Однажды весною, четвёртого мая, прохладную ванну в пруду принимая, слон Хортон вблизи услыхал голосок, который был жалостен, слаб и высок. Внимательно слон огляделся вокруг… — Забавно… Откуда-то слышится звук… Однако нигде никого не видать… Но тут голосишко раздался опять. Как будто бы кто-то из крошечных сил о помощи тихо и робко просил. — Я вам помогу! Только кто вы? И где вы? — выкрикивал Хортон и вправо и влево. Никто не возник. И никто не ответил. И тут он малютку пушинку заметил. И слон прошептал: — Ну и ну! Чудеса!! Простая пушинка — и вдруг… голоса?! Ведь я не слыхал, да и вы не слыхали, чтобы пушинки так горько вздыхали!.. А вдруг там и вправду случилась беда? Какая-то личность попала туда. И глазу слона не увидеть его — несчастное крошечное существо. Наверное, эта малютка боится в холодном глубоком пруду очутиться. И пусть она меньше, чем глаз муравья, но личность есть личность! Так думаю я. И, вытянув хобот, с большим уваженьем поймал он пушинку легчайшим движеньем и бережно ей опуститься помог на клеверный кустик, на мягкий цветок. — Гм! — хмыкнула вдруг из листвы кенгуру. — Да где вы слыхали такую муру? — Гм… — буркнул из сумки сынок-кенгуру. — Да где вы слыхали такую муру?! — Мамаша сказала: — Пушинка мала. И личность попасть на неё не могла. Да и зачем, откровенно сказать, личности вдруг на пушинку влезать? Но Хортон ответил: — Мне слышится голос! Там—личность! Хотя она тоньше, чем волос! А может быть, даже такое случилось, Что н е с к о л ь к о личностей там очутилось! Не троньте их! Сделайте мне одолженье! Ведь личность должна вызывать уваженье! Сумку свою кенгуру застегнула И в пруд вызывающе-шумно нырнула. А слон испугался: — Какая волна! Всех личностей чуть не накрыла она! Погибнуть недолго беспомощным крошкам. Поскольку я всё-таки больше немножко, я личностям бедным обязан помочь. Слон клевер сорвал и отправился прочь. Но в джунглях не долго хранятся секреты. «Слон Хортон рехнулся! Вы слышали это?» «В хоботе — клевер!» «Нелепейший вид!» «Гуляет с пушинкой!» «И с ней говорит!» А Хортон по джунглям печально гулял, смотрел на пушинку и вслух размышлял: — Быть может, оставить пушинку в лесу?.. Ну, право, куда я её понесу? Но личностей может постигнуть беда! Нет! Я н е м о г у! Ни за что! Никогда! Пусть личность, не больше, чем глаз муравья, но личность есть личность! Так думаю я. А крошечный голос звучал и звучал. Но Хортон его лишь едва различал. — Погромче, пожалуйста! — Хортон просил и к самому уху цветок подносил. И сделался голос отчётливым вдруг: — Мой друг! Вы чудесный, вы истинный друг! Вы нам помогли. Вы спасли от беды все наши кварталы, пруды и сады, все наши дома, потолки, этажи, и все магазины, и все гаражи… Слон Хортон спросил: — Вы… построили… это?! И дух затаил в ожиданье ответа. — Ну да. Несомненно! — пищал голосок. Быть может, я ростом не так уж высок, но знаете, кто я? Я Мэр городка, в котором есть площадь, бульвар и река, просторные улицы, светлые зданья. Наш город, конечно, имеет названье. Ведь каждый здесь КТО-ТО. И вот отчего мы городом КТО-ТО назвали его. И весь КТО-ТО-город и КТО-ТО-народ свою благодарность спасителю шлёт. И Хортон взволнованно Мэру ответил: — Я верю. Ваш город приветлив и светел. Живите. В реке своей рыбу удите. Под вечер на площадь гулять выходите. Пусть дети играют в пятнашки и в прятки. А я вас не брошу. Всё будет в порядке. Но в это мгновение три обезьяны, известные в местном лесу хулиганы, по имени Викерсхэм, с визгом и криком повисли на Хортоне в гневе великом. — Слону-дуралею приспела охота вести разговоры с какими-то КТО-ТО. Их нету! И Мэров у них не бывает! А Хортон нам только мозги забивает. Три