Мой пенис был у нее во рту.

Мы сидели после обеда на диване, и я только и делал, что через макушку Гэвина пялился на рот Клэр.

И это, как ни кинь, неправильно.

Но ведь, Иисусе, вот эти красные пухлые губы были сомкнуты вокруг моего пениса, а я ее отпихнул. Конечно, это было неосознанно, но все-таки… Я отфутболил ее с себя, как мяч с лету. А ведь типа правило номер один в сексе: никогда не сшибай девчушку со своего члена, если она его держит во рту. Вот если он у нее в зубах, и она нещадно треплет его, как какую-нибудь жевательную игрушку, тогда другое дело.

Я сокрушенно вздохнул и вновь принялся смотреть фильм.

– Напомни, как это называется? – спросил я.

Гэвин сидел прижавшись ко мне бочком и положив ноги к Клэр на колени.

– «Поиски Немо», – промямлил он.

Некоторое время мы в молчании смотрели фильм, и я снова как бы чувствовал себя ребенком, наслаждаясь тем, что происходило на экране. Давненько, давненько не смотрел я мультиков.

– Черти немытые, они что, только что угробили жену-рыбину того хвостатого? – потрясенно вырвалось у меня.

– Точно, – ответил Гэвин. – Вон та здоровая противная рыбина ее съела.

Сказал он так спокойно… словно не было ничего страшного в злодейском убийстве славной, любящей мультрыбки. Что не так с этим фильмом? Такое не подходит для детей. Не думаю, чтоб и мне это тоже подходило.

– Ты уверена, что это кино для детей? – спросил я у Клэр.

Она засмеялась и только головой покрутила в ответ.

Час спустя Гэвин уже спал, положив голову мне на колени, а Клэр откинулась в другую сторону, положив локоть на ручку дивана, а голову – на ладонь.

Если я еще хоть раз услышу, как Немо зовет: «Папочка», то разревусь, как дитя. Подхватив пульт, я выключил кино.

Клэр подняла голову и вопросительно глянула на меня.

– Надо поставить другой фильм, – сердито зашептал я, стараясь не разбудить Гэвина. – Этот слишком тягостный. Они разделались с этой рыбкой-женой в первые же пять минут, а потом мы были вынуждены смотреть, как весь оставшийся фильм этот придурок разыскивает своего сбежавшего сынка. Какие, бенать, козлы делали из этого детское кино?

– Добро пожаловать в Школу Крутой Критики Диснея/Пиксарта, – сухо произнесла Клэр.

Меня ее сравнение позабавило:

– Да брось. Не может быть, чтоб они все такие были. Не помню, чтоб я от детского кино в ужас приходил, когда был маленьким.

– Это потому, что ты был ребенком. В то время ты не понимал, что происходит, точно так же, как и Гэвин это по-настоящему не понимает. По-любому эти фильмы для малышей больше для взрослых делаются, я так думаю.

Я замотал головой: не верю.

– Прости, но я помню всю великую классику Диснея, там ни в одном фильме не найдешь ничего, что вызывало бы ночные кошмары.

Она вскинула брови, явно бросая вызов. Я вызов принял:

– Ладно, хорошо. «Бэмби».

Она попросту рассмеялась:

– О, будь любезен! Простейший случай. При первых же признаках беременности у оленихи отец Бэмби подался в горы. Его матерью была олениха-одиночка, обитавшая в плохих жилищных условиях где-то у черта на рогах в лесу, в местах, кишевших шайками заек. Его маму убили заезжие охотники, и Бэмби остался один, ему пришлось взрослеть чересчур быстро.

Черт побери. Об этом я забыл. Много воды утекло с тех пор, как я видел «Бэмби».

– Ладно, прекрасно. А что ты скажешь о «Русалочке»? Прекрасная обитательница моря влюбляется в симпатягу-принца.

Заткнись. У меня есть маленькие сподвижники. И Ариэль была забойной. Мужики могли часами любоваться на забойную русалку и гадать, как и куда, черт возьми, ей воткнуть.

Нет, серьезно, как русалки совокупляются?

Клэр закивала головой:

– А как же! Милашка Ариэль, которой пришлось отказаться ото всего, в том числе и от себя самой, ради мужчины. Боже упаси, чтоб принц Эрик отрастил себе жабры. Ни за что! Это Ариэль приходится бросать своих друзей, свою семью, свой дом, ломать всю свою жизнь ради него. Эрик просто берет да берет и никогда не отдает.

Я мозги свихнул, выискивая еще один детский фильм из классики, не прерывая, впрочем, рассуждений о процессе соития с русалкой. Может, надо просто перегнуть русалку через стул, и тогда твой елдак чудесным образом отыщет, куда влезать, у этой однохвостой?

