Все еще кипя от негодования, Джорджина спустилась вниз. Ее чувства по отношению к гостю были весьма противоречивы.

Так, значит, Рэвенстон считает ее «синим чулком»? Она и не предполагала, что это ее так заденет, хотя все еще не понимала причину столь острой реакции. Безусловно, граф Инглэм и лорд Плимптон наговорили ей массу гораздо менее приятных вещей, когда она отказала им, но тогда она только смеялась над их гневными тирадами.

Сойдя вниз, она сразу же направилась в библиотеку, зная, что найдет там своего отца. Так и оказалось.

Библиотека располагалась в угловой комнате и была любимым местом хозяина. Все ее стены занимали книжные шкафы, наполненные книгами – и последними новинками, и старинными фолиантами.

– Папа, зачем ты пригласил этого ужасного человека остаться у нас ночевать?

Отец поднял голову от письма, и, его густые брови удивленно поднялись вверх.

– Рэвенстон? Ужасный? Едва ли могу с тобой согласиться, Джорджи. И ты не можешь утверждать, что он безразличен к своей сестре. Ты же видела, как он за нее волновался сегодня, даже не хотел отдохнуть, пока не разыщет ее.

– Только потому, что он считал это своей обязанностью.

– А у тебя не вызывает уважения человек, который так серьезно относится к своим обязанностям, как Рэвенстон?

В голосе отца явно послышалось разочарование, и Джорджина не могла не признать, что для этого были причины. На нее тоже произвело впечатление беспокойство графа о пропавшей сестре. Но после недавней ссоры ее вновь обретенное уважение к нему опять исчезло. Теперь он вызывал у нее только неприязнь.

– Если бы он выполнял как положено свои обязанности до того, как Лэни убежала, ему бы не пришлось рыскать по окрестностям в поисках ее. Пожалуйста, папа, обещай, что попытаешься уговорить его оставить Лэни здесь.

– Попытаюсь, – ответил отец, – если ты обещаешь быть к нему более снисходительной.

Она нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты невзлюбила Рэвенстона уже давно, задолго до того, как встретилась с ним сама, и все из-за россказней матери Мелани.

Против этого Джорджина ничего не могла возразить. Ее неприязнь к Рэвенстону была основана не только на его пренебрежении сестрой, но и на том, что рассказывала о нем мать Лэни, особенно о его жестоком обращении с женой.

– Но мать Лэни доводилась ему мачехой, – напомнила она отцу.

– И ты вполне разумно считала ее глупой женщиной. Ты не стала бы прислушиваться к ее мнению ни об одном другом человеке. Почему же ты думаешь, что ее описание пасынка было справедливым?

На это Джорджина не нашлась, что ответить. Направляясь на кухню, чтобы проследить за приготовлением ужина, она все еще размышляла над словами отца. Она вспомнила, как однажды навестила мать Мелани в Дортон-холле за несколько месяцев до ее смерти. Ее светлость страдала от странного недуга, который редко позволял ей покидать постель.

– Джастин не разрешал своей бедной жене Клариссе никуда ходить. – Его мачеха вздрогнула и повыше натянула одеяло. – На ее месте я просто сошла бы с ума. Рэвенкрест был таким замкнутым и уединенным, а Кларисса ненавидела Корнуэлл точно так же, как и я. Но мой ужасный пасынок держал ее там практически пленницей.

– Почему? – спросила Джорджина.

– Мне кажется, он был безумно ревнив. Ведь Кларисса была очень красивой женщиной.

Мать Лэни откинулась на гору подушек и прикрыла глаза, словно восстанавливая в памяти образ Клариссы.

– Мужчины теряли головы, едва завидев ее. Но только не Джастин. Он даже не скрывал, что не испытывает к ней ни малейшего чувства.

– Зачем же тогда он женился на ней?

Глаза больной опять открылись.

– О, ему за это хорошо заплатили. Ее отцу стоило пятидесяти тысяч фунтов согласие Рэвенстона жениться на его дочери. Тот не желал уступить ни шиллинга.

Джорджина сморщила нос от отвращения.

– Видит Бог, Кларисса имела достаточно поклонников, которые с радостью женились бы на ней просто так, но ее отец решил, что она выйдет только за Рэвенстона.

– Какой позор! – вскричала Джорджина.

