Вся неделя прошла под знаком подготовки бойцов и техники к новым операциям. Идти нам придется долго. А дорог тут раз — два и обчелся. Но перед тем как мы вырвемся на оперативный простор, следовало кое-что реализовать из послезнания истории. Среди целей определенных к будущим атакам было несколько мостов, аэродромов и гарнизонов. И без подготовки к ним не подобраться.

В принципе атаки на радиоцентр и засада на дороге показали, что мы неплохо подготовлены. Бойцы и командиры действовали грамотно и уверенно. Поэтому и результаты были хорошие. Особенно порадовало уничтожение нами из засады “Зондеркоманде 7a” и ее командира штандартенфюрера СС Вальтера Блюме. Документы и жетон, которого были найдены в расстрелянном “кюбеле”. С учетом того что данные граждане Германии должны были творить здесь, нам многое зачтется и простится на том свете.

Вообще документов и трофеев собрали много. Только на их сортировку и разбор ушел целый день. Но он того стоило. Комплекты военной формы, медикаменты, оружие, боеприпасы, солдатские книжки, награды и нагрудные знаки, жетоны СД и СС. Одних “смертников” было больше трех сотен. Очень даже неплохо поработали.

Среди документов, взятых на хуторе, были как немецкие, так и наши захваченные врагом книги, шифры и таблицы. Особый интерес вызвала “Энигма”, принятая бойцами, собиравшими трофеи в офицерском домике, за печатную машинку. И взятую ими с собой на всякий случай. Да еще удивлялись, зачем немцам потребовалось устанавливать мину под нее. И ведь ухитрились же не подорваться. Я же, дурак, искал ее в радиоле.

Интересно, что же такого более ценного немцы успели уничтожить в домике? И что за сожженные документы лежали на полу? Если они не взорвали самую главную машину? Ну да на эти вопросы нам никто не даст ответ. Все целые или слегка пострадавшее документы было нами собранны с такой тщательностью, что позавидовали бы “канцелярские мыши”. Даже из мусорного ведра все вытрясли.

Теперь остро стоял вопрос срочной доставки всего захваченного нашему командованию. Но самолет за ними с Большой Земли не пришлют. О том, что мы тут действуем, командование не знает. Связи с ним нет. Имеющиеся у нас радиостанции нашего командования не доставали. А если доставали, то общаться с нами никто не спешил. Хотя мы и пытались донести до наших разведсведения о расположении немецких войск. Немцы же наоборот. Стоило нам выйти на связь, как через десяток минут над участком леса появлялся “Аист”, а ближайших дорогах появлялись дополнительные немецкие посты. Пока нам удавалось благополучно ускользать от них. Лагерь немцы не обнаружили. А радисты свои передачи вели радиопередачи в десятке другом километров от него. Передвигаясь по дорогам на трофейной технике в сопровождении мотоциклистов полевой полиции. Одновременно велась разведка нужных нам объектов. И поддерживалась связь с базой.

После разгрома радиоцентра немцы нагнали войск и провели прочесывание леса вокруг хутора. Спасибо полякам хорошо построили базу. Немцы ее не нашли. А люди Егорова с Попова затихарились на несколько дней. Как только все немного успокоилось часть пограничников и снайперов, разбившись на группы, во главе с младшим сержантом Поповым, в качестве проводника, занялась отловом поляков принимавших участие в уничтожении наших бойцов. Благо жили они сравнительно недалеко и в течение одного дня удалось посетить некоторых фашистских прихвостней. Улов был неплох, но все же, маловат. Кого-то немцы раньше нас выловили. Тех, кого не удавалось вытащить для суда, ликвидировались на месте. Остальных доставляли в наш новый лагерь. Сергей и Петрищев вели дознание и составляли бумаги для суда. А у него решение было одно к стенке.

Пленный унтер оказался занятной личностью. Тридцати пяти лет. Отлично говорил по-русски. По его словам его он выучил в двадцатые. Когда с родителями жил в России. Уверенно рассказывал о старой Москве и Казани. Вел себя в рамках приличия и довольно так независимо. На тупого армейского унтера совершенно не тянул. Слишком грамотный. Закончил философский факультет Мюнхенский университет. Немного преподавал. А когда призвали в армию остался в ней и дослужился до старшего унтер — офицера. Нет, я, конечно, читал, что у немцев армии большой разницы в начале военной карьеры нет, что ты закончил универ или сельскую школу. Солдатскую лямку будешь тянуть как все. А от потом…. Но чтобы вот так разбрасываться учеными кадрами? И держать знающего язык противника унтера командиром охранного взвода? У нас бы данный тип точно носил бы кубики или шпалы. Особенно за тот десяток лет, что тот служил в вермахте. И как бы он не утверждал обратное в немецкой армии было бы тоже самое. И служил Фридрих в разведке или службе безопасности. Так что не верил я ни унтер — офицеру Хардеру, ни его отмазкам. Хоть убей. Особенно с учетом его последнего места службы на лесоразработках. Где было много бывших наших сограждан. По словам Хардера командованием вермахта в связи с уходом сотрудников милиции с оккупированных территорий было принято решение дать возможность выразившим добровольно желание помогать германской армии пленным поддерживать порядок на этих территориях в составе вспомогательной полиции. На лесоразработках как раз и собирались данные пленные. В первую очередь из украинцев или лиц таковыми назвавшихся. Ждали только приказ на формирование батальона вспомогательной полиции. Так что во время мы там все разнесли, захватив заодно списки и учетные карточки предателей. Тупого унтера туда бы точно никто не поставил. Минимум лейтенанта умеющего работать с такой категорией людей и обладающего определенной полнотой власти.

Играть в шпионские игры с Хардером мне было некогда. Рассказав о своих подозрениях Акимову, отдал унтера ему. Пусть тренируется. У меня своих забот полный рот.

Хорошо хоть Горохов снял с меня вопросы тылового обеспечения. Кухня работала исправно. Найдя себе нескольких помощников, он нас просто закормил изысками военной кухни. Запасов продуктов пока хватало так, что позволить мы себе это могли. Да и надо было подкормить ребят. Силы им очень скоро потребуются.

Сами бойцы сыты, обуты, веселы, гоняются по лесу. На свежем воздухе отрабатывая полученные навыки. Замученные повышенными требованиями инструкторов и командиров. В лагерь возвращаются, еле волоча ноги.

Ремонтники и механики, словно черти, воплощали в жизнь мои “мудрые” предложения по модификации захваченной техники. На один из бронетранспортеров установили ДаШКу. Получилось отличное универсальное средство для борьбы с легкобронированными средствами и с самолетами противника. Борта увешали запасными частями в ящиках, чем значительно усилили бронирование машин. В ГАЗоны, усилив днище кузовов и нарастив борта, установили 82 мм минометы и по пулемету на кабину. Получилась неплохая самоходная батарея. Правда, пришлось их перекрасить в серый цвет, чтобы не выделялись на фоне остальных.

“Опели” оставили за пушкарями. Мощные автомашины спокойно справлялись с весом орудий.

“Штрафники” — летчики и Козлов совместными усилиями используя один из ГАЗонов в качестве учебного, вели подготовку еще двух десятков бойцов в качестве эрзац — водителей. Кто его знает, может, еще трофеев нахватаем. А вести ее будет некому. Николай облюбовал себе пару бойцов и теперь проводил с ними дополнительные занятия в качестве механиков — водителей. Давая им даже возможность обслужить и завести “штуг”. И с надеждой посматривал в мою сторону, аккуратно напоминая, что снаряды к одному из “штугов” совершенно закончились и неплохо бы пополнить запасы.

А вот с этим были проблемы. Войсковые колонны шли сплошным потоком на восток с очень маленькими разрывами. Одиночных машин практически не было. Шли только по несколько штук или в сопровождении мотоциклистов. Рисковать пока не стали. Рано еще, а то вспугнем ….

Сергей, когда узнал, что я планирую захватить один из передовых аэродромов врага. Предложил вызвать мне врача или выбрать иную цель. Но потом все, же решил выслушать мои доводы. Они были очень просты.

Во-первых у нас куча секретной документации и техники захваченной у врага. Которые срочно нужна нашему командованию. Объяснять, для чего существует “Энигма” и что можно сделать, зная коды и т.д. не потребовалось. Как и не потребовалось объяснять, почему не надо посылать группу с документами пешком по лесам и болотам. Долго и вероятность попасть под раздачу значительно возрастает.

Во-вторых. У нас в отряде собралось слишком много раненых. Лечить их здесь вопрос сложный и не всегда правильный. Выздоровление в полевых условиях дело не надежное. А раз так, то следует срочно их отправить на Большую землю.

В-третьих. Отсутствие связи с командованием в значительной степени уменьшает результативность наших действий в тылу противника и главное не дает шансов на удачный прорыв к нашим.

В-четвертых. Уничтожение аэродрома врага уже сама по себе огромная польза для наших войск. Пока немцы восстановят личный состав, перегонят новые самолеты, пройдет время, а это чьи-то спасенные жизни. Кроме того возврат или уничтожение захваченных у наших войск самолетов наша святая обязанность. Тут мне пришлось сослаться на сведения якобы полученные от унтера люфтов и карту.

В-пятых у нас достаточно сил для осуществления такого плана. А не хватит, так соберем еще по лагерям для военнопленных.

Можно пойти и по более простому пути. На захваченных самолетах отправить в наш тыл всех раненых и секретный груз, а на остальных штурмануть несколько колонн противника. Стараясь как можно больше нанести ему вреда. Захваченный аэродром придется удерживать как можно больше. Чтобы экипажи могли вернуться, заправиться и вылететь снова в бой, пока не кончится топливо и боеприпасы. А потом пробиваться на восток.

Были и еще доводы, но говорить я о них не спешил. Сергей и так со мной согласился.

Одним из скрытых доводов было послезнание расположения штабов 4-й Полевой армии и Второй Танковой Группы. Были и другие цели. Мосты на Нареве, Муховце, Буге, Немане, железнодорожный узел в Варшаве. Конечно, атака на них практически самоубийственно дело, но кто не рискует, тот не пьет шампанское! Еще бы найти людей кто на это пойдет. Там же вокруг столько зениток натыкано, что прорваться будет очень трудно.

Выполняя мой план, разведка сделала все возможное, чтобы изучить ближайшие к нам аэродромы. Подходы к ним, охрану и наличие средств связи.

* * *

1 июля 1941 года начальник Генерального штаба Сухопутных войск Германии записал в свой дневник:

“Серьезные заботы доставляет проблема усмирения тылового района. Одних охранных дивизий совершенно не достаточно…. Нам придется для этого выделить несколько дивизий из состава действующих армий”.

* * *

Насколько я знал, и это подтверждалось трофейной картой, на территории Брестской области была расположена самая мощная аэродромная сеть Западного особого военного округа: 4 постоянных и 17 оперативных аэродромов. На них базировалась 10-я смешанная авиадивизия, в составе которой было четыре авиаполка — 123 и 33 истребительные, 74 штурмовой,39 бомбардировочный. Летчики стояли у деревень Малые Зводы, Стригово, Куплин, Огородники, Именины, Лыщицы, в городах Брест, Кобрин, Барановичи. На аэродроме Жабчицы под Пинском размещалось подразделение военно-морской авиации — 46-я отдельная разведывательная авиационная эскадрилья в составе Пинской военной флотилии.

Истребительные полки были укомплектованы самолетами И-16, И-153, Миг-1.УТИ-4,УТ-1,УТ-2. Базировались они в основном на аэродромах Стригово, Именины, Куплин, Пружаны.

В 74 штурмовом полку на аэродроме Мал. Зводы было 62 штурмовика И-15бис и И-153, из них неисправными были только 2 машины. Сюда же поступили восемь Ил-2.

Стоявший в Пинске 39-й СБП имел на вооружении 43 бомбардировщика СБ и девять Пе-2.

Все перечисленные полки не имели зенитного прикрытия.

О том как дивизия встретила войну приходилось читать. Я знал что они ее встретили крайне неудачно.

74-й штурмовой полк полковника Васильева подвергся не только авиационным налетам, но и артиллерийскому обстрелу, т.к. находился всего в 20 км от госграницы. Десятка “мессершмиттов” появилась в 4 часа 15 мин. Отсутствие ПВО позволило ей действовать как на полигоне… Ни один самолет не смог покинуть своей стоянки. Личный состав и командование полка покинули свое расположение, и отступил на восток. Ворвавшиеся на аэродром немецкие танкисты обнаружили среди поврежденных и сгоревших самолетов восемь новеньких и слегка поврежденных Ил-2, которые еще не были известны гитлеровскому командованию.

Аэродром 39-го СБП подвергся четырем воздушным атакам, в результате чего полк потерял 25 СБ и 5 Пе-2. После первого налета 18 СБ сумели взлететь и в 7 ч утра атаковали немецкие танковые и моторизованные части, переправлявшиеся через Буг. По крайней мере, одно прямое попадание в переправу было зафиксировано. Этот относительный успех обошелся очень дорого. Немцы писали, что им удалось сбить на обратном пути все 18 бомбардировщиков.

123-й истребительный самоотверженно защищал Кобрин…

Основным его аэродромом был Именин, но в литературе довольно часто упоминался и аэродром Стригово, что был северо-восточнее Бреста, в нескольких километрах от границы. Там базировалась дежурная эскадрилья капитана Савченко. Еще одно звено во главе с зам. командира полка капитаном Можаевым находилось в засаде в 5 км севернее Бреста. Как и два предыдущие полка, 123-й не имел зенитного прикрытия, но все, же маскировка и рассредоточение позволили избежать полного разгрома. На семьдесят одного летчика полка приходилось 61 истребитель И-153, из них 53 исправных. Перед войной намечалось перевооружение полка на Як-1. Двадцать новеньких машин бригада с саратовского авиазавода собрала только 19 июня. Параллельно сборке шло изучение новой техники. 21 июня были совершены пробные полеты на Як-1 командиром полка, его заместителем и инспектором дивизии. Но войну полк начал на своих старых машинах. И с первых минут его пилоты завязали бои над Брестом и Кобриным. За день полк сбил около двадцати самолетов противника, потеряв в воздухе 9 своих. В том числе и командира полка. В течение 10 часов пилоты 123-го ИАП вели тяжелые бои, совершая по 10 -14 и даже 17 боевых вылетов. Техники, работая под огнем противника, обеспечивали готовность самолетов к вылету. Немцы неоднократно бомбили аэродромы. В 40минутной штурмовке Именин немцы сожгли 26 самолетов. К 10 часам утра в полку на аэродроме Именин не осталось ни одного способного подняться в воздух самолета. К исходу дня аэродром Стригово был занят противником, и остатки полка: тринадцать исправных “Чаек” перебазировались на площадки близ Пинска. А затем в Бобруйск.

В районе Пружан, 70-ю километрами северо-восточнее Бреста, на аэродроме Куплин базировался 33-й истребительный авиаполк. На семьдесят пилотов было 44 И-16 (7 неисправных), 14 И — 153, 2 Миг-1. Боевые действия полк начал в 3.30 утра, когда над Брестом звено лейтенанта Мочалова сбило немецкий самолет. Примерно, в 3 ч утра 22 июня командиру полка Акулину позвонили, якобы из штаба дивизии, и приказали осветить аэродром. Командир усомнился и, как оказалось, не зря: никто такого приказа не делал. Не прошло и часа — полк в полном составе вылетел отражать налеты на Брест. Вскоре на аэродром полка налетело около 20 бомбардировщиков He-111 под прикрытием небольшой группы Мессеров Bf-109. B это время там находилась только одна эскадрилья, которая взлетела и вступила в бой. Вскоре к ней присоединились остальные три эскадрильи, возвращавшиеся с патрулирования района Брест — Кобрин. В бою противник потерял 5 самолетов. Еще дважды полк успешно перехватывал большие группы “хейнкелей” на дальних подступах к аэродрому. После очередного перехвата возвращавшиеся уже на последних литрах горючего И-16 полка были атакованы “мессершмиттами”. Взлететь на помощь никто уже не смог. По свидетельству генерала Г.Н. Захарова, “штурмующие Bf 109 не давали поднять головы, а когда ушли, двадцать самолетов оказалось сожжено и выведено из строя”. К концу дня полк потерял 34 самолета из имевшихся шестидесяти истребителей. И по указанию штаба дивизии перелетел в Пинск.

22 июня 10-я САД потеряла 180 самолетов из 231, а 11-я — 127 из 199. Эти соединения, как и 9-я авиадивизия, оказались небоеспособны, и их вскоре вывели на переформирование. На их бывших аэродромах остались брошенные неисправные самолеты, доставшиеся в качестве трофеев врагу.