– Прекрасно, тогда как быть с «Красавицей и чудовищем»? Первая красавица страны влюбляется в личность чудовища, а не в его внешность. В этом нельзя отыскать ничего плохого. Плюс это дает превосходный урок. – Я при этом еще и самодовольно улыбнулся.

А может, где-то была волшебная кнопка: нажмешь, и у русалки ноги расходятся вполне достаточно, чтоб ее трахнуть? Уууууу, типа волшебного соска! Нажал на сосок и любуйся, как у нее ножки врозь.

– Неверно, – отрубила Клэр. – Хорошенькая девчушка, у которой совсем нет денег, лепится к богатому насильнику-чудовищу. Зато она так его любит, что находит оправдания его насилию. «Ах, этот синяк? Я с лестницы упала, целый пролет пролетела». – Клэр повернулась ко мне лицом. – Поверь, я могла бы целый день продолжать в том же духе. Нельзя еще забывать и всей прелести пениса, изображенного на обложке самой первой видеокассеты «Русалочки», как и шепота: «Детки, снимайте с себя одежду» в «Аладдине».

Я смотрел на нее с ужасом.

И, не собираюсь врать, я смотрел на ее бобосы и гадал, а что было бы, если б у нее был волшебный сосок. Да за это какая-нибудь Нобелевская премия мира полагалась бы.

– С этого дня Гэвин смотрит только высоконравственные фильмы типа «Телеведущий» и «Потомство Чаки», – заявил я ей. – А ты в этом году на Хэллоуин нарядишься в костюм Ариэль.

Ничего не сказав, Клэр просто закатила глаза, встала, взяла с моих колен Гэвина и пропала в коридоре. Вернулась она через несколько минут и под моим взглядом направилась прямо ко мне. Она оседлала мои колени, и мои руки тут же взлетели к ее бедрам, удерживая ее на месте, она же обняла меня за шею и запустила пальцы в мои волосы.

– Чуток времени его не будет. Хошь, повозимся? – предложила она со смешком.

– Можно я твои сиси потрогаю? – с надеждой спросил я.

Я вовсе не собирался отказываться от ее предложения, если бы она не позволила мне с близняшками поиграть, но всегда лучше заранее договориться о правилах, чтоб избежать всяких неуклюжих, нечистых игр.

Клэр засмеялась и чмокнула меня в уголок рта:

– Да, совершенно определенно дойдет и до лапанья за сиси, – произнесла она, едва не касаясь губами моих губ. – На мне нет бюстгальтера.

Тем легче добраться до волшебного соска.

– Прелесть! – возликовал я.

Я проглотил ее смех вместе с поцелуем и вволю прощупал языком все уголки ее рта. Еще когда она в комнату вошла, мой родимец шевельнулся и слегка напрягся. Стоило ей застонать во время поцелуев, как он мигом перешел в категорию ближе к кости. Руки мои мяли ей попу, усаживая ее так, чтоб она оказалась, как на гнезде, на выпиравшем из джинсов бугре. Она елозила бедрами взад-вперед, а я забрался руками под ее футболку, касаясь ладонями и пальцами голой кожи. Кончики пальцев заходили по всему ее позвоночнику, сперва вверх, потом вниз, неспешно, пока я не почувствовал, как у нее по коже мурашки побежали.

Наши языки сплелись, я обхватил ее обеими руками под футболкой и прижал прямо к груди. Бедра ее по-прежнему елозили по мне, и я снова ощущал себя подростком, гонявшим шкурку на родительском диване в подвале.

С той разницей, что сейчас зубные распорки Эбби Миллер не застревали бы у меня в волосах, как тогда, когда она пыталась (неудачно) лизнуть меня в мочку уха. Говоря лизнуть, я имею в виду напустить полведра слюны, пока не стало казаться, будто я все звуки воспринимаю, как под водой плавая.

Руки со спины скользнули на бока Клэр, потом и еще дальше вперед. Ладони закружили вокруг ее грудей, я чувствовал, как твердеют под руками соски. Она еще сильнее вжалась в меня, и нам обоим стало трудно дышать от обуревавшего желания. Ох, как же хотелось оказаться в ней, только ничего такого мы не могли себе позволить на диване, когда в другом конце коридора находился наш четырехлетний сын.

Она отняла руки от моих волос на затылке и сунула ладони себе под футболку, где вскоре они легли поверх моих. Она сжимала мои руки, помогая сильнее мять ее нежную плоть, и в тот момент я б свое левое яйцо отдал, лишь бы добраться до этой плоти губами.

