Бернардино не смел поднять глаза от мольберта. Он был далеко не юноша, поскольку ему давно перевалило за тридцать. Тем не менее он всегда нервничал, выполняя подобные заказы. До сих пор он не познал женщину, возможно, единственный из всего цеха. Он принял обет перед Богом, что никогда этого не сделает, и обещал то же самое своему отцу, как только ему исполнилось четырнадцать лет, а затем и своему учителю, когда его принимали учеником в самую престижную мастерскую Милана. Но сейчас он готов был отказаться от своих обещаний. Дело в том, что дочь семейства Кривелли вот уже две недели позировала, испытывая его природу. Обнаженная, с распущенными золотыми локонами, эта шестнадцатилетняя аристократка сидела, выпрямившись, на краю дивана, устремив к потолку взор синих глаз, и являла собой воплощенное желание. Каждый раз, когда она переставала изображать из себя ангела и устремляла глаза на Бернардино, ему казалось, что он погибает.

— Маэстро Луини, — голос донны Лукреции звучал тихо, как будто она тоже на что-то намекала, — как вы полагаете, когда будет готов портрет моей девочки?

— Скоро, синьора графиня, очень скоро.

— Не забудьте, что срок нашего контракта истекает на следующей неделе, — не унималась она.

— Я помню, синьора, на сегодняшний день это самая важная дата в моей жизни.

Мать юной Афродиты часто присутствовала на сеансах, когда ее дочь позировала Луини. Не то чтобы она не доверяла Бернардино, безупречная репутация которого была известна всем, как и то, что он крайне редко соглашался работать за стенами монастыря. Она была наслышана о ненасытности священников, в том числе Папы, поэтому не считала свое присутствие на сеансах излишней предосторожностью. Кроме того, Бернардино был очень красивым, пожалуй, даже несколько женоподобным мужчиной. Он также был единственным мужчиной благородного происхождения, которому ее супруг позволял входить в дом, не опасаясь за свою честь. А граф имел предостаточно причин для осмотрительности. Романтические отношения между его прекрасной супругой и герцогом уже давно стали притчей во языцех. К любви Лукреции стремились многие. Она была раскрепощенной женщиной — ее привлекало все новое, а Елена обещала стать ее достойной преемницей.

— Не правда ли, она красавица? — с гордостью заметила графиня. — Эти груди, твердые и налитые, как яблоки... Вы себе представить не можете, маэстро, скольких мужчин они свели с ума.

«Свели с ума?» Художник с трудом сдерживал дрожь в руке с кистью. Он уже перенес на полотно почти все подробности тела Елены, хотя на картине ее волосы были темнее и длиннее и ласкали живот, скрывая восхитительный источник наслаждений, от которых сам художник отрекся.

— Чего я не могу понять, маэстро, так это почему вы остановили выбор на Магдалине для портрета моей дочери. Особенно сейчас. Можно подумать, вы хотите привлечь внимание инквизиции. Кроме того, все Магдалины такие мрачные и унылые. Не знаю, что и думать об этом ужасном черепе у нее в руках...

Бернардино положил кисть на палитру и повернулся к донне Лукреции. Полуденный свет заливал кушетку, подчеркивая формы, которые казались ему теперь смутно знакомыми: такие же, как и у Елены, белокурые волнистые волосы, высокие точеные скулы, влажные сочные губы. Иной формы была полная грудь под туго натянутым лифом из голландской ткани. Глядя на возлежащую графиню, можно было понять непомерный аппетит иль Моро, желавшего обладать этой красотой. Более не удивляло даже то, что ей сходила с рук болтовня об инквизиции.

— Графиня, — произнес он, — позвольте напомнить вам, что вы предоставили маэстро Леонардо право самому выбирать тему портрета, как и то, кому из своих учеников он поручит его выполнение.

— Да. Очень жаль, что сам маэстро так занят с этой злополучной «Вечерей».

— Что я могу вам сказать? Мастер попросил меня изобразить Магдалину, и я это делаю. Кроме того, вам следовало бы гордиться, поскольку тему избрал сам маэстро.

— Гордиться? Разве Мария Магдалина не была шлюхой? — воскликнула графиня. — Что мешало ему поручить вам написать портрет моей дочери в натуральном виде, как тот, что он сделал для меня? Зачем ему понадобилось еще раз бросать тень бесчестия на мою семью: она и так преследует нас уже много веков?

