Утром захотелось непременно поймать мою прекрасную фею. Конечно раньше неё проснуться не удалось. Последние дни организм так уставал, что не слышал ни мощного стариковского храпа, ни как по утрам с оханьем и причитаниями хозяин встаёт и шаркая лаптями выходит из избы, ни даже как орут петухи и мычат коровы. Но когда почувствовал нежное прикосновение губ, я сделал вид, что это не помогло и не разбудило. Вскоре еле слышно прошелестели босые ступни. Почувствовав дуновение воздуха, мои руки ринулись на встречу и поймали рубашку. Хитрюга стояла неподалёку, хихикала и протягивала очередной балахон с вышивкой и заплатами. Когда я вскочил на ноги, подружка, взвизгнув, пулей выскочила во двор к кряхтящему, плескающемуся, умывающемуся из бочки деду и из-за его спины радостно показала язык.

Мне умываться не хотелось. С детства не люблю это дело. Моюсь только по необходимости, когда родители заставляют, (мол хоть ложку возьми чистыми руками). Вчера же меня Борщ так отдраил, что небось ни один микроб до сих пор не сел на кожу.

На столе манила ароматом плошка таких густых и наваристых щей, что моя ложка и впрямь стояла как в поговорке, дожидаясь воткнутая рядом посредине горшка с добавкой. (мол вдруг не хватит?) Когда завтракает хозяин с внучкой, ни разу увидеть не удавалось. Наверное, когда ещё сплю.

Допахивать мы пошли без деда. Он считал, что нормальному мужику достаточно одного раза показать. Дальше должен сам справляться. В этом я был с ним солидарен и рад, что хоть кто-то считает меня взрослым, не то, что родители. Мамка как-то заявила, что для неё сын всю жизнь будет ребёнком. Было обидно и неприятно. Мне тогда представился старый, сгорбленный, седой старик, а она, ещё более древняя надо мной сюсюкает.

Судя по солнышку, мы вышли в поле, наверное, часа в четыре утра. Вдали у леса двое охранников уже размахивали деревянными мечами и щитами, тренировались и приглядывали. Опять потянулась под ногами полоска земли. Поначалу было прохладно и вполне неплохо. Мне даже показалось, что уже привык к этой работе, стал настоящим пахарем. Сила играла в мышцах. Я любовался лёгкой походкой барышни, подшучивал над ней. Мол две молодые лошадки идут в ряд и помахивают хвостиками. У кобылицы как раз хвост и грива оказались заплетены косичками и украшены ленточками почти как у самой прелестницы. У Боженки видимо кукол не было, и она играла с животными, украшая подручными средствами.

Потом поднялось по-летнему жаркое солнце и всё изменилось. Заструился пот по лицу, по спине и даже по ногам. Все мышцы к тому времени уже порядком устали и казалось негромко гудели. От жары и от пота перед глазами замутилось и постоянно щипало. Я утирался рукавами, но этого хватало не на долго. Теперь вместо стройной фигурки с конягой перед затуманившимся взором маячило два пятна, коричневое и цветное. Мадмуазель что-то негромко напевала и я, чтоб совсем не отключиться, взялся подтягивать знакомые слова. Получалось, наверное, не очень, потому что певица несколько раз оглядывалась в мою сторону. Когда наконец пришла пора обеда на опушке леса, организм просто рухнул в тени. Вскоре хозяюшка расстелила платочек, разложила продукты и позвала снедать.

— Руцами мене ны лапай! — Предупредила она по привычке.

— И не мечтай, и не собирался. У меня едва хватает сил жевать. — Устало отмахнулся я словно от надоедливой мухи, жадно набивая за обе щёки.

Барышня замерла, перестала "щебетать" как обычно и даже кушать прекратила. Поразившись необычной тишине, оторвавшись от еды, я глянул на подружку. Разочарование и обида смешались на её милом личике и готовы были выплеснуться слезами. "А ведь в самом деле можно было прекрасно перекусить около крепости, даже зайти в избу, а не прятаться здесь вдвоём", — подсказала своевременная догадка. Зачем-то она затащила меня сюда с опушки на полянку, подальше от посторонних глаз! Сразу откуда ни возьмись появились силы и интерес проверить эти мысли. Осторожно подобравшись поближе, я внезапно набросился, повалил прелестницу на траву и принялся целовать. Боженка завизжала так, что сразу оглушила. Наверное, даже в крепости услышали. Одновременно сумасбродка стала сопротивляться, брыкаться и царапаться, как разъярённая кошка, отгоняющая врагов от котёнка. Сперва подумалось, что это в шутку, ведь явно же напрашивалась приглашала к ухаживаниям, но её острые "коготки" вдруг вцепились в лицо, а коленки ударили в такое место, что стало понятно, так не шутят. Ещё мгновение и можно без глаз остаться, и прочих ценных органов.

