Глава 39

Виндхэвен. Такой же гордый, как и его название. Большой дом возвышался на гребне покрытых туманом холмов подобно сверкающему драгоценному камню в изумрудном море джунглей. Десятки окон ловили лучи встающего солнца и отбрасывали бледно-лиловые и коралловые блики в долину, над которой господствовало здание. Его блеск ослеплял своей неожиданностью среди пышных лесистых холмов и богатых зеленых чайных полей.

Стертые ноги, искусанные москитами руки, пульсирующая головная боль – все было забыто, как только Баррет в безмолвном удивлении взглянула на этот замечательный дом. Построенный из редкой твердой древесины и розоватого гранита, он отражал явное влияние Древнего Востока, видное в изящно изогнутых арках и узорной решетке на широких верандах, которые опоясывали южный фасад. Несмотря на свою величину, он казался легким и изящным благодаря изобилию окон. Не совсем западный и не совсем восточный, решила Баррет. И именно поэтому он был совершенным воплощением сущности Деверила Пэйджена.

Прошлая ночь доставила ей адские мучения, пока она напряженно лежала в кровати, пытаясь забыть сурового мужчину, спящего – или бодрствующего – у противоположной стороны палатки. Сама она старалась не спать из опасений, что снова будет ходить во сне. Но все ее усилия были напрасны. В самое темное время между заходом луны и восходом солнца она поднялась с кровати и выскользнула наружу в гудящую москитами ночь.

Она узнала об этом только потому, что Пэйджен догнал ее, поднял на руки и отнес назад на кровать. Там она и проснулась окончательно, потрясенная путаницей реальных и вымышленных видений, задыхаясь от странного смешения эротических фантазий, воспоминаний и страстного желания. И Пэйджен присутствовал в каждом из ее кошмаров.

Даже когда он разбудил ее, вспыхнувшая от стыда Баррет не произнесла ни слова, как и Пэйджен. Они не обменялись ни одной фразой с момента их последнего разговора у водопада. Это и к лучшему, считала Баррет. Если он начнет с ней разговаривать, она расплачется. Но ни он, ни любой другой мужчина никогда не должен видеть ее слез, поклялась она себе. Так что Баррет выпрямила спину и подняла вверх хрупкий, точеный подбородок, скрывая боль и желание под маской безразличия. В конце концов, у нее был превосходный учитель.

– Ах, Хадли, я никогда прежде не ценил, как чертовски хорошо оказаться дома.

Пэйджен поднялся на ступени и схватил руку седого и морщинистого человека, ожидающего перед полированной дверью из тикового дерева. Стройный мужчина с крючковатым носом – слуга, ближайший помощник и друг – подарил Пэйджену одну из своих редких улыбок и сильно встряхнул его руку.

– Мне тоже очень приятно видеть тебя снова, Тигр, если ты позволишь мне быть откровенным.

Бровь Пэйджена насмешливо изогнулась.

– Тебе никогда прежде, как я помню, не были свойственны такие нежности, суровый шотландец.

– Да, но и ты никогда еще не подвергался такой опасности из-за вооруженных туземцев, леопардов и пуль бандитов, как мне кажется. – Резкий акцент его речи смягчался приветливой улыбкой.

– Проклятие, они чуть не достали меня на этот раз. – Голос Пэйджена стал напряженным. Он собрался было продолжить, но остановился, увидев, что морщинистое лицо Хадли нахмурилось.

– Что это, черт побери... – Старик заморгал и протер глаза. – Женщина, если я еще не сошел с ума! Боже, женщина?

Пэйджен напрягся, почувствовав присутствие Баррет у себя за спиной, как будто она прикоснулась к нему. Воздух вокруг него внезапно стал теплее и наполнился прекрасным слабым ароматом жасмина. Лицо Пэйджена превратилось в неподвижную задумчивую маску.

– Хадли, поприветствуй... э-э-э... мисс Браун. Ты можешь называть ее Баррет, поскольку мы здесь не соблюдаем официальных условностей. Она останется у нас в течение нескольких дней, пока я не смогу предоставить ей охрану для путешествия в Коломбо.

– Милосердный Бог, Тигр, где ты... То есть ты никогда не говорил мне ни слова о... – Шотландец оборвал себя на полуслове, встряхнув головой, чтобы привести в порядок разбежавшиеся мысли. – Конечно, Тигр. – Он протянул огрубевшие скрюченные пальцы, и Баррет автоматически пожала их.

– Мисс Браун, я имею удовольствие представить вам полковника Адриана Хадли. Он проводит вас в ваши комнаты и окажет всевозможную помощь, если вам что-нибудь потребуется.

Хадли обратился к Баррет:

– Пойдемте, моя дорогая. Я провожу вас. И прослежу, чтобы вы получили единственную цивилизованную комнату в этом большом языческом дворце, построенном по настоянию Тигра. Мавританские арки! Памятник его колоссальному тщеславию, вот что я думаю по этому поводу. Да, этот парень обладает тщеславием, сравнимым только с его упрямством.

Полковник похлопал по замерзшим пальчикам Баррет, предложил ей свою руку и повел в дом.

– Вам холодно, моя дорогая? Меня это не удивляет. Оставьте прогулки по холмам перед рассветом молодым глупцам с горячей кровью. Прекрасный способ подхватить малярию!

Баррет хмурилась, чувствуя себя как в калейдоскопе, где изображения с головокружительной быстротой сменяли друг друга. Дружелюбие и обыденность смешивались с ошеломляющей сдержанностью. Пока Баррет и полковник проходили по коридорам, отделанным полированным тиком и розовым деревом, она чувствовала, что красота дома, подобно наркотику, проникала в ее кровь. Даже воздух здесь был мягким и благоухал лимоном, камфарой и сандаловым деревом. Так чудесно, подумала она. И так незнакомо... Она вздрогнула, поняв, что ее провожатый не перестает говорить с ней.

– ...Ничего, кроме отдыха, моя дорогая. Без сомнения, вам захочется... – Здесь Хадли сердито закашлялся. – Освежиться и все такое. Я пришлю Миту, чтобы позаботиться об этом. А потом вы должны хорошенько отдохнуть.

Губы Баррет задрожали от усилия сохранить контроль над своими мыслями. Бесконечная болтовня полковника о всяких пустяках казалась ей одновременно и успокаивающей, и раздражающей после резкой сдержанности прошлых дней.

– Это... это звучит как приглашение в рай. Вы... вы очень добры.

Ее ответ звучат натянуто, и она не смогла изобразить на лице даже подобие улыбки. Слишком многое обрушилось па нее, слишком быстро менялась ситуация. Вчера она спала в душной палатке посреди девственных джунглей и даже находила там какой-то комфорт в окружении экзотических туземцев и буйной незнакомой растительности.

Сегодня она попала в блестящий и прекрасный дворец, обставленный с пышной роскошью. И все же она видела только плотно сжатые губы Пэйджена и холодное, непроницаемое лицо. Несмотря на все свои усилия, она не могла забыть спокойной решимости в его голосе, когда он заявил о своем намерении как можно скорее отправить ее из Виндхэвена. Она давно ожидала этого, но теперь его слова почему-то жестоко обидели ее.

– Ну, ну, не беспокойтесь о Деве. Он бывает груб иногда, но под грубостью он скрывает свою доброту. – Грубые старческие пальцы похлопали по ее ладони. – Да, он кажется жестоким снаружи, но внутри он мягок и сентиментален. Важно только проникнуть сквозь его броню, вы это, наверное, знаете?

Баррет не знала. И не хотела знать, говорила она себе. Все, чего она хотела, – это горячая ванна, мягкая кровать и сон – сон на целый год.

Кабинет Пэйджена был темноватым, богато отделанным кожей и красным деревом. Сугубо мужская комната была полна мебели, но не захламлена; стулья, расставленные в кажущемся беспорядке, на самом деле подчинялись строгим требованиям комфорта и практичности. Два больших продавленных кожаных кресла стояли друг против друга в центре кабинета. Сейчас Пэйджен развалился в одном из них и вытянул ноги.

– Хорошо, Деверил, но что ты собираешься предпринять прямо сейчас?

Хадли стоял перед массивным столом розового дерева, заваленным корреспонденцией, счетами, письмами и неразвернутыми газетами за последние месяцы, посылаемыми сюда еженедельно из Лондона. На его морщинистом лице читалось явное неодобрение.

– Ты едва сказал пару слов этой молодой женщине, а она сказала и того меньше, но даже слепому ясно, что между вами пробежала черная кошка.

Пэйджен поднялся и шагнул к красновато-коричневому шкафу, уставленному резными хрустальными графинами и бокалами. С мрачной усмешкой он плеснул себе виски и выпил.

– Немного рановато для выпивки, тебе не кажется?

– Просто маленький тост в честь нашего прибытия. С одной стороны, – мрачно добавил Пэйджен.

Что было с другой стороны, знал только он сам. Был след царапины на щеке и отметины зубов на плечах, когда она теряла голову от страсти. Были шрамы на лице и на плече. Но единственная рана, которая беспокоила его больше остальных, была невидима. И это было зияющее отверстие в груди, где раньше находилось сердце. Но никто не мог бы догадаться о мыслях Пэйджена. Он поставил стакан на полированный стол и открыл ставень, чтобы посмотреть на быстро разгорающийся день. Роса блестела, подобно рассеянным алмазам, на траве в нескольких сотнях футов от дома. Окружающий воздух был влажен и насыщен ароматами – жасмина, лимона и роз. Пэйджен нахмурился, глядя на пустой стакан. Господи, почему каждый взгляд, каждый аромат напоминает ему о ней?

– Ты привел ее сюда против ее воли?

Хадли напряженно стоял около китайской лакированной ширмы, его взгляд казался непроницаемым.

– Мой дорогой Адриан, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы задавать такие вопросы.

Голос Пэйджена стал угрожающе тихим. Всего лишь несколько человек смели говорить с Деверилом Пэйдженом таким образом. Полковник Адриан Хадли был одним из них. Долгие годы дружбы и в лучшие, и в горестные периоды их жизни давали этому человеку право на искренность. Поэтому Пэйджен подавил свой гнев, снова удобно расположился в кресле и пристально посмотрел в серые глаза своего друга. Морщинистый шотландец не собирался отказываться от преимуществ этих дружественных отношений.

– Именно потому, что хорошо знаю тебя, я и спрашиваю! Эта женщина красива и хорошо сложена, если я не ошибаюсь в своих догадках. Но каждая черточка ее лица выражала враждебность, как и твоего, когда вы подошли к дому. И я настаиваю, чтобы ты все же ответил на мой вопрос.

Пэйджен задумался было об обмане, но только на мгновение. Он уставился на свой пыльный ботинок и пристально изучал его в течение минуты, а потом тяжело вздохнул.

– Очень хорошо, Адриан, ты узнаешь всю эту отвратительную историю. Только сначала завари нам обоим по чашке чая из нового урожая, чтобы поддержать меня во время рассказа. И постарайся, если это возможно, укротить свой пыл.

Седой полковник крикнул слуге, который скоро возвратился с чайным подносом. Хадли молча ополоснул кипятком китайский фарфоровый заварной чайник, потом осторожно добавил чай и воду – почти, но только почти кипевшую. Здесь, в Виндхэвене, существовал строгий ритуал заваривания чая – результата тяжелой работы, которой посвятил себя Пэйджен. Выращивание чая на холмах Виндхэвена никогда не было легким занятием, и все знали, каким долгим и трудным был путь зеленого золота от посадки саженцев до стола.

Долгое время Пэйджен сидел с дымящейся фарфоровой чашкой в руке, вдыхая пряный аромат. Он даже прищурил глаза, пристально изучая напиток, слегка покачивая янтарную жидкость и снова вдыхая горячий пар. Только потом он медленно отхлебнул. И тогда в отличие от дегустаторов, которые выплевывают продукт, когда оценка закончена, Пэйджен проглотил янтарный напиток с почтительным вздохом.

– Это прекрасный чай, старина. Ярко выраженный вкус, но не слишком острый. Молодой лист, прекрасно высушенный. И превосходный запах. Да, за такую партию можно взять приличную цену в Лондоне. Между прочим, я рад, что здесь было прохладно в течение прошлой недели. Эта партия, должно быть, собрана с нижних полей. – Пэйджен сосредоточенно помолчал. – С южного склона, я думаю.

Хадли не мог удержаться от невольного восхищения при очередном доказательстве мастерства Пэйджена при оценке чая. Только самые опытные дегустаторы могли бы распознать такие детали. Но чай был жизнью Пэйджена и давал ему средства к существованию, и он углубился в работу со всей своей энергией, постигая секреты английских, индийских и китайских экспертов. Остальному Пэйджену пришлось научиться самостоятельно. Что он и сделал после пяти лет осторожных экспериментов. Но, несмотря на свое восхищение, Хадли не собирался отклоняться от главной темы.

– Браво. Ты, как и всегда, прав. Твое мастерство иногда даже пугает меня. Еще пару столетий назад тебя могли сжечь на костре за такие фокусы. Ну а теперь я собираюсь услышать твой рассказ о мисс Браун, кажется, так ты ее назвал?

Пэйджен посмотрел из окна на зеленые ряды посадок чая, покрывающие склоны холмов и долину, насколько мог видеть глаз. Несколько минут спустя, сжав пальцами полупустую чашку, он начал рассказывать обо всем, что он знал о златовласой нарушительнице, появившейся на его пляже. Пэйджен утаил только одну подробность в своей истории – то, что случилось с ними на поляне под водопадом, когда он обнаружил ее после встречи с белым тигром.

С каждым словом брови Хадли поднимались все выше и выше, пока Пэйджен не испугался, что они уйдут на затылок.

– О Господи, и это случилось в девятнадцатом веке! Кто мог совершить подобную гнусность? И бедное беззащитное существо не имеет никакого понятия относительно происхождения или подробностей своего появления на твоем берегу?

Пэйджен слабо улыбнулся Хадли:

– Это «бедное беззащитное существо», как ты ее называешь, разыграло сцену, которая внушила ужас троим отпетым бандитам, и может обращаться с винтовкой так же хорошо, а возможно, и лучше, чем я сам. А еще она дважды спасла мою жизнь. Даже без памяти, она наименее беззащитная женщина, которую я когда-либо имел несчастье встретить.

– Я услышал восторг в твоем голосе, или мне показалось?

– Вполне вероятно. Мисс... э-э-э... Браун – исключительная женщина.

– Но... – вопросительно протянул Хадли.

Хрипло выругавшись, Пэйджен встал и резко зашагал по комнате.

– Но она, что весьма вероятно, является самым опасным агентом Джеймса Ракели, посланным в поисках рубина. – Пэйджен небрежно взъерошил пальцами свою шевелюру, превратив ее в буйную гриву. – У меня нет ни малейшего понятия, где сейчас находится этот проклятый камень. Но по крайней мере мы знаем, что у Ракели его тоже нет, иначе он не стал бы разыгрывать весь этот спектакль.

– Это серьезное обвинение, Деверил. – Лицо Хадли стало строгим. – Ты можешь представить доказательства?

– Конечно, не могу, черт побери! Когда это Ракели был настолько небрежен, чтобы оставить хоть малейшие следы своей причастности? Нет, только инстинкт говорит мне, что она фигура Ракели, да еще уверенность, что ее появление на том удаленном участке пустынного берега вряд ли было простым совпадением.

Хадли глубокомысленно поскреб свой подбородок.

– Возможно, ты прав.

– Конечно, я прав. Не позволяй этому ангелочку хоть на секунду одурачить себя. Баррет... э-э-э... Браун – хладнокровная интриганка, способная позаботиться о себе. Даже сейчас, когда она не может вспомнить, зачем ее сюда послали. И я уверен, что ее память скоро вернется, чтобы подсказать ей следующие шаги.

Явно потрясенный, Хадли пробормотал что-то себе под нос и нагнулся, чтобы налить себе еще чашку дымящегося чая.

– Я не могу поверить в это. Она выглядит такой безобидной и благовоспитанной молодой леди.

– Но мы с тобой знаем, что внешность может быть обманчива.

– Ты имеешь в виду того молодого инженера, появившегося на пороге дома в прошлом месяце, притворяясь, что страдает от приступа малярии? Да, он казался слишком хорошим, чтобы быть правдивым, когда предложил свои услуги по очистке того участка джунглей за долиной при помощи новой разновидности пороха.

– Ты прав. Он был слишком хорош, чтобы ему доверять. К счастью, я поймал его раньше, чем он поджег навесы для сушки чая и все бунгало туземцев. И у меня нет ни тени сомнения, что мы были бы его следующей жертвой, конечно, после того, как сказали бы ему, где находится рубин.

– Мне это не нравится, Тигр. Мне это совсем не нравится. Что помешает этой Баррет после восстановления памяти попытаться проделать то же самое?

Лицо Пэйджена стало серьезным.

– Оставь эту проблему мне.

– Прекрасно. – Хадли на секунду прикрыл глаза. Потом, все еще ворча, опустошил свою чашку. – Но не жди, что я одобрю твое решение, слышишь? Мне не по нраву такие методы.

Пэйджен ничего не ответил. Что он мог возразить, если Хадли просто сказал вслух то, что он подумал про себя?

– Я прикажу принести воду для вашей ванны, мэм-сагиб. Так жаль беспокоить вас, но вам будет приятнее заснуть после купания.

Баррет вздрогнула, поняв, что она заснула, сидя в изящном, обитом ситцем кресле у самой двери. От неимоверной усталости она даже не позаботилась расстегнуть рубашку или снять ботинки. Мита остановилась в дверях в сопровождении двух любопытных туземок, одетых в изящно подвязанные юбки и блузки, обнажающие часть живота. Она произнесла несколько фраз на местном наречии, и женщины принялись распахивать ставни и снимать чехлы с мебели. Взмахивая метелками из перьев, они пронеслись по комнате, удаляя мельчайшие частички пыли с блестящего шкафа из розового дерева и столов, а потом стремглав бросились в соседнюю комнату за полотенцами.

В тумане дремоты Баррет увидела, что двое одетых в саронги мужчин внесли сверкающую медную ванну и поставили ее в центре комнаты, а потом удалились, предварительно сложив ладони у груди в традиционном жесте.

– Право, Мита, тебе не стоило так беспокоиться. Кувшина горячей воды было бы вполне достаточно. Все равно я слишком хочу спать, чтобы принимать ванну.

Мита отвергла все ее возражения:

– Но сагиб Хадли выразился достаточно ясно. Сначала ванна, потом легкий завтрак, а потом отдых. И я намерена выполнить его приказание.

Баррет наблюдала за клубами пара, поднимавшегося над ванной, пока две женщины наполняли ее из серебряных ковшей.

Когда ванна была готова, Мита приказала женщинам удалиться и достала из-за пояса флакон из крошечной высушенной тыквы. Она наклонила его над водой и вылила из него несколько капель.

– Превосходно. Это старинный состав, употребляемый женщинами моего племени уже многие столетия. Не спрашивайте меня о его составе – это тайна, и мне пришлось бы вам отказать. Но этот эликсир восстановит ваши силы, мэм-сагиб. Он поможет вам уснуть, а когда... когда вы проснетесь, вы почувствуете себя совершенно другим человеком.

Аромат, поднявшийся вместе с паром, распространился по комнате. Это была сложная смесь запаха жасмина, лепестков апельсинового дерева, чайных роз и какого-то незнакомого таинственного вещества.

– Я уверена, что буду наслаждаться этим эликсиром, Мита. Ты очень добра, разделяя со мной такое сокровище. – Баррет глубоко вздохнула и благоговейно прикрыла глаза. – В Лондоне ты могла бы сделать состояние, обладая такими благовониями.

– Возможно, мисс, если бы я когда-либо решилась продать его. Но об этом я не могу даже и подумать. А теперь вы согласитесь раздеться и принять ванну?

Испытывая некоторое неудобство, Баррет решила про себя, что Мита могла быть очень настойчива, хотя и очень деликатна. В конце концов Баррет уступила, позволив индианке расчесать ей волосы и закрепить их на затылке, а затем помочь забраться в ванну.

Все это время Мита негромко болтала, подробно рассказывая обо всех изменениях, происшедших в Виндхэвене с момента ее отъезда, о последнем сборе чая и волнениях по поводу задержки муссонных ливней. Тем временем Баррет закрыла глаза и откинулась назад, наслаждаясь роскошью горячей ванны и ароматом загадочного эликсира. Но, по молчаливому соглашению, ни одна из женщин не говорила об одном – суровом владельце Виндхэвена.

Несколько часов спустя что-то нарушило сон Баррет. Она резко села в кровати, ее сердце учащенно забилось. Тишина, все кругом тихо. Комната была освещена бледным янтарным светом единственного фонаря с пальмовым маслом. Прозрачный полог вокруг кровати колыхался от слабого сквозняка, а снаружи ветерок покачивал деревянные ставни. Тук-тук. Тук-тук-тук. Баррет со вздохом снова легла на спину, узнав постукивание ставня. И тогда она услышала другой звук – слабое ритмичное шипение.

Господи, только бы не змея! Баррет осторожно посмотрела вокруг, но в слабом свете фонаря не нашла источника звука. Она напряженно прислушалась. Это были тихие ритмичные вздохи спящего человека. На краткий миг Баррет подумала, что это был Пэйджен, улегшийся на обитом ситцем диване в тени у противоположной стены комнаты. Но диван был пуст. Тогда она рассмотрела маленькую фигурку, свернувшуюся на кровати перед дверью. Так он послал кого-то из домашней прислуги, чтобы не оставлять ее. Он решил, что эта кровать остановит сонные похождения Баррет. На какое-то мгновение она почувствовала боль потери и сожаления, настолько сильные, что они ослепили ее и лишили дыхания.

Но Пэйджен был прав. То, что случилось на поляне, было колоссальной ошибкой, и чем скорее она забудет о ней, тем лучше. Баррет едва удержалась от истерического смеха, пораженная мыслью, что теперь она должна все стараться забыть, тогда как раньше все ос усилия были направлены на то, чтобы вспомнить.

О других откровениях Пэйджена Баррет пыталась не думать, потому что, несмотря на всю его холодную непримиримость, она не могла поверить, что он способен па хладнокровное убийство. Если он и мог убить, была уверена Баррет, то только в целях самозащиты. Она со вздохом опустила голову на мягкую подушку: Баррет не могла прогнать воспоминания о Пэйджене из своих мыслей.

«А как насчет его последних откровений? Он ублюдок и полукровка. Какой интерес может такой человек представлять для тебя? Особенно когда он признался в такой подлости по отношению к матери?»

Баррет вертелась в постели и без конца взбивала подушку, но сон бежал от нее. Она могла думать только о его глазах цвета оникса и его обнаженном желании, когда он устремился в ее лоно и поднял ее к вершинам рая.

Прокляли, невыносимый человек!

Баррет безжалостно била по подушке, воображая, что это его мускулистая грудь. Но все же, подумала Баррет, Деверил Пэйджен слишком уж откровенно рассказывал о своей подлости. Хотя он и способен на всевозможные грехи, она не верила, что он мог хладнокровно совершить то, о чем говорил.

