– Так тебе оно по правде нравится? – в сотый раз спрашивает Картер.

Мы наконец-то в постели, нежимся после долгого-долгого дня, и я глаз оторвать не могу от своего кольца.

– Думаю, мне оно нравится больше, чем тебе.

Картер смеется:

– Очень смешно.

– О, я на полном серьезе. Все это время я только и думала, что ты просто не хочешь жениться на мне, а ты, надо же, носил его повсюду с собой в кармане. Мне типа хочется выточить из зубной щетки ножик и воткнуть его тебе в глаз, – серьезно говорю ему я.

Он перекатывается на бок и кладет руку мне на живот.

– Не сердись. Мне надо было сделать это в тот день, когда я купил кольцо. Просто хотелось, чтоб мое предложение было самым лучшим, а потом мы узнали, что ты беременна, и я понял, что у тебя в голове делается. Ты бы ни за что на свете не поверила, что я делаю предложение из верных побуждений, если б я сделал его сразу, как только мы узнали, – говорит он, нежно поглаживая мой выпирающий животик.

– Понимаю, ты прав. Моя мать то же самое сказала, – говорю я, накрывая ладонью его руку и подталкивая ее вниз, туда, где я обычно чувствую, как пинается крошечная ножка. Для меня самой это ощущается, словно пузырики лопаются, и я вовсе не уверена, что и Картер сможет ощутить такие пиночки, но и от того, чтоб попробовать, вреда не будет.

– Рэйчел по правде сказала что-то осмысленное? – удивленно спрашивает он.

– Ага, я тоже от этого в шоке была, – признаюсь я, поворачивая голову на подушке, чтобы видеть его лицо. – Я должна была бы просто поговорить с тобой. Мне вообще противно всякое такое общение. Мне куда лучше, когда я страдаю втихомолку.

Картер жмется ближе, высвобождает руку из-под моей ладони и проводит ею вверх по всему моему телу, пока не касается щеки.

– Думаю, нам обоим еще долго шагать и шагать, обучаясь науке общения. Ничего, обучимся, – уверяет меня он.

– Я тебе говорила, что, когда все эти сомнения заползли мне в башку, я поделилась ими с Лиз и та посоветовала мне сделать тебе массаж простаты?

– О, боже мой, стоп! Ни слова больше. Джим рассказал мне про ночь, когда она ему такое сделала, и это было ужасно. Прошу тебя, ни слова больше, – предостерегает он.

– Ну, не знаю, – поддразниваю я, – может, тебе понравится.

– Слышь, да я ни одной морде не позволяю даже в ЛИЦО себе пальчиком тыкать, – с бруклинским акцентом выговаривает Картер.

– Серьезно? Опять цитата из «Сопрано»?

– М‑м, да. Из «Сопрано» найдется цитата на каждый случай. В том-то как раз и причина потрясности фильма. Имей почтение к «Клану Сопрано», – серьезно увещевает меня Картер.

Перекатываюсь на бок лицом к нему, повожу ногой, укладывая ее Картеру на бедро, пальцами рук ерошу ему волосы.

– По-моему, – говорит он с улыбкой, – мы должны отпраздновать столь памятное событие и воткнуть в тебя мой член.

– Твое счастье, что ты сегодня одарил меня драгоценностями, не то я б тебе врезала за это.

Картер прижимает меня к себе покрепче и губами прижимается к моим губам. Как и всегда, его поцелуи ввергают меня в полное беспамятство. Мягкость его губ, гладкое скольжение его языка по моему напоминают мне, как же давно не было у нас с ним близости. При наших сумасшедших распорядках да и проблемах моего положения – не было долгонько, я уж по нему больше чем изголодалась. Руки его охватывают меня, а ладони скользят вниз, к моей попе, обхватывая ее и подтягивая к тому, что давно уже навострилось в ожидании. Я, издавая стон, прижимаюсь к нему бедрами.

– Подожди, постой. Черт, – бормочет он, прерывая поцелуй.

Отвожу голову и бросаю на него вопрошающий взгляд:

– Что? Что стряслось?

Член у него сломался, что ли? О, боже драгоценный, прошу тебя: не дай ему сломаться. МНЕ БЕЗ НЕГО НЕ ЖИТЬ.

