Проводив всех и убрав все на свои места, собрался лечь спать, но, увы, сон как назло рукой сняло. Толи так на меня покушение повлияло толи еще чего.

Согрев чайник и налив себе большую кружку чая, открыв шторы светомаскировки, я смотрел через оконное стекло на разыгравшуюся метель.

Кобулыч все-таки оставил охрану у моего дома. Из "Эмки", стоящей на площадке среди деревьев, с завидной периодичностью к нам в подъезд погреться ходила пара вооруженных автоматами бойцов. Холодно, а они в одних ватных бушлатах вот и мотаются туда-сюда, чтобы согреться. По времени их прогулки можно было точно сказать, что пост у них расположился на первом этаже. То, что это не профи из охраны, а опера было ясно при первом же взгляде на их действия. Кто же так машину и пост ставит? Хотя кто его знает, может быть это специально сделано - в качестве приманки, а где то рядышком затаились еще одна группа бригадмильцев которую не видно и не слышно?

Хорошо вот так стоять, но и поспать надо. День обещает быть бурным - один поход в ГШ чего стоит...

О будущей операции особо не задумывался - смысла нет. Что будет то и будет. В "Невинке" получилось и тут получится. Правда сколько я не напрягал память вспомнить об "Алексеевском десанте" как части Острогожско - Россошанской или Воронежско - Касторской операций из прошлой истории не получалось. Не было ее или у меня в памяти не отложилось. Тут даже Перстень не помог. Хотя как она могла быть, если история круто изменила свой ход. Ну да не боги горшки обжигают! Надо - значит сделаем! Хотя знать об объекте атаки стоило бы больше. Да вот только в штабе войск и так поделились всем, чем могли. А мне этого маловато. Может в ГШ побольше знают? Ладно, утро покажет, что к чему.

Я уже лежал в постели, когда услышал, как щелкнул дверной замок, а затем тихо хлопнула дверь, и кто-то включил свет в коридоре. Так, похоже, еще гости пожаловали! Не квартира, а проходной двор какой-то. Достать пистолет было секундным делом, а уж подняться с постели тем более. Одеваться не стал - не до церемоний...

Неизвестный не торопился проявлять себя. Его присутствие в коридоре выдавало тихое сопение, скрип и глухой шлеп ног по паркетному полу. А еще запах - устоявшийся запах лекарств и карболки, какой остается на вещах долго лежавших на госпитальных складах. Был только один человек, у которого имелись ключи от квартиры, и кто мог так мило пришаркивать сапогами - Татьяна. Убирать пистолет я не стал, положив на тумбочке рядом с дверью кабинета. Тихо прошел в коридор и обнял склонившуюся над раскрытым вещмешком женщину...

- Прости, звонить с вокзала не стала. Не хотела тебя будить,- когда губы стали свободными сказала Таня. - Я думала, что ты спишь в спальне, а ты в кабинете заночевал.

- Все это мелочи, - еще сильнее прижимая Татьяну к себе, сказал я. - Ты чего же это пропала? Ни слуху, ни духу от тебя. Не написала, что находишься в госпитале?

- Некогда было. Да и думала, что ты меня разлюбил. Нашел себе другую. Мы же с тобой год не виделись...

- Скажешь тоже.

- Я смотрю, у нас в подъезде охрана теперь стоит? Тебя охраняют? Опять что-то натворил?

- Наверное...

Объятия все же пришлось разжимать. Телефон как всегда затрещал не вовремя.

- Товарищ подполковник у вас все в порядке, а то к вам женщина прошла, сказав, что она ваша жена. - Раздалось в трубке.

- Спасибо, все хорошо...

Татьяна сильно похудела. Застиранная и выцветшая форма была явно с чужого плеча. Ее роскошные волосы стали с заметной проседью. Под глазами у нее появились темные круги. Только глаза оставались такими же глубокими и все понимающими.

Пока грелся чайник, и наливалась ванна, я коротко ввел Таню в курс происходящего. Более подробно мы поговорили уже после того как она привела себя в порядок и мы удовлетворили свой голод...

- Ты где и когда ранение получила?

- Месяц назад под Минском. Передислоцировались к новому месту расположения, попали под минометный и пулеметный удар ягдкоманды действовавшей в нашем тылу. Вот меня осколками мины и приложило по ногам. Несколько крупных осколков вошло. Боли сначала не почувствовала. Отбиваться надо было. Диверсанты начали зачистку колонны. Да не на тех попали. Все кто выжил, встретили врага своим огнем. Отбились. Встать хотела с земли, не получилось. Только тогда и поняла, что ранена. Крови много потеряла. Ребята помогли, перевязали, в ближайшую санчасть доставили. Оттуда эвакуировали на Большую землю, в Калинин, там и лечилась.

- Получается, что ты все это время в Белоруссии была?

- Да. При особом отделе фронта. Переводчиком и при необходимости занималась оперативной работой. Ты получил мое письмо, где я писала о Михаиле?

- Да. Как он там?

