Отоспаться нам не дали, снова ни свет, ни заря, подняв на срочный вызов. В этот раз чуть не влипли по самое не хочу.
А начиналось все так хорошо. На выезд выдвинулось два отделения — одно автоматчиков — егерей и снайпера. Добрались до места, выгрузились, выслушали указания от того самого лейтенанта ГБ (он так и не представился) изучили карту и объяснения разведчиков, в штатском, что изучали подходы к очередному хутору. Построившись в походную колонну, с головным и боковыми дозорами двинулись к месту назначения. Лейтенант ГБ стал возмущаться, из-за выдвижения боковых дозоров типа, зачем они нужны и так все ясно. Но я его высказывания пропустил мимо ушей. Мне моя и моих подчиненных жизни все таки важнее будут. Идти надо было около километра по наезженной в перелеске дороге. Впереди шли проводники за ними на расстоянии метров пятнадцати головной дозор, а еще метров через тридцать основная группа. Замыкал наше построение тыловой дозор. Метров через триста от места выгрузки нас накрыли из пулемета. Он бил из кустарника расположенного в метрах ста правее дороги и работал там спец. Бил пулеметчик короткими и экономичными очередями по три-пять патронов. Первой же очередью он причесал наших проводников, потом перенес огонь, на основную колонну, посчитав за таковую головной дозор. А затем снова вернулся на проводников, добивая их. Мог бы и не стараться, им первой очереди хватило. Не знаю, чтобы было с моими парнями из дозора, если бы я не заставлял носить на операциях нагрудники. Именно они их и спасли, остановив предназначенные бойцам пули. Раскатившись по сторонам от места падения, парни открыли ответный огонь. Пулеметчику бы сменить позицию и рвануть от места засады, но он этого не сделал, чем подписал себе приговор. Ребята из бокового дозора быстро сориентировались, зашли с тыла, и подавили огнем своего пулемета, а затем закидали пулеметчика гранатами.
На позиции остались лежать два трупа. Пулеметчика — мужика лет сорока и его второго номера. Парня лет двадцати. Документов при них не было. Нам этот бой обошелся погибшими проводниками и четырьмя пробитыми нагрудниками. Металл нагрудников и подкладка остановили пули, и мои парни отделались сильными ушибами грудной клетки. У двоих оказались касательные пулевые ранения. Можно считать, что легко отделались. Пулеметчикам бы еще немного подождать и тогда уж накрыть всю группу, но видимо они посчитали лучше иметь синицу в руках, чем журавля в небе.
Посоветовавшись, решили продолжить операцию. На хуторе выстрелы и взрывы должны были услышать, а раз так- то остальные бандиты могут скрыться. Но все с собой унести не смогут, а раз так- то нам этот вариант тоже подойдет. Так и сделали, оставив раненых на месте засады. Отправили вперед разведку и усилили наблюдение по сторонам. На хуторе нас ждала торжественная встреча и праздничный салют из нескольких винтовок и пулемета, прикрывавших отход в лес группы боевиков. В бинокль я насчитал шесть человек. За отходившими в лес направил егерей, а снайпера стали гасить огневые точки и отвлекать на себя “хуторян”. “Светка” для этого очень хорошо подошла. С оставшимися бойцами стали подбираться к хутору.
Знать бы, что поляки такие раздолбаи можно было все сделать куда быстрее. Во дворе нашелся всего один “защитник демократии” со старой винтовкой, изображавший боевое охранение. Он так и остался лежать под телегой, с пулей в голове так и ни обнаружив нас. Те, что были в доме, из окон продолжали стрелять в сторону наших позиций. Вообще, какие — то неправильные поляки нам попались. Давно ведь известно. Задержал своим огнем наступающих, дал возможность остальным уйти, сам отходи. Вырвись из помещения на свежий воздух на свободу. А эти как засели в доме, так там и сидят. Даже за своим тылом не присматривали, отстреливаясь от снайперов. Ну, да и бог им судья. За нарушения Уставов наказывает прокурор, вот мы им и стали. Закинув в окошки гранаты, а затем, прикрывая друг друга огнем, ворвались внутрь. Положили всех, особо править не пришлось. Самое противное было в том, что это были женщины. Молодые и симпатичные. Я сначала не поверил, обошел все комнаты. Везде были следы поспешного бегства. На полу среди разбросанных вещей лежали гильзы и патроны. Мужиков, как и детей, нигде не было. Этих — то куда подевали амазонки недоделанные? Или они тут одни и были? Так в бинокль я видел явно мужские фигуры. Прочесав дома и постройки дали сигнал нашим. Те появились от леса и перебежками бросились к нам. Из леса, куда отступили поляки, раздалось несколько винтовочных выстрелов, пытаясь прикрыть отход “хуторян”. Но тут, же потонувшие в коротких рыках автоматов. “Егеря” нашли своих “браконьеров” и отпускать их не собирались. Вскоре там все закончилось. И оттуда появилась небольшая колонна пленных с носилками руках, под охраной Максимова и Одинцова. А потом появилась и вторая пара “егерей”. Целые и здоровые, а то я уже волноваться начал.
Из остальных членов нашей группы пострадал только “Чекист”. По своей глупости схлопотавший пару пуль в руку, пытаясь из пистолета достать засевших в доме. Прибывшие с нами опера стали заниматься своими делами, осматривать трупы, документировать и допрашивать пленных. Мы помогали, как могли, стараясь не мешать спецам, и пополняли свой боекомплект за счет трофеев. “Чекист”, после перевязки, снова нас стал пытать о наших действиях. Все никак не угомонится. К обеду на хуторе все было завершено, и мы вернулись в город.
Обедали мы в столовой Управления. Нас узнавали и вопросов не задавали. Кормили сытно и плотно. Кому не хватало, повара давали добавки не жадничали. Здесь я встретился с Сергеем, который тоже только что вернулся с выезда. Наши с ним договоренности оставались в силе. Тем более что на завтра для военных в гарнизоне был объявлен выходной. Первый в этом месяце. Кроме того сообщили что отменен запрет на отпуска введенный недавно. И в школах сегодня выпускной. Будет море красивых и нарядных девушек.
* * *
Из разговора, состоявшегося в обед 21.06.1941 г. в здании УНКГБ по Брестской области на ул. Советской д. 14 г. Бреста
…— Что с ликвидацией польского подполья?
— Все нормально. Аресты выявленной агентуры практически завершены. Остальных постараемся взять в ближайшее время. Продолжаем работу с арестованными, уточняем детали и связи. Недавно привезли еще одну партию. Лейтенант Седов со своим взводом снова отличился. Сегодня сумели в бою ликвидировать еще одно гнездо бандитов и захватить пленных.
— Понятно. Как у них с потерями?
— Есть и потери. Сегодня при операции двое наших оперативников погибло. Тогда же в руку ранен Сергей.
— Что-то серьезное? Как же так?
