Глава 1

Мы ушли к реке. Здесь, на самом берегу струился легкий туман, а по воде в противоположную сторону убегала по черной глади лунная тропка. Тоскливо кричали лягушки, над верхушками камышей скользили тени. Поднявшийся ветерок иногда доносил до нас взрывы людских голосов, но потом мир поглощала тишина.

Слов не находилось, сердце бухало так, что хотелось прижать ладонь к груди. Айвен присел на берегу, прислонившись спиной к дереву, крепко прижимая меня к себе. Мы находились настолько близко, что я совершенно не чувствовала шаловливого ветра, лишь замечала, как качаются камыши, и трепещут узкие серебристые ивовые листочки.

«Ходячий секс!» — вспомнились мне слова Катены, и я дернулась в попытке освободиться. Мне нужно понять, что происходит. И я хочу получить объяснения, пусть даже не поддающиеся доводам разума. А для этого необходимо начать разговор.

Моргнула, отчетливо представляя нас вместе… сплетенные тела… страстные стоны. Стоит признать, что я постепенно схожу с ума, мечтая о том, на что раньше никогда бы не решилась. Секс с мужчиной, с которым едва знакома. Странно, необъяснимо, раздражающе! Оттолкнула его руку, удерживающую меня за плечо, собрала воедино силы, попыталась вскочить, уговаривая себя, что это всего лишь гормоны. Последний раз я занималась сексом три месяца назад.

Айвен своевольничать не позволил, прижал крепче, уголок его губ, с которых так и не сходила поистине дьявольская ухмылка, приподнялся еще выше.

— Прекрати! — сказала так строго, как смогла.

— Что именно? — с совершенно невинным видом он завораживающе медленно намотал один из моих локонов на указательный палец своей левой руки.

Замерла, не рискуя больше смотреть в чарующие серые глаза, опустила взор, и он замер на четко очерченных мужских губах. Сделала только хуже, до изнеможения захотелось прильнуть к ним, забыться. Вдохнула, говорят, свежий воздух полезен. Стало труднее дышать. Вместо прохладного ветерка, призванного остудить, почувствовала, что от Айвена пахнет древесиной, какими-то специями и мужским потом. Осознала со всей ясностью, как опасно для меня такое сочетание. Слегка мотнула головой, чтобы не причинить себе боли, надеясь, что мой жест будет ему понятен.

Айвен только шире ухмыльнулся, показывая, как забавляет его моя растерянность. С тоской вздохнула, с безнадежностью загнанного в ловушку зверька понимая, как сглупила, уйдя с ним. Следовало бы… Да, ладно, много чего следовало бы сделать, но я здесь, значит придется выпутываться. Для начала неплохо бы освободить волосы.

— Айвен… — обратилась к нему довольно прохладно, в попытке сохранить остатки здравого смысла.

Глупо, потому что Айвен будто этого и ждал. Без просьб завладел моим ртом, но сделал это легко, ненавязчиво, заманивая и обещая, но не настаивая.

— Айвен! — я разорвала поцелуй, уперлась ладонями в его твердую грудь, всем видом показывая, что не настроена заниматься сексом.

— Тебе совершенно не идет черное! — обезоруживающе улыбнувшись, заметил он, выпуская прядку на свободу.

Сердито свела брови и выпалила:

— Я знаю, для чего ты все это делаешь! Тебе нужен медальон! — и на этом запал кончился.

— Тихо! — Айвен продолжил свою игру, слегка касаясь губами моего уха, опускаясь ниже, замирая.

Практически неощутимо, воздушно, и я невольно прикрыла веки, казалось, сказочное существо трогает меня своим крылом, порхая в темноте. Голова закружилась сильнее, жар стал просто невыносим, захотелось сбросить легкую блузу и юбку, окунуться в воду.

— Это нечестно, — за это хныканье я себя ненавидела, чувствуя, как плавятся в огне желания жалкие крохи разумного, что еще оставались.

— Хочешь по-честному? — руки искусителя, иначе и не назовешь, обвивали мои плечи, дыхание щекотало кожу.

Мир растворялся во тьме, а единственным светочем, влекущим огнем оставался Айвен.

— Угу! — закрыла глаза, потому как не хотела смотреть на него, искренне понадеявшись, что будет проще избавиться от той боли, того неудовлетворенного желания, которое затмевает собой все.

— Посмотри на меня! — приказу невозможно противиться, и я послушно поднимаю голову и открываю глаза.

Айвен целует в самый кончик носа, а затем слышится его властная речь:

— Будь умницей! Если будешь слушаться, разойдемся с миром! Я не обижаю хороших девочек! — обещание.

В горле — словно пустыня, я настолько плотно прижата к его телу, что не чувствую ничего другого, кажется, будто мы парим в невесомости, где отпущу — значит, упаду! Однако, немного гордости у меня еще есть, поэтому вызывающе интересуюсь:

— А плохих?

Айвен опять дарит свою чарующую улыбку:

— Скажи, что принес тебе этот подарок? Слезы? — кончиком пальца подцепляет медальон, тянет, но практически сразу отпускает.

И в то короткое мгновение, когда цепочка давит на кожу, я чувствую адскую, ни с чем несравнимую боль.

— Н-н… нет, — откуда-то берутся силы, чтобы дать нечеткий ответ.

— Я предлагаю обмен, — искушает, приглашает, а я только киваю. — Давай просто обменяем одни слезы на другие? Соглашайся, Лизавета, — голос вибрирует, и мысленно я прощаюсь с гордостью и уверенностью. — Смотри!

Не успеваю ахнуть, он чуть приподнимает меня, вынимая из кармана джинсов кожаный мешочек, а из него — нить розового жемчуга.

В сумраке ожерелье сияет, отражая свет луны, крупные жемчужины притягивают взгляд, и в последней отчаянной попытке спастись я мотаю головой, до дрожи опасаясь, что Айвен разозлится. Но ошибаюсь, в его глазах вижу дикий голод, отчего ерзаю на мужских коленях, толком не понимая, чего хочу, кажется, я готова согласиться на что угодно.

— Храни только такие слезы, иные тебе не нужны, Лизавета! — дотрагивается жемчужной нитью до моей часто вздымающейся груди.

— Ты точно демон! — убеждаю саму себя, прогоняя яростные слезы.

Никогда не считала себя легко доступной, всегда знала, чего хочу получить от мужчины, могла дать достойный отпор. Только не сегодня, поэтому бесилась, не уступая ни ему, ни себе.

Айвен смеется в ответ, поглаживает, и по моему телу мгновенно разливается новая волна возбуждения:

— Нет, милая, все не так просто!

— А как? — рассерженно кричу, брыкаюсь, что есть сил, но слышу только негромкий притворный вздох:

— Ты не оставляешь мне выбора, Лизавета! — ломая мое сопротивление. В тоне слышатся назидательные ноты.

— Не хочу! — срывающимся шепотом оповещаю я, смотрю прямо, но замечаю безграничную уверенность. — Что ты задумал? — бросаю бесполезные попытки, прекращаю сопротивляться, но уязвленная, решаю задеть его:

— Беспринципный, самодовольный… — умолкаю, так как рот мне заткнули проверенным веками способом, но ненадолго. — Это неправильно, — привыкла отстаивать свое мнение, но Айвен уже принял решение, и мне больше не хватает дыхания противиться.

Мужчина привык брать свое силой, поэтому просто поднял руку на мой затылок, чтобы притянуть еще ближе, впиться в мои губы жестким, подчиняющим, властным поцелуем, забирающим все и без остатка. Стук сердца громом стучит в висках, голова кружится. Низкий стон Айвена эхом отдается внутри меня, воспламеняя сильнее, заставляя чувствовать странную жажду.

