Эти дни я запомню надолго. По указанию руководства УНКГБ мы, словно пожарная команда, мотались по Брестской области, участвуя в разгроме польского подполья. По несколько раз в сутки на закрепленных автомашинах выезжали для ликвидации очередного схрона или базы поляков. Без боя обходилось редко, но мы выходили победителями. Пока нас бог миловал и потерь взвод не нес. Больше всего доставалось привлеченным пограничникам и бойцам из железнодорожного полка НКВД. Вот у тех были и раненые, и погибшие в скоротечных боях — все-таки не для этого их готовили. А нас от ранений спасали нагрудники и каски. У многих бойцов на них остались отметины от попавших пуль и осколков гранат. В итоге, видя, с каким интересом «чекисты» смотрели на наше снаряжение, пришлось часть нагрудников подарить Конторе, благо нам еще привезли.
Постепенно у моих бойцов накопился опыт взаимодействия друг с другом, с сотрудниками НКГБ и пограничниками. Те нам обеспечивали предварительную разведку объектов, а мы штурмовали или брали под свой контроль территорию. Особо при этом не церемонились. И нас за это не ругали. То ли посчитали отморозками и мясниками, то ли поняли, что так проще поступать с бандитами. Шаров мне рассказал, что после присоединения Западной Белоруссии в 1939 г. органы государственной безопасности вели активную борьбу с польским подпольем. И наши действия особо не выходили за рамки этой борьбы. В период с октября 1939 г. по июль 1940 г. в западных областях БССР было выявлено и устранено 109 различных повстанческих организаций, объединявших 3221 участника — 2904 поляков, 184 белорусов, 37 литовцев и 106 человек других национальностей. Одновременно из западных областей Белоруссии проводилось выселение в отдаленные районы страны осадников, служащих лесной охраны, польских офицеров, полицейских, служащих государственных учреждений, помещиков, предпринимателей.
Бывая в городе, я видел усиление патрулей и охраны важных объектов. В первую очередь это касалось мостов вокруг города. То ли мои слова были тому причиной, то ли что еще, не знаю. Но считаю это правильным.
По словам Виктора, в городе прошли аресты целого ряда активистов польского подполья. Кроме всего прочего, задержали еще и несколько диверсионных групп немцев. Корпуса Брестской тюрьмы были забиты до отказа. Хорошо еще, что начали перемещать из Бреста в глубь страны тех, в отношении кого уже были приняты решения. Так стали вывозить бывших польских солдат и офицеров, ранее содержавшихся в «Бригитках». Следователи и оперативный состав работали практически без сна, сутками напролет. Для помощи сюда были дополнительно направлены специалисты из Минска. Кроме того, привлекли сотрудников особых отделов частей гарнизона. Среди них был и Сергей Акимов. По просьбе Шарова его дали к нему в группу.
Виктор Шаров остался при нас куратором от Конторы, практически ежедневно бывая во взводе. А вот с хутором пришлось распрощаться и вернуться в лагерь. Для этого было несколько причин.
Во-первых, транспорт не мог по лесу близко подъехать к нам, а пользоваться имеющейся дорогой к хутору посчитали неправильным из-за опасений привлечь к месту ненужное внимание. А то и так уже слухи пошли. Но там по-прежнему оставалось одно из наших отделений для охраны и присмотра за округой.
Во-вторых, я оказался прав — «егеря» в нескольких километрах от хутора нашли еще одну базу поляков. И если хутор был, скажем так, визитной карточкой, то вот лесной лагерь оказался задним двором, куда посторонних не приглашают. Нашли его Одинцов с Максимовым случайно. Почему случайно, спросите вы. А как по-другому это назвать, когда, возвращаясь обратно на хутор с обследования очередного квадрата леса, они напоролись на запах табака. Проверили и нашли пост охраны из трех человек с пулеметом «MG-34», которые приятно проводили время за курением на свежем воздухе. Судя по надетым на них камуфлированным комбинезонам, которыми сейчас могли похвастаться только немецкие десантники, ребята были очень и очень непростыми, но почему-то вели себя абсолютно беспечно. Срочно пришлось поднимать всех снайперов с «егерями» и брать базу.