— Две пули поймал во время перестрелки. Наш врач посмотрел, сказал, что кости не задеты. Пули прошли мягкие ткани навылет. Рану почистили и обработали на месте квалифицированно и вовремя. У лейтенанта во взводе потерь нет. Легкие ранения получили двое, нагрудники спасли, приняли на себя предназначенные им пули. Бойцы отделались синяками и испугом. После оказания медпомощи остались в строю.
— Молодцы. Надо их будет тоже представить к награждению.
— Уже готово. Сергей как вернулся с операции так сразу же засел за бумаги и все приготовил. Скоро принесет на подпись.
— Я вот что думаю, Андрей. С учетом имеющейся информации нам надо принять меры к срочной эвакуации отсюда архивов и ненужных здесь материалов.
— Это правильно. Я боюсь, что мы не успеем все быстро собрать и эвакуировать. Придется это делать под огнем немцев, бегом. Точно что-нибудь оставим или не успеем уничтожить. Затягивать с этим нельзя, делать надо сегодня. Штаб корпуса уже все приготовил к своему бегству.
— Это точно?
— Да. Со вчерашнего дня все пакуют, готовят к выезду.
— Тогда вот что. Все кто свободен, брось на подготовку материалов к эвакуации. Лично проследи, чтобы ничего не забыли. Ненужные бумаги уничтожить здесь на месте. Оставить только нужное для работы.
— Вывозить когда и чем будем? Поезд на Минск только утром будет.
— Сегодня автотранспортом. Машины возьмем в автобате. Охрану организуй из своих человек пять с пулеметом. Старшим колонны пусть Сергей поедет. С его ранением ему все равно здесь больше делать нечего, пусть возвращается в Минск. Свое поручение он выполнил. На взвод Седова посмотрел, в деле его видел. Если что ему еще, какие материалы потребуются, сами соберем и вышлем.
— Охрана не маловата? Вдруг что в дороге случится. Не сносить нам тогда головы. Может попросить еще людей или пару броневиков в усиление охраны.
— Это правильно. В 22 танковой пару БА-10 можно взять на усиление. С нашей колонной за городом встретятся и сопроводят до Минска. Возьми согласования на себя, если не будет получаться, скажешь мне.
— С заключенными, что будем делать? Мы всех сразу эвакуировать не сможем.
— Что делать? Поступим, как и положено поступать с врагами народа и предателями. Закончите с архивами, займетесь ими. Всех в отношении кого есть решение надо будет привести в исполнение. Транспорт и конвой 132 конвойный батальон предоставит.
— А они смогут? Насколько я знаю, у них одна рота занимается конвоированием эшелона, одна на охране тюрем. В казарме сейчас должна находиться только третья рота. А она не полного состава, суточный наряд и отдыхающая смена. Может взвод Седова привлечь? Для ускорения процесса так сказать?
— Не надо. Не будем нарушать приказы, своими силами обойдемся. Скоро нам здесь в Управлении этот взвод потребуется. А пока пусть побудут в резерве. Сегодня суббота вот пусть Шаров и отправит их для отдыха в крепость, помоются в бане, расслабятся. Если потребуется, вызовем. И еще, надо будет аккуратно предупредить наших сотрудников о возможной эвакуации. Пусть подготовятся, но так чтобы никто не знал. Надо еще предупредить слухачей из 474 отдельного радиодивизиона о готовности свернуть свою работу и максимально быстро эвакуироваться в Минск. Если им в этом нужна будет помощь и дополнительная охрана, попросим в погранотряде….
* * *
Дневное донесение I.R.130 от 21.06.1941. (РИ)
130-й пехотный полк. Полковой командный пункт 21.06.41
Отдел 1а 14.15
Дневное донесение
…В 12.30 ч. полевой караул Набера (I батальон) обнаружил русскую моторную лодку, прошедшую вверх и затем вниз по Бугу. Пассажиры не носили никаких кителей. Судя по брюкам и головным уборам, это были солдаты. Немецкий берег наблюдался с биноклями.
* * *
Дневное донесение I.R.135 от 21.06.1941.(РИ)
135-й пехотный полк. Полковой командный пункт 21.06.41
Отдел Iа
Дневное донесение
1) 20.6.41,22.20 ч. обер-лейтенант фон Фуметти (наблюдательная вышка) сообщал:
“На укреплении Центральной цитадели рядом с мостом Цитадели находятся 6 моторных лодок. В дальнейшем 3 надувных лодки от укрепления Центральной цитадели плыли к Западному острову Возможно боевая разведка”
Затем было предписано:
1) III/I.R. 135 выставляет 2 следующих полевых караула в силе минимум 1 отделения:
a) между фланкирующей батареей и серединой,
b) непосредственно в нижнем течении к северу от пробивки реки Буг.
Пребывание полевых караулов до 1/25 часа после рассвета.
2) Необходимо немедленно предоставить штурмовую группу в силе взвода восточнее дома у центральной дороги для немедленного вмешательства[126].
На русской стороне не происходило никаких действий.
* * *
Наркомом ГБ Меркулов в записке направленной 21 июня 1941 года Сталину, Молотову и Берии приводит текст беседы двух иностранных дипломатов, состоявшейся 20 июня “- Здесь все беспокоятся — война, война. — Да, да. Русские узнали”.
21 июня Молотов через советское посольство в Берлине пытался связаться с германским правительством, однако безуспешно. Ответы Деканозову (послу СССР в Германии) немецких чиновников о том, что Риббентропа — нет в Берлине, где он и когда будет, неизвестно не могли не насторожить Сталина и Молотова.
* * *
Из книги “Через три войны” Тюленева И. В. в 1941 г., командующим Московским военным округом.
“… В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев: — С вами будет говорить товарищ Сталин…
В трубке я услышал глуховатый голос: — Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?
Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня. В ответ услышал: — Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.
В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии. Я тут же отдал соответствующие распоряжения своему помощнику по ПВО генерал-майору М. С. Громадину…”
* * *
Здесь же в столовой меня нашел Шаров. Он сообщил, что начальство отпускает взвод на отдых в крепость. Можно расслабиться, сходить в баню и город, но мы можем потребоваться. Поэтому дежурный по полку должен знать, где кто находится.
Когда я довел это своему личному составу, он просто ликовал. Полноценный отдых в казарме на чистом и свежем белье, баня, вечерние танцы с девушками кого это не обрадует в не полные двадцать лет, и ты только что вышел из боя.
А вот меня это совершенно не устраивало. То чего я стремился избежать, случилось. Войну мы встретим в крепости. В самой ее ж…е. Весело прямо хохочу во все горло…. Парни вон улыбаются, предвкушая сладости жизни не понимая, что завтра начнется война, и мы будем топливом для костра истории. Мне так не до смеха совершенно. Готовились, делал что мог, а вот избежать своей участи не удалось. Все же надеялся на лучшее. Кто то там, на верху, явно решил сыграть от противоположенного и подсунул свинью. Чтобы не расслаблялся. Ну да ладно не из таких переделок выбирались. Я кое, что по истории обороны крепости помню, попробуем сыграть с судьбой краплеными картами.