Пришлось отпрянуть, а слегка помятая недотрога вскочила и юркнула за толстую берёзу. Вздохнув, удивлённо покачав головой, я снова принялся "набивать живот", но из-за ствола внезапно выглянуло её лукавое лицо, а нежный голосок позвал, словно прозвенел колокольчик: "Княжиче под сюды!"

Ноги подскочили не раздумывая. Когда так зовут, любой парень помчится хоть на край света, а в кусты тем более. То, что красотка минуту назад исцарапала, коленями чуть не попала туда, куда мужчины больше всего бояться, это сразу забылось. За спиной словно выросли крылья, лапти "полетели" будто не касаясь травы. Некоторые дела и правда лучше всего получаются в укромном местечке, скрывшись подальше даже от лошадиных глаз.

Но за деревом подружки не оказалось, и я растерянно оглянулся. Вдруг неподалёку зашуршало и мелькнул её жёлтый подол. Бросился туда и опять мимо. Плутовка играла со мной, как с котёнком, дразнила и убегала, пряталась, растворяясь в зарослях лесной нимфой. Удалось её догнать, только когда беглянка опять выскочила на опушку к лошади и работе.

— Довольно, княжиче, землица ждёт, орати срок! — Отбиваясь засмеялась девушка, отстраняя мои руки, попытавшиеся её обнять.

— Ну хоть в щёчку? — Попросил я жалобно.

— Куды?

— В эти, как их, в ланиты!

— Туды кобылу лобызай, у сей дюжие. — Отшутилась озорница.

"Вот и понимай как хочешь эту мадмуазель", — подумалось мне, когда мы с лошадью опять впряглись в работу. То зовёт, соблазняет, то брыкается, словно убить готова. Хотя, может у них, староверов, старообрядцев традиции такие? Это у нас в двадцатом веке парочки при всех целуются на танцах, в полумраке обнявшись под медленную мелодию про любовь. Это в моём мире девчонки укоротили платья до колен и мини юбочки изобрели. С длинными подолами только невест и встретишь. Здесь другие правила. В ихнем времени небось только за ручки держаться можно, как в детсаде. Вон, как пацаны обалдели, когда Боженка при всех чмокнула меня в щёку. А я-то дурак лезу к ней сразу обниматься! Бедняжка, небось реагирует на обыкновенные ухаживания, как на нападение того Ерша-бандита-насильника. Она и так меня втихарца по утрам целует. Такая вольность для неё видимо считается на грани допустимого. Правда первый вечер мы провели здорово! Такие нежные ласки, наверное, запомнятся на всю жизнь! Видимо это было исключение. Красотка тогда сорвалась и теперь боиться повторения с продолжением. Ведь она в ту ночь уснула в моих объятиях, и как только Борщ не заметил? В старину её могли бы посчитать опозоренной! А кстати, какой у них сейчас год и век, интересно?

— Божен, какой сейчас год, я что-то забыл?

— Шесть тыщи, шесть сот, ды аще семь десятин и двоица годков нынче. — Не оборачиваясь попела подружка.

Полностью дату понять не удалось, но было и не так важно. Шесть тысяч шестьсот с лишним лет против моего тысяча девятьсот семьдесят восьмого года ошеломили, сразили наповал. Это меня что ли в будущее забросило? Раньше казалось, что вокруг глубокое прошлое, древняя Русь, а на самом деле видимо глубокое будущее. Почему же люди тогда так живут? Неужели была ядерная война и цивилизация возрождается заново? Чтож делать, по крайней мере население нормально выглядит, вон какая впереди меня куколка "ножками выписывает"! Походка и фигурка просто королевские. Остальные граждане тоже ничего. Страшилищ-мутантов среди соседей к счастью не встречается, не считая конечно бандитов. Они в душе звери. Но тут уж, в большой семье не без урода, как говориться.

— Божен, а большая война-битва давно была?

— Дык почитай всякия лета бьются инде. То князья ды бояре промеж собой, ино степняки-Торки налетять, али ушкуйники грабять.

— А давно огонь большой был? Когда всё горело?

— Дык всякия зной торфяники и боры полыхають, аще ежели коваль ны уследить, али баба дура за чадами.

Наверное, не знает. Видимо очень давно это было, может как раз шесть тысяч с лишним лет назад.

Опять под скрип сохи, под топанье лошадиных копыт, под протяжные девичьи песни "потекла" земля под ногами. После обеда работать стало ещё тяжелее. Само собой, организм был уставший. Перекусив, надо было полежать, отдохнуть бы часок, а мы "бесились". Ещё мне элементарно не удаётся выспался. Почиваю всякия нощью, как здесь выражаются, небось четыре-пять часов от заката до восхода. Многие местные потому днём после еды час-другой досыпают. Хотя, конечно было ничуть не жаль такого обеда, и завтра не откажусь "повеселиться", если получится.