– Мне пописать надо. Не забудь, о чем думала, – говорит он, высвобождаясь из моих рук и выкарабкиваясь из кровати.

Я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок. Проходит несколько минут, а я все еще не слышу шума спускаемой воды.

– Эй, у тебя все в порядке? – кричу я.

– ТССССССС! НИКАКИХ РАЗГОВОРОВ! – долетает ответный крик.

Что еще за хрень?

– Что значит – никаких разговоров? Что происходит, черт возьми?

Слышу, как из ванной доносятся несколько неразборчивых фраз, приподнимаюсь на локте так, чтоб видна была закрытая дверь туалета.

– Не могу пописать! – кричит мне Картер.

– Что значит не можешь пописать?

Едрена-мать, он И ВПРЯМЬ сломался. Знала же, что должна была почаще им пользоваться в последние месяцы. Он ломается, если им не пользоваться.

– Я серьезно: ты должна перестать разговаривать. Ты только хуже делаешь.

– Что за чертовщину ты несешь? Как это я делаю только хуже?

Дверь туалета наконец-то открывается, Картер стоит, подбоченясь, а трусы его впереди натянулись, как палатка.

– Все потому, что твой голос меня возбуждает, и я никак не могу унять этот, бенать, столбняк! Будь все как обычно, я б тебе этого никогда бы не сказал, но тут случай экстренный. Так что заткнись, к чертям, на минутку, чтоб я пописать смог!

С этими словами он скрывается в туалете и с силой захлопывает за собой дверь.

Ну, по крайности, все по-прежнему работает.

* * *

– О, когда страхи Картера остались позади, все было потрясающе, – сообщаю я на следующий день Лиз по телефону. – Он был убежден, что ребенок увидит его член и либо позавидует, либо ему всю жизнь станут кошмары сниться про член-чудовище, пытавшийся слопать его личико. Потом он захотел попробовать и достал презерватив, потому как думал, что его сперма может утопить дитя. Мне всамделе пришлось притащить в постель ноутбук и показать ему, что у него член должен быть фута в два, чтобы хоть как-то добраться до ребенка.

Сегодня Картер работает в дневную смену, а я трачу послеобеденное время на то, что сдираю обои в комнате, которой суждено стать детской. На это ушло несколько часов, и я вымоталась. Устроила перерыв, чтобы позвонить Лиз и доложить ей о том, как прошел у нас остаток вчерашнего вечера. Коль скоро в последние месяцы она то и дело во все трубы трубила мне, как часто мы НЕ занимаемся сексом, я чувствовала: она достойна быть в курсе дела. Проболтав с ней несколько минут, решаю прогуляться к местному магазинчику на углу, чтобы утолить нынешнюю свою прихоть беременной – выпить черешневого сока с измельченным льдом. Я проделывала это каждый божий день, с тех самых пор, как отыскала этот напиток. Вкуснотища и освежает хорошо, а единственное место, где продается черешневый сок, недалеко от нашего дома, сразу за углом.

Прячу Гэвина в машине и еду по улице. Оказавшись внутри магазина, как пчела, освоенным путем, таща за собой Гэвина, добираюсь до самого дальнего угла, где стоит автомат для дробления льда. Подхожу к нему и застываю как вкопанная, разглядывая болтающуюся табличку.

– «Неисправен»? Что значит «неисправен»? – произношу я вслух.

– Это значит, что машина не работает, – говорит Гэвин.

– Я знаю значение этого выражения. Но это же автомат для дробления льда. Он обращает воду в лед и добавляет черешневый сироп. Неужели автомату так трудно это сделать?

Замечаю, что автомат все еще подключен к сети, а потому, отпустив руку Гэвина, хватаюсь за штепсель и принимаюсь трясти его взад-вперед.

Лампочка, сообщающая, что автомат включен, не загорается, а потому я принимаюсь раз за разом нажимать на все кнопки. Когда ничего не получается, начинаю шлепать ладонью по боку автомата.

– Мама, ты его разобьешь, – предупреждает Гэвин.

– Глупый кусок гнилой рухляди. От тебя только и требуется, что наготовить льда, ты, бестолковая куча конского навоза! – кричу я, совершенно не обращая внимания на Гэвина.

О, боже мой, мне нужен этот напиток. Он нужен мне, как нужен воздух для дыхания. Почему только, едрена-мать, эта штука не работает?!