Теперь моя жизнь, энергия, сила, желания, чувства — в его уверенных руках.

Его язык проникает глубоко в мой рот, скользит по зубам, трогает нёбо, безжалостно сливается с моим. Мысли скачут, я не могу понять, чего хочу на самом деле: то ли убить Айвена с особой жестокостью, то ли отдаться со всей страстью. Мимолетно удивляюсь, потому что никогда не ощущала подобную раздвоенность: покорена его волей, силой, магией, одурманена тем, что чувствую ответную страсть и понимаю, что никто и никогда не желал меня так, как он. Но в то же время не узнаю себя и злюсь.

— Ах, — из груди рвется стон, и он высвобождает дикого зверя.

Знаю, Айвен не сдерживает себя, кусает мою нижнюю губу до крови, пробует вкус, пьет мои стоны, продолжая сжимать стальной хваткой.

Мои руки упираются в его грудь, но помимо воли стремятся дальше, обнимают за шею, скользят по широким плечам.

— А пошло оно все! — задыхаясь, шепчу я. — Сегодня ночь такая! — пытаюсь оправдать свое распутное поведение.

Всхлипываю, впиваясь пальцами в мужские плечи, показывая, что готова на все и даже больше. Забываю о том, что мы едва знакомы, о том, что он вообще-то нашел меня из-за медальона, посылаю к черту все странные совпадения. Есть только его руки, губы и язык. Я пьяна от того, что Айвен со мной. Опуская с плеч тонкую сорочку, мимоходом радуюсь, что под ней ничего нет. Изгибаюсь, подставляя грудь его жадному рту. Плевать на все! Сейчас только его действия, мучающие, дразнящие, сводящие с ума. Жадно вдыхаю запах его волос и не могу надышаться, будто тону, а Айвен тот самый долгожданный глоток воздуха. Мне больно, если он на мгновение замирает, мне страшно, что прервет контакт. Правильно, когда дыхание одно на двоих, а кожа соприкасается с обнаженной кожей. Иначе смерть, долгая, мучительная.

Бессвязно умоляю, когда он останавливается и смотрит на медальон, мирно покоящийся в ложбинке между моих грудей, словно старается запомнить, но я не злюсь, плавлюсь в сумасшедшем огне. И чувствую, что и Айвен сгорает, хоть и не понимаю, почему наши эмоции настолько сильные.

Наклоняется, чтобы обхватить губами мой сосок, и я притягиваю его голову, цепляюсь, путаюсь пальцами в волосах, кричу, поминутно удивляясь, почему раньше стеснялась этого.

Губы Айвена вновь на моей шее, ласкают разгоряченную и чувствительную кожу. Стремятся выше, и он опять владеет моими устами, исследуя их, дразня своим вкусом. Встречаю каждый выпад его языка, удар за ударом, прикосновение за прикосновением. Знаю, что выбирает он, но пытаюсь получить свою долю, будет, о чем вспомнить, потому что также хорошо чувствую, что Айвен намерен ограничиться этой встречей. Вначале было полно причин остановиться, но туман желания выжег их все. Огонь, разожженный Айвеном, слишком сильный, слишком горячий. Извиваюсь на его коленях, чтобы ощутить его эрекцию. Дай мне больше! — хочется закричать, но только слеза стекает по щеке. Айвен тут же стирает ее, смотрит на меня:

— Я тоже хочу тебя, — как же сладко слышать это, и я теряюсь, пропадаю в эмоциях. Нуждаюсь, желаю, мечтаю, ничего иного не надо.

— Прикоснись ко мне… сейчас, — едва дыша, требую.

Он рычит, потом его ловкий язык кружит по моей груди, посылая электрические разряды по всему телу. Извиваюсь, призывая поторопиться.

Айвен непозволительно нетороплив, целует, изводит, мучает, медленно касается самыми кончиками пальцев моих бедер. Ток пронзает изнутри, обжигающе, остро, как никогда ранее.

— Ты будешь помнить, Лизавета! — язык Айвена снова касается моей шеи, танцует на коже.

— Буду, — с мучительным стоном обещаю я, и его пальцы двигаются выше, и я в нетерпении приподнимаю бедра.

— Будешь, — повторяет Айвен, прикусывая мой сосок, вынуждая взмолиться, закричать, признать окончательное поражение.

Но меня вознаграждают, он скользит пальцем в трусики, продолжает дразнить и мучить, но я в предвкушении всхлипываю, мышцы живота сжимаются. Мгновение и Айвен проникает в мое тело. Новые, не познанные ранее эмоции пронзают, кажется, что я не выдержу, умру, растворюсь, исчезну навсегда. Вздрагиваю в каком-то бессознательном сумасшедшем порыве.

Ощущения непередаваемые, напоминают поток лавы. Айвен чувствует, что мне нужно больше, вводит еще один палец, растягивая сильнее. Задевает чувствительную точку, вынуждая сильнее вцепиться в его влажные плечи, вскрикнуть:

— Айвен!

— Ты такая тугая, такая… теплая, — его дыхание глубже, слова даются с трудом.

Чувствую, как кровь с ревом несется по его венам, а член становится все больше и тверже. И мне тоже хочется попробовать его на вкус и свести с ума.

Жар не проходит, каждый мускул напряжен. Мечтаю об освобождении.

— Пожалуйста! — не уверена, о чем именно умоляю. Хочется всего и сразу.

Айвен вынимает пальцы из моего лона, вырвав протестующий крик, а спустя мгновение я удивленно округляю глаза. На щеках вспыхивает румянец, пока ошалело наблюдаю за тем, как он наматывает жемчужную нить на пальцы.

— Айвен? — и снова раздрай в душе, когда режут, будто нож, сомнения.

Греховно? Да, безусловно! Рискованно? Да, слегка! Заманчиво? Да, отказаться невозможно.

Дышу, словно мучаюсь от лихорадки, чувствую, как прохладные жемчужины касаются внутренней стороны бедер.

— Ты… — единственное, что успеваю выговорить, ловя воздух открытым ртом, чтобы не лишиться чувств от охватившего блаженства.

Айвен усиливает давление, перекатывая жемчужины, поглаживая и ритмично двигаясь внутри меня. Одновременно его губы снова находят мои, и мне позволено ощутить вкус его языка. Как изысканное вино, я пьяна и потеряна для всего остального мира. Ошеломляющие чувства поглощают меня целиком. Я думаю, что сплю, и мечтаю, чтобы этот сон длился целую вечность.

— Кончи для меня, Лизавета, — искушение продолжается. Хриплый шепот, затуманенные страстью глаза, синхронные движения языка и пальцев Айвена не оставляют мне выбора. Ничего не вижу — в безумном вихре кружится хоровод звезд, а затем все тонет в лунном свете, вынуждая крепко зажмуриться.

Полыхающий внутри жар сменяет непередаваемое удовольствие, оргазм поглощает все, выдергивает меня из реальности, превращая действительность в калейдоскоп, где каждый кусочек — часть ошеломительного блаженства. Тело бьется в страстных судорогах, я пытаюсь осознать произошедшее. Но мне не с чем сравнить, как будто я никогда не испытывала наслаждения, занимаясь сексом.

Прильнула к его плечу, ощущая слабость, боялась упасть и лишь сильнее держалась за Айвена. Не слышала ничего, ни единый из звуков ночи не тревожил мой слух — только стук сердец, общий на двоих. Чувствовала ли себя как никогда лучше? Определенно, да!

Снова начав осознавать происходящее вокруг, поняла, что Айвен по-прежнему обнимает меня. А его член до сих пор упругий и возбужденный.

Айвен приподнял мою голову за подбородок и слегка мерцающими глазами поймал мой взгляд.

