Железнодорожные пути за время боев были разбиты. Тут и немцы, и наши партизаны постарались. После того как враг был загнан в кольцо, наши, первым делом, взялись за восстановление жд. сообщения. Ремонтные работы еще продолжались, но поезда пусть и медленно, но ходили. На каждой станции долго выстаивали, пропуская встречные. В Воронеже считай целый день простояли.
Чтобы мы "не скучали", политуправление фронта организовало ознакомительную поездку по городу, чтобы мы своими глазами увидели масштаб сражения и нашей победы. Даже транспорт предоставили. В качестве проводника выступал старший политрук из политотдела 60 армии. В поездку направился весь старший комсостав бригады. Собрались быстро. Перспектива целый день в теплушке никого не прельщала, а тут хоть какая-то смена обстановки.
Наш автобус медленно продвигался по расчищенным от битого кирпича и трупов улицам Воронежа. Что сказать - не было города как такового - одни развалины. Жилой фонд был разрушен на 96%, трамвайные пути и линии электропередач уничтожены, коммуникации не функционировали. Исторический центр города с его деревянными постройками сгорел во время бомбежек, каменные и кирпичные здания, заводские цеха превратились в руины, укрепленные для обороны. Взрывами были уничтожены музеи, церкви, дворец пионеров, здания административного назначения. Все ценности, оставленные в городе, были вывезены на запад, в том числе бронзовый памятник Петру 1 и Ленину. На улицах города, в парках, в домах, в подвалах фашисты оставили тысячи мин. Передвигаться можно было лишь по тропинкам, проложенным по снегу сапёрами. Только за первые 10 дней после освобождения города было обезврежено 580 противотанковых и 816 противопехотных мин* (в дальнейшем нашли более 300 тысяч мин).
Тем не менее, город жил. В него возвращались жители и рабочие. В разборе завалов участвовали все, кто могли, в том числе и дети. Работа шла днём и ночью. Спали, у костров прямо на улице. Тут же питались из полевых кухонь.
А еще кругом витал трупный запах. Бои-то в городе только закончились вот трупы убрать и не успели. Они тут кругом валялись. Группы пленных под конвоем пары бойцов искали их по развалинам и подвалам, а затем грузили трупы в сани. Разделяя по форме одежды массу заледеневших трупов в серо-зеленых мундирах немцев, хаки румын, серых шинелях красноармейцев и черных фуфайках ополченцев. Складывая их в штабеля рядом с проезжей частью. Тут же складывали найденное оружие и боеприпасы. Старший политрук сообщил, что за найденное вооружение пленным полагается дополнительный паек и сигареты.
Убирали трупы и местные жители. Видел, как совсем еще девчушки, лет по четырнадцать, таскали из подвалов и развалин заледенелые трупы в наших серых шинелях и грузили их на детские саночки, чтобы потом перегрузить на автомашины. У тех, у кого не было сил, вытаскивали мертвецов по частям и складывали у обочины дороги, чтобы потом отвезти и похоронить в братских могилах вырванные толом в мерзлой земле.
На одном из перекрестков образовался затор. Регулировщица никак не хотела пропускать стоявшую перед нами колонну из нескольких грузовиков пока не пройдет большая группа пленных.
Пленные, двигались колонной по четыре. Зябко кутаясь в какие-то хламины, медленно переставляя ноги, они шли в окружении конвойцев и занимали всю свободную от завалов проезжую часть дороги.
Развернуться тут было негде. Поэтому хочешь, не хочешь, приходилось ждать, пока их прогонят мимо нас.
- Может, пока стоим, перекурим? - спросил Сафонов.
- Давайте. Заодно свежим воздухом подышим, - согласился я.
