. Производства оставить только ткацкие и механосборочные, которые воздух не портят. Единственный сталелитейный завод на Рогожской заставе трогать нельзя. Там аж 9 мартеновских печей и прокатные станы. Ну да один завод всю Москву не отравит. И побольше бульваров и парков. Чтобы в каждом районе был свой Парк культуры имени отдыха. Москва, будущий мегаполис мира, должен буквально утопать в зелени. Тут работы не на одно десятилетие. Ну да и мы сюда не на покурить заглянули! – начал беседу Государь.
– А начать бы надо с водопровода и канализации. Город будущего должен быть чистейшим. Мы вот с братом много путешествовали по Соединенным Штатам и заметили характерную особенность. Там под землёй проложены толстенные трубы с водою, а через каждые сто метров наружу выходит пожарный кран. Случись беда, так к пожарищу подъезжает только пожарная машина, а на ней мощнейший насос – сразу несколько шлангов можно подключить. Потому и пожары тушат быстро. Но американцам-то легче было это всё организовать. Они-то страну с чистого листа строили. А нам придется исходить из того, что есть. И вот чего у них не отнять – строят они быстро и качественно. А не прогуляться ли и Вам на полгодика в САСШ, да и подглядеть, как это ловко у них всё устроено? – предложил я Корякову.
– Отчего же и не прогуляться? Путешествовать я люблю.
– Вот и славненько. Заодно и письмецо передадите от государя Николе Тесла, с приглашением посетить нас поближе к лету. Мы ему давно обещали! – завершил я Высочайшую аудиенцию. Стальное Коряковское рукопожатие было нам ответом.
Когда дверь за Главным архитектором Российской Империи затворилась, то брат обратился ко мне:
– Хорошо, что ты хоть вспомнил про Теслу. А то я с этой предвоенной суматохой, а потом и самой войной, напрочь забыл про обещание пригласить его. А ведь нынче то 1908-й – скоро Тунгусский метеорит прилетит.
– Скоро, не скоро, а в середине лета. А вот метеорит ли это – надо ещё два раза посмотреть.
– В смысле?
– На коромысле. Я когда ещё на севере летал, то частенько засиживался из-за непогоды с учеными геологами за рюмкой чая. О чем только ни толковали – и про баб, и про спорт и про науку. И вот вспоминаю из обрывков разговоров, что была такая версия, мол, был это вовсе и не метеорит или комета, а что-то земное, рукотворное. Сейчас вот лишний раз убеждаюсь, что эти версии не на пустом месте родились. Возьми хоть Чебаркульский метеорит. В считанные секунды пролетел и жахнул. Кто успел, тот на видеорегистратор заснял. А с Тунгусским феноменом было всё иначе. Дня за три до него в Украине по ночам наблюдали Северное сияние. Это сколько же горилки надо выжрать, что бы всем народом такие глюки словить. Да во всей Украине столько шмурдяка не наберётся. А в Крыму вдруг выдалась белая ночь, как в Питере – газету можно было читать без лампочки. И по словам очевидцев, все показывали что свечение происходило с разных сторон падения. Ещё геологи говорили про разломы земной коры и что по этим разломам можно управлять земной энергией и подстроить её выброс в определённом месте. Ведь на месте Тунгусского метеорита был взрыв, деревья повалены в разные стороны от центра, а посерёдке-то даже воронки нет. А если бы он рванул, не долетая до земли, то разброс осколков-то был бы на многие версты. Однако за сто лет так ни одного и не нашли. А вот если был выброс энергии из недр земли, то это меняет дело. И подстроить такой выброс для эксперимента мог только один человек в начале века 20-го. Никола Тесла. Но это лишь версия! – закончил я обзор воспоминаний о пьяных бреднях ученых в маленькой гостинице на Крайнем Севере.
– Так это легко проверяется! – ответил Кондрат: – Если это дело рук Теслы, то он к нам просто не приедет, найдёт отмазку. Ведь одно дело приглашение частного лица и другое – императора всея Руси. А мы уж потом будем смекать, чем нам может грозить такое вот несанкционированное проникновение в наши просторы.
– Тогда поручим Корякову заодно заглянуть и на Лонг-Айлэнд. Это недалёко от Нью-Йорка. Я точно помню, как смотрел по телику, что именно там у Теслы была построена одна из башен, с которой и управлялась энергия земной коры. Архитектор-то на раз поймёт назначение любого сооружения. У меня от этих разговоров язык потеет. Давай сменим тему! – предложил я.
– И что ты предлагаешь?
– Я предлагаю не говорить, а задуматься.
– Над чем?
– Наши с тобой организмы сейчас очистились от шлаков и остаточных явлений алкоголя. Вот и пора тебе задуматься о здоровом потомстве. Сейчас-то наследник престола я. Но ведь я же много летаю и могу в любой момент гробануться. И получится, что трон останется без наследника. А судя по прежней жизни у тебя сначала должны появиться царевны-принцессы Светлана и Ирина, а уж потом цесаревич Дмитрий.
– Об этом я как-то не подумал.
– А об этом не думать надо, а действовать. Или подсказать как?
– Не учи отца, ну то, бишь, старшего брата, законам престолонаследия! – и мы дружно расхохотались.