— Ты такая красивая.

Его голос был полон благоговения, и я покраснела, не находя нужных слов. Просто дура дурой, фактически обнаженная в его руках, получившая самый потрясающий оргазм в своей жизни, но не в состоянии даже поблагодарить.

— Ты знаешь, что меня порадует, — произнес Айвен, глядя неотрывно, выразительно. Глаза его мерцают, и в них все тот же огонь, тот же голод, но мне не страшно, а волнительно, как никогда раньше. Ощущаю все, что испытывает он, не понимаю, почему Айвен так одержим мной, но принимаю, не желая разбираться в причинах. Пусть эта ночь останется в моих воспоминаниях именно такой — нереальной, волшебной, полной страсти.

Он медленно поднимает руку, которой держит жемчужную нить. Мои щеки заливает румянец, когда Айвен подносит ожерелье к своему лицу, сводя с ума, облизывает каждую жемчужину, призывно обещает:

— Мы продолжим… — знаю, что не лжет, понимаю, как хочу этого.

До боли, до изнеможения, до умопомрачения желаю ощутить глубоко в себе его член. Одна моя рука скользит вниз, касается твердого бугра на его джинсах. Айвен запрокидывает голову, со свистом выдыхает.

— Лизавета… — быстро наматывает нить жемчуга на мое левое запястье, шепчет. — Сначала медальон, — накрывает своей ладонью мою.

Не хочу ничего говорить, вопросов больше нет, иссякли, я зависима от этого мужчины, покорена его властью, но в тоже время чувствую незабываемый вкус победы, потому что твердо знаю, как сильно нужна ему.

По-настоящему, не на миг или час, навсегда, хотя никогда не признается, уйдет, оставляя лишь воспоминания и украшение. Что же, и я найду, что оставить ему!

Снимаю цепочку, медальон мне больше не нужен, хотя благодарна, что свел меня с Айвеном. Протягиваю.

— Вот!

Айвен выпрямляется, смотрит строго, придирчиво, спрашивает:

— Ты отдаешь его по доброй воле?

Усмехаюсь:

— Сейчас да! Возьми его! — уверенно, неоспоримо, кажется, что так будет правильно.

Глаза Айвена довольно блеснули, и я как-то невольно припомнила речи Ярославы. Разум, который еще совсем недавно с позором сбежал, вернулся.

Засомневалась, пальцы дрогнули, готовясь сжаться в кулак.

— Лизавета! — Айвен начал злиться.

— Скажи мне правду, — вместе со здравым смыслом вернулось настойчивое стремление разузнать о медальоне, туман желания все еще дурманил голову, и обратись Айвен по-иному, я бы отдала трилистник без боя, а так стиснула пальцы.

Он прищурился, на лице проступили вены, но я еще ощущала его чувства, поэтому поняла, что так Айвен хочет напугать меня. Ему почти удалось, я соскочила с его колен на землю, но подняться не смогла.

— Я только…

— Тебе не за чем знать больше! Поверь, сделаешь хуже! — выдвинулся вперед, навис надо мной.

— Ты не человек, — окончательно уверилась, глядя в его глаза, из которых исчез зрачок, оставляя лишь жидкое сверкающее серебро.

— Я убью тебя! — сказал будничным тоном, но я чувствовала его сомнения, поэтому храбро предложила:

— Давай!

— Дура! — со злостью бросил Айвен, вернувшись к дереву. С досадой демон ударил по стволу, так что тот треснул. Затем Айвен взъерошил шевелюру и отвернулся.

Я бы отважилась дерзить и дальше, если бы он не повернулся снова.

Теперь на меня смотрел хищник, тот, кто убьет без жалости. Я вновь не понимала Айвена, потому что он стал прежним, оборвав ту незримую ниточку, которая связывала нас. Лишь одно видела точно — ненависть, буквально осязаемую, что питала сидящее напротив существо. Она отравила его душу и сейчас проникала в меня, чудилось, все вокруг пропитано ей. Еще мгновение, и ненависть поглотит, сметет нас обоих.

Страшно было, как никогда раньше. Ночь сегодня и вправду особенная выдалась. Боялась, до одури, до слабости во всем теле, но не могла не сказать:

— Не отдам! — потому что Ярослава никогда бы не простила.

Ох, сколько же вопросов я бы задала ей, если бы она не ушла по дороге цветов в вечность! Придется разбираться самой, если выживу, конечно!

Айвен прочел и эти мысли, покачал головой, а спустя мгновение с рыком кинулся на меня. Прижал к земле, не позволяя пошевелиться, причиняя боль, разжал пальцы. Я приготовилась к смерти, подумалось даже, как буду просить прощения у Ярославы. Вместо того, чтобы бежать без оглядки, как увидела Айвена, я позволила ему больше, чем собственному мужу! Слезы брызнули из глаз, и я начала обратный отсчет секунд своей короткой жизни.

Досчитала до пяти, и все прекратилось. Распахнула веки, вытерла слезы, что мешали смотреть, села. Айвен катался по земле, завывая от боли. По его телу пробегали синие всполохи, будто разряды миниатюрных молний. Видно было, как Айвен силился вдохнуть, закричать, но не получалось, ему мешала боль. Она сковывала его движения, пронзала насквозь, резала горло, как отточенное лезвие. Он до крови прикусил губу, и тонкая струйка текла по подбородку.

— Беги! — словно наяву я услышала за спиной голос Ярославы.

Оглянулась, надеясь увидеть крестную, но позади только непроглядная темень. Повернулась к Айвену, сглотнула, пытаясь встать, но ноги не держали, предательская дрожь била тело. Успокаивало немного, что Айвену было гораздо хуже. В глазах его застыло выражение муки и неукротимой злобы, когда он пытался смотреть на меня. Боль изнуряла его, острые когти, которые увенчали длинные пальцы, в безуспешной попытке царапали землю, но подняться Айвен не мог. Мне стало жаль его!

— Беги! Скорее! Прячься! Он не пожалеет! — снова зашептала невидимая Ярослава, и я сорвалась с места, так что только слышался свист ветра в ушах.

Бежала, не разбирая дороги, огибая встречающиеся на пути деревья. Не заметила корягу, споткнулась, упала, больно ударяясь. На миг показалось, что падение вышибло из меня дух. Муть перед глазами перемежалась с черными точками, будто вспышками. Постаралась успокоиться, перевести дыхание, не делая попытки продолжить бегство. Если сможет — то все равно догонит и перегонит! Настоящий, пробирающий до костей страх змеей оплел сердце, не позволяя подняться. «Он не человек!» — звенело в воздухе, и меня продолжало трясти, словно на дворе стоял не жаркий июль, а морозный январь. Знание, что я получила, ни к чему хорошему не приведет! За такое убивают, и Айвен не шутил! Я бы сама убила себя, если бы не проклятый инстинкт и не дьявольское любопытство, толкающее меня пройти этот путь до конца. Обязана узнать, что происходит! Неужели Ярослава была такой же, как Айвен? Зачем она передала медальон мне? И почему помогает даже после смерти? Плюс миллион других вопросов, главным из которых является: «Как мне выжить после случившегося?!» И ежу ясно, что Айвен не из тех, кто сдается, а трилистник ему нужен, как глоток воды умирающему от жажды! Тогда почему он не забрал его в прошлый раз? Села, прислонившись спиной к шероховатой поверхности высокого дерева, несколько раз провела руками по лицу, глубоко вдохнула.

Вспомнила, что Айвен уговаривал меня отдать медальон добровольно. А когда я отказалась, и он попытался взять трилистник силой, то пожалел. Выдохнула.

Поправила одежду, разжала пальцы. Посмотрела на трилистник. «Так!