Такая же мысль посетила и тех, кто ехал в грузовиках. Водители и старшие стоявших перед нами автомашин дружно скучковались и затянулись табачным дымом. Один из офицеров в сильно поношенной, в паре мест прожженной шинели с новенькими, недавно введенными для частей НКО (народного комиссариата обороны) погонами старлея*(старший лейтенант) показался мне знакомым. Пришлось покопаться в памяти. Она не подвела, услужливо подсказав, кто это и как его зовут. "Земляк" - Рома Крупин. Почти одногодок, 20-го года рождения. Летом сорок первого он был младшим лейтенантом и командовал ротой* (зам.командира пулеметной роты) в 1 батальоне нашего 333 стрелкового полка. Мы несколько раз виделись на построениях и столько же сидели за столиком в столовой комсостава. Он, похоже, тоже меня узнал - во всяком случаи внимательно разглядывал. Что мучить человека сомнениями? Тем более что я был рад увидеть знакомого. Подошел, обнялись и разговорились. Оказалось, что он все еще служил в нашем полку. Замкомбата. Колонна машин стоявшая перед нами полковая. У меня во фляжке было и мы с ним, укрывшись от ветра за кузовом ближайшей автомашины, пропустили по сто грамм за встречу.
- Войну встретил вне крепости, на берегу Буга в укрепрайоне, - рассказал Рома. - Нам повезло. Во-первых, тем, что обороной полка руководил полковник Матвеев. Во-вторых, у нас-то боеприпасы и оружие были* (в РИ этого не произошло), а у других всего по паре патронов на брата нашлось. Да и с оружием у них проблем хватало - оно на складах в крепости осталось. Всего по одному взводу на роту вооружены были. Комполка дал команду, чтобы мы с соседями боеприпасами поделились. В третьих конский состав сохранился*(в РИ этого не произошло, практически полностью остался в крепости) - мы раненых до последнего эвакуировать могли, да и свои уцелевшие орудия вывезли* (в РИ этого не произошло).
Немцы против нас бросали артиллерию и авиацию. Дважды танками атаковали, но наши противотанкисты пять танков их сожгли. Остальные отступили. Наш 1-й батальон почти полностью там, на берегу Буга, навсегда остался. Да и остальные подразделения тоже большие потери понесли. К обеду немцы через соседей прошли, нас обошли и выбили с занимаемых позиций. Тем не менее, мы отступали от рубежа к рубежу. До вечера врага задержали. К ночи от полка остались лишь отдельные отряды, которые и отступали к Жабинке. Особиста нашего помнишь?
- Конечно. Как его забыть. Старший лейтенант Горячих Дмитрий Ильич. Он мне рекомендацию в партию давал.
- Мы его в Жабинке встретили. Он собрал все знамена гарнизона и с небольшим отрядом бойцов, с боем, прорвался из крепости, до того как немцы ее полностью блокировали*(см. "Мы из Бреста. Бессмертный гарнизон". В РИ смог вырваться из окруженной крепости. Воевал до конца войны. Был несколько раз ранен. Выжил. Служил в ОО.).
На следующий день остатки полка в контрударе по врагу участвовали. Хотели к Бресту на помощь прорваться. Да где там! Немцы к тому времени уже свои основные сила через Буг переправили. Авиацию свою натравили. Этим и остановили нас. Вынудили вновь отступать в направлении Кобрина. Комполка - Дмитрий Иванович, собрал вокруг себя остатки полков нашей дивизии, совпартработников и железнодорожников, что из Бреста прорвались, отход корпуса прикрывал. Вот немцы на нас в районе Андронова и навалились. Мы с немецкой 3-й танковой дивизией дрались. Почти сутки позиции удерживали, потом за канал Мухавца отошли. Чекисты мост через р. Мухавец в Кобрине взорвать успели*(в РИ в 16 часов 23 июня танкисты 3 танковой дивизии Вермахта захватили мост целехиньким и по нему немцы вырвались на Варшавское шоссе, обеспечив прорыв немцев вглубь нашей обороны. 3-я танковая была задержана только у канала Мухавец) как и склад ГСМ. В тех боях я ранение получил. Меня сначала в Бобруйск эвакуировали, а оттуда в Могилев.