За всю Масленицу мы даже и по рюмке не пропустили, хотя поводов было предостаточно. А уж когда настал Великий пост, то тут уж сам Бог велел поститься. Но это касалось лишь выпивки и питания. Во всем остальном нам рано было записываться в монахи. Мы с Зинулей съехали из Кремля к себе на Ходынку в Петровский Путевой дворец. Тут и аэродром под боком. Летай хоть весь день. Да и генералы Владимир Александрович Аверьянов и Валерий Павлович Сигаев набрали себе по группе молодых корнетов из разных войсковых училищ и методично, шаг за шагом, делали из них пилотов. Несколько залов пустующего дворца были отданы под классы и жизнь не была монотонной. А в Кремле мне было бы муторно. Все эти приёмы, банкеты, фуршеты и всё на сухую – это было бы выше моих сил. А вот в театры и на балы мы выезжали регулярно. Теперь у меня было несколько собственных «Чаек» – подарки Луцкого, и вечерние поездки по Москве доставляли удовольствие. Иногда и брат приезжал к нам на Ходынку полетать. Ну что бы не забыть как воздух пахнет на высоте. А вот жены наши, ни Маша, ни Зинуля, больше к самолётам и близко не подходили. Видать уже налетались. Как-то в очередной приезд, за завтраком, Государь многозначительно сказал:
– Мне Мария Петровна шепнула по секрету, что на Пасху могу уже и разговется парой рюмочек, но не нажираться, как на Новый год.
– Так и мне Зинуля что-то похожее нашептала. И чего же мы ждём? До Пасхи-то ещё два месяца, а повод-то во какой знатный. Даже два повода. Жизнь продолжается!
– Звучит, как тост! Наливай по первой!
Как же давно я не летал выпивши. Это же совсем другие ощущения. А уж погонять пьяным по ночной Москве на «Чайке» – вообще кайф. Конечно потом огребу от Зинули по полной, но это будет потом. Теперь и в Кремль на приёмы, банкеты и фуршеты можно почаще приезжать. А то всё кабинет, кабинет. Да и расслабились мы с братом на Новый год не от того, что вдруг стали запойными – у нас в роду такого не водилось. Просто как-то разом осознали, что за 11 лет с момента попадания мы окончательно утвердились в этом мире. И больше того – принесли пользу родной стране и одержали победу, пусть не великую, но всё же Победу. Оттого и напряжение всех прошедших лет, как бы спало. И уже не пугали поставленные задачи. Просто чувствовали, что справимся. Может и не так хорошо, как хотелось бы, но справимся. А иначе лежать бы нам на полу в отеле «Кузьминки», обведёнными мелом.
* * *
В самом начале февраля в Питере со стапелей Адмиралтейства было спущено на воду ещё два авианосца. С учетом опыта постройки двух первенцев ещё в Филадельфии, на отечественных плавучих аэродромах и палубы для взлёта были куда как побольше, и турбины уже стояли не угольные, а работающие на мазуте, да и скоростёнка получалась поболее. И для устойчивости ещё бортовую броню нарастили. А уж нос судна обшили такой бронёй, что хоть лёд коли. Нарекли один авианосец-ледокол в честь знаменитого исследователя Арктики и легендарного флотоводца – Адмирал Макаров. Сам-то Степан Осипович был категорически против такого возвеличивания, но мы-то знали, что в той, прошлой истории он должен был погибнуть вместе с броненосцем «Петропавловск» при обороне Порт-Артура. Но в нашей-то истории мы вообще отказались от этой крепости, а потому и прославленный адмирал жил и здравствовал. Совсем недавно мы отпраздновали его 60-летний юбилей, а его задору и напористости мог бы позавидовать любой гардемарин Морского кадетского корпуса. А второй авианосец нарекли – Витус Беринг. В честь легендарного капитан-командора. По случаю спуска на воду этих чудес техники, мы с братом тоже решили прибыть на эти торжества, но сюрпризом. Сначала на «Орлане» перелетели с Ходынки в Гамаюн, а уж оттуда с минимальным запасом топлива приземлились прямо на палубу новейшего авианосца. Генералы Аверьянов и Сигаев прибыли на корабль загодя и к моменту нашей посадки освободили верхнюю палубу от толпы. Оставили лишь несколько журналистов и фотокорреспондентов. После посадки мы спустились в кают-компанию. Там уж нас встречал кузен Николай со всем семейством и адмиралы Макаров, Колчак и Рожков. Адмиральше Илоне Рожковой было суждено стать крёстной мамой новому кораблю и она ещё при спуске его на воду традиционно разбила бутылку шампанского об броню носовой части судна. Новый статус адмиральши был Илоне очень к лицу. Если и раньше она была очень красивой дамой, то теперь стала просто обворожительной. Повезло командующему подводного флота империи.
После обильного банкета, мы небольшой группой уединились в адмиральской каюте по просьбе Степана Осиповича. А он достал из папки газету «Таймс» и зачитал нам перевод одной статьи. А звучала она примерно так: – «Американский арктический исследователь Роберт Пири намеревается первым достичь Северного Полюса уже в 1909 году. Но пальму первенства готов оспорить тоже американский полярник Фредерик Альберт Кук и достичь этой точки планеты уже в апреле года нынешнего. А вот подсветить путь для первопроходцев вызвался американский же ученый Никола Тесла».