По дороге в крепость, я попросил остановиться у дома Самуил Абрамовича. Надо было взять остатки своего заказа и договориться о встречи с Мишей. Переговорив несколько минут, рассчитавшись и забрав заказ, и я уже собирался идти к машине меня остановил хозяин дома. Взяв меня за руку, Самуил Абрамович отвел меня немного в сторону и попросил еще немного задержаться.
— Вова, скажите вы в курсе, что завтра утром все начнется?
Я был шокирован этим заявлением старого еврея. А он не успокаивался и продолжал:
— Вова, вы не обижайтесь на старого еврея. Я так много прожил, что мне уже не страшно. Можете не скрывать, о том, что война начнется завтра, знают все кроме ваших умников, твердящих, что ее не будет.
— Да, я в курсе.
— Вы хороший человек. И не боитесь этого скрывать. Порой мне хочется быть помоложе, но, увы, время берет свое и я уже не так молод, как хотелось бы. Хочется побыть искренним и чистым. Я к чему веду. Вы будете стрелять в немцев, они будут стрелять в вас из своих больших пушек. В итоге пострадают как всегда евреи. Знаете, на войне убивают и мне страшно, как и любому человеку расстаться с жизнью. Но на все воля господа. Нам немцы я думаю, уже ничего не сделают. Мы уже старые и больные прожившие свое. Нам жалко молодых, здоровых и красивых, таких как вы. И мы бы хотели вам помочь и предложить свою помощь. Вы можете спрятаться у нас. Есть такое место, где вас никто не найдет. Вы там можете прятаться, пока не вернуться ваши.
— Спасибо Самуил Абрамович, но я вынужден отказаться. Каждому свое. И каждый должен делать то, что ему предназначено. Мое дело Родину защищать, а не прятаться по подвалам.
— Глупо это. Родина там, где вам хорошо. А страны могут быть разными. Поверьте, я знаю что говорю. Ну да вы сами решите, что вам нужно. Просто знайте, что на нас вы всегда можете положиться и найти кров и пищу.
— Спасибо я это ценю. Мне хочется вам тоже кое- что сказать. Уезжайте отсюда как можно быстрее и дальше. Лучше прямо сейчас не мешкая.
— Увы, спасибо, но мы этого не сделаем. Останемся здесь, где прожили столько лет. Да я еще хочу вас Вова предупредить. Я знаю. Вы очень сильно наступили на мозоль некоторым полякам и те решили вас убить, так что поостерегитесь. Вас ищут. Мы вас не выдадим, но другие это сделают. Из мести или корысти. В том числе и наши. Они уже приготовили шампанское для “освободителей” и примеряют парадные костюмы. А некоторые присмотрели вещи у тех “восточников” что у них углы снимают. Так что никому не верьте и смотрите за спину.
— Спасибо на добром слове.
— А это такая мелочь, что она ничего не стоит. Кстати совсем забыл вам сказать, что поделать, совсем, старый стал. Наш ребе хотел бы с вами встретиться. Вы как не против? Когда вы cможете и где вам удобно?
— Не против. Давайте у вас сегодня вечером часов в семь — восемь.
— Договорились, будем вас ждать. А про Мишу не беспокойтесь, он тоже будет вовремя.
На этом мы расстались.
День выдался теплым, безоблачным и тихим. Солнце припекало. Крепость жила своей жизнью. Кто-то копался в стоящих в парках авто и бронетехнике, другие чистили орудия готовясь к завтрашнему смотру. Кто-то маршировал по плацу, а кто-то сидел на лавочке под окном или в курилке, отдыхая и наслаждаясь отличному деньку.
Выгрузившись из автомашин, бойцы ушли в Арсенал, предвкушая встречу со знакомыми и баню. Водителей я предупредил о полной заправке машин ГСМ, дополнительном топливе, масле и запчастях. На них у меня были другие планы. Если не самому не удается, так других спасу. После бани парни уедут на своих автомашинах в лагерь и там останутся. А дальше как судьба ляжет.
Для оформления бумаг, в сопровождении водил, мне пришлось зайти в штаб 31 автобата. Идти пришлось с оружием и рюкзаком, в пропыленной дорогой формой. Среди тех, кто мне встретился по пути, был и Козлов. Удивившемуся моему воинственному виду. Мы с ним дружески поздоровались, переговорили накоротке. И он меня проводил к комбату майору Минакову Якову Дмитриевичу. Мы с ним были знакомы, он был среди приглашенных на обмытие должности. Обговорив и подписав мою заявку, комбат вызвал своего заместителя по снабжению техник — интенданта 2 ранга Малыгина Александра Петровича и дал указание всем обеспечить. Тем более что у них было отношение из Управления НКГБ по обеспечению закрепленных за нами машинам. После ухода зама Яков Дмитриевич стал расспрашивать о нашей деятельности о делах в семейном лагере. Что можно я ему рассказал. Кроме всего прочего я попросил обеспечить водителей бланками путевых листов, командировочными удостоверениями и справками о прохождении службы. А также обеспечить бойцов оружием и боеприпасами. На вопрос — Зачем? Ответил, что нам предстоят большие разъезды по Белоруссии и возможно участие водителей в боях. Достав из планшета блокнот, сделал несколько записей и молча, дал ему прочитать. Удивившись, Минаков прочитал написанное. А потом задумчиво посмотрел на меня.
— У тебя с головой все в порядке, лейтенант? Может врача позвать? От переживаний оно знаешь, бывает.
— Не надо. Спасибо. Я себя отлично чувствую. И прошу поверить написанному. — Забирая у обалдевшего майора свой блокнот, ответил я.
— Так это правда? Когда?
— Сегодня ночью. Под утро часа в четыре, может раньше.
— Нас никто не оповещал. Может, ты паникуешь? Это не дезинформация? Откуда известно? Кто об этом еще знает?
— Никто и не будет оповещать. А если и сообщать, то будет поздно. Я, знаю об этом от пленных. Сведения перепроверены от нескольких источников. Никто из старшего командования не верит. То, что я вам сообщил нарушение и инициатива с моей стороны. В любом случаи принимать решение вам самому. Если есть возможность заранее скрытно вывести технику из крепости в место сбора по тревоге выводите. Пока есть такая возможность. Потом будет поздно. Если ничего не случится, вернетесь назад. Я свой долг перед своей совестью выполнил. Вас предупредил, а вот ответственность за принятие решения по ней лежит на вас. Как вы сделаете, так и будет.
— Машины для кого? Для вас?
— Нет, для семейного лагеря. — Не стал скрывать правды я. — Мы останемся в крепости. И будем здесь, до вызова из УНКГБ.
— А как же тогда будете добираться туда сами?
— Надеюсь, вы поможете. Выделите еще пару машин.
— Ну, ты лейтенант и нахал.
— А мне деваться некуда. Если что начнется семьи надо вывозить вглубь страны. Пешком они далеко не уйдут. Немцы или авиацией или артиллерией достанут. А на машинах, у них хоть какой — то шанс появится. Кстати ведь в лагере и ваши семьи есть. У вас же предусмотрен автотранспорт для эвакуации вот и направьте его туда дополнительно. Или зачтите выделенный нам.