– Да, именно так. Клариссе едва исполнилось семнадцать, когда ее отец вынудил ее выйти за Джастина. Как только мой пасынок получил денежки ее отца, он потерял к ней всякий интерес. Говоря откровенно, ему даже нравилось все делать ей назло. Если бедняжка Кларисса особенно хотела чего-то, ему доставляло особое удовольствие отказывать ей в этом. Он просто наслаждался, доводя ее до слез.

Джорджина была потрясена.

– Какой бессердечный человек! Я бы убежала от него и вернулась в Лондон.

– Но бедная Кларисса не могла, потому что не имела ни пенса. Он не позволял ей тратить ни шиллинга из ее же денег, доставшихся ей по наследству, и заставлял ее одеваться почти в лохмотья. Представьте, он даже отнял у нее все драгоценности!

Джорджина задохнулась от возмущения.

– К тому же ему трудно было угодить, он всегда находил недостатки в том, как Кларисса вела дом. Он мгновенно возненавидел меня, потому что я защищала ее.

Услышав, как мужья вроде Рэвенстона, Инглэма и мужа ее тети Маргарет обращаются со своими женами, Джорджина укрепилась в мысли никогда не выходить замуж.

– Вы понимаете, почему я так переживаю, как подумаю, что моя Мелани попадет в его руки, – пожаловалась ее светлость. – Если он так относился к своей жене, что же он сделает со сводной сестрой, которую ненавидит?

– Но он не может ненавидеть Лэни! – воскликнула Джорджина.

– Я уверена, что он ненавидит практически всех. Гнусный негодяй! К несчастью, мой муж оставил мою и Мелани часть наследства в его жадных руках. Мы должны зависеть от его щедрости, которой у него нет и в помине, разве что по отношению к своему ужасному брату Генри.

Вдовствующая графиня драматическим жестом приложила к глазам кружевной платочек.

– Джастин ничего нам не дает, и мы должны сидеть на шее моих бедных родителей. Ох, это разбивает мое сердце!

Чтобы удостовериться, что склонный к придиркам граф Рэвенстон не найдет ни малейшего изъяна в сегодняшнем обеде, Джорджина провела больше времени, чем обычно, в кухне с поваром. Затем она лично проследила за тем, как накрывают на стол. Наконец, она провела не менее получаса, составляя в большой вазе букет из только что срезанных цветов, который собиралась поставить в центр стола.

Она говорила себе, что старается так потому, что хочет убедить Рэвенстона, что в таком хорошо содержащемся доме, как Пенфилд, вполне можно оставить сестру. Но дело было не только в этом. Она покажет ему, что умеет вести хозяйство настолько хорошо, что многие из женатых мужчин могли бы позавидовать.

Джастин, помня просьбу хозяина не опаздывать к обеду, спустился вниз за несколько минут до назначенного времени.

Когда он помылся, побрился и переоделся в чистый костюм, то почувствовал себя намного лучше, даже настроение поднялось. Он не мог даже и мечтать о более удобной и приятной спальне, чем та, которую отвела ему мисс Пенфорд.

Несмотря на их ссору и ее неприязненное отношение к нему, она послала отцовского слугу с прекрасно заточенной бритвой и предложением помочь ему всем, чем понадобится. Сразу же вслед за ним появились другие слуги и наполнили ванну горячей водой. Джастин был доволен, потому что любил понежиться в теплой ванне.

Тем не менее он с усмешкой подумал, а не хотела ли мисс Пенфорд ошпарить его. Или не собиралась ли она лишить его мужского достоинства с помощью слуги и его острой бритвы.

Лакей проводил его в гостиную, примыкающую к столовой. Джастин надеялся, что Джорджина будет там одна и он сможет извиниться за то, что назвал ее «синим чулком». Это было и жестоко, и совершенно несправедливо.

Однако, к его разочарованию, в комнате никого не было, кроме его сестры. Лэни была в муслиновом платье с на редкость пышными рукавами. Всем своим видом она старалась показать, что ей равно неприятно видеть его.

– Добрый вечер, Мелани, – сказал он как можно добродушнее, хотя это давалось ему с трудом. Джастин сел в кресло напротив сестры.

Мелани упорно смотрела вниз, на светлый обюссонский ковер, бормоча себе под нос что-то, чего он не мог понять. Как и раньше, когда он хотел поговорить с ней, ее лицо напряглось, приобретя замкнутое выражение, и видно было, что ей не хочется ни смотреть на него, ни говорить с ним.

