Преследователь

Зловещее зарево, видное издалека, снова настигало его.

Воздух с хрипом вырывался из груди. Струившаяся по лысой голове кровь пропитала спутанную бороду. В этих руинах были и другие существа – уродливые твари, которые питались человеческой плотью. Когда он наткнулся на них впервые, они пировали на трупах людей Пятибрюхого: кто вытягивал извивающиеся внутренности из прогрызенных животов, кто вычерпывал запекшуюся кровь из рассеченных грудин, чавкая, подобно зверью, которое поглощает добычу.

Когда он появился в их владениях, пожиратели плоти решили, что им повезло со свежатинкой. Визжа от жажды крови, истекая густой слюной, они помчались за ним, обитатели тьмы, годами, а то и совсем не видавшие солнечного света.

Он оставил за спиной куски их приземистых, уродливых тел, искромсанных стальными топорами. Они быстро обнаружили, что ошиблись, увидев в нем добычу, и теперь, заметив его, разбегались. Его опасались так же, как и его преследователя. Гхолам был неудержим.

Но и он – тоже.

Словно призрак, он брел по улицам, которые веками не видали ни единой живой души. Повсюду толстым слоем лежала пыль, так что скрыть следы было невозможно, но это его не тревожило. Шедшего за ним вели не чутье и не зрение. Оторваться от такого нельзя. Вместо этого нужно зайти туда, куда тот не сумеет. Заманить в ловушку.

Или убить.

Он не съел ни крошки и не сомкнул глаз с тех пор, как забрался в развалины, каждое движение давалось с трудом, но жалости к себе он не испытывал. Дал обещание – выполняй. Он сказал, что выиграет для них время, чтобы они успели удрать, и он это сделает. Разница между мужчиной и дрянью в том, что мужчина держит слово.

Он размашисто шагал сквозь мрак, освещая путь факелом и прислушиваясь к звукам, что доносились со стороны приближавшегося гхолама. Эта игра в кошки-мышки заводила их в Маль-Торрад все глубже. Должно быть, он уже недалеко от тюрьмы. Вблизи места, где его преследователя – существо, созданное богами, – можно остановить, пусть и ненадолго.

Вокруг вздымались сооружения из темного гранита, такие же грубые и угловатые, как топоры у него за спиной. Жители подземья не были склонны к изысканным формам. Чем глубже он спускался, тем больше становились здания, огромные каменные прямоугольники с ржавыми железными дверями, которые не открывались с той поры, как королевство расколола гражданская война. Оранжевый свет его факела озарял груды золота, сверкавшие на улицах возле бесчисленных приземистых скелетов: все, что осталось от тех странных людей, которые называли подземный город домом. Это казалось ему бессмысленным, как, впрочем, и многое в мире.

Наконец он увидел то, что искал. Дворец, перед которым возвышались две огромные статуи с коронами на головах, похоже, короля и королевы подземного города. Он направился к величественному сооружению, держась под прикрытием прилегающих зданий. Его острый взгляд отмечал руны, выгравированные на их дверях, следы пламени на камнях под ногами. Здесь разводили походный костер всего лишь месяц назад. Тот, кто освободил гхолама, заходил во дворец. Вполне возможно, что тюрьма расположена внутри.

Он крался через площадь перед дворцом. Вокруг скульптурных изваяний, выстроившихся там, мелькали тени, долетавшее до него невнятное бормотание нарастало, становилось все громче и пронзительнее.

Пожиратели плоти.

Готовясь к нападению, они доводили себя до неистовства. Не обращая на них внимания, он сосредоточился на огромных, чуть приоткрытых железных воротах, которые высились перед ним. Прислонив факел к стене, он стал протискиваться сквозь ворота. Металл впился в его плоть, но он, пренебрегая болью, втиснулся между створками и налег на них изо всех сил. Скрежеща зубами и напрягши все мускулы, он раздвинул ворота с лязгом, от которого, казалось, затряслись сами дворцовые стены.

Тяжело дыша, он уставился во тьму, лежавшую за раскрытыми вратами, и услышал за спиной быстрое скользящее движение: один из пожирателей плоти, посмелее остальных, двинулся вперед. Развернувшись, он перехватил тварь в прыжке, крепко стиснув ее горло. Светящиеся в темноте глаза пожирателя плоти полыхнули ненавистью, и существо щелкнуло громадными желтыми клыками, пытаясь дотянуться до ладони, державшей его мертвой хваткой.

Он всадил пальцы свободной руки в глазницы твари и вдавил глаза ей в мозг, а затем принялся бить головой по железным воротам, пока она не превратилась в кровавое месиво. Зарычав, он отшвырнул труп монстра на площадь, в тень изваяний, и услышал, как сородичи накинулись на него, раздирая клыками.

Снова взяв факел, он вошел во дворец.

Следы пламени на древнем, покрытом пылью ковре вели его внутрь. Он миновал тронный зал, чуть задержавшись, чтобы взглянуть на застывшую во времени сцену из прошлого. Два скелета, приземистые и коренастые, как и все остальные жители подземья, но с коронами на головах, сидели на тронах, расположенных на возвышении. У обоих из груди торчали кинжалы, давно покрытые ржавчиной. Приподняв сначала одну, а затем другую корону, чтобы взглянуть на иссохшие головы, он увидел, что некогда здесь находились мужчина и женщина. Король и королева.

Тронный зал был полон других скелетов, некоторые из них оказались столь малы, что могли принадлежать лишь детям. Значит, пакт о самоубийстве между правящими семьями. Либо безжалостный мятеж, в ходе которого не пощадили никого.

Сплюнув, он отвернулся. Иные тайны лучше оставлять нераскрытыми, вот что.

След гхолама шел еще на три этажа вниз. Он слышал, как пожиратели плоти стаей ввалились во дворец наверху, по полу зацокали их когтистые лапы.

На пятом, самом нижнем этаже он добрался до тюрьмы.

Она напоминала гигантский лабиринт. Толщина стен превосходила рост человека, они были покрыты рунами, так же как пол и потолок. Руны светились от магии, вся тюрьма словно пульсировала ею. Пробираясь по коридорам, он увидел, что определенные руны были намеренно скрыты чем-то пористым, прилипшим к камню, как смола. Оторвав кусок, он, нахмурившись, рассмотрел его черными, словно уголь, глазами.

Это оказалась кожа одного из человекоподобных пожирателей плоти, содранная с его тела. Тот, кто освободил гхолама, вывел из строя руны, державшие его взаперти, самым жутким способом.

Внезапно свет изменился, и тюрьму залило зловещее сияние. Повернувшись, он увидел своего безжалостного преследователя, который поплыл к нему навстречу, оставляя за собой обожженный камень. Своими очертаниями гхолам напоминал человека, но ничего человеческого не было в этой тени, обвитой языками адского пламени, – одно лишь обещание смерти.

Гхолам, казалось, налетел на невидимую преграду. Руны, покрывающие стены, вспыхнули ярким синим светом, и воздух наполнился шипением искр. Гхолам снова попытался рвануться вперед и опять от чего-то отскочил. Живое оружие на мгновение застыло на месте, а затем поплыло назад тем же путем, каким пришло сюда, и исчезло в другом коридоре. В поисках иного пути, чтобы добраться до своей цели. В поисках бреши в магии рун.

Он понял, что ему делать. Он заметался по коридорам, срывая на бегу кожу, закрывавшую руны, и налепляя ее в другие места. Время от времени гхолам подбирался вплотную, но всякий раз ему удавалось открыть нужные руны и высвободить их охранную магию, в последний момент успевая спастись от смертоносного огненного объятия. Но в конце концов бежать стало некуда. Его спина уперлась в стену, гхолам оказался прямо перед ним, их разделяло едва ли шесть футов. Охранные руны не позволят созданному богами кошмару дотянуться до него, но тот заполнил собой коридор, преградив ему путь, и его не обойти.

В западне.

Он опустился на каменный пол. Больше ничего не сделать. Не такой смерти он хотел – оказаться загнанным в угол и дожидаться кончины от жажды или голода. И тем не менее так вышло. Слово свое он сдержал. Кейн и найденыши, должно быть, уже добрались до безопасного места – если где-нибудь можно чувствовать себя в безопасности от этой жуткой твари, что торчит тут напротив.

Сидя там, он утратил счет времени. Гхолам не двигался. День ли прошел, неделя…

Он начал терять сознание, тело стало ему отказывать. Боли особой не было, но, собственно, физическая боль никогда его не страшила. Не то что боль предательства. Боль от удара в спину, нанесенного единственным человеком, которому он доверял.

Внезапно гхолам пошевелился. Развернулся и уплыл, словно решил прекратить преследование или каким-то образом нашел себе другую цель. Ни первое, ни второе не казалось ему возможным, но, как бы то ни было, ему повезло.

Он обождал несколько часов: не вернется ли гхолам. Потом с трудом поднялся на ноги, опираясь о стену. Факел давно погас, лишь от рун вокруг него исходило мягкое голубое свечение.

Прихрамывая, он поплелся назад через тюрьму, перед глазами все расплывалось, и ориентировался он с трудом. Добравшись до перекрестка, он остановился, моргая, и тут его накрыла волна дикого шума: вой, цоканье когтей, скрежет клыков. За ним пришли пожиратели плоти. Десятки, быть может, сотни этих тварей, которые сжимали в лапах грубые самодельные кинжалы из камня, заполнили проходы со всех сторон.

На мгновение он закрыл глаза. Он так устал, что с трудом стоял. Будет быстрее, если просто опуститься на пол и дать им покончить с этим. Но за ним оставалось еще одно обещание.

Его глаза резко открылись. Он извлек топоры. Приготовился.

Волк оскалил зубы.

 

Милосердные деяния

На извилистых улочках города завывал зимний ветер, осыпая свежим снегом высокого субъекта, который грациозной походкой следовал в сторону гавани. На мгновение он остановился и отклонил назад голову, моргая черными, как обсидиан, глазами под падавшими на лицо снежинками. Они были почти невидимы на его коже цвета слоновой кости. Темно-синий плащ, означавший принадлежность к Судьям – высшим офицерам вторгшейся в город армии, развевался вокруг его стройной фигуры.

Айзек много раз ходил по этим улицам прежде, но лишь после прибытия Первой флотилии ему стало не нужно скрывать свою истинную сущность. Способность вводить в заблуждение менее развитые расы – редкое умение, которым он обладал наряду со своими сестрами, досталось по наследству от Закариана, одного из первых Пилигримов, исчезнувших в Пустоте. Продолжив путь к гавани, Айзек вознес безмолвную благодарность Пилигримам за их великую жертву. Они принесли ее, чтобы предотвратить вымирание своей расы.

«Человечество не получит подобной отсрочки», – мрачно подумал Судья. Он вспомнил о тех временах, когда земля, на которой построен этот серый город, была еще дикой пустошью. Королевство Андарр являло собой лишь горстку примитивных лачуг, когда Принц Обрахим объявил о Великом Переселении и фехды удалились на запад. Сородичи Айзека оставили расцветавшей молодой расе людей много своих знаний. Это было проявлением грандиозной щедрости, прощальным даром народу, который унаследует континент, подвергшийся огромным изменениям после колоссальных конфликтов между старшими расами.

Через две тысячи лет люди переплыли Бескрайний Океан и разыскали своих благодетелей. Мелиссан, сестра Айзека, предложила путешественникам помощь. Она даже согласилась, чтобы двое фехдов сопровождали людей на обратном пути через океан. Адуана и Фериан жаждали узнать больше о землях, которыми некогда обладал их народ.

В приливе гнева дыхание Айзека ускорилось. Его рука опустилась к прозрачному длинному мечу на поясе – оружию острее любого выкованного человеком. Он заставил себя успокоиться, и гнев растаял, как снег, присыпавший его золотистые волосы. Такие чувства – признак менее развитых рас. Он же – фехд и – более того – Судья.

Он устремил взгляд на юг, за гавань. К затопленным развалинам Призрачного порта, где его сородичей заточили в тюрьму и пытали. Адуана и Фериан, по меркам его народа, едва вышли из детского возраста, им было всего лишь по несколько столетий. Лорд-маг Мариус подверг их невообразимо ужасному.

Даже через огромные расстояния Бескрайнего Океана Айзек и его сородичи ощутили смерть Адуаны и Фериана. Со времен Великого Переселения погибла лишь горстка нестареющих фехдов, а теперь двоих убили при самых мрачных обстоятельствах.

Два десятилетия оплакивали их сородичи. Два десятилетия горевали они, прежде чем задумались о мести.

Айзек смотрел на людей, которые съеживались от страха, когда он проходил мимо них по пути в гавань. Большинство боялось даже взглянуть в его сторону. Кто-то всхлипывал, другие отворачивались и убегали. Им почти негде было укрыться – весь путь к причалам пролегал среди сожженных дотла зданий, все жилые дома, конторы и склады артиллерия Первой флотилии превратила в почерневшие раковины из оплавленного камня. Целые районы за гаванью были уничтожены в течение нескольких дней после прибытия армии фехдов. Треть жителей города стали бездомными.

Сонливия оказалась способна лишь на жалкое подобие сопротивления. Лорд-маг города был мертв, совет, управлявший им, публично уничтожили сестры Айзека. Никто из людей не мог выстоять даже против горстки обычных солдат-фехдов, не говоря уже об элите их армии – Судьях. Их мастерство владения оружием отточили века практики. Они обладали способностью так сильно воздействовать на чувства людей, что сумели бы превратить закаленных воинов в дрожащую массу. А оружие его народа далеко превосходило все, что человечество могло противопоставить для своей защиты. Среди этих недолговечных созданий Айзек и его сестры были подобны богам. Или кому-то вроде них.

Лишь увидев закутанных в лохмотья детей, которые жались к обгоревшим руинам своих домов, Айзек на короткое время почувствовал жалость. Самые старые люди казались ему недолговечными существами, а продолжительность их жизни – чьей-то жестокой шуткой, но эти дети – они уже были наполовину мертвы.

«Ты сделал выбор, – напомнил он себе. – Ты провел четыре года среди людей, оценивая их. Твой вердикт был суров, но справедлив. Не что иное, как абсолютное уничтожение. Полная зачистка континента от человека». Начиная с этого места, которое люди называли Благоприятным Краем.

Десять кораблей, составлявших Первую флотилию, заполнили гавань Сонливии. Все они – громадины из пушечной бронзы, и каждый из них превосходил размерами крупнейший боевой корабль, когда-либо построенный людьми. К тому же их приводили в движение не весла и не паруса, а огромные двигатели, которые легко пожирали пространства Бескрайнего Океана.

Сестры Айзека, Мелиссан и Нимувия, ожидали его на палубе флагманского корабля. Темно-синие плащи, означавшие принадлежность к Судьям, развевались за их спинами на шквалистом зимнем ветру.

– Брат, – приветствовала его Мелиссан. – Кажется, тебя что-то беспокоит.

Встав на носу судна, Айзек смотрел на пленников, суетившихся на палубе. Их были тут сотни, мужчин и женщин, которых он похитил и тайно ввез в город, чтобы ускорить его падение. Имплантаты в плоти пленников подавляли мысли и чувства, принуждали к абсолютному подчинению указаниям, которые давали Айзек и его сестры. Они будут безропотно служить своим бессмертным хозяевам, пока не умрут.

– Правильно ли низводить их до… этого? – изрек наконец Айзек. – Пилигримы учили, что рабство – величайшее из зол. В Прежние Времена заковать человека в цепи означало превратить его в нечто не лучшее, чем животное.

Мелиссан – одного роста с Айзеком, на голову выше любого из пленников-людей на корабле – подошла к брату. Ее волосы были подобны золотым нитям, а глаза черные, как тушь. Она – его полнокровная сестра, рождена теми же родителями.

– Они и есть животные.

Подняв изящную руку, она нахмурилась при виде снежинки, опустившейся на ладонь.

– Они дерутся, трахаются, а потом – умирают, не оставляя после себя ничего более значимого, чем это.

Она повернула кисть, и растаявшая снежинка скатилась каплей на палубу.

– Вспомни, что они сделали, брат, – сказала Нимувия, положив руку ему на плечо.

Она была младшей из них троих, и, хотя родилась от другого отца, чем он и Мелиссан, Айзек дорожил ею больше, чем кем бы то ни было на свете.

– Что они сделали с Адуаной и Ферианом. Что сделал с соседями по Благоприятному Краю богоубийца, который правил этим городом, Салазар, в своем заблуждении, что сможет умиротворить нас.

– Они – отрава, – добавила Мелиссан негромко, но голос ее был пропитан неистовым гневом.

Оказавшиеся поблизости пленники, ощутив ее ярость, подались в стороны.

– Отрава, которую нужно вычистить с этой земли. Как может столь недолговечная раса подняться над грязью, откуда выползла?

– Они не все такие, как ты говоришь, – ответил Айзек. – Не все. Есть некоторые, достойные нашего уважения.

Он понимал, почему сестра гневается. Она все еще винила себя в смерти сородичей. В том, что сказала «да» Адуане и Фернану. То решение будет преследовать ее вечно.

Приблизив лицо к Айзеку, Мелиссан впилась в него взглядом.

– Тебе следует избавиться от Полумага, дорогой брат. Боюсь, что привязанность к этому человеку плохо сказывается на твоей рассудительности.

Айзек ответил сестре столь же пристальным взглядом.

– Верно, он меня восхищает. Но я узнал и еще людей, которые тоже меня поразили. Воинов, преданных друг другу настолько, что они готовы умереть за товарища, как и любой из нас. Разве это не важно?

Он вспомнил Бродара Кейна и его друга Волка. Они были очень разными, но связь между ними казалась ему столь же прочной, как стальная палуба под ногами.

– Люди ничего не знают об истинной преданности, – заявила Мелиссан. – Эти существа стремятся лишь к удобствам, их мотивируют только алчность и страх. Они не испытывают таких чувств, как мы. Их «любовь» – лишь жалкое подобие нашей.

При упоминании о любви глаза Нимувии засверкали.

– У меня есть для тебя новости, брат. Вот почему мы позвали тебя сюда. Вторая флотилия выполнила свою задачу на Небесных островах. Генерал скоро прибудет. Мой суженый – в пути.

От слов Ним в душу Айзека закрался холодок, но улыбка сестры почти не оставила от него следов.

– Савериан, – произнес он.

Этот генерал считался живой легендой его народа.

Айзек вспомнил бойню на островах, где вырезали всех людей. Она была необходима. И Савериан от нее не уклонялся.

– Он приведет нас к победе, – добавил Айзек, однако его слова отчего-то прозвучали неискренне.

– Как и всегда. – Мелиссан указала на юг. – Эта «Белая Госпожа» – единственное, что отделяет нас от следующего этапа священного похода. Ее город падет, как только прибудет генерал. Когда последний лорд-маг Благоприятного Края умрет, Теласса станет нашими вратами на континент.

Айзек кивнул. Магия – единственный вопрос, на который фехды не могли дать легкий ответ. Их народ находился вне Структуры, вне плана, разработанного Создателем для этого мира. Магия была так же чужда сородичам Айзека, как и их способности – людям.

Но у фехдов имелось столь же смертоносное оружие. Оружие, которое губило миры.

– Их ждет Расплата, – тихо сказал он.

На губах Ним заиграла гордая улыбка.

– Как и эльфов до них.

Недолгую тишину, которая последовала за ее словами, нарушили глухой стук и вопль. Один из пленников упал с мачты. Стеная, он лежал на палубе, его правая нога была явно сломана от удара. Айзек узнал человека: один из тех, кого он пленил возле города Кархейна в первый год после возвращения на эти берега. Фермер, работавший на своем поле, который и не подозревал об истинной сущности незнакомца, приближавшегося к нему по грязной старой дороге.

– Я отправлю одного из невольников, чтобы отвел его вниз, на медицинскую палубу, – сказал Айзек. – Ногу можно подлечить…

Опустив руку к бедру, Мелиссан мгновенным движением извлекла из кобуры смертоносное оружие. Раздался резкий треск выстрела, и голова раненого человека взорвалась фонтаном красных брызг. Его тело подергалось и застыло. Из развороченной шеи натекла бордовая лужа, от которой в зимнем воздухе повалил пар.

– Уберите это, – велела Мелиссан, указав на стоявших поблизости пленников дымившимся стволом.

Снова положив оружие в кобуру, висевшую на поясе, она повернулась и вперила взор в Сонливию.

– Это был акт милосердия, – отметила она. – Расплата будет не такой быстрой.

Несмотря на досаду, которую испытывал Айзек, с утверждением сестры спорить не приходилось. Когда прибудет генерал, людям на этих землях останутся считаные дни жизни.

С другой стороны, для фехдов так было всегда.

 

Более Важная Клятва

Как показывал опыт Бродара Кейна, мир никогда не переставал меняться. И с годами – все быстрее. Он ехал по лагерю, разбитому огромной армией Карна Кровавого Кулака к западу от стен Сердечного Камня, видел незнакомые лица сидевших вокруг костров молодых воинов, большинство которых годилось ему в сыновья, и чувствовал себя стариком из другого века.

Остановив свою кобылу, он попытался размять онемевшие ноги. Затем спешился, сапоги захрустели по замерзшей земле, при каждом выдохе в сгущавшихся сумерках изо рта вылетало плотное облачко тумана. Он уже и забыл, как морозно в Высоких Клыках в середине зимы. Забыл, как резкий холод проникает в стареющие кости и становится так трудно взбираться в седло по утрам и еще труднее – сползать с него.

Он прикрыл глаза рукой и, прищурившись, всмотрелся в падавший снег. Его зрение никуда не годилось, но ему показалось, что он разглядел впереди черную тень шатра вождя. Бродар прикинул, что ярдов, быть может, пятьдесят отделяет его от Карна Кровавого Кулака. Каких-то пятьдесят ярдов, и он окажется лицом к лицу с человеком, голову отца которого отделил от плеч много лет назад.

Вполне вероятно, что Карн Кровавый Кулак попытается сделать то же самое с Кейном, прежде чем Бродар успеет сказать хоть слово. Прежде чем сможет объяснить: он здесь для того, чтобы присоединиться к армии Западного Предела и отобрать столицу у безумного ублюдка Кразки. Вполне возможно, Кейн вот-вот очертя голову ринется навстречу собственной смерти. Такие мысли – серьезный повод, чтобы засомневаться, снова вскарабкаться на лошадь и убраться прочь, пока кто-нибудь из тех, кто в него вглядывался, не узнал старикана, только что появившегося в лагере. Вместо этого он, поправив за спиной двуручный меч и поплотнее закутавшись в грязный плащ, устремил синие глаза вперед.

Кое-что просто приходится делать, когда выбора, по сути, нет.

Аромат баранины, которую готовили на кострах поблизости, вызвал дикое урчание в его животе. Ледяной ветер приносил и другие запахи: старой кожи, несвежего пота, едкую вонь мочи. А под всеми ними – знакомое зловоние войны, тошнотворная сладость разложившейся плоти, гноящихся застарелых ран, что зовет тень смерти.

Кейн знал о тени смерти все. Он жил в этой тени большую часть своих пятидесяти с чем-то лет. Сосредоточившись на шатре впереди, он старался не показывать своих опасений. Пройдено десять ярдов. Двадцать.

Он почти добрался. В последнюю минуту один из воинов, сидевших полукругом вокруг самого дальнего костра, повернулся что-то сказать человеку, стоявшему у него за спиной. Его взгляд упал на Кейна. На мгновение все будто застыло, и мир, казалось, затаил дыхание.

Затем глаза воина округлились, и куриное крылышко, которое он жевал, выскользнуло из пальцев и с шипением упало в огонь.

– Ты.

Это слово проскрежетало, словно меч по стали, заставив умолкнуть мужчин, сидевших вокруг. Тишина опустилась, как саван, ее нарушало лишь потрескивание костров.

Воин поднялся на ноги. Он был чуть старше своих соотечественников, высокий парень двадцати с небольшим лет, с родимым пятном винного цвета на правой щеке. В его глазах сверкала холодная ярость.

– Ты, – повторил он, на сей раз – сиплым шепотом. – Ты вернулся. Какого хрена тебе возвращаться? Именно сюда!

Кейн вытянул вперед руки ладонями вверх.

– Я просто пришел поговорить. Поговорить с Карном.

С отчаянием он заметил, что теперь на них, казалось, смотрело пол-лагеря.

– После того, что ты сделал с его отцом? – Парень тяжело дышал, его ноздри раздувались. – Моего брата убили в тот день. Одного из тысяч, которых ты велел предать мечу.

Кейн поник.

– То были приказы Шамана. – Его слова прозвучали жалко.

Кто-то спросил:

– Финн, о чем речь? Что за старикашка?

Тот, кого звали Финн, шагнул вперед и сплюнул.

– Этот человек – Меч Севера. Один из самых страшных убийц в Высоких Клыках.

Он умолк на мгновение, обдумывая то, что скажет дальше, и неопровержимая истина его слов показалась Кейну кинжалом, вонзившимся в сердце.

– Он руководил бойней у Врат Похитителя четырнадцать лет назад.

– Я не хочу никаких неприятностей. Я просто хочу поговорить, – повторил Кейн.

Однако среди воинов, оказавшихся достаточно близко, чтобы расслышать его, поднялось злобное ворчание, и он понял: что бы он ни сказал, их закипающую ярость это не усмирит.

Финн сделал еще шаг вперед.

– Подайте-ка мне мой меч, – прорычал он.

Кейн слышал за спиной движение, люди поднимались со своих мест у костров и приближались к нему.

Протянув руку за плечо, он извлек свой двуручный меч – три с половиной фута стали, отливавшей алым в свете костра. Затем опустился на колени, которые заскрипели в знак протеста, и осторожно положил меч на землю.

– Не проходило ни дня, чтобы я не сожалел о том, что случилось в Красной долине, – медленно проговорил он. – Я не намерен сражаться ни с тобой, ни с кем-то еще в этом лагере. Ну, за исключением Шамана, если он где-то поблизости, но наша вражда может обождать, пока не кончится война.

Сильные пальцы вцепились в его руки и болезненно завели их за спину. Кейн не протестовал. Не пытался бороться. Он чуял зловонное дыхание воинов позади себя, ощущал жар их ярости, когда они сдавили его со всех сторон. Большинство из них были слишком молоды, чтобы сражаться во время мятежа Таргуса Кровавого Кулака, слишком молоды, чтобы их кровь соединилась с кровью их отцов, и братьев, и дядей в огромном водоеме в тени Врат Похитителя. Бойня в Красной долине – это шрам, который еще должен зажить, покрытая коростой кровоточащая рана, по-прежнему приносящая боль тысячам сыновей Западного Предела. Особенно сейчас, когда человек, который отдал приказ Кразке и его подручным, стоит перед ними.

Финн презрительно усмехнулся, родимое пятно уродливо выделялось на его бледной щеке.

– Шаман еще нужен Карну. А вот какой-то старый выдохшийся трус – не думаю.

– Я много кем побывал, но трусом – никогда, – бросил Кейн, и тут в его памяти всплыли прощальные слова Джерека, прозвучавшие в голове будто издевкой над тем, что он заявил Финну. – Делайте что должны, – добавил он хрипло. – Но держите клинки наготове для Кразки. И для любого, кто заодно с этим мясником.

Финн врезал ему в лицо, и Кейн пошатнулся. Сплюнув кровь, мгновением позже он поперхнулся желчью после удара в живот, от которого сложился бы вдвое, если б не сжатые мертвой хваткой за спиной руки. Он попытался что-то сказать, но злобный удар по ногам лишил его опоры и едва не уложил лицом в грязь, если бы воины не удержали его за локти, и Кейн издал только хрип, а изо рта на подбородок закапала красная слюна, Финн стоял над ним. Он наконец нашел меч и направил его острие прямо в лицо Кейну.

– Король-Мясник получит то, что ему причитается, ты об этом не беспокойся. А что до тебя, то пришло время ответить за сотворенное в Красной долине, старик. Ты вернулся ради мести? Похоже, месть нашла тебя.

Финн схватил его за волосы и откинул голову Кейна назад, задев горло лезвием меча. Возможно, разъяренный воин собирался лишь выбрить его хорошенько, но взгляд Финна не оставлял сомнений, что задумал он нечто более зловещее. Сморгнув с глаз кровь, снег и пот, Кейн ждал конца.

– Придержи руку, парень.

Голос, прогремевший из палатки, был низким и властным. В свете заходившего солнца показался громадный силуэт, Кейн ощутил, как напряглись мускулы, и подавил стремление вывернуться из рук воинов, которые его удерживали, выхватить у Финна клинок и свершить акт кровавой мести над тем, кто вышел из шатра. Когда же на того упал свет от ближайшего костра, Кейн, однако, увидел, что это не Шаман приближается к нему, хрустя сапогами по снегу.

Карн Кровавый Кулак был просто гигантом – на полголовы выше Кейна, его чудовищный лоб выступал над лицом, словно высеченным из зубчатого утеса глубочайшего ущелья Западного предела. Черные волосы, покрывавшие массивный череп лишь наполовину, Карн носил собранными в толстую косу, которая спускалась до уровня бороды, тоже заплетенной. В то время как все тело Шамана состояло из точеных мускулов, накачанных до предела, Карн был невероятно огромным от рождения.

Вождь Западного предела и предводитель армии сопротивления навис над Финном, который будто поник в его присутствии. Темные, как кремень, глаза уставились на Кейна с лица, погруженного во мрак.

– Я дал клятву четырнадцать лет назад, – пророкотал он, – клятву убить человека, который лишил жизни моего отца.

– Тогда лучше не откладывай, – проскрежетал Кейн, отхаркивая кровь. – Пока еще какой-нибудь недовольный ублюдок не предъявил свои права. В этом лагере, похоже, таких полно.

Карн махнул Финну ручищей, покрытой глубокими шрамами, за которыми стояла целая история насилия, свидетельство побед в бессчетных сражениях.

– Возвращайся к своему костру, – прогромыхал он. – Я буду говорить с Мечом Севера наедине. Любой, кто посмеет потревожить нас или поднимет оружие против него, познает мой гнев.

Глаза Финна превратились в щелочки, а челюсть задрожала от ярости, но вождя он ослушаться не посмел. Кейн наконец перевел дух, когда клинок нехотя убрали от его горла. Воины, стоявшие позади, выпустили его локти, и он опрокинулся вперед, больно ткнувшись опухшим лицом в мерзлую землю. То, что еще оставалось в нем от прежнего Бродара Кейна, не позволяло ему лежать там, не позволяло сносить дальнейшее унижение – воины, которые некогда страшились его имени, фыркали, презрительно скривив рты. Он заставил себя подняться, скрипя каждым суставом, и посмотрел на Карна.

Огромный вождь повел плечами и указал под ноги Кейну.

– Подбери свой меч, – прогремел он.

Шатер был больше, чем выглядел снаружи, и слегка попахивал плесенью. Внутри царила почти непроглядная тьма, свет исходил от единственной свечи, стоявшей на перевернутом ящике в центре. Кейн окинул взглядом импровизированный стол, не обратив внимания ни на карту в чернильных пятнах, покрытую каракулями, ни на пустую, потрескавшуюся пивную кружку. Его взгляд был прикован к палашу, который отливал оранжевым в мерцающем свете. Карн медленно подошел к столу, наклонился и поднял потрепанный щит, стоявший у походного сундука рядом с ящиком. Привязав его к запястью, он потянулся к оружию.

– Здесь? – устало спросил Кейн. – Ты хочешь разрешить это здесь?

Он все еще нетвердо стоял на ногах после недавнего избиения. Все еще, казалось, не мог сосредоточиться, получив тот, последний, удар. Тем не менее иссиня-черные руны, покрывавшие клинок по всей его длине, были ему знакомы.

– Ты узнаешь это, – сказал Карн.

Кейн уставился на оружие в руке Карна.

– Так. Меч твоего отца.

– Моего отца, – эхом отозвался Карн. – Прозванного Кровавым Кулаком за то, что переломал все суставы пальцев, убивая великана голыми руками. Это оружие подарил ему чародей из Низин незадолго до того, как он провозгласил независимость Западного предела. Говорили, когда он держал его в руках, ни один человек не мог сразиться с ним и остаться в живых. – Карн помолчал минуту, поглаживая огромную бороду пальцами толщиной с запястье большинства мужчин. – Его нашли возле тела отца в то утро, когда он вызвал тебя на дуэль. Я дал ему имя Держащий Клятву.

Кейн промолчал.

– Расскажи мне, как он умер, – прорычал Карн, и эти слова несли в себе угрозу, которая, казалось, остудила воздух в шатре.

Было время, когда разговоры о прошлых подвигах наполняли Кейна гордостью. Теперь они приносили лишь боль.

– Он умер как воин, – честно ответил он. – Добавил мне несколько шрамов. Один из труднейших боев в моей жизни.

Не самый трудный: фехтовальщик в золотых доспехах из Низин был подлинным мастером клинка.

А самым трудным оказался бой, в котором он и не рассчитывал победить, и сомневался, что хотел бы победить, в любом случае. Воспоминание о той схватке было по-прежнему столь же болезненной раной, как и каждая из его многочисленных телесных травм.

«Если я когда-либо увижу тебя снова, я тебя убью». Слова Джерека.

Его руки неожиданно задрожали, к глазам подступили слезы. Карн, должно быть, заметил это мгновение слабости. Не успел Кейн опомниться, как огромный вождь бросился на него с невообразимой для человека таких размеров скоростью. Держащий Клятву со свистом ринулся вниз и рассек пустое пространство там, где мгновением раньше была голова Кейна. Шестое чувство, которое бессчетное число раз спасало ему жизнь, сработало и сейчас, и он, вовремя откатившись в сторону, вскочил на ноги со своим двуручным мечом, неожиданно оказавшимся в руках. Дрожь исчезла. Он был совершенно неподвижен, спокоен, как гладь озера Драгур летним утром, полным неги.

Карн Кровавый Кулак стоял лицом к лицу с Кейном, его исполинская фигура, казалось, занимала полшатра. Но он не продолжил атаку. Вместо этого – хмыкнул и слегка кивнул, а потом повернулся и направился к перевернутому ящику. Отвязал щит и прислонил его к сундуку. Затем осторожно положил Держащего Клятву рядом с картой, сел на сундук и уставился в темноту, нахмурив густые брови. Мерцающее пламя свечи отбрасывало зловещие тени на его морщинистую щеку.

– По крайней мере, ты помнишь, как сражаться.

– Это не забывается никогда, – устало ответил Кейн. – Если ты решил со мной покончить, полагаю, есть способы проще.

– Кейн, которого я знал, ни за что не сдался бы возле этого шатра моим людям с такой готовностью, – прогремел Карн. – Я должен был понять, остался ли ты тем, кем я тебя помнил. В противном случае мне от тебя никакого толку. Никакого, если ты утратил потребность убивать.

– Я утратил ее давным-давно.

– Но не мастерство.

Кейн пожал плечами.

– Я не тот, каким был когда-то. Я стар. Мир, в конце концов, оставляет всех людей позади.

– Не только людей, – заметил Карн рассеянно. – И лордов-магов – тоже.

Подняв руку, он указал на глубокую тень, лежавшую в углу шатра.

– Взгляни на Шамана.

– Шаман здесь? – прохрипел Кейн, в горле у него внезапно пересохло.

Прищурившись, он вгляделся в темноту, подумав, что лорд-маг, возможно, наблюдал за ними в одном из своих многочисленных воплощений в животное. Но как ни напрягал он ослабевшие глаза, ему удалось разглядеть лишь смутные очертания съежившейся на земле фигуры в плаще с капюшоном. Бродар сделал несколько шажков вперед, стиснув эфес меча побелевшими от напряжения пальцами и занеся его для удара.

Голова в капюшоне покоилась на груди. Когда Кейн приблизился, голова приподнялась. Движение было мучительно медленным, словно это простое действие требовало неимоверных усилий.

– Приветствую, Меч Севера, – произнес хриплый, тоненький голосок.

Прозвучала полная противоположность голоса, так хорошо знакомого Кейну, глубокого баритона лорда-мага, которому он служил более двадцати лет. Однако нечто в этом высказывании, вызвавшем жалость, всколыхнуло старые воспоминания, и Бродар понял: это, без сомнения, Шаман.

Кейн повернулся к Карну Кровавому Кулаку с сотней вопросов на устах, но громадный вождь лишь покачал головой.

– Он слабеет день ото дня. Кразка применил какое-то адское оружие, и рана не заживает. Мы думали, он бессмертен, но все умирают.

Кейн смотрел на закутанную фигуру Шамана, лицо которого было скрыто капюшоном. Некогда он считал Шамана богом или кем-то очень на бога похожим. Теперь он мог просто протянуть руку и переломить лорда-мага надвое. Несмотря на все его мечты о мести бывшему господину, несмотря на всю ярость, которая давала ему цель в жизни последние несколько лет, осознание этого факта выбило его из колеи.

«Мир не перестает меняться».

– Я дал клятву, – неожиданно произнес Карн. – И я собираюсь ее сдержать. Но я дал также и еще одну клятву. И сейчас я пытаюсь решить, какая из них важнее.

– А что это за вторая клятва? – тихо спросил Кейн, хотя и подумал, что знает ответ.

Исполинский кулак вождя сжался и обрушился на перевернутый ящик, служивший ему столом. Тот раскололся от удара.

– Водрузить голову Кразки на пику над стенами Сердечного Камня. Загнать демонов, наводнивших сейчас нашу землю, назад в Приграничье.

Кейн кивнул, сделал глубокий вдох. Это была возможность, которой он дожидался.

– И я тоже дал обещание, – медленно проговорил он, – и должен его сдержать или умереть, пытаясь это сделать.

Карн бросил на Кейна понимающий взгляд, темные глаза великана сверкнули.

– Твой сын еще жив. Кразка поместил его в ивовую клетку на верху Великой Резиденции как предупреждение тем, кто может попытаться встать ему поперек дороги. Король-Мясник любит зрелища… как мой народ убедился в этом четырнадцать лет назад.

Кейн поморщился. Все возвращалось к тому роковому дню.

– Я не могу изменить того, что сделано, – медленно сказал он. – Но я могу предложить свой меч в предстоящей битве. Думаю, тебе нужна любая помощь, которую можно получить.

Вождь Западного предела повернул в руках Держащего Клятву, словно искал ответ на невысказанный вопрос в рунах, выгравированных на клинке. Тишина затягивалась, напряжение было столь велико, что Кейну казалось, будто его можно потрогать рукой.

В конце концов Карн хмыкнул.

– Мы двинемся к воротам на рассвете. Он встал и, открыв дорожный сундук, принялся что-то в нем искать.

– Битва за Сердечный Камень будет одной из самых кровавых в Высоких Клыках. Кразка командует демонами. Магия круга чародеек Сердечного Камня сильнее магии моего, ибо большинство уничтожили гвардейцы Мясника в тот день, когда пал Шаман. Быть может, такой легендарный убийца, как Меч Севера, сумеет склонить чашу весов в нашу пользу.

– Надеюсь, что смогу, – ровно произнес Кейн, хотя слова вождя отнюдь не преисполнили его чувством удовлетворения.

Он больше не хотел быть легендарным. Только приличным мужем и отцом, если духи дадут ему возможность.

Карн, казалось, его не услышал.

– Я сдержу клятву, – прогремел вождь.

Он извлек из сундука точильный камень и провел им по лезвию палаша, покрытого рунами; сталь издала пронзительный звук, будто толпа обреченных душ взывала к правосудию.

– А потом сдержу другую.

К тому времени, как Кейн нашел место, чтобы распаковать свою скатку с постелью и уложить ее на пронизывающе холодную землю, снег наконец перестал идти. В огромном лагере, разбитом к западу от Сердечного Камня, было около десяти тысяч человек, и он чувствовал впивавшиеся в него враждебные взгляды. Немало вновь обретенных союзников при первой же возможности с наслаждением всадили бы в Кейна клинок среди ночи, но Карн приставил к нему охрану. Присев, чтобы развести огонь, Кейн вежливо кивнул парню. Страж сплюнул, а затем, повозившись со своими штанами, облегчился, и от его желтой мочи повалил пар, когда она оросила снег.

«Жаль, что не для всех из нас это так легко», – угрюмо подумал Кейн. Его мочевой пузырь уже несколько дней был упрямее злобной медведицы, и путь из Зеленого предела оказался из-за этого адской мукой. Если бы воины, собравшиеся вокруг костров, знали, как тяжко ему просто отлить, репутация его явно бы не улучшилась. В этом заключался какой-то урок, но будь он проклят, если понимал, в чем же тот состоял.

Он посмотрел на восток. Подступы к столице скрывал ночной мрак. Когда он добрался до Королевского предела, его первым желанием было двинуться прямо к воротам Сердечного Камня и порубить всех, кто стоял между ним и сыном. Но закончилось бы это тем, что его нашпиговали бы стрелами, а преклонный возраст, не балующий особыми милостями, научил его, по крайней мере, немного сдерживать безрассудство. Настанет утро, и он выступит вместе с огромным воинством Карна Кровавого Кулака и сделает, что сможет, для освобождения города от тирана. Кажется, в последнее время он чертовски много занимается подобными вещами, но, помимо прочего, возраст научил его, что мерзкие ублюдки появляются так же быстро, как сорняки в заброшенном саду.

Как и каждую ночь, Кейн осторожно развернул нож, который сделал к четырнадцатилетию сына. Магнар сейчас нуждался в отце больше, чем когда бы то ни было. Он должен сдержать обещание. Обещание самому себе и обещание Мхайре.

Он поднес к губам серебряное обручальное кольцо, которое дала ему она. Как только сын окажется в безопасности, он помчится на юг на первой же попавшейся лошади, отыщет любимую женщину и заключит ее в объятия. Все, что стоит на его пути, – это укрепленный город, ощетинившийся вооруженными защитниками, орда демонов и одноглазый безумец, обладающий оружием, способным сразить лорда-мага. И еще – человек-гора, вождь, имеющий на него зуб, владелец волшебного клинка, командующий самой большой армией за всю историю Клыков.

«Легче не становится».

По правде говоря, он не отказался бы сейчас от помощи друга. Но все его друзья были либо мертвы, либо больше не друзья ему. Мир изменился, и все лежало в руинах. Даже те узы, которые некогда казались ему неразрывными.

Он очнулся от сна среди ночи. Угольки в костровой яме еще тлели, и он немного подвинулся, чтобы оказаться поближе к их теплу. На мгновение ему показалось, что за ним наблюдают. Не те люди, что дремали рядом, но что-то еще. Волосы у него на руках встали дыбом.

«Нервы», – сказал он себе. Они всегда пошаливали перед боем, а ведь через несколько часов он отправится на самое большое сражение в жизни. Закрыв глаза, он погрузился в прерывистый сон. Его не оставлял образ сына, заточенного в клетку. Призраки из пламени, теней и пепла наводняли его кошмары. Потом все исчезло, и остался лишь прежний друг, брат, который смотрел на него из черной ямы глазами, полыхавшими болью от предательства. Затем и этот обвиняющий взгляд тоже пропал, и Кейн наконец проснулся, весь в поту. В его собственных глазах блестели слезы.

 

Без Пределов

Кразка зевнул, потянулся и перевернулся на кровати. Подняв руку, он лениво положил ее на тело рядом, рассеянно погладил спину любовника. Плоть была прохладной на ощупь – разительный контраст с постоянным жжением в щеке, там, куда пришелся удар кулака Шамана. Ему стал доставлять удовольствие плохо скрываемый ужас в глазах подданных, видевших дыру в его щеке и полуоторванное ухо. Он даже начал находить извращенное наслаждение в пульсирующей мучительной боли. Это напоминало ему, что он жив.

В конце концов, только мертвецы не испытывают страданий.

В комнате еще царил полумрак, единственная в королевской спальне свеча проливала лишь скудный свет в серую мглу. Кразка всегда просыпался на заре, он любил это время больше всего – безмолвное спокойствие перед тем, как солнце заливало мир огнем и шумом. Рассвет наполняли возможности, в его пьянящих объятиях мужчина мог мечтать, что в состоянии достигнуть чего угодно, быть кем угодно. Дотянуться до звезд.

Ему часто снилась мать. Он вспоминал ее голос, когда бремя мира на его плечах становилось невыносимым, и он нуждался в ободрении, чтобы неуклонно следовать избранному пути. Дотянуться до звезд.

Он усмехнулся и сжал рукой плечо лежавшего рядом, впился ногтями в его кожу. Конечно, старенькая мама никогда не говорила ему тянуться к звездам.

Единственное, что сказала шлюха, выплеснувшая его в этот мир, – несколько слов на прощание, которые произнесла, выпустив его ноги и отвернувшись.

«Я не люблю тебя. Мне жаль, я просто не люблю тебя». Жестокие слова для любого ребенка, которые не стали приятнее оттого, что в день третьих именин его сбросили головой вниз в помойную яму глубиной в два человеческих роста – без учета огромной зловонной кучи дерьма на дне.

В то время он не думал о мести. Эти мысли появились потом. Но даже тогда, едва умея ходить, не говоря уже о сломанной при падении ноге, он знал, что должен карабкаться. Продолжать тянуться вверх, если хотел выжить. Так он и делал, пока не выбрался из ямы через три дня, весь в грязи, смахивая на демона, выползшего из бездны. Тем не менее все это было в прошлом. А сейчас имеет значение только будущее, и оно принадлежит ему.

Дотянуться до звезд.

Он опять услышал в голове голос Герольда, и слова лорда демонов намекали, что тот забавлялся: как будто в них была некая двусмысленность, некая шутка, понятная только ему. Кразка не любил, когда над ним подшучивали, но полагал, что двадцатифутового демона с острыми, как бритва, когтями и клыками можно извинить. Если бы только Герольд поспешил назад в Сердечный Камень и вместе со своей чешуйчатой задницей притащил орду сородичей, положение города, окруженного тремя армиями, выглядело бы куда менее неприятным.

Он снова зевнул, а затем стал трясти безответное тело, лежавшее рядом, но, внезапно вспомнив кульминацию ночных развлечений, перестал.

– По зрелом размышлении, я дам тебе отдохнуть, – сказал он, скривив губы.

Он резко пихнул труп, и тот свалился с кровати. Безжизненные конечности неуклюже раскинулись вокруг тела мужчины, шея изогнулась, открыв взгляду зияющий алый разрез на горле. Мертвые глаза были полны ужаса. Кразка ухмыльнулся.

– Меня называют Король-Мясник, – пробормотал он. – Чего же ты ожидал?

Скатившись с кровати, он обошел тело, чтобы взять одежду, и с удовлетворением увидел, что она осталась не замаранной кровью, блестевшей на старом деревянном полу. Он оделся, накинул на плечи большой белый плащ из шкуры убитого им горного кота и застегнулся. Тот огромный кот напал на него из засады на перевале много лет назад. Он прикончил зверя одним ножом, хотя схватка стоила ему глаза. Немного получишь у этого мира, не дав чего-нибудь взамен.

Он нацепил свой пояс с мечом и потратил минуту на то, чтобы извлечь из ножен однолезвийный клинок и полюбоваться его совершенным балансом. Демоническая сталь, или абиссум, так называл Герольд металл, из которого выковали оружие. Его нельзя было найти на земле, ибо, как говорил Герольд, абиссум не принадлежал миру людей. С ним Кразке не могла принести вреда никакая магия. Чародейки Карна познали это, получив тяжкий урок. И Шаман – тоже, хотя то было иное, еще более опасное оружие, которое покончило с их прежним лордом-магом.

Кразка протянул руку к другой части пояса и погладил рукоять смертоносного прибора, висевшего в кобуре. Затем, потерев тыльной стороной ладони слепой левый глаз, убрал пленку слизи, которая всегда появлялась там ночью. Большинство людей сочло бы утрату глаза серьезным ущербом, но Кразка обнаружил, что так ему проще сосредоточиться. Помогает видеть сквозь паутину из тысячи обманов, которую сплетали и мужчины, и женщины, чтобы одурачить себя верой в то, что мир – гораздо лучше, чем есть на самом деле. Что и они – лучше, чем об этом говорили их поступки, что ревность, обман и лицемерие, которые они так презирали в других, каким-то образом оправданы в их мелких извращенных личностях.

У Кразки не было времени для подобных уловок: он пользовался только правдой со всеми ее острыми гранями. А если у кого-то возникали с этим проблемы, ему стоило лишь покопаться в горах трупов, которые Король-Мясник оставил в Берегунде и у Врат Похитителя, и спросить их, почему сомневаться в его принципах могло оказаться не столь уж благоразумно.

В дверь спальни грубо постучали, и она со скрипом приоткрылась. В комнату стал протискиваться гигантский выцветший череп медведя, который оказался слишком большим и застрял между полуоткрытой дверью и рамой.

– Заклинило, – прогремел низкий голос Багхи из-под черепа.

Кразка прищурил глаз и лениво подумал, не извлечь ли меч и не избавиться ли раз и навсегда от этого неуклюжего тупицы-гвардейца. Но огромный парень из Озерного предела, по крайней мере, оказался ему верным. А верность кое-чего стоила, после того как Вулгрет и самопровозглашенный рыцарь сэр Мередит взяли да исчезли. Не говоря уже о Шранри, его старшей чародейке.

Со вздохом Кразка неспешно подошел к двери и вытащил подпорку. Дверь со стуком распахнулась, и Багха ввалился в комнату, сжимая свою нелепую булаву в лапищах размером с добрый окорок.

– Сначала – о главном, медвежьелицый, – терпеливо сказал Кразка. – Прежде чем войти в королевские покои, ты стучишь. Во-вторых, когда речь идет о дежурстве с целью недопущения тех, кто может мне навредить, носить на башке охренительно здоровенный медвежий череп, закрывающий поллица, не кажется мне проявлением проницательности.

– Я не знаю, что значит это слово, – медленно ответил Багха. – Но если ты хочешь, чтобы я его снял, то ладно, хозяин.

– Если бы любой другой человек осмелился назвать меня «хозяин» вместо «мой король», ему вырвали бы язык, – жизнерадостно сказал Кразка. – Но понимая, что у тебя дерьмо взамен мозгов, я не обращаю на это особого внимания. На тот случай, если ты забыл, я короновался как король Высоких Клыков несколько месяцев назад.

Багха снял череп, покрывавший его голову. Затем попятился и споткнулся о тело возле кровати. Раздался страшный треск: огромный горец весом четыре сотни фунтов вместе с булавой в сотню фунтов врезался в деревянную раму. Неуклюжий гигант медленно поднялся на ноги и уставился на кровать, которая тяжко покосилась на одну сторону.

– Прости, – прогремел он.

Кразка вздохнул и указал на труп:

– Я собираюсь прогуляться. Избавься от этого.

Багха уставился на нагое тело. Его крошечные глазки под мохнатыми бровями сощурились.

– Что-то не так? – спросил Кразка.

– Почему на нем нет одежды?

– Почему на людях обычно не бывает одежды? В большинстве случаев потому, что они моются, трахаются или лежат в земляной дыре. Вероятно, ты мог бы помочь побыстрее справиться с этим делом, вместо того чтобы маячить тут, подобно нечестивому отродью медведицы и бревна.

Даже такие неповоротливые мозги, как у огромного гвардейца, смогли соединить фрагменты картины.

– Неправильно это, двум мужчинам лежать вместе, – прогремел он.

Кразка ухмыльнулся:

– Перед тобой человек с перерезанным горлом, из которого льется кровь, и тебя беспокоит это?

– Такие вещи противоречат Кодексу, – пробормотал Багха, уставившись на свои огромные ноги.

Ухмылка Кразки исчезла.

– Кодекс мертв, – проворчал он. – Сейчас – новые времена. Старые правила больше не применяются, да к тому же они никогда на вашего покорного слугу и не распространялись. Я трахаю кого хочу. На самом деле мужчина или женщина – только плоть для использования. Использовал, а затем вышвырнул.

Багха был гнусным преступником, который частенько рассказывал между делом, как убил собственную жену, но при этом разговоре он почувствовал себя не в своей тарелке.

Холод больше не беспокоил Кразку. С тех пор как он заключил сделку с Герольдом тринадцать лет назад – вскоре после бойни у Врат Похитителя, – самозваный Король-Мясник обнаружил, что более не подвержен воздействию ни суровейших зимних ночей, ни жарчайших летних дней. Наступил и прошел его сороковой год, но, шагая вдоль брустверной стенки, идущей по периметру огромного деревянного частокола, окружавшего Сердечный Камень, Кразка чувствовал себя сильнее, чем когда-либо. Герольд сказал ему, что он сохранит энергию человека вдвое моложе до конца своей жизни: один из многих даров, пожалованных бывшему вождю Озерного предела таинственным хозяином лорда демонов, Безымянным.

Своим единственным глазом Кразка осматривал покрытые снегом холмы к западу, где встало лагерем войско Карна Кровавого Кулака. После недель мелких стычек в центральной части гражданская война, раздирающая Высокие Клыки, добралась в конце концов до столицы, где и будет решена судьба страны. Вождь Западного предела и его огромная армия обрушатся на стены Сердечного Камня чудовищной волной. Кразка намеревался встретить ее в полной готовности.

Он приказал поставить на брустверной стене лучников. Они кланялись, когда он проходил мимо, но лишь немногие осмеливались встретить его взгляд. На самом деле они ненавидели правителя почти так же сильно, как и боялись, но, пока они выполняли то, что было велено, Кразку это не трогало. Результаты всегда интересовали его куда больше, чем причины. Людям нравилось логически обосновывать свои решения тысячью способами, но по его опыту, если не придавать значения «почему» и сосредоточиться только на исходе, особой разницы нет.

Вдоль западной стороны частокола с равными промежутками висели огромные железные котлы, выкованные кузнецами в Литейной. Они были подвешены над большими жаровнями на цепях, присоединенных к воротам. По приказу Кразки котлы наполнят маслом и разожгут жаровни. Затем защитники на бруствере поднимут котлы наверх и выльют кипящую черную смерть на тех, кто окажется с другой стороны. Мерзкая кончина, хотя Кразка мог придумать и похуже.

«В этом отношении я наделен благословенным даром живого воображения». Достигнув места назначения, он поднял взгляд на ивовую клетку, подвешенную на виселице над западными воротами. Он не мог претендовать на авторство в отношении этого приспособления: его изобрел Шаман. Обитатель сидел там скрючившись, постоянно сдавленный клеткой в этом положении. Еще три месяца назад крепкий молодой человек, теперь же бывший король Высоких Клыков выглядел хилым, словно стал втрое старше своих лет.

При виде этого жалкого зрелища Кразка ухмыльнулся. От внезапного порыва ветра клетка так заскрипела, что ему пришлось изрядно повысить голос, чтобы его услышали:

– Наслаждаешься новым видом? Полагаю, тебе повезет, если продержишься, пока люди Карна сюда доберутся. Зима теплее не становится. Конечно, твоему старику целый год удалось провести в такой клетке, но, думаю, он был из теста покруче, чем его сын.

– Почему? – донесся хриплый, прерывистый голос. – Что… я тебе сделал?

Кразка окинул взором пространства Королевского предела. Сразу за стенами заснеженные земли патрулировали существа, которые смахивали на больших кошек. Время от времени они исчезали из виду, а затем появлялись ярдах в двадцати от прежнего места. Мерцающие демоны были немногочисленны, но даже Собратьям не удалось бы справиться с их странными способностями. Еще дальше неподвижно застыли в ожидании противника ряды приземистых, коренастых тварей. Наименее сильные из демонов, они могли, однако, перепугать до смерти не хуже старших своих собратьев, заставив обделаться и бывалого воина.

– Ты лично? – произнес наконец Кразка, когда убедился, что все в порядке. – Ничего не сделал, разве что взял принадлежавшее мне по праву.

Кразка извлек из ножен свой клинок из абиссума и осмотрел его лезвие в свете ближайшего факела.

– Это я должен был стать королем, после того как в конце концов отказало сердце Джагара. Но благосклонность Шамана к твоему папаше означала, что вместо меня корону получишь ты. Ну, твой папа, возможно, и был равен мне во владении мечом, а возможно, и нет, – думаю, мы никогда этого не узнаем, поскольку он давно уже далеко. Но он и понятия не имел о тактике на поле боя. Это я спас положение в Красной долине. Но и тут – тоже никакой благодарности.

Из клетки сверху раздался резкий звук, который мог быть сдавленным смехом.

– Ты завидовал? Ты сделал все… это, потому что хотел стать королем?

Кразка сощурил глаз, и мир вокруг словно вспыхнул красным. Не успев опомниться, он направил ствол своего смертоносного оружия вверх, на клетку, но в последний миг сдержался и, прокрутив его трижды, вернул в кобуру на поясе.

– Это была не столько зависть, сколько досада, – заявил он. – Меня достали эти привилегии. Всякий ублюдок получает то, чего не заслуживает, потому что родился в правильном месте или его физиономия соответствует представлению о том человеке, каким его хотят видеть другие люди. Возьмем Меч Севера, твоего старика-отца. Признаюсь, у него хорошая история: единственный выживший после нападения демона, устроившего резню в его деревне, собирается стать великим Хранителем в Приграничье. Отнюдь не лишнее и то, что он подходит для этой роли, со своими синими глазами. Людям нужны легенды, и я полагаю, он отвечал всем требованиям Шамана. Тем не менее легенды – они ведь отбрасывают тени. И я попал в его тень. Кразка Одноглазый, человек, который выполз из помойной ямы и пробился на вершину, став вождем самого большого из пределов. Кейн должен был быть героем. Я должен был быть мясником.

– Ты… хотел быть героем?

– Не-а. Я хотел быть легендой. У героев – отвратная привычка преждевременно умирать. Я хочу состариться и умереть счастливым, вписав свое имя в историю – причем самыми крупными буквами. Я хочу Высокие Клыки, и Низины, и земли за великим океаном, о которых иногда нашептывает Герольд. Видишь ли, нужно продолжать тянуться вверх. Если не взбираешься, то падаешь, а внизу тебя ожидает лишь смерть.

– Но… демоны… – Голос становился все слабее, усилия, которых потребовало это множество слов, уже изнурили пленника.

– Работаешь с тем, что имеешь. Я не великий лорд-маг и не принц из Низин. Боги мертвы, и всех нас в конце ожидает тьма бесконечности. Нет смысла устанавливать себе в жизни какие-то пределы. Сентиментальность ничего не стоит. Смотри, к чему она привела твоего папу. Год проторчал в клетке, а теперь его преследуют до самого края земли, потому что он позволил семье стать помехой делу.

И тут прозвучал усталый голос:

– Для человека, который гордится своими действиями, ты много говоришь. Мальчик умирает. Оставь его.

Оргрим Вражий Молот, вождь Восточного предела и заместитель командующего армией Сердечного Камня, присоединился к Кразке на бруствере над западными воротами. Его бородатое лицо было осунувшимся, а глаза – черными, как полночь, от недостатка сна. За Оргримом шла Рана. В новой роли старшей чародейки городского круга она чувствовала себя не в своей тарелке, что отражалось на ее худощавом лице.

– Вы двое являете собой жалкое зрелище, – живо проговорил Кразка. – И ты опоздала, женщина. Я сказал – на рассвете, а не когда-тебе-на-хрен-заблагорассудится.

– Прости меня, мой король, – произнесла Рана подрагивающим голосом. – Мой племянник пропал прошлой ночью. Я его искала, но без толку.

– А-а.

Кразка впервые всмотрелся в лицо женщины. Нос был явно похож. Не говорил ли тот парень, которого он привел к себе прошлой ночью, что его тетка – чародейка? Он одарил ее широкой улыбкой.

– Будем надеяться, он вернется домой живым и невредимым. А сейчас есть другие дела, требующие нашего внимания.

Кразка запустил руку под плащ и извлек стальную трубу, которую принес Вулгрет из Северного предела. По крайней мере, так рассказал Кразке этот странный воин: многое насчет Вулгрета не сходилось.

Король-Мясник поднял подзорную трубу и приставил узкий конец к здоровому глазу. Мир впечатляюще изменился в размерах, стали видны во всех деталях скованные инеем сосны и замерзшие ручьи, блистающие в первом свете нового дня. И пересекающая полотно ослепительно белого снега темная линия армии на марше.

– Они в пути, – проворчал он.

Оргрим нахмурился.

– Ты сказал, что подкрепления будут здесь к сегодняшнему утру. Если силы Мейса подтянутся раньше, чем отряды Хротгара, то нам кранты. И армия Зеленого предела постепенно приближается.

– Люди Брэндвина лучше коз трахают, чем с мечом обращаются. – Голос Кразки был полон презрения. – Я перебил всех настоящих воинов Зеленого предела во время их мятежа четыре года назад. Ты спроси нашего мальчика.

Он кивнул в сторону ивовой клетки, где Магнар Кейн безмолвствовал, как призрак. Затем левой рукой извлек свое длинноствольное оружие, а правой – меч и развел ладони в стороны, словно готовясь обнять приближающуюся армию.

– Пусть приходят, – прорычал он. – Я сделаю гору из их трупов. Достаточно высокую, чтобы снова штурмовать небеса.

Несмотря на эту демонстрацию напускной храбрости, он чувствовал, как внутри зародилось сомнение. Он не любил неопределенности, за исключением тех случаев, когда сам погружал в это состояние других. Закрыв глаз, он мысленно сосредоточился, пытаясь вступить в контакт с лордом демонов, как делал это последние тринадцать лет.

«Когда? – безмолвно задал вопрос он, не испытывая уверенности в том, что получит ответ. Герольд недавно стал страшно молчалив. – Я принес жертву, как ты просил. Мне нужно подкрепление. Сейчас».

«Скоро», – ответил Герольд в его голове. Это было странное ощущение, будто дюжина разных голосов шептали одновременно. Поврежденная сторона лица дико запульсировала, словно нечто пыталось проникнуть сквозь кожу. «Вернулся старый враг, и внимание Безымянного требуется в другом месте». В следующем телепатическом послании лорда демонов прозвучало порицание. Сначала оно наполнило сердце Кразки жутким страхом, но затем в нем вспыхнула жившая там жгучая ярость – его собственный внутренний демон, который заставил его вскарабкаться из выгребной ямы на трон, – и спалила страх дотла. «Эта ручная пушка в твоей руке… тебе сказали от нее избавиться».

Кразка уставился на оружие в руке – оружие, которым он сразил лорда-мага. «Ручная пушка» – так назвал его сейчас Герольд.

«Я не отвечаю ни перед кем и ни перед чем! – Он послал эту мысль с яростью, не меньшей, чем у лорда демонов. Ни перед тобой, ни перед Безымянным, которому ты служишь! И лучше запомни мои слова. Сомневаюсь, что даже твоя чешуйчатая шкура сможет противостоять этому оружию, если до того дойдет».

Его вспышку встретила полная тишина, и он подумал, не слишком ли далеко зашел.

Какой-то резкий звук вернул внимание Короля-Мясника к окружающему, и тут он осознал, что скрипит зубами. Оргрим и Рана смотрели на него как на сумасшедшего.

– Ну? – рявкнул он. – Какого хрена вы тут вдвоем стоите? займитесь обороной города. На Сердечный Камень вот-вот обрушится ад.

 

Уже не спасти

Эремул-Полумаг смотрел на руины книгохранилища, и его переполняла горечь.

Дело всей его жизни превратилось в пепел. От тысяч тщательно описанных томов и манускриптов осталась лишь зола, от здания – почерневшие и обугленные развалины, на восстановление которых нельзя было даже надеяться. От артобстрела города Первой флотилией в земле образовалась расселина, разделившая улицу надвое, из нее порой до сих пор валил дым. Это было не временное неудобство вроде того, что случилось после уничтожения Салазаром Призрачного порта, когда воды пролива Мертвеца поднялись и затопили гавань, – полное разрушение.

«И дело не в том, насколько достойно сожаления утраченное, невыносимую боль испытываешь потому, что лишился всего, чем обладал».

Его усталые глаза снова всматривались в нагромождение обломков в поисках Тайро. Пес погиб. Эремул понимал это. Ничто не могло пережить атаки чудовищных орудий, которые открыли огонь с боевых кораблей. Полумаг полагал непристойным могущество лордов-магов, однако, осознав, что каждый из захватчиков имеет оружие, подобное тем пушкам, но маленькое – оно умещалось в ладони – и при этом способное причинить моментальную смерть с расстояния сотни ярдов, почувствовал себя еще бессильнее, чем раньше, когда сидел напротив Салазара в Зале Большого Совета.

