Новый год в Москве
Оставшееся время до Нового года пролетело незаметно.
30-го я почти весь день провел у «операторов» ГШ – уточняли и согласовывали весь комплекс вопросов, связанных с подготовкой десанта.
На основе выкладок я доказывал необходимость выделения в наше распоряжение более крупных сил авиации. То, что было запланировано, в лучшем случаи хватило бы на одну волну.
Дали мне поработать и с разведсводками, и с картами. Пусть они в целом и повторяли те, что я смотрел в нашем наркомате, но были некоторые нюансы, на которые стоило обратить внимание, – например, охрана мостов, содержание дорог, размещение моторизованных сил и гарнизонов противника.
В итоге я предложил кроме сил бригады использовать в составе десанта еще несколько лыжных батальонов. Они нужны были для удара на Круглое, целью которого было – перерезать еще одну дорогу на Острогожск с тем, чтобы не допустить отхода врага на запад.
Кроме того в плане практически не рассматривался вопрос пополнения десанта личным составом на случай затяжных боев в окружении и неудачи наших войск при прорыве фронта противника.
Выслушав мои доводы в ГШ, согласились с ними и предложили остаться в Москве еще на два дня для окончательного решения всех возникших вопросов. В качестве компенсации предложили 2 билета на вечернее представление Московского цирка.
Кто бы отказался, а я нет. Тем более что представление должно было пройти в старом здании цирка на Цветном, где всегда была своя неповторимая атмосфера и запахи, большой манеж и зрительный зал на почти 2 тыс. человек! Очень хотелось увидеть вживую, а не на киноэкране, выступление «клоуна номер один» – Карандаша и его собаки Кляксы, воздушных канатоходцев Хибина.
Вечер удался. Пусть даже моя давняя мечта и не осуществилась. Карандаш вместе с бригадой цирка выступал где-то на фронте. Мы с огромным удовольствием посмотрели цирковой спектакль «Трое наших».
О чем был спектакль? «Трое наших» – это наши разведчики, действовавшие в тылу врага. Благодаря их смекалке и ловкости фашисты терпели большие неудачи. На арене проходили бои мотоциклистов, борьба за лошадь, акробатическая клоунада двух пьяных немецких солдат. В финале на манеж выехал настоящий танк и раздавил вражеские доты.
Игравший партизана артист Смирнов при помощи трамплина делал вместе с мотоциклом прыжок на расстояние около шести метров, поднимался на мотоцикле по высокому и крутому скату, шедшему с арены на сцену, бросал гранату в немецкий штаб, и он взрывался и горел.
Было смешно и захватывающе интересно. Весь заполненный до отказа зал грохотал над репризами и выходками главных героев. Вместе со всеми хохотали и мы. Порой мне казалось, что купол от смеха упадет нам на голову. Но ничего, выдержал.
Домой решили идти пешком. В воздухе кружился легкий и невесомый снежок. Морозец пощипывал щеки. Мы, наслаждаясь вечером и погодой, не торопясь, шли темным улицам столицы. Несмотря на позднее время и скорый комендантский час, на улице, в трамваях, на входе в метро – везде было многолюдно и царило предпраздничное оживление. Работали магазины, коммерческие кафе и рестораны. Москвичи, как всегда, спешили по своим делам. Многие несли покупки и елки. Их продавали с машин и на специализированных елочных базарах. Мы тоже не удержались и купили елочку…
В квартире сразу же густо запахло смолой. В связи с поздним временем сначала решили ее поставить на следующий день, но не удержались и, сдвинув в сторону стол, до полуночи провозились с установкой и украшением ели. В качестве игрушек пошли конфеты и фрукты из полученного в наркомате новогоднего пайка. Очень даже неплохо вышло.
Утром в ГШ меня ждал сюрприз – все предложения и вопросы, поднятые мной, были уже согласованы и утверждены. Так что я мог заниматься своими делами. А их была куча. Для начала нужно было проконтролировать вопрос с получением новогодних подарков от трудящихся Москвы для бойцов части и найти подарок Тане.
С получением подарков все было в порядке. Когда приехал в наркомат, машины и политруки уже ждали меня. Мне оставалось только отдать им накладную и показать, куда и к кому надо обращаться. Так что до обеда тяжелогруженые машины убыли в расположение, и я был уверен, что подарки бойцам поступят вовремя.
Найти подарок Тане оказалось сложнее. Нет, в магазинах был довольно большой выбор, и я все никак не мог определиться, что же мне хочется ей подарить. В итоге остановился на золотом кольце с крупным синим сапфиром.
Довольный покупкой, пошел обедать в наркоматовскую столовую, тем более что мне надо было отметить свое командировочное удостоверение. Тут меня нашел Кобулов.
– Все вопросы согласовал? Моя помощь не нужна? Когда улетаешь?
– Все сделал. Вылететь собирался завтра.
– Понятно. У тебя какие планы на сегодняшний вечер? Где встречать Новый год будешь?
– Планов никаких, а Новый год буду дома встречать или к себе на базу поеду. Еще не решил.