— Не учи ученого. Транспорт мы тебе дополнительный выделим. Машины, что уходят в лагерь, обеспечим всем необходимым. И даже сверх того дадим. Тебе еще, что надо от нас?
— Спасибо. Остальное у нас есть. Если успеете вы бы с машинами денежные аттестаты и справки на каждого члена семей что в лагере отправили. Я думаю, они им пригодятся в случаи чего. И от батальона старшего на машины было бы неплохо. Чтобы вашим семьям помог.
— Сделаем. И спасибо тебе лейтенант. Живы будем, рассчитаемся.
— Не на чем. — Пожимая на прощание руку комбату, ответил я.
Идя через плац, я думал о только что состоявшемся разговоре. В той истории, что я знал все автомашины и почти весь личный состав погибли впервые же минуты боя за крепость. Ни одна автомашина не успела выехать из автопарков расположенных здесь внутри крепости и на берегу Муховца возле Брегитских ворот. А личный состав погиб сражаясь в своих казармах, а затем в подпалах Арсеналу, куда перебрались остатки батальона и члены семей командиров. Если майор Минаков мне действительно поверил и выведет, хоть часть батальона то уже это можно считать счастьем.
На этом останавливаться я не собирался. Есть еще мой полк и его отличный командир. Вот к нему я и направлюсь, как только приведу себя в порядок, а то пить хочется до безобразия. Вот кстати, какое странное дело. Недавно вроде бы организм почти не требовал воды, а сейчас все чаще хочется пить и не просто воды, а сладкой. И побольше сахара или меда в стакан. Ну, тут всего пару шагов по плацу мимо клумб с цветами и я дома. У себя в отсеке, а там большая емкость с водой — мне должно хватить. Моим мечтам о воде не суждено было сразу реализоваться.
Сначала я встретил Майорова. Венициан нашей встрече был очень рад. Мы поговорили и обсудили последние новости. А затем он меня зазвал к себе, где вручил мне еще один пакет с резиновыми вкладышами к глушителям. Чему я был только рад. А то уже подходил срок действия старых. Пришлось отдариваться, отдавая из запасов трофейный ВИС-35. Черт так и всех запасов не хватит. Человек вон ко мне со всей душой. Даже документы на списание обещал передать и заявку на получение новых боеприпасов сам оформит. А я к нему как жадина. Или я просто скупердяем становлюсь?
Затем в коридоре Арсенала встретил Саню Потапова. Тот сегодня заступал дежурным по части. А помощником к нему шел другой Саша — Наганов. Оба отправили свои семьи в лагерь и теперь беспокоились о них. Я его успокоил.
Мои парни уже были готовы идти в баню, ждали только водил. Тут же в казарме крутилось десяток бойцов из третьего взвода, знакомые мне по совместным тренировкам. Они приехали по своим делам в крепость. Отозвав в сторону Новикова и Ерофеева, попросил найти знакомых в 84 полку и составить схему их клуба. Мне нужны были поэтажные планы, пусть даже сделанные от руки со всеми входами выходами, окнами и проемами. Я дубина про это забыл. А надо было бы обеспокоиться заранее, а не в последний мирный день. Кроме того надо было получить со склада дополнительно патроны и гранаты всего семь ящиков пайки на неделю, отремонтировать пробитые нагрудники. Они обещал все сделать и получить. Сдав в пирамиду автомат, я пошел к себе в комнату.
В моем отсеке было тихо и свободно от постояльцев. В коридоре я видел суетящихся и скрипящих новенькими ремнями молодых лейтенантов с чемоданами в руках. Но сюда пока никого не подселили, и моя кровать была свободна. Но, похоже, комната пустовать будет недолго. Кровати были заправлены свежим постельным бельем. Менять место я не собирался на нем и расположился. Бачок из под воды стоял на месте, и я его считай, ополовинил. Так меня сушняк придавил. Ох, чую, хлебну я горя из-за отсутствия воды.
Баня была на том же месте. Народа в ней было мало, и я с удовольствием оттянулся в парилке и под душем. Словно заново родился.
По дороге в Арсенал, проходя мимо часового — пограничника у Тереспольского моста я встретил знакомого лейтенанта — погранца с заставы, что была напротив нас. Его семья была в нашем лагере, там мы с ним и виделись. Поздоровавшись, переговорили и пошли вместе, все равно в одну сторону. Идти было, нет ничего, только мост перейти и под Тереспольской башней пройти. У двухэтажного здания погранзаставы расстались. Дальше каждый пошел своей дорогой. Как фамилия лейтенанта так и не вспомнил. Где то читал, что в крепости было около 600 пограничников, из них около двадцати командиров. Правда это или нет, не знаю, но они встречались в цитадели достаточно часто.
В Арсенале прибавилось командиров. Из разговоров я понял, что они вернулись из под Жабинки. Там проходило командно-штабноё учение: “Наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды”. На воскресенье были назначены новые учения: усиленной стрелковой роте предстояло обороняться против наступающего батальона. Там же, готовили смотр новой техники, и большинство командиров полка должны были к восьми утра прибыть туда.
Мои бойцы тоже накупались, все получили и теперь блаженствовали в казарме. Нагрудники заварили, часть боеприпасов разложили по ранцам. Вызовов из Конторы не было и можно было продолжить отдых. До встречи у Самуила Абрамовича еще остался запас времени. И была возможность попытаться решить еще одну проблему. Переодевшись в парадку, я пошел к командиру полка. И опять пришлось ждать у его дверей. Командир встречался с прибывшими из училищ молодыми командирами. Ждать долго не пришлось. Вскоре двери кабинета выпустили около десятка лейтенантов во главе с помначштаба.
В кабинете у командира присутствовал и комиссар полка. Схема разговора была примерно такая же что и в автобате. Дела, лагерь, личный состав и проблемы. На все пришлось давать подробный и точный ответ. Это не у соседей, где можно было отделаться общими фразами. Тут были заинтересованные лица, требовавшие именно конкретики. Выслушав меня, комиссар нас покинул.
— Я правильно тебя понял, ты, что-то хотел еще мне сказать?
— Да. — Ответил я. И рассказал о возможном нападении ночью немцев. Полковник Матвеев вдумчиво выслушал меня и не стал отсылать меня к врачам или вызывать караул. Единственное о чем он меня спросил так это откуда эти сведения. И какова их достоверность. Я рассказал о захваченных диверсантах, показал свою карту. Внимательно ее, рассмотрев и сверив какие — то данные у себя, командир вернул мне карту. Что-то советовать и предлагать командиру я не стал. Кто я, а кто он. И так хорошо, что он меня выслушал.
— Вот что Владимир Николаевич. О том, что ты мне рассказал, постарайся больше никому не рассказывать. Могут не понять и обвинить, черт знает в чем. Тебя ведь никто не уполномочивал мне все эти сведения доводить. Спасибо, что нашел возможность мне об этом сообщить, рискуя своим положением и репутацией. Ты поступил правильно. Я подумаю, что можно сделать в этой ситуации. Ты здесь надолго?