Разберемся!» — мысленно пообещала себе, пытаясь унять дрожь, успокоиться, хотя бы немного, начать мыслить трезво. Выдохнула. Убрала медальон в один из карманов широкой, цыганской юбки. Теперь нужно что-то сделать с ожерельем. В довершении всех бед, оно не расстегивалось и, как браслет, обвивало руку, точно срослось с ней.

— Черт с ним! — всхлипнув, решила я, вдыхая и выдыхая, чтобы унять бешеное сердцебиение и придти в себя.

Потихоньку начала возвращаться в реальность. Мир снова обретал краски ночи. Над головой — перевернутая чаша, украшенная искристыми звездами, под ногами — твердая основа. Меж деревьев порхают ночные мотыльки, тонко поют комары, шуршат зверьки, доносятся голоса людей. Значит, мы недалеко ушли.

Вздрогнула, услышав звук шагов и хриплый мужской смех.

— Разве тебе не хочется побыть со мной наедине, малышка? — голос приятный, с мурлыкающими нотами, но меня снова затрясло.

Замерла, едва услышала:

— Не торопись, красавчик, мы только-только познакомились, а я девушка серьезная! — Надюшка умела кокетничать.

— Брось, — сипло уговаривал он. — Тебе понравится! — обещая, тяжело дышал.

— О, Джер, уверена, ты сможешь удивить меня, — смешок у Нади вышел нервным.

А я, как услышала имя, словно озверела. Разом припомнилось все, что сделал со мной Айвен — сначала, будто околдовал, а затем попытался убить.

Джер из его компании! Руки бесконтрольно пришли в движение, ощупывая землю, чтобы найти нечто подходящее на роль дубины. Нашелся толстый сук, и я схватила его, отправилась спасать подругу.

Луна высветила дорожку, точно специально для меня. Я отчетливо видела целующуюся парочку. Буду верить, что сумею объясниться с Надин, и она меня великодушно простит. Дошла, размахнулась, что есть сил, ударила нахала между лопаток.

Рот сам собой приоткрылся, когда орудие убийства разлетелось в мелкие щепки, оставляя у меня лишь жалкий кусок деревяшки. Джер медленно развернулся. Смерил меня с головы до ног прищуренным взором.

Тоже красивый гад! Классическая, почти книжная внешность: смуглая кожа, темные глаза, сейчас отливающие красным, прямой нос, высокие скулы, твердый подбородок и яркие губы. Прибавлю к этому развитую мужскую фигуру и смело заявлю — он понравился Наде. Хотелось бы думать, что она будет объективной, если решит обвинить меня.

— Извини…те, — пискнула, отступая, стараясь не смотреть на подругу.

Джер отпустил ее, и теперь Надин выглядывала из-за его широкого плеча, подпрыгивая, потому как он оказался намного выше нее. Джер шумно втянул воздух, замер, ухмыльнулся. И так мне было это знакомо, что я невольно хныкнула:

— Да не может быть…

— Чего? — Надюша попыталась обойти своего кавалера, но он преградил ей путь рукой.

Глядя на меня, угрожающе поинтересовался:

— Где Айвен?

— Там, — подавляя желание истерично расхохотаться, мол, все, допрыгалась, Лизка, указала я в неопределенном направлении.

— Где там? — упертый гад попался, он направился ко мне.

— У реки, — икая, выдала я, непроизвольно поднимая руки в попытке защититься.

Не ударил, и я рискнула открыть зажмуренные глаза. Прищур Джера стал ехидным, когда демон схватил меня за плечи.

«Где именно ты оставила Айвена?» — мамочка дорогая, эта фраза прозвучала в моей голове. Я опять икнула, а Джер мысленно повторил вопрос.

Помотала головой, надеясь, что отстанет.

— Эй! — вскрикнули мы с Надюшкой одновременно, когда он бесцеремонно запустил руку в вырез моей блузы.

— Мне не нужны ее прелести! — рявкнул так, что мы с подругой дернулись, и тонкая ткань блузы от моего движения порвалась. — Бл…! — отпустил, взгляд мужчины замер на моем запястье, где красовалась жемчужная нить.

Джер нахмурился, снова пробежался по мне придирчивым взглядом, пока я трясущимися руками стягивала блузу на груди.

— Медальон где? — соизволил разговаривать нормально.

И вот тут я поняла, что от того, как солгу, зависит вся моя дальнейшая жизнь. Красиво и правдиво — останусь жива, и у меня появиться шанс на спасение. Нет — прибьют прямо здесь и сейчас, и не меня одну. Взор мой метнулся к оторопелой Наде.

— Мы с Айвеном обменялись: я ему — трилистник, а он мне — жемчуг, — сказала и не узнала свой собственный голос, так уверенно он звучал.

— Хм-м, — смотрел пристально, долго, и я начала сомневаться в успехе, зная, что они умеют читать мысли.

«Вспомни, что было между тобой и Айвеном!» — не дрогнула, когда снова услышала приказ Ярославы.

Страх придал уверенности, и я могла смело смотреть на Джера, вспоминая, что делал со мной Айвен. Всколыхнулись недавние чувства, запели в душе эмоции. Джер криво ухмыльнулся, кивнул.

— Ждите здесь! — явно до конца не поверил и решил проверить. Но не дождался ответа, быстро скрылся в ночном сумраке.

Я смотрела на небо, его край на востоке уже начал светлеть, предрекая скорый рассвет.

— Лизка, — Надюша подбежала ко мне, схватила за руки. — Что случилось?

Ты вся горишь? Что этот монстр с тобой сделал?

Находясь во власти воспоминаний, я заговорила:

— Подарил…

«Торопись!» — Ярослава опять напомнила о себе, и я суматошно осмотрелась.

— Бли-ин! — мозг лихорадочно работал, пытаясь найти выход. — Нам нужно бежать! — постаралась сосредоточиться на этой мысли.

— Да, — рьяно закивала Надин.

— Они не люди! — указала влево, туда, где скрылся Джер.

— Да, — сглотнув, снова согласилась подруга, и я вытаращилась на нее. — Что тебя удивляет? — возмутилась она. — Думаешь, я слепая или глупая?!

— Мечтаю, что вот-вот проснусь и забуду о кошмаре, — откровенно созналась я, заозиралась, покусывая губы. И с отчаянием констатировала. — От Айвена не сбежать!

— Да куда сбежишь?! — сокрушенно согласилась Надин, всплеснув руками.

— Ночь, а мы гостим у черта на куличках!

Помолчали, слушая, как завывает ветер в верхушках деревьев, синхронно взглянули на небо, где постепенно гасли звезды, и занималась заря. Наверное, и подумали об одном: «Неужели больше никогда не увижу красоту этого мира?!»

Переглянулись.

— Попробуем? — с азартом спросила Надежда.

— Рискнем! — глубоко вдыхая, чтобы унять дрожь, отозвалась я, и мы, взялись за руки.

— Я не пойду… — потянула ее назад, как только заметила, что возвращаемся на луг.

— Так надо! — упрямо ответила Надя. — У меня есть план!

— Так быстро?

— Ну… не совсем, но… Будем импровизировать! — к ней вернулся привычный энтузиазм.

Меня Надюша попросила подождать в лесочке, а сама обходными путями добралась до Бориса. Что-то нашептала парню, не твердо стоящему на ногах, посмеялась с Алиной, ухватила нечто с общего стола и вернулась.

— Начнем! — протянула мне бутылку с вином. — Пей!

Я не стала тратить время на долгие беседы, доверилась подруге, отпила.

Она забрала бутылку и неожиданно плеснула вином на меня.

Я отпрыгнула, но вопросов задавать не стала, хотя и сгорала от любопытства узнать, что выдумала Надюшка.

