В жарких джунглях, в июле, в стране какаду Слон Хортон плескался в прохладном пруду. Так славно купаться… так тихо вокруг… Вдруг Хортону некий послышался звук. Слон замер, привстал, огляделся в тиши — Как странно: вокруг не видать ни души. И снова! Как будто чуть слышимый стон: «На помощь! Спасите!» — и думает слон: «Здесь бедствие терпит неведомый кто-то… Не видно ни лебедя, ни бегемота, Так кто же зовёт?» — Я готов вас спасти, Но кто вы, простите? И где вас найти? — Спросил он — но воздух звенит пустотой, И только пылинка летит над водой. — Не слыхивал я, чтоб пылинка звала На помощь, — бормочет он. — Ну и дела… А вдруг на пылинке сидит существо? И голос, который я слышал, — его? Пылинку — и ту я заметил не сразу, А он-то и вовсе невидимый глазу. Он там, на пылинке, он плачет и стонет: Попал он в беду и в пруду он утонет, Летит он один без руля и ветрил, Уже из последних он держится сил, А с берега ветер безжалостно дует… Он мал, но он мыслит, но он существует! И, вытянув хобот могучий вперёд, Берёт он пылинку, на берег идёт И медленно-медленно, бережно, нежно Её опускает на клевер прибрежный. — Фырк! — фыркнуло с берега. — Я, кенгуру, Здесь вижу нелепых фантазий игру! Чтоб кто-нибудь был так бессовестно мал?! — Фырк! — в сумке её кенгурёнок сказал. — О, что вы! — им Хортон промолвил в ответ. — Я слышал прекрасно, сомнения нет. У нас, у слонов, замечательный слух — Поверьте, что их там не менее двух! А может быть, трёх! Или даже восьми! Вдруг там поселилось семейство с детьми? Их ветром носило, их било волной — Прошу, не шумите, им нужен покой! — Семейство? — смеясь, кенгуру продолжала. — Ты глуп! Ты дурак! Ты болван, каких мало! — Да, мало, — сказал кенгурёнок, и тут Вдвоём с кенгуру они плюхнулись в пруд. — Ужасные брызги! — нахмурился слон. — Что если намокнет и свалится он? С друзьями, с детишками в мокрой воде? Мной, Хортоном, брошены в этой беде? О нет, никогда, я им должен помочь! — Он клевер сорвал и уходит с ним прочь. Тем временем в джунглях шептались соседи: «Наш слон сам с собой говорит! Видно, бредит! Какая-то чушь на каком-то цветке!..» А Хортон в тревоге бродил и тоске: — Что делать мне с ними? Пристроить их тут? Повсюду опасности их стерегут. Нельзя их оставить, ведь, как ни взгляни, А мыслят они, существуют они! Тут Хортон застыл: Голосок говорил! Слон к уху цветочек поднёс — и едва Сумел разобрать вот такие слова: — О друг благородный, спасибо! Ты спас От страшных несчастий сегодня всех нас. Спас наши жилища, и рощу, и пашню, Спас ратушу, водонапорную башню, Гараж, и больницу, и школу, и храм, Футбольное поле и универсам. Слон ахнул: — Так там целый город с домами?! — О да, — был ответ, — по сравнению с вами Мы крошки, я знаю, но наши дома Для нашего роста просторны весьма. Ктотаун зовётся наш город, и он Уютен, и светел, и чисто метён. И я, его мэр, и все жители — ктоты — Тебе за твою благодарны заботу! И Хортон сказал ему так: Мистер мэр, Я не дам вас в обиду, уважаемый сэр! Вдруг слон на спине ощутил шебуршенье, Скакание лап и цеплянье за шею! Это макаки семейства Вреднюг Лезли по Хортону в четверо рук: — Ха! Вот так бред! Города на цветке, Мэры в пылинках и мир в кулаке! Ну-тка, дадим ему братский урок! Длинные руки хватают цветок, Сверху лианы скрипят, как канаты, Щёлкают хищные клювы пернатых, В небе быстрейший из горных орлов, Птица по имени Вамм Дам-Пинкофф! Машут макаки: «Сюда, чемпион!» Делает круг и спускается он. — Ты, Дам-Пинкофф, всем известная птица, Зверю на суше с тобой не сравниться! Сбудь это с рук, то есть с клюва, будь другом! Хортон моргнуть не успел от испуга, Как на него от большого крыла Тень, словно чёрная скатерть, легла. И взвился орёл, и могучие крылья Всё выше и дальше его уносили. Весь вечер, всю ночь, выбиваясь из сил, По острым камням за ним Хортон спешил, И звал, и просил: — Отпусти их, не мучай! Они хоть и меньше, но мы их не лучше! И где-то в высокой над ним вышине Послышался клёкот: — Повякай-ка мне! Я пташка, порхаю себе без забот, А спрячу чего, так и слон не найдёт! И в 6.50 чернобрюхий орёл Угрозу свою в исполненье привёл: Да, стрелка вплотную к семи приближалась, Когда небольшая пылинка снижалась На целое поле… неужто… о Боже… Ведь эти цветы меж собой так похожи, Ведь в клеверном поле на тысячу миль Легко потеряешь и автомобиль! — Попробуй найди их теперь! — усмехнулся Орёл, встрепенулся, Назад развернулся И долго помахивал в небе потом Из чёрного брюха торчащим хвостом. — Найду! — крикнул Хортон упрямо. — Найду! Друзей не бросают, попавших в беду! И долго цветок за цветком подбирал он, К глазам подносил и друзей своих звал он, И снова и снова, цветок за цветком, — Но нет их на этом и нет их на том. К полудню, измученный, сбившийся с ног, Он взял девять тысяч сто пятый цветок… И дальше искал… И, совсем изнурённый, Он к ночи нашел их! На