Врать не собираюсь. Клянусь, посреди самой запарки я услышал, как кто-то постучал в дверь спальни. Жизни не хватило б сообразить, кто вздумал постучаться в дверь моей спальни. Тем более в час ночи, когда мой член с головой ушел в девушку моей мечты. А что, если это маньяк-убийца? Откровенно скажу, даже если б кто в тот момент дверь вышиб, я не остановился бы. Разве что, если б у него был пистолет. Вполне могло статься, что от убийцы с ножом мы удрали бы. А вот пистолет… от такого нам бы не уйти. Впрочем, я умер бы счастливым, к тому же – на Клэр.

Потом мелькнула мысль, не Джим ли это вломился и будет теперь стоять под дверью и надоедать мне своими выкриками типа: «Надеюсь, уж с этим-то ты знаешь, что делать» или «Клэр мне как сестра. Если ты ей шесть палок не кинешь, я распотрошу тебя, как рыбу».

Думать в такое время про Джима – это уж ни в какие ворота не лезло, у меня от этого почти все опало.

Почти.

Клэр что-то такое невероятное учудила с собой внутри, отчего возникло ощущение, будто у ее органа имеется кулак и он стиснул мой член, словно полимерную игрушку-антистресс. Спасите-помогите!

Тут я опять перестал себя помнить (а контролировать и подавно). Мне с ней было так хорошо, что я ни за что не хотел останавливаться, да и ее «кулачок» без устали обжимал меня, так что рыдать хотелось, до того хорошо было. Теплый такой, крепкий «кулачок» – идеальный, по мне. Хотелось быть полным балбесом и, как в кино, сказать ей, что для моего члена ее интимное местечко, как яблочный пирог. И не просто какой-нибудь яблочный пирог, а яблочный пирог, который только в самом хорошем кафе бывает. Там, где подают его таким пышным и вкусным, что можно хоть одиннадцать штук слопать. Я готов был слопать одиннадцать миллиардов девушек по имени Клэр. Когда я вонзался в нее, Клэр слегка вскрикивала, и от этого все во мне торопило меня к концу, подгоняло куда быстрее, чем хотелось бы. Слыша эти вскрики, я понимал, что она не хочет, чтоб я останавливался, и от того, что ей хотелось меня чувствовать, у меня головка едва не раскалывалась… обе сразу, то есть.

Я поцеловал Клэр в попытке попробовать сдержать накатывавшее извержение, но вышло только хуже. Губы ее были самым вкусным, что я пробовал в жизни, а ее язычок, скользящий по моему, заставил мой член заходить в ней ходуном. Проталкиваясь в ее радушное тепло так, что глубже некуда, я изверг семя с таким пылом, что на миг даже перепугался, как бы под таким напором не лопнул презерватив.

Нам всем известно, сколь велика пробивная сила моей спермы. Могло и повториться. Опять. Эти маленькие головки с хвостиками бились о натянувшуюся броню врага детей и суматошно визжали: «Мужик старается нас уничтожить! К черту этого мужика!»

Только-только покатила первая встряска извержения, как сквозь запертую дверь спальни донесся слабенький голосок:

– Мамочка, я пить хочу.

Не выдержав, я рассмеялся, прямо в разгар того, как бил в гондон струей из тысяч яростных, размахивающих кулачками, головастиков. Ноги и руки Клэр накрепко вцепились в меня, и я рухнул прямо на нее, стараясь не наваливаться всем весом. Мне куда как хотелось, чтоб она осталась живой и мы смогли бы проделать все это снова. На некрофилию меня как-то не тянет.

Какое-то время мы лежали, тяжело дыша, и я снова стал похохатывать. Как же я мог забыть, что в доме ребенок?! Я-то на полном серьезе думал, что в дом, может, убийца с топором вломился и вежливо стучится в дверь, прежде чем проломить ее. Невесть отчего это для меня было логичнее, чем помнить, что у меня есть ребенок и что он в доме.

– Мамочка!

– Минутку! – пронзительно крикнула в ответ Клэр прямо мне в ухо.