— Бежим к дому! — поторопила она меня, и мы рванули с места, словно открылось второе дыхание.

Из маленького домика доносились голоса, и отчетливей всего слышался смех Эвелины.

— Присядь! Отдохни, а потом сделай вид, что тебе плохо, как никогда! — Надежда подвела меня к низенькой лавочке.

Я приземлилась, и подруга взбежала вверх по ступеням, а у меня появилась минутка, чтобы отдохнуть. Незаметно удалось разгадать замысел Надюшки, мы дружили с самого первого класса, поэтому могли понимать друг друга с полуслова. Прилегла на жесткую лавку, так надежнее.

— Смотри сама! — указала Надя, сбегая вниз, за ней спускалась недовольная «канарейка».

— Эй, чумная, — меня похлопали по щекам. — Ты жива?

Я промычала что-то неубедительное, согнулась, будто меня вот-вот стошнит. Эвелина отскочила:

— Фу!

— Это только начало! — тараторила Надин. — Поверь, мне точно известно! С Лизкиной аллергией мы давние знакомые!

Услышав, я на всякий случай почесала шею, а заодно судорожно вдохнула, делая вид, что задыхаюсь.

— Мать вашу! Зачем она пила, если знала, что вино из этой… как его, — «канарейка» щелкнула пальцами.

— Из плодов аронии черноплодной! — вдохновенно сочиняла Надя.

— Вот!

— Нам никто не сказал! А с первого глотка определить, ой, как непросто!

— И что теперь?

Я застонала, как можно более пронзительно, показывая, что намереваюсь умереть. Скатилась под ноги Эвелине, взмолилась.

— Спасите… — закашлялась.

— Если не сделать укол, Лизка умрет! — запричитала Надежда.

— «Супрастин» не подойдет? — «канарейка» присела, вглядываясь в мое лицо.

Пришлось провыть:

— Умираю! — чтобы лучше дошло.

— Нет! — со знанием дела опровергла Надька. — Только «Дексаметозон»!

— Одна морока с вами двумя! Леший принес меня в тот магазин!

— Все, что не делается — к лучшему! — пропыхтела Надин, помогая мне подняться, и на самое ухо. — Не виси на мне, как куль! Между прочим, я еще наши сумки захватила!

— Идем! — Эвелина уже развернулась и, поигрывая брелком автомобильной сигнализации, направилась к стоянке.

Всю дорогу я протяжно стонала на заднем сидении внедорожника, который на огромной скорости летел по ухабам. Надя безостановочно твердила:

— Скорее! Умоляю, Эвелиночка! Иначе не довезем! — всплакнула даже. — Лизка для меня, как сестра!

«Канарейка» шипела сквозь зубы, но исправно давила на педаль газа и крутила руль.

В «Васильково» не было даже фельдшерско-акушерского пункта, да и автобус ходил раз в неделю по расписанию, поэтому мы убедили Эвелину довезти нас до более крупного села, где нам могли оказать помощь. ФАП нашли, следуя указателю, остановились. «Канарейка» ругалась, не замолкая:

— Не понимаю, за каким иксом я тащилась в такую несусветную даль, чтобы увидеть темные окна!

Надя выпала из джипа, вскоре донесся ее воодушевленный голосок:

— Лизка, ты будешь жить! Тут телефон фельдшера!

— Тогда чего ждешь?! — воскликнула Эвелина. — Звони!

— А у меня батарейка села! — не растерялась Надин.

Костеря нас на все лады, «канарейка» выбралась из машины, потопала к домику.

Я прислушалась, кажется, они дозвонились с пятой попытки. «Канарейка» визжала в трубку, потом успокоилась.

— Куришь? — спросила она спустя некоторое время у Надюшки и, получив отказ, заглянула в машину.

Я принялась громко и душещипательно стонать, будто находилась на последнем издыхании. Послав меня на три замечательные буквы, Эвелина вытащила из бардачка пачку сигарет и зажигалку. Удалилась. Зато Надин запрыгнула в машину и, лихорадочно блестя глазами, велела:

— Хорош умирать! Соберись, сейчас поедем! — она перебралась на водительское место

— Сдурела? — я аж подпрыгнула.

— Тогда сложи лапки и жди своего демона! — эмоционально бросила она, а я вновь услышала Ярославу: «Это твой шанс!»

— Айвен не мой! — порывисто объявила я, пролезая вперед, не собираясь сидеть на заднем сидении. Осмотрелась. — Мрак! Автомат с кнопкой!

— Да легко, я всю дорогу за Эвелиной наблюдала! — постаралась утешить меня Надя.

Я, опасливо косясь на нее, пристегнулась, и, подумав, подруга сделала то же самое. Безопасность превыше всего!

— Едем! — улыбнулась Надька, выжимая педаль тормоза и надавив на кнопку. Автомобиль завелся, и я мельком взглянула на «канарейку». Сигарета выпала из ее рта, когда она, быстро махая руками, бежала к нам.

— Поехали! — завопила я, хватаясь за рычаг, чтобы перевести его в нужное положение.

— Уже! — заорала во все горло подруга, пытаясь отпихнуть меня в сторону, а «канарейка» добежала и принялась ломиться в мою дверь.

Отпустив рычаг, я ухватилась за ручку, не позволяя женщине открыть машину. И тут случилось чудо — мы тронулись с места, протащив пару метров Эвелину, свернули, промчались по траве, с ревом влетели на горку и оказались на трассе.

— Й-о-ё-х-хо! — испустила клич победителя подруга.

— А-а-а! — выдала я, ошарашено оглядываясь назад.

 

Глава 2

Сцепила пальцы рук на животе, задумалась о последствиях, ныть и причитать не торопилась, спокойно проговорила:

— Нас поймают на первом же посту ДПС.

— Не поймают, — коварно улыбнулась подруга, не отрывая взгляда от дорожной ленты, — я у Эвелинки из айфона батарею вынула! Так что она нескоро сообщит об угоне!

— Ну ты даешь! — восхитилась.

— Жить хочется! — серьезно отозвалась Надин и сразу нахмурилась. — Но Андрею я все же позвоню, необходимо перестраховаться!

— Да, береженого Бог бережет, — согласилась я.

— Переодевайся, сумки на заднем сидении, а потом заменишь меня. Не могу разговаривать по телефону, когда веду машину.

Без слов кивнула, и Надя припарковала авто у обочины. Небольшая передышка, когда позволили себе выдохнуть, а потом снова глубоко вдохнули — трудности еще впереди.

Приказывая себе успокоиться, потому что руки все еще дрожали, я села на водительское место. Пара движений, как оказывается легко запомнить, и мотор призывно заурчал, а машина поехала.

— Поговорим? — Надюшка несколько минут бездумно сжимала в ладонях смартфон, а затем бросила взгляд на меня.

Пользуясь тем, что смотрю вперед, я выдала:

— Не уверена, что готова к этому! Реально отстойный день, а ночь просто кошмарная!

— Не спорю, — она отвернулась к окну, за которым мелькали высвеченные первыми розовыми лучами деревья, стоящие вдоль трассы. — Но обсудить необходимо! Хотя бы то, что скажем Андрею!

— Придумай нечто душераздирающее, он поверит, потому что всегда тебе верил!

— Лады! Готовься к очередной смене роли, Лизка! Скажем, что тебя пытались изнасиловать, но я вовремя успела! Как идея?

— Сойдет! Тем более, что выдумка не так и далека от истины! — надавила сильнее на педаль газа, надеясь обогнать время, понимая, что Айвен уже следует за нами.