Как брали? Сняли из бесшумок пулеметчиков, а соню в унтер-офицерском звании пеленать и допрашивать. Запирался он недолго. Вот и верь после этого в несгибаемых польских патриотов. Поплыл практически сразу, а рассказывал о схеме обороны и устройстве лагеря так быстро, что не успевал записывать. Охраняло лагерь три поста, с четвертой стороны к лагерю близко подступала река, и туда на день выставлялся наблюдатель. Все посты были оборудованы телефонной связью и вооружены пулеметами. Лагерь построен был еще до войны, для нужд Корпуса охраны пограничья и дефензивы — польской разведки, поэтому в его охране использовались сотрудники этих организаций. Имеется радиосвязь с подпольем в Варшаве, рация в одном из бункеров. В лагере шесть бункеров: три для личного состава, склад, кухня и офицерский бункер, где и расположена рация. Всего на базе может одновременно находиться до сотни человек, но сейчас там было двадцать пять человек тех, кого оставили для охраны. Остальные должны были вернуться через сутки. Продукты доставляли с хутора, на котором живет родственник командира. В принципе мне этого хватило. Охрану сняли быстро, а остальных во время их похода на завтрак — кушать изволили на свежем воздухе. Пленные нам были не нужны, а снайперам и «егерям» требуется постоянная практика. В итоге получили отличную операционную базу с богатыми трофеями. Особенно обрадовался новеньким пулеметам «MG-34» и рации. Трупы поляков сдали Виктору как уничтоженные засадой у хутора. Вроде прошло, особо не копались. Лесное кладбище увеличилось на еще одну могилу.
На охрану базы пришлось выделить одно отделение, зато отпала необходимость в подготовке схрона — получили сразу готовый. Но с хутором не прощались. Зачем привлекать лишнее внимание? Хотя на нем и осталось пять бойцов во главе с Егоровым для пригляда за строениями и животными. Ну, и так на всякий случай — вдруг еще кто пожалует.
Людей просто не хватало. Считай, половину взвода пришлось растащить по объектам, но оно этого стоило. На операции приходилось выезжать неполным составом. Основную работу делали снайпера и «панцирники» из первого отделения. Привлекали и бойцов 3-го взвода.
Участие в операциях позволило довооружиться, обеспечить взвод всем необходимым, легализовать трофеи. В стрелковых отделениях прибавилось по несколько ручных пулеметов «MG-34», заменивших «Браунинги» и «дегтяри». Те сдали в роту. Тем более Бог ведь велел делиться с ближним, вот мы и поступили по его заветам, отдали ненужное. Нестор был этому только рад.
В штаб полка поступил приказ о сдаче на склады всех видов оружия старых образцов, боеприпасов и даже патронов НЗ, а также личного оружия командиров для проверки его технического состояния. Из роты и батальона пришлось сдать на склад «мосинки» и «максимы». Командный состав вообще без личного оружия остался. При других обстоятельствах, считай, разоружили бы части. Но у нас, благодаря решению командира полка, перевооружение проходило более или менее нормально, в отличие от остальных частей, где была полная задница. Приезжавшие на побывку к семьям командиры рассказали, что на партсобрании в одной из частей задали вопрос: «Почему мы сдаем оружие и патроны НЗ? Логичнее получить вначале новое: ведь мы находимся в нескольких сотнях метров от границы». Ответ был лаконичен: «Приказы не обсуждаются, а исполняются…». Вот и исполняли, оставшись без оружия и боеприпасов. У нас с этим все же было полегче — хоть новое вооружение было. Рота получила большое количество винтовок «СВТ», но многие бойцы оставались не обученными к обращению с ней. Да и с остальным вооружением были проблемы — на всех не хватало. Например, тыловому составу и писарям вообще ничего не выдали. А тут такая неучтенка! Сразу восемь нештатных ручных пулеметов на роту.
Мои бойцы преобразились. В них появилась уверенность в себе. Как-никак побывали под огнем врага, самим пришлось убивать. Двигались как на пружинах, все исполняли быстро и четко. Мне стали больше доверять. Во взводе сложилась своя собственная внутренняя структура. От сержантов все чаще приходили дельные мысли и предложения. Было чувство, что мои бойцы стали для многих элитой, одним своим внешним видом отличаясь от других. Подтянутые, спортивные, в ухоженной и чистой форме, они смотрелись лучше остальных. И это была головная боль ротного и старшины. Комиссар уже не раз указывал на отличие моих от остальных бойцов. Да и по вооружению мы заметно выделялись. У вторых номеров снайперов появились свои снайперские винтовки и оптика. Бойцы ходили с трофейными «наганами», с металлическими флягами и немецкими котелками. «Наганами» тоже пришлось делиться, отбирая у автоматчиков для командиров батальона, а то с перевооружением они совсем без оружия остались. В моем рюкзаке ждал своего часа «Зауэр» с глушителем.