– Как помню, у нас бывали здесь хорошие времена, – донесся из-за спины Эремула мелодичный голос Айзека, и возле его кресла появился офицер-фехд.

Как и все остальные представители его народа, он был на голову выше подавляющего большинства людей, а изяществом движений Айзек превосходил самого грациозного танцовщика-человека. Гладкие серебристые доспехи закрывали все его тело до самой шеи. Хотя они казались тонкими и податливыми, словно ткань, сгибаясь при каждом движении, Полумаг лично видел, как они отразили прямой удар мечом в ночь прибытия Первой флотилии. Глаза Айзека, смотревшего на руины книгохранилища, походили на зеркальца из чистейшего обсидиана, и в их взгляде ощущалась такая древность, что даже сейчас, недели спустя после вторжения, Эремул испытывал благоговение и ужас при созерцании их сверкающего великолепия.

Судья приподнял край синего плаща, чтобы не запачкать его грязью. Другой рукой зачерпнул пригоршню пепла.

– Я провел много дней, выметая книгохранилище дочиста. Боюсь, что даже с моей продолжительностью жизни сейчас эта задача была бы мне не но силам.

Нахмурившись, Эремул смотрел на офицера Исчезнувших, или фехдов, как эта древняя раса именовала себя. Айзек использовал свои необыкновенные способности, чтобы годами выдавать себя за слугу Эремула, а сам между тем вел разведку в интересах своего народа и подготовку вторжения. Даже сейчас, в условиях оккупации, Айзек по-прежнему находил время, чтобы развлечь бывшего хозяина.

– Нужда в книгах отпадет, когда твой народ сделает здесь то, зачем пришел, – хмуро проговорил Эремул. – Ты сам мне сказал, что в вашем священном походе не может быть никаких исключений.

Худощавое лицо Айзека, отличавшееся угловатыми чертами, несколько сменило выражение, похоже было, что он нахмурился. Покопавшись немного в обломках, он извлек из них человеческую бедренную кость. Она выглядел так, будто ее грызли, что показалось Эремулу странным и лишенным смысла. Судья отбросил кость в сторону и устремил взгляд на юг, где в гавань входило огромное судно, равных которому Полумаг не видывал за всю жизнь.

– Прибывает Савериан, – сообщил Айзек.

– Полагаю, тот ваш генерал, – с горечью произнес Эремул.

Внутри у него похолодело. Он понял, что означает это событие. Теперь начнется полномасштабный штурм Телассы.

Как только Город Башен падет, что случится наверняка, Сонливия в качестве базы для вторжения на континент фехдам больше не понадобится. От Серого города можно будет избавиться, и все здесь погибнет.

– Генерал, – подтвердил Айзек, но его музыкальный голос прозвучал напряженно, с фальшивинкой. – Ты отправишься со мной в гавань. Я хочу показать тебе кое-что. Причину, по которой в конце концов я решил: человечество на этом континенте должно быть уничтожено.

– Твоя сестра Мелиссан уже прояснила вопрос. Перед тем как вышибла мозги Тимерусу, а твоя другая сестра освободила маршала Брака и главного шпиона Реми от их должностей и, что еще более для них прискорбно, от голов. Отрава, так, полагаю, она нас называет. Отрава, которую следует вычистить.

– Ей нравится это выражение. – Боль, прозвучавшая в голосе Айзека, вызвала невольные слезы в глазах Эремула. – Преступления, совершенные лордом-магом Мариусом, ранили мою сестру больше, чем остальных среди нас. В своем горе она обвиняет себя в смерти Адуаны и Фериана.

Полумаг раздраженно вытер лицо рукавом.

– Тебе обязательно так делать? – гневно воскликнул он. – Держи свои чувства при себе.

– Эмоциональным излучением бывает трудно управлять, – ответил Айзек. – Кроме того, оплакивать такую трагедию не стыдно.

Тонкие губы Эремула изогнулись.

– Я не пролил и слезинки, когда у меня отняли ноги. Не плакал я, и когда ваши корабли уничтожили мой дом и мое дело.

Следующие слова он прохрипел, а вновь повлажневшие глаза едва не превратили их в ложь.

– Я не смог выдавить из себя ни слезы даже по женщине, которую любил.

Он не видел Монику и ничего не слышал о ней с того дня, когда по приказу Тимеруса его арестовали по фальшивому обвинению в измене. Великий Регент сказал ему, что Моника жива и находится в безопасности, и обещал освободить ее и снять с нее все обвинения, если Полумаг примет наказание. Намеревался ли Тимерус сдержать слово, Эремулу никогда не узнать: после того как сестры Айзека выпустили на собравшуюся толпу целую армию скрытых невольников, началось что-то невообразимое. Тимерус умер одним из первых, а вместе с ним – и правда о судьбе Моники.

«Этот ишарский змей мне лгал. Он велел ее убить. Либо она пала жертвой мятежей. Моя единственная настоящая возможность счастья – и меня лишили ее. Как ног. Как достоинства. Как, черт побери, почти всего, что я имел».

Айзек смотрел на Полумага странным взглядом. На его лице появилась едва заметная новая эмоция, и ее можно было бы принять за сострадание, не кажись подобная мысль столь абсурдной.

«Они ничего не чувствуют к человечеству. Мы – не что иное, как чума, которую нужно уничтожить».

– Нам следует отправиться в гавань, – сказал Судья. Поколебавшись, он добавил: Я могу помочь с твоим креслом. Как в старые времена.

– Я справлюсь, – выпалил Эремул. – Сюда я добрался сам.

Это была не в полной мере правда. Айзек следовал за ним всю дорогу на юг, от Прибежища, складского квартала возле Крюка, где искали приюта бездомные Сонливии. Один торговец из Картеля Серого города время от времени устраивал раздачу продуктовых пайков среди наиболее нуждавшихся. Хлеб был черствым, а суп имел такой вкус, будто его начерпали из отхожего места, но тем не менее торговец проявил поразительную заботу об интересах общества. К несчастью, великодушие, на которое оказывались способны жители Сонливии в эти ожесточенные времена, не распространялось на Полумага. Эремул стал теперь отверженным. Его обвинили в содействии захватчикам из-за ложно истолкованной связи с Мелиссан, и на него нападали три раза. Выбраться сухим из воды ему удавалось лишь благодаря сообразительности, хорошей реакции и разумной демонстрации магии. Без Айзека, который выступил сейчас гарантом его безопасности, по дороге к причалам на него вполне могла бы налететь разъяренная толпа. Еще одна несправедливость в дополнение ко всем остальным, что так на него и сыпались.

«Не будь боги давным-давно мертвы, я мог бы обвинить их в том, что они в очередь выстроились, дабы окунуть меня в дерьмо». Ведь именно он почти раскрыл заговор фехдов. Именно он обнаружил истинную природу контролирующих разум механических пауков, вживленных в пленников. Никто из членов Совета ему не поверил. А теперь большинство магистратов мертвы, а их владения захвачены оккупантами. В квартал Знати разрешалось входить только фехдам и их невольникам. Нескольких глупцов, которые пытались проникнуть на эту территорию, руководствуясь, возможно, ложными представлениями о героизме, немедленно убили. Казалось, что у временных обитателей квартала не было интереса ни к пыткам, ни к широким жестам устрашения. К чему, когда безжалостная эффективность столь действенна.

Полумаг и Айзек продвигались к гавани, и Эремул наблюдал, как покоренные жители Сонливии занимаются, насколько могут, повседневными делами. Это было жалкое подобие нормальной жизни. Полумаг катил по крошившимся булыжникам, и бросившееся в нос зловоние причалов напомнило ему, как однажды он заметил дохлую рыбу, тело которой продолжало биться в сети даже после того, как ее лишили головы.

«В природе всего живого – цепляться за привычное до самого горького конца». Труп Сонливии вместе с ее жителями будет продолжать предсказуемые конвульсивные сокращения, пока не придет тот самый конец. «Расплата» – так назвал это Айзек. «При любом раскладе, думаю, речь тут явно не о чашке хорошего чая с куском пирога».

Корабли Первой флотилии выстроились в гавани полумесяцем. Когда в порт вошла Вторая флотилия, суда фехдов образовали гигантский круг, посреди которого оказался колоссальный флагманский корабль, появившийся последним. Раздалось громкое шипение, и величественная железная башня, которая возвышалась в центре флагмана почти на высоту мачт, извергла огромное облако пара.

– В Прежние Времена такие корабли считались давно устаревшими, – заметил Айзек. – Почти все знания наших предков утрачены. Мы – всего лишь бледная тень того, чем были когда-то.

– Устаревшими, – эхом откликнулся Эремул, вспомнив пронизавший его неописуемый ужас, когда корабельная артиллерия Первой флотилии открыла ночью огонь. – Если вы называете «устаревшим» это, то надеюсь, вы никогда не доберетесь до тех утраченных знаний. А что ты имеешь в виду под Прежними Временами?

Судья поднял руку, призвав Эремула к молчанию.

– Я уже сказал слишком много.

Круг кораблей в конце концов разошелся, чтобы пропустить флагман к причалу. На флаге, поднятом на грот-мачте, ближайшей к носу судна, был изображен голубой шар, покрытый зелеными узорами и окруженный цельной золотой лентой. Эремул бросил взгляд на Айзека, собираясь спросить о значении флага, но офицер-фехд покачал головой, предотвратив дальнейшие вопросы. Похоже, его что-то встревожило.

С главной палубы на причал опустились сходни, и вскоре началась высадка. Появились десятки бессмертных, мужчин и женщин поровну, которые шагали один за другим, сверкая серебристыми доспехами, их серые плащи развевались, открывая взглядам прозрачные мечи и смертоносные ручные пушки на бедрах. Эремул с удивлением обнаружил, что не все фехды были бледнокожими и золотоволосыми, некоторые из них оказались темными, словно эбеновое дерево, и с такими же волосами, другие – смуглыми или с волосами красными, как закат солнца. Все они были выше большинства людей и отличались прекрасной кожей и очень угловатыми чертами лиц, присущими их расе.

Шествие фехдов замедлилось и затем остановилось. Над гаванью воцарилась благоговейная тишина. Через мгновение на сходни шагнул фехд, который мог оказаться только их прославленным генералом.

Он был выше Айзека, белоснежные волосы обрамляли столь суровое лицо, что даже Салазар по сравнению с ним показался бы добрым дедушкой. Двигался он с поразительной грацией, которая говорила о безупречном владении каждым мускулом. В том, как он держался, ощущалось исключительное высокомерие или, возможно, уверенность, что в этом мире не осталось неизвестных ему угроз или опасностей: он их все преодолел. На нем был черный плащ, расшитый серебром. Когда он окинул Полумага своим пронизывающим взглядом, тому захотелось скукожиться и умереть на месте.

– Это… Савериан, – тихо произнес Айзек.

В отличие от вновь прибывшего командующего, в глазах Судьи читалась какая-то неуверенность, или, по крайней мере, так показалось Эремулу.

«Возможно, на сей раз я переношу на него свои чувства».

– Впечатляющий персонаж, – пробормотал Полумаг, которого слегка подташнивало.

– Савериан – легендарная личность, уступающая только своему брату, принцу Обрахиму, – объяснил Айзек. – Он из числа Первокровных, древний даже по меркам моего народа. Уже пять тысяч лет он руководит нами во время столкновений. Савериан выдворил из Руна драконов, когда мой народ еще искал свое место в этом мире. Савериан одолел короля эльфов в поединке один на один, что стало концом Сумеречной войны. Та схватка длилась три дня и три ночи. Именно он пленил монстра, который преследовал Пилигримов в этих землях. Безымянный ужас.

Эремул не сводил глаз с Савериана, потрясенный тем, что такая персона находится среди них, в этом городе. Казалось, каждый раз, как ему удавалось понять пределы могущества в мире, появлялся некий новый ублюдок, чтобы поднять на смех его предположения.

Собралась толпа зевак – поглазеть на прибытие Второй флотилии. Большинство из них не решались подходить близко – многие, как заметил Полумаг, таращились на фехдов из тени улочек и переулков, выходивших к гавани. Одного из глазевших он, как показалось, узнал – это был пренеприятный тип, который пялился на Эремула с неприкрытой ненавистью. Полумаг все еще пытался припомнить, откуда он знает типа, когда его внимание привлекло то, что происходило на сходнях. Он уставился на неожиданное зрелище.

С корабля продолжали высаживаться фехды. Каждый из них сопровождал другого, сидевшего в кресле с колесами, почти как у самого Эремула. Сидевшие были с головы до ног укрыты страннейшим одеянием, какое когда-нибудь случалось видеть Полумагу: нелепо раздутый костюм из белой ткани или, возможно, кожи, который доходил до самой шеи и включал в себя толстые сапоги и перчатки, а также изогнутый стеклянный шлем, целиком покрывавший голову. Лица сидевших в креслах фехдов выглядели под стеклом невероятно костлявыми. Их обсидиановые глаза были темнее, чем у остальных, – такими черными, что смахивали на дыры в лицах, а их взгляд казался совершенно пустым.

Облачение сидевших фехдов выглядело столь громоздким, что вряд ли подразумевало какое-то практическое применение.

Понаблюдав еще немного, Полумаг пришел к выводу, что это едва ли имело значение.

– Они мертвы? – поинтересовался он вслух.

Эти странные фехды могли, наверное, дышать под своими одеяниями, трудно сказать. Они были совершенно неподвижны.

– Не мертвы, – ответил Айзек. – Они затерялись в Пустоте. Все шестьдесят шесть Пилигримов, выживших в путешествии, которое привело нас в эти земли. То странствие в конце концов отравило их всех. Ни возраст, ни болезнь не скажутся на их телах, но их разум блуждает неведомо где, и такими они останутся до скончания времен. Их жертва никогда не будет забыта. Мы своих не бросаем.

Обсидиановый взгляд Айзека упал на кучку бездомных сирот, глазевших из близлежащего переулка.

– Хочешь преподать мне урок, какие бестолочи мы, люди? По данному вопросу я уже получил исчерпывающие сведения.

– Народ можно оценить по его отношению к тем, кто пожертвовал собой ради его выживания. Как он усваивает такие уроки и применяет полученные знания в дальнейшем. Моя раса познала это давным-давно. Мы называем те времена прежними. С тех пор никто из фехдов не причинил умышленного вреда другому. Никто из фехдов не отвернется от другого, когда тот в беде. Мы все едины, и вместе мы живем и умрем как один.

Полумаг смотрел на сирот. Сейчас в городе их стало гораздо меньше. Они были самыми слабыми, самыми уязвимыми и погибли первыми, когда в Сонливию пришел голод.

«Те, что до того не умерли от яда, доставленного на улицы Сонливии агентами Белой Госпожи».

Он был вынужден отвернуться. Взгляд Полумага упал на воду, и он уставился на отражение своего изуродованного тела. Заходящее солнце залило город кровавым светом, слова Айзека вонзались в Эремула кинжальными ударами сквозь окутавшую его пелену безысходности.

– За день до того, как Сонливия пала перед Белой Госпожой, я покинул ряды «освободителей» города. Я бродил по этим улицам в отчаянных поисках хоть какого-нибудь признака, что человечество еще можно спасти. Знаешь, что я нашел? Детей, голодавших в Уорренс, невиновных в том, что вот-вот обрушится на них. В то время как в квартале Знати те, кто больше всего способен был предотвратить надвигающуюся трагедию, высказывались в том духе, что «по крайней мере, недолгая война может очистить улицы». Ты помнишь, что произошло с Уорренс, когда подошли войска Белой Госпожи. Опустошение, причиненное требушетами. Тела.

– Я помню, – подтвердил Эремул.

Его голос прозвучал странно, и на сей раз он не был уверен, передались ли эти чувства от Айзека, или просто собственные мрачные воспоминания вызвали слезы на его глазах.

– Я родился с небольшими магическими способностями и возможностью оказывать некоторое влияние на умы и сердца своих собратьев, людей. Я сломлен и полон горечи и даже не помочусь на большую часть человеческих отбросов Серого города, гори они в огне. Но будь в моих силах изменить судьбы тех детей, чего бы подобное ни стоило, я бы сделал это. Ты должен мне поверить.

– Я верю, – тихо сказал Айзек. – И потому буду оплакивать тебя.

 

В никуда

Она бежала по башне, в темноте ее преследовал лязг железных ножниц. По обеим сторонам выстроились огромные баки, наполненные кровью. Она слышала доносившийся из них глухой стук крошечных тел, шаркавших о стекло. Ее охватило отвращение, и, не разглядев поворот коридора, она врезалась в один из баков. Отпрянув, она уставилась на женщину внутри. Обнаженное тело, озаряемое зловещим свечением крови, медленно вращаясь, плыло в мерзкой жидкости. Глаза женщины неожиданно открылись, и Саша побежала. Вылетела из башни и снова оказалась под ливнем.

Она опять стояла на причале. Дождь хлестал как из ведра, создавая серый саван над гаванью Телассы, в которую медленно вплывал флот мертвецов. Тысячи глаз таращились из отрубленных голов, сложенных в высокие груды с методичностью архитектора. Из тумана появлялся корабль за кораблем, и все они несли тот же вызывавший ужас груз. Некоторые из лиц она узнавала, несмотря на то что они начали разлагаться: соседи, случайные сослуживцы, обычные жители Сонливии, такие как она. Люди, которые надеялись, мечтали и строили честолюбивые замыслы. Каждый горожанин потерял кого-нибудь, некогда знакомого. Слишком многие погибли, чтобы было иначе.

Онемев, она смотрела на эти лица, гадая, кто или что могло устроить такую безжалостную бойню. Одна разлагающаяся голова словно притянула ее взгляд. Это была сестра, Амбрил, ее светлые волосы сейчас слиплись и торчали из иссохшего черепа. Плоть облезала с ее некогда прелестного лица. Неожиданно глаза Амбрил раскрылись, и ее губы произнесли имя…

– Саша!

Отчаянный крик сестры заставил ее оторвать взгляд от тела брата. Кровь все еще струилась вокруг рукоятки ножа, который всадили ему в горло, но не это, а его чудовищно выпученные глаза повергли Сашу в жуткий ступор. Из ее груди вырвался сдавленный хрип, и она повернулась к Амбрил, которая протянула ей навстречу дрожащую руку. Саша двинулась к сестре в паническом стремлении убраться отсюда, бежать от ужаса, творившегося вокруг, но тут отец, издав неистовое рычание, бросился на мужчин, столпившихся около ее умирающего брата, а она, не успев опомниться, оказалась на полу.

Все смешалось. Гневный рев отца. Всхлипывания матери. Крики Амбрил, постепенно становившиеся все тише: трус, который привел убийц в ее дом, вытащил ее наружу.

Отец, шатаясь, медленно отходил в сторону, прижав руки к животу. Меж его пальцев струилась темная жидкость. Мятежники тут же окружили его, как свора бешеных псов, и сбили с ног, на гордого мужчину, который не склонялся никогда и ни перед кем, посыпался град ударов и пинков. Последнее, что она увидела, прежде чем изо всех сил зажмуриться, было его изуродованное лицо, по которому медленно стекали алые слезы.

Казалось, что этот кошмар длился целую вечность, но в конце концов жуткая какофония насилия, стихла, остались слышны только приглушенные рыдания матери и натужное дыхание убийц отца. Хрипя и тяжело дыша, заговорил один из мятежников:

– Упрямый старый хрен. Если бы он сделал то, о чем мы просили, ничего бы не случилось. Что насчет его жены и дочери? Они тоже Красные. – В его голосе было что-то устрашающее. Какая-то жажда.

– Стража скоро будет здесь. Оставь их, – ответил другой мятежник.

– Но они – Красные. Преданные тому ублюдку в Обелиске. А Салазар когда-нибудь проявлял милосердие к своим врагам?

– Он прав, – произнес второй голос таким тоном, который, казалось, предполагал противоположное. – Они тоже заслуживают наказания.

– А сколько им лет, как думаешь?

– Старой? Чересчур стара. Эта? Достаточно взрослая.

– Она еще девочка… – нерешительно сказал второй мятежник.

Но было слишком поздно.

Саша продолжала жмуриться изо всех сил, а грубые руки стиснули ее лодыжки, и внутри нее будто что-то взорвалось…

Сашины глаза открылись. Боль. Ее мир полон боли.

Она пихалась локтями и плевалась, изрыгая ругательства, которые заставили бы покраснеть бывалого моряка. Рука на ее бедре тут же разжалась. Чей-то голос простонал:

– Ой! Проклятье, Саш, больно. За что это, черт побери?

Сморгнув остатки своего мучительного сна, она уставилась в обиженное лицо Даваруса Коула – друга детства и товарища, с которым оказалась в заключении на вершине Звездной Башни. Очередная невыносимо холодная ночь в Телассе.

– Извини. Дурной сон, – пробормотала она.

Коул потер лоб, где ее локоть оставил болезненную красную метку.

– Который? – печально спросил он.

– Все. Думаю, ты опять стукнул меня по лодыжке.

– Прости, – угрюмо буркнул Даварус.

Опустив руку, она осторожно потрогала лубок, который поддерживал сломанную кость. Саша бросила на Коула взгляд, полный притворного гнева.

– Забудь. Не припомню, чтобы говорила, что ты можешь тискать мой зад.

Бледное лицо парня стало еще белее.

– Я не хотел. Просто задремал. Кроме того, именно ты предложила держаться поближе друг к другу, чтобы согреться.

Саша тут же пожалела, что разбудила его. Коул выглядел изможденным. Оба они после заточения засыпали с огромным трудом, но в серых глазах Даваруса таилась невероятная усталость, которой она никогда не видела прежде. Усталость, и еще – гнев. Он очень страдал последние несколько месяцев. Хорошо бы он ей открылся. Теперь, когда они торчат на вершине проклятой башни, в их распоряжении – все время мира, чтобы наговориться. Она решила попытаться еще раз.

– Ты болен? – мягко спросила она. – Выглядишь нездоровым. Что случилось в Заброшенном крае?

Вздохнув, он отвернулся.

– Я бы предпочел не говорить об этом.

Саша схватила палку и раздраженно потыкала в тлеющие угли костерка, который им удалось развести из вещей, оставшихся от предыдущего обитателя башни. Его нагое тело так и валялось там, где они его нашли, лишившись всего, что годилось для растопки. Стоявшие холода сохранили его плоть, и на ней еще не было заметно признаков разложения. Не бог весть какое благо, но сейчас Саша радовалась и этому.

– Пора размяться, – заметила она. – Дай-ка мне руку.

Коул встал на ноги и помог подняться ей. Саша обхватила его одной рукой за плечи, и вместе они пошли по периметру башни. Безжалостные звезды сурово блистали над ними в ночном небе, а темная гряда облаков на горизонте предупреждала о том, что приближается снегопад.

– Чушь какая-то, – высказался Коул, смачно плюнув с башни и наблюдая за полетом плевка на сотни футов вниз, к разбитым улицам. – Она могла просто убить нас. Было бы лучше, чем зачахнуть здесь наверху, как тот бедняга.

Он ткнул пальцем в сторону трупа, составившего им компанию.

– Думаю, у Белой Госпожи есть проблемы поважнее, чем мы, – ответила Саша.

Коул вздохнул, явно расстроенный безнадежностью положения.

– Надеюсь, что, по крайней мере, улицы не провалятся и не потащат башню за собой.

Саша осторожно выглянула за край башни, справившись с приступом головокружения. В первый день их заточения она не могла подойти к краю ближе, чем на десять футов, чувствуя неодолимую слабость. С той поры скука в значительной степени вытеснила страх.

– Фундамент уже осел бы за это время, – заметила она, окидывая взором улицы внизу. – Могло быть гораздо хуже.

Огромные трещины обезобразили некогда совершенные мраморные улицы Телассы. От чудовищной груды обломков в центре по всему городу расползалась исполинская паутина увалов из битого камня – осколков фрагментов башни, которую Белая Госпожа швырнула в Танатеса во время их грандиозной битвы. Часть улицы провалилась в руины древнего города Святилище под Телассой, но казалось, что несущие конструкции в общем и целом выдержали последствия неистовства лорда-мага. Осматривая город сверху, Саша заметила над гаванью странное свечение, которого несколько часов назад там не было.

– Как думаешь, что это? – спросила она, указывая туда.

Коул вгляделся.

– Похоже на какую-то магию. Возможно, это должно защитить город от того, что убило людей на кораблях.

Скрестив на груди руки, Саша, нахмурившись, смотрела на мерцающий барьер. «Исчезнувшие. Амбрил и меня послали сюда, чтобы предупредить Белую Госпожу об их прибытии. Полумаг, как оказалось в конце концов, не был безумцем». Сотни мужчин и женщин поплыли к Небесным островам в поисках сокровищ, и всех до единого поубивали, а их головы аккуратно сложили на корабли и отправили назад, в Город Башен.

Коул покачал головой. Лицо его было костлявым, а кожа – поразительно бледной, даже принимая во внимание пронизывающий зимний холод.

– А что ты сказала тогда Белой Госпоже в тронном зале?

Саша поморщилась.

– Просто правду.

«Я отвесила ей пощечину и назвала дрянью. Белую Госпожу. Самого могущественного чародея в мире». Она вспомнила выражение неверия на лице Амбрил и чуть не улыбнулась, таким абсурдным показалось ей все это. Но в памяти появилась другая картина – как сестра пожертвовала жизнью, и Саша помрачнела. Амбрил оттолкнула ее от рушившегося дома, и вместо того, чтобы засыпать Сашу, падавшие камни похоронили под собой ее старшую сестру.

– Твоя простуда стала хуже, – заметил Коул.

Саша сморгнула слезы, выступившие на глазах, и вытерла мокрый нос тыльной стороной ладони.

Саша не простужалась. Просто ее нос был изуродован чрезмерным количеством хашки и всяких других наркотиков, до которых она смогла добраться. Она скрывала от него свои привычки, что не составляло особого труда. Коул отличался наивностью новорожденного, когда речь шла о том, чтобы понять других людей.

– Я по-прежнему не могу поверить, что Трехпалый пытался тебя изнасиловать, – пробормотал он, словно прочитав ее мысли. – Знаю, он был груб, но я всегда думал, что на самом деле у него золотое сердце. Если я когда-нибудь увижу снова этого сукина сына, я его убью.

Хотя Саша и разделяла чувства Коула, злоба в его голосе расстроила ее. Она никогда прежде не видела его в такой ярости. Тщеславным и хвастливым, и да, одновременно странно располагавшим к себе, но ни разу – кровожадным. Ей не понравилась эта перемена в парне.

– Иногда люди – в точности такие, какими кажутся, – ответила она. – А иногда – в точности наоборот.

«Белая Госпожа. Чудовище с лицом ангела. Или Бродар Кейн. Я могла бы поклясться, что он бездушный убийца, пока не узнала его лучше». Она нахмурилась. Друг Кейна Джерек угрожал убить ее, но защитил на поле битвы возле Сонливии. Хотя, возможно, убить хочет до сих пор. Некоторые мужчины просто с толку сбивают. Некоторые женщины – тоже.

Амбрил. Она думала, что старшая сестра ненавидела ее. А та отдала жизнь ради Саши.

– Кто-то приближается, – прошептал Коул, прервав ее мысли прежде, чем они увлекли ее куда-то во мрак или, по крайней мере, в более мрачное место.

Саша напряглась, но ничего не услышала.

– Служительницы Белой Госпожи, – добавил Коул. – Нерожденные.

Не успела Саша открыть рот, чтобы спросить, отчего он так уверен, как стальная решетка, вмонтированная в крышу башни, с лязгом откинулась, и появились две служительницы. За ними последовали еще четыре. Полдюжины Нерожденных окружили Коула, не обращая на Сашу никакого внимания.

«С чего бы это Белая Госпожа послала к нам шесть своих служительниц? Ведь даже одна превосходит большинство мужчин».

– Хозяйка велела привести тебя во дворец, – сказала одна из Нерожденных присущим им монотонным голосом, лишенным эмоций.

Запустив руку под свое белое одеяние, она вытащила ошейник, выкованный из темного металла.

– Во, блин. Только без этого дерьма, – проворчал Коул.

Он положил руку на украшенный драгоценным камнем эфес Проклятия Мага.

– Нас устроит любой повод, чтобы покинуть проклятую башню, – выпалил он. – Но не в ошейниках.

Саша уставилась на то, что держала в руке служительница. Ошейник был соединен с цепью из переплетенных колец и явно предназначался для того, чтобы вести пленника, как собаку на поводке. Она расценила бы подобное как унижение собственного достоинства, останься бы у нее таковое. Вместо этого она положила ладонь на руку Коула.

– Расслабься. Из-за такого не стоит умирать. Мы пойдем спокойно.

Служительница уставилась на Сашу мертвыми глазами.

– Никаких «мы». Хозяйка потребовала только Даваруса Коула. А от тебя надо избавиться.

– Избавиться? – повторила ошеломленная Саша и услышала, как стальной клинок выскользнул из ножен.

В мгновение ока Коул оказался перед ней, закрыв ее своим телом. Проклятие Мага угрожающе светился синим, но, помимо этого, из клинка исходило что-то сумрачное, чего она никогда не видела раньше. Воздух вокруг них стал, казалось, еще холоднее.

– Как только кто-нибудь из вас тронется с места, я отправлю ее голову Белой Госпоже в качестве предупреждения, – с яростью пообещал он.

Скажи это прежний Коул, прозвучало бы смешно, пустой угрозой, не стоившей и крысиного дерьма. Но глядя сейчас на друга детства, Саша не усомнилась в нем ни на секунду.

Тем не менее чего Нерожденные не боялись, так это смерти. Ближайшая к Даварусу служительница рванулась к Саше, будто смазанное белое пятно возникло в морозном воздухе, девушка застыла на месте, понимая, что и надеяться не может удрать от этих существ. Ни при каких обстоятельствах, тем более – со сломанной лодыжкой, на вершине самой высокой башни в городе.

Служительница – невероятно быстрая, жуткое порождение тайных лабораторий Белой Госпожи – будто оступилась, из ее бока торчал клинок Проклятие Мага. В мгновение ока рука Коула обхватила шею служительницы, свободной ладонью он выдернул кинжал и вскрыл ей горло, выпустив фонтан черной крови. Зловоние ударило Саше в нос, и ее затошнило, хотя в желудке было совершенно пусто.

– Вас – на одну меньше, – сказал Коул, отталкивая содрогавшееся существо.

Саша своими глазами видела, как трудно остановить служительниц Белой Госпожи: видела, как они продолжали сражаться со сломанными позвоночниками в битве у ворот Сонливии. И тем не менее ее друг покончил с неестественной жизнью служительницы с легкостью, которая просто потрясла ее. Нерожденная дернулась еще несколько раз и замерла.

– Сущность нашего Отца в тебе сильнее, чем в нас, брат, – сказала одна из оставшихся служительниц. – И все же мы превосходим тебя пятикратно.

«Брат?» Саша просто не представляла, что имело в виду это существо, но ее недоумение тут же переросло в изумление, когда прежний обитатель башни зашевелился, медленно поднялся на ноги, похрустывая конечностями, и его свесившаяся голова повернулась к Нерожденным.

– Пять к двум, – констатировал Коул.

Бледность его несколько уменьшилась, будто убийство Нерожденной отчасти восстановило его силы.

Воцарилась напряженная тишина, пять оставшихся служительниц склонили головы. Казалось, они к чему-то прислушивались. Возможно, получали указания.

– Эта девушка остается в живых, – произнесла в конце концов одна из Нерожденных. – Пока.

В глубине души Саша хотела обидеться за то, что о ней упомянули как об «этой девушке» в городе, где царил матриархат, где правила самая могущественная женщина в мире. Но с учетом всех обстоятельств она испытывала слишком большое облегчение, чтобы придавать подобному значение.

Во дворце Белой Госпожи все еще шли ремонтные работы: позолоченные двери в тронный зал лежали там, где упали, сорванные с петель во время ее поединка с Танатесом. Сашино сердце заколотилось в груди при виде изуродованного металла. Когда ее и Коула проводили через порог и она взглянула на жуткую правительницу города, сидевшую на троне из слоновой кости, устремив вперед взор фиолетовых глаз, девушке захотелось повернуться и убежать. Но бежать было некуда.

Совет уже собрался. Женщины и один случайный мужчина в белых церемониальных одеждах сидели рядами на скамьях ниже трона: им приходилось взирать на хозяйку, словно ее – так же, как мертвых богов – изобразили на мозаичном потолке. Но она не была богом – она была убийцей богов. Некогда верховная жрица Матери, одной из тринадцати главных богов, Эласса, как называл ее Танатес во время их противостояния, перешла на сторону бывшего врага – из религиозной Конгрегации в Альянс чародеев, – после того как в ее чреве умер ребенок. А когда девушка увидела, что Белая Госпожа швырнула башню в Танатеса, своего бывшего любовника, Саша поняла тревожную истину: пробужденный гнев лорда-мага в самом деле устрашающ.

«А я отвесила ей пощечину и назвала дрянью. Вот дерьмо».

Когда Сашу и Коула подвели к возвышению, на котором стоял трон, Белая Госпожа поднялась.

– Оставьте нас, – приказала она мягким, совершенно спокойным голосом, ее фиолетовый взор по-прежнему был непроницаем. – Все вы.

Она кивнула Совету, члены которого быстро встали с мест и покинули зал.

В наступившей тишине Саша слышала, как колотилось в груди ее сердце. Она уставилась в мраморный пол, не осмеливаясь поднять глаза и встретиться взглядом с лордом-магом.

Даварус не испытывал такого страха.

– Зачем нас привели сюда? – спросил он.

– Вопросы задаю я, дитя, – ответила лорд-маг. – Ты не менее дерзок, чем в прошлый раз, когда стоял предо мной. Даже более того.

– Что ж, все изменилось, – хмуро заметил Коул. Он положил руку на эфес Проклятия Мага и требовательно спросил: – Где мои друзья?

– Твои друзья? – эхом откликнулась Белая Госпожа.

– Деркин и Эд. Они были на причале, когда нас арестовали по твоему приказу.

Саша наконец рискнула бросить взгляд на лорда-мага. Ее красота ошеломляла: платиновые волосы и совершенные черты лица делали ее несравнимой ни с одной женщиной, которую когда-либо видела Саша. Но внутри – Саша знала – скрывалось чудовище. Хуже Салазара, если такое вообще было возможным.

– Мне совершенно безразличны твои друзья, дитя смерти. Ты не столь важен, как тебе кажется. Даже с украденной сущностью бога, что находится в тебе.

«Дитя смерти? Украденная сущность бога?» Заявления лорда-мага звучали просто невероятно. Прежний Коул выкрикивал бы что-нибудь в таком духе с крыш при каждой возможности, но сейчас он поморщился, и Саше показалось, что ему стыдно.

– Я отвечу на твои вопросы, если поможешь мне найти друзей, – отозвался он. – Один из них – горбун. Другой – здоровяк и ведет себя как ребенок. Оба они – хорошие люди.

Голос лорда-мага зазвучал жестче, в нем слышались нотки гнева.

– Когда ты впервые появился в этом городе, ты привел с собой насильника. Во второй раз ты привел Танатеса. Не говори мне о хороших людях, дитя.

– Я был неправ насчет Трехпалого, – признал Коул. – Но Танатес… Ворон… он спас нас в Заброшенном крае. Ты хотела, чтобы всех нас там убили. Так же как хотела, чтобы Темный Сын прикончил меня. Что ж, он в этом не преуспел. Я сразил одного лорда-мага. Быть может, убью и другого.

Потрясенная, Саша смотрела на Коула. В том, что он сказал, не было напускной храбрости, никакой самонадеянности, которая непонятным образом вытаскивала его из самых трудных ситуаций. Эту угрозу он высказал с серьезностью мужчины, сообщавшего жене, что подцепил заразу от местной шлюхи.

Белая Госпожа нахмурилась и подняла изящную руку. В ответ Даварус потянулся к кинжалу. Раздался скрежет, что-то золотое огромного размера врезалось в юношу сзади, и внезапно он оказался пригвожденным к полу одной из позолоченных дверей, которую направляла невидимая сила.

Белая Госпожа шагнула со своего возвышения. Не обращая внимания на ступеньки, ведущие к трону, она проплыла по воздуху и встала перед задыхавшимся Коулом. Он поймал Сашин взгляд, и отчаяние на его лице вырвало девушку из ступора.

– Остановись! Ты его убиваешь, – стала умолять она. – Пожалуйста… Ты вызвала его сюда с какой-то целью. Убей меня, если нужно. От меня никому никакой пользы.

Лорд-маг не обращала внимания на Сашу. Она пропустила прядь своих платиновых волос между пальцами и уставилась на Проклятие Мага, который Коул без толку сжимал в придавленной к полу руке.

– Ты переоцениваешь себя, дитя. Твое оружие способно защитить от магии, но ему не подвластно то, чем может управлять магия. Твоя доля божественной сущности Похитителя, пусть и значительная, делает тебя лишь одаренным орудием. Во мне – сущность не менее пяти богов. Только в Салазаре было больше.

– Я – не орудие, – удалось прошептать Коулу.

– Пожалуйста, – снова взмолилась Саша. – Дай ему дышать.

Прошло еще несколько секунд. Казалось, лорд-маг размышляла. Наконец она размотала прядь волос с пальца и забросила ее за плечо. Дверь поднялась и, выплыв из тронного зала, врезалась в дальнюю стену с жутким лязгом. Коул стонал и хватал воздух ртом, а Белая Госпожа хмуро смотрела на него фиолетовыми глазами.

– За истинную силу следует держаться обеими руками, – ровно сказала она. – Не беги от того, кто ты есть, дитя. Ты не сможешь служить нашему делу, отказываясь от своей истинной природы. Подчинись своей жажде, и она даст тебе силу.

Белая Госпожа повернулась к слуге, нервно ожидавшему у дальней двери. Она подозвала его, указав на Проклятие Мага.

– Возьми это и держи в безопасном месте. Оружие будет возвращено ему, когда он покинет город.

Лорд-маг повернулась к Саше, которой захотелось сжаться в комочек. Но, посмотрев на поверженного Даваруса, она встретила взгляд Белой Госпожи с нескрываемой ненавистью.

– Я не забыла твоей ошибки. Никто не осмеливался говорить со мной так пять сотен лет. Тем более в гневе приложиться ко мне рукой. – Удивительно, но в фиолетовых глазах Белой Госпожи сверкнуло нечто похожее на веселое изумление. – Я считала интересной твою сестру, но ты меня удивляешь. Я прощу тебе вспышку на сей раз. А теперь помоги другу подняться. Его путешествие займет несколько дней, и время крайне важно.

Саша опустилась на колени подле Коула. Ему было больно, но он, похоже, не сильно пострадал.

– Куда мы отправляемся?

– Ты – никуда, по крайней мере – пока. Даварус Коул, однако, направится на юг. Раздробленные государства необходимо оповестить о неотвратимой угрозе нашему виду.

– Угрозе? – прошептала Саша, хотя в глубине души она поняла.

Полумаг был прав все это время.

– Ты помнишь о предупреждении, которое принесла мне. Избиение рабочих на Небесных островах – лишь начало. Пока вы находились в заключении, Исчезнувшие прибыли в Благоприятный край. Сонливия пала. Я – это все, что стоит между Древними и концом человечества.

 

Верное орудие

Сощурившись, Коул уставился на свое отражение в зеркале над причудливой раковиной. Комнаты Совета на верхнем уровне дворца Белой Госпожи были богато обставлены – с такой роскошью, что особняк Гарретта по сравнению с ними выглядел жилищем бедняка. Как жаль, что его приемного отца и наставника нет сейчас рядом.

– Все это – полная чушь, – прошептал юноша.

Он было стал отворачиваться, но внезапно нахлынувшая ярость заставила его снова повернуться и врезать в зеркало кулаком. Оно разбилось, и осколок полоснул по костяшкам пальцев, в раковину хлынула кровь. Руку жгло болью, но эта боль была знакомой, естественной. Она помогла отвлечь разум от коварной жажды внутри.

Желание убивать становилось все сильнее. Оно ощущалось всегда, подстрекало его. Нерожденная, которую он уничтожил, почти не удовлетворила его: это существо было в большей степени мертвым, чем живым. Он никак не мог избавиться от воспоминания о том, как наблюдал за Сашей, спавшей на вершине Звездной Башни. Как сопротивлялся желанию извлечь Проклятие Мага и сотворить нечто чудовищное. Коула затошнило. Саша – его лучший друг, девушка, которую он любил больше всего на свете.

В ужасе от этого воспоминания, юноша содрогался от рвотных спазмов, склонившись над раковиной, – желудок был пуст. «Во что я превращаюсь?»

В нем обитала сущность Похитителя. Похитителя, Бога Смерти. Когда Коул забирал жизни и утолял жажду мертвого бога, он становился быстрее. Сильнее. Почти необоримым, убийцей, которому не было равных. Но когда он сопротивлялся, как делал со времени мятежа в Новой Страде, это сказывалось на его теле. Жажда становилась все сильнее, и в конце концов он не мог больше думать ни о чем другом. Когда он спал, его мучили видения огромного черепа и рек крови. Коул стал избегать сна, сколько мог.

Прижав здоровую руку ко лбу, он крепко зажмурился в отчаянии. Он хотел быть героем. Теперь же он – на грани превращения в чудовище.

– Коул, пора.

Саша, прихрамывая, вошла в комнату с сумками, которые помогала собирать для его путешествия на юг. Увидев разбитое зеркало и его окровавленные осколки в раковине, она застыла на месте.

– Что случилось? – спросила девушка.

– Да так, недоразумение, – пробормотал он.

– Дай-ка глянуть.

Она схватила его за руку, а потом принялась рыться в сумках в поисках того, чем остановить кровотечение. Коул избегал ее взгляда.

– До Кархейна – день пути верхом после того, как причалишь на севере Тарбонна, – проговорила она сердито. – Далеко не доедешь, если истечешь кровью, еще не выбравшись из Телассы.

– Почему Кархейн? – проворчал он. – Почему бы не куда-нибудь на побережье? Я слышал, в Джанке уже тепло в это время года.

– Ты не на отдых едешь! Ты должен сообщить о вторжении Исчезнувших Лоскутному королю и упросить его выслать подкрепление. Тарбонн – самое могущественное из Раздробленных государств. Говорят, что Лоскутный король и его сотоварищи были кем-то вроде нас, пока не захватили трон. Возможно, они прислушаются к тому, к чему другие не станут.

Коул хмыкнул. Он не отказался бы забраться на корабль и поплыть на юг, к Солнечным землям, чтобы отыскать Темного Сына. Шрам на животе, последствие предательства его бывшего наставника, еще болел. Он хотел отплатить тому скользкому шамаатанскому ублюдку.

– Коул? – голос Саши отвлек его от мыслей о мести. – Что имела в виду Белая Госпожа, говоря о сущности Похитителя?

И о том, чтобы ты «утолил жажду»? Как ты вернул то тело из мертвых?

Тяжко вздохнув, юноша осмотрел повязку, которую Саша сделала на его руке.

– Помнишь уроки истории Гарретта?

Саша закатила глаза. «Такая красивая», – подумал он и отвернулся.

– Ты же знаешь, я всегда отличалась прилежанием, – ответила она. – Тебя же больше интересовало быть героем.

«И много чего хорошего мне это принесло», – с горечью подумал Коул. Он откашлялся.

– Ну, ты знаешь, что когда Салазар, Белая Госпожа и другие лорды-маги взяли приступом небеса, они не просто убили богов. Они похитили их силу. Вот почему лорды-маги не умирают от старости. Они несут в себе сущность богов.

Саша кивнула. Ее темно-каштановые волосы красиво ниспадали на плечи. Даварус сглотнул, прежде чем продолжить, во рту у него внезапно пересохло.

– Салазар и я соединились через Проклятие Мага. Видишь ли… – Он сделал глубокий вдох. – Мой отец в действительности не был героем, Саш. Он был Манипулятором. Самым страшным убийцей Салазара.

К его большому удивлению, Саша снова кивнула.

– Я вроде как догадывалась. Другие Осколки старались не обсуждать этого возле меня, но сложить все воедино труда не составило.

«Для тебя – возможно», – подумал Коул, ярость в нем боролась с восхищением. Она была умнее его, пожалуй – самым умным человеком из всех, кого он знал.

– Когда я убил Салазара, я вобрал сущность бога, которую носил в себе он.

– Похитителя, – подхватила Саша. – Властелина Смерти.

– Да, я ощущаю его внутри, Саш. Страждущего. Страстно желающего, чтобы я убивал. Я не уверен, что в силах держать его под контролем. Я боюсь.

Он закрыл глаза и поэтому только услышал, как Саша пораженно втянула в себя воздух.

– Представить не могла, что ты когда-нибудь скажешь эти слова.

Неожиданно она обняла его, и он обмяк в ее руках, опустив голову ей на плечо. Даварус слышал, как бьется ее сердце, вдыхал ее нежный аромат. Подняв голову, он заглянул в ее темные глаза, полные тревоги. Он чувствовал, как его неодолимо тянет к ним, и ниже, к ее нежным губам…

«Ты просто кретин, Коул. Гарретт стыдился бы тебя».

В памяти всплыли прощальные слова Саши перед осадой Сонливии, причинив боль, так же как и воспоминания о мучительных ночах, когда он наблюдал за нею, спавшей на вершине Звездной Башни. Даварус отшатнулся от нее.

– Ладно, – резко сказал он. – Хватит себя жалеть. Лучше подготовлюсь к отплытию. Тебе безопасно оставаться в Телассе одной?

Сашу, похоже, задело, что он так внезапно отстранился.

– Если бы Белая Госпожа хотела моей смерти, меня бы здесь сейчас не было. Меня больше заботишь ты.

– Не стоит. Вернусь целым и невредимым, обещаю.

На мгновение наступила неловкая тишина, а затем усиленный слух Коула уловил слабый шорох движения в коридоре, и одна из служительниц Белой Госпожи появилась в дверях. В отличие от Саши, биение сердца которой он воспринимал как постоянный пульсирующий ритм, у этого существа он не услышал никакого пульса.

– Уезжаем сейчас, – сказала Нерожденная бесстрастным голосом.

Коул собрал сумки, которые приготовила для него Саша, и обнял ее в последний раз.

– Время быть героем, – пробормотал самому себе.

«Почему я?»

Этот вопрос вертелся у него в голове с той минуты, как Белая Госпожа сообщила о своих планах насчет него. Быть может, ее втайне впечатлило, сколь успешно Коул расправился с Салазаром и удрал из Новой Страды, и она сочла его наиболее подходящим для этого дела. Возможно, она опасалась его силы и способностей и сейчас просто использовала предлог, чтобы отослать его подальше. Но наиболее вероятный вариант – богини судьбы вступили в сговор, чтобы снова вывалять его во вселенском дерьме и вовлечь в самые безумные авантюры, из которых он выберется ожесточенным и сломленным. Как говорил Танатес?

«У тебя поразительное умение оказываться в центре событий».

Идя по сумеречным улицам Телассы в безмолвном сопровождении трех служительниц Белой Госпожи, Коул размышлял о том, что же стало с королем-чародеем Далашры. Даварус сомневался, что Танатес погиб в битве с Белой Госпожой, этого мрачного чародея явно не стоило объявлять мертвым, не понаблюдав по крайней мере с неделю за его разлагающимся трупом в морге. Помимо всего прочего, Танатес выжил после того, как его секли, вешали, выклевали глаза; выжил, проведя большую часть пяти столетий в теле ворона. Все же знание о том, что есть еще люди, которым пришлось куда хуже, чем Даварусу Коулу, несколько утешало.

Ремонт на улицах Телассы шел вовсю. Даже в этот поздний час широкий проспект, ведущий к гавани, был полон граждан, расчищавших завалы и укреплявших поврежденные фундаменты зданий. На его глазах группа рабочих подняла поверженную статую крылатого ангелоподобного существа. Кончик одного из его крыльев отвалился, и Коул заметил, что он лежит возле куста. Подняв осколок с мостовой, Даварус протянул его женщине-бригадиру с самой чарующей, по его мнению, улыбкой. Выхватив фрагмент скульптуры из его руки, женщина с хмурым видом отвернулась.

– «Спасибо» не помешало бы, – проворчал он, не в силах сдержаться.

Та повернулась к нему.

– Что ты сказал? – спросила она.

– Я сказал, что выразить благодарность было бы не лишним. – Ему вовсе не хотелось устраивать сцену, но последние события начинали на нем сказываться.

Бригадир, похоже, собиралась разразиться тирадой, но заметила притаившихся рядом Нерожденных. Побледнев, она быстро вернулась к работе. Коул покачал головой, вспомнив, как в добрые старые времена женщины просто толпились вокруг него, страстно желая удостоиться улыбки, а иногда – и постели. Но не сейчас, когда он обезображен плохо вылеченным носом и шрамами от различных злоключений. Он – просто чудовище, внутри и снаружи. Не лучше, чем Нерожденные. Не считая того, что они были еще относительно привлекательны, по-трупному.

«По-трупному… Что бы это вообще значило?» Он покачал головой, почувствовав отвращение к самому себе, и чуть не свалился в уличную трещину, которую не заметил, погрузившись в свои мысли.

– Тебе следует сосредоточиться на том, куда идешь, – произнесла ближайшая из Нерожденных.

– Легко тебе говорить. Кое у кого из нас – реальные причины для беспокойства, которые и отвлекают.

Глаза Коула впились в служительницу. Он вспомнил, о чем говорил ему Танатес, вспомнил, как выглядел капитан Прайэм и его Белые Плащи, которые бродили, шатаясь, по Новой Страде, словно были пьяны, или вмазавши, или и то и другое сразу.

– Вы питаетесь живыми людьми, – осуждающе сказал он. – Вы пьете их кровь. Так ведь?

– Это необходимо, чтобы поддерживать наше существование.

– Значит, вы не должны существовать. Вы – мерзкие создания, причем не первозданной магии. Вы – гораздо хуже.

Нерожденная, чуть склонив голову, смотрела на него своими странными, бесцветными глазами. Когда она наконец заговорила, Коул поразился, услышав в ее голосе едва заметный трепет чувства, слабый, как зыбь, поднятая крыльями крошечного насекомого, пролетающего над ручейком.

– Мы знаем, кто мы, брат. Дитя внутри нас – дитя, которым все мы когда-то были, – не исчезло полностью. Ему известно, чем мы занимаемся.

Остаток пути к гавани Коул прошагал в тишине, исполненный ужаса.

Когда Даварус и его эскорт наконец добрались, Белая Госпожа ожидала на причале. Вся гавань была озарена серебристым свечением магического барьера, который Коул и Саша заметили впервые с вершины Звездной Башни. Едва мерцающая прозрачная стена окружала порт, насколько хватало глаз. Флот Телассы выстроился оборонительной дугой напротив барьера. В потустороннем свете корабли выглядели очень внушительно, словно призрачная армада, спустившаяся с небес.

– Даварус Коул, – приветствовала его лорд-маг. – Полагаю, ты готов. Ты поплывешь на борту «Ласки».

Белая Госпожа указала в сторону маленькой каравеллы, хорошо знакомой юноше: это было то самое судно, на котором он с группой спутников бежал от правосудия Салазара за несколько недель до осады Сонливии. Казалось, все случилось давным-давно, но на самом деле, по расчетам Коула, прошло едва ли четыре месяца. Подняв взгляд на флаг, реявший на грот-мачте, он увидел на нем вытянутую женскую ладонь, бережно державшую семь башен. Посыл читался без труда: это был город Белой Госпожи, выстроенный по ее замыслу и поддерживаемый ее бессмертной благодатью. Казалось невероятным, что здесь ей может что-нибудь угрожать – и тем не менее капелька пота, которая скатилась по лбу лорда-мага, едва заметное подрагивание губ свидетельствовали о том, что сейчас она оказалась в трудном положении.

– Найди во дворце Затору, – продолжала лорд-маг. – Некогда она была моей ученицей, а ныне – советница Лоскутного короля. Передай ей мое послание. Скажи, что нужда в помощи велика. Только она способна убедить короля послать всех солдат, что смогут собрать Тарбонн и другие государства, где он имеет влияние. Я опущу свой барьер, чтобы смог пройти корабль, который отвезет тебя на юг.

– Почему я? – осмелился спросить Коул, озвучив в конце концов вопрос, изводивший его целый день.

Лорд-маг приподняла совершенную бровь.

– Полагаю, ты ускоряешь события, которые сформируют мир. Метка в грандиозном замысле Создателя. В том, что маги именуют Структурой. Проще говоря, ты избран.

– Избран? – эхом откликнулся Коул.

Некогда он считал себя избранным, предназначенным для великих свершений. Однако позже оказалось, что все, для чего он избран, – это бесконечные неудачи.

– Больше никаких вопросов. Мои служительницы нужны в других местах, поэтому ты поплывешь с командой из людей. Твоя подруга, Саша, убедила меня отправить на борт одного из твоих «товарищей». Не заставляй меня жалеть о своем благодеянии.

Коула отвели на каравеллу. Шагая по сходням с причала на палубу, он бросил прощальный взгляд на Телассу. Вдали он увидел дворец, окруженный парящими шпилями, словно пальцами, указующими в небо. Этот город, конечно, прекрасен.

Несмотря на все ужасы Святилища, притаившиеся глубоко внизу, несмотря на Нерожденных, несмотря на загадочную и, возможно, безумную правительницу и ее колоссальные преступления, Теласса была населена довольными в целом мужчинами и женщинами. Когда-то Коул думал, что в мире – два цвета: черный и белый, что он состоит из добра и зла, героев и злодеев. Теперь он осознал: никто из мужчин и никто из женщин не может притязать ни на одну из крайностей. Жизнь была сложной и полной оттенков серого.

Шагнув на палубу, Даварус тут же оказался в объятиях гиганта, который подхватил его с деревянного настила, так что ноги юноши стали болтаться в воздухе. Счастливые стоны и окативший его затхлый запашок могли принадлежать только одному человеку. В конце концов Коул оторвал голову от большой волосатой груди и уставился в улыбавшуюся физиономию своего друга Тупого Эда. Слабоумный гигант ослабил медвежью хватку, и Даварус шмякнулся на палубу, поморщившись от боли в груди.

«Сокрушительные объятия Эда в дополнение к той двери, что пришпилила меня к полу, – завтра мои синяки станут чернее сумнианца».

– Призрак! – воскликнул Эд громоподобным голосом.

Такое прозвище дали Коулу в Заброшенном крае, где они были вместе, и, как ни странно, оно ему, в общем, нравилось. В любом случае он сомневался, что Эд запомнил бы его настоящее имя.

– Полуночница здесь, – радостно сообщил Эд.

– А кто это – Полуночница? – спросил Коул.

Он окинул взглядом экипаж маленькой каравеллы. Их было двенадцать, мужчин и женщин поровну. Капитан приветствовала его, доброжелательно кивнув. Человек, оказавшийся ее первым помощником, занимался проверкой парусов. Возможно, это была обманчивая игра света и тени, отражение огня в одном из домов поблизости от причала, но Коулу показалось, что взгляд первого помощника на кратчайший миг полыхнул красным. Тут по палубе скользнуло что-то маленькое и пушистое, и Даварус отскочил назад от удивления.

– Это – Полуночница! – восхищенно воскликнул Тупой Эд. – Я принес ее с собой, чтобы ей не было одиноко. Ее братья и сестры умерли, так же как и мама-кошка.

Лицо Эда помрачнело.

Коул вспомнил, как в ночь возвращения в Город Башен обнаружил Эда, нянчившего труп обгоревшей кошки. Один из бывших заключенных из Новой Страды, Дымина, без всякой причины поджег животное во время массовых беспорядков. Эд спас котят как раз перед появлением Коула. Глядя на Полуночницу, свернувшуюся клубком в огромных руках Эда, Даварус посочувствовал кошке. Как и у Коула, у нее не осталось семьи. Она была одинока.

– Я помогу тебе заботиться о ней, обещаю, – сказал он и похлопал друга по плечу. – Но сейчас нам нужно немного отдохнуть. Так хочется поспать для разнообразия в настоящей постели.

В общем, узкая койка в каюте каравеллы – это не бог весть какая роскошь, но все что угодно лучше каменной крыши Звездной Башни посреди зимы.

Когда Коул отправился взглянуть на каюту, в которой ему предстояло совершить путешествие на юг, у него возникло неприятное ощущение, что кто-то или что-то за ним наблюдает.

Его снова кружило. Он несся, вращаясь, сквозь тьму со сцепленными вместе руками и ногами. Даже поморщиться было невозможно – это требовало мучительных усилий, которые, казалось, длились вечность. Он понимал, что видел сон, переживая один и тот же кошмар множество раз. И постоянно испытывал неимоверный ужас.

Он почуял тошнотворное дыхание. Оно обволокло его, как болезнь, как пагуба. Он знал, что ожидало в конце путешествия. Всегда одно и то же. Он не хотел открывать глаза, не хотел снова видеть то ужасное лицо. Но у него не было выбора. Он открыл глаза.

Череп-планета заполнил все поле его зрения. Зияющая пасть, зубы словно горы, пожелтевшие за тысячелетия разложения. И тут он увидел глаза бога – будто луны-близнецы, прогнившие, цвета свернувшегося молока. Они зловеще светились, от их зеленоватого блеска его подташнивало.

И тогда бог заговорил:

– Дитя.

Голос словно отдавался эхом с невообразимого расстояния. Он заполнял его уши, глубокий, как бездна. Казалось, голос способен преодолеть и пространство, и время: столь могуч он был.

– Ты противишься мне.

Он попытался сказать: «Я не хочу быть убийцей», – но его рот был будто напичкан камнями.

– Ты убийца, дитя. Смерть – вот что ты есть. Избранное мною орудие. Тот, кто откроет дверь для моего возвращения. Для возвращения всех нас. Докажи, что ты достоин, дитя.

Коул попытался кричать, звать на помощь, но оказался способен лишь на слабые жалостные стоны. Никто не сможет его услышать. Никто не придет поддержать.

Он был уже почти внутри пещероподобной пасти. Горячее дыхание Похитителя обжигало жаром печи. Но затем, через какое-то мгновение, топка будто погасла, и колоссальный череп исчез, оставив лишь черноту и последние слова, выплывающие из бездонного пространства:

– Докажи…

Глаза Коула резко открылись. Сердце неистово колотилось. Оцепенев, он лежал, пытаясь отгородиться от ужаса, напоминая себе, что все виденное было сном. Постепенно к нему вернулись знакомые ощущения. Запах промасленного дерева. Заплесневелый душок матраса. Плеск волн о корпус судна. Его глаза стали привыкать к царившему в каюте полумраку, и он разглядел смутные очертания двери. Она была приотворена, что показалось ему странным. Он помнил, как закрыл ее и задвинул засов…

Мелькнуло темное пятно, и он подскочил на месте, чуть не врезавшись головой в потолок каюты. Об него потерся теплый меховой комок, слух приласкало тихое мяуканье. Юноша печально ухмыльнулся, проклиная свою глупость. Некогда он похвалялся стальными нервами, а теперь шарахается от котенка. Он слышал стук сердца Полуночницы, тихий и быстрый. Коул опять закрыл глаза и сделал глубокий вдох, молясь о том, чтобы на сей раз его не мучили кошмарные видения.

Затем он услышал другое сердцебиение.

Стучало сердце человека, звук приближался. Он был очень тихим, словно обладатель сердца владел специальными приемами, которым обучил Коула Темный Сын во время тренировок в Святилище. Значит, наемный убийца.

Вытянув руку, Даварус нащупал холодный эфес Проклятия Мага рядом с койкой. Капитан вернула ему оружие перед отплытием.

Темный силуэт мужчины, подобно призраку, прокрался в дверь. Коул оставался совершенно недвижим, притворяясь спящим и поджидая нужного момента.

Сквозь тьму в него впились две красные булавочные головки. Незваный гость прошептал что-то неразборчивое, и они стали ярче.

Коул охнул, когда Проклятие Мага в его руке раскалился, поглощая враждебную магию, только что направленную на хозяина. Он спрыгнул с койки и услышал сдавленное проклятие от вероятного убийцы, который повернулся и выбежал за дверь. Не просто наемник. Еще и маг.

Через мгновение Коул помчался за ним, глухо шлепая босыми ногами но холодным доскам пола. Дверь, ведущая на палубу, была распахнута настежь, и с ночного неба лился звездный свет. Коул взлетел по трапу, перекувыркнулся в прыжке и вскочил на ноги с Проклятием Мага на изготовку.

Палуба казалась покинутой. Там, где должен был находиться рулевой, виднелось только темное пятно. Корабельный штурвал мягко поскрипывал сам по себе. Коул прищурил глаза. Со штурвала что-то капало. Он услышал скрип…

Даварус отскочил в сторону в последний момент: убийца спрыгнул с мачты, опустившись с кошачьей грацией на палубу в том месте, где только что стоял юноша. Мужчина выпрямился, и в его руках оказалось длинное копье с листообразным наконечником, которое он достал неизвестно откуда. Его глаза горели сейчас еще ярче – как два алых рубина, объятых пламенем. На шее сверкал золотой ключ.

– Лорд Мариус шлет привет, – произнес убийца. Его голос был бархатисто-мягким. – Хозяин не упоминал, что ты обладаешь абиссумом. Это не согласуется с законами нашего мира. Попросту говоря, он разрушает магию. Но неважно. У меня было три сотни лет, чтобы научиться многим другим способам убивать.

– Кто ты? – спросил Коул. – Где экипаж?

– Меня называют Волгред, а равные мне – также Скитальцем. Те члены экипажа, которые спали, – по-прежнему в своих койках. Те, кто нет… – Убийца указал копьем на темные пятна на палубе. – Зов крови никогда не удовлетворить надолго, увы. Приучаешься пить тогда, когда появляется возможность.

Коул сделал глубокий вдох и постарался сосредоточиться, как учил Темный Сын. Глядя на Волгреда, он понимал, что тот его превосходит. Этот убийца был не только искусным воином, но и демоническим чародеем, обладавшим способностями, с какими Коул никогда не сталкивался. Он подумал метнуть Проклятие Мага с надеждой на наилучший исход, но без сопротивления чарам, которое обеспечивал кинжал, он мгновенно окажется мертвецом, превратившись в еще одно пятно на палубе.

С нерешительностью Коула покончил Волгред, который, взлетев на невероятную высоту, прыгнул на него с копьем, направленным вниз. Даварус вовремя откатился в сторону и нырнул за деревянный рундук, едва не врезавшись в кулем лежавшее там тело одного из членов команды. Он потрогал труп. Тот был еще теплым.

– Встань, – прошептал он. – Встань и помоги мне.

Простонав нечто неразборчивое, мертвец стал подниматься на ноги. До Коула донесся тихий смех Волгреда с другой стороны рундука.

– Думаешь, зомби испугает такого, как я? Тебе нужно сделать что-то получше, мальчик.

– Я не мальчик, – прошипел Коул.

Он напрягся и прыгнул через рундук, замахнувшись для удара ногой в голову убийцы. Даварус надеялся, что труп, который он сейчас поднял, отвлечет противника настолько, чтобы успеть завершить атаку, но древко копья Волгреда отбило его ногу в сторону. Конец древка врезал ему в живот и отбросил на рундук, Проклятие Мага выскользнул из его руки и упал на палубу в нескольких футах от юноши.

Волгред навел на него копье.

– Признаюсь, я разочарован, – заявил убийца. – Хозяин упоминал, что ты можешь оказаться более грозным противником. Я отнесу ему твое иссохшее сердце, после того как опустошу тебя.

Волгред отвел копье назад. Что-то крошечное пронеслось мимо мага, но Коул мог думать только о смертоносном лезвии оружия, готовом пронзить его.

– Полуночница! Вернись!

Откуда ни возьмись, к Волгреду понесся Эд. Коул заметил, как Полуночница скакнула в сторону и взметнулась вверх по мачте, но слабоумный великан не смог повернуть на бегу. Он налетел на мага, копье которого врезалось в живот Эда и, пройдя насквозь, вышло из спины. Ошеломленный гигант застыл на месте, а Волгред попытался извлечь из него свое оружие.

Пальцы Коула стиснули эфес Проклятия Мага. Прицелившись, он метнул кинжал.

Поразив убийцу в грудь, клинок вошел глубоко. Волгред упал на колени, и почти сразу же плоть мага начала сморщиваться. Завопив, он выронил копье и стал отчаянно хвататься за эфес с рубином, торчавший из его груди. Тут раздался громкий стон, и труп, который Коул вернул из мертвых, врезался в убийцу, огрел его по плечу и повалил на палубу.