Немцы летали с аэродромов в Польше. Их основными аэродромами были Бяла-Подляска и Тересполь. С отличной полосой и прекрасно подготовленной системой ПВО. Отсюда летали истребители, штурмовики и бомбардировщики 2-го авиакорпуса люфтваффе накрывая всю территорию Западной Белоруссии, Минск и даже Смоленск. С продвижением войск на восток двинулись и люфты. Но не все, а только несколько дежурные звенья истребителей Stab, I, 4, 5/JG 53, Stab, I, II, III, IV/JG 51 и Stab, I, II/SKG 210. Для их размещения использовались наши бывшие аэродромы. Большой популярностью пользовались аэродром Куплин. Кроме нескольких истребителей тут базировались транспортные Ю-52 и связные “Шторьхи” штаба 4 Полевой армии немцев. Которой располагался в местечке Чахец, что в семи километрах южнее Пружан.

Мои разведгруппы изучили все близлежащие аэродромы и площадки. Но выбор пал лишь на Куплин. Тут стояла так нужная нам авиатехника. Немало важным было и то, что в Пружанах был, развернут лагерь для военнопленных. Часть из них содержалась и на аэродроме.

3-го июля с группой товарищей, в форме полевой полиции и СС, на нескольких бронемашинах и мотоциклах мы мирно, не шумя, посетили Пружаны. Заодно изучили и аэродромное хозяйство. Впечатлений набрались надолго.

Свою поездку мы начали с того что выставили пост полевой полиции на дороге Высокое — Пружаны. Перегородив дорогу бронемашинами, мы с Дороховым, в течение часа внимательно проверяли документы у всех проезжающих мимо нас автомашин и пропуская без проверки пехотные колонны врага. Читая книги и смотря фильмы о войне, лично у меня сложилось впечатление, что немцы всю войну перебрасывали свои части на автомашинах. Оказалось что это далеко не так. Да были моточасти, и их пехота двигалась на автомашинах и бронетранспортерах. Но многие части все делали по старинке пешком или на велосипедах. Марш начинался в четыре утра и шел до двенадцати дня. Небольшой отдых на обед, готовившийся на марше в полевых кухнях и снова пехом до вечернего привала. Надо было видеть глаза солдат просто ждущих, что их колонну остановят и дадут возможность передохнуть хоть пару минут. Но мы ими не интересовались, и пехота шла вдоль обочины шоссе на восток. Пусть помучаются. Глядишь, помрут уставшими. Железнодорожный мост у Бреста все еще был не восстановлен. Немцы для снабжения и перевозки подкреплений пользовались железнодорожной линией Высокое — Брест затем пересаживались на вокзале в Бресте на поезд в сторону Барановичей. Но с потоком грузов для войск 2 Танковой группы “чугунка” не справлялась. Вот и гнали пехоту старым способом на фронт. Так же по старинке везли и грузы. На повозках запряженных лошадьми. Многое везли на автомашинах. За час, каких только марок автомашин мы не увидели. Не зря писали, что немцы весь грузовой автопарк Европы себе собрали. Я бы себе тоже пару машин припас. Вот только водителей на них нет. А раз так-то приходилось пропускать колонны дальше.

Несмотря на то что мы так нагло перекрыли дорогу никто не возмущался. Нас воспринимали как необходимый элемент естественной среды обитания. По знаку колонна останавливалась, выходил старший автоколонны и представлял документы. Стоило подойти к автомашине, как кабину тут же покидал водитель и стоя навытяжку предлагал свои документы для проверки. И все это без угодничества и раболепства. Мы же, с умным видом, изучив документы, интересовались, откуда идет колонна и что они видели по дороге. Не было ли нападений и т.п. Подержав так колонну десяток минут, разрешали двигаться дальше. Немцы воспринимали это явно с чувством облегчения. Стоять на дороге больше часа посчитали неразумным. Могли нагрянуть настоящие жандармы. А это было чревато.

Поэтому дождавшись того как скроется очередная колонна из виду мы направились в город. Сразу же рваться к аэродрому мы не стали. Проехались по городку и его улицам изучили, что где находится, систему охраны. Ничего особого так и не увидели, не считая шести батарей среднекалиберной артиллерии ПВО раскиданных по городку и казарм охранного батальона.

Аэродромов в районе города было два. Оба на расстоянии нескольких километров от его пригородов. Один “Засимовичи” находился в стадии строительства, начатого еще нашими войсками. На нем под наблюдением немцев порядка сотни наших пленных продолжали строительные работы — заливая бетоном полосу. Ничего интересного для нас там не нашлось. Обычный палаточный городок для зенитчиков и руководства стройкой ничем не отличал от остальных ранее виденных. Ряд нашей трофейной строительной техники. Небольшой склад ГСМ рядом с ним. Несколько батарей малокалиберной зенитной артиллерии. Всего мы насчитали восемнадцать 20-ммок. Все орудия были прикрыты мешками с песком. И сараи, приспособленные для размещения пленных. Авиационной техники на аэродроме не было вообще. Так что, нанеся объекты на схему, мы двинулись дальше.

Куплин нас интересовал куда больше. Да и посмотреть было на что. По докладу разведчиков там находилось около десятка самолетов врага. И это было так. На сам аэродром мы естественно не полезли. Аккуратно стояли в сторонке и вооружившись биноклями рассматривали его со всех сторон.

Аэродром жил своей повседневной жизнью. Укрытые маскировочными сетями стояли три транспортных Ю-52, девятка мессеров, три Ю-87, два Ю-88 и четыре Физилер — Шторьха. Над несколькими Мессершмитами, штурмовиками и бомбардировщиками работали механики. Несколько истребителей готовилось к взлету.

Охрану аэродрома осуществляли пехотинцы. В чем не откажешь немцам так это в умении организовать службу. Территория аэродрома была обнесена колючей проволокой. Имелось несколько вышек. Посты охраны были расположены на въезде, складе ГСМ и боеприпасов, стоянке автомашин и самолетов, радиомашины, зенитных батареях, которые располагались на границе летного поля и стоянках. ПВО аэродрома составляли батарея среднекалиберной артиллерии — четыре 88-мм и два 20-мм зенитных орудия. Кроме всего прочего присутствовали и малокалиберные зенитные автоматы целых девять установок. На вооружении у охраны аэродрома имеется пара выкрашенных в фельдграу и крестами на борту наших Т-26. Сейчас стоявших в парке наряду с остальной автотехникой.

Личный состав аэродрома был размещен в тех же помещениях, что раньше занимал наш 33 истребительный полк. Пленные были размещены в одном из ангаров ремонтной роты. Столовая там же где и была. Першин ранее не однократно бывавший на аэродроме до войны, почему то шепотом давал пояснения.

При помощи пленных полоса была отремонтирована, воронки засыпаны, остовы погибших самолетов отнесены на свалку. Десятки “Ишачков” и “Чайек” стояли и лежали там. Более или менее целая техника была оттащена в сторону и расставлена рядами. Дабы не мешала новым хозяевам. Часть трофейных самолетов была внешне целой и накрыта чехлами. Другие стояли в полуразобранном виде и несколько пленных, в синих комбинезонах, под конвоем пары часовых занимались их ремонтом. Тут были “Чайки”, “Ишачки”, “Утята”, несколько Мигарей и СБ.

Насколько я понял из объяснений Григория Ивановича, сюда были свезены самолеты сразу нескольких частей. Окраска самолетов у всех была разная.

Пока мы рассматривали аэродром, с него несколько раз взлетали истребители противника. Через некоторое время, видимо отработав в зоне, они возвратились назад. Один из них дымил. Наверняка неудачно повстречался с кем-то из наших.

Орешек я, конечно, выбрал крепкий. Но, по-другому мои планы не воплотить в жизнь. На остальных точках положение куда хуже. Тут вон и транспортники есть и пленных летунов хватает. А то, что зениток много. Так трофеев мало не бывает. Тут есть чем поживиться. Одни летные пайки чего стоят….

Шанс взять аэродром все же у нас есть. И немаленький. Наблюдение за часовыми показало, что они относятся к службе согласно Устава, и не более того. На постах стоят без касок с расстегнутыми воротниками. На вышках часовых вообще нет. Часть дежурных пулеметных расчетов дремлет на солнышке. Нет, конечно, перед сменой часовые и пулеметчики приводят себя в порядок. Разводящего встречают по полной форме, а пока его нет расслабляются. Явно живут по пословице, чем дальше от начальства, тем лучше. Кому не повезло так это тем, кто стоял на въезде на аэродром. Тут они стояли по полной форме и даже бдили у пулеметов. Четко исполняли свои обязанности. Ворота они и есть ворота. Показуха она и в немецкой армии показуха. Со стороны авиационной свалки находящейся на дальнем краю аэродрома часовых вообще нет. Только у зениток прохаживается, и у дежурного зенитного орудия копошатся пару человек. Сняв форму и оставшись в одних трусах, загорают и обслуживают технику. Остальные прохлаждаются в теньке палаток. Унтера не зверствуют. Личный состав не гоняют. Оборонительные позиции выкопаны, но над их улучшением никто не работает. А что вы хотели от тылового объекта победоносной немецкой армии. Налетов на аэродром нашей авиации видно не было. Фронт в нескольких сотнях километров. Чего себя напрягать лишний раз? …

Разведка, облазившая тут все, подтвердила мои выводы. При желании незаметно проникнуть на аэродром можно без проблем. Особенно днем. Или рано утром… Парни тут пообщались с детьми из числа местных жителей. Наших “восточников”, членов семей командиров и пилотов, стоявших тут полков и не успевших эвакуироваться. Так вот по их сообщениям немцы несут службу кое как и детвора неоднократно пробиралась на аэродром. Смотреть на самолеты. Часовые их не прогоняли, иногда давали сладости. Единственное куда не разрешали лазить так это стоянки самолетов, склады и автопарк. И еще общаться с пленными. Кстати часть пленных была отпущена по домам, когда за ними пришли родственники. И они, теперь, работали за деньги в “Засимовичах”. Несколько женщин, что раньше работали в летной столовой, так же согласились работать в столовой для немцев в качестве подавальщиц и поваров. Ребятишки показали разведки и пути проникновения на аэродром.

Ночью мы проверили эти данные. И они подтвердились…. Проверять информацию по местечку Чахец не стали. Там теперь охраны натыкано, светиться лишний раз не стоило. Мы и так тут светанули, катаясь по дорогам на своей технике. Оставив наблюдателей, на подступах к аэродрому, мы вернулись к себе на базу. План удара по аэродрому в принципе вырисовывался…

Выслушав мой рассказ об итогах нашей поездки и мои предложения, Серега решил все увидеть своими глазами. Слишком фантастическим казался ему мой план. Пока он мотался к аэродрому и менял там наблюдателей, разведка проверила подходы к еще нескольким объектам, в том числе к мостам через реку Мухавец, Муху и канал Вец в районе Пружан, через реку Мухавец в районе жд. станции Оранчицы. Тоже я вам скажу отличные цели. Уничтожив их, мы обрывали тонкую нить снабжения 2-ой Танковой группы и 4-ой Полевой армии.

Не сидели без дела и остальные.

Тренировки и занятия продолжались в усиленном режиме. Пот с бойцов лился ручьями. Пара человек сломало себе руки и ноги. Но тренировки из-за этого легче не стали.

Летуны совместно с егерями искали в лесу площадку под полевой аэродром. Сюда я собирался в случаи успеха перегнать часть захваченных самолетов. И действуя из засады уничтожать вражеские бомбовозы и действовать против тылов немцев. Но это все дальние планы. И воплотить их в жизнь можно будет только в одном случаи — взяв аэродром.

Стоит признать что, даже захватив его всех проблем решить, не удастся.

Неизвестно смогут ли летуны поднять в небо немецкие борта. Хоть и утверждает Паршин, что ему на земле несколько раз приходилось сидеть в кабине пассажирского Ю-52 и слушать объяснение немецких пилотов, и что он сможет поднять машину в небо. Но одно дело сидеть, другое пилотировать. Та же проблема и по освоению остальных немецких самолетов. Мы не знаем, в каком состоянии наши пленные летчики. И смогут ли они управлять самолетами. Да и вообще есть ли среди пленных летно-подъемный состав. Да и с самими самолетами не все ясно. Ведь совершенно неизвестно в каком состоянии наши трофейные машины и сколько из них можно будет использовать. Я, конечно, надеюсь, что у нас все получится на земле. Но вот смогут ли летуны воплотить мою воздушную программу? Если не получится взлететь ни одному борту, то придется сворачиваться, собрав максимум трофеев и освободив пленных. А затем всем кагалом рвать когти в пущу. И сидеть себе мирно, периодически совершая налеты на немцев, до следующего года. Пока здесь не появится партизанское движение. Или пробиваться с боями к своим.

Человек, строивший оборону аэродрома, рассчитал все правильно. Своими решениями он решал сразу несколько задач ПВО, ПТО и защиты аэродрома от пехотного нападения. Для того чтобы выполнить эти задачи он привлек достаточно сил и средств. Даже с избытком. Весь упор обороны сделан на средства ПВО. И именно они будут нашими основными проблемами. Были бы они в одном месте, накрыли бы их артиллерией и всех делов. Но орудия и пулеметы рассредоточены по всему аэродрому. Личный состав дежурной смены всегда на месте. И не смотря на кажущуюся расслабуху, по тревоге быстро займет свои места, и тогда наша атака станет извращенным способом самоубийства. Зенитчики так же спокойно отобьются и от атаки брони.

Пехота тоже в одном месте не сидит. На постах вокруг аэродрома стоит около взвода. И любой из часовых способен поднять тревогу.

Не стоило сбрасывать со счетов пилотов, механиков и солдат роты АО. Пусть их меньше чем пехотинцев, тем не менее, поучаствовать в охоте на нас они могут.

Правда, они не готовы к атаке специально подготовленного штурмового подразделения с тяжелым вооружением и броней. Нет тут еще таких. А раз так-то это для нас шанс. И немаленький.

Отряд придется в любом случаи делить на три части. Штурмовую группу и две засадные, отсечные. И сажать их в нескольких километрах от аэродрома по обе стороны дороги. Труднее всего будет тем, кто будет сидеть со стороны Пружан.

Если поднимется шум на аэродроме, то из Пружан сюда помчится на помощь часть охранного батальона. Остальные будут держать город. Ехать тут всего ничего — три километра. Посланные сюда доберутся в лучшем для нас случаи в течение получаса. И если соединятся с обороняющимися, то для нас это будет далеко не айс. Зажмут в клещи. Поэтому и нужна сильная отсечная группа со своей артиллерией. Или событие что отвлечет силы врага от аэродрома. И я думаю, что нападение на стратегически важный мост, по которому круглосуточно идут грузы для наступающих войск для этого послужит лучше всего. А в нашей зоне таких аж целых пять. Выбирай, не хочу.

Охрана на них не более взвода и зенитчики, куда же без них. По батарее среднекалиберной артиллерии минимум. И инженерные сооружения в виде ДЗОТов и ДОТов как построенных нами, так и подготовленных уже немцами. Придется действовать в лучших традициях групп захвата мостов “Бранденбурга-800”. Техника, форма и подготовленные “штурмовики” у нас есть. Саперы для взрыва моста тоже найдутся. Пойдем как зондеркоманда. Выйдем колонной из леса и вдоль жд. путей подойдем к мосту. При переправе через реку его захватим. Вторую цель: усадьбу в Каштановке, больше известную как Чахец. разнесем артиллерией. В последнем деле артиллеристы показали себя вполне подготовленными для этого дела специалистами. Дистанция будет сравнительно небольшая. Всего пять километров. Так что справятся. Если удастся уничтожить еще и какой поезд на путях вообще хорошо.

Выслать тех, кто сможет нас остановить можно только из Пружан. А это двенадцать километров по дороге на Оранчицы. Иного пути нет. Ну, а встретить, несущуюся на всех порах из Пружан помощь силами всего отряда сможем только так. Опыт уже есть. Можем даже мост не взрывать подождать преследователей и решить обе задачи вместе.

Оставшихся в городе сил охранного батальона для помощи аэродрому уже не хватит. Им бы город удержать и пленных в бараках удержать. А мы не замедлим, ударим по аэродрому. Вообще было бы прекрасно взорвать все мосты, но это только бурные фантазии моего воспаленного мозга. Хотя еще один мост во время отхода в пущу нам взорвать будет вполне по силе.