В начале июля вернулся в полк. Назначили командиром пулеметной роты. Полк тогда под Пропойском стояли, на переформировании. К тому времени от него всего десятка полтора человек осталось, а от дивизии человек 300.
Пополнение пришло не обученное, невооруженное как следует, а нас вновь в бой бросили. Без артиллерии и связи. Немцы фронт прорвали. Сражались на р. Сож. Немцы сразу же за нашими отступающими шли. Хорошо, что вовремя заметили. Успели мосты взорвать. Только этим и остановили врага. У меня от роты всего два человека осталось - я и боец. Потом наша артиллерия подошла, помогла нам хорошо. Немцы все прорваться пытались, но потери большие понесли и остановились.
В августе меня снова ранило. Тяжело. В госпитале пролежал почти два месяца - кости все сращиваться не хотели. Потом снова на фронт попал. Участвовал в наступлении. Попали в окружение, вырвались. Дрался на Брянском направлении. Вырос до комбата.
Потом снова в госпиталь попал. Снаряд рядом взорвался. Осколки всего порезали. Лечился в Горьком. Оттуда уже снова в наш полк вернулся.
В мае сорок второго опять ранило - в ногу. Думал - на месте вылечусь. Не повезло. Гангрена началась. Хорошо врачи спасли. Правда, считай все лето, по госпиталям пришлось промотаться. Я сначала здесь в городе лежал, а как немцы фронт прорвали, нас из Воронежа в Тамбов перевели. Вылечился и снова в полк. Сюда в Воронеж. Так тут в городе и дрались. От полка снова одни ошметки остались. Сейчас вот пополнение ждем. Говорят, скоро на запад снова пойдем только тут все закончим ипойдем.
- А что тут разве еще не закончилось?
- В основном да. Но есть тут еще и немцы, и венры, и наши предатели, что по норам в завалах скрываются. На наши караулы и народ периодически нападают. Вот мы с "чекистами" и зачищаем город от них.
- Это дело. Наших, довоенных, в полку много?
- Нет, всего человек пять наберется и то в большинстве своем бойцов. Командиров всего пару человек - я да Дима Беломоин. Он со 2-го батальона, командовал 6 ротой. Может, помнишь его?
- Не знаю. Посмотреть на него надо. Я с ребятами из 2-го батальона почти не общался.
- Понятно. Остальные на пути от Бреста к Воронежу полегли или без вести пропали.
- А что с Матвеевым?
- Комполка? - переспросил Роман. - Говорили погиб, отражая танковую атаку. Жаль.
- И не говори. Толковый мужик был. А остальные из руководства полка?
- Комиссар полка Аношкин Николай Иванович, ответственный секретарь парткомиссии Почерников Иван Михайлович, начхим капитан Семенов погибли еще у Бреста...
- Вечная им память!
- Начштаба капитан Руссак - летом 1941 года пропал без вести. - Сделав глоток из фляжки, продолжил старлей. - Говорили, что он с группой бойцов пытался вырвать из окружения, больше его никто не видел. Мой комбат Гелашвили - тоже пропал без вести* (в декабре 1941 г. умер в Освенциме). Начальник полковой школы капитан Джиджишвили Александр Иванович погиб летом 1941 года в окружении.
- А из моего батальона сейчас есть кто в полку?
- Нет. Правда, о кое-ком из командиров могу рассказать. Комбат - капитан Гончар, Нестор Бокерия* (командир 7 роты) и Иосиф Лисецкий* (командир 8 роты) летом сорок первого пропали без вести. Об остальных не знаю. Ну, а ты-то как сам?
- Я, как все. Воевать начал в крепости. С группой бойцов удалось вырваться и уйти в пущу. Сколотил отряд. Дрался и рейдовал в Белоруссии. В июле сорок первого перешел линию фронта севернее Могилева. Потом сражался под Москвой, в Белоруссии и на Кавказе. С января был неподалеку отсюда. Участвовал в наступлении, давил врага. Теперь вот на переформирование едем.