Я приподнялся так, чтоб видеть лицо Клэр, и спросил, не примотает ли она сына липкой лентой к кровати, когда мы займемся этим в следующий раз. Честно говорю, не ожидал, что ее лицо так радостно расцветет. Про клейкую ленту я шутил. Вроде бы как.

– Надо что-то выдумать, чтоб сказать ему, чем мы занимаемся, – предложила она.

– Ты что… мать твою, уууу-уй, – выплевывал я междометия, делая при этом «круглое» лицо.

Вот опять. То же сжатие внутри. Это что ж такое?

– Лады, какого черта ты только что сделала своими интимными мышцами? Не знаю, есть ли такие, но, по-моему, я запросто опять кончил.

Она рассмеялась, и это движение разом вытряхнуло мой опавший член из нее. Хотел было губы надуть от обиды, но вовремя вспомнил, что Гэвин все еще стоит у двери спальни.

От мы козлы! Надеюсь, он голову до крови не поранил?

«Извини, сын, мамочка с папой увлеклись игрой «спрячь колбаску». Как твоя рана на голове?»

Я скатился с Клэр и схватил с тумбочки несколько салфеток, чтоб избавиться от презерватива. Я только что не хмыкнул на поднявшийся внутри него вой и погрозил головастикам пальчиком: «Ха-ха, мальчики. Не в этот раз!»

– Кегеля, – донеслось из футболки, которую Клэр натягивала через голову. Потом она, быстро раскачиваясь, натянула юбку.

– Погоди, что? Ты сказала «кегля»? При чем здесь кегли, ты о чем?

В этот момент Гэвин уже тряс дверную ручку так, что я не удивился бы, останься та у него в руке. Перекинув ноги через край кровати, я мигом натянул трусы и пошел к двери вместе с Клэр.

– Да не «кегля», а Кегеля, упражнения такие, Дженни, – засмеялась Клэр. – Кстати, это от них со мной все чудеса секса.

Захотелось ее по попке шлепнуть за то, что она меня Дженни обозвала, но не успел. Она распахнула дверь, за которой, упершись лбом в косяк, стоял Гэвин. По лицу малого было видно, как ему досадливо и скучно. Клэр опустилась на колени и обняла его.

– Слышь, дружище, ты в порядке? Испугался или еще что? – спросил я, ероша волосы у него на макушке.

– Чем это вы тут занимались?

Во, дает! Безо всяких околичностей – прямо в точку.

Клэр отстранилась от Гэвина и глянула вверх, на меня.

– Э-э… ыыыммм, – тянула она.

– Вы что, вдвоем в какую-то игру играли? – спросил сын.

Тут я тихонько заржал, представив, как наподдала бы мне Клэр, если б я рассказал ребенку о правилах игры «спрячь колбаску». «Первое правило при игре в «спрячь колбаску»: никогда не стучать в закрытую дверь во время игры, если только у тебя кровь из глаз не течет или не загорелось что-нибудь. Типа твоих волос. Все остальное может подождать до окончания игры».

– Так мы по телефону звонили. Очень важный телефонный звонок, – объяснила Клэр.

Гэвин взглянул на нее с заметным недоверием.

– На большое расстояние был звонок, – сказал я. – На самом деле очень большой и очень важный. Мы ни минуты больше ждать не могли, чтоб разговор начать, а когда говорили, то остановиться не могли, не то было бы… больно. Вот поэтому и не открыли дверь сразу, когда ты постучал. Ага, в самом деле, очень большой разговор. Мама твоя даже кричала, когда убедилась, насколько он велик.

Тут Клэр не сдержалась, потянулась и ущипнула меня за ляжку, сухо заметив при этом:

– Твой отец слишком преувеличивает, насколько велик на самом деле был телефонный разговор.

У меня рот сам собой открылся, а Гэвин как-то странно поглядел на меня. Клэр же, стоя на коленях, раздраженно смотрела на меня, даже не замечая, что у нее только что сорвалось с языка.