По аэродрому ударят снайпера и егеря. Расстреляем из безшумок дежурные посты и расчеты. Захватим часть зениток. По возможности так и будем действовать дальше от объекта к объекту. По-тихому выбивая часовых и дежурные расчеты. Пока будет такая возможность. Следом за егерями пойдут штурмовики, блокируя палаточные городки и казармы. По завершении зачистки дежурных и захвата артиллерии они нанесут свой удар по основным силам врага. Пленных будем освобождать в последнюю очередь. А дальше по обстановке. Либо все сожжем, либо удастся выполнить задуманное.

Нужно еще раз провести проверку подходов к мосту и имению. И для успеха миссии придется ее сделать самому.

* * *

Из неопубликованных воспоминаний Маршала Советского Союза Шапошникова Б.М. (АИ)

… В конце июня сорок первого года меня пригласил к себе Сталин. Поздоровавшись и предложив присесть он, зная о моей болезни, поинтересовался моим самочувствием. Я ответил, что чувствую себя хорошо. Затем он предложил мне ознакомиться с одним документом и высказать о нем мнение. После чего достал из стола толстый том в серой картонной обложке и протянул его мне.

— Со всем полностью я думаю вам знакомиться не надо, но вот те страницы, что с закладкой я думаю, вам будут интересны.

Сев за стол я вчитался в написанные мелким почерком строки. Это был план нападения Германии на Советский Союз. Там были перечислены все части как немецкие так и наши. Их состояние и расположение на начало войны. Возможные направления ударов. Много чего. Зная складывающуюся на фронте обстановку и действия немецких войск я понимал что написанное в тексте правда. Закончив читать, я спросил у Сталина.

— Откуда это? Если бы знать раньше все, то, что тут написано. Скольких бы ошибок мы могли избежать.

Сталин, держа в руке трубку и прохаживаясь по кабинету, ответил:

— В начале июня ко мне поступило несколько писем. Одно из них вы только что прочитали. Кто автор этого документа я не знаю. Мы не могли поверить на слово и должны были все досконально проверить. Факты, изложенные тут, нашли свое подтверждение. Жалко, что поздно, но, тем не менее, не все потеряно. Я надеюсь на вашу помощь в исправлении допущенных ошибок…

В начале июля я был вновь назначен на должность Начальника Генерального Штаба. Моим заместителем стал Василевский. Бывший Начальник Ген. Штаба генерал армии Жуков решением Ставки был направлен в войска. Где достаточно успешно командовал войсками Белорусского фронта в ходе Белорусской и Смоленской оборонительных операций …

Дальнейшие события войны во многом подтвердили изложенное в письмах. Часть из указанных событий не произошло. Или произошли, но немного по-другому, чем было описано. Используя сведения из писем, нам удалось избежать блокады Ленинграда, Киевской и Харьковской катастроф, удержать Крым…

В годы войны мне еще несколько раз пришлось изучать то письмо. Были еще письма, но я с ними ознакомлен не был. Полного доверия к ним насколько я знаю, у Иосифа Виссарионовича не было. Тем не менее, в качестве справочного материала он достаточно часто ими использовался.

Автор писем так установлен и не был. Что я могу сказать о нем. Мне показалось, что письма писал человек с военным образованием. Русский, долго живший за границей. В Англии или в одной из англоговорящих стран. О чем говорили очень уж специфические обороты употребляемые автором …

* * *

Из показаний гр. Дубоделовой Т.И. (Могилевич) от 3 июля 1941 г.

гр. Дубоделова Т.И. (Могилевич) 1923 г.р., урож. г. Минска (бывшая жена осужденного по ст. 58 УК гр. Могилевич А. — отбывающего наказание в г. Ижевске) в настоящее время проживающая у своей сестры в г. Тамбове ул. А. Овсеенко д. 5

… В начале июня 1941 г. мне пришла телеграмма от сестры Поповой (Дубоделовой) Н.И. о необходимости срочного приезда в г. Тамбов. Я думала что-то случилось с дочерью, оставленной у нее. Однако она, перезвонившая на следующий день по межгороду, меня успокоила. Сказала, чтобы я срочно приехала так как ребенку нужна мать, а не тетка. И выехать мне нужно в течении ближайшей недели. Еще она сообщила, что ко мне, 2 июня поездом через Москву выехал мой знакомый — Петр Гречишкин. С ним я встречалась в период проживания в г. Тамбове. Мы собирались пожениться, но из-за болезни мамы я должна была вернуться в Минск.

Я пробыла в Минске, до 6 июня. Но Петр так и не приехал. Посчитав, что он где то задержался, или с ним, что-то случилось 8 июня вернулась в Тамбов. До сего дня Гречишкина не встречала и сведениями о нем не располагаю…

* * *

Вечером сразу после возвращения группы Сергея и ужина, воссоздав из песка макет аэродрома, его служб, вооружившись картой, мы засели за разработку плана атаки на него и на остальные цели. Думали и обсуждали его до позднего вечера, пока не вернулись с тренировки в лагерь штурмовые группы и остальные бойцы. Дав им немного привести себя в порядок, собрали командиров групп и подразделений для дальнейшей шлифовки плана.

Утром мы с Дороховым на моем командирском бронетранспортере в сопровождении разведчиков на еще одном бронетранспортере выехали на разведку подходов к мосту. Карта это конечно хорошо, но свой не замыленный взгляд лучше. Выскочив на трассу, мы пристроились к колонне грузовиков двигавшихся в сторону Пружан. С колонной мы без проблем добрались до перекрестка дорог у слияния Мухи и канала Вец. Где мы расстались с колонной. Она пошла в сторону Ружан, а мы повернули на Слободку (она же “Кошарка” или “Казармы”).

О том, что рядом с городом расположен штаб армии практически ничего не говорило. Так пара постов, усиленных скрытыми под масксетями бронетранспортерами и легкими танками, стоящих на перекрестках дорог в сторону с. Чахец. Очень органично вписанные в окружающий ландшафт нескольких зенитных батарей и “кюбели” двигавшиеся в сопровождении охраны на мотоциклах вот и все видимые приметы большого штаба. Хорошо, что нам туда не надо.

У деревни Линево нам пришлось притормозить и осмотреться, где-то здесь находился 130-й ДУЛАГ, о котором в свое время мне приходилось читать. Насколько я помнил, на 12.07.1941 в нем содержалось около 6900 военнопленных, которые работали в рабочих командах по ремонту и восстановлению железных дорог. Он подчинялся 87-й пехотной дивизии и охранялся подразделениями 221 охранной дивизии. Лагерь нашел быстро. Он находился на окраине деревни. До войны здесь несколько наших частей располагалось. Немцы тут неплохо устроились со всеми причиндалами необходимыми для такого дела. Пулеметные вышки, несколько рядов колючей проволоки. Лезть в лагерь мы не стали. У нас своя цель есть и пока мы ее не отработаем о чем-то другом говорить не стоило.

По дороге до жд. станции Оранчицы никто нас не проверял, не останавливал, документов не требовал. На въездах и выездах и на станцию постовые окинули нас взглядом и без вопросов подняли шлагбаум. К мосту мы ехали по полевой дороге вдоль жд. насыпи. Когда постройки станции скрылись из вида мои связисты, вооружившись кошками, залезли на телеграфные столбы и подключились к телефонному кабелю. Ничего интересного мы не услышали. Обычные беседы военного люда — доклад о положении на объекте, проследовании эшелона, заявка на продовольствие.

Вскоре мимо нас со стороны Бреста прошел грузовой состав. А ему навстречу пассажирский состав с ранеными. Уже на подъезде к мосту нас обогнала мотодрезина, спешившая в сторону Кобрина. На прицепленных к ней полуплатформах были установлены Зенитные спаренные пулеметные установки МГ-34. Расчеты и до взвода пехотинцев вольготно разместилось около них.

Дорогу к мосту преграждал шлагбаум и пулеметное гнездо. Вообще мост охранялся серьезно. По два ДЗОТа, по два 88-мм и 20мм орудия обвалованных мешками с песком, несколько пулеметных гнезд, траншеи полного профиля с каждой стороны моста. Все это дополняли колючая проволока по периметру и три капонира с установленными в них трофейными танками Т-26 в качестве средств ПТО. Еще над одним, со снятой башней, копошилось несколько солдат в трусах. Часовые торчали на зенитных позициях, шлагбаумов и на самом мосту. Остальной личный состав располагался в палатках рядом с ДЗОТами или купался в Мухавце. Просто тишь и благодать.

Наше появление никакого ажиотажа у часовых не вызвало. Дежурный унтер подошел, посмотрел протянутые мной документы и дал команду часовому нас пропустить. Единственное что просил, так это ускорить проезд по мосту вскоре ожидался проезд очередного эшелона. Словно такие как мы тут постоянные гости.

Отъехав от моста несколько километров, мы свернули в лес. Разведчики, что уже все здесь облазили, быстро определись на месте и, взяв с собой артиллериста и радиста, ушли к точке, откуда планировалось вести корректировку артогня по имению “Каштановка”. Идти им было напрямик порядка четырех километров. И это без учета буераков, завалов, лесных ручьев, обхода деревни Речицы.

Мы же, вновь присоединившись к кабелю, слушали переговоры между станциями и мостом. Пока разведчики не вернулись, мимо нас прошло три эшелона на Барановичи и два в обратную сторону. В одном из них везли большую группу пленных. Мотодрезина тоже пару раз отметилась.

Артиллерист и радист вернулись, еле волоча ноги. Несмотря на тренировки, тяжело парням вот так по лесам за разведкой мотаться. Дорога, к усадьбе выбранная разведкой была на любителя-мазохиста по буеракам и звериным тропкам. Зато позволяла обойти все посты. Выбранное место позволяло видеть практически всю усадьбу и парк у него. Радиосвязь работала устойчиво.

Назад мы возвращались по полевой дороге, проверяя возможность переброски орудий на выбранные позиции. Пусть и пыльно, зато надежно. Одновременно мы проверили точку, где будет отстаиваться и откуда начнет действовать наш бронегруппа. Лично меня все устроило.

Оставшиеся два дня прошли в подготовке и тренировках. Подгонялось и проверялось оборудование и снаряжение. Удалось даже провести радиотренировку.

Днем седьмого июля отряд опять разделился на части.

* * *

6 июля 1941 года командующий группой армий “Центр” с горечью признавал:

“Очистить хотя бы частично обширные, покрытые лесами территории у нас в тылу в настоящее время не представляется возможным. Я уверен, что там все еще укрываются тысячи русских солдат. Выбора у нас нет: необходимо передислоцировать за линию фронта несколько дивизий для обеспечения контроля над захваченными районами. Для этого помимо трех дивизий сил безопасности (213,286 и 403 -я охранные дивизии) в зоне ответственности группы армий “Центр” будет задействованы две регулярные дивизии из армейского резерва”.

* * *

7 июля 1941 года Германское командование объявило о ликвидации окруженной группировки русских войск в районе западнее Минска. По этому поводу 8 июля был издан приказ командующего войсками группы армий “Центр” (АИ):

ПРИКАЗ

Битва за Белосток и Минск завершилась. Группе армий противостояли четыре русские армии, насчитывавшие около 32 стрелковых дивизий, 8 танковых дивизий, 6 механизированных бригад и 3 кавалерийские дивизии. Из них нам удалось разбить 22 стрелковые дивизии, 7 танковых дивизий, 6 механизированных бригад и 3 кавалерийские дивизии. Другие русские части, которым удалось вырваться из окружения, в значительной степени потеряли свою боеспособность.

В ходе боев противник понес большие потери. На вчерашний день число пленных и количество захваченного военного имущества исчислялись следующими цифрами: взято в плен 287 704 человека, в том числе несколько корпусных и дивизионных генералов. Захвачено и уничтожено 2585 танков, включая самые тяжелые, и 1449 артиллерийских орудий. Кроме того, захвачено 246 боевых самолетов.

Помимо вышеперечисленных трофеев, захвачено огромное количество стрелкового оружия, амуниции и автомобилей всех типов, а также продовольствия и горючего.

Наши потери тяжелыми не назовешь, и храбрый солдат сочтет их приемлемыми.

Солдаты! Благодаря вашей преданности и храбрости мы достигли огромного успеха в борьбе с сильным врагом, войска которого часто сражаются до последнего человека.

Сердечно поздравляю с этой победой всех солдат и офицеров, а также людей из групп снабжения и рабочих команд, которые отдали все свои силы для достижения успеха. Приношу отдельные благодарности Люфтваффе, которые в очередной раз продемонстрировали прекрасные образцы сотрудничества и кооперации.

Мы должны воспользоваться плодами этой победы! Я знаю, что войска группы армий будут продолжать храбро сражаться и впредь: они не будут знать ни сна, ни отдыха до достижения полной победы!

Да здравствует фюрер!

* * *

Из разговора штабных офицеров вермахта, состоявшегося вечером 9 июля 1941 года в городе Пружаны Брестской области

— Ты не заметил, что мы собираемся все чаще по неприятным поводам?

— Заметил. Это у нас стало входить в традицию с начала Восточной кампании.

— Единственный раз, когда мы с тобой собирались по радостному поводу, было неделю назад. Сразу же после завершения боев в крепости и взятии Белостока.

— Ну, было еще взятие 28 июня Минска.

— Вот видишь не все так плохо. Ты просто стал завзятым пессимистом.

— Пессимист это хорошо осведомленный оптимист. А мы именно к таким и относимся. Именно благодаря этому мы и занимаем свои стулья. А если мы такими не будем, то нас с тобой начальники погонят в окопы.

— Ну, раз ты такой осведомленный то давай подводить предварительные итоги собранных тобой материалов.

— Радует, что ты назвал их именно предварительными. До вечера 7 июля ничего не предвещало беды. Мы наступали, противник оборонялся. В нашем тылу находились группы русских из разбитых ранее частей, которые постепенно вычищались охранными отрядами и комендатурами. В Бресте, Кобрине и здесь в Пружанах и Линево были созданы пункты сбора пленных. Согласно справки местной комендатуры здесь в трех пунктах города содержалось порядка полутора тысяч человек. Частично занятых на работах по приведению в порядок доставшихся нам аэродромов и автодорог. Часть захваченных пленных, из числа местных жителей, была отпущена по домам. За редким исключением они своевременно отмечались в комендатуре. Проблем нашим войскам не создавали. Значительная их часть привлекалась к работам для вермахта. Около трех десятков человек выразило готовность служить во вспомогательной полиции. Проверкой их занималось местное отделение гестапо и сотрудники комендатуры. Все прошедшие проверку должны были с завтрашнего дня приступить к исполнению своих обязанностей.

— Кто они по национальности?

— В основном украинцы. Есть белорусы и поляки. Несколько литовцев.

— Понятно. Как я понял все отложено до окончания проверки?

— Да.

— Продолжай.

— В Линево, в шталаге № 130, содержалось порядка семи тысяч военнопленных. Частично привлекавшихся к ремонтным работам на железной дороге. Охрану лагеря осуществлял охранный батальон. О подготовке массового побега или бунта военнопленных лагерная агентура по уверению администрации ничего не сообщала.

Утром 7 июля коменданту Пружан от одного из отпущенных пленных поступила информация о том, что в районе деревень Речица и Чахец видели неизвестных в советской военной форме. Кроме того 5 июля в этом же районе были замечена работа нескольких радиостанций, работавших на наших диапазонах. Переговоры в сети велись на немецком языке. В связи с этим их посчитали абонентами, какой-то из наших команд или частей. Тем не менее, старший по смене доложил нашему представителю, а тот сообщил коменданту штаба армии.

В связи с указанными событиями около 10 часов 7 июля было принято решение о направлении в тот район нескольких поисковых групп из состава охраны штаба армии. Там было несколько хорошо подготовленных поисковиков. Бывший пленный и его родственник из д. Речица должны были выступать в качестве проводников. В 14 часов два взвода под руководством лейтенанта Краузе, ранее имевшего опыт таких мероприятий в Польше, убыло на поиски неизвестных. Последний сеанс связи с ними был в 15 часов. Краузе сообщил о прибытии на место и начале прочесывания. После этого группа лейтенанта больше на связь не выходила.

— Как часто должны были быть сеансы связи?

— Каждый час. В 18 часов командованием батальона было принято решение о направлении в район поисков дополнительных сил. На машинах были высланы еще два взвода. Во главе с командиром роты. Прибыв на место, тот по рации доложил об обнаружении автомашин группы лейтенанта Краузе стоявших у дороги в лесу без охранения, никого из личного состава поисковых групп обнаружено не было.

