Для Александры, унесенной волнами мечтаний, суета закончилась. Усталыми руками она вела свое суденышко, подставляя маленький парус ветру. И среди бешенства бури она ощущала лишь невыносимое одиночество и пустоту.

Ненадолго ее охватила струя обжигающего наслаждения, такого острого, что оно граничило с болью. Плохо понимая, что делает, она пыталась сопротивляться ему, но почувствовала вдруг, как стремительно летит во тьму.

И буря утихла. Все, что осталось вокруг, это слабое качание волн да солнечные лучи, сочащиеся, как теплый мед…

Устала. Почему она так устала?..

Беззвучно вздохнув, Александра отдалась на волю мерно вздымающихся волн, что мягко бились о борта ее суденышка. Где-то рядом требовательно попискивал Раджа, и она протянула руку, чтобы погладить его. Прижав зверька к себе, Александра закрыла глаза и снова погрузилась в манящую тишину.

«Спи, спи», — шептала ей тьма, и Александра заснула.

Хоуку казалось, что минуты текут с мучительной, издевательской медлительностью. Напряженный и молчаливый, он метался по каюте до самых сумерек. Капитан принес обед, но Хоук не стал есть. Зато он изрядно пил, один стакан кларета за другим, пока бутылка не опустела. Потом переоделся, сняв запылившийся в дороге костюм, и снова принялся шагать по каюте взад и вперед.

Прошло еще четверть часа, и он, не в силах больше сдерживать свое нетерпение, подошел к кровати, чтобы присмотреться к своей пленнице — может быть, она притворяется спящей? И тут он заметил, что ее бледная кожа совсем побелела. Дыхание женщины замедлилось и стало таким тихим, словно она не дышала вовсе. Ее руки вытянулись вдоль тела, и Хоуку вдруг показалось, что она скорее мертва, чем жива.

Он, испугавшись, что она уходит, ускользает от него, окликнул ее, похлопал по щекам, но она никак не реагировала. У Хоука мелькнула мысль, что это судьба и что следует оставить все как есть. Если его жене суждено умереть, то он должен позволить ей уйти без борьбы.

Но тут же герцог Хоуксворт ощутил, что убеждения и вера всей предыдущей жизни не могут быть так легко забыты. И, энергично выругавшись, он принялся трясти спящую женщину, выкрикивая ее имя и проклиная старого дурака-аптекаря, который уверил его, что две столовые ложки лауданума, разведенные в чашке бренди, помогут ему добиться того, чего он хочет. Хоук несколько раз шлепнул женщину по бледным щекам и даже попытался поставить ее на ноги, но она выскальзывала из его рук и падала снова и снова. А он опять поднимал ее и заставлял сделать хоть шаг.

— Проснись же, черт побери! — кричал он, желая пробиться сквозь ее наркотический сон. — Я не могу потерять тебя именно сейчас, Изабель!

Ее веки на мгновение приоткрылись, но тут же сжались снова. Герцог длинно и цветисто выругался: его охватило ужасное предчувствие… он подумал, что, если ему не удастся разбудить ее достаточно быстро, она уйдет навсегда.

В эту отчаянную минуту Хоук вспомнил молодую горничную, впавшую в подобную летаргию после большой дозы лауданума. Он нахмурился, припоминая, как его мать срывающимся голосом распорядилась принести ванну и наполнить ее холодной водой.

Через секунду он уже был у двери и ревел, как раненый буйвол, отдавая приказы:

— Ванну, капитан Скотт! Наполните ее морской водой!

Удивленное лицо моряка появилось в люке. Он сверху вниз уставился на хозяина.

— Да побыстрее! И пусть Джефферс сварит кофе, как можно крепче!

Капитан умел выполнять приказы, к тому же в глазах герцога он увидел нечто такое, что заставило его проглотить вопрос, рвущийся с языка.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Через несколько минут в каюту была доставлена медная сидячая ванна, которую доверху наполнили холодной морской водой. А на комоде появилась большая кружка, полная горячего кофе. Коротко кивнув, Хоуксворт выставил за дверь капитана, изо всех сил старавшегося не смотреть на неподвижную фигуру под одеялом.

Как только дверь захлопнулась, Хоук поднял безжизненное тело жены и опустил его в ледяную воду. Она даже не вздрогнула, и Хоук почувствовал, как его душит отчаяние.