- Наших кого встречал?
- Из командиров никого. Часть ребят из моей роты и батальона, что в казарме оставались, под моим началом до сих пор и ходит. В Слуцке еще пару наших бойцов подобрал.
- А с нашего батальона кто есть?
- Увы, нет. В крепости были, а в отряде нет. Остались там в крепости.
- Понятно. Кем ты сейчас? Комбат или штабной? Куртка у тебя знатная. Наверняка теплая? У нас, в такой только комполка ходит. Остальные шинелями или бушлатами обходятся.
-Типа того, - уклонился я от ответа.
- Помнится Александр Ерастович*(Гелашвили, до войны командир 1-го батальона 333 стрелкового полка) еще до войны, после совещания у комполка говорил, что ты далеко пойдешь. Знать прав был.
- Наверное.
- Кстати, а что ты без погон? Да и остальные парни, что с тобой едут тоже. Я так понял, вы все из одной части? Не завезли? А у нас уже всем выдали.
- Нам не положено. Я в штурмовых частях НКВД служу.
- Тогда понятно. Интересно чего это вас погонами обделили?
- Кто его знает. Нам без погон удобнее. Они под бронником ломаться и не за что цепляться не будут.
- Это верно. Я погоны тоже только когда в штаб дивизии или куда еду ношу, а так стараюсь петличными знаками обходиться. Наши, полковые, к этому с пониманием относятся. Сами так на передовой ходят...
Пока разговаривали, показался конец колонны пленных - несколько телег с ранеными. Мои "архангелы" до этого стоявшие в сторонке заволновались. Один из них о чем-то переговорил с Сафоновым и тот подошел к нам.
- Владимир Николаевич. Нам пора.
- Да пора. Ром, давай адрес своей полевой почты. Гора с горой сходится, а уж мы-то просто обязаны это сделать. - Доставая из планшета блокнот и ручку, сказал я.
Пока старлей диктовал адрес к нам подошел политрук.
-Товарищ подполковник, - обратился он ко мне. - Мы готовы.
То, что Крупин сильно удивился описывать не стоит.
- Хорошо. Сейчас иду, - ответил я. - Вот Виктор Григорьевич своего однополчанина встретил. Полтора года не виделись. Мы с ним войну в Брестской крепости встретили. Он в составе вашей армии здесь в городе воевал...
Глухой винтовочный выстрел прозвучал из расположенных рядом развалин. Следом раздался еще один. Сафонов, стоявший рядом со мной, покачнулся, а затем медленно стал заваливаться на бок. Одна из пуль попала Николаю в голову, вторая в правый бок. Николай, падая, увлек меня за собой. Что-то теплое ударило в лицо...
Охрана заполошенно открыла ответный огонь, а Роман присев достал пистолет. Старший политрук упал на землю и перекатился под автомашину. Мой комсостав рассредоточился и, заняв позиции, вел наблюдение по стонам. Дав пару коротких автоматных очередей "архангелы", прикрывая друг друга, рванули в ту сторону, откуда были выстрелы.
Помочь Сафонову я уже ничем не мог. Пуля разворотила ему всю голову и обезобразила лицо.
В стороне, куда убежали мои бойцы, раздалось несколько автоматных выстрелов, а потом разорвалась "лимонка"*(граната Ф-1). Поднявшись с земли, я укрыл шапкой то, что осталось от лица Николая.
Вот так глупо и жестко война напомнила о себе. Такой человек ушел...
Минут через десять вернулись мои бойцы, в руках они принесли "мосинку" в снайперском варианте.
- Ушел. Оружие бросил, а сам ушел. - Ответили они на мой молчаливый вопрос.
- Скрываются тут в завалах всякие. Вроде и почистили тут все, а все равно суки еще пооставались. Недавно патруль расстреляли у сельхозинститута, - сказал старший политрук...