— Нам дали возможность сегодня отдохнуть. И находиться тут до вызова в Управление.
— Тогда возможно сегодня еще увидимся. Кстати ты в курсе, что на тебя направили представление о награждении за уничтожение банды диверсантов. — И видя мое удивление, продолжил. — Тогда разреши тебя первым с этим поздравить. Документы ушли еще несколько дней назад. Так что скоро надо будет ждать решения. А сейчас иди, отдыхай.
Подставил я командира, что не говори. Вот так вечером пришел к нему в кабинет и озадачил. Загнав в угол своей информацией. В отсеке меня ждала суматоха заселения. Полковая молодежь потрошила свои чемоданы, подшивала чистые воротнички, начищала свои сапоги, собираясь в город на танцы. И ни кого не было оружия. Не получили и не озаботились его получением. Молодежь, что тут скажешь. Одни танцульки и бабы на уме…. Мешать я им не стал. Засунув револьвер в карман галифе, и захватив с собой глушители и пару пачек патронов, покинул отсек.
В дежурке была суета пересменки. Оба Александра были заняты. Но, тем не менее, мне уделили толику времени, записав мой маршрут на сегодняшний вечер. Заодно поделившись информацией, что комиссара и комбатов ищет командир. Неужели подействовала моя информация?
С выходом из крепости пришлось задержаться. Через Северные ворота в крепость входила пропыленная и уставшая батальонная колонна пехоты со средствами усиления.
* * *
Из разговора, состоявшегося между полковником Матвеевым, батальонным комиссаром Аношкиным и начальником штаба полка капитаном Руссаком вечером 21 июня 1941 года.
— Вот такие товарищи командиры сведения принес мне наш лейтенант. — Закончил свой рассказ о беседе с Седовым командир полка. — Я хочу услышать, что вы обо всем этом думаете. И как нам поступить.
— Душевное состояние лейтенанта рассматривать будем? Врача приглашать? Я лично считаю, не стоит. — Сказал комиссар. — Я не верю в его сдвиг. Не тот он человек. За эти две недели, что здесь он не дал повода усомниться в своей умственной деятельности и правдивости. Личный состав и командиры о нем отзывается хорошо. Участвовал в боях и показал себя грамотным и волевым командиром. Лейтенант озвучил и конкретизировал то, что и так уже у всех на устах. Особенно после 17 июня. И то к чему мы готовились все это время. Разве не так?
— Все так, но что нам делать конкретно? Как я понял, информацией Седов поделился без разрешения сотрудников НКГБ. Именно поэтому я и не стал приглашать сюда Горячих. Командование армии и корпуса доводить до нас информацию не спешит. Хотя известно, что штаб корпуса собирается переезжать на новое место. Косвенно это подтверждает информацию Седова. Ты сегодня присутствовал при встрече с командующим армии, что-нибудь слышал от него? Вот и я тоже. А то, что немцы готовятся и так видно, не нужно даже на наблюдательный пункт в Тереспольской башне лазить.
— Без разрешения командования мы ничего сделать не сможем. — Вставил свои пять копеек начштаба.
— Так уж и ничего?- Усомнился комиссар.
— Нет, конечно, кое- что можно. Например, вернуть всех командиров прибывших сегодня в Брест, в свои подразделения. Мы и до этого уже многое сделали, выведя большинство подразделений в летние лагеря и укрепрайон. Хотя в расположении остается еще куча народа — отпускники, приписной состав, больные, тыловики, ремонтники, врачи и ветеринары — всего человек пятьсот. В большинстве своем они не вооружены и оружие за ними не закреплено. Кроме того здесь несколько батарей ПТО и полковушек, пятая и развед. Роты. Пятая, как дежурное подразделение от нее караул. У этих с оружием все нормально. Если сейчас поднимем полк по тревоге, то до полуночи успеем вывести всех и все.
— По плану прикрытия в случаи провокации мы должны выставить батальон для обороны крепости. — Напомнил Руссак. — Если считать всех тех, кто сейчас здесь есть, то выходит как раз численность батальона.
— Это в случаи провокации, а если война? — Спросил комиссар.
— То батальон выставляет 84 полк. Мы же выходим в район сосредоточения со всеми своими силами и средствами.
— А как определить когда провокация, а когда война в плане не прописано?
— Нет.
— И как тогда быть? У немцев спрашивать что ли? Война это или провокация на границе?
— Вот как ударят по нам с той стороны тогда и узнаешь. А тут еще этот приказ с требованием не поддаваться на провокации! — Вместо начштаба ответил командир.- Я вот что предлагаю. Сейчас мы с тобой комиссар поедем в дивизию и попытаемся получить письменное разрешение на подъем ночью полка по тревоге. Ты Виталий Павлович в наше отсутствие проведешь оповещение всего командного состава находящегося на отдыхе в городе о сборе здесь не позднее 20 часов. Всех прибывающих вооружай табельным оружием и отправляй в свои подразделения. Это касается и прибывших лейтенантов. Да и бойцов линейных рот отправить из казармы назад. Нечего им здесь прохлаждаться, пусть в ротах осваиваются. Далее надо будет связаться с комбатами и довести до них требование быть в готовности отразить возможную провокацию со стороны немцев. Если они будут здесь, то разрешаю довести сведения о войне, а не провокации.
— Шум будет большой, если информация не подтвердится. Сразу будет заметны наши махинации. Завтра ведь физкультурный парад и соревнования на стадионе. Должен быть большой детский концерт в парке имени Первого мая. На областной смотр везут лучшие коллективы. Почти шесть тысяч детей приедут вечером в Брест. И мы активно участвовать должны во всех мероприятиях.
— Ну что ж. Ничего страшного в этом не вижу. Мы просто провели тренировку по боевой готовности. Можешь участников соревнований оставить здесь. Я бы этого не хотел, подготовиться могут и в батальонах, а утром приедут сюда и примут участие, где надо. И еще выдавать лейтенанта как источник информации я не собираюсь и вас прошу о том же. Не скрою, что он мне нравится как честный и грамотный командир, не побоявшийся наказания за разглашение сведений.
— Хорошо, что мы семьи вывезли из крепости. А то была бы головная боль с ними.
— Это верно. Виталий пока не забыл, надо будет обеспечить семьи денежными аттестатами и справками. Я надеюсь, ты оставил Нестору инструкции что делать?
— Да. Еще вчера.
— А говоришь, ничего не можем. Можем да еще как. Надо будет отправить еще артиллеристов к Жабинке.
— А как же наши соседи? Ведь их тоже предупредить надо? Не по партийному это будет, если мы своих выведем, а остальные тут под огнем останутся.
— Я думаю можно сделать некоторый слив информации в другие части, но только после нашего с тобой разговора с комдивом. Я предупредил, что мы с тобой подъедем к нему, так что собирайся. Поедем. Виталий ты все понял?