Закрыв глаза, Хоук прижался лицом к золотым кудрям и вдруг понял, что неумело пытается прочесть молитву… такого с ним не случалось с самого детства.

Он слышал, как снаружи шелестит ветер, как кричат чайки, кружащие над «Сильфом». Он вдыхал аромат жасмина, проклиная себя и горькую судьбу, вынудившую его прибегнуть к таким крайним мерам. Он ссутулился, поддерживая жену.

И тут вдруг Хоук заметил, как Изабель едва заметно шевельнулась. Это был лишь легкий трепет, пробежавший по ее плечам. Охваченный надеждой, Хоук резко вскинул голову.

Женщина снова пошевелилась. Он лихорадочно дрожащими руками захватил пригоршню воды и плеснул ей в лицо. Каштановые ресницы затрепетали, послышался слабый стон. Хоук снова плеснул водой ей в лицо и принялся бить жену по щекам.

— Ну же, просыпайся, черт побери! Борись, Изабель. Сопротивляйся мне! — Он еще и еще раз ударил ее по лицу и наконец был вознагражден тем, что слабая рука приподнялась, пытаясь остановить удары. Задохнувшись, герцог прижал ладонь жены к губам, шепча слова благодарности и ощущая, как теплеет ее влажная кожа. Он и сам был насквозь мокрым, и по его щекам стекали капли — но была ли это вода из ванны или слезы, Хоук не смог бы сказать.

Не обращая внимания на хлынувшие на его одежду и на пол потоки воды, Хоук поднял мокрую жену, перенес ее к креслу и усадил к себе на колени. Быстро набросив ей на плечи свою мягкую синюю куртку, он поднес к губам женщины кружку с горячим кофе, с нетерпением ожидая, когда же она откроет глаза.

— Ну-ка, открой рот и выпей кофе, черт побери. Это тебя согреет! — Он влил немного горячей жидкости сквозь ее сжатые губы, и она закашлялась, сделав глоток. — Обещаю, больше никакого лауданума не будет, — мрачно добавил он. когда ее кашель утих, он заставил женщину выпить еще кофе.

Медленно, постепенно краска возвращалась на ее щеки. Он почувствовал, как она обеспокоенно зашевелилась на его коленях, и новый всплеск желания пронзил его.

«Я заставлю погаснуть этот огонь», — поклялся он себе.

А Александра Мэйтланд, сидящая на его коленях, начала медленно возвращаться к реальности жизни. Она просыпалась, и ее чувства понемногу настраивались на окружающую действительность. Сначала она смутно ощутила покачивание шлюпа, острый запах морской воды, резкие крики чаек. Слишком холодно для Мадраса, рассеянно подумала она. И пахнет не так.

А потом девушка заметила кое-что еще. Почувствовала под собой напряженные мужские бедра, крупные руки, держащие ее… пальцы в своих спутанных, наполовину промокших волосах…

Нахмурившись, она попыталась освободиться от его объятий, встряхивала головой, чтобы избавиться от обрывков сна, плавающих в ее мозгу.

— Осторожнее, Изабель. Вряд ли ты сейчас сможешь идти. В низком голосе прозвучало что-то странное, затаенное…

и в то же время повелительное и холодное. Александра вспомнила этот голос, вспомнила и точеное лицо ее преследователя. И тут руки Александры натолкнулись на обнаженное тело, ее собственное тело! Она мгновенно открыла глаза — и увидела маленькую каюту, открытый иллюминатор, разобранную постель… И загорелое, мрачное лицо с задумчивыми серыми глазами.

— Бог мой, что вы сделали?! — вырвался у нее полный отчаяния крик.

На этот раз Хоук не стал удерживать ее, позволив женщине выскользнуть из его объятий. Сидя в кресле, он молча наблюдал, как она неуверенно дошла до стены и прислонилась к ней.

Александра чувствовала, что под его холодностью скрывается буря. И, вглядываясь в его бездонные глаза, молча молилась о том, чтобы он не сказал: случилось то, чего она боялась больше всего…

— Что я сделал? — Хоук мрачно рассмеялся. — Похоже, я спас тебе жизнь. Но вообще-то вопрос в том, — медленно продолжил он, — что сделала ты, Изабель.

Александра схватила что-то мягкое, шерстяное и прижала к себе, тщетно пытаясь соблюсти приличия и не осознавая, что у нее в руках его сюртук.

