Бои в окружении

Из воспоминаний Галунова И. К. (альт. ист.)

…На роту у нас был один расчет станкового пулемета «Максим» и по расчету РПД на взвод. Автоматов не было, зато винтовки разные – трехлинейки и СВТ – самозарядки Токарева. По две гранаты выдали. Батальон поддерживала огнем артиллерийская батарея, но стреляла она редко, видать, снарядов негусто было.

На третий день ночью через позиции врага к нам парни со сбитого еще четыре дня назад планера прорвались. Их планер сел в тылу врага. Из двадцати человек к нам только восемь вернулись. Остальные при приземлении ранения получили и дальше двигаться не могли. Остались у планера прикрывать отход этих восьмерых.

За почти неделю мы немцев не видели. Итальянцы и венгры против нас были. В атаки они не ходили, старались обойти наши позиции степью и убежать подальше на запад. Так иногда какой сдуру пальнет в нашу сторону, и дальше идут. Мы им не отвечали. Патроны берегли. В те дни бои в основном шли в районе железной и автомобильных дорог.

К концу недели напротив нас появились немцы. Сначала они себя тоже не сильно активно вели. Так, постреливали иногда, с самолетов раза два бомбы бросали. Но понятно было, что они подтягивают силы для атаки. Они изредка закидывали нас минами. Тоже, видно, с боеприпасами тяжело было. Били из ротного миномета, и мины, издавая свист, хлопая, разрывались, то не долетая, то перелетая наши окопы. Как-то под этот свист и хлопки я задремал в ячейке. Разбудил меня удар воздушной волны. Мина попала в навес, раскидала все ветки и засыпала меня снежной и ледяной пылью. В ушах звон стоит, но ни одной царапины…

По окопам ходили обозники с плетеными корзинами, раздавали сухари, тушенку, махру и по читку водки. Я свой пить не стал, поставил в ячейке в стенку. Там карман вырыл, гранаты туда положил, фляжку с водой, лопатку саперную. Сижу, курю. А в окопах уже начали менять водку на тушенку, махру, кто на что. Подошли Егор Чупахин и Кабанченко Серега, хорошие уже. Спрашивают: «Вань, ты свой читок пить будешь?»

– Не буду и вам не советую. Сейчас немцы пойдут в атаку или нас погонят вперед.

Егор говорит: «Че, испугался, што ли? Отобьемся, сват! Давай меняй свой читок на пачку махорки!» Я им говорю: «Если хотите, так берите!» И точно. Где-то через час немцы после довольно сильного минометного обстрела пошли в атаку. Егор вылез из окопа на бруствер и с колена начал стрелять. Его сразу же подстрелили, метрах в двух от окопа. Кабанченко полез за ним, но его тут же в плечо, он в окоп упал, рукой рану зажал, орет… Я ему: «Беги в санбат!»

Атаку отбили. Мы с Коротченко Лехой затащили Егора в окоп. У него вся грудь и живот в крови, аж кишки вылезли… Но еще в сознании, здоровый мужик был. Я его перевязываю, а он: «Ваня, дай воды! Б…ди, подстрелили… Помру я, сват… Как там Манька с ребятишками одна останется?..» Санитары унесли его в санбат, он там через сутки и умер… А Серега Кабанченко после ранения опять попал на фронт и то ли в 43-м, то ли в 44 году пропал без вести…

В последние дни до прихода наших немцы раз пять пытались сбить нас с высот. Артобстрел проведут, минами закидают, значит, жди атаку. Атаки мы их отбивали, ребята в батальоне крепкие подобрались, многие уже до этого пороха нанюхались, таких на пушку не возьмешь. Сами тоже не раз в контратаки поднимались, врукопашную пару раз сходились. Там тогда не зевай, кто кого. Только ослабли ребята, кормили плоховато, а немцы на нашем участке крупные были как на подбор. Так мы, кто поздоровее, немцев покрупнее на себя брали, разбирали на ходу до рукопашной. Штыки с СВТшек поснимали все. Он у них как кинжал, и в бою удобней, когда штык у тебя в руке. Ведь в рукопашном бою если штык на винтовке и промажешь при уколе, тебе хана почти на все сто. А когда он в руке, если не оробел, русский человек – зверь. В рукопашной самое главное – не оробеть, не думать, что убьют, не зевать, бить надо быстро, сильно и не стоять на месте, вертеться, чтоб сзади никто не ударил. Я в первой рукопашной немца лопаткой убил. Он на меня бежал с винтовкой без штыка, я на него. В правой руке лопатка саперная, в левой штык от СВТ. Быстро все произошло… Он стволом меня хотел в живот ткнуть, я левой удар отбил, он проскочил. Я: «С-сука!!! – и с разворота как саданул ребром лопаты снизу по шее, аж искры с каски вылетели. – Убивать меня пришел, мандавошка лубошная?!» У него голова, как шляпа от подсолнушка, обвисла набок, сразу осел…