Викерсхэм крик невозможный подняли и клевер у Хортона грубо отняли. Потом со скалы пригласили спуститься Влад-Влада и K° — необъятную птицу. — Немедленно сделайте нам одолженье! Пушинка внушает нам всем раздраженье. Мы знаем для вас не составит труда её унести неизвестно куда. И, в клюве зажав драгоценный цветок, огромный орёл полетел на восток. Всё дальше пушинку орёл уносил. А Хортон вдогонку бежал что есть сил. На камни, коряги и пни натыкаясь, от быстрого бега уже задыхаясь, слон Хортон просил чернобрюхую птицу: — Молю вас! Не дайте пушинке разбиться! Ведь страшно подумать, что целый народ на землю с такой высоты упадёт! Орёл чернобрюхий над ним повисал и через плечо ему грубо бросал: — Когда, наконец, болтовня прекратится? Я очень большая и сильная птица. Бежать вам придётся всю ночь напролёт. Ведь мне нипочём этот быстрый полёт. А утром я спрячу пушинку туда, где вы не найдёте её никогда. В шесть сорок утра чернобрюхий орёл ужасную хитрость уже изобрёл: он спрятал цветок с неизвестной страной на клеверном поле в сто миль шириной! — Теперь отыщите! — он крикнул слону. — А я к вам сюда через год загляну. — Тут, хвост подобрав, он поднялся с земли и, злобно хихикая, скрылся вдали. Слон Хортон воскликнул: — Мне ясно одно: Я должен пушинку найти в с ё р а в н о! И клевер за клевером Хортон срывал, и к каждому клеверу нежно взывал: — Друзья мои! Где вы? Вы здесь или нет? И снова ни слова не слышал в ответ. Сто тысяч пятнадцать цветков он сорвал И каждому тот же вопрос задавал. И выросла в поле в двенадцать утра Огромная клеверная гора. Уже от усталости слон умирал, но клевер за клевером перебирал, пока с трёхмильонного клеверка знакомого не услыхал голоска. — Друзья мои! — слон закричал, — Вы здоровы? Вы живы? Вы целы? Скажите хоть слово! — И Мэр отвечал: — Этот гадкий орёл у нас беспорядок большой произвел. Ведь все наши чайнички тут же разбились. И все наши часики остановились. И даже от новеньких кресел-качалок осталась лишь груда бессмысленных палок. Увы! Ни следа не осталось от бедных потерянных шапочек велосипедных! Такого ещё не бывало у нас. Мы срочный ремонт начинаем сейчас. И знаете, мы бы вас очень просили, чтоб вы нас пока что с собою носили. И Хортон сказал: — Никогда и нигде слон Хортон друзей не оставит в беде. — Гм… — вдруг позади кенгуру проворчала. — Вы что же, решили начать всё сначала? Два дня вы неслись через топи и горы, чтоб с гадкой пушинкой вести разговоры! Но я, к е н г у р у, заявляю вам снова, что мирные джунгли не терпят такого! — И я заявляю, — сыночек сказал и гордо из сумки язык показал. — Кончайте дурацкую вашу игру! — сказала рассерженно мать-кенгуру. — Сюда надвигаются дружною ратью и Викерсхэм-сёстры, и Викерсхэм-братья, и Викерсхэм-тёти, и Викерсхэм-дяди сюда выступают в сплочённом отряде. Сюда приближается вся их семья. Не скрою, что это устроила я. Они вас повалят и скрутят, и свяжут! Они вам т а к у ю пушинку покажут!! Придётся, раз вы не хотите смириться, пушинке в ореховом масле свариться. — Свариться?! — слон Хортон вскричал в изумленье. — Там люди! Там л и ч н о с т и! Там населенье! Свариться! В ореховом масле! Стыдитесь! Сейчас вы услышите! Вы убедитесь! Скорее! — кричал он незримому Мэру. — Примите немедленно срочные меры! На площади митинг большой соберите. Шумите! Гремите! Кричите! Орите! Иначе случится большая беда! В ореховом масле вас сварят тогда! Мэр города митинг огромный собрал. И КТО-ТО-народ что есть силы орал. Наверное, целых пятнадцать минут все КТО-ТО кричали: — Мы — КТО-ТО! Мы — тут! Их хор, как набат, тишину огласил. — Надеюсь, вы слышали? — Хортон спросил. — Ни звука, — ответила мать-кенгуру. — Я