– Что вы на это скажете, господа генералы и адмиралы? – закончил свою речь адмирал.
По старинной флотской традиции первым должен был высказаться младший по званию, а так как я был лишь полковником-то, и выступить пришлось именно мне:
– Это как же понимать, господа хорошие? Мы северный флот создали, у нас незамерзающий порт Мурманск, мы первыми прошлись по Северному морскому пути, наши предки Баренц, Беринг, братья Лаптевы жизни свои положили на освоение Заполярья, их имена теперь на всех картах мира значатся, а теперь первыми на Северный Полюс америкосы придут? Да не бывать такому. Костьми лягу, но Полюс будет наш!!!
– Звучит, как тост! – добавил Государь.
– В корень зришь, князь Андрей. Я ещё в 1901-м на ледоколе «Ермак» дошёл до Земли Франца-Иосифа. А там-то до Полюса уже рукой подать было, да не судьба. Но сейчас-то мы куда как мощнее стали. Какие будут соображения и предложения?
– А и рассусоливать тут нечего. Адмирал Колчак пускай перегоняет новый авианосец в Мурманск. Это займёт месяц. Мы за это время подготовим экспедицию и по железке перекинем всё туда же. Перелетим четырьмя Орланами в Мурмаши. Оттуда на палубу. С Ермаком пробьёмся во льдах до Франца-Иосифа сколько сможем, дождёмся ясной погоды и стартанём на Полюс. Выберем льдину поровнее, на ней и сядем. Ну а уж обратно с вершины глобуса, да по меридиану, да под горочку – даже не вспотеем. Ну как-то так! – предложил я.
– А кто полетит? – спросил Николай.
– Так мы же и полетим. Аверьянов, Сигаев, Кирилл и я – кому же ещё?
– Категорически возражаю! У ну как гробанётесь? На кого трон оставите? Я от дел уже отошёл. Цесаревич Алексей только-только болеть перестал. У Кирилла наследников пока нет. Михаил только авиацией и бредит. Неужто Бориску опять на царство звать. Безвластие получится! Куда вы, кстати, его законопатили? – Николай даже встал от волнения.
– Как и обещали – лягушек жрёт, не щадя живота своего. А насчёт престолонаследия тут ты прав, кузен. Об этом я как-то и не подумал.
– А тебе и не надо об этом думать – на то мы и старшие, что бы решать кому и куды! – несколько смягчился Николай. Тогда слово взял Кондрат:
– От этого перелёта я бы и сам отказался. И не оттого, что сдрейфил или за трон шибко держусь. Лётная подготовка у меня слабая. А там лететь-то придется может и по приборам. Да и садиться на неизведанную площадку. Полетят генералы Аверьянов и Сигаев, ведущим пойдёт Главком авиации Великий князь Михаил Александрович, а ты, Андрюха, замыкающим. Вот и получится, что на Полюсе первыми побывают сразу два представителя клана Романовых, а царское слово крепче гороху и никто не посмеет оспорить наше первенство в Заполярье. Быть посему!!!
– А кого ещё с собой взять надумали? – спросил Николай.
– Механиком пойдёт дядя Лёша Патрикеев. Хорошо бы ещё и фотографа с собою взять. После решим кого, – ответил я.
– Значит уже не двое, а трое Романовых высадятся на Северном Полюсе. И не отговаривайте. Я последнее время только тем и занимаюсь, что фотографирую, стреляю ворон и дрова колю. Все три эти мои способности как раз и пригодятся! – улыбнулся кузен Никуша.
– Командиром авианосца назначаю адмирала Колчака, командиром «Ермака» – Вилькицкого. А сам пойду Главкомом этой эскадры на корабле имени меня. Зря, что ли, я когда-то написал книгу «К Северному Полюсу – напролом.» Мечты сбываются! – закончил это совещание адмирал Макаров.
Будучи уже в Москве я озадачил дядю Лёшу. Надо было собрать всё необходимое. Ну и как-то закрепить наше первенство на Полюсе. Лёха думал долго – минуты две. И выдал своё решение:
– Помнишь в Париже огромную башню? Она вся продувается насквозь. Вот и надо из трубок сделать такую же, но метров 10 высотой. А наверху флюгер и к нему динамо-машину с пропеллером. Ветер задует, пропеллер закрутится, динамка ток даст. Внизу радиопередатчик поставить и что бы он выдавал морзянкой хоть одну букву. Тогда, пока эта вышка не упадёт, то на весь мир будет эта буква лететь. И всем ясно будет, откуда идёт передача. Этим самым ты и подтвердишь, что вы на Полюсе были. А то фоток-то с сугробами и торосами можно и в Подмосковье наделать. Ну как-то так.
– А какую букву предлагаешь?
– Да хоть букву R. Она же обозначит и Россию и Романовых и медвежий рык. Ну, если протяжно её произносить.
– Дело говоришь, Лёша. И как бы это соорудить?
– Да прост-таки. Разборную вышку из трубок сталюмина моя бригада в три дня изготовит. А вот передатчик за четверть Смирновки на Крондштатских курсах радистов тебе курсанты и за сутки соберут – у них всё для этого есть.
– Да за Смирновкой дело не станет. Так что приступай с хлопцами делать вышку. Да так, чтобы её собрать можно было в четыре руки за час.