Но теперь-то Джастин знал, что Мелани может быть совсем другой, и раздумывал, как бы выманить девочку из той раковины, куда она все время пряталась в его присутствии. Но он не был приспособлен вести легкий, ни к чему не обязывающий разговор и совершенно не представлял, какой предмет был бы одинаково интересен как ему, так и его сводной сестре, которая была гораздо младше его.

Она продолжала смотреть на свои туфли, как будто ничто другое ее не интересовало. Джастин с тоской представил себе предстоящий обед. Может быть, она и попытается поддержать разговор, хотя ему с трудом в это верилось. Желая нарушить напряженную тишину, он коротко спросил:

– Не будешь ли ты добра рассказать мне, почему тебе так не нравилось у леди Недлейн?

Мелани не подняла взгляд и ничего не ответила.

Подождав немного, он сказал, теряя терпение:

– Мелани, я жду, ответь мне.

– Зачем? Ты только будешь смеяться над моими доводами! – воскликнула она с отчаянием в голосе, не отрывая глаз от узора на ковре.

– Ты не можешь этого знать, пока не скажешь мне. – Джастин изо всех сил пытался сдерживаться. – Может быть, я найду твои доводы очень убедительными.

– Нет, если они будут исходить от меня.

С чувством вины Джастин осознал, что в чем-то она права.

– Попытайся. Возможно, твои опасения беспочвенны.

Но она не приняла вызова.

Когда Джорджина и ее отец вошли в гостиную, между Рэвенстоном и Лэни царило напряженное молчание. При виде хозяев на лицах обоих появилось такое огромное облегчение, что Джорджина прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

Джастин поднялся, чтобы приветствовать их. Теперь, когда он привел себя в надлежащий вид, Джорджина не удержалась от веселого замечания:

– Как вы преобразились со времени нашей прошлой встречи, милорд!

Джастин посмотрел на ее улыбающийся рот так странно, что на какой-то момент ей показалось, что он обиделся на ее слова. Затем довольно натянуто он сказал:

– Я действительно привел себя в порядок.

Да уж, подумала Джорджина, любуясь широким разворотом его плеч и стройной мускулистой фигурой, подчеркиваемой его отлично скроенным костюмом. Но она тут же укорила себя за столь пристальное внимание к нему.

Джастин напрягся под ее оценивающим взглядом.

– Я должен еще раз извиниться, что явился к столу в неподобающем платье.

– Это не имеет значения, – сказала Джорджина, улыбаясь. – Как вам уже сказал мой отец, мы здесь обходимся без церемоний.

И опять он посмотрел на ее рот таким же странным взглядом. Она уже стала волноваться, не застряло ли у нее что-то в зубах.

Ее отец предложил руку Мелани, а Джастин – Джорджине. Когда она взяла его под руку, он, однако, не прошел сразу же в столовую, а задержался в гостиной. Так тихо, что только она одна могла слышать, он сказал:

– Я должен извиниться за мое жестокое и несправедливое замечание, которое высказал вам раньше, мисс Пенфорд.

Его удивительно мягкий, полный раскаяния тон был приятен для слуха, но, захваченная врасплох, она довольно едко осведомилась:

– О каком именно замечании вы говорите, милорд?

– Наверное, я заслужил это, – грустно сказал он. – Я говорю о том, что я назвал вас «синим чулком». Это было оскорбительно и совершенно неверно. Пожалуйста, простите меня.

Явная искренность его извинения изумила ее. Ее отношение к нему вновь внезапно переменилось. Она невинно заметила:

– Я просто подумала, что это очередное проявление вашего грубого, резкого характера, которым вы хвастались совсем недавно.

– Я не хвастался, – сердито возразил он. – Я просто хотел сказать вам, что мне несвойственна лесть. – Они с опозданием вошли в столовую. Круглый стол под безупречно белой льняной скатертью, накрытый на четверых, был освещен мягким светом свечей.

Джорджина увидела, как взгляд Рэвенстона немедленно устремился к центру стола, туда, где стоял тщательно подобранный ею букет. Он, судя по всему, оценил ее искусство, и она почувствовала себя вознагражденной за то время, которое провела, расставляя цветы.

Лэни сидела напротив Джорджины, а мужчины между ними. Стол был не слишком большим, и это способствовало непринужденности беседы. Когда лакей подал им суп из омаров, Лэни сказала:

– Как жалко, что ты смогла сходить только на одну лекцию Лайела в Лондоне, Джорджина. Я знаю, как ты мечтала их послушать.