— Я? Я не сделала ничего, зато вы преследуете меня с того самого момента, как проклятая судьба столкнула нас. А теперь вы… — Ее голос надломился, Александра почувствовала, что не может больше выговорить ни слова. Ей казалось, что, если она выскажет свои опасения, они мгновенно станут реальностью.

— Я всего лишь стремлюсь доказать, что ты постоянно лжешь, дорогая. Должен признать, в ту минуту, когда ты была на волосок от смерти, меня охватило искушение позволить тебе умереть, но, к сожалению, я не смог преодолеть все то, что привито воспитанием. — Высокий человек, развалившийся в кресле, холодно и демонстративно оглядел ее ноги, не закрытые его сюртуком. — Наверное, меня удержала мысль о том, что, когда я отправлюсь в ад, ты уже будешь поджидать меня там, чтобы мучить весь остаток вечности.

— Так вы не…

Он перебил ее ледяным тоном:

— Что — «не»? Не переспал с тобой? Ну, дорогая, подобная сдержанность в высказываниях совсем не в твоем стиле. Ты выглядишь гораздо более правдоподобно, когда ведешь себя попроще.

— Так вы по-прежнему настаиваете на том, что я — ваша жена? Да вы сумасшедшее, тупое существо, вот кто вы!

Лицо герцога напряглось при этих словах, но он продолжал говорить, будто слова, произнесенные женщиной, его не касались:

— Мой ответ — «нет», я не спал с тобой, хотя я совершенно не понимаю, какая тебе разница. Одним мужиком больше, одним меньше — не все ли равно?

Мысли Александры путались, девушка была близка к истерике. Внезапно она почувствовала неудержимое желание расхохотаться. А и вправду, что значит его насилие после всего, что уже случилось с ней? Она и без того погибла окончательно и бесповоротно, горько и зло думала Александра.

Тем не менее ей стало легче, и надменный человек, сидевший перед ней, понял это и лениво, понимающе улыбнулся.

— Нет, дорогая, сегодня в главной роли была ты, и твоя игра была потрясающей. То, как ты изобразила страсть, превзошло самые мои дерзкие ожидания. — Он замолчал и прищуренными глазами всмотрелся в девушку, словно надеясь увидеть какой-то отклик.

Брови Александры удивленно поднялись, и она снова с трудом сдержала желание рассмеяться. Похоже, у этого ненормального нет вообще никаких признаков здравого смысла! Если он не изнасиловал ее, то о чем вообще он говорит?

Мужчина холодно, отстраненно улыбнулся.

— Я все спрашиваю себя, кто ты — нимфа или сирена-искусительница? Распутница от природы или несчастное, измученное существо, такое же, каким ты сделала меня? Но, в конце концов, это не имеет значения. — Его голос упал до шепота. — Потому что я обнаружил — ты до сих пор живешь в моем сердце, как паразит, что зарывается все глубже и глубже. — На мгновение он умолк, словно не в силах говорить. Ему очень хотелось коснуться женщины, но он не сделал этого. Он лишь напряженно выпрямился в кресле, сверля ее пылающими серыми глазами. — Хочешь, чтобы я объяснил поточнее? Изволь. Я, видишь ли, провел небольшое испытание, чтобы выяснить, была ли твоя вечная холодность лишь притворством, предназначенным для того, чтобы терзать меня. И твой ответ превзошел все мои ожидания. О да, дорогая, такие крики страсти не могут быть фальшивыми, тем более что ты молила меня закончить то, что я едва начал. И я уверен, теперь мы можем забыть о твоих выдумках… как это ты говорила? Да, ты утверждала, что я отталкивающе неуклюж и больше похож на огромное грубое животное, чем на настоящего мужчину.

Александра начала наконец смутно понимать, что он имел в виду. Он трогал ее, пока она спала, одурманенная наркотиком… Боже, и не просто трогал, видимо… А она… она, должно быть… Немыслимо!

Александра стояла перед ним, чуть покачиваясь от слабости, и вдруг из глубины ее памяти всплыли эротические скульптуры, украшавшие храмы Индии. Перед глазами возникли интимно переплетенные тела богов и богинь…

Мэм-сахибы, англичанки, при виде этих сцен отводили глаза, поджимали губы и осуждающе бормотали:

— Отвратительно! Деградация!