– Сделаем, не боись. Это ж не карусель построить и даже не самолёт.
Пришлось лететь в Раменское и там подготовить четырёх «Орланов» к полёту на Полюс. Всё лишнее из салона повыкинули, установили дополнительные баки для бензина. Все щели законопатили и покрыли лаком, чтобы не сквозило. Горячий воздух от охлаждения двигателя провели в кабину – не в Сочи ведь летим. Двигатели поставили новенькие. Перегнали самолёты на Ходынку. В одном из залов Петровского дворца решили создать штаб Полярной авиации. Место ведь насиженное, намоленное. Отец рассказывал, что во время Великой Отечественной там размещался штаб авиации дальнего действия – АДД. А наш штаб возглавил главком Государева Воздушного Флота – ГВФ, великий князь Михаил Романов. Десятки раз составляли списки всего необходимого. Спорили до хрипоты, ссорились и снова мирились. Но к сроку собрали всё. Ну или почти всё – всего-то не предусмотришь. Загрузили всё в самолёты и совершили пробный перелёт в Гамаюн. Самолёты оторвались от полосы легко – чувствовался большой запас мощности. Садились тоже с коротким пробегом, а то кто его знает, какая льдина на Полюсе попадётся? И вот 1-го апреля вылетели в Романов-на-Мурмане на аэродром Мурмаши. Погода ясная была, ветерок попутный, а денёк весёлый. В Мурманске нас уже поджидали авианосец «Адмирал Макаров» и ледокол «Ермак» полностью готовые к походу. Но вот незадача. Ведь продумали всё до мелочей. Даже чем карандашик заточить, если в полёте что-то записать надо, а он сломался. А того не допетрили, что самолёты-то у нас на лыжах и садиться на Полюсе будем на снег. А вот палуба-то железная. И как на неё садиться и с неё же взлетать с лыжами?
Предложений было множество. Самыми разумными казались либо покрыть всю палубу кусковым хозяйственным мылом и полить хорошенько для скольжения. Либо смазать палубу тюленьим жиром – лыжам тоже будет хорошо скользить. Выручила как всегда смекалка дяди Лёши Патрикеева:
– Вот гляжу я на вас и думаю – неужто всех вас в детстве мамка с печки роняла? Придумают же – то мыло, то тюлений жир. Вы бы ещё предложили палубу намазать этим, ну чего в гальюне предостаточно. Тоже скользит. Лыжи-то зачем придумали? Что бы на них по снегу скользить. Так вам что, на берегу снега мало? На корабле экипаж больше тысячи матросов. Да ежели каждый принесет по мешку снега, то всю палубу можно покрыть слоем по колено. Разровняй, утопчи и хоть соревнования устраивай или в снежки играй! – и дядя Лёша обвёл нас насмешливым взором. От простоты и гениальности такого решения, обомлел даже Николай и поинтересовался отчего сей гений до сих пор старшина первой статьи, а не адмирал?
Уже через пару часов все «Орланы» были принайтованы к палубе, а снег скинут за борт. На всякий случай взяли ещё и одного «Орла» на колёсах для ледовой разведки. В Мурмашах их целая эскадрилья базировалась. Взяли самый новенький. Решили и пилота взять ещё одного – про запас. Я спросил у местного комэска:
– А кто у тебя самый лучший лётчик?
– Самый лучший на губе сидит!
– Это за что же? Пьяница что ли?
– Кабы пил, то не беда. А кто сейчас не пьёт? Нет, Вы мне скажите, кто не пьёт? Так вот он-то как раз и не пьёт особо. А сидит за воздушное хулиганство.
– Вот и давайте его нам сюда на перевоспитание.
Уже меньше чем через час на борт поднялся стройный офицер и представился:
– Корнет Баклагин!
– Отчего же всё ещё корнет? Вроде и не молод уже, – спросил я.
– Трижды был разжалован из поручиков в подпоручики, а потом в корнеты!
– Так получается, что дважды разжалован.
– Никак нет! Это в корнеты меня дважды разжаловали.
– А звать-то тебя как, корнет Баклагин?
– Виктор Акимович!
– Вот что, Виктор Акимович! А не хочешь ли с нами до самых высоких широт на кораблике прокатиться. А то мы на «Орлах»-то давно не летали. Но кто-то ведь ледовую разведку производить должен.
– Почту за честь участвовать в экспедиции!
– А сколько времени тебе надо на сборы?
– Да нисколько. Вот он я весь тута. А чего не достаёт, так сами и дадите! – браво ответил воздушный хулиган.
– Тогда отваливаем. Александр Васильевич, командуйте отплытие!
Адмирал Колчак начал отдавать привычные команды, а мы спустились в кают-компанию. Адмирал Макаров пригласил всех присаживаться.
– Интересная картина у тебя в ГВФ вырисовывается, Миша! – обратился Николай к младшему брату: – Одного офицера то в поручики, то в корнеты, то опять в подпоручики и снова в корнеты. Чехарда какая то, а не Государев Воздушный Флот!
– Да хотел уже было выгнать его за воздушные выкрутасы, но он лётчик от Бога. Таких выбрасывать – пробросаемся.
– Ну гляди; ты – Главком, тебе и решать.