Бернардино Луини молчал. Семья Кривелли была родом из Венеции и прибыла в Милан совсем недавно. Они были высокого мнения о возможностях цеха Леонардо и рассчитывали найти хорошую партию для своей дочери с помощью портрета, восхваляющего ее прелести. Живописец был уверен, что это будет нетрудно — настолько хороша была Магдалина на портрете. Вообще-то, лишь бедственное финансовое положение Бернардино было истинной причиной того, что он предоставил Леонардо выбор темы холста. И тот не упустил свой шанс. Памятуя о коварстве тосканца, Бернардино удержался от ехидства. Донна Лукреция позировала Леонардо в течение многих лет, дав жизнь многим известным полотнам. То, что он согласился использовать ее дочь в качестве модели для изображения любимой женщины Иисуса, означало, что вскоре он намеревается посвятить ее в тайны Магдалины.

Это было не случайно. Лукреция была последним звеном длинной генеалогической цепочки женщин, считавшихся наследницами Марии из Магдалы. Об этих женщинах с четкими мягкими чертами ходили легенды. Многие века они вдохновляли поэтов и художников, хотя и не всегда сознавали, носительницами какой наследственности они являются.

Луини сделал еще пару мазков по холсту, отводя взгляд от лукавой улыбки Елены, и задумчиво продолжил:

— Полагаю, ваши суждения несколько поспешны, синьора. Мария Магдалина... Святая Мария Магдалина, — уточнил он, — была необычайно смелой женщиной. Ее называли casta meretrix . В отличие от остальных учеников, которые, за исключением Иоанна, бежали из Иерусалима после того, как Господа распяли, она сопровождала его до подножия Голгофы. Отсюда череп, который держит ваша дочь. Помимо этого, Магдалина была первой, кому явился Христос после воскрешения, засвидетельствовав тем самым степень любви к ней.

— А как вы думаете, почему он так поступил?

Луини удовлетворенно улыбнулся:

— Чтобы вознаградить ее за смелость, конечно же. Многие из нас полагают, что воскресший Иисус доверил Магдалине какую-то великую тайну. Мария доказала, что она достойна такой чести, и мы, когда пишем ее портреты, каждый раз стремимся передать состояние озарения, посетившего ее тогда.

— Припоминаю... Действительно, я тоже слышала, как мастер Леонардо упоминал эту тайну, хотя он избегает вдаваться в подробности. Ваш учитель, несомненно, загадочная личность.

— Это его ум, синьора, который многие воспринимают как загадочность. Быть может, когда-нибудь он решит посвятить вас в свою тайну. Но он может отдать предпочтение и вашей дочери...

— С этим человеком никогда ничего не знаешь заранее. Я познакомилась с ним, когда он приезжал в Милан в 1482 году, и с тех пор не перестаю ему удивляться. Он такой непредсказуемый...

Лукреция помедлила немного, как будто мысленно перебирала воспоминания, а затем живо поинтересовалась:

— А вы сами случайно не знаете, в чем секрет Магдалины?

Луини перевел взгляд на холст.

— Вы только подумайте, синьора: истинное учение Христа могло прийти к людям лишь после того, как он преодолел Страсти и с помощью нашего Вечного Отца воскрес. Только тогда он обрел абсолютную уверенность в существовании Царства Небесного. И когда он воскрес из мертвых, кто был первым, кого он увидел? Мария Магдалина — единственная, у кого хватило смелости ждать его, нарушая приказ синедриона и римлян.

— Мы, женщины, всегда были более отчаянными, чем мужчины, маэстро Луини.

— Или менее осторожными...

Елена сидела молча, увлеченная их разговором. Если бы не пылающий у нее за спиной камин, она наверняка подхватила бы простуду.

— Я так же, как и вы, восхищаюсь женской стойкостью, графиня, — продолжал Бернардино, оставив еще одну попытку вернуться к полотну. — Посему вам следует знать, что Мария Магдалина получила откровение и поэтому обладала еще более выдающимися способностями.

— Вот как?

— Если когда-либо вы будете посвящены в эту тайну, то убедитесь, с какой точностью эти качества отражены на портрете вашей дочери. Тогда вы останетесь довольны этим холстом.

— Мастер Леонардо никогда не рассказывал о подобных способностях.

— Наш учитель очень осторожен, синьора. Добродетели Магдалины — очень деликатный вопрос. Ее способности наводили страх на апостолов, ее современников. Даже евангелисты предпочли о них умолчать!

Злорадство промелькнуло в глазах графини.

— Еще бы! Ведь она была шлюхой!

— Мария не написала ни строчки: женщины в те времена не умели писать, — продолжал маэстро, не обращая внимания на провокационные реплики графини. — Поэтому те, кто хочет о ней узнать, должны следовать путем Иоанна. Как я уже говорил, любимый ученик Иисуса был единственным из апостолов, кто вел себя достойно во время казни Христа. Тот, кто восхищается Магдалиной, восхищается и Иоанном и считает его Евангелие прекраснейшим из четырех.

— Простите мою настойчивость: в чем выражалось особое отношение Христа к Магдалине, маэстро Луини?

— В том, что он целовал ее в губы в присутствии остальных учеников.