— Да. Еще один вопрос. Что будем делать с документами? Оставлять здесь или приготовить их к эвакуации и уничтожению?
— Считаю нужным все лишнее в печь, остальное вывезти к Жабинке вместе с артиллеристами.
* * *
Ф. Гудериан, “Воспоминания солдата” (с. 208).:
“Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками. Работы по укреплению берега едва ли хоть сколько-нибудь продвинулись вперед за последние недели. Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это предусматривалось приказом…”
* * *
У Самуила Абрамовича я был вовремя. Там меня ждал местный ребе. Нам дали возможность поговорить один на один. Говорили мы о приближающейся войне. Мне задавали вопросы, и если я мог, то отвечал на них. Ответа с меня не требовали. И были удовлетворены тем, что я говорил. Задавать вопросы ребе не было необходимости. Что я у него мог спросить? И без него многое знал. В том числе и судьбе тех, кто здесь останется. Вскоре наш разговор сам собой заглох и ребе откланялся. Хозяин дома предложил мне с ними поужинать, но я отказался, сославшись на дела.
Миша ждал меня на переходе через железнодорожные пути недалеко от вокзала. После взаимных приветствий мы с ним стали разговаривать. Под нами на путях стояло несколько грузовых эшелонов, в том числе и с бензином. Разговор был совершенно откровенным и понимаемый обеими сторонами. Я рассказал Михаилу о складе трофейного оружия, находившемся неподалеку. Странно, что он о нем не знал. Предложил ему провести акцию. Мое предложение было в том чтобы, переодев часть своих людей в нашу военную форму, они ночью захватить его и вывезли себе все имеющееся там. Что делать с охраной пусть решают сами лучше всего забрать ее с собой в качестве инструкторов. Время для акции лучше всего выбрать ближе к четырем утра. Меньше вероятность быть захваченными, да и охранники будут полусонными. Остатки оружия желательно взорвать, чтобы они не достались немцам. А еще неплохо было бы взорвать эшелон с топливом, что стоит под нами. Взрывать желательно при немцах. Может наши еще успеют этим топливом попользоваться. Специалисты у них есть. Еще я попросил направить после начала боев в городе людей для уничтожения здания УНКВД и гарантированной зачистки архивов. Миша обещал это сделать. На этом мы расстались, крепко пожав друг другу руки.
В ресторане за столиком меня уже ждал Сергей. И ждал не один, а в компании наших милых дам Иры и Софьи. Они были прекрасны в своих однотонных и строгих платьях с коротким рукавом. Извинившись за опоздание, я к ним присоединился. Пили коньяк и шампанское. Танцевали под оркестр, исполнявший модные шлягеры. Было достаточно легко и весело. Девушки рассказывали о гастролях Минского театра оперетты. Чей спектакль “Небесные ласточки” сегодня шел в городском театре. Мы делились впечатлениями о службе, вспоминая веселые шутки и розыгрыши. Вопрос войны и слухов все старательно обходили. Зал был полон гуляющим военным сословием. И не только советским, хватало и немцев в форме вермахта. Многие из наших командиров были уже “навеселе”, и постоянно заглядывались на наших девушек. Наиболее активные подходили к ним с предложением потанцевать. Но наши девчата стойко держали оборону. Из — за того что им приходилось отказывать желающим мы в ресторане надолго не задержались. Набрав с собой выпивки и закуски, переместились к Сергею на квартиру. Веселье продолжилось здесь. Танцевали по патефон, пили в меру…. Были жаркие объятия, обещания ждать, любить и верить в будущую встречу…. Задерживаться надолго они отказались. И около 23 часов девушки собрались и покинули нас, сославшись на свои дела. А еще они попросили их не провожать. Так мы остались совершенно одни представленные сами себе. Что делают мужики, когда такое случается? Правильно трезвеют и ведут заумные разговоры о службе и превратностях судьбы. Я достал глушитель, и подарил Сергею, показав как им пользоваться. Обсудили обстановку в городе и округе. В принципе все было ясно. По тревоге ему надо было быть в штабе полка. А если это не получится, то отступать к Жабинке и Кобрину на соединение с остальными ротами полка. Я ему сказал, что в случае чего он может рассчитывать на наш лесной лагерь и объяснил как найти закладку с продуктами и боеприпасами. Наш разговор прервал посыльный, присланный из полка за Сергеем. Обнявшись на прощание, мы расстались с надеждой на будущую встречу. Насколько я помнил, командованию 60 полка НКВД удалось вырваться с частью бойцов из Брестской ловушки, и оно смогло собрать свои подразделения в один кулак. Дай бог Сергею удачи, чтобы это случилось вновь, и он был среди тех, кому повезло. А мне пора в крепость.
Я шел по затихающему ночному городу, и мои шаги тонули в напряженном ожидании им утра. Темнота окутывала все вокруг, заставляя идти тише и не шуметь. Народ и облака на небе забылись во сне. Спалось, правда, не всем. Вон на перекрестке группа товарищей в количестве трех человек нарисовалась. Один из них залез на столб и что-то там правит под громкие и одобрительные возгласы стоящих внизу. Говорят кстати на польской мове. Блин, да они провода режут. Совсем мои мозги расплавились. Это же диверсанты, а я тут нюни развел окрестности наблюдая. Пройти мимо нельзя. Да и не дадут. Помощи не дождешься, придется действовать самому. Отступив в темноту ближе к забору, достал револьвер и надел на него глушитель. Говорите, металла хочется ну что ж будет вам металл. Простите что не так много. Выйдя на проезжую часть, я пошел в их сторону, спрятав руку с револьвером за спину. Работа у парней спорилась, уже несколько проводов свисало со столба. Заметив меня, парни сначала дернулись, а затем успокоились и сказали что-то смешное для себя. Я тоже шутки люблю и поэтому стрелять начал практически в упор, с дистанции около пяти метров вгоняя по пуле в каждого из стоящих. Они, похоже, даже и не поняли, что их убивают. Сопротивления оказать никто не успел. Лишь тот, что висел на столбе, пытался достать меня, кинув, что-то тяжелое типа ножа. Но промахнулся и упал на землю с тяжелым шлепком, присоединившись к остальным. Сместившись в сторону, осмотрелся вокруг, больше вроде никого не было. Тихо, только где-то вдалеке по улице стукнула дверь. Проконтролировал трупы и быстро осмотрел их. А ведь это не поляки. Переодетые в гражданку немцы. Ну, здравствуй Бранденбург -800, вот где пришлось встретиться. Выдали их жетоны, висевшие на шее. Что ж их жетоны мой законный трофей, такой же как и оружие. У парней с собой были пистолеты и ножи, неплохие кстати. Ну а мне все в хозяйстве сгодится. Дальнейший путь в крепость прошел без происшествий и приключений. Чем ближе к крепости, тем чаще встречались бойцы и командиры, спешащие к себе в казармы к своей судьбе.
* * *
Свидетельство гауптмана Вальтера Лооса 45-я пехотная дивизия 132-й пехотный полк (РИ)
“…Половина реки Буга принадлежала нашему правительству, половина — Советскому Союзу.