Около 20 часов со станцией Оранчицы связался экипаж мотодрезины осуществлявшей контроль железной дороги по маршруту Кобрин — Барановичи. Он сообщил, что к ним за помощью обратился обер-лейтенант Лемке из подразделения охраны штаба 4 Полевой армии. Личный состав его группы при прочесывании местности попал в засаду бандитов и его солдатам требуется срочная медицинская помощь. Около двадцати тяжелораненых были вынесены к железнодорожному полотну. Тут же находились и трупы тридцати погибших. Остальной личный состав группы продолжает преследование противника. Радиостанция группы повреждена, запросить поддержку они не смогли. Сам обер-лейтенант был ранен в шею, ослаб от потери крови, ему трудно было говорить. Дежурный по станции связался со штабом армии, там подтвердили личность обер-лейтенанта Лемке и то, что его подразделение действует в указанном районе. Экипажу мотодрезины было поручено оказать необходимую помощь и поддержку.

В 20.30 неизвестные из артиллерийских орудий начали обстрел штаба армии. Первые же залпы накрыли двухэтажное здание штаба или же упали в непосредственной близости к нему. Внутри помещений штаба на втором этаже возник пожар. Всего было выпущено порядка 50 снарядов. Накрытие было полным. Часть личного состава успела укрыться. Через некоторое время артобстрел прекратился. Что послужило сигналом к покиданию убежищ и началу оказания помощи пострадавшим. В это время сюда прибыли и остальные подразделения охраны штаба. Однако через пятнадцать минут обстрел возобновился с новой силой. В результате обстрела погибло 136 человек солдат и офицеров и вдвое больше ранено. Среди погибших командующий 2-й армией генерал кавалерии фон Вейхс и офицеры штабов 4-й Полевой и 2-ой армий, прибывшие на совещание в штаб армии. Уничтожен радиоузел, шестнадцать автомобилей, восемь бронетранспортеров, две зенитные батареи, склад боеприпасов. Кроме того обстрелу подверглась жд. станция Лясы и деревня Сосновка. В результате чего были повреждены несколько построек и путей.

— Это точно был артобстрел, а не налет вражеской авиации?

— Да. Эксперты это подтвердили. Огонь велся из русских 76 мм орудий расположенных в нескольких километрах от штаба. Пустые ящики и стреляные гильзы от снарядов лучшее этому подтверждение. Корректировщик видимо находился где-то рядом со штабом армии. Нападавшими орудия были увезены в неизвестном направлении, Для этого использовались наши грузовики.

— Что-то мне это напоминает? Тебе не кажется?

— События недельной давности по уничтожению радиоцентра. То же дистанционное применение артиллерии для нанесения удара по цели. Только групп зачистки не было.

— Да ты прав. Что дало прочесывание местности?

— В лесной полосе в нескольких километрах от штаба были найдены трупы солдат и офицеров из обеих групп, посланных на поиски. Их транспорт в поврежденном состоянии и восстановлению не подлежит. Оружие, документы, форма на трупах отсутствовали.

— Если там все так близко, почему не смогли все найти раньше?

— Трудный рельеф местности. Остатки каналов и строительных работ. Большая часть трупов была свалена в кучу в одной из ям, где ранее добывался песок для строительства железной дороги и отлично замаскированы. Для убийства солдат, использованы образцы германского оружия. Проводники были найдены убитыми вместе с нашими солдатами. С их родственниками сейчас работают следователи гестапо. Часть трупов солдат и труп обер-лейтенанта Лемке были найдены у развалин моста через Мухавец.

— Понятно. Ты хочешь сказать, что их там выбросили?

— Да. Дальнейшее развитие ситуации дает нам возможность утверждать, что мотодрезина была захвачена противником. А находившийся на ней личный состав уничтожен.

— Тогда непонятна роль обер-лейтенанта Лемке и его команды в этом.

— Они сыграли роль молчаливых статистов в спектакле устроенном нападавшими у железной дороги. И не более того.

— То есть ты хочешь сказать, что мотодрезину остановил не Лемке, а диверсант. Сам Лемке был убит ранее?

— Нет. Я думаю, что именно он и остановил дрезину и попросил помощи для своих солдат. Пока шла погрузка раненых и убитых, на личный состав дрезины было совершено неожиданное нападение. Возможно, это была переодетая в нашу форму группа диверсантов, вышедшая из леса. Солдаты, видя, скажем группу своих товарищей, несущую из леса еще раненых могли подпустить диверсантов к себе поближе, а те этим воспользовались и напали. В пользу этой версии говорит и то, что мы нашли достаточно много гильз, следов крови и перевязочных материалов на месте возможной остановки мотодрезины.

— Возможно, ты и прав. Тогда куда делись трупы экипажа мотодрезины?

— Они были обнаружены среди останков дрезины на станции Оранчицы. Русские или кто-то еще использовали ее для удара по станции, предварительно загрузив кучей боеприпасов от орудий у моста. Нападавшие действовали нагло и быстро. На дрезине они подъехали к мосту. Местная охрана мотодрезину знала. Подозрений она не вызывала. В течение дня мотодрезина по нескольку раз переезжала мост туда и обратно. Поэтому ее пропустили на мост. Нападавшие эти воспользовались и атаковали охрану с тыла. Дежурные подразделения сопротивления оказать не смогли, были сразу же уничтожены. Остальные расстреляны при попытке занять позиции или в своих палатках. Раненых нападавшие добили. У останков орудий и на позициях, в ДЗОТах гильз не обнаружено, только тела погибших.

— Опять “мясники”? Это их подчерк… Я не удивлюсь, если никто из охраны или зенитчиков не смог скрыться. Или я не прав?

— Прав. Я тоже думаю о них. Во всяком случаи на них очень похоже. “Мясники” не берут пленных и уничтожают всех свидетелей. Тут все то же самое. А насчет свидетелей… Вся территория объекта была обнесена колючей проволокой и заминирована. На мотодрезине стояло несколько станковых пулеметов и зенитных установок. Шансов спастись не было практически ни у кого. Плотность огня была огромной. Дежурные зенитные и пулеметные расчеты просто выкошены. Бой длился недолго. Тем не менее, кому-то из охраны удалось сообщить о нападении. Слышно было плохо, но, о чем идет речь, на железнодорожной станции разобрали. На помощь комендантом станции на автомашинах было выслано дежурное подразделение. Попытались связаться с экипажем мотодрезины, там приняли сигнал и пообещали скоро быть на месте. О нападении было доложено сюда, в Пружаны, коменданту. Он направил на станцию и к мосту несколько взводов охранного батальона, поднятого по тревоге в связи с нападением на штаб армии и взрыва мостов на автодороге Высокое — Пружаны. Выделить еще силы он не мог. Кроме того им из батальона охраны лагеря военнопленных была запрошена еще она рота. И если из Пружан помощь добиралась до места около получаса. То из лагеря она могла быть направлена практически сразу. Что там и сделали. Мост к этому времени я думаю уже полностью был под контролем нападавших. Так что прибывающие подразделения уже встречались огнем и броней.

— Откуда у нападавших оказалась бронетехника?

— В качестве средств усиления обороны объекта и учитывая его важность для снабжения наших войск, у охраны моста имелось несколько трофейных русских танков, использовавшихся в качестве бронированных огневых точек.

— Почему же тогда комендант станции послал свою дежурную группу, не дождавшись помощи отсюда и Линево?

— Оборона моста была неплохо продумана. Имевшихся там средств ПВО и ПТО вполне хватало для отражения воздушного и сухопутного нападения. Туда же спешила и мотодрезина. Поэтому он и посчитал, что необходимо лишь поддержать охрану в отражении атаки. Прибывшие к мосту попадали в правильно рассчитанную ловушку. Их уничтожали по частям огнем из орудий и пулеметов, как с укреплений моста, так и с мотодрезины. Нескольким выжившим в той мясорубке удалось избежать смерти. Они и рассказали следователям о том, что там происходило.

— Они видели нападавших?

— Да. Уже темнело, но они смогли их рассмотреть. Несколько десятков их проходило с миссией умиротворения по колонне, добивая раненых и собирая документы, оружие и боеприпасы. Плотные, высокие, горбатые, в одежде из каких-то лоскутков. Несколько раненых пытались оказать сопротивление, но были сразу уничтожены из автоматического оружия. Звуков выстрелов слышно не было. Как утверждают все выжившие в руках у нападавших были наши пистолет-пулеметы с какими-то длинными и толстыми стволами. В нападавших несколько раз попали из пистолетов. Но у солдат сложилось впечатление, что это на нападавших никак не повлияло. Они продолжали движение и продолжали делать свое дело. То же самое произошло, когда несколько солдат защищаясь, пытались атаковать холодным оружием.

— Свидетели, из какого подразделения? Что они рассказали еще о тех событиях?

— Местного батальона охраны. На выезде со станции Оранчицы. они встретились с колонной из Линево. Двигались в открытых грузовиках вдоль железнодорожной насыпи. Где то посредине пути встретили двигавшуюся в сторону моста мотодрезину. На подъезде к ограждению моста колонна остановилась у шлагбаума. Часовые и солдаты в окопах вели себя спокойно, пулеметчики держали автомашины под прицелом. На противоположенной стороне моста горело несколько грузовых автомашин. Около них стоял танк без башни. Мотодрезина стояла у ограждения моста. Все сидящие в грузовиках посчитали, что охрана отбила нападение. Как только старшие колонны и несколько десятков солдат и унтер-офицеров покинули машины, все изменилось. Охрана моста, экипаж мотодрезины открыли пулеметный огонь по грузовикам. Кроме того открыли огонь и скрытые в складках местности стрелки и пулеметчики. Они вели огонь по концевым машинам и отдельным солдатам пытавшимся организовать оборону. Нападавшие патронов не жалели. Огонь был просто ужасный. Кровь лилась ручьем…..

Парням, что успели выскочить, повезло. Они смогли укрыться за колесами, но были быстро выбиты снайперами. Счастливчиками стали и те, кто сидел в среднем ряду в кузове. Они хоть и получили свои пули, тем не менее, остались живы. Большинство останутся калеками навсегда…

Дрезина двигалась по путям вдоль колонны и обстреливала машины. Затем пошли чистильщики. Как говорят раненые, в принципе зачищать там было уже некого. Тем не менее, нападавшие делали контрольные выстрелы по всем.

— Как же удалось выжить счастливчикам?

— Большинство после получения ранения были без сознания. У многих ранения головы, верхних конечностей и туловища. Большая потеря крови. Видимо нападавшие посчитали лишним тратить на них пули. Солдаты противника действовали двойками и тройками шли от концов колонны к ее середине. Все свидетели в один голос утверждают, что они вели себя уверенно, словно не раз уже это делали. Собирать трофеи и документы павших, они стали после зачистки. Все оружие складывалось в грузовик. Трупы и тех, кого они таковыми посчитали, погрузили в машины. Затем подъехал танк, подцепил их и затолкал их на мост. Один из солдат видел, как у моста разворачивалась артиллерийская батарея, открывшая огонь в направлении жд. станции Оранчицы. В ту же сторону ушла мотодрезина и колонна нападавших. Она состояла из грузовиков с орудиями, нескольких наших бронетранспортеров и четырех русских танков. На последней машине ушли саперы взорвавшие мост. Те из наших солдат кто был в машинах и смог выплыть остались живы. Их на берегу нашли поисковые группы.

— С мостом и поисковыми группами мне понятно. Что по станции?

— Артобстрел велся прицельно. Сначала были повреждены здания вокзала, казармы, водокачка. Взорвался небольшой склад трофейных боеприпасов и продовольствия, что располагался на станции. Уничтожена зенитная батарея. По завершении обстрела на станцию ворвалась мотодрезина. Оттуда неизвестные в немецкой форме открыли огонь из пулеметов и русского противотанкового орудия стоящего на платформе вагона. Несколько снарядов попало в паровоз эшелона с боеприпасами. Солдаты, что были на перроне, открыли ответный огонь. Затем мотодрезина взорвалась. Один из снарядов попал в вагон с боеприпасами. Что вызвало их детонацию и последующий подрыв всего эшелона со снарядами. От взрывов пострадали мотодрезина и эшелон с ранеными, стоявший на соседнем пути, повреждены дома вокруг станции. Станция полностью выведена из строя. Погибших очень много. Солдат охраны, железнодорожников, раненых в санитарном эшелоне, местных жителей. Опознание пострадавших ведется. Потери уточняются. Колонну нападавших проходивших через станцию никто не видел. Там стояла такая кутерьма, что было не до них. Рядом со станцией среди раненых найден машинист мотодрезины. Он получил множественные ранения и пока не в состоянии говорить. Следователи гестапо сообщат, когда с ним можно будет поговорить.

— Это хорошо. Возможно, он нам сможет прояснить некоторые вопросы. И главное опишет нападавших. Что по лагерю с военнопленными?

— Если по обстрелу штаба армии, железнодорожных станций, взрыв автомобильного моста через Мухавец у деревни Шени можно приписать с натяжкой кому другому. То нападение на мост и лагерь для военнопленных точно совершили русские. Они из орудий и пулеметов обстреляли казарму и позиции батальона охраны, снесли несколько вышек, часть столбов и забор из колючей проволоки, после чего оставив грузовик с оружием, скрылись в лесу. Один из танков был подбит охраной и брошен экипажем. Разбуженная канонадой часть пленных, видя такой расклад, разобрала оружие, и бежали в лес. Охрана, ослабленная обстрелом и отправкой помощи к мосту, остановить побег пленных не смогла. По подсчетам лагерной администрации сбежало около полутора тысяч военнопленных. Из них вооружено около трехсот человек. Части охраны тыла, комендатуры и воинские части оповещены о побеге. Ведется поиск и сбор сбежавших пленных. Вчера и сегодня привлекалась авиация с местного аэродрома. Летчиками было выделено четыре “Аиста” для ведения разведки и поисков. Результатов пока нет. Русские хорошо умеют прятаться в лесах. Больше пользы от комендатур оперативно организовавших прочесывание местности. На сегодня схвачено и возвращено назад двести человек. Лагерной администрацией для устрашения с ними проведена экзекуция. Парней можно понять. Их потери составили двести десять человек погибшими и ранеными.

Пленные, не принимавшие участие в побеге, также пострадали. Убито охраной для предотвращения побега около трехсот человек, в два раза больше ранено. Лечение раненых будет проводиться в лагере медперсоналом из числа пленных. Часть пленных, что активно противодействовало побегу остальных пленных решено привлечь для службы в вспомогательной полиции и охране лагеря.

— Что с колонной нападавших?

— Они словно растворились. В течение ночи через Пружаны и близлежащие населенные пункты прошло несколько колонн с техникой и похожим вооружением. Проверка показала, что это наши части шедшие к фронту и участия в указанных событиях не принимавших. Сейчас многие части обзавелись трофейной техникой и выявить колонну врага трудно. Служба регулирования и полевая полиция ориентированы на это. Результатов пока нет.

— Нападений на аэродромы были?

— Нет. На аэродроме “Засимовичи” работы ведутся в обычном режиме. Побег пленных их никак не коснулся. Содержащиеся там пленные ведут себя спокойно. Охрана ведется в обычном режиме.

На аэродроме “Пружаны” охрана и до того несшая службу в усиленном режиме из-за нехватки личного состава и передислокации стоявших там ранее истребительных частей еще больше ужесточена. У них там есть несколько трофейных танков, так они их рассредоточили вокруг аэродрома и используют в качестве огневых точек. С территории аэродрома никто не выходит. Движение автотранспорта ограничено. Содержание военнопленных ужесточено. Допуск на него местного населения и посторонних полностью прекращен. Это связано еще и с тем, что на аэродроме стояли самолеты комиссии прилетевшей сюда по факту нападения на штаб армии. На них вчера в Варшаву и Берлин были вывезены раненые старшие офицеры штаба армии. Мы с комендантом Пружан вчера и сегодня по телефону разговаривали с новым командующим авиацией 4 армии. Он обещал любую помощь. По нашей заявке с аэродрома “Пружаны” выделены для поисков четыре борта.

— Это хорошо, что летчики пошли нам на встречу. Надо усилить поисковые работы, а выделить дополнительно людей для прочесывания местности и поиска бандитов и русских командование в преддверии продолжения наступления на Смоленск не спешит. Пока есть возможность, и люфтваффе еще не перебазировалось дальше на восток надо воспользоваться их помощью по максиму.

— Кроме связных “Шторьхов” штаба армии на аэродроме “Пружаны” стоят и другие самолеты. Большая часть из них повреждена в боях, ведется ремонт машин. За вчерашний день местные летчики потеряли несколько своих самолетов. Так что авиационное командование нам дает все что может. На аэродроме есть несколько трофейных русских самолетов. В разной степени годности к эксплуатации. Командующий авиацией армии пообещал изучить возможность привлечь их к поискам. Если будут свободные летчики.