- Не знаю. После боев под Березино их бригаду перебросили под Барановичи на западный участок фронта. Вскоре немцы прорвали фронт и заняли Минск. Бригада, где служил Михаил, вроде бы смогла прорвать окружение и прорваться в Налибоки. Но связи с ней до моего ранения установить не смогли.

- Как же получилось, что Минск сдали?

- Молча. Не хватило у нас сил удержать город. Мы и так к тому времени сильно уступали врагу в численности. Потери были очень большие, а с пополнением и снабжением совсем плохо стало. Под Витебском Люфтваффе несколько эскадр ночных истребителей разместили и нашим "соколам" прорываться тяжело стало. За ночь всего пару- другую самолетов принимали. С продовольствием еще более или менее сносно было, а вот с пополнением и боеприпасами совсем плохо.

Немцы из Франции и Польши несколько своих свежих дивизий прислали. Создали ударный кулак и прорвали наш фронт и заняли город. Правда, много они от этого не выиграли. Город им достался сильно разрушенным. Население в большинстве своем нами было вывезено. Жд. станцией, аэродромами, заводами, складами пользоваться долго не смогут. Продвинуться дальше в Налибоки (Налибокская пуща) и вглубь занимаемой нами территории противник не смог.

- А шрамы на спине у тебя, откуда?

- Это я еще весной получила. В марте от нашего человека поступило сообщение, что часть бойцов, в одном из полков, собралась перейти на сторону врага. Полк был укомплектован из местных жителей, попавших под мобилизацию в феврале этого года. Командование полка было на хорошем счету, полк под его руководством неплохо сражался под Докшицами, стойко держал оборону. Поэтому рубить с плеча не стали. Было решено, что я под видом жительницы Минска, разыскивающей своего мужа, ранее содержавшегося в шталаге на Пушкинской и после освобождения направленного на службу в этот полк, поеду туда и на месте разберусь, что к чему. В качестве мужа должен был выступить один из наших парней.

Не успела приехать, как немцы перешли в наступление и загнали полк в болото. То, что мы оказались в окружении, стало понятно уже к исходу вторых суток. Часть бойцов, в ходе боев, добровольно сдалась и перешла к немцам, остальные держались, как могли.

Немцы лупили по болоту минометами. В атаки старались не ходить, знали, что по зубам получат.

Холодрыга стояла ужасная. Лед подтаял. Ноги весь день в воде. Хорошо, еще, что у меня с собой резиновые сапоги и шерстяные носки были, а то бы обморожение точно получила.

Товарищ, к которому я ехала, погиб еще в начале боев. Пришлось открыться командиру полка - кто я и зачем прибыла. Понятно, что ему было не до моих проблем. Связи с командованием не было. Временно меня определили в санроту. Вот я и отступала вместе с ранеными. На третий день закончилось продовольствие. Питались отзимовавшей клюквой и болотной водой. Ослабли все. Боеприпасов осталось по паре патронов на человека. Искали теплые вещи и патроны у убитых. Но держались. Когда стало понятно, что помощь не придет, командованием полка было принято решение - на рассвете пятого дня идти на прорыв. Все секретные документы и знамя полка сложили в сейф и закопали. Капитан что полком командовал, меня специально пригласил. Место показал, куда они с начштаба и политруком сейф прятать собрались. Ориентиры как потом найти закладку мне оставил. Я свое удостоверение и партбилет в сейф положила. Себе лишь платок, зашитый в одежду, оставила.

Нам не повезло. Вечером немцы подтянули свою тяжелую артиллерию и начали методично обстреливать наши позиции. Один из снарядов разорвался рядом с нашим укрытием. Сосна, стоявшая рядом, обломилась и упала, накрыв собой раненых. Те, кто был рядом побежали в разные стороны. Меня кто-то толкнул в болото, и, наверное, оглушило миной - очнулась, лежу в воде. Только голова наружу. Еле вылезла. Рядом живых уже никого не было, одни трупы. Наших не слышно. Видно далеко уже ушли. Обстрел к этому времени закончился. Пока лезла, очень устала и вымоталась. Потому добравшись до сухого места, упала и тут же задремала.

Вдруг бабах - рядом выстрел. Осмотрелась, а это неподалеку немец пристрелил тяжелораненого. Потом меня за шиворот подняли. Хорошо еще, что я в гражданской одежде была, а оружие в болоте утопила. Немцы нашу сестру не жалуют. Тех, кто был в военной форме, в плен старались не брать. Издевались и расстреливали на месте. Мне повезло на более или менее адекватных нарвалась. Они меня своему начальству представили.

На допросе сказала, что местная жительница и по мобилизации ухаживала за ранеными. Оставшиеся в живых раненые это подтвердили. Вот меня вместе с ними и повели в плен. Помогло и то, что я немецким языком владею. С офицером, ведшим допрос, без переводчика общалась. Так я оказалась в Лепельском концлагере.

Поместили меня в барак, где наши девушки-пленные содержались. Человек сорок нас там собралось. В большинстве своем в плену при таких же обстоятельствах, как и я, оказались - ранеными и контуженными. В лагере они за больными и ранеными ухаживали, на кухне работали. Охрана над ними издевалась, как могла. Особенно теми, кто помоложе. Били и насиловали их постоянно. На девчонках живого места не было. Меня не трогали. Видно от своего начальства указание имели.