Между тем мы получили команды — с наступлением сумерек вечером 21.06 начать выход в точно разведанные и заранее расписанные исходные районы, сосредоточение на исходном положении и приведение в готовность должно было быть закончено к 24 ч.
Когда роты стояли готовыми к выступлению на свои занимаемые по тревоге позиции, командирами оглашался призыв фюрера к своим солдатам о борьбе с большевизмом, грозящим нашей империи, — о том, что эта борьба должна вестись вплоть до полного уничтожения противника. Теперь больше не было никаких сомнений! Это означало войну против Советского Союза.
Выход на исходную позицию происходил без происшествий. Лениво струился Буг, имевший только умеренный уровень воды, на его темных волнах лежал лунный свет. Начало нападения было установлено на 03.15 ч.
Медленно продвигались стрелки часов. Штурмовые группы лежали на берегу очень плотно, готовые к прыжку со своими надувными лодками.
За ними — штурмовые роты, тесно набитые в окопы, выкопанные в течение предшествующих недель вплоть до вчерашнего дня специально выделенными группами рабочих. Между ними, иногда примыкая вплотную — штабы, огневые позиции тяжелого оружия пехоты, резервов, снова штабы и резервы, огневые позиции артиллерии и реактивных установок, имевших гораздо более примитивную форму, чем сегодня.
Затем следовали исходные районы танков, различные аэродромы истребительных авиационных эскадр — на много километров в глубокий тыл все было готово броситься к врагу в приказанное время. Особенное и трудноописуемое чувство ощущать себя отдельным человеком посередине настолько сильно сжатого, но, однако, тонко продуманного механизма”.
* * *
21 июня 1941 года на приеме у Сталина в Кремле побывало 11 человек (двое побывали дважды) (из сборника документов “1941 год”, т.2) (РИ).
События последних дней сложились в кризис, связанный с Германией. И все они были вызванные им на совещание.
1. Молотов 18.27 — 23.00 заместитель Председателя Совнаркома, нарком иностранных дел.
2. Воронцов 19.05 — 23.00 капитан первого ранга, военно-морской атташе советского посольства в Германии.
3. Берия 19.05 — 23.00 заместитель Председателя Совнаркома Союза ССР, нарком внутренних дел
4. Вознесенский 19.05 — 20.15 председатель Госплана СССР
5. Маленков 19.05 — 22.20 секретарь ЦК и член Главного Военного Совета.
6. Кузнецов 19.05 — 20.15 адмирал Флота СССР, Нарком Военно-Морского Флота
7. Тимошенко 19.05 — 20.15 Маршал Советского Союза. Народный Комиссар Обороны Союза ССР
8. Сафонов 19.05 — 20.15 начальник мобилизационно — планового отдела Комитета Обороны при СНК СССР
9. Тимошенко 20.50 — 22.20 Маршал Советского Союза. Народный Комиссар Обороны Союза ССР
10. Жуков 20.50 — 22.20 генерал армии Начальник Генерального Штаба
11. Буденный 20.50 — 22.20 Маршал Советского Союза, 1-й заместитель Народного Комиссара Обороны
12. Мехлис 21.55 — 22.20 Главного политического управления РККА
13. Берия 22.40 — 23.00 заместитель Председателя Совнаркома Союза ССР, нарком внутренних дел
Последние вышли 23.00
На совещании прошло обсуждение и подготовка Тимошенко и Жуковым директивы округам о приведении войск в полную боевую готовность и готовности дать отпор агрессору. Кроме того были выслушаны предложения о мерах, которые необходимо предпринять в связи с ожидаемыми событиями. После этого Тимошенко и Жуков покинули кабинет Сталина. Они направились в наркомат для передачи директивы в войска… До начала войны оставалось около 5 часов.
… Для передачи директивы требовалось не более 1 часа. Десятки и сотни тысяч жизней советских граждан, мирно спящих в своих домах, казармах в ближайшие часы могли быть спасены. Поднятые по тревоге воинские части могли покинуть пункты дислокации и занять оборонительные позиции. Встретить врага во всеоружии. История могла быть изменена. И пойти по совсем другому пути. Но этого не произошло…
* * *
Слова. И дела. (РИ) (без авторских комментариев, им только выделено указание времени, а выводы пусть делает читатель).
Из воспоминаний адмирала Н.Г. Кузнецова, тогдашний Нарком Военно-Морского флота СССР:
“…Позднее я узнал, что Нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину.
Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю.
Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И.В.Тюленева — в то время он командовал Московским военным округом,- что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В.Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО.
Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И.В.Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в тот вечер к И.В.Сталину были вызваны московские руководители А.С.Щербаков и В.П.Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. “Возможно нападение немцев”,- предупредил он. Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью…”
“…Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С. К. Тимошенко:
— Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне. Быстро сложил в папку последние данные о положении на флотах и, позвав Алафузова, пошел вместе с ним. Владимир Антонович захватил с собой карты. Мы рассчитывали доложить обстановку на морях…
Наши наркоматы были расположены по соседству. Мы вышли на улицу. Дождь кончился, по тротуару снова прогуливались парочки, где-то совсем близко танцевали, и звуки патефона вырывались из открытого окна. Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С. К. Тимошенко.
Маршал, шагая по комнате, диктовал. Было все еще жарко. Генерал армии Г.К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм. Видно, Нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго.
Семен Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну.
Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной — на трех листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.
Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Пробежав текст телеграммы, я спросил: — Разрешено ли в случае нападения применять оружие?
— Разрешено.
Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:
— Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!
Тут уж некогда было рассуждать, удобно ли адмиралу бегать по улице. Владимир Антонович побежал, сам я задержался еще на минуту, уточнил, правильно ли понял, что нападения можно ждать в эту ночь. Да, правильно, в ночь на 22 июня. А она уже наступила!..
…В наркомате мне доложили: экстренный приказ уже передан. Он совсем короток — сигнал, по которому на местах знают, что делать. Все же для прохождения телеграммы нужно какое-то время, а оно дорого. Берусь за телефонную трубку. Первый звонок на Балтику — В.Ф. Трибуцу:
— Не дожидаясь получения телеграммы, которая вам уже послана, переводите флот на оперативную готовность номер один — боевую. Повторяю еще раз — боевую. Он, видно, ждал моего звонка. Только задал вопрос: — Разрешается ли открывать огонь в случае явного нападения на корабли или базы?
Сколько раз моряков одергивали за “излишнюю ретивость”, и вот оно: можно ли стрелять по врагу? Можно и нужно!
Командующего Северным флотом А.Г. Головко тоже застаю на месте. Его ближайший сосед — Финляндия. Что она будет делать, если Германия нападет на нас? Есть немало оснований считать, что присоединится к фашистам. Но сказать что-либо наверняка было еще нельзя.
— Как вести себя с финнами? — спрашивает Арсений Григорьевич. — От них летают немецкие самолеты к Полярному.
— По нарушителям нашего воздушного пространства открывайте огонь.