— И на том спасибо. Меня очень волнуют “мясники”. Они лишком эффективно действуют на фоне остальных русских. И мы их пока никак не можем поймать… Надо найти их пока они не наделали еще чего. Раз у них на вооружении есть танки неприятностей нам могут наделать кучу.

* * *

Сидя за столом в штабе и перебирая доклады командиров групп о событиях прошедших дней, я старался отвлечься от гнетущих меня мыслей. Прошло двое суток, как мы сидим на аэродроме и ждем. Ждем и ждем непонятно чего. Нет ни связи, ни посылки. Я не верил и не собираюсь в дальнейшем верить, что Серега и все посланные к нашим самолеты с бойцами и трофеями были сбиты. Не может такого случится.

Наш главный летун, старший лейтенант Паршин, в лагере для военнопленных, нашел своих сослуживцев по полку и заверил меня в том, что они отличные парни и летчики. Акимов специально их несколько раз перепроверял, перед тем как дать возможность взлететь на трофеях. Управление самолетами они освоили быстро и доказали что смогут выполнить задание.

Три Ю-52 в сопровождении двух “Фридрихов” после обеда 8-го благополучно достигли линии фронта. Кодовая фраза с борта головного транспортника об этом сообщила. А дальше молчание и неизвестность. И когда она развеется тоже не известно. Я ведь Акимова как просил — долетишь, иди к главному особисту и требуй выслать нам квитанцию по радио о благополучном прилете. Там надо то всего пару кодированных фраз. И бумаги соответствующие у Сереги были с печатью и штампом 132 батальона конвойных войск НКВД и парней, лучших ему дал для охраны и сопровождения груза. Но видно не судьба…

В любом случаи сегодня ночью покинем Куплин. И так тут задержались.

Пока нам удавалось удачно крутить нос немцам. Те, будучи занятыми поисками бежавших из пересыльного лагеря (дулага № 130) военнопленных на нас особого внимания не обращали.

Два раза в сутки мы отправляли командующему авиацией 4 Полевой армии суточные донесения о состоянии дел и выполненных мероприятиях. В обратную сторону нам шли распоряжения о выделении самолетов по заявкам войск. Пленный обер-лейтенант вел себя достойно. Нашу договоренность соблюдал от и до.

Мы старательно выполняли все заявки, высылая в указанные районы “Шторьхи” для наблюдения и наведения поисковых групп. Все свободные борта постоянно висели в воздухе, ведя наблюдение за дорогами и лесом. Этим мы заодно решали свои корыстные задачи — готовили летчиков на трофейную авиатехнику. Но долго это продолжаться не может.

Штаб люфтваффе и так дергает за телефонный провод по поводу пропажи двух транспортников с ранеными офицерами влетевших от нас и не севших в Берлине и Варшаве. Спасаемся только тем, что говорим о появлении районе Беловежской пущи истребителей противника. Возможно, борта были сбиты авиацией противника. Уже вторые сутки терроризирующие все вокруг. Поиск площадок, откуда взлетают русские, пока ни к чему не привел. На их совести уже несколько обстрелянных автомобильных колонн и железнодорожных эшелонов, стоявших на второстепенных станциях, а так же несколько возвращавшихся после бомбардировки “Хенкелей”. Пока мне верят, но всему приходит конец.

Пора заканчивать игру т желательно с хорошей миной. Тем более что карты уже розданы и все готово. Ее вчера вечером развед. группа на “Шторьхе” была доставлена поближе к Варшавскому мосту. А сегодня прислала квитанцию о готовности к действию. Неплохим будет наш заключительный концерт с аэродрома Куплин. Надеюсь, наша театральная группа хоть этим сорвет аплодисменты в Генштабе. А то предыдущее наше выступление с захватом Куплина похоже не оценили…..

Бой за аэродром начался задолго до появления нашей колонны. Направленные сюда снайпера и разведчики с наступлением темноты потихоньку уменьшали гарнизон. Около тридцати солдат противника, в соответствии с уже устоявшимся здесь распорядком дня, направилось в близлежащую деревню за доступными развлечениями — выпивкой и женщинами. Было там несколько мест, где местные жительницы оказывали им услуги интимного характера. Обычно посиделки заканчивались под утро. Кода ловеласам требовалось возвращаться на службу. Местное начальство к этому относилось вполне добродушно. В деревню ходили солдаты свободных смен роты охраны, ремонтников и зенитчиков. Вот этих ценителей маленьких радостей жизни возвращавшихся из деревни поодиночке и парами и вылавливали мои парни из отсечных групп.

По сравнению с последним моим посещением аэродрома его гарнизон значительно сократился. 6 июля один из штурмовиков вылетел и не вернулся назад. На следующий день аэродром покинули шесть истребителей, зенитная батарея среднего калибра, несколько тяжелых грузовых автомобилей, часть авиамехаников. Во главе колонны ехали “кюбель” и радиола.

Зато на аэродроме прибавилось пленных. К обеду, еще до отъезда колонны противника, сюда под конвоем пригнали две сотни наших бойцов и командиров в основном с голубыми петлицами на гимнастерках.

После удара по дулагу, двигаясь вдоль узкоколейки, не заезжая в город мы вышли на дорогу к Куплину. Тут нас уже заждалась колонна Акимова. В ней, как и у нас прибавилось техники. Если я специализировался по броне, то Серега решил ударить по германскому автопрому. Шесть больших грузовиков и “кюбель” дополняли его и так не маленькую колонну. Оказалось что у поворота дороги на д. Чахец. им на глаза попалась небольшая колонна снабжения, вставшая на обед. Эти гурманы даже охранения не выставили. Грех было не воспользоваться таким случаем. Серегины парни быстро навели порядок в этом бардаке. Заодно прихватили и одинокий кюбель с тремя представителями люфтваффе. Один из них был офицером. На свою беду они решили присоединиться к веселью, узнать у полевой полиции что происходит и порасспросить дорогу на Пружаны. Офицер оказался — новым комендантом аэродрома “Пружаны” Поэтому жизнь ему временно сохранили.

Мост через Мухавец парни взяли так же быстро и аккуратно взорвали его. Живых свидетелей данного безобразия не осталось. Группу из охранного батальона Пружан прибывших посмотреть на любителей шумных вечеринок встретили чуть поближе к городу. Те сами напросились на неприятности. Старший команды решил уточнить у коллег, что происходит на мосту. Ну, его остановившаяся колонна и нарвалась на плотную лавину пулеметного огня почти двух десятков пулеметов. Собрав трофеи, колонна Серегиных нарушителей порядка двинулась дальше. Уже без происшествий, тихо и мирно прошла через город и остановившись в оговоренном месте ждала нас. До нашего прибытия эти молодчики ухитрились и минную засаду подготовить на дороге. И если бы они не узнали наших разведчиков, еще неизвестно как они бы встретили нашу колонну, громыхающую броней трофейных танков.

Никакого усиления охраны в связи с нападениями на штаб армии, железнодорожные станции и дулаг на аэродроме не было. Словно они жили в другом измерении. Отдельном от остального гарнизона Пружан.

Наша атака на аэродром началась в три утра. Штурмовые группы ударили со всех сторон. Цели всем были известны, кто что берет, было неоднократно изучено и отработано. Даже экскурсию старшим группам на аэродром устроили. Все на месте показали, чтобы не перепутали. А как брать личный состав научился. К четырем часам аэродром нами полностью контролировался. А что вы хотите. Шестьдесят неплохо натасканных штурмовиков, снайперов и егерей, хорошо вооруженных бесшумным оружием, знающих на что идут, за несколько недель войны прошедших огонь и смерть, верящих в свои силы и победу это вам не это. Тем более что против них было всего-то чуть более трех сотен солдат и офицеров врага. Все объекты были взяты тихо и без лишнего шума.

Насвинячить пришлось только в казарме роты охраны, строителей, водителей, взвода охраны лагеря военнопленных, палатках зенитчиков и дежурной смены авиамехаников и пилотов истребителей. Толстые стены старых казарм и рассредоточенность на нескольких квадратных километрах подразделений немцев сыграла нам на руку. Часовых, дежурные расчеты зенитчиков и караул взяли без шума и гама. Тыловая служба, что вы хотите. Она развращает даже заядлых уставников. Очень неплохо себя показали глушители, сделанные в реммастерской для трофейных винтовок и автоматов.

Связистов, авиамехаников и офицеров взяли сонными в нагретых ими кроватях. Почти без шума и драки. Так было несколько любителей кулачного боя и ножевой драки. Да они быстро успокоились. Не любят бойцы таких глупых граждан. Пуля все же быстрее кулака. Среди пленных офицеров оказались комендант аэродрома, командир смешанной транспортной эскадрильи, комендант лагеря военнопленных в чине майора и группа его офицеров, эксперты люфтваффе, инженер, местные абверовец и представитель СД.

К четырем часам утра аэродром и лагерь были полностью под нашим контролем. Ни одного живого немца, кроме наших пленных тут не осталось. И сюда втянулась наша механизированная колонна, занимая позиции для круговой обороны.

Первая часть нашего плана полностью воплотилась в жизнь. Чтобы не затягивать с остальным, нужно было срочно ломать оставшихся в живых немцев. Сделали мы это просто. Заставив военную “интеллигенцию” в одних трусах таскать трупы своих павших сослуживцев. Крови в казармах и палатках было очень много, а нам требовалось все содержать в более или менее пристойном виде. Чтобы со стороны все казалось привычным и обычным для окружающих. Вот и бегали летчики, связисты, метеорологи с авиамеханиками и ремонтниками под надзором “полевой полиции” туда и обратно от казарм к ямам на месте взорванного склада авиабомб, нося трупы и окровавленные постельные принадлежности. Видок у них был, конечно, своеобразный. Без блевотины дело не обошлось, кто-то с копыт скинулся, кто-то без сознания упал, у некоторых крыша поехала. Врачей психиатров у нас под рукой не было, лекарства были быстродействующие, гуманизмом мы не страдали. Пара человек пыталась слегка побунтовать, требуя отношения к ним в соответствии с международным правом, но быстро успокоились на дне той же могилы. Остальных это подстегнуло и трудовой энтузиазм из них бил через край.

Майор, бывший комендант лагеря, для ускорения работ предложил использовать единственную лошадь и повозку, имевшуюся на аэродроме. Разумная и своевременная инициатива, тем более что своей цели я в основном добился. Большая часть пленных уже сломана и годной для общения и сотрудничества. Но использовать повозку я запретил. Не рассказывать же майору о том, что мы знаем, что на ней каждое утро в деревне собирается молоко для аэродромной команды. Поступили эффективнее и проще.

Подогнав грузовик, мы разрешили грузить трупы в кузов и возить их на нем. Дело пошло куда быстрее. И через полчаса Ерофеев доложил, что все прибрано.

Все вокруг были заняты делом.

Те из бойцов кто хоть немного знает и может говорить по-немецки, были направлены на посты у ворот бдить и не пущать никого.

Серега, забрав свою команду особистов и погранцов, как только мы еще раз прошлись с зачисткой по аэродрому, занялся нашими пленными. Благо канцелярия и картотека лагеря нам досталась целой. Майор и его офицеры делал все, чтобы им угодить, объясняя отметки на карточках и сопроводительных. И вскоре там закипела работа по отделению зерен от плевел.

Летуны занялись изучением захваченных бортов.

Дорохов с парой наших связистов засел на радиоузле и коммутаторе, вместо пленных связистов пока те приводили себя в порядок.

Козлов с командой мехводов изучал доставшийся нам автопарк и танки. Вот ведь маньяки брони и стали. Кого только за них сажать собирались, и так все подготовленные бойцы были закреплены за трофеями.

Горохов занялся учетом наших трофеев и переодеванием части бойцов в трофейную форму, собранную по платкам и казармам. А то не очень убедительно будут смотреться жандармы в охране аэродрома. Летунов переодели в форму офицеров люфтваффе. Пришлось и мне переодеться летчиком. Как — никак я тут главный. И заняться работой с пленными немцами.

Договориться со связистами удалось быстро. Мое предложение было простым и незамысловатым: они сидят и под контролем моих бойцов отвечают на звонки, соединяют всех звонящих на меня. За это остаются живыми и по мере возможности эвакуируются к нам в тыл. Я не скрывал, что в противном случаи их тела пополнят могилы. Меня услышали. И расписки о добровольном согласии и сотрудничестве с органами НКГБ пополнили мои бумаги. Выполняя свои обязательства, связисты сообщили об ожидаемом прилете из Берлина и Варшавы на нескольких транспортных самолетах комиссии ОКВ и ОКХ по расследованию нападения на штаб 4-ой Полевой армии. Обратно они борта должны были забрать раненых и тела погибших офицеров.

Аналогично прошло общение и с остальными специалистами. Собеседование с летчиками тоже особых проблем не вызвало. Одно дело в небе парить и мирное население с высоты бомбить, другое дело на себе одномоментное испытание всех прелестей войны. Троих упертых мои бойцы отвели к могиле. После этого остальные согласились нам во всем помочь, в том числе управлении самолетами и общением с немецким командованием. Очередные бумаги легли ко мне в папку. Отправив новоиспеченных помощников, в сопровождении охраны, к Паршину обучать моих летунов занялся остальными.

“Темная сила” люфтваффе тоже недолго думала над моим предложением о сотрудничестве. Соглашение между нами было достигнуто. Кто не захотел изменить своим убеждениям, прогулялся к яме. Война. У меня же снова прибавилось бумаг и новых помощников.

Пехотные офицеры мне были неинтересны, и с ними не церемонились. Лейтенант — связист был уперт, как и товарищ из СД. За что были снова упакованы и сданы под охрану. Местный абверовец оказался умнее. Согласился сотрудничать и отвечать на поставленные вопросы. Агентуру в лагере сдал, и показал, где находятся на них компромат. С ним мы поговорили за жизнь. Благо все ключи и документы в их кабинетах сохранились. Интересно было почитать ориентировки на нашу дружную команду и то, как мы видимся противнику. Много было сказано о нашей решительности и готовности идти до конца. Сказано там было и о возможной утрате (захвате) шифрмашинки. Вообще читая о наших похождениях, я проникся впечатлением, что нас считают, чуть ли некровожадными монстрами и закоренелыми убийцами бедных немецких великовозрастных детей в фельдграу. То-то лейтенант так быстро поплыл. Видно начитался сказок на ночь. Убеждать его в обратном я не стал.

В шесть утра из ворот аэродрома как обычно в деревню отправилась повозка с несколькими бидонами под молоко. Зачем нарушать заведенный порядок. Что почем и как разведчикам рассказала детвора.

Вскоре у въездных ворот на аэродром собралось несколько молодых и симпатичных женщин пришедших на работу в столовую и для уборки помещений. Разведчики заранее предупредили об этом. Так что я был готов к встрече с ними. Общение было плодотворным. Я предупредил, что в течение нескольких дней мы не будем пользоваться их услугами, и они могут идти домой. В дальнейшем немецкое командование рассмотрит данный вопрос и при необходимости позовет обратно. Дамы сильно расстроились. Особо выделялись несколько полных и крупных женщин, ранее работавших на кухне. Часть развернулась и пошла в сторону деревни. Подошедший ко мне Горохов предложил все же взять в командирскую столовую нескольких женщин в качестве подавальщиц. А то со стороны странно будет выглядеть. Подумав, я согласился. Действительно с момента появления на аэродроме немцев тут работали женщины. Вдруг появляется новая часть и женщин разгоняют. Все это вызовет пересуды в деревне и может дойти до коменданта, а этого хотелось бы избежать. Несколько наиболее симпатичных женщин были допущены на кухню. Горохов, говоривший по-польски, остался там за старшего. Надо было видеть глаза Елены, когда она увидела Петровича в том цветнике. Ревность что тут еще сказать. О том, что они крутят любовь мне сообщил Акимов, не оставлявший личный состав отряда без своего чуткого внимания. Не то, что я грешный. Вторая дама отряда еще не определилась и металась между двумя “егерями”.

Появление посторонних на аэродроме внесло сумятицу в наш дружный коллектив. Хоть личный состав и был предупрежден о необходимости ограничить свое общение с местными дамами, но избежать этого не удалось. Пришлось бойцам припоминать наши инструктажи и молчать в их присутствии.

Кроме приготовления завтрака старшина ухитрился с самого утра организовать помывку личного состава отряда в аэродромной бане. В лесу, конечно, жить хорошо. И дышать свежим воздухом тоже прекрасно, но купаться лучше в бане, чем в реке. С каким удовольствием личный состав отмывался и парился, а затем менял белье на свежее из трофейных запасов. Приводили себя в порядок не только мы, но и часть прошедших проверку бывших военнопленных.