– Признаюсь, я была ужасно разочарована, когда меня лишили такой возможности. Но при этом я была очень рада вернуться в Сассекс.

– Вы не находите деревенскую жизнь скучной? – поинтересовался Рэвенстон.

– Совсем наоборот.

– Я убежден, мисс Пенфорд, что, какое бы мнение я ни высказал, вы обязательно выскажете противоположное.

Его губы тронула улыбка, смягчившая резкие черты лица, и ее сердце забилось быстрее. Как он хорош, когда улыбается!

– Возможно, милорд, разница в наших мнениях просто отражает разницу наших характеров.

– Наверное, – согласился он. – Но вы и в самом деле не чувствуете, что здесь у вас слишком много времени, мисс Пенфорд? Что вы делаете, чтобы занять себя?

– У меня столько дел, что я не всегда успеваю все, что задумала. Я часто жалею, что в сутках не вдвое больше часов.

– У Джорджи много сил уходит на ведение хозяйства и создание домашнего комфорта, – вступил в разговор ее отец. – Мне очень повезло, что она у меня такая хорошая хозяйка.

Рэвенстон с насмешкой посмотрел на Джорджину.

– Я и не подозревал, что вы склонны к домашним занятиям. Так что же вы в основном делаете? Вышиваете салфеточки?

Джорджину возмутила насмешка в его голосе.

– У меня нет никаких способностей к вышиванию, милорд, и отсутствует интерес к рукоделию. В свободное время я занимаюсь раскопками. Я пытаюсь найти останки древнейших животных.

– И вам удалось что-нибудь обнаружить? – спросил Рэвенстон.

– Я нашла там необычные кости.

– Ты обязательно должна показать их мне после обеда! – нетерпеливо воскликнула Мелани.

Ее брат посмотрел на девочку с недоверием. Он явно считал, что Лэни не может интересоваться ничем подобным, и это выводило Джорджину из себя.

Лакей подал им второе блюдо: лосось под зеленым маслом, жаренную на вертеле свинину и цыпленка с трюфелями.

Отец Джорджины, который не разделял ее интереса к геологии, перевел разговор на политику.

– Я был приятно удивлен в прошлом году, когда вы поддержали закон о расширении числа лиц, обладающих избирательными правами. Я думал, что вы будете против, милорд.

– Ни в коем случае. Более того, мне кажется, что он нуждается в значительной доработке.

– Правда? – удивленно спросил виконт.

– Конечно. Он все еще основан на мнении, что парламент представляет собственников, а не людей. Я же считаю наоборот. Я считаю, что избирательные права должны быть даны каждому нормальному мужчине.

– Но, конечно, не женщинам, нормальные они или нет, – вставила Джорджина.

– Женщины по своей сути не приспособлены к такой ответственности, – холодно отрезал Рэвенстон.

Ужасный человек!

Но прежде чем Джорджина успела высказать свое несогласие, он сказал:

– Честно говоря, я очень мало интересуюсь политикой. Мне она кажется скучной.

– Я думаю, вам все кажется скучным, милорд, – поддела его Джорджина.

Это высказывание явно удивило его, но он промолчал.

– Я вижу, вы даже не спорите, – с улыбкой сказала она.

Рэвенстон опять посмотрел на ее рот, как будто к ее зубам что-то прилипло. Джорджина поспешно закрыла рот и провела по зубам языком, но, кажется, все было в порядке.

Ее отец поспешно вмешался:

– Не желаете ли вы, лорд Рэвенстон, поддержать билль, ограничивающий использование детского труда на ткацких фабриках?

Зная, как горячо ее отец борется за этот билль, Джорджина ожидала, что они с Рэвенстоном, который, конечно же, будет против, начнут спорить.

Вместо этого граф ответил:

– Я всячески поддерживаю его, но все же думаю, что он далеко не совершенен. Мне кажется, надо запретить детям работать на фабриках до шестнадцати лет, а не только до девяти.

Джорджина не могла скрыть своего удивления. Рэвенстон посмотрел на нее, и глаза его заблестели.

– И запрет касался бы всех – и мальчиков, и девочек, мисс Пенфорд.

– Как вы великодушны к женскому полу, милорд, – произнесла она с явной иронией. Это его, по-видимому, развеселило.

– Да, именно так. Более великодушен, смею сказать, чем он того заслуживает.

Да он просто наглец! Джорджина пожалела, что этикет не позволяет запустить фарфоровой масленкой, стоящей рядом с ней, прямо ему в лицо.