Солнце палило нещадно. С обеда до четырёх самый солнцепёк. Я оглянулся. После сохи земля выглядела влажной. Может это наш пот её так смачивает? К вечеру чистая одежда из серо-белой с красной вышивкой, превратилась почти в чёрную. На пропитанный потом влажный материал, пыль мгновенно прилипала, покрывая всё равномерной коркой. Последнюю полосу пришлось чуть-ли не ползти, держась за соху только чтобы не упасть. Закончить мадмуазель решила, как раз, когда стало чуть-чуть прохладнее.

— Ура! — Просипел я пересохшим горлом, оглядываясь на пашню. — Теперь всё, спать!

Не тут-то было. Меня уже поджидал Борщ, протягивая рогатину, щит и заново вырезанный меч-дубинку, взамен потерянной. Я посмотрел на него, как на изверга, живодера и кровопийцу в одном лице. Мудрый старец, наверное, правильно понял красноречивый взгляд.

— Распускай, княжиче, усе свое войско! Ны сдюжите вы есмь. — "Подковырнул" он ехидным голоском.

— Почему же не сдюжим? Где остальные?! — "Взвился" я.

Слова желчного ветерана задели что-то в душе. Неужели мы такие слабаки? Вон барышня какая бодрая, а парень, да ещё князь нюни распустил!

— Други твоя на тя зрять. Усех нозы ды руци хворы. Кажи сим, кой хоробр бысть волен! — Дед удовлетворённо похлопал меня по плечу и протянул снаряжение.

Шустрый мальчонка, который пару дней назад помог найти кистень, уже подводил скакуна. Моего коня, добытого у врагов! Наверное, гордость и упрямство и правда добавляют силы, удалось бодро забраться в седло (правда охая и кряхтя при этом, не хуже Борща).

— Княжиче, ими мя в дружину! — Пропищал парнишка, с восторгом глядя на меня снизу в верх.

Наверное, я кажусь ему великаном, богатырём, по сравнению с ним малявкой. Понимание этого выпрямило усталую спину и расправило плечи.

— Обязательно возьму, когда немного подрастёшь.

Получилось серьёзно, без улыбки ответить пацану и тот убежал счастливый. Любой ребёнок ценит, когда с ним разговариваешь, как с равным. Наверное, потому со мной так любят играть дети. Да и самому мне здесь именно поэтому так нравится, что окружающие считают взрослым.

Затрещали ломаясь рогатины от моих ударов, застучала измочаливаясь дубинка по пню. Сегодня хотелось упражняться с особенным остервенением, сжимая зубы, кусая до крови губы. Какой-то резон во всём этом должен быть для парня двадцатого века. Было пока неведомо зачем надрываюсь, но я точно знал, чувствовал, что смысл есть. Борщ помогал чем мог: внезапно подскакивал и безжалостно бил палкой по ногам, колол в рёбра и в живот. Было очень больно и волей-неволей приходилось приноравливаться, успевать закрываться щитом, корпусом коня, отбиваться дубинкой.

"Вова, у тебя вырабатывается рефлекс, как у собаки Павлова! Пожалуй, при следующей встрече с разбойником уже будешь увереннее сражаться, не позволишь себя так безжалостно избить, как в прошлый раз", — высветилось в голове.

Примерно через час из крепости вышли Бычок и Вторуша-кузнецов сын, как обычно его величали. Поклонившись, они попросили разрешения присоединится. Мне оставалось только усмехнуться.

— Бейтесь, хлопцы, чай жердей не жалко. Не моя рука их и заготавливала.

Перед самыми сумерками подъехали ещё два парня, охранявших сегодня засеку.

— Мы есмь такоже цельный день кольями ратуем. — Важно заявили нам.

Ну вот нас уже и пятеро, а может быть всего пятеро, это как посмотреть. Даже таким интересным делом лучше заниматься в компании, и четверо единомышленников — это немало. С другой стороны, слишком маленький отряд выходит. Хотя о чём это я? Не может получиться из крестьян дружины! К тому же большинство ребят поиграло и бросило. Какой из меня князь? Издалека же видно, что перед ними пацан и к тому-же неумеха. Ну что же, в принципе всё нормально и нечего переживать. У меня в этом мире очень интересная жизнь. Где бы получилось найти в двадцатом веке такое: коня и настоящих разбойников? Кто бы согласился обучать пацана сражаться мечом всерьёз для защиты жизни? Вот натренируемся и будем пятеро богатырей по округе гонять, "шороха наводить", с бандитами сражаться!