Коул не обращал внимания на звуки терзаемой плоти и вопли Волгреда. Он подскочил к Эду, который не сводил глаз с пронзившего его копья, с подбородка гиганта свисала кровавая слюна.

– П-призрак, – запинаясь, пробормотал он. – Мне холодно…

– Все в порядке, Эд. Я здесь, – сказал Коул, сдерживая слезы.

Друг обмяк у него на руках, дыхание Эда становилось все слабее. Однажды Даварус смог излечить смертельно раненную мать Деркина, направив в ее тело жизненную силу человека, которого он убил. Сейчас в нем не было такой похищенной энергии. Он бросил взгляд на Волгреда, но от того осталась лишь пустая оболочка. Магию, что поддерживала в нем жизнь три столетия, вобрал в себя кинжал Даваруса, и тело чародея вернулось в естественное состояние. Мертвый член экипажа, которого поднял Коул, бесцельно слонялся поблизости.

– Мне очень жаль, Эд, – всхлипывая, проговорил Даварус.

Глаза его друга стали стекленеть. Ненавистный голос Похитителя внутри Коула побуждал его извлечь Проклятие Мага и поглотить жизненную силу Эда, пока она не исчезла окончательно, но он не слушал его. Вместо этого он опустил друга на палубу и встал на колени рядом.

Веки Эда задрожали, и он с усилием открыл глаза.

– Полуночница? – прошептал он едва слышно.

– Она здесь, Эд. Она здесь. Я позабочусь о ней, я же говорил. Обещаю тебе.

Эд улыбнулся. А затем глаза друга закрылись в последний раз.

Коул оставался возле него, крепко стиснув веки, по его щекам бежали горячие слезы. В конце концов он поднялся и подошел к сморщенному трупу Волгреда. Наклонившись, положил руку на эфес Проклятия Мага. Кинжал вышел из иссохшей груди убийцы с сухим щелчком.

Даварус изо всех сил двинул сапогом в бесплотное лицо Волгреда. Почувствовал, как треснула кость, врезал еще и еще, круша череп убийцы, пока невредимым не остался лишь золотой ключ, который Скиталец носил на шее. Подобрав ключ, Коул сунул его в карман, а потом сел на палубу и уставился на звезды. Рядом поднялся крик – члены экипажа, разбуженные шумом, вышли из своих кают, но он не отвечал на их вопросы. Умер еще один близкий ему человек, и он слышал только слова Похитителя, которые отдавались в его голове бесконечным эхом.

«Смерть – вот что ты есть».

 

Хороший день, чтобы убивать

Занялся рассвет: яркий и кроваво-красный.

Бродар Кейн поднял взгляд на солнце и сморгнул с глаз остатки сна, которые держали их полузакрытыми. Все его тело болело: от долгой поездки верхом из Зеленого предела, от дерьмового сна на неудобном земляном ложе, от взбучки, что он получил от Финна и его друзей. Даже короткая встреча с Карном привела к растяжению мышцы на ноге. С мучительным напряжением Кейн вытянул ногу, затем поднялся и окинул взглядом лагерь. Все вокруг готовились к маршу. Через час они доберутся до стен Сердечного Камня.

Кейн зачерпнул миску дымящегося горячего рагу из общего котла и с жадностью умял его. День обещал быть ясным, но безжалостно холодным: от такого мороза яйца съеживаются. По опыту Кейна, хороший день, чтобы убивать.

Закончив утреннюю зарядку, он решил пройтись по периметру лагеря. Как он заметил накануне, большинство воинов оказались очень молоды. Увидев двух подростков, которые вели тренировочный бой, Бродар подавил желание ввязаться, чтобы показать им, как правильно парировать удар сверху. Сейчас уже поздновато было учить, да к тому же, вероятно, никто не захочет его слушать.

Странная это штука – слава. Правильная слава как ничто другое делает мужчину важным и желанным. Превратная слава как ничто другое изолирует его и делает одиноким… И рано или поздно все всегда заканчивается превратной славой.

«Убийство порождает лишь убийство. Нет ничего хорошего в том, что знаешь, как пользоваться мечом, чтобы убить человека». Мхайра говорила ему это. Она хотела, чтобы он ушел в отставку, стал пастухом и стриг баранов. Вместо того Шаман вызвал его в Сердечный Камень, и не успел Кейн опомниться, как принялся резать горла. Такая работа принесла ему даже больше славы, чем десятилетняя служба Хранителем, и прекрасную ферму для семьи в Зеленом пределе, но он утратил все, за что с гордостью называл себя мужчиной.

Бродар не был склонен к молитвам и, конечно же, не думал о богах Низин. Мертвый бог казался ему еще менее полезным, чем отсутствующий. Но он по-прежнему верил в духов. Мудрец, вероний, проводил ритуал у небольшого сооружения из камней, которое часто использовали для таких целей. Кейн подошел и присоединился к воинам.

Опустившись на колени, он взял горсть земли в загрубелые руки и вознес быструю молитву к духам земли с просьбой уберечь жену, пока он не сможет к ней вернуться. Прошло уже несколько лет, и Кейн, несомненно, стал еще безобразнее, чем перед отъездом, но он надеялся, что жена встретит его с распростертыми объятиями.

«Встретит. Конечно, встретит». Любовь Мхайры чище, чем все, что он знал в мире. Нo ему нужно было сдержать обещание. Обещание, которое он дал ей в тот день, когда, убегая от Шамана, они разделились, и он попытался увести Собратьев в сторону, а она направилась в Приграничье.

«Они поймали ее на хребте Дьявола, или, по крайней мере, так они мне лгали». В действительности Магнар заключил отчаянную сделку с Шаманом: тот пощадил Мхайру, а ее двоюродная сестра Наталия заняла ее место на костре лорда-мага. Шаман использовал чары, чтобы изменить внешность Наталии и ввести Кейна в заблуждение, заставить поверить, что сгорела Мхайра. Преподать ему урок, как заявил потом лорд-маг.

Поднявшись, Бродар отряхнул руки, на его обветренном лбу залегла глубокая морщина. Хотелось развернуться, ворваться в шатер Карна и отомстить Шаману за все зло, которое причинил ему этот ублюдок. Таков был его план, прежде чем Кразка захватил трон и заключил соглашение с лордом демонов. С тех пор приоритеты Кейна изменились, и теперь он снова оказался на той же стороне, что и лорд-маг Высоких Клыков. Бродар устало вздохнул. Союзы в Клыках возникали и исчезали так быстро, что ему оставалось лишь каждый раз делать новый выбор, сообразуясь с обстоятельствами.

Кейн продолжил обход лагеря, но вскоре начал задыхаться, и ему пришлось остановиться. В груди опять болело, в руке снова стало покалывать. Он был так чертовски измотан, что, наклонившись, уперся ладонями в колени; его трясло, он покрылся потом, несмотря на мороз.

«Что за дьявольщина со мной происходит?» – с яростью подумал Бродар. Он мог бы поискать целителя и задать ему этот вопрос, но не был уверен, что готов услышать ответ. В любом случае, нужно протянуть еще немного. Еще чуть-чуть, чтобы спасти сына и отыскать жену. Тогда если сердце и откажет, то, по крайней мере, оно откажет удовлетворенным.

Мужчина не может просить о большем.

– Ты ведь Меч Севера? Подойди, выпей со мной.

Кейн медленно выпрямился, глубоко вдыхая. Колоть стало поменьше, и он, запинаясь, сделал несколько шагов к молодому парню, который только что его окликнул. Это был красавец с каштановой бородой и короткими курчавыми волосами. Он сидел у костра и грел на нем кружку с медовухой, внимательно, но с улыбкой наблюдая за Кейном.

– Приятно видеть дружелюбное лицо, – пробормотал старый воин.

Усевшись на камень возле костра, он поморщился от боли в одеревеневших коленях.

– Некоторые нюхают джхаэлд перед битвой, – заметил он. – Думаю, медовуха – всегда более верный выбор.

Взяв предложенную кружку, он сделал долгий глоток.

Курчавый парень кивнул:

– Это о тебе говорили. Что ты никогда не суетился с огненной травой.

Кейн приподнял бровь и вытер бороду тыльной стороной ладони.

– А что сейчас? Джхаэлд может придать мужчине мужества, но не мастерства, и он ослабляет рассудительность. По моему опыту, ясный ум более ценен, чем пылкое неистовство. Но я не говорю, что не бывает ситуаций, когда нужно и то и другое, помни это. Э-э, а кто ты такой, кстати?

– Меня зовут Дрожун.

Парень протянул руку, и Кейн стиснул ее. Она слегка дрогнула в ладони Бродара, но он вежливо сделал вид, что ничего не заметил.

– Странное имя. За ним какая-то история?

– Ну… – Парень опустил взгляд на копье, лежавшее рядом, видно было, что он смутился. – Это прозвище, которое дали мне братья. Понимаешь ли, в бою меня охватывает дрожь. С трудом удерживаю оружие, чтобы не поранить того, кто рядом находится. Я и подумал, что солдата из меня не выйдет, и решил вместо этого стать бардом. Чтобы придавать мужества лучшим, чем я, бойцам своей песней.

– Бард? Ты имеешь в виду, как воины-скальды из легенд?

– Так. Только я предпочитаю вообще избегать участия в сражениях, если получается. Я провел некоторое время в Низинах, обучаясь у виртуозов из Города Садов. На протяжении многих лет туда отправились лишь несколько торговых караванов. Я не мог упустить такую возможность, когда она подвернулась, хотя повторять это путешествие я бы не хотел.

– Понимаю, – ответил Кейн. – И над чем ты работаешь сейчас, если можно спросить?

– Думаю, у нас довольно песен о Серостальном Граззте и героях Золотого Века. Я собираюсь написать новый эпос, о Веке Разрушения. Сагу, которая заставит грядущие поколения оглянуться назад и задуматься о том, что, в конце концов, нас окружали не только сплошные ужасы и беспросветный мрак. Что существует и существовало что-то такое, ради чего стоило сражаться.

Бродар кивнул.

– Благородная цель. А есть уже какие-то темы?

– Хочу написать песнь о твоих деяниях.

– Моих деяниях? – пробормотал Кейн. – Я не делал ничего, стоящего песни. По крайней мере, когда был уже немолод. Думаю, чем меньше упоминать о последних годах, тем лучше.

Дрожун задумчиво погладил подбородок.

– А можно спросить про твоего товарища? Говорят, Волк никогда не покидает тебя. Тем не менее я не вижу его здесь.

Кейн вздрогнул, будто от удара.

– Джерек… мы расстались в развалинах Маль-Торрада. Не думаю, что мы увидимся вновь. Возможно, к лучшему.

«Если я когда-либо увижу тебя снова, я тебя убью».

Бродар сделал еще глоток теплой медовухи и поморщился. Она была слишком сладкой. Слишком сладкой по сравнению с неожиданной горечью во рту.

Дрожун, казалось, не заметил его волнения.

Тогда позволь спросить о твоих отношениях с Шаманом.

– У нас нет отношений.

Бард опустил руку в сумку на поясе и, пошарив в ней, извлек перо для письма, чернила и лист пергамента.

Говорят, что некогда вы были близки. Говорят, ты был его воителем. Почему он набросился на тебя?

Кейн покачал головой.

– Долгая история.

– Ты можешь ее сократить. Или пойти рядом со мной и рассказать все. Вероятно, это поможет отвлечься от того, что ожидает нас в Сердечном Камне.

Бродар бросил взгляд на пергамент, подрагивавший в руках барда. Он выдохнул, моргнул синими глазами и глотнул медовухи.

– Ну, – сказал он, – рассказчик из меня не очень, но я мог бы пройтись за компанию. Было это так…

По выражению лица сына он сразу понял: что-то не в порядке.

Меч Севера, слегка поклонился Магнару, а затем Шаману, который с мрачным видом наблюдал за ним из-за трона, сложив громадные руки на груди.

– Я прибыл, как только получил вызов, – неуверенно сказал Кейн. – Твоя мать была нездорова, сын. Болезнь у нее в легких. Чародейка, которую ты прислал, говорит, там у нее что-то есть, какая-то опухоль. Говорит, нет магии, что может остановить тело, разъедающее само себя.

Он бросил взгляд на Шамана, ожидая некоего подтверждения, но ледяные синие глаза лорда-мага Высоких Клыков сощурились так, что пресекли продолжение беседы на эту тему.

– Зеленый предел провозгласил независимость, – прорычал Шаман. Вена на его толстой шее, казалось, вот-вот лопнет. – Брэндвин отправил с вороном сообщение сегодня утром.

Он оспаривает новый налог на зимний урожай. Осуждает его как несправедливый. Это мое владение, и тем не менее он смеет отвергать мои условия?

В тронном зале раздался скрежет: лорд-маг сжал зубы. Кейн встретил железный взор сына, в нем зашевелился страх.

– Я говорил тебе, что мы не можем доверять Наталии, отец, – спокойно сказал Магнар. – Она манипулирует. Брэндвином. Ты знаешь, что она делит с ним. ложе с тех пор, как умер ее муж Tapeд.

Кейн беспомощно пожал плечами.

– Что мне сделать с ней, сын? Убить ее? Она сестра твоей матери.

– Она предательница, – прогромыхал Шаман. – Я предоставил тебе слишком большую свободу действий в этой ситуации, Меч Севера. И тебе тоже, Магнар Кейн. Я сделал тебя королем. Самым молодым с тех пор, как я пришел в эти земли. Ты меня разочаровываешь.

Бродар с трудом сглотнул, во рту у него пересохло. Может, он был слишком мягок и позволил ситуации выйти из-под контроля. Брэндвин провозгласил независимость? Это же безумие! Он помнил, что произошло в последний раз, когда предел попытался отделиться. Он помнил Красную долину и кровь, пролитую в тот день, когда сдался Западный предел.

– Я все исправлю, – сказал Магнар. – Отец поедет в Берегунд и казнит Брэндвина.

Кейн медленно кивнул.

– Так, я могу это сделать.

– И тетю Наталию, – добавил Магнар.

Взгляд Кейна скрестился со взором сына, синие глаза встретились с серыми, глазами его матери. Он хотел возразить, но его сын, король, едва заметно качнул головой.

– И Наталию, – повторил Кейн сдавленным голосом.

– Нет. – Шаман произнес это слово, точно молотом грохнул по наковальне. – Никаких полумер. Берегунд должен быть предан мечу. Всех в городе нужно казнить.

Словно ледяные когти пронзили Кейна. Он яростно затряс головой.

– Зачем? – воскликнул он. – В этом нет никакого правосудия. Наказать тех, кто ответственен, – да. Но я больше не причиню вреда невинным.

Голос Шамана понизился до рокота. Его мышцы напряглись и перекатывались так, словно под его бронзовой кожей плясало жидкое железо.

– Ты отказываешь мне, Меч Севера?

Младший Кейн заговорил прежде, чем успел открыть рот старший. В голосе короля прозвучали нотки отчаяния, заставившие его отца вздрогнуть:

– Зеленый предел слишком важен, чтобы позволить мятежу гноиться. Без пищи, которую он производит, Высокие Клыки будут голодать. Убрать только Брэндвина значит лишь отложить решение проблемы. Ты должен это понимать, отец. – Больше никаких невинных, – прорычал Кейн.

Шаман сделал шаг в его сторону.

– Подожди, просительно сказал Магнар, уговаривая Шамана. – Дай отцу день, чтобы все обдумать. Ты знаешь, что у него друзья в Берегунде. Ему нелегко.

Шаман сделал глубокий вдох, преодолевая гнев. Его огромная грудь раздувалась, как кузнечные мехи.

– Хорошо, – нехотя сказал он. – Один-единственный день. За твою верную службу. Но знай, Кейн: не повиноваться мне – значит совершить предательство, а совершить предательство – умереть от моей руки. Никто не выше этого закона. Даже ты.

– Кразка готов выступить, – добавил Магнар. В серых глазах короля читался стыд. – Его армия присоединится к нашей на границе Озерного предела. Мне жаль, отец.

Кейн отвернулся.

– Один день, – эхом отозвался он. – Ты получишь мой ответ.

– Ответом было «нет».

– Так, ответом было «нет». Я поскакал прямо домой, к Мхайре, и мы бежали из Зеленого предела, как только оседлали еще одну лошадь. Далеко не ушли, нас догнали Собратья.

Огромное войско Карна Кровавого Кулака наконец остановилось. Толстые деревянные стены Сердечного Камня высотой в три человеческих роста поднимались прямо перед ним, на бруствере было полно лучников, и, если Кейн не ошибался в этом ублюдке Кразке, приближавшуюся армию ожидало еще немало мерзких сюрпризов.

Дрожун опустил перо, чернила и пергамент в сумку. Он не переставал быстро писать в течение всего часа их перехода.

– Тут есть задатки для эпической поэмы.

– У меня ощущение, что у нее не будет счастливого конца.

– Может быть, и нет. Но я скорее предпочитаю трагедию.

Позади них захрустел снег, и они обернулись. Подошел воин, за ним следовало несколько других. Сердце Кейна упало, когда он узнал Финна, разгневанного жителя Западного предела с родимым пятном на щеке, который так жестоко обошелся с ним накануне вечером. Он бросил на Бродара взгляд, полный крайнего отвращения.

– Вождь требует, чтобы ты присоединился к нему в авангарде.

Кейн прищурился.

– Карн хочет, чтобы я был с ним рядом? Странное место для человека, которого он поклялся убить.

Финн сплюнул.

– Кразка выслал вперед демонов. Нам нужны мужчины с опытом борьбы с ними.

Услышав это, Кейн кивнул. Давненько он не испытывал меч против демона. Хотя он и не горел желанием повторить былое, Бродар не мог не признать, что, убивая демонов, чувствовал радость, которой никогда не ощущал, убивая людей, за исключением разве что того ублюдка Скарна.

Простившись с Дрожуном, Кейн отправился на поиски Карна и его окружения. Однако не успел он сделать и нескольких шагов, как кто-то поставил ему сзади подножку, и он второй раз за последние два дня упал лицом вниз, больно оцарапав подбородок о заледенелый снег. Подняв глаза, он увидел Финна, который жег его взглядом. Молодой воин сильно пнул Кейна сапогом в ребра. Друзья Финна смотрели на это с удовольствием.

– Я видел, как ты хватался там за грудь, старик. Не знаю, каким образом тебе удалось одурачить вождя, заставив его поверить, что тебя стоит оставить здесь, но я вижу правду. Ты – выдохшийся шарлатан, у которого не осталось ничего, кроме репутации, фальшивой, как вопли шлюхи. Держись от меня подальше, когда начнется сражение, или в следующий раз ты уже не поднимешься. Обещаю.

Выговорившись, Финн умчался.

Кейн медленно поднялся на ноги, отмахнувшись от Дрожуна, который попытался ему помочь. Выплюнув изо рта снег, он печально покачал головой.

– У меня такое ощущение, что я не нравлюсь этому типу.

За его унижением из-за деревьев наблюдала группа воинов. В одном из них, широкоплечем, с капюшоном на голове, было что-то тревожно знакомое. Бродар сморгнул, и мужчина исчез, если, конечно, он вообще существовал. Возраст и плохое зрение могли вытворять с мозгами всякие штуки. И нервы тоже.

Прищурившись, Кейн бросил взгляд на стены Сердечного Камня, а затем, в последний раз – на солнце. Хороший день, чтобы убивать. Хороший день, чтобы умереть.

 

Хороший день, чтобы умереть

– К стенам! – вопил Кразка.

Волна наступала: нескончаемый поток людей, которые забрасывали на стены штурмовые крюки и лестницы и отчаянно взбирались по ним, невзирая на ураган стрел и кипящего масла, несущийся навстречу. Гибли многие, но на их место приходило еще больше людей.

«Это демоны», – понял он. Сверхъестественный ужас, который излучали чудовища, сначала отбросил первую волну атаковавших назад к холмам, но те, кто шел на приступ за ними, вынудили их вновь направиться вперед. Поскольку путь к отступлению был отрезан соотечественниками, запаниковавшие воины помчались прямиком на Сердечный Камень с уверенностью, какой не смогла бы вселить и добрая порция джхаэлда.

«Выходит, страх и мужество – две стороны одной медали, если правильно ее поворачиваешь».

Кразку охватила ярость. Он просто шипел от бешенства. Герольд хранил молчание, а люди Хротгара не появились, как было обещано. Кразка уже отсек ухо старшему сыну Хротгара и отправил его с вороном в качестве предупреждения несколько недель назад. Казалось, вождя Синего предела это не тронуло. Раз подкрепление не прибыло, Кразка решил снести парню голову, как только появится возможность. Правда, если дело в непредвиденной задержке, его позиция на переговорах ухудшится, но они вряд ли уже состоятся. Зато почувствует он себя чертовски здорово, вот что. Будь он проклят, если станет сносить тяготы королевской власти, не позволяя себе расслабиться время от времени.

Он добрался до западной стены, когда объятый ужасом воин из Западного предела переваливался через нее, держась за штурмовой крюк, прочно засевший в дереве. Кразка снес ему полчерепа и, вытащив крюк, задушил другого воина веревкой, стиснув ее вокруг шеи так, что лицо ублюдка посинело. Спихнув труп с бруствера, Кразка смотрел, как тот кувыркался по заснеженной земле внизу. Там топтались воины Западного предела, готовя лестницы для очередного приступа.

– Эй, принесите мне котел, – прорычал он. – Хочу, чтобы эти придурки сварились заживо.

Группа защитников бросилась выполнять. Однако, когда они устанавливали котел, один из мужчин поскользнулся, и котел опрокинулся на внутреннюю сторону укреплений, поток кипящего масла хлынул на воинов, находившихся внизу. Их вопли обескуражили всех вокруг, и здоровый глаз Кразки сощурился от ярости. Он выхватил свою ручную пушку, как назвал ее Герольд, и выпалил неуклюжему сукину сыну прямо в лицо. Строго говоря, положения в целом это не улучшило, но, по крайней мере, теперь стало на одного неумеху меньше – неразберихи и так хватало.

– Где Оргрим? – рявкнул Кразка.

– Здесь, – долетел ответный рев от Вражьего Молота.

Здоровенный вождь Восточного предела находился внизу у ворот, руководя отчаянной обороной. Ворота уже прорубили и расщепили в дюжине мест. Там же был Багха – на фоне его колоссальной туши даже Оргрим казался незначительным – чудовищную булаву, которой он орудовал, залепило кровью и остатками мозгов убитых им воинов Западного предела.

– Почему их не удерживают демоны? – пролаял Кразка. Он не ожидал, что его союзники окажутся столь неэффективными, особенно – после той бойни, которую они учинили в прошлый раз, когда появилась армия Карна.

– Демоны встретили неожиданное сопротивление, – ответил поджарый житель Озерного предела, опиравшийся на бруствер.

Он подбрасывал в воздух кинжалы и ловил за рукоятки. Время от времени он заглядывал за стену и метал кинжал в атаковавших внизу. Кразка узнал в нем Ленку, одного из трех братьев из лесной части предела. Все трое – безжалостные убийцы, наилучшего пошиба.

– А вот тут хорошо бы поконкретней, – заметил Кразка в адрес некстати умолкшего Ленки. – Если бы мне нужен был жонглер, я бы его нанял.

Ленка пожал плечами. Для этого апатичного типа, похоже, ничто в мире не могло оказаться настолько важным, чтобы заставить его полностью отвлечься от собственных мыслей.

– Большинство людей обделываются, стоит им только подумать о схватке с демоном, но там оказалось несколько парней, которые, кажется, достигли в этом большого мастерства. Один из них – здоровенный ублюдок, похоже, с магическим мечом. Издает визг всякий раз, как поражает плоть.

Кразка нахмурился.

– Должно быть, это сам Кровавый Кулак. У меня припасено для него металлическое ядрышко. Трудно будет промахнуться по такому лбу, как у него.

Внезапно раздался громкий свист, за ним последовал взрыв, и хлынула тепловая волна. Стена сотряслась, и утренний воздух разорвали дикие крики.

– Брешь! – завопил кто-то. – Магия!

Выругавшись, Кразка рявкнул:

– Эй, кто-нибудь, позовите Рану.

Он бросился с бруствера вниз, где у нового пролома завязалась схватка. Рваные края пролома лизали языки пламени, а рядом на земле тлели несколько трупов, попавшие под огненный шар, который пробил защитную стену. Дюжина оборонявшихся противостояла примерно такому же количеству воинов Западного предела. Те, похоже, одерживали верх, когда подбежал Король-Мясник, поэтому он извлек свой однолезвийный меч, клинок из демонической стали, и ринулся в схватку. Он двигался плавно, изгибаясь и вращаясь, как танцор, отсекал конечности, а затем, обернувшись вокруг себя, приканчивал врагов сокрушительным ударом. Какой-то лысый недотепа попытался разбить ему голову, мощно замахнувшись молотом. Отклонившись назад, Кразка проводил взглядом молот, а затем, изящно вписавшись в траекторию движения неуклюжего противника, походя приставил к его черепу ручную пушку. Секундой позже его мозги забрызгали лица ошеломленных воинов Западного предела, находившихся рядом. Пока они таращили глаза, Кразка, не теряя ни мгновения, тут же их и прикончил.

Не прошло и минуты, как все было кончено. По снегу, усеянному телами западников, расползалась алая лужа, в центре, как ни в чем не бывало, стоял Кразка, с меча которого стекали капли крови. Внезапный порыв ветра с воем пронесся сквозь пролом в стене, рассеяв дым и взметнув меховой плащ Кразки за его спиной. Его зрячий глаз прищурился. На возвышении за городскими стенами стояла чародейка, воздев руки, и творила очередное заклинание. Ухмыльнувшись, Король-Мясник зашагал к ней.

Не успела женщина заметить его, как у нее за спиной из воздуха материализовалось нечто темное, смутно напоминавшее огромную кошку. Чародейка неожиданно дернулась, ее руки безвольно упали вдоль тела, магия пресеклась. Пропоров ее живот, чудовищный шипастый язык словно пробовал на вкус морозный воздух. Затем он медленно втянулся в нее, а несчастная женщина, опустив голову, беспомощно смотрела на хлынувшую из тела кровь и выползавшие внутренности. Мгновением позже мерцающий демон, набросившись на чародейку, разорвал ее на части своими бритвенно-острыми когтями.

Услышав позади звуки движения, Кразка обернулся. Подошла Рана, предводительница его чародеек. Лицо ее побледнело, казалось, ее вот-вот стошнит.

– Пусть это будет уроком, – проговорил Кразка, махнув рукой в сторону кровавого холмика плоти, в который превратилась живая еще недавно женщина. Мерцающий демон уже исчез в поисках новой жертвы. – Всегда береги спину.

Рана сглотнула. Слюну или рвоту, трудно сказать. Как и у большинства женщин, подумал Кразка, у нее слабый желудок. Но когда она наконец собралась с духом, чтобы заговорить, от ее слов у Кразки кишки будто узлом стянуло.

– Войско Брэндвина подошло к южным воротам. С ними есть чародейки. И еще кое-что, мой король. Здесь – Меч Севера.

В свое время Бродар Кейн повидал немало побоищ, но первая атака на Сердечный Камень была не менее кровавой, чем любое из них. Его соотечественники оказались не сильны в тактике боя, а при том что на подходах к городу их поджидали демоны, схватка почти сразу превратилась в хаос. В отличие от тщательно спланированного штурма Сонливии минувшим летом, сейчас происходила дикая бойня.

Отряды Карна насчитывали десять тысяч воинов, ровно вдвое больше, чем в Сердечном Камне. Но осада Серого города показала Кейну, что защищать гораздо проще, чем штурмовать. На самом деле сумнианская армия, взявшая Сонливию, легко справилась бы с Сердечным Камнем. У войск Западного предела не было огромных осадных орудий, которые применяли темнокожие жители юга. Бродар с горечью осознал, что при всей прославленной свирепости его соотечественников они безнадежно отстали от времени.

«И не близость тут порождает пренебрежение, – подумал Кейн. – Это – прогресс».

Его размышления прервал удиравший воин Западного предела, который врезался в него на бегу. Едва удержавшись на ногах, Кейн схватил парня за куртку и развернул. Глаза солдата были полны страха, и Бродар понял: воин порабощен демоническим ужасом. Что бы он ни сказал, что бы ни сделал – ничто не избавит парня от этого ужаса, потому Кейн сочувственно похлопал его по плечу и отпустил куртку. Воин бросился бежать, настолько обезумев от испуга, что почти тут же наткнулся на случайный валун и упал без сознания.

Через несколько мгновений Бродар увидел, что вызвало панику. На группу воинов, к которой он примкнул, надвигались два невнятно бормотавших демона. Они размахивали длиннющими руками вокруг своих коренастых и безволосых тел и широко разевали бесформенные рожи, демонстрируя игольчатые зубы. Глаза у них отсутствовали: эти демоны были слепы. Однако они обладали сверхъестественным чутьем на теплую кровь. Кейн увидел, как каждый из них, свалив наземь по воину, вонзил в него зубы, прокусывая кости, словно бумагу.

Бродар бросился на демонов, разя их двуручным мечом. Он слышал, как трещали кожистые шкуры, чувствовал, как гнулись кости под его мощными ударами. Демоны умирали не так легко, как люди, они продолжали наскакивать на Кейна, царапать когтями, острыми, точно бритвы, несшими демоническую гниль, от которой человеческая кожа чернела и отваливалась. Он поморщился, ощутив, как их пальцы, подобные кинжалам, скребут по его кожаной куртке, стремясь добраться до мягкой плоти.

Рыкнув, он сокрушил череп оставшегося демона и стоял, хватая ртом воздух, с двуручного меча стекал каплями гной и, дымясь, падал в снег. Бросив взгляд на стены Сердечного Камня, Бродар увидел, как первая волна атаковавших, нещадно поливаемая дождем стрел, отчаянно пыталась взобраться на стены. Демоны, охранявшие внешние границы города, бились с группами воинов, которым достало на это мужества. Какофонию сражения пронзил жуткий визг, и Кейн увидел высоченную фигуру Карна Кровавого Кулака, пробивавшегося сквозь группу демонов. Вождь рубил налево и направо своим магическим мечом, Держащим Клятву. Когда клинок врезался в плоть, демоны будто взрывались, разлетаясь на куски, заколдованная, покрытая рунами сталь издавала высокий, пронзительный крик, словно вопия о мести.

– Продолжай в том же духе, старик, – проскрежетал голос сзади.

Мимо промчался Финн, за которым следовали его товарищи, – они направлялись к Карну.

Группа воинов образовала защитную стену вокруг своего огромного вождя. Кейн собрался присоединиться, но застыл на месте: прямо перед ним из ниоткуда стал возникать чудовищный кошмар.

Это был мерцающий демон, из пасти которого текла кровавая слюна. В его когтях еще торчали пучки волос, судя по виду – женских.

Именно мерцающий демон перебил всю деревню Бродара, когда тот был ребенком. Убил его брата Даннарда, пока Кейн в страхе прятался. Его изнуренное старое сердце питало к этим коварным котоподобным монстрам особую ненависть.

Язык демона рванулся к Кейну, тот поднял руку. Язык обвился вокруг его запястья и стал погружаться иззубренным концом в плоть. Старый воин стиснул челюсти, но не замедлил движений, продолжая следовать избранной тактике. Сделав выбор в смертельной схватке, действуешь, как нужно, и быстро. Нерешительность убила больше мужчин, чем чума.

Наведя двуручный меч свободной рукой, он всадил его в единственный глаз монстра, расположенный посреди лба. Сталь вошла внутрь на добрых несколько дюймов, прежде чем демон осознал, что происходит, и языком потянул Кейна к себе. Не сопротивляясь, а используя этот импульс, воин рванулся к монстру и, загнав меч как можно глубже, свирепо повернул его. Демон попытался исчезнуть, удрать туда, где в его теле не будет трех футов стали, но было поздно. Он уже умирал, молотя всеми конечностями и дико визжа. Бродар приложил все усилия, чтобы не попасть под когти бурно издыхавшего чудовища.

Как только демон перестал дергаться, Кейн отодрал его язык от запястья и осмотрел руку. Она сильно кровоточила, местами виднелась кость. Попытавшись согнуть руку, он с облегчением отметил, что она все еще работала. Боль – это всего лишь боль. Боль можно снести, хотя бывали времена, когда он думал, что предпочел бы смерть. Ведь двуручный меч не сильно бы ему пригодился лишь с одной рабочей рукой.

Спотыкаясь и то и дело переходя на бег, Бродар направился к Карну и остальным у стены. Штурмовавшим город удалось наконец прорваться через западные ворота. Потоки сверхъестественной энергии вспыхивали в утреннем небе к югу, где круг Кразки и несколько чародеек, которых привел с собой из Южного Пристанища Брэндвин, сошлись в магическом поединке.

Карн заметил появление Кейна. Глубокий голос вождя перекрыл стоявший гул.

– С демонами Кразки покончено. Сейчас битва начинается по-настоящему. Говорят, ты забрал больше жизней мужчин, чем сама зима, Меч Севера. Теперь время сдержать свое обещание.

Вождь Западного предела указал на вершину стены, где слабеющие глаза Бродара смогли разглядеть что-то висевшее возле ворот. Его сердце, продолжавшее колотиться после схватки с мерцающим демоном, чуть не разорвалось.

Там была так хорошо знакомая ему ивовая клетка. Клетка, в которой он провел целый год жизни. Клетка, в которой, как ему сообщили, последние несколько недель держали Магнара.

Она была пуста.

– Выведите парня через восточные ворота, – приказал Кразка. – Не нежничайте, но не убивайте. Пока. Сдается, он может оказаться полезным козырем на переговорах, если понадобится.

Ленка и два его брата плотоядно пялились на Магнара Кейна, и Кразка ощутил укол зависти. Никто не мог сравниться с ним в таком взгляде до того, как Шаман разодрал ему пол-лица. Интересно, что стало с их прежним лордом-магом? Надо надеяться, кормит червей. Король-Мясник мог бы войти в историю как первый смертный, сразивший богоубийцу, и разве не здорово впишется этот подвиг в его легенду?

– Сделаем, хозяин, – подтвердил Ленка.

Его братья растянули в ухмылке губы, казавшиеся ярко- алыми на фоне их бледных лиц. Кразка слышал, что они любят пить кровь сраженных врагов. Они немного напоминали ему Райдера, старого служаку, который исчез в Зеленых Дебрях недели назад. Эти три брата – жуткие парни, худшие из людей – идеальные приспешники, по оценке Кразки. Хорошие люди склонны позволять совести вмешиваться в то, что нужно сделать. Помимо того, верность существовала только в фантазиях. Страх – вот что владело сердцами и мужчин, и женщин. Страх и алчность. «Используй и то и другое, и они будут у тебя в руках».

Магнар, которого держал Ленка, пошевелился. Низложенный король Высоких Клыков слабел на глазах. Его кожа была покрыта язвами, а также многочисленными шрамами: Кразка вырезал у него куски плоти. Несмотря на это, Магнар оказался выносливее, чем выглядел: большинство людей и недели не протягивало в ивовой клетке. Кразка пнул узника ногой в ребра, чтобы вывести из себя, хотя молодой Кейн был столь слаб, что не издал ни звука.

– Слыхал, твой папа здесь, – бодро сообщил Король- Мясник. – Но не ожидай грандиозного спасения. Сегодня – день для похорон легенд.

«И рождения новых. Да, когда мы двинемся на Низины, мир узнает имя Кразки Одноглазого. От отдаленнейших пределов Высоких Клыков до Солнечных земель чернокожих. Всегда хотел увидеть чернокожего во плоти».

Со стороны западных ворот донеслась новая волна криков, за нею – лязг стали и вопли умиравших. Подоспел Оргрим Вражий Молот. За ним следовали Рана и другая чародейка, которую, припомнил Кразка, звали Полга или еще как-то столь же захолустно.

– Они прорвались, – прохрипел вождь Восточного предела. – Нас превосходят в численности.

Кразка вздохнул и посмотрел на свое отражение в зеркальном клинке меча из демонической стали.

– Во сколько раз?

– Вдвое.

Кразка повернулся к Ране.

– Полагаю, ты можешь выделить несколько сестер?

Рана выглядела какой-то пугливой. Она всегда была такой, отметил про себя Кразка. Это его раздражало. Она ведь женщина, а не чертова лошадь.

– Мы можем, наверное, выделить одну или двух, но если у Брэндвина есть чародейки в запасе…

– Пошли туда трех лучших. Скажи им, чтобы дождались, когда схватка возле западных ворот разгорится. Затем – сжечь все.

Рана заморгала.

– Сжечь все?

Кразка наклонил голову и приставил свернутую ладонь к уху.

– Тут где-то эхо? Да, все. Сжечь западные ворота и всех вокруг дотла.

– Ты не можешь так поступить, – выпалила Полга.

Это была женщина средних лет и непримечательной наружности. Вполне могла стать чьей-нибудь матерью или бабушкой, только вот чародейкам воспрещалось выходить замуж. Иногда Кразка развлекался, размышляя о том, как они удовлетворяли себя в отсутствие мужчины. Сейчас же он ощутил сильное желание увидеть, как этой чародейке понравятся два с половиной фута стали, загнанные в зад.

– Отчего же? – угрожающе прошипел он.

– Ты убьешь защитников города, – медленно ответила она. Словно говорила с ребенком.

Мир стало заливать алым. Кразка бросил хмурый взгляд на Оргрима.

– Во сколько раз нас превосходят? – снова спросил он.

– Вдвое, – повторил Оргрим.

– Что ж, тогда мы убьем вдвое больше их людей, чем своих. Так выигрываются войны.

– Ты не можешь, – опять возразила Полга. – Я этого не сделаю.

Кразка приподнял бровь и повернулся к Ране.

– Что ты сказала? Ты собираешься отказать своему законному королю?

Предводительница круга Сердечного Камня стояла с глупым видом, шлепая губами, как рыба, вытащенная из воды.

– Ладно, – изрек Кразка. – Давай-ка я помогу тебе определиться.

Три шага понадобилось ему, чтобы добраться до Полги. Три секунды – ее невыразительной физиономии, чтобы уткнуться в заснеженную землю после того, как он снес ей голову. Кровь, хлынувшая из трупа фонтаном, обдала ошеломленную Рану от макушки до пят, прежде чем обезглавленное тело рухнуло наземь.

Мгновением позже меч Короля-Мясника оказался у шеи его старшей чародейки.

– Выбирай, – ровно произнес он. – Повинуйся или умри. Только два варианта. Который?

Лицо Раны было белым, как у призрака.

– Повинуюсь, – пискнула она.

Кразка кивнул.

– Передашь остальным чародейкам то, что я сказал тебе. Любая, кто возразит, закончит как Полга: мясом для ворон. – Он повернулся к Ленке. – Как только мой предшественник окажется на безопасном расстоянии от схватки, я хочу, чтобы ты и твои братья пришли назад к западным воротам. Ждите, пока не закончится магическая атака, и затем уничтожьте всех, кто выживет. Пошевеливайтесь и убивайте быстро.

Ленка лениво приподнял бровь.

– Похоже, дело опасное. Какая нам выгода?

Кразка ухмыльнулся. Ему нравился этот твердый характер. Сразу к сути дела.

– Я удвою вашу долю, обещанную после того, как будет покончено с Карном. Вы разделите на троих королевство, когда мы завоюем Низины. И я не снесу здесь и сейчас ваши уродливые головы.

Ленка обменялся взглядом со старшими братьями.

– Идет, – сказал он.

«Страх и алчность, – подумал Кразка. – Страх и алчность. Всякий раз».

Кейн бросился в брешь плечом к плечу с воинами Западного предела, воздев двуручный меч. Земля вокруг была запружена телами, их почерневшая плоть еще дымилась от кипящего масла, которым оборонявшиеся поливали нападавших с бруствера. Атака разрезала первую волну защитников, возглавлял ее Карн со своим магическим мечом, крошившим людей и слева, и справа, и в центре. Перепрыгнув через труп, Кейн наметил цель и приготовился снести противнику голову. В последнюю секунду мужчина, а точнее, как разглядел Бродар, – мальчик, – повернулся и увидел приближавшуюся смерть. Его глаза наполнились ужасом.

Меч Кейна пошел вниз плоскостью клинка и сбил мальчишку с ног. Он посмотрел на упавшего юношу, и оружие внезапно задрожало в его руках.

– Да что ты творишь, старик? – прозвучал знакомый голос.

Кейн почти не слышал его. Его сковал ужас в глазах парнишки. Он не мог нанести смертельный удар.

– Он утратил мужество, Финн.

– С дороги, я этим займусь.

Кейна оттолкнули в сторону, и его место занял Финн с мечом наготове, чтобы покончить с упавшим парнем.

– Как я тебя назвал? – презрительно усмехнулся Финн, занося оружие. – Выдохшийся шарлатан.

Не успев опомниться, Кейн развернул Финна и коротким ударом справа уложил наземь. Друзья Финна бросились на Бродара, и он обезоружил двоих прежде, чем третий успел вмешаться в стычку. Вокруг них кипело сражение, но он не обращал на него внимания. Бродар не смог бы объяснить, почему для него было так важно удержать их от убийства мальчишки. Он знал лишь, что умрет, но не позволит, чтобы это случилось.

– Кейн.

Его имя произнес Карн Кровавый Кулак. Вождь Западного предела возник из побоища, словно сама смерть, с Держащего Клятву струились наземь алые капли.

– Ты меня разочаровываешь.

– Это наши люди. Наши соотечественники. – Голос Кейна наполняла скорбь. – Они сражаются потому, что запуганы. Мы безжалостно убиваем их, как животных, значит, мы не лучше, чем монстры. Чем демоны.

Темные глаза Карна сощурились под его широким лбом.

– Ты не солгал, сказав, что утратил потребность убивать.

– Я убью, когда придется. Только не так.

Карн пожал огромными плечами.

– Я пощажу этого – но лишь этого. Я не буду рисковать нашей победой из-за сентиментальности. Из-за твоей, Меч Севера.

Кейн кивнул. Карн сдержит слово. Как ни странно, если и можно доверять кому-либо, обещающему, что сказанное будет выполнено, то заклятый враг, который сейчас смотрел на Кейна, окажется в верхней части списка. В этом было что-то утешительное: мужчины говорят, а затем делают. Даже если речь о том, чтобы его убить.

«Если я когда-либо увижу тебя снова, я тебя убью». Не было человека более верного слову, чем Джерек. Даже Карн с ним не сравнится.

Оставив сражение у ворот позади, он направился на восток по широкой грязной дороге, которая шла через весь Сердечный Камень. На него нахлынули воспоминания: старые улицы, где он хаживал сотни раз в молодые годы, дымный запах Литейной. Далеко впереди в центре города высилась громада Великой Резиденции. Она показалась Кейну наиболее вероятным местом для поисков Магнара, поэтому он направился в ту сторону, надеясь вопреки всему, что не опоздал.

Мгновением позже три чародейки обогнули лавку аптекаря и чуть не столкнулись с ним.

Бытовало мнение, что у воина нет никаких шансов против мага. Что чары всегда побеждают сталь. И как полагал Кейн, если речь идет о лордах-магах, так оно и есть. Они могли убить мыслью. Вывернуть человека наизнанку, не успеет он и моргнуть.

Но у тех, что не были лордами-магами, у обычных чародеев и чародеек, оружие имело слабые места, как и всякое другое. Им приходилось выбирать заклинание. Подготавливать его, правильно нацеливать. Главное – им требовалась сила воли, чтобы смотреть человеку в глаза и осуществлять действие, которое лишит его жизни. А это тяжело, если никогда прежде не убивал.

Но он – Бродар Кейн, и для него убивать так же легко, как дышать.

Он уже откатывался в сторону, когда вспышка пламени вылетела из кончика пальца ближайшей к нему чародейки, которая оказалась самой быстрой из троих. Пламя ударило рядом с ним, последовал небольшой взрыв, посыпались искры и комья земли. Подобрав камень, Бродар швырнул его и с удовлетворением услышал, как чародейка рухнула, потеряв сознание. Вторая безмолвно глазела, не успевая осмыслить происходившее. Кейн расправился с ней через мгновение, вырубил головкой рукояти меча. Оставалась третья и последняя чародейка, а время, которое есть у человека между замыслом и его исполнением, оно имеет пределы.

Чародейка прошептала какое-то слово, и тут же тело Кейна перестало ему повиноваться. Сначала застыла на месте голова, затем ступор охватил плечи и ладони, и двуручный меч выпал из онемевших пальцев. Пришло мгновение, когда все заканчивалось. Когда он умирал вместе со своим обещанием Мхайре.

Он призвал все свое упрямство. Весь гнев, ту ярость, которая нарастала в нем с минуты, как в южной части Зеленых Дебрей он услышал о судьбе сына. Заставил себя действовать, несмотря на неимоверную боль в каждом мускуле.

Бродар пошевелился. Тяжко уронил неподъемно-свинцовую руку на пояс и вынул нож. Нож Магнара, заказанный Бродаром Кейном к четырнадцатым именинам сына. Тот выпал.

Парализующее заклятье добралось до пояса. До верхней части ног. Ниже, еще ниже. Но не до конца.

Ему удалось подставить под выпавший нож стопу. Махнув ей, Бродар смотрел, как оружие крутится в воздухе, сверкая в свете пожаров, бушевавших в городе.

Нож поразил чародейку в горло и застрял. Она поперхнулась, заклятие разрушилось, и через мгновение Кейн оказался рядом. Он подхватил ее в воздухе, не дав упасть, и нелепо опустил на землю. Она умерла у него на руках, задохнувшись в собственной крови.

– Мне жаль, – прошептал он. – Мне жаль.

Ему показалось, что он узнал лицо женщины: она лечила Мхайру, когда его жена заболела.

Осторожно вынув нож из горла чародейки, он закрыл ей веки. Поднял двуручный меч, убедился в том, что две другие дышали. С глазами, красными от дыма, усталости и горя, Бродар Кейн продолжил свой путь к центру Сердечного Камня.

Кразка стоял на верхушке Великой Резиденции, в самом высоком месте Сердечного Камня, и смотрел на город.

– Вот оно, – провозгласил он, широко разведя руки, вбирая в них весь ад, творившийся внизу на улицах. – Все, ради чего я так напряженно работал. Все, ради чего я лгал, убивал и насиловал. На краю гибели.

Рядом с ним высилась исполинская фигура Багхи, который достигал почти семи футов в высоту, а по умственному развитию – ребенка семи лет. Каким бы недалеким он ни был, у громадного убийцы оказалось достаточно проницательности, чтобы заметить упущение в высказывании Кразки.

– Да ты бы лгал, убивал и насиловал в любом случае, – прогромыхал он.

– Так. В общем, верно. Остальное было приятным приложением, но я просто расчувствовался.

Прищурив единственный глаз, Кразка обозревал картину крушения своих планов. К югу чародейки Сердечного Камня все еще удерживали армию Зеленого предела. Похоже, Брэндвин Младший был столь же трусоват, как и его отец, с головой которого Кразка вдоволь наигрался, снеся ее с плеч во время разграбления Берегунда. Главные его проблемы сосредоточились на западе. Магической атаки на западные ворота не произошло, чародейки там так и не появились. Защитников города оттесняли превосходившие силы противника. Очень скоро вторгшаяся армия достигнет самой Великой Резиденции.

– Герольд меня оттрахал, – с горечью констатировал Кразка.

Наступила тишина: озадаченный Багха пытался осмыслить эту информацию.

– Ха. Не знал, что у него есть член. Думаю, было больно. Герольд такой здоровенный.

Глаз Кразки сощурился еще сильнее.

– Это не в буквальном смысле, медвежья башка. Герольд должен был прислать подкрепления, Хротгар – людей. Ни тот, ни другой не выполнили обязательств. Если нельзя доверять властелину демонов и вождю, которого шантажировали, то скажи мне, кому же я могу доверять.

Багха немного поразмыслил.

– Бабуле? – предложил он.

«Я выкарабкался из сточной ямы с помощью одних голых рук, – с горечью подумал Кразка. – Я не собираюсь подохнуть здесь рядом с придурком».

– Следуй за мной! – рявкнул он и бросился к лестнице, которая вела на первый этаж.

Он прошел через тронный зал, а затем – через зал героев, где стены украшало оружие легендарных воинов и Хранителей. Пнув ногой дубовую дверь, схватил факел с подставки на противоположной стене и протянул его Багхе.

– Масло, – велел он, указав на огромные деревянные бочки, стоявшие вдоль стен. – Я хочу, чтобы ты спалил это место дотла.

– Спалить Великую Резиденцию? – повторил Багха.

– Знаешь, может, люди стали бы понимать меня лучше, если бы я начал писать приказы их кровью, когда до них не доходит. Так, я сказал: спали это хреново место дотла. Мне нужно, чтобы нечто отвлекло внимание, когда я буду прорываться к восточным воротам. Думаю залечь на время в Озерном пределе, пока не смогу начать заново.

– А как со мной? – спросил Багха.

– Присоединяйся ко мне, когда закончишь. Захвати также Рану и Ленку с двумя его братьями. Они могут оказаться полезными. Я буду ждать на западном берегу озера Драгур.

– Что я получу за все это?

– Я учетверю твою плату.

Багха думал о предложении с минуту, смехотворный медвежий череп на его голове болтался вверх и вниз, пока он пытался осуществить нечто вроде подсчета.

– Утрой, – потребовал он.

Кразка выдохнул, затем вдобавок поморщился.

– Ты много запрашиваешь. Утраиваю. Из чистого любопытства: сколько людей ты уже убил сегодня?

Исполин с заляпанной кровью булавой на огромном плече нахмурился.

– Я потерял счет, – признал он.

– Вполне возможно. Запомни, озеро Драгур. Убей любого, кто попытается тебя остановить.

Сказав это, Король-Мясник развернулся на каблуках и вышел из Великой Резиденции с развевавшимся за спиной плащом, одна ладонь – на эфесе меча из демонической стали, другая – на ручной пушке, сидевшей в кобуре на поясе. На сей раз не сработало – но когда ты упал, встаешь и начинаешь снова взбираться наверх. Он найдет больше преданных ему людей в Озерном пределе. Отыщет нового лорда демонов, если таковой существует. Может, бывший король Высоких Клыков в качестве заложника станет для него рычагом в переговорах с другими вождями, а может – и нет. Это не имело значения. Жизнь являла собой обширный гобелен возможностей, и он не успокоится, пока не переткет его по своему замыслу либо не спалит всю хрень дотла.

Он почти добрался до восточных ворот, когда изуродованная сторона его лица начала пульсировать. В голову неожиданно ворвался Герольд, какофония голосов взвыла бурей в черепе.

«Легион идет».

«Мило с твоей стороны подумать обо мне. – Кразка швырнул эту мысль в лорда демонов, как копье. – Слишком поздно. Сердечный Камень потерян».

«Сердечный Камень не важен».

«Это для меня. Королю нужен трон».

«Ты не понимаешь. Ты послужил своей цели. Твой народ выведен из равновесия. Ослаблен. А теперь идет Легион».

Глаз Кразки сощурился. «Ты говоришь, что с нашим союзом покончено?»

«Союза никогда не существовало. Ты был орудием, которое нужно использовать и выбросить».

Мир стар красным. Багровым. Пунцовым.

– Вероломный чешуйчатый ублюдок! – заревел во весь голос Кразка. – Как только закончу здесь, я приду за тобой. Обещаю.

По тону Герольда было ясно, что происходящее его забавляет. «Можешь не беспокоиться. Печать, наложенная на нас Древними тысячелетия назад, наконец сломана. Легион не остановить. Безымянное овладеет этим миром. Ты будешь мясом. Все станет мясом».

Кразка завизжал от ярости и вцепился в изуродованную сторону лица, которая пульсировала в ритме воющего смеха, раздиравшего череп. Он рванулся вперед. Ворота были прямо напротив него.

– Куда ты идешь?

Могучая фигура Оргрима Вражьего Молота преградила ему путь. Вождь Восточного предела был в поту и крови, молот, который он держал в руках, огромных, как окорок, окрасился алым.

– Ты не убежишь от того, что наворотил здесь, Король- Мясник. Мы проиграли. Пора держать ответ.

– С дороги, Вражий Молот.

Оргрим покачал головой.

– Я свалял дурака, встав на твою сторону, – сказал он голосом, полным отчаяния. – Лучше бы умер честно со своим народом, защищая Клыки от нашествия демонов. Я думал, ты предложил выход из положения.

– Что ж, пусть это будет уроком. Выход есть один-единственный.

Кразка ринулся вперед прежде, чем слова слетели с его губ, клинок из демонической стали блеснул в утреннем солнце. Оргрим был некогда славным воином, его схватка с Мечом Севера на берегах Ледотая уже почти превратилась в легенду. Но сейчас он стал старым и тучным.

Тем не менее он поднял молот почти вовремя. Почти, но не совсем. «А почти – это недостаточно хорошо».

Оргрим опустил глаза на дыру, которую Кразка проделал в его животе. Хлынула кровь, и Вражий Молот упал на колени, молот, давший ему имя, тяжело шмякнулся на снег. Воздух разорвали негодующие крики, и два воина поверженного вождя бросились на Кразку, воздев мечи. Одному он выстрелил в голову, мозги из которой разлетелись во все стороны, а второго снес мечом в мгновение ока.

Затем он промчался через ворота и оказался на дороге, ведущей на восток. Назад обернулся лишь раз – тогда и заметил мерцающего демона, который возник из воздуха у него за спиной за мгновение перед броском.

Великая Резиденция превратилась в бушевавший огнем ад.

Кейн онемело взирал на языки пламени, охватившие самое большое здание в Высоких Клыках. Никаких признаков Магнара не было. Никаких признаков людей вообще, за исключением нескольких трупов на земле вокруг здания с головами, проломленными каким-то большим тупым орудием. С двуручного меча Кейна стекала алая кровь – схватка догнала его на полпути к центру города. Он был вынужден убить множество людей. Бродар не хотел думать об этом. Не хотел думать ни о чем, кроме сына и обещания, которое дал Мхайре в последний миг перед расставанием.

За спиной раздались звуки какого-то движения, и он обернулся. Подошел Карн Кровавый Кулак.

– Город взят, – объявил вождь. Несмотря на это, его явно что-то беспокоило. – Я получил тревожные новости от Мейса. Армию Черного предела перехватили к северу отсюда. Мейс привел с собой пять тысяч людей. В живых остались менее тысячи.

– Как? – прошептал Кейн.

– На них обрушилось полчище демонов, каких Высокие Клыки никогда не видели. Тысячи. Десятки тысяч. Они заполонили горизонт, эта кишащая масса способна наводнить весь север.

Отвернувшись, Карн окинул взглядом город. Сражение угасло, теперь уцелевшие собирали раненых и покалеченных с обеих сторон. Гражданская война закончилась. Все мысли обратились к выживанию.

– Мы должны покинуть Высокие Клыки. Все десять пределов. Тех, кто останется, ожидает лишь смерть.

– Покинуть наш дом? Куда же мы пойдем? – В голосе Кейна слышалось недоверие. И нескрываемое отчаяние.

– В единственное место, куда можем уйти. В Низины.

Кейн закрыл глаза. Похоже, у истории есть привычка повторяться.

Южная провидица, Шара, говорила, он метка в Структуре, что бы ее слова ни значили. Ему казалось, что эта самая Структура стала какой-то искривленной и запутанной. Он посмотрел на руины Великой Резиденции.

– Мне нужно найти сына, – сказал он, чуть не задохнувшись от горя, понимая, что уже слишком поздно, что Магнара сожгли заживо. – Я обещал ей. Я обещал Мхайре.

– Мы пройдем по пути мимо Берегунда. Ты можешь найти жену там. Что до Магнара, кажется, слишком поздно выполнить это обещание, если только ты не хочешь собрать его кости в пепле. Демоны не станут тебя дожидаться, Меч Севера. Нам нужно начать подготовку к отходу немедленно.

– Тогда я отыщу Кразку, – прорычал Кейн. – Я заставлю этого ублюдка заплатить.

– Он ушел через восточные ворота. Твоего сына отправили тем же путем раньше, – послышался могучий голос, который расшевелил старые воспоминания.

И Карн, и Кейн повернулись на звук. Нельзя было не узнать Оргрима Вражьего Молота, хотя годы изрядно поубавили ему мускулатуры. Борода его пропиталась кровью, и он прижимал руку к животу, болезненно морщась при каждом вздохе.

– Я пытался удержать его от бегства, когда увидел, что мы проиграли. Меня нашла чародейка и сделала, что смогла, но, проклятие, болит по-прежнему зверски.

– Вражий Молот, – проскрежетал Карн. – Ты поддержал узурпатора. Мне следовало бы убить тебя прямо сейчас.

Оргрим склонил голову, его взгляд был полон глубокого стыда.

– Так. Я не пытался бы тебя остановить, да и не смог бы. Но сначала я хотел принести весть старому другу.

Оргрим протянул руку. Поколебавшись, Кейн стиснул ее. Они были когда-то близки. Вражий Молот спас ему жизнь на берегах Ледотая. Вел его во время Посвящения в Хранители.

– Ты тоже ранен, – заметил Оргрим.

Кейн опустил взгляд на покалеченное запястье.

– Нет времени на поиски чародейки, – прохрипел он. Мне нужна лошадь.

– Если ты этим займешься, то в одиночку, – прогремел Карн. – У меня ответственность перед моими людьми. Демоны окажутся здесь в течение дня. К тому времени мы должны уже уйти.

Кейн кивнул и сморгнул что-то из глаз. Снежинку.

– Я догоню тебя, если смогу.

Оргрим покачал головой.

– Кразка взял с собой наемных убийц. Из числа самых ужасных, что я повидал за свои почти шестьдесят лет. А его единственный уцелевший гвардеец – воин-великан.

– Я уже убивал великанов. Настоящих.

– С ним еще и чародейка, не говоря уж о каком-то оружии, способном снести человеку голову с сотни ярдов. Оно уложило Шамана, которого мы считали когда-то бессмертным. Ты умрешь, Кейн.

Бродар поднял взгляд в небо. Стягивались стальные облака. Воздух наполняло предчувствие надвигающегося урагана.

– Меня все это устраивает, – сказал он.

Его колени болели, запястье болело, в груди болело. Но он дал обещание, которое нужно сдержать.

– Ну и, кроме того, – пробормотал он себе под нос, – сегодня хороший день, чтобы умереть.

– Хренов снег.

Прикрыв здоровый глаз одной рукой, Кразка плотнее запахнул другой новый плащ. Шкура горного кота хорошо служила ему десяток лет, но в том, чтобы носить шкуру первого демона, который напал на него после предательства Герольда, было особое удовольствие. Говорили, Меч Севера в одиночку убил мерцающего демона сегодня утром.

«А теперь – и Король-Мясник тоже».

– Ты почти одолел меня, не так ли, парниша? – сказал он весело.

Опустив руку, он похлопал по котоподобной туше возле костра. Ему пришлось тащить ее к берегу озера Драгур. По правде говоря, это была та еще работенка – освежевать демона, но Ленка и два его брата помогли ему. Они сидели напротив у костра, а Багха дежурил. Не то чтобы исполин мог разглядеть что-нибудь сквозь снежную бурю, но Кразке доставляло удовольствие заставить его помучиться.

– Твои братья не слишком разговорчивы, да? – обратился он к Ленке.

Поджарый житель Озерного предела пожал плечами. Рядом с ним его старшие братья озлобленно пялились в никуда. Кразка повернулся к пятому человеку у костра. Толстая веревка стягивала запястья Магнара Кейна за спиной, но, по правде говоря, она не требовалась. Парень был скорее мертв, чем жив. Сколько бы Кразка ни тыкал ножом сероглазого бывшего короля, он ничего не смог из него извлечь все утро.

– Мы заставим тебя заговорить прежде, чем кончится буря. Ну… я сказал «заговорить», но, думаю, «завизжать» будет ближе к сути. Ленка, хочешь попытаться? Золотая монета, если сможешь заставить его вопить.

Убийца поднялся на ноги и подошел к пленнику. Вокруг них падали белые хлопья, принесенные ледяными южными ветрами. Слева мягко плескались о берег воды озера Драгур. В отличие от Ледотая, который замерзал поздней осенью, это озеро питалось горячими родниками, берущими начало в вулканических горах Черного предела. Вода в нем редко бывала достаточно холодной, чтобы замерзнуть, и даже когда застывала, пробить лед не составляло труда. Озеро будет удобным источником пищи, пока не появится план получше.

Наклонившись, Ленка осмотрел ножи у себя на поясе.

– Этот, – сказал он наконец, извлекая чрезвычайно тонкий клинок с жутким лезвием. – Я называю его кожеснимателем.

– Образно, протянул Кразка. Кто-то испуганно охнул, и он раздраженно повернулся к шестому человеку, сидевшему у костра. – Не надо тут рыдать передо мной, дорогая. Ты вовсе не должна была сюда приходить.

– Что она здесь делает? – проворчал Багха со своего поста наблюдателя.

Он слегка повернул голову, словно заметил нечто интересное.

– То, что делают суки, – презрительно усмехнулся Кразка. – Следуют за хозяином. Женщины, они как собаки, медвежьелицый. Заставишь их бояться, покажешь им последствия неповиновения, и они – твои на всю жизнь.

Он похлопал ладонью по клинку из демонической стали.

– Ты знаешь, что произойдет, если ты не станешь повиноваться, да?

Побледнев, Рана кивнула. Кразка ухмыльнулся и опять повернулся к Ленке. Убийца с костлявым лицом сосредоточенно резал Магнара, высунув от усердия язык. Тот тяжело дышал, но не кричал.

– Там кто-то есть, – прогремел Багха. – Я вижу лошадь. На ней едет мужчина.

Кразка тут же вскочил на ноги с мечом в одной ладони, ручной пушкой – в другой.

– Ты уверен, что лошадь? Не демон?

Один человек его не страшил, тогда как демон – это уже что-то. Он сомневался, что Клыки видели худшее из того, что мог изрыгнуть хребет Дьявола, сейчас, когда надвигался Легион, или как там назвал Герольд ту хрень.

– Это человек, – повторил Багха. – Он слезает с лошади.

Уставившись в слепящий снег, Кразка смог рассмотреть высокую фигуру, которая направлялась к ним. В том, как она двигалась, было что-то тревожащее, ведь когда убил столько людей, каждое движение говорит тебе о многом.

– Парни, – проскрежетал он, помахав рукой братьям. – У нас гость.

Ленка и его родственники молча поднялись и подошли. Рана осталась сидеть на месте, не сводя глаз с Магнара. С рукоятки ножа, торчавшей между его ребрами.

Человек приближался. Сквозь толстую пелену снега Кразка рассмотрел седеющие волосы, росшие небольшим «мысом вдовца», неровный шрам на одной обветренной щеке. Синие глаза сверкали, как ледник холодным зимним утром, и обещали они только смерть. Такие глаза были лишь у одного воина в Высоких Клыках, и сказать они могли куда больше, чем сам Кразка.

– Он стар, – проговорил Багха, и его тупая рожа расплылась в ухмылке. – Он умрет быстро.

Огромный воин поднял свою железную булаву.

– В старении есть кое-что, – спокойно сказал Кразка, чувствуя, как в венах стало покалывать от нараставшего возбуждения. Обещание, данное давным-давно, вот-вот будет выполнено. – Оно означает, что у тебя хорошо получается не умирать. – Сунув ручную пушку в кобуру, он поднял меч в пародии на приветствие. – Похоже, папаша пришел за своим мальчиком.

Мхайра опять споткнулась. Каждый вдох отдавался хрипом в ее груди. Он видел капельки крови на ее губах, и ему хотелось кричать от муки, которую он испытывал. Подбежав к ней, он схватил жену на руки и крепко обнял. Вой Собратьев становился все ближе. Они не могли уйти далеко от слуг Шамана. Он это понял. Понимал всегда.

– Мне жаль, – отрывисто проговорил он. Слезы душили его, но он знал, что должен оставаться сильным. Это был их единственный шанс. Единственный шанс Мхайры. – Продолжай без меня. Я попытаюсь задержать их.

– Бродар…

– Я люблю тебя, Мэй. – Наклонившись, он поцеловал ее в лоб. – Ты меня предупреждала. Вот что выходит из убийства. Но я оказался слишком слаб, чтобы сказать «нет».

– Ты никогда не был слабым, – ответила она. – И ты сказал «нет». Когда это имело значение, ты сказал «нет».