Я же сам не свой сделался, внутри все запело, захотелось нагнуться, сграбастать их обоих в объятия и скакать по комнате. Мы еще не успели обсудить, как сказать Гэвину, кто я такой. Я больше всего на свете хотел, чтоб он звал меня «папа», но, думая о Клэр, не желал подталкивать события. Она ведь столько времени одна на себе весь этот воз тащила, я вовсе не желал наступать ей на ноги. Хотелось, чтоб она сама пришла к такому решению, зная: в том, что касается Гэвина, она может мне верить.

Заметно было, когда она вдруг осознала. Лицо у нее ужасно побледнело, и я даже струхнул на мгновение, как бы она не упала в обморок у моих босых ног. Несколько раз она переводила взгляд с Гэвина на меня, потом глянула на меня в упор и быстро встала на ноги.

– Боже ж мой. Прости. Даже не сообразила, что только что сболтнула, – зашептала она, оглядываясь на Гэвина, не слышит ли. А тот стоял себе, глядя на нас, как на парочку идиотов. – Черт. Прости! Скажу ему, что пошутила. Скажу, что говорила про телефонный разговор или еще что-нибудь. О, боже мой! Какая же я тупица, – бормотала она.

Я потер ладони и взял ее за руки, чтоб успокоилась. Потом заговорил:

– Вот что, послушай меня. Все прекрасно. На самом деле даже лучше, чем прекрасно. Я хотел попросить тебя рассказать ему, только боялся, ты подумаешь, что еще слишком рано.

Клэр облегченно вздохнула.

– Ты уверен? Я не хочу, чтоб ты хоть что-то делал, к чему еще не готов.

– Деточка, я был готов к этому уже тогда, когда вытряхнул из себя всяческую глупость и пришел к тебе поговорить после той первой недели.

Она прильнула ко мне, быстренько поцеловала и обернулась, подхватив на руки Гэвина.

– Так вот, Гэвин. Ты знаешь, кто такой папа? – спросила она его.

А тот не сводил с меня глаз и несколько минут раздумывал над этим. Я даже волноваться стал. Ну как он не захочет меня себе в отцы? Ну как подумает, что я слишком строгий либо слишком глупый? Черт, не надо было заставлять его счищать ту зубную пасту с пола. Разумные отцы не заставляют своих детей заниматься такой ерундой. Разумные отцы водят своих детей на стриптиз и позволяют им дома вечеринки устраивать, травку курят с ними по воскресеньям, пока составляют футбольные команды своих грез.

– Папка – твой папа? – спросил Гэвин.

Клэр кивнула.

– Ты очень умный, малышок! Да, Папка – мой папа. А Картер – твой папа.

Оба мы застыли в молчании, пока Гэвин переводил взгляд с меня на мамочку и обратно.

Он сейчас целиком и полностью меня вымеривает.

– Я тебя с собой возьму на танец живота, мы с тобой пива выпьем, когда охота пофантазировать придет, – вырвалось у меня.

Клэр глянула на меня так, будто я ума лишился.

– Можно я его буду звать папа-котях? – беспечно спросил наконец Гэвин, не обращая внимания на мое словоблудие.

Гэвин возгласил: да будет отец – и увидел, что этот хорош.

Ну да, я цитировал Библию и сравнивал своего сына с богом. Заткнитесь.

Клэр в ответ на просьбу Гэвина рассмеялась и спросила:

– А может, ты станешь просто звать его «папой»?

– А может, мне звать его «папомордой»? – тут же заторговался Гэвин.

Торговался этот малыш за довесок, с каким он мог бы называть меня «папой». Малый – гений. И невесть по какой причине я ощутил беспокойство. Повернулся, взял Гэвина у Клэр с рук и спросил:

– Ты не против, если мы отправим мамочку поспать, а сами обсудим мое новое прозвище, пока я тебя опять в постель уложу?

Клэр, встав на цыпочки, чмокнула Гэвина в щечку, а потом, прижавшись, и меня тоже. Гэвин прилег головой мне на плечо и обвил ручонками шею:

– Лады, детка-папочка.

