Утро у меня всегда начинается с чашки кофе и сигареты. Прелесть именно воскресного утра в том, что я могу выпить чашку настоящего, сваренного в турке. Да еще с ложечкой коньячку. Растворимый – удел будней. Кроме того, я могу выкурить первую утреннюю сигарету, не торопясь и не поглядывая на часы – успевает ли Петька позавтракать в садике, или его придется кормить дома.

Но утро воскресения начинается еще раньше – с веселой возни с мужем под одеялами, с Петьки, который пробирается к нам в кровать и устраивается удобнее под боком у того, кто раньше проснулся, чтобы посмотреть утренний мультфильм.

Пока я не стала мамой мальчика, я считала себя самой умной. С легкостью давала советы подругам по воспитанию их детей.

Когда Петьке исполнилось полтора года, я осознала себя законченной неврастеничкой и сотрудником МЧС одновременно. Потому что спасала жизнь своему буйному отпрыску пятнадцать раз в час. Мой малыш, вероятно, считал, что его зовут «Петька, перестань!».

Разумеется, мне известно, что детям вредно повторять слово «Нельзя». Я и не говорила. Пока психолог не объяснила мне, измученной воспитанием, что слово «нельзя» не рекомендуется употреблять до четырнадцати детских месяцев. Потом это слово говорить можно и нужно, так как приходится устанавливать мальчику жесткие границы. Иначе он искалечит себя и окружающих, и разгромит всю квартиру. Мой малыш – точно.

Когда психологи разрешили мне говорить «нельзя» – мне стало легче. Потому что кроме этого слова, которое повторяла восемьсот раз в день, я не успевала сказать практически ничего. Еще любимая фраза: «Что у тебя во рту? Выплюнь сейчас же!».

Почему все время «нельзя»? Потому, что делать то, что можно, мой малыш не считал нужным. Он здраво рассуждал, что дозволенные вещи от него никуда не уйдут. А запретное надо вершить скорее, всеми силами и, желательно, украдкой. Залазить босыми ножками на горячую плиту. Прыгать с подоконников и спинки дивана. Есть содержимое кошачьих туалетов (экскременты и наполнитель). Бегать по квартире, держа папины отвертки в опасной близости от глаз.

Энергии у полуторагодовалого ребенка больше, чем у пятерых взрослых человек. По квартире Петька передвигался исключительно бегом или вприпрыжку. При этом у него во рту постоянно находились вещи, которыми можно подавиться. Ежедневная генеральная уборка в доме не спасала. Создавалось впечатление, что у Петьки существуют собственные запасы мелочей вроде пуговиц, кошачьего корма, деталей мозаики, пластилина и семечек. Фишкой Петьки было засунуть что-либо опасное себе в рот на моих глазах, а потом убегать с ехидной улыбкой. Моей задачей было догнать и отловить беглеца. Потом, под его злобные вопли, достать изо рта слюнявую, заботливо припрятанную за щечкой драгоценность. При этом Петька визжал и норовил укусить меня за пальцы.

Весь процесс можно было назвать как угодно, только не материнством и не воспитанием. Ближе всего подходило определение: «Укрощение детеныша носорога». Ничего общего с плетением косичек и украшением кукол, которыми так любят похвастаться мамы девочек. По моим ощущениям, я не то, что каждый день входила в клетку с тиграми – я в ней просыпалась. От удара мячиком по спине, от укола книги, воткнувшейся в висок. Однажды малыш даже умудрился написать мне в ухо.

Если создается впечатление, что я жалуюсь, смею напомнить, что про какие-то вещи я упомянуть и вовсе забываю. Например, все табуретки и стулья в нашей семье заперты на балконе. Потому что на них можно встать и залезть повыше. Практически до автоматизма был доведен рефлекс: «Хранить важные вещи (телефон, пульт, чашку с кофе) в руках все время, как единственный способ уберечь их от уничтожения».

К моменту, когда Петьке исполнилось один год и восемь месяцев, недоступных для него мест в квартире практически не осталось. Есть антресоль, но туда не могу дотянуться и я.

Сижу в кресле, прихлебываю свой утренний кофе, а по моей спине Петька возит огромный джип. Как прекрасно быть мамой мальчика!