– Я привел нас к этому, – произнес он, проклиная себя. Ненавидя себя. – Мне просто следовало сделать то, что он просил. Следовало отправиться в Берегунд и…

– Нет, – мягко прервала она. – Ты сделал то, что было правильно, и я не приняла бы другого. Просто обещай мне кое-что. Пожалуйста.

– Все что угодно, – сказал он сдавленным голосом.

Она положила руки на его щеки и встретила его взгляд. Ее нежные серые глаза были самым прекрасным из всего, что он когда-либо видел. Здесь, в мире уродства и насилия, они, казалось, совершенно не на месте.

– Обещай защитить нашего сына. Он всегда хотел быть таким, как ты. Всегда боялся, что будет жить в твоей тени. Он делает только то, что считает правильным. Обещай, что ты простишь его. Что будешь его защищать.

– Я обещаю, – сказал он и, собрав волю в кулак, добавил: – Сейчас я должен идти. Продолжай бежать. Не жди меня и не оглядывайся.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

– Я тоже тебя люблю.

Кейн сморгнул с глаз снег. Снег или слезы – трудно было сказать. Ни то, ни другое не помогало ему сосредоточиться на троице воинов зловещего вида, рассыпавшихся в стороны, чтобы окружить его. Позади них маячил какой-то гигант, крупнее Карна, размерами с того исполина в доспехах, которого убил Джерек в Сонливии несколько месяцев назад. На голове у гиганта был череп огромного медведя. Булава, что он сжимал в своих чудовищных пальцах, весила, вероятно, как сам Кейн.

Позади великана, осклабясь на сцену, которая разыгрывалась перед ним, стоял Кразка.

В Кейне вспыхнула ярость. Этот злобный глаз преследовал его в ночных кошмарах. Один из них не уйдет отсюда живым, и быстрая оценка ситуации привела его к заключению, что почти наверняка трупом окажется он, Бродар. Но он будет биться до последнего вздоха, чтобы привести этого убийцу и насильника, этот кусок дерьма к заслуженному концу.

Сражайся или умри. Что-то было в этой простой истине, всегда звучавшей в нем. Вот и сейчас он его слышал – первый припев песни, под которую танцевал уже тысячи раз.

Он воздел двуручный меч, приняв боевую стойку. Двуручный меч, который Браксус преподнес ему как свадебный подарок полжизни назад. Многие говорили, что нельзя эффективно сражаться оружием такого размера: с ним невозможно двигаться быстро. Но двигаться быстро не нужно. Нужно двигаться правильно.

Воин, находившийся прямо перед ним, с дюжиной ножей на поясе, презрительно усмехнулся и, вытащив кинжал, метнул его одним плавным движением. Кейн слегка дернулся и почувствовал, как лезвие просвистело мимо его шеи, затем двинул мечом, когда сквозь снег блеснул второй нож. Бродар ощутил, как тот отскочил от его клинка, но удовлетворение от этого можно было испытывать лишь очень короткое время. Через мгновение на него насели два брата, энергично орудуя мечами с тонкими лезвиями. Двигаясь инстинктивно, Кейн парировал один меч, увернулся из-под удара второго, из-за сплошной пелены снегопада вокруг было почти ничего не видно. Он почувствовал, как его клинок соприкоснулся с плотью, а потом последовала награда: один из противников заковылял в сторону. Мгновением позже Бродар ощутил жгучую боль в руке и осознал, что меч другого погрузился глубоко в его собственное тело.

Он не колебался. Даже не вздрогнул. Вместо того быстро повернулся, понимая, где окажется противник, нанесший удар, и резко махнул мечом, который прошел сквозь кожу и мышцы. Бродар услышал влажное хлюпанье и, сморгнув снег с глаз, рассмотрел человека, опустившего взгляд на свой живот. Извивающиеся кишки вываливались из раны и слегка дымились, касаясь снега. С его меча стекала кровь Кейна, но Бродар будто и не видел этого. Схватив умиравшего парня, он притянул его к себе и развернул навстречу третьему ножу, вращавшемуся в воздухе. Тот поразил его точно в грудь. Младший из братьев завопил в ярости.

Огненная, ослепляющая боль вспыхнула у Кейна в боку, и он охнул. Опустив взгляд, увидел вонзившееся в него копье. Второй брат ударил его исподтишка. Взревев, он вырвал нож, торчавший из груди парня, которым прикрылся, и метнул его в типа, сжимавшего в руках копье. На таком расстоянии он не мог промахнуться. Нож погрузился в мерзкую рожу по самую рукоять. Копье обвисло – ладони издохшего убийцы соскользнули с древка. Стиснув зубы, Кейн выдернул стальной наконечник копья из своего тела.

От адской боли он чуть не потерял сознание. Однако у него не было времени жалеть себя – единственный оставшийся в живых брат набросился на него через мгновение с лицом, искаженным от бешенства, и бессвязными воплями, которые перекрывали завывания ветра. Перехватив его руку, Кейн не дал ему всадить в себя другой нож и, развернув ее как можно сильнее, получил в награду треск сломавшейся кости. Вопли ярости сменились визгами боли, и метатель ножей, пошатываясь, отошел в сторону и упал на снег, поддерживая сломанную руку и всхлипывая, как ребенок. Наступившую тишину нарушал лишь плеск волн озера Драгур о берег.

Каждый вдох Кейна отдавался хрипом в груди. Он чувствовал, как кровь струилась из его руки и вытекала из раненого бока, по снегу барабанила капель. Боль потихоньку исчезала. Подсознательно он понимал, что это опасно. Боль была полезной. Боль поддерживала в человеке жизнь.

– Прикончи его, медвежьелицый, – прозвучал голос Кразки.

Сквозь снег к Бродару тяжело затопал очередной враг. Он понял, что ему нужно сосредоточиться, но было так трудно беспокоиться об этом, трудно вообще думать. Что-то ударило его в губы, и он услышал, как хрустнула его челюсть. Затем оказался на снегу, выплевывая кровь и зубы. И все же снег был приятным. Кейн нуждался в отдыхе. Кейн годами нуждался в отдыхе, это правда.

«Хороший день, чтобы умереть», – неспешно проплыло в его голове. К нему приближалась огромная туша воина с могучей булавой, занесенной для смертельного удара. Кейну становилось все труднее держать синие глаза открытыми. Их взгляд упал на бивачный костер, на женщину, сидевшую возле него.

На связанного молодого человека у огня. Кейн не замечал его раньше. Из его груди что-то торчало. Серые глаза встретились с ним взглядом, в котором отчетливо виделась тяжелая тень смерти. Бродар знал это лицо.

Словно вулкан извергся в его груди – то вспыхнула огненная ярость. В тело снова хлынула боль. Булава обрушилась вниз, и в самый последний момент Кейн, придя в движение, выкатился из-под огромной дуги, описав которую чудовищное орудие врезалось в обледенелую землю с фонтаном ледяных брызг. Кейн зарычал, его нос и рот заполнила горячая кровь. Он выплюнул ее в лицо возвышавшегося над ним гиганта и, дотянувшись до древка валявшегося рядом копья, всадил его в брюхо противника. Безжалостно провернув копье, он использовал его как рычаг, чтобы медленно подняться на ноги, каждый преодоленный дюйм был для него настоящей пыткой. Им двигала ярость, и наконец он снова стоял, тяжело хватая ртом воздух, залитый кровью сверху донизу. Выпустив из рук копье, он сдернул с головы воина медвежий череп, заливая алым все вокруг. Подняв череп, он нанес им страшный удар по огромной башке проткнутого копьем исполина. Один раз, второй, третий, пока лицо воина не превратилось в кровавое месиво и он не опрокинулся наконец в снег.

Бросив разбитый череп, Кейн, покачиваясь при каждом шаге, направился туда, где лежал его двуручный меч. Наклонившись, он поднял оружие. Метатель ножей продолжал всхлипывать, и Бродар пошел на звуки, пока не встал над самым молодым из трех братьев. Единственным, который еще дышал.

– Ты пытался выпотрошить моего сына, – прошептал он, брызгая кровью из искалеченного рта при каждом слове.

В ответ раздался лишь жалобный всхлип, но в Мече Севера не осталось милосердия.

Через мгновение он повернулся и швырнул отсеченную голову метателя ножей к ногам последнего человека, стоявшего напротив него.

Кразка, Король-Мясник, который предал собственный народ ради союза с лордом демонов, неспешно поаплодировал Кейну. Он стоял в небрежной позе, за спиной развевался плащ из фиолетовой шкуры, рука в перчатке лениво сжимала однолезвийный меч. Он поманил Бродара к себе, изогнув губы в злобной ухмылке.

Кейн воздел двуручный меч. Попытался сделать шаг навстречу Кразке. Все вокруг дико закачалось, и он был вынужден остановиться, отчаянно стараясь не упасть. Он понимал, что больше не встанет.

Кразка рассматривал свой жуткий меч в свете бивачного костра.

– Говорят, ты был лучшим. Ты никогда не встречался со мной на равных, но после того я мог бы нехотя признать, что ты так же хорош, как и я. Однако сейчас это не имеет значения. Думаю, с тобой покончено. Ты не можешь даже двигаться.

Кейн не ответил. Ему не хватало воздуха. Он едва дышал. Мир вокруг него потемнел. Он смутно осознавал, что Кразка шагал к нему, мастерски держа меч.

– Ты подобрался близко, но близко – никогда не было достаточно. Я больше не прячусь в твоей тени, Меч Севера. Пришло время одной легенде умереть, а другой – занять ее место.

Мутневшим взглядом Кейн видел лицо Кразки. Этот злобный глаз, делавший из всего мира посмешище. Из всего, что Кейн когда-либо любил.

– Весьма уместно, что ты умрешь здесь со своим мальчиком. Не тревожься – он вскоре последует за тобой.

Кразка собрался для смертельного удара. Меч заплясал в его руках, быстрый, как змея. Он совершил весьма расточительное движение. Движение палача.

Кейн изогнулся. Едва заметно. Но иногда это – все, что нужно. Правильное движение. Правильное движение в правильное мгновение.

Меч Короля-Мясника из демонической стали вылетел из его рук и рухнул в снег в двадцати футах. Кейн попытался продолжить, но его силы иссякли, он едва удерживал двуручный меч. Кразка поймал клинок между ладонями в шести дюймах от своей груди. Его сардонический настрой мгновенно сменился изумлением и бешенством.

– Как же это, на хрен, тебе удалось? – выпалил Кразка.

Он вырвал меч из не сопротивлявшихся рук Кейна и отшвырнул его в снег. Бродар осел на колени, вконец изнуренный. Кразка навис над ним, и Кейн почувствовал, как что-то холодное и металлическое прижалось к его виску. Откуда-то из тайников затухавшего разума в его сознании всплыли слова провидицы.

«Ты преклонил колено перед Королем-Мясником».

Над ним раздался щелчок, за которым посыпались дикие ругательства.

– Тот патронник оказался пуст. В следующий раз – не будет. Я не оставляю выживших. Никаких свидетелей. Ты меня унизил. Я – проклятый богами Король-Мясник. Я выкарабкался из сточной ямы голыми руками. Никто не унизит Кразку…

Кейн ждал, но дальше наступила тишина.

А затем зазвучал тихий голос, женский; в нем кипела ярость.

– Ты предал наш народ. Ты принес в жертву демону городских детей. Ты мучил ту бедную девушку, Илландрис. Ты убил моего племянника.

Бродар попытался открыть глаза и увидел приближавшийся силуэт женщины. В руке у нее был факел. Она поднесла его к Кразке.

– Ты думал, я – твоя сука. Трусиха. Но я ждала. Ждала мгновения, чтобы подобраться поближе и сотворить заклинание. Женщины Высоких Клыков – это не слабые существа, которых можно насиловать. Которых можно убивать. Которых можно оскорблять.

Кейн почувствовал запах горящей плоти. Мгновением позже что-то теплое и мокрое упало ему на лоб и скатилось вниз. Возможно, слеза.

– Теперь беспомощен ты. Ты больше не причинишь боли невинным. Не будешь вселять страх в моих сестер. Шранри была жестокой женщиной. Я не такая, но этого ты заслуживаешь. От имени Илландрис. От имени Полги. От имени моего племянника и всех жертв твоей порочности, гореть тебе во веки веков.

Потом женщина зашептала Кейну на ухо, и ее горячие слова становились все тише по мере того, как жизнь ускользала из его тела.

– Мне бы хотелось помочь тебе и твоему сыну, но ваши раны слишком серьезны, а я – не целительница. Я расскажу, что ты умер достойно. Каковы бы ни были твои прегрешения, ты умер, сражаясь, чтобы сдержать обещание женщине, которую любил. Нет ничего более ценного.

Бродар услышал удалявшийся от него хруст шагов по снегу.

И в конце концов его глаза закрылись.

 

Малые благодеяния

Полумаг никогда не боялся моря. В предсказуемости приливов и отливов, действии бесконечного природного цикла было что-то утешительное. Даже Бурное море, естественные свойства которого изменила неконтролируемая магия, кружившаяся в водоворотах глубин как последствие Войны с Богами, в значительной степени соответствовало привычным представлениям. Море оставалось узнаваемым, и в него можно было вцепиться в переменчивом мире, полном неизвестности и неопределенности. Вероятно, и так продлится недолго, в их Век Разрушения. Но все же это – уже кое-что.

Нет, Эремул боялся вовсе не моря.

«А плавания на корабле размером с небольшое поселение к городу, управляемому самым могущественным чародеем в мире. Корабле, несущем достаточно огневой мощи, чтобы уничтожить нас всех, включая Конфедерацию».

Эремул опустил взгляд на пенившуюся далеко внизу воду и попытался успокоить нервы.

Пролив Мертвеца был узок даже в лучшие времена, но Полумагу показалось, что не успел Айзек помочь ему подняться на борт колоссального флагманского судна Второй флотилии, как в поле видимости появилась Теласса. Она заметно отличалась от Сонливии – бледный и прекрасный побратим низкорослого, серого и угрюмого города через пролив. Будь у него выбор, Эремул всегда предпочел бы последнего.

«В конце концов, „низкорослый“ и „угрюмый“ – это все про меня».

Вслед за флагманом шли величественные суда, составлявшие Вторую флотилию. Каждое из них было укомплектовано маленьким экипажем фехдов, а также – гораздо более значительной командой невольников. Генерал Савериан собственной персоной стоял всего лишь в тридцати футах от Эремула на самом носу флагманского корабля. Зловещее присутствие беловолосого генерала было главной причиной тревожного состояния Эремула. Интересно, как поведет себя лорд-маг перед лицом легендарного бессмертного.

«Возможно, мы это скоро выясним».

Когда они приблизились к гавани Телассы, их встретило странное зрелище. Возникла мерцающая стена, которая поднималась от моря и вздымалась на сотни футов над флотом Телассы, располагавшимся прямо за ней. Эремул ощущал необычайную силу магии, исходившую от колдовского барьера; он был поистине колоссальным творением, соперничавшим с грандиозным заклятием Салазара, сокрушившим Призрачный порт.

Казалось, фехдов охватило замешательство из-за появления неожиданного препятствия. Флагман бросил якорь, и остальная часть флотилии последовала его примеру. Из больших башен кораблей с шипением вырвались огромные облака пара, на мгновение сделав прохладный зимний воздух вязким. После короткого разговора Савериана с офицерами флагманское судно резко повернулось, и Полумагу пришлось ухватиться за металлический поручень, чтобы его кресло не унесло вниз по палубе. На артиллерийской палубе корабля, который повернулся бортом к магическому барьеру, началась подготовка орудий.

К Эремулу подошел Айзек и указал на серебристую преграду перед кораблями.

– А не сможешь ли ты разогнать это? – спросил он с серьезным видом.

Эремул посмотрел на древнего человека, который некогда выдавал себя за его слугу, и постарался не рассмеяться ему в лицо.

– Эту стену сотворил, возможно, величайший из живущих ныне знатоков магии в известном мире, – язвительно заявил он. – С таким же успехом ты мог бы просить рыбака поймать на удочку одного из огромных китов, которые, как говорят, обитают в Бескрайнем океане. Я – получеловек-полумаг. Белая Госпожа – средоточие божественной сущности.

– Те боги никогда не были нашими, – заметил Айзек. – Мы не понимаем того, что вы называете магией. Ее не существует в том месте, откуда пришли мои предки.

Брови Эремула приподнялись.

– Что ж, она явно существует здесь, – констатировал он. – И потом, как назвать то, что могут ваши люди, если не магией? Вашу вечную жизнь. Вашу способность вводить в заблуждение.

– Прежние Времена были эпохой мастерства и изобретательности, – сказал Айзек, наблюдая вместе с Эремулом за подготовкой пушек к залпу. – Наши предки открыли, как постоянно изменять свои тела. Они уничтожили болезни. Становились выше и сильнее с каждым последующим поколением. Самые богатые из них обеспечивали себе развитие новые возможностей и способностей, таких как эмоциональное излучение, которые могли передаваться их детям и детям их детей. Со временем они открыли тайну вечной жизни. Это и привело их к гибели.

Эремула неожиданно охватила великая печаль. Нахмурившись, он посмотрел на Айзека.

– Я же просил тебя не делать так.

Судья протянул руку и, к удивлению Полумага, похлопал его по плечу.

– Как я говорил, излучение трудно контролировать. История нашего народа – летопись успехов, достигнутых через преодоление трагедии.

Механизмы, управляющие гигантскими пушками, прекратили жужжать и щелкать. В гавани воцарилась многозначительная тишина.

– Тебе стоит закрыть уши, – спокойно сказал Айзек.

Эремул сделал так, как предложил Судья, и очень вовремя.

Какофония взрывов внезапно сотрясла палубу под ним, и огненный ливень смерти вырвался из орудий флагманского корабля. Небо озарилось снарядами, летевшими к Телассе. Опускаясь на Город Башен, смертоносная буря ударила в полупрозрачный барьер, который остановил ее, и все снаряды разорвались на лету. Корабли обдала волна жара от потерпевшего неудачу артобстрела, и Эремул подавился воздухом, ставшим внезапно таким горячим, что обжег ему горло.

– Прекратить обстрел. – Голос генерала Савериана прозвучал, словно трубный глас, приказ, неодолимый, как прилив. – Приближается госпожа города.

Артиллерия умолкла. Долгую минуту дым окутывал гавань, так что невозможно было ничего разглядеть за его пеленой. Когда он наконец расчистился, обнаружилось, что мерцающая стена магии осталась совершенно невредимой.

За барьером в безопасности плыла лорд-маг Телассы, вокруг нее в легком ветерке развевалась ее белоснежная шелковая мантия.

Генерал Савериан поднял в приветствии руку в перчатке. Его голос, словно железо, сковывал всех присутствующих своей силой.

– Я – генерал Савериан, – прогромыхал он. – Ты опустишь барьер.

Ответ Белой Госпожи, принесенный на крыльях ее магии, передал всю красоту ее голоса:

– Поворачивайте назад, Древние. Вы не причините вреда ни моему городу, ни моим людям.

Эремул переводил взгляд с Белой Госпожи на Савериана и обратно. Он и представить себе не мог, что доживет до такого дня: лорд-маг, бессмертная чародейка, казалась уязвимой перед лицом того, что даже она не в состоянии понять. Савериану было пять тысяч лет. Он преодолевал худшее из того, что Век Легенд мог наслать на его народ, прежде чем человечество научилось ползать.

«Для меня Белая Госпожа – не человек. Устрашающе неземное создание, которого следует бояться и воспринимать как нечто почти божественное. Для Савериана она просто еще одно жужжащее насекомое. Пчелиная матка, возможно, с опасным жалом – но тем не менее она несущественна».

Беловолосый генерал скрестил на груди руки и, прищурившись, вперил в Белую Госпожу испепеляющий взгляд. Его черный плащ развевался в соленом бризе.

– В нашем священном походе не будет исключений, богоубийца. Твой город разрушат, а твоих людей уничтожат. Такова судьба тех, кого мы оцениваем как недостойных.

– А кто ты такой, чтобы судить, что является достойным? – мягко спросила Белая Госпожа. – Это – как ты сказал, генерал. Даже боги не смогли судить меня.

– Ваши боги были единственными существами, обладавшими силой противостоять нам! – прогремел голос Савериана. – Тем не менее подобные тебе убили их, как и двоих наших людей. На такое может быть лишь один ответ.

– Вам не преодолеть барьер, – снова заявила Белая Госпожа.

Однако теперь ее голос прозвучал несколько напряженно, возможно, даже с ноткой сомнения.

Эремул повернулся к Айзеку, стоявшему рядом.

– Что бы произошло, если бы Белой Госпоже пришлось обратить свою магию против Савериана? Она могла бы уничтожить вашего генерала здесь и сейчас.

Айзек покачал головой.

– Мы не принадлежим к Структуре, и ее правила касаются нас лишь до некоторой степени. Для старейших из нас магия – словно вода. Сопротивляемость магии – в прямой зависимости от близости к наследию благословенных Пилигримов, но даже тот, у кого за плечами хотя бы несколько веков, может выдержать значительное магическое воздействие. Эльфы тоже собирались противопоставить нам свое волшебство во время Сумеречной войны. Оно мало помогло им.

Савериан выпрямился во весь рост – более семи футов резких черт и чересчур угловатых конечностей, заключенных в почти непроницаемые серебряные доспехи, которые облегали его, как ткань.

– Я преследовал великих змеев из Руна. Я убил в поединке короля эльфов. Я был древним, когда твои предки еще рылись в грязи. Я – генерал Савериан, и я заявляю сейчас, что тебя настигнет Расплата. Нет такого щита – ни магического, никакого другого, – который защитит тебя от нее.

Сделав это заявление, генерал встал к Белой Госпоже спиной и дал флоту сигнал разворачиваться. Лорд-маг молча смотрела, как уходят корабли. Затем она повернулась и поплыла назад, к своему городу.

Когда флотилия направилась обратно через пролив Мертвеца, Эремул собрался с духом и задал вопрос, который беспокоил его с тех пор, как он впервые услышал понятие от Айзека.

– А что это значит, – спросил он, – Расплата?

Судья смотрел вдаль. Он казался встревоженным, и на мгновение Полумаг задумался, не слишком ли он искушает судьбу.

А потом Айзек объяснил.

– Прах, – прошептал он. – Все обратится в прах.

Эремул сидел в мрачной комнате в Прибежище, которую он делил с двумя другими беженцами. Рикер и Мард были убогой компанией, но, по крайней мере, они не презирали его, как многие в городе. Сон опять ускользал от Полумага этой ночью. По всей вероятности он будет ускользать от него каждую ночь, начиная с сегодняшней и до той минуты, когда генерал Савериан применит чудовищное оружие, которое описал Айзек. Это оружие разрушало миры. Слова Айзека снова и снова крутились в голове Эремула.

В Прежние Времена мы назвали его последним средством спасения. Оно было у всех народов, когда дело шло к концу. Отчаянная борьба за бессмертие сводила правителей с ума. Как только один решался применить это оружие, все остальные следовали его примеру. Тех, кто не умирал сразу, травили. На земле тоже сказывалось содеянное нами. Пилигримы были нашей последней надеждой. Они уехали в поисках лучшего места. Их путешествие длилось бессчетные тысячелетия, пока наконец они не нашли где-то новую землю. Землю, которую можно было назвать домом.

Эльфы, стали первыми, кого настигла Расплата, их большие лесные города превратились в почерневшие пустыри, полные пепла и костей. Вторая Расплата состоялась далеко на юге, когда империя покрытых чешуей людей, которых мы называли сауронами, стала угрожать применением смертоносных ядов против нашего народа. Мы выбрали меньшее зло. Я выбрал меньшее зло.

Как Судья Айзек – вместе с сестрами – был одним из нескольких избранных, на которых возлагалась этическая проблема: они решали, заслуживала ли цивилизация применения крайнего средства.

У Полумага дрожали руки, когда он открыл спрятанную коробку, прикрепленную к нижней части его кресла, и достал бутылку кархейнского белого, которую купил неделю назад. Она предназначалась в дар Монике – ее любимое вино с родины, из Тарбонна. Но Моника исчезла, и прозрачная жидкость в бутылке – возможно, единственное, что позволит ему забыть о неотвратимом уничтожении города и его населения, по крайней мере на время.

И тут грубая рука вырвала у него бутылку. Подняв голову, Эремул увидел щербатую ухмылку Рикера, который бросил на него злобный взгляд.

– Думаю, я это опрокину, – сказал он.

Засунув пробку в рот, он попытался вытащить ее с помощью нескольких оставшихся у него зубов.

Эремул смотрел снизу вверх на Рикера, пока тот боролся с бутылкой.

– Я ведь чародей, ты знаешь, – медленно проговорил он. – Не могу удержаться от мысли, что с твоей стороны было бы умнее просто попросить.

– Наплевать, – пробормотал Рикер, не выпуская пробки изо рта. – Мне незачем жить. Если хочешь забрать вино у меня, сначала убей.

Полумаг вздохнул. После недолгого размышления махнул рукой – продолжай, мол.

– Наслаждайся, – сказал он.

Затем Эремул покатился на кресле в угол грязной комнатушки, который объявил своим, и закрыл глаза.

«О спокойной выпивке можно забыть».

Минутой позже раздался стук в дверь.

– Кто там? – громко проворчал Мард.

Старик почти не двигался со своего места на полу. Когда к нему возвращалась способность ясно мыслить, он говорил, что работал в доках, пока невольники Мелиссан не сожгли его дом и не убили семью. Полумаг полагал, что эта трагедия и свела мужчину с ума.

Дверь открылась, и в проеме появилась женская фигура. Она неуверенно топталась там, укрытая темнотой ночи.

– Я сказал тебе, – злобно завопил Мард, – я не хочу подцепить никакой заразы. Моя жена меня убьет.

– Твоя жена мертва, – мягко произнес Эремул. – И у нас есть более серьезные причины для беспокойства, чем какая-то зараза. Поверь мне.

Нахмурившись, он посмотрел на женщину. В Прибежище шлюхи захаживали довольно часто, каждый делал, что мог, дабы выжить. Но эта не была одета для подобной, так сказать, работы.

Он подкатился поближе.

– Тебе что-нибудь нужно? – с раздражением спросил он.

Затем он почувствовал аромат духов и тихо ахнул. Он знал этот запах. Гостья приблизилась, и на нее упал лунный свет, выхватив из темноты ее черты. Сердце Полумага словно взорвалось в груди.

– Не хочу никакой заразы, – снова рявкнул Мард.

Эремул почти не слышал его. Он впился взглядом в ее лицо, блестящие черные волосы, очки для чтения, водруженные на совершенный нос.

– Моника? – произнес он, и дыхание его прервалось.

Она бросилась на него, крепко обхватив руками, тепло дыша ему в ухо, а ее горячие слезы скользили по его щеке.

– Я нашла тебя, – проговорила она, всхлипывая. – Моя любовь… Я нашла тебя.

Эремул гладил ее волосы, с трудом веря случившемуся, почти не смея надеяться, что происходящее не чья-то грандиозная шутка, затеянная, чтобы растравить его раны. Но никто не шутил.

Моника была здесь. Единственная женщина, которую он любил, отыскала его.

– Я не хочу никакой…

– Заткнись наконец, в ярости прошептал Эремул.

Мард со стоном умолк.

– Они отослали меня в Западную Скалу, – сказала Моника с мелодичным тарбоннским акцентом. – Держали там в тюрьме. Когда началось вторжение, все бежали из города на восток, но я не смогла. Без тебя.

Моника всхлипывала, а Полумаг обнимал ее. Впервые за многие годы у него возникло странное ощущение, что он, в конце концов, не абсолютно никчемен. Он на самом деле был для кого-то важен.

Он знал: боги мертвы, и Создателя давно уже нет, и все же вознес благодарственную молитву – кто бы ее ни услышал в это мгновение.

Фехды могли планировать осуществление Расплаты, но, пока она не произошла, он будет считать каждую минуту блаженством.

 

Сбившийся с пути

Даварус Коул сошел с борта «Ласки» и сделал глубокий вдох. Повернувшись лицом к каравелле, он махнул рукой тем, кто остался на корабле. Никто из них даже не кивнул в ответ. Он знал, капитан обвиняла его в том, что лишилась четырех членов экипажа, и как только его сапоги коснулись набережной порта Ро’вед, она начала подготовку к отплытию. Эда и остальных мертвецов отвезут назад, в Телассу, для похорон. Коул сожалел, что не сможет на них присутствовать и попрощаться с другом, но срочная миссия, которая была ему поручена, не терпела отлагательств.

Улицы Ро’веда оказались неимоверно грязны. Когда он проходил мимо, на него пялились портовые рабочие. Оставляя их без внимания, он шел к конюшням, как ему наказывали. Подписанное самой Белой Госпожой обращение, которое он нес, содержало просьбу предоставлять ему все необходимое и обещание полностью возместить в будущем понесенные расходы. Если судить по хмурым лицам наблюдавших за ним тарбоннцев, то было маловероятно, что они благожелательно отнесутся к неожиданно появившемуся иностранцу, начни он предъявлять какие-то требования.

«С этим ничего не поделаешь. Я здесь с миссией величайшей важности. От моего успеха в ней может зависеть будущее Благоприятного края».

Он скитался по узким улицам в поисках признаков конюшни. Деревянные домишки тесно скучились, и вскоре он заблудился. Юноша учуял запах пекущегося хлеба, и в животе у него засвербело: дал себя знать голод, правильный голод. Он вошел в булочную и собрался было дать несколько монет за свежую буханку, когда вспомнил об обращении Белой Госпожи. Он показал его щербатой старой женщине, стоявшей за прилавком.

– Меня зовут Даварус Коул. Видите? Это официальный документ, подписанный Белой Госпожой Телассы. Она просит оказать мне посильную помощь.

Лавочница искоса взглянула на пергамент.

– А кто это – белая госпожа? – произнесла она с ярко выраженным тарбоннским акцентом.

– Сама Белая Госпожа – лорд-маг, вы же знаете.

Женщина пожала плечами.

– Ничего о ней не слыхала. Меня никогда не интересовала политика. Это было больше по части Себастиана, прежде чем он потерялся во снах. Я скучаю по мужу.

Коул моргнул. Он кое-что знал о снах.

– Что вы имеете в виду? Что с ним случилось?

Глаза женщины увлажнились.

– После того как наш сын погиб на войне, он стал очень подавленным. Начал бормотать что-то про трехглазого демона, который преследовал его в ночных кошмарах. Вскоре он не мог уже говорить ни о чем другом, кроме благословенных объятий Безымянного. Однажды утром я проснулась, а он ушел.

– Ушел? Вы имеете в виду, что он умер?

По щеке булочницы покатилась слеза, и Коул смутился: стоит тут, машет бумагой в лицо старухи.

– Не умер. Это было бы легче перенести. Нет, он ушел.

– Ладно.

Коул аккуратно сложил документ в карман и сделал шаг назад. Менее всего ему хотелось влезать в какие-то странности, которые творились со старухой. Он положил хлеб на прилавок и повернулся, чтобы уйти.

– Подожди, – сказала булочница. – Возьми это. Не беспокойся об оплате. Ты напоминаешь мне его. Моего сына, я имею в виду. Суровые наступили времена после того, как он и его отец оставили меня здесь одну-одинешеньку, но тебе, похоже, очень нужно чем-то заправиться.

Коул заколебался. Он вгляделся в запущенный домишко, стены, покрытые трещинами. Глубокие морщины горя, избороздившие лицо булочницы.

– А сколько стоит буханка хлеба? – спросил он резко.

– Пятнадцать медяков. Но тебе не нужно мне ничего давать.

– Житель Сонливии всегда платит по долгам, – энергично заявил Даварус. – Кажется, это дороговато, но я сделаю здесь пометку, чтобы не забыть. Пятнадцать серебряных монет причитаются…

Он умолк, выжидая, пока до нее дойдет.

– Зачем… это Рене. Гляди-ка, пожалел старуху! Ты герой какой-то?

Коул поморщился.

– Нет, не герой, – ответил он. – Определенно не герой. Скажите-ка, где мне найти конюшню? Мне нужна лошадь.

«Однажды ты станешь великим. Как твой отец».

Гарретт частенько говорил так мальчику, когда Коул рос на его попечении. Эта простая истина легла в основу тех лет, которые сформировали личность Даваруса Коула. Придала ему уверенности, что он должен быть смелее остальных. Лучше остальных. Быть героем.

– Я не герой, – с горечью повторил он себе в третий или четвертый раз за сегодняшнее утро. – Мой отец был убийцей. Моя мать – шлюхой.

Он пришпорил лошадь, и та ответила тихим ржанием. Дорога на восток из портового города Ро’веда к Кархейну дала ему массу времени для размышлений над его несчастной жизнью, которая до самых недавних пор зиждилась на сплошной лжи.

Коул извлек Проклятие Мага из ножен и пристально посмотрел на клинок. Зимнее солнце красиво отражалось от металла, ярко светился в его лучах рубин эфеса.

«Как глаза того ублюдка, который напал на меня на „Ласке“». Того ублюдка, который убил его друга Эда. Коул потрогал золотой ключ, висевший теперь у него на шее. Он понятия не имел, каково его предназначение, но в том, чтобы взять что-то у Волгреда после его смерти, было какое-то, пусть и малое, удовлетворение. Взять что-то у убийцы, который забрал жизнь Эда.

Он перевел взгляд на клинок, сверкавший в руке, и испытал отвращение.

– У меня ведь никогда не было выбора, правда? – пробормотал он. – Таков предначертанный мне путь. Все из-за дурацкого оружия.

Его так и подмывало швырнуть Проклятие Мага в кусты и ускакать, не оглядываясь. Тогда найти кинжал снова было бы практически невозможно. Тарбонн даже зимой покрывала буйная зеленая растительность. Юноша скакал мимо мягко чередующихся холмов с нагими деревьями, булькающими ручьями и пастбищами всевозможных оттенков травы, складывавшимися в приятное глазу полотно.

Коул снова уставился на Проклятие Мага. Истина состоялась в том, что он был бы никем, не обладай он этим правом по рождению. Заколдованным кинжалом, который его отец, Иллариус Коул, завещал ему при последнем вздохе.

«Этот кинжал – вот кто я есть, – с отчаяньем осознал он. – Он – все, что я есть».

Ужасное проклятие, которое Коул нес в себе, означало, что он зачахнет и в конце концов погибнет, если не будет убивать Проклятием Мага, причем часто. Жизненная сила, которую он похитил у Нерожденной на крыше Звездной Башни, иссякла. Его кожа уже побледнела, а в волосах было полно седины. Если он вскоре не утолит божественный голод, тот поглотит его.

«Да почему же я все это делаю?» Единственной ценностью в его жизни была Саша. В тот день, когда он в конце концов набрался бы мужества сказать ей о своих истинных чувствах, все его надежды и мечты навсегда разбились бы вдребезги.

«Она умнее тебя. Привлекательнее тебя. У нее нет безнадежной пагубной привычки, которая в конечном счете ее уничтожит».

Саша всегда была лучшей из них, это правда. Никаких шансов, что она захочет иметь что-то общее с убийцей и шлюхиным отродьем – она заслуживала большего.

Он ощутил легчайшее прикосновение и, слегка повернув голову, увидел, как Полуночница игриво трогала его лапкой за шею. Маленький черный котенок удобно расположился в его заплечном мешке. Опустив руку в карман, Коул извлек крошечный кусочек рыбы, которую стянул с корабля перед высадкой. Даварус знать не знал, как ухаживать за котенком, но он обещал Эду позаботиться о ней, вот и все.

У Коула начал болеть зад, и он подумал, сколько же еще осталось до Кархейна. Столица Тарбонна была одним из старейших городов к северу от Солнечных земель. По слухам, не столь большой город, как Сонливия, не такой таинственный, как Теласса, некогда он был известен как Сокровище Девяти Королевств, до того как Война с Богами изменила регион. Пусть теперь он сохранил лишь тень прежней славы, Кархейн был тем не менее известен как центр искусства, культуры и торговли.

Не то чтобы Коул располагал временем испробовать что- нибудь из этого, особенно – бордели, которыми так славился розовый квартал. Нет, его уделом была роль посыльного сильных мира сего. Он не представлял себе, как проникнет во дворец и встретится с этой Заторой. Белая Госпожа вручила Коулу письмо для передачи советнице короля. Такой весьма безыскусный способ общения поразил его: ведь обе они были магами и могли, предположительно, отправить послание посредством сна, или волшебного духа, или еще какой загадочной дребедени, но, в конце концов, кто он такой, чтобы что-то выспрашивать у лорда-мага?

«Я просто убиваю их время от времени. Когда жизнь им достаточно наскучила и они решают, что можно было бы попытаться и умереть». Коула не покидало ощущение, что Салазар мог бы прихлопнуть его как муху даже с Проклятием Мага в руке, если бы действительно захотел. Несомненно, Белая Госпожа ни капельки не вспотела, поставив его на место.

Повернувшись, он, не глядя, сплюнул и чуть не попал в проезжавшего но другой стороне дороги всадника. Мужчина показал Даварусу кулак, и он помахал рукой в знак извинения. Через несколько минут Коул заметил приближавшуюся повозку. Возница остановился и жестом предложил юноше сделать то же.

Возница выглядел достаточно дружелюбно, а Коул давно уже не беседовал с людьми – с тех пор, как попрощался с оставшимися в живых членами экипажа «Ласки» в Ро’веде. Заинтересовавшись, он подъехал к мужчине.

– Рад встрече, – сказал он. – Я – Даварус Коул. Вам что-то нужно?

– Мрачные сейчас времена, – заметил хозяин повозки с сильным тарбоннским акцентом. Это был широкоплечий человек с густыми усами. – Соблюдай осторожность на дороге. Культ Безымянного охотится на опрометчивых путешественников. У них глаза повсюду.

Он украдкой огляделся по сторонам, словно за ними могли наблюдать прямо сейчас.

– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил Коул.

Возница выжидательно смотрел на него, и юноша счел себя обязанным продолжить разговор, хотя предпочел бы вновь отправиться в путь.

– Расскажите мне о культе, – попросил он.

Даварус вспомнил, как булочница в Ро’веде упоминала об этом Безымянном.

– Ты знаешь об исчезновениях в последние годы? Отцы, матери покидали семьи и так и не возвращались. Войны, которые раздирали королевство на части, до того как трон занял Лоскутный король, породили отчаяние, и это отчаяние обрело голос. Культ Безымянного. Они проповедуют, что любовь – слабость. Что если мы покоримся тьме, то больше не будем знать боли.

– По мне, так это – полное фуфло, – рассердился Коул. – В нынешнем году я побывал во всяких мрачных местах, и поверьте мне – боль не уходит никогда. Просто учишься с ней жить.

Возница пожал здоровенным плечом.

– Я лишь честно предупреждаю, вот и все. Ты здесь чужак, в наших землях. Лучше идти с открытыми глазами.

– Я признателен за совет, – солгал Даварус. – Сколько осталось до Кархейна?

– Скачи быстро, и окажешься там к наступлению ночи, – ответил мужчина.

Еще раз опасливо оглядевшись по сторонам, он вернулся к своей повозке.

Помахав на прощание, Коул решил последовать совету возницы и припустил вперед. Пока его лошадь неслась галопом по дороге к столице, он встретил лишь несколько человек, следовавших в противоположном направлении. Некоторые были явно напуганы. Кое-кто бросал на него заинтересованные взгляды. Он почти не обращал на них внимания: ни один не оказался достаточно привлекательным или занятным, чтобы возбудить любопытство Коула.

Одолев еще некоторое расстояние, он ощутил сильную жажду. Беседа с возницей иссушила его горло, а в мехе для воды оставалось лишь несколько капель. К счастью, он заметил впереди на обочине дороги белое кирпичное здание. Вывеска снаружи гласила: таверна «Причуда юного фермера».

Коул засомневался. Белая Госпожа наказывала ему двигаться прямиком в Кархейн со всей поспешностью и ни на что не отвлекаться. Намеки на то, что ему нельзя доверять, заставили его исполниться негодования. «После всего, что устроила мне эта стерва, будь я проклят, если стану мучиться из-за нее от жажды!» Бросив взгляд на Полуночницу, он решил, что она, наверное, тоже хотела пить. А вот уж в чем никогда нельзя было упрекнуть Даваруса Коула, так это в пренебрежении благополучием животных.

По крайней мере, вот что он говорил сам себе, передавая поводья лошади мальчишке-конюху и открывая дверь таверны. Внутри царило приятное тепло. В очаге весело горели поленья, и доносился запах жарившегося мяса. Вокруг столов развалились человек двадцать местных. По освященной веками традиции пивных все повернулись посмотреть на Коула, когда он вошел. Несколько посетителей играли в карты, а в углу таверны кучковалась группа молодежи одних лет с Даварусом, они смеялись и показывали на что-то на стене.

– Только воды, – сказал Коул, подойдя к бару.

Бармен, похоже, был захвачен врасплох, но когда Даварус добавил: «И блюдце молока», – осуждение в его взгляде достигло такой силы, что он мог, казалось, содрать взором всю краску со степ.

Молодые тарбоннцы в углу насмехались над Коулом и перекидывались шуточками. Даваруса это задело. После всего, через что он прошел, он заслуживал большего уважения.

– Что они делают? – спросил он бармена, указав пальцем на посмеивавшихся людей.

– Ножи метают, – ответил тот, фыркнув. – Такая традиция в здешних местах. Игра для настоящих мужчин, – добавил он, нахмурившись в сторону Полуночницы.

Сидя на барной стойке, котенок лакал молоко из блюдца.

– Настоящих мужчин, говорите? – выпалил в ответ Коул, безуспешно пытаясь скрыть раздражение.

Он подошел к группе. Один из парней метнул нож в деревянную доску, висевшую на ржавом гвозде на стене. Доску покрывали нарисованные круги, каждый внутри следующего, становясь к центру все меньше. Брошенный нож попал в один из внешних кругов. Несмотря на скромный результат, друзья похлопали парня по спине, словно за впечатляющее достижение.

– Не возражаете, если я попробую? – спросил Коул, небрежно отпив из своего стакана с водой.

Один из мужчин подтолкнул локтем другого, тот усмехнулся и сделал добрый глоток эля. Он протянул Коулу нож и подмигнул ему.

– Все просто, – сказал он. – Целишься в коричневую дыру в центре. Я уверен, ты с этим знаком, да?

Его друг захихикал и сделал неприличный жест пальцами, обозливший Коула. Выровняв в руке нож, он метнул его, почти не глядя. Он воткнулся в доску гораздо ближе к центру, чем остальные ножи.

– Вы имеете в виду так? – спросил он насмешливо.

Он направился к двери, словно собравшись уходить, но затем извлек из ножен Проклятие Мага, развернулся и бросил его одним плавным движением. Воткнувшись точно в центр, кинжал подрагивал там, словно восклицательный знак.

– Или настоящий мужчина делает это так? – спросил он громко, разведя руки в стороны.

Воцарилась оглушительная тишина, а затем группка собравшихся посмотреть на зрелище разразилась хором поздравлений. Люди, которые минутами раньше сомневались в его мужественности, теперь хлопали его но спине и превозносили его достоинства. Коул вытащил Проклятие Мага из доски и вернул в ножны. Вежливо приняв знаки одобрения, он отправился за Полуночницей, которая покончила с молоком и, свернувшись клубком вокруг бутылки с тарбоннским красным вином, дремала с довольным видом.

– Тост! – воскликнул один из метателей ножей. – За нашего нового друга из Благоприятного края!

Коул улыбнулся и покачал головой.

– Я не могу, – возразил он. – Мне нужно быть в другом месте.

«Более того. После случившегося в Заброшенном краю я больше не могу позволить себе забыть об осторожности».

К тому же все эти разговоры о культе – меньше всего ему хотелось проявить беспечность. Он усвоил урок.

– Он метает нож как мужчина, но пьет как девчонка! – крикнул кто-то.

А вот это Коула разозлило. Его умение пить стало легендой в самых захудалых пивнушках Сонливии. И слышать, как его поносят вонючие чужаки, было неприятно.

– В другой раз я перепью вас так, что все вы окажетесь под столом, – рявкнул Даварус в ответ.

Он бережно положил Полуночницу в заплечный мешок. Она тихо мяукнула.

– Кое у кого из нас есть дела величайшей важности, которые требуют нашего внимания. На моих плечах может покоиться судьба мира.

– О, вы его только послушайте, – сказала одна из прислуживавших девушек.

Раньше он ее не замечал. У нее были прелестные глаза, а также и другие, более очевидные достоинства. Ее очаровательный акцент еще сильнее привлек внимание к тому, что она сказала:

– Если он захочет отправиться под стол, я не прочь ответить «да»!

Ее слова вызвали новые смешки, и Коул невольно остановился на полпути к двери. Все его инстинкты убеждали его уйти, за исключением одного. К несчастью, это был довольно настойчивый инстинкт.

– О, ладно, – сказал он, возвращаясь к своим новым друзьям с широкой улыбкой. Я принимаю тост. Но пью только один раз, – добавил он решительным голосом. – Только раз.

Вокруг была сплошная тьма.

Его череп пронзила ослепляющая боль, будто там сидела куча мужичков, колошмативших крошечными молоточками.

Он ощутил запах блевотины. Кислый и едкий. Вонь достигала такой силы, что рвота явно залила всю его одежду. Его глаза были открыты, но он видел лишь черноту. Его охватила паника и новый приступ тошноты. Во рту ощущалась отвратительная смесь: эль, вино, крепкое спиртное и горечь желчи.

– Где я? – проскрежетал он.

Под собой он чувствовал покачивание. Он лежал на чем-то двигавшемся, его куда-то везли. Он попытался пошевелить руками, поднять их к лицу, но запястья связали. Попробовал дернуть ногами, но и те обездвижили.

«Что же произошло?» Он силился сложить целостную картину из своих воспоминаний, сбивавших с толку и неполных, словно осколки стекла. У него было страшное похмелье, это он понял. Даже думать оказалось больно.

– Где я? – спросил он опять, на сей раз громче, его голос срывался от отчаяния.

Раздались звуки движения. Кто-то наклонился к нему, и он ощутил кислый запах дыхания человека. С его головы стянули мешок, и он уставился в лицо под капюшоном, в глубине которого сверкали зловещей горячностью темные глаза.

– Ты – в повозке. Ты и твой друг из таверны. Теперь, дитя, тобою обладает культ Безымянного. Не противься. Покорись тьме. Вскоре мы достигнем места назначения, и тогда твоя боль уйдет.

Последователь культа вернул мешок на голову Коула. Даварус закрыл глаза и уткнулся затылком в стенку повозки.

– Во, блин, – прошептал он.

 

Нежданный союзник

После противостояния Белой Госпожи и Савериана возле гавани Телассы прошла неделя, и безрассудное плавание «Удачи Госпожи» к Небесным островам близилось к завершению.

Саша вытерла губы тыльной стороной ладони и сплюнула остатки желчи, те, что не извергла из себя ранее, перегнувшись через поручни каракки.

«О боги, как я ненавижу это судно», – подумала она со злостью. Плавание по Бурному морю к затопленным руинам Призрачного порта было достаточно тяжелым, но нынешнее оказалось просто пыткой. Экипаж, состоявший из Нерожденных, явно не испытывал никаких приступов морской болезни, даже когда ужасные волны, вздымавшиеся в Бескрайнем океане, угрожали перевернуть корабль – столько раз, что девушка давно сбилась со счета. Ее же выворачивало наизнанку так часто, что и дышать было больно.

Саша гадала, каких глубин достигают темно-серые воды под ней. Пару раз она замечала некие гигантские силуэты, плывшие на большом расстоянии от корабля, которые через считаные мгновения погружались в воду с огромными всплесками. Случись это неподалеку от судна, «Удачу Госпожи» наверняка затопило бы.

Возможно, хуже морской болезни для нее было ощущение скуки. Ее товарищи по плаванию оказались не слишком общительны – за одним неудачным исключением.

– Прекрасное утро, не правда ли? – спросил Фергус, который подошел и встал рядом с ней на носу судна.

Высокий мужчина с острым профилем и бросающимся в глаза «мысом вдовца» мог бы считаться красивым и утонченным – на расстоянии.

«Прежде чем станет заметной пустота в глубине его взгляда. Вакуум там, где должна быть душа».

По правде говоря, от Фергуса у Саши мурашки бежали по телу. Казалось, он полностью лишен человеческих чувств, даже в большей степени, чем окружавшие их Нерожденные. Разница, пожалуй, состояла в том, что Нерожденные никогда не развивались до той стадии, в которой возможно появление чувств, Фергус же просто прошел мимо них – человек здоровый, но лишенный того, что делает человека личностью. Когда-то каждая из Нерожденных находившаяся на борту корабля, была младенцем. За свое неестественное существование им следовало благодарить Фергуса, поскольку именно он выступил инициатором безнравственного сотворения служительниц Белой Госпожи.

Саша повернулась к Фергусу спиной, но он, казалось, не желал улавливать намек. Не желал или был не способен понимать язык жестов.

– Острова всего в нескольких милях от нас.

Самопровозглашенный «человек прогресса» запустил длинные пальцы в седые волосы. Судя по его взгляду, он, казалось, постоянно был занят расчетами, анализом, разбором на составляющие и сбором их в другом порядке. Она вспомнила лязг его ножниц в башне ужасов в Телассе, и ее чуть не бросило в дрожь.

– Я сказала, чтобы ты не разговаривал со мной, – выпалила она. – Ты – чудовище.

Фергус изобразил улыбку, чуть скривив губы.

– Нет, нет, моя девочка, ты ошибаешься. Это – чудовища. – Он указал на служительниц на палубе. – А я – человек прогресса.

Саша искоса бросила взгляд поверх бесконечно катившихся волн, надеясь заметить землю. Что-нибудь в качестве повода – улизнуть от этого психопата. Фергус был высокопоставленным членом Совета, управлявшего городом от имени Белой Госпожи, и потому обладал правом старшинства над Сашей, которая до сих пор не разобралась в собственной роли на борту «Удачи Госпожи». Лорд-маг необъяснимо тепло отнеслась к Саше, исцелила чарами ее сломанную лодыжку и предоставила апартаменты в жилой зоне Совета. Фергус лично попросил, чтобы девушку включили в состав экспедиции на Небесные острова.

– Я надеюсь, что на этих островах найдется то, что можно будет использовать, – заметил Фергус. – Они были крупнейшим источником нетронутой магии в известном мире. Кто знает, до какой степени Древние могли их осквернить.

«Могли их осквернить? Да они поубивали здесь сотни жителей Сонливии!» – хотелось крикнуть Саше. Но она сделала ряд глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и подумала: как там Коул в Раздробленных государствах. Насколько она знала Даваруса, он наверняка выкидывал нелепые фортели и уже достал всех людей слева, справа и в центре. А еще она знала, что если кто и смог бы преуспеть в деле, несмотря на все подобное, так это Коул.

Саша почувствовала, как ей что-то всунули в руку, и опустила глаза. Мешочек, маленький коричневый мешочек. Подняв взгляд, она увидела, как тонкие черты лица Фергуса исказились в очередной пародии на улыбку.

– Кое-что для тебя. Средство от морской болезни.

Саша развязала шнурок и заглянула внутрь. Там был серебристый порошок.

– Мне это не нужно, – заявила она, бросив ему мешочек.

Однако она не докинула, и мешочек повис на ее согнутых пальцах девушке хотелось одного-единственного: раскрыть его и втянуть все содержимое своим искалеченным носом. И ублюдок Фергус понимал это. Он наблюдал за ней, словно она была любопытным насекомым, препарируя ее мысли, ее чувства. Ее потребности.

– Хорошо, – сказал он и, взяв у нее мешочек, спрятал его в свой плащ.

Затем посмотрел прямо по курсу судна, и его пристальный взгляд ящерицы загорелся.

– А-ха! Полагаю, мы приближаемся к месту назначения.

Впереди из тумана появились темные очертания берега. Даже на таком расстоянии Саша почувствовала: здесь что-то не так. В воздухе ощущалась какая-то тяжесть, в нем словно что-то назревало, будто действовали некие незримые, неслышимые, невоспринимаемые колоссальные энергии, которые могли проявиться в неожиданной форме в любое мгновение.

Нерожденная – капитан «Удачи Госпожи» присоединилась к ним на носу судна, двигаясь неслышно, как призрак.

– Небесные острова были вырваны из небес во время Войны с Богами, – сказала служительница.

Оставалось неясно, ее ли это слова, либо она просто выступала рупором своей хозяйки в Городе Башен. Саша уже становилась свидетельницей телепатической связи между Белой Госпожой и ее служительницами.

– То, что вы чувствуете, – первозданная сущность магии. Потенциал для созидания. Это место опасно – возможно, даже более опасно, чем Опухоль. Даже местная дикая природа подвержена воздействию ее ауры.

Палубу накрыла огромная тень – подняв взгляд, Саша увидела пролетавшего исполинского орла, размах его крыльев превосходил ширину судна под ним. Издав пронзительный крик, он слегка повернулся, будто размышляя, могли ли находившиеся на корабле стать добычей. Очевидно, решил, что не могли – или, возможно, присутствие Нерожденной, существа чуждой природы, обеспокоило его – как бы то ни было, он изменил курс и направился назад, к островам.

Сцепив пальцы рук вместе, Фергус произнес:

– Хм-м. Впечатляющий образчик… И, разумеется, совершенно неестественный. Говорили, во времена Века Легенд существовала птица столь огромная, что ее тень могла накрыть целый город. Полагаю, она называлась «рок». Меня всегда интересовало, что случилось бы, если бы пришлось встретиться в небесах с драконом. Думаю, мы этого никогда не узнаем.

По мере того как они подплывали к островам, странное ощущение в воздухе становилось все сильнее. Саша услышала глухой стук о палубу позади и, обернувшись, увидела, что там, как ей сначала показалось, лежала рыба. Присмотревшись получше, она разглядела странную форму рыбы – большую тупую голову, плавно сужавшуюся к хвосту, – и необычно умные глаза. В животном было что-то тревожащее.

Фергус наклонился, чтобы рассмотреть его, и пробормотал в восхищении:

– Ну и ну. Кит! – воскликнул он.

– Кит? – недоуменно повторила Саша. – Это же те невероятные существа, которых я недавно видела? Они были огромные. Больше, чем дом.

– Этот кит испытал воздействие магии островов, – заметил Фергус. – Не всякое такое воздействие желанно. Говорят, что мозг кита близок по размерам человеческому – в относительном выражении. Как неожиданно – обнаружить себя выброшенным из воды здесь и в таком… приемлемом виде.

Его глаза, казалось, разгорались, пока он, не отрываясь, смотрел на существо. Оно не билось, как рыба, а скорее печально лежало там, словно зная свою судьбу. Фергус опустил руку в плащ и извлек оттуда нож, выглядевший очень острым.

– Что ты делаешь? – спросила Саша, хотя блеск во взгляде мужчины говорил сам за себя.

– Я собираюсь поэкспериментировать, – ответил Фергус. – Хочу увидеть мозг этого животного своими глазами. Поиск знаний не прекращается никогда. В конце концов, я – человек прогресса.

Через час они наконец подошли достаточно близко к береговой линии, чтобы начать поиски места, где причалить. Тогда-то тела и стали стукаться о корпус судна.

Когда Саша заглянула за борт, ее снова затошнило. В заливе плавали сотни обезглавленных трупов Первопроходцев, которые отправились под парусами из Сонливии с мечтой вернуться богатыми или, по крайней мере, уже не бедняками. Фехды поубивали их всех.

Девушку внезапно обуяла всепоглощающая потребность притупить этот ужас, и ее взгляд упал на Фергуса. На его лице уже заиграла самодовольная ухмылка, словно он точно знал, как все произойдет. Она ненавидела его за это и презирала.

Но ни ненависть, ни презрение не удержали Сашу от того, чтобы подойти к нему и протянуть руку. Он молча передал ей мешочек с хашкой.

«Он не видит людей, – осознала она. – Он видит проекты. Загадки».

Девушка почти развязала шнурок, когда с наблюдательного поста донесся крик. Саша удалось не выронить свой драгоценный груз и засунуть его в карман, и тут на берегу появились какие-то крохотные фигурки. Они по-прежнему оставались слишком мелкими, чтобы можно было рассмотреть детали, но через несколько секунд она услышала резкий хруст, и настил палубы справа от нее разбился, в воздух взлетели куски дерева и грязи.

Нерожденная на полубаке неожиданно дернулась. Из ее груди потекла омерзительно пахнувшая черная кровь, что заставило людей на борту «Удачи Госпожи» броситься по сторонам в отвращении либо зажать носы. Всех, кроме Фергуса, который с интересом наблюдал за происходившим. Казалось, служительницу не слишком обеспокоила рана, но через несколько мгновений раздался еще один резкий треск, и ее череп разлетелся на куски, как спелая дыня, а гниющие мозги забрызгали мачту позади.

Воздух разорвало еще несколько таких же звуков подряд, и Саша бросилась на палубу. Вокруг нее летали куски дерева и плоти, капли тошнотворной черной крови. Она увидела, как несколько Нерожденных нырнули с поручней корабля и погрузились в океан. Они поплыли к островам, пытаясь добраться до нападавших, прежде чем те потопят судно.

«Как они атакуют нас? – отчаянно размышляла Саша. – Ведь они находятся в сотнях ярдов!» Раскаты грома сотрясли небо, и вылетевшая из облаков черная молния, описав дугу, ударила в берег, откуда плеснул фонтан камня и брызг. Атака на судно тут же прекратилась. Саша поднялась на ноги, вытирая с лица вонючую запекшуюся кровь. Палуба «Удачи Госпожи» являла собой сцену жуткого побоища: повсюду лежали мертвые и раненые члены экипажа, одни подергивались, другие безмолвно смотрели на рваные отверстия в своих телах. Убито было лишь несколько Нерожденных, но у многих недоставало конечностей. Те, что прыгнули за борт, продолжали плыть: Саша видела зыбь, которую они оставляли за собой.

Небо осветилось новыми молниями, ударившими по той части побережья, откуда атаковали «Удачу Госпожи». Из-за облака пыли, которую подняли удары молний, было трудно рассмотреть, что происходит, но резкий треск быстро возобновился. Как ни странно, но на сей раз атаку, похоже, направляли не на корабль.

Неспешно подошел Фергус. Казалось, он не пострадал, и более того, его совершенно не тронуло разыгравшееся вокруг безумие.

– Кажется, у нас – нежданный союзник, – задумчиво проговорил он и указал в небо: – Там, в облаках, маг. Или еще кто-то, способный вызывать и направлять молнии.

И тут сверху опять понеслись ветвившиеся молнии. Те, кто находился внизу, ответили новой волной треска и свиста выстрелов, обращенных к облакам.

У Саши и так уже безумно стучало в груди, а когда она заметила огромное судно, словно чудовищный призрак огибавшее побережье в тумане, ее сердце чуть не разорвалось. Новый корабль не походил ни на что, виденное ею ранее: металлическая угловатая громадина цвета свинцового неба. «Удача Госпожи» была, возможно, самым лучшим судном в Благоприятном крае, но даже флагманский корабль правительницы Телассы казался маленьким и примитивным по сравнению с этим.

– Нам нужно спасаться бегством, – объявила капитан. – Фехды не покинули острова. Мы не сможем пережить противостояния с тем кораблем.

Подняв паруса, «Удачу Госпожи» развернули со всей возможной быстротой, и она понеслась прочь от приближавшегося судна. Удивительно, но оно не попыталось немедленно преследовать их. Молния прорвала небо позади них, и Саша увидела, как боевой корабль фехдов охватило черное пламя.

«Маг атакует корабль. Он пытается замедлить его продвижение».

Они неслись на всех парусах, понимая, что если преследовавший корабль догонит, то все они обречены. Каким-то образом им удалось оторваться от судна фехдов, и с наступлением вечера капитан объявила, что оно, очевидно, не преследует их. К тому времени Саша уже наполовину опустошила мешочек с хашкой и поэтому не сразу сообразила, что к чему, когда ночную тишину нарушило резкое карканье ворона. Она могла думать только о проявлении сильной магии, о грубых словах в адрес самой могущественной женщины в мире. О своей сестре, Амбрил, которая пожертвовала собой ради спасения младшей. Каким-то образом в ее забытье все соединилось, и тут ее словно камнем по набитой хашкой башке стукнуло: она поняла, кто стал их нежданным союзником.

– Танатес, – прошептала она.

Размахивая крыльями, из ночного неба на палубу опустился ворон. Птица стала светиться и менять форму, и вот перед ними оказался высокий мужчина в черном плаще, изодранном в лохмотья в сотне мест. Красная тряпка, которой он некогда прикрывал отсутствовавшие глаза, исчезла – ее сорвала Белая Госпожа во время их поединка. В его пустых глазницах полыхало черное пламя.

Последовало мгновение оглушительной тишины, и затем одна из Нерожденных прыгнула на Танатеса. Он поднял руку в перчатке, и ее потащило с палубы, швырнуло за борт, и она погрузилась в пенившиеся волны, как обломок кораблекрушения.

Мрачный чародей сделал шаг к экипажу. От него пахло черным порохом, пеплом и смертью.

– Слуги Элассы, – прорычал он. – Где ваша хозяйка?

– Защищает свой народ, – ответила Нерожденная – капитан корабля. – Тебя здесь не принимают, Ворон.

Танатес рассмеялся – словно ворона прокаркала.

– Ты не понимаешь. Я не спрашиваю у тебя разрешения. У нас с твоей хозяйкой есть незавершенное дело. По ее приказу меня высекли и повесили на стене ее города. Она даже украла мои воспоминания. Теперь я здесь, чтобы отомстить.

Чародей поднял кулак, объятый черным пламенем.

– Подожди. – Саша заковыляла вперед, споткнулась и упала на колени, больно оцарапав их о палубу. – Ты сражался с фехдами. Почему?

Танатес ответил не сразу:

– Древние умертвили здесь сотни невинных. Король-чародей Далашры не позволяет, чтобы несправедливость оставалась безответной. Это я помню. Теперь вы, слуги Элассы, ответите за преступления хозяйки.

– Подожди, – снова сказала Саша. – Ты меня знаешь. Я – Саша. Даварус Коул говорил обо мне.

Чародей опять помолчал.

– Даварус Коул? А. Дитя смерти. Ты – девушка, которую, по его словам, он любит.

«Любит? Никто не может меня любить». Саша отчаянно заморгала, стараясь избавиться от тумана в мозгах, порожденного хашкой, понимая, что сейчас – ее единственный шанс предотвратить катастрофу.

– Он говорил, ты – хороший человек. Мы не ответственны за то, что Белая Госпожа сотворила с тобой. Мы приплыли на эти острова в поисках магии, чтобы помочь сражаться с фехдами.

Танатес поморщился.

– Я думал сделать то же самое. Древние и близко никого не подпустят. Оружие, которое есть у них, достает дальше любого лука или пушки.

Неожиданно Фергус откашлялся и поднял тонкую руку.

– Извините. Позвольте мне задать вам вопрос, если можно. Жажда мести перевешивает долг перед человечеством?

Саша уставилась на Фергуса. Его глаза блестели. В них не было ни страха, ни ощущения понимания, сколь он близок к тому, что его магическим образом выпотрошат. Только любопытство перед очередной тайной, которую следует раскрыть.

Самопровозглашенный король-чародей Далашры нахмурился.

– Не говори мне о долге. Первейший долг короля всегда перед его народом.

Фергус кивнул.

– Тогда ваш долг – отложить вендетту против моей хозяйки и помочь нам сражаться с фехдами. Ибо, если вы этого не сделаете, все человечество обречено.

Черное пламя, окружавшее сжатый кулак Танатеса, замерцало и погасло. Он нахмурился.

– Легко говорить. Элассу не заботит долг. Глубочайшее из всех ее желаний – быть спасительницей. Оно и правило ее яростью, так же, как и потеря нашего ребенка: она отказалась от объединения Конгрегации и Альянса. Вместо этого мы его обрекли.

– Ты еще можешь нас спасти, – прошептала Саша. – Ты и Белая Госпожа. Пожалуйста. Больше никого нет.

На долгое время воцарилась тишина. Танатес покрутил головой по сторонам, словно осматривая урон, нанесенный кораблю фехдами.

– Я узнал, что сделали здесь Древние. Эти тела…. Мне все равно.

– Так ты нам поможешь? – взмолилась Саша.