— Он?.. — с непередаваемой яростью спросила Надюшка, и я поспешила произнести:

— Только мой мозг, если так можно сказать! К своему стыду, вынуждена признаться, что в остальном все было супер, и что совсем плохо, я бы не отказалась повторить! В другой жизни, разумеется!

— Понимаю, — тоскливо отозвалась она. — Хотелось бы солгать, но тоже признаюсь! Ты танцевала с Айвеном, а я только один раз оглянулась! Пялилась, как идиотка, на Джера, будто впервые видела, как колют дрова! — умолкла, прикусив нижнюю губу.

— А потом? — я заинтересовалась.

— Потом? — глухо переспросила Надя, вздохнула. — Осмотрелась, не нашла тебя, зато услышала завистливые шепотки. Ну, и отправилась на поиски, металась, а Джер за мной увязался, так и разговорились. Вернее, договорились.

Окончание беседы ты видела…

— Знаешь, — после недолгих размышлений высказала я, — они родственники.

Что-то общее у Айвена с Джером есть!

— Есть! Они все, мягко говоря, особенные! Начнем с имен, я думала, что это ролевые, а оказывается самые настоящие! Только послушай! Джер, Айвен, Кэти, Рем, Лукас… Как тебе? И это только те, которые запомнились!

— То, что имена настоящие, тебе Джер рассказал?

— Не-а, Борис, и он почему-то зол на ролевиков!

— Думаешь, что-то знает? — я усомнилась.

— Вряд ли, иначе, — она замолчала и выразительно провела рукой по горлу.

— Угу! — мрачно согласилась я. — Если бы Борис что-то знал, то мы бы не знали Бориса!

— Как бы прискорбно это ни звучало! — глядя на смартфон, откликнулась Надя. Помотала головой и резче, чем нужно, проговорила. — Пора звонить Андрею! — нажала на кнопку.

Коневский с нескрываемым раздражением прошелся по комнате.

— Надюш, соображаешь, что вы сегодня натворили? — и перечислил. — Угон! Нанесение тяжких телесных повреждений! Ограбление!

Да, впопыхах мы сняли не все дорогие украшения. Монисты и серьги теперь лежали на столе в доме Андрея.

— Они сами виноваты! — с горячностью заявила Надежда в ответ.

— Помолчи, не доводи до греха! — взъерошив русые волосы, вполне мирно попросил Коневский.

Весь разговор я благоразумно помалкивала, памятуя, что муж и жена, даже бывшие, два сапога — пара, поэтому разберутся. Только кивала иногда, когда Надюша поворачивалась в мою сторону.

— Ну, давай, обвини во всем меня! — она не поленилась и всхлипнула. — Скажи, что это я Лизку в глухомань затащила!

— Надь, — Андрей устал спорить, присел на край дивана, выпрямился. — Хорошо. Я принял к сведению, и раз обратились ко мне, попробую помочь!

Только не забывайте главное правило — меня слушаться беспрекословно!

— Кто-то из нас ругался, когда ты отобрал и выбросил наши, недешевые между прочим, телефоны?!

— Я их не выбрасывал, — стискивая зубы, ответствовал Коневский. — Еще решат, что вы заранее спланировали и в бега ударились, а так остается возможность явиться с повинной!

— С повинной?! — вскипела Надя. — Да мы… да я…

— Валерианка в шкафчике на кухне! Водка в холодильнике! — Андрей поднялся. — Еда там же, сварганите чего-нибудь!

— Еда? Издеваешься? — негодованию подруги не было предела. — Да знаю я, чем ты питаешься!

— Яйца, маринованные огурцы, бекон, в шкафчике чайные пакеты и растворимый кофе! Устроит? — Коневский начал злиться, и я поспешила вклиниться между бывшими супругами.

— Устроит! — заверила его, за спиной показывая кулак Надюше, и снова обратилась к нему. — Что нам делать дальше?

Андрей выдохнул и, будто по писаному, произнес:

— Пока сидеть на попе ровно! Не дергаться, на улицу носа не показывать!

Музыку и телевизор громко не включать, не рыдать, не создавать шум и ждать, когда я вернусь! — круто развернулся и вышел в коридор, провожать его мы не пошли.

Посмотрели друг на друга, и я сказала:

— Нам не повредит пара часов сна.

— Если получится уснуть, — с грустью констатировала она, улыбнулась. — Диван твой, а я займу половину своей бывшей кровати! Если что, — досказала на пороге, — встречаемся на кухне!

Сколько не вертелась, уснуть не смогла. Жуткая головная боль, дикая усталость, запоздалые сожаления мучили, не позволяя даже задремать.

Плюнула. На цыпочках добралась до ванной, по пути дергая жемчужную нить.

Проклятая никак не хотела покидать мое запястье. Решила, что мне поможет мыло, все равно собралась принять душ. Жемчуг не желал поддаваться моим усилиям, и, кое-как справившись со слезами, я отправилась на кухню.

Надя сидела за столом.

— Кофе? — спросила она, заметив меня.

— Насыпай! — разрешила я, усаживаясь напротив.

Надюшка насыпала кофе и сахар, налила кипяток, подвинула кружку ко мне, и я обхватила ее. Взгляд подруги замер на ожерелье.

— Его подарок? — она неодобрительно поджала губы.

— Угу! — буркнула, занимаясь кофе.

— Почему не выбросишь?

— Не могу, — лгать не было смысла.

— Как это? — Надюша озадаченно свела брови.

Без объяснений вытянула руку:

— Попробуй ты, может, получится…

— Ну… приступим, — Надин потерла ладони, постаралась расстегнуть застежку, а когда не вышло, то дернула.

— Ай! — взвизгнули мы обе, когда от резкого движения на моей руке появились тонкие царапины. Выглядело жутко, словно невидимое существо провело острыми когтями по коже.

— Вот напасть! — ошарашено выговорила подруга.

Я, не сдержавшись, всхлипнула.

— Попытаемся с мылом! — преувеличенно радостно предложила Надежда, метнувшись в сторону ванной, но я остановила ее:

— Не помогло!

— Масло? — она принялась хаотично передвигаться по кухне, открывая и закрывая дверцы шкафчиков.

— Присядь, лучше попьем кофе, — устало отозвалась я, и Надя рассердилась:

— Ты сдаешься, даже не рискнув! Нужно пробовать, что-нибудь все равно поможет!

— Что-нибудь, правильно сказано! Только это не мыло и масло! А магия! — жестко отозвалась я и указала подруге на стул.

Она плюхнулась, глубоко задумалась, а мне срочно понадобилось выговориться:

— Знаешь, наверное, я всю оставшуюся жизнь буду мучиться от того, что сделала именно такой выбор!

— А он был?

— Можно было подарить трилистник Айвену, и он бы ушел. Как бы странно не прозвучало, мне доподлинно известно, что Айвен отпустил бы меня. Дело не в его обещаниях, сказанное — только слова! Дело в чувствах и желаниях Айвена, я знала, что он не хотел причинить мне зла!

— Но причинил, — тихо уронила Надин.

— Сама виновата! — импульсивно заявила я, и подруга снова вспылила:

— Что я слышу? Ты хочешь выставить себя виноватой?!

— Не шуми, послушай, согласись — все дело в медальоне. И ты понимаешь, что это необычное украшение. Что-то с ним не так!

— Последние месяцы все не так!

— Годы, как мне кажется. События, которые считала подарками судьбы, теперь объясняю волшебством медальона!

— Уже ничего не изменить, — философски откликнулась Надежда.

— Выбор сделан. Еще сутки назад у меня был шанс, сейчас остаются сожаления. А ведь цыганка предупреждала меня, будто знала заранее, что я встречусь с Айвеном…

— Цыганка? — подскочила на месте Надя. — Какая цыганка? Из тех, что танцевали вместе с нами?