До земли Франца Иосифа шли чуть больше недели. Трудяга-ледокол «Ермак» вспарывал лёд, а мы по его следу продвигались всё дальше в глубь Арктики.
Первые дни-то шли ещё по чистой воде, а вот когда вошли во льды, корнет Баклагин впервые взлетел на ледовую разведку. Задание было не из простых. Определить и запомнить, где есть полыньи и большие трещины в льдинах. Через час он уже заходил на посадку. И, о Боже – он заходил ниже палубы. Ещё секунды и втемяшится прямо в корму. Но казалось в последний миг он чуть поддёрнул «Орла» и мягко коснулся посадочной полосы.
– Тебя кто учил так садиться!!!? Заход ниже палубы – преступление!!! Под трибунал захотел!!! Повешу на нока-рее!!! – бушевал Главком ГВФ.
– Да никто меня и не учил. Я же не палубный лётчик, а строевой. И на авианосец сажусь впервые. – не дюже сумняшеся ответил корнет Баклагин.
Вот тут уж и мы опупели. Выпустить в полёт пилота и даже не поинтересоваться, сумеет ли он сесть.
– Вот что, Виктор Акимович. Ступай-ка ты на мостик, нанеси на карту результаты разведки, пообедай и отдыхай. А ближе к вечеру зайди к генералам Аверьянову и Сигаеву. Они тебе много чего интересного расскажут про полёты с авианосца. А на Главкома не обижайся – должность у него такая за всех нас сердцем переживать! – Я как мог разрядил обстановку.
Все последующие дни Баклагин летал, как в школе учили. А результаты его разведок помогали нам двигаться вперёд гораздо быстрее, чем предполагалось. Степан Осипович Макаров постоянно сверял свои исчисления с расчетами Колчака. Но Александр Васильевич только лишь улыбался уголками губ. Уж он-то в полярных широтах бывал не раз и за ним дополнительный контроль не требовался.
* * *
Вот и настал день, когда на горизонте замаячили скалы Земли Франца-Иосифа. Денёк выдался серенький. Но лететь можно было вполне. Главком Михаил командирским, волевым решением вылет запретил – надо было ждать ясную погоду. А сегодня надо готовиться к вылету. Матросики дружно спустились на лёд и начали сгребать снег в здоровенные ковши, спущенные кран-балкой. Кузен Николаша тоже ступил на лёд и делал снимки снежного аврала. Сошли на лёд и мы. Тоже хотелось запечатлеться для истории на фоне торосов и авианосца. Дядя Лёша со своей бригадой готовил самолёты к вылету и вот 12-го апреля погода засияла. Все надеялись на удачу. А уж я больше всех. Ведь повезёт же в будущем Юрию Гагарину в этот день. Значит и мне должно повезти. Про себя даже клятву дал – родится сын, назову Юрием. После взлёта построились ромбом. Впереди Михаил с Николашей на борту. Справа и слева Аверьянов с Сигаевым. Ну а замыкающими мы с Патрикеевым. Если у кого мотор забарахлит и самолёт сядет на вынужденную, то мы это увидим, сможем рядом подсесть и оказать помощь. Через несколько часов полёта по всем исчислениям Северный Полюс был под нами. Предварительно мы всё прикинули – и магнитное склонение, и угол схождения меридианов, и ветер по высотам. По всем раскладам выходило, что приехали. Все встали в круг, а я снизился над большой ровной льдиной, сбросил дымовую шашку, чтобы определить ветер у земли, и начал методично, заход за заходом осматривать место будущей посадки. Опыт подбора площадки с воздуха у меня был ещё из прежней жизни. Но то на вертолётах. Там и волейбольная площадка сошла бы за аэродром. А вот на самолётах другие требования. Но сколько не кружи – всего не увидишь. Зашёл на посадку. Приземлился, вернее приледнился, довольно мягко. После пробега отвернул в сторону, что бы остальным не мешать. Ребята должны были садиться за мной след в след. Пока всё было благополучненько. Последним заходил на посадку Главком с Никушей на борту. И то ли ветерок ослаб, то ли обороты поздновато затянул, но только на пробеге он выкатился дальше и перед самой остановкой лыжи попали на какой-то ледяной гребешок. Стойки шасси подломились, Орлан клюнул носом, чиркнул винтом по льду и застыл. Мы подбежали к покалеченному самолёту. Шасси снесло напрочь. Винт вдребезги. Но пилот и пассажир бодренькие и весёленькие – даже испугаться не успели. Спасли ремни безопасности. Зато теперь-то я твёрдо знал, кто автор авиационной частушки:
– Прилетели, мягко сели! Присылайте запчастя, шасси, винт и плоскостя!!! – пропел задорным голосом Лёха Патрикеев. А Михаил, хоть и подломал самолёт, но был не сломлен духом. Вот что значит Волковская школа.
– На шесть человек у нас осталось три исправных самолёта. Есть на чём улететь. Цели определены, задачи поставлены, за работу, господа! – скомандовал он. Ну прямо как Хрущев на XX съезде.
Мы с Лёхой и Валерой начали собирать вышку. Владимир пошел с лопатой обследовать следы от наших лыж и где надо подбрасывал снега. Михаил всеми командовал, но его никто особо-то и не слушал. Николай достал треногу с фотиком и начал нас фоткать. Но быстро прекратил. Хоть запасных кассет было достаточно, но решил приберечь для главных снимков, когда всё будет готово. Взялся было нам помогать, но только мешался.