В этот момент, я уверена, разум покидает мою голову. Я продолжаю совершать физическое насилие над автоматом, барабаня по нему кулаком и обкладывая его так, будто он способен мне дать сдачи или ответить.

– Нечего сказать в свое оправдание, засранец? Не можешь даже ПОПЫТАТЬСЯ поработать? Ленивый кусок дерьма! А ну, отрывай задницу и делай мне напиток!

Стали появляться зеваки. Чувствую их взгляды на себе, пока своими руками насилую эту машину для заморозки льда. Дергаю за провода, сую пальцы во все дырки, снимаю, наконец, целиком передний кожух, выставляя напоказ все внутренние устройства.

– Мэм, я попросил бы вас отойти от этого автомата, – обращается ко мне человек в форме охранника углового магазинчика.

– Какого черта ваш автомат не работает? Вам надо наладить его, – отвечаю ему я, стоя с кожухом в руках и прикрываясь им как щитом.

– Приносим извинения, но в нем отказала одна деталь. Пришлось заказать новый автомат, и его доставят не раньше следующей недели, – объясняет охранник, выворачивает у меня из рук кожух и ставит его в сторонку.

– На следующей неделе? НА СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛЕ? И как, по-вашему, народу обходиться без напитков со льдом, если им придется ждать целую неделю? – спрашиваю я.

– Боженька не хочет, чтобы ты пила напиток со льдом, – говорит мне Гэвин.

Я опускаю на него вопросительный взгляд.

– Боженька – царь всего мира, и он говорит, что тебе не надо это пить. Можно мне мороженое? – просит сын.

– Бог не ведает. ОН НЕ ВЕДАЕТ, – жалуюсь я.

Я почти уверена, что испытываю некий исход из собственного тела. Вижу саму себя, действующую как полная стерва, и ничего не могу с этим поделать. Я, как наркоман, которому нужно уколоться: руки трясутся, голову ломит, кажется, еще две секунды, и я продам своего сына и туфли за очередную дозу черешневого напитка со льдом.

Беру Гэвина за руку, спокойно выхожу из магазина и еду домой.

Как только мы оказываемся дома, я хватаю телефон и звоню Картеру. Он берет трубку с первого же звонка, а меня только на то и хватает, чтобы истерически рыдать в нее.

– БОЖЕ МОЙ, КЛЭР?! Что происходит? Все в порядке? Что-то с малышкой? Гэвин ударился? – кричит Картер.

– Автомат для напитков со льдом сломался! – завываю я.

На другом конце – мертвая тишина.

– Прости, что? – спрашивает он.

– Я что, заикаюсь? Автомат для льда сломался. Я не смогла выпить черешневый напиток. Мне нужен этот напиток, едрена-мать! – ору я.

– Минуточку, все это из-за напитка? – спрашивает он.

О, бог мой, он всамделе ничего про меня не знает. Как мне выходить замуж за того, кто не понимает меня?

– Я думал, что-то серьезное случилось, – раздраженно ворчит он.

– Как раз это-то – серьезное. И случилось! Ты хоть слушаешь, чтó я говорю?

Картер вздыхает, а я стараюсь успокоить себя, чтобы НЕ думать про то, как сильно мне хочется черешневого напитка. Вместо этого я думаю про то, как мне хочется запихнуть Картеру в задницу кулак и сделать ему кулаком массаж простаты.

– Мне до конца работы осталось несколько минут. Мои родители приедут примерно через час.

От, блин. Будущие свекровь со свекром прибыли в город. Слава богу, меня не арестовали в угловом магазине. Было бы жутко неловко.

– По пути домой я прихвачу тебе напиток, – обещает Картер.

– Черешневый?

– Да, черешневый, – подтверждает он.

– Я люблю тебя! Скоро увидимся!

* * *

Родители Картера появляются точно в условленное время. По счастью, до этого я успела сделать добрый глоток напитка со льдом и теперь способна вести нормальный, не сумасбродный разговор. Мэйдлин проходит в дверь первой и просит нас всех пройти в гостиную и закрыть глаза, поскольку у нее для нас есть сюрприз. Спустя несколько секунд Чарльз произносит:

– О'кей, откройте глаза!