Затариваясь на выездах трофеями, не наглели. Все лишнее сдавали чекистам по акту. На то, что мы затариваемся внештатным оружием, Шаров смотрел сквозь пальцы, видя в наших действиях не корысть, а необходимость. Особенно когда при штурме одной из баз огнем наших пулеметов удалось загасить сразу несколько огневых точек поляков, прижавших к земле «чекистов». Тем более что все остальное нами сдавалось безукоризненно, в том числе деньги и драгоценности. Захваченное продовольствие делилось на три неравные части: большая часть поступала на кухню в общий котел, одна сдавалась в ХОЗО УНКГБ, а последняя шла в наш схрон. Туда же складывались и лишние боеприпасы. О его местонахождении знали только Новиков, снайпера и «егеря».
Наши частые отлучки огорчали Нестора, так как срывали график боевой подготовки. Но он все прекрасно понимал, видя измученные лица бойцов после их возвращения из очередного выезда. Мы много и часто с ним разговаривали в свободное время. О чем говорили? О будущей войне. О том, что она будет со дня на день, уже никто не сомневался. Вот я и пытался донести до Нестора свои взгляды на возможные проблемы с семейным лагерем и действиями роты. Одним из итогов наших разговоров можно считать то, что он, взяв у меня кроки карты, в сопровождении нескольких сержантов на лошадях проехался по предполагаемому маршруту эвакуации, ища наиболее безопасные и быстрые. К этому его подвигло и участие в одной из таких бесед комиссара полка и секретаря парторганизации. Кстати, наши женщины активно участвовали в военной подготовке — каждый день ходили вместе со всеми на стрельбище и жгли патроны, учась стрелять из револьверов и винтовок. Получалось это у них очень хорошо, лучше некоторых бойцов, чем и пользовались в воспитательных целях. Хорошо у женщин шла и медицинская подготовка: перевязки они накладывали превосходно, небольшие раны лечили тоже отлично. Дети, не отставая от взрослых, постигали науку выживания в лесу. Отличным учителем оказался Петр Ерофеев, в свободную минуту приходивший к детям и рассказывавший им о лесе. В связи с этим удалось протолкнуть мысль о военизированном походе-прогулке по лесу вечером 21 июня с ночевкой на хуторе, костром, шашлыками и рыбалкой. Народ купился и согласился.… Под это дело заказали на всех вещмешки и маленькие размеры военной формы и сапог.
Из приказа НКО от 19 июня 1941 г. за № 0042 (РИ):
«…по маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано…
…Аналогичную беспечность к маскировке проявляют артиллерийские и мотомеханизированные части: скученное и линейное расположение их парков представляет не только отличные объекты наблюдения, но и выгодные для поражения с воздуха цели. Танки, бронемашины, командирские и другие спецмашины мотомеханизированных и других войск окрашены красками, дающими яркий отблеск, и хорошо наблюдаемы не только с воздуха, но и с земли. Ничего не сделано по маскировке складов и других важных военных объектов…»
19 июня 1941 г. управления Западного и Киевского особых округов были преобразованы во фронтовые. Под Барановичами, в районе станции Обуз-Лесная, разворачивался фронтовой командный пункт ЗапОВО.
* * *
Как и обещали, утром 20-го к нам в лагерь приехали Самуил Абрамович и Михаил. Им сильно повезло — мы только что вернулись с очередного выезда. Я был рад их приезду, вернее тому, что они доставили заказ. Нагрудники сразу пошли в дело, а карты легли ко мне в рюкзак. Он, кстати, значительно потяжелел, хотя я туда вроде бы не так много и положил…
Помявшись, Самуил Абрамович денег за заказ с меня брать не стал, попросил рассчитаться продуктами, предложив очень приличный курс обмена. Я согласился, тем более что был запас продуктов, захваченный у поляков. Стоило мне согласиться, как тут же последовало предложение продать по хорошей цене еще. Да и список требуемого продовольствия значительно расширился. Подумав и прикинув, сколько мы сможем скинуть из наших запасов, я согласился.