Ладно, может, не свое левое яйцо.

Лучше правое, коли на то пошло.

Блин, забудем про яйца. Просто я действительно, на самом деле хотел полизать ее сиси.

Поцелуй становился все более глубоким, пока мы совместными усилиями оглаживали и обминали ее груди. Она крепко сжимала ногами мои ляжки и испускала мне в рот ноющие стенания, все плотнее и плотнее оседая на мне. В моей жизни появилось новое предназначение: каждый божий день доводить Клэр до исступленного восторга. Звуки, которые она издавала, ее трущиеся движения по мне были божественны, но мне нужно было касаться ее. Мне нужно было ощущать, как сильно ей этого хотелось.

Только я подумал об этом, как она сняла мою руку со своей груди и потянула ее вниз по телу, пока обе наши руки не скользнули под пояс ее треников для йоги.

– Блин, на тебе и трусиков тоже нет, – бормотал я, а она знай себе проталкивала мою руку сквозь мягкие завитки, и пальцы мои легко скользили по обильной влаге все ниже. Она лишь простонала тихонько, когда подсунул свои пальцы под ее. Рука Клэр оставалась поверх моей и указывала, когда требовалось нажать посильнее или умерить прыть. Я о таком возбуждающем действии и понятия не имел, пальцы мои скользили по ее пышущему жаром естеству, а на путь их (и меня тоже) наставляла ее маленькая нежная ручка.

Другая ее рука крепко обвивала мою шею, и Клэр откинула голову назад так, что вся ее шея оказалась открытой. Я легко скользнул двумя пальцами в щель и стал поцелуями торить дорожку вниз по ее шее, а мой большой палец в это время двигался быстрыми кругами в самом чувствительном месте. Бедра Клэр сдавили мою руку, когда я принялся быстро водить двумя пальцами туда и обратно. Я так расположил большой палец, чтобы, следуя движению своих бедер, она скользила туда-сюда по подушечке пальца и сама могла выверять ход своего блаженного испускания.

Обхватив ее голову, пригнул и впился в губы жгучим поцелуем. Как только наши губы и языки слились, она кончила. Ее стоны и всхлипы заглушал мой рот, и в этом нам повезло: чувствовалось, не окажись наши рты спаяны, Клэр бы кричала в голос.

Она гладила мои пальцы, пока я держал их внутри ее тесного жара и чувствовал все до единого биения оргазма, сотрясавшего ее. Она отвела губы и рухнула мне на грудь, улегшись головой в ямку возле шеи.

Мои пальцы все еще находились глубоко в ней, пока она переводила дыхание, и я чувствовал каждое ее биение. Клэр подняла голову и, мечтательно глядя на меня, произнесла:

– Дай мне пару секунд, чтоб в себя прийти, и я засосу у тебя, как…

– Га-га а-а-ааа, рама-лама-лама, нужна нам с тобой порочная связь …

От звуков пения Гэвина, долетевших из конца коридора, мы остолбенели. Он направлялся к нам, а мы оба словно в камень обратились.

Клэр смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а я не мог вынуть из нее пальцы.

Чегой-то мне никак не вытащить пальцы из нее?!

В нормальных условиях я хотел бы, чтоб они там на двадцать четыре часа в сутки оставались, но теперь я начал понимать некоторую ошибочность такого своеволия. Случаются ситуации, которые не потворствуют нахождению твоих пальцев в девушке. Типа когда ты масло меняешь, или зубы чистишь, или когда твой четырехлеток в комнате.

– Че делаете?

Единственное, что еще хоть как-то помогало соблюсти приличия: диван стоял спинкой к двери. В данный момент Гэвину были видны только мой затылок да помертвевшее лицо Клэр.

– Э-э, папа захотел со мной пообниматься, – ответила Клэр.

– Ууууу, я тозе хочу обнять папочку!

– НЕТ! – вскрикнули мы в один голос.

Клэр опустила глаза вниз, потом подняла их на меня: полная паника.

Я же лишь плечами пожал. Я отказывался сейчас двигать пальцами. А ну как Гэвину захочется мне руку пожать? Понимаю, обычно четырехлетки так не поступают, но Иисусе, блин, Христе! Его ж тогда годы и годы лечить надо будет.

Я запрокинул голову подальше, так, чтоб мог видеть Гэвина кверху ногами, тот стоял себе, рассеянно шаркая мыском ноги по ковру.

– Слышь, дружище, – обратился я к нему, – сделай одолжение, а? У меня в комнате на комоде целая куча денежек. Можешь отнести их к себе в комнату и положить в свою новую свинку-копилку?