слышала шелест листвы на ветру. Но ничего, кроме шума листвы, — не слышала я и не слышали вы. — Я тоже не слышал… — промямлил спросонок из маминой сумки сынок-кенгурёнок. — Хватайте безумца! — они закричали. И Викерсхэм-дяди в ответ зарычали. И Викерсхэм-тёти в ответ завизжали. И Викерсхэм-братья к слону подбежали. И Викерсхэм-сёстры его облепили. И все они дружно и злобно вопили: — Вяжите слона! Да покрепче! Потуже! А эту пушинку мы сварим на ужин. Слон Хортон сражался отважно и смело. Но эта семейка его одолела. Все Викерсхэм били его и щипали, и больно на хобот ему наступали. Связали слона, не жалея каната. Но Хортон кричал: — Не сдавайтесь, ребята! Пусть личность не больше, чем глаз муравья! Но личность есть личность! Так думаю я! И если ваш голос сюда донесётся, весь КТО-ТО-народ непременно спасётся! Заставьте услышать о вашей стране. и вас не посмеют сварить на огне! Мэр вынул там-там. И ударил. Да так, что сразу вокруг начался кавардак. Все КТО-ТО стучали в бидоны, в кастрюли, в охотничьи ружья, старательно дули в кларнеты, в тромбоны, в большие рога… От чайного ситечка до утюга, — ничто в этот миг не лежало без дела, всё выло, стучало, звенело, гремело. Мэр крикнул с надеждой сквозь грохот и гам: — Эй, Хортон! Теперь нас услышали там? — Я слышу отлично и грохот и вой; но слух кенгуру послабее, чем мой. Проверьте, пожалуйста, ваших ребят. Все ли работают? Все ли шумят? А может быть, кто-то один увильнул? Не гаркнул! Не крикнул! И не громыхнул! Решил, что авось без него обойдутся? Ведь знаете, всюду такие найдутся. Так сделайте это! Я вас умоляю! Проверьте внимательно, нет ли лентяя! С востока на запад, быстрее, чем птица, взволнованный Мэр пробежал по столице. Но каждый, казалось, на славу трудился. И каждый на месте своём находился. И, не жалея усердья и сил, каждый гремел, колотил, голосил. Мэр думал: «Чтоб в масле нам всем не свариться, я просто обязан сейчас умудриться до нужного уровня шум довести. И значит, я должен КОГО-ТО найти. И Мэр терпеливо обыскивать стал каждую улицу, каждый квартал, кинотеатры, музеи и тиры, все переулки, дома и квартиры. В ванную, в кухню и на балкон в каждом жилище заглядывал он. И вдруг, от усталости изнемогая, он наконец обнаружил лентяя — в доме один, на шестом этаже, в квартире под номером семьдесят-же. Вот где, оказывается, обитала личность, которой всем так не хватало. Надо признаться, что личность была довольно невзрачна и очень мала. Звали ту личность попросту Джон. В странное дело он был погружён. Покуда трудился народ на пушинке, он вытащил мячик на длинной резинке, и он не визжал! Не пищал! Не орал! Он молча! Бесшумно! В свой мячик играл. От гнева у Мэра упала панама. Схватил он в охапку беспечного хама. И кинулся прочь. И направил свой бег к башне под именем Эйфельберг. — Послушай-ка, парень! — кричал он. — Сейчас чёрный час наступил для нас. Только шум мирового значенья может спасти нас от кипяченья. И ежели ты не разинешь свой рот, погибнут все КТО-ТО! ВЕСЬ КТО-ТО-НАРОД! Так Мэр говорил, карабкаясь ввысь. Когда же на башню они взобрались, Он мячик у малого вырвал из рук и крикнул: — Издай же какой-нибудь звук! Прочисть свою глотку! Живей, остолоп! — Малый помялся… и выкрикнул: — ХОП! И чудо свершилось! И чудо настало! ШУМ КЕНГУРУ НАКОНЕЦ УСЛЫХАЛА! — Боже! — она прошептала в волненье. — Там люди! Там личности! Там населенье! Отныне я их под защиту беру! — сказала растроганно мать-кенгуру. — Какой симпатичный у них голосок! Звонкий! Весёлый! Ты слышишь, сынок? — Я слышал! Я тоже беречь их готов от зноя, от дождиков, от холодов! Пусть личность не больше, чем глаз муравья, — но личность есть личность! Так думаю я!