Охраняли нас украинцы, прошедшие обучение в "Травниках" (форт на территории Польши, где перешедшие на сторону врага проходили обучение в качестве охранников концлагерей). Сволочи, живодеры и извращенцы... Командовали ими немцы из охранных частей СС. Частенько в лагерь наведывались и абверовцы. Их сразу отличить можно - чистенькие такие все, культурные. Если кого избить надо охрану вызывают. Сами не пачкаются. С пленными спокойно разговаривают, сигаретами угощают. После их отъезда из лагеря потом обычно десятка полтора пленных в грузовике вывозилось.

Посещали нас и предатели, те, кто в РННА (Русская национальная народная армия) немцам служат. Да и казаки несколько раз приезжали.

Из руководства полка я никого в плену не видела. От тех раненых с кем мы вместе в плен попали мало, кто в живых остался. Многие еще по дороге в лагерь умерли.

Меня на допросы часто вызывали. Все пытались вызнать, кто я, как попала в полк. Держалась своей легенды. Пробовали из меня что-то вышибать, ничего не получилось. Причем допрашивали наши же - украинцы, русские и белорусы что перешли на сторону врага. Бросят животом на лавку, лупанут пару раз плеткой или резиновым шлангом по спине: "Говори!". Хоть и больно, но я терпела. Стояла на своем. С нашими говорила только на немецком. Требовала к себе нормального отношения. Может именно поэтому мне немцы и поверили. Перевели в лагерь, где содержались местные жители, собранные для отправки в Германию.

В том лагере пробыла двадцать дней - удалось сбежать. Там был сортир за колючей проволокой, и выводили туда по десять человек, а я увязалась одиннадцатой. Конвойные нас не считали. Потому и повезло. Конвоиры вовнутрь не заходили, на улице стояли, курили да разговоры вели. Когда все вышли, я затаилась, дождалась, когда остальных уведут в лагерь. Я выскочила и дала ходу. Сутки скрывалась в лесу, а потом краем дороги пошла на запад. Уже на следующие сутки услышала канонаду.

А потом в лесу нарвалась на наших разведчиков. Их группа по немецким тылам шарилась - диверсии на дорогах совершала. Старшим там был старший сержант Петр Гренишкин. Мы с ним переговорили, я ему свой платок предъявила и попросила помощи. Вернуться назад через линию фронта они не могли, выделить людей для моего сопровождения тоже. Поэтому взяли меня с собой. Почти месяц "гуляли" по немецким тылам. Хорошо так погуляли. До Орши и Витебска дошли и назад к Лепелю вернулись. Почти каждый день немцам и их прихвостням хвосты накручивали. Я подсчет вела, так вот во время рейда мы более тысячи солдат противника жизнь сократили. Два десятка танков и почти сотню автомашин пожгли. Более двух десятков мостов сожгли. Немцы за нами охоту организовали. Части с фронта специально против нас снимали. Погоню посылали. Но мы благодаря Петру всегда вовремя уходили. Пару ягдкоманд на ноль помножили.

Сначала нас всего двенадцать человек было, а когда к своим вышли уже почти три сотни набралось. И это с учетом потерь, что несли в боях. Пока шли пленных из рук немцев и гитлеровцев освобождали, небольшие группы партизан к себе присоединяли.

Старший сержант оказался из отряда Саши Могилевича. Помнишь такого?

- Ну как же не помнить. Если я его и оправлял под Минск.

- Прости, забыла. Так вот. Петр многие тактические приемы использовал из тех, что ты сам применял, когда из Бреста свой отряд вел.

- Вот как. Я, честно говоря, у себя в отряде бойца с такой фамилией не помню.

- А он и не шел с тобой. К Могилевичу в августе прошлого 1941 года со своей группой присоединился. Командиром рейдовой группы был. До этого в 6 кавкорпусе сражался. А до приемов, специального обмундирования и снаряжения сам дошел. Мне об этом рассказала Аня - радистка группы Гренишкина. Она с Петром практически с самого начала войны вместе воевала. Она вообще о Петре много чего интересного рассказала. Талантливый и смелый парень. Нас из кучи передряг вытащил.

- Интересно. Самородок значит. Не знаешь, что с ним и его группой потом было.

- Как не знать! После возвращения по моему представлению Петра повысили в звании и назначили командиром разведроты в твоей бывшей бригаде. Там он и воевал до расформирования бригады. За свое мужество и героизм получил несколько орденов. Офицером стал. Осенью его вроде как на батальон поставили. И по идее он должен быть все еще на Белорусском фронте.

- Понятно. Куда ты теперь?

- Как куда? К тебе в бригаду на свою должность переводчика. Возьмешь? - Возьму, конечно. Я вообще-то думал, что ты к Цанаве вернешься.

- Нет. В кадрах меня возвращать в Белоруссию не стали. Сказали, что я нужна тебе.

- Они правы...