Тут мы оба с Клэр не удержались и прыснули от смеха. Выходя в коридор, я повернулся к ней лицом и изобразил губами «спасибо», а уж потом понес Гэвина обратно в его комнату.

* * *

Правду сказать, я не поняла, отчего так забеспокоилась, когда Картер сам не свой стал, едва я назвала его отцом Гэвина. Это еще раз убедило меня: он просто замечательный человек.

Пока Картер укладывал Гэвина, я достала рюкзак со своими пожитками, вытащила оттуда майку и мальчишеские шорты, которые взяла с собой в качестве пижамы, и переоделась. Почистила зубы, после чего залезла обратно в постель и свернулась калачиком под одеялом в ожидании, когда вернется Картер. Я уже засыпать стала, когда почувствовала, как прогнулась кровать и его руки обвились вокруг моей талии. Я улыбнулась и вжалась в его теплое тело.

– Все в порядке? – пробормотала я сонно.

– Ну да, он решил, что пить больше не хочет, зато заставил меня почитать ему сказку. И пока что мы сошлись с ним на «папа-о», – хмыкнув, доложил Картер.

– Легко отделался. Две недели назад он как заведенный, обращался ко мне не иначе как «старушенция».

Я лежала в объятиях Картера, и так приятно мне никогда еще не было.

Примерно минут пять.

И это только доказало, что все, чем нас потчуют в кино, не что иное, как кусок чепухи. Его рука лежала на подушке у меня под шеей, отчего голова у меня жутко скособочилась. Я уже чувствовала, как судорога подступает. Меня стал прошибать пот, как потаскуху в церкви, это от его руки, тяжело сдавившей пояс, и ног, что переплелись с моими. По попе у меня стекал пот, его волосатые ноги кололись: такое ощущение, будто сотня комаров мне в ноги впилась.

Только нехорошо было бы мне брыкаться, верно?

Я чуть-чуть шевельнулась всем телом. Не хотела, чтоб он подумал, будто мне объятья не по нутру, только я умом тронулась бы, если б и дальше старалась лежать совсем неподвижно. Может, подожди я подольше, он бы уснул, и я его с себя свалила бы? Кино какое-то смотрела, где супружеская пара спала на разных кроватях. Счастливые! То-то все они тогда выглядели отдохнувшими и довольными! Уж там ничьи волосатые ноги не скреблись о ноги и тело леди.

– Завязываем с этим, Клэр, – пробурчал Картер едва мне не в ухо.

Блин. Вот теперь и впрямь будет неловко. Мы ведь только что впервые за столько лет наслаждались любовью друг с другом, а я собираюсь попросить его отвалить от меня, чтоб я смогла выспаться. Такой неромантической особы, как я, во всем белом свете не сыскать.

– Завязываем с чем?

– Последние минут десять ты только и делаешь, что дергаешься да вздыхаешь, – был ответ.

У меня синдром Туретта, синдром беспокойных ног или просто сердце павиана, заставляющее меня трястись да вздыхать всякий раз, как шкура кусается.

Хрень собачья, не я ли всегда проповедовала Гэвину о честности? А вот теперь лежу и выдумываю, как бы сообщить Картеру, что у меня обезьяньи органы, вместо того чтобы просто сказать ему правду.

– Так во-о-о-о-т, я раньше ни с кем ночью никогда не спала. Ну, кроме Лиз, только мы всю дорогу пьяные были.

Картер за моей спиной как-то странно закашлялся, будто задыхался.

– Ты сможешь повторить это еще раз? Помедленнее и побольше подробностей, – проворковал он.

Я засмеялась и шлепнула его по лежавшей у меня на поясе руке.

– Я же серьезно!

– Я тоже. Вы были голенькие, когда делали это, как полагается? Ну, скажи, что вы голенькими были!

Сердце павиана, правда. Сердце павиана, правда…

– У меня шею ломит до смерти, и прямо сейчас я до того в жару, что кожей могу одеяло поджечь, – затараторила я.