Танатес тяжко вздохнул. Стиснув челюсти, уставился невидящим взором в небо и в конце концов кивнул.

– Ты должна устроить нашу встречу. Я не могу обещать, что мы не убьем друг друга. Но если Эласса и я сможем оставить в стороне ненависть, я расскажу ей о том, как провел время в Сонливии, и об одном фехде, которого очень хорошо узнал. Его звали Айзек.

 

Преодоление

Полумаг погладил руку женщины, находившейся рядом с ним, поражаясь тому, сколь нежна она на ощупь. Та вознаградила его улыбкой, которая при данных обстоятельствах чуть не разбила его иссохшее сердце, или что у него там было на этом месте.

Воздух разорвал оглушающий сигнал рога, и гигантское транспортное судно с оружием, предвещавшим Расплату Телассы, на борту вошло в гавань. По размерам оно почти соответствовало флагманам Первой и Второй флотилий, но на нем не было артиллерии, а экипаж насчитывал минимально необходимое количество человек. Большую часть главной палубы занимал металлический цилиндр, такой громадный, что мог соперничать с башнями, которые Эремул увидел из гавани Телассы; этот чудовищный ствол из стали был направлен в небо. Айзек называл его Разрушителем Миров. Судья вскользь упомянул, что в таинственные Прежние Времена оружие могло быть развернуто в гораздо более компактной форме, а когда тысячи таких устройств применили одновременно, это в конце концов и привело к массовому опустошению их древней родины.

«Исчезнувшие и человечество. Мы разделяем с ними склонность к массовым убийствам, которые посрамили бы и богов, не считая того, что мы убили и их тоже».

Полумаг почувствовал, как пальцы Моники сжали его руку. Он оторвал взгляд от предвестника их гибели и встретился с ней глазами.

– Будет больно? – спросила она его. – Когда наступит наш черед, будет больно?

Эремул беспомощно пожал плечами.

– Я так не думаю. Это произойдет мгновенно, насколько я понимаю. У нас не найдется времени, чтобы ощутить боль. Одна секунда, и… – Он умолк, не желая заканчивать фразу.

– Но ты же чародей. Твоя магия может защитить нас? – Надежда, прозвучавшая в голосе Моники, заставила его почувствовать себя шестидюймовым крошкой.

«А я ведь почти трех футов достигаю в хороший день».

– Моя магия не защитит нас, – слабым голосом ответил он. – Даже магия Белой Госпожи не защитит ни ее город, ни ее народ. Оружие, которое применят с того корабля, Разрушитель Миров, уничтожает всю материю. Взрыв будет колоссальный. Ничто на мили вокруг не выживет.

Зазвучала труба, и Полумаг посмотрел вниз, на причалы, к которым приближалась процессия фехдов, чтобы встретить прибывавшее судно. Генерал Савериан целеустремленно шагал впереди. Рядом с ним шла женщина-фехд, присутствовавшая, как вспомнил Эремул, во время побоища в день его предполагаемой казни. Айзек и его сестра Мелиссан, которую он знал некогда как Лорганну, следовали за ними, а позади шествовала еще пара десятков Древних. На правом плече Савериана возлежала смертоносная ручная пушка, применяемая Древними, только больших размеров, чем у всех остальных.

– Нам нора идти, – пробормотал Эремул.

Им нужно было отдохнуть от Прибежища, не говоря уже о нескончаемых безумных словоизвержениях Марда и Рикера. Уединение стало роскошью, не доступной никому в условиях оккупации города. Как ни странно, гавань была чуть ли не самым безопасным местом для печально известного отверженного. В отличие от его соотечественников, жителей Сонливии, фехды не испытывали к нему враждебности. Не в большей степени, чем сам Эремул – к крысам, которые наводнили Прибежище. Его настигнет Расплата, когда придет время, вот и все. Мелочная жестокость – это, казалось, удел меньших рас.

Когда Эремул и Моника покинули гавань и начали обратный путь к Прибежищу, его окликнул хорошо знакомый мелодичный голос. Обернувшись, он увидел Айзека, который жестами просил его остаться на месте. К ужасу Эремула, Судья сказал что-то генералу Савериану. Внезапный страх превратился в настоящую панику, когда те вдвоем зашагали к нему и Монике. И не только они, но и сестры Айзека – тоже.

«Черт, – подумал он, пытаясь бороться с собственным страхом. – Спокойно. Если бы они хотели тебя убить, ты бы давно уже оказался в земляной яме. Или, что более вероятно, превратился бы в пепел, летящий по ветру».

Моника прильнула к нему, и он понял, что надо держать себя в руках ради нее. Айзека и его сестер он еще мог как-то принять, но вот беловолосый генерал устрашал крайне.

– Итак, это – тот человек, – произнес Савериан, глядя сверху вниз на Полумага глазами чернее, чем само отчаяние, старше, чем сама земля. Это могло бы быть вопросом, но холодная уверенность в голосе Савериана не оставляла никакого места для сомнения. – Твой любимчик.

– Я бы не стал формулировать таким образом, сэр, – ответил Айзек.

Мелиссан рассмеялась, и смех ее прозвучал перезвоном сотни серебряных колокольчиков.

– Боюсь, мой дорогой брат просто одержим своим маленьким проектом. Осмелюсь сказать, он даже может считать его другом – как ни абсурдно такое представление.

Вторая женщина рядом с Саверианом подняла совершенную руку и отбросила прядь золотистых волос. Древние были красивым народом – высоким и стройным, с чертами, словно высеченными самым искусным скульптором, – но она – прекрасной неописуемо.

– А рядом спутница жизни того существа? – с любопытством спросила она, едва заметно кивнув Монике.

– То – не существо, а мужчина, Ним, – мягко сказал Айзек, глядя на сестру с искренним восторгом.

У Эремула никогда не было ни брата, ни сестры. Произошло ли это из-за эмоционального излучения со стороны Судьи, или хватило одного выражения его лица, но в то мгновение Полумаг понял, какой силы чувство может испытывать брат к сестре. Когда ощущение пропало, на его место пришло опустошение. И как всегда, пустоту заполнила горечь.

– Люди редко имеют спутников жизни, как мы понимаем это, – заметила Мелиссан. Полумаг физически ощущал яд, сочившийся в ее голосе. – Они – как собаки. Спариваются, а потом уходят, чтобы найти кого-то другого, с кем разделить свое семя. Последствие незначительной продолжительности их жизни.

Полумагу хотелось выплеснуть ярость в надменное лицо этой женщины-фехда, которая так легко им манипулировала. Именно Мелиссан едва не довела его до кончины в петле. А теперь она смеет оскорблять то единственное, что придало его жизни хоть какое-то значение?

«Все тридцать пять моих лет на этой земле соотечественники высмеивали и оплевывали меня, внушали мне ощущение собственной никчемности. Я могу вынести от вас что угодно. Но не оскорбляйте ее». Четверо совершенных бессмертных смотрели сверху вниз на Монику, будто она была пятнышком мушиного дерьма. «Три», – поправился он. Айзека эта ситуация, похоже, смущала.

Генерал Савериан положил руку в перчатке на плечо женщины по имени Ним.

– Тысячу лет Нимувия была обещана мне. Однажды мы соединим наши жизни и проведем остаток вечности вместе. Мне жаль вас, недолговечные существа, и ваших иллюзий значимости. И постоянства.

«Не делай ничего сгоряча. Не делай ничего сгоряча». Эремул повторял фразу снова и снова, скрежеща зубами – единственный жалкий выход ярости, который он мог себе позволить. Ему отчаянно хотелось выплеснуть на этого Савериана свою магию, по останавливал страх. Страх, и еще – слова Айзека.

«Магия для нас – словно вода. Эльфы тоже собирались противопоставить нам свое волшебство во время Сумеречной войны. Оно мало помогло им».

Савериан прожил пять тысяч лет. Если бы убить легендарного генерала магией было легко, это случилось бы давным- давно.

– Нам пора осмотреть Разрушителя Миров, – объявил генерал, водружая на плечо свое орудие и разворачиваясь на каблуках. – Мы потратили достаточно времени на этих животных.

Эремула в конце концов прорвало.

– Не называй ее животным, ты, надменный придурок! – рявкнул он.

Савериан остановился. Мелиссан развернулась, ее губы скривились от гнева. Ним тихо ахнула. Айзек просто закрыл глаза, словно он почти ожидал такого исхода, но надеялся, что трагедии можно будет избежать. Генерал медленно повернулся.

И тут Савериана ударила стрела.

Стукнув его в грудь, она отскочила от серебристых доспехов, хотя, судя по боли, мелькнувшей в обсидиановых глазах, удар был чувствительным. Эремул тоже взвизгнул от боли – эмоциональное излучение Савериана оказалось еще сильнее, чем у Айзека.

Воздух разорвали боевые кличи. Из переулка выскочили вооруженные мужчины – бывшие Алые Стражники, ополченцы – ветераны коротких войн с Призрачным портом и Телассой, – и обычные граждане, нашедшие в себе смелость взяться за меч в последнем отчаянном сражении с захватчиками. Засада была идеально спланирована либо оказалась невероятно удачной: остальные фехды находились в сотнях ярдов от своих четырех офицеров, оставив их без всякого прикрытия.

Раздались призывы: «За Сонливию!» – и другие, также не отличавшиеся особой оригинальностью, но достойные одобрения. Несмотря ни на что, Эремул ощутил некоторый прилив гордости. Нашлись в городе люди, рискнувшие пойти на безрассудно смелое сопротивление оккупантам. Пораженный, он заметил среди мятежников знакомого – Лашана, бывшего начальника порта, которого Эремул дважды унизил в недалеком прошлом. Взгляд Лашана, бежавшего в атаку с коротким мечом, неловко сжатым недавно вылеченной рукой, упал на Полумага. Летом Эремул сломал ему пальцы колесами кресла. Этот человек был тогда распоследним трусом, но теперь откуда-то почерпнул мужество.

– Предатель! – завизжал Лашан, брызгая слюной.

«Все совсем не так, как кажется», – хотел было возразить Полумаг. Кто бы ни стоял за атакой, ему он явно не доверял, раз не посвятил в планы. Он это понимал. Полумага не заботило, что его могут убить заодно с командованием фехдов, но Моника тоже оказалась у них на пути. В пределах дальности выстрела из лука находилось по крайней мере тридцать вооруженных мужчин, и позади них бежали другие.

Трое Судей выступили вперед, чтобы защитить командующего, но Савериан поднял руку, и они отошли. Беловолосый генерал в одиночку сделал единственный длинный шаг навстречу тем, кто выскочил из засады.

Эремул начал читать заклинание, призванное защитить Монику, но то, что произошло дальше, заставило его застыть на месте. Он не верил своим глазам. Когда прилетела первая волна стрел, генерал Савериан сделал невероятно высокий прыжок, вращаясь в воздухе. Стрелы отскакивали от его плаща, словно черная ткань была из стали. Во время прыжка Савериан навел одной рукой оружие на плече. Раздался такой грохот, будто поочередно взорвалось несколько бочек с черным порохом. Воздух прорвал бесконечный поток крошечных металлических снарядов, которые дырявили тела отважных сонливийцев, и те, шатаясь, заливали все вокруг кровью либо падали замертво, как подкошенные, на булыжные мостовые.

Савериан опустился наземь, будто вихрь. Теперь в его руке оказался прозрачный длинный меч, и он покрыл оставшиеся до мятежников двадцать шагов одним рывком, словно покорив пространство и время. Он наносил удары направо и налево, находясь в непрерывном движении, его клинок отсекал конечности и разрубал людей надвое, точно огромная свистящая пила, так быстро, что Полумаг не успевал за ним уследить. Лашан умер в числе последних, его правая рука с мечом улетела в одну сторону, а голова взмыла вверх в другую.

Все было кончено за считаные секунды. Набережная у причалов покрылась алым месивом раскроенных тел и расползавшимися лужами крови. Савериан нагнулся, чтобы поднять свое ручное орудие, затем выпрямился и вложил в ножны меч одним совершенным движением. Дунув на дымящееся дуло орудия, он зашагал к Эремулу.

– Гнев – признак меньших рас, – констатировал он. – Животных и всяких тварей. Истинная сила обретается через преодоление. Твои слова не значат ничего. Они – лай злого пса. Завтра Телассу настигнет Расплата. Этот город последует за ним. Используй оставшиеся тебе дни как можно лучше.

Генерал Савериан повернулся и направился к ожидавшему кораблю. Мелиссан и Ним быстро последовали за ним. Айзек поколебался, но, бросив на Эремула извиняющийся взгляд, присоединился к остальным в осмотре Разрушителя Миров, кошмарного оружия, которое будет в конце концов применено завтра.

Полумаг глядел прямо перед собой. На север города и на Прибежище.

– Мы уходим, – глухо сказал он.

В приливе стыда он не мог обратить взгляд на Монику. Его мокрая одежда говорила сама за себя.

Он обмочился.

 

Согнутый, но не сломленный

Он очнулся под звуки плескавшейся воды. Открыл глаза, уставился вверх, в стальное небо. По-прежнему шел снег, но сумерки были уже близко. На него нападал целый сугроб, и он стряхнул его, стер снежинки с лица. Магнар находился рядом, грудь сына под белым покрывалом вздымалась и опускалась в естественном ритме. Кейн смел снег, боясь того, что обнаружит под ним. Но никаких следов ножа, который всадили в грудь сыну, не было.

Кейн осмотрел собственное тело. У него появились свежие шрамы на запястье, на руке и на боку, где вошло копье. Ощупал лицо вокруг губ. Одного-двух зубов не хватало, но челюсть осталась целой.

– Мне вспомнилась наша первая встреча. Ты убил, чтобы завоевать мое расположение. Я вылечил тебя тогда, как и сейчас.

Голос был очень тонким, древним, словно деревья, рассеянные по холмам вокруг.

Кейн поспешил подняться на ноги, удалось это с большим трудом. Тело болело просто жутко, но по любым меркам он должен был уже помереть от полученных ран. Он огляделся по сторонам в поисках источника голоса. В поисках человека, который спас жизнь ему и сыну. И обнаружил его стоявшим у озера, спиной к нему. Хрупкая фигура, по-детски тонкая под одеянием.

Шаман.

Лорд-маг медленно повернулся. Поднял сморщенные, старческие руки и отбросил назад капюшон.

У Кейна перехватило дыхание. Шаман выглядел древним. Выглядел как труп или почти как труп, потому что еще дышал. Единственной чертой, хоть как-то напоминавшей того внушительного бессмертного, которого знал Кейн когда-то, были синие глаза, хотя даже они потускнели сейчас от возраста и слезились.

– Что с тобой случилось? – прошептал Кейн.

– Это.

Шаман обнажил грудь, сморщенную сильнее, чем яблоко, оставленное под солнцем на месяц. Под складками, возле сердца, оказалась нарывавшая дыра. Плоть была черной и источала гной. Пахло ужасно – даже на таком расстоянии, – и Кейну пришлось отвернуться, чтобы его не стошнило.

– Пуля, отлитая из демонической стали. Этот узурпатор выстрелил ею из оружия фехдов, которое где-то нашел. – Шаман кивнул в сторону тлевшего скелета, торчавшего в луже талой воды возле остатков бивачного костра.

Парализующее заклятие, от которого Кразка застыл на месте, сгорая заживо, действовало и после его смерти. На почерневшем от огня лице остались изумление и ярость. Обуглившиеся костяшки пальцев все еще сжимали мертвой хваткой оружие, но этот странный предмет был сейчас изуродован, погнутый металлический ствол пузырился.

– Демоническая сталь – проклятие для магии, – продолжил Шаман. – Металл, застрявший во мне, – яд, от которого мне не спастись. Тебе следует забрать меч узурпатора, Кейн. Это грозное оружие.

Наклонившись, Кейн взял меч Кразки из демонической стали. Он колебался. Затем поднял свой старый двуручный меч, потертый клинок, который его друг Браксус выковал для него много лет назад. Посмотрев на оба меча, он нахмурился.

– Не оружие создает мужчину. Мужчина создает оружие.

Повернувшись, он зашвырнул меч Кразки в озеро. Кейн смотрел, как тот исчез в водах, чтобы опуститься на самое дно, губительное оружие, которое, если духи будут добры, никогда больше не отнимет ни одной жизни.

Вложив в ножны двуручный меч, он проверил, как там Магнар. Сын был еще без сознания, ужасно худ и весь в шрамах от всевозможных пыток, о которых Кейну не хотелось даже думать. Но, по крайней мере, он выжил.

Бродар повернулся к Шаману.

– Зачем? – задал он простой вопрос. – После всего, что случилось между нами. Зачем спасать наши жизни?

Шаман помолчал минуту, а потом ответил таким вымученным шепотом, что Кейн с трудом расслышал его слова из-за ветра:

– Я любил когда-то одну женщину. Еще до Войны с Богами Конгрегация поймала ее и сожгла заживо. Они использовали демоническую сталь, чтобы лишить силы нашу магию. Это меня сломало. Я был тогда слаб, Кейн. Я решил стать кем-то иным. Так я пришел сюда, в вашу страну, в то место, которое не захотел взять себе ни один другой лорд-маг. Я сделал себя богом. Богом, чье господство никогда нельзя было подвергать сомнению. Тех, кто не обращал внимания на мои законы, я ломал.

– Ты пытался сломить меня.

– Да. И тем не менее тебя сломить не удалось. Я был самым слабым из лордов-магов. Но ты – ты всегда был самым сильным из людей. Ты нужен сейчас своему народу, Меч Севера.

Словно для того чтобы пояснить свои слова, лорд-маг указал дрожащим пальцем на противоположный берег озера.

Кейн сощурился, пытаясь увидеть сквозь падавший снег. Он смог разглядеть мерзкие очертания сотни тварей, ползших, скользивших по снегу. Он распознал обычных и мерцающих демонов, но там были и другие, еще более жуткие монстры, которых он никогда прежде не видывал за все годы службы Хранителем.

– Они догонят нас, не успеем мы пройти и милю, – сказал Кейн. – Слишком поздно.

Нагнувшись, он поднял на руки Магнара, поразившись тому, сколь мало весил его сын. Бежать было некуда, их настигнут везде в течение часа.

И тут Кейн услышал движение вокруг. Медленно повернувшись, он увидел, как когтистые лапы зацокали по замерзшей земле вдоль озера. Из снежной бури возникали самые разные звери: медведи и волки, лоси и олени. Горные коты, белые, как снег, почти невидимые, не считая их желтых глаз.

– Оставшиеся Собратья, – пояснил Шаман. – Они примут здесь свой последний бой. – Он поднял руки, такие тонкие, что смотрелись они как пародия на огромные бицепсы, которыми некогда гордился лорд-маг. – Я всегда был самым слабым из лордов-магов, а создание Портала – одно из труднейших колдовских деяний. У меня осталось мало магии, поэтому я отдаю себя. Мою божественную сущность, украденную у богов. Мой дар тебе, Кейн. Мое извинение.

Раздался неистовый треск. Пространство вокруг Шамана начало колыхаться, волны воздушной зыби стали искажать озеро позади, пока оно не исчезло, и вместо него появились холмы Зеленого предела. Сквозь магический дверной проем Кейн увидел огромный караван людей, направлявшийся на юг, диаспору горцев, бежавших от орды демонов, буйствовавших в Высоких Клыках.

– Иди, – прошептал Шаман.

Из него истекали золотые и серебряные пылинки. Казалось, он сжимался, а затем стал сгибаться, поддерживая Портал.

– Позаботься о сыне и отыщи жену. Веди наш народ в безопасное место.

Кейн шагнул к колебавшемуся образу Зеленого предела. Прежде чем пересечь порог, оглянулся.

– А как же ты? – спросил он.

Синие глаза Шамана моргнули.

– Все умирают, – просто сказал он.

Затем он стал распадаться, из отверстий в его теле там, где трескалась плоть, вырывались потоки божественной энергии, возвращаясь в небеса, откуда были украдены столетия назад.

– Иди, – приказал угасающий голос Шамана в последний раз.

Крепко сжимая в руках сына, Бродар Кейн бросился через Портал.

– Даже при всей исцеляющей магии, что я применила, его тело слабо. Но он выживет.

Выдохнув с облегчением, он провел по лицу грубыми, заскорузлыми руками, ощутив щетину месячной давности, шрамы и морщины, запечатлевшие на его лице историю совершенного насилия. Холодная вода смогла отчасти смыть глубоко въевшуюся грязь, но эти шрамы останутся навсегда, постоянно напоминая, чем он был. Кем он был.

Он поднял взгляд на молодую чародейку, которая принесла ему эту весть. Одна из немногих, она уцелела в магическом противоборстве круга Сердечного Камня и чародеек Зеленого предела – трагедии, напрасно унесшей столько жизней. Он вспомнил нож, дрожавший в горле ведуньи, которую он убил, и вздрогнул.

– Я сожалею о твоей подруге, – сказал он. – Я лишь хотел найти сына.

Чародейка холодно пожала плечами.

– Ты нашел его.

Сообщив о состоянии Магнара, женщина повернулась и ушла. Кейн уладил личное дело с Кразкой, но никто не приветствовал его, как вернувшегося героя. Сейчас – не время героев, и, помимо того, нельзя было выйти из тени совершенного им. Из тени Красной долины или пары десятков меньших преступлений.

– Пора, – прозвучал знакомый голос.

Кейн, стоявший на коленях у ледяного ручья, поднялся на ноги и обменялся кивками с Оргримом Вражьим Молотом. Скоро начнется сбор вождей.

Узкая долина, в которую открылся Портал Шамана, была всего в нескольких милях от скромной усадьбы, где Бродар и Мхайра прожили лучшую часть своей супружеской жизни. Ему не терпелось взять лошадь и поскакать сейчас туда, но Карн настоял, чтобы он присутствовал на коротком сборе вождей Западного, Зеленого и Восточного пределов. Скоро массовый исход достигнет Зеленых Дебрей, и огромная толпа убегавших горцев неизбежно начнет рассредоточиваться.

Кейн направился к возвышавшейся посреди заснеженной долины фигуре вождя. Мимо него быстро шли воины, а также женщины и дети, все двигались на юг. К Низинам. Десятки тысяч его соотечественников, изгнанные из домов вторгшейся ордой демонов.

Карн ждал, всадив Держащий Клятву острием в землю перед собой. Кейн и Оргрим подошли одновременно с Брэндвином Младшим, который появился из толпы своих людей. Вождь Зеленого предела выступил вперед и пожал руку Кейну, его кожа оказалась нежнее и мягче, чем у любого воина. Но ведь Брэндвин на самом деле не был настоящим воином: он был губернатором и советником, куда лучше управляясь с цифрами и политикой, чем с мечом и щитом. Сражаться умел Брэндвин Старший, его отец. Но неуступчивость, недалекость и упрямство того привели к смерти многих людей.

Брэндвин Младший, обладатель маленьких глазок и слабого голоса, улыбнулся Кейну из-под рыжеватой бороды.

– Бродар Кейн. Меч Севера. Я почти не знал тебя, когда рос, но мой отец всегда высоко отзывался о тебе как о лучшем друге.

– Так. Твой папа и я были когда-то близки, – ответил Кейн.

Возможно, слишком близки. Возможно, ему давно следовало заставить Брэндвина свернуть с той дороги, что привела его в конце концов к разрыву Договора и провозглашению независимости Зеленого предела. Однако жизнь состояла из множества возможно, и единственное, что действительно имело значение, – несомненность данной минуты.

– Скажи мне, как умер тот сукин сын? – тихо спросил Брэндвин Младший.

Несколько удивленный, Кейн моргнул.

– Кразка или Шаман?

Глаза молодого вождя сверкнули.

– Оба.

Кейн поразмыслил минуту.

– Так, как они заслужили, – ответил он.

– К делу, – прогремел Карн, предотвращая дальнейшие вопросы. – Основная масса легиона демонов – еще в центральной части Клыков. Как только они поубивают все, что у них на пути, они расползутся по самым дальним пределам. В Небесный предел и в Синий предел. В Глубокий предел и в Северный предел.

– Для них есть какая-то надежда? – спросил Кейн.

Карн пожал массивными плечами.

– Вероятно, кто-то сможет найти безопасное укрытие. Хротгар – осмотрительный вождь. Но от Нарма Чернозубого ничего не слышно уже много дней.

– А как Мехмон?

Вождь Северного предела был когда-то другом Кейна.

Оргрим прокашлялся.

– Морозную Твердыню сожгли дотла. Я сам исполнял приказ. Я и Кразка. Мехмон мертв. – В глазах Оргрима появился стыд.

– Мертв, – эхом откликнулся Кейн.

Мехмон был человеком чести. Таких осталось немного, вот что ему казалось.

– Мы все умрем в конце концов, – заметил Карн, бросив на Бродара весьма многозначительный взгляд. – Но если хотим спасти наших людей, мы должны забыть тех, кому уже поздно помогать.

С северной стороны донесся какой-то шум, и вперед протолкался коренастый, широкоплечий воин.

– Мейс! – воскликнул Оргрим. – У тебя получилось.

Вождь Черного предела выглядел крайне изнуренным, его темная шевелюра слиплась от пота, а безволосый подбородок покрылся струпьями от бесчисленных порезов.

– Едва-едва, – проворчал он. – Демоны догнали нас за несколько миль от Сердечного Камня. Мы думали, что идем маршем на юг, чтобы помочь отобрать столицу у Короля-Мясника, а вместо этого попали в чертову бойню.

– Вы здорово справились, добравшись так далеко, – пророкотал Карн, протягивая руку в приветствии.

Мейс сжал ее. Вождь Черного предела был на фут ниже, но так же широк, как Карн.

– Мне помогли, – добавил Мейс. – Там появились Отрекшиеся. Оказалось, что они оставили Северный предел несколько недель назад. Никто не посылал припасов в Ледяной Шпиль после смерти Мехмона.

Отрекшиеся. В прошлом Кейн встречал лишь немногих членов этого ордена. Они редко покидали Ледяной Шпиль, свою крепость, которая возвышалась на самом краю ледяной пустыни. Принятые в ряды Отрекшихся, как правило, погибали, неся службу, сражаясь в одиночку в тундре с ледяными упырями или кем-то похуже. За одним примечательным исключением, это были забытые герои горцев.

– И еще какой-то парень, – продолжал Мейс. – Одинокий воин. Появился уже в ходе битвы. Убил демонов больше, чем любые трое мужчин вместе. Не снимал капюшона, но его топоры пели о смерти, как сам Похититель.

– Топоры? – повторил Кейн. Он ощутил холодок, пробежавший по спине. – Он выжил?

Мейс пожал плечами.

– Не думаю. Когда я видел его в последний раз, он был безнадежно окружен.

– Если демоны придут за нами сюда, – сказал Карн, – неминуема резня. Мы рассредоточены, наши женщины и дети уязвимы.

Оргрим поднял огромный боевой молот.

– Я соберу воинов. Самых смелых и самых преданных. Я сдал Восточный предел, думая сберечь своих людей, но вижу теперь, что демоны не пощадят никого. – Голос вождя звучал хрипло, а во взгляде чувствовалась тяжесть совершенных ошибок. – Я дал им войти – и теперь мой народ, мои соотечественники мертвы. Позвольте мне умереть вместе с ними. Куплю вам времени, сколько смогу.

Мейс сплюнул, и это означало, что страшное дело нужно сделать и мужчина не станет от него уклоняться.

– Я соберу своих воинов и присоединюсь к тебе. Все, кто пожелает бежать на юг, вольны уходить. Те, кто хочет остаться и умереть как горцы, могут пойти с нами.

– Я не боюсь никаких демонов, – заявил Карн. – Но моим людям нужен предводитель. Я обязан находиться с ними.

Брэндвин задумчиво поскреб бороду.

– Демоны должны еще войти в мой предел. Я не стану жертвовать ни собой, ни моими людьми. Кроме того, мне нужно организовать подготовку припасов, тех, что мы сможем взять на юг. Предстоит долгий путь до гостеприимных мест.

Остался Кейн, который разминал недавно поврежденное запястье и смотрел вдаль.

– Я не мечтаю об очередном путешествии на юг, – медленно проговорил он. – Было бы легче и, возможно, благороднее умереть в сражении с демонами рядом с Вражьим Молотом. Как в прежние времена. – Он кивнул Оргриму, который ответил призрачной улыбкой, несмотря на переживаемую трагедию. – Но я не могу остаться. Я обещал, что позабочусь о безопасности сына, и я никуда не отправлюсь без Мхайры.

Карн извлек из сугроба Держащего Клятву, стряхнул снег с покрытого рунами клинка.

– Ты знаешь Низины лучше любого из нас, – сказал он. – Я прослежу, чтобы о твоем сыне заботились, пока ты нас не догонишь. Меч Севера нужен на юге.

Они распрощались. Кейн сжал лапищу Оргрима в последний раз.

– Помнишь, как на берегах Ледотая ты сказал, что во мне – огонь и сталь? Мы были тогда молоды. Что ж, огонь ушел, и, думаю, железо становится хрупким с возрастом, но не скажешь, что мы плохо провели время. Оберегали Клыки от демонов тридцать лет.

– Я сломался, – сказал Оргрим. – Под конец я сломался.

Кейн покачал головой.

– Ты не сломался. Ты согнулся. Думаю, ты можешь кому угодно простить мгновение слабости. Ты хороший человек, Оргрим. Один из лучших, кого я знаю. – Протянув руку, он похлопал огромного вождя по спине. – Умри так же, как жил. Защищая наш народ.

Кейн смотрел, как уходил его старый друг, понимая, что видит Оргрима в последний раз. Еще одно лицо вскоре будет принадлежать прошлому. В памяти всплыли слова Шамана. «Все умирают». Даже лорд-маг, тот, которого он тоже некогда мог назвать другом. Вероятно, последний из них.

Он пошел проверить, как там Магнар. Сын лежал на соломенном тюфяке под присмотром целителей. Чародейка приложила к губам палец, когда Бродар приблизился, и покачала головой, поэтому он тихо ускользнул, чтобы поискать лошадь. Только ему удалось убедить кого-то одолжить на несколько часов кобылу, как появился Дрожун. У него был наготове пергамент и перо.

– Бродар Кейн, – горячо приветствовал его парень. – Как я понимаю, на озере Драгур произошли важные события. Шаман мертв. Ты должен рассказать мне все.

Кейн улыбнулся.

– Возможно, позже, – ответил он, взобравшись на взятую взаймы лошадь и подняв руку в знак прощания. – Я должен сделать кое-что еще более важное прямо сейчас. Я отыщу жену. Я найду Мхайру.

 

Кархейн

«В конце туннеля всегда есть свет», – сказал ему Гарретт однажды.

Лежа в задней части повозки, подобно трупу на телеге Уборщиков, связанный Даварус Коул подумал: а не может ли этот свет появиться в виде ослепительного огненного шара, выпущенного рассвирепевшим лордом-магом, или, возможно, в виде колоссального взрыва, любезно устроенного Исчезнувшими, о страшном оружии которых ходили слухи. Коул был чертовски уверен лишь в одном: ничего хорошего он не принесет.

Кто-то, вероятно, отравил его пиво в таверне. Даварус не помнил, чтобы пил уж слишком много, хотя, по правде говоря, он вообще мало что мог вспомнить.

Повозка неожиданно подскочила, и его левое колено больно ударилось о боковую стенку.

– Вот дерьмо, – прошипел он.

– Спокойно, малыш, – велел чей-то голос.

В нем слышалось что-то знакомое. Разозлившийся Коул с запозданием осознал, что голос принадлежал вознице, который предупреждал его о культе Безымянного перед тем, как он остановился выпить в «Причуде юного фермера».

– Ты, – выпалил парень. – Ты – один из них. Один из последователей культа Безымянного.

С головы Коула стянули мешок. Несмотря на полумрак, царивший в крытой повозке, после многих часов, проведенных в полной тьме, из его глаз покатились слезы. Если судить по свету, который просачивался сквозь дыры в брезенте над головой, он провалялся здесь связанным ночь и еще полдня.

Последователь культа поднял руку и снял капюшон. Красная рожа и густые усы подтвердили подозрения Коула.

– Не просто один из них, – заявил тот в ответ, сверкая глазами. – Я – Надап Наиф, замглавы южного отделения в Кархейне.

– Ты это планировал? – спросил Даварус. – Ты знал, что я остановлюсь в таверне?

– Напротив, – усмехнулся Надап. – Я хотел, чтобы ты убрался отсюда подальше до прихода ночи. Я подозревал, что назойливый иностранец вроде тебя будет совать нос куда не следует – как в «Причуде» в ночь полнолуния.

Коул быстро осмотрелся. От похмелья у него все плыло перед глазами. За Надапом сидел еще один сторонник культа, также весь в черном, с капюшоном, надвинутым на лицо. Это он заговорил с Коулом, когда тот очнулся в первый раз. На другой стороне повозки лежала служанка из таверны – связанная, с мешком на голове. Имя ее стерлось из памяти юноши, тем не менее эти плавные изгибы… Ошибиться было невозможно. Он вспомнил теплые руки на своем теле, горячее дыхание на шее…

– Вы похитили подавальщицу из «Причуды»! – воскликнул он.

– Блудница просто нуждалась в объятиях Безымянного! Ее распутство на самом деле явно звало о помощи. Мы нашли вас в ее комнате, оба вы вырубились от выпивки. В отличие от девушки, тебе не предоставят возможности искать утешения в темноте.

– Нет?

– Нет. Ты, малыш, был избран.

– Избран для чего? – спросил Коул.

Повозка громыхнула на дорожной колдобине, его задницу пронзила острая боль; появилось дурное предчувствие: он понял, что его ожидает.

– Для смерти. Если ты станешь жертвой трехглазому демону, это поможет приблизить мир к благословенным объятиям тьмы.

Коул испустил глубокий вздох. Мгновением позже подавил зевок. Надап нахмурился.

– Известие о надвигающейся смерти вызывает у тебя скуку? – Адепт культа извлек из-под своих одеяний Проклятие Мага и помахал им перед носом юноши. – Может, выколоть тебе глаза этим чудным кинжалом?

Даварус отпрянул, вновь проклиная собственное невезение. Он должен был доставить послание советнице Лоскутного короля. Каждая секунда, которую он проводил связанным в этой телеге, – потеря времени.

– Куда ты меня везешь? – спросил он.

– Мы почти приехали. Там увидишь – если до того захочешь сохранить глаза.

Коул смиренно кивнул. Он снова попробовал свои путы. Поблизости из дна повозки торчал зазубренный кусок металла, в былые дни он бы уже украдкой тер об него веревку, готовясь схватить Проклятие Мага, как только путы упадут и его руки окажутся свободны.

Так бы он поступил тогда, когда еще воображал себя героем. Теперь более вероятно, что его убьют. И очень возможно, он так тут напортачил, что и девушку убьют тоже.

Его захлестнуло отчаяние. Приятный землистый запах сельской местности сменился вонью большого города, и с передка повозки донеслось:

– Мы почти у западных ворот. Заткните пленникам рты.

Надап засунул в рот Коулу грязную тряпку, и парня затошнило. Культист пошел взглянуть на девушку, которая еще спала, ее округлая грудь ритмично поднималась и опускалась. Пожав плечами, он повернулся и сказал вознице:

– Парню заткнул. С Шармэн проблем не будет.

«Шармэн?» Уставившись на тарбоннскую девушку, Даварус призадумался: что же произошло в ее комнате в таверне, прежде чем яд, подсыпанный в выпивку, вырубил его напрочь. Его захлестнуло чувство вины. Он утащил ее в постель? Даварус подумал о Саше и о том, как она отзовется на эту новость. На самом деле официально они парой не считались, но отсутствие рядом с ней других мужчин могло означать лишь, что она берегла себя для него. Коул сожалел, что у него не хватало силы воли ответить ей подобным же образом, но было бы неверно лишать женщин мира Даваруса Коула. По крайней мере до тех пор, пока он не наденет кольцо на палец Саше.

Услыхав тихое мяу, он вспомнил, что уложил Полуночницу в заплечный мешок. Похоже, адепты культа еще не обнаружили котенка.

Юноша уловил голоса снаружи повозки. Они были приглушенными, поэтому он не смог разобрать, что именно говорили. Даварус попытался воззвать о помощи, но кляп заглушил его слова, и вырвался только стон. Покачиваясь, повозка снова двинулась вперед. Вскоре до него донесся шум города. Многообразие запахов вызвало одновременно чувство голода и тошноту.

«Мы в Кархейне», – подумал он. Повозка резко остановилась, и зазвучала труба.

– Солдаты, прошипел возница с облучка. – Лоскутный король посылает новых людей на юг, воевать.

Снаружи донеслась барабанная дробь маршировавших ног. Коул слышал биение сотен сердец солдат, проходивших мимо повозки. Вскоре все звуки затихли вдали, и они снова поехали дальше. Шли минуты, его лоб покрылся каплями пота. Внутри повозки было душно. Наконец он почуял кисловатую вонь, и Надап вытащил кляп.

– Мы на месте, – проворчал он.

Девушка, Шармэн, стала ворочаться, приподнимать голову и осовело озираться вокруг. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но Коул, перехватив ее взгляд, покачал головой.

Брезент, прикрывавший повозку, откинули, и в его глаза хлынул неяркий дневной свет. Они находились в узком переулке, заваленном всяким хламом и мутной грязью, которая выливалась из засоренной сточной трубы. Повозка закрывала ему вид на город, но Коул был вполне уверен, что они находились в одном из беднейших районов столицы Тарбонна, в трущобах, по всей вероятности.

Один из адептов культа развязал его лодыжки и схватил за руки, а другой поднял Шармэн. Надап отстучал сложную последовательность сигналов по ближайшей двери здания, столь обветшалого, что было похоже, оно вот-вот рухнет. Вскоре дверь распахнулась, и Коула втолкнули в затемненное пристанище приверженцев культа. В кромешной тьме его провели по коридору, потом они завернули за угол и подошли к другой двери, из-под которой выбивался зловещий зеленый свет. Юноша чуял в воздухе смерть, она пронизывала каждый дюйм деревянного пола и стен вокруг. Позади всхлипывала Шармэн.

Дверь со скрипом отворилась, и двух пленников втолкнули в большую комнату, освещенную жаровнями, ярко горевшими в каждом углу. Адепты культа жгли какое-то странное вещество, чтобы придать пламени зеленый цвет, и от едкого запаха глаза Коула стали слезиться.

– Ты вернулся, – прошептал некто в капюшоне, сидевший, скрестив ноги, на полу в центре комнаты. – Ты привел девушку. И нежданного гостя.

Приверженец культа медленно поднялся на ноги. Он стянул с головы капюшон, и представшее перед юношей зрелище заставило его отшатнуться.

Старик выколол себе глаза, судя по неровным шрамам, окружавшим его пустые глазницы. Посреди лба огромный разрез в форме глаза открывал кость. Смотреть спокойно на результаты этого самокалечения было невозможно.

– Да, Сновидец, – ответил Надап. – Жертву Безымянному. Жителя Сонливии.

– Иностранца? – спросил тог, кого назвали Сновидцем. Он улыбнулся, открыв коричневые зубы. Его дыхание было тошнотворным. – Подходит. Городская стража не станет его искать.

– Чего вы от меня хотите? – крикнула Шармэн.

Девушка побледнела от страха. Коул снова подергал путы, но выскользнуть из них было невозможно: веревку плотно стянули узлами вокруг запястий.

– Не спрашивай, чего мы хотим от тебя, дитя, но, скорее, что мы можем для тебя сделать.

– Ты можешь меня отпустить, ты, больной придурок! – крикнула подавальщица, к удивлению Коула.

Из перепуганной девчонки Шармэн мгновенно превратилась в разъяренную фурию.

Сновидец прикоснулся морщинистой рукой к ее щеке. Она плюнула и попыталась отвернуться, но Надап, фальшивый возница, держал ее крепко.

– Внутри у тебя полная сумятица, девушка. Боль, что ты стремишься смягчить, блудодействуя без разбора с каждым мужчиной, который положит на тебя глаз.

Даварус хотел возразить на услышанное «без разбора» и – особенно – «с каждым мужчиной», но сверкание стали на поясе Сновидца и злобное выражение, с которым Надап посмотрел на него, раздавили это желание, словно дерьмо, попавшее под колесо повозки. Теперь юноша понял, в какой он опасности.

– Ты потеряла кого-то близкого, – продолжил Сновидец. – Сестру. Она была одной из тех, кто исчез до того, как Лоскутный король добился трона. Я понимаю твою боль, дитя. Мой сын погиб в войнах. Но тогда трехглазый демон пришел ко мне во снах и заговорил о Безымянном.

На фанатика стоит безусловно положиться вот в чем: при любой возможности он с энтузиазмом расскажет о том, какое кровавое дело вытащило его с утра из постели. Коул подумал, что наилучший способ выиграть время для выработки какого-нибудь плана – заставить этого человека рассказывать.

– Трехглазый демон говорил с тобой, – повторил он, стараясь, чтобы в его голосе прозвучал благоговейный страх. – А почему с тобой?

– Не только со мной. В Раздробленных государствах есть и другие Сновидцы. Мы обращаемся к заблудшим. К тем, у кого ничего нет, кого гражданские войны, которые раздирают это королевство, сделали бездомными и нищими. Безымянное предлагает нам помощь. Утешение в забвении.

Коул украдкой смотрел по сторонам в поисках чего-нибудь, чтобы освободить руки. Проклятие Мага все еще оставался у Надапа, где-то под верхней одеждой, но добраться до него со связанными запястьями не было никакой возможности, к тому же другие адепты культа облепили его, как короста на ране.

– Безымянное возвещает приход новой эпохи, – продолжал Сновидец, воодушевляясь темой. – Когда Безымянное окажется среди нас, не будет больше никакого неравенства. Не будет больше богатый повелевать бедным. Не будут больше сыновья и дочери гибнуть в бессмысленных войнах или безвозвратно исчезать в ночи.

– Ты безумец, – выпалила Шармэн.

Сновидец ухмыльнулся.

– Определенная степень безумия – первый шаг к спасению. Пора тебе усвоить этот урок. Надап, открой Комнату Раздумий.

Тот снял ключ с крюка, торчавшего в стене рядом с дверью, и, отперев ее, сделал шаг в сторону. Оттуда вывалилось тело мужчины, истощенного от голода.

– Увы, последний обитатель Комнаты сопротивлялся освобождению, – сообщил Сновидец. – Он отказался вырвать себе глаза и увидеть истину, как сделал я. Теперь единственная правда, которую он познает, – окончательность смерти.

Коул в ужасе смотрел на Комнату Раздумий. На самом деле она представляла собой всего лишь чулан, в котором едва хватало места, чтобы стоять. Внутреннюю сторону двери покрывали выемки, царапины и рыжеватые пятна. Даварус ужаснулся еще больше, увидев изуродованные пальцы мертвеца. Пленник пытался проскрести дверь, чтобы вырваться оттуда, пока не погиб от недостатка пищи и воды.

– Поместите в комнату девушку, – приказал Сновидец.

Шармэн тут же начала визжать и сопротивляться Надапу, который тащил ее в кошмарную камеру. Коул смотрел на труп, а слова Сновидца эхом отдавались в его голове.

«Теперь единственная правда, которую он познает, – окончательность смерти».

Внезапно у него появилась идея.

– Поднимись, – прошептал он. – Поднимись и напади на этих людей.

Труп заворочался на полу, испуская прерывистые стоны, а Коул врезал головой в лицо адепту, стоявшему перед ним. Тот с воплем упал, и Даварус бросился к ближайшей жаровне. Он поместил связанные запястья над пламенем, стоически стиснул зубы и приготовился смириться с мучительной болью. Это всего лишь боль, а плоть заживет. Если бы ему удалось продержать веревку достаточно долго, чтобы она прогорела…

– Вот дерьмо, – прошипел он, невольно отдернув руки. Горячо.

Пленник, которого он поднял из мертвых, бросился на Сновидца, вцепился нечеловечески сильными челюстями в его шею и разодрал тонкое горло, откуда хлынул поток крови. Шармэн, сложив руки вместе, двинула локтем в живот вознице и, отскочив от него, встала рядом с Коулом. Надап, увидев, как труп пожирает голову Сновидца, удрал из комнаты с выпученными глазами.

Коул выскочил из дома, Шармэн – за ним, их преследовали два приверженца культа. Юноша сбавил скорость, увидев шеренгу стражников с розовыми плюмажами, ожидавших у повозки. Мертвый Надап лежал на земле с тремя арбалетными стрелами, торчавшими из спины.

– Стоять на месте! – рявкнул капитан гвардейцев. – Покажите руки, чтобы я мог их видеть, собаки!

Коулу не очень хотелось подчиняться с учетом двух убийц- фанатиков за спиной, но либо так, либо разделить участь Надапа. Он замер на месте и поднял связанные руки перед собой. Секундой позже его примеру последовала Шармэн.

– А теперь опуститесь на колени…

Капитана гвардии прервали фанатики, которые вылетели из дверного проема, размахивая широкими ножами. Коул вздрогнул, ожидая клинка в спину в любое мгновение, но почти сразу же раздались щелчки арбалетов, и адепты культа глухо шмякнулись оземь один за другим.

– Там внутри есть еще кто-нибудь из них? – спросил капитан.

Коул беспомощно пожал плечами.

– Я так не думаю.

Капитан повернулся и сплюнул.

– Бешеные псы. Меня так и подмывает предать весь квартал трущоб огню. Выкурить их оттуда, как крыс!

Я обнаружила контрабанду, сэр, доложила женщина-гвардеец.

Она вышла из-за повозки с маленьким темным пушистым комочком в руках.

– Полуночница, – прошептал Коул.

Он и забыл про котенка.

– Тебе знаком этот вредитель? – рявкнул капитан.

– Она не вредитель! ответил Даварус, стараясь сдержать вспыльчивость. – Она моя кошка!

Капитан гвардии отвесил Коулу болезненную пощечину. Пораженный юноша с трудом подавил желание выдернуть из-за пояса офицера рапиру и всадить в его пульсирующее горло. За этим желанием стояло не только потрясение и негодование – но и голод. Похититель не подкреплялся уже много дней.

– Твое высокомерие оскорбляет меня, чужак! Ты не знаешь, что такие животные запрещены в Кархейне? К счастью для тебя, кошка вылезла из повозки, и один из моих офицеров последовал за ней в это пристанище. Ты не знаком с историей Лоскутного короля?

– Боюсь, нет, – ответил Коул, постаравшись, чтобы его слова звучали очень робко. – У меня не было времени поспрашивать, так как меня опоили и бросили связанным в повозку.

Капитан гвардии повернулся к Шармэн.

– Он говорит правду? Вас опоили фанатики?

Тарбоннская девушка покачала головой.

– Думаю, мы просто слишком много выпили. Этот парень из Сонливии отрубился. У него даже не стоял.

– Ну, это чушь, – пробормотал Коул. Капитан ухмылялся, глядя на него, и он подавил гнев, заставив себя вспомнить, зачем он приехал в страну. – Мне нужно передать послание советнице короля, – заявил юноша. – Это крайне важно. Я уже и так потерял здесь очень много времени.

– Покажи послание мне, и я решу, насколько оно важно.

Коул раздраженно вздохнул.

– Оно в моем заплечном мешке, – сообщил он, показав в сторону повозки.

– Капитан, – обратился стражник, который осматривал тело Надапа.

Он выпрямился, и Коул увидел, что в руке у него Проклятие Мага. Мягко сиявший кинжал давал голубой отсвет на его крысиные черты.

– Взгляните на это.

– Он мой, – сказал Коул как можно непринужденнее.

Взяв у гвардейца кинжал, капитан осмотрел его округлившимися глазами.

– В нем же магия. С чего бы у такого мальчишки было подобное оружие?

– Я не мальчишка! – пылко воскликнул Даварус. Он заставил себя успокоиться. – Его передал мне мой отец. Его сила действует только для меня.

«Сила Проклятия Мага будет действовать только для тех, у кого кровь истинного героя». Очередная ложь Гарретта. Кровь убийцы, прислужника лорда-мага, Манипулятора – вот настоящая правда.

– Докажи, – потребовал капитан.

– Не смогу, если только вы не знаете каких-нибудь чародеев поблизости, – ответил Коул.

– Никого, кроме Заторы.

– Да, – воскликнул Даварус. – Затора. Советница короля. Вот что я пытался сказать. Мне нужно отнести послание Заторе.

Капитан подошел к заплечному мешку Коула и открыл его. Вытащив свиток, он, нахмурившись, осмотрел его.

– Он чистый, – сказал офицер. – Ты меня за придурка держишь?

– Он магически зашифрован, – ответил юноша. – Вот. У меня есть писание самой Белой Госпожи Телассы, где объясняется положение дел. Если вы только ослабите путы…

Капитан с ворчанием извлек из-за пояса кинжал и полоснул по веревке, которой были связаны запястья Коула. Он посгибал руки, чтобы кровь вернулась в них, и затем полез в карман, с облегчением обнаружив, что писание там, куда он его положил.

– Вот, – сказал Даварус, передавая капитану документ.

Офицер пробежал его глазами, его брови слегка приподнялись.

– Тебе лучше пойти со мной во дворец, – сказал он в конце концов. – Король и его Рыцари в последнее время были сами не свои, но, если подпись здесь действительно принадлежит лорду-магу Телассы, им нужно сообщить об этом. Девушка останется.

– Меня устраивает, – ответил Коул, не обратив внимания на обиду, пробежавшую по лицу Шармэн.

Он посмотрел на нее нерешительно, помялся.

– А мы… там, в «Причуде»…

– Нет, – сказала она с некоторой злостью. – Нет.

«Я знал это. Знал, что не мог предать Сашу. Даже когда мою выпивку отравили и я не понимал, что за дьявольщина происходит».

– Не принимай это на свой счет, – обрадованно заявил он. – Я держу обещание девушке, которую люблю.

Голос Шармэн прозвучал ровно и сухо:

– Забавно. Помню, хотелось тебе страшно, как распалившемуся псу. У тебя просто не встал, когда мы уже приступили к делу. Ты был слишком пьян.

– А, – произнес Коул.

Снова повернувшись к капитану, он откашлялся.

– Так мы уже идем?

 

Тонкая грань

Опустошив желудок, Саша, пошатываясь, отошла от ночной вазы и вытерла тыльной стороной ладони слюну с подбородка. Она несколько раз моргнула, пытаясь отогнать пурпурно-золотистых демонов, которых ее поврежденный хашкой мозг порождал, а затем кромсал на кусочки в бесконечном психоделическом цикле, знакомом ей, как старый башмак.

– Ты просил меня для?.. – невнятно пробормотала она, вваливаясь в кабинет Фергуса, расположенный в самой верхней части помещений Совета.

Он сидел за столом, тыкая ножницами в мягкий ком какого-то губчатого материала. «Это же мозг кита», – осознала она сквозь туман, окутывавший ее разум. И не то чтобы нежеланный туман: он помогал ей заслониться и не видеть, насколько она отвратительна сама себе.

– А, Саша, – сказал Фергус, слегка улыбнувшись. «Дзык-дзык», – щелкали ножницы, и она в панике замерла. Он положил их в ящик стола и поманил ее поближе.

– Мне нужна твоя помощь. Как понимаю, у тебя природный талант к проведению операций. Ты была ключевой фигурой в мятежной группировке, противостоявшей Салазару, если не ошибаюсь.

Саша прищурилась, глядя на Фергуса. Казалось, он разделился на два человека, а потом они слились воедино.

– А что в этом для тебя? – спросила она, заставляя себя мыслить ясно, избавиться от последствий употребления наркотика, широко известного как лунная пыль из-за помешательства, которое он вызывал.

Перед ней был опасный человек.

– Мне нужен исполнитель для организации следующего цикла Уборки Урожая.

– Уборки Урожая? – эхом повторила Саша, испытывая ненависть к каждому слогу этих слов, понимая, что они приведут к еще более темному месту, чем то, в котором она обнаружила себя сейчас.

Фергус резко кивнул.

– Хозяйка потеряла много служительниц со времени войны с Сонливией. Их численность должна быть пополнена. Ты ведь знакома с Камерами Нежити? В городе их пять. Нет никакой необходимости проявлять подобный консерватизм по поводу нашего производства новых Нерожденных. Не в эти безысходные времена.

– Ты хочешь, чтобы я похищала больше женщин и крала их младенцев? – спросила Саша, пораженная ужасом.

Дикие цветные вспышки в ее видении сформировали рога над человеком, сидевшим напротив нее.

– Я не стану этого делать, – выпалила она, брызжа слюной так, что та попала на лицо Фергуса. – Ты – само зло.

Опустив руку в карман, Фергус извлек платок и тщательно вытер слюну, не проявляя никаких признаков тревоги из-за вспышки Саши.

– Для людей прогресса зла не существует, – заявил он. – Это явно ложное понятие. Когда нет никаких богов, способных судить, кто же может сказать, что верно, а что неверно? В природе есть животные, которые убивают и поедают свое потомство. Они – зло?

– Это не… – начала Саша.

Однако Фергус продолжал, не обращая на ее слова внимания, доводя свои аргументы с такой убежденностью, что у нее начали закрадываться сомнения:

– Хорошо ли проявить сдержанность и оставить город неготовым перед лицом наших бессмертных врагов? А как тогда со всеми детьми, которые умрут, если фехды прорвут барьер? Гораздо больше, чем требуется по моей программе. На много тысяч больше.

– Но ты не можешь просто похищать людей и красть их детей!

Теперь Саша кричала. Другие члены Совета повернулись, чтобы посмотреть на нее, по девушка не обращала на них внимания, сосредоточив всю ярость на человеке, сидевшем перед ней.

– То же сказала и Хозяйка, когда я впервые предложил ей мои планы много лет назад, – сообщил Фергус. Его едва заметная улыбка была полна самодовольства. – В конце концов она увидела достоинства того, что я предлагал. Ибо, понимаешь ли, нет ни добра, ни зла. Есть только необходимость. Матерь изобретения и краеугольный камень выживания.

– Да пошел ты, – прошептала Саша. – Я не буду этого делать.

Не смутившись, Фергус кивнул и снова полез в ящик стола.

– Кстати, о необходимости, быть может, это изменит твое мнение. – Когда он опустил мешочек на стол и чуть-чуть открыл, показав серебристое содержимое, его глаза сверкнули.

Саша сглотнула, ее горло внезапно пересохло, как пустыни Солнечных земель на юге. Ее руки задрожали. Ненавидя саму себя, она протянула ладонь к мешочку.

– Тебя будет ожидать большее количество, когда ты принесешь мне план увеличения нашего производства Нерожденных еще наполовину, – сказал Фергус. – Даю тебе время до полудня. Мои люди предоставят все необходимые сведения.

Саша крепко закрыла глаза. Она была безнадежной наркоманкой с тех пор, как подростком впервые попробовала серебристый порошок в доме у Гарретта. Сначала он помогал ей облегчить боль. Вскоре стал злом, которому она не способна была сопротивляться. Оказалось достаточно легко добраться до всего, что ей требовалось: ничего не подозревавший приемный отец редко спрашивал, как она тратила его деньги, а коллега-Осколок, Викард, стабильно обеспечивал ее до самой своей смерти на Стенающем Разломе.

«Нет ни добра, ни зла».

Кто будет судить ее? Родители? Они мертвы. Ее приемный отец? Гарретт мертв. Другие Осколки, ее сестра Амбрил? Все мертвы. Она была совершенно одна.

Совершенно одна, не считая единственного человека. И если кто и знал, в чем разница между добром и злом, то это Коул.

Она схватила мешочек хашки и швырнула его в Фергуса. Мешочек ударил его по носу, и порошок обсыпал его с головы до ног. Он никак не реагировал, просто сидел там, пораженный, словно расчет, в верности которого он был уверен, оказался совершенно неправильным.

Никто не успел и пошевелиться, как из тронного зала, где Белая Госпожа и Танатес вели яростный спор с того времени, как «Ласка» причалила в Телассе, донеслись громкие взрывы.

Саша поспешила через комнаты Совета, маневрируя среди мужчин и женщин, которые мчались в том же направлении. Все бежали к лестнице, ведущей на нижние уровни. Саша присоединилась к этому паническому бегству, стараясь не оступиться и не сломать в спешке лодыжку. Она сомневалась, что Белая Госпожа будет столь же услужлива со своей магией во второй раз.

Саша одной из первых добралась до тронного зала и, таким образом, смогла увидеть назревающее бедствие во всей полноте. Танатес был пришпилен к потолку, Белая Госпожа находилась прямо под ним, вокруг ее рук плясали языки серебристого пламени. Трон слоновой кости на возвышении каким-то образом оказался разломан надвое. Большинство скульптур по пути в тронный зал также были уничтожены, словно один из магов прятался от колдовской атаки позади изображений животных из минувших веков. Судя но опасному положению Танатеса, Саша полагала, что именно так все и произошло.

– Я тебя предупреждала! – кричала Белая Госпожа. Когда я приняла твое предложение о перемирии и позволила тебе войти в Телассу, я предупреждала, чтобы ты не говорил о нем!

– Отпусти меня, Эласса, – приказал Танатес. – Не губи свой город из-за того, что ты не можешь контролировать боль.

– Не губить свой город? – презрительно усмехнулась Белая Госпожа. – Я есть мой город! Я – свет во мраке! Я – последний страж!

– Ты нуждаешься во мне, – проскрежетал Танатес.

– Мне никогда не был нужен ни один мужчина!

Саша переводила взгляд с первого чародея на второго, вокруг нее члены Совета съежились от страха, а Нерожденные ожидали указаний от разъяренной хозяйки. Саша подумала о Фергусе, все еще сидевшем за столом, обсыпанном хашкой, и ей захотелось рассмеяться. Затем она осознала, как зверски ей нужна очередная доза, и поняла, что ее единственный канал поставок, возможно, был перерезан теперь навсегда, и ей захотелось расплакаться.

Интересно, как там Коул странствует по Раздробленным государствам, подумала она. Несомненно, вскоре состоится его триумфальное возвращение, с армией по пятам и с дюжиной историй о его последних выходках. А что она ему скажет, когда он спросит о ее вкладе в оборону города? «О, я отправилась в неудачное плавание к Небесным островам, а затем слонялась по дворцу, накачавшись наркотиками по самое некуда».

– Пятьсот лет! – кричала теперь Белая Госпожа. – Пятьсот лет, а ты по-прежнему знаешь, как довести меня до пределов ярости, Танатес. Я прикончу тебя сейчас!

– Убей меня, и надежды на спасение твоего города умрут вместе со мной! – рявкнул в ответ бывший король Далашры.

«Они в самом деле хотят убить друг друга?» Саше казалось, что, если бы один из магов действительно хотел, чтобы его бывший любовник умер, это случилось бы давным-давно. Даже сейчас, когда лорд-маг явно находилась в господствующем положении, она, казалось, выискивала новые ходы в споре с Танатесом, вовсе не стремясь покончить с ним.

Фиолетовые глаза Белой Госпожи сощурились, ее платиновые волосы развевались. Саша вновь испытала благоговение перед красотой этой женщины. Неимоверной, опьяняющей красотой.

– Я прикончу тебя сейчас, – повторила Белая Госпожа.

Осталось только гадать, в самом ли деле она намеревалась выполнить обещанное, поскольку в то же мгновение раздался жуткий треск, и в центре тронного зала будто открылась дыра. Воздух заколыхался, и с противоположной стороны отверстия, сквозь воздушную зыбь, которая поначалу деформировала изображение, показался, приближаясь в пространстве, другой тронный зал. Он сильно отличался от зала Белой Госпожи. Нефритовые скульптуры странных существ стояли вдоль алого ковра, ведущего к большому золотому трону. Бронзовокожие мужчины в золотых доспехах составляли почетный караул. В воздухе промелькнуло смазанное пятно быстрого движения – кто-то или что-то шагнул сквозь магический проход…

– Портал? – прошептала разъяренная Белая Госпожа. – Здесь? Кто посмел?

Мгновением позже она получила ответ.

Человек, появившийся в ее тронном зале, тоже бронзовокожий и темноглазый, был высок, худощав и одет в экстравагантную золотую мантию. На его голове возвышалась великолепная корона, украшенная изумрудами, черные с проседью волосы ниспадали на плечи; доходившие до них же впечатляющие борода и усы были весьма сложно заплетены, такого Саша никогда не видела. Мужчина – король? – слегка поклонился Белой Госпоже, скрестив при этом руки на уровне пояса. Жест явно был не проявлением подобострастия, но знаком уважения со стороны равного.

– Хайакара? – проворчала Белая Госпожа. – Ты нарушил соглашение. Перемещаться в город другого лорда-мага через Портал запрещено.

– Не было времени для более формального визита, – сказал иностранный лорд-маг. Он говорил со странным акцентом, словно пользовался не совсем естественным для себя языком. – Пришлось применить Портал.

Ты хочешь предложить нам помощь? Я думала, тебя не заботит запад.

Хайакара покачал головой.

– Не то чтобы меня он не заботил, королева Телассы. У Нефритовых островов – свои проблемы, а ты и эти посягатели – в другом мире.

– Тогда зачем же ты здесь?

Голос Хайакары помрачнел.

– Есть иная угроза, за которую я чувствую себя ответственным. Гхолама активировали. Вор забрался в императорскую сокровищницу и похитил ключ.

– Гхолам? – воскликнула Белая Госпожа. Похоже, известие ошеломило ее. – Я думала, императорская сокровищница неприступна.

– Так думал и я. Вор применил странную разновидность магии, чтобы получить туда доступ. Каким-то образом защитные заклинания не сработали.

– Ты знаешь, кто этот вор?

– Мы не знаем. Я послал одного из своих агентов выследить его. Ее миссия закончилась неудачей.

– Гхолам, – повторила Белая Госпожа, в ее голосе зазвучал страх. – Одно из трех орудий богов. Даже наша магия не способна причинить ему вреда. А ты представляешь, где можно найти вора или ключ?

Хайакара покачал головой.

– В отсутствие живой цели гхолам всегда будет стремиться отыскать хранителя ключа, убивая все, что встретится на пути.

Белой Госпоже было явно не по себе, и это устрашало Сашу больше, чем ее недавняя ярость.

– Благодарю тебя за предупреждение, Хайакара. Ты не изменишь своего мнения насчет отправки помощи?

Восточный лорд-маг опять покачал головой.

– Я не могу. Но я желаю тебе удачи, королева Телассы. Из чисто эгоистических соображений я надеюсь, что ты остановишь посягателей прежде, чем они смогут угрожать Конфедерации. Как я говорил – у нас есть свои проблемы, с которыми нужно что-то делать.

Хайакара, казалось, только что заметил Танатеса, пригвожденного к потолку. Он слегка поднял руку.

– Бывший король Далашры, – сказал он.

– Король-чародей, – отозвался Танатес сверху.

Хайакара повернулся и в вихре своей золотой мантии ступил назад в открытый им магический проход. Тот завибрировал, а затем начал сжиматься, становясь все меньше и меньше, пока не исчез совсем, издав хлопок. Тронный зал Белой Госпожи принял обычный вид или, по крайней мере, близкий к обычному.

Раздался глухой стук. Танатес поднялся с пола и отряхнул изодранный плащ, его покрытое шрамами лицо было задумчивым и хмурым.

Лорд-маг Телассы долго стояла, не двигаясь и храня молчание. Затем Белая Госпожа повернулась к Совету.

– Оставьте меня, – велела она, ее голос прозвучал поразительно глухо. – Мне нужно побыть одной.

 

Лоскутный король

– Хозяйка доверила тебе лично доставить мне письмо. Ее доверие дается нелегко. Я впечатлена.

Затора посмотрела на Коула поверх палисандрового столика в своем кабинете в дворце Кархейна и приподняла бровь в одобрении. Советница Лоскутного короля отпила глоток из бокала с вином, который держала в руке, и Коулу бросились в глаза ее мягкие округлые губы. Затора достигла прекрасной зрелости, ее длинные черные волосы лишь слегка тронула седина, а оливковая кожа уроженки Эспанды замечательно сочеталась с зеленым платьем, которое подчеркивало выразительность форм женщины.

Коул поднял стакан с водой и сделал добрый глоток. Он решил отказаться от вина после недавнего приключения.

«Я больше никогда не подставлюсь под отравление».

– Впечатляться тут особо нечем, – скромно ответил он. – Честно говоря, я – ничто без моего права по рождению.

Он кивнул на Проклятие Мага. Кинжал сейчас находился у капитана дворцовой гвардии – человека с суровым лицом, который, кажется, даже не мигал. Его поставили у двери в апартаменты Заторы.