В лагере были собраны бойцы и командиры наших ВВС. Всего тут содержалось триста восемьдесят человек, в том числе сорок три раненых. В первую очередь фильтр прошел летно-подъемный состав.

Спасибо майору за отличное ведение документации. В карточках на военнопленных было указано, когда и при каких обстоятельствах они попали в плен, сотрудничали ли с врагом. Уцелела и часть удостоверений личности комсостава. Большинство пилотов и штурманов были из состава 10 смешанной и 13 бомбардировочной дивизий. В плен попали, будучи сбитыми над территорией врага или при выходе из окружения. В бараках для рядового состава нашлось два десятка сержантов, выпускников летных училищ, так и не добравшиеся до своих полков и принявшие свой первый и последний бой на земле в пехотной цепи. Что ж мы готовы были исправить ошибку истории. Тем более что самолетов на всех должно хватить. Три десятка исправных наших и немецких самолетов достались нам в качестве трофеев. Еще несколько “Чаек” и “Ишачков” из числа лежащих на свалке можно было восстановить. Кроме того имелись самолеты притащенные немцами с мест аварийных посадок. А это несколько тяжелых немецких истребителей мессершмит Ме-110 Е-2, два бомбардировщика Хенкеля-111H, один До-17 Z, штурмовик Ю-87, два бомбардировщика Ю-88 А, пять наших СБ, две “Пешки” и три МИГа. Все они были в разной степени исправности, но по заверению воентехника все самолеты были вполне ремонтнопригодны. Специалистов по ремонту и обслуживанию авиатехники среди пленных хватало, в том числе и дипломированных инженеров и техников. Так что будет парням, на чем летать, чем стрелять и чем бомбить. Спасибо немецким трофейщикам все собрали и аккуратно сложили и сохранили для нас.

Порадовало то, что кроме военных тут содержалось и несколько летчиков и штурманов, руководителей полетов и техников Аэрофлота. И мы теперь могли вполне грамотно организовать работу аэродрома. Отрядные летуны вряд ли смогли бы это сделать. Старший лейтенант Паршин был назначен руководителем всей авиационной составляющей отряда. Его штурман, лейтенант Серегин, собрал штурманов. Вокруг лейтенанта Соловьева сгруппировались истребители. Лейтенант Савушкин объединил бомбардиров. И вся эта летная свора засела за изучение трофейных машин.

Фильтр продолжал свою работу. Изучая подноготную бывших пленных. И вскоре места в бараках вместо наших военнопленных временно заняли согласившиеся с нами сотрудничать немцы.

Правда, кое-кого из своих бывших пленных нам вместе с майором и его офицерами пришлось отвести к яме. Слишком уж выразительные отметки были на карточках, сообщавших о сотрудничестве с немцами и ставших агентами администрации. Ну а лагерную администрацию расстреляли за то, что из женщин, работавших в санчасти, сделали офицерский бордель.

А затем был завтрак в столовой с белыми скатертями, приборами и фаянсовой посудой. В столовой питался только комсостав и пилоты. Среди них нашлось шестнадцать человек вполне сносно говорящих по-немецки. Их я и решил представить местному населению.

Не обошлось и без небольшого ЧП. Одна из официанток увидев Паршина, в мундире эксперта люфтваффе, чуть не выронила поднос с тарелками, покраснела, и быстро ушла в подсобное помещение. Григорий Иванович сам был в смущении. Все это не укрылось от внимательного взгляда Акимова. Оперативный разбор ситуации показал, что молодая женщина была женой одного из пилотов 74 штурмового полка, с началом войны не успела эвакуироваться и осталась с детьми здесь. Средств для существования не было, детей кормить было нечем. Когда аэродром заняли немцы, то знакомая предложила устроиться на работу в столовую. Вот она и пошла в официантки. До войны она здесь на аэродроме несколько раз встречала старлея. То-то она так сильно удивилась виду его в немецкой столовой и в немецкой форме. Пришлось раскрываться, вербовать и решать новую проблему.

Из-за отступления наших войск около пятидесяти семей командиров 45 и 7 авиабазы не успевших эвакуироваться оставались в Пружанах. Оставлять их тут значит обречь насмерть. В начале 1942 года немцы их соберут и отправят в лагерь. Выживут немногие. И как их отсюда вывозить? Самолеты не резиновые…

К десяти утра два мессера и транспортный “Юнкерс” были готовы к вылету. Немцы не подвели, все честно рассказали и показали. Мои летуны старательно учились и осваивали трофейную технику. Прокатились по полосе, на истребителях поднялись в небо, нарезали пару кругов и показали пару фигур высшего пилотажа. Механики, обслужившие Юнкерсы, были предупреждены, что они вылетят в наш тыл на них. После этого они работать стали старательнее. Жить-то хочется. Старались и остальные. Вскоре в небо в учебный полет поднялись несколько Шторьхов. Топлива на складе хватало.

Старались и связисты. Вовремя сообщили о прибытии транспортников с комиссией и группу встречающих из штаба армии. Пришлось напрягать всех знающих немецкий язык и расставлять их на ключевые точки. Артисты они, конечно, никакие, но для массовки сойдут. Пленных немцев растрясли по поводу организации встречи, что и как делать и т.д. Оказывается отличий в организации таких встреч, что у нас, что у немцев практически нет. Главным встречающим я назначил себя, Серега контролировал пленных, Дорохов охрану, сержант Кашеваров связистов, несколько бывших пленных летчиков сыграли роль руководителей полетов, благо немецкий знали почти в совершенстве. Как никогда пригодилось нахождение в воздухе нашей пары истребителей. Остальным была дана команда не отсвечивать и скрыться с глаз немцев подальше.

Встреча гостей, в общем, прошла неплохо. Во всяком случаи без нареканий с немецкой стороны. Меня похвалили за организацию охраны и оборон аэродрома. Загрузив гостей в поданные легковые автомашины, штабные убыли с аэродрома. Экипажи самолетов на автобусе довезли до офицерского домика и там разоружили.

Через час на санитарных автобусах нам привезли восемь раненых немецких офицеров и десяток гробов с телами высших и старших офицеров погибших при артобстреле штаба. Их погрузили в самолеты и отпустили водил. Сопровождающие должны были прибыть позже. Как только они скрылись, гробы выгрузили и отнесли в могильник. Ну а раненые нам вполне подойдут в качестве пленных и вещественного доказательства наших подвигов. Места в самолетах заняли раненые и груз с захваченными секретными документами и вещами. Сопровождать груз должен был Сергей и несколько пограничников Брестского погранотряда, отправлялся с ними и единственный выживший в боях боец 132 батальона конвойных войск НКВД. С ними я отправлял отчет о действиях отряда за все это время, собранные солдатские книжки и иные трофейные документы. У всех с собой были необходимые документы и предписания, заранее заготовленные мной.

Отправляли в тыл мы и несколько семьей командиров. Тех, кого быстро и без лишнего ажиотажа смогли забрать из деревни Куплин. Отрядные девушки категорически улетать отказались, просто потребовав оставить их в отряде.

Улетали и пленные абверовцы. Таскать их с собой по лесам мне было не досуг. Толку от них никакого, только жрачку переводят.

Как не жалко мне было отправлять Серегу в тыл, но других кандидатур просто не было. Он подходил по всем категориям. Командир НКВД, принимавший участие в боях вместе с отрядом, все видевший своими глазами будет лучшим подтверждением моих слов. А трофейная “Энигма” и самолеты весомым доказательством наших намерений. Серега должен был действовать через аппарат НКВД и НКГБ. Там скорость похождения информации на порядок выше, чем в армейской среде, да и с “Энигмой” быстрее разберутся. Проверку проведут куда скорее. Лететь они должны были как можно дальше от линии фронта и ближе к Москве. Обращаться с командованием только на уровне корпуса-армии. Ссылаясь на секретность захваченных трофеев и ценность пленных….

Уложились мы во время, как раз к появлению сопровождавших гробы и раненых…

Все три транспортника и прикрывающие их истребители благополучно взлетели. Ближе к вечеру еще несколько самолетов покинуло стоянку, вывозя за линию фронта очередную группу раненых, членов семей, пленных летчиков и авиамехаников. Летели они на Хенкелях в сопровождении четырех “Ишачков”. А мы остались на грешной земле в окружении врага.

Где и прибываем в тягостном ожидании, которые вторые сутки. Это время зря нами потрачено не было. Все вкалывали как проклятые. Все борта, до которых у нас дотянулись руки, были отремонтированы, облетаны и подготовлены к боевому применению. Летчики все время были в воздухе отрабатывая учебную программу с немецкими инструкторами, а кое кто уже открыл свой личный счет сбитых. Склад ГСМ и боеприпасов оставлять врагу в целости я был не намерен, чем больше используют, тем лучше освоят вверенную технику.

Через час для них наступит час “Х”. Все что мы могли сделать, нами сделано. Если Москва не откликнется, то действовать будем только своими силами. Используем всю имеющуюся в нашем распоряжении авиатехнику.

Основной удар по средствам ПВО у моста должны были нанести “Чайки” вооруженные ракетам и бомбами. Им была поставлена задача любым способом подавить зенитки врага. Истребители должны были прикрыть “Чайки” и бомбардировщики от истребителей противника. Ну, а на две волны бомберов ложилась главная задача — любым путем вывести из строя Варшавский мост. Все были заранее проинструктированы, что у них есть только один шанс это сделать и что будет, если этого не произойдет. Ситуацию на фронте, как и то, что через него идет основной грузопоток снабжения наступающих войск противника они все знали. И теперь все зависело только от них.

Возвращение самолетов было спланировано сюда и на две площадки найденных в пуще. Координаты и ориентиры площадок все летуны знали. По нескольку раз туда слетали на Шторьхах. Там их ждала дозаправка топливом и боеприпасами, чтобы за ночь они смогли сделать еще несколько вылетов по целям рядом с нами. Цели с воздуха доразведаны и изучены. После этого все отработавшие свои цели самолеты должны вернуться сюда, забрать народ и лететь за линию фронта. Ну а мы пешим ходом постараемся убраться отсюда подальше. С началом налета на мост с аэродрома выйдет основная колонна отряда. Их путь лежал на северо-восток в пущу. Куда идти конкретно старшие команд знали.

Я же с группой сотоварищей оставался тут, прикрывать отход основных сил и ждать сигнала или борт с Большой земли. Оставшиеся пленные немцы, которых мы не успели эвакуировать, уходили с основным отрядом… От предложения сделать их калеками и оставить здесь практически все отказались.

* * *

Из протокола допроса лейтенанта Акимова, Сергея Ильича. 1919 г.р., русского, члена ВКП(б) с 1939 г. бывшего оперуполномоченного 60-го железнодорожного полка

09 июля 1941 г. г. Москва

— Вы продолжаете утверждать, что вчера группой командира взвода 333 стрелкового полка лейтенанта Седова в глубоком тылу врага захвачен и удерживается Пружанский аэродром, что все написанное в доставленном вами рапорте Седова правда? Что уничтоженные объекты, захваченные секретные документы, шифры и шифровальная машина все это результат действия небольшой группы Брестского гарнизона?

— Да. Я уже неоднократно об этом говорил. Мои слова могут подтвердить те, кто вместе со мной прилетел из-за линии фронта. И группе Седова срочно нужна помощь для нанесения удара по Варшавскому мосту и железнодорожному узлу. Они ждут ее. Сегодня ночью они в любом случаи нанесут удар.

— Вам самому не смешно все это утверждать? Объясните, зачем вам надо вводить командование в заблуждение? Это задание абвера?

— Нет, это правда. Они будут ждать связи и помощи еще сутки. Затем уйдут в пущу и будут прорываться к линии фронта. Поймите же вы, наконец, все рассказанное мной и остальными, правда. Как бы фантастически это не выглядело. Наша группа смогла захватить и уничтожить ряд стратегических объектов вермахта. Это железнодорожные и автомобильные мосты через Мухавец, уничтожена железнодорожная станция Оранчицы, обстрелян штаб 4-ой Полевой армии в с. Чахец под Пружанами. Пошлите туда самолет — разведчик должны же они у нас быть. Он проведет фотографирование объектов, и подтвердить наши показания.

— Сергей Ильч, вы вроде бы здравомыслящий человек, а рассказываете сказки. Что какой-то лейтенант, собрав округ своего взвода окруженцев и бывших пленных, сделал, то, что не смогли сделать наши войска? Остановил на несколько дней поставки припасов Танковой Группы Гудериана и требует создать авиамост для вывоза наших бывших пленных и действия вспомогательной авиагруппы? Я еще могу поверить в его рапорт о действиях в крепости и прорыве оттуда через немецкие порядки. Но все остальное. В уме не укладывается не только у меня…

— Я все понимаю. Но прошу поверить и помочь Седову…

— Хорошо я доложу руководству. Доставленные вами пленные и сопровождавшие вас бойцы и командиры допрошены и дали показания, в общем подтверждающие ваш рассказ. Кроме того могу довести до вашего сведения, что вчера вечером к нам перелетело еще несколько самолетов от вашего лейтенанта…

Уже глубокой ночью умытый, в новой форме, с зашитой губой и синяками под глазами Акимов стоял перед Берией.

— Здравствуйте Сергей Ильич — Как себя чувствуете?

— Здравия желаю товарищ Народный Комиссар Внутренних Дел. Чувствую себя хорошо.

— Вот это правильно. Некоторые наши товарищи несколько перестарались, перепроверяя ваши и других показания. Простите их. Работа у них такая. Присаживайтесь. Разговор у нас с вами будет долгим.

— Спасибо. Я все понимаю и не обижаюсь.

— Проверку в отношении вас можно считать законченной. Ваши показания подтверждены остальными. Секретные документы и шифровальную машину уже изучают наши специалисты. Спасибо вам за них. Как и за доставленного вами унтер-офицера Хардера. Он оказался нашим давним знакомым и далеко не унтером. Оберст — лейтенант достаточно давно был в поле зрения наших органов. На территории Польши он занимался вербовкой агентов из числа украинских националистов.

— Мы с Седовым так и думали. Слишком он не похож на простого унтера. Владимир даже со званием угадал. А с остальным это не моя заслуга. Это лейтенант Седов со своими бойцами все захватил.

— Но доставили вы. А до лейтенанта Седова мы еще дойдем.

— Кроме вас и Седова кто-нибудь знает про захваченную шифровальную машинку?

— С уверенностью мгу сказать нет. Володя. То есть лейтенант Седов забрал ее у собиравших трофеи на немецком радиоузле бойцов. Они считали ее обычной печатной машинкой. Позже Седов передал ее на хранение мне. Я же хранил ее в опечатанном виде в мешке. Из бойцов ее никто не интересовался.

— Хорошо. Скажите, сможет ли группа вашего друга действительно нанести удар по Варшавскому железнодорожному узлу? Хватит ли у них сил?

— Я думаю да. Когда мы вылетали из Пружан. Подготовка шла полным ходом. На аэродроме нами были захвачены бомбардировщики, горючее и запас бомб. Летный состав взят из лагеря для военнопленных. Старший лейтенант Паршин разрабатывавший план удара говорил, что имеющихся на аэродроме самолетов более чем достаточно.

— Что потом будет делать Седов вам известно?

— Да мы обговаривали с ним этот вопрос. Он разделит свой отряд на несколько групп и уйдя в леса станет наносить удары по коммуникациям немцев. Примерный район действий и маршрут движения мне известны. По возможности отряд будет двигаться в сторону фронта. Владимир очень надеялся на связь с командованием для более эффективного применения имеющихся у него сил.

— Какова численность отряда? Сто — двести человек?

— Немногим больше. Порядка четырехсот. Есть танки, бронетранспортеры, самоходки, артиллерия и зенитные установки.

— Это хорошо. Расскажите мне о своем друге.

— С Седовым мы познакомились в поезде ….

…— Спасибо за рассказ. Сейчас вас проводят отдохнуть. Утром мы решим, где вас дальше использовать.

— Товарищ Народный Комиссар разрешите задать вопрос?

— Да, пожалуйста.

— А что со связью для отряда. Там ведь ждут.

— Будет у них связь. А вот помощь оказать уже не успеем.