Гэвин с Картером издают восторженные вопли, а я – стон.

– Щенок! Щенок! Вы мне щенка купили! Я могу обнять его, могу его тискать, могу кататься на нем, как на велосипеде, могу ему прическу сделать! – восторгается сын, сползая на пол.

Щенок, если его можно так назвать, почти одних размеров с Гэвином и похож на белого медведя.

– Закон не возбраняет владеть таким мишкой? – спрашиваю я. Чем больше я смотрю на это животное, тем больше думаю: неужто нам всамделе только что привезли этого опасного зверя, который взрослым будет весить девятьсот фунтов? Имеете представление, какую кучу способен навалить зверь в девятьсот фунтов весом?

– Это чистопородный большой пиренеец, – сообщает мне Мэйдлин, ожидая, что у меня дух захватит от потрясения.

Не захватывает.

– Ого, потрясающе, – обращается к родителям Картер. – Спасибо вам, дорогие, огромное. Вы же знаете, мне всегда хотелось такую.

Я потрясенно взираю на него. Ему всегда хотелось иметь домашним животным лошадь? Этот зверь вымахает больше нашей машины.

– Как восхитительно! Мы должны приучать не гадить дома и пса, и новую малышку. Можно ли их обоих научить справлять нужду на улице? Или нам нужно песику памперс надевать? Выбери кого-то одного, потому как двоих мы не потянем, – шепчу я Картеру, пока он гладит собаку, а его родители занимают место на диване.

– Не волнуйся. Все будет прекрасно, – шепчет Картер в ответ и встает, позволяя Гэвину побегать кругами по комнате вместе с собакой, которая, играя, догоняет его.

– Пусть только попробует нагадить мне в туфли, я тогда тебя туда носом ткну, – предупреждаю я.

– У меня с собой в машине все необходимые документы от Американского клуба собаководства, – сообщает Мэйдлин, – а также сертификат чистоты породы от заводчика.

Супер. Пес-то классом повыше нас будет.

– Как его зовут? – спрашивает Картер.

– Реджинальд Филлип Третий, – отвечает Чарльз.

– Ой, это нужно немедленно заменить, – бурчу я.

– Я хочу звать его Бад, – заявляет Гэвин, который вместе с собакой кругами носится по комнате.

– Это хорошее имя, – кивает ему Картер.

– Я знаю. Я его так называю в честь твоего, папочка, сока, который ты пьешь.

– А может, подождем немножко, прежде чем решим, какую кличку ему дать? – говорит сыну Картер.

– Реджинальд Филлип, сидеть! – дает команду Мэйдлин.

Мы оборачиваемся и видим, что пес забрался Гэвину на спину, положив лапы тому на плечи. Гэвин же продолжает бежать, заливаясь смехом. Все это напоминает какую-то жуткую разновидность танца паровозиком.

– Ха-ха, – заливается Гэвин. – Что он делает? Так смешно!

– О, бог мой, он случку устраивает с нашим малышом, – бурчу я, толкая Картера в плечо, чтоб он сделал что-нибудь.

Картер вскакивает и за ошейник стаскивает пса с Гэвина.

– Э‑э‑эй, ты зачем это сделал? Мы же играли, – недовольно тянет Гэвин.

– Ну-у, он пытался пописать на тебя, – говорит ему отец.

Я гляжу на него, будто он умом тронулся, но Картер только плечами пожимает и тихонько говорит:

– А что? Ну, запаниковал. Не могу же я ему растолковывать, что значит случку устраивать!

Гэвин издает очередной восторженный вопль, и мы снова видим, как пес обхватывает лапами его плечи и принимается дергать задницей.

– Уакки, якки, факки, сейчас я на тебя пописаю! Уакки, якки, факки! – скандирует Гэвин, пока эта парочка скачет по комнате, а Картер опять старается их разделить.

– Пожалуй, вам понадобится оскопить его как можно скорее, – заявляет Мэйдлин, храня на лице полную невозмутимость.

Ничего себе, вы понимаете? Пес пытается продолжить род с моим сыном.

– Все по вагонам, паровоз отправляется! Все по вагонам, поезд трогается! ТУ-У‑ТУ-У! – подает сигнал Гэвин, и пес с радостью играет роль последнего вагона.

– Картер, купи мне шланг.