– Ты понимаешь, почему я велела Эрику конфисковать твой кинжал, – сказала Затора с любезной улыбкой. – Я не могу рисковать. Твоя слава бежит впереди тебя.

Коул торжественно кивнул.

– Не говорю, что виню тебя в этом. Я просто рад, что встретил наконец в вашей стране человека, который меня уважает.

Затора опять улыбнулась. Ее плечи были обнажены, а облегающее платье почти не оставляло пищи для воображения.

«Сосредоточься, Коул. Сосредоточься». Он находился здесь с миссией жизненной важности. Он не мог позволить себе отвлекаться, не в этот раз. Будущее Благоприятного края, самого человечества, возможно, зависело от его успеха.

– Я училась у лорда-мага Телассы двадцать лет, – задумчиво проговорила Затора. – Полагаю, она взяла после меня новую ученицу. Возможно, Брианну.

Коул кивнул.

– Великолепная женщина.

«Хотя до тебя ей далеко… Проклятие, сосредоточься, Коул!»

– Она умерла, помогая свергнуть тирана Салазара, – продолжил он. – Принесла себя в жертву, чтобы разрушить его магию.

Саша была очень взволнована, рассказывая ему о смерти Брианны, когда они сидели на вершине Звездной Башни. Похоже, она просто обожала женщину.

– Пожертвовала, – повторила Затора своим хрипловатым голосом. – Иногда это необходимо.

– Я знаю, что такое жертва, – мрачно заметил Коул.

Он окинул взглядом пышно украшенный кабинет. Стражники привели его прямо к советнице короля, поэтому ему не представилось возможности изучить остальную часть дворца, но если он был так же роскошен, как апартаменты Заторы, то Тарбонн обеспечивал себя гораздо лучше, чем Сонливия. Даже до последних событий в Благоприятном крае.

– В самом деле? – Затора поднялась с кресла и, обойдя столик, положила нежную руку на его ладонь. – Скажи мне, что ты знаешь о жертве.

Коул с некоторой тревогой опустил взгляд на свои штаны, испытывая неловкость от оживления в этой области, и откашлялся.

– Правда в том, что я всегда нарываюсь на неприятности, делая то, что считаю наилучшим. Я провел годы, пытаясь быть героем, и потерял все, что мне дорого. Я почти не сплю месяцами.

«Хотя это имеет мало общего с отсутствием возможности и связано с божественным голодом, пожирающим меня изнутри».

– Ты выглядишь нездоровым, – заметила Затора, поглаживая его руку. – Ты такой бледный, и волосы редкие для столь молодого человека.

– Недостаток солнца, – быстро ответил Коул. – Там, на севере, мрачно.

Он испытывал какое-то странное ощущение и чувствовал себя не в своей тарелке. Было что-то тревожащее в том, как Затора смотрела на него. Она вглядывалась так напряженно, что это казалось… проявлением голода.

– Возможно, нам стоит отнести послание Белой Госпожи королю? – предложил он.

– Терпение, Даварус Коул.

Затора обошла его, изгибаясь, как змея, остановилась позади его кресла и посмотрела на чистый лист пергамента в центре стола. Он излучал нежное сияние.

– Хозяйка закодировала послание, и моей магии понадобится время, чтобы расшифровать ее слова. Что бы она ни хотела сказать, это – весьма конфиденциальная информация. Возможно, она опасалась, что ее послание попадет в руки тех жестоких захватчиков из-за океана, о которых ты говоришь.

– Исчезнувших, – согласился Коул. – Как думаешь, твой король пошлет помощь? Я слышал, что у Тарбонна – самая большая армия в Раздробленных государствах.

Тут он напрягся: Затора погладила пальцем его шею сзади. Встретившись взглядом с капитаном стражи – Эриком, кажется, – он поразился тому, какими пустыми казались его глаза.

– У Тарбонна – самая разбросанная армия, – промурлыкала Затора. – Герцог все еще держится на юге, и треть воинов Тарбонна присягнула на верность его знамени. Но ты – харизматичный мужчина, Даварус Коул. Возможно, тебе еще удастся убедить короля, что в его интересах – послать солдат на север, если письмо от твоей хозяйки не возымеет желаемого воздействия.

– Она – не хозяйка мне, – заявил Коул.

Он несколько расслабился. Он действительно харизматичен, это правда. Быть может, неудивительно, что Затора оказалась без ума от него. Она – не первая женщина старше, на которую он так подействовал. Ее рука продолжала гладить его шею, продвигаясь вниз. Внезапно советница короля застыла, когда ее палец добрался до золотого ключа, висевшего под его рубашкой.

– Что это? – резко спросила она, из ее голоса мгновенно улетучилась вся знойная страстность.

– Просто подарок одной из моих многих любовниц, – сказал Коул, решив, что такая ложь будет достаточно убедительна.

– Это принадлежало Волгреду, – прошипела она.

«Волгред. Скиталец. Маг, который напал на меня на борту „Ласки“! Откуда Затора знает о нем?»

Повернувшись, Коул посмотрел на советницу короля. Ее глаза превратились в щелки от ярости. Впервые он заметил их красноватый оттенок, и его охватил страх. Он вспомнил глаза Волгреда, горевшие как рубины.

Даварус вскочил с кресла и бросился через всю комнату к капитану стражи, отчаянно стремясь добраться до Проклятия Мага, прежде чем Затора применит против него магию. Но ему удалось сделать лишь три шага, когда ноги внезапно отказались повиноваться. Все мускулы до последнего застыли. Как юноша ни старался, он не мог шевельнуть ни одним пальцем.

Тогда его обуяла жуткая паника, взяв в тиски так же прочно, как и магия Заторы.

Советница короля подошла и встала перед Даварусом, с ее губ слетели последние слова заклятия, которым она обездвижила парня.

– Все в порядке, миледи? – спросил Эрик со своего поста у двери.

На мгновение у Коула мелькнула надежда, что этот человек может ему помочь, – но она быстро угасла.

– Вполне, спасибо. Сходи, принеси нам еще вина. Мне бы хотелось побыть несколько минут наедине с нашим гостем.

– Но, леди Затора, это против правил…

Советница короля подняла палец и указала.

– Иди, – велела она, и ее карие глаза на кратчайший миг будто бы полыхнули алым.

– Да, миледи, – бесстрастно ответил страж.

Он повернулся и вышел, не произнеся больше ни слова, и Коул понял, что Эрик находится под воздействием заклятия Заторы.

«Я сейчас умру». Без Проклятия Мага он был просто человеком, не особо умным, не очень искусным. Судя по выражению лица Заторы, его смерть не будет ни быстрой, ни легкой.

– Не знаю, как ты это нашел, – сказала советница короля.

Нахмурившись, она осматривала золотой ключ. Коул чувствовал приторный аромат ее духов, который маскировал что-то другое – намек на какую-то мертвечину, тухлятину.

– Приходится допустить, что Волгред мертв. Он не освободил бы гхолама только для того, чтобы легкомысленно отдать ключ. Хозяин содрал бы с него кожу заживо.

Коул боролся с магией Заторы, напрягая всю силу воли, – безнадежно. Даже моргнуть было неимоверно трудно. Когда Даварус осознал, что больше не увидит Сашу, к его глазам подступили слезы и неудержимо покатились по щекам, последнее, жалкое проявление слабости.

– Белая Госпожа послала тебя сюда, чтобы убить меня? – задумчиво проговорила Затора, зная, что он не может ответить. – Или она и в самом деле верит, что король ослабит свою армию просто для того, чтобы отдалить ее гибель? Древних не остановить людям с мечами и стрелами или даже лорду-магу с его украденной у богов силой.

Советница короля приблизилась к Коулу. Ее рот открылся, в глазах пылал голод. Не вожделение, нет, – ненасытный, непристойный голод, который терзал и его.

– Когда Эрик вернется, я скажу ему, что ты был наемным убийцей, подосланным людьми герцога, – прошептала Затора. – Я бы поглотила твою кровь здесь и сейчас, но магически манипулировать приближенными короля так, чтобы никто ничего не обнаружил, – деликатная задача, а если объяснять, откуда взялись твои иссохшие останки, той седовласой стерве, то можно подставиться. Я выпью тебя позже.

«Выпьешь меня?» Коулу удалось слегка выпучить глаза от ужаса.

Повернувшись, Затора снова подошла к столу.

– Послание Белой Госпожи готово, – сказала она. – Давай-ка посмотрим, что есть сообщить моей бывшей хозяйке. Прежде чем я избавлюсь от этого документа и оттащу тебя к королю.

Пригвожденный к месту Коул смотрел, как Затора подняла свиток.

– Фехды? – пробормотала она, читая. – Таково их настоящее название? Приход Древних был предсказан Хозяином, хотя никто из учеников не знает всех его замыслов. Более выдающийся человек не жил никогда. Для меня честь служить ему и учиться. Однажды я встану с ним рядом навсегда.

Коулу хотелось закрыть глаза. Оградить себя от вида женщины, которая всего лишь несколько минут назад приводила его в смятение всякими бесстыдными мыслями.

– «Ты была верной и талантливой ученицей», – цитировала Затора. – Как это великодушно с ее стороны! И все же Белая Госпожа никогда не смогла бы дать мне то, чего я хотела. Вечной красоты. Вечной жизни. Всего, что предлагает магия крови. Постой-ка – тут еще кое-что: «Я знаю, Затора. Я знаю. Считай это моим даром тебе».

Какой дар? Что знает эта дрянь…

Пергамент неожиданно вспыхнул блистающим серебром, так ярко, что из глаз Коула брызнули слезы, ослепив его на мгновение.

Когда его зрение прояснилось, Затора дрожала, как лист на ураганном ветру. Она охнула, и ее тело, обволакиваемое серебристым сиянием, поднимавшимся от пергамента, начало причудливо искривляться, затрещали конечности. Первыми, как сухие прутики, надломились руки. Затем стали дробиться ноги, из разорванной кожи показались белые осколки костей. Наконец треснул позвоночник, и она жутко задергалась, словно марионетка, пляшущая на нитях безжалостного кукловода. С леденящим кровь визгом Затора рухнула на пол.

Коул неожиданно обрел свободу движений, магия, которая держала его застывшим на месте, разбилась вдребезги, как скелет женщины, лежавший напротив. Даварус бросился к столу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы его не стошнило при виде бесформенной массы плоти, которая несколько мгновений назад была живой женщиной. Он схватил заплечный мешок, быстро заглянув внутрь, чтобы убедиться, что Полуночница в порядке, а затем рванулся к двери.

«К дьяволу послание Белой Госпожи. Я делаю ноги». Припомнить бы еще, как выйти из дворца…

Дверь в апартаменты Заторы открылась, и капитан стражи, Эрик, врезался прямо в Коула. От изумления солдат выронил бутылку вина, которую держал в руке, и она разлетелась на тысячу осколков, а продукт лучших виноградников Кархейна выплеснулся на Даваруса. Коулу удалось остаться на ногах. Глаза капитана округлились, когда он увидел на полу труп советницы короля, и его рука потянулась к мечу, висевшему на бедре.

– Убийство! – крикнул он. – Стража, к оружию!

Коул в ужасе огляделся, но бежать было некуда, кроме как прямо на фигуру в шлеме, которая закрывала собой дверной проем. Бросившись вперед, он врезал стражу в лицо ногой в сапоге. Эрик брякнулся оземь, и в следующий миг Даварус, оказавшийся возле него, выдернул Проклятие Мага из-за пояса капитана. Вокруг клинка тут же возникло голубое сияние.

Перепрыгнув через лежавшего гвардейца, Коул выскочил в коридор.

Прямо на него бежали три стражника с копьями наперевес. Даварус подался назад, но там его схватила чья-то рука. Это был Эрик, нос которого являл собой кровавое месиво. В отчаянии Коул, лишенный выбора, развернулся и всадил Проклятие Мага в шею капитана. Юношу наполнило тепло – жизнь Эрика покидала тело и переходила через кинжал в Даваруса. Это ощущалось как нечто совершенно неправильное. Совершенно неправильное и тем не менее восхитительно прекрасное.

Первый из копьеносцев сделал выпад, и Коул изогнулся. Его рефлексы были невероятно быстрыми, а движения – естественно плавными, не чета неуклюжему стражнику. Проклятие Мага вскрыл тому горло, и в тело Коула влилось еще больше силы.

«Да, – громыхал голос откуда-то изнутри. – Убей их. Убей их всех, дитя».

Два оставшихся стражника попытались взять его в клещи, но его уже было не остановить, он превратился в смертоносный механизм. На его лице заиграла безумная усмешка, он отбил в сторону одно копье, сделал выпад и услышал сдавленный стон, когда теплая кровь брызнула ему на руку. Коул почувствовал движение позади себя, но оно было смехотворно неловким, как будто человек двигался сквозь смолу. Похититель полоснул его по лицу, а затем всадил кинжал стражу в сердце, прежде чем крик успел сорваться с его изуродованных губ.

В его ушах загромыхал целый хор бьющихся сердец. Обернувшись, он увидел толпу стражников, бежавших на него. Он не стал их считать. Не было нужды.

Оттолкнувшись ногой от стены, он развернулся и сбоку всадил кинжал в шею одному из нападавших, тот камнем рухнул наземь. Снова прыгнув, каким-то образом помчался вдоль стены, копья стражников вокруг него – словно стебли пшеницы, которые лениво полоскались на ветру, а он – коса, неотразимая и неодолимая. В считаные мгновения все они оказались мертвы. Внутри него бушевала ярость, но внешне он был тенью, мраком, шагавшим со свирепой улыбкой по коридору, оставляя за собой только тела.

Похититель плавно вошел в большую прямоугольную комнату, тронный зал, судя по креслу с высокой спинкой на возвышении. В нем сидел мужчина в лоскутной мантии, сшитой из сотен кусочков тканей всевозможных цветов и оттенков. На голове у него была серебряная корона. «Король, – произнес с отчаяньем тоненький голосок. – Остановись!» Но его заглушил все тот же беспрестанный рефрен:

«Убей их всех. Убей их всех, дитя».

Полдюжины стражников с поднятыми арбалетами образовали защитную стену перед троном. Услышав череду щелчков, он увидел помчавшиеся к нему стрелы, которые вращались на лету.

Похититель велел обволакивавшим его теням остановить их. Завитки тьмы понеслись вперед, перехватили стрелы в воздухе и направили вниз, те бесполезно загрохотали по полу. Затем он бросился на стражников, пронзая и полосуя их кинжалом, заливая все вокруг дождем алых капель.

«Я – смерть».

– Леди Сталь! – крикнул могучий воин, грудь колесом, слева от короля.

Перед собой он держал гигантский щит. Справа худощавая женщина с длинными седыми волосами, в стальных доспехах, отсалютовала длинным мечом. Вдвоем они спустились с возвышения и дошли до Похитителя, когда он приканчивал последнего стражника, из разрубленного горла которого хлынул фонтан крови.

Он прыгнул на них, разбрасывая по сторонам алые капли со своего кинжала. Они все здесь погибнут, горючее для бушующего в нем адского голода.

Щитоносцу удалось каким-то образом отбить его атаки. Женщина с волосами цвета стали выступила вперед и, обрушив на Похитителя яростную серию ударов сплеча, отбросила его назад, лезвие его кинжала высекало искры из ее брони, но не могло пронзить доспехи, чтобы добраться до нежной плоти.

Он взревел, сплюнул и принялся биться с удвоенной яростью. Раз за разом мужчине удавалось подставить щит вовремя и отвести смертельный удар, а женщина с волосами цвета стали сражалась с величайшим мастерством, уклоняясь от Проклятия Мага и атакуя в ответ с такой точностью, что Похититель обнаружил: его теснят.

Ярость начинала утихать, опьянение безумием постепенно сходило на нет, пока Похититель сражался с этими мастерами меча и щита. Король просто наблюдал с трона, не двигаясь, опустив подбородок на покрытую шрамами ладонь.

Похититель фыркнул, когда сталеволосая женщина-воин резанула по его руке. Внезапный болевой шок прорвал красный туман, и, подобно первым зеленым весенним росткам, пробивающимся сквозь землю после долгой зимы, сознание Коула вырвалось наружу. Сверхъестественная ярость, двигавшая им, утратила силу, и щитоносец свирепым ударом опрокинул его на спину. Коул был вынужден отползти в сторону с кровоточившей раной на руке, нанесенной воительницей.

– Подожди, – хрипло выдавил он, увертываясь от летевшего по дуге вниз клинка женщины – Леди Сталь? – и поднял перед собой руки, чтобы успокоить ее. – Мне нужно поговорить с королем.

– Демон, – прорычал суровый воин с огромным щитом. – Ты не подойдешь к нему! Приближенные побеждали противников и хуже тебя.

– Я не демон, – в отчаянии сказал Коул.

Щит снова ударил его, он зашатался и чуть не споткнулся о тело одного из стражников, которых убил.

– Белая Госпожа послала меня с сообщением для Заторы, – проговорил он в безумной спешке. – Она оказалась каким-то кровавым магом. Я думаю, она держала короля под контролем. Я вовсе не хотел убивать стражников.

– Довольно, – выпалил щитоносец. – Не думай, что твоя ложь спасет тебя сейчас, убийца.

Леди Сталь промолчала, хотя и приподняла слегка одну бровь.

– Клянусь, я говорю правду…

Щит пребольно ударил Коула по голове, оборвав его на полуслове.

– Обожди, – донесся резкий голос с трона. – Дай ему поговорить со мной.

Изрыгая проклятия, щитоносец отступил назад и гневно уставился на юношу. Леди Сталь вложила меч в ножны, не отрывая от Даваруса глаз.

Коул потер ушибленную голову и опустил Проклятие Мага. С клинка стекала кровь, и когда он обвел взглядом бойню в тронном зале, его затошнило.

«Я это сделал. Все эти стражники мертвы. Все из-за меня».

– Ты отдашь свое оружие, прежде чем приблизиться к королю, – прорычал щитоносец.

Коул облизнул губы, во рту у него внезапно пересохло, и, сделав, как велел воин, он протянул ему Проклятие Мага, стараясь не смотреть на эфес в алых пятнах. Он подошел к трону. Раздалось хлюпанье, и он осознал, что у него мокрые сапоги, кровь пропитала их насквозь. Его вновь затошнило, и он сделал над собой усилие, чтобы сдержаться.

Лоскутный король наблюдал за ним. Когда Даварус приблизился, он увидел, что лицо короля было таким же лоскутным, как мантия: сотня шрамов покрывала его от подбородка до лба.

– Затора мертва? – спросил король, когда Коул встал перед ним.

– Да, – ответил Коул. – Ее смерть была… – Он хотел сказать ужасающей, но все, что произошло с тех пор, было ужасающим. – Красочной, – закончил он, запнувшись.

– Ты убил ее?

Коул покачал головой.

– Белая Госпожа дала мне послание для Заторы, которая привела в действие какое-то заклинание. Это была ловушка, помещенная в пергамент. Заклинание разрушило ее. Сломало все до одной кости в теле.

– Где послание сейчас? – мягко спросил король.

– В апартаментах Заторы. На ее столе.

Лоскутный король кивнул щитоносцу, который бросил на Коула сердитый взгляд, прежде чем выйти из зала, предположительно, чтобы принести послание.

Король посмотрел на Коула.

– Что ты такое? – спросил он с любопытством.

«Убийца. Душегуб».

– Я… просто человек.

– То, что вошло в тронный зал и поубивало стражников, не было человеком. Понадобились два моих Приближенных, чтобы остановить тебя. Ты – маг?

Коул покачал головой.

– Нет, я…

«Что я такое? Шлюхино отродье, ублюдок. Дитя убийства и преемник убийства. Чудовище».

– Я проклят, – удалось наконец выдавить Коулу.

Лоскутный король сощурил глаза. Они были разных цветов, заметил Даварус: один синий, другой – зеленый. Бесчисленные шрамы на его лице будто заплясали, когда он нахмурился.

– Я знаю немного о проклятьях.

– Все они мертвы! Он убил их всех! Даже Эрика.

Громыхающий голос щитоносца оповестил о его возвращении прежде, чем он влетел в двери. Воин направился прямо к Коулу, сжав огромный щит в одной ладони, боевой топор – в другой, его намерения ясно читались на лице.

Лоскутный король поднял руку, и Леди Сталь двинулась щитоносцу наперерез.

– Полегче, Джакс. Мы больше не на дороге. Я один выношу решения в этом зале. Ты принес послание Белой Госпожи?

– Вот, – прорычал Джакс, швырнув его безмолвной женщине с мечом, преградившей ему путь.

Она взяла пергамент и отнесла его королю, который стал читать послание, водя по нему разноцветными глазами.

– Лорд-маг Телассы хочет моей помощи? Ей следовало бы знать, что у меня недостаточно людей. Ни для чего, и менее всего – для того чтобы сражаться с таинственными монстрами из-за моря. Что это? «Я знаю, Затора. Я знаю. Считай это моим даром тебе». – Лоскутный король неожиданно усмехнулся. – Полагаю, последняя строка была адресована непосредственно мне. Кажется, дар Белой Госпожи проявился в форме казни, освободив таким образом меня от интриг моего двуличного советника. Признаюсь, что последнее время чувствовал себя не в своей тарелке. Теперь понятно почему. – Король вздохнул и положил пергамент. – Сэр Мередит предупреждал меня о Заторе. Он был не прав очень во многом, но в этом отношении, как кажется, не ошибся.

Коул понятия не имел, кто такой сэр Мередит, но если этот человек был столь же грозным, как другие приближенные короля, которые находились сейчас в зале, Даварус мог считать себя счастливчиком, раз сэра Мередита не оказалось среди присутствовавших. Леди Сталь наблюдала за ним так пристально, что муравьев бы взглядом сварила. Эта женщина словно вообще не мигала.

– Людям Благоприятного края нужны твои солдаты, – сказал он, решив приступить к сути дела, прежде чем поднимавшаяся тошнота не привела его еще к одному унижению. – Сонливия уже пала.

Лоскутный король слегка откинулся назад на троне и сложил руки на коленях. Они тоже были сплошь покрыты шрамами.

– Если забыть о том, что ты только что перебил пару десятков моих стражников, как это затрагивает Тарбонн?

– Они хотят уничтожить все человечество, – ответил Коул, стараясь не смотреть на тела, завалившие весь зал позади него. – Как только они завоюют Благоприятный край, они двинутся на юг. Исчезнувшие обладают оружием за пределами нашего понимания. Если Теласса падет, никто не будет в безопасности.

– У меня нет лишних солдат. Война с герцогом требует каждого бойца, которого я могу забрать на службу.

– Ты можешь убедить другие государства послать помощь, – заявил Коул. – Это – больше чем конфликт между людьми. Это – битва за выживание. Исчезнувшим все равно, кто сидит на троне в Тарбонне или в любом другом королевстве. Если мы не сплотимся, все, что мы знаем, обратится в прах.

– По мне, его слова – куча лошадиного навоза, – проворчал щитоносец Джакс. – Захватчики из-за океана? Следует вызвать инквизицию и допросить этого убийцу. Выжать из него правду.

Лоскутный король обменялся взглядами с Леди Сталь. Молчаливая фехтовальщица, посмотрев с минуту на Коула, медленно кивнула.

– Я верю, что он говорит правду, – ответил король. – Белая Госпожа думала добиться моей поддержки, избавив меня от влияния Заторы.

Король нахмурился, глядя на Коула.

– Почему она выбрала именно тебя, чтобы доставить послание, я не могу сказать. Ты несешь в себе проклятие, которое превратило тебя в… то, кем ты был. И все-таки она в отчаянии, а твое желание кажется искренним. Если захватчики действительно двинутся на юг, я займусь ими, когда это произойдет. Я добился трона не потому, что пренебрегал непосредственной угрозой.

Король провел пальцем, покрытым шрамами, но лицу, которое смахивало на жутковатую вышивку.

– А что до других государств, – продолжил он, – мое влияние ослабло. У многих – собственные проблемы. Они не станут меня слушать.

– Значит, я пришел сюда зря, – с горечью сказал Коул. – Лишь для того, чтобы забрать жизни невинных.

– Жизни, за которые ты должен ответить, – прорычал Джакс.

Он сделал шаг к Коулу. Лоскутный король поднял руку, чтобы успокоить его, и щитоносец с омерзением отвернулся.

– Верно – тебе следовало умереть за то, что ты тут натворил, – сказал король. Проклятие или не проклятие, но ты убил достаточно моих людей, чтобы тебя повесили несколько раз. Будь я молод и порывист, сам бы за этим присмотрел. Однако я не хочу делать Белую Госпожу своим врагом. Джакс, верни молодому человеку его оружие.

Раздалось ругательство, а затем звон металла: щитоносец швырнул Проклятие Мага к ногам Коула. Даварус опустил взгляд на кинжал с рубином в эфесе, проклиная самого себя и оружие, забравшее столько жизней.

«Я хотел быть героем. Я никогда не хотел быть убийцей. Это – не я».

Но именно им он и был. А без Проклятия Мага лишался и этого, без Проклятия Мага он становился никчемным, никем.

Ненавидя себя, он наклонился и поднял кинжал.

– А что сейчас? – спросил он оцепенело, встретившись взглядом с разноцветными глазами короля, непреклонным взором Леди Сталь, яростным – Джакса.

Он потерпел неудачу в своих поисках. Даварус пожалел, что вместо него здесь не Саша. Она бы убедила этого странного короля направить людей в ответ на угрозу Исчезнувших.

– А теперь уходи, – просто сказал Лоскутный король. – Не возвращайся в Тарбонн. Если попытаешься – поплатишься жизнью. Как эти люди, отдавшие свои у меня на службе.

Он указал испещренной шрамами рукой на останки стражников, из которых вытекли целые лужи крови, поблескивавшие в свете факелов. Коула снова затошнило.

Он повернулся и побежал прочь из дворца, крепко зажав рукой рот. Ему почти удалось выбраться наружу, когда между его пальцами прорвалась первая порция рвоты.

 

Оружие

В день Расплаты Телассы над Благоприятным краем разверзлись небесные хляби.

Задрав голову и хмуро взирая на тучи, Эремул подставил лицо под колючие капли студеного дождя. Это был мрачный день, подходящий для еще более мрачных событий, которым предстояло разыграться. Полумаг видел, как в гавани, на корабле, что запустит Разрушитель Миров, проходят последние приготовления. Вряд ли ливень окажется помехой планам фехдов.

Несмотря на дождь, собралась небольшая толпа, чтобы посмотреть на кошмарное оружие, которое готовили на борту корабля. Быть может, в этом интересе проявлялось ощущение неизбежности грядущего, а может, кое-кто думал, что их оккупанты планировали создать постоянную базу в Сером городе и намеревались уничтожить соперника, к которому большинство не испытывало никакой приязни. Сонливия пережила трех тиранов за три месяца, и краткое правление Белой Госпожи было, возможно, наихудшим из них – по крайней мере до тех пор, пока Древние не удосужатся свершить Расплату над Серым городом вместе со всеми, кто в нем находится.

«Странно, как все происходит по три раза. Три города Благоприятного края, три Судьи. Служительницы Белой Госпожи, кажется, всегда приходят по трое. Может, у Создателя была особая приверженность к этому числу. Или, возможно, таково космическое правило, что пустота всегда будет заполнена, а три – число, которое обеспечивает такую вероятность».

Эремулу пришло в голову, что сегодня день, подходящий для философствования. Огоньки десятков тысяч жизней скоро погасят, как свечи. Это себя оправдывало – сосредоточиться на масштабных проблемах, когда вопросы помельче приводили к таким ответам, от которых ему хотелось перерезать себе запястья.

Полумаг подумал о Монике в Прибежище. Интересно, как она там? Он пришел к заключению, что оставлять женщину с Рикером и Мардом было, вероятно, безопасно. Один из них просто не просыхал от пьянства и не мог приподнять даже голову, не говоря уж о члене, тогда как второй больше опасался заразы, чем возможного уничтожения оружием, разрушающим миры.

На его плечо легла чья-то рука, и Эремул подскочил бы как ужаленный, будь у него ноги на месте.

– Присоединяйся ко мне в Обелиске, – прозвучал певучий голос Айзека у него за спиной. – Вид будет впечатляющий.

– Неужели обязательно вот так подкрадываться ко мне? – проворчал Полумаг. – Помимо того, я уже был свидетелем уничтожения одного города. Помнишь, когда Салазар сокрушил Призрачный порт волнами.

Айзек пожал плечами.

– Жизнь – последовательность впечатлений. Воспринимай, что можешь, пока можешь.

Эремул нахмурился.

– Теласса – на расстоянии многих миль отсюда. Даже с Обелиска мы не сможем ничего разглядеть. Если только твои глаза не обладают скрытыми способностями, которые могут выбить из колеи представителей меньших рас.

Судья улыбнулся, похоже, ему понравилась колкость Полумага.

– Наши глаза действительно способны видеть дальше, чем ваши, но мы используем другие глаза. Уцелевшие остатки тех чудес, которыми обладали в Прежние Времена.

– Я не буду толкать эту штуку всю дорогу вверх к Обелиску, – заявил Полумаг, похлопав по креслу на колесах, которое Айзек разработал для него годы назад. – Путь долгий, и не особо хочется, чтобы на меня под ливнем налетела злобная толпа.

Казалось, обсидиановые глаза Айзека сверкнули, когда он взялся за рукоятки на спинке кресла Эремула.

– Я тебе помогу.

Обелиск был самым высоким зданием в Сонливии – монолит из темного камня, который возвышался над прилегавшими имениями городской знати и магистратов. Теперь, когда Эремул впервые увидел Город Башен и его изящные шпили, Обелиск уже не казался ему таким впечатляющим. С другой стороны, многое из того, что раньше производило на него глубокое впечатление, утратило значимость с тех пор, как в Благоприятный край прибыли Древние.

«Таков один из великих уроков жизни. Чем больше узнаешь о мире, тем меньше значишь ты сам. Когда мы молоды, мы находимся в самом центре круга мироздания. По мере того как проходят годы, мы двигаемся к краю, пока не наступит наш черед пасть в забвение, и мы принимаем это, даже не ойкнув».

Полумаг задался вопросом, изменило ли время фехдов так, как оно изменило людей. Оглядывая квартал Знати и встречая взгляды бессмертных, которые теперь объявили территорию своим анклавом, он решил, что нет.

– А сколько вас здесь сейчас? – спросил он Айзека, пока тот катил его по внутреннему двору Обелиска, привлекая любопытные взгляды соотечественников.

– Путешествие через Бескрайний океан предприняла тысяча из нас, – ответил Айзек. – На родине нас в двадцать раз больше. Лишь крупица того, что ваш народ может собрать даже в этом малом регионе континента, но воспроизведение не так заботит тех, кто не стареет. Бесконечное размножение – признак… – Он не договорил.

– Меньших рас, – закончил за него Эремул, подражая певучему голосу Айзека.

Офицер фехдов улыбнулся, и на мгновение будто вернулись старые времена, когда Полумаг и его верный слуга лениво подтрунивали друг над другом, хотя теперь это превратилось в поток сарказма и выпады со стороны Эремула.

«Айзек – не слуга, – напомнил себе Полумаг. – Он – бессмертный семифутового роста. И он вот-вот привезет меня в самый центр командования фехдов в Благоприятном крае».

Они прошли мимо казарм Алой Стражи, которые сейчас пустовали, и приблизились к железным воротам Обелиска. Фехд-караульный отдал Айзеку честь и вопросительно посмотрел на Эремула, но Судья жестом велел ему открыть ворота, и его сородич тут же подчинился. Когда Эремул в последний раз посещал Обелиск, ворота запирались на большой висячий замок. А сейчас страж-фехд на глазах у Эремула подошел к странной панели, которую установили на стене недавно. Она была покрыта, по виду, решеткой с пронумерованными кнопками. Страж постукал но ней своими тонкими пальцами. Мгновением позже ворота щелкнули и сами собой открылись.

Полумаг приподнял бровь, но Айзек просто махнул ему, предлагая следовать за ним.

Аванзал остался таким, как помнил его Эремул. Катясь по ковровым дорожкам, он услышал жужжание и, подняв взгляд, заметил прикрепленные к потолку механические объекты, которые своим видом напоминали ручные пушки фехдов. Они двигались вслед за ним, отслеживая его путь, их крохотные красные глазки, словно подмигивая, мерцали наверху.

– Они не опасны, – сказал Айзек, заметив волнение Эремула. – Они только наблюдают. В Прежние Времена они были на каждом здании, ну или так говорится в легендах. Они записывали все.

Они приближались к ступенькам, ведущим наверх, к Залу Большого Совета, и Эремул сбавил ход.

– Если хочешь, чтобы я сопроводил тебя на верхний этаж, тебе придется понести меня, – с горечью сказал он. – У меня аллергия на лестницы.

Айзек ничего не ответил. Вместо этого Судья повернулся к стене слева от ступеней. Офицер фехдов нажал серебристую кнопку в середине панели, установленной в трех футах над полом. Неожиданно стена скользнула в сторону, открыв маленькую пустую комнату. Айзек вошел и поманил Эремула за собой.

– Это шутка? – спросил Полумаг.

А может, подумалось ему, бывший слуга решил посадить его в тюрьму, в отплату за тот унизительный труд, которым он заставлял заниматься Айзека во время его четырехлетнего пребывания в книгохранилище.

Судья повернулся к другой панели внутри комнатки. Там было шесть кнопок, расположенных по вертикали.

«По одной на каждый из этажей Обелиска?» – предположил Эремул.

Айзек нажал на самую верхнюю кнопку на панели.

– Соберись с духом, – сказал он, и в его музыкальном голосе прозвучало какое-то предвкушение.

Эремул открыл рот, чтобы спросить зачем, – но в изумлении замер, когда дверь внезапно исчезла куда-то в пол. У него возникло ощущение, что его поднимают в воздух. Оно продолжалось несколько секунд.

– Мы кое-что улучшили, когда въехали сюда, – криво усмехнулся Айзек.

Неприятное ощущение исчезло, и дверь открылась с резким звоном, похожим на звон малого колокола. Айзек взялся за кресло Эремула.

Постарайся ничего не говорить, – посоветовал он и покатил Полумага на перестроенный верхний этаж Обелиска.

Представшее перед Эремулом зрелище оказалось вовсе не тем, чего он ожидал. Генерал Савериан и полдюжины офицеров сидели в креслах с высокими спинками вокруг слегка приподнятой платформы. Над этой платформой плавали в воздухе несколько трехмерных, поразительно подробных изображений Сонливии и региона, окружавшего город. Когда Айзек подкатил Полумага ближе, у того просто челюсть отвисла от потрясения. На самой большой из плававших в воздухе призрачных диорам, которая была совершенным представлением корабля, несшего Разрушитель Миров, суетилось множество крошечных фигурок.

– Это магия? – спросил он в изумлении.

– Не магия, – тихо ответил Айзек. – Ты видишь гавань, как она есть в настоящий момент. Изображения передаются сюда через видовые сферы – одно из немногих уцелевших чудес из Прежних Времен. Они плавают высоко в небе над нами. Можно сказать, это нечто вроде следящих ястребов Салазара.

Савериан повернулся и посмотрел на Полумага.

– Судья, – сказал он с ноткой досады в голосе, от которой по спине у Эремула побежали мурашки. – Кажется, ты привел сюда человека. Могу я спросить зачем?

– Я хотел показать ему частицу славных достижений нашего народа, сэр, – робко ответил Айзек. – Пока я еще могу это сделать.

– Ты слишком снисходителен, брат, – заметила Мелиссан со своего места рядом с генералом.

– Боюсь, так оно и есть, – ответил Айзек с чуть заметной улыбкой.

– Мы приближаемся к запуску, – объявил Савериан стальным голосом, его взгляд был устремлен на диораму.

Потоки дождя барабанили по виртуальной палубе корабля, стекали с исполинского орудия, которому через несколько мгновений предстояло превратить тридцать тысяч жителей Телассы в пепел. После слов генерала орудие начало менять положение.

За приподнятой платформой, вокруг которой сидели фехды, по всей окружности верхнего этажа Обелиска шло прозрачное стекло, оно обеспечивало прекрасный вид на квартал Знати Сонливии. Дождь струился по стеклу во внутренний двор, лежавший далеко внизу. Несколько месяцев назад Салазар встретил свой конец на тех булыжниках, его смерть была легче той, что ожидала народ Телассы.

На мгновение Эремул подумал применить здесь магию. Возможно, удалось бы уничтожить те странные предметы, которые Савериан и его офицеры использовали для связи с фехдами, управлявшими огромным орудием на борту корабля. В лучшем случае он добился бы небольшой отсрочки. Стоила ли она его собственной жизни?

«Никто в Сонливии даже не помочился бы на меня, гори я ярким пламенем. В Телассе, пожалуй, могли бы сходить за маслом».

Савериан поднял руку и что-то поправил у себя в ухе.

– Приступайте к Расплате на счет «пять», – приказал он. – Пять… четыре…

Эремул не смог наблюдать, он закрыл глаза и ждал.

– Генерал, – обратился один из офицеров Савериана, кожа которого была очень темной по сравнению с другими фехдами. – Взгляните на это.

Настойчивость обращения заставила Эремула тут же открыть глаза. Савериан махнул рукой, и воздушное изображение гавани Сонливии на платформе внезапно сменилось панорамой холмов Демонических Огней к северу от города. Из земли торчали устремленные в небо сломанные гранитные гребни.

Полумаг прищурился. Похоже, там находился аванпост фехдов – маленький лагерь бессмертных и их помощников- невольников, устроенный в седловине между двумя наиболее крупными холмами.

– Что это? – спросила Мелиссан, указывая тонким пальцем на нечто, спускавшееся с северного холма.

То был не человек и не фехд. Он походил на мужчину, состоявшего из тени и пламени, и, плывя через скалы, оставлял за собой опаленный камень. Неопознанный кошмар направлялся прямо на аванпост фехдов.

– Наведите на него, – приказал Савериан. – Я хочу взглянуть поближе.

Чернокожий офицер повернул диск на панели сбоку платформы, и панорама сдвинулась, сужаясь и увеличиваясь в размерах и деталях по мере того, как фехдский реликт, передававший изображение, приближался к нарушителю спокойствия. Собравшиеся в Обелиске видели, как дюжина людей-невольников устремились с оружием на изготовку к жуткому чужаку. Тот встретил их ударами расплывчатых конечностей, состоявших из пламени и тени. Удары разорвали несчастных невольников на части, их тела мгновенно обратились в пепел.

– Дайте звук, – рявкнул Савериан.

Офицер покрутил другой диск, и тогда они услышали вопли и резкий лай ручных пушек. Кошмар проник на территорию лагеря, не обращая внимания на встретивший его поток металлических пуль. Прорубаясь сквозь невольников, он приближался к горстке фехдов. Одного из них, женщину в развевавшемся синем плаще, Эремул знал.

– Ним, – охнул Айзек.

Он повернулся к Савериану.

– Сэр, вы послали Ним на разведку?

Зубы генерала скрежетали, будто он пережевывал сталь.

– Да. Это моя прерогатива, Судья.

Ним что-то держала в изящной руке – сферический предмет, похожий на зажигательные бомбы, которые применяли мятежники в Сонливии. Она метнула его. Прогремел сильный взрыв, и на минуту панорама скрылась в густом облаке пыли.

Кошмар из тени и пламени поднялся из воронки, которая образовалась от взрыва, совершенно не изменившимся. Он добрался до первого из Древних, тот прыгнул на него, взмахнув прозрачным мечом. Фехд двигался невероятно быстро и сражался с нечеловеческим мастерством, но его клинок просто проходил сквозь жуткого призрака, который рванулся вперед и поглотил Древнего. Белая кожа задымилась, и волосы фехда воспламенились.

– Кажется, он не чувствует боли, – сказала Мелиссан, явно потрясенная. – Что это за существо?

– Оружие, – прорычал Савериан. – Один из трех, созданных богами в то время, которые люди называют Веком Раздора. Они опасались восстания магов. Таков был их ответ. Гхолам.

Раздался леденящий кровь вопль, и фехда разорвало на части.

– Генерал, как мы его остановим? – спросила Мелиссан, в ее голосе звучала паника.

Эремул обнаружил, что трясется от страха, вся его одежда взмокла от пота.

– Он невосприимчив к стали, – мрачно сказал Савериан. – Не поддается магии. Даже нашего обычного оружия недостаточно. Есть лишь один метод. Мы разрушим его.

«Разрушим его?» У Эремула закружилась голова. «Разрушитель Миров. Он имеет в виду, что свершит Расплату».

Савериан поднял руку к уху.

– Вы должны скорректировать цель, – скомандовал он.

Я дам новые координаты.

– Генерал, – отчаянно вмешался Айзек. – Там наши сородичи. Там Нимувия!

Могучий беловолосый генерал поднялся с кресла. Его лицо было суровым, а голос – твердым, как сталь.

– Это – единственный способ, Судья. Я не позволю ему добраться до города. Его необходимо остановить сейчас.

– Генерал, – снова произнес Айзек, в его голосе звучало страдание. – Ним – моя сестра! Она помолвлена с вами!

Он бросился было к Савериану, но Мелиссан удержала его за руку.

– Остановись, брат, – прошептала она.

Савериан смотрел куда-то за Айзека, в поток воды, поливавший улицы Сонливии.

– Я – щит, который защищает наш народ от зла, – проговорил он, будто откусывая каждое слово. – Я сделаю для этого все, что потребуется. Пойми, Судья. Все, что потребуется.

Полумаг развернул кресло, чтобы увидеть то, на что смотрел генерал. Савериан снова поднял руку к уху и произнес ряд чисел. Через несколько мгновений небо озарила вспышка – взлетела световая дуга. Высоко над городом она внезапно изменила направление, отклонившись к северу.

К холмам Демонических Огней.

В комнате повисла гнетущая тишина. Савериан стиснул зубы, его лицо было непроницаемо. Мелиссан прижала к себе Айзека, что-то нашептывая ему на ухо. Остальные фехды выглядели встревоженными или напуганными.

Полумаг сосредоточил внимание на призрачной панораме холмов Демонических Огней. Казалось, весь мир затаил дыхание, каждая секунда была наполнена невыразимым напряжением. Мелиссан отпустила Айзека, и он отвернулся от нее, по его щеке побежала одинокая слеза.

Изображение холмов Демонических Огней внезапно мигнуло и исчезло. Откуда-то издалека докатился звук невообразимо чудовищного взрыва. Комнату тряхнуло, весь Обелиск опасно качнулся.

Затем их накрыл жар.

 

Обещания

Он поерзал в клетке, боль от накопленных за год заточения язв волнами перекатывалась по всему телу. Он почти не чувствовал этой боли. Он вообще почти ничего не чувствовал, все онемело.

Он только что видел, как его жена заживо сгорела на костре. Теперь ему хотелось лишь одного: смерти. Чтобы все закончилось. Его тело просто таяло, и каждый вдох давался с огромным трудом, но пустота в сердце была хуже всего на свете.

Он услышал шаги снаружи клетки. Может, это Борун, который снова пришел извиняться. Ближайший друг повернулся спиной к Кейну, когда тот больше всего в нем нуждался. Сказал, что у него есть жена и дочери, о которых нужно думать.

Мог подойти и Оргрим. Но он теперь был вождем, и хотя он и выразил сожаление о том, что произошло, здоровенный предводитель Восточного предела не стал бы жертвовать долгом перед народом ради долга перед другом.

Или, возможно, это был Магнар. Сын смотрел, как его мать погибала в пламени. Мальчик, которого он растил, чтобы тот стал мужчиной.

Он хотел умереть. Молился об этом. Но Шаман не выполнит его желание, пока не подобреет. Высока была вероятность того, что его сожгут, как Мхайру. Даже его ярость обратилась в пепел. Не осталось ничего. В том числе и сил, чтобы поднять голову.

– Кейн, – проскрежетал голос.

Голос, знакомый ему с давно прошедших лет.

– Джерек? – попытался сказать Кейн.

– Вышло только сипение.

– Я вытащу тебя отсюда. Если Шаману нужен ты, ему придется сначала разобраться со мной.

– Мне конец, – удалось прошептать ему. – Уходи. Не беспокойся обо мне.

– Я дал тебе обещание, Кейн. – Раздались звуки ударов стали по ивовым прутьям. – После того как ты вытащил меня из огня.

– Уходи, – снова сказал Кейн. – Или тоже сгоришь.

– Уже горел однажды. Это меня не прикончило, так ведь?

Кейн промолчал. У него не осталось сил, чтобы говорить. Он слышал, как слева клетка раскололась. Слышал треск, когда грозный воин, которого звали Волк, схватил его тюрьму и стал ее выкручивать.

– Уходи, – удалось ему выдохнуть в последний раз.

Он не хотел еще одной смерти на своих руках. Еще одной потерянной из-за его действий жизни.

С минуту было слышно только тяжелое дыхание и треск ивы. Затем сильная рука схватила его и потянула. Его истерзанное тело вытащили из разрушенной тюрьмы, и взрыв боли оглушил Кейна.

– Я дал тебе слово, – сказал Джерек. – Меня изгнали из Отрекшихся, когда я услышал, что сделал с тобой Шаман. Таков единственный способ покинуть Ледяной Шпиль, за исключением смерти. Но если мужчина о чем-то говорит, он это делает.

Кейн захрипел: его подняли и перекинули через крепкое плечо, как мешок с картошкой.

– Я буду рядом, когда понадоблюсь тебе, – проскрежетал Джерек, – и это, черт его дери, обещание.

Он медленно соскользнул с лошади. Сапоги хрустели по снегу, а дыхание порождало облачка тумана в холодном утреннем воздухе, но внутри у него все горело в лихорадке возбуждения. Сделав вдох, он постарался успокоить колотившееся сердце. Ему не хотелось упасть замертво прежде, чем он доберется до двери.

Он был дома. Он был дома, и Мхайра ждала его.

Все осталось так, как ему запомнилось. Дом выглядел так, как в его снах, место, хранившее одни из лучших воспоминаний его жизни. Одни из худших – тоже, но и их надо было принять, ведь иначе не поймешь, что действительно важно. Пока почти не лишишься этого.

Кейн пошел к двери, отмечая ухоженные поля, аккуратно подстриженные деревья вдоль дорожки. Доказательство того, что жена была здесь, жила под той же крышей, что и последние двадцать лет. А он думал, она мертва. Умерла ужасной смертью, сгорев дотла на костре Шамана три года назад.

Но она была жива, и она ждала его.

Он провел рукой по лицу, внезапно осознав шрамы, месячную щетину, грязь, которая покрывала его с головы до ног. Мхайра всегда жаловалась, что от его щетины ей щекотно, хотя при этих словах в глазах у нее неизменно горел огонек.

Он усмехнулся, представив выражение ее лица, когда она увидит его. Это было единственным, что поддерживало его временами: воспоминание о ее улыбке, которую он видел, просыпаясь утром. И еще – из давнего прошлого: как она укладывала Магнара спать. Не важные события, такие как день их соединения, хотя они имели свою ценность. Простые, повседневные мгновения, не отличавшиеся от тех, что разделяли любые мужчина и женщина повсюду в Высоких Клыках, за исключением того, что Мхайра решила разделить эти мгновения с ним.

Приближаясь к двери, он замедлил шаг. На ней не было свадебного венка, который висел там всегда. Мхайра иногда вносила его внутрь, если становилось слишком холодно, хотя благословение духов означало, что на нем не скажется ни смена лета на осень, ни время вообще. Пока остается искренней их любовь.

Поколебавшись, он постучал в дверь дважды, все его тело дрожало от предвкушения, к глазам подступили слезы. Он печально покачал головой. В последнее время было слишком много слез. Ему не хотелось, чтобы Мхайра подумала, что он размяк.

Он обождал, затем обождал еще. Ответа не последовало. Нахмурившись в замешательстве, постучал снова. По-прежнему ничего. Подергав ручку, он обнаружил, что дверь не заперта. Быть может, Мхайра спала. По правде говоря, она не молодела, хотя ему казалось, что она не менялась, несмотря на проходившие годы. Она всегда была так же прекрасна, как в тот день, когда он на ней женился.

Он вошел в дом, увидел дыру в стене, которую зачинил годы назад, заметил, как все вокруг чисто и опрятно. Прошел на цыпочках к их спальне и тихо открыл дверь, ожидая увидеть ее крепко спящей. Постель оказалась пустой, хотя ее одежда по-прежнему была в комнате. Кейн заметил шарф, который подарил ей на именины, и поднес его к носу. Шарф все еще пах ею.

Он прошелся по дому в поисках жены. В комнатах, похоже, недавно жили, хотя еды в кладовой не нашлось. Бродар выглянул наружу, уверенный, что найдет Мхайру работающей в саду, но там тоже никого не было. Пусть и покрытый снегом, сад не казался заросшим. Кто-то ухаживал за ним не так давно.

– Мэй? – позвал он, начиная беспокоиться.

Оставив дом, он пересек поле в направлении соседнего, где жили двоюродная сестра Мхайры, Наталия, и ее муж, до того, как Гаред умер. Когда ему оставалось несколько футов до двери, она распахнулась. Оттуда, прихрамывая, вышла пожилая женщина, опираясь на палку. Она прищурилась, вглядываясь в Кейна.

– Ты здесь, чтобы помочь мне отправиться на юг, вместе с остальными? Я ожидала кого-нибудь помоложе.

Остановившись, Бродар уставился на иссохшую старуху.

– Кто ты?

Бабка постучала палкой о снег.

– Меня зовут Габз. Король Магнар послал меня сюда несколько месяцев назад.

– Да? – спросил озадаченный Кейн. – Зачем?

Габз покачала головой.

– Хозяйка дома была нездорова. Молодой король послал меня, чтобы ухаживать за ней. Бедняжка к концу с трудом могла вставать с постели.

«К концу».

– Где она? – спросил Кейн, его голос внезапно так задрожал, что он с трудом выдавил из себя эти слова. – Где Мхайра?

Старуха печально покачала головой, и Бродар наконец понял. Все вокруг, казалось, посерело.

– Она скончалась на прошлой неделе. Это все из-за болезни в легких. Я похоронила ее у скамьи в саду, как она просила. Ты ее знал?

Кейн почти не слышал ее. Он повернулся, земля под ногами качалась, сердце в груди налилось свинцовой тяжестью. Он зашагал назад к дому в полуобморочном состоянии, ноги ощущались как чужие.

– Эй, что ты делаешь? – крикнула Габз у него за спиной.

Не обратив на нее внимания, он пересек поле и вернулся в дом. Вышел по коридору в сад. И тогда увидел невысокий холмик у скамейки. Он был покрыт снегом.

– Мэй, – судорожно прошептал он, рухнув на колени и сметая снег голыми руками, не чувствуя холода, не чувствуя ничего, кроме пустоты, столь глубокой, что мог бы потонуть в ней и никогда не найти пути назад.

Его пальцы что-то нащупали. Их свадебный венок. Он нежно встряхнул его дрожащими руками, и, когда прилипший снег опал с венка, Бродар увидел, что листья зеленели так же, как в день их свадьбы, а переплетавшиеся ветви, которые символизировали их соединение, были крепкими, как всегда.

Он стоял там на коленях, глядя вверх в серое небо. На лицо стали падать снежинки, над головой собиралась очередная буря. Кейн опустил глаза на венок, всхлипнул, и по щекам покатились горячие слезы. Боль захлестнула его и вырвалась наружу.

За спиной по снегу захрустели шаги. Бродар не повернулся, не хотел, чтобы Габз увидела его таким. Не хотел слышать неудобные вопросы старухи.

Он просто хотел, чтобы его оставили наедине с женой и воспоминаниями.

– Кейн.

Скрежещущий голос прорубил воздух, словно стальной клинок. Кейн повернулся, онемело всматриваясь сквозь слезы, застилавшие глаза. Его взгляд упал на лицо, покрытое шрамами. Лицо, которое он не должен был больше видеть никогда.

Джерек с каменным выражением шагнул вперед, крепко сжав топоры. В глазах его плескалась жуткая тьма, точно он прошел сквозь ад.

«Если я когда-либо увижу тебя снова, я тебя убью. Обещаю».

Бродар встретил взгляд старого друга. С минуту ни один из них не двигался. Затем Кейн медленно кивнул. Повернувшись к могиле Мхайры, он бережно опустил на нее венок. Волк всегда платил по долгам. Всегда держал слово.

Он стоял на коленях, слушая, как приближается Джерек. Он не собирался сражаться. Не сейчас. Он хотел только увидеть Мхайру в последний раз. Он подумал о ее улыбке, и слезы снова засверкали в его глазах.

Волк переступил с ноги на ногу у него за спиной.

– Кейн, – проскрежетал он снова.

– Так, – спокойно ответил Бродар.

Время пришло.

Долгую минуту ничего не происходило. А затем но обе стороны от него на землю упали топоры, и сильная рука сжала его плечо.

 

Принц исчезнувших

Здание склада тряслось, словно по нему колотила дубинка великана. Сквозь трещины в деревянной крыше вниз летели пыль и пепел, и Эремул-Полумаг проснулся, задыхаясь и отплевываясь. Моника рядом с ним на полу делала в основном то же самое, однако куда более грациозно. Как это часто бывало, он попытался встать на ноги, и до его мозга с запозданием дошло, что у него больше нет ступней, а также, разумеется, – ни лодыжек, ни коленей.

«Тринадцать лет, а инстинкт по-прежнему берет верх над памятью. Берет верх над рациональным мышлением. С другой стороны, я всего лишь человек. Не бессмертный фехд».

– Позволь помочь тебе, – сказала Моника, нежно поднимая его с пола и помогая усесться в кресло.

Он сморгнул грязь с глаз и прищурился сквозь облако пыли. Мард сидел, скрестив ноги, среди обломков и с подозрением пялился на Монику, возможно, с неким беспокойством. Рикер вырубился напрочь, он был так пьян, что его не разбудил бы даже пинок в лицо.

«Итак, все как всегда. Тогда что за суматоха снаружи?» Здание снова затряслось, и теперь к этому добавился громкий гул, как будто сквозь город мчался ураган. Эремул подкатился к выходу и выглянул наружу. Он был не единственным. Многие бездомные Сонливии боязливо высовывались из тесных дверных проемов Прибежища, чтобы увидеть, что за новый ужас угрожал городу. Все было покрыто пеплом и пылью – осадками из огромного грибовидного облака, поднявшегося в небо в тот день, когда Разрушитель Миров привели в действие, чтобы уничтожить гхолама. Даже в Обелиске минуту-две жара была просто невыносимой.

Полумаг с облегчением узнал, что в городе никто не погиб – по крайней мере, в результате применения оружия фехдов. Однако в ближайшие дни, несомненно, возникнут сложности – городские запасы воды оказались загрязненными. Кроме того, сотрясение земли, вызванное взрывом, ослабило сооружения Сонливии, и с тех пор несколько домов рухнули, похоронив под собой несчастных жителей.

Полумаг покачал головой. За последний год город перенес войну, продолжительный обстрел артиллерией Первой флотилии и теперь – применение наиболее смертоносного оружия из всего когда-либо созданного.

«Серый город. Подходящее название для, возможно, самого мрачного из городов по эту сторону метафорического ада». Трудно было представить такое время, когда он мог бы с теплотой вспоминать правление Салазара, по Полумаг чувствовал, что это мгновение приближается.

Моника прикоснулась к его руке и высунула голову за дверь.

– Посмотрим, из-за чего весь этот шум? – спросила она.

Он бросил на нее удивленный взгляд. Моника казалась в целом довольной, оставаясь в Прибежище с тех пор, как нашла его. Поистине – она пребывала в тревожащем спокойствии большую часть времени. Он предполагал, что такое воздействие могли оказать на женщину напряжение и всеобщая неопределенность, не говоря уже об их решительно лишенных всякого обаяния соседей по комнате.

«Когда речь заходит о женщинах, я могу опираться только на воображение».

– Хочется свежего весеннего воздуха? – спросил он с кривой усмешкой, показывая на облака пыли, несшиеся по улице.

Казалось, все они летели с Крюка – большой площади, на которой некогда казнили городских преступников и где сам Эремул едва не исполнил однажды пляску повешенного, или что там еще веселое можно было придумать для человека без ног.

– Полагаю, это, по крайней мере, посвежее того, что выходит по утрам из задницы Рикера.

Моника смерила его возмущенным взглядом, который быстро сменился улыбкой, и Эремул ощутил, как его охватило незнакомое теплое чувство. «К дьяволу вашу хашку. Забудьте о магии. Любовь – самое могущественное пристрастие из всех». Или, по крайней мере, она была таковым для тех, кто отчаянно нуждался в ней тридцать пять лет.

– Следуй за мной, – сказал он, выкатывая кресло через дверь. Возможно, я смогу состряпать кое-что, чтобы помочь справиться с пылью.

Он пробормотал несколько слов и, вызвав свои чахлые запасы магии, сотворил охранительное заклинание, которое удерживало летевший по воздуху мусор в стороне от него и Моники. Чумазые лица наблюдали за ними из полуоткрытых дверей. Многие смотрели зло или сердито, но на мнение соседей Полумагу было совершенно плевать.

Эремул и Моника пробирались между битком набитыми складами, обходя стороной груды отбросов, мертвых животных и кучи гниющих нечистот. Пусть Прибежище и давало им крышу над головой и миску скверного на вкус супа по вечерам, но во всем остальном это было отвратительное место, где не признавались никакие законы. Год назад Эремул мог назвать его «адским». Но не сейчас.

«Представление об аде ограничивается пределами воображения, а воображение ограничивают рамки опыта. Истинный ад не познать, пока в нем не пожил».

Сироты в Уорренс, вот они знали, что такое ад. Знали Первопроходцы, которые поплыли к Небесным островам, каждый мужчина и каждая женщина, по крайней мере в то непродолжительное время, пока оставались обладателями собственных голов. По сравнению с их судьбой то, что бездомные переживали в Прибежище, – всего лишь мелкие неудобства.

По мере того как они приближались к Крюку, плывшие по ветру облака пыли и пепла становились все гуще, а рев – громче. Эремулу пришлось прикрыть уши руками, чтобы защититься от шума. У края площади собрались дюжины фехдов. Пыль и пепел вились рядом с Древними, которые образовали круг. Среди них находился и Айзек, стоявший возле сестры Мелиссан. У обоих на лицах застыло каменное выражение. Пережитая двумя Судьями трагедия ощущалась почти физически. Неимоверное страдание, которое Эремул увидел на лице Айзека после гибели его сводной сестры Ним, мучило Полумага целыми днями. Возможно, то, что он так переживал смерть офицера фехдов, было следствием эмоционального излучения со стороны Айзека, но Эремула не покидало странное ощущение, что он мог просто сочувствовать.

Айзек заметил их приближение и слегка кивнул в знак приветствия. Его обсидиановый взгляд на секунду задержался на Монике, и он, казалось, печально вздохнул, прежде чем вернуть внимание к тому, что происходило в центре площади. Мелиссан одарила двух людей взглядом, какого женщина могла бы удостоить свежее собачье дерьмо, появившееся на подошве туфли. Но она не возражала, когда они пришли на Крюк и уставились вдвоем, разинув рты, на огромную металлическую птицу, висевшую в десяти футах над землей.

Или, по крайней мере, на нечто напоминавшее металлическую птицу. При ближайшем рассмотрении Эремул сделал вывод, что снова видит какой-то реликт фехдов. Он достигал сорока футов от носа до хвоста, а размах крыльев был, по крайней мере, вдвое больше.

– Оно летает, – затаив дыхание, проговорила Моника. – Это, должно быть, магия.

– Не магия, – возразил Полумаг, нахмурившись. Рев, казалось, исходил откуда-то из-под крыльев. – Это – машина.

– Старейшая из машин, – подтвердил позади них Айзек. Судья бесшумно присоединился к парочке. – Перед вами один из последних сохранившихся реликтов Прежних Времен младший брат огромного корабля, который доставил нас к этим землям. Прибыл принц Обрахим.

Летающая машина медленно опустилась на поверхность. Рев умолк, и висевшие в воздухе тучи пепла и пыли неторопливо легли на землю. Сбоку, скользнув в сторону, открылась маленькая дверь, и опустилась короткая лесенка. Мгновением позже вышел фехд, который мог оказаться только их легендарным принцем.

Он достигал такого же роста, как генерал Савериан, и действительно выглядел довольно похожим на него, поэтому никто не усомнился бы в том, что они – братья. На принце была золотистая мантия, а в руке – большой металлический скипетр, увенчанный огромным бриллиантом, равных которому Полумаг не видывал. В отличие от белоголового генерала, волосы Обрахима золотились, как рассвет. На них был серебряный венец.

Савериан вышел из круга фехдов и преклонил колено, направив острие прозрачного меча к земле. Остальные тут же последовали его примеру. Айзек кивнул Монике, чтобы она опустилась на колени, и та быстро повиновалась.

Эремул огляделся по сторонам, испытывая одновременно смущение и некоторое самодовольство. «Я единственный из присутствующих, людей и фехдов, от кого не ожидается выражения подобострастия перед этим принцем».

– Савериан, – приветствовал генерала принц Обрахим голосом столь же древним и полным такой же уверенности, как и у брата. – Я пересек океан незамедлительно, как только услышал новости. Мы лишились семерых наших сородичей, включая твою суженую. Мы будем оплакивать каждого из них десятилетие. Все вы можете подняться.

Генерал Савериан встал и вложил в ножны меч, братья обнялись.

– Созданное богами существо, которое атаковало наших сородичей в холмах Демонических Огней, подвергли Расплате, – сказал беловолосый командующий. – Гхолам уничтожен.

Принц Обрахим степенно кивнул.

– Как я понимаю, это был родич Горгоны и колосса. Ты предупреждал меня о них, брат. Предупреждал, что они могут угрожать даже нам, если бы их направили против нашей расы. Мне следовало вмешаться, когда боги еще только задумывали выпустить их на этот континент.

– Еще одно подтверждение того, что наш священный поход необходим, – проскрежетал Савериан. – Человечеству не следовало позволять разрастаться без наблюдения. Их безнравственность стоила нам жизней двух сородичей. А теперь их безрассудство лишило нас еще семерых.

Эремул заметил, что лицо Моники приобрело отстраненный вид, ее глаза были неестественно пустыми. Он сжал ее руку, и она словно опять стала сама собой. Мужчины и женщины из Прибежища начали собираться вокруг площади, любопытство одерживало верх над страхом.

Нахмурившись, принц посмотрел на городских жителей, неуверенно подходивших к Крюку.

– Скажи мне, брат. Как идет завоевание этих мест, которые люди называют Благоприятным краем?

Савериан сердито стиснул зубы.

– Нам еще нужно пробить магический барьер, что Белая Госпожа возвела вокруг своего города. Разрушитель Миров должен был предложить решение этой проблемы.

Принц Обрахим поднял скипетр, и бриллиант сверкнул так ослепительно ярко, что Эремулу пришлось отвернуться.

– Посмотрим, сможет ли этот барьер противостоять мне, – провозгласил он. – Пойдем, брат. Я хочу ознакомиться с землей, которую мы покинули две тысячи лет назад.

Принц и генерал ушли с Крюка, остальные фехды медленно потянулись за ними, возвращаясь в свой анклав, который прежде был кварталом Знати Сонливии.

Эремул наблюдал за их уходом. Дождавшись, когда площадь покинули Айзек и Мелиссан, он повернулся к Монике.

– Ты в порядке? Ты кажешься какой-то отстраненной.

Моника сняла очки для чтения и попыталась сдуть с них пыль. Когда это не принесло результата, она попробовала использовать рукав, что лишь добавило на линзы сажи. Как и одеяние Эремула, ее одежда была покрыта толстым слоем грязи.

– Я тревожусь, любимый. Не хочу умереть в этом месте. Я отправилась на север из Тарбонна в поисках лучшей жизни. Я нашла здесь лишь невзгоды.

Эремул постарался не показать, какую почувствовал боль. «Ты нашла меня», – хотелось возразить ему. Но он понимал: этого недостаточно. Глупо было верить, что того, что он мог предложить ей, окажется достаточно навсегда.

«Нет. Есть кое-что».

Он сделал глубокий вдох.

– Возможно, мне удастся отправить тебя из города, – сказал он, глядя, как уходит Айзек, и вспоминая уловку, которую применил, чтобы незаметно вывезти его, варвара Бродара Кейна и остальных его спутников из гавани в сходных обстоятельствах. – Мероприятие рискованное и потребует всей незначительной силы, которой я обладаю, но если я могу спасти одну жизнь, я хочу, чтобы она была твоей.