 

Глава 40

Как только луна залила волшебным серебряным светом темные холмы, Пэйджен распахнул дверь на веранду, опоясавшую длинное деревянное южное крыло Виндхэвена. Когда-нибудь весь этот дом будет отстроен из камня, но пока он представлял собой непонятную смесь. Точно так же, как и его владелец, подумал мрачно Пэйджен.

Его лицо осунулось, так как он не прилег ни на минуту после разговора с полковником ранним утром. В течение последних одиннадцати часов он осмотре три нижних чайных поля и два экспериментальных участка, починил духовку для сушки чая и предотвратил недовольство среди тамильских женщин по какому-то пустяковому поводу. И все это время он думал только об одном: о женщине с волосами, напоминающими тропический рассвет. О женщине, которая спала через три комнаты от большого зала.

Весь день его пальцы сжимались от желания потихоньку войти в эту дверь и схватить ее, проникнуть в ее нежное тело, прежде чем она поймет, в чем дело, и успеет возразить. Но вместо этого он ищет сомнительное удовольствие в непрестанном движении, лично проявляя внимание к каждой из мельчайших проблем Виндхэвена. Но теперь поля лежали в тишине пол серебристыми лучами равнодушной луны, и его дела были закончены. Теперь уже ничто не могло отвлечь его от мыслей о ней.

«Осторожнее, старина. В такой женщине, как эта, ты можешь раствориться полностью и уже никогда не станешь свободным. Она поймает тебя в свои сети раньше, чем ты успеешь об этом подумать. Возможно, она уже так и сделала...»

Пэйджен тихонько выругался, наблюдал за эвкалиптами около навеса для сушки чая, качавшимися под дуновением ночного ветерка. Но один-единственный взгляд не сможет ему повредить, сказал он себе. Он не двинется дальше двери, если только она не проснется и не позовет его. Кроме того, после такого трудного дня Пэйджен сомневался, что был способен на что-нибудь большее.

Все еще занятый безмолвным спором с самим собой, Пэйджен огляделся и увидел, что стоит перед наружной дверью с веранды в комнату Баррет. Веранда была построена по его собственному проекту, чтобы каждая комната в южном крыле освежалась сквозняком в течение жарких месяцев. Он никогда прежде не предполагал, что такой проект создает другие преимущества.

Он тихо открыл замок. Как будто во сне увидел стройную фигуру па кровати, с золотыми волосами, рассыпанными по белому полотну. Он даже не заметил, что его ногти вонзились в дверную раму, изготовленную из твердой древесины. Красивая... Господи, это несправедливо, что твое создание может быть настолько красивым и обладать такой властью над другим человеком.

Медленно и осторожно Пэйджен шагнул с веранды под неяркий свет масляной лампы, и его тень упала на кровать. Баррет без устали ворочалась, как будто зная о его присутствии, пальцы стискивали вышитое полотно. Несвязно бормоча, она отвернулась от света. Прядь блестящих волос опустилась на ее щеку.

С лицом, окаменевшим от напряжения, Пэйджен наклонился и очень нежно убрал волосы с ее лица. Упругие и густые золотистые локоны напомнили теплый шелк, разбудив более жаркие воспоминания. Пока Пэйджен разглядывал золотое облако, клубившееся в его пальцах, он чуть не заскрипел зубами. Он отчетливо помнил, как эти блестящие локоны закрывали их обоих в тот день на поляне у водопада. Ослепительно красивый блеск – самое прекрасное зрелище, которое он когда-либо видел, о котором он даже не мог мечтать. И то, что произошло, было непростительной ошибкой, которая не должна повториться.

Откуда-то издалека донеслось рычание леопарда, как напоминание о невидимой опасности, которая всегда поджидала его. Пэйджен стиснул челюсти. Боже, как он хотел коснуться ее, прижать к себе и снова ощутить себя на пороге рая. Но она принадлежала к другому миру, от которого Пэйджен давно отказался; он никогда не мог бы впустить ее в новую жизнь, которую он начал в Виндхэвене.

С тяжелым вздохом он освободил руку от шелковых уз. Но даже и тогда кожа горела от ее прикосновения.

«Оставь ее, дурень. У тебя и так множество других проблем, чтобы переживать из-за златовласой искусительницы, посланной шакалом по имени Ракели».

Стиснув зубы, Пэйджен осторожно поднял руку Баррет и положил ее под одеяло. В течение долгого времени он стоял, размышляя о тех мечтах, которые могли бы сбыться или должны были сбыться, но никогда не сбывались. И каждая следующая была горше предыдущей. Он должен поспать или отдохнуть по крайней мере. Но, хотя его тело дрожало от усталости, Пэйджен знал, что все равно не сможет заснуть этой ночью, пока обворожительная Баррет спит под той же самой крышей.

Пэйджен резко отвернулся от того, ради чего пришел и чего хотел слишком сильно. На веранде он зажег тонкую сигару и сильно затянулся. В его глазах появился стальной блеск, как только он попробовал представить себе, что сделает с ней Ракели, когда узнает, что она потерпела неудачу.

Возможно, после того, как он закончит эту смертельную схватку с Ракели... Но это были пустые мечты. Даже если Ракели исчезнет из его жизни, имелись и другие причины. Да, он был должен отправить ее подальше отсюда, уверял себя Пэйджен. Каждая минута, каждая секунда, проведенная в ее обществе, уменьшала хрупкий запас его воли, и очередной срыв – это только вопрос времени. И в следующий раз они могли быть не так удачливы, чтобы избежать опасности в виде двуногих или четвероногих хищников, способных выследить их. Нет, он должен был отправить ее, и чем скорее, тем лучше.

Через несколько часов, когда луна уже прошла половину своего пути, Пэйджен все еще стоял около ее комнаты, опершись локтями на балюстраду из тикового дерева. У него не было никакого выбора. Единственное, что ему оставалось, – решить, куда ее отослать. У него было несколько вариантов: к его старому другу, суровому Маккинону в Калькутту или к пожилой вдове в Брюсселе, которая была многим ему обязана. Даже, если необходимо, в роскошный, но вполне приличный «Дом наслаждений» в Макао.

Куда бы она ни отправилась, мрачно подумал Пэйджен, это должно случиться как можно скорее, так как какой-то животный инстинкт предупреждал его, что вокруг него что-то затевалось, что в каждый момент все могло взлететь на воздух. Ракели разослал своих шпионов повсюду, начиная с владельца того английского ботинка, чей отпечаток Пэйджен заметил на тропе три дня назад. И когда Ракели обнаружит, что его последний, тщательно выбранный агент потерпел неудачу и утратил свое влияние, он выберет только один план действия. Он уничтожит ее. Быстро и окончательно, не оставляя никаких улик, позволяющих связать их воедино.

Быстрый шелест ткани и скрип металла по дереву разбудили Баррет много часов спустя. Она возвращалась к действительности, пробираясь сквозь неясные видения, рожденные и ее воспоминаниями, и ее мечтами. Сильные руки и напряженные бедра. Соединение двух пожаров, заставивших ночь стать ослепительно светлой. Сдавленно вскрикнув, она села в кровати, лихорадочно дрожа всем телом.

– Мне так жаль будить вас, мэм-сагиб.

Это была всего лишь Мита, а не задумчивый незнакомец с суровым взглядом из ее снов. Медленно растаял окружающий ее туман. Быстро колотившееся сердце Баррет замедлило свой бег до отдельных резких ударов.

– Вы проспали уже больше суток...

Удивленный возглас Баррет прервал извинения служанки:

– Это невозможно! Я ведь только что закрыла глаза...

Баррет умолкла, как только стройная синеглазка распахнула ставень за спиной Миты, открыв ее взгляду багряное небо.

– Ах, вы спали как мертвая, мисс! Но теперь вы должны подняться и поесть.

Позади Миты двое сингалезских девушек внесли тяжелый саквояж и поставили его у дальней стены.

– Да, Тигр приготовил много красивых вещей для мэм-сагиб. – Мита нетерпеливым жестом отослала девушек и открыла крышку, показав груду ярких тканей. – Этот багаж только что доставили из Коломбо. Сагиб, должно быть, послал за ним носильщиков в тот самый день, когда он нашел вас.

У Баррет перехватило дыхание, как только Мита подняла из чемодана воздушно-тонкие шелка и блестящее полотно, расшитое золотом. Каждый следующий предмет одежды был более красив, чем предыдущий, все было тщательно вышито и украшено рюшами, все подогнано на миниатюрную стройную фигурку. Мита благоговейно уставилась на одно из платьев – из темно-красной парчи, украшенной бархатными розетками.

– Ах, мисс, оно сшито как раз на вас! У Тигра очень острый взгляд, не так ли?

Даже без примерки Баррет знала, что это платье будет ей совершенно впору. Так же как и все остальные. Тихонько вздохнув, Мита подняла другое платье и положила его на кровать. Блестящая переливчатая темно-голубая ткань напоминала поток воды в свете факелов. Это был точный оттенок глаз Баррет.

Англичанка медленно провела пальцами по струящимся волнам шелка, прислушиваясь к их шуршанию. Точно как и прежде, она ощутила нарастающее давление в голове, тяжкий вес неясных воспоминаний. Она нахмурилась, понимая, что и раньше держала в руках такие шелка. Да, когда-то у нее было много подобных платьев – из разных тканей, разных цветов. Внезапно она увидела стройную молодую девушку, вглядывающуюся в свое отражение в высоком зеркале, она прикладывала такие же шелка к своей груди. Но видение растаяло, и Баррет поняла, что это было очень давно. В последние годы она носила только практичную одежду из тонкого сукна и саржи, которую можно было перешить, когда она подрастала, или полностью перекроить, когда ей надоедал фасон. Смешиваясь с тусклыми воспоминаниями, возникло чувство опасности. Пальцы Баррет вздрогнули и отдернулись от великолепной ткани.

– Мэм-сагиб дрожит. Вам холодно? Если так, я прикажу закрыть ставни.

– Нет-нет, Мита. Я просто задумалась.

Решительно вздернув подбородок, Баррет отбросила покрывало и поднялась с кровати.

– Очень хорошо. Полковник-сагиб ожидает вас в гостиной. Вам следует поспешить, если вы не против.

Баррет почему-то не задала вопрос, который был готов сорваться с ее губ. Она и так скоро выяснит, ждет ли ее там Пэйджен. На середине комнаты она остановилась, принюхиваясь к воздуху.

– Что это за запах, Мита? Немного едкий и пахнет дымом. Веки Миты дрогнули, и она опустила взгляд на платье.

– Это аромат Тигра-сагиба, мисс. Он снова курит эти малазийские сигары. И, судя по запаху, он был в вашей комнате, мэм-сагиб.

Две женщины обменялись взглядами, в которых была не столько ревность, сколько взаимное понимание.

– Вам понадобится и это тоже, я думаю.

Мита подняла белый сверток. Это был корсет, который Пэйджен запретил ей носить, пока они находились в пути. Баррет с любопытством рассматривала предмет одежды, казавшийся ей теперь таким странным и незнакомым, как будто он проник сюда из другого мира или другого времени. Мита осторожно расправила корсет и протянула его Баррет.

– Это ваше, мэм-сагиб. Вы, наверное, захотите его надеть.

Баррет все еще колебалась, чувствуя странное нежелание надеть или даже просто прикоснуться к этому предмету. Корсет был вычищен и отглажен. Конечно, это постаралась Мита. Но Баррет сознавала, что, если снова облачится в него, она вернется ко всему тому, что с ним связано, – строгим английским правилам и твердым принципам. Вся непринужденность и свобода, которых она достигла здесь, закончатся.

– Мэм-сагиб? – спросила с любопытством Мита. Баррет не отвечала, ее глаза были прикованы к корсету.

Почему у нее возникло такое чувство отвращения к нему? Может быть, из-за страшных воспоминаний, спрятанных в самой глубине ее мыслей?

– Вы опоздаете, мисс.

– Да. Да, конечно.

Баррет глубоко вздохнула. Что это с ней творится? Что-то бормоча себе под нос, Баррет схватила тяжелый жесткий корсет и поднесла его к груди. Что-то оцарапало ей кожу; одна из планок, казалось, была погнута.

– Она была сломана, и мне пришлось поправить ее – планка, кажется, так вы называете их? Я надеюсь, что работа удовлетворит мэм-сагиб?

– Все прекрасно, Мита.

Баррет пришлось приложить все силы, чтобы не заплакать. В конце концов, пора с этим покончить, почему именно эта часть одежды так ее расстраивает? Может, потому, что она символизирует все, что ненавидит Пэйджен, все, что стояло между ними? Выпрямив спину, Баррет сбросила ночную рубашку и обернула корсет вокруг себя, еле сдерживая дрожь, как только он сдавил ее мягкую кожу. Как странно, подумала она, трогая пальцами твердые металлические кости. Да, весьма странно, что мы должны надевать подобные вещи, чтобы выглядеть цивилизованными.

Полковник Адриан Хадли ожидал в обтянутой ситцем гостиной в огромном каменном западном крыле Виндхэвена. Баррет была рада, что Мита проводила ее, так как она сама никогда не нашла бы этой комнаты.

– О, мисс Браун. Вы сегодня выглядите намного лучше, должен сказать. – Его пальцы обхватили ее руку в дружеском приветствии.

– Вы... вы слишком любезны, – приветливо сказала Баррет, тронутая его нескрываемым сочувствием.

– Ерунда, моя дорогая. Теперь садитесь... садитесь, пожалуйста. Разговаривать стоя весьма приятно, когда вы молоды, но в моем возрасте суставы уже не так послушны, как были когда-то. Конечно, моим досталось слишком много.

Слегка нахмурившись, полковник уселся в кресло у окна и осторожно вытянул левую ногу. Баррет хотела расспросить его поподробнее, но сдержалась, понимая, что он сам расскажет обо всем, если захочет. Баррет просто с любопытством осмотрелась вокруг. Голубые и белые фарфоровые вазы заполнили все полки на стене, и в каждой стояли свежесрезанные цветы жасмина, алых орхидей и пышных роз, заполняя комнату опьяняющими ароматами.

– Как прекрасно!

– Фарфор – из коллекции Тигра, а цветы – это мое хобби, – пояснил полковнике нескрываемой гордостью. – Это одно из немногих занятий, доступных старику, к моему сожалению.

– Но они замечательны! Я не думаю, что когда-либо прежде видела такое разнообразие цветов. Вы, должно быть, настоящий волшебник.

Хадли скромно улыбнулся ее неумеренной похвале:

– Это работа, а не волшебство, моя дорогая. Почва здесь так же богата, как девонширский чернозем. Единственная проблема – защита от проклятущих насекомых в этой долине. О, я прошу прощения за свою болтовню, – сказал он быстро. – Мы здесь не привыкли к женскому обществу.

Баррет почувствовала странное удовлетворение при таком заявлении, хотя и отказывалась признаться самой себе, почему именно.

– Вы что-нибудь выпьете? Херес?

Баррет кивнула, принимая протягиваемый ей бокал. Цвет напитка не уступал богатством оттенков цвету вечернего неба. Полковник провел ее в освещенную свечами столовую, сверкавшую от изобилия хрусталя и тончайшего фарфора. Тяжелые гравированные серебряные приборы лежали у каждой тарелки, и Баррет заметила, что стол накрыт на троих. Хадли перехватил ее осторожный взгляд.

– Тигр уехал, чтобы осмотреть высокогорные плантации. Я не думаю, что он вернется назад раньше завтрашнего утра, но Мита всегда ставит для него прибор на всякий случай. Так что сегодня мы будем обедать вдвоем. – Его взгляд был очень проницательным. – Я надеюсь, что вы не возражаете.

– Нет. Конечно, нет, – поспешно ответила Баррет.

Обед на серебряных блюдах подавали застенчиво улыбающиеся сингалезские служанки, одетые в длинные, до пола, саронги и с цветами орхидей в длинных волосах.

– Вы должны попробовать это блюдо, моя дорогая. Мы называем его самбол, или рисовые колбаски. Но будьте осторожны, поскольку в них много красного перца, лимонного сока и тертого кокосового ореха. А потом пробуйте вот эти зажаристые вафли. И, конечно, вы должны отведать кокосового кэрри. – Полковник подавал блюда Баррет с такой же скоростью, как и говорил. – Есть еще прекрасный чатни. А еще манго и другие местные фрукты. И не пропустите талагулу. – Не обращая внимания на изумленно поднятые брови Баррет, Хадли протянул ей блюдо с кунжутными лепешками. – Это еще одна из многочисленных способностей Миты, знаете ли.

Баррет послушно брала понемножку с каждого блюда. При виде живописных пряных блюд она ощутила нестерпимый голод. Хадли улыбнулся:

– Горе мне старику, я совсем заболтал вас. Не слушайте меня, поешьте. Завидую вам, поскольку вы впервые отведаете этой божественной пищи. Мита просто превосходно готовит.

И полковник оказался прав, как поняла Баррет. Все эти легкие и экзотические блюда были приправлены кокосовым орехом, кориандром, тмином, корпией и какими-то еще другими специями, которых она не могла даже назвать. Она попробовала каждое блюдо, стараясь наслаждаться роскошной обстановкой. Но каждый раз, когда она поднимала глаза от тарелки, взгляд обращался к пустому месту во главе стола, и аппетит пропадай.

Через полчаса оживленной беседы, которую поддерживал в основном смущенный полковник, Баррет откинулась на спинку стула с жалкой улыбкой.

– Я не думаю, чтобы мне когда-нибудь прежде приходилось пробовать такие яства.

Лицо Баррет омрачилось, как только она поняла, что не может быть в этом уверена, так как она все еще не имела никакого представления о жизни, которую вела перед прибытием на остров. Баррет поморщилась. Она очень осторожно отложила вилку, рассеянно наблюдая за игрой отраженных в ней лучей висящих над столом ламп.

– Я... я полагаю, что вы недоумеваете, почему я нахожусь здесь, даже если вы слишком любезны, чтобы спрашивать.

Отводя протесты полковника, она покачана головой и сплела пальцы на коленях.

– Я бы хотела все рассказать вам. Но я не могу, как вы уже, наверное, знаете. Произошел несчастный случай или, возможно, это не было несчастным случаем, и... – Баррет подняла глаза и жалобно улыбнулась собеседнику. – Теперь я ничего не помню. Только отдельные обрывки событий. И я не думаю, что Тигр, как вы его называете, склонен поверить мне.

Полковник наклонился над столом и похлопал ее по плечу с грубовато-добродушным сочувствием.

– Да, Тигр все рассказал мне. Чертовски грязное дело, извините меня за грубость. А что касается Дева, я убежден: он верит вам. – Хадли нахмурился. – Это все тот рубин. Он просто сводит с ума всех мужчин. Женщины тоже не могут удержаться от вожделения обладать им. И пока он не найден...

Голос полковника затих, он молча уставился на дрожащий свет свечей. В этот момент большая ночная бабочка метнулась вверх, ее крылья отбросили пугающую тень на противоположную стену. Неровными зигзагами бабочка все ближе и ближе подлетала к источнику света, пока наконец не влетела в язычки пламени и сгорела там, неярко вспыхнув. Баррет задрожала, задыхаясь в своем корсете, который внезапно показался ей неимоверно тугим. Она никак не могла избавиться от вида этих изящных крылышек, вспыхнувших в пламени фонаря и исчезнувших в один миг. Может, и ее собственная судьба будет такой же недолгой и жестокой?

Из-за двери в коридоре раздался приглушенный шум и негромкий голос Миты. Потом кто-то ответил ей на тамильском наречии. У Баррет перехватило дыхание, и мурашки покрыли кожу над низким декольте темно-голубого платья, надетого по настоянию Миты. Баррет нервно теребила пальцами салфетку, прислушиваясь к приближающимся шагам. Жар бросился ей в лицо. Шаги затихли перед закрытой дверью столовой.

Сердце Баррет бешено забилось, его удары отдавались в каждой клеточке ее тела. Она молилась, чтобы он ушел, молилась, чтобы ей не пришлось встретиться с ним, особенно сейчас, когда она чувствовала себя такой ранимой, неспособной справиться с хаосом эмоций. И тогда из дальнего коридора послышался голос Нигала. Ощутив какую-то боль, похожую на сожаление, Баррет услышала, что Пэйджен двинулся дальше, и его шаги затихли где-то вдалеке.

Баррет с шумом выдохнула. Только тогда она поняла, что все это время почти не дышала.

– Так вот в чем дело, моя дорогая? – Глаза полковника были темными и проницательными, но в них не было злобы. – Я видел все это слишком часто, чтобы не понять. Да, женщины всегда преследовали Пэйджена с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать. Даже тогда он имел загадочную власть над ними, что-то вроде магической силы, которая притягивала их, как бабочку притягивает огонь в фонаре.

Баррет вздрогнула. Она пыталась заговорить, но не смогла произнести ни звука, руки без устали перебирали салфетку на коленях.

– Не стоит отрицать этого. И можете ничего не говорить. Я все понимаю. Не стоит отрицать.

Баррет напряженно прислушивалась к тихому гулу в голове. Не стоит отрицать, не стоит отрицать. Баррет дрожащими руками сжала виски. Усмехающийся и безликий темный призрак вырисовывался в темноте. Она могла слышать его, чувствовать его. Но когда она пыталась взглянуть ему в лицо, он таял, упорно держась всегда вне поля ее зрения. Тогда она поняла, что это ее память, что она всегда там. Все, что ей необходимо сделать, – это протянуть руку и схватить ее. Все, что она должна, – это захотеть, как говорил ей Пэйджен в долине у реки. Баррет зажмурилась, пробуя вызвать в памяти прошлое, которое всегда ускользало от нее.

Не стоит отрицать. Не стоит...

Внезапно появился страх. Как маленький быстрый грызун со сверкающими белыми зубами, он легко подскочил к ней и вонзил острые клыки. «Я хочу вспомнить, – решительно говорила она себе. – Я должна вспомнить!»

– Баррет, дорогая...

Голос полковника звучал слабо, так слабо, как будто раздавался откуда-то издалека.

Прошлое было рядом, она чувствовала это. Баррет уже не ощущала уколов страха, ожидая его приближения. Только грудь резко поднималась и опускалась.

«Возьми, Баррет. Захоти – и ты все получишь».

– Не стоит отрицать. – Баррет повторила эти слова вслух, затем тихо, а потом все громче, ощущая небывалый прилив сил.

Она чувствовала его приближение, первые вспышки полного понимания. Но вместе с этим усиливался и страх, пока Баррет не показалось, что ее разорвет на тысячу мельчайших частичек. Но она держалась, держалась до тех пор, пока челюсти страха не ослабили свою хватку, пока она не поняла, что ее прошлое встало перед ней, что, когда она откроет глаза, она увидит его.

– С вами все в порядке, моя дорогая? Может быть, немного бренди...

Слова полковника теперь звучали ближе, но казались странными, как будто он говорил на иностранном языке. Баррет не обратила на них никакого внимания, полностью сосредоточившись только на безликих образах, таящихся в темноте.

«Да, я хочу этого. Господи, я должна все вспомнить. Ради меня самой. Ради Пэйджена».

Баррет открыла глаза, обращенные на взволнованное лицо полковника. Но ее темно-голубой взгляд проникал далеко за него, прикованный к плотной клубящейся темноте, которая, казалось, подступала все ближе с каждым резким ударом сердца.