Это ужаснуло донну Лукрецию. Туго облегающий ее грудь корсаж затрещал.

— Что вы сказали?

— Можете спросить у Леонардо. Он знаком с тайными книгами, где все это описано. Ему одному известно, как на самом деле выглядел Иоанн, или Петр, или Матфей...

— И даже Магдалина. Вы еще не видели его поразительную работу в монастыре Санта Мария?

— Конечно же видела, — с легким раздражением ответила графиня, вспомнив, что именно из-за «Вечери» в ее доме сейчас находился не Леонардо, а Бернардино. — Я была там несколько месяцев назад. Герцог хотел похвастать работой своего любимого живописца. Я была ослеплена этим великолепным произведением. Насколько я помню, оставалось дописать лица некоторых апостолов, и никто в монастыре не знал, когда они будут готовы.

— Этого и в самом деле никто не знает, — кивнул Луини. — Мастеру Леонардо не удается найти моделей для некоторых апостолов. Сейчас, когда при дворе так много порочных лиц, трудно передать развращенность Иуды. А как сложно найти лицо столь же чистое и харизматическое, как у Иоанна! Вы себе и представить не можете, сколько лиц пришлось осмотреть Леонардо, чтобы достоверно изобразить любимого ученика Иисуса. Маэстро страдает каждый раз, сталкиваясь с подобными препятствиями, и все больше затягивает работу.

— В таком случае, надо порекомендовать ему мою дочь, — рассмеялась Лукреция. — И пусть усадит за стол вместо Иоанна Магдалину.

Графиня Кривелли в хорошем расположении духа встала с кушетки, всколыхнув облако духов, следующее за ней повсюду. Царственной походкой она подошла к художнику сзади и положила ему на плечо свою маленькую ручку.

— Довольно болтовни на сегодня, маэстро. Как можно скорее заканчивайте портрет, и вы получите окончательный расчет. В вашем распоряжении не меньше двух часов до захода солнца. Воспользуйтесь ими.

— Да, синьора.

Стук туфелек донны Лукреции по плитам пола постепенно стих вдали. Елена и глазом не моргнула. Она сидела перед художником во всем своем великолепии, румяная и свежая, с гладко выбритым дворцовыми слугами телом. Убедившись в том, что ее мать удалилась в свои покои, она вскочила на кушетку.

— Да, да, маэстро! — захлопала она в ладоши, роняя «Голгофу», откатившуюся к камину. — Вот именно! Представьте меня Леонардо! Обязательно представьте!

Луини разглядывал ее, спрятавшись за мольберт.

— Вы и в самом деле хотите с ним познакомиться? — пробормотал он, сделав еще пару мазков кистью, когда почувствовал, что более не в силах притворяться равнодушным.

— Ну конечно, хочу! Вы сами говорили, что, быть может, он раскроет мне свою тайну...

— В таком случае, я должен вас предостеречь: возможно, вам не понравится то, что вы увидите, Елена. Это человек с сильным характером. Он может показаться рассеянным, тогда как на самом деле все подмечает с ювелирной точностью. Он может сказать, сколько лепестков на цветке, лишь искоса на него взглянув, он желает рассмотреть все до мелочей, доводя своих спутников до отчаяния.

Это не обескуражило прелестницу.

— Мне это нравится, маэстро. Наконец-то внимательный мужчина!

— Да, конечно, Елена. Но что касается женщин, то он их не очень любит...

— А... — В ее голоске послышалось разочарование. — Похоже, это распространенное явление среди художников, не правда ли, маэстро?

Художник еще больше сжался за мольбертом, когда его модель поднялась, демонстрируя свою красоту. От внезапной теплой волны, поднявшейся снизу, его лицо залилось краской, а в горле пересохло.

— По... почему вы так говорите, Елена?

Девушка встала на цыпочки, чтобы посмотреть на него поверх мольберта. Она дрожала от удовольствия.

— Потому что вот уже почти десять дней я позирую вам обнаженной. Мы столько времени проводим наедине, а вы не сделали ни одной попытки сблизиться со мной. Мои компаньонки говорят, что это ненормально. Эти плутовки интересуются, уж не castratus ли вы.

Луини не знал, что ему на это ответить. Он поднял глаза и обнаружил свою собеседницу в шаге от себя, трепещущую и источающую запах туберозы. То, что произошло потом, объяснить было невозможно. Комната начала вращаться вокруг него, а им всецело завладела какая-то необъяснимая и непреодолимая сила, зародившаяся внутри. Он отбросил кисть и палитру и привлек девушку к себе. От прикосновения юного тела его пронзила сладкая боль внизу живота.

— Ты... девственница? — запинаясь, пробормотал он.

Она расхохоталась.

— Heт. Уже нет.

И, прильнув к Луини, она поцеловала его с неведомой ему страстью.