— Да, — вспоминая, подтвердила я. — Она сразу после съемки подошла ко мне и сказала что-то о мгле…

— Мгле? Ты думаешь?..

— Уверена, что магия медальона темная, не для добрых дел создавали золотой трилистник! — прямо взглянула на подругу. — Видишь, к чему привели мечты? С самого начала все, о чем просила, исполнялось, но какими способами? Помнишь, в одиннадцатом классе я попала на олимпиаду по русскому языку?

— Это когда из класса выбрали двоих: тебя и Машу Зимину, а отстаивать честь школы отправилась ты одна?

— Да! Потому что Маша внезапно попала в больницу с пневмонией!

— И ты победила, получив в качестве приза приятный бонус от преподавателей университета.

— Вопрос: «Почему выиграла я, набрав баллов больше, чем прочие?» Не думаю, что ребята из других школ были намного слабее!

— Ну, этого мы точно знать не можем! — помотала головой Надя.

— А история с Максом?! — я завелась, и меня было не остановить. — С чего бы ему жениться на мне вот так, как сделал он, с бухты-барахты?! Предложение было сделано как раз на выпускном балу! Как романтично! И как внезапно! До этого мы и поцеловались всего однажды, а так просто гуляли в одной компании…

— Погоди-погоди! — Надюшка поднялась, хлопнула в ладоши. — Не смешивай! — покусала губы, как всегда делала, когда сомневалась, и решилась.

— Мне кажется, что в историю с Максом сунул свой нос Айвен!

— Почему? — я вздрогнула, взгляд остановился на жемчужинах. — Рассказывай, — негромко попросила ее.

— Когда вы ругались с Максом, он обронил такую фразу о твоей маме.

Дословно не повторю, что-то вроде «вы обе ненормальные, ее муж скоро сам поймет, или ему откроют глаза!» Ты не слышала, потому что ушла в комнату.

— А-ах… — вырвалось у меня.

— Тогда я посчитала это бредом…

— Нет-нет! Ты права! Вот прохвост!

— Кто?

— Айвен! Хотя нет, гад он!

— Лизка, говори яснее! Я совсем запуталась, то ты заступаешься за Айвена, то ругаешь!

Я поднялась и принялась мерить кухню нервными шагами.

— Гад самый настоящий! Сделал все, чтобы я почувствовала себя несчастной! Что-то наговорил моему мужу, чтобы тот довел меня до истерики, потом проследил, ушел ли Макс, окатил меня из лужи, напугал до чертиков! А как сыграл! Ему бы «Оскар» вручили! А вот меня не помешало бы выпороть!

Вместо того, чтобы сидеть и рыдать дома, я потащилась в клуб, где встретила свою судьбу! Ох, и ругалась же на небесах Ярослава!

— А…ммм… ты уверена, что она на небесах? Ну, то есть, мне искренне нравилась твоя крестная, но…

— Может быть, Ярослава стала призраком, который неотступно следит за мной. Кстати, сегодня я слышала ее голос!

— Знаешь, а я уже ничему не удивляюсь! — после минутного молчания выдала Надя. — Лучше допьем кофе и подумаем о завтрашнем дне.

Кофе мы допили, а вот подумать не успели, события развивались с головокружительной скоростью.

Едва чашки опустели, щелкнул дверной замок. Мы с Надюшей переглянулись, и, судя по ее мрачному лицу, подруга подумала тоже, что и я:

«Что-то быстро Коневский вернулся! Не к добру!»

Не снимая ботинок, Андрей прошел на кухню, глядя на нас столь свирепо, что впору съежиться, оперся ладонями о стол и с пугающим хладнокровием спросил:

— Вы понимаете, в какое д…мо вляпались?!

— Ты перечислял, — осторожно ответила Надя.

Коневский покачал головой, тяжело присел на табурет, по очереди смерил нас напряженным взглядом, и мне стало не по себе. Надежда набрала полную грудь воздуха, готовясь забросать бывшего мужа вопросами. Но он разговорился сам:

— Елену Сергеевну Адан, Эвелину Андреевну Маркович и Романа Карловича Анастаса нашли мертвыми.

— А…

— Это режиссер, Надя! А Адан — фамилия вашей писательницы по мужу! — разъяснил Андрей. — И, вы, безмозглые курицы, просто не представляете, каких дел наворотили! Сидели бы по домам, борщи мужьям варили, а не по полям скакали! — тихо рыкнул.

Мы умолкли, полагая, что сейчас нам перечислят весь список предполагаемых прегрешений.

Коневский уперся локтями о стеклянный стол, опустил голову, снова завел разговор:

— Эвелину, кстати сказать, переехали машиной. Угадаете какой?

— Той, что мы оставили в лесочке по пути следования, когда ты забрал нас, — уныло произнесла Надя, но тотчас вскинулась. — Но это сделали не мы!

Горячо ее поддержала:

— Точно видела, что «канарейка» осталась жива! Да, по дорожке мы ее протащили, но она отпустила ручку, и когда я оглянулась — Эвелина ковыляла за нами.

— Тогда угадайте, какое из дорогих семейных украшений входит в число краденых?

Я безмолвно подняла левую руку, и Андрей кивнул:

— Угу! Нить розового жемчуга от «Mikimoto», — с досадой полюбопытствовал. — Почему не избавилась?!

Что я могла ответить, только пожала плечами, но он не оставил меня в покое:

— И почему она все еще у тебя на руке?

Я отвернулась, и Андрей повернулся к Надин. Ей ничего не оставалось, как солгать:

— Застежку заело, и ожерелье не снимается. Нужен мастер.

— Ага! — Коневский не поверил, но допытываться не стал, хмыкнул и велел.

— Собирайтесь!

Ни одной из нас не хватило сил подняться, усталость все больше и больше напоминала о себе. Я прикрыла зевок рукой и услышала жесткое от Андрея:

— Собирайтесь! Снова повторять не буду!

— Объяснишь? — устало поинтересовалась Надюша.

— Если кратко, милая, то вы в полной заднице! И я с вами заодно! Наверху уже знают, что мы с тобой созванивались! Еще немного и ребята выяснят, куда я ездил утречком! Так что, решайте, будете тихо сидеть и ждать, когда нас повяжут, или попробуете скрыться! — присел на корточки, прислонившись к стене.

— А ты… — начала Надя, но Коневский ее прервал:

— Не парься! И у меня есть друзья, один вот по внутреннему каналу предупредил, когда я подъезжал к работе в свой выходной!

— А если…

— Вам нужно поторопиться! — медленно выпрямился и поманил нас за собой.

На улицу мы не вышли, спустились на этаж ниже, и Коневский, в который раз осмотревшись, вынул из кармана ключ и открыл обычную деревянную дверь одной из квартир.

— А где… — проявила любопытство Надин, но Андрей поспешно приложил палец к ее губам, и только когда вошли, ответил:

— Римма Михайловна за город уехала, а мне оставила ключ, чтобы цветы поливал. Но вы не засиживайтесь, и, как только меня заберут, уходите через чердак, ты должна помнить, — в первый раз за все время его губ коснулась улыбка.

Надюшка нахмурилась, а потом неожиданно бросилась, обняла бывшего мужа, прильнула к его рту. Я деликатно прошла в комнату, чтобы не мешать.

Здесь стоял диван, укрытый лоскутным покрывалом. Присела, прикоснулась, провела, рассматривая разноцветные лоскуты. Незаметно прилегла на вышитую подушку, прикрыла веки. Наползла дремота, позволила забыться.