Как разбившееся вдребезги стекло, темнота вдруг взорвалась яркими осколками разного размера и разных очертаний. И каждый из них был воспоминанием – некоторые приятные, некоторые грустные, некоторые неописуемо жестокие. Внезапно все они собрались вместе, все отдельные фрагменты ее прошлого блестящим потоком закружились вокруг нее. Свет был настолько ярок, что слепил глаза.

– Моя девочка... мисс Браун... – Костлявые пальцы сжали ее руку с удивительной силой. – Скажите, что вас так беспокоит?

Баррет не собиралась лгать, особенно проявлявшему такую доброту Хадли.

– Вы можете называть меня Брет, полковник, – произнесла она высоким дрожащим голосом. – Просто Брет. Все мои друзья так делают. А что касается остального, я... я никогда не любила коричневого. – Ее глаза широко распахнулись. – Если вы хотите большей формальности, вы можете называть меня Уинслоу. Вы понимаете – я... я знаю. Господи, я все знаю теперь.

Полковник с любопытством уставился на нее, высоко вздернув брови. Но, прежде чем он смог заговорить, раздался другой голос из дверного проема – низкий и повелительный. В-этой суматохе ни Баррет, ни Хадли не слышали, как открылась дверь.

– Ну, моя дорогая, прошу, просветите и нас. А что здесь происходит?

Он был одет в вечерний костюм, тонкий жилет сверкал белизной из-под черного пиджака. Только что вымытые волосы были еще влажными и блестели в свете лампы. Баррет внезапно поняла, что он был самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела, независимо от черной повязки на глазу. И еще он был неимоверно разъярен. Его челюсти судорожно сжались, как только он взглянул на руки Хадли, обхватившие ее тонкие запястья. На его губах играла слабая насмешливая улыбка, пока он пересекал комнату, направляясь к огромному черному буфету. Только налив себе виски, он не спеша прошел к столу.

– Да, расскажите нам. Мисс... Уинслоу, вы говорите? Я с нетерпением жду. И если эта история... так же хороша, как и предыдущая, ты получишь немало удовольствия, Адриан, я ручаюсь.

Два ярких пятна вспыхнули на щеках Баррет, резко выделяясь на побледневшем лице. Но ее гордость была с ней. Баррет и раньше инстинктивно ощущала ее, а теперь это было нечто большее. Теперь это была уверенность, подкрепленная ясными воспоминаниями, начиная с детства, когда она поколотила высокомерного Джейми Уоррентона за то, что он назвал ее дедушку «выжившим из ума старым бедняком, у которого волос больше, чем разума».

Баррет глубоко вздохнула. Да, все это было теперь перед ней. Долгие годы одиночества, когда она так и не смогла подружиться с легкомысленными и пустыми девушками, знакомыми по Брайтону. И дедушка, приехавший, чтобы забрать ее из привилегированной школы в Кенте, куда ее отослали после смерти родителей. Все это она помнила. И хотя воспоминания порой причиняли боль, она наслаждалась ими, пристально изучая каждый фрагмент, пряча его глубоко в сердце, дрожа от сознания, что все это снова частица ее самой. Да, она была горда. Все Уинслоу были таковы. И в какой-то мере именно гордость была причиной тех бедствий, которые обрушились на ее голову и на голову дедушки.

Вновь Баррет задрожала от страха. Но пока она была здесь, он будет в безопасности. В этом Баррет была уверена. И пока она не разберется во всем, что ее окружает, пока она не распутает все запутанные ниточки и не получит ответы на все свои «как» и «почему», ей не стоит полностью раскрывать свою тайну. Баррет сильно сжала руки на коленях. Да, до тех пор она не должна говорить о ее секрете. Если бы она имела дело только с полковником, глядящим на нее с таким добродушным сочувствием, она могла бы ему довериться. Но только не тому насмехающемуся человеку, который смотрел на нее поверх полупустого хрустального бокала. Ему она ничего не будет объяснять.

– Мы ждем, мисс Браун... то есть Уинслоу.

Тон Пэйджена был искренне издевательским. Баррет вздернула подбородок.

– Не будете ли вы так любезны налить мне бокал хереса, полковник?

– Конечно, моя дорогая.

Он довольно неловко поднялся, но быстро справился. Через несколько секунд полковник возвратился к столу, протягивая бокал, полный янтарного напитка, в ее похолодевшие пальцы. Он нахмурился:

– Боже, да вы совсем замерзли! Херес вам поможет. Выпейте поскорее.

Напиток, одновременно острый и сладкий, наполнил ее тело приятным огнем. Когда она наконец заговорила, ее голос звучал приглушенно и сдавленно:

– Я проводила дни в такой зловонной комнатушке, что мне порой хотелось умереть. Хотя это и является непростительным грехом, было время, когда мне казалось, что еще большим грехом было продолжать жить. Вечный мрак. Вечная морская качка. И вечно глаза, прильнувшие к отверстию в двери. – Голос Баррет постепенно окреп. – Однажды я попыталась убить его. Я вытащила стальную планку из моего корсета и затаилась около двери. Я услышала, как он подошел и открыл окошечко в двери, куда они подавали мне еду, если протухший суп и червивые сухари можно назвать едой. И когда глаз опять заглянул в отверстие, я ударила в него стальной планкой.

Баррет посмотрела вдаль через открытое окно.

– Он дико закричал. Он выкрикивал ужасные угрозы, и я полагаю, что заслужила их. Потом меня били. Было очень больно. – Ее голос звучал неестественно ровно, почти механически. – Конечно, они были очень искусны в этом. Они никогда не били по обнаженной коже и старались не оставлять никаких следов. Синяки никогда не держались дольше недели. Моя наружность была для них очень ценной, как вы понимаете. Потом в конце им пришло в голову отметить меня, чтобы у вас не возникло подозрений.

Баррет послышалось грубое ругательство, донесшееся с противоположной стороны стола, но она не отвела взгляда от ночной темноты, полностью углубившись в воспоминания.

– У меня не было никаких сил для борьбы и никакой надежды на спасение, пока мы были в открытом море. Каждый день, каждая секунда стала агонией. Однажды я прекратила есть, так как поняла к тому времени, что в суп они подсыпают какой-то наркотик. – Глаза Баррет невидяще уставились в ночное небо. – Тогда они подробно объяснили мне во всех деталях, что случится, если я повторю этот опыт или проявлю неповиновение любым другим способом.

Ее лицо превратилось в бледную маску, вырезанную из алебастра вокруг тревожных темно-голубых озер ее глаз. Тонкие пальцы поглаживали длинную ножку бокала.

– Но я тогда все еще пылала огнем справедливого негодования. Я попыталась убежать на следующий день, симулируя болезнь и пытаясь проскользнуть мимо сторожа, когда дверь открылась. – Ее пальцы прекратили на миг свое медленное, гипнотизирующее движение. – И тогда... достаточно сказать, что они выполнили все свои угрозы. После этого я не сделала ни одной попытки убежать.

Лицо Пэйджена окаменело. Он хотел закричать, чтобы она остановилась, хотел выбежать вон из комнаты. А еще ему очень хотелось прижать ее к своей груди и успокаивать, пока все эти ужасные события не будут навсегда стерты из ее памяти. Но он не сделал этого, так как был достаточно мудр, чтобы знать – она должна говорить, чтобы достичь мира в своих собственных мыслях. И он должен слушать.

– Героизм не стоит такого наказания, – сказал он резко.

Его голос пробился сквозь тьму. Резкий звук ударил ее, и щеки Баррет снова вспыхнули. Она хрипло и невесело рассмеялась.

– Но в одном, по крайней мере, я убедилась. Я вовсе не героиня. Потому что, в конце концов, я согласилась, как видите. Я согласилась сделать все, что они приказали.

Тогда Баррет отвернулась от окна. Ее огромные глаза, блестевшие от непролитых слез, встретились с глазами Пэйджена.

– Все было так, как ты и думал, конечно. Я была послана на тот пляж для тебя, Пэйджен. Чтобы обмануть тебя. Соблазнить тебя. Найти потерянный рубин вместе с рубиновой шахтой. – Ее голос стал звучать пронзительно и прерывисто. – И Бог помог мне, когда я ударилась головой во время попытки убежать и потеряла память, иначе я сделала бы все, что они хотели!

Пэйджен услышал истерические нотки в ее голосе и с трудом удержался, чтобы не прервать рассказ. Но он знал, что это еще не все, он знал, что воспоминания будут мучить ее, если она не расскажет обо всем до конца.

– И что дальше? – настаивал он. В его спокойном голосе звучала насмешка. Да, это спровоцирует ее лучше всего, как он знал. Гнев заставит высказаться до конца. – Не собираетесь ли вы прекратить ваш увлекательный рассказ теперь, мисс Уинслоу? Теперь, когда мы подошли к самому интересному?

Баррет вздрогнула, как будто он ударил ее. Краска негодования залила не только ее лицо, но и шею, и грудь, и плечи. Она сильно сжала ножку бокала побелевшими пальцами.

– Я почти жалею, что забыла о своем задании, мой господин. Мужчина вроде вас заслуживает хорошего урока, он должен хоть раз в жизни попробовать свое собственное лекарство. – Ее глаза напоминали холодные сапфиры. – И я могла бы даже наслаждаться таким заданием. Почему я должна чувствовать угрызения совести, когда вы не чувствуете ничего? Да, вы правы, мистер Пэйджен. Этот мир принадлежит сильным и хитрым существам, и я собираюсь стать одной из них с этого момента.

Уверенным жестом Баррет подняла свой бокал в насмешливом приветствии, потом поднесла его к губам и осушила до дна. Лицо Пэйджена потемнело. Он сбил пальцами невидимую пылинку со своего рукава.

– Я рад слышать это, моя дорогая. Теперь, возможно, мы сможем обойтись без этой раздражающей болтовни насчет сомнений и приличий. Но продолжайте, ваша история исключительно забавна, и вы должны закончить ее.

Глаза Баррет сверкнули молнией при этих словах.

– Что? Я думаю, что я полностью отчиталась перед вами. Как вы считаете, полковник Хадли?

Ее глаза ни на одно мгновение не отрывались от лица Пэйджена, пока она говорила.

– Э-э... конечно, я думаю. Но...

Пэйджен прервал его, стремительно вскочив, метнувшись к Баррет и заставив ее подняться, вцепившись пальцами в плечи.

– Нет, ты еще не все рассказала. Ты все еще не упомянула, кто послал тебя сюда. Я хочу услышать все!

Руки Баррет судорожно сжимались и разжимались.

– Ты уверен, что хочешь услышать все?

– Я уверен. Все в порядке, говори, Angrezi!

– Ну хорошо. Это был Ракели, конечно, тот самый человек, которого ты подозревал с самого начала. Но ты пропустил одну крошечную деталь во всех своих выводах, мой господин. Мое имя – не Браун, и совсем даже не мисс. Теперь это даже не Уинслоу. Нет, у меня другая фамилия – ненавистная фамилия. Ракели – миссис Ракели, если быть точной... И я – жена твоего злейшего врага.

 

Глава 41

Хадли так стремительно вскочил, что уронил свой стул.

– Боже, это невозможно! Я не могу этому поверить!

Пэйджен не двигался, его руки все еще сжимали плечи Баррет. Шрам на его лице мерцал холодным серебром в свете фонаря.

– Действительно. Продолжай, Angrezi. Теперь ты начинаешь еще больше интересовать меня.

Баррет не унизила себя борьбой. Она застыла в неподвижной напряженности, ее лицо превратилось в маску.

– Он домогался меня очень давно, еще до того, как услышал, что рубин должен быть продан с аукциона. Он знал моего дедушку и... Но это другая история, вряд ли она будет вам интересна. – Баррет остановилась, чтобы унять неистовое биение сердца, а потом продолжила: – Когда... когда он узнал, что раджа Рапапура собирается продать рубин, он был разъярен. Он знал, конечно, что рубин был найден на земле Виндхэвена, и он хотел увидеть твое лицо, когда он завладеет им. – Баррет нахмурилась и широко открыла глаза. – Но это ведь ничего не меняло, правда? Ведь это ты был раджой? Это ты был тогда в Лондоне, не так ли?

Она прищурилась, как бы приглядываясь к своим мыслям, вспоминая полустершееся в памяти лицо, борясь с непреодолимым искушением рассмеяться, запрокинуть голову назад и смеяться, пока не выступят слезы.

– Я чувствовала, что это было так, по... – Тихонько всхлипнув, она вернула себе относительное спокойствие. – Да, это он тоже должен был знать. Возможно, это и заставило его составить такой план. Когда он вошел ко мне в провонявшую каюту судна, стоявшего на причале у Собачьего острова, его лицо горело от внутреннего пожара. Я поняла тогда, что он был не совсем нормальным. Раньше я только подозревала это. – Баррет прерывисто вздохнула. – Несколько раз я спрашивала себя...

– О чем?

– Кем ты был на самом деле? Ракели предсказывал, что ты приедешь, чтобы наблюдать за продажей рубина, но даже он не считал тебя способным к такому откровенному безрассудству – изображать индийского раджу перед половиной высшего общества Лондона.

– Больше чем перед половиной общества, я бы сказал, – холодно возразил Пэйджен.

Глаза Баррет потемнели.

– Я предполагаю, что немногое может тебя остановить, если ты стремишься достичь своей цели, не так ли?

Его пальцы вонзились в мягкую матовую кожу, и Баррет вздрогнула. Завтра появится синяк. Сколько синяков появлялось на ее коже? Но этой боли она хотела, даже наслаждалась ею со странным чувством триумфа. Баррет поняла, что она жаждала увезти с собой хоть какой-то след Пэйджена, когда уедет отсюда. Она должна уехать. И чем быстрее, тем лучше. Опасность была слишком велика, даже больше, чем предполагал Пэйджен, и ее присутствие только осложняло положение. Ее глаза остановились на лице полковника. Конечно, он поможет ей.

Пробормотав проклятие, Пэйджен выпустил ее, потом прошел к буфету и взял графин с виски. Только когда жидкость перелилась через крап хрустального бокала, он отставил графин и залпом выпил. Когда он вновь повернулся к ней, его лицо оставалось напряженным и непроницаемым.

– Ты права, Angrezi. Очень немногое, но кое-что все же может меня остановить. Но продолжай.

У него за спиной Хадли негромко неодобрительно кашлянул.

– Я не вижу необходимости так подталкивать ее, Тигр. В конце концов, она была достаточно откровенна, и будет лучше для нее...

Взгляд Пэйджена остался таким же твердым.

– Но я верю, миссис Ракели и самой хочется говорить. Разве можем мы лишить ее такого удовольствия? Расскажи нам что-нибудь еще, Циннамон, особенно о вашей трогательной свадьбе. Этого не было ни в одной из газет, которые я просматривал.

Баррет посмотрела на него и почувствовала прилив ярости. Ее глаза блестели, как хрустать бокалов.

– Не было? Меня это не удивляет. Мы были обвенчаны в открытом море мутноглазым капитаном, который был вдрызг пьян. Он не слишком вдавался в подробности, как вы понимаете. Ему было все равно, есть ли у невесты кольцо, или опекун, или хотя бы имя. И очнулась ли она от наркотиков, которыми накачал ее будущий муж.

– Да, это стиль Ракели. – Мускул дрогнул на лице Пэйджена, как только он прислонился спиной к оконной раме. – И... я предполагаю, что ваш медовый месяц также прошел па этой посудине?

Его голос оставался спокойным и преднамеренно насмешливым. Так или иначе, он сумел задать этот вопрос, хотя совершенно не хотел и боялся услышать ее ответ.

Баррет нервно рассмеялась. Она принялась мерить комнату плавными шагами, похожая на хищную кошку па охоте.

– Медовый месяц? – повторила он задумчиво. – Ах да, медовый месяц! Он был весьма необычен. И как же я могла забыть об этом?

Баррет остановилась на мгновение, опершись рукой о край стола. Она покачнулась, и Хадли шагнул к ней, собираясь поддержать, но она остановила его нетерпеливым жестом:

– Я в порядке, полковник, хотя и не ожидала, что вы оправитесь так скоро.

Ее лицо было совершенно бесцветным, даже жар ярости сбежал с ее щек. Тонкие пальцы без устали перебирали круглый край стола.

– Но если у вас слабый желудок, вам не стоит присутствовать при продолжении моего повествования.

– Ей-богу, я уничтожу этого человека! – Хадли поднял тросточку, стоявшую рядом с его стулом, и рассек ею воздух. – Клянусь, я своими руками отрежу ему голову! Это чудовище! Проклятое чудовище!

Баррет только рассмеялась в ответ негромким невеселым смехом:

– Чтобы убить его, вам придется сначала найти его, полковник, и я боюсь, что это не под силу кому бы то ни было. Даже такому безгранично высокомерному человеку, как Тигр.

Ее глаза разыскали Пэйджена, и она вздрогнула от невыразимого холода, застывшего в его глазах. Его лицо было похоже на маску, его длинное тело совершенно замерло у стены.

– Возможно, это пройдет легче, чем ты думаешь, моя дорогая. Но мой желудок достаточно крепок. Продолжай, прошу тебя.

Ногти Баррет оставили отметины на полированной поверхности стола.

– Ты так хочешь узнать подробности? Очень хорошо. – Она расправила плечи, не отводя глаз от лица Пэйджена. – Боюсь, я была не очень послушной женой. Фактически он не мог даже уложить меня на кровать, и ему пришлось прибегнуть к помощи двух довольно угрюмых типов из числа наемников капитана. – Тень промчалась по ее лицу. – Я думаю, он потратил на меня массу наркотика. Все предметы после этого слились в одно пятно.

Позади нее раздался негромкий щелчок закрываемой двери, и Баррет поняла, что полковник Хадли покинул комнату. Пэйджен не произнес ни слова, его лицо ничего не выражало.

– Это было почти забавно. Он так старался. Так много раз. – Глаза Баррет блестели, пустота безумия осенила ее смертельно-бледное лицо. – Но он так и не смог стать моим мужем, как ты знаешь. Независимо от того, что он делал или пытался заставить сделать меня, ничего не помогало. – Баррет откашлялась. – Он... он был вялым и сморщенным и не желал подниматься. Неудача привела его в ужасную ярость. – Она смотрела мимо лица Пэйджена. – Тогда он в первый раз избил меня. Я предположила, что он обвинял в этом меня, что именно во мне причина его слабости.

Баррет подавила всхлипывания и прижала бледные руки к груди, как будто теряла сознание.

– Баррет, не надо.

Это были первые слова Пэйджена за те бесконечно долгие минуты. Она едва ли услышала его.

– Позже это показалось мне дико смешным. Он был настолько разъярен, что впал в пафос, и все происходящее стало напоминать низкопробную комедию. Но весь смех исчез, когда... когда он снова вошел ко мне и принялся избивать. Он заставил меня...

Баррет стала задыхаться, не в силах заставить себя продолжать, желая снова забыть эти унижения.

– Святой Иисус, не надо!

Застонав, Пэйджен одним прыжком пересек комнату, его руки касались ее талии, плеч, ее лица и шеи. И когда его поцелуи упали на нее горячим дождем, Баррет подняла свое лицо навстречу его безумию, как цветок поднимается навстречу бушующему шторму апреля, зная, что жестокий ливень будет непродолжительным и обновляющим. Что могло случиться потом, Баррет не суждено было узнать. В тот момент внезапно распахнулась дверь.

– Ужасно жаль, Тигр, но... О Боже! – Хадли быстро разглядел напряженность их тел, беспорядочное облако волос Баррет, ее вспыхнувшие от поцелуев Пэйджена губы. – Это... это один из аборигенов. Его поймали под навесом с канистрой керосина. Кажется, он собирался испортить весь недельный сбор. Я думал, ты захочешь...

Он еще не успел закончить, а Пэйджен уже отпрянул от Баррет и приглаживал рукой свои растрепавшиеся черные волосы.

– Конечно, Адриан, – пробормотал он хрипло, стараясь незаметно справиться со своими чувствами. – Я... я буду через мгновение.

Дверь снова закрылась. В течение долгих секунд грозовой тишины Пэйджен и Баррет изучали друг друга, добела раскаленные огоньки страсти все еще вспыхивали в горле, в груди и в паху.

– Я должен идти.

– Да, конечно.

– Я вернусь, Циннамон.

– Да. – Это был лишь призрак звука – слабый и безжизненный. – Да... да, конечно.

– Все кончено теперь. Он никогда больше не прикоснется к тебе снова. Бог свидетель, я обещаю тебе это.

– Спасибо. – Баррет вонзила ногти в ладони, сдерживая слезы, которые угрожали пролиться в любой момент. – Иди. Ты был бы никудышным плантатором, если бы не заботился о своем урожае.

Пэйджен скрипнул зубами.

– Я никудышный плантатор, Angrezi. Хуже, чем ты можешь себе вообразить. Но... Ты уверена... ты...

– Со мной все прекрасно. Только иди. Скорее.

Ее ногти глубже вонзились в ладони. Она попыталась проглотить комок, вставший в горле, сознавая, что долго не продержится. Слишком многое произошло за последние часы. Она чувствовала себя совершенно разбитой, ощущала на своем теле тысячи невидимых синяков.

– Я вернусь, как только смогу. А пока я пришлю к тебе Миту.

Баррет могла только кивнуть в ответ, не в силах произнести ни слова. Через туман слез она увидела поднявшуюся руку, как будто он снова собирался дотянуться до нее. Это было бы уже слишком.

– Уходи! Я справлялась все эти месяцы, и я смогу подождать еще несколько минут, – с трудом произнесла она, еле сдерживая рыдания.

Пэйджен крепко сжал челюсти. Он на мгновение нерешительно задержался на пороге, а потом, хрипло выругавшись, повернулся и вышел. Когда его шаги затихли, Баррет разразилась безудержными рыданиями, которые она старалась приглушить пышной юбкой. По крайней мере, новое платье хоть на что-то годится, подумала она и ощутила необъяснимое удовольствие в способности находить повод для улыбки в холодном и суровом мире вокруг нее.

Часом позже Баррет механически разделась, умылась, распустила волосы и забралась в кровать. Она надела только тонкую ночную рубашку из шелка, чей невинный фасон поразительно контрастировал с совершенно неприличной прозрачностью. И это было самым скромным ночным туалетом, найденным Митой в огромном саквояже.

Но все равно Баррет слишком устала, чтобы сердиться на это новое подтверждение дерзости Пэйджена, предполагавшего, что она должна одеваться для его удовольствия, а не для своего собственного. Она была слишком утомлена, и глаза немедленно погрузилась в чудесный сон без сновидений.

– Черт побери, парень не знал ничего, как и все остальные!

Луна то показывалась, то пряталась среди облаков, когда Пэйджен и Хадли пробирались по узкой дорожке к главному дому. Выражение лица Пэйджена было суровым.

– Не могу сказать, что я ожидал чего-то другого. Ракели очень осторожен, как и всегда. Иначе он никогда не достиг бы того, что имеет сегодня: принц-купец из Лондона, обладающий состоянием более пятисот тысяч фунтов.

Полковник неожиданно резко отбросил с дороги мешавшую ветку.