* * *

… Лежа на жесткой кровати и уставившись в потолок, Сергей вспоминал встречу с Наркомом и прошедшие дни. План, разработанный Володькой, удался практически полностью. Главное им поверили. Вовка правильно описал то, что будет происходить после перелета линии фронта. Вплоть до того что Сергею намнут бока и подравняют физиономию. Очень уж многим мы наступили на пальцы. Особенно на фоне того что творится на фронте…

Линию фронта перелетели нормально. В тылу врага на них никто не обращал внимания. Очень удивило отсутствие нашей истребительной авиации и действия ПВО за линией фронта. Их никто не стремился атаковать или обстреливать. Наоборот двигавшиеся к фронту колонны техники и пехоты старались спрятаться от них в лесу. Так долетели до Смоленска и только тут встретили наши истребители. Пара Яков нарисовалась неподалеку. Кто был за их штурвалами самолетов, осталось неизвестно. Они храбро попытались атаковать транспортники. Но прикрывавшие транспортники Мессера быстро зашли в хвост нашим соколам и отогнали от Юнкерсов. Ближе к Москве пришлось спускаться ниже и идти на бреющем. Один из истребителей ушел вперед с предупреждением на аэродром об их прилете.

На аэродроме их встречала делегация вооруженная всеми видами огнестрельного оружия. Хорошо, что огня по самолетам не открыли, решив захватить их целыми. Мы были в принципе не против, но без близкого знакомства с содержащимся внутри.

Самолеты еще заруливали на стоянку, освобождая полосу, когда открыв люк на землю стали выпрыгивать бойцы, занимая оборону вокруг прибывших самолетов. Это не прошло незамеченным аэродромными жителями и некоторые слишком агрессивно стали вести себя. Тем не менее, все обошлось без стрельбы. Местные ребята грузовиками заблокировали прибывшие самолеты, чтобы те не взлетели.

Как только самолетные двигатели заглохли, Акимов вызвал полкового особиста. Разговор между ними вначале шел на повышенных тонах. Но после изучения сопроводительных документов удалось договориться. Тот согласился сообщить в ГУ НКВД о перелете авиагруппы и не допускать к самолетам никого постороннего до прибытия оперативной группы. Мы же обещали ничего не предпринимать, от самолетов не отходить и двигатели самолетов не запускать. Вопрос об оружии решили не поднимать, дабы не обострять ситуацию. Тем более что кроме стрелкового оружия и десятка гранат у нас ничего с собой не было. Согласовали мы вопрос о женщинах и детях. В сопровождении особиста их перевезли на полковом автобусе в помещение клуба. Где и содержали под охраной местной роты охраны. Пленных немецких летчиков и раненых штабных офицеров выгрузили и разместили у самолетов под охраной наших бойцов. Только увидев своими глазами, кого мы привезли, лед между нами с особистом треснул, и установились почти дружеские отношения. Нас даже обедом по летной норме накормили.

Группа из Москвы прибыла только через два часа. И тут все завертелось…

Моих бойцов сразу же разоружили и посадили под арест на аэродроме. Ими тут же занялись следователи только и дали попрощаться. Ну, а меня вместе с шифрмашинкой, секретными документами, шифрами, остальными документами и пленными повезли в Москву. Где начались допросы и тому подобное…

Рихтовать меня стали практически сразу. Как только я стал требовать встречи с наркомом или его замом. Хорошо так били. Со знанием дела. Больно, но без повреждения внутренних органов. Я бы это сразу почувствовал. Обидно и больно было до жути. Но надо было терпеть и настаивать на встрече и помощи. Ждать пришлось долго даже очень. Больше полусуток. Но теперь все должно быть хорошо. Нарком все знает и помощь Вовке будет…

* * *

Когда шла подготовка к боевому вылету, на аэродром практически следом один за другим зашли на посадку три Ю-52 и четыре “Шторьха” в сопровождении нескольких Мессеров.

Транспортники работали на линии снабжения запчастями 2-ой Танковой Группы. У ТГ были большие проблемы с обеспечением горючим и запчастями. Из-за взрывов жд. мостов на Буге и Мухавце организовать необходимые поставки не возможно. Местное топливо не совсем подходит для немецкой техники, ее использование приводит к выводу двигателей из строя. Вот ОКВ и ОКХ и поручило люфтваффе оказать необходимую помощь войскам в снабжении. Для этого были задействованы все имевшиеся в наличии транспортники 2-го Воздушного Флота. Кроме того принято решение использовать для поддержки войск трофейную русскую авиатехнику. То-то я думаю, что это никто не возмущается полетами наших бортов… А они оказывается решили свою технику поберечь…

Со Шторьхами было еще интереснее.

Минут за пятнадцать до появления “Аистов” к въездным воротам аэродрома подъехала колонна легковых автомобилей, пять бронетранспортеров сопровождения с пехотой и парой средних танков. Благо Дорохов был рядом. Да и охрана не зевала, помнила мои инструкции, как поступать в таких случаях. Пехотинцы попрыгали в окопы, танкисты, зенитчики и пулеметчики сразу же взяли колонну на прицел, и ей пришлось остановить на внушительном расстоянии от ворот. А пехоте оставаться внутри броневиков. Штабной подполковник, предъявивший Дорохову документы, сообщил, что колонна прибыла для встречи чинов прибывающих на совещание в штаб 4 Полевой армии. Сообщение об их прилете и прибытии за ними автоколонны не были высланы из-за соображений секретности. И главное что он не возмущался поведением молчаливой охраны аэродрома, а воспринимал это как должное. И даже с каким-то облегчением.

Тут в дело вмешался я прибывший с подкреплением для охраны. На совместном экспресс — совещании было принято, решено, что к “Шторьхам” проедут легковушки, а охрана будет ждать за периметром ограждения. Так и поступили.

Симпатичные такие лица вышли из кабин самолетов. Где бы я вживую еще увидел первых лиц 2-ой и 3-ей Танковых Групп. На фотографиях если только, а тут можно руками потрогать. Как было, не жаль, но пришлось временно отложить это дело. На пару часиков. У меня терпения хватит их подождать, не будут же они вечно в штабе заседать.

Самолеты стали нашими законными трофеями. Экипажам мы дали возможность связаться со своим командованием и сообщить о благополучном прибытии на место. А потом слегка отдохнуть в общежитии…

Я, то все думал, как мне оставшихся домой отправить. А за меня тут судьба сама все определила. Прислав мне транспортники. Пришлось, правда, слегка подкорректировать планы, но это даже к лучшему. И к нашим борта отправим и бомбардировочную группу значительно усилили. Дозаправив пятьдесят вторые и загрузив в два из них очередную группу бывших и настоящих пленных, мы отправили их домой. Летчики, севшие за штурвалы самолетов, вполне могли справиться со своей задачей. Сопровождать машины в воздухе пошла очередная пара “Ишачков”.

Проблему двигателей бомбардировщиков пленные немецкие техники решили быстро. Запчасти имелись в наличии. Да и неисправность была известной. Ремонт шел не более полутора часов. За это время новые экипажи вполне освоились в них. Бомбовая нагрузка в самолетах была штатная. Как только все было готово, я дал команду на вылет.

Смешанной авиагруппе лететь было около 250 километров. Ей нужно было с юга обогнуть Варшаву, а затем, зайдя со стороны Германии и двигаясь вдоль железнодорожной линии разбомбить небольшой, но очень важный мостик. Тем более что разведчики их там уже заждались, разных цветных фонариков нараставляли. Так что будем надеться, что штурмана не подведут и выведут группу к намеченной точке точно. Если кого собьют у моста, то разведка постарается их подобрать. Для этого два “Аиста” уже сидят рядышком и ждут…

* * *

Из книги воспоминаний генерала-майора авиации Паршина Григория Ивановича “Огненное небо”.

…. Днем 27 июня 1941 г при выполнении боевого задания моя “Пешка” была сбита. Из экипажа уцелели я и мой штурман лейтенант Серегин. Так получилось что, приземлившись, мы практически сразу попали в плен к немцам. Оказать сопротивления не удалось, слишком быстро все произошло. Нельзя словами описать те чувства, что охватили нас. Стыд за невыполненное задание и попадание в плен, горечь поражения и гибели товарищей. Кроме нас с Серегиным на сборном пункте оказалось еще несколько пилотов и штурманов со сбитых самолетов.

Наше пребывание в плену было недолгим. Уже на следующий день мы были освобождены бойцами 132-го отдельного батальона НКВД действовавшего в глубоком тылу немецких войск на временно оккупированной территории Брестской области. Командовал ими тогда еще лейтенант Седов.

После проверки мы были зачислены в состав этого героического подразделения оперативных частей МВД СССР.

Об истории батальона, его участии в боях Великой Отечественной войны, операциях в тылу врага рассказано в десятках советских и иностранных книгах и кинофильмах. Не все эти рассказы правдивы, а иногда они просто лживы. Сейчас, когда гриф секретности с многих операций батальона снят. Мне хочется рассказать правду о событиях 9-10 июля 1941 года. Когда батальоном и его временной авиационной группой была проведена одна из наиболее значимых операции начального периода войны — уничтожение Варшавского моста и железнодорожного узла.

В один из дней начала июля меня пригласил к себе командир батальона. То, что он мне тогда предложил, сначала показалось фантастичным и нереальным.

Представьте себе сами. Наши войска под ударами танковых групп немцев отступили на многие десятки километров от госграницы вглубь страны. Немецкими войсками захвачена вся Западная Белоруссия, Минск, идут бой на Смоленском направлении, а тут в лесу под Брестом вам ставят задачу на разработку операции по авиационному удару и разгрому Варшавского железнодорожного узла. В батальоне на тот момент было всего около сотни бойцов и командиров Брестского гарнизона, активно принимавших участие в обороне Брестской крепости и всего несколько дней назад, вырвавшихся из крепости на оперативный простор. Тут были пограничники, разведчики, связисты, саперы, водители. Из них связанных с авиацией нас в отряде было всего пять человек — четыре пилота и штурман. И, тем не менее, командир мне поставил немыслимую задачу, в успехе которой он совершенно не сомневался.

— Надеюсь, вы понимаете всю важность данной операции? — Спросил меня тогда Седов.

Понимать то я все понимал. Но уверенности в успехе данной операции у меня совершенно не было. Мне казалось, что Седов болен или просто не понимает всей сложности данной операции. Ведь у нас не было ни самолетов, ни аэродрома, ни взрывчатки, ни необходимого подготовленного технического персонала, ничего. Об этом я и сказал Командиру.

— Поверьте, у нас все перечисленное скоро будет. Только немного надо подождать. — Ответил Командир. — Стройте свои планы исходя из того что под вашим началом будет порядка десятка разнокалиберных самолетов. Как наших так и немецких. Но лучше всего ориентироваться именно на наши “Чайки” и “Ишачки” с немецкими бортами, возможно, будут проблемы.

Где эти самолеты, в каком они состоянии, какое вооружение имеется в наличии, Командир мне не ответил. Пообещав все показать в свое время. Своими сомнениями я поделился с заместителем командира Акимовым. На что получил ответ: — “ Вы, в отряде человек новый. Всего не знаете. Так вот если Командир что-то задумал, то так и будет. Работайте над планом. Если что потребуется, мы вам поможем”. Сомнения мои остались при мне и, тем не менее, приказ есть приказ, и я приступил к разработке плана.

Собравшись с Серегиным и остальными летчиками, вооружившись трофейной польской картой, мы засели за разработку плана. Исходя из условий, что дал мне командир. Вскоре черновой план подготовки и основных мероприятий был нами подготовлен.

Заинтересовавшись фигурой нашего Командира, я стал осторожно расспрашивать о нем бойцов и командиров. Что меня поразило так это полная уверенность, всех с кем мне пришлось беседовать, в успехе задуманного Командиром, чего бы это не касалось. Все готовы были идти за ним до конца. Его приказания и распоряжения не обсуждались. Если были, какие вопросы их тут же задавали, и они без промедления решались. По вечерам на совещании за кружкой чая у остова его палатки решались любые вопросы повседневной жизни. Седов не уклонялся от острых вопросов, советовался с бойцами как лучше сделать, или воплотить в жизнь задуманное. Частыми гостями у него были егеря и снайпера отряда.

Впервые в реальность задуманного я поверил при проведении разведки аэродрома Куплин. Все что нам требовалось для удара, там было. Надо было только прийти и захватить. А сделать это было трудно. Обеспечение безопасности на аэродроме было очень высоким. У охраны на вооружении были зенитные орудия и автоматы, танки, подготовленные огневые позиции. Кроме всего прочего тут находилась охрана лагеря для военнопленных, которая готова была прийти на помощь охране аэродрома. Всего численность гарнизона противника была порядка четырехсот солдат и офицеров. В нескольких километрах от аэродрома располагались немецкие охранные части противника численностью до пяти тысяч человек. Кого-то это могло остановить, но только не нас.

Для отвлечения сил противника батальоном в течение суток было проведено несколько операций среди них артиллерийский обстрел штаба 4-й Полевой армии вермахта и нескольких железнодорожных станций, уничтожение железнодорожного и автомобильного мостов через реку Мухавец, были разгромлены несколько немецких охранных подразделений, уничтожено шесть эшелонов противника. Приняты меры к освобождению наших военнопленных из шталага № 130.

Наше авиационное отделение участия в операциях не принимало. Командир строго настрого приказал ограничить наше участие в активной фазе операции. Именно поэтому как проходила операция по захвату аэродрома я рассказать не могу.

Наша колонна вошла на аэродром, когда все было закончено. О мастерстве и умении личного состава батальона может говорить только один факт — у батальона практически не было потерь. А гарнизон противника был уничтожен полностью. Нашими трофеями стали три десятка исправных самолетов врага.

Среди наших пленных оказалось много знакомых мне по службе летчиков и штурманов. Сбитых и захваченных в плен, при выполнении боевых заданий над территорией занятой врагом. Тут были летчики с разным уровнем подготовки. И те, кто имел большой летный опыт и совсем молодые парни, только, что закончивших обучение. После проверки особым отделом они были привлечены к подготовке удара.

В нашем распоряжении было совсем мало времени, чтобы изучить трофейную технику, подготовить ее к полету и научиться ею управлять. Тем более что часть наиболее подготовленных пилотов нам пришлось сразу же отправить на захваченных транспортных бортах за линию фронта. Слишком много раненых содержалось в отвратительных условиях в концлагере. Большинству из них требовалась срочная медицинская помощь. Требовалась она и семьям наших военнослужащих оставшихся на оккупированной территории. Рискуя своей жизнью группе разведчиков, удалось собрать под самым носом у врага тридцать семей и доставить их на аэродром более семидесяти человек. В том числе сорок детей.

Вместе с ними были отправлены и часть наших трофеев. Если кто из вас смотрел художественный фильм “Фронт в тылу врага” тот должен помнить момент захвата радиоузла врага и захвата там шифровальной машины. Этот эпизод снят на реальных фактах одной из операций нашего батальона. Именно ее и отправили мы тогда нашему командованию.

Оставшиеся пилоты и штурмана под руководством немецких летчиков — антифашистов в течение короткого времени освоили управление трофейными самолетами. Бомбардировщики Юнкерс по конфигурации и моторике управления в принципе тот же СБ-2, на которых учились и летали многие из наших пленных летчиков. Так что особых проблем, кроме посадки на полевой аэродром не вызывали. Много вопросов возникло при освоении бомбардировки в пикировании. Большинство летчиков его освоить так и не смогло. Слишком мало времени было у нас на подготовку. Так что бомбить малоразмерную цель — мост нам пришлось по старинке — с горизонтали. Те, кто освоил бомбометание с пикирования сели за штурвалы Ю-87. Остальные летчики были распределены по более тяжелым машинам.

Бывшие пленные техники и мотористы научились обслуживать новые для себя машины. Многие из тех, кто был тогда с нами, помогал в изучении техники, после Победы служили в ВВС ГДР. По аэродрому мы передвигались в немецкой военной форме. Погоны на ней были только у тех, кто был в отряде до захвата аэродрома. Остальные пилоты и техперсонал носил немецкую форму без погон.

Руководить операцией Командир приказал мне.

Среди захваченных на аэродроме самолетов был Дорнье с исправным оборудованием для фоторазведки. Именно на нем я совершил свой первый разведывательный полет к Варшавскому железнодорожному узлу. Полет прошел удачно и уже через несколько часов на столе у Командира лежали фотоснимки со свежими разведданными. Именно тогда и был окончательно сформирован план атаки. Правда его пришлось еще трижды перерабатывать и уточнять. Дополнительно в район атаки для эвакуации экипажей сбитых самолетов был выслан Шторьх и группа авианаводчиков из числа не задействованных в налете пилотов. Усилено истребительное прикрытие бомбардировщиков. Изменен состав атакующих групп, перераспределены по волнам самолеты. Изменена бомбовая нагрузка и состав бомб. Определены площадки для посадки и дозаправки горючим и боеприпасами возвращающихся самолетов. Да многое еще, что пришлось переделывать. Во всем этом активное участие принимал комбат. В проработке маршрута очень нам помогло наличие среди пленных пилотов и штурманов гражданской авиации.