– Тогда, может быть, вечером ко мне домой придешь? Посидим. Вместе встретим Новый год. Я Анне Ивановне давно обещал пораньше домой приехать, а то все работа и разъезды. Семье времени уделить некогда, а тут вроде как свободный вечер образовался.
– Я не против. Только если разрешишь, то я буду с женщиной.
– Какая-нибудь очередная актриска?
– Нет. Боевой товарищ и друг. У меня в бригаде переводчиком служит. Мы с ней уже несколько лет знакомы. По всей видимости, до колец дойдем.
– Тогда понятно. Приезжайте вместе. Жена с дочкой будут рады. Компания у нас будет – ты да я да мы с тобой. Все в разгоне. Машину, как освобожусь, за тобой пришлю. О подарках даже не думай. Ты и так мне кучу всего подарил.
– Есть.
Вновь пришлось озабочиваться поисками подарков – не пойдешь же в гости с пустыми руками. Тем более в такой день. Нашел. Пол-Москвы пришлось объездить, но нашел. Денег ушло много, но жалеть их не стал. Не жил богато, и нечего привыкать. Хотя по сравнению с обычными гражданами я себе казался нуворишем. И деньги, и хороший паек, и квартира в элитном доме.
Домой приехал, когда уже смеркалось. Здесь меня ждал дорогой гость – наш бессменный директор КБО Исаак Лаврентьевич Шмит собственной персоной. То-то мне показалось, что водитель стоявшего во дворе грузового «Опеля» знакомый. Они с Татьяной сидели на кухне и пили чай с вареньем. Между прочим, земляничным. У нас дома такого точно не было.
– Ну, наконец-то соизволил явиться. Мы уж тебя заждались, – приветствовал он меня. – Почти все варенье успели съесть.
– Так уж и все?!
– Нет, конечно, оставили чуток. На самом донышке. Что же ты был на базе, а ко мне не зашел? Я как узнал, тут же к тебе собрался. Гостинчика на Новый год привез. Татьяна меня вот приветила, чаем напоила. Ты-то, может, что покрепче нальешь?
– Конечно, налью.
– Ну а с меня тогда закуска.
За прошедшее с нашей последней встречи время он довольно сильно сдал. Похудел, почернел и осунулся, но все равно старался держаться бодро.
Мы обнялись. Пока Таня накрывала на стол, приговорили пару «рюмок чая», а потом за ужином поговорили.
Исаак Лаврентьевич рассказал о работе КБО и номенклатуре выпускаемой продукции, строительстве новых производственных зданий, людях и их проблемах. О том, как, выполняя Постановление от 7 апреля 1942 года «О выделении земель для подсобных хозяйств и под огороды рабочих и служащих», удалось расширить подсобное хозяйство – весной увеличили посевы картофеля и овощей, поголовья крупного рогатого скота и другой живности. Хоть и пришлось довольно много потом сдать в фонд государства, но остальное-то осталось и дало приплод. Еще поведал о том, как осенью запасались «подножным кормом» – организовали сбор не только грибов и ягод, но и хрена, рябины, желудей, щавеля, лебеды и крапивы. Все это сдали в московские магазины. Очень хорошо пошли консервированные грибы. Неплохую прибыль получили. С торгашами, кстати, договорились о подготовке для них наших инвалидов по специальности – мясник, гастроном, рыбник.
Поговорили мы и о работе остальных наших курсов. Хоть большинство из них были платными, но все они пользовались большим спросом. Особенно технические. Да и десятилетняя школа не пустовала. Так что тянулся народ к знаниям, строил планы на будущее.
Строили планы и мы. Пора было задуматься о расширении поселка и строительстве отдельных коттеджей для семейных пар, а то нехорошо, когда две-три семьи под одной крышей живут. Думали мы и над расширением номенклатуры выпускаемой продукции – говорили о корпусной мебели и фурнитуре к ней. И о том, как будет после войны.
Пока Таня выходила в комнату, Исаак Лаврентьевич сунул мне объемистый бумажный пакет с деньгами и ведомость:
– На-ко вот распишись. Тут твоя прибыль.
– Вот спасибо, а то я растратился.
– Понимаю. Дело молодое. Да с такой женщиной и не растратиться?! На свадьбу не забудь пригласить…
Долго задерживаться у нас Шмит не стал, комендантский час – он и в Африке комендантский час, а ему еще ехать и ехать.
Тянуть до полуночи с вручением подарка я не стал. Кольцо Татьяне очень понравилось, она вся расцвела от удовольствия и поцеловала крепко-крепко…
Чуть не опоздали со сборами к Кобуловым.
Из воспоминаний старшего сержанта Нечаева командира танка 2-й танковой роты Брестской отдельной штурмовой бригады
…После нового ранения, полученного в боях на Смоленском направлении, я с весны и по июль месяц пролежал в госпитале. Откуда меня выписали и направили к себе в часть. От положенного мне после ранения отпуска отказался. Ехать было некуда. Родные под оккупацию попали. Вот и поехал я сразу же к себе в бригаду.