– Как ты можешь быть таким беспристрастным? Было уже слишком много так называемых несчастных случаев. Пока ты можешь предотвратить их вовремя, а что дальше? Мы хорошо знаем, что на этом он не остановится. Что произойдет, если ты не успеешь или не сумеешь перехитрить его?

Лицо Пэйджена было непроницаемо в темноте.

– Я думаю, мой дорогой Адриан, что я все начну сначала. Как я уже делал не один раз прежде.

Полковник фыркнул, пробормотав что-то подозрительно похожее на «хладнокровный, слабоумный идиот».

На самом деле Пэйджен был далеко не так беспристрастен. Внутри он кипел от ярости, желая больше всего на свете выбить все признаки жизни из ненавистного тела Ракели. Но не имело никакого смысла показывать свою ненависть Хадли. Еще совсем молодым Пэйджен узнал, что сила удваивается тайной, что необходимо скрывать все, что для тебя важно, под напускной видимостью безразличия.

Но это безразличие давалось ему нелегко. Даже теперь, при воспоминании о разговоре с перепуганным тамильцем, пойманным у навеса для сушки чая, его руки судорожно сжимали прохладный полированный приклад винтовки. Этот парень все отрицал. Он ничего не видел и не слышал. Он просто оказал услугу приятелю, согласившись передать пакет! Но почему именно здесь? Он не знает, они вместе выпили немало рисовой водки. А друг? Исчез. А жестянка с керосином у двери? Ничего не может сказать. Вероятно, она появилась там раньше, чем он пришел! А куда делся тот пакет, который он собирался доставить? Приятель испугался и унес его с собой, когда убегал. Вопросы иссякли. Опять никаких улик, никаких следов.

Грубо выругавшись, Пэйджен приказал отпустить его, предупредив, что, если он когда-либо снова появится на земле Виндхэвена, его посадят на кол и оставят на съедение пиявкам. Лицо нарушителя при этих словах приняло оттенок гнилых бананов.

Пэйджен не сказал больше ни слова, пока они не добрались до дома. Свет в столовой был уже погашен, так же как и в комнате Баррет. Ее закрытые окна легко было увидеть с дорожки, по которой они пришли. Пэйджен почувствовал внезапный приступ острого сожаления. И одиночества.

– Спасибо за помощь, Адриан.

– Ерунда, старина. Я только случайно оказался в нужном месте в нужное время. Счастлив оказать услугу. – Полковник опустил глаза, смущенный похвалой Пэйджена и его очевидной меланхолией. – Теперь самое время отправиться в кровать. У нас был чертовски длинный день.

Пэйджен слушал, как его шаги затихают в дальнем конце коридора. Дом погрузился в сон. Пэйджен обернулся к комнате с закрытыми ставнями. Комнате, где она спала в блаженном неведении об опасности, которая подстерегала их всех.

Только на пороге дома он резко остановился. А потом решительно повернул к своему кабинету. Там у него в столе хранилась бутылка прекрасного старого виски, которое он приберег для особого случая. Сегодня был как раз такой особый случай.

Но, сделав первый глоток, Пэйджен понял, что ему потребуется кое-что более мощное, чем виски, чтобы уснуть этой ночью. Потребуется теплое шелковистое тело Баррет, прижавшееся к нему в экстазе. Или слова любви, бездумно срывающиеся с ее губ. А лучше и то и другое.

Через пару часов он наконец-то задремал, сидя в потертом старом кресле в своем кабинете. Пэйджен заснул не раздеваясь, его длинные ноги в запыленных ботинках опирались на бамбуковую скамеечку. Бутылка виски рядом с креслом наполовину опустела. Его дыхание стало тихим и равномерным, когда первые серые струйки дыма медленно просочились под дверью и заклубились в комнате.

 

Глава 42

Облака, плотные и волнистые, тонкие и легкие, всевозможных форм и размеров, проплывали по голубому небу. Но вот они перестали быть облаками, изменили цвет, синее небо исчезло. Теперь они угрожающе клубились, напоминая змей. Теперь они стали густыми и ядовитыми. Теперь это был дым.

Вздохнув, Баррет села в кровати. Она заморгала, чувствуя горячую, ноющую боль в горле. Тонкие струйки дыма, ползущие над полом, становились гуще. Но Баррет все еще не двигалась, парализованная сном, уверенная, что это был очередной кошмар.

Только когда первая горячая волна удушливого воздуха заполнила комнату, она окончательно проснулась и ошеломленно вскочила. Резкий кашель потряс ее тело, как только горячий воздух наполнил легкие. Господи, Виндхэвен охвачен пожаром!

Отлично, подумал человек, сидящий в темной комнате. Жаль, что люди Нигала поймали парня, которого он послал с керосином к сушильному навесу. Но эта неудача могла быть и полезной для его собственной цели, поскольку отвлекла всеобщее внимание. Теперь ему оставалось только сидеть и ждать. Через несколько минут у него будет вся необходимая информация. Его глаза сверкнули. Или Виндхэвен рухнет, похоронив под обломками всех его обитателей.

Баррет метнулась к двери, стараясь стряхнуть остатки сна. Внезапно она вздрогнула и остановилась перед тяжелой тиковой дверью. Потом осторожно прикоснулась к дереву и тут же отпрянула. Деревянная поверхность обожгла ее, а это означало, что снаружи бушевало пламя. Баррет развернулась, сдернула с кровати толстое стеганое одеяло, сунула ноги в ботинки и пробежала в угол спальни, где стояли два фарфоровых кувшина с водой для умывания. Схватив оба кувшина, она устремилась к веранде.

Дверь на веранду распахнулась, и прохладный чистый воздух освежил лицо. Баррет мгновенно захлопнула за собой дверь, зная, что приток свежего воздуха только добавит свирепости пламени. От двери до главного входа было всего около пятидесяти шагов по широкой веранде. Баррет дрожащей рукой распахнула переднюю дверь и отпрянула от ужасающей картины – оранжево-красное пламя смешиваюсь с клубами черного дыма; жара и дым чудь не заставили ее отказаться от своего намерения. Но Баррет подавила страх. Она бросила на землю стеганое одеяло, полила его водой из кувшина и обернула вокруг себя наподобие тупики.

Крепко сжимая второй кувшин, она устремилась вперед, хотя холл перед ней превратился в сцену из поэмы Данте. И с каждым вздохом Баррет молилась, чтобы вспомнить путь к комнате Пэйджена. Она открыла уже три двери, но все комнаты были пустыми, а мебель была накрыта чехлами от пыли. Задыхаясь от дыма и жара, она побежала назад и увидела еще одну дверь, которую пропустила.

Кованая медная ручка обожгла ей пальцы, и Баррет с трудом удержалась от слез, пытаясь открыть дверь. С третьей попытки ей это удалось. Но с порога она увидела только массивный стол, заваленный бумагами, множество книг и старинные карты на стене рядом с ужасной головой дикого кабана. Баррет уже собиралась повернуть назад и бежать к следующей комнате, когда между клубами дыма увидела ноги в черных ботинках.

С диким криком Баррет бросилась вперед и сквозь густой дым рассмотрела неподвижную фигуру Пэйджена, распростертую в кожаном кресле. Она упала перед ним на колени и принялась трясти его с отчаянной силой.

– Проснись, Пэйджен. Господи, просыпайся скорее!

Он пробормотал что-то себе под нос и отвернулся. Только тогда Баррет уловила запах виски. Боже, да он пьян! Как же ей удастся вытащить его из этой комнаты? Баррет снова энергично встряхнула неподвижное тело, но ответом ей было только неразборчивое недовольное бормотание. Тогда она размахнулась и изо всех сил ударила его по лицу. Раз, потом второй, по другой щеке. Пэйджен поймал ее руку стальными пальцами, его глаза приоткрылись и холодно блеснули.

– У тебя должно быть чертовски важное дело, Нигал... – Он напрягся и прищурился. – Что здесь...

И этих кратких мгновений ему было достаточно, чтобы оценить ситуацию. Пэйджен проворно вскочил и осмотрел комнату. Баррет жестикулировала кувшином, ее глаза слезились от дыма.

– Я тебя оболью. Это единственный способ выбраться.

Она не стала дожидаться его ответа и вылила содержимое кувшина ему на грудь и на ноги. А потом плеснула остатками воды на себя.

Баррет была уже в дверях, но поняла, что Пэйджен не бежит следом. Он рванулся к дальнему книжному шкафу и стал выдвигать ящики один за другим.

– У нас нет времени, Пэйджен. Через пару минут мы окажемся в ловушке!

Наконец он обернулся, и его лицо выражало жесткую решимость, пока он прятал маленькую кожаную шкатулку под рубашкой. Это, должно быть, что-то бесконечно важное для него, что он рискует своей жизнью, мелькнуло в голове Баррет. В этот момент она увидела расплывчатое движущееся пятно в коридоре.

– Все это крыло вот-вот рухнет. Надо выбираться! Я послал Нигала в деревню разбудить людей. Но если мы не поторопимся...

Пэйджен шагнул к двери, застегивая ворот рубашки.

– Ты прав, Адриан. Здесь становится очень неуютно.

В мгновение ока Пэйджен оказался рядом с Баррет и потащил ее назад, в горящий холл, и его стальные пальцы были единственным, что связывало ее с жизнью, пока они пробирались сквозь адское пламя к выходу.

И Пэйджен, и Баррет задыхались и чуть не ослепли от дыма, когда выбрались на крыльцо. Они упали на колени, с наслаждением вдыхая прохладной чистый воздух гор. Почти сразу же Пэйджен снова вскочил и побежал к задней части дома, где уже раздавались пронзительные крики подошедших рабочих. Полковник следовал за ним.

Баррет бросилась на холодную от росы траву и судорожно закашлялась. Ее щеки горели, рука болезненно ныла от ожога, но все это ничуть не тревожило ее: сейчас она была просто счастлива быть живой.

Тихая дрожащая фигурка незаметно скользнула из темноты и ласково обняла ее. Прижавшись друг к другу в прохладе ночи, женщина и обезьянка смотрели на багряные языки пламени, охватившие все южное крыло до самой крыши.

Затаив дыхание, Баррет видела высокую фигуру, вырисовывающуюся на фоне языков огня. Она безошибочно узнавала его широкие плечи и стройные мощные бедра. Баррет видела, как Пэйджен схватил первое ведро воды, переданное ему от колодца кем-то из туземцев. Он выплеснул воду в огонь и бросил ведро на землю, и ведро тут же подобрали, чтобы наполнить снова. В резком свете оранжевого пламени ведра мелькали одно за другим. Пэйджен безостановочно выливал воду в огонь, но Баррет, моргая слезящимися обожженными глазами, не видела никакого результата от его усилий.

Примерно через час все было кончено, уцелевшая крыша темнела уродливым пятном на фоне звездного неба. Пар все еще с шипением поднимался от обуглившегося дерева. Нигалу пришла в голову счастливая идея поднять слонов и заставить их опустошить оловянные емкости, направляя струи на огонь.

Даже этого было недостаточно, подумал Пэйджен, устало стирая грязной рукой пот с лица. Но крыша была спасена и только две комнаты в южном крыле выгорели дотла. К сожалению, его кабинет был одной из них.

– Нигал, проследи, чтобы слонов отвели в деревню и как следует искупали в реке. И никакой работы завтра. Ни на уборке, ни на сушке. Я надеюсь, у тебя припрятан достаточный запас рисовой водки. Выдай каждому хорошую порцию. Люди заслужили выпивку, клянусь Богом!

Полковник появился из темноты и хлопнул Пэйджена по спине.

– Дело чуть было не закончилось скверно, Дев. Даже не хочется об этом думать.

Пэйджен только кивал, устало глядя на черный проем, обезобразивший южное крыло дома.

– А теперь, когда мы живы и невредимы, может, ты расскажешь мне, что ты с риском для жизни искал в своем кабинете? – В голосе полковника звучали нотки упрека. – Ты чуть не погиб там вместе с этой молодой женщиной, которая оказалась достаточно храброй, чтобы отправиться за тобой в самое пекло. Редкая женщина осмелится на это, если ты хочешь знать мое мнение. Но не будем отвлекаться. Мне бы очень хотелось увидеть, что было в той шкатулке.

Слабо улыбнувшись, Пэйджен запустил руку под рубашку и вытащил маленькую, отделанную золотом прямоугольную шкатулку. Он несколько секунд молча смотрел на нее, прищурив глаза. Потом он щелкнул застежкой и подал ее Хадли. Полковник сдвинул брови. Он недоверчиво глянул внутрь небольшого футляра. Он ожидал увидеть все, что угодно, только не это. Хадли осторожно поднял овальную пластинку.

– Миниатюра? – Он ошеломленно глянул на Пэйджена. – Ты рисковал своей жизнью ради нее?

Пэйджен просто пожал плечами. На миниатюре были изображены высокий мужчина с тонкими губами и упрямым подбородком и хрупкая женщина в шелковом платье цвета слоновой кости, сжавшая тонкие белые пальцы на коленях. Перед ними – неулыбчивый мальчик лет семи. Мальчик с глазами взрослого мужчины. Последней фигурой в группе, расположившейся на открытой веранде где-то в районе Шимлы, где горы поднимались изумрудными террасами, была темноглазая индианка; няня, решил Хадли. Ее глаза на портрете были непроницаемыми.

– Но это очень важно для меня, Адриан. Это мое прошлое, запечатленное на картине, то немногое прошлое, которое я оставил. Я ни за что не хотел бы потерять его.

Полковник нахмурился и хотел было что-то сказать, но передумал и вздохнул, пожав плечами.

– Все это прекрасно, но я думаю о настоящем, и ты, наверное, валишься с ног, старина. Лучше позаботься об отдыхе, пока можешь. У нас почти не осталось времени до начала муссонных ливней.

Похлопав Пэйджена по плечу, он утомленно направился по ступеням к своей комнате.

«Я весь покрыт копотью, – мрачно подумал Пэйджен, рассматривая свою обгоревшую и порванную рубашку. – Пропах дымом и очень устал. Надо хоть немного привести себя в порядок и отправляться спать». Но почему-то он направился по темной веранде в противоположном направлении. Подобно лунатику, он беззвучно отпер потайной замок и неслышно открыл тяжелую дверь.

Она сидела на обтянутом ситцем стуле у окна, залитая золотистым светом одинокой лампы. Ее волосы были распущены и спадали на плечи золотым сиянием. Она была еще более красива, чем он помнил. Возможно, это ему показалось из-за недавней угрозы смерти. До боли сжав прохладное гладкое дерево дверного косяка, он неподвижно стоял, глядя на нее, на женщину, которую он изо всех сил пытался возненавидеть.

Ее лицо напоминало алебастровый овал с лазурными озерами глаз. Она не шелохнулась, когда он перешагнул порог.

– Останови меня, маленький сокол.

Его голос звучал приглушенно, как будто сквозь слой сажи, покрывавшей его лицо. Ее губы вздрогнули, но, кроме этого, она ничем не показала, что слышит его.

– Ты завтра же уедешь в Коломбо, – пробормотал он сквозь зубы. – Я пошлю Нигала и еще два десятка людей, если потребуется, но я не могу оставить тебя здесь еще хотя бы на один день.

Женщина на стуле незаметно вздрогнула. Почему эти слова причиняют ей такую боль? Именно этого она ждала и страстно хотела. Или нет?

– Ты будешь в безопасности, – продолжал Пэйджен, стоя уже посреди комнаты. – Примерно за неделю доберешься до Макао. Или ты предпочитаешь Америку?

«Ни то ни другое, – подумала женщина, неподвижно сидящая на стуле, и ее глаза затуманились от слез. – Я хочу остаться здесь. Или где угодно, лишь бы рядом с тобой». Ее пальцы скомкали белую оборку ночной рубашки.

– Ты не возражаешь? Я рад этому, Angrezi, ничто не может убедить меня позволить тебе остаться. Особенно теперь, когда опасность так близка, даже в Виндхэвене, где я надеялся хотя бы на относительное спокойствие. И когда ты с каждой секундой все больше оплетаешь меня своими чарами.

Он был уже совсем рядом, его лицо покрывали глубокие тени. Баррет подняла глаза на пульсирующую жилку, бьющуюся на виске, над белесым зигзагом шрама, пересекающего лицо от брови до подбородка.

– Ты слышишь? Завтра ты уедешь. С первыми лучами солнца.

Медленно и грациозно Баррет поднялась со стула, уронив при этом шаль, соскользнувшую с плеч. Свет лампы немедленно проник сквозь полупрозрачную ткань ночной рубашки, обрисовав в мельчайших подробностях ее прекрасное тело. Пэйджен почти перестал дышать.

– Не пытайся отговорить меня, сокол. Я предупреждаю, у тебя ничего не получится.

Ее тонкие пальцы осторожно прошлись по бледному шраму, пересекающему его глаз. В следующее мгновение, поднявшись на цыпочки, она повторила этот путь своими губами, остановившись на секунду, чтобы поцеловать поцарапанную кожу под глазом. Дыхание Пэйджена с шумом вырвалось из легких.

– О Господи...

Она обхватила широкие плечи, ощутив твердые как гранит мускулы, напряженно перекатывающиеся под покрытой сажей рубашкой. Его глаза были наполовину закрыты, на лице отражалось усилие воли, граничащее с болью.

Так это случится завтра. Остается только одна ночь...

Слова были еле слышными, почти осязаемыми в раскаленных волнах страсти, окружающих двух неподвижных людей.

Возможно, она произнесла эти слова, возможно, он. Скорее всего они оба. Баррет подняла руку и осторожно прикоснулась к его нижней губе, прослеживая ее чувственный изгиб. Пэйджен вздрогнул.

– Остановись, Angrezi.

Она не подчинилась. Вместо этого она придвинулась ближе. Пэйджен сжал зубы и запрокинул голову, как от непереносимой боли. Или от невыразимого наслаждения.

– Нет, – вырвалось у него.

Баррет не отвечала, она стала слишком мудрой, чтобы доверять словам, когда прикосновения могли убеждать так настойчиво, так красноречиво. Она медленно придвинулась ближе, наслаждаясь ощущением его напряженного тела, улавливая солоноватый запах его горячей кожи. Да, это было ее. Это было настоящее и реальное. Никакие подлые уловки Ракели не смогли бы испортить этого ощущения. Все вокруг исчезло, как будто в мире ничего не существовало, кроме этой комнаты, кроме оглушительного стука ее сердца.

И Баррет не могла подумать об отъезде, пока она не испытает это таинственное наслаждение в последний раз. Она чувствовала его разгорающийся жар и упивалась безошибочной уверенностью, что он теряет способность сопротивляться. Забыв обо всех условностях и застенчивости, забыв обо всем, кроме дикого желания полностью узнать его, насколько можно узнать другого человека, Баррет прижималась своим мягким телом к его напряженному торсу.

Она слегка покачнулась, вплотную приникнув к его телу, причиняя мучительную боль мужчине, который все еще сопротивлялся. Она чувствовала, что он вздрогнул, что его сердце забилось, что его неудержимая сила огнем прожигает ее тонкую ночную рубашку. И тогда она наклонила голову, коснулась горячим влажным кончиком языка затененного углубления между его ключицами, потом захватила зубами кожу и неожиданно прикусила ее.

Резкий стон вырвался из горла Пэйджена. Неуловимым движением он схватил ее руки, сжав пальцы так сильно, что ощутил каждую косточку и сухожилие на запястьях. Он отвел глаза.

– Проклятая колдунья, – сказал он резко, перехватывая ее запястья в одну руку и отталкивая ее другой. – Всегда одно и то же, с тех пор когда я впервые увидел тебя. Похоже, я ни на секунду не смог тебя обмануть?

Баррет была слишком поглощена своим собственным голодом, чтобы улыбнуться, почувствовать торжество при его признании. Она только прижалась ближе, сгорая от желания.

– Пожалуйста, Пэйджен. – Ее слова прозвучали робкой, неуверенной просьбой.

– Теперь не надо просить. Я уже не смогу остановиться.

Упругий и горячий язык Пэйджена прикоснулся к ее уху, заставив Баррет по-кошачьи выгнуть спину.

– Твое тело шепчет мне, Angrezi, о жарких снах и таинственных уголках. О, Шива, мы достигнем самых вершин рая.

Она почувствовала прикосновение прохладной гладкой поверхности к бедрам – стол из розового дерева, поняла Баррет. Дрожа от опаляющей страсти, она поняла, что Пэйджен даже не собирался дойти до кровати. Он стягивал тонкий шелк с ее плеч, пока рубашка пышными фалдами не упала вокруг талии. Потемневшие и полубезумные от страсти глаза пожирали ее пышную обнаженную красоту, ослепительно блиставшую в золотистом свете лампы.

– Проклятие, Angrezi. – Пэйджен захватил вздувшиеся и порозовевшие соски сильными шершавыми пальцами, тянул и поглаживал их, пока она не застонала. – Я никогда не испытывал ничего подобного. Возможно, ты тоже...

И тогда он уронил голову ей на грудь. Каждый уголок, которого он коснулся, разгорался буйной жаждой жизни. Он трогал ее языком и гладил, шепча странные незнакомые слова в таинственной мольбе.

У Баррет не было и мысли остановить его, все было забыто, кроме неописуемой радости, которую он доставлял ей. Она сжала его плечо и принялась нетерпеливо расстегивать рубашку. Затаив дыхание, она стянула влажное полотно с напряженных плеч. Пэйджен застонал.

– Это безумие, самое страшное безумие, но я овладею тобой, Angrezi. И на этот раз я возьму не только твое тело, но и душу!

Сгорая от страсти, Баррет прижала губы к его груди. От его кожи пахло чаем, дымом и эвкалиптом, это был солоноватый и загадочный запах мужчины. Его кожа напоминала теплый бархат, покрывающий горячую сталь. Баррет казалось, что она сходит с ума, но это ничуть не тревожило ее. Она ухватила зубами упругий завиток и резко дернула. Пэйджен напрягся, пробормотал что-то на хинди, развел в стороны ее бедра и прижался к ее лону своими напряженными мускулами. Он был огромен и горяч и сгорал от вожделения. Баррет почувствовала страх, но только на секунду, так как огонь желания сжигал все. Мучительно медленно она истязала его саднящую кожу, подчиняясь таинственной мудрости, которая не имела ничего общего ни с памятью, ни с какими-либо знаниями. Внезапно она вобрала в себя мудрость всех женщин, когда-либо живших на свете, всех женщин, когда-либо любивших мужчин.

– Ей-богу, я буду любить тебя всю, Angrezi. Я буду наслаждаться каждым бездыханным стоном, каждым неистовым содроганием. Когда я войду в твое тело, ты почувствуешь меня каждой клеточкой тела. Я проникну так глубоко, что ты никогда не сможешь забыть меня.

Одним движением он сорвал с нее одежду и отбросил ее, и теперь между ними не было ничего, кроме влажного душистого воздуха. Она извивалась и царапалась, подобно дикой кошке, и Пэйджена восхищала ее неуемная страсть. Позже, он знал, он будет сожалеть об этом безумии, но теперь был не в силах остановиться, отказаться от такой редкой красоты, не изведав ее.

Он освободил свою мужественность, даже не остановившись, чтобы стянуть бриджи. Ослепляющее желание было настолько сильным, настолько жестоким, что он не мог думать, он едва мог дышать.