После ужина хозяева как обычно послали помыться. Такое требование можно понять. После грязного тела постель наверняка не отстирается. Однако терпеть побои не хотелось даже под видом банных процедур.

— Может мне самому ополоснуться? Быстрее и проще. Чего всем беспокоится?

Вспомнив отработанный взгляд маленького попрошайки выклянчивающего сладкое, показалось что смогу таким же образом разжалобить и в этом случае. Дед с внучкой переглянулись и словно посоветовавшись дружно пожали плечами. Обрадованный я рванул, пока не передумали, быстренько скинул грязную до черноты, пропитавшуюся насквозь пылью и потом одежду, и шагнул в полумрак парилки. Рука сама потянулась к ковшу поддать пару. Что такое? Мне уже понравилось? Да нет, просто привычка. Стукнув себя по наглой конечности, я натёр тело жидкой глиной, а волосы водой, настоянной на золе. Всё стояло в деревянных ведёрках в уголочке. Было уже известно, что деревенские используют эти средства вместо мыла и шампуней. Только успел окатиться из кадушки, смывая с кожи грязевое месиво и тут зашёл Борщ.

— Обмылся, добре, залазь на полок попарю, ано следом ты еси мене.

Попятившись, я отрицательно замотал головой:

— Нет, что вы, не надо утруждаться!

Однако вежливость не сработала или была не понята. Седовласый хозяин выглядевший старым, сгорбленным, с недюжинной силой вдруг схватил меня за пояс и чуть ли не закинул наверх. Оставалось только беспомощно перебирать ногами и руками, цепляясь, чтоб не свалиться. Снова горячим паром заволокло всю парную. Опять я заорал, брыкаясь, но тут вошла Божена!!!…

Такого позора в моей жизни не было ещё ни разу. Пришлось до боли сомкнуть губы и замолчать, терпя нещадные побои. Наверное, старый мучитель хлестал всё тем же вчерашним веником. По крайней мере показалось по ощущениям, что листьев на нём никогда не было.

Как русалка, как привидение в белом полумраке, мадмуазель неслышно подошла в упор. Пока Борщ хлестал спину и ноги, она травяным отваром осторожно промыла раны на моей несчастной голове, нежными, но сильными ручками размяла плечи. От стыда организм пропотел, наверное, в два раза больше обычного. Ну ладно бы один дед издевался! Ещё можно бы попробовать романтическое свидание с красоткой вдвоём, но эта гремучая смесь!

Окатив ледяной водой, усмехнувшись, видя, что подопечный не реагирует, банщик плеснул ещё несколько раз. Я мужественно терпел. Наконец он велел слезать. Я замотал головой, сделав вид, что понравилось и хочу ещё попариться. Взяв два веника, даже стал слегка обмахиваться, старательно прикрывая свою голую задницу. Пока барышня не уйдёт, уж луче здесь на верхней полке полежать на животе, отвернувшись лицом к стенке. Хозяин ждать не пожелал, не стал слушать неразборчивые объяснения, а в конце концов просто сдёрнул меня, упирающегося от стыда вниз и полез сам.

— Хлестани шибче, княжиче! У девки мочи несть. — Проворчал он устраиваясь.

Что было делать? Захотелось немедленно убежать или провалиться на месте. Я ужасно застеснялся. Мне ведь давно не семь лет и организм оказывается уже отвык от женской бани! Хотя вокруг полумрак и обжигающим туманом заволокло так, что приходится двигаться наощупь, пусть длиннющими волосами подружка закрылась спереди, словно фартуком, но тем не менее рядом взрослая сумасбродка, от которой можно ждать любого сюрприза! Она же всё время зырит и не отворачивается!!! Не просто поглядывает втихарца, а скрупулёзно рассматривает, вгоняя в краску!

Почти автоматически я хлестал деда, старательно держась от прелестницы на расстоянии, но её мокрые плечи и бёдра время от времени как бы нечаянно, а скорее специально, касались моего тела, заставляя вздрагивать. Это оказалось пыткой ещё более страшной, чем раскалённый воздух и жёсткий веник. Через некоторое время пар стал рассеиваться, перестал так бурно шипеть на камнях. Хозяин спустился, а наверх, сверкая из-под волос белоснежной, блестящей кожей, покрытой капельками влаги, словно бриллиантами, полезла моя искусительница. В этот момент Борщ показал мне на выход.

— Иде, княжиче, девку парить тобе покамест ны след. Руци дрожат, очи на выкате, возмужай наперёд. — Усмехнулся он, пряча улыбку в бороду.

Не знаю, чего больше довелось испытать в тот момент: радости, сбежать наконец от мучений или разочарования, не прикоснуться больше к её нежной, горячей коже?