Картер затих. Слишком затих.

Едрена-печь, взяла и обидела его.

– А-а, слава богу, – сказал он, убирая обе свои руки, обнимавшие меня. – У меня рука затекла, а в ногах судороги начались.

* * *

– Когда собаку чешут, у блох помывка. Ха-ха, фермер!

Я уже несколько минут лежала в постели, глядя, как первые рассветные лучи пробиваются сквозь шторы. Пришлось рот ладошкой прикрыть, когда Картер заговорил во сне.

Иисусе, ведь «каков отец, таков и сын». Картеру явно никто не рассказывал о его привычках во сне. Одна только мысль о другой женщине, спящей в той же постели, что и он, резала меня больнее ножа, а потому я такие мысли послала к черту. На данное время.

Он лежал на спине, обхватив одной рукой голову по подушке, а другую уложив поверх живота. Снимайся я в порно, он лежал бы под простынкой голый, со своим торчавшим олимпийских размеров пенисом, а я бы, вся такая распутная-распутная, стягивала бы с него простынку, чтоб попробовать олимпийца на вкус.

«Что ж, нагибайся, детка, вот и все».

Я не была распутной-распутной, и это было не порно. Только я насмотрелась их вполне достаточно, чтоб типа знать, что полагается делать. Я бросила взгляд на часы на тумбочке и прикинула: еще с час пройдет, прежде чем Картер проснется. Снова посмотрела на лицо мирно спящего Картера и вспомнила, что сама чувствовала минувшей ночью, когда его рот оказался у меня меж ног.

Ладно, я смогу. С тех пор как мы встретились, он два раза довел меня до упоения, от которого все мозги наружу просились. Сейчас же водить мне. Пора малость подравняться, чтоб я не чувствовала себя такой эгоисткой.

Потихонечку дотянувшись, я потащила простыню с его тела, пока та не сбилась в кучу у его голеней. Опершись на локоть, попробовала кончиками пальцев осторожно оттянуть резинку его трусов от тела и заглянуть вовнутрь.

«Ну что, привет тебе, великанчик».

Ой-ей, во мне распутница заговорила, да складно так. Лизнуть мне захотелось его стояк.

Во дела! Прямо стихи.

Не отвлекайся!

Я придвинулась телом к нему поближе, а потом спокойненько опустила лицо так, чтоб оно оказалось вровень с его поясом. Локоть слегка скользнул по простыне, отчего пальцы мои дернулись и выпустили его трусы, иначе бы мне не удержаться, так бы и грохнулась прямо на спящее тело. Резинка отскочила, шлепнула по коже. Я замерла, даже дыхание затаила, пристально вглядываясь в его лицо: не просыпается ли?

– Булочки в подвале, – пробормотал Картер во сне.

Я вновь глянула вниз, ему между ног, и заметила, что сэр Хранитель Большой Спермы пробуждается. Вот и пойми, что за фигня. Его возбуждают увиденные во сне булочки. Надо будет испечь булочки на завтрак. Интересно, есть у Картера черника? По-хорошему свежих булочек с черникой слепить-то не получится, но, думаю, если я…

Черт побери! И почему это мне так трудно сосредоточиться на пенисе? Тем более и впрямь таком великолепном, как у Картера.

«Эй, твердый пенис!»

Я закрыла глаза и попробовал представить себя Дженной Джеймсон, только без ее жутких накачанных уколами губ. Как можно осторожней я встала на все четыре и, широко расставив ноги, переступила через ноги Картера. Не давая больше себе времени раздумывать про булочки или порнозвезд, склонила голову и уткнулась носом в то громадное, что рвалось наружу из трусов.

Ого, когда я сделала это, он стал еще тверже. Чисто сработано! Мне хотелось увидеть, как он растет.

Ча-ча-ча-че-о!

Блин, никаких песенок прямо перед тем, как попробовать член на вкус.