Они были так близко к смерти. Он мог потерять ее навсегда.

Пэйджен с грохотом сбросил со стола хрустальные флаконы и оправленные в серебро щетки, а потом опрокинул ее на спину. Затаив дыхание, он ощутил ее жар и понял, что она готова принять его. Ее тело было гладким и шелковистым, горящим от страсти. Пэйджен был настолько близок к небесам, насколько грешнику вроде него было позволено добраться.

– Пора, Циннамон? Скажи мне.

– Пора, моя любовь. Боже... не заставляй меня ждать.

Он вздрогнул от этой просьбы, пораженный ею даже больше, чем откровенными ласками. Возможно, это была любовь, наконец расцветшая на обломках его жизни.

– Сможет ли Господь простить мне, что я не могу остановиться? Я должен владеть тобой, Angrezi. По крайней мере сейчас, если не могу владеть тобой всегда.

Тогда он устремился в ее тело, его твердое пульсирующее копье проникло в бархатное тепло, и Пэйджен застонал, когда почувствовал, что ее тело с радостью отзывается на его вторжение. Сгорая от желания и ожидания чуда, Баррет запрокинула голову, загипнотизированная таинственной властью его обладания.

Пэйджен овладевал ее телом с яростью и восторгом, таким неудержимым, что он граничил с мучением, не сдерживая своих эмоций, чувствуя, что его душа проникает в нее.

Или, возможно, это была ее душа, проникающая в его тело. Он без остановки твердил ее имя, и в его голосе звучали одновременно обещание и просьба. Пэйджен осыпал ее словами любви на всех языках, которые когда-либо знал. Он торжествующе вскрикнул, как только она напряглась под его тяжестью, и ее ногти впились в его плечи.

– Пэйджен, о Боже, я... о-о-о!

Она задрожала, чувствуя, что ее тело начали сотрясать судороги наивысшего наслаждения их близостью, слиянием мягкости женщины и напряженной стали мужчины.

Свет струился вокруг них, не только видимый, но и осязаемый, и горячие серебряные волны, древние, как само время, казалось, поднимают ее, проникая в каждый нерв, в каждую капельку крови, с каждым колебанием приближая ее к вершинам рая. Пэйджен прижимал ее к себе, наслаждаясь каждой мягкой волной дрожи, каждым приглушенным прерывистым всхлипыванием, оставаясь все еще твердым как камень внутри ее тела.

И когда ее дрожь прекратилась и ее темно-голубые глаза открылись, ослепленные от вожделения и еще чего-то, что Пэйджен наконец осмелился признать любовью, он начал снова погружаться в ее лоно, то продвигаясь глубже, то отступая, лаская и дразня бархатные лепестки ее женственности. Она неистово сжала его, вздрогнув от сознания, что восторженное наслаждение снова охватывает ее. И каждый раз, когда он останавливался и отступал, словно не решаясь погрузиться в нее до конца, он обрекал ее на немыслимые мучения, которые в то же время были бесконечным и немыслимым счастьем.

– П-Пэйджен!

– Да, любовь моя, почувствуй, как торжество любви наполняет тебя. Это дыхание самой жизни, единственная радость, которую боги оставили нам, когда изгоняли людей из рая.

– Н-не надо! Я не могу...

– Ты сможешь, мой цветок. И на этот раз тебе будет еще лучше.

Он проник глубже, достигая полного слияния. Она задрожала, неимоверный восторг переполнял ее снова. В ее торжествующем крике послышалось недоверие, переходящее в буйную радость.

Только тогда Пэйджен, запрокинув голову, осмелился на решительный финиш: хрипло застонав, он заполнил своим горячим семенем ее лоно. Он спохватился, не положили ли они начало новой жизни той ночью, но мысль была слишком неясна, и было поздно испытывать опасение или сожаление. Потому что к тому моменту чудо уже свершилось. Все, что он мог осознать, было бесконечное возвращение домой и ее любовь. Любовь, на которую он уже не надеялся. Он мог бы поклясться, что воздух наполнился ароматом роз и жасмина, когда он в последний раз застонал, не отрываясь от ее кожи, и забылся от счастья.

– Ты грязный.

Они наконец-то добрались до кровати и устало растянулись, даже не сняв остатков одежды. Слова Баррет прозвучали ласковым, полунасмешливым обвинением. Ее голова покоилась на плече Пэйджена, а пальцы лениво перебирали жесткие черные завитки под ее щекой.

– Гм-м-м.

– Ты весь покрыт сажей, и от тебя пахнет.

– Я и не сомневался в этом.

– Ты чуть не погиб на пожаре! – добавила Баррет почти серьезно.

– А ты бы пожалела об этом, маленькая колдунья?

Пальцы Пэйджена прошлись по изгибу ее бедра, внезапно напрягшегося. Баррет помедлила с ответом: она была слишком пресыщена, слишком утомлена, чтобы мгновенно почувствовать возбуждение. Его пальцы сжались сильнее.

– Хорошо, грубиян. Ты не собираешься встать, пока не получишь немедленного ответа...

– О, я встану и за меньшее вознаграждение, – угрюмо сказал Пэйджен. – Мне кажется, такая искусная кокетка, как ты, могла бы заставить меня встать... э-э... даже только взглянув в мою сторону.

Краска бросилась в лицо Баррет, как только она вспомнила их ожесточенное слияние, их отчаянную взаимную страсть всего несколько минут назад. Ее глаза затуманились от воспоминаний, и она тихонько вздохнула.

– Да, хвастун, я бы пожалела.

Ее пальцы рыскали по его груди, пока не наткнулись на сосок. Она улыбнулась, когда он вздрогнул от ее прикосновения.

– Я бы сожалела об этом больше, чем ты можешь себе представить, – сказала она мягко. – Гораздо больше, чем надо. И я, должно быть, сошла с ума, чтобы признаться в этом.

Но ее слова сопровождались несильным толчком в его грудь, а потом ее пальцы прошлись по его бедрам. Он напрягся немедленно, его мужественность воспрянула, похожая на гладкое литое копье, заполняющее ее пальцы.

– О Боже, Angrezi. Что ты со мной делаешь!

Баррет улыбнулась таинственной улыбкой женщины, уверенной в ее власти над мужчиной, женщины, ставшей храброй в своей любви.

– Так тебе нравится дразнить меня, маленький сокол? – резко выдохнул Пэйджен, опираясь на локоть, чтобы взглянуть в ее лицо. Он нетерпеливо содрал с себя бриджи и поймал ее за плечи, заставив усесться верхом на него.

– Пэйджен, я...

В его глазах сверкнули темные молнии.

– Теперь уже поздно жаловаться, Angrezi. Ты разбудила зверя, и тебе придется прокатиться на нем.

Говоря эти слова, он то поднимал, то опускал ее, дразня ее запылавшее лоно своим пульсирующим копьем. Не ослабляя контроля, он касался ее, проникал внутрь, а затем отступал снова и снова. Баррет вцепилась в его плечи и изогнулась дугой.

– Пэйджен!

– Ты хочешь меня, Angrezi? Тебе это так же необходимо, как и мне?

Ее ответом был только хриплый стон и нетерпеливое, ищущее движение бедер. Баррет неясно ощущала его непреодолимую потребность, чувствовала неуверенность, которая заставила его сомневаться в том ослепительном счастье, которое они нашли. Тогда она ответила ему, увлекая его за собой мягким инстинктивным движением, от которого Пэйджен задрожал. И после ее ответа состязание шло среди равных, они оба дарили и получали наслаждение. Круг замкнулся, пыл страсти метался взад и вперед между ними, подобно серебряной молнии над далекими холмами.

– Теперь, Пэйджен! О Боже...

Он проник глубже, совершенно заполняя ее, предлагая ей все, чем он владел сейчас и в будущем, и Баррет отвечала ему тем же. Затаив дыхание, сплетя руки, прижавшись бедром к бедру, они бездумно наслаждались своим счастьем.

– Теперь, Angrezi, – решительно прошептал Пэйджен. – Теперь и навсегда.

А потом он приказал слугам внести блестящую медную ванну с горячей водой, и они заботливо мыли друг друга. Но мыло выскользнуло из рук, и вода расплескалась по всей комнате, когда забота сменилась энергичной борьбой. А борьба уступила место новым ласкам, как только искры страсти снова вспыхнули в них.

Издалека, из-за спящих чайных полей, с увенчанных туманом синих холмов донесся долгий угрожающий рев тигра. Но они не прислушались к этому предупреждению.

 

Глава 43

Позвякивание металла пробудило Баррет от приятного сна. Она сморщила нос и уткнулась в подушку. Ей снилось что-то очень мягкое. Что-то прохладное, как атласные простыни. Снова раздался металлический звон, на этот раз ближе. Баррет поднялась в кровати, прижав прохладное полотно к груди, ее глаза все еще были затуманены сном.

– А, мэм-сагиб наконец проснулась. Вам потребуется ванна.

Быстрые темно-карие глаза мгновенно заметили и спутанные волосы Баррет, и беспорядочно скомканные простыни, и углубление на второй подушке, уже опустевшей. Баррет окинула взглядом комнату и убедилась, что мужчина, деливший с ней постель, исчез.

Мита фыркнула – явно неодобрительно. Только теперь Баррет увидела холодность в глазах женщины и отчуждение на ее лице.

– Да, спасибо, Мита. Ты очень... догадлива.

Служанка пожала плечами и с любопытством осмотрела спальню. С кошачьей грацией она подошла к окну, нагнулась и двумя пальцами подняла с пола ночную рубашку Баррет, разорванную пополам.

– Вас, наверное, совсем замучили кошмары этой ночью, мэм-сагиб.

С этими словами она положила стопку свежих полотенец, скользнула к двери и исчезла, даже не обернувшись, оставив Баррет ломать голову, что именно из случившегося прошлой ночью стало известно всем и каждому в этом доме.

Примерно через час появился Маг, приветствуя ее болтовней через окно, пока Баррет вытиралась после ванны.

Маленькая обезьянка робко уселась на подоконник и покачивалась, следя темными мудрыми глазами за каждым движением Баррет. Серая головка поворачивалась из стороны в сторону, наблюдая за перемещениями женщины. Широкие ноздри трепетали, как будто обезьяна могла определить настроение Баррет по запаху.

Вспомнив их последнюю схватку из-за корсета, Баррет решила, что Маг заслуживает еще нескольких минут внимания. Она натянула панталоны и пышную батистовую нижнюю юбку. А потом открыла сундук из сандалового дерева, где была сложена ее остальная одежда.

Как только Маг увидел желанный корсет, его нос сморщился. Обезьянка быстрее запрыгала туда-сюда по подоконнику. Баррет делала вид, что ничего не замечает, – она неторопливо надевала короткий лиф. Раны на спине уже зажили. Маг задумчиво фыркнул и спрыгнул с подоконника, отправившись назад, в зеленый мир за окном.

«Так-то лучше, – подумала Баррет, – чем связывать себя этой неестественной одеждой, которую мы вынуждены носить». Она уже собралась заняться корсетом и спутанной гривой волос, когда услышала крик и топот ног по коридору.

– Мэм-сагиб! Пожалуйста, поторопитесь, мэм-сагиб.

Дверь вздрогнула от удара и распахнулась через секунду. В криво повязанном саронге, с искаженным от беспокойства смуглым лицом, на пороге появился Нигал, Хадли стоял у него за спиной.

– Плохо дело, мисс Баррет. На этот раз все очень плохо! Хозяин... Тигр... они схватили его.

Баррет покачнулась и побледнела, ухватившись за спинку стула, чтобы не упасть.

– Схватили? Боже, нет!

Лицо Нигала выражало крайнюю тревогу.

– Они... они поймали его у навеса для сушки чая. Это была хорошо подготовленная группа, все с винтовками.

Хадли что-то мрачно пробормотал, потом поднял голову.

– Я должен идти.

Сердце Баррет тревожно забилось.

«О, Пэйджен, будь осторожен, мое сердце. Будь очень, очень осторожен».

И тогда ее мозг начал лихорадочно работать, оценивая возможности и силы. Это было бы весьма опасно, конечно. Это могло стать невозможным, если Мита не сможет найти необходимые компоненты. Но она должна попытаться.

Когда Хадли вернулся, он только угрюмо взглянул на Баррет, пока наливал себе воды и вытирал пот со лба.

– Я думаю, вам лучше присесть, моя дорогая.

Баррет схватилась руками за стол.

– Что случилось? Господи, он не... Вы ведь не нашли его тело?

– Нет. Но я нашел вот это. Это было оставлено на тропе, ведущей к нижним полям, где он был схвачен.

Хадли протянул ей листок бумаги. Баррет взяла его и нетерпеливо прочла. Ее ужас увеличивался с каждым словом.

«Здесь, моя дорогая Баррет, лежит мизинец твоего любовника. Я буду отрезать по одному пальцу каждый час, пока ты не принесешь мне рубин. Я буду ждать тебя у большого водопада за верхними полями. Не задерживайся. Потому что, когда его пальцы кончатся – если он к тому времени будет все еще жив, конечно, – я отрежу его...»

Баррет покачнулась, последние строки расплылись перед ее глазами. Она уронила записку и, смертельно побледнев, повернулась к полковнику:

– Боже, что нам делать?

Он пересек комнату и обнял ее за плечи.

– Что делать? Мы постараемся спасти его, конечно! И мы сделаем это, если отыщем этот проклятый камень.

– Разве вы знаете, где он?

Хадли сурово взглянул в ее глаза.

– Боюсь, что нет. Но Ракели верит, что он находится здесь. Возможно, он прав. Это означает, что нам лучше приняться за работу.

– Нет, вы отправляйтесь на поиски, а мы с Митой обыщем весь дом. Боже, у нас так мало времени...

Они оба замолчали, размышляя о последней жестокой угрозе в записке. Хадли недолго колебался и кивнул:

– Очень хорошо. Я возьму с собой десяток людей и устрою засаду около водопада. Если Ракели пошлет хоть кого-нибудь, я расспрошу этого ублюдка. И тогда я выясню все, что он знает, даже если мне придется разрезать его на мелкие кусочки. – Его внимательные глаза осмотрели лицо Баррет. – С вами все будет в порядке?

– Да, только... только поторопитесь.

Помрачнев, Хадли достал винтовку из оружейного шкафа и вышел.

Баррет и Мита начали поиски в спальне Пэйджена, а потом перешли к остальной части дома. Они разрезали стеганые одеяла, выворачивали карманы и даже содрали обивку с красивых старинных стульев. Но так ничего и не нашли. Никакого следа рубина. С каждой минутой, сознавала Баррет, время Пэйджена истекало. Она нетерпеливо снимала одну за другой обуглившиеся книги с почерневших полок в его кабинете, надеясь, что в одной из них мог быть тайник. Но книги только шелестели в ее пальцах полусгоревшей бумагой.

Баррет едва ли заметила подошедшего Мага, который носился вокруг, постоянно что-то болтая. Внизу, в зале, начали бить бронзовые часы. Крайний срок приближался.

Кожаный футляр появился через пятнадцать минут. Нигал обнаружил его на ступенях и немедленно принес Баррет. Коробочка напоминала футляр для драгоценностей, была сделана из хорошей старой кожи и украшена золотой гравировкой и псевдогеральдическим крестом, который Ракели придумал для себя.

Как в кошмарном сне, Баррет медленно откинула крышку. В ту же секунду она вскрикнула, и коробка покатилась на пол с глухим стуком. Слезы застилали глаза, как только Баррет подумала о кровавом обрубке, тщательно обернутом в белый шелк. Ракели выполнил свою первую угрозу.

Мита вбежала, увидела на полу футляр и пронзительно вскрикнула:

– Это... Они...

Баррет кивнула, ничего не видя от слез, ручьем сбегающих по ее щекам.

– Там нет никакой подписи, полковник?

– Ничего. И скоро Тигр...

– Нет, Мита! Мы не можем этого допустить! – Баррет энергично вытерла слезы. – Есть здесь какая-нибудь лаборатория? Место, где Пэйджен хранит химикалии и инструменты?

Мита кивнула.

– Но почему, мэм-сагиб...

– Не спрашивай. Просто проводи меня туда. – Баррет потянула Миту к двери. – Быстро, Мита! Мы должны спешить!

Ни одна из них не заметила маленькую пушистую фигурку, которая последовала за ними по коридору.

– Сколько нужно частей гремучей ртути – три или четыре?

Бормоча себе под нос, Баррет осматривала огромное каменное помещение, заполненное инструментами, колбами, ножами, мехами и всякими другими предметами, необходимыми в таком огромном имении, как Виндхэвен. Она осмотрела полки, заставленные аккуратно помеченными бутылками с химикатами. Слава Богу, Пэйджен держал здесь хорошо укомплектованную лабораторию. Но сам процесс был достаточно опасным, даже если соблюдать все пропорции. А если она хоть в чем-нибудь ошибется... Дрожь пробежала по ее спине. Она не ошибется. Она не может этого допустить.

Спустя несколько минут Баррет откинулась на спинку стула, усталая, но торжествующая. Все было правильно, она уверена в этом! Хвала Господу, в лаборатории Пэйджена имелись все необходимые элементы, чтобы составить нужную смесь. Теперь осталось только выработать точный план действий.

– Что вы задумали, мэм-сагиб? Хозяина могут убить, если мы не поспешим!

– Ничего не бойся, Мита. Я почти закончила. – Баррет осторожно закрыла пробкой стеклянную бутылку, заполненную результатами ее работы, и направилась к двери. – Что бы ни случилось, смотри, чтобы я не уронила ее.

Увидев Мага, метавшегося взад и вперед у ее ног, Баррет улыбнулась, впервые почувствовав, что у них появился слабый проблеск надежды.

– Это относится и к тебе, Маг.

Но ее улыбка тут же пропала. Обе женщины застыли на месте, услышав пронзительный крик Нигала: прошел еще один час.

Точно в назначенное время появилась следующая коробка. Внутри ее была только пропитанная кровью записка.

«Я очень разочарован в тебе, моя дорогая Брет. Мне казалось, что ты любила его. Он теряет много крови, как ты видишь. Такая жалость. В следующий раз, боюсь, я буду вынужден отрезать сразу два пальца».

Баррет покачнулась и прижала пальцы к губам. Она удерживалась от рыданий, лихорадочно перебирая в уме все возможности, ее мысли метались, как загнанные зверьки. Было слишком опасно использовать эту формулу. Имелось еще много формул, но у нее не было времени для экспериментов. Баррет поспешно выпрямилась, ее взгляд стал твердым. Сначала она должна как-то убедить Ракели, что отыскала рубин. Только это дало бы ей время, чтобы вызволить Пэйджена, прежде чем...

Энергичное дерганье за юбку заставило ее нахмуриться. Она посмотрела вниз и увидела перед собой Мага, держащего ее за подол и сверкающего темными глазами.

– Да, малыш, я знаю, что ты взволнован. Как и все мы. Но мы должны спешить, если хотим спасти его!

Обезьянка принялась скакать вверх и вниз, не выпуская юбки Баррет.

– Все в порядке, ты можешь идти с нами. Нам понадобится любая помощь, а ты сможешь пробраться куда угодно. – Баррет попыталась освободиться. – Отпусти же меня!

Пронзительный протест слышался в крике обезьяны. Она стрелой помчалась к двери, потом вернулась, глядя в лицо Баррет темными умоляющими глазами.

– Что с тобой происходит? У меня нет времени. Маг! Я не могу с тобой играть!

Но серый зверек остановил ее и попытался увести в дом. Баррет решила не сопротивляться, так как ей все равно надо было возвратиться, чтобы собраться. Взяв обезьянку за лапу, Баррет что-то бездумно говорила, чтобы успокоить ее, пока они не дошли до ступеней веранды.

Но когда Баррет попробовала высвободить руку, Маг зарычал и обнажил ряд блестящих белых зубов.

– Маг! Что...

– Он пытается что-то сказать нам, – сказала Мита, подойдя ближе. – Он никогда раньше не позволял себе таких выходок, мэм-сагиб. Мы должны пойти за ним!

– Очень хорошо, но только ненадолго. Я не могу ручаться, что эта смесь долго останется устойчивой.

Пронзительно вереща, Маг тянул Баррет через зал, мимо обгоревшего кабинета, к двери в спальню Баррет. Там он выпустил руку Баррет и стрелой помчался к открытому сундуку. Он почти забрался внутрь и начал выбрасывать нижние юбки и платья.

– Боюсь, как бы он не заболел от переживаний, – тихонько сказала Баррет Мите.

– Возможно, но...

В этот момент обезьянка медленно выбралась из сундука, торжествующе сжимая в пальцах белый сверток. Маг подскакивал вверх и вниз, испуская оглушительный свист.

– О, только не это! Господи, Маг, сейчас не время для...

Но маленькая обезьяна не обратила на ее слова никакого внимания. Она бросила корсет на пол и встала на него, умоляюще глядя на Баррет.

– Что с тобой, малыш?

Обезьяна протянула корсет прямо в руки Баррет. Как только она взяла его, Маг стремглав вскочил на кровать и вцепился в одну из стальных пластинок корсета.

– Ты злой маленький... – Баррет наморщила лоб. – Что ты...

И тогда она замолчала. Одна из пластинок корсета отличалась от других – она была сильно погнута. Без сомнения, именно она впивалась ей в ребра. С изумлением Баррет наблюдала, как Маг пытается достать планку через маленькое отверстие.

Баррет опустилась на колени рядом с кроватью. Швы сильно потерлись, и саржа села, так что было трудно уцепиться за кончик пластинки, но объединенными усилиями им удалось справиться, и Баррет наполовину вытянула стальную планку. Но выступ под тканью не стал меньше. Сердце Баррет тревожно забилось.

– Ножницы, Мита, скорее!

Баррет даже не оглянулась, когда Мита через секунду вложила тяжелые ножницы в ее руку. Пластинка со звоном упала на пол. И вслед за ней упал еще какой-то предмет – овальный и блестящий, сверкающий багряными огнями.

«Глаз Шивы».

 

Глава 44

Баррет судорожно сжала пальцы, увидев сверкающий драгоценный камень.

– Господи, он был там все время! И Маг знал это. Возможно, он сам и засунул его туда! – Она осторожно подняла камень. В ее пальцах рубин вспыхнул кроваво-красными лучами. – Но как...

Мита истерично хихикнула.

– Я взяла его! Пусть боги простят меня, но это была я! – Она умоляюще сложила руки на груди. – Я... я была в публичном доме, когда сэр Хамфри... когда его...

– Ты, Мита? Но ты не могла...

– Нет, я не убивала его. Хотя, если бы Пэйджен не спас меня, кто бы мне поверил? Но провидение решило иначе. Я возвращалась, выполнив какое-то поручение, когда услышала приглушенный крик, а вслед за ним глухой удар падающего тела. Когда я заглянула в открытую дверь, сэр Хамфри лежал на спине и в его глазах стоял непереносимый ужас. А рядом с ним я нашла это.

– И ты взяла его?

Стройная женщина кивнула, и слезы покатились по ее лицу.