Вызвав Новикова, поручил Самуила Абрамовича его заботам. Спросите, почему согласился? А зачем оставлять немцам запасы советских дензнаков? Им и так в городском банке 25 миллионов рублей достанется из-за того, что деньги не успеют вывести. Да и нам во время путешествия по тылам пригодятся — люди ведь разные попадаются: одни просто так покормят, а другие денег за еду попросят.
Михаил стоял в сторонке и не вмешивался в наши переговоры с Самуилом Абрамовичем. У каждого свой «бизнес». Как только Самуил Абрамович скрылся за Новиковым, Михаил подошел ко мне:
— И говоришь, что ты не еврей??? Так торговаться, что ободрал бедного Самуил Абрамовича! Но все равно продешевил. Можно было раза в два цену поднять!
— Что так?
— А ты не в курсе?
— Смотря чего?
— Понятно все с тобой. Тут недавно в городе были учения по светомаскировке. Так народ перепугался и теперь скупает все, что есть: спички, крупу, соль, муку. Сбрасывает советские деньги. Сейчас немецкие марки в ходу. Вот Самуил Абрамович и поторопился на этом заработать. У тебя случайно марок нет? А то бы приобрел.
— Согласен. Действительно упустил свою прибыль. Ну, да что было, не вернешь. А марок нет. Хотя кто его знает…
Дальше разговор пошел о разгроме польского подполья, арестах и поисках диверсантов, захвате у них оружия и боеприпасов. Вот интересно, откуда они все знают? Ведь явно кто-то сливает им инфу — всего несколько суток прошло, а они уже в курсе! И сидит этот информатор в УНКГБ или УНКВД. Ну, да это сейчас не мое дело. Михаил просил для себя оружия и боеприпасов из числа трофеев, типа они тоже поучаствовали — поделились данными. Пообещал подумать о том, как решить этот вопрос. Была у меня в памяти одна зацепка, но для этого мне нужно было попасть в город и посмотреть своими глазами. Рассказал мне Михаил и о настроении среди диаспоры. Часть ее готовилась встречать немцев как своих освободителей шампанским и музыкой. Идиоты!!! Ну, да они сами себе выбрали путь. Остальные, что помоложе, в субботу вечером уйдут в леса. Для этого все готово — есть где укрыться, но нет оружия, чтобы сражаться. В случае чего помогут нашим. Кто сможет, будет пробираться на восток, остальные будут сражаться с общим врагом. Кстати, билетов на поезда, идущие на восток, уже нет. Все раскуплены, и скупают их не спекулянты. С информацией о возможной дате войны было послано сообщение в представительства Конторы в Бресте и Минске. Но, похоже, там и не думают чесаться. Так что дело пахнет керосином, и очень большим. Весело будет всем….
Договорился с Михаилом о связи в Бресте сейчас и с началом войны. На мою карту он нанес несколько точек расквартирования их партизанских отрядов и объяснил, где расположены почтовые ящики для связи. Обговорили пароли и явки. И после этого пожадничать с трофеями? Я же не жмот, мы себе еще найдем. Пришлось по такому поводу достать из рюкзака трофейный «наган», припасенный на всякий случай, и подарить Михаилу. Наш разговор был прерван возвращением Самуила Абрамовича с радостной улыбкой на лице. Все, что ему было нужно, выдали и даже загрузили, и он готов был приехать еще. Я всегда рад их видеть. Попрощавшись, они уехали, оставив меня один на один со своими мыслями.
А мысли бежали, цепляясь одна за другую. Какие? Ох и разные… Начиная от «Что еще сделать, чтобы наши вывели войска из мышеловки или хотя бы были в состоянии боевой готовности к началу войны?» до вопросов типа «Где достать оружие для «наших парней»?». То, что среди них достаточно мужественных и храбрых ребят, известно, но как они будут воевать с немцами? Как будут взаимодействовать с советским командованием и партизанами? Тут ведь нужен большой политик с реальной и холодной головой. Чтобы после войны решить вопрос, кто будет создавать и возглавлять ЦАХАЛ и, главное, с кем будет Израиль. Не думаю, что Иосиф Виссарионович откажется от создания Социалистической Республики Израиль на подмандатной англичанам территории в Палестине. Но вот где мне искать такого специалиста? Так что вопрос на вопросе и им же погоняет. А пока все данные надо на листочек бумаги, ибо лучшая память — это карандаш.