– Выше Высочество. Ты как-то похвалялся, что с топором ловко управляешься и дрова колешь. Вот бери топор и обрубай у поломатого самолёта мотор – отвинчивать его у нас времени нет! – приказал дядя Лёша.
Никуша беспрекословно побежал исполнять его приказ. После хохмочки про гальюн и скольжение Патрикей, в глазах Николая, стал непререкаемым авторитетом.
– Лёх! А мотор-то тебе зачем? – спросил я.
– Так сейчас вышку соберем, поставим. Ко льду штопорами принайтуем, что бы ветром не сдуло. А ну как придёт белый медведь и захочет спинкой потереться – опрокинет нашу вышечку на раз. А так мы мотор-то в лёд вплавим посерёдке, а поверх него вышку поставим и всеми четырьмя опорами к движку проволокой и прикрутим. И приходи кума любоваться, ни один мишутка такую конструкцию с места не сдвинет. Мотор-то полтонны весит! – объяснил мне дядя Лёша.
– «Там где всегда мороз, трутся спиной медведи о земную ось!» – пропел я что-то до боли знакомое. Когда вышка была собрана, а мотор отрублен, Лёха приказал Николаю рубить хвост на мелкие кусочки. Благо почти весь самолет был из древесины. Мотор поставили на попа, обложили деревяшками, облили бензином и Патрикей скомандовал: – Мишаня! Поджигай! – пламя взметнулось вверх.
Николай сделал ещё один снимок. Уже через четверть часа движок просел на пол корпуса в оттаявшую под ним лунку с водой. Пламя погасло. Пора было устанавливать вышку с ветряком и динамкой на верхушке. Вшестером сделать это было не трудно. Пока прикручивали проволокой опоры к мотору, ледок в лунке уже начал прихватываться. И вот настал торжественный момент. Вышка стояла как Эйфелева башня, ветряк крутился от ветерка. Контрольная лампочка горела и показывала, что ток пошел. Радиопередатчик подсоединён и был готов к работе. Мы все вместе и порознь сфотографировались на фоне Вышки, с развернутым Российским триколором, гербами и самолётами на втором плане. Пальнули несколько раз из ракетниц. Жахнули по стопке чистого спирта, закусили снегом. Такова традиция будущих полярников. Валерий Павлович отбил телеграмму:
– Всем! Всем! Всем!!! Говорит Радио Романовской России РРР! Северный Полюс покорен!!! – он повторил это сообщение раз 10, а потом переключил передатчик на нескончаемое повторение – R R R R R …..
– Как думаешь, Андрюх, нас кто-нибудь услышит? – спросил Михаил.
– Обязательно услышат! Северное сияние совсем не изучено, но оно порою проталкивает радиоволны на немыслимые расстояния. Это я точно знаю. И не спрашивай откуда, – ответил я.
* * *
Когда на авианосце получили наш радиосигнал, то продублировали его дальше на большую Землю и в Питер. Мы ещё были на Полюсе, а уже все радиостанции мира знали на какой волне ловить наши позывные. Но надо было поторапливаться. Полярный день, хоть и длиннее обычного, но была ещё только ранняя весна и близились сумерки. Патрикеев сел ко мне в кабину, Николай к Валере, а Михаил, как безлошадный приютился у Владимира Аверьянова. Взлетали по своим же следам. Ветра не было, но и машины были облегчены от груза и половины топлива. Встал вопрос – с каким курсом лететь обратно? Ведь с Полюса, куда не поверни – всюду Юг. Прошлись ещё раз над нашей вышкой и полосой. Раз мы садились с прямой, то и обратно надо лететь с тем же курсом, но наоборот. Через несколько часов полёта стало совсем темно, но авианосец встречал нас всеми огнями своих прожекторов. Топливо было израсходовано почти всё. Машины облегчены от груза и посадка не составила труда. Про радость встречи говорить не буду. Адмирала Макарова аж пробило на слезу – сбылась его заветная мечта. Сколько было выпито за ту ночь, точно сказать не берусь. Но на следующий день проспали до обеда. Надо было разворачивать авианосец обратно и ледокол «Ермак» обкалывал лёд вокруг нашей махины. Баклагин взлетел после обеда разведать ледовую обстановку. Скоро должен был уже вернуться. Мы заметили с мостика его самолет. Он приближался на небольшой высоте, но в бинокль можно было видеть его как кляксу в небе весьма четко. Но вдруг его самолет сделал резкий круг, клюнул носом и исчез за торосами. Мы пристально наблюдали, что же будет? Взрыва не последовало. Значит, есть шансы, что жив. Стали снаряжать спасателей на аэросанях. Но надобность в этом отпала уже минут через 20. Самолёт Баклагина опять показался в воздухе, взлетев из-за нагромождения торосов. Мы с нетерпением встречали его на палубе. Он мастерски приземлился, зарулил поближе к мостику, заглушил двигатели и громко закричал:
– Доктора сюда! Доктора.!!!