– Я знала, что Тигр никогда не одобрит этого, потому что он ненавидел этот камень. Но камень принадлежал ему, вы понимаете? Ему предстояли немалые расходы после приезда, а после неоднократных нападений бандитов Ракели ему пришлось увеличить плату рабочим. – Мита сжала кулаки. – Я поступила неправильно, я знаю, это большой грех. Но я хотела ему только добра. А потом... – У нее перехватило дыхание. – Через неделю после нашего приезда рубин исчез. Я боялась, что потеряла его или один из рабочих его украл. Но это сделал Маг!

Баррет набрала полную грудь воздуха, пробуя сосредоточиться.

– Я знаю, что у тебя были добрые намерения, Мита. Но... но теперь мы нашли его! Мы можем спасти Пэйджена! Иди и приведи людей. И принеси тонкую пеньковую бечевку, побольше веревки! Скорее!

Как только Мита выбежала из комнаты, Баррет принялась разглядывать камень в руке, чувствуя странные волны жара, струящиеся через ее пальцы.

– Святой Иисус, любые боги, которые правят этим миром, пожалуйста, не допустите, чтобы я опоздала. – Рядом с ней забормотал Маг, и Баррет погладила его пушистую голову дрожащими пальцами. – Держись, моя любовь, – прошептала она, чувствуя, как языки пламени касаются ее ладони, на которой лежал великолепный драгоценный камень.

Он очнулся, чувствуя холод и сырость, страшную головную боль и кровь, стекающую по щеке.

– А, большой Тигр просыпается. Давно пора.

Черные лакированные ботинки возникли перед его глазами, с которых давно была сорвана повязка. Что-то было связано с этими ботинками...

Нога поднялась и врезалась в его голову с оглушительной силой. Пэйджен попытался подняться, пробовал вытянуть руку, но обнаружил, что не мог даже шелохнуться, поскольку весь был опутан веревками, как кокон. Медленно отступили черные волны боли, и Пэйджен узнал человека, который расхаживал перед ним, держа кнут в руке. Его лицо напоминало гротескную маску, вместо одного глаза зияла пустая глазница. Губы Пэйджена скривились в издевательской усмешке.

– Это снова ты, Рэнд. А где Ракели? Или он и на этот раз побоялся приехать?

Его сторож злобно улыбнулся:

– Как я вижу, Пэйджен, ты не забыл меня. Как давно это было – три месяца назад? Четыре? Ты, конечно, помнишь ту ночь в Коломбо. В ту ночь ты лишил меня глаза.

Черные ботинки придвинулись ближе, остановившись в нескольких дюймах от лица Пэйджена.

– Око за око, как сказано в Библии. Все честно, если вспомнить, что ты почти лишил меня моего глаза. – Пэйджен говорил и лихорадочно пытался что-то вспомнить. Конечно! Отпечатки ботинок. Почему он не заметил этого сразу? Они были неодинаковые, один из них – левый – был слабее, что указывало на хромоту. На человека, которого Пэйджен ранил в схватке три месяца назад в Коломбо.

– Едва ли это справедливо, старина. Ты, по крайней мере, остался с двумя глазами. – Ботинки шаркнули по земле. – Но ненадолго. Я надеюсь, что мне понравится разрезать тебя на маленькие кусочки. Я только сомневаюсь, что ей приятно будет наблюдать. Конечно, это заставит ее быть очень изобретательной, чтобы убедить меня остановиться.

Человек запрокинул голову и рассмеялся, его сморщившееся лицо и безглазая впадина выглядели отвратительно.

– Да, это может стать самым большим развлечением после того небольшого набега в Пенджабе в пятьдесят третьем году.

В следующий момент его ботинок поднялся над рукой Пэйджена, и он снова расхохотался.

– Это то самое место?

Баррет присела позади гряды валунов и сняла с плеча тяжелую кожаную сумку. Рядом с ней была Мита.

– Да, конечно, мисс. Это сразу за холмом, водопад, о котором говорилось в записке. Но где же человек с сердцем шакала и его воронье?

– Они близко, можешь не сомневаться, – мрачно произнесла Баррет.

Над ними тихо плыла луна, полускрытая легкими облаками, заливая серебряным светом узкую скалистую долину. Баррет нахмурилась. Ей все это не нравилось. Их наверняка заметят, когда они будут подниматься к вершине. Но, может быть, это и к лучшему. Да, это сыграет им на руку. Баррет поспешно обернулась к Мите:

– Ты помнишь все, о чем мы договаривались? Бутылки и бечевка у тебя с собой?

– Я все помню, мисс. Каждую деталь, каждую мелочь!

Баррет порывисто вздохнула, пытаясь подавить страх:

– Тогда... я пойду. Жди здесь, пока я не скроюсь из поля зрения.

Баррет медленно встала, сбросила с плеч темное покрывало и поправила светлое шелковое платье.

Имелось много способов маскировки, говорил Пэйджен, и никогда нельзя знать, который сработает лучше всего. Она молилась, чтобы он оказался прав. Решительно одернув быстрым рывком низкое декольте, Баррет направилась к водопаду.

Она прошла уже почти половину пути, когда услышала хруст гравия у себя за спиной. Она повернулась, но тут же почувствовала твердые пальцы, прижатые к ее рту.

– Очень жаль, что мне пришлось убить вашего друга Крейтона, – прокаркал резкий голос. – Ему было бы приятно видеть вас в этом платье, мисс Уинслоу.

– Кто...

Ей больше ничего не удалось сказать. Ей вывернули руки и связали за спиной, и в следующую секунду она ощутила грязную ткань, засунутую в рот. Потом ее толкнули вперед, вверх по холму. Один раз она споткнулась, и провожатый резким рывком поднял ее на ноги. Слезы струились по ее лицу, но Баррет пыталась сосредоточиться на серебристом облаке над водопадом, пытаясь определить, куда ее ведут. Она снова притворилась, что споткнулась, и опустилась на колени, стараясь запомнить местность. Внезапно металлическое дуло уперлось ей в спину.

– Поторопись, сука. Перестань ломаться, или ты уже никогда не увидишь своего любовника. И судя по тому, как ты стонала, когда он пользовал тебя прямо под водопадом, я бы сказал, что тебе просто необходим мужик между ногами. – Цепкие пальцы впились в ее плечи. – Только на этот раз этим мужчиной буду я, слышишь? И твой проклятый виконт получит немалое удовольствие, наблюдая за нами.

Злобно рассмеявшись, провожатый подтолкнул ее вперед, прямо под струи водопада. Баррет чуть не задохнулась от потоков холодной воды. Когда она прошла сквозь водопад, ее платье прилипло к задрожавшему от холода телу, как только откуда-то подул ветерок.

Баррет широко открыла глаза. Перед ней протянулся узкий туннель, освещенный факелами. Подземная пещера! Прямо под водопадом.

– Топай вперед.

Твердый ботинок толкнул ее в спину, отчего она чуть не упала на колени. Баррет побрела вперед. По крайней мере, теперь она знала, что Пэйджен был все еще жив. Вокруг со звонким эхом падали капли воды. В свете факелов стены искрились кристаллами сапфиров, рубинов и аметистов. Но все они были слишком малы, чтобы быть ценными. В отличие от громадного рубина, который Баррет спрятала под своим платьем. Но пока еще рано было говорить о нем, его время еще не пришло.

Провожатый торопливо подталкивал ее вперед, а ветерок все еще не переставал холодить лицо. Через некоторое время они добрались до большой пещеры, украшенной природой сталактитами и сталагмитами.

А в дальнем углу пещеры, связанный по рукам и ногам, лежал Пэйджен, и капли крови стекали с его разбитой брови. Баррет, смертельно побледнев, рванулась вперед, увидев кровь, струившуюся из его руки. Она не успела прикоснуться к нему, как ее грубо отдернули назад.

– Рановато, милашка. Ты еще не отдала мне ту маленькую безделушку.

Пэйджен безуспешно рванулся из кожаных пут.

– Не делай этого, Angrezi! Ничего не говори этому ублюдку.

Рэнд остановил Пэйджена жестоким пинком.

– Заткнись, – зарычал он. – Теперь очередь леди говорить.

Баррет вздрогнула, увидев впервые отвратительную безглазую впадину и шрамы, пересекающие все его лицо. Она понимала, что не могла не отдать рубин, или все будет потеряно.

– Я... я, конечно, отыскала рубин, но я не такая дура, чтобы принести его с собой. Я хочу получить свою долю, как ты понимаешь. Я не собираюсь проделывать весь этот путь понапрасну.

Рэнд напрягся.

– Чтобы торговаться, ты должна иметь что-нибудь в руках. А я подозреваю, моя дорогая, что все карты в моих руках.

– Не все. У тебя нет рубина. Но ты мог бы найти его, – насмешливо сказала Баррет. – Расстегни мой корсаж, и ты сможешь получить то, что ты ищешь.

Человек нахмурился, на его лице отразились одновременно и желание, и подозрение, и жадность. Он подошел ближе и разрезал веревки на ее руках, приставив револьвер к ее груди.

– Я не хочу никаких случайностей, сука. Ты сама расстегнешь платье. И сделаешь это медленно и осторожно. Помни, что твой любовник получит первую пулю, если ты выкинешь какую-нибудь глупость.

Баррет постаралась скрыть свои опасения и медленно подняла руки к верхней пуговице платья. Под пристальным взглядом Рэнда она расстегнула ее. Потом вторую. Баррет неторопливо опустила ткань пониже. Под платьем не было ни корсета, ни сорочки. Только великолепная розовая кожа. Затененная впадина и теплая выпуклость ее груди были почти открыты. Мужчина перед ней без остановки переминался с ноги на ногу, в его паху ясно обозначилась выпуклость.

Наконец он не выдержал и схватил ее. Он втолкнул свой язык в ее рот и впился пальцами в ее бедра, крепко прижав к себе. Баррет чувствовала возрастающую тяжесть его желания и изо всех сил старалась не вздрогнуть и не отпрянуть, сознавая, что это единственный способ помочь Пэйджену.

Грубые пальцы прошлись между ее ногами, и она едва удержалась от стона.

– Тебе нравится? Я доверяю выбору Пэйджена. У него всегда было особое чутье на шлюх, даже тогда, в Канпуре. Да, даже когда женщина легкого поведения была его родной матерью!

Его смех заполнил каменную пещеру, заглушая гневные проклятия Пэйджена. Пронзительный нетерпеливый окрик, донесшийся из туннеля, прервал его веселье. Рэнд торопливо отпихнул Баррет и снова связал ей руки за спиной, любуясь видом ее груди, вздымавшейся поверх расстегнутого платья.

– Наслаждайтесь, – бросил он. – Вы можете провести последние минуты вместе.

Он отвернулся и бросил револьвер мускулистому индусу, стоящему у стены.

– Хорошенько стереги их, – прорычал он и исчез в туннеле.

Баррет немедленно бросилась к Пэйджену. На глазах у невозмутимого охранника, сжимавшего в руке револьвер, она прижалась щекой к лицу Пэйджена, еле сдерживая слезы.

– Слава Богу, ты жив! Но... моя любовь, твой... твой палец!

– Порезан, но неглубоко. Ублюдки не стали рисковать моей жизнью, опасаясь потери крови, пока они не получили проклятый рубин по крайней мере. Они отрезали палец у бедного бродяги, надеясь, что это убедит тебя действовать быстрее.

С большим трудом Пэйджен приподнялся.

– Придвинься ближе, Циннамон. Я должен добраться до твоей цепочки.

Баррет подползла ближе, стараясь не обращать внимания на боль от веревок, впивающихся в ее запястья.

– Поцелуй меня, маленький сокол. И сделай это убедительно, чтобы проклятый сторож не мог усомниться в твоей искренности.

Для Баррет не составило никакого труда прильнуть к его груди и жадно поцеловать его. Позволить ее любви вспыхнуть огнем в ее глазах. Теперь это было самым легким делом в мире. Туземец молча наблюдал за ними, прищурив глаза. Сердце Пэйджена громко билось у самого ее уха.

– Господи, Angrezi, не старайся так, а то я никогда не смогу сосредоточиться!

Баррет еле сдержала смех и посмотрела в его лицо сияющими глазами. Он был жив. И только это имело значение.

– Мы выберемся отсюда, я обещаю тебе, – прошептал Пэйджен. Он наклонился ближе. – Приподними свои юбки. Я должен добраться до той цепочки. – По его лицу пробежала тень. – Ты еще не сняла ее?

– Я бы очень хотела, но мне не удалось справиться с замком.

– Слава Богу и за это.

Шурша шелковым платьем, Баррет осторожно приподнялась, пока его пальцы не оказались на ее талии. Закрыв глаза, она ощутила мозолистые ладони на животе. Даже теперь ее дыхание становилось прерывистым, когда она вспомнила о том, как он прикасался к ее телу и возбуждал дикий неудержимый голод на полянке. Пэйджен нежно коснулся поцелуем ее шеи.

– Правильно, думай об этом, Angrezi. Думай о всех наслаждениях, которые я подарю тебе, когда мы отсюда выберемся. Потому что мы не собираемся умирать в этой пещере, я обещаю тебе. – Пэйджен облегченно вздохнул. – Я справился с замком! Теперь мне надо только...

Из туннеля послышался звук приглушенных шагов.

– Проклятие! Рэнд возвращается. – Пэйджен на мгновение задумался. – Мне необходима твоя помощь, Циннамон, нам обоим придется потрудиться. Наклонись ближе.

Подняв связанные руки, он схватил отвороты ее корсажа и рванул оставшиеся пуговицы. Как только Пэйджен глянул на свою работу, его зубы скрипнули.

– Я бы хотел, чтобы имелся другой путь, Циннамон, но мне необходимо отвлечь его. И, клянусь Богом, никто так хорошо не может отвлечь мужчину, как ты.

В следующий миг он осторожно отвел ткань платья. Он вздрогнул, когда его потемневшие глаза нашли ложбинку между ее грудями. Баррет беспокойно пошевелилась, скрывая свой страх.

– Продолжай, моя любовь. Сделай все, что нужно.

Хрипло выругавшись, Пэйджен снова поднял руки к платью, но тут же остановился.

– Господи, я... я не смогу.

– Хорошо, тогда я сама это сделаю.

Резко выдохнув, Баррет крутилась то вправо, то влево, пока ткань не соскользнула с мягким шорохом к ее талии. Ее грудь матово светилась в полутьме пещеры, розовые соски напряглись от холода. Глаза Пэйджена стали похожи на темные бездонные озера.

– Я всегда знал, что ты необыкновенная женщина, Angrezi. Теперь наклонись ко мне.

И тогда он поцеловал ее, не обращая внимания на то, что оба они были связаны, жар его любви заслонил и пещеру, и ночь, и само время, и этот огонь перешел к Баррет, так что они не сразу услышали хруст гравия под тяжелыми шагами.

– Какая трогательная сцена! Мне почти жаль нарушать вашу идиллию. Но меня сейчас беспокоит кое-что другое, например рубин, – раздался голос Рэнда. – Где он?

Баррет замерла, ее сердце лихорадочно стучало в груди. Она медленно отодвинулась от Пэйджена, оценивающе прищурив глаза.

– Возможно, я собираюсь изменить свои намерения, Рэнд. Понимаешь ли, я осознала, что не хочу умирать сейчас, когда у меня впереди многие годы прекрасной жизни. Позволь мне, и я проведу тебя к драгоценному камню. Только подумай – ты, я и множество прекрасных вещей, которые сможет предоставить нам рубин.

Рэнд помрачнел:

– Почему я должен тебе верить?

Баррет неторопливо приподнялась, ее обнаженную грудь залил золотистый свет фонаря.

– О Господи!

Прерывистое дыхание Рэнда ясно отдавалось под сводами пещеры. Он рявкнул на своего невозмутимого помощника, который пожал плечами и направился к выходу из пещеры. Тогда Рэнд схватил Баррет и рывком поставил ее на ноги, впившись грубыми пальцами в ее груди. Позади них извивался на каменном полу Пэйджен, осыпая его дикими угрозами, но Рэнд только смеялся, втискивая свой язык между ее зубами и комкая руками ее нежную плоть. Баррет закрыла глаза, стараясь не вздрагивать и думать только о спасении.

Когда кожаные путы были разрезаны, Пэйджен вскочил на ноги, не тратя времени. Он бросился на Рэнда в слепой ярости, его глаза потемнели от гнева, лицо превратилось в маску ненависти. Шум борьбы, прерываемый приглушенными проклятиями, подобно раскатам отдаленной грозы, наполнил пещеру.

Могучим ударом Пэйджен послал кулак в челюсть Рэнда, свалив его на холодный каменный пол. Потом он торопливо развязал Баррет и поднял выпавший из рук Рэнда револьвер. Используя обрывки ремней, он надежно привязал его к массивному каменному столбу. Баррет услышала звон металла и увидела, что Пэйджен осторожно закрутил ее золотую цепочку вокруг пальцев пленника, а потом завел ее к курку револьвера, который был установлен между двумя камнями за спиной Рэнда, начавшего уже потихоньку приходить в себя. Пэйджен встал перед ним, невесело улыбаясь.

– Я советую тебе не двигаться, Рэнд. У тебя за спиной револьвер, и, клянусь, он заряжен. Одно неосторожное движение – даже кашель – и прогремит выстрел. А твои мозги забрызгают эту сверкающую стену.

Пока Рэнд извивался, проверяя крепость ремней, Пэйджен потянул Баррет к выходу. В следующую секунду поток громких ругательств заполнил воздух. Пэйджен обернулся и предостерегающе поднял палец:

– Ш-ш-ш. И не говори, что я не предупреждал тебя.

Они устремились из пещеры в узкий туннель, в котором раздавался звук капающей воды. Воздух был влажным и холодным, и Баррет прижала платье к груди.

– Ты мог бы оставить мне хоть одну или две пуговицы, – пробормотала она.

Пэйджен сердито взглянул на нее, подняв брови.

– И лишиться вида этой прекрасной обнаженной кожи? Ни за что, даже ради спасения твоей упрямой головки, Angrezi!

Ее щеки в одно мгновение вспыхнули жарким румянцем, и тогда она увидела страх и тревогу, омрачавшие его лицо.

– Прости. Я знаю, что у нас не было выбора.

Он заглушил ее слова жарким дурманящим поцелуем, от которого Баррет сразу стало жарко. Она покачнулась и попыталась поглубже вздохнуть. При этом ее плечо задело его руку, и лицо Пэйджена исказилось от боли.

– О, Пэйджен, я не хотела...

– Не обращай внимания, Angrezi. На это нет времени.

Не говоря больше ни слова, Пэйджен потянул ее вперед, в темный туннель. Путь был извилистым, туннель постоянно сворачивал то в одну сторону, то в другую. Скоро Баррет полностью сбилась с пути, но Пэйджен, казалось, сохранял способность выбирать направление. Через несколько минут они увидели больший туннель, протянувшийся перед ними. Беглецы осторожно продвигались вперед. В тот же самый момент твердые пальцы схватили руку Баррет.

– Идите, или я буду стрелять.

Это был тот самый индус, которого Рэнд выгнал из пещеры. Индус жестом показал им, куда надо свернуть, не опуская дула винтовки. Бормоча проклятия, Пэйджен сжал руку Баррет и повел ее в другой туннель. Скоро они добрались до пещеры, меньшей, чем первая. У входа они остановились, онемев от изумления. Стены перед ними были испещрены кристаллами различных форм, размеров и цветов, и все они сияли, подобно тысячам крошечных солнц.

Баррет задыхалась, ее глаза слепил блеск сверкающих самоцветов. Но вот она услышала приглушенный смех. От ближайшего сталагмита отделилась тень. У этой тени было лицо, при виде которого Баррет испытала приступ тошноты. Ее руки начали дрожать.

– Как прекрасно снова увидеть тебя, моя дорогая женушка. Я надеюсь, ты принесла мне мой рубин?

 

Глава 45

Он был все так же тщательно одет и лицемерил, как и всегда. Баррет смертельно побледнела, пока ее муж неторопливо прогуливался по пещере, покачивая револьвер в белой ладони.

– По крайней мере, Рэнд хоть на что-то годится. Он нашел эту пещеру год назад, и я приберегал ее для особого случая. Вы смогли убежать от него, как я вижу. Это меня совсем не удивляет. Мой старый друг Пэйджен всегда был очень изобретателен. – Взгляд Ракели стал тверже. – А теперь я бы хотел услышать новости о рубине.

Баррет почувствовала, что ее сердце забилось неровно, но решительно вздернула подбородок.

– Нет, пока ты не отпустишь Пэйджена.

– Ну, моя красавица, я разочаровался в тебе. И в тебе тоже, Пэйджен. Но мы скоро сумеем развязать ваши языки, правда?

Он жестом подозвал индуса, который резко ударил прикладом винтовки в уже окровавленный висок Пэйджена. Застонав, хозяин Виндхэвена согнулся и медленно сполз на каменный пол, негромкий звук его падения громом отозвался в ушах Баррет. К тому времени когда Пэйджен открыл глаза, он был уже надежно связан, и индус неподвижно застыл поблизости.

Ракели прислонился спиной к стене, направив оружие на Баррет.

– Я не собирался приезжать сюда, как ты знаешь. Но когда Рэнд в очередной раз все испортил, я понял, что без этого не обойтись.

– Отпусти ее, Ракели. Она здесь ни при чем. – Голос Пэйджена срывайся от ярости. – Тебе ведь нужен только рубин...

Пронзительный смех Ракели оборвал его слова:

– Ты действительно так думаешь? Ах ты, бедняга. Ты до сих пор ничего не знаешь? – Он посмотрел на Баррет с плохо скрытой ненавистью. – Она мне дороже десятка таких рубинов, идиот.

Ракели неспешно поднял руку и тронул пальцами кружева, вздымавшиеся и опадавшие в такт дыханию Баррет.

– Конечно, я понял это не сразу, а спустя некоторое время. Так жаль, что мы не договорились с твоим дедушкой. Все могло быть иначе, если бы он не упирался так сильно, оберегая свои тайны. Да, очень жаль.

– Дедушка! Что... что ты с ним сделал, презренный...

Ракели холодно улыбнулся:

– Как оказалось, у старика было слабое сердце. Он даже не смог ответить на вопросы Крейтона.

Баррет рванулась к нему как сумасшедшая, ее волосы взметнулись над головой, глаза сверкали печалью и гневом. На мгновение она почувствовала жестокую радость, нанося ногами удары по голеням Ракели. Тогда он схватил ее за шею и оттолкнул назад, к холодной стене.

– Ты поплатишься за это, сука! Прежде чем я закончу, ты будешь... – Ракели оборвал фразу, грязно выругавшись. – Но сейчас еще рано, – добавил он.

Его тусклые глаза скользили по ошеломленному белому лицу Баррет и вздымающейся груди.

– Фактически старый дурак не сказал Крейтону ничего ценного. А когда Крейтон понял, что его надули, твой дед сбежал вместе с одним из слуг в Циннамон-Хилл, как я думаю. И оставил мне тебя, моя прекрасная женушка. И скоро ты прольешь свет на эту небольшую проблему. Если ты не хочешь увидеть, как я аккуратно вырежу глаз твоему дружку.

Баррет почувствовала тошноту, подступившую к самому горлу, но сумела с ней справиться. По крайней мере, ее дедушка был в безопасности. Теперь она должна сохранить самообладание, чтобы иметь дело с Ракели.