Малый аж глаза распахнул и принялся подпрыгивать, как мячик.

– Да! Я денежки ЛЮБЛЮ!

И с этим воплем он повернулся и побежал по коридору. Мы услышали звяканье мелочи, которую он сгреб с комода и понес к себе в комнату.

Наконец-то мы расслабились, когда поняли, что это займет его достаточно надолго, чтоб мы вместе смогли завершить свой акт или, по крайности, я смог бы извлечь из Клэр пальцы.

Она соскользнула с моих колен и рухнула рядом со мной на диван. Мы вместе прислушивались к позвякиванию монет, падающих в фарфоровую свинку, и к остальным словам из песенки «Порочная связь».

– Нет, честное слово, я должен научить его музыке получше. Типа «Зеппелина» или «Битлов», – сказал я, укладывая заковыку в своих штанах в более удобное положение.

– По правде, я думала записать наш собственный альбом «Детячий бибоп». Только я назвала бы его «Детячий бибоп. Запретные песни», – с улыбкой сообщила Клэр.

– Звездецовая идея! Этот малец слишком долго был у тебя нахлебником. Пора задать ему работу.

Храня серьезность на лице, она кивнула:

– Что правда, то правда. Пусть песенки поет. Садо-мазо он уже освоил, надо будет ему кое-что из рэпа подбросить, вроде «Золотомойки» от Канье.

– Думаю, он больше сможет продать, если сам рэпом займется, – сказал я. – «Сучки не семечки», «Девяносто девять невзгод» – что-нибудь типа того. Нам просто надо подучить его малость, кругозор расширить.

Мы еще смеялись, когда Гэвин вернулся в гостиную.

– У тебя одиннацать раз по семь пятачков, папа-о. Сходи, купи мне мяса индюшки на обед, слабак.

Кажется, мы можем оставить в покое уроки по расширению кругозора.

* * *

В течение последующей парочки дней мне только и оставалось, что благодарить Господа за Картера. Он помогал мне везде и во всем и каждый вечер, ввернувшись с работы домой, снимал с меня заботу о Гэвине. Ну, скажем, почти каждый вечер. Он взял отгул в ночь, когда Лиз предложила оставить Гэвина у себя, так что мы наконец-то смогли побыть наедине и не опасаться очередного лягания в самый неподходящий момент. Я взяла с Лиз клятву хранить эту историю в тайне, только уверена, Картер понимал, что дело швах, когда она начинала задавать ему вопросики вроде: «Слушай, Картер, ты еще не видел новый фильм «Осел лягается»?» или «Мы с Клэр подумываем походить поучиться кик-боксингу, а ты как думаешь, Картер?»

Я была счастлива обнаружить, что наши плотские утехи были просто потрясающими, когда мы были одни и нам не надо было бояться, что ребенок застукает нас в любой момент. В эту ночь я заработала пять золотых звезд в представлении «Отсос 101», и никто меня из класса пинком не вышиб… и в физию не пнул.

Я до предела урезала часы работы в баре, чтоб было побольше времени все приготовить к открытию кондитерской. Вообще-то тогда я работала, когда могла. Когда выпадало несколько свободных часов, я забегала к ним, узнать, не могу ли чем-нибудь помочь. И пусть это не было работой, о которой я мечтала, пусть я никогда не собиралась оставаться тут навек, все ж была некая горечь в сладости не проводить тут каждый вечер. Фостеры были добры ко мне, дали мне работу, не задавали никаких вопросов, когда пять лет назад я заявилась к ним беременной, бросившей учебу студенткой.

Я по-детски ревела, когда зашла сюда в последний вечер и Ти Джей сказал мне, что я им не нужна. Бар этот был моим домом вдали от дома, и он хранил столько всего памятного. Здесь у меня воды стали отходить в кладовке, когда я брала бутылку водки. Здесь Гэвин сделал свои первые шаги, когда однажды днем отец завез его по пути на обед. И самое главное: именно здесь я снова нашла Картера.

Бар располагался прямо через улицу от магазина, и я понимала, что еще немало времени проведу в нем, просто странно было не ходить туда каждый день. Я соврала бы, сказав, что большая доля моей печали не вызывалась еще и отсутствием П.О.Р.Н.О. в моей жизни. Впрочем, вчерашний вечер Ти Джей завершил полным победителем, когда я загружала витрину-холодильник моей кондитерской шоколадом. Я услышала, как прозвонил дверной колокольчик, и решила, что это Картер заехал ко мне с Гэвином. Но только я повернулась, как прямо в лицо мне ударили три шарика для пинг-понга. Ти Джей что-то радостно провопил про то, что еще никогда столько шариков не плюхались мне в лицо, когда я была трезвой, потом повернулся и выбежал за дверь.