— Разрешите отдать приказания?
— Добро.
В Севастополе на проводе начальник штаба И.Д. Елисеев.
— Вы еще не получили телеграммы о приведении флота в боевую готовность?
— Нет, — отвечает Иван Дмитриевич.
Повторяю ему то, что приказал Трибуцу и Головко. — Действуйте без промедления! Доложите командующему…
…Как развивались события в ту ночь на флотах, я узнал позднее. Мой телефонный разговор с В.Ф. Трибуцем закончился в 23 часа 35 минут. В журнале боевых действий Балтийского флота записано: “23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность № 1”.
Люди были на месте: флот находился в повышенной готовности с 19 июня. Понадобилось лишь две минуты, чтобы началась фактическая подготовка к отражению удара врага.
Северный флот принял телеграмму-приказ в 0 часов 56 минут 22 июня. Через несколько часов мы получили донесение командующего А. Г. Головко: “Северный флот 04 часа 25 минут перешел на оперативную готовность № 1”.
Значит, за это время приказ не только дошел до баз, аэродромов, кораблей и береговых батарей — они уже успели подготовиться к отражению удара. Хорошо, что еще рано вечером — около 18 часов — я заставил командующих принять дополнительные меры. Они связались с подчиненными, предупредили, что надо быть начеку. В Таллинне, Либаве и на полуострове Ханко, в Севастополе и Одессе, Измаиле и Пинске, в Полярном и на полуострове Рыбачий командиры баз, гарнизонов, кораблей и частей в тот субботний вечер забыли об отдыхе в кругу семьи, об охоте и рыбной ловле. Все были в своих гарнизонах и командах. Потому и смогли приступить к действию немедленно.
Прошло лишь двадцать минут после моего разговора с вице-адмиралом Трибуцем — телеграмма еще не дошла до Таллинна,- а оперативная готовность № 1 была объявлена уже на Ханко, в Прибалтийской базе и в других местах. Об этом опять же свидетельствуют записи в журналах боевых действий: “Частям сектора береговой обороны Либавской и Виндавской военно-морских баз объявлена готовность № 1”.
В 02 часа 40 минут все корабли и части флота уже были фактически в полной боевой готовности. Никто не оказался застигнутым врасплох.
Позади были недели и месяцы напряженной, кропотливой, иногда надоедливой работы, тренировок, подсчетов и проверок. Позади были бессонные ночи, неприятные разговоры, быть может, взыскания, наложенные за медлительность, когда людей поднимали по тревоге. Многое было позади, но все труды, потраченные время и нервы — все было оправдано сторицей в минуты, когда флоты уверенно, слаженно и без проволочек изготовились к встрече врага…”
* * *
Из воспоминаний Маршала Советского Союза А.М. Василевского.
“… Все работники нашего Оперативного управления без каких-либо приказов сверху почти безотлучно находились в те дни на своих служебных местах.
В первом часу ночи на 22 июня нас обязали в срочном порядке передать поступившую от начальника Генерального штаба Г.К. Жукова подписанную наркомом обороны и им директиву в адреса командования Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов. В директиве говорилось, что в течение 22-23 июня возможно внезапное нападение немецких войск на фронтах этих округов…”
* * *
Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. “Воспоминания и размышления”.
“…Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М. П. Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М. А Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат — 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М. П. Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность
Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе. Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И. В. Сталину. Он спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно…”.
На самом деле, передача этой директивы в округа началась через час после того, как о завершении её передачи доложил Сталину начальник Генштаба генерал армии Жуков.
* * *
Маршал Советского Союза М.В. Захаров (в 1941 г. генерал-майор, начальника штаба Одесского военного округа) в своих мемуарах “Генеральный штаб в предвоенные годы” вспоминает:
Вечером 21 июня ему позвонил командующий округом Черевиченко (он отсутствовал — инспектировал войска в Крыму) и сообщил, что необходимо находиться в готовности принять из Москвы сообщение особой важности. Захаров тут же потребовал у начсвязи округа опытного шифровальщика, чтобы быстро и точно расшифровать телеграмму, как только последует вызов из Москвы.
Около 23 часов Захаров связался с командованием всех корпусов, дислоцированных на территории округа и потребовал у них, чтобы они находились на месте и ждали его указаний в связи с ожидаемой телеграммой. Кроме того, вспоминал маршал Захаров, “…Всем им были даны следующие указания: 1. Штабы и войска поднять по боевой тревоге и вывести из населенных пунктов. 2. Частям прикрытия занять свои районы. 3. Установить связь с пограничными частями…
…Возвратившись в штаб, где к этому времени были собраны начальники отделов и родов войск, а также командующий ВВС округа, я информировал их о том, что ожидается телеграмма особой важности из Москвы и что мною отданы соответствующие приказания командирам корпусов…
… Примерно во втором часу ночи 22 июня дежурный по узлу связи штаба доложил, что меня вызывает оперативный дежурный Генерального штаба к аппарату БОДО. Произошел следующий разговор: “ У аппарата ответственный дежурный Генштаба, примите телеграмму особой важности и немедленно доложите ее Военному совет”. Я ответил: “У аппарата генерал Захаров. Предупреждение понял. Прошу передавать “. В телеграмме за подписью наркома обороны С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба Г.К. Жукова Военным советам приграничных военных округов и наркому ВМФ сообщалось, что в течение 22-23.6.41 г. возможно нападение немцев в полосах Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов…”
* * *
Из мемуаров Маршала Советского Союза Н.И. Крылова (в июне 41-го полковник, начальник штаба Дунайского укрепрайона.)
“…Обо всем таком, конечно, докладывалось начальству. Но в командирском кругу многие высказывали мнение, что и без особых указаний о повышении боевой готовности можно и должно что-то предпринять……. И все же принимались меры, оказавшиеся более чем своевременными. Начальник артиллерии полковник Н.К. Рыжи убедил, например, командира корпуса, прервать под каким-то предлогом сбор артиллеристов, и они как раз 21 июня вернулись в свои части.
Надо отдать должное и командованию Одесского округа. Перед самым нападением врага оно успело — по настоянию М.В.Захарова — перевести на запасные аэродромы авиацию, избежавшую благодаря этому больших потерь на земле от бомбежек во всем округе погибло в первый день войны три самолета (выделено мной). Около двух часов ночи 22 июня были подняты по тревоге войска, предназначенные для прикрытия границы. Война застала эти полки и дивизии если не на рубежах, которые надлежало занять, то уже на марше к ним. А управление войсками округа было к этому времени перенесено на заранее оборудованный полевой КП…”
* * *
“ДИРЕКТИВА КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ ЗАПОВО КОМАНДУЮЩИМ ВОЙСКАМИ 3-й, 4-й и 10-й АРМИЙ
22 июня 1941 г.
Передаю приказ Наркомата обороны для немедленного исполнения:
1. В течение 22 — 23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
ПРИКАЗЫВАЮ:
а) в течение ночи на 22 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22 июня 1941 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточение и замаскировано;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.