Ножом бить тоже приходилось… После рукопашной возвращаешься весь в крови, своей, чужой… Да, крови пролилось там много…

Зато вода была только из речушки, почти ручей. За ней ходили по очереди, то мы, то немцы. Когда к вечеру стрельба затихает, одни убитых собирают, кто-то за водой идет. Тут уже ни мы, ни немцы не стреляли. И патронов маловато, и наши артиллеристы почти не вели огонь по их позициям. Кинут два-три снаряда и выдохлись. Зато немцы мин и снарядов не жалели, каждый день по окопам кидали.

Вот так мы эти три дня и простояли в обороне. Потом все попритихло. Немцы прекратили атаки, лишь иногда постреливали с минометов.

Вскоре пришла радостная весть, что мы соединились с войсками, наступавшими с фронта. Правда, с линии обороны нас не сняли, надо было удерживать внутреннее кольцо окружения вокруг врага. Конечно, это было не очень хорошо, могли бы и на отдых отвезти, зато снабжение улучшилось, пополнение прибыло. А то от нашей роты всего пять десятков парней и осталось. И это от почти двух сотен высадившихся…

Из воспоминаний старшины Кармазина Ю. М. (альт. ист.)

В окружении нам пришлось держаться пять дней, с 13 по 18 января, пока к нам не пробились танкисты 15-го танкового корпуса 3-й танковой армии Донского фронта и передовой отряд 309-й стрелковой дивизии 40-й армии Воронежского фронта. Они завершили окружение части соединений 6-й полевой армии немцев, 2-й венгерской армии, итальянского Альпийского корпуса.

В боях я вновь получил осколочное ранение в ногу, но оставался в строю, так как от батальона нас осталось всего около сотни человек, а фронт надо было держать. Вот мы и держались, пока не подошли наши части. Они нас сменили, и меня в третий раз отправили на излечение в госпиталь.

На фронт я больше не вернулся. Моя рана оказалась сильно запущенной, пошел воспалительный процесс. Так что часть ноги врачам пришлось ампутировать. Поэтому меня комиссовали и списали подчистую.

За бои в Алексеевке меня наградили 2-м орденом Боевого Красного Знамени…

Из воспоминаний военврача 116-го военного госпиталя 2-й венгерской королевской армии Шоморяи Лайоша (реал. ист.)

…17 января. Температура —40 постоянно днем и ночью. Редко днем понижается до —35. Теплая одежда и валенки жизненно необходимы. Вчера я получил плохую новость: южнее Воронежа началось крупное русское наступление. Они вклинились в венгерскую оборону. Думаю, что речь идет о нашем корпусе. Ужасно представить отступление по такому морозу.

19 января. Наконец-то мы все знаем. По рассказам отступавших, 80 тысяч русских при поддержке 300 танков атаковали венгров на 8-километровом участке фронта. 7-й корпус стал запланированной жертвой. Измученные годом войны, венгры не смогли удержать оборону, и линия фронта расплылась как масло, и все бежали куда глаза глядят. Паника была жуткой. Раненые погибли от холода. Несколько дней отступавшие шли без пищи и воды в 40-градусный мороз. Отставшие от колонн породнились со смертью. Русские танки и пехота преследовали венгров на расстоянии выстрела. 7-й корпус был уничтожен, 60 % личного состава погибло. Дисциплина утрачена полностью. Я был спасен от неминуемой смерти, так как находился не на передовой, а в тыловом госпитале.