Остаток вечера я провела, сочиняя пару новых правил для П.О.Р.Н.О., одно из которых включало в себя штрафной бросок, если множество шариков бросались без предварительного согласия. На стол должен устанавливаться стакан и в него бросаться шарик: если он попадает в стакан, вы получаете прощение. Однако если шарик в стакан не попадает, то бросавший должен вытерпеть прямой бросок в лицо. Я назвала это правилом «Устаканивания шариков».

Заехал Дрю помочь мне поднять несколько очень тяжелых коробок и наткнулся на бумажки с правилами, лежавшие возле кассы. Три часа спустя он вернулся с футболками на каждого, на которых значилось: «Я люблю П.О.Р.Н.О», – и сам себя произвел в почетные капитаны команды.

Я еще не успела обеспокоиться тем, как буду расплачиваться по счетам до той поры, пока кондитерская не станет приносить деньги, как Картер после той ночи, что мы с Гэвином впервые провели у него, усадил меня и известил, что, пока я не встану на ноги с бизнесом, оплату всего он берет на себя. Это был вечер, когда мы впервые сцепились. Все это время я ни от кого не зависела, сама содержала и себя, и Гэвина. И ни под каким видом не хотела брать подачку Картера. Упрямая задница, я отказывалась взглянуть на это с его точки зрения, вот и сцепились жутко. Он так много пропустил и чувствовал себя виноватым за каждый день, что прошел без него, пусть и не по его вине. Возможность заплатить за мой телефон, купить Гэвину новые ботиночки и оплатить его посещение врача позволяла Картеру ощущать себя наконец-то полной частью нашей жизни, а не просто каким-то приблудным малым с титулом «Папа». Какой бы ни была я независимой, как бы сильно ни ненавидела саму мысль о том, что кто-то за меня платит, все ж я не могла лишать его этого, если он хотел этого по-настоящему и был бы от этого счастлив. Я уняла вспыхнувшее во мне раздражение, согласилась на то, что предлагал Картер, и потом мы устроили дьявольски горячую линию «телефонных разговоров», запершись в каморке для стирки белья, пока Гэвин смотрел кино в гостиной.

Так что с помощью Картера (и сократив часы своего пребывания в баре) я ухитрилась завершить почти все приготовления за несколько дней до открытия. Единственное, что осталось сделать, это заранее придать приемлемый вид рекламным брошюркам («сложить их в раскладушку»), которые сделала мне Дженни. Картер взял Гэвина к себе на ночь, так что у меня появилось время собраться с девчонками, чтоб они помогли мне с этим делом.

Джим с Дрю собирались составить компанию Картеру, поскольку я забирала их дам на целый вечер. Пришлось пригрозить Дрю. Я пообещала, что куплю теннисную ракетку и отделаю ему задницу не хуже Джона Макинтайра, если мой сын явится домой с какими бы то ни было новыми цветистыми словечками.

Лиз, Дженни и я сидели на полу в моей гостиной в окружении тысяч сложенных и несложенных брошюрок да четырех пустых бутылок из-под вина.

Погодите, считайте, что их пять. Я вылила последние капли из пятой бутылки в бокал Лиз после того, как она подхватилась и помчалась в туалет, вцепившись руками в пах, как делают детишки, когда очень хотят писать. Я поднялась и направилась на кухню за очередной бутылкой вина. Проходя мимо туалета, я увидела, что дверь его открыта нараспашку.

– Лиз, ты что, писаешь с открытой дверью?

– Ну да. Тебя это трогает?

– Только если ты грохнешься в туалете и весь пол мне описаешь, – сказала я и пошла своей дорогой.

– Логично, пещериза мохнатая! – крикнула она мне вслед.

Откупорив очередную бутылку вина, я вновь наполнила все бокалы. Лиз вернулась в гостиную, распихивая попадавшие ей под ноги брошюры, и улеглась животом на пол, уткнувшись подбородком в ладони.

– О'кей, страхолюдины. Пришла пора немножко в правду поиграть или на спор что-то выкинуть, – выговорила она, с трудом ворочая языком. – Дженни, ты как свою розочку еще называешь?

Дженни вспыхнула, губу прикусила, уперлась взглядом себе меж ног. После долгих минут, в течение которых мы с Лиз нетерпеливо теребили ее, она наконец-то выдавила из себя нечто, в звуках чего будто «вода» булькнула.

– Повтори, пожалуйста, – попросила я. – У меня слух не как у собаки.

– Зато от тебя несет как от собаки, – заржала Лиз.