трёхмиллионном! — Друзья! — он воскликнул. — Скажите, вы живы? Здоровы? Как всё это перенесли вы? И голос донёсся с пылинки в ответ: — Признаться, немало нам выпало бед! Когда с высоты чернобрюхая пташка Нас сбросила наземь, и мы вверх тормашка — ми рухнули вниз, изнывая в тоске, — Герани осыпались. в каждом горшке, В часах от удара погнулись пружины, Полопались велосипедные шины, У бедной старушки испортился зонт… О Хортон, чтоб больше не мокли седины, Будь с нами, пока не окончим ремонт! — Мы вместе, — им Хортон сказал, — навсегда, Какая бы нам ни грозила беда. — Фырк! — Фыркнуло сзади. — Второй уже день ты тут носишься с ними. Их не существует! Их нет и в помине! У нас, в мирных джунглях, позор и скандал! Ты наше терпение, слон, исчерпал. И я заявить тебе уполномочена, Что с безобразием этим покончено. — Ага, — из кармана поддакнули, — точно! — Сегодня же тысячи дружеских рук Ста братьев Вреднюг, ста кузенов Вреднюг, Достойных их шуринов, дядей и тестя И ста свояков с их семействами вместе Согласно законам страны какаду Поймают и в клетку тебя отведут. А что до пылинки — сварить её в масле, С законами нашими в мудром согласье! — Сварить!.. Вы в уме ли? Там начат ремонт! Там чинят умело Старушечий зонт! Вы слышали, — Хортон вскричал, — мистер мэр? Скорее свистайте всех ктотов наверх! Все ктоты, от старцев до малых ребят, Пускай голосят, и галдят, и вопят. Вам нужно добиться, чтоб вас услыхали, Иначе спасения нет, вы пропали! И голосом твёрдым, лишь малость дрожащим, Мэр ктотов на главную площадь созвал И, свесившись с башни, им всем рассказал Тревожную новость о масле кипящем. «Мы ктоты!», «Мы здесь!» — голоса горожан Наполнили воздух, немного дрожа. И слон улыбнулся: — Уж этот-то крик, Конечно, ушей кенгуриных достиг. — Всё вздор! — перебила его кенгуру. — Я слышала шорох травы на ветру, А то, чего нету, ты слышать не можешь. — И я, — донеслось из кармана, — я тоже! — Взять его! Крепкой веревкой скрутить! В прочную клетку его посадить! После несчастную эту пылинку С хобота снять и в котёл опустить! Слон храбро сражался, но с бандой макак, Когда их так много, не сладишь никак: Кусали, толкали, щипали и били И в клетку всем скопом слона затащили. Но крикнул он: — Мэр, попытайтесь опять! Я знаю, вы сможете им доказать, Что ростом хотя так ужасно малы вы, Но мыслите вы, существуете, живы! И мэр раздобыл где-то старый тамтам, И стал в него бить, и уютный Ктотаун Стал городом-грохотом, городом-громом, В нём каждый шумел, помогая знакомым: Кто старые чайники бил об стаканы, Кто в трубы трубил, кто пилил контрабас, Кто делал фортиссимо из фортепьяно, Кто палкой дубасил ободранный таз, — И небо наполнилось странным фырчаньем, Жужжанием, треньканьем и клокотаньем. Сквозь грохот трескучий, сквозь бешеный гром Донёсся вопрос: — Как нас слышно? Приём! — Я слышу вас ясно, звук чистый и звонкий, Да слух кенгуру недостаточно тонкий — Не слышат. Но точно ли все горожане Трубят, барабанят, стучат и горланят? Проверьте скорей — вдруг какой-нибудь ктот Заснул иль баклуши бессовестно бьёт? И мэр быстрым шагом свой город проходит Насквозь, но лентяев нигде не находит: С востока на запад, на север, на юг Скрежещут, свистят или песни поют. Но должен быть кто-то, чей голос не слышен, Забытый в подполье, в квартире, на крыше! По лестницам зданий взбирается мэр В мансарды, и хлопают крылья портьер. И вот, уже вовсе надежду теряя, Нашел в самом дальнем углу он лентяя (Песчаная, восемь, квартира вторая). Как вихрь, он ворвался в раскрытые двери, Глядит — и глазам своим мэр не поверил: Малютка Джоджо по прозванию Кроха Волчок запускал — и ни звука, ни вздоха, Ни писка, как будто язык проглотил! Тут мэр лоботряса в охапку схватил, И, с крошкой под мышкой всходя по ступеням Фефельевской башни, он молвил с волненьем: — Подходит труднейший для города час! Ужасные беды постигнут всех нас! Мы сможем избегнуть их только тогда, Когда вспомнит кровь, что она не вода, И жители все до последнего ктота За громкую дружно возьмутся работу. Ори же, мой мальчик, разинув свой рот! — И слушал внимательно маленький ктот. Он вытянул шею навстречу врагу, И грянуло по-над землёю: «АГУ!» И это «АГУ!» с прочим гамом и гулом Слилось — и истории ход повернуло! С пылинки отчаянный вопль малышей Достиг наконец туговатых ушей. И слон во весь рот улыбнулся: — Ну вот! В Ктотауне всё-таки кто-то живёт! Пусть ктоты не очень-то рослый народ — Сегодня их спас самый маленький ктот! И все засмеялись: — Что правда, то правда! По росту судить о соседях не надо! — А если, — нахмурилась вдруг кенгуру, Их пальцем кто тронет, Толкнёт иль уронит — Того я сама в порошок разотру! Я верю, что там целый город с домами, Садами, старушками, даже с зонтами. Малютки, а всё же большие друзья! И я защищать их желаю! — И я! — Сказал кенгурёнок. — Я думаю сам: Большие должны помогать малышам.