О том, что я провожу макли с евреями, кто-то обязательно донесет особисту. Хоть я и довожу ему полученные от них данные. Но ведь все равно настучат! И ничего тут не поделать — служба у них такая. Вычислять, кто стучит ему, я принципиально не стал. Зачем? Мне скрывать от органов нечего. Пусть они об этом знают и будут уверены. Интересно, кто на меня дело ведет: Горячих или уже контора Шарова? Или оба сразу стараются, бумагу переводят? Пусть делают, лишь бы уничтожили при отступлении. А то в моей истории все, что делали, немцам досталось. Какой-то бывший русский полковник утром 22 июня в пустом здании Управления все дела собрал себе в мешок, а потом при немцах перебирал и сдавал нашу агентуру. Немцы ему отдельный кабинет в здании СД для этого выделили.
Вообще, блин, как реализовать всю имеющуюся информацию и не загреметь? Кто бы подсказал? Как же жить без компа тяжело! Взял бы с народом посоветовался, а то варюсь в собственном соку, использую только свои мозги и остатки знаний. Там, в мире цифровых технологий, задал вопрос — и тут же получай виртуальные ответы: как лучше сделать, что для этого надо и где все это добыть. Хорошо! А тут сидишь в лесу и даже коньяк выпить с шоколадкой некогда.
* * *
Около обеда ко мне в палатку ворвался сержант Малышев и с ходу заявил: «Товарищ лейтенант, тут распоряжение из Управления — вас с группой на вызов требуют. Сопровождающий будет ждать у 3-го форта».
— Раз требуют, так, значит, выполним. Собери сержантов и водителей. И доложи в Управление, что выезжаем через полчаса…
Домой в лагерь мы вернулись уже ночью. Была очередная ликвидация опорной точки поляков. Так слегка пришлось побуянить, благо никого рядом из гражданских не было и обошлось только парой очередей в потолок, да гранатой в окно. Правда, оружия собрали много. Но все сдали под роспись. Старшим группы был незнакомый лейтенант ГБ из Минска. С пронзительным, внимательным взглядом и накачанной тренированной фигурой. Зачем лишний раз нарываться и создавать себе проблемы? Взяли себе из польских трофеев в качестве контрибуции ящик патронов к «ТТ», и все.
Потом почти два часа описывали, что и как делали, кто кого прикрывал и почему именно так, а не иначе. Чертил схемы действий групп и пар при штурме объектов, что мы брали за все эти дни. Почему именно это оружие использовали, а не другое и т. д. и т. п. Вдумчиво нас так всех поспрашивали, со знанием дела. Короче, писанина и никаких тебе постреляшек.
Одна радость — Серегу Акимова повстречал и плотно пообщался за стаканом чая в столовой Управления. Договорились на завтрашний вечер, по возможности, встретиться в ресторане на железнодорожном вокзале.
В лагере нас ждали новости. Очередное усиление охраны. Прибыла куча семей командиров с детьми, домочадцами и чемоданами. Всего здесь собралось около 50 семей военного люда соседних с нами частей. Хорошо, что для их размещения было заготовлено нужное количество палаток, а полевая кухня наготовила еды.
Наши «лесные жительницы» радостно встречали своих товарок, знакомых по совместной жизни в крепости. Помогали с размещением и обустройством, рассказывали, что где находится и чем тут можно заниматься. Дети радостно купались в реке. Отцы семейств привычно кучковались, обсуждая вопросы военной жизни и звякая захваченной посудой. Нестор и несколько молоденьких политруков, замученные свалившимися на них заботами, еле передвигали ногами. Вовремя я от этого отмазался! Так что крепитесь, ребята, вам еще многое предстоит пережить, особенно завтра и послезавтра.