– Пошла ты, знаешь, куда с такими манерами?!

– Я зову свое ненаглядное сокровище «уотерфорд», – сказала Дженни, прерывая нашу с Лиз перебранку.

Мы обе одинаково удивленно воззрились на нее.

– Объясни, – попросила Лиз, отхлебнув вина из бокала.

– Вы ж знаете, – пожала плечами Дженни, – «уотерфордское стекло» такое, что из него лучшую посуду делают. Так что со своего «уотерфорда» я позволяю есть только лучшим.

Лиз фыркнула:

– А почему б тогда тебе не назвать это «китайским фарфором»?

Дженни подумала с минуту, потом ответила, храня на лице удивленное выражение:

– Так я ж никогда не была в Китае.

– Ладно, пошли дальше! – объявила я. – Лиз, тот же вопрос. Назови ту же зверушку.

Чтой-то комната куда-то вбок поехала?

Лиз глотнула еще вина и выговорила, подражая расхожему австралийскому акценту:

– Влагуха. Как в песне поется, «может, влагуха сожрала твой пипчик».

Радио, звуки которого неслись из кухни, наконец, перестало зудеть рекламой и переключилось на музыку.

– Обожаю эту песню, – мечтательно сказала Дженни. – Она меня всю прям упаковывает.

– А штамп она на тебе ставит? – засмеялась Лиз.

– Ага, проститушкин штамп! – заорала я.

С чего это я орала?

– У меня ни одной тату нет, – уверила Дженни.

– Теперь очередь Клэр, а я выбираю, о чем спор, – заявила Лиз.

– Слушай, это я должна выбирать, – возразила я.

– Заткнись, шлюха! Спорим, что ты не пошлешь Картеру фотку своих сисек.

– Погоди, что ты сказала? – переспросила Дженни. – Не расслышала тебя без очков, – бормотала она, разливая вино по бокалам. Лиз, не обращая на нее внимания, по-солдатски проползла по полу, схватила мой телефон, лежавший в центре кружка, что мы образовали, и вручила его мне. Я и секунды не колебалась, выхватила из ее рук мобильник и нажала на нем кнопку фотоаппарата, залпом выпив остатки вина из бокала: жидкой храбростью поднакачалась.

Задрав футболку с лифчиком до самого горла, я вытянула руку перед собой как можно дальше и быстренько щелкнула картинку. Футболка с лифчиком вернулись на исходные рубежи, а я перебрала контакты в своем телефоне прежде, чем кто-то успел слово вымолвить.

– Гребаная шелуха! – восторженно выпалила Лиз. – Я ж имела в виду только фотку декольте. Мне и нужды не было, чтоб ты тут начала своими завлекалками перед нами размахивать.

– У Клэр классные бобосы, – вздохнула Дженни, печально глядя на перед свой футболки.

Я приложила сисечное фото к пустому сообщению, отстукала текст «Мы ждем тебя» и надавила на «отправить».

Вот это был взлет! Теперь я вовсю ощущала себя типа Жанной Д’Арк, только, может, из какого-нибудь нынешнего кино. Гореть на костре – звучит как-то не забавно. Зато меня совершенно колбасит от короткой стрижки, от скандирующих «честное честно» людей, которые толпами идут за мной и моими беззаконными друзьями, попирая границы государства. Я повернула к Лиз телефон и показала ей текст.

– О, маленький кузнечик, ясно, что тебя не научить ничему, – сказала Лиз, делая вид, что смахивает с глаза фальшивую слезинку.

– В данный момент я не чувствую себя очень вразумнительной, – промямлила Дженни, шлепаясь на спину и уставив взгляд в потолок.

– Вразумительной! Вразумительной, Дженни. Твою ж мать, кто-нибудь, достаньте этой сучке «Энциклопедию Британика», – заорала Лиз со своего места на полу.

– ЧЕСТНОЕ ЧЕСТНО! – вопила я, вздымая кулак.

Я принялась складывать брошюрки, а Лиз на карачках переползла к Дженни и попробовала помуштровать ту, как новобранца, по фонетике. Пока она заставляла Дженни отжиматься и повторять за ней слова, я встала и пошла на кухню порезать сыра и прихватить тарелочку крекеров.

Соображение задним умом: орудовать сыром на терке, когда кровь при анализе на «мерло» выдавала в высшей степени положительный показатель, было не лучшей затеей.

* * *

– По яйцам! Лупи его по яйцам!

Я опустился на диван и закатил глаза, поняв, что в схватке Абсолютного бойцовского чемпионата, которую мы смотрели, начался новый раунд.

– Лады, серьезно. Кончай с разговорами про лупить по яйцам, – заворчал я.

