Из воспоминаний красноармейца Калина И. Н. (альт. ист.)

Я был связным в саперной роте. Радио – и телефонная связь – это хорошо, но когда их нет, то выручают ноги. Первоначально бегал, связывался с командирами взводов своей роты, а потом с ротами и батальонами бригады.

Штаб и часть подразделений бригады располагались и держали оборону на Невинской горе. Она возвышается над городом и видна практически из любого района Невинномысска, да и за его пределами тоже. В начале XIX века, когда еще не существовал город Невинномысск, на вершине этой горы был построен казачий редут, позволявший стремительно реагировать на частые в те времена нападения местных кавказских народов. С вершины горы открывается изумительный вид на город Невинномысск и его окрестности. На севере даже можно увидеть гору Стрижамент, а на юго-востоке при хорошей ясной погоде виднеется Эльбрус – отец всех Кавказских гор. Чтобы добраться до вершины горы, где располагался КП бригады, надо почти два километра по дороге вверх подняться да еще километр по самой вершине пробежаться. Вот мне и приходилось в день по нескольку раз туда-сюда бегать.

«Немедленно в 1-й батальон», «Копать убежище второму взводу!», «Минировать дорогу к станции!» – такие команды чуть ли не круглые сутки мне поступали. А ночью таскал мины и снаряды с трофейного склада, крутил и ставил колючую проволоку, копал, восстанавливал вместе со своим взводом окопы и блиндажи, построенные еще летом.

Как пружина, сжимаясь и разжимаясь, дышала передовая, отступая и наступая попеременно. Вроде только в одном месте отобьешься, как с другой стороны наваливаются.

На третий день после взятия города узнали: 3-й батальон попал в окружение. Зажали их немецкие и румынские егеря, прибывшие из Майкопа, на участке обороны между Нагорным кладбищем – мельницей и станцией Чистая. Сердце сжалось до боли: выдержат ли, выстоят ли ребята? А дней через шесть новость: из окружения вышли 200 человек – одна рота. Остальные полегли на поле брани, отражая атаки оккупантов.

Вскоре и 1-й, и 2-й батальоны постигла участь окружения. С Ворошиловска (Ставрополя) и Буденновска подошли к немцам подкрепления и зажали наших ребят в тиски. Героически сражаясь, истекая кровью, батальоны, разорвав немецкие клещи, с большими потерями, вышли из окружения. Пробились к своим и закрепились на Крестовой горе.

Парни из противотанкового артдивизиона, державшие оборону в районе станции Невинномысская, тоже в окружение попали, но смогли вырваться оттуда и прорваться к нам. О тех боях Мишка-земляк рассказывал.

Группа до 35 танков и бронетранспортеров с пехотой противника развернулась перед фронтом 1-й батареи дивизиона и атаковала ее.

Артиллеристы выждали, пока танки приблизились примерно на 500 метров, и открыли меткий огонь. В короткой схватке батарея подбила 13 танков, из них 5 полностью сгорели. Противник не выдержал и отошел, но ненадолго. Через 40 минут, получив подкрепление и разделившись на две группы, вражеские танки пошли в обход батареи, чтобы атакой с флангов взять ее в клещи. Да только просчитались. Наши парни, зная тактику и привычки врага, за это время сменили позиции и встретили его, как подобает – подбили еще 10 танков, 4 бронемашины врага и уничтожили до двух взводов пехоты.

Следующая атака была уже через час. Немцы подтянули артиллерию и вызвали авиацию. Штурмовики несколько раз бомбили позиции противотанкистов, спрятанные среди складов и пакгаузов. Два орудия повредили и одно уничтожили. Потом «рама» над ними висела, корректировала огонь вражеской артиллерии. Затем снова пошли танки, в том числе и наши трофейные «тридцатьчетверки».

Бой был очень тяжелым. Немцы, преодолев минное поле, прорвались на позиции батареи и применили против батарейцев огнеметные танки. На батарее то и дело возникали пожары. Горели здания складов, воспламенялись деревянные ящики со снарядами, горела одежда на бойцах, но батарея стойко продолжала сражаться, ведя огонь до последнего снаряда, отбиваясь гранатами и пулеметным огнем. До тех пор пока огнем из танков не было разбито последнее орудие батареи, она уничтожила еще 4 танка. В этом бою на батарее было 17 человек ранено и 4 убито…

Еще одна группа вражеских танков нанесла удар по 2-й батарее, державшей оборону у Красной деревни…

Батарея героически сражалась до последнего снаряда, и когда боеприпасов не стало, а танки вплотную подошли к огневой позиции, в ход были пущены противотанковые ружья и бутылки с горючей жидкостью. В этой схватке 2-я батарея уничтожила и подбила 9 танков и 15 бронетранспортеров с пехотой. Но силы были слишком неравны, и многие бойцы батареи сложили голову у своих орудий…

Наши потери были велики, но и немцы несли изрядный урон. Да еще какой! Одних танков на подступах к Низкам два десятка, да еще столько же на подступах к станции Зеленчук обугленные стоят.