– Неужто ранен? – выкрикнул Михаил и мы побежали к самолёту. А корнет тем временем, как ни в чем не бывало, выпрыгнул из кабины, постучал унтом о колесо шасси и стал открывать грузовой бомболюк сбоку. Каково же было наше удивление, когда санитары уложили на носилки тело обмороженного человека в меховой одежде и замотанного шарфом поверх шапки.
– И кого же это ты нам привёз, Витенька? – елейным голоском спросил Главком ГВФ.
– Да я и сам толком не знаю кто это. Уже на подлёте сюда увидел между торосами это чучело. Подсел. Гляжу жив ещё. Рядом американский карабин, туша белой медведицы и двое медвежат к ней жмутся. Ну я его в бомболюк погрузил, медвежата попрятались с перепугу, взлетел и вот мы уже тут! – закончил рапорт Баклагин.
– А как же ты садился на снег без лыж, а на колёса?
– Так я подобрал местечко, где ветром снег со льда пораздуло. Скользко конечно, но ровно, как на палубе!
– А кабы навернулся и мы бы тебя не заметили?
– Тогда самолёт бы подпалил. Дым-то бы заметили, а когда бензобак бы рванул, то и увидели бы и услышали!
– Резонно! Иди отдыхать. Результаты ледовой разведки потом на карту нанесёшь! – распорядился Михаил.
– А спасателям на аэросанях отправиться на поиски места посадки корнета Баклагина. Всё, что найдут вокруг, и тушу медведицы – сюда. Медвежат изловить и сюда же! Время пошло! – пришлось и мне вмешаться.
На обеде в кают-компании доктор доложил:
– Тело осмотрел. Почернения и обморожения конечностей нет. Пульс нитевидный. Общее переохлаждение организма. В себя не приходит. По найденным при нём документам, он гражданин САСШ Фредерик Альберт Кук. Будем отогревать и ждать. На всё Господня воля.
– А я вот слышал, что у чукчей, если человек крепко замерзал, то его клали между двумя голыми бабами. И то ль тепло женских тел, то ли какие-то флюиды, но замёрзший воскресал чуть ли не из мёртвых! – рассказал капитан второго ранга Вилькицкий.
– Борис Андреевич, да где же мы в Заполярье баб-то найдём? – задал вопрос командиру ледокола «Ермак» Николаша.
– А вот они мы! – и в кают-компанию зашли Даша и Глаша.
– Вы как тут очутились? – задал вопрос я в недоумении.
– А как мы всегда очутиваемся в нужном месте и в нужное время! – ответили они хором, переглянулись и прыснули со смеху. При этом Аверьянов с Сигаевым загадочно улыбнулись.
– Ну раз уж Вы тут и всё слышали, то потрудитесь исполнять! Время пошло!
– Подумаешь, всего-то делов. И не таких воскрешали! – ответила Даша и посмотрела на Николашу. А тот аж облизнулся. Но женщины уже вышли.
– Так вот кого мы спасли. Нашего главного конкурента по первенству открытия Северного Полюса! – сообщил нам Степан Осипович: – Дождёмся его реанимации, а там он уж сам нам расскажет, как докатился до такого состояния!
В это время вошёл вестовой и доложил, что туша медведицы, медвежата и шмотки американского бедолаги доставлены. Есть на флоте такая команда, как «Пельменный аврал». По этой команде все свободные от вахты получают на каждый кубрик мясной фарш, муку, яйца и пр., что надо для теста. Месят, катают, нарезают и лепят пельмени. Так вот на авианосце Колчак распорядился, что бы шкуру с медведицы ободрали, а из мяса приготовили бы фарш. А вот когда фарш из медвежатины был готов, тогда и объявили Пельменный аврал. Каждый полярник должен был попробовать медвежатины. Иначе какой же он полярник? А поделить два центнера мяса на тысячу человек своей команды и сотню с «Ермака», можно было только пельменями. Работа закипела, как и вода в котлах на камбузах. Уже сваренные пельмени разносились по кубрикам в бачках. К вечеру пришел наконец в себя и Альберт Кук. Даша с Глашей слов на ветер не бросали. От имени адмирала Макарова я пригласил его на ужин в кают-компанию отведать пельменей из его же трофейного медведя. Видать американский путешественник сильно изголодался. Пельмешки глотмя глотал, как чайка. Жрал будто не в себя. Мы не отрывали его от трапезы вопросами. Но вот когда он маханул полный гранёный петровский стакан русской водки, тут-то его и пробило на монолог:
– Я стартовал со Шпицбергена на двух собачьих упряжках. Но Северное Сияние сыграло со мной злую шутку. Компас безбожно врал и я заблудился в Белом Безмолвии. Продукты для меня и для собак заканчивались. А тут ещё случайно напоролся на белую медведицу с двумя новорождёнными медвежатами. Ярость молодой медвежьей матери была беспредельна. От её рыка собаки оборвали постромки и убежали. А я лишь успел выстрелить, когда вывалился из нарт, но сильно ушибся головой и потерял сознание. А очнулся совершенно голым в объятьях двух полногрудых, обнажённых Венер. И в тот момент, когда я был готов возблагодарить Бога за то, что так удачно пристроил меня в Раю, зажёгся свет. Надо мной склонился доктор. Венеры засмеялись и убежали, виляя пышными бёдрами. И вот я здесь. Очень хотелось бы знать где я нахожусь и не сон ли всё это?