Я уперлась локтями в кровать по обе стороны бедер Картера, высоко задрав зад, чтобы не касаться его ног и не потревожить. Очень-очень осторожно оттянула резинку и перенесла ее через пришедший в возбуждение член.

Быстро глянула на лицо: спит по-прежнему, слава богу. Я отпустила дыхание, которое сдерживала, и воздух разошелся по его пенису, поскольку рот мой тогда был уже в каком-то дюйме от него. У меня на глазах он сделался невероятно тверже и длиннее.

Нет, серьезно? Я дыхнула на него, и так получилось? Или ему все еще булочки снятся?

Удивляясь самой себе, я пожала плечами. Допрашивать его пенис я не собиралась. Он был велик и мощен, как Волшебник из страны Оз. И прямо сейчас Волшебник желал, чтобы я облизала его желтовато-кирпичный член. Выставив вперед подбородок, я коснулась языком основания, как раз над краем трусов, который все еще придерживала. Скользнула языком по всей длине, совершенно поразившись тому, какая гладкая и нежная там кожа. Язык попал в ложбинку прямо под головкой его пениса, и я кончиком языка надавила посильнее: видела, что так в каком-то кино делали.

Картер во сне издал легкий стон, и я про себя улыбнулась.

Чуть-чуть отодвинулась, так, чтоб язык мог свободно скользить по самой головке и вокруг нее, несколько раз прошлась по ней кругами, потом обхватила головку губами и втянула в рот.

На этот раз у Картера вырвались хныкающие стенания, и я подняла взгляд, чтоб убедиться, что глаза у него по-прежнему закрыты.

Ладно, не так-то это ужасно. Это я сделать смогла. Я – грязная фуфлерша! Лиз мною гордилась бы. Это напомнило мне: после надо будет позвонить Лиз, выяснить, не поможет ли она мне изготовить в эти выходные три сотни шоколадных пенисов для одной из ее вечеринок.

Склонив голову немного пониже, я взяла у Картера в рот побольше, продолжая облизывать головку со всех сторон. Почувствовала вкус его выделений, и это оказалось волшебно вкусно, похоже на детский сухой завтрак из овсяных фигурок. Только солоней. И без лепрекона.

Зеленый клевер, желтые подковы, розовые пенисы!

Я хихикнула, подумав об этом. Хихикала я с пенисом Картера во рту. Слава богу, он по-прежнему спал. Не думаю, чтобы смех над пенисом мужчины доставил бы ему удовольствие. Я засосала сильнее и втянула его в рот подальше, только чтоб не давиться. Не хватало еще, чтоб вырвало на его пенис: хорошенькое было бы начало для приобщения к миру орального секса!

Он был у меня во рту, большой и плотный, а я всерьез никак не могла поверить, что это происходит со мною прямо сейчас и никто этого не видит. Я, Клэр Морган, с пенисом во рту! Тут аплодисменты должны быть или похлопывания по спинке. Может, стоило для этого дождаться пробуждения Картера? Спорить могу, он наградил бы меня неспешными ироничными хлопками, как в кино делают. Или, по крайности, сказал бы: «Так держать».

Я медленно двигалась вверх-вниз по всей длине, влажными губами скользя по его гладкой коже. Бедра Картера слегка вздернулись, и он опять простонал, у меня аж голова кругом пошла от собственной силы. До тех пор, пока я не прошла весь путь наверх своим Ртом-Томасом (да-да, я дала ему имя пылесоса. Не осуждайте меня) и, подняв голову, не увидела, как глаза у него широко раскрылись, а все тело совершенно онемело.

Губы мои были сомкнуты вокруг головки его пениса. И тут-то он завопил:

– НИЧЕГО С МОИМ ПИСУНОМ НЕ СЛУЧИЛОСЬ! ТАКОЕ У КАЖДОГО БЫВАЕТ!

Он рывком высвободил из-под меня ноги, отчего я неуклюже плюхнулась назад, в конец постели, и смотрела, как он елозил, поднимаясь по спинке кровати, и обеими руками прикрывал торчавшую из трусов часть пениса.