Меня эти заботы практически не касались. Все, что было связано с выходом к хутору и проведением там ночи, уже было сделано руками группы Егорова. Заготовлены дрова, убраны и отмыты помещения, площадки под палатки подготовлены, продукты ждут, когда их подадут на стол. С одной стороны, можно было бы и не заморачиваться с этим выходом, но слишком была большой вероятность, что наш лагерь засвечен. И, не добившись его захвата поляками, немцы просто проведут бомбометание по нему. А оно мне надо? Так что пусть народ прогульнется, посмотрит окрестности и подышит свежим воздухом, поест вкусной еды. Когда еще получится? И до лагеря сравнительно недалеко. Надеюсь, коновязь у гати уже соорудили. Так что в части товарищи командиры к завершению обстрела немцами успеют. Ну, а у моих бойцов на все случаи жизни есть конкретные инструкции, которые они в любом случае должны выполнить. Надеюсь, что они это сделают, если меня с ними рядом не будет. Ну, да это случится послезавтра утром, а пока меня ждали заслуженный ужин, рюмка коньяка и мягкая подушка. И от женщины я бы не отказался. Да где же ее взять посреди леса?
Из приказа Начальника погранвойск НКВД Белорусского округа об усилении охраны границы(РИ):Печатается по сборнику документов «Пограничные войска СССР. 1939 — июнь 1941 г.», с. 402, Документ № 591.
б/н 20 июня 1941 г.
В целях усиления охраны границы ПРИКАЗЫВАЮ:
1. До 30 июня 1941 г. плановых занятий с личным составом не проводить.
2. Личный состав, находящийся на сборах, на учебных заставах, немедленно вернуть на линейные заставы и впредь до особого распоряжения не вызывать.
3. Весь личный состав ручных пулеметчиков пропустить через трехдневные сборы на учебных заставах, вызывая по два пулеметчика с каждой линейной заставы.
4. Выходных дней личному составу до 30 июня 1941 г. не предоставлять.
5. Пограннаряды в ночное время (с 23.00 до 5.00) высылать в составе трех человек каждый. Все ручные пулеметы использовать в ночных нарядах в наиболее важных направлениях.
6. Срок пребывания в наряде в ночное время — 6 часов, в дневное — 4 часа.
7. Расчет людей для несения службы строить так, чтобы с 23.00 до 5.00 службу несли на границе все люди, за исключением возвращающихся из нарядов к 23.00 и часовых заставы.
8. На отдельных, наиболее уязвимых фланговых направлениях выставить на десять дней посты под командой помощника начальника заставы.
9. Контрольную полосу днем проверять кавалеристами в составе двух человек каждый наряд, срок службы — 8–9 часов беспрерывного движения влево и вправо по участку.
10. Ночью проверку КП и каждой точки проводить не реже, чем через полтора часа. КП каждой заставы разбить на два-три участка.
11. Пограннаряды располагать не ближе 300 м от линии границы…
20 июня 1941 г. МИД Великобритании делает официальное заявление о невозможности мира с Германией и официальном аресте Гесса. Также Форин-офис предлагает правительству СССР возобновить переговоры о подписании мирного договора на приемлемых для обеих стран условиях. С этой целью в Москву 23 июня 1941 г. должна прибыть делегация правительства Великобритании, наделенная всеми необходимыми официальными полномочиями.
Из журнала учета посещений И. В. Сталина 20 июня 1941 г.:
1. Молотов 19.55–0.45 — заместитель Председателя Совнаркома, нарком иностранных дел
2. Каганович Л. 19.55–0.45
3. Ворошилов 19.55–0.45 — Маршал Советского Союза
4. Микоян 20.15–0.15 — нарком внешней торговли
5. Берия 20.20–0.45 — заместитель Председателя Совнаркома Союза ССР, нарком внутренних дел
6. Меркулов 20.45–21.15 — нарком государственной безопасности
7. Вышинский 22.00–23.20
8. Маленков 23.45–0.45 — секретарь ЦК и член Главного Военного Совета
9. Микоян 23.20–0.45 — авиаконструктор
10. Третьяков 23.20–0.45
11. Петров 23.45–0.45
12. Жигарев 23.45–0.45 — генерал, Главком ВВС
13. Шахурин 23.20–0.45 — народный комиссар авиационной промышленности Союза ССР
Последние вышли в 0.45 21/VI 41
Из воспоминаний П. А. Судоплатова:
«…20 июня Эйтингон позвонил давнему знакомцу по Испании, командующему ЗапОВО Павлову, и по-дружески поинтересовался, на какие приграничные районы стоит обратить особое внимание в случае начала войны, но Павлов в ответ «заявил нечто… невразумительное»…»