– Господин Кук! Вы почётный гость Российской полярной эскадры, шестеро членов которой ещё вчера побывали на Северном Полюсе. А спас вас от неминуемой гибели и холода русский офицер, лётчик Виктор Акимович Баклагин, которого и хочу вам представить. – сказал адмирал Макаров и указал на корнета. Витя встал и учтиво кивнул головой. Кук машинально кивнул в ответ, но пытался осмыслить всё услышанное.
– Значит Северный Полюс уже открыт? О Боже, я разорён. Ведь я вложил в эту экспедицию свои последние 8 тысяч долларов. У вас найдётся отдельная каюта, где бы я мог написать предсмертное письмо и застрелиться?
– Ну зачем так мрачно, Альбертик! – подсел к нему Николаша: – Мы только что на ужин всей эскадрой скушали ваш законный трофей – медведицу. Но россияне не привыкли есть на дармовщинку и потому покупаем её у Вас за 10 тысяч долларов.
– А я за столько же покупаю шкуру! – сказал адмирал Макаров.
– Ну а нам с Валерием Павловичем остаются лишь медвежата по 5 тысячь за каждого! – предложил генерал Аверьянов: – Вестовой! Выясните кто эти медвежонки – мальчики или девочки?
– Так уже распознали. Обе девки.
– Вот и наречём их Даша и Глаша! – решил Валера.
– А вот они мы! – и в кают-компанию грациозно вступили наши жрицы любви.
– Согласны стать крёстными мамами двум сестричкам-мишуткам и выкормить их из соски?
– А мы всегда на всё согласны. Могли бы и не спрашивать! – и обе прыснули от смеха. Когда Куку перевели их ответ, то он одними лишь губами прошептал:
– О май год! Лучше бы я не просыпался!
* * *
А дальше следовали торжественные встречи и в Романове-на-Мурмане, и в Питере, и в Москве. На Николаевском вокзале столицы Зинуля только и успела, что сказать мне наш пароль:
– С прилётом, любимый! – и нас тут же повезли в Кремль.
Государь Кирилл Первый сам зачитал Указ и сам же оборвал пуговицы и вручил нам Звёзды Героев. А Михаил Романов, Владимир Аверьянов и Валерий Сигаев были удостоены этой высокой награды уже во второй раз. Все, кто побывал на Полюсе, стали Героями России. Но не обошли и остальных участников экспедиции. Виктор Баклагин был произведен сразу в подполковники, получил Георгия и золотое оружие «За храбрость». А дядю Лёшу Николай уже от себя произвел в боцманы Гвардейского экипажа своей яхты «Штандарт» и по нашей просьбе отправил в вечную командировку на Ходынку. Так что Лёха теперь получал и Гвардейский боцманский оклад и пожизненные командировочные.
* * *
Пасху отмечали как и собирались – с размахом. А для нас с Зинулей это был ещё и день нашего первого знакомства – такое не забывается. Всё же миром правит любовь. На пасхальном обеде в Кремле присутствовала чуть ли не тысяча человек, а может и по более. Георгиевский зал сиял от позолоты барельефов на стенах, картинных рамах и люстр с гирляндами уральского горного хрусталя. А на груди мужчин сияли ордена – и Георгиевские кресты, и Владимирские, и ордена Станислава, и Анны, но только у лётчиков в левом углу кителя, почти под погоном сияла Звезда Героя России, а на боку красовался кинжал «За храбрость». Но ярче всех красовались конечно Зинуля с Марией. Ведь их награды, и Георгиевские кресты, и кресты Почетного легиона, и звезды Героев были одновременно и украшениями. Так что Первые женщины Российской авиации предстали во всем блеске своей красоты.
После обеда с обильными возлияниями я отправился в кабинет к брату поговорить о делах наших скорбных. Там я застал и Государыню Императрицу, которая уже выговорила Кондрату всё, что думает о том, что тот был уже в полградуса. В оправдание брат только и смог выговорить:
– Машенька, Машенька! А думаешь нам, царям, легко? Эх, Маруся, нам ли быть в печали!
Пришлось выручать братика:
– Матушка Государыня! Сжалься! Ну нельзя Комраду сегодня было не пить на равных со всеми. Народу-то в зале была тьма тьмущая. И пропусти он мимо хоть один заздравный тост, то слухи бы поползли, что Государь нездоров. И это при всём том, что наследник Престола пока только я, да и то непутёвый. В небе провожу больше времени, чем на земле. Вот лучше бы ты сама исхитрилась сделать так, что бы в царский кубок стольник из отдельной сулеи наливал. И не хмельное, а родниковую водицу. Оно и для здоровья полезно, и для окружающих сразу видно, что Царь свой в доску! Вот ты-то из своего бокала даже и глотка не пригубила. Думаешь это осталось незамеченным? Завтра же по всем церквам будут служить молебны за твоё здравие и появление наследника. Сама-то когда думаешь нас осчастливить?
– В октябре! – ответила Государыня, и смущенно потупила взор.
– Да Вы с Зинулей как сговорились. Мы тоже в октябре ждём.
– Это не мы сговорились, а Вы с братом. Наверное ещё в бане.
С ЛЁГКИМ ПАРОМ!