На вокзале, покуда ждал поезд, в углу около печки в зале ожидания приметил грязного со свалявшейся шерстью вислоухого маленького щенка. Он, прижавшись к печке, грустно смотрел своими умными и всепонимающими глазами на окружающих его солдат. Кто-то из сердобольных парней положил перед ним кусочек сухаря. Щенок его попробовал, пару раз куснул и прижал к себе. Таким он мне показался жалким и одиноким, что я решил его взять с собой. Протянул руку – щенок ее понюхал и ткнулся мордочкой мне в ладонь. Вот так мы с ним и подружились. Всю дорогу щенок никуда не отходил от меня. Чтобы он не потерялся, я из ремешка от командирской сумки сделал ему поводок. На частых остановках поезда мы вместе гуляли и играли на перроне, и на нас завистливо смотрели остальные.
До Москвы наш поезд добирался двое суток. Приходилось долго простаивать на полустанках, пропуская эшелоны, шедшие на юг.
Приехал на базу, а бригады-то и нет, только отдельные подразделения на месте остались. Ну и такие же, как и я, прибывшие из госпиталей и восстанавливающиеся после ранений по расположению, болтаются. Приятно было видеть знакомые лица товарищей, с кем мы вместе сражались в Белоруссии и здесь, под Москвой. Всю ночь проговорили, вспоминая боевых товарищей и погибших друзей. Играли с Печкиным, так общими усилиями назвали щенка. Его помыли теплой водой, досыта накормили тушенкой, и он превратился в веселого, красивого и пушистого пса. Дежурный весь голос сорвал, чтобы мы улеглись спать и перестали мучить животное.
Наутро в кадрах после проверки всех документов меня определили в танковую роту командиром среднего танка «Т-44—76».
Экипаж подобрался знающий и боевой. Все «старики» с опытом боев прошлого года. Мехвод и заряжающий воевали в Белоруссии, там же получили ранения и горели в танках. Радист пришел в бригаду под Москвой, здесь же под городом в декабре был тяжело ранен и долго лечился. Дело свое они знали туго, и проблем у нас не возникало.
По решению ротного Печкин был зачислен в наш экипаж, и на него теперь на кухне была положена отдельная пайка.
В августе рота была преобразована в батальон и получила новую боевую технику – танки «Т-44—85», самоходки и улучшенные «ракушки». Хоть ротный и комбат сватали меня на должность взводного, я остался в той же должности. Почему отказался? Да образования-то нет, а там людьми командовать надо.
Лето и осень прошли в работе с техникой и вооружением, натаскиванием экипажа, за изучением и ремонтом трофейной техники. Мы считались как находящиеся в резерве. Тем не менее часть экипажей батальона принимали участие в боях в составе подразделений 2-й дивизии ОН НКВД на Западном фронте. И хоть фронт был неподалеку – под Смоленском, мы чувствовали себя на отдыхе, так как остальные подразделения бригады в это время дрались с бандитами и диверсантами на Кавказе.
За полгода Печкин вырос и стал всеобщим любимцем. Он вместе со мной мотался по полигону, парку и на стрельбище. Даже в строй вместе со всеми по команде становился, а в танке занимал свое законное место на фуфайке рядом с нижним люком. Все, кто его видел, моментально влюблялись в этого непоседливого и умного пса. Комбат был не против наличия в нашем экипаже пса. Печкин его уважал и позволял ему себя выгуливать на поводке, чего не терпел от остальных. Дважды «летуны» пытались у нас переманить Печкина к себе, закармливали тушенкой и свежим мясом, но как настоящий танкист он всегда возвращался домой. Так что пришлось соседям с этим смириться и завести себе рыжего кота Ваську.
На Новый год для каждого бойца бригады привезли посылки с подарками от трудящихся Москвы. Аккуратно упакованные посылки украшала надпись: «С Новым годом. Дорогому защитнику Родины». Наш и Макарова экипажи послали получать посылки на весь списочный состав роты. Кто же знал, что их будет так много и они такие большие. Пришлось договариваться с водителями из автороты и перевозить посылки на грузовике. В каждой из них лежали теплая вещь (перчатки, носки, фуфайка и т. д.), бутылка красного вина, сыр, колбаса, конфеты, печенье, табак или папиросы, мыло, одеколон, бритвенный прибор, красочные открытки, экземпляр новогоднего номера фотогазеты «Фронтовая иллюстрация». Кроме самих подарков, в посылках были вложены конверты «Новогодний привет фронту» с письмами от рабочих, служащих, домохозяек. Тем же вечером мы все дружно писали ответ тем, кто собирал для нас подарки.
На этом подарки не закончились. В столовой нас ждал праздничный ужин. В знак новогоднего праздника каждому была вручена большая плитка шоколада, по несколько яблок и по стакану молока. Молоко – мечта солдата, за все военные годы мы его почти не видели. Шоколадку и одно яблоко я потом Марине, знакомой из зенитного полка авиабазы, на танцах в нашем клубе презентовал. Она была в восторге от такого подарка. К ним в часть подарки тоже привезли, но не такие вкусные.