Моника смотрела на Эремула минуту, округлив глаза. Затем обняла его, спрятав лицо на его груди.

– Спасибо, – прошептала она. – Ты хороший человек.

– Я не уверен насчет «хороший», – ответил он серьезно. – Или даже насчет «человека». Но с учетом малочисленности получаемых мною комплиментов я приму то, что могу получить.

Моника захихикала, и, несмотря на то что она пахла не своими духами, а обладала сейчас выдержанным ароматом, как и остальные в Прибежище, Полумаг почувствовал в себе реакцию на ее присутствие. Собравшись с мужеством, сжав в кулак нервы, он пошел на решительный шаг.

– В восточной части Прибежища есть умывальная, обеспечивающая некоторое уединение. Возможно, сейчас подходящий момент, чтобы избавиться от накопленной городской грязи.

«О, черт, – подумал он. – О, черт».

Моника минуту поколебалась, а потом сказала:

– Спасибо, но я хочу вернуться и отдохнуть. Сейчас холодно, и мне не хватает уюта, который дают окружающие стены.

«Черт».

– Конечно, – ответил он с радостной и совершенно фальшивой улыбкой. – Пожалуй, и мне тоже страшно не хватает Рикера и Марда.

 

Развалины

– Коул. Коул! Проснись. Ты падаешь с седла.

Его серые глаза распахнулись, и Саша с беспокойством уставилась на друга. Он был сам не свой после возвращения из Раздробленных государств. По правде говоря, он был сам не свой со времени их болезненного расставания несколько месяцев назад, но теперь в его лице появилось еще что-то, возможно – стыд, который она время от времени замечала, когда он забывал о самоконтроле. Это ее тревожило. Она могла рассчитывать на Коула, только если он оставался Коулом. Он был ее швартовным тросом к берегу нормальности в условиях сбивавшего с толку шторма последнего года.

– Я помню это место, – сказал Коул. Он выправился в седле и посмотрел, нахмурившись, на сверкающие воды пролива Мертвеца слева от них. – Здесь причалила «Ласка». Я случайно уронил там в воду лютню Айзека.

– Случайно? Брось, Коул, признайся. Ты ревновал к нему.

– Ревновал? – повторил Даварус с обидой в голосе. – Я единственный, кто подозревал, что он представляет собой нечто большее, чем притворяется. Исчезнувшие не захватили бы Сонливию так легко, если бы я был рядом.

Саша скрыла улыбку. Теперь это походило на Коула, которого она знала. Они оба молчали, проезжая мимо того места, где он попытался поцеловать ее. Она в ответ отвесила ему пощечину. Тут она заметила, что он смотрит на нее, и его рот то открывается, то закрывается, будто он хочет что-то сказать ей. Однако он предпочел промолчать.

– А где Полуночница? – спросила Саша только ради того, чтобы нарушить неловкую тишину.

Как ни странно, Даварус вернулся из Тарбонна с маленьким котенком. Очевидно, на борту «Ласки» на Коула напал убийца, и он едва уцелел, в отличие от его друга Эда, который в свое время спас этого котенка. Сашу опечалило известие о смерти Эда, она помнила его поразительно нежные руки, унесшие ее из развалин упавшего дома в день, когда Белая Госпожа и Танатес разрушили полгорода.

– Полуночница с другом, – ответил он с отсутствующим видом.

– Знаешь, ты не виноват, – сказала она.

– В чем именно? – слишком резко выпалил Коул.

– В смерти Эда.

– О.

Судя по его тону, на уме у него было что-то другое, хотя теперь он выглядел еще более угрюмым, чем прежде.

Тяжко вздохнув, Саша сосредоточилась на последнем участке их поездки из Телассы. Стояло прекрасное утро. Хотя земля была необычно бесплодной – из-за руин Исчезнувших неподалеку, редкие цветки все же открылись навстречу раннему весеннему солнцу.

Прошло уже несколько недель после происшествия к северу от Сонливии, и худшее, что принесла зима, миновало. Саша была не столь недалекой, чтобы ожидать, что смена времен года станет предвестием смены судеб: неудача, которую потерпели Исчезнувшие, лишь отсрочила их нападение на Телассу. Тем не менее Белая Госпожа получила небольшую передышку, время для изучения других способов спасти свой город. Вот почему Саша, Коул и несколько членов Совета направлялись на север, к руинам, которые Брианна впервые посетила минувшим летом. Возможно, они найдут там нечто, что окажется полезным против Древних или, по крайней мере, прольет свет на их странное оружие и способности.

«Все что угодно лучше, чем сидеть во дворце и слушать, как спорят Белая Госпожа и Танатес».

Два чародея ссорились, точно кошка с собакой. Что удивительно, их перебранки еще не перешли в очередной раунд противоборства заклинаний. Саша прилагала все усилия, чтобы не дать этой парочке вцепиться друг другу в горло. Остальное время она проводила, лежа в постели, вся в поту, и дрожа, как лист на ветру. Фергус больше не спешил к ней с серебристым порошком, которого она так жаждала, а добыть его еще где-то оказалось трудно. Когда она резко переставала принимать хашку, она часто думала о том, чтобы покончить с собой. А время от времени, как сейчас, когда она увидела лицо человека, который поравнялся с ней и Коулом, у нее возникало откровенное желание убивать.

– Приятный день для небольшого исследования, – сказал Фергус с легкой улыбкой, словно приклеенной к тонким губам, переводя взгляд с Саши на Коула.

Ее друг ничего не говорил о случившемся в Тарбонне, не считая того, что его миссия провалилась. Фергус знал правду: как старший член Совета, он присутствовал при докладе Коула Белой Госпоже вскоре после его возвращения в Телассу. Сашу беспокоило, что Фергус был посвящен в ту информацию, которую Коул отказался обсуждать с ней. Беспокоило просто невыразимо.

– Развалины обширны, – продолжал Фергус. – Хозяйка в прошлом посылала сюда экспедиционные группы дважды, но они не обнаружили ничего ценного. Будем надеяться, что сегодняшний день окажется более плодотворным.

– Не беспокойся, – ответил Коул. – Если здесь есть что- нибудь стоящее, мы это найдем.

Он выглядел сейчас совершенно здоровым: седина полностью исчезла из волос, румянец вернулся на щеки. Саше хотелось спросить об изменениях в его внешности, но что-то останавливало ее. Быть может, она боялась ответа.

«Я ощущаю его внутри, Саш. Страждущего. Страстно желающего, чтобы я убивал. Я не уверен, что в силах держать его под контролем. Я боюсь». Слова Коула, сказанные ей во дворце перед неудачным путешествием на юг.

– Он кажется довольно милым. Возможно, несколько отстраненным.

Саша перевела недоверчивый взгляд с Коула на Фергуса, который вернулся на свое место позади них.

– Он? Доверься мне, он не хороший человек.

– Он предлагал тебе помощь, когда меня не было? Ты отвергла ее. По крайней мере, так он сказал. – Нахмурившись, Коул опустил взгляд на свои руки.

«Ну и ублюдок же он».

– А что еще он тебе сказал?

– Посоветовал кое-что, вот и все.

Саша наклонилась над своей кобылой и сплюнула.

– Не слушай его, – предостерегла она.

Через несколько минут они увидели развалины. Такие огромные, что тени, которые они отбрасывали, просто поглотили их. Эти сооружения выглядели чуждо, сплошные резкие линии и спиральные мосты, соединявшие здания в сотне футов над землей. Одно строение полностью рухнуло, а другому не хватало большей части северного фасада. Просто чудо, что оно еще стояло.

– Давайте разделимся и разойдемся в разные стороны, – объявил Фергус. Примечайте все интересное. Соберемся здесь в полдень и решим, как действовать дальше.

Саша собралась сопровождать Коула к самому северному зданию, когда Фергус положил руку ей на плечо, невольно заставив вздрогнуть.

– Нет нужды вам вдвоем обследовать один и тот же участок развалин. Предстоит охватить большую территорию. Возможно, ты могла бы начать с самого западного здания.

Саша открыла было рот, чтобы возразить, послать его куда подальше, но неожиданно заговорил Даварус:

– Наверное, я бы поразмышлял в одиночестве в это время.

Он снова выглядел рассеянным, и все же Саша не могла не обидеться.

– Будь осторожен, – сказала она, отбрасывая с лица длинные каштановые волосы.

«Проклятье. Вот бы вмазать».

Она посмотрела, как он уходит. Затем, прикрывая глаза рукой от солнца, Саша направилась к западной части развалин, гадая, что за сюрпризы там таились.

Нижние уровни массивного здания представляли собой переплетенные сети коридоров, многие из которых давно разрушились. Дыры в растрескавшихся стенах впускали достаточно солнечного света, чтобы Саша видела, куда шла, и, передвигаясь по зданию странной архитектуры, она обходила груды обломков, которых никто не касался веками. Гладкий пол завалило остатками непонятных артефактов. Многие из них оказались совершенно чуждыми для ее восприятия либо так разрушены временем, что их изначальное предназначение невозможно было себе представить. Она подобрала прямоугольный кусок стекла, прикрепленный к твердому гладкому веществу, тонкому, почти как пергамент, и повернула в руках. Девушка не сумела понять, как его могли использовать, и отбросила в сторону. Оно ударилось о стену, распалось на части, и она заметила серебристый отлив металла внутри.

Еще обнаружились предметы из черного блестящего вещества, большинство из них включали в себя стекло. Многие имели крошечные рукоятки, с помощью которых этими реликтами могли управлять, но на Сашины нажимы и тычки приборы не реагировали.

В одной комнате – возможно, кабинете – она заметила странную сферу, покоившуюся на обветшалых останках древнего рабочего стола. Наклонившись, чтобы сдуть с нее пыль, Саша увидела, что она синего и зеленого цветов, причем несколько больших мазков зеленого наложены на синий. Исследуя предмет тщательнее, она рассмотрела, что зеленые пятна делились на меньшие сегменты и все было покрыто непонятными письменами Исчезнувших.

– Алемания – сказал Фергус позади нее.

Саша от удивления дернулась и, повернувшись, увидела самопровозглашенного «человека прогресса», который вглядывался в сферу через ее плечо. Остальные члены Совета ждали прямо за его спиной, закрывая дверной проем.

– Я научился немного понимать письмена Исчезнувших, – объяснил Фергус. – Язык был утрачен столетия назад. То есть для всех, кроме Хозяйки и одного-двух равных ей. Его невероятно трудно изучать, но я никогда не уклонялся от вызовов.

Фергус взял сферу из Сашиных не сопротивлявшихся рук.

– Это копия, – сказал он. – Тем не менее ей, должно быть, около двух тысяч лет. Поразительно.

Девушка смотрела на мужчин и женщин, притаившихся за спиной Фергуса. Они были одеты в белое – цвет Совета, но на некоторых она заметила перчатки. Также ей бросился в глаза отблеск металлических принадлежностей на поясе одного из них. Другой держал мешок и кусок веревки, зловеще болтавшийся в руке.

– Что происходит? – спросила она, ужасное подозрение стало крепнуть в ее сознании. – Что вы здесь делаете?

Фергус улыбнулся своей улыбкой ящерицы.

– Боюсь, я не был полностью честен с тобой ранее. В действительности мы сделали довольно интересное открытие, когда в прошлый раз изучали руины. Нашли целую лабораторию, расположенную под этим зданием. Именно здесь я начал разрабатывать процесс создания Нерожденных. Но дальнейшее исследование дало еще большие результаты. Исчезнувшие построили эти сооружения, чтобы содержать в них невольников, хотя это еще не было тогда ясно. А вот кое-что уже было – они овладели формой физической трансформации, которая могла привести к результатам, подобным тем улучшенным качествам, что проявляют Нерожденные, без нежелательных побочных явлений.

Саша ощутила внезапную колющую боль в ноге и охнула от потрясения. Фергус быстро убрал руку, и она с ужасом увидела, что он сжимал между пальцев иглу, на конце которой была ее кровь.

– Что ты сделал? Что за дрянь в игле?

– Успокоительное средство, – объяснил Фергус. – Сильное, с учетом поразительной сопротивляемости, которую ты, вероятно, приобрела за годы злоупотребления наркотиками. Эта же сопротивляемость делает тебя совершенным субъектом для моего эксперимента.

– А Белая Госпожа знает? – попыталась спросить Саша, но вышло неразборчиво.

Ее тело резко потяжелело.

– Хозяйка одобряла мои прошлые опыты, – ответил Фергус. По соображениям, выходящим за пределы моего понимания, она не разрешила бы причинить тебе вред. Будь уверена, она никогда не узнает о твоей судьбе. Я выбрал помощников за их осмотрительность. Они – тоже люди прогресса. Проблема с лордами-магами в том, что по самой своей природе они представляют прошлое.

Слова Фергуса, казалось, приплывали к ней издалека, а затем и вовсе пропали…

– Передай мне скальпель.

Саша очнулась и уставилась на солнце – или, по крайней мере, на предмет, такой яркий, что солнцем казался. Постепенно приходя в себя, она осознала: это не солнце, а скорее, стеклянная труба в потолке, излучавшая столько света, что глаза у нее заслезились.

Она моргнула, а затем закашляла. В поле ее зрения появилось узкое лицо – Фергус смотрел на нее сверху вниз радостными глазами. Его щека была покрыта какими-то темными пятнышками. Кровь.

– Как интересно. Действие успокоительного прекратилось даже быстрее, чем я себе представлял! Это предвещает хорошую аугментацию. Замечательно.

Саша попробовала двигаться, но испытала очень странные ощущения, словно тело больше ей не принадлежало. Она открыла рот, чтобы закричать, но он уже оказался открытым, и из него не вылетело ни единого звука, за исключением: тихого вздоха.

Она услышала щелканье ножниц, и ее охватил ужас. Двигаться она не могла, но могла дрожать, все ее мускулы стали безудержно сокращаться. Саша попыталась вдохнуть, но воздух не входил в ее легкие.

– У нее приступ, – произнес женский голос..

Одна из помощниц Фергуса.

– Еще успокоительного, – приказал он. Наклонившись ближе, он прошептал ей в ухо, когда игла вошла в ее руку: – Вряд ли ты проживешь долго после того, как я завершу процедуру. Знай, твоя смерть продвинет наше дело во многих отношениях. Я надеюсь, твоя судьба сыграет роль катализатора для твоего молодого человека, благодаря которому он окончательно примет свое предназначение. Он станет оружием, необходимым нам.

«Коул». Она каким-то образом выдернула это имя из распадающихся фрагментов сознания, которое опять стремительно падало в забытье.

«Помоги мне».

 

Объятия смерти

Даварус Коул устало тащился по самому северному из строений Исчезнувших, не обращая особого внимания на разрушавшиеся древности вокруг. История никогда его не интересовала. Будущее – вот где блуждал сейчас его разум, в частности – его будущее с девушкой с каштановыми волосами, которую он любил с тех пор, как увидел ее восьмилетним мальчишкой, когда его впервые привели в дом Барретта.

Он понимал, что должен признаться Саше в истинных чувствах к ней. Но прежде, чем он это сделает, ему нужно будет рассказать, что произошло в Тарбонне. Раскрыть ей правду о чудовище, в которое он превратился.

А это – он не сомневался – покончит со всем, что было между ними.

«Я предпочту жизнь с правдой, а не с ложью».

Фергус сказал ему, что правда может освободить. Что ему следует принять то, чем он стал, а не отвергать это. Чем больше Коул думал о словах советника Белой Госпожи, тем больше осознавал, что тот говорил дело. Он жил во лжи тринадцать лет. Считал себя сыном легендарного героя, будучи просто отродьем ужасного убийцы и уличной шлюхи. Кинжал на его поясе забрал больше жизней, чем великий мор, опустошивший Сонливию годы назад, но он – все, что у него было. Проклятие Мага определял его. Без клинка он ничего не стоил.

«Лучше быть орудием, чем насекомым под каблуками лордов-магов или кого похуже».

Погрузившись в свои мысли, он уперся рукой в стену и стал расстегивать штаны, чтобы облегчиться. Что-то щелкнуло под его пальцами, и в следующее мгновение Коул устремился вниз сквозь брешь, которая открылась в стене. Член его раскачивался во все стороны, а сам он размахивал руками, чтобы не упасть. Он оказался в каком-то амфитеатре и чуть не свалился с лестницы, ухватившись в последнее мгновение за ржавые перила слева.

– Вот дерьмо, – выдохнул он.

Засунув достоинство назад в штаны, Даварус огляделся, а затем замер, уставившись в изумлении на то, что ожидало его в самом конце лестницы.

По всей ширине большого зала шли ряды прогнивших скамей, по крайней мере на сотню мест, обращенных к поразительному реликту Исчезнувших, который покрывал всю южную стену. Коул словно взглянул в другую реальность – окно в иное время и пространство. Двигавшееся изображение на стене было абсолютно реалистичным в каждой детали.

Будто завороженный, Коул смотрел туда, где сверхъестественно высокие воины с глазами, точно обсидиан, владельцы прозрачных мечей, натолкнулись на группу, как показалось ему сначала, людей, но необычно худых и с ушами, сильно сужавшимися кверху. Один из первого отряда – беловолосый офицер очень грозного вида – поднял предмет, который напоминал маленькую пушку, и направил его на второй отряд. Конец странного предмета словно изрыгнул пламя и тут же причинил большой ущерб остроухим людям. Они дергались, и дрожали, и падали, как мухи, луки выскальзывали из их мертвых пальцев, дюжины скосило в считаные секунды. Мгновением позже изображение исчезло, оставив лишь темноту.

Коул спускался по ступенькам, с любопытством глядя на скелеты, сидевшие на скамьях. Они были древними, половина из них уже превратилась в прах, с остальными, вероятно, станет то же самое при малейшем ветерке. Подчинившись внезапному порыву, он попытался оживить одного из них, приказать ему подняться, как сделал с мертвым членом экипажа «Ласки» или с мерзлым трупом на вершине Звездной Башни. Однако эти останки уже давно покинула память о жизни, которая была необходима, чтобы его сила сработала, и он быстро сдался.

Добравшись до стены, он провел по ней рукой, поражаясь тому, насколько реалистичным выглядело изображение. Показанные события, наверное, действительно произошли когда-то. Даварус не мог себе представить, как эти воспоминания – или что бы то ни было – удалось зафиксировать и показать на стене. Когда он ощупывал ее пальцами, то не ощутил ничего, кроме пыли. Он уже почти повернулся к стене спиной, но неожиданно на ней снова возникли ожившие воспоминания.

Коул отпрыгнул назад, вскрикнув от удивления. Появились огромная голова ящерицы, яркая красная чешуя на ней сверкала, как рыцарские доспехи. Кошачьи глаза сощурились в злобной ярости, и тварь разинула пасть, обнажив зубы, подобные мечам. Из пасти монстра неожиданно вырвалось оранжевое пламя, залившее всю стену. Огонь выглядел таким настоящим, что юноше пришлось ощупать себя, чтобы убедиться, что его не зажарили заживо без его ведома. По всей видимости, стена превратилась в пылающий ад, но не было ни жара, ни дыма, ни звуков.

Ожившее воспоминание изменилось: гигантское ящероподобное существо, раскрыв огромные крылья, парило над зданиями, очень похожими на то, в котором находился сейчас Коул, в его первозданном, неразрушенном состоянии.

Изображение словно прыгало, показывая монстра под разными углами, но теперь одно из человекоподобных существ с глазами, как ониксы, шагало по спине чудовища. Даварус узнал беловолосого военачальника из первого ожившего воспоминания. Он поднял прозрачный меч и всадил его в волнистую шею монстра по самую рукоять. Тварь испустила безмолвный смертельный вопль и рухнула вниз. В последнее мгновение человек спрыгнул со спины умиравшего чудовища и, сделав кувырок в воздухе, ухватился за выступ здания и оказался в безопасности, а монстр врезался в землю.

Изображение снова скакнуло, и теперь военачальник смотрел вверх, в звездное небо. Там, в темной вышине, было что-то невероятно огромное, по сравнению с которым ящероподобное чудовище из предыдущего воспоминания казалось незначительным, но Коулу не удалось понять, что же это такое. Что-то непередаваемо мерзкое ползло и скользило вдалеке по направлению к военачальнику. Он поднял руку, и сотни его высоких сородичей с обсидиановыми глазами бросились к приближавшейся орде. Но прямо перед столкновением воинств ожившее воспоминание погасло. Стена снова потемнела.

Моргнув несколько раз, юноша уныло покачал головой. Магия или нет, но это было захватывающее зрелище. И конечно, потеря времени. Ему надлежало искать следы скрытого знания, которое могло бы помочь человечеству бороться с Исчезнувшими или, по крайней мере, понять их.

Он повернулся и, поднявшись по лестнице, вышел из амфитеатра через тайный вход, который ему удалось каким-то образом привести в действие. Услышав стук дождя снаружи, юноша со стыдом осознал, что прошло довольно много времени, пока он был занят ожившим и воспоминаниями. Наступил ли полдень? Он подумал, что лучшим решением станет вернуться к месту встречи и подождать там остальных.

Выйдя наружу, он увидел темные тучи, и настроение у него упало. Голод, снедавший его изнутри, вернулся. Голос, неустанно призывавший его убить их всех, успокоился после яростного пиршества в Тарбонне, но ничто не могло усмирить его надолго.

Он сделал глубокий вдох. Ему нужно поговорить с Сашей о том, чем он стал. Откладывать больше нельзя.

Коул поднял капюшон и пошлепал по лужам назад, к входу в развалины, быстро промочив ноги по самые лодыжки. За шумом ливня было невозможно что-то расслышать. Солнце спряталось за тучи, мрачные, как грех, но он почти не сомневался в том, что полдень уже прошел. Ни Саша, ни остальные не подходили, и это отнюдь не улучшало его настроения. Он долго ждал под проливным дождем, с каждой минутой все больше злясь на целый мир. Его должны были превозносить как героя после убийства Салазара. Все, чего он хотел, – известности, славы и, главное, эту девушку.

«А вместо – страдания, скотство и предательство. И все – из-за Проклятия Мага».

Все из-за какого-то клинка мертвеца.

Даварус извлек магический кинжал и вперил в него разъяренный взгляд. Его так и подмывало швырнуть его в лужу и уйти, но он понимал, что не может. Он был таким же рабом этого оружия, как его отец-Манипулятор.

«Каков отец, таков и сын».

Коула переполнила невыносимая горечь, и он сплюнул. Юноша повернулся и уже собрался отправиться в западное здание на поиски Саши, когда откуда ни возьмись появилась высокая фигура Фергуса, который устало тащился сквозь потоки дождя. На лице старшего члена Совета не играла его обычная улыбочка. Напротив, его тонкие черты омрачало озабоченное выражение.

– Тебе стоило бы последовать за мной, – сказал он, смахивая рукавом капли дождя со своих очков для чтения. Мне очень жаль, но я должен сообщить, что произошел инцидент.

– Мы нашли его здесь, он оперировал твою подругу. Осмелюсь заметить, он сотворил бы с ней кое-что похуже, если бы нам не удалось его одолеть.

Опустившись на колени, Коул бережно держал Сашу на руках, он был неизъяснимо потрясен, и единственное, что мог делать, – смотреть на девушку, которую любил больше всего на свете. Труп Исчезнувшего с головой, разбитой тупым предметом, валялся рядом. Даварус едва смог бросить взгляд на мертвого Древнего. Едва смог бросить взгляд на Сашу, но заставлял себя смотреть на нее.

Ее прекрасные каштановые волосы остригли, оставив кожу головы обнаженной. Трехдюймовый разрез на затылке наспех зашили. Одежду с Саши сняли, и на ее руках и ногах виднелись крошечные отверстия, будто в нее втыкали различные иглы. Посеревшая кожа была пронизана видимыми синими венами. Губы, столь восхитительные в жизни, стали лиловыми. Но больше всего опечалили Коула ее глаза. Они покраснели, налились кровью. Это вызвало у него неприятное воспоминание о Заторе, и непрошеная параллель между единственной девушкой, которую он любил, и монстром, недавно пытавшимся его убить, стала последней каплей. Опустив тело Саши на стол, Даварус осел на пол, свернулся калачиком, и все его существо сотрясли рыдания.

– Почему? – пытался спросить он.

Его мир лежал в руинах, все пошло прахом.

– Приходится предположить, что это существо недавно вернулось сюда, – сказал Фергус. – В ретроспективном плане неудивительно, что Исчезнувшие направили одного из своих, чтобы осмотреть территорию, которую некогда называли домом. Боюсь, Саша просто оказалась не в том месте не в то время.

– По крайней мере, нам удалось убить его, – проговорила женщина рядом с Фергусом. – Маленькая месть за твоего друга.

Коул посмотрел затуманенным взглядом на труп Исчезнувшего.

– Месть? – яростно рявкнул он. – Я отомщу им всем. Каждому из этих ублюдков. Всем до единого! Что за тварь могла сотворить с ней это?

– Монстр! – тихо сказал Фергус. – Вот с чем мы сражаемся, Даварус Коул. С монстрами. Пришла пора тебе принять судьбу. Покориться голоду внутри и выпустить его на тех, кто заслужил твою ярость.

Коул сделал глубокий вдох. Фергус был прав. Он стер слезы тыльной стороной ладони и поднялся на ноги, решительно стиснув зубы.

– Не беспокойтесь. Я больше не стану мешкать. – Он посмотрел на Сашу и почувствовал, как мир вокруг него закачался. – Мы возьмем ее с собой, – сказал он дрожащим от горя голосом.

– Конечно, – ответил Фергус. Он положил тонкую руку на ладонь Коула. – Давай уйдем отсюда. Здесь ты уже испытал достаточно боли.

Даварус посмотрел на рукав мужчины, чьи пальцы утешительно сжимали его кисть. На ткани было пятнышко крови. В памяти внезапно всплыли Сашины слова, сказанные ею утром. «Он – не хороший человек».

Коул пристально посмотрел на Фергуса. На поле его белой куртки висела длинная прядь каштановых волос.

«Как она туда попала?»

Он окинул взглядом помещение. Члены Совета занимались упаковкой различных предметов, которые они собирались взять в Телассу для изучения. У одного из них, женщины, говорившей минуту назад, был очень озабоченный вид, и она не стала встречаться с ним взглядом.

Коул опустил глаза на труп Исчезнувшего и сощурился. Кожа Древнего выглядела более серой, чем у тех, кого он увидел в оживших воспоминаниях в развалинах к северу. Его золотые волосы были вялыми и сухими, а обсидиановые глаза – тусклыми и безжизненными. Юноша призвал Похитителя и стал искать в Исчезнувшем искорку, крошечную ниточку жизни, которую нашел даже в мерзлом трупе на вершине Звездной Башни. Здесь не оказалось ничего. Тело, лежавшее перед ним, представляло собой абсолютно пустую оболочку.

– А когда он умер? – спокойно спросил Коул, пнув труп ногой.

Что-то было не так.

Фергус поднял взгляд. Он распаковывал большую сумку. Сумку размером как раз с Сашино тело.

– Мы наткнулись на него пару часов назад. Мой коллега застал его врасплох и проломил ему череп, прежде чем он смог совершить другие преступления против человечества. Пойдем, Даварус Коул. Не трать больше времени на мертвых. Сосредоточься на живых, тех Древних, которых ты вскоре отправишь в могилы.

Коул присмотрелся к ране на голове Исчезнувшего. Он выглядела неправильно. Для начала там было недостаточно крови, словно бы повреждение нанесли через какое-то время после смерти этого существа…

– Ты лжешь, – медленно проговорил Коул.

– Лгу? – эхом откликнулся Фергус. – Боюсь, что не понимаю.

Сосредоточившись, Коул услышал, как пульс у всех членов Совета внезапно ускорился. Сощурившись, он посмотрел на женщину, сердце которой колотилось быстрее, чем у остальных. Ее лицо покрылось свежим потом. Он заметил блеск металла среди предметов, что она упаковывала.

Скальпель. Иглы.

Наконец он понял.

– Вы убили ее, – сказал Даварус, медленно поднимаясь после осмотра пробитого черепа Древнего. Поднимаясь, как ангел смерти. – Вы где-то нашли труп и думали, что сможете использовать его, чтобы скрыть правду. Вы экспериментировали на моей Саше. Вы убили ее.

– Ну же, молодой человек, это довольно абсурдно…

Коул услышал движение позади и развернулся с Проклятием Мага в руке. Один из помощников Фергуса ринулся к нему с иглой, зажатой между большим и указательным пальцами. Сделав выпад, Даварус вскрыл ему горло и отбросил в сторону с хлынувшим вверх фонтаном крови, кинувшись вперед, он всадил кинжал в живот другому члену Совета и безжалостно провернул его. Жизненная энергия умиравшего наполнила Коула, сделала сильнее. Превратила во что-то другое.

«Убей их. Убей их всех, дитя».

Голос Похитителя гудел в его ушах, и он отдался ему, уничтожая помощников Фергуса одного за другим, пока они слабовольно пытались удрать. Они были злобными существами, не более человечными, чем Нерожденные. Биение их сердец грохотало в его ушах, и он использовал этот непрестанный гул, чтобы выследить их и безжалостно прикончить. Жажда крови сделала весь мир вокруг него красным. Он двигался как ртуть, недосягаемый убийца сверхъестественной смертоносности.

Пока не остался только Фергус. Его пульс ускорился лишь самую малость, а голос был ровным – в нем даже чувствовалось любопытство, когда он умиротворяюще поднял руки с длинными пальцами:

– Поразительно! Твоя эффективность обнадеживает. Но ты должен понять: я не твой враг. Все это было сделано в стремлении к великой цели. Видишь ли, нельзя достичь прогресса, не принося жертв…

Его слова перешли в визг, когда Похититель вырвал из его руки иглу и всадил ему в левый глаз. Затем Проклятие Мага вскрыл его тело, разбрасывая повсюду алые капли. Фергус умер прежде, чем ударился об пол.

Похититель в темно-красных потеках с головы до пят стоял, тяжело дыша. Грохот колотившихся сердец умолк, но жажда крови не исчезла, она гнала его, понуждая убивать. Не было теперь ничего живого. Ничего, чтобы утолить голод, кроме…

Что-то осталось. Крошечное и хрупкое, словно новорожденный птенец, делающий свои первые неуверенные шаги из гнезда в сотне футов над землей. Похититель прислушался и пошел на звук, пока не оказался над телом девушки. Там почти не осталось жизни – лишь крупица. Но его аппетит был ненасытен, и, когда зашевелилась даже крохотная искра сознания, Похититель возрадовался очередной душе, которую собрался поглотить…

«Убей их. Убей их всех».

Проклятие Мага ринулся вниз, его острие метило в точку прямо над сердцем.

В самый последний миг Даварус Коул отвернул клинок и всадил его в стол, на котором лежала Саша. Он поднял ее на руки и крепко обнял.

– Держись, Саш, – прошептал юноша.

Он отчаянно пытался вспомнить, как исцелил мать Деркина в Новой Страде. Он каким-то образом направил похищенную жизненную силу человека, которого убил, в тело умиравшей женщины, закрыв ее рану и вернув с порога смерти. Саша ушла даже дальше, она находилась столь близко к смерти, что оказалась уже наполовину за дверью. Но он должен был попытаться. Он должен был попытаться, используя всю волю до последней капли.

Коул почувствовал, как сила покидает его тело и течет в Сашу. Ощущение вселяло ужас, но он стиснул зубы и направил еще больше похищенной у Фергуса и его помощников энергии в тело девушки, которую любил, отдавая ее без остатка, отдавая все, что у него было. И тем не менее Саша не реагировала. Он удвоил усилия. Секунды превращались в минуты.

Юноша был теперь близок к истощению, стал слабее, чем перед злополучным путешествием в Тарбонн, но не сдавался. Он отдаст все, если придется.

Даже самого себя.

Коул почувствовал, как она дернулась под ним. Он не уступал. Он не обращал внимания на боль, расползавшуюся по телу, боролся с головокружением, угрожавшим потерей сознания в любое мгновение…

Пока Саша внезапно не захрипела, издав звук, который мог быть либо самым жутким, либо самым прекрасным в мире. Коул почувствовал, что Сашина грудь стала подниматься и опускаться, воздух наконец пошел в ее легкие.

Он попытался встать и чуть не упал, в ногах была жуткая слабость, он испытывал головокружение и тошноту.

Сделав глубокий вдох, юноша успокоился. Теперь начиналось самое трудное.

Даварус Коул нагнулся и поднял Сашу на руки.

– Останься со мной, – прошептал он. – Я вытащу тебя отсюда.

 

Воссоединения

– Ты проснулся, сын?

Бродар Кейн нерешительно ожидал у полы палатки, испытывая внезапную неуверенность в том, что сказать мальчику, которого растил мужчиной, мальчику, которого растил, чтобы тот стал королем Высоких Клыков.

Сказать он хотел много чего, а кое-какие вещи – должен был. Три года – длительный срок, и новости, которые он принес к палатке, узнав, что Магнар наконец пришел в сознание, были из тех, что ни один отец не захочет сообщить своему ребенку.

– Да. – Голос сына был тонким, словно пергамент. Тонким, словно пергамент, но тем не менее знакомым ему, как собственные руки, покрытые шрамами. Руки, которыми он поднимал сына из колыбели младенцем. Которыми кормил его ребенком. Учил его обращаться с мечом, когда он стал мужчиной.

Кейн на секунду закрыл глаза и набрался решимости сделать то, что должно.

– Не возражаешь, если мы поговорим?

Последовало мгновение тишины.

– Входи, отец.

Он вошел в палатку и встал возле Магнара. Сын по-прежнему был страшно слаб. Он весил вдвое меньше, чем следовало мужчине, и его так ужасно искалечили, что у Кейна разрывалось сердце, когда он смотрел на Магнара.

– Болит? – спросил он, стараясь не дать собственной боли проявиться в голосе.

Магнар поднял изувеченную ладонь. Он потерял два пальца на левой руке и один на правой, жуткие шрамы – там, где Кразка увечил его, – обезобразили грудь. Кейн подозревал, что Мясник делал вещи и похуже, но ему не хотелось спрашивать. Некоторые вещи лучше оставить в неизвестности.

– Не так, как прежде, – ответил Магнар. – Но болит.

– Мне жаль, – сказал Бродар, чувствуя себя абсолютно беспомощным. – Целители говорят, ты станешь сильнее со временем.

Магнар кивнул, взгляд его серых глаз был рассеянным. С тех пор как его бросили в тюрьму, у него отросла борода. Она лишь подчеркивала шрамы вокруг челюсти, где волосы отсутствовали и едва ли когда-нибудь появятся.

– Сильнее, – повторил Магнар с горечью. – Я сломлен. Сломленный король.

Кейн застыл, по его спине будто проскребли только что сверху донизу призрачные пальцы. Подобно бешеному пожару, в мозгу воспламенились слова провидицы.

«Ты стоял перед бандитским королем. Ты преклонил колено перед Королем-Мясником. И ты послал Сломленного короля на смерть».

Он мог стоять перед Асандером – бандитским королем, и он мог преклонить колено перед Кразкой – Королем-Мясником, по крайней мере до известной степени. Но он никогда не смог бы послать сына на смерть.

– Ни один мужчина не сломлен, пока может подняться, – сказал он более резко, чем намеревался.

Магнар смотрел в сторону, и Кейн поколебался минуту, страшась того, что подступало, и зная, что это должно быть сделано.

– Сын, – начал он. – Мне нужно сказать тебе кое-что. О… о твоей маме.

Серые глаза Магнара, глаза его матери, встретились с синими глазами Бродара, и сын понял отца.

– Когда? – сдавленно прозвучало в ответ.

– Несколько недель назад. – Кейн сглотнул комок в горле. – Она любила нас обоих. Так сильно, как женщина может любить мужа и сына.

Магнар кивнул. Его глаза были плотно закрыты, и Бродар отвернулся, чтобы не видеть слез сына. Он прокашлялся, сделал шаг к выходу из палатки и остановился.

– Мне жаль, – сказал он, – что я думал то, что думал о тебе. Что ты мог совершить то, что, как я считал, ты совершил.

– Все в порядке, папа.

Кейн кивнул, внезапно охваченный благодарностью Мхайре, которая вырастила мужчину, более способного прощать, чем он сам.

– Отдыхай теперь, сын. Мы уже на полпути к Благоприятному краю. Обещаю, ты никогда не видел ничего подобного городу Сонливии.

«И я догадываюсь, что они никогда не видели ничего, подобного нам».

Бродар вышел из палатки. Свежий ветерок взъерошил его волосы и бороду и отправил дым от многих походных костров на юг, к их конечной цели, которая все еще находилась в сотнях миль отсюда. Развалины Маль-Торрада остались теперь позади. Духи были добры, и там не оказалось никаких признаков гхолама, пока огромный караван горцев проходил сквозь руины. Тем не менее река Мечей разливалась прямо перед ними, а переправа вброд через водный путь представляла собой задачу не из простых даже в лучшие времена. А с этим непрестанным дождем, который ранней весной превратил реку в бушующий поток, сейчас явно были не лучшие.

– Твой мальчик в порядке? – проскрежетал сзади голос.

Кейн, обернувшись, увидел размашисто шагавшего к нему Джерека с двумя топорами за спиной и вечно хмурым выражением на покрытом шрамами от ожогов лице. Самый грозный и, вполне вероятно, самый яростный человек из всех живых находился в скверном настроении с той поры, как они приблизились к большой реке. Он находился в скверном настроении с самого рождения, это факт, но, что бы ни говорили о нраве Волка, он был лучшим другом, чем Кейн того заслуживал.

– Я просто сообщил ему новости. О его маме.

Волк кивнул. Джерек не особенно жаловал слова. Он предпочитал, чтобы за него говорили его действия, а они были громче, чем у любого, кого знавал Кейн.

– Хотел снова поблагодарить тебя. За все, что ты сделал. За то, что простил меня.

Джерек отвернулся и сплюнул.

– Спасал твою жалкую старую задницу уже много лет. Убить тебя, и что бы я с собой делал?

– Не знаю, – ответил Бродар. – Может, нашел бы жену. Приходит время, когда человек должен осесть.

Джерек снова сплюнул.

– Женщины, – проскрежетал он. Подняв руку, провел ею по лысой голове, затем по бороде, пронизанной сединой. – Нет времени на это дерьмо.

– Кейн!

Старый воин повернулся, когда его позвал знакомый голос. Несмотря на трагедии последних недель, Бродар не смог сдержать улыбки. Эти изумрудные глаза и копну рыжих волос невозможно было спутать ни с чьими другими.

Поверх кожаных рубахи и штанов Брик накинул зеленый дорожный плащ, а лук повесил на плечо. Рядом с. ним была его девушка, Коринна, голубоглазая и светловолосая. В последний раз Кейн видел молодых людей к северу от Зеленых Дебрей – огромного леса, который обозначал южную границу Высоких Клыков. Брик и Коринна отправились оттуда в Южное Пристанище в Зеленом пределе, чтобы отвести в безопасное место Майло, Крошку Тома и остальных сирот Сердечного Камня.

Брик обнял Кейна, и тот ответил ему тем же.

– Давненько не виделись, парень, – сказал Бродар, горячо похлопав его по спине.

– Ты отыскал ее? – с волнением спросил Брик. – Отыскал Мхайру?

Кейн сдержал захлестнувшее его отчаяние и выдавил улыбку.

– Да, я ее отыскал. Но давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Что там с найденышами?

– Они в безопасности, – ответил Брик. – Вождь Зеленого предела, Брэндвин – хороший человек. Он следит за тем, чтобы о них заботились.

Кейн кивнул. Брэндвин Младший был предводителем другого сорта, чем Карн Кровавый Кулак. Предводителем скорее для мирного времени, чем для военного.

– Поверить не могу, что мы вновь отправляемся на юг так скоро, – продолжал Брик. – Я думал, мы нашли себе дом в Южном Пристанище, но, полагаю, на самом деле все, как ты сказал: «найди того, с кем почувствуешь себя хорошо, и тебе уже не понадобится место, чтобы назвать его домом».

Он посмотрел на Коринну, которая держалась чуть поодаль, робко улыбаясь. Неожиданно Брик заметил что-то – или кого-то, и его ухмылка расползлась вдвое шире.

– Джерек! – воскликнул он.

Волк стоял неподалеку от них, оставаясь незамеченным. Ом подался назад, когда Брик рванулся к нему, и встретил мальчишку хмурым взглядом.

– Придержи-ка руки при себе, – проворчал он. – Меня такое просто бесит, все эти хреновы объятия. Мужчины мы или бабы?

Брик улыбнулся еще шире, словно не ожидал ничего иного.

– Я думал, ты мертв, – сказал он сиплым от волнения голосом. – Когда гхолам отправился за тобой в тот туннель, я подумал, что вижу тебя в последний раз.

– Ну вот я, тут.

Огненноволосый подросток переводил взгляд с Кейна на Джерека и обратно.

– Вы собирались убить один другого, – нервно сказал он. – Вы снова друзья?

Джерек нахмурился.

– Мы в порядке, – проскрежетал он. – А теперь хватит вопросов. Достал уже.

Улыбка чуть не разорвала лицо Брика надвое.

Река Мечей вздыбилась. Кейн с сомнением бросил взгляд на воду и повернулся, чтобы посмотреть на бескрайний поток горцев, продвигавшихся к северному берегу реки. Их были тысячи – мужчин, женщин и детей, молодых, старых и всех, что посередине. Змеившийся караван тянулся на мили, до Лиловых холмов, где не так давно люди Асандера – бандитского короля напали из засады на Кейна, Джерека, Брика и его дядю.

Интересно, пришло в голову Кейну, а что думает Асандер о горцах, которые массами спускались с гор и пересекали его владения. Если ему присуще хоть какое-то чувство здравого смысла, он не станет соваться не в свои дела. Великое переселение народа Высоких Клыков в Низины навсегда изменит север континента. Если бандитский король или его провидица попытаются вмешаться в этот исход, их сметут с пути одним лишь численным перевесом.

«Не говоря уже о привлечении внимания орды демонов, Легиона, который бушевал в Высоких Клыках».

Кейн мог только надеяться, что его соотечественники из наиболее отдаленных пределов каким-то образом убрались с гор. Оргрим и Мейс по крайней мере купили некоторое время для жителей центральной части страны. Быть может, и Собратья – тоже.

Бродар вновь обратил взгляд на реку, лежавшую перед ним. Остановит ли вода демонов? Наверное, нет, подумал он, или Ледотай не пустил бы их в Восточный предел. А что же стало со Сторожевой Цитаделью? Десять лет прослужил он в Цитадели как Хранитель. Сейчас она, скорее всего, лежала в руинах. Мир продолжал меняться, это факт, но ему казалось, за последний год произошло столько перемен, что человеку хватило бы на целую жизнь.

– Нам нужно будет переправить продовольствие через реку, – сказал Брэндвин Младший. Вождь Зеленого предела подошел и встал рядом с Кейном. – Мы больше не можем себе позволить терять пищу.

«Мы больше не можем себе позволить терять пищу». Именно это Брэндвин Старший сказал Кейну, когда Меч Севера появился у его дверей в Берегунде с предупреждением о том, что Шаман в ярости.

– А как у нас с провизией? – спросил Бродар.

Брэндвин погладил рыжеватую бороду и вздохнул.

– У нас уже менее половины того, что мы провезли через Зеленые Дебри. Поиск пищи в Маль-Торраде не дал результатов. Это место мертво, как пепел.

– Бесплодные земли – не лучше, – заметил Кейн. – Там почти ничего не растет вплоть до Благоприятного края. Сдается мне, мы живем в умирающем мире.

Брэндвин кивнул.

– Что миру нужно, сказал он медленно, – так это меньше людей, хорошо умеющих убивать, и больше людей, хорошо умеющих выращивать. Выкармливать.

Колкость этих слов не прошла незамеченной для Кейна. Он поморщился.

– Да. Меньше таких, как я и твой отец.

Вождь пожал плечами.

– Люди Зеленого предела решили пойти другим путем после того, как Шаман сжег Берегунд и убил моего отца. Возможно, за ними последуют другие.

– Не могу сказать, что у меня есть какие-то возражения против этого, – ответил Бродар. – Будем надеяться, ты и Карн приведете людей в то место, где фермеры смогут выращивать и купцы смогут торговать. До той поры, полагаю, дело таких убийц, как я, – обеспечить, чтобы мы до этого дожили.

К тому времени, когда большая часть горцев перешла вброд реку Мечей, спустилась ночь. Даже с деревянным паромом, за сооружением которого проследили Брэндвин и его люди, горстка несчастных пропала в яростных водах. Большинство из них были очень молоды либо очень стары, и их снесло на глубину, где они и утонули. Во время переправы также пропала десятая часть продовольствия и целая четверть запасов зерна оказалась испорчена. Однако с учетом обстоятельств все могло пройти гораздо хуже.

«Слабое утешение, когда хоронишь маленького ребенка. Пытаясь не смотреть в пустые глаза, но чувствуя себя таким виноватым, что приходится. Укладывая крошечные ручки и ножки, холодные и влажные».

Кейн отвернулся от последнего из могильных холмов и вытер лоб тыльной стороной ладони. Он добровольно вызвался исполнить печальный долг вместе с родственниками погибших. Джерек тоже пришел, взял лопату и принялся копать без единого слова. Сейчас Волк сидел в одиночестве, уставившись в танцующие языки пламени походного костра. Брик углядел его со своего места, где расположился с Коринной среди людей Брэндвина. Юнец поколебался, а затем поднялся на ноги и отправился к Джереку, устроился напротив него. Обменявшись кивками, они продолжали сидеть там в полной тишине.

Кейн неспешно прошел в спокойное место рядом со старой ивой. Опустившись на колени, он положил двуручный меч на влажную землю, затем сунул руку в кожаный мешочек на поясе и вытащил локон Мхайры, который держал там. Подняв его к лицу, он закрыл глаза.

Бродар не знал, сколько прошло времени, пока он, стоя на коленях, вспоминал жену. Услышав звуки движения рядом, он открыл глаза, и его взгляд уперся в громадную фигуру Карна Кровавого Кулака, над плечом которого зловеще выступал эфес Держащего Клятву.

– Завтра мы вступаем на бандитскую территорию, – прогрохотал вождь Западного предела, глядя в направлении бескрайнего города шатров и палаток бандитского короля на юге и востоке. Можем мы ожидать неприятностей?

Кейн поднялся на ноги, его колени болезненно скрипели.

– Нет, если у Асандера есть здравый смысл.

Темные глаза Карна прищурились на что-то в ночи.

– Ты видишь это?

Последовав взглядом за Карном, Кейн всмотрелся в небо. Из-за собиравшихся грозовых туч виднелось несколько звезд. На расстоянии многих миль на восток кружило темное пятнышко.

– Что за дьявольщина? – пробормотал Бродар, ощутив дурное предчувствие. – Это демон Герольд, о котором я так много слышал?

Карн покачал головой, и его заплетенные волосы и борода повторили ее движение.

– Герольд огромный, но, что бы там ни было, оно еще больше.

Подошел Брик и встал рядом с ними. Юнец поднял веснушчатую руку и всмотрелся в небо глазами, не испорченными возрастом.

– Оно выглядит как… летающая ящерица, – сказал он с ужасом.

– Летающая ящерица? – эхом откликнулся встревоженный Кейн.

Оранжевая вспышка озарила небо под огромной тварью.

– Это был огонь? – спросил озадаченный Брик.

И снова одно из пророчеств провидицы вспыхнуло пламенем в утомленной старой голове Бродара: пророчество о рыжеволосом юнце, стоявшем рядом с ним.

«Ты вернешь на север огонь и кровь», – сказала Шара Брику.

Крови всегда лилось много – даже во времена мира. Но что-то говорило Кейну: странное яйцо, которое нес с собой их друг Хрипун, – яйцо, которое провидица захватила, когда они оказались в плену в лагере бандитского короля, – и появление гигантского летающего ящероподобного монстра в ночном небе были как-то связаны.

Видение описало круг, а затем улетело на восток, уменьшаясь, пока не исчезло из виду.

– Зловещий знак, – прогромыхал Карн. – Чем бы это ни было, будем надеяться, что оно останется в стороне от нас. Кажется, нет конца угрозам, изводящим эту землю.

– Время перемен, – пробормотал Кейн.

– Сегодня ночь знамений, – объявил Карн. – Ночь, когда будут решаться судьбы.

Подняв руку, он извлек из ножен Держащего Клятву. Руны, вытравленные в стали, отливали лиловым в свете походных костров. Вождь Западного предела впился в Кейна пристальным взглядом, его темные глаза на огромной голове сверкали.

– Ночь, когда будут исполнены клятвы.

Бродар внезапно ощутил тишину, воцарившуюся над лагерем. Сотни глаз наблюдали за двумя легендарными воинами, среди них и Финн, взгляд которого горел предвкушением.

– Готовь клинок, Меч Севера, – потребовал Карн Кровавый Кулак. – За тысячи моих сородичей, которые умерли в Красной долине, я бросаю тебе вызов сейчас.

Кейн увидел, как Джерек привстал, и покачал головой. Волк поймал его взгляд и, нахмурившись, сел. Он не станет вмешиваться.

Брик открыл рот, сотни вопросов были готовы сорваться с его губ, но Кейн положил руку ему на плечо и мягко отвел в сторону.

– Это – между нами, – прошептал он мальчику. – Не встревай, парень.

Бродар поднял двуручный меч, чувствуя каждый день из своих пятидесяти с лишним лет, ощущая сотни впившихся глаз, желавших ему проиграть. Желавших, чтобы он ответил за грехи.

– Это за отца, – прорычал Карн, занося для удара свое прославленное оружие. – Приготовься к смерти, Меч Севера.

Держащий Клятву с визгом обрушился вниз.

 

Дитя убийства

– Где она? – воскликнул Даварус Коул.

Пошатываясь, он шел через тронный зал дворца под взглядами членов Совета и служительниц Белой Госпожи. Он был крайне изнурен: втащить Сашу на лошадь и поддерживать ее всю дорогу назад от руин Исчезнувших оказалось тяжелее всего, что доводилось ему делать раньше. Ему хотелось рухнуть на пол прямо сейчас, но исступленный гнев гнал его дальше.

– Поворачивай назад, брат, – сказала одна из Нерожденных, двинувшись ему наперерез.

Разбитый трон маячил на возвышении впереди. Он был пуст.

– Я – не твой брат, – выпалил Коул. – Она предала меня. Фергус и его прислужники пытались убить Сашу. Мы только и делали, что плясали под дудочку этой стервы, и вот как она нам отплатила. Что ж, я больше такого не потерплю. Убирайтесь с дороги.

– Нет.

Другая служительница присоединилась к сестре, а затем следующая. Даваруса превосходили численно три к одному.

«Да пошли они», – подумал Коул, бессильная ярость придала ему мужества. Он опустил плечо и бросился вперед, ожидая, что на него нападут и поотрывают руки-ноги или, по крайней мере, задержат, но как только служительницы Белой Госпожи устремились к нему, они задрожали, а затем остановились, удерживаемые на месте некой таинственной силой.

Даварус не стал раздумывать над своей удачей, а поспешил мимо разбитого трона, вышел из зала и отправился по увитым плющом мраморным коридорам в направлении апартаментов лорда-мага. Он попытается убить ее, когда найдет. Юноша понимал, что, вероятно, не преуспеет. Но он дошел до предела.

Даварус крепко сжал Проклятие Мага, рука его была тонкой и бледной, тело истощилось, отдав так много собственной энергии, чтобы спасти жизнь Саше.

Он добрался до богато украшенных серебряных дверей, на которых было вытравлено изображение Белой Госпожи, и его ярость взыграла еще сильнее. Чего Даварус Коул на дух не переносил, так это нарциссизма.

Из-за дверей раздавался какой-то шум, похоже, Белая Госпожа на кого-то кричала, скорее всего – на Танатеса. Два мага страстно ненавидели друг друга. Коул определенно не мог обвинять короля-чародея Далашры за его враждебность. Женщина, которую тот некогда знал как Элассу, – женщина, которую Танатес любил до Войны с Богами, была воплощением зла. Сам Ворон, с другой стороны, показался Коулу жестким, но честным. Жизнь, полная суровых испытаний, превратила мужчину в грозного ангела возмездия.

Стиснув зубы, Даварус собрался с духом. «Мне хорошо знакомо это чувство».

Он пнул ногой в двери, и они распахнулись с жутким лязгом. Сделав пять размашистых шагов в комнату Белой Госпожи, он застыл на месте, онемев от представшего его глазам зрелища.

Лорд-маг сидела верхом на Танатесе на огромной кровати с балдахином. Полностью обнаженная, с развевавшимися платиновыми волосами, она двигалась вверх и вниз в бешеном ритме спиной к Коулу.

– Что за фигня? – прохрипел Даварус.

Танатес выглянул из-за двигавшейся фигуры Белой Госпожи, и его глазницы, полные черного огня, умудрились каким-то образом принять виноватый вид.

– Дитя убийства, – произнес он несколько застенчиво.

Белая Госпожа соскочила с Танатеса, и король-чародей Далашры оказался таким же нагим. Ее серебряная мантия, взлетев с пола, изящно укрыла ее тело, и она повернулась к Коулу.

– И ты смеешь? – прошептала она.

– Что я смею? – возопил Коул.

Его гнев не уступал ее ярости, но превосходил ее. Он указал трясущимся пальцем на Танатеса.

– Я последовал за тобой из Заброшенного края, – обвиняющим топом заявил Даварус. Ты обещал заставить Белую Госпожу заплатить за все зло, что она тебе причинила. А теперь я застаю здесь это… эту хрень.

В комнату неожиданно влетел член Совета, человек преклонного возраста.

– Госпожа! – начал он, с его лба стекали капли пота. – Я пришел, чтобы предупредить вас. Дитя убийства…

И тут он умолк, заметив Коула и поняв, что предупреждение запоздало. Затем увидел обнаженного Танатеса на кровати, и его глаза чуть не вылезли из орбит.

– Убирайся! – крикнула лорд-маг.

Мужчину выпихнуло из комнаты силой ее магии, и из коридора, где он врезался в стену, донесся глухой удар.

– Так ты обращаешься со своими преданными слугами? – воскликнул Коул. – Используешь, а затем, под настроение, избавляешься от них? Что сделала тебе Саша?

– Саша? А что с ней? – взревела Белая Госпожа.

Даже в пылу гнева Даварус вынужден был признать, что прозвучало это великолепно.

– Ты велела Фергусу провести над ней эксперимент. Она едва выжила, и что от нее осталось…. – Он не договорил, на него внезапно накатила тошнота.

– Я не делала ничего подобного, – возмущенно сказала Белая Госпожа. – Если Фергус меня ослушался, он за это ответит.

– Фергус мертв. Так же, как и его помощники.

Тишина, которая последовала за сообщением Коула, могла бы остудить расплавленное железо.

– Он был мне нужен, – произнесла лорд-маг с ноткой истерии в голосе. – Без него я не смогу произвести других Нерожденных. Я не смогу защитить свой город.

– Эласса… – начал было Танатес.

Однако Белая Госпожа уже вылетела из комнаты. Коул прижал к телу Проклятие Мага, ожидая атаки чарами, но лорд-маг не обратила на него никакого внимания, даже не взглянула.

Коул остался наедине с Танатесом. Юноша пару раз прочистил горло, поправил пояс. Танатес кашлянул и с притворно хмурым видом поднял голову к потолку. Оба долго хранили молчание.

– Ты посмотри, – сказал наконец Коул, тут же осознав, что это неудачное начало. – Я тебе доверял. Она подвесила тебя на городской стене. Из-за нее ворона выклевала твои чертовы глаза!

Танатес вздохнул, его грудь тяжело вздымалась. Шрамы от пыток, перенесенных пять столетий назад, были все еще видны на его коже.

– Мы любили друг друга когда-то.

Коул осуждающе покачал головой. Он устал от любви так же, как и от того, что, по-видимому, каждый чародей севера им манипулировал и гадил ему.

– Она – бессердечная стерва.

Танатес опять нахмурился.

– Возможно, не такая уж бессердечная. Не всегда. Любовь и ненависть – странные чувства, Даварус Коул. Зациклись на любом из них, и одно может стать неотличимым от другого.

– Не для меня, – выпалил Коул. – Я знаю о ненависти все.

Танатес скатился с кровати и принялся искать одежду. При всей его магической силе и грозной наружности было что-то трагичное в том, как могущественный чародей-король шарил руками по мраморному полу, не видя сброшенную одежду рядом с собой. Поколебавшись, Даварус подобрал штаны и изодранный плащ мага.

– Вот, – сказал юноша, бросив их с тяжким вздохом Танатесу. – Оденься.

Полуразвалившаяся лачуга Деркина в подземье Телассы была из числа древних зданий, которые пережили уничтожение священного города Святилище столетия назад. Совсем недавно они остались невредимыми после частичного обрушения Телассы во время битвы Белой Госпожи с Танатесом. Туда было легко добраться через один из многочисленных подвалов, которые соединяли остатки Святилища с городом наверху. Деркин показал Коулу свой дом несколько недель назад, когда юный убийца вернулся из Тарбонна и спустился в развалины в поисках друга. Ему нужно было с кем-то поговорить, а горбун оказался единственным в городе, помимо Саши, кому он мог доверять. Поразительно, что у внешне безобразного человека, зарабатывавшего на жизнь расчленением трупов, было такое доброе сердце, но последние события научили Коула, что и герои, и злодеи являются в самом неожиданном виде.

Он постучал в дверь, которая висела на одной заржавленной петле. За каждым его движением с подозрением следили чьи-то глаза. Здесь обитали отбросы общества, изгнанные из города за прошлые преступления, неизлечимые заболевания или просто безобразную наружность. Из теней на него уставилось рябое лицо жертвы чумы. Мимо проковыляла одноногая женщина с деревянным костылем в одной руке и старой матерчатой сумкой, полной испорченной еды, – в другой. Несмотря на то что они приносили пользу, участвуя в переработке городских отходов, Коул узнал, что сосланные в подземье сталкивались с ужасными последствиями, отважившись появиться в Телассе.

Ни от Деркина, ни от его матери ответа не последовало. Забеспокоившись, Даварус осмотрел замок и обнаружил: тот уже такой ветхий, что его можно сломать руками или просто сорвать дверь с единственной оставшейся петли и отбросить ее в сторону. Однако он засомневался, что Деркин будет ему признателен, если он разнесет его дом, поэтому вытащил из кармана отмычку. Как только он вставил ее в замок, тот со щелчком открылся. В волнении, не зная, чего ожидать, Коул распахнул дверь.

Саша по-прежнему лежала на столе, где он ее оставил. Над ней склонилась Белая Госпожа Телассы, так же чуждая этой развалюхе, как платиновое кольцо, потерянное в куче навоза, а вокруг ее пальцев с ухоженными ногтями плясали языки серебряного пламени.

– Что ты тут делаешь? – спросил Даварус.

Деркин и его мать съежились в углу комнаты. Глаза Белой Госпожи сощурились, и она отодвинулась от Саши, тут Коул и понял, что делала лорд-маг.

Сашина кожа приобрела более здоровый цвет, хотя и имела еще сероватый оттенок. Кровь ушла из ее глаз, дыхание стало легче.

– Я исцелила ее раны, – объявила Белая Госпожа. – Не знаю, как повлияют на нее имплантаты Исчезнувших, когда она очнется.

Лорд-маг щелкнула пальцами, и серебристое пламя, обвивавшее ее руки, исчезло.

– Имплантаты Исчезнувших? – повторил ошеломленный Даварус. – Что ты имеешь в виду?

– Фергус вставил в ее тело крошечные механизмы, созданные Древними. Я не осмеливаюсь удалить их, чтобы она не умерла во время попытки.

Коул уставился на Белую Госпожу, в нем бушевал вихрь эмоций.

– Ты пришла сюда, чтобы помочь ей? – удалось наконец выговорить ему. – Я не понимаю тебя.

Тут что-то пронеслось по полу, и неожиданно Полуночница, мяукая, впилась когтями в его ногу. Она была уже не котенком, но взрослой кошкой.

Белая Госпожа смотрела куда-то за Коула, и по ее лицу не удавалось понять, что она чувствует.

– Разве новорожденное дитя понимает свою мать? Ему все равно, кто она или что она должна делать, чтобы поддержать его. Важно только то, что она делает.

Даварусу хотелось спросить, как Белая Госпожа может жить с тем, что она натворила. Однако, увидев в лиловых глазах лорда-мага отражение острой боли, юноша понял, что она не может.

«Она – самая могущественная женщина в мире, бессмертный маг, которому нет равных. И она ненавидит себя».

Впервые Коул почувствовал, что ему жаль правительницу Телассы.

Лорд-маг моргнула, и отражение боли исчезло из ее взгляда, теперь он выражал обычное спокойствие. Она повернулась к Деркину и его матери – те не проронили ни слова после появления Коула.

– Как я понимаю, у вас есть некоторая склонность к уходу за ранеными, – сказала Белая Госпожа. – Совет мог бы использовать ваши навыки в предстоящем столкновении.

– Наши? – спросил Деркин, его крошечные глазки заморгали в замешательстве. – Нас не приветствуют наверху. Или как? Я имею в виду, взгляните на меня.

– Сейчас идет война. Я буду использовать все, что у меня есть, чтобы помочь защитить город. Все, что у меня есть. – Белая Госпожа повернулась к Коулу. – Мои служительницы пытались остановить тебя, но их пересилила твоя воля. Танатес сообщил мне, что Заброшенные назвали тебя Отцом, когда ты встретил их на пути к Залу Летописей. Божественность Похитителя в тебе сильнее, чем я вначале думала.

– Я не хочу иметь ничего общего с Похитителем! – рявкнул в ответ Даварус, хотя и понимал, что это ложь.

Он сейчас так ослабел. Вернуть Сашу с порога смерти потребовало от него всех сил.

– Не тебе принимать это решение, – ответила лорд-маг. – Сохранившиеся останки Властелина Смерти живут в тебе, так же как его сердце все еще бьется в этих руинах. Возможно, пришла пора увидеть, как сердце отца отзовется на дитя. Если ты желаешь преодолеть свой голод, ты должен сначала узнать его источник.

Коулу хотелось отказаться, но какой выбор у него оставался? Если ему вскоре не помогут, он и сам загнется. У него возникло ощущение, что ни к чему хорошему это не приведет в любом случае.

«А с другой стороны, разве когда-нибудь было иначе?»

Святилище Матери, которое некогда служило базой для деятельности Осколков, являло собой довольно жалкое зрелище, но даже оно бледнело по сравнению с тем оскверненным храмом, в котором оказался сейчас Даварус Коул. Пятьсот лет назад он был, наверное, поистине величественным – памятником непревзойденной грандиозности. Теперь же мраморные статуи, изображавшие Мать в ее различных проявлениях, валялись разбитыми на застланном коврами полу, почти скрытые пылью и другими обломками. Огромные витражные окна, стоившие, наверное, тысячи золотых шпилей и созданные усилиями лучших мастеров континента, были разбиты вдребезги. Однако самым убийственным свидетельством того, что этот храм лишился благодати божией, выступало пульсирующее нечто, подвешенное над разрушенным алтарем.

Перед ним предстало поразительное зрелище, захватывающее и омерзительное в равной степени: сердце размером с лошадь, бьющаяся масса гниющей ткани темно-лилового цвета. Распространялось такое зловоние, что несколько месяцев назад Коула стошнило бы сразу, как только первая струя запаха достигла его ноздрей. С тех пор он попривык к смерти, ее зрительным и обонятельным проявлениям, но гем не менее она по-прежнему вызывала у него тошноту. Губы стоявшей рядом с ним Белой Госпожи скривились от отвращения.

– Сердце Похитителя обнаружили в проливе Мертвеца после Войны с Богами, – сказала лорд-маг. – Я подумала, что поместить его здесь будет деянием ироническим. Смерть, поселившаяся в храме, когда-то прославлявшем взлелеивание жизни. Оскорбить память богини, которой я некогда служила, доставило мне удовольствие.

Сердце окружала обширная сеть трубок, поднимавшихся в город, что лежал над ними. Коул видел, как темная кровь выталкивалась вверх по трубкам с каждым скользящим ударом сердца.

Глядя на огромный, отделенный от тела орган, юноша чувствовал, как в нем что-то шевелится. Неизъяснимое желание подобраться поближе. Сделав несколько шагов, он оказался прямо под сердцем.