За несколько часов до вылета всех пилотов участвовавших в атаке в актовом зале собрал комбат. За его спиной висели карта с обозначенной на ней линией фронта, фотографии целей, объектов атаки. На столе лежали заклеенные пакеты с полетными заданиями каждому экипажу, позывные и команды, место дозаправки и последующие цели. Все переговоры в воздухе должны были вестись только по-немецки. Впервые в зал было внесено Боевое Знамя части.

Беседа с летчиками и штурманами была до предела откровенной. Командир ничего не скрывал и не утаивал. Он рассказал, почему надо уничтожить выбранные объекты, насколько они важны немецкому командованию и как их уничтожение послужит нашей Победе над врагом. Предупредил, что в атаку пойдут только добровольцы. Отказников не было. Сразу же после вручения пакетов было организовано фотографирование и праздничный ужин. Старшиной и его командой каждому кто уходил на задание был вручен новый комплект советской парадной формы со всеми необходимыми знаками различия. Так что в бой мы шли при полном параде.

Первыми в небо ушли самые тихоходные машины, затем бомбардировщики и истребители. Я, на “Дорнье”, вылетел одним из первых. На мне лежала связь между группами и корректировка их действий.

Погода была практически на миллион. В зону бомбометания мы выходили несколькими группами со стороны Германии. Первыми на мост шли Ме-110. За ними две волны бомбардировщиков. Сначала трофейные немецкие бомбардировщики, за ними наши бомбардировщики и штурмовики. Выше шли несколько МИГов несшие на своих бортах по две бомбы ФОТАБ -50-35. Их задачей было ослепить зенитные расчеты, чем дать возможность бомбардировщикам нанести свой удар. Времени на подготовку экипажей все-таки было мало. На земле мы, конечно, все неоднократно отработали. Но применять трофейное оружие мы как следует, не умели. И ослепление наводчиков давало хоть небольшой, но шанс более точно произвести бомбометание. Удар по мосту и железнодорожному узлу наносился практически одновременно.

Тяжелые истребители Ме-110 под командой младшего лейтенанта Соловьева имели на борту по две бомбы ФАБ — 500 и четыре ФАБ-50. Именно на эти самолеты делался главный упор. Этот самолет был очень удобен для точечных ударов. Таких как железнодорожный мост.

Бомбардировщики Ю-88 несли бомбы ФАБ 250 и 500, в заднем бомбоотсеке у них находилось по десять ФАБ-50. Каждый из самолетов нес бомбовую нагрузку около двух с половиной тонн. Этими же бомбами были загружены и наши СБ и Пе-2. На “Чайках” были установлены РС и бомбы ФАБ-50, Ю-87 несли штатную бомбовую нагрузку.

Наши пилоты превзошли сами себя. Все летчики и штурманы выполнили свою задачу. Самолеты точно и в срок вышли к своим целям. Бомбы с Ме-110 и Ю-88 накрыли цель. Несколько бомб попали в фермы и среднюю опору моста, вызвав обрушение моста и двигавшегося по нему грузового состава. Остальные накрыли позиции зенитных батарей. Оставшийся груз бомб бомбардировщики вывалили на железнодорожную станцию. Одновременно с ними по железнодорожному узлу, позициям зенитчиков ударили “Чайки” и “Лаптежники”. Внес свой скромный вклад в разгром станции и наш экипаж. Сбросив с высоты бомбы РРАБ-250 и 500 на голову врага. Бомбардировщикам первой волны удалось уйти практически безнаказанно. Они вернулись без потерь на аэродром в Пружанах. Где их сразу стали готовить к следующему вылету.

Второй волне бомбардировщиков повезло меньше. Немецкие зенитчикам на подходе к моту удалось подбить три наших СБ-2. Экипажи сбитых самолетов совершили огненные тараны, направив свои горящие машины на мост и позиции зенитных батарей. Последующими взрывами мост и зенитки были полностью уничтожены.

Оставшиеся Пешки и СБ продолжили свой путь и нанесли бомбовый удар по складам, мастерским, пакгаузам, путям и эшелонам стоящим на них. Море огня возникло там, где упали бомбы. Экипажи истребителей Мессершмит-110, сбросив бомбы, устроили охоту за паровозами, эшелонами, зенитными батареями. Пресекая любое сопротивление врага.

Тем не менее, враг не сдавался. Он активно защищал станцию. Зенитчикам удалось сбить несколько “Чаек”. Сержант Егоров на своей машине совершил огненный таран. Направив свою машину в эшелон с горючим. Прощальным салютом Герою был взрыв эшелона с боеприпасами. Еще двум пилотам “Чаек” и одного из “Лаптежников” удалось дотянуть до места эвакуации. Откуда раненых летчиков разведчики эвакуировали на дежурных “Шторьхах”. Сами поврежденные самолеты были сожжены.

Одна из Пешек получив в бою повреждение, упала в районе Тересполя. О судьбе экипажа до сих пор ничего не известно. По захваченным немецким документам установить судьбу летчиков не удалось.

Немецкие истребители над Варшавой появились, когда уже все было кончено. Вступать в бой истребителям было уже не с кем. Огненным морем представилась им станция. Там рвались снаряды, горели вагоны с топливом и техникой. Огромное количество немецких солдат и офицеров погибло в этом пламени. Железнодорожные пути на неделю пришли в негодность. Часть станционных построек — пакгаузы, депо, мастерские были повреждены, так что до конца войны так и не были восстановлены. Территория железнодорожной станции была усеяна сотнями мелких бомб мешавших восстановительным работам. Минимум на неделю железнодорожный узел был выведен из строя. А это тысячи тонн грузов, не полученных наступающими частями вермахта.

На базу мы прибыли в начале одиннадцатого. В небе нас встретила дежурная пара истребителей. На аэродроме царило праздничное настроение и суета. Все летчики были в приподнятом настроении. Гибель и ранение боевых друзей не смогла погасить ту радость победы, что охватила их. Для многих наших пилотов это был первый бой. И, несмотря на усталость, они готовы были выполнить новое задание. Техники и механики прилагали максимум усилий к заправке и снаряжению бортов. К полуночи все самолеты были подготовлены к вылету.

Обсудив с Командиром обстановку было принято решение о нанесение нового удара. Цели были известны. Мосты и железнодорожные станции в районе Бреста, Кобрина и Барановичей. Стоянки войск противника и склады в районе Минской трассы в нескольких десятках километров от Пружан и Березы — Картузной. Цели были доведены до экипажей. И бомбовозы снова поднялись в небо. Разведчики и здесь постарались, подсветив объекты бомбами ФОТАБ.

Плечо полета было маленьким и до рассвета мы успели сделать еще несколько вылетов. Наша “темная сила” вымоталась, ремонтируя, снаряжая и заправляя самолеты. Бомб и ракет для врага мы не жалели.

Но не все было так хорошо, как хотелось. Мы понесли новые потери. В налете на мосты у Бреста были сбиты Пешка и оба СБ. Со штурмовки железнодорожной станции у Березы не вернулись “Чайка” и “Лаптежник”. Эвакуировать пилотов не удалось. С начала операции мы потеряли тринадцать самолетов.

В начале четвертого на аэродроме “Куплин” собрались все оставшиеся у нас самолеты. Некоторые из них требовали небольшого ремонта. Немецкие — антифашисты и наши механики смогли быстро их устранить. Существенным подарком стал ввод в строй еще одного Ю-88, двух “Утят” и Р-5. После завтрака вначале пятого увозя эвакуируемых механиков и антифашистов, все годные самолеты поднялись в небо. Наша “Армада” под прикрытием трех Мигов, двух Ме-110 и двух Ме-109 направилась на восток, навстречу солнцу….

…. За уничтожение Варшавского железнодорожного узла, нанесение ударов по тылам противника все летчики, штурмана, разведчики, авиатехники и механики, принимавшие участие в подготовке и проведении данной операции были удостоены государственных наград. Экипажам самолетов совершивших огненные тараны были присвоены звания Героев Советского Союза (посмертно). Они были навеки зачислены в списки нашего батальона.

Всего звания Героя Советского Союза было удостоено девять человек. В том числе и я…..

* * *

“Вечер и ночь на 10-е июля выдались веселые. Командир всех загонял. И до этого нашу жизнь тихой не назовешь, а тут вообще, словно с его винтов сорвало. Лейтенант только и подгоняет всех. Сержанты все в мыле ходят, выполняя его указания. Более или менее повезло только летчикам. Те все в небе парят. Да механикам что в самолетах копаются или остальную технику осматривают”. — Жуя бутерброд с сухой колбасой, и наблюдая суету подготовки к вылету, думал красноармеец Никитин. Жалел он только об одном. О том, что его записи не удалось передать с особистом. Командир отослал с поручением и к вылету самолетов ….. не успел обернуться. Но он точно знал, что наградные листы командир своему другу точно передал. А на него там аж целых три представления, так, что когда выйдем к своим ждать их будут заслуженные в боях награды. Надо только за командира держаться, а он точно выведет. Нижнее белье Никитин себе добыл сам. Пусть и не такое красивое как у командира, но зато шелковое и приятное. У одного из офицеров в чемодане нашлось.

И сестрам кое-что интересное припасено. В одном из тех грузовиков, что команда особиста на дороге захватила, оказалась куча всякого добра в чемоданах. В том числе заграничные женские шмотки. Для них в ранце нашлось немного места. Будут теперь в обновках щеголять. Только бы до наших добраться. Командир предлагал вместе с последними бортами везших в тыл пленных генералов лететь. В качестве охранника. Да стало боязно. Лучше по земле с Командиром ножками. Он точно всех выведет, а самолет вдруг упадет или не дай бог немцы собьют. Лучше по земле. Целее буду. А место в самолете парни из лагеря заняли.

Вечером, когда самолеты улетели бомбить переправы, колонна во главе с Дороховым и Петрищевым часть “лагерников” в лес увезла. Машин и транспортеров захватили много. Вот всех в кузовах и расположили. От чужих взглядов под тентами спрятали. Те, кто хоть немного немецкий понимали за руль и в кабину сели.

Около сотни “ лагерников” на аэродроме до ночи остались. Часть с нами пойдут, а у других своя задача. Около полуночи они с аэродрома уехали. Для них три грузовика и два бронетранспортера выделили. А еще пулеметы станковые, три миномета и одно немецкое противотанковое орудие и боеприпасов гору дали. Какую задачу Командир поставил группе, только младший сержант Могилевич знает. Он в ней старшим будет. В группе у него одни его однополчане. Говорят, что Сашка раньше в военном училище учился, а потом в тюрьме пришлось посидеть. Оговорили. Перед самой войной следственные органы разобрались, что к чему и освободили. Направили служить в роту охраны здешней авиабазы. Только прибыл, а тут война, немецкие бомбардировки. Отступить на восток не удалось. Немецкие танки прорвались. Парни остались отход остальных прикрывать да в плен и угодили. Тут в лагере и содержались. Командир с ним о чем-то поговорил и дал команду собирать группу. И лично ходил провожать парней до въездных ворот.

Оставшиеся вон у полугусеничных транспортеров, что раньше тяжелые немецкие зенитки таскали, собрались на погрузку. Там их вместе с девушками из санчасти осталось немногим более пятидесяти человек. Девушек девять осталось. Все кто хоть немного немецким языком владеет. Они все с нашей колонной пойдут.

Остальных женщин в тыл с ранеными и пленными отправили. А эти остались. Симпатичные девчонки хоть и угрюмые. Оно и понятно в плену побывать не сахара наесться. Измывались над ними немцы как хотели. Пытали.

Владимир Николаевич как узнал, что там творилось, приказал немецкого майора и всех офицеров из лагерной охраны и часть летчиков расстрелять. К стенке и нескольких женщин поставили.

И правильно сделали. Было за что. На сторону врага перешли. На наших пленных немцам стучали. Тут несколько боевых парней в лагере сидело, хотели восстание поднять. Командир у них в санчасти раненый лежал вот парни через медичек с ним связь и поддерживали. А они охране все сообщили. Пятерых парней потом охранники крепко избили. Одного так совсем калекой сделали — глаз выбили и ребра поломали. Особист как об этом узнал сразу к Командиру. Суд собрали и постановили расстрелять. Так же и два десятка мужиков осудили. Бывшие пленные сначала роптать стали, да Командир их построил и все разъяснил и перед строем бумаги немецкие показал. Тут братва как узнала, сама с предателями расправиться хотела. Но командир не дал. Назначил расстрельную команду, и они привели приговор в исполнение.

Остальные девчонки, о суде узнав, все поняли. Сердиты были на своих бывших товарок за их предательство. За старшую у них военфельдшер Филатова Галина Григорьевна. Серьезная, молодая и красивая женщина, с большими серыми глазами и русыми волосами. Кремень, а не женщина. Ее немцы в плен раненой взяли, тут неподалеку на железнодорожной станции, что мы разнесли. Она бойцу руку в медпункте перевязывала, когда немцы туда ворвались. У нее самой кровь из раненой ноги хлещет, а она раненого первым перебинтовывает. Немецкий взводный, увидев такое, приказал ее отпустить. За ее человеколюбие. А она отказалась, сказала, что не может бросить своих ранбольных и пойдет вместе с ними. Унтер их всех сюда в лагерь и определил. Так она к Командиру с просьбой обратилась участвовать в расстреле предателей. Он разрешил. Она стреляла из трофейного “ Люгера”. А потом раненых и больных в самолеты грузила. И руки не дрожали. Пистолет ей командир разрешил себе оставить. Так она и ходит с ним теперь постоянно. Лететь в тыл отказалась, как ее не уговаривали. Вместо себя одну из девушек отправила…

… Вкусная колбаса в генеральском пайке у немцев. Командир выделил. В портфеле с документами лежала. Генералов и сопровождающих их офицеров у самолетов взяли быстро. Они сначала даже сообразить не успели что к чему. Зря мы, что ли готовились. Только один шустрый бежать пытался. Да наши шлепнули его. Командир даже расстроился когда узнал, кого убили. Целого генерала — командующего Танковой группой. Считай командующего армией. Ценный подарок был бы товарищу Сталину. Так кто же знал, что так получится.

На аэродром только легковые автомашины пропустили. Их охрана у ворот осталась. Когда машины к стоянке самолетов подъехали, генералы и офицеры стали из автомашин вылазить на полосу бомбардировщик выехал и загородил немцам обзор. А то бы охрана вмешалась. Немцы стали прощаться. Один из генералов решил отлить и отошел к хвосту самолета. И надо было такому случиться, увидел он как наши парни из-за самолетов и ангаров вылетели и остальных немцев в плен берут. Руки вяжут и оружие отбирают. Вот он и решил рвануть. Ну да от пули далеко не убежишь. Сразу двое стрелков по нему отработали.

Остальные немцы умные оказались. Особенно генералы. Оружие и портфели сами отдали. А вот адъютанты у них гоношистые оказались, драться пытались, за пистолеты хвататься. Ну и положили их всех, а рядом водителей. Не нужны они были. Туда же шестерых авиамехаников немецких. Те, увидев захват генералов, думали сбежать. Напали на наших парней. Так и остались лежать на поле с ключами в руках. У нас дураков нет, службу знают и за ними смотрели.

Генеральская охрана повоевать, тоже не успела. Еще до рассвета командир снайперов и егерей у въездных ворот расположил. Немцы как генералы уехали, так по армейской привычке из своих машин повылазили. Даже танкисты и водилы свои места покинули. Ноги размять, кустики окропить, сигаретным дымом отравиться. Офицеры им не препятствовали сами из машины вышли. Вот только охранники, что вдоль колонны выставили, не разминались. Службу несли. Ну да наши долго рассусоливать не стали. Как только бомбардировщик на полосе двигатели запустил, открыли огонь. Из всех стволов, в том числе и пулеметов. А чего их жалеть. Так что когда мы с Командиром на машине к воротам подлетели, все было кончено. Парни раненых добивали. Танки нам целыми достались. Только пару трупов из них выгрузили. Козлов очень им рад был. У него оказывается, еще несколько человек подготовлены были.

Грузовые машины на аэродром загнали. Летчиков немецких, что в домике были, парни гранатами закидали. Не брать же их в плен.

Ну, вот Командир с Паршиным прощается, значит и нам скоро в дорогу, а то светло уже совсем …