Первое издание предлагаемой книги разошлось очень быстро, несмотря на то, что выход ее случайно совпал с неожиданно начавшейся войною, поглотившей все внимание общества.
Краткость срока послужила, вероятно, причиною, что наши критики и даже рецензенты не откликнулись по поводу книги, тогда как немецкая печать высказала свое мнение.
Из отечественных отзывов внимания заслуживают немногие.
Г-н Демчинский сделал такое лестное для меня вступление:
Всегда любил я его прекрасное, полное жизни, остроумия перо. Даже когда вступали мы с ним в пререкания, приятно было читать его ответы; они всегда жизненны и интересны. С ними можно сцепиться зуб за зуб и все-таки, как мне кажется, не услышишь ни одной оскорбительной пошлости, оскорбительной не только для оппонента, но даже и для самого читателя.
Но затем в целом фельетоне он осыпает меня всякого рода язвительными упреками за попирание будто бы всего святого и т. п. Еще резче отзыв «Московских Ведомостей», которые полагают, что книжка моя порадует японцев! Японцы по-русски, однако, не читают, а если в означенных словах заключалась инсинуация, то она не имеет ровно никакого смысла, потому что хрестоматия была напечатана, а тем более составлена до войны.
И от частных лиц я успел получить на словах и в письмах те же наивные замечания, зачем выбираю только отзывы критические и сатирические. Но не те ли же замечания делались и всем нашим сатирикам, зачем, мол, описывали они только отрицательные стороны?
Буквально то же говорилось и по поводу картин покойного Верещагина.
Действительно, я избирал отзывы отрицательные, помня русскую же пословицу: «Хлеб-соль ешь, правду-матку режь», но не возбранял никому собирать и положительные. Из моей же хрестоматии видно, что у нас были уже попытки такого собирания. Нельзя, однако, обвинять меня в односторонности и тенденциозности; русское общество обширно и сложно, и, конечно, физиологию его в одной книжечке не исчерпаешь.
В заключение скажу, что пример резкой критики отрицательных сторон русской жизни подавало, к чести его, само правительство. Я привел несколько подобных резолюций и изречений. Известно, что многие страницы петровского «Регламента духовной коллегии» сатирического содержания.
Вот еще подобные же образчики из XVIII столетия. По поводу злоупотребления у нас с казенными деньгами в указе Анны I Иоанновны адмиралтейской коллегии говорится, что начальник, допускающий злоупотребления, «есть невольник всякому своему подчиненному, принужден будет терпеть, манить, потакать и всяческие пакостные их дела, кражи и воровства, елико возможно, попускать и закрывать, боясь того, чтобы на него самого доносить не стали… а плуты и хищники охотно по его фарватеру следовать станут… понеже обыкновенно то чинится по древнему присловию: за что игумен, за то и братия…».
Еще сильнее критика нашей страсти к сложению ответственности при помощи разных совещаний и комиссий, сделанная Елизаветою I в высочайшем повелении главнокомандующему: «Этих бесплодных совещаний в нынешнюю кампанию Семилетнюю войну столько было, что наконец самое слово совет омерзит».
О своей книге могу сказать то, что Монтень говорит о своих знаменитых «Опытах»: C’est un livre de bonne foi. Мнений я не искажал и добросовестно группировал их, конечно, по тому плану, которого держался. Это признает и А. С. Суворин в своих маленьких письмах, говоря, что
составитель до конца остается человеком со вкусом, знающим цену истинного остроумия и хорошо чующим недостатки русской жизни. Такие достоинства в собирателе, скажу кстати, в подобных книгах необходимы, придавая им свой отпечаток и оригинальность.
Утомление при чтении книги, по мнению г. Суворина, является не столько от самого однообразия собранных мнений, сколько от однообразия русской жизни:
Да, наша Русь страна малокультурная, в этом отношении Петр Великий и гр. Закревский одинаково мыслят. Как Петр думал, что «наши люди ни во что сами не пойдут, ежели не приневолены будут», так и гр. Закревский думал спустя более ста лет, и многие думают так и доселе. И от этого-то именно, от этого «приневоливают» русская жизнь, смею думать, и остается малокультурной. Дали бы ей свободу развернуться, не втискивали бы ее в рамки «приневоливания», может, совсем другое было бы. Даже большинство тех несомненно почтенных и значительных людей, мнения которых приводит К. А. Скальковский, иначе бы выражались, в более свободном и содержательном и менее ругательном тоне, и, вероятно, более бы дали русской жизни своими способностями.
Составитель
С.-Петербург, 1 февраля 1904 г.
На зеркало нечего пенять, коли рожа крива.Русская пословица
Русская жизнь так еще груба,Суворин
что льстить ей нечего — она требует
правды везде, какова бы она ни была.