Александра как-то раз спросила, что значат эти странные скульптуры. Темнокожая женщина улыбнулась и рассказала Александре историю о том, как начинался мир, как он возник из страсти Шивы и его супруги.

Но девочка мало что поняла. Она совершенно не подозревала о сути отношений между мужчиной и женщиной, она могла лишь строить догадки, основанные на том, что ей доводилось услышать случайно — из перешептываний хихикающих индийских служанок, из болтовни девочек в колониальной школе…

Но если все это было правдой, тогда, значит, этот сумасшедший незнакомец… Лицо Александры запылало. Она чувствовала на себе неотступный взгляд мужчины и понимала, что его веселит ее страх. «Неужели такое происходит между всеми мужчинами и женщинами?» — в отчаянии думала она. Ее отец, разумеется, никогда не говорил с ней о чем-либо подобном, а ее мать умерла, когда Александра была еще слишком маленькой.

Странные, мерцающие серебром глаза мужчины смотрели на нее так, что кожа Александры горела, как будто он трогал ее своими длинными пальцами.

— Да что же вы за чудовище? — воскликнула она. — Вы что, не способны ничего слышать? Не понимаете доводов разума?

— Боюсь, разум давно оставил меня, — холодно ответил ее преследователь. — И если это действительно так, то виновата в этом лишь ты.

— Пожалуйста, — хрипло прошептала Александра, — отпустите меня! Вы похитили и унизили меня… что еще вам нужно?

— Только одно, дорогая Изабель, — медленно произнес он. — А потом ты будешь свободна. Более того, и я буду свободен от твоего проклятия.

Говоря это, он вдруг поднялся и направился к Александре. Слишком поздно девушка заметила пугающую решимость в его глазах. Слишком поздно повернулась и бросилась к двери.

Пальцы Александры натолкнулись на холодный металл, девушка яростно крутила дверную ручку, но мужчина был достаточно осторожен, он заранее запер дверь и спрятал ключ в карман. Холодея от ужаса, Александра изо всех сил толкала и дергала дверь, пока у нее вдруг не подвернулась нога и она не упала на пол.

Горячие слезы хлынули из ее глаз, и она в гневе ударила ладонями по доскам пола. Несколько мгновений герцог наблюдал за ней, позволяя излить чувства, а потом без труда захватил одной ладонью оба ее кулачка, а другой рукой обнял за талию и поднял.

— Вы отродье дьявола! — в бессильной злобе выкрикнула Александра, пытаясь вырваться. Она откинула голову, и герцог увидел слезы на лице, полузакрытом рассыпавшимися волосами цвета червонного золота.

Глаза ее преследователя горели серым огнем, когда он нес ее через каюту, срывал с ее дрожащего тела свой сюртук и укладывал обнаженную девушку на постель. А потом, прищурившись, он оглядел ее с головы до ног.

— А ты — его родная дочь, моя милая. Да, ты и в самом деле невероятно хороша, — холодно сказал он. — Но как это неучтиво с моей стороны — оставаться одетым, когда ты так соблазнительно обнажена!

Александра пыталась подавить рыдания, рвущиеся из ее груди, — рыдания, полные гнева и страха. Не в силах отвести взгляд, она потрясенно смотрела, как он расстегнул рубашку, открыв широкую мускулистую грудь, густо поросшую темными волосами. Александра видела, как под загорелой кожей бугрятся мускулы, и не могла оторвать глаз от крупного сильного тела.

— Но вы же не можете… вы не имеете в виду… — Голос Александры прервался, ее горло сжалось от ужаса.

— Именно это я. и имею в виду, Изабель! Я намерен выполнить супружескую обязанность и показать тебе, что значит хотеть того, чего никогда не получаешь. Я заставлю тебя страдать так, как страдал я сам!

Пуговки его брюк были уже расстегнуты, и мужчина нетерпеливым жестом сбросил штаны, отшвырнув мягкую замшу в сторону так же небрежно, как и остальную одежду.

Александра задохнулась, по-прежнему глядя на его тело. На руках, груди, на плечах мужчины перекатывались мощные мускулы…

Девушка безуспешно попыталась не позволить взгляду скользнуть вниз, где грозно возвышалось мужское естество… Боже, как оно огромно! Александра вся сжалась. На ее белых щеках выступили два розовых пятна, аквамариновые глаза расширились от ужаса.