– Я ничего не скажу тебе! Пока ты не отпустишь Пэйджена.

Ракели медленно отвел обрывки ткани с ее груди и взглянул на сияющую выпуклость. Он шумно вздохнул.

– Да, ты действительно прекрасна, моя дорогая жена. И такие ценные тайны заключены в этой прелестной головке.

Его палец опустился ниже, скользнув в тень ложбинки между ее грудями.

– И я буду обладать всем этим. О да, но сначала я хочу получить рубин.

Внезапно он сжал пальцы, жестоко прищемив грудь. Баррет зажмурилась, стараясь удержаться от крика. У Пэйджена вырвалось хриплое проклятие, которое было резко прервано внимательным помощником Ракели, втолкнувшим кляп ему в рот. В этот момент громкое эхо выстрела раскатилось по туннелю. Ракели замер. Баррет побледнела, понимая, что Рэнд совершил свою последнюю ошибку. Она закрыла глаза, стараясь не думать о том, что случилось в большой пещере.

– Всего лишь отдаленное землетрясение, я думаю. Вся эта область достаточно неустойчива, как я узнал. – Ракели пожал плечами. – Но что ты скажешь о моем хрустальном королевстве? Оно прекрасно, не правда ли? К сожалению, камни слишком малы, чтобы представлять какую-то ценность. – Потом он обернулся к Баррет и прищурился. Его пальцы впились в ее предплечья. – А теперь я надеюсь, что получу рубин, моя дорогая. Потому что когда мы закончим деловой разговор, дорогая жена, Пэйджен будет более расположен сообщить мне то, что я желаю знать.

Ракели кивнул головой индусу, который немного ослабил повязку на губах Пэйджена, чтобы он мог говорить.

– Отпусти ее, черт побери! Я забрал рубин, а не она! И у меня есть еще сотня таких камней!

Ракели покачал головой:

– Слишком наивно, мой друг. Если бы у тебя был рубин, ты бы вынес его, когда мои люди подожгли южное крыло дома. Но ведь ты этого не сделал, правда? Нет, ты побежал, чтобы спасти ничего не стоящую миниатюру с портретом твоего высокородного отца и его глупой жены. Но вовсе не она была твоей матерью. Твоей матерью была робкая маленькая нянька на заднем плане, так крепко сжимающая твою руку. – Ракели хихикнул. – Очень грязное дело. Несмываемое пятно на твоей родословной, старина. Но теперь это не имеет значения.

Пэйджен дико извивался: индус подошел на шаг ближе. Улыбка змеилась по тонким губам Ракели.

– Но если не ты забрал его, тогда кто это сделал? Я много раз задавал себе этот вопрос. – Он обернулся к Баррет. – Возможно, мы никогда этого не узнаем. Но я собираюсь узнать одну вещь, прежде чем уйду, и это – формула твоего дедушки, моя красавица. Формула взрывчатой смеси, в десятки раз сильнее пороха. Кажется, он называл его пироглицерином. Ты долго водила меня за нос, но теперь я намерен получить ее.

Баррет вздрогнула, как только длинные цепкие пальцы Ракели коснулись ее щеки, а затем спустились на шею, играя прядью ее волос.

– Я... я не знаю ее. Я уже не раз повторяла тебе! Он не доверял мне настолько, чтобы сообщать результаты своих опытов.

– Чепуха. Ты делала для него все – работала в его мастерской, покупала для него химикаты, записывала все результаты его экспериментов.

– Это так, но не совсем. Потому что дедушка никогда не позволял мне наблюдать за процессом составления смесей. Он считал, что слишком опасно доверять женщине такие секреты.

Это было правдой, мелькнуло в голове Баррет. Ее дедушка всегда считал, что женщины неспособны воспринимать такие знания. Но Баррет, опасаясь, как бы он не перепутал что-нибудь из-за рассеянности, всегда тщательно старалась записать результаты опытов в его журнал. Ее голос зазвучал тверже:

– Нет, я не имею ни малейшего представления о формуле моего дедушки. Но у меня есть кое-что получше.

Ракели мгновенно оживился:

– Я знал, что ты найдешь его! Где он?

Баррет только улыбнулась:

– Ты думаешь, я настолько глупа, чтобы принести его сюда? Я кое-чему научилась у тебя, в конце концов. Никогда больше я не буду такой наивной дурочкой. Нет, мой дорогой муж, рубин благополучно спрятан, только я смогу его отыскать, когда сочту нужным.

Ракели пристально посмотрел в ее лицо, не скрывая восторга:

– Ну, ну. Мы могли бы достичь многого вместе, моя дорогая. Мы могли бы завоевать Лондон. Имея рубин, мы могли бы получить все. – Он пересек пещеру и медленно поднял изящный позолоченный револьвер к голове Пэйджена. – Красота, правда? Изделие прекрасного мастера. Великолепная модель. Чертовски удобная. И он заряжен, моя красавица, не сомневайся. А теперь скажи мне, где «Глаз Шивы»?

 

ГЛАВА 46

Горло Ракели перехватило, и он прошептал:

– Ты нашла его!

Его глаза сверкали.

Баррет начала медленно пятиться к выходу из пещеры.

– Нет, Баррет! – хрипло закричал Пэйджен. – Не позволяй ему забрать камень, ведь тогда он никогда...

Но было слишком поздно. Ракели уже пересек пещеру и вырвал рубин из дрожащих пальцев Баррет. Его глаза горели, лицо светилось триумфом.

– Глаз Шивы! – прошипел он. – Наконец-то мой!

Ракели медленно поворачивал камень, изучая его кровавые всполохи, отраженные блики метались по его лицу.

Внезапно низкий, долгий звук, подобно раскату грома прокатился по пещере, и пол слегка покачнулся. Но Баррет знала, что это не гром. Это была Мита, она тщательно следовала инструкции, разряжая первый из нитроглицериновых запалов.

Ее взгляд метнулся к лицу Пэйджена. Она увидела его поднятые брови, его внезапное понимание.

Она слегка, почти незаметно кивнула ему. Но другой мужчина и не заметил. Пока Ракели так увлечено рассматривал рубин, зажатый в его пальцах, его помощник – индиец придвинулся ближе, чтобытоже взглянуть на легендарное сокровище.

Баррет медленно начала двигаться к тоннелю. Пэйджен оставил пистолет в другой пещере, и ей придется его достать. Она поборола дурноту, накатившую на нее при мысли, ЧТО ЕЩЕ она найдет там.

Пэйджен усмехнулся и кивнул ей, увидев, что она медленно отступает.

Тихое бормотание Ракели разносилось по пещере.

Она уже почти вошла в тоннель, когда вдруг почувствовала, что упирается во что-то спиной. Она в ужасе повернулась, и облегчение нахлынуло на нее, когда она увидела полковника Хадли. Он начала было говорить, но полковник приложил палец к ее губам, и жестом велел ей следовать за ним, обратно в тоннель.

Вдруг раздался дикий смех Ракели. Полковник замер. Медленно, как во сне, он схватил Баррет за руку и толкнул ее вперед.

– Адриан! Ты выбрался! Возьми его оружие! – воскликнул Пэйджен.

Но полковник не двинулся с места. Пэйджен помрачнел.

– Я не верю! Неужели и ты тоже!

– Боюсь, что так, Деверил.

Ракели пересек пещеру, все еще зажав рубин в своих белых, мягких пальцах. Он обратился к полковнику:

– Сюда, Хадли. Мне нужна будет твоя помощь с женщиной.

У Баррет перехватило дыхание, когда пальцы Хадли сильнее впились в ее руку.

– Ты, чертов ублюдок! – взревел Пэйджен. – И давно ты работаешь на него?

– Я сожалею, что все зашло так далеко, Дев. Я всегда надеялся... – Хадли пожал плечами и прошел вперед, чтобы привязать Баррет к каменной колонне напротив входа в тоннель. Когда она начала сопротивляться, он вздохнул.

– Будет только хуже, если ты будешь со мной бороться. Я не хочу делать тебе больно, ты же знаешь.

Баррет почувствовала, как ее охватывает паника. Больно? Если она совсем скоро что-нибудь не придумает, им всем будет очень больно, причем так сильно, как нельзя и вообразить. Скоро Мита заложит и взорвет заряд, который разнесет скалу на кусочки.

Если она ошиблась в расчетах хотя бы на секунду, или если почва здесь действительно была неустойчива, как говорил Ракели, тогда...

Она подавила эту мысль, заставив себя считать минуты, прошедшие со времени прошлого взрыва. Да, как раз сейчас...

В этот момент еще один взрыв, раздавшийся ближе, чем раньше, сотряс пещеру. Ракели обернулся, тихо прорычав что-то, и отправил индийца узнать, что происходит.

Они ждали в напряженной тишине, пока его шаги не затихли вдали.

Затем они услышали тихий вскрик, и последовавший за ним грохот падающего камня.

Шли минуты, но индиец не возвращался. Ракели в напряжении ходил по пещере, на его лице выступил пот. Крепко прижимая рубин к груди, он указал на Хадли, веля и ему отправляться на разведку. После минутного колебания, полковник повернулся и исчез в тоннеле.

Пэйджен попытался сесть, пробуя на прочность свои кожаные путы.

– Ты не получишь от него счастья, Ракели! Камень проклят, разве ты не видишь? С тех пор, как его коснулся первый человек, камень не приносил ничего кроме горя, предательства и смерти. Ты действительно хочешь получить все это?

Ракели улыбнулся, глаза его зажглись странным, леденящим огнем.

– Говоришь, проклят? А как же его власть, мой старый друг? Как же все те темные силы, которые он освобождает? – Ракели засмеялся, и взглянул на Баррет. – Моя жена. Моя хорошая, милая жена. Та, что должна была все изменить, сделать меня... – он резко замолчал, его пальцы сжали рубин еще сильнее.

– Та, что должна была помочь тебе сделать то, что делает мужчину мужчиной? Женщина, которая должна была помочь тебе сделать то, на что ты никогда не был способен? – Пэйджен рассмеялся. – Чтобы сделать это нужно нечто большее, чем рубин!

Выругавшись, Ракели развернулся и ударил Пэйджена в лицо носком своего ботинка.

«Перестань! О господи, хватит!» – в глазах у Баррет потемнело, когда она увидела, как Пэйджен упал без сознания, ударившись о каменную стену

– Я... я сделаю все, что ты захочешь. Я... подчинюсь... тебе. Во всех смыслах. Только... только отпусти его!

Ракели усмехнулся.

– Какая же ты преданная возлюбленная! Плохо, очень плохо, что ты не питаешь таких же чувств к своему мужу, шлюха!

Он начал медленно приближаться к ней, в его глазах горел странный огонь. Очень аккуратно он опустил рубин на обнаженную грудь Баррет. Медленно, мучительно, он провел камнем по ее коже, пристально наблюдая за ее лицом.

– Ты чувствуешь, моя милая? Чувствуешь темный огонь? Медленное, сильное покалывание? Говорят, он делает мужчину легендой, а женщину – животным.

Он провел камнем по ее розовому соску.

– Но мы скоро увидим, моя дорогая жена, какой эффект оказывает этот рубин.

Он придвинулся ближе.

– А что до той чепухи, что ты не знаешь формулу своего деда, ты можешь перестать притворяться. Один из слуг в Циннамон Хилл видел тебя в мастерской, когда ты переписывала записную книжку деда. Он описал мне все в деталях. К сожалению, что-то из того, что он съел почти сразу же после этого, не пошло ему на пользу. Какая жалость!

– Чудовище! Монстр! – прошипела Баррет, вырываясь из веревок, которыми была привязана к холодной колонне за ее спиной. Но Ракели лишь слегка улыбнулся, скользя рубином по ее телу и продолжая бормотать странные, едва разборчивые фразы.

С каждой секундой она боялась все сильнее, и вместе со страхом появилось и старое, знакомое отвращение. Она уже через это проходила. Она точно знала, что произойдет дальше, как он опрокинет ее на спину и попытается доказать свою мужественность.

– Ты ничего не получишь! В любой момент вся гора взлетит на воздух и рубин вместе с ней!

С отчаянным всхлипом, Баррет вывернулась и ногой выбила камень из руки своего мужа.

В следующий момент Ракели оттолкнул ее и наотмашь ударил по лицу.

– Больше никаких штучек, гадина! Ты исчерпала мое терпение! Вы оба!

В его глазах плескалось безумие. Ракели поднял рубин, и аккуратно стер с него пыль.

– А теперь я собираюсь закончить наш маленький спектакль. Расслабься, дорогая. И прояви хоть немного страсти, почему бы и нет? На поляне ты не была такой холодной.

Его глаза блеснули, когда Баррет судорожно вздохнула.

– Да, Рэнд мне все рассказал о твоем тайном рандеву с Пэйдженом. Я всегда подозревал, что под всей этой благопристойностью и одеждой скрывается страстная маленькая шлюшка. – Ракели скривился. – Только вот сейчас на тебе уже не так много одежды.

Он медленно провел рубином по ее коже, от шеи до груди.

– Советую тебе перестать волноваться за Пэйджена. Ему всегда было наплевать на женщин, и вряд ли тебе под силу это изменить. Особенно теперь, когда он знает, что ты моя жена.

В горле Баррет встал комок. Господи, времени остается все меньше. По ее расчетам, у них оставалось еще только три или четыре минуты до того, как Мита взорвет следующий заряд. Что же делать?

Краем глаза она увидела помощника Ракели, индийца, который неожиданно появился из тоннеля.

– Чертовски вовремя ты вернулся, – прорычал Ракели. – Что тебя задержало?

Мужчина наклонился, проверяя, крепко ли связан Пэйджен, из-за этого ответ его прозвучал невнятно.

– Возможно, землетрясение, господин. Много камней упало в большой пещере. Меня ударило одним из них.

Ракели хмыкнул и указал на Пэйджена.

– Принеси воды и приведи его в чувство.

Индиец поклонился, и пошел к маленькому бассейну, наполненному водой. Он снял плащ, намочил, и понес его к Пэйджену.

Когда первые ледяные капли коснулись его лица, Пэйджен что-то пробормотал, и повертел головой. Следующие капли вызвали злобные проклятия. Затем он полностью пришел в себя и выпрямился. Кровь стекала по его щеке.

Сердце Баррет сжалось. Неужели они никогда не освободятся от этого безумца?

– Отпусти ее, трус! Это меня ты искал, и со мной ты и должен драться. Если только ты не боишься встретиться лицом к лицу с мужчиной! Я всегда подозревал, что ты слизняк, которому нравиться издеваться над женщинами!

Ракели медленно, лениво повернулся к Пэйджену.

– О, это именно с тобой я буду драться, мой дорогой Деверил. Но только не прямо сейчас, так я думаю. Понравилось тебе иметь ее? Я, знаешь ли, имел ее столько раз, что и не сосчитать. Только она была холодна как лед, и каждый раз отталкивала меня.

– Это не она была причиной твоих проблем, ты, грязная свинья! Она больше женщина, чем ты когда-либо знал, гораздо больше, чем ты заслуживал!

– О, ну ладно! Вряд ли это теперь имеет значение. Сейчас твой рубин у меня, и у меня вся его сила. Я думаю, тебе понравится смотреть, как я ее поимею, старина. И уж поверь мне, я добьюсь от нее ответной страсти.

Пэйджен издевательски засмеялся.

– Ни одна женщина не может желать тебя, ты, ничтожная, жалкая насмешка над самим понятием мужчина!

Лицо Ракели покраснело от гнева.

– Ты пожалеешь об этом, Сент-Сир! Чертовски пожалеешь!

С ужасом Баррет смотрела, как Ракели опустил ботинок на пальцы Пэйджена, втаптывая их в каменный пол. Пэйджен сжал челюсти, его лицо напряглось, над бровями выступил пот.

Но даже когда нога поднялась и снова с силой опустилась, Пэйджен не издал ни звука.

Только не еще раз, в отчаянии подумала Баррет.

Внезапно она почувствовала легкое дуновение воздуха за своей спиной и прикосновение руки, легкое как перышко. Обернувшись, она с удивлением увидела индийского помощника Ракели, который бесшумно ослаблял веревки вокруг ее лодыжек. Однако, хотя человек был одет точно так же как индиец, заглянув ему в лицо, Баррет поняла, что это не он. Этот человек был старше, с темной кожей и сильными, мозолистыми руками. Его глаза блеснули, когда он приложил палец к своим губам, и отступил, растворяясь в темноте.

Кто это был? И почему он освободил ее?

На другом конце пещеры, Ракели наконец-то убрал ногу с кровоточащей руки Пэйджена и неприятно рассмеялся.

– Ни слова, да? Предполагаю, это значит, что и умолять ты не будешь. Жаль. Но скоро ты будешь меня умолять, старина. Ты сделаешь все, что я захочу, когда увидишь, что я припас для моей милой маленькой женушки.

Баррет видела ловкого маленького человечка, двигавшегося к Пэйджену под покровом темноты. В ее душе затеплилась надежда.

Она поняла, что ему нужна будет помощь. Она пошевелила ступнями, из-под ее ног выкатилось несколько маленьких камней, которые покатились по каменному полу пещеры.

– Все как обычно, верно, Джеймс? Одни разговоры. Разговоры о том, что ты собираешься сделать, ведь тебе никогда не удавалось довести дело до конца. Как ты жалок! – Она издевательски рассмеялась. – Почему бы сейчас не воспользоваться камнем? Или ты боишься, мой дорогой муженек? Боишься, что даже эта магия не поможет такому жалкому, отвратительному созданию как ты?

Она улыбнулась, тщательно выбирая слова, используя выражения, которые совершенно точно разгневают его.

В конце концов, у нее были долгие недели, что бы изучить, как лучше всего вызвать его гнев. И хотя сейчас синяки уже побледнели, воспоминания были так же болезненны и ярки, как если бы все происходило только вчера.

Краем глаза Баррет увидела темнокожего человека в дюйме от Пэйджена. Она быстро откинула волосы назад, покачала головой, подзывая Ракели.

– Неужели ты действительно думал, что я все забыла? – Она выдавила смешок, когда глаза Ракели сузились. – Еще одно доказательство твоей глупости, Джеймс. Да, это все было притворством, я притворялась для того, чтобы привлечь к себе внимание обворожительного виконта. И мне это полностью удалось, как видишь. – Она замолчала, облизнула губы. – И каждая секунда того стоила, поверь мне. Потому что Деверил в десять раз больше мужчина, чем ты когда-либо был, и когда-либо будешь!

Стрела попала в цель, как Баррет и надеялась. Рыча, Ракели пресек пещеру, схватил ее за волосы, и тянул до тех пор, пока волны боли не накрыли ее с головой. Он придвинулся ближе, глаза его сверкали.

– Вот мы сейчас и выясним, дорогая, прямо сейчас! – Смеясь, он разорвал ее платье и провел рубином по ее нагой коже. Другой рукой он пытался расстегнуть пуговицы на своих бриджах.

У Баррет перехватило дыхание. Старые воспоминания нахлынули на нее, темные, ослепляющие. Но она знала, что это единственный способ спасти Пэйджена. Она послала Ракели насмешливую улыбку.

– Ты действительно думаешь, что камень поможет тебе, Джеймс? Когда ничто другое не смогло? Боже, ты все такой же доверчивый дурак! Только теперь ты убиваешь ради своих фантазий!

Ракели сжал в кулаке остатки ее корсажа, бешено дергая натянувшийся шелк. Его лицо было смертельно бледным, дыхание толчками вырывалось из груди.

– Конечно, Глаз Шивы поможет! Это мой хранитель, мой защитник. Он исполнит мое желание, непременно, стерва!

Баррет подавила всхлип, когда он поднял шелк на ее бедрах, срывая с нее панталоны. Он абсолютно сумасшедший, теперь она это ясно видела, только удивлялась, как это она не понимала этого раньше.

Он с силой прижимал камень к ее груди, к животу, пока другой рукой пытался расстегнуть бриджи. Баррет почувствовала старый, отупляющий страх, почувствовала, как ужас поглотил ее.

Господи, больше она не вынесет! Не теперь, когда она знает, как прекрасны могут быть отношения между мужчиной и женщиной!

Она услышала тихое шипение Ракели, затем шорох материи, и поняла, что он освободил свой орган. Она крепко сжала глаза, пытаясь забыть о том, что произойдет дальше.

Господи, отчаянные попытки, неуправляемый гнев... а затем боль. И унижение.

Ее сотрясала дрожь.

– Н-нет, нет, я не могу....

Внезапно она перестала чувствовать на себе его вес. Не было больше его холодных пальцев, сдавленных проклятий.

Как сквозь пелену она увидела, что перед ней стоит Пэйджен, и руки его в крови. Его глаза метали молнии. Он поднял Ракели в воздух, и швырнул в одну из стен пещеры.

– Ты больше не дотронешься до нее ни одним своим вонючим пальцем, ты, ублюдок! Она моя теперь, ты слышишь? Она в безопасности! Если ты когда-нибудь хоть посмотришь на нее, она через секунду окажется вдовой!

Чертыхаясь, Ракели осел на пол, пытаясь залезть в карман своего пальто.

Пэйджен протянул руку и схватился за спрятанный револьвер.

– Я должен был догадаться. Гадюка никогда не меняется.

Побледнев, Баррет смотрела, как мужчины боролись за оружие. Она видела, что Пэйджен слаб от потери крови, от всего того, что Ракели вытворял с ними обоими.

Внезапно, она почувствовала чью-то руку на своем плече. Она обернулась и увидела, что маленький индиец жестами просит ее следовать за ним. Она покачала головой, отказываясь уйти, пока Пэйджен не будет в безопасности.

– Тигра защитят, не бойтесь, Леди с глазами цвета сумерек. Но вы должны уйти сейчас. Я чувствую, как дрожит земля. Ваш друг готовит дьявольский огонь прямо сейчас.

– Но откуда вы...

– Сейчас нет времени. Идем прямо сейчас, иначе будет слишком поздно для всех нас.

Баррет колебалась. С одной стороны, в его шоколадных глазах светилась такая уверенность, а с другой... ей просто необходимо было остаться с Пэйдженом! Но этот странный человек уже однажды спас ее, и каким-то образом, она верила, что он сделает это и сейчас.

– Хорошо. Но если он не выйдет через пять минут, я вернусь за ним.

– Если тигр не выйдет через пять минут, желтоволосая, то он не выйдет оттуда никогда. И мы тоже, так я думаю. – Его зубы блеснули снежной белизной. – Забавно, не правда ли?

Баррет была близка к истерике. Неужели весь мир сошел с ума?

А маленький человечек тем временем увлек ее к входу в темный тоннель. Холодный воздух ударил ей в лицо, она задрожала. И остановилась, потому что света больше не было. Результат взрывов Миты, несомненно.

– Куда теперь?

Ответа не было.

Когда обернулась, то не обнаружила ничего кроме темноты и ледяного воздуха.

Вдруг ее лодыжку обхватили маленькие, мохнатые лапки.

– Маг? Господи, это ты?

Бормоча, обезьянка продолжала тянуть ее вперед.

– Надеюсь, хотя бы ты знаешь, куда идти! – прошептала Баррет.

Последним звуком, который она слышала перед тем, как Маг увлек ее в темноту, был звук падающего тела и гневный крик боли. Она узнала голос Ракели.