– А где Гэвин? – спросил он, лихорадочно обшаривая глазами комнату. – У него нет писи.

Я лежала на спине в конце кровати, опершись на локти, и никак в толк не могла взять, что, едрена-печь, происходит.

– Э-э, предполагаю, что он все еще спит. И ты, полагаю, тоже, – сказала я в ответ.

– А где фермер с булочками?

Вытянув ногу, я пнула его повыше колена:

– КАРТЕР! – заорала я. – Проснись!

Тут он наконец-то посмотрел на меня, все его лицо сморщилось от замешательства. Он быстро-быстро моргал и головой тряс, как будто хотел все по местам расставить.

– Мне еще раз приснилось, что ты у меня в рот взяла, так же как и тогда утром, когда Гэвин оказался в гостиной и во все глаза смотрел, как я сплю. Черт побери, а нынешний сон казался явью, – выговорил он.

В тот момент я понятия не имела, о чем это он толковал.

Глаза его все еще обеспокоенно шарили по комнате, словно он ждал, что Гэвин выскочит откуда-нибудь из-под кровати и закричит: «Сюрприз! А я видел, как мамочка тебя через писун надувала!»

Потом Картер опять посмотрел на меня:

– А почему ты в ногах лежишь?

Я вздохнула, затем поднялась и перебралась в изголовье постели, к нему под бочок. Устроившись, откинулась на спинку кровати и глянула туда, где сходились его ноги, туда, где он все еще прикрывал скрещенными ладонями свой пенис, болтавшийся поверх трусов. Проследив за моим взглядом, он прикрываясь, быстрым движением рук натянул на себя трусы.

Какой стыд!

– Что ж, Картер, на этот раз тебе не сон снился. Твой член был у меня во рту, когда ты вздумал побрыкаться, вопя что-то про свой писун и про нашего сына.

Выражение его лица было бы повеселее, если б губы мои не кривила обида от утраты его пениса. А его пенису следовало бы взять себе девизом рекламный слоган зубной пасты: «Несет рту радость».

– Боже мой! Скажи, что я при пробуждении не перебил криком твое занятие. Скажи, что этого не было, и мы сможем сделать вид, что я не сшиб тебя со своего члена. Не думаю, что мое эго придет в себя от чего-то подобного.

Я протянула руку и потрепала его по щеке.

– Извини, милый, и рот мой, и губы были целиком заняты твоим членом, пока ты спал, – прошептала я. Картер застонал. – Впрочем, вынуждена признаться, я даже не догадывалась, что оральный секс включает в себя ослиные лягания под дых.

Он опять застонал, на этот раз уже раздраженно:

– Черт! Не моя вина. Стоит мне только оказаться с тобой рядом, даже если я лежу в беспамятстве, как мое естество твердеет и я вижу непристойные сны о тебе. Мне показалось, что история прошлого утра повторяется, и я перепугался.

Картер посмотрел на меня и надул губки:

– Миленькая, прошу, сделай еще раз, а?

Прозвучало это так по-детски, что я, не удержавшись, рассмеялась.

Вдруг дверь спальни распахнулась настежь, и в комнату влетел Гэвин. Взобравшись на кровать, он уселся между нами двумя.

– Доброе утро, мамочка, – произнес он, прижимаясь ко мне.

Картер вздохнул, понимая, что умолять дольше нет смысла. Впрочем, он улыбнулся, глядя, как я обнимаю Гэвина и мы оба соскальзываем по спинке кровати под одеяло.

Когда мы угнездились, Гэвин глянул через плечо на Картера:

– Доброе утро, нытик-папочка, – произнес он, прежде чем снова повернуться лицом ко мне и начать играть моими волосами.

Я опять рассмеялась: Картер и впрямь был немного похож на нытика.

Он же, тряхнув головой, рассмеялся вместе со мной.

Гэвин обеими ладошками взялся за мое лицо и серьезно посмотрел мне в глаза:

– Слышь, мам, – воззвал он.

– Да, деточка.

– Дай мне твои сиси посмотреть.