«Замечательно, — подумал Хоуксворт, приближаясь к кровати. — Не часто увидишь такие глаза, похожие на море, ярящееся в весеннем шторме…» Он стиснул зубы, увидев, как женщина сжалась в тугой комок, обхватив руками колени.

— Я не ваша жена, черт бы вас побрал, и не намерена платить за ее грехи, — неровным голосом произнесла Александра. — Я вам глаза выцарапаю, прежде чем вы коснетесь меня!

— Ты все перепутала, Изабель. Я не собираюсь тебя насиловать. Ты сама будешь умолять, чтобы я взял тебя, — и это случится скоро, еще до утра.

— Никогда этого не будет! — яростно прошипела Александра.

Дымчатая глубина его глаз неудержимо притягивала девушку, и она подумала, что он похож на королевскую кобру, которая завораживает свою жертву, заставляя ее замереть в неподвижности перед смертельным ударом. И в этом человеке таилась сила, похожая на силу кобры; Александра почти физически ощущала, как он набрасывает на нее темные чары…

Прижавшись спиной к стене каюты, Александра пыталась одолеть эту темную силу.

Он заговорил, и в его голосе послышалось мрачное невысказанное обещание:

— Ты никогда не думала, как все произойдет между нами после долгих месяцев разлуки, а? Будет ли это стремительный натиск или сладкое долгое мучение? Чего тебе хочется, Изабель?

Александра почувствовала, как загорается ее кожа при мысли о его поросшей волосами груди и твердом естестве… Подавив нервный стон, она еще крепче обхватила себя руками.

— Ах, как же не подходит тебе роль невинной девицы! — насмешливо сказал он. — И не пытайся изображать ее, раз уж природа дала тебе тело и душу блудницы!

— А вас природа наделила моралью вонючей жабы! Я двадцать с лишним лет жила спокойно и безопасно среди людей, которых вы наверняка назвали бы язычниками и дикарями. Но только когда я приехала в Англию, я столкнулась с настоящей дикостью! — выкрикнула Александра. — И вы — подлейший из дикарей! — Она вскинула голову, ее глаза пылали. — Нет, вы хуже, чем дикарь, потому что вы росли в обществе, которое должно было хоть чему-то вас научить!

На его замкнутом лице не отразилось ничего, и Александра поняла, что он просто не слышит ее слов. И если бы даже она предъявила ему неопровержимые доказательства того, что она не его супруга, он бы не обратил на них никакого внимания. Александру с удушающей силой охватила паника, потому что девушка увидела — с этим человеком бесполезно говорить, бессмысленно взывать к его разуму…

— Отпустите м-меня! — закричала она вдруг, ненавидя себя за то, что от страха слова с трудом вырывались из ее горла.

— Не сейчас, я думаю… — Похоже, у него вдруг возникло какое-то новое соображение, потому что он остановился. — Хотя мне, чтобы добиться своей цели, следует заставить тебя помучиться как следует. Да, жди и страдай, как я. Это пойдет тебе на пользу, — со странным язвительным смехом добавил герцог.

— Я хромая! Калека, вы что, не видите? Я не та женщина, на которой вы женаты! Вы не можете желать меня!

— Но я тебя желаю, — безо всякого выражения произнес он. — Больше, чем чего-либо в своей жизни. — Голос его вдруг понизился, и сквозь сдержанную ярость прорвалась глубокая внутренняя мука. — И за это я тоже проклинаю тебя.

Он повернулся и, подняв с пола бриджи, рубашку и ботинки, вышел из каюты. Александра следила взглядом, как он исчезает, как закрывается за ним дверь; потом она услышала, как поворачивается в замке ключ.

— Неужели вы настолько безмозглы, что до сих пор не поняли своей ошибки? — закричала она ему вслед. — Да что же вы за высокомерный осел?!

В ответ лишь прозвучали шаги, удаляющиеся от каюты.

Оставшись одна, Александра медленно соскользнула на пол. Лишенная надежды, пылающая от гнева и стыда, она не могла удержать слез, горячим потоком льющихся по щекам. Неужели никак нельзя пробудить разум в этом сумасшедшем? Боже, да что же ей теперь делать?!

И вдруг ей послышался грубый, насмешливый голос, говорящий, что настоящие унижения — еще впереди…