Держались! К удивлению немцев и всех остальных держались, ни на шаг не отступили!

Питались всухомятку: ротная кухня была разбита прямым попаданием бомбы.

Порой забывалось, когда грыз «керзу». Чай в котелках грели, снег топили и пили. Единственный водный источник – река – взбаламучена взрывами бомб и снарядов, местами завалена трупами. Ни мы, ни немцы не успевали хоронить убитых. Когда выдавалась минута тишины, мы все-таки своих погибших старались выносить в тыл и хоронить недалеко от вершины горы в общей могиле рядом с остатками старого редута.

Бесконечные артиллерийские и минометные обстрелы, скрежет их «Ванюш», трескотня пулеметов, автоматов, винтовок сливались в сплошной ошеломляющий грохот и гул. А здесь «Хейнкели», «Юнкерсы», «Мессершмитты», заразы, висели над нашими головами, пикируя, включали разноголосые сирены, наводя страх и ужас. Наши зенитчики старались как могли. Пять стервятников за эти дни навсегда приземлили. Да еще штук пять точно повредили – с дымами в сторону Ставрополя уходили.

Нервы напрягались до предела. И ночью не стихали бои. Мы старались улучшить свои позиции и сбросить егерей вниз. Контратаковали. Ползком приближались к вражеским окопам и забрасывали их гранатами и бутылками с зажигательной смесью, а потом сходились врукопашную. Немцы, я уж не говорю про румын, не выдерживали. Бежали, как наскипидаренные. Особенно те, кто из тыловых служб был. С егерями было сложнее. Обученные, верткие. Но и их гоняли. Комбриг, когда на станции вагоны с топливом захватили, дал команду собрать по городу все пустые бутылки и заполнить их «зажигалкой». Вот мы ими врага и жгли. Уж что там за жидкость была – не знаю, но горели вражеские позиции и блиндажи просто отлично.

Страшно хотелось спать, от усталости и бессонницы валился с ног. Но только команда «Связной!» – открывались глаза, и я стоял перед начальством, получая очередное задание.

Целыми днями и часами плевался: во рту, на зубах песок, земля. При бомбежках и обстрелах открывал рот, как нас учили, чтоб не лопнули ушные перепонки.

Вместе с нами сражались и жители, что к нам присоединились после освобождения города.

«Неужели нам не будет никакой помощи? Батальоны, роты тают на глазах», – такие мысли иногда приходили мне в голову. Спрашивали свое начальство и красноармейцы, и младшие командиры, те, что недавно к нам в бригаду попали: «Где же наши? Силы на исходе!» Ответа, естественно, не получали. Но каждую ночь с Большой земли к нам прорывались транспортные самолеты и бомбардировщики. Они сбрасывали к нам на вершину грузы с боеприпасами, медикаментами и продовольствием, а потом бомбили позиции врага. С наступлением темноты группы авианаводчиков и разведчиков специально спускались вниз и наводили нашу авиацию на врага. Насколько я знаю (от связистов слышал), в городе среди местных жителей были группы наших ребят, которые тоже помогали с наводкой авиации. Поэтому немцы и не могли воспользоваться мостами для переправы через реку.

После гибели нашего командира роты непосредственное командование над остатками взводов легло на начальника инженерной службы бригады майора Рябова – плотного, высокого сибиряка, умного, мужественного и олимпийски спокойного командира, он часто вышагивал на переднем крае, давая указания и команды, где и как минировать (запас трофейных снарядов был очень большим), какие ставить заграждения.

«Пулей в ущелье!» – это мне его команда. Вчера с ним был в глубоком узком овраге, где сегодня взвод копал, строил, оборудовал новое укрытие под штаб бригады, с бумажкой-приказом в руке бегу сломя голову, на ходу соображая, как побыстрее добраться до указанного места.

Прибежал – а ущелья нет! Несколько минут назад немецкая авиация бомбила это место. Две бомбы, угодившие в края оврага, сомкнули его, живьем похоронив двадцать человек. Только троих откопали. И все это под огнем врага. Справа шел бой: трещали автоматы, взрывались мины, снаряды, над головами выли сирены пикирующих «Юнкерсов». В двухстах метрах по краю склона двигались три немецких средних танка, обстреливая наши позиции. Два расчета бронебойщиков в окровавленных повязках и расстегнутых грязных ватниках, подпустив танки поближе, из своих «удочек» сбили с них спесь, а потом лейтенант из пистолета расстрелял танкистов, пытавшихся удрать из подбитых танков. Стрелял он, как в тире, – по пуле в мишень. Ни одной не промазал.

Помнится, за несколько дней изнурительных боев оставшиеся живыми в батальоне автоматчики не выдержали, отступили метров на двадцать, оставив свои позиции на южном склоне. Все мы были этим огорчены и даже подавлены, комбриг – особенно. Он написал записку комбату: «Продержитесь до утра!»