Пробуждение было резким, будто кто-то толкнул. Не сразу поняла, что происходит, только услышала всхлип подруги. Встала, и словно в замедленной съемке, увидела, как Надя отодвигает тонкую штору. «Останови ее!» — крикнула невидимая Ярослава, и я метнулась к окну, потянула Надюшку на себя, и мы обе рухнули на ковер.

Тяжело дыша, она обернула ко мне залитое слезами лицо.

— Его забрали…

— Он знал.

— И все равно, — подруга рыдала без остановки, — он сделал это ради меня, потому что любит и всегда любил, а я не оценила-а-а…

— Насильно мил не будешь, — прошептала я, обнимая Надюшу и рыдая вместе с ней. Сначала из женской солидарности, потом припомнив свои собственные обиды.

Вдоволь наревевшись, мы решили поспать. Я окончательно уверилась, что Ярослава присматривает за нами, поэтому со спокойной душой упала в объятия Морфея.

Проснулась, ощущения не из приятных — казалось, что плыла, а потом меня выдернули из сна, бросили на твердые камни.

— Пора! — толкнула подругу, спящую в кресле-кровати.

Она, зевая, поднялась, огляделась, и тут в моем животе заурчало. Вопрос Нади был своевременным:

— Когда мы в последний раз ели?

Подсчеты в уме оказались неутешительными. Нормально завтракали мы позавчера утром. За окном было темно, и, отыскав часы, стоящие на комоде, мы поняли, что время перевалило за полночь.

— Умоемся и в путь! — Надюшка потянулась.

— Заглянем старушке-соседке в закрома? — не хотелось бы упасть в голодный обморок.

— Ну-у… — подруга первой направилась на кухню.

В шкафчике нашелся холщевый мешочек с сухарями, воду налили из-под крана и вскипятили в эмалированном расписном чайнике, кусковой сахар находился в сахарнице на столе. Ранний завтрак нам показался пищей богов.

— И мы готовы к подвигам! — жизнерадостная Надя воодушевляюще улыбнулась.

Не знаю, как к подвигам, но к борьбе мы приготовились. Надюшка отыскала и позаимствовала у старушки газовый баллончик, я, не мелочась, нож для разделки мяса. Нервно похихикали, долго слушали из-за двери, что происходит в подъезде, и, убедившись, что все тихо, вышли. Нож блеснул в лучах луны, заглядывающей в высокое окно подъезда. Надя моргнула и бросила на меня красноречивый взгляд, на что я шепотом, но убежденно уронила:

— Пригодится!

— Думаешь, их можно убить ножом для мяса? — саркастически осведомилась подруга.

— Думаешь, от них можно спастись при помощи газового баллончика? — в тон ей откликнулась я.

— Пригодится! — уверенно согласилась она, вынимая из небольшой сумочки ключ от чердака.

Как оказалось, Андрей предусмотрел все, за короткое время успел снять деньги, найти ключ, написать адрес своего наставника, который должен помочь нам.

Осматриваясь и нервно реагируя на каждый шорох, мы поднялись на пятый этаж «сталинки». Здесь находилась железная вертикальная лесенка, а на потолке — люк с висячим замком. Надюшка проворно забралась и попросила:

— Посвети мне! — вынимая небольшой фонарик.

Мне пришлось вытянуться во весь рост, чтобы помочь подруге. Замок открылся быстро, и Надин умело вытащила дужку, невзначай сообщила:

— Андрей следил… — отогнала ненужную сейчас грусть и с силой толкнула крышку люка.

Петли слегка скрипели.

— Помоги… — пропыхтела подруга, и я, кое-как запрыгнув на первую ступеньку, присоединилась. Нож пока оставила на полу, потом спущусь, заберу.

Ругаясь под нос, только очень тихо, чтобы не поднять народ, мы справились. И я осветила пространство. Первыми попались на глаза балки на треугольной крыше и провода.

Влезли, прикрыли люк, и мир погрузился во тьму. Небольшое пятнышко света от карманного фонарика и косо стелющиеся лунные лучи, помогали увидеть немногое. Да и смотреть особо было не на что! Главное не упасть, поэтому мы с Надей тщательно выверяли каждый шаг. Пол под ногами слегка прогибался, от чего мы ощущали себя невероятно тяжелыми. Надюша выглядела уверенней меня, поэтому я отдала фонарик, а сама торопилась следом, едва не наступая ей на пятки. Где-то на середине пути я встревожилась и тронула подругу за плечо, поинтересовавшись:

— А как мы выйдем? Никто же нам не откроет люк в последнем подъезде!

— Сами откроем! На нем нет замка, — успокоила она.

— Ты уверена? — я не сдалась.

— По крайней мере, еще полгода назад не было!

— А если…

— Андрей ничего не сказал, а я ему верю! — вроде, обиделась, и я спорить больше не стала:

— Ну, раз веришь, то хорошо.

Кое-где небольшие чердачные оконца были приоткрыты, и через них врывался ветер. Иногда с насиженных мест срывались голуби, разбуженные нашим вторжением. Сдержав крик, когда очередная птица заметалась по чердаку, я остановилась, стараясь унять разыгравшееся воображение и бешеное сердцебиение.

— Что случилось? — Надин повернулась.

— Ничего — я прогнала минутную слабость, не понимая, в чем дело, но догадываясь, что Ярослава опять посылает какой-то знак. Прислушалась к собственным ощущениям. — Вернемся. Выйдем через первый подъезд!

— Крестная? — в полумраке Надя с тревогой всматривалась в мое лицо, приблизившись настолько, что я ощущала ее взволнованное дыхание.

— Похоже, — я огляделась в попытке увидеть Ярославу, но только лунные лучи скользили по помещению, и в их бледном свете танцевали многочисленные пылинки, потревоженные нами.

— Полиция?

— Нет, — и в своем ответе я была, как никогда, уверена. Чудилось, что уже слышу издевательский смех Айвена.

Не проявляя прежней осторожности, побежали назад, скатились по лесенке и, не выключая фонарик, понеслись вниз. Выбежали из подъезда, надеясь успеть, но разом остолбенели. Из белоснежного автомобиля, красиво распахнув дверку, вышел с иголочки одетый водитель.

— Привет, — обольстительно улыбаясь, сказал Джер.

— Привет, — Надюшка распрямилась.

— Верните медальон, будьте разумными девочками, — демон по-прежнему улыбался, но взгляд его был холоден. Он словно ощупывал нас, подмечая любую мелочь.

Я помотала головой, чувствуя, что Айвен уже спешит сюда, пробираясь по чердаку. Он шел нам навстречу и очень злился, что добыча ушла.

— Подойди и возьми! — дерзко вскинула подбородок Надя, швырнув в Джера баллончик и фонарик.

Я последовала ее примеру, кинула нож и навесной замок, захваченный совершенно случайно. Баллончик, фонарик и нож Джер, не напрягаясь, поймал, а замок попал в боковое стекло его автомобиля и разбил.

Молодой мужчина по-звериному оскалился:

— Ну зачем все усложнять? — и двинулся к нам.

Мы с отчаянием переглянулись.

— Пожелай, — взвыв, взмолилась Надюшка, но я не могла заставить себя вновь обратиться к медальону.

Улыбка Джера стала торжествующей, он предчувствовал скорую победу, потому подходил медленно, накаляя обстановку, наслаждаясь каждым мгновением.

— Ярослава, ну где же ты?! — по моим щекам покатились жгучие слезы. Мне не хотелось верить, что моя жизнь закончится так скоро и так нелепо.

Вновь обменявшись взглядами, мы с подругой крепко взялись за руки, умирать, даже не вскрикнув, не собирались.

— Споем? — сквозь слезы спросила я, и она от всей души затянула:

— От улыбки станет всем светлей…

Лицо Джера вытянулось и пошло пятнами, демон приготовился к прыжку.