– Что ты делаешь? – спросила Белая Госпожа, в голосе которой прозвучала настороженность.

Даварус протянул вверх руку. Сердце оказалось на ощупь сухим и рыхлым, очень противным. Он хотел уже убрать ладонь, когда в голове загромыхал знакомый голос:

«Дитя. Ты пришло».

Он отскочил назад, пораженный четкостью слов Похитителя. Только во сне или в разгаре бойни бог говорил с ним так ясно. Но не успела его рука отделиться от подвешенного сердца, он почувствовал себя сильнее. Его охватило всепоглощающее желание снова ощутить, как мощь вливается в него.

– Он говорит с тобой, да? – спросила Белая Госпожа. – Даже через пять столетий сознание Похитителя не распадается. Возможно, смерть знает себя слишком хорошо. Отойди, дитя. Бог чересчур силен для тебя.

Даварус поколебался, а затем, не обращая внимания на лорда-мага, поднял руку и опять прикоснулся к сердцу. Его кожа обрела цвет, боль в костях исчезла, как туман горячим летним утром. Он сделал глубокий вдох, наслаждаясь тем, что его тело восстановилось. Он почувствовал себя обновленным. Помолодевшим. Живым. Сердце стало дико пульсировать, и несколько трубок оторвались, разбрызгивая повсюду темную кровь.

«Прими себя таким, какой ты есть, – грохотал голос в его голове. – Ты – ключ, что отопрет дверь для нашего возвращения. Структура будет восстановлена, но на сей раз – без первого Декрета. Боги вернутся – и мы пойдем среди людей».

– Довольно. Ты наносишь вред оборудованию.

Рука лорда-мага коснулась его плеча, и он повернулся, готовый всадить кинжал ей в шею. Ее фиолетовые глаза округлились, и она произнесла какое-то слово. Внезапно она оказалась на другой стороне храма, на расстоянии сотни ярдов.

Похититель зарычал, все вокруг пульсировало в красном свете, биение сердца женщины грохотало в его ушах. В нем свирепствовал голод, требуя, чтобы он зарезал ее, поглотил ее бессмертную душу и насладился ею. Окружающий мир превратился в огонь, но сам он был тенью, и он понесся к женщине. Он смутно слышал какие-то странные слова, и кинжал в руке обжег его плоть. Боль лишь обострила ненасытный аппетит, еще сильнее распалив ненависть.

Похититель почти дотянулся до нее, но женщина растворилась в воздухе. Он взвыл в ярости. Она возникла за грудой обломков в пятидесяти ярдах справа от него, и он опять прыгнул на нее, снедаемый страстью убивать. И снова она исчезла, когда его кинжал уже готов был погрузиться в ее нежную плоть, и материализовалась возле алтаря.

Его наполнила первобытная ярость, и он завопил. В бездумном гневе метнул кинжал в женщину, желая превратить ее в труп во что бы то ни стало. Она каким-то образом увернулась от вращавшегося в воздухе клинка. Он бросился на нее, и она снова произнесла какое-то слово…

Серебристое пламя охватило его запястья и лодыжки, одернуло его, удержало на месте.

– Овладей собой. Вернись в себя, или умрешь здесь.

Он плевался, дико метался, но, как ни боролся, не мог освободиться от магических пут. Его гнев стал рассеиваться, бушевавшая внутри ярость с шипением угасала по мере того, как опадали тени, обвивавшие его тело. Миновала еще минута, и Даварус Коул пришел в себя, хватая ртом воздух и обливаясь потом.

– Прости, – выдохнул он. – Это я. Можешь меня отпустить.

Лицо Белой Госпожи блестело от пота.

– Думаю, лучше не повторять эксперимент, – медленно проговорила она. Возможно, впервые за пять сотен лет бессмертная Белая Госпожа Телассы – величайший здравствующий чародей севера – оказалась на волосок от гибели.

Серебристое пламя, которое связывало движения Коула, исчезло, не причинив ему вреда, и он рухнул на колени. Юноша поморгал, пытаясь примириться с тем, что только что произошло. Установление физического контакта с сердцем Похитителя позволило мертвому богу почти мгновенно захватить его разум. На сей раз потребовалась сила лорда-мага, чтобы остановить его. Представить себе невозможно, какую бойню он мог устроить в городе наверху, если бы не вмешалась Белая Госпожа.

Он уставился на гигантское сердце, подвешенное над алтарем. Оторванные трубки все еще разбрызгивали омерзительную кровь на скамьи храма. Поднявшись на ноги, Коул отправился за Проклятием Мага и неожиданно ощутил, как сильно обжег руку раскалившийся кинжал, поглотивший магию Белой Госпожи. Юноша раздумывал над тем, не попросить ли ее применить целительные чары, когда правительница Телассы вздрогнула, как если бы он всадил Проклятие Мага ей в сердце.

– В чем дело? – спросил Коул.

– Моя магия слабеет, – ответила Белая Госпожа, и в ее голосе явственно слышалось недоверие. – Барьер вокруг города пробит.

– Пробит? – повторил Коул. – Я думал, что его не может разрушить даже оружие Исчезнувших.

Лорд-маг не слушала его. Подняв руки, она заговорила. Возникшие языки серебристого пламени объяли и ее, и Коула, и, хотя это не причинило ему боли, он почувствовал, как мир сместился.

В следующее мгновение он обнаружил, что стоит на причале, глядя над водой в сторону пролива Мертвеца. Грандиозный серебряный барьер, который облекал город защитным покровом, мерцал перед ним в лучах послеполуденного солнца.

Устрашающе огромный военный корабль стоял на якоре прямо за магическим барьером. На носу громадного металлического судна находились два внушительных Древних. Прищурившись против солнца, Коул пытался разглядеть их лица. Беловолосый Исчезнувший казался странно знакомым. Даварус ощущал некоторую сумятицу в мыслях: он еще не избавился от последствий своего превращения в Похитителя, а также заклинания Белой Госпожи, которое перенесло их в гавань. Ему понадобилась целая минута, чтобы узнать Исчезнувшего из оживших воспоминаний на стене в руинах.

«Их командующий. Сокрушитель монстра. Провозвестник геноцида. Тот самый генерал».

Его двойник, золотовласый Исчезнувший в золотой же мантии с венцом на голове – принц? – держал что-то перед собой. Что-то выглядевшее как большой скипетр. Из его верхушки брызнул ослепительно белый луч и ударил в барьер Белой Госпожи, вызвав фонтан искр. Принц Исчезнувших направил луч вдоль барьера, вырезая гигантскую дверь в чарах лорда-мага.

Наступил напряженный момент, Коул видел, что Белая Госпожа страдает все сильнее. Затем огромный прямоугольный сегмент магического барьера просто выпал, разбившись на тысячу осколков серебристой энергии, которая испарилась в считаные секунды, не долетев до воды.

Как предвестник судьбы, боевой корабль Исчезнувших прошел сквозь открывшуюся огромную брешь и направился к причалам Телассы.

– Они здесь, – сказала Белая Госпожа осипшим от горя голосом. – Исчезнувшие пришли. И я не могу остановить их.

 

Прибытия

Саша открыла глаза и закричала.

Она уловила над собой какое-то движение, а затем раздался глухой стук, за которым последовало обиженное ворчание.

– Деточка! – воскликнул старый женский голос. – Тебе больно?

– Я в порядке, ма, – укоризненно ответил другой голос, который показался ей знакомым. – Я просил тебя не называть меня так перед моими друзьями.

Мир постепенно складывался по кусочкам в единое целое. Она лежала на шатком столе, покрытом несколькими старыми одеялами, которые были сложены, чтобы поддержать ее спину. Она чувствовала себя странно: все тело покалывало, а в голове что-то занудно бренькало. Последнее, что она помнила, – нависшая над ней зловещая улыбка и острая боль в руке, а потом ее объяла темнота…

Она села прямо, как стрела, и стала озираться по сторонам, совершенно сбитая с толку.

– Где Фергус? – в панике спросила она.

– Фергус? – повторил тот знакомый голос.

Рядом появилось странное, но доброе лицо, и она узнала Деркина, друга Коула из Заброшенного края. Коренастый парень нежно уложил ее на импровизированную постель и одарил утешающей улыбкой.

– Я ничего о нем не знаю. Призрак – я имею в виду Даваруса Коула – принес тебя сюда. Он сказал, что с тобой произошел несчастный случай.

– Где я?

– Мы находимся под городом. Сама Госпожа занималась твоими ранами. Кажется, у тебя есть друзья в высоких кругах.

– Коул? – спросила Саша.

Она слышала слабые звуки из города, лежавшего далеко наверху: крики, вопли и что-то еще. Какие-то грубые удары. Они всколыхнули воспоминания о ночи огня, когда на Сонливию обрушилась атака мятежников, раскидывавших алхимические взрывчатые вещества.

«Артиллерийский огонь. Исчезнувшие напали на гавань?»

– Он там наверху, – сказал Деркин, кивнув на деревянный потолок.

Донесся громкий взрыв откуда-то с расстояния в сотни футов над ними, и маленькая лачуга затряслась, вниз дождем посыпалась пыль.

– Древние здесь, – сказал горбун, подтверждая ее худшие опасения.

Внезапная тревога за Коула заставила ее действовать, и она еще раз попыталась встать. Деркин снова нежно уложил ее.

– Здесь, внизу, безопаснее, – произнес он. – Кроме того, тебе нужно отдыхать.

Саша опустила голову на одеяло, заметив при этом, что чего-то не хватает. Она с нараставшим страхом погладила нагую кожу головы. На затылке девушка нащупала складку плоти и с ужасом осознала, что это – огромный шрам.

– Что со мной случилось? Что они сделали? – выдохнула она.

Деркин беспомощно пожал плечами.

– Все, что я знаю, – твоя кожа была серой, как у трупа. Мы не сомневались, что ты умрешь.

Домик опять сотрясли толчки, маленькая черная тень пронеслась по пыльному полу и прыгнула ей на живот. «Полуночница», – осознала Саша.

В поисках утешения она протянула руку, чтобы погладить кошку. Когда она коснулась меха животного, вокруг ее пальцев появились искры, и кошка с громким шипением бросилась в сторону, шерсть на ней поднялась дыбом.

Саша уставилась на свою руку. Вокруг ладони плясали крошечные дуговые молнии, затем они исчезли.

– Что за чертовщина?

Приковыляла мать Деркина с кружкой в руках.

– Вот, дорогуша, выпей-ка, – сказала она.

Саша взяла у старой женщины кружку, но через считаные секунды жидкость, которая была в ней, стала пузыриться и дымиться, выплеснулась наружу и обожгла ей пальцы.

– Блин, – прошипела она, выронив кружку.

Та разбилась, расплескав повсюду кипящий чай.

– Извините.

– Не беспокойся об этом, – сказала мать Деркина с беззубой улыбкой. – Думаю, ты еще слаба.

Но Саша не чувствовала себя слабой. Она ощущала себя… другой.

– А как Полуночница, в порядке? – спросила она.

Деркин гладил кошку, нашептывая ей что-то успокаивающее.

– Она в порядке. Просто немного взбудоражена, – ответил горбун. – А с тобой все нормально? Твои глаза выглядят странно. Они не такие, как я их помню.

Саша уловила иронию замечания, высказанного пучеглазым горбуном, но с ее глазами и в самом деле что-то произошло. В них то ли пыль попала, то ли ресницы. Она поморгала, стараясь избавиться от этого ощущения.

– Я вообще чувствую себя как-то странно, – призналась она.

Лачугу снова тряхнуло, и она приняла решение.

– Я должна идти, – объявила девушка. – Я нужна им наверху.

– Это небезопасно! – возразил Деркин.

Саша вспомнила, как озарилось небо, когда флот Исчезнувших открыл огонь по магическому барьеру Белой Госпожи. Тот огненный ураган затмил солнце.

– Если Исчезнувшие войдут в город, то опасно будет везде, – ответила она. – Кроме того, Коул где-то там, наверху. Я должна его найти.

Она скатилась со стола, поразившись тому, какой сильной себя чувствовала.

– Ты можешь проводить меня наверх, в город?

Деркин беспомощно вздохнул, но мгновением позже схватил плащ и пошел за огромным секачом, который висел на крюке, торчавшем из стены. Пока Саша наблюдала за ним, ее внезапно настигло откровение.

Бесконечная тяга к очередной дозе – неизбывная потребность, которая определяла ее жизнь с раннего подросткового возраста, – исчезла.

Когда Саша выбралась на улицы Города Башен, перед ней предстала картина жуткого побоища. Обстрел из орудий Исчезнувших вызвал громадные разрушения. Там, где некогда стояли сверкавшие башни, вздымавшиеся к небесам, теперь оставались лишь груды обломков. Почти треть зданий к востоку от причалов сровняли с землей. Сама гавань превратилась в кладбище кораблей. Некогда могучий флот Телассы, гордость Благоприятного края, был полностью уничтожен. На глазах у Саши самый большой из кораблей Исчезнувших – поистине чудовищное судно – опустил трап на пристань. Невольники Исчезнувших, вооруженные до зубов, хлынули по сходням на улицы Телассы. Их встретило подразделение Белых Плащей, и началась яростная схватка.

На этом расстоянии фигуры сражавшихся были слишком малы, чтобы рассмотреть детали, по, когда Саша попыталась приглядеться, произошло нечто неожиданное. В ее голове раздалось странное жужжание. К ее крайнему удивлению, картина причалов внезапно увеличилась, словно ее глаза отделились и появились каким-то образом в том месте, на котором она сосредоточилась. Она вгляделась еще пристальнее, и ее поистине орлиное зрение смогло различить отдельные капельки пота на лице объятого ужасом Белого Плаща, когда невольник кинул в него зажигательную бомбу.

Последовала ослепительная вспышка. Саша сморгнула с глаз слезы, а ее зрение вернулось в обычное состояние. Там, где взорвалась зажигательная бомба, улицу завалили тела. Саша потрогала глаза, потыкала в них пальцами, пытаясь понять, что же сделал Фергус, но не смогла обнаружить ничего необычного, как ни старалась.

«Что же я такое?» – недоумевала она, спеша по боковой улице к дворцу в надежде отыскать Коула. «Я чертовски уродлива, – мелькнула у нее мысль, когда она мимоходом заметила свое отражение в фонтане. – Лысая, серокожая, вся в шрамах – выгляжу как проклятое богами чудище».

Справа в направлении гавани проскользнули три Нерожденных.

Слева высилась Звездная Башня, самое высокое здание в Телассе и, по всей вероятности, в Благоприятном крае. Она находилась вне досягаемости пушек Исчезнувших, и Саша быстро догадалась, что это высоко вздымавшееся здание, на котором они провели в плену почти целую неделю, обеспечит ей самое выгодное положение с наилучшим обзором, чтобы найти Коула.

Потрогав дверь, девушка обнаружила, что она не заперта. Внутри башни царила почти кромешная тьма, а ступеньки казались нескончаемыми, пролет шел за пролетом, истязая ее ноги, пока она не стала опасаться, что никогда не доберется до верхушки.

Наконец она достигла железной решетки, которая выходила на крышу. Собравшись с силами, Саша принялась толкать ее, напрягая каждый мускул, пока решетка не сдвинулась с места. Каким-то образом девушке удалось открыть ее так, чтобы протиснуться в щель, и, выбравшись наружу, она бросилась к западной стороне башни и прикрыла глаза от лучей заходившего солнца.

Саша сосредоточилась, желая, чтобы ее зрение увеличило панорамный вид гавани, как это вышло ранее. Она снова услышала или, возможно, почувствовала жужжание за глазными яблоками. Внезапно она оказалась прямо там, среди отряда Белых Плащей, отчаянно сражавшихся против большой группы невольников Исчезнувших. Триумвират Нерожденных, который недавно пронесся мимо Саши, присоединился к стычке, отрывая конечности и ломая шеи невольникам – это было избиение, подобное тому, что устроили Бродар Кейн и Джерек Волк, прорубаясь сквозь защитников Сонливии во время короткой осады Серого города минувшим летом.

Одна из Нерожденных дернулась и опустила глаза на дыру, появившуюся у нее в груди. Мгновением позже в поле зрения Саши попал Исчезнувший, который держал перед собой дымившуюся ручную пушку. Она впервые увидела Древнего так близко и ахнула. Он был очень высоким и грациозным, в доспехах из какого-то серебристого материала, облегавшего фигуру, как ткань. Свободной рукой Исчезнувший извлек меч, который выглядел так, словно был сделан из горного хрусталя, и обратил взгляд обсидиановых глаз на трех служительниц. Нерожденные бросились на него, но Древний, двигаясь с поразительной скоростью, разрубил первую надвое одним взмахом меча, а второй выстрелил в лицо, из которого хлынул фонтан черной крови. Третьей служительнице удалось свалить его на землю, и она потянулась к его угловатому лицу, пытаясь свернуть ему шею. Секундой позже ее голова разлетелась на куски, и в поле зрения Саши появился другой Исчезнувший, в темносинем плаще. Он был еще выше сородича.

Как ни странно, но этот Исчезнувший почему-то показался Саше знакомым. Девушка внимательно разглядывала гавань, осознавая с нараставшей тревогой: если один-единственный Исчезнувший мог справиться с тремя Нерожденными, существами, которые несколько месяцев назад ужаснули ее нечеловеческими скоростью и силой, надежды у Телассы почти не осталось.

В Сашиной голове вновь раздалось механическое жужжание, и ее взгляд остановился на другой группе Белых Плащей, сближавшихся с невольниками, которые продолжали высаживаться на пристань с гигантского флагманского корабля, пришвартованного в гавани. В этих гвардейцах Белой Госпожи было что-то странное: они шли покачиваясь, неуверенной походкой. Присмотревшись, Саша увидела, что все они жутко изранены и раны эти явно смертельны.

«Они мертвы!» Девушка вспомнила разлагавшийся труп на крыше башни, который Коул каким-то образом поднял на ноги во время конфликта с Нерожденными. Забрезжило страшное понимание. «Он вернул мертвых Белых Плащей. Он направляет их против Исчезнувших и их невольников. Коул где-то поблизости».

Саша продолжала вглядываться в район причалов, пока не увидела то, от чего ее сердце подпрыгнуло в груди. Мертвый Исчезнувший растянулся на земле, вокруг него валялось полдюжины невольников. На каждом из трупов были глубокие колотые или резаные раны.

Среди груды мертвецов в смертельной схватке сошлись мужчина, окутанный густыми тенями, и женщина-Исчезнувшая в синем плаще, с глазами, подобными порталам в другой мир.

Они двигались быстрее, чем могли уследить даже измененные Сашины глаза, кинжал, украшенный рубином, и прозрачный меч наносили и парировали удары с неимоверной скоростью. Она узнала Проклятие Мага и поняла, что фигура в центре дьявольской тьмы – это, должно быть, Коул. Однако ее друг более походил на демона, чем на человека: его лицо исказила ненависть, он испускал дикое рычание. На лице Исчезнувшей, с которой он бился, застыло выражение напряженной сосредоточенности. Коул двигался быстрее всех людей, каких когда-либо видела Саша, но тем не менее не мог преодолеть защиту противницы.

Девушка повернулась и побежала из башни, прыгая через несколько ступенек. По крайней мере дважды она едва не споткнулась и не сломала шею. Она не представляла, какой от нее толк против бессмертной фехтовальщицы, обладавшей нечеловеческим мастерством, по она должна была попытаться, должна была что-то сделать, чтобы помочь спастись другу, который рисковал собой ради нее бессчетное число раз.

Оставив башню позади, она помчалась по улицам – пустым, не считая время от времени попадавшихся Белых плащей или невольников, истекавших кровью на мраморных мостовых. Хотя артобстрел причинил большие разрушения, бои шли в основном в районе гавани. Свернув в переулок возле гостиницы, в которой она и Амбрил остановились, приехав в Телассу, Саша что-то заметила в небе над головой. Восходившая луна осветила две фигуры: мужчину, окутанного языками черного пламени, и женщину – в серебряном огне.

«Белая Госпожа и Танатес». Невероятно, но лорд-маг Телассы и бывший король-чародей Далашры летели рука об руку… Они направлялись к причалам.

Саша выбежала из переулка, когда с высоты хлынули первые потоки черного пламени. Охватив пару десятков невольников, огонь расплавил их плоть, а почерневшие скелеты принялись отплясывать жуткую джигу, пока не попадали в огромную дымившуюся воронку, оставшуюся после взрыва.

Исчезнувшая прицелилась в Танатеса ручной пушкой. Крошечные металлические пули понеслись со свистом так быстро, что не уследить. В ответ слепой чародей воспарил еще выше, поднимаясь до тех пор, пока не превратился в крошечное пятнышко в облаках, за пределами досягаемости орудия. Сверху опять хлынули потоки черного огня, поразив Древнюю, которая отбросила в сторону ручную пушку, раскалившуюся докрасна в ее руках. К черному присоединился луч серебристого пламени, и Белая Госпожа появилась в небе, подобно ангелу мести. Плоть Исчезнувшей цвета слоновой кости под двойным воздействием начала покрываться струпьями. Она закричала так, что ее вопль перекрыл лязг стали и грохот пушек, и бой поблизости от нее прекратился. Головы повернулись в поисках источника кошмарного звука.

Хотя Саша и знала, что раздавался предсмертный крик врага, ее захлестнула волна отчаяния.

Наступила напряженная тишина, и затем из огромного боевого корабля Исчезнувших вырвался луч ослепительного света, пронзив облака там, где Белая Госпожа и Танатес готовили очередную атаку. Король-чародей Далашры неожиданно рухнул с небес вниз, черный плащ развевался вокруг его тела. Саша смотрела, как он падает, пока какое-то движение рядом не вернуло ее внимание к улице.

К ней направлялся Исчезнувший.

Это был тот Древний в синем плаще, которого она видела с верхушки Звездной Башни. Она едва успела заметить, что он держал ручную пушку, и услышать звук выстрела, как оказалась на земле, ощущая ужасную жгучую боль в плече и полившуюся по руке теплую кровь.

Когда бессмертный подошел к ней, воздев прозрачный меч, чтобы прикончить ее, Саше удалось перекатиться на спину, Коула видно не было. Так или иначе, теперь он уже не мог ее спасти. Возможно, и сам он погиб.

Исчезнувший возвышался над ней, его безжалостные обсидиановые глаза щурились. Отчего-то он медлил.

– Судья Айзек, – произнес приблизившийся голос.

Саша попыталась поднять голову, но сил у нее хватило только на то, чтобы жалко дернуться.

– Генерал приказал незамедлительно отходить. Приканчивай эту, и пойдем.

– Я знаю этого человека, – ответил тот, кого звали Айзек. – Я не решаюсь покончить с ее существованием таким образом.

«Айзек, – подумала Саша как во сне, ее сознание начинало ускользать. – Я знала когда-то одного Айзека».

– При всем уважении, Судья, генерал не одобрит, если ты оставишь ей жизнь. Я сам прикончу ее, если тебе трудно выполнить задачу.

После мгновение тишины прозвучало:

– Напротив, Савериан пожелает сначала допросить ее. У девушки каким-то образом оказались наши имплантаты.

– Как скажешь, Судья. Мы возьмем ее в Сонливию.

Она почувствовала, что ее подняли с земли. Затем – ничего.

– Саша.

Ее веки задрожали, и глаза открылись.

– Это твое имя. Саша. Насколько помню, у нас были совместные приключения.

Лицо Исчезнувшего смотрело на нее сверху вниз. Она осознала, что привязана к стулу, и ее охватил страх, который превратился в неописуемый ужас, когда в поле ее зрения оказался другой бессмертный.

Этот беловолосый, невероятно высокий Исчезнувший носил черную-пречерную мантию. Его угловатое лицо было очень жестким – Саша таких не видывала, – а древний взгляд – взглядом бога или кого-то подобного богу. Он смотрел на Сашу как на насекомое.

– Не понимаю, почему ты помнишь имена этих людей, – сказал он голосом, подобным расплавленному железу. – Они – недолговечные существа, не более значимые, чем дождь.

Он повернулся и отошел.

Саша огляделась, пытаясь понять, где находится. Она была в круглой комнате, по периметру которой шло стекло. Серые гранитные здания, сбившиеся вместе на улицах далеко-далеко внизу, могли принадлежать только кварталу Знати Сонливии. Вдали она разглядела гавань. Могучий флот Исчезнувших выстроился в идеальном порядке, что указывало: прошло значительное время после сражения на причалах Телассы.

– Ты находишься на самом верхнем уровне Обелиска, – объяснил первый Исчезнувший.

Он по-прежнему выглядел странно знакомым. Как он сказал?

«Насколько помню, у пас были совместные приключения».

– Айзек! – воскликнула она. – Ты служил Полумагу.

Исчезнувший в синем плаще, казалось, чуть не улыбнулся.

– Я удивлен, что ты меня помнишь. Я старался быть как можно неприметнее, когда путешествовал с вами, чтобы скрывать свою истинную природу. Боюсь, что пару раз чуть не засветился. Все дело в эмоциональном излучении.

Исчезнувший с кожей цвета слоновой кости положил тонкую ладонь на ее плечо. Саша неожиданно вспомнила, что ее ранили из ручной пушки Исчезнувших возле причалов Телассы. Ранение должно было ее убить, но она не находила никаких признаков повреждений, за исключением кровавого пятна на куртке.

– Тебе повезло, что я увидел тебя первым, – продолжил Айзек. – Моя сестра всегда стреляла лучше.

– Ты должен был убить ее, брат, – сказала женщина позади Айзека, на ее нездешнем лице застыло хмурое выражение.

Как и ее брат, она носила синий плащ. Он вызвал у Саши воспоминание: Коул, окутанный тенями, бьется в смертельном поединке. Если эта грозная Исчезнувшая стояла здесь, значит…

– Коул, – прошептала она. – Ты убила его.

– Соприкоснувшийся с Богом? Он удрал, как ни жаль. Вы, люди, – отрава, которую нужно вычищать при каждой возможности. Мой брат слишком милосерден.

– Не позволяй раздражению вмешиваться в работу мысли, Мелиссан, – ответил Айзек. Его голос зазвучал жестче. – Я был методичен, а не милосерден. Этот человек несет в себе несколько уцелевших чудес из Прежних Времен. Она каким-то образом использует наши форсирующие имплантаты.

Айзек повернулся к грозному беловолосому Исчезнувшему. Тот стоял к ним спиной и смотрел на что-то посреди комнаты.

– Генерал Савериан. С вашего разрешения, сэр, я бы хотел допросить ее.

– Поспеши, Судья, – ответил Савериан, не повернувшись. – Моего внимания требуют более серьезные проблемы. Разлом под холмами Демонических Огней вскоре откроется. Энергия, высвобожденная Разрушителем Миров, форсировала сближение.

Айзек положил на подбородок Саши палец, в котором было слишком много суставов, и нежно отклонил назад ее голову.

– Где ты получила глазные манипуляторы?

– Манипуляторы? – эхом откликнулась Саша. – Ты имеешь в виду, как у Манипуляторов Салазара?

Айзек покачал головой.

– То, что ты несешь в себе, не является магическим по своей природе. Наши предки использовали такие, чтобы обойти физические ограничения в Прежние Времена. Кто-то вставил их тебе во внутреннюю оболочку глазного яблока. Похоже, у тебя есть и другие имплантаты, но это нельзя установить наверняка. Если не…

– Если не что? – спросила Саша, похолодев.

Если не вскрыть тебе череп, – рявкнула сестра Айзека, Мелиссан. – Отвечай на его вопрос.

– Это сделал Фергус, – пробормотала Саша. – Он подстерег меня в руинах и усыпил, использовав какой-то яд. Я проснулась в комнате со светившейся трубой на потолке. Он порезал меня здесь, – она указала дрожащим пальцем на затылок.

– Она имеет в виду Новую Малагу, – поняла Мелиссан. – Кажется, ты говорил, брат, что в развалинах нашего бывшего города не осталось ничего ценного.

– Я не мог осмотреть каждый дюйм каждого здания. Руины обширны, и там полно секретных помещений, которых нет в наших записях. Я отправлю сообщение принцу Обрахиму о том, что материалы, представляющие особую важность, все еще остаются в развалинах. Вернув их себе, мы сможем провести их тщательную оценку.

– Генерал Савериан, прервал его Исчезнувший с противоположной стороны комнаты. – Возле холмов Демонических Огней наблюдается… нарушение спокойствия.

– Разлом? – проскрежетал Савериан.

Он отошел от того, что рассматривал в центре помещения, и Саша впервые увидела там платформу. У нее перехватило дыхание. Над платформой обнаружились миниатюрные изображения нескольких мест в Сонливии и вокруг нее, воспроизведенные с изумительной точностью. Эти изображения были полупрозрачными и зыбкими, но в то же время словно живыми.

– Нет, не разлом, сэр. Люди. Огромная масса, и даже более дикие, чем люди Благоприятного края.

– Покажи мне, – приказал Савериан.

Он подошел и встал рядом с Исчезнувшим, который привлек его внимание к изображению на платформе. Оно показывало разрушенный ландшафт. Саша сосредоточилась на картинке, направив «усиленные» глаза на крошечные фигурки, марширующие по разоренной земле. Прозвучало знакомое жужжание, и ее зрение приспособилось…

Она увидела, что крошечные фигурки – это горцы. Сотни, тысячи. Суровые мужчины с неухоженными бородами, увешанные оружием, женщины с амулетами, вплетенными в волосы, и закутанные в густые меха. Были там и дети. Многие из них выглядели истощенными и испуганными.

– Кто ведет этих людей? – спросил Савериан, стиснув зубы и оценивая эту новую угрозу.

Его офицер указал на фигуру в авангарде марширующей орды.

– Полагаю, он.

Отправь туда видовую сферу, чтобы посмотреть поближе, – приказал генерал.

Другой Исчезнувший повернул рукоятку на странном металлическом ящике сбоку платформы. На плавающем изображении неожиданно появилась гигантская фигура. Горец на полголовы выше, чем окружавшие его воины, носил темные волосы и бороду заплетенными в смазанные маслом косы. Его суровое лицо, исполненное мрачной решимости, было обращено на юг. За спиной его виднелся палаш, инкрустированный странными рунами.

– Ты знаешь этого человека? – спросил Савериан Айзека.

Тот покачал головой.

– Проведите обзор всей территории, – приказал беловолосый генерал. – Мне нужны полные данные об их численности. Обратите особое внимание на всех, кто, возможно, обладает магическими способностями.

– Обождите, – вставил Айзек. – Я знаю его.

Судья указал на мужчину, который следовал за очевидным предводителем горцев, и у Саши перехватило дыхание. Она будет помнить лысого, хмурого типа до самой своей смерти. Того, кто грозился убить ее бессчетное число раз и был таким мрачным, что рядом с ним гигант с палашом, инкрустированным рунами, выглядел поистине жизнерадостным.

Того, кто в конце концов вмешался, чтобы спасти ей жизнь, когда больше никто этого не сделал.

– Я знаком с этим человеком, – сообщил Айзек. – Его зовут Джерек, но другие называют его Волком. Грозный воин.

– Грозный, – повторил генерал Савериан голосом, полным пренебрежения.

К Джереку присоединился еще один человек. Выше его, старше и не такой коренастый, с пронзительным взглядом синих глаз, который говорил о трагедии и сожалении, но также – о смерти. Человек противоречий.

Саша помнила второе лицо так же ясно, как и лицо Джерека. Было время, когда эта парочка воинов соответствовала ее представлению об аде.

Она многое узнала с той поры.

– Бродар Кейн, – произнес Айзек.

Возможно, Саше только показалось, но Судья был искренне рад видеть старого горца.

– Легенда своего народа. Хороший человек.

– Мертвый человек, – заявил генерал. – Как и все остальные.

Неожиданно Обелиск сотрясся. Одна из плавающих панорам исказилась, изображение замерцало. Когда оно пришло в устойчивое состояние, огромный кратер, который оно показывало, внезапно залило противное зеленое сияние. Из кратера полезли существа зловещего вида, дотягиваясь до поверхности кошмарными придатками.

– Сэр, – сказал другой офицер Савериана. Его голос чуть подрагивал. – Разлом под холмами Демонических Огней открылся. Дети Безымянного начинают выходить.

 

Сближения

– Ну вот, заработал еще один шрам на свое милое лицо, – язвительно проворчал Волк. – Карн чуть тебя не одолел. Ты становишься медленным, Кейн. Бродар Кейн, удрученно поморщившись, поскреб язвительно проворчал Волк. – Карн чуть тебя не одолел. Ты становишься медленным, Кейн.

Бродар Кейн, удрученно поморщившись, поскреб подбородок. Держащий Клятву серьезно задел ему челюсть, и он едва успел убрать голову. Карн был силен, как бык, и быстр, как змея. Он оказался лучшим воином, чем его отец Таргус.

Но в конце концов он все же проиграл.

Он не чувствовал ничего приятного, помогая поверженному вождю подняться с земли. Пощадив его на глазах у его людей. Кейна так и подмывало позволить Карну пронзить себя и покончить с этим. Дать сыновьям Западного предела то отмщение, которого они жаждали. Но отец Кейна всегда учил его, что незаслуженная победа – не победа вовсе, и он усвоил этот урок. Карн принял милосердие Кейна с готовностью, учитывая все обстоятельства. Однажды Кровавый Кулак вновь бросит ему вызов, и результат, вполне вероятно, окажется совершенно иным. Но об этом можно побеспокоиться в другой раз. Сначала им нужно было пережить путешествие на юг.

– Все мы со временем становимся медленнее, – сказал он в ответ на насмешку Джерека. – Возраст никому не делал одолжений, кроме разве что лордов-магов.

Он вспомнил последние слова Шамана. «Все умирают».

– Быть может, и им тоже, – добавил он.

Волк неожиданно застыл на месте и устремил в небо пронзительный взгляд суровых глаз.

– Как думаешь, что это? – прорычал он.

Что-то плавало в небе высоко над ними – круглый металлический предмет размером с голову человека, который слегка поворачивался, когда они проходили под ним, словно следил за их движениями. Время от времени странный предмет мерцал красным светом.

Кейн повернулся к Брику, который шел следом.

– Думаю, у тебя получится сбить его?

Юнец сосредоточенно сжал губы, прикидывая расстояние.

– Потрачу много стрел. Может, одной из чародеек швырнуть в него огненный шар?

Подумав, Кейн покачал головой.

– Полагаю, их магии найдется лучшее применение.

Рана и горстка чародеек, которым удалось уйти из Клыков, были заняты лечением больных и раненых. Они потеряли много горцев, пересекая Бесплодные земли, одних – из-за нападения животных, других – из-за болезней, а несколько – из-за несчастных случаев, за которые ни на ком не лежала ответственность, как с одним стариком, упавшим в канаву и сломавшим себе шею. Пища кончилась вчера днем, и люди шли с пустыми животами, но они почти добрались до Благоприятного края без масштабных бедствий, подобных переходу через реку. С учетом всех обстоятельств великое переселение горцев прошло более гладко, чем смел надеяться Кейн. Теперь он думал о том, как их встретят, когда они достигнут самых северных городов, подчиненных Сонливии. Если не с распростертыми объятиями, то, может, у них бы получилось договориться об осторожном перемирии с жителями Низин на время, пока Брэндвии вел бы переговоры от имени соплеменников. По крайней мере, Кейн на это надеялся. С другой стороны, недавнее восстание против Салазара могло повергнуть весь регион в хаос.

«Мир не перестает меняться. Кто знает, что мы обнаружим, когда доберемся до Бурного моря».

– Повсюду чертов пепел, – проворчал Джерек, прервав размышления Кейна. Ударом ноги Волк поднял в воздух черную тучу. – И откуда здесь это дерьмо?

Они стали встречать облака пепла несколько дней назад. Пепел проникал везде, пачкая их одежду и портя воду, которой оставалось так мало. Чем ближе они подходили к холмам Демонических Огней, тем больше неприятностей он приносил, покрывая все, как одеялом, и почти удушая тех, кто шел в конце длинного извивавшегося потока горцев.

– Уже не так далеко, – сказал Кейн с надеждой.

Он снова повернулся к Брику.

– А где Коринна?

– В конце, – отозвался юнец. – Ухаживает за найденышами.

– Она хорошая девочка, – заметил Кейн. – Ты счастливый парень. Думаю, из нее выйдет прекрасная жена.

Он постарался, чтобы в голосе не звучало горе. Тем не менее Брик, должно быть, услышал его.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Я знаю, что тебе ее не хватает.

Кейн похлопал Брика но плечу и кивнул, выражая благодарность. Трое мужчин на время умолкли, погруженные в свои мысли.

– Как Магнар? – спросил Брик, нарушив тишину.

– Лучше. Говорят, скоро будет ходить.

– Я бы хотел познакомиться с ним, когда он поправится, чтобы принимать посетителей.

– Думаю, он бы тоже хотел, – солгал Кейн.

К ним присоединилась Коринна. Она положила руку на плечо Брика.

– Крошка Том все спрашивает про Хрипуна, – грустно произнесла она. – Я сказала ему, что он не вернется.

– Он был хорошим человеком, – заметил Кейн. Подумав немного, добавил: – Или кем бы он ни был.

– Так, – проскрежетал Джерек. – Он был в порядке.

– Интересно, что случилось с Яной, – проговорил Брик.

Кейн заметил озорной блеск в его изумрудных глазах.

– Надеюсь, она благополучно добралась домой. Как думаешь, она вернулась на Нефритовые острова, Джерек?

– Наплевать, – прохрипел Волк. – Пусть хоть подавится своими нана-фруктами, мне-то что за дело.

– Ты же так не думаешь.

Волк метнул на Брика сердитый взгляд. Джерек был в дурном настроении. Во всяком случае, в более дурном, чем обычно.

Неожиданно огромный поток горцев с шумом остановился.

– На пути неприятность? – спросил Бродар парня перед собой – одного из присягнувших Карну, который посмотрел на Кейна так, как человек мог бы рассматривать дурно пахнувшее дерьмо.

Он сплюнул и покачал головой, явно не в настроении говорить. Вздохнув, Бродар пошел по ковру из пепла и встал рядом с Карном Кровавым Кулаком и Брэндвином Младшим. Два вождя смотрели на юг. Кейн прищурился и устремил взгляд туда же. На горизонте виднелось слабое зеленое свечение.

– Не нравится мне, как это выглядит, – высказался Бродар.

Его беспокоило что-то еще. Странное, но знакомое ощущение, неописуемое чувство какой-то неправильности, которое иногда находило на человека, если поблизости был демон.

Губы Брэндвина нервно скривились.

– Похоже, воздух отравлен, – сказал он, вытирая пот со лба. – Тепло. Слишком тепло.

– Мы не можем повернуть назад, прогрохотал Карн.

Огромный вождь не подавал виду, что стыдится своего поражения на южном берегу реки Мечей. В чем никто не заподозрил бы его сторонников, таких как тот, мимо которого прошел сейчас Кейн. В частности, молодой Финн, казалось, проводил половину своего времени, прожигая взглядом дыру в спине Кейна, когда думал, что старый воин его не видит.

– Если приходится выбирать между голодом позади и неизвестным впереди, – медленно проговорил Бродар, – то я знаю, что предпочесть.

Карн кивнул, соглашаясь.

– Пока разобьем лагерь. Я пошлю людей в лес к западу на поиски еды и отправлю маленькую группу разведать территорию впереди.

– Я пойду, – проскрежетал Волк.

Трое мужчин повернулись к нему. Топоры Джерек держал в руках, темные глаза Волка изучали горизонт в поисках любого признака опасности.

– Ты – один, – возразил Карн. – Кроме того, у меня есть свои разведчики.

– Собираешься меня остановить? – прорычал Джерек.

Он сделал шаг к Карну и стиснул зубы. Лицо его в шрамах от ожогов потемнело от гнева. Двое мужчин смотрели друг на друга. Хотя Карн был явно крупнее, именно он в конце концов отвел взгляд.

– Можешь рисковать жизнью, как считаешь нужным, – проворчал он. – Возвращайся до полуночи. Я планирую продолжить путь к тому времени.

Карн отправился раздавать распоряжения своим людям. Волк сплюнул и зашагал на юг, ни разу не оглянувшись, в одиночку двинувшись навстречу зловещему зеленому свечению вдалеке.

Брэндвин покачал головой.

– Твой друг так смел, чтобы стоять на своем против Кровавого Кулака, – сказал он. – Смел или глуп.

Кейн моргнул.

– Э?

– Твой друг, – пояснил Брэндвин. – Карн обычно безжалостен к тем, кто бросает ему вызов.

Кейн смотрел вслед уменьшавшейся вдали фигуре Волка.

– Что ты знаешь о Джереке? – спросил он тихо.

– Только то, что он служил много лет в Отрекшихся. Потом был изгнан за неуказанное нарушение Кодекса, а позже спас тебя из клетки Шамана.

– Все это верно, – проговорил Кейн. – Но нужно знать о Волке кое-что еще. Его нельзя контролировать. Попытаешься сказать ему, что делать, – разозлишь. Карн может быть безжалостен, но Джерек вообще не представляет, что значит слово «жалость». Если эти двое сойдутся когда-нибудь в схватке, то живым уйдет не Кровавый Кулак.

Рукопожатие Магнара оказалось сильнее, чем в прошлый раз, но все же по-прежнему прискорбно слабым. Кейн обхватил сына рукой за талию, поддерживая его как можно нежнее.

– Одну ногу перед другой, – сказал он. – Помедленнее. Не спеши. Торопиться некуда.

Пляшущее пламя факела отбрасывало на стенку палатки тени, которые отображали мучительные усилия Магнара. Сделав еще шаг, он зашатался.

– Спокойно. Получалось хорошо, сын. Давай попробуем снова.

– Мы теряем время, – раздраженно произнес Магнар. – Сколько это длится? Месяц?

Бродар Кейн беспомощно пожал плечами.

– Ты чуть не умер, сын. Джерек тащил меня через Клыки большую часть зимы, после того как освободил из клетки Шамана. Чародейки сделали все, что смогли. Теперь тебе нужно снова наращивать мускулы.

– Как их наращивать, когда я не могу ничего держать?

Магнар согнул изувеченные руки, словно иллюстрируя свои слова, и Кейну пришлось отвести взгляд. Страдания сына давались ему слишком тяжело.

«Я чертовски хорош», – с горечью подумал Бродар. Будь он поумней… Тогда знал бы, какие подобрать слова, чтобы облегчить боль своему мальчику, показать ему, как вернуться к жизни, которую стоит прожить. Но он всегда обладал даром забирать жизнь, а не давать ее.

– Мы почти в Благоприятном крае, – решился сказать Кейн. – Быть может, в больших городах найдутся целители, способные помочь.

– Способные восстановить мои пальцы? Стереть воспоминания о заключении? Вернуть Илландрис?

– Я… Я не думаю. Но, быть может, им удастся привести в порядок твое тело, чтобы ты смог сражаться…

– Я не хочу сражаться. – Плохо сдерживаемая ярость в голосе Магнара заставила Бродара застыть на месте. – Я устал от этого, отец. Непрестанно стараться быть мужчиной, которым ты ожидаешь меня видеть. Непрестанно пытаться быть достойным твоей легенды. Я не хотел ничего этого. Не хотел быть королем. А делал все потому, что так хотел ты. И теперь взгляни на меня. Взгляни на меня.

Бродар Кейн не взглянул. Вместо этого он уставился в пол и сглотнул ком в горле.

– Я… – начал он, но Магнар снова оборвал его:

– Уходи.

Опустив голову, Кейн повернулся и вышел из палатки. Снаружи он остановился и посмотрел вверх на луну и звезды, недоумевая, как же все это так получилось.

Он помнил, как хотел быть героем. Возможно, и был им некоторое время – когда сражался с демонами, неся службу в Сторожевой Цитадели. Теперь же на героя не походил совсем. Могло ли найтись в мире нечто более жалкое, чем измученный варвар, придавленный грузом своих сожалений. Финн, который сидел поблизости у костра, поднял взгляд и встретился глазами с Кейном именно в эту минуту. Губы молодого воина изогнулись в презрительной усмешке.

Повесив голову, Кейн отправился на поиски Брика, внезапно охваченный желанием увидеть дружеское лицо, но вскоре остановился, осознав, насколько жалок.

«Мой единственный друг, помимо Волка. Парнишка четырнадцати зим от роду». Брик, вероятно, наслаждался уединением с Коринной, и, наверное, менее всего ему хотелось, чтобы Кейн ввалился в его палатку в отчаянных поисках компании.

Он уже собрался пойти поточить в который раз двуручный меч, когда в лагерь ворвалась знакомая фигура. Лысая голова Джерека блестела от пота, и он от макушки до пят был покрыт вонючим гноем. С топоров в его руках стекала та же мерзость.

– Демоны, – прохрипел он. – Их полным-полно в этой хреновой долине, и они направляются в нашу сторону. Поднимай лагерь.

Кому-нибудь другому Кейн задал бы пару вопросов, но не Джереку. Бродар заковылял по лагерю, призывая воинов к оружию, а женщин и детей – укрыться, пока демоны не перевалили через холмы. «Предполагалось, что они придут с севера».

У него не осталось времени поразмыслить над тем, как это все несправедливо. Горцы еще не успели организовать оборону, а первые демоны уже появились в ночи. Такого Кейн прежде не видывал. Ноги и брюхо гигантского наука сочетались с почти человеческим туловищем, покрытым безумно пялившимися глазами, а две руки заканчивались ужасными клешнями. За пауком следовал поток невнятно тараторивших демонов, среди которых то тут, то там возникали и исчезали мерцающие, и вся эта толпа ходячих кошмаров валила прямиком на горцев.

Зарождавшуюся панику прорвали слова, полные силы, и на подступавших демонов обрушились молнии и пламя. Образовав круг возле шатра Карна, Рана и ее чародейки направили объединенную колдовскую мощь на исчадия зла. Магическая атака прореживала накатывавшийся демонический вал, а Кейн, оказавшийся плечом к плечу с Финном и другим молодым воином из Западного предела, поджидал демонов в мрачном строю с северной стороны лагеря. Число монстров поубавилось, но большей их части удалось прорваться сквозь магический ураган.

Сжимая гладкий эфес двуручного меча, Бродар заставил себя сохранять спокойствие, безмолвно подсчитывая ярды, которые разделяли шеренгу горцев и катившуюся на них тараторившую и рычавшую массу.

«Пятьсот. Четыреста. Триста».

Даже при всех усилиях чародеек демонов оставалось почти столько же, сколько воинов. Кейн понимал, что горцы не смогут их удержать, но нужно было попытаться, хотя бы для того, чтобы выиграть время для соплеменников.

Когда чудовища оказались в двадцати пяти ярдах, горцев объял демонический ужас. Воин слева от Кейна внезапно повернулся и побежал. Сломался второй, затем третий, и в строю открылись большие бреши. Казалось, Финн вот-вот тоже удерет. Кейн встретился с ним взглядом.

– Ты устоишь, – рявкнул старый воин.

И несмотря на ненависть, боровшуюся в его глазах с ужасом, или, возможно, благодаря ей, Финн устоял.

Через несколько секунд монстры добрались до них.

Рубанув по демону, Кейн ощутил, как его жесткая кожистая плоть треснула и теплый гной брызнул ему в лицо. К нему потянулись когти, и он обратным ударом отрубил руку цвета сырого мяса. Услышав щелчок смахивавших на кинжалы клыков за ухом, Бродар двинул назад локтем, ошеломив другого демона, и тут же снес его безглазую башку с плеч.

На него бросился мерцающий демон, высунув бритвенно- острый язык, и Кейн осознал, что попал в трудное положение. Он попытался занести для удара двуручный меч, понимая, что не успевает завершить движение вовремя, но навстречу взвившемуся в прыжке демону понесся, вращаясь в воздухе, топор и, угодив монстру в центральный глаз, уложил того наземь. Мимо протопал Джерек и с брызгами крови выдернул оружие из рухнувшего демона. Проворчав: «Слишком медленно, Кейн», – он развернулся и всадил другой топор в череп твари.

Сражение разгоралось, и в голове отчаянно бившегося Кейна отпечатывались беспорядочно мелькавшие жуткие сцены. Черного от пепла, вопившего воина, из живота которого вывалились кишки, протащили по земле. Несколько демонов насели на одного горца, и он рухнул наземь, когти и зубы- бритвы выдирали из его тела куски плоти, разрывали его на части, а он все кричал и кричал, даже когда уже казалось, что там не осталось ничего, откуда могли исходить эти жуткие крики.

Масса кошмарных фигур раздалась. Вперед выступил демон-паук, с щелкавших клешней которого стекала кровь. Он встал на дыбы, поднявшись на четыре волосатых ноги, и с поразительной скоростью бросился на воина, который попытался ударить его исподтишка копьем, и отрубил тому голову одним щелчком клешней. Когда безголовый труп пал на колени, орошая все вокруг кровью, монстр уже поворачивался к новой цели. Клешни защелкали вновь, и в ночное небо взлетели очередные головы. Воины, оказавшиеся рядом с демоном-пауком, подались назад, ошеломленные этой новой угрозой. Они были храбрыми людьми и противостояли бы любому врагу-человеку, не отступая ни на дюйм, но паук-демон внушил им непреодолимый страх.

Бродар Кейн сощурил синие глаза, воздел двуручный меч. В одиночку Меч Севера пошел навстречу демону-пауку.

Когда старый воин приблизился к нему, над его плечом просвистела стрела и поразила тварь в грудь, пронзив один из множества кошмарных глаз, покрывавших его почти человеческое туловище. «Брик», – осознал Кейн. Восхищение боролось в нем с ужасом.

Мальчик был там, сражаясь рядом с мужчинами вдвое старше, закаленными воинами, воспитанными во времена, когда царило насилие. Кейну хотелось крикнуть, чтобы он отступил, укрылся в безопасности лагеря позади. Но только стрела вонзилась в плоть демона, как тот налетел на Кейна. Клешни залязгали с прицелом на его шею. Двуручный меч заплясал в руках Бродара, отбивая в сторону щелкавшие придатки.

Прилетела еще одна стрела, пронзив теперь брюхо демона- паука. Он взвился на задние лапы, и неожиданно там оказался Финн, всаживая раз за разом длинный меч в подбрюшье демона, который дергался и содрогался над ним.

– Сдохни, ублюдок! – прорычал он, хотя с таким же успехом Финн мог обращаться и к Кейну.

– Какого дьявола ты делаешь? – крикнул старый воин, но было уже поздно.

Демон-паук обрушил вниз передние лапы, захватив парня. Все, за исключением головы Финна, исчезло за нелепой, ощетинившейся массой чудовища. Глаза молодого воина округлились от ужаса, и вся его бравада мгновенно испарилась.

– Помоги мне, – взмолился он.

Кейн ринулся вперед, и двуручный меч вонзился в бок демона. Бродар яростно провернул его, и из раны хлынула гнойная мерзость, окатив воина с головы до ног. Тело демона изогнулось, и он попытался дотянуться до человека, но Меч Севера уже несся дальше. Пригнувшись под щелкавшими клешнями, он взмахнул клинком и отсек две гигантские лохматые лапы монстра. Демон опять взвился на дыбы, корчась над старым варваром.

Кейн вложил в удар всю силу и засадил меч в тушу врага по самую рукоять. Демон попытался обрушиться на Кейна, но тот удерживал чудовище, насаженное на три с половиной фута стали. Бродар рванул меч вниз, налегая на него изо всех сил, и вскрыл подбрюшье демона над собой. Ливнем хлынул гной, и в конце концов зловонные внутренности монстра выскользнули из зиявшей в теле дыры и рухнули на Кейна, теплые и липкие.

Содрогнувшись, паук-демон застыл на месте и прекратил сопротивление. Кейн отшвырнул от себя труп чудовища. Паук упал на бок и издох, поджав под брюхо ноги – отталкивающее зрелище.

Стряхнув с себя испускавшие пар внутренности демона, Кейн стер с лица его зловонную кровь. Подойдя к Финну, он опустился на колено и осмотрел раны молодого воина. Незащищенную плоть Финна пронзили сотни острых волосков демона, которые покрывали его как лес иголок. Парень дышал с трудом, и Бродар догадался, что паук своим весом сломал ему пару ребер.

– Держись, – прохрипел он, хватая Финна под руки. – Я вытащу тебя отсюда.

Кейн проволок Финна через поле пепла, заваленное телами мертвых и умиравших горцев, молясь, чтобы никто не напал на него, пока он оттаскивает молодого воина от эпицентра сражения.

Финна стошнило, и он выблевал комок волос демона-паука.

– Почему ты помогаешь мне? – с трудом проговорил он, заливая кровавой слюной подбородок. – Я хотел тебя убить.

– Я не виню тебя за это, – ответил Кейн, прерывисто дыша. – Человек делает выбор и живет с ним. Я делаю выбор сейчас. Ты не умрешь сегодня ночью.

В конце концов он вытащил Финна с поля боя. Круг чародеек продолжал атаковать орду демонов заклятьями. Бродар решил не беспокоить их просьбой помочь Финну – молодой воин переживет свои раны, а их магия нужна в другом месте. Кейн уже собирался отправиться назад на поле боя, когда увидел знакомую светловолосую девушку, которая смотрела на него.

– Коринна? – испуганно сказал он. – Что ты здесь делаешь? Тут не место ребенку.

– Я не ребенок, – выпалила голубоглазая девушка. – Я не могла позволить Брику пойти в одиночку. Он не остался бы в стороне. Ты для него кумир. Ты и Волк.

– Правда? – недоверчиво произнес Кейн.

Коринна кивнула. Бродар увидел, что она сердится.

– Я займусь его ранами, – сказала девушка, опускаясь на колени, чтобы осмотреть Финна. – У меня есть… навыки целительницы.

Поблагодарив ее кивком, старый воин отправился назад, к сражавшимся. Бродар тяжело побрел по земле, засыпанной пеплом, при каждом шаге его колени дребезжали. Увидев новый кошмар, надвигавшийся с южных холмов, он замедлил шаг.

Семь фигур в доспехах с лязгом приближались к лагерю горцев, вращая огромные железные кистени. Каждую из них с головы до ног покрывали черные стальные пластины на манер королевского гвардейца, сэра Мередита, которого Кейн убил несколько месяцев назад. Сэр Мередит называл себя рыцарем.

Жуткие создания были одеты как рыцари, но зловещее красное свечение из-за забрал их шлемов и накатившая на Бродара волна страха бесспорно подтверждали: это демоны. Они двигались методично и неторопливо. Добравшись до первых воинов-горцев, они вступили с ними в бой. Мечи и топоры, копья и стрелы отскочили от их брони, словно детские игрушки. Ответный удар демонических рыцарей был чудовищным, металлические билени их гигантских кистеней поразили цели с нечеловеческой силой. Щиты разлетелись на куски, оружие вырвалось из раздробленных рук. Тела подбрасывало с земли и отшвыривало в сторону мешками переломанных костей. Семеро сражались, как один, смертоносным, непробиваемым целым. Горец гиб за горцем. Продвижение демонических рыцарей попытались остановить чародейки, но безуспешно: пламя и лед обрушились на них без всяких последствий, а вспышки молний отскочили от их доспехов.

Кейн пошел навстречу рыцарям-демонам. Один из них замахнулся кистенем, и, когда Бродар поймал билень на свой клинок, двуручный меч задрожал в его ладонях. Боль пронзила руки и плечи. Старый воин сжал зубы и продолжал удерживать эфес меча, когда другой могучий удар чуть не вырвал оружие из его вспотевших ладоней.

Рядом взвизгнул Держащий Клятву. Кейн бросил быстрый взгляд на Карна, сражавшегося с рыцарем-демоном: могучий вождь оказался на поле боя чуть ли не единственным, кому удавалось бороться с одним из демонов на равных. Но и магическим мечом Кровавого Кулака было трудно оставить вмятину на доспехах демона.

Бродар продолжал биться, дышать становилось сложнее и сложнее. Вето землю вокруг него завалило телами мертвых горцев. В нагрудник рыцаря, противостоявшего Кейну, ударила стрела и разлетелась на куски. Из-за спины Бродара донеся крик парнишки, и Меч Севера, оглянувшись, увидел Брика на земле, тот отчаянно отползал назад от устремившегося к нему демона-рыцаря.

Сердце Кейна чуть не разорвалось в груди. Ему не добраться до Брика вовремя. Он беспомощно смотрел, как демон поднял руку в рукавице и послал вниз массивный железный билень своего кистеня.

Пронзительно крикнула девушка, голос ее был полон ярости.

Лицо Кейна засыпало пеплом, на время ослепив его. Свирепый порыв ветра внезапно оттолкнул его назад, чуть не опрокинув наземь. Бродар протер глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как демон-рыцарь вращается на высоте тридцати футов, захваченный возникшим из ниоткуда смерчем, который оставил огненноволосого лучника на земле невредимым. Затем смерч понес демона по воздуху, пока тот не затерялся вдали.

Рука Коринны была направлена в сторону Брика, ее вытянутый указательный палец дрожал, на очаровательном лице девушки запечатлелось полное смятение чувств, а вокруг него бешено развевались светлые волосы.

«Она – чародейка», – осознал Кейн. Притом могущественная: ему никогда не приходилось видеть в действии столь сильного заклинания, сотворенного кем-либо, кроме лорда-мага.

Продолжить размышления о своем открытии ему не удалось, поскольку на него вновь налетел демон-рыцарь, непреклонный, как сама смерть, шесть с половиной футов злобной решимости, упакованной в сталь и ведомой чистой ненавистью. Он обрушился на Кейна, чуть не заставив пасть на колени.

Кейн отступал, хватая ртом воздух. Боковым зрением он уловил какое-то движение, и его бешено колотившееся сердце ухнуло вниз, когда он увидел, что к ним направляются еще демоны. Эти выглядели как очень высокие мужчины и женщины, одетые в серебристые одежды, они размахивали мечами из стекловидного вещества, некоторые держали остроконечные металлические предметы, как ни странно, показавшиеся Бродару знакомыми.

– По моей команде открыть огонь, – приказал один из демонов на удивление человеческим голосом.

– Есть, Судья, – донесся хор ответов.

Кейн парировал еще один удар смертоносного кистеня рыцаря, его руки так устали, что он едва удерживал двуручный меч. Бродар озверело огляделся. Карн продолжал отчаянную схватку. За вождем Западного предела, посреди груды сраженных демонов стоял Джерек. Волк был весь покрыт кровью и держал что-то в руках – голову в шлеме с забралом. У его ног валялось тело демона-рыцаря в доспехах.

– Огонь.

За этой мелодичной командой последовала серия взрывов, от которых Кейн чуть не оглох. Демон-рыцарь напротив него задергался, и когда в его броне внезапно появились крошечные отверстия, он зашатался и рухнул наземь, подняв тучу пепла, а из его спины брызнул зловонный гной. Других рыцарей-демонов также атаковали вновь прибывшие существа, похожие на людей. Пал второй, а затем третий рыцарь, а потом демон, противостоявший Карну, рухнул на одно колено, отверстия испещрили его нагрудник. Вождь Западного предела, взмахнув Держащим Клятву, отделил его голову от шеи.

Высокие человекоподобные существа накинулись на оставшихся демонов, сверкая прозрачными мечами, их клинки отсекали одетые в сталь конечности, словно они были из пергамента. Тот, кто отдал приказ открыть огонь, приблизился к Кейну, Бродар увидел, что на нем темно-синяя мантия. Что-то в нем казалось странно знакомым. Старый воин поднял двуручный меч, но заколебался, не понимая, чего ему ожидать.

К его крайнему удивлению, высокое серебристое существо протянуло ему руку в приветствии.

– Бродар Кейн, – сказало оно мелодичным голосом, который пробудил в нем воспоминания о времени, проведенном в Благоприятном крае. – Рад встретиться снова.

 

Ненадежные союзы

– Слишком ординарный городишко для такой значительной встречи.

Танатес стоял, сложив руки на груди, уставившись – если это было возможно для человека, лишенного глаз, – на невзрачное поселение, взгромоздившееся на утес над ними, а вокруг его худощавого тела развевался на легком ветерке черный плащ. Западную Скалу называли домом всего лишь несколько тысяч человек, или, по крайней мере, так было перед недавними беспорядками.

Даварус Коул однажды посещал этот город и ничего не мог припомнить о нем.

– Почему здесь? – проворчал он. – Почему не в Телассе? – Ты знаешь почему. Эласса не откроет свой город для Исчезнувших, каких бы обещаний они ни давали и каких бы страшных предупреждений ни делали. Она и на этой встрече присутствовать не соглашалась, чтобы не оставлять Телассу незащищенной.

Прищурившись, Коул посмотрел вверх на холм. Стоял полдень, и солнце грело сильнее, чем за многие месяцы. Прошли недели после сражения в гавани Телассы, и неопределенность в отношении судьбы Саши продолжала терзать его и сводить с ума. А помимо этого, еще и коварный голос Похитителя в голове становился все настойчивее день ото дня. Исчезнувший, которого он убил возле причалов, наполнил его жизненной силой нескольких человек, но, казалось, даже похищенная энергия бессмертного в конце концов пошла на убыль.

– Можем ли мы доверять им? – спросил Коул короля-чародея Далашры.

Человек, которого он некогда знал просто как Ворона, пожал плечами.

– Я не верю, что они лгут. Не потому, что доверяю их чувству чести… Кто знает, придают ли Древние значение таким понятиям? Нет, полагаю, они просто посчитают, что ложь низшей расе унизит их.

«Низшей расе». Коул думал, что высокомерна Белая Госпожа, но после появления в гавани с белым флагом перемирия эмиссара Исчезнувших – Мелиссам – лорд-маг стала казаться весьма скромной. Особенно неприятно было, что Мелиссам имела полное право на надменность: сражаясь с Даварусом на причалах, она загнала его в угол и, вероятно, убила бы, не вмешайся Танатес в последний момент.

Огромная тень замелькала по травянистому склону, и Коул поднял глаза. На долю секунды он увидел в облаках нечто похожее на гигантскую серебристую птицу. Она двигалась так быстро, что он засомневался, не почудилось ли ему.

– Ты это видел? – спросил он Танатеса.

Секундой позже до него дошло, что сорвалось с его губ. Незрячий маг нахмурился, и они продолжили подъем в город в тишине.

Повсюду был пепел – толстым черным слоем он покрывал пространство вокруг и делал все нечистым. Грязные облака не улучшали настроения Коула, когда он смотрел на жалких горожан, наблюдавших за появлением путников со страхом и отчаянием. До вторжения Исчезнувших главным занятием в Западной Скале была добыча камня – гранита и базальта – в близлежащей долине, доставка его по Змеиной реке на баржах, а затем транспортировка на восток вдоль берега в Сонливию. Теперь Западная Скала почти превратилась в город-призрак. Многие дома стояли пустыми. Сыграли свою роль война и голод, а еще разрушительное оружие, которое, как узнал Коул, применили Исчезнувшие на холмах Демонических Огней. Города Мальбрек и Пепельный Дождь, находившиеся ближе к месту взрыва, были уничтожены, малые поселения – погребены под пеплом и пылью. Как говорили, воздух очень долго оставался слишком горячим для дыхания.

С дорог исчезли торговцы, деньги больше не переходили из рук в руки в уплату за товары. Люди предпочитали оставить про запас всю пищу, что могли добыть, и запереться в ожидании горького конца.

Двое мужчин замедлили шаг, приблизившись к поляне, на которой некогда находился рынок Западной Скалы. Прилавки были убраны. Онемев от удивления, Коул с трепетом уставился на то, что содрогалось сейчас в центре поляны.

Там находилось огромное сооружение, напоминавшее по форме орла, которого он углядел высоко в небе: сияющее металлическое диво с крыльями столь широкими, что на каждом из них могли улечься по дюжине мужчин, и еще осталось бы место.

– Что это? – спросил Танатес.

Он слышал рев, но увидеть диковинное зрелище прямо перед ними не мог.

– Чудо, – ответил Коул.

Он не понимал, как нечто столь огромное способно было оторваться от земли и двигаться быстрее любого живого существа.

– Это не ответ на заданный вопрос, – проворчал Танатес. – Ты испытываешь мое терпение, дитя убийства.

– Я просил не называть меня так, – напомнил Даварус.

Он сделал вдох, чтобы унять раздражение.

– Это машина, – сказал он в конце концов. – Машина, которая летает, как птица.

Рев неожиданно