А что будет утром? Неужели нам будет подкрепление? Или какая другая помощь?

Свечерело быстро. Путь к своим ребятам я знал хорошо. Пошел. Где можно, бежал, где нужно, полз. Все же чувство страха охватило меня – окопы наши, но в них никого нет. А вдруг немцы еще дальше продвинулись?! Вдруг слева из-за завала тихо так и в то же время грозно: «Стой! Кто идет?!» – «Свои!» – Я несказанно обрадовался.

Что же случилось? Немцы, захватив наши окопы, праздновали победу. Как потом мне рассказали ребята, вместе с пулеметными очередями со стороны неприятеля доносились ошалелый смех, разливы губной гармошки и крики: «Рус, сдавайс!» Немецкие егеря явно переоценивали свои силы и возможности.

Оценив обстановку, помкомвзвода (не помню его фамилию) – других командиров в роте не было – организовал внезапную контратаку. С криками «Ура!» да с гранатами в руках бросились красноармейцы на очумевших немцев. Те не ожидали такого удара и нахальства, не выдержали боя – позорно бежали. Окопы снова стали наши. Здесь же парням остались хорошие трофеи: оружие, боеприпасы, вещи, продукты питания. Кое-что из съестного и мне досталось: хлеб, колбаса… шнапс…

Когда в очередной раз я приполз к нашим радистам, они сообщили радостную весть: нашими войсками взяты Ворошиловск (Ставрополь), Буденновск, Прохладный, Моздок и Майкоп. Идут бои за Белореченск и Лабинск. Еще немного – и «Армия Клейста» будет полностью окружена, а к нам придет помощь.

– Подождите, радоваться будем позже! – серьезнейшим образом предупредил нас сержант. – С сегодняшнего дня нам с вами нужно быть особенно бдительными и осторожными. Немцы с румынами сейчас все силы, чтобы нас смять и освободить дорогу на север, кинут. Мы же им тут дороги перекрыли и под своим огнем держим. Вот они и попрут на нас.

Так оно и оказалось.

Еще двое суток мы дрались в полном окружении врага, огнем своих минометов не давая ему возможности навести переправу через Кубань, а потом подошли войска Южного фронта…

* * *

– …Как проходит операция, гауптштурмфюрер?

– Сигнал продолжает устойчиво фиксироваться. При наличии хорошей погоды наш самолет постоянно ведет наблюдение. Для наземного наблюдения используется одна из подвижных станций. Наши войска в Невинномысске везде теснят русских. Силы противника, первоначально оцененные в десантную дивизию, не подтвердились. По показаниям пленных и осмотра документов погибших против нас действует отдельная бригада НКВД, переброшенная по воздуху из Орджоникидзе. Продвижению и ликвидации противника мешают сплошные минные поля и активность русской пехоты, большая насыщенность ее автоматическим оружием и средствами противотанковой обороны. Наши войска несут просто огромные потери от огня снайперов противника. Против наших снайперов и пулеметчиков действуют группы противника, вооруженные мощными снайперскими винтовками.

Группа захвата и технической разведки находится в непосредственной близости от линии соприкосновения. Как только линия фронта подойдет к горе, она начнет действовать.

– Не спешите вводить ее в бой. Пусть линейные войска закончат окружение и ликвидацию остатков русского десанта, а уже потом выдвигайте группу для захвата района «объекта». Постарайтесь не допустить туда солдат линейных частей. Нам не нужны лишние свидетели.

– Понятно.

– Что с уничтожением средств ПВО на горе?

– Зенитная артиллерийская батарея уничтожена. Сейчас там действуют только зенитные пулеметы, находящиеся недалеко от «объекта». Нам стоит больших трудов удерживать «птенцов Геринга» от нанесения удара по позиции зенитчиков.

– Не сдерживайте их. Дайте просто координаты, куда ни при каких условиях не надо наносить удар. Чем больше будет убито русских, тем лучше. Нашим ребятам будет проще работать. Вы продумали вопрос о применении парашютистов?

– Да.

– Меня беспокоит положение на фронте. Русские в любое время могут прийти на помощь своему десанту.

– В районе Ворошиловска (Ставрополя) русские несут большие потери в живой силе и технике. Наши новые тяжелые танки очень хорошо блокируют танковые удары русских, рвущихся в сторону Армавира. Дивизия «Викинг» держит удары на Невинномысском направлении.

– Все это хорошо. Но меня беспокоит то, что рано или поздно русские все равно прорвутся. Поэтому я думаю, вам стоит рассмотреть другие варианты захвата «объекта», чем лобовая атака.

– Парашютисты уже изучают возможность высадки на гору.

– Хорошо. Действуйте по обстановке. В случае высадки десанта не забудьте в его состав группы включить несколько наших парней с кинокамерами. Рейхсфюреру и остальным будет интересно увидеть все происходящее.

– Я понял. Сделаю.