Многие из наших пациентов позволяют нам лучше понимать и то, что их беспокоит, и динамику подобных состояний в целом. Таков и случай Киры. В первый раз я встретилась с ней, когда ей было 6 лет, она только что начала посещать подготовительный класс. Ко мне ее направил детский врач из-за ее школьной фобии.

На самом деле, у Киры не было собственно школьной фобии, поскольку она продолжала ходить в школу. Однако с момента поступления в детский сад в двухлетнем возрасте она жалуется на соматические боли и, еще до поступления в школу, демонстрирует поведенческие расстройства: боли в животе, плач, попытки уцепиться за мать – все это повторяется снова и снова, приводя к неприятным последствиям. И хотя ее школьные успехи достаточно хорошие, она все же кажется замкнутой девочкой, которая мало общается с одноклассниками. Дома же, судя по описаниям, она выглядит назойливой, требовательной, властной девочкой, которую временами охватывает грусть, и тогда она беспомощно цепляется за свою мать. Со всем этим связано еще расстройство питания анорексического типа и расстройство сна: она может заснуть только в присутствии своей матери и с предметами, которые сама выбирает.

У Киры наблюдается тревожность, вызванная разделением. Несколько слов из истории: Кира была недоношенным ребенком, беременность матери проходила тяжело и позже она страдала послеродовой депрессией, между родителями девочки были на тот момент серьезные разногласия, которые, в последствии, приведут к разводу. Несмотря на явно психологический характер расстройств, выявляемых у Киры, ее мать потребует многочисленных медицинских обследований, которые не покажут никаких отклонений от нормы. Конечно, ясно, как маме трудно было принять, что проблемы носят психологический характер и детский врач, наблюдающий Киру, провел подготовительную работу для того чтобы мама, несмотря на чувство вины, смогла обратиться ко мне за консультацией.

Моя работа с Кирой продолжалась 3 года. Я видела, что постепенно девочка становится более автономной, что к ней возвращается вкус к жизни и при этом ей уже не обязательно физическое присутствие ее матери.

Но история на этом не заканчивается, можно сказать, это история жизни девочки и история развития подобных расстройств.

Через шесть лет Киру, когда ей было пятнадцать, снова направил ко мне ее лечащий врач. Целый год уже у нее наблюдались острые приступы страха, не имеющие никакой видимой причины. У Киры развилось паническое расстройство, которое проявлялось острыми приступами страха (паническими атаками), постоянно повторяющимися и всегда неожиданными. К ним присоединилась агорафобия, то есть из-за страха панической атаки, которая может случиться на людях, а не дома, она значительно ограничила свои передвижения и активность. Изучая этот случай, я узнаю, что подобные расстройства были и у нескольких членов семьи матери.

Именно в этот период Кира начинает излишне заботиться о своем весе и фигуре, считая себя слишком толстой, начинает выбирать продукты и ограничивать себя в еде. Пища становится для нее навязчивой идеей, она теряет в весе и у нее пропадают месячные. Диагноз, поставленный врачом – психическая анорексия.

В этот раз психотерапия трудна для Киры из-за того, что работа требует от нее приложить некоторые усилия для борьбы с анорексией, а они всегда кажутся ей бесполезными. В конце концов, ее вес стабилизируется, она становится менее напряженной, менее захваченной своими иррациональными навязчивыми мыслями. В результате, Кира успешно сдает школьные экзамены и поступает в институт. Итак, история Киры послужит нам путеводной нитью.

Почему я во вступлении знакомлю читателей с Кирой? Потому что основная цель этой книги – показать, что проблемы, поднимаемые тревожным расстройством, вызванным разделением, являются достаточно характерным примером тех проблем, что встречаются в развитии ребенка и подростка на более общем уровне:

1. На уровне диагностики тревожность, вызываемая разделением, ставит проблему разграничения нормы и патологии. Между «очень» привязанным к своей матери ребенком и ребенком, «слишком» привязанным, различие порой минимально. И при этом такое небольшое различие может иметь серьезные последствия для развития ребенка.

2. На уровне причин и условий возникновения тревожного расстройства, вызываемого разделением, было предложено много теоретических гипотез, объясняющих генезис этого расстройства. И хотя каждая из них говорит нечто верное о том или ином конкретном случае, всякое обобщение неизбежно заводит в тупик. В действительности, разные теоретические гипотезы представляют собой разные подходы к проблеме, при этом вытекающие из них объяснительные модели обладают собственной логикой. На основной вопрос «почему именно этот ребенок?» они могут дать лишь частичный ответ, соответствующий тому, какому именно подходу отдается предпочтение – психоаналитическому, семейному, поведенческому или биологическому. Однако эти гипотезы не исключают друг друга, но относятся к различным механизмам: одни пытаются объяснить механизмы возникновения страха, тогда как другие – механизм порождения тревожного состояния.

3. На уровне развития заболевания становится все более ясно, что тревожное расстройство, вызванное разделением, представляет собой особенно важный фактор риска для последующего развития иных психопатологических расстройств. Речь идет о будущем ребенка и поэтому важно сказать родителям, как можно более объективно, каким рискам подвергается ребенок.

4. Наконец, на уровне терапии ясно, что различные предложенные стратегии вытекают напрямую из этиологических гипотез, выдвигаемых для объяснения генезиса расстройства. Поэтому предпочтение того или иного лечения все еще слишком часто опирается на личные привычки психолога, как и разнящиеся точки зрения, которые в абсолютном большинстве случаев не подкрепляются строгими клиническими исследованиями. Однако, выбор того или иного лечения должен следовать объективным данным, установленным в соответствии с нормами, учитывающими специфику детской психологии. Это означает, что нельзя опираться на формальную диагностику, из которой были бы исключены те элементы, что получены из обследования ребенка и изучения его социального и семейного контекста. Каждый случай уникален, поэтому все элементы (диагностика формальная, данные полученные из исследования семейной истории и социальный контекст) необходимы, это позволяет в каждом конкретном случае составить индивидуальный план терапии, чтобы можно было изменять применяемые средства соответственно развитию заболевания.