Наступал субботний вечер, и, по мере того как двигалась большая стрелка на стенных часах классной комнаты, точно росло и наполнялось радостью сердце Гали.

Наконец-то задребезжал по всему коридору звонок с последнего урока! Звук его сегодня совсем не такой, как всегда: он мягкий и приятный. И резкий голос Эммы Егоровны, громко объявившей ей: «Можно домой!» — кажется Гале нежным, как свирель, и Эмму Егоровну она почти любит в эту минуту. Она стрелой летит с лестницы и вбегает в раздевалку, где уже ждёт её мама. И вот они с мамой идут домой, и мама, как прежде, крепко держит её за руку.

Улицы такие же, как прежде. И дома ничуть не изменились. И вот он стоит — её, Галин дом, с двумя подъездами, с фонариком на углу, большой коричневый милый дом, и он ничуть не изменился, хотя целых семь дней и семь ночей прожил он без Гали.

Мама сама отперла дверь ключом. Никто не вышел им навстречу. Да и кто мог бы их встретить? Папа вернётся только весной. А няня… няня не вернётся совсем.

В комнатах холодно. Галя подбегает к своему диванчику. Сколько уже ночей пустовал он без неё!

А в маминой комнате стоит маленькая железная печка.

— Ты её сейчас затопишь?

— Непременно, — говорит мама, — но сначала я покажу тебе сюрприз. Я тебе не хотела о нём говорить — лучше сразу покажу.

— Сюрприз? — переспрашивает Галя. — Это что-нибудь сладкое?

— Нет… — Мама останавливается и прислушивается. — Это наш новый жилец. Он в папиной комнате. Пойдём к нему!

Галя со страхом смотрит на мать. Зачем им этот жилец? Галя побаивалась чужих. И зачем он занял папину комнату?

— Сейчас он спит, — добавляет мама и, улыбаясь, смотрит на окончательно растерявшуюся Галю.

Мама открывает дверь, подводит Галю к папиному дивану и уходит. И тогда Галя видит между диваном и печкой что-то тёмное на коврике. Она нагибается — тёмный предмет издаёт слабый визг. И, когда Галя наклоняется к нему совсем близко, она видит в полутьме небольшого чёрного щенка с перевязанной лапой.

История щенка была проста: он был найден мамой на Марсовом поле. Шёл дождь; щенок забился под скамейку и тихонько подвывал. Посмотрев на него, мама увидела, что он ранен, и взяла его с собой.

— Выздоровеет — будет меня развлекать и сторожить дом, — сказала мама и, перевязав щенку лапу, назвала его Марсиком — по месту нахождения.

Весь воскресный день был посвящён ему.

Вечером Галя с мамой сидели у маленькой печки, подкладывая в неё непрерывно сухие кусочки дерева. Дров настоящих у мамы не было, а маленькие кусочки дерева сгорали быстро, как спички. Марсик тоже грелся у печки. Мама сказала, что он был ранен, вероятно, во время уличной перестрелки, и Галя помогла ей перевязать Марсику лапу, пробитую пулей навылет.

Они сидели у печки, ели пшённую кашу без масла, и Галя, подавившись, спросила:

— А почему это ничего больше у нас нет?

— Потому, что у нас война, — сказала мама.

— Война? — удивилась Галя.

И тогда мама сказала:

— Да, девочка, и пока нам очень трудно. Это уж всегда так во время войны бывает. А вот сейчас началась революция, и всё пойдёт по-другому.

— Где… революция? — спросила Галя.

— Во всей нашей жизни, везде, — сказала мама, взяв Галины руки в свои. — Революция, Галенька, — значит переворот, огромная перемена, которая меняет всю жизнь каждого отдельного человека и всех вместе — жизнь всей страны, всего народа.

— А зачем её менять?

— А затем, что в жизни нашей было много несправедливого, много плохого. И люди — лучшие люди — поняли, что так жить больше нельзя. Нельзя, чтобы были богатые и бедные, чтобы те, которые ничего не делают и никогда не трудились, жили в миллион раз лучше тех, кто трудится — на них же трудится от зари до зари. Ну, подумай сама: разве хорошо это?

— Нет, — твёрдо сказала Галя, тряхнув головой.

— Ну вот. Но не все так думают. Богатые люди не хотят менять свою жизнь, потому что им ни до кого нет дела, кроме самих себя. И потому идёт борьба: одни хотят, чтобы было всё по-новому, по-справедливому; другие хотят всё оставить, как было. А пока нам очень трудно. Ну ничего, скоро мы все заживём лучше, чем раньше, потому что будет хорошо не только нам с тобой, но и всем. Поняла?

— Поняла, — помолчав, ответила Галя.

— А теперь нужно нам всем немного потерпеть. Всем, даже Марсику, — закончила мама и слегка ткнула Марсика носом в пшённую кашу, ибо слов он ещё не понимал.

— Ну что ж, — тихо повторила Галя и наклонила своё лицо к самому носу Марсика, запачканному пшённой кашей, — мы потерпим. Правда, Марсик?

Марсик ничего не ответил, но полизал Галину руку маленьким шершавым языком в знак покорности и согласия.

Так сидели они втроём, греясь у маленькой железной печки, до тех пор, пока Галя не заснула вместе с Maрсиком.

Когда мама раздела её полусонную и укрыла, как всегда, одеялом, чувство полного счастья охватило Галю: она была дома, и утром её не разбудит Эмма Егоровна и не поведёт в ледяной бассейн. Здесь же, совсем близко от неё, спала мама, и Марсик блаженно посапывал носом, лёжа у неё в ногах. В окна глядела тихая, посветлевшая ночь. Поблёскивали далёкие звёзды.

И, когда Марсик тихонько заскулил — наверное, во сне задев больную лапу, — Галя сказала ему шёпотом:

— Ничего, Марсик, давай уж немножко потерпим, пожалуйста! Хорошо?