Дрю глянул на меня и надулся:

– Да ладно тебе, твой парень даже не проснулся.

Я оглянулся на спавшего на диване Гэвина. Его тельце свисало с валика дивана, голова и ручонки болтались, едва не касаясь пола, а коленки зарылись в подушки. Как, черт возьми, он смог уснуть в таком положении?

– Просто хочу уберечь тебя от ярости Клэр. Честно, ради твоей же собственной безопасности, – проговорил я, глядя на футболку Дрю с нарисованной парочкой, медленно бредущей по песку, и надписью: «Обожаю долгие прогулки по пляжу… после купания в анале».

– Да я на всех на вас яйца положу, – сдавленно выговорил во сне Гэвин, по-прежнему свешиваясь с конца дивана.

Я значительно посмотрел на Дрю.

– Эй, Картер, – позвал меня вернувшийся с кухни Джим. – Зачем Клэр шлет мне фотку своих сисек, сопровождая ее словами: «Мф жгем Етбя», а?

– Что?! – в один голос вскрикнули мы с Дрю.

Джим протянул мне мобильник, и я склонился посмотреть.

– Серьезно? – завопил Дрю. – Клэркины титьки на этом мобильнике? – Он соскочил с дивана и попытался перехватить мобильник раньше меня.

Перепугавшись, я слетел с кресла прямо ему на спину и руками сдавил шею.

– Ты что, твою мать, делаешь? Отпусти меня, раздолбай, – вопил Дрю, крутясь и пихаясь, стараясь скинуть меня.

– Даже не думай смотреть на эту фотографию, елдосос, – пригрозил я, силясь удержать его шею в захвате одной рукой, а другую протягивая к Джиму за мобильником.

Телефон же вдруг выдал сигнал, Джим рванул его к себе и округлившимися глазами разглядывал увиденное. Дрю перестал дергаться, и мы оба просто стояли, ожидая. Ну, скажем, это Дрю стоял, а я по-прежнему болтался у него на спине, как вареная макаронина.

– О’кей, теперь Дженни спрашивает меня, не хочу ли я сегодня вечером поужинать в Китае. Какой леший охерачил наших женщин?

Я отпустил спину Дрю, Джим передал мне телефон. Я отыскал сообщение от Клэр, и у меня челюсть отпала.

Ну да, сиси были ее. Иисусе милостивый. Я переправил сообщение к себе на мобильник, ну, знаете, чтоб можно было позже спросить ее … и все такое.

Телефон зазвонил в моих руках, я глянул на определитель абонента: Лиз.

– Давай – давай, ответь, – смеялся Джим. – Можешь спросить ее, почему это Клэр шлет мне нудики.

Я нажал кнопку, поднес телефон к уху и тут же отстранил его, услышав в наушнике сдавленные выкрики.

– Иисусе Христе, кто это там вопит? – досадливо поморщился Дрю.

Я повел головой, пожал плечами, осторожненько попробовал опять приблизить телефон к уху.

– «Гребаным богом клянусь, только посмей блевнуть в такси, я тебе по шее дам! Кончай неженку из себя корчить!»

– Эй! – рявкнул я, стараясь перекричать вопли. – АЛЛО!

Вопли не прекращались, и мы все втроем перешли на кухню, чтобы не разбудить Гэвина.

– Ради Христа, ты ж мать! Всего-то немножко крови. Ты перестанешь вопить?

– ЛИЗ! АЛЛО! – снова рявкнул я, как только мы оказались на кухне.

Дрю хохотал, но я-то узнал, кто это вопит. А услышав сказанное Лиз слово «кровь», малость струхнул. У Клэр идет кровь?

– Дрю, – быстро сообразил я, – звони Дженни.

Через несколько секунд я услышал в телефоне, который держал возле уха, как на другом конце раздались телефонные звонки, потом зазвучал голос Дженни на фоне воплей Клэр и криков Лиз. Я отключил мобильник, поскольку ничего не мог разобрать в нем, и повернулся лицом к Дрю.

– Ооо, я тебя тоже люблю, Лапушка.

Я ткнул Дрю кулаком в плечо и знаком пояснил, что ему следует быть поближе к делу.

– Слушай, детка, а что происходит? Отчего Клэр так верещит? – спросил он и, оторвав от уха мобильник, включил громкую связь. Всю комнату сразу заполнили вопли и раздоры. Мы все захлопали глазами.

– У Клэр миленькие бобосы, – произнесла Дженни.

Я закатил глаза.

– Детка, соберись. Что происходит? Вы где?

– Я умираю! О, бог мой, я истеку кровью в такси, провонявшем ссаками и карри!