Звук заставил ее усмехнуться и стиснуть лапку Мага. Идя на ощупь, она медленно продвигалась вперед, ободренная мягким бормотанием обезьянки. Но всего лишь спустя несколько шагов она почувствовала, как дрожит под ногами каменный пол. Почти сразу же раздался страшный грохот, со стен посыпались камни. Баррет бросило волной воздуха на каменную стену. Маг, дрожа, свернулся клубком в ее руках.

– Все хорошо, малыш. Это специально, чтобы напугать Ракели. Но вот следующий... о господи, следующий...

И тут она услышала топот и приглушенные проклятия.

Ракели? Нет, она отказывалась верить в это...

Она ждала, затаив дыхание, застыв, вытянувшись вдоль каменной стены. Топот был уже громче, усиленный сводами тоннеля.

Затем раздался голос, низкий и мягкий.

– Angrezi?

Баррет перевела дыхание. «Пэйджен? О святые небеса, это ты?»

Она тут же ощутила его теплые, надежные руки, горячие, голодные губы.

Но только на секунду. Еще будет время, когда они будут в безопасности.

– Он... ты его...

– Убил его? Нет, к моему огромному сожалению. Я обнаружил, что неспособен на убийство, даже такого шакала, как Ракели. Он упал и ударился головой. Он больше не обидит тебя, Циннамон. Я клянусь. Но шаман... это он освободил тебя? Я никогда не думал...

Баррет решительно прервала его.

– Нет времени, любимый. Мы должны идти!

Бледная, она сжала его руку и потащила его вслед за Магом.

– Остальные взрывы были лишь предупреждениями. Следующий разделит эту гору надвое!

У Пэйджена перехватило дыхание.

– Неужели этой твоей формуле действительно такое под силу? Теперь я понимаю, почему она так сильно нужна была Ракели. И как правильно ты поступила, не отдав ее ему.

– Да, это ей под силу, поверь мне! – усмехнулась Баррет.

Внезапно Пэйджен сильнее сжал ее пальцы. Он тихо выругался.

– Я должен вернуться за ним.

– Но времени нет! У тебя будет только минута – максимум две. Может быть меньше, если я ошибаюсь.

Не говоря ни слова, Пэйджен повернулся, и сердце Баррет болезненно сжалось. Господи, почему выбирать всегда так сложно? Почему Пэйджен не может позволить злу просто умереть?

Но Баррет знала почему: потому что тогда сами они будут не лучше того зла, против которого борются. И поэтому она даже не попыталась остановить Пэйджена, хотя ее сердце кричало от боли, и горячие тихие слезы катились по ее щекам.

Торопись, моя любовь, кричало ее сердце. Осталось так мало времени! И тогда она услышала громкий топот и поток жарких проклятий. Ракели! Он пришел в себя! Уже через секунду Пэйджен был рядом с ней. Сжав ее руку, он повел Баррет сквозь темноту. Путь им указывал Маг.

 

ГЛАВА 47

На лбу у Баррет выступил пот. Она привыкла к взрывам с тех пор, как была ребенком, с тех пор, как наблюдала за экспериментами отца. Она даже сама взорвала несколько зарядов, хотя дедушка об этом, конечно же, и не подозревал.

Но Баррет никогда не ожидала, что так близко ощутит их смертоносную силу.

Борясь с ужасом, она стремилась вперед, сосредоточившись на силе теплых пальцев Пэйджена, на ощущении его тела рядом с ее.

Каменный пол задрожал. Они начали бежать, петляя по невидимым тоннелям.

Серый проход открылся перед ней, и она почувствовала свежий аромат цветов. Они должны быть уже рядом с входом!

За следующим же поворотом в лицо им ударил поток золотых лучей, свет настенного фонаря. Теперь всего несколько дюймов отделяло их от водопада, закрывавшего вход в пещеру.

– Скорее! – настойчиво пробормотал Пэйджен, устремляясь к выходу.

Вдруг в проеме появился человек, на его обветренном лице читалось непонимание.

– Вам удалось ускользнуть, – равнодушно заметил он.

Пэйджен подтолкнул Баррет вперед.

– Гора взлетит на воздух, Адриан! Нужно уходить!

Глаза Хадли горели странным огнем.

– Только не без Глаза Шивы!

Он медленно опускал винтовку, пока дуло не уперлось в грудь Пэйджена.

– Забудь о рубине, Адриан! Он пропал. Забудь о нем, иначе камень убьет и тебя тоже!

– Прости, старина. У тебя есть и другие вещи, то чего у меня не будет никогда. У меня есть только рубин – и он будет моим!

– Камень – воплощенное зло! Он уничтожит тебя, как он уничтожил всех, кто когда-либо касался его!

– Все время, пока длилась осада Канпора, я мечтал о нем. – Голос Хадли стал низким и напевным. – Это была единственная светлая вещь, единственная среди всего того ужаса! Знаешь, боюсь мне не просто удалось сбежать. Нан-сахиб отпустил меня, в обмен на все те сведения, что я предоставил ему.

Дыхание Пэйджена пресеклось:

– Я не верю этому!

– Ты все еще не понимаешь, да? Там, в джунглях, это был я, за тобой и твоим отрядом. Нан-сахиб хотел убедиться, что никому не удалось спастись и рассказать англичанам о том, что он сделал. Твоя мать, к сожалению, заметила меня. Она ошиблась, решив, что я тоже из твоего отряда. Боюсь, мне пришлось убить ее. Ведь она могла закричать, могла все испортить. Теперь-то ты понимаешь, понимаешь, Дев?

В его глазах была мольба, как у маленького мальчика.

Баррет почувствовала, как тело Пэйджена гневно напряглось.

– Ты, ублюдок...

Хадли продолжал, как будто бы не слыша.

– Ты никогда действительно не знал ее, не так ли? Она была англичанкой, как и ты, но надела сари, после того как отдала свое сердце какому-то чертову индусу на севере. Он был твоим настоящим отцом, он, а не герцог. Гордый старый дурак, конечно же, вышвырнул ее, но только после того, как она родила, потому что сына он хотел больше, чем чего бы то ни было. Она тебя так и не забыла, так сказал мне Нан-сахиб. И хотя она и любила своего мужа язычника, она рискнула всем, вернулась, переодевшись индианкой. Она хотела увидеть тебя, пускай в последний раз – предупредить тебя, что митуни приближается.

Пальцы Пэйджена впились в запястье Баррет.

– Нет... не может быть...

– Это правда. Ты узнаешь все подробности, если...

– Перестань, Адриан! – прорычал Пэйджен. – Я не верю ни одному твоему слову!

– Раджа все знает. Раджа Ранапура – спроси его!

Баррет сжала руку Пэйджена.

– Мы... мы должны идти, Пэйджен! Следующий взрыв будет через минуту!

– Она права, Адриан! Нужно уходить! Оставь эту чертову вещь у Ракели, там, где ей и положено быть!

Но мужчина только покачал головой.

– Где камень?

– Он был у Ракели. Но...

Но Хадли уже ушел, растаяв в темноте тоннеля.

Баррет почувствовала, как напряглась рука Пэйджена.

– Прощай, старина, – прошептал он.

Затем они повернулись и вырвались сквозь мерцающую завесу воды в залитую звездным светом ночь. Позади Баррет услышала приглушенный звук шагов, резкое эхо проклятий Ракели.

Далеко внизу, в основании скалы она увидела мерцающий огонек, услышала тихий, предупреждающий крик Миты.

Слишком поздно!

С силой, рожденной отчаянием, она устремилась вперед, всей силой своего тела налегая на спину Пэйджена и толкая его к краю скалы.

Они упали в темноту. Ветви и камни впивались в их руки и лица. Они ударились о землю с сокрушающей силой и покатились, с каждой минутой набирая скорость.

Они все еще катились, когда земля начала дрожать, воздух вибрировать. Затем гора распалась на части в облаке дыма и осколков прямо за ними.

Пэйджен медленно приходил в себя. Его плечо было погружено в холодную, влажную землю, а в щеку упирались ветви бамбука.

Он скривился, пытаясь сесть и выпрямить колени.

– Баррет?

Дым и каменная пыль оседала вокруг него, пока он искал в темноте.

– Где ты, Angrezi?

Не услышав ответа, он начал вслепую шарить вокруг. И вдруг: прикосновение нежной, словно шелк, кожи, тепло ее тела.

Он напрягся, его пальцы ухватились за то, что, видимо, было ее коленом.

– Очнись, Баррет!

Когда луна выглянула из-за облаков, Пэйджен увидел ее глаза, затуманившиеся, растерянные, но широко открытые.

– Хвала господу! – прошептал он.

Их глаза встретились, оникс и сталь. Не говоря ни слова, Пэйджен притянул ее к себе, прижимая к своей покрытой пылью груди.

– Я больше никогда не отпущу тебя, Циннамон. Я предупреждаю тебя сейчас – я собираюсь построить гарем и запереть тебя внутри. Я выкую золотую цепочку и серебряный замок. – Каждая темная угроза была подтверждена горячим поцелуем. – Я усыплю тебя орхидеями и жасмином, укрою тебя морями шелка. Тебе больше никогда, никогда не удастся покинуть меня.

В ночном воздухе раздался мягкий смех.

– Это угрозы или ваш вариант предложения руки и сердца, лорд Сент-Сир?

Дыхание Пэйджена пресеклось, и он обнял ее нежно-нежно, так нежно, словно боялся, что она рассыплется у него в руках. Его губы двинулись по ее шее, вызвав некий отзвук восклицания, которое могло быть как молитвой, так и плачем.

– О, как же я люблю тебя, маленький сокол. На благоухающих простынях и в чистых горных потоках. Окруженную розовыми лепестками и сверкающими драгоценностями. И я собираюсь предложить тебе любую причину, любой запретный соблазн, пока ты обещаешь, что будешь со мной. Скажи, что прощаешь меня за мою глупость, за все мои жалкие попытки оттолкнуть тебя.

– Я подумаю над этим. – Стиснув зубы от боли в правом плече, Баррет придвинулась ближе и обняла его за шею. – Убеждай меня дальше, – хрипло сказало она.

Низкое рычание вырвалось из горла Пэйджена. Баррет почувствовала своим бедром его теплоту и силу. На ее залитом счастьем лице расцвела улыбка. Пэйджен судорожно вздохнул. Старое пламя вспыхнуло в нем с новой силой. Его пальцы погладили ее щеку, скользнули по шее, и, наконец, спустились в темную долину ее груди. Там они и остались, описывая медленные, жаркие круги.

Баррет судорожно вздохнула и придвинулась ближе, на лице Пэйджена появилась дьявольская, понимающая улыбка. Даже когда она выгнула спину, притягивая его голову к себе, он не оторвался от ее груди и не прикоснулся к ней там, где она жаждала. Он провел губами по ее щеке, коснулся уголков ее губ, и, наконец, прильнул к ее губам. Каждое легчайшее прикосновение было божественным, наслаждение нарастало.

– П-пожалуйста, Пэйджен!

Он засмеялся, глубоким, низким смехом.

– Разве это недостаточно убедительно, моя маленькая кошечка?

– Ты же знаешь, что да, и даже больше, чем я могу вынести. А теперь наклонись и дай мне поцеловать тебя как положено, ты, дьявол!

Его смех разнесся над маленьким углублением в скале, где они лежали, переплетя ноги, прижимаясь друг к другу горящими от страсти телами.

– Как следует? Что ты знаешь о том, как надо делать это как положено, душа моя? С первой секунды как увидел тебя, ты ни на мгновение не вспомнила о правилах приличия, целую меня со страстью прекрасной и весьма опытной куртизанки.

Дыхание Баррет прервалось, глаза засверкали.

– В самом деле? А кто проник в приличное английское общество, нацепив тюрбан, хотелось бы знать?

Пальцы виконта нежно, дразняще обвели контур ее губ.

– О, но ведь я и не англичанин, meri jaan. Я подчиняюсь совершенно другим правилам. Заставит ли это тебя передумать? – он спросил это твердо, смертельно серьезно.

– Уже жалеешь о своем предложении, трусишка? Ну, так легко ты от меня не избавишься, я тебя предупреждаю. Ты меня похитил, соблазнил, обесчестил самым бесстыдным образом. Теперь ты просто не можешь меня бросить! – Она провела губами по теплой, обнаженной коже его груди. Дыхание Пэйджена прервалось.

– Это действительно то, чего ты хочешь, сокол? Я должен знать это сейчас, до того как...

– Сколько раз женщина должна соблазнять тебя! Конечно это, что я хочу! – подтвердила Баррет с легким вздохом. – Если ты когда-нибудь, ну хоть когда-нибудь, снова захочешь от меня избавиться, я клянусь, своей следующей формулой я взорву этот твой огромный дом, да так, что куски долетят до самого Коломбо!

Пэйджен обнял ее сильнее.

– Ты... ты уверена, Циннамон? Тебя не волнует мое прошлое... то, что я...

– Что ты ужасно надменный, абсолютно неисправимый тип?

Его глаза подозрительно увлажнились.

– Поцелуй меня, и я покажу тебе, – прошептала она.

Пэйджен медленно опустил голову.

Она спрашивала себя: неужели он до сих пор сомневается?

Она обхватила его за шею, раздвинула языком его губы, погружаясь в теплую глубину его рта. Он застонал и открылся ей, дрожа, пока ее губы немилосердно терзали, дразнили его.

Он поднял руки, прикоснулся к ее соскам, превратившимся в горячие, тугие узелки под его мозолистыми пальцами.

– О господи, Пэйджен, как тебе удается творить со мной такое? – пробормотала Баррет, чувствуя, как желание окатило ее горячей, шелковой волной.

– Это старинный индийский секрет, Angrezi.Нужна особая формула, нужные пропорции, ты же понимаешь.

Баррет вздернула тонкую бровь.

– В грязи? Когда наша одежда разорвана в клочья, а в головах шумит? Это какая-то странная магия, я полагаю.

– Да, но я не сказал тебе об одном важном ингредиенте... – Глаза Пэйджена зажглись.

– Нитрат или глицерин? – промурлыкала она.

– Кое-что почти такое же важное. – Глаза Пэйджена стали темными и бездонными. – И я скоро докажу тебе это.

Дыхание Баррет пресеклось, когда она увидела темную страсть в его глазах и ощутила своим телом бешеное биение его сердца.

– Видишь ли, это работает везде. Где бы ни соединились два сердца, связанные воедино. Так как мое связано с твоим, Циннамон, с тех пор как я впервые встретил тебя, дрожащую от холода, всю в снегу. Так ты пойдешь со мной теперь? Позволишь показать тебе все то, что я мечтал показать тебе раньше?

Впервые Баррет напряглась.

– Что случилось, любимая?

– Я... – Она спрятала лицо у него на груди, по ее пыльным щекам покатились горячие слезы.

Пэйджен сжал пальцами ее подбородок и заставил ее посмотреть ему в лицо.

– Ну же, Angrezi. Не прячься от меня сейчас.

Ее глаза были полны боли.

– Ты... тебе все равно, что Ракели... все это время...

Пэйджен резко выдохнул, он только сейчас заметил, что задержал дыхание. И только об этом она волновалась?

– Да мне наплевать на Джеймса Ракели! То, что происходило между вами, ничего не значит, Циннамон. Не больше чем туман, что накрывает чайные поля перед рассветом, или молния, что сверкает в облаках, прежде чем пройдет дождь.

Баррет тихо всхлипнула.

– Но вы были врагами. Он пытался...

Пэйджен прервал ее низким звуком, чем-то средним между рычанием и стоном. Он прижался губами к ее губам, проникая в теплую сладость ее рта.

Медленно он опустил ее на стелящиеся папоротники и согрел жаром своей жажды, огнем своей любви, губы к губам, тело к телу, пока Баррет не задрожала и не почувствовала как прошлое отступает, ее сердце раскрылось подобно бутону весенней розы.

Далеко наверху, над горами разлился поток света, но любовники едва заметили это, предаваясь страсти.

Потому что жажда исходила от их тел и душ, между ними не было места секретам и старым страхам. Каждое прикосновение исцеляло, каждый взгляд убеждал.

– Великий Шива, Циннамон, возьми меня, прикоснись ко мне. Ближе... о, боже!

– Но твоя рука, Пэйджен! Твои бедные пальцы! – Баррет содрогнулась, посмотрев на опухшую, окровавленную руку, которая так ужасно пострадала сначала от руки Рэнда, а потом от руки Ракели.

– Забудь о моей руке! Мне сейчас есть о чем подумать, кое о чем гораздо более соблазнительном, любовь моя. Я сейчас взорвусь как эта гора, если ты не сжалишься надо мной и...

Через секунду то, что осталось от платья Баррет упало на землю шелковым озерцом, и взгляд Пэйджена опалил ее кожу словно огнем.

– Такая красивая, сокол, сбывшаяся мечта раджи. Но ты уверена, Бретт? В конце концов, я чужой в твоем мире. Я не мягкий, цивилизованный джентльмен. Давным-давно я отказался от тех правил, которыми живут ваши английские джентльмены, с которыми он засыпают и просыпаются. Ты точно уверена, что...

Баррет остановила его, приложив палец к его губам. Другой рукой она прикоснулась к темному шраму около его глаза. На глазах показались слезы, когда она придвинулась ближе и покрыла цепочкой поцелуев уродливый шрам, тянувшийся от угла глаза к скуле.

И под ее нежным прикосновением шрамы стали прекрасными, стали знаками, отличившими воина, побывавшего в битве, честью, признаком истинной гордости.

Огонь опалил чресла Пэйджена.

– Святой боже, Бретт. Достаточно, или я...

Ее глаза блеснули за густыми ресницами.

– Больше разговоров, чем дела, так, лорд Сент-Сир? Я не слышала ничего кроме разговоров о волшебной силе рубина, столько месяцев одни разговоры! Что же должна бедная женщина сделать, что бы испытать на себе эту колдовскую силу?

Дыхание Пэйджена прервалось. Он желал ее так, как еще никогда в жизни не желал женщину.

Больше, чем он желал саму жизнь.

И все еще прошлое не отпускало его, удерживало в своих сетях.

Но на этот раз Баррет не стала ждать ответа. Ее рука скользнула к его бедрам, она расстегнула пуговицы на его брюках одну за другой.

Без сожалений или промедления. Темные тени ее прошлого растворились в огне глаз Пэйджена, в его убеждающих прикосновениях. Между ними теперь ничего не стояло – только их любовь.

Его женщина, сейчас и навсегда, и ему не нужен был рубин, чтобы доказать это.

Она говорила ему об этом не забываемым способом, гораздо убедительней любых слов.

Она клялась каждым неуверенным движением пальцев, каждым нежным поцелуем на уродливом шраме, что расположился паутинкой под его глазом.

И Пэйджен верил ей, хотя ничего в его темной, отнюдь не праведной жизни не подготовило его к тому, чтобы верить в любовь. Именно в такие моменты он учился верить – в нее и в самого себя, в первый раз задумавшись о будущем, будущем, где они, возможно, будут вместе.

Будущее, где будут маленькие, сонные личики и липкие, крохотные пальчики.

Господи, как он мечтал об этом. Он уже сейчас мог представить себе, как лицо Баррет будет светиться, когда она приложит их первого ребенка к своей прекрасной груди.

Да, он даст ей все это и даже больше. Он осыплет ее сапфирами и рубинами, окружит любовью, пока их мрачное прошлое не будет забыто навсегда.

Однако ему потребовалось меньше времени, чем он рассчитывал. Он понял это, сильнее сжав ее бедра, глаза его загорелись жаждой. Тогда он вошел в нее, наслаждаясь тихими стонами, которые срывались с ее губ.

Господи, все было совершенно. Она была совершенством!

Первая жаркая волна заставила Баррет выгнуться, дыхание ее прервалось, она забыла о боли и опасности.

Вторая волна – и она содрогнулась, выкрикивая его имя. Третья – и она обняла его своими стройными ногами, пытаясь удержать жар и сладость, разливавшиеся внутри ее.

– Пэйджен, нет... я...

Но протестовать было поздно. В следующий момент ее душа разлетелась на тысячи сверкающих осколков, более ярких, чем кристаллы в тоннеле, блестевшие в свете фонарей. И каждую секунду Пэйджен был с ней, крепко прижимая ее к себе, испивая каждый мягкий вздох с ее губ. В глазах его светились наслаждение и триумф.

Наконец придя в себя, Баррет слегка усмехнулась.

– Если только я не ошибаюсь, любимый, чтобы получить ребенка, понадобится нечто большее.

Она вытянулась под ним, крепче прижимаясь к его мускулистому телу.

Пэйджен закрыл глаза, когда, шевельнувшись, она сжала его словно в бархатных тисках. Он зарычал, теперь абсолютно уверенный, что взорвется сию же секунду. Черт, он собирался подождать, собирался еще не раз доставить ей наслаждение.

Он попытался вырваться из влажного жара ее тела, черты его исказились от усилий.

– Перестань, Angrezi. Перестань двигаться, или я...

Она не перестала.

Глаза Пэйджена словно заволокло дымкой, из горла вырвался хриплый стон.

Баррет улыбнулась ему, в глазах ее мерцали слезы.

– Сейчас, тигр. Отдай мне все. Весь ты, полностью во мне. Видишь ли, сегодня я собираюсь получить ребенка. Твоего ребенка.

– Нашего ребенка, – поправил Пэйджен. Его глаза горели как у леопарда во тьме. Он напрягся, каждый его нерв был напряжен от желания, когда он понял, какие огромные обязательства они берут на себя в эту самую секунду.

И с полным доверием, он отдал Баррет все, что она просила, без тени страха или сожаления.

– Я весь твой, Циннамон. Я всегда был твоим, с той самой снежной ночи. Боюсь, я просто был слишком глуп, чтобы сразу понять это. Но я никогда не отпущу тебя, потому что я собираюсь дать тебе как минимум шесть детей.

– Алчный мужчина! – Баррет задохнулась, когда он развел ее бедра, и скользнул глубоко, пронизывающе глубоко. Она содрогнулась, когда Пэйджен полностью заполнил ее, изливая в нее всю свою любовь и гневную жажду.

– Ш-шесть? Ну, надеюсь, не все шесть сразу... если так, я...

Она вскрикнула, тело ее выгнулось. Он еще крепче прижал ее к себе, еще глубже проник в ее тело.

И тогда в теле Баррет вновь вспыхнул огонь, она задохнулась от наслаждения.

Ее тихий стон, легкая дрожь ее тела – и Пэйджен окончательно лишился самообладания. Он прижал ее влажной земле, и излился в нее, подтверждая свой дар обещаниями, шедшими из самой души.

Они обрели свой собственный рай, далеко от дымной пещеры, из которой все еще вырывались пыль и пламя, далеко от ненависти и алчности, которые преследовали их столько месяцев. Этой ночью Пэйджен получил наследника, а Баррет любовь, о которой раньше могла только мечтать.

Высоко наверху первые, кроваво – красные лучи рассвета расцветили небо над Бармой. Листья бамбука на вершине холма зашелестели, тревожимые весенним ветром.

И тогда, хотя любовники вряд ли это заметили, темные облака над горами рассеялись и первые, тяжелые капли весеннего муссонного дождя, наконец-то упали на землю.