С какого рожна Клэр истекает кровью в такси?

– С Клэр внештатный случай. Подранькалась. Ей теперь бо-бо, – лепетала Дженни.

– Прибыли, леди, Батлеровская больница. Нет-нет, платы мне не надо, просто выметайтесь к черту из моей машины.

* * *

Дрю и Джим остались у меня дома с Гэвином, а я понесся в больницу.

А вдруг с Клэр действительно произошел несчастный случай, вдруг у нее рука в мясорубку попала и ей кисть оттяпало? Или тяжеленный мясной тесак на ногу упал, и теперь ее хотят ампутировать? Мой дом для инвалидной коляски не приспособлен. Черт! Продают ли в «Уолмарте» пандусы для инвалидных колясок?

К тому времени, когда я добрался до больничного приемного покоя, я горько сожалел, что оставил Джима и Дрю дома. Я оказался один на один с тремя пьяными бабами, одна из которых истерически голосила, что оставляет сиротой нашего сына, а две другие набрасывались на всякого проходящего мимо и несли несусветную чушь.

– Простите, сэр, вы не знаете, где можно сделать рентген скрепосшивателя, застрявшего у нее внутри? – спросила Лиз оказавшегося рядом санитара, указывая большим пальцем на Клэр.

Я, придав лицу извиняющееся выражение, глянул на санитара, а потом уже сосредоточил внимание на Клэр.

– Маленькая, все хорошо. Просто небольшой порез на пальце. Пару швов наложат, ничего страшного, – утешал я ее, держа в объятиях и поглаживая спину.

Я щелкнул пальцами в сторону Дженни и Лиз, которые уже забрались в какой-то угол и пытались натянуть себе на головы резиновые перчатки. Обе глянули на меня невинными глазками, шлепнули друг друга и продолжали хихикать.

– Ничего страшного? Ничего страшного?! – громко переспросила Клэр. – Да меня тут спрашивали, написано ли у меня завещание. Я сегодня вечером чуть не УМЕРЛА!

Я хмыкнул было, но тут же избавился от веселья под ее недобрым взглядом.

– Клэр, это обычное дело. Тут всех об этом спрашивают, – уверил я ее.

– Я того же мнения, ты согласен? – подала голос Лиз.

– Не мешай, – рыкнул я.

– А если б я умерла? Мой кроха остался б один, – хныкала Клэр.

– Эй, приветик! Отец вот он, перед тобой стоит, – напомнил я ей.

– Отлично. А если б что-нибудь случилось с нами обоими? Его бы скинули моей тете Герти, этой скопидомке, которая со шторами разговаривает и мыло ест, – ныла она.

Я взял ее лицо в ладони, отер с него слезы, легко поцеловал в губы.

– Лады, если завтра произойдет стихийное бедствие и ни меня, ни тебя здесь не останется, уверен, что твой отец не откажется взять все на себя. Чегой-то ты именно сейчас-то так разволновалась?

– Меня тут спросили, есть ли кому в случае чего проводить меня в последний путь. Они думали, что я умру сегодня вечером, Картер. Это не шутки! – кричала Клэр. – А что, если завтра моего отца инфаркт хватит или астероид на него упадет, когда он из машины выйдет?

Больше для Клэр никакой научной фантастики по телевизору на сон грядущий.

– Клянусь тебе, тут каждого спрашивают про последний путь. Но, если тебе от этого легче станет, давай представим все в письменном виде, чтоб ты из-за этого не волновалась. Можем составить список страниц на десять, если тебе от этого полегчает.

Клэр радостно кивнула и обвила руками мою шею.

– Спасибище тебе огромное, миленький. Я люблю тебя больше, чем потаскуха любит день бесплатных ВЗ-анализов в больнице, – пьяно убеждала она меня.

Я погладил ей спину и предостерегающе глянул на Лиз с Дженни, заметив, что они взялись за висевший в коридоре щит, на котором мелом были выписаны важные больничные телефонные номера. Теперь на нем вместо «Закажите еду» значилось «Закажите шлюх», а вместо «По поводу посещения часовни обратитесь к медсестре» – «Хотите счастливо кончить – обратитесь к медсестре».

Тут пришел доктор с разрешением на выписку для Клэр и рецептом на какой-то антибиотик. Обстоятельно все объяснив, доктор повернулся было, чтобы уйти.

– Доктор, подождите! Этой пациентке нужна клизма. Быстро! – завопила Лиз, а Дженни принялась размахивать над головой резиновой трубкой, как лассо.

Думаю, можно с уверенностью сказать, что некоторые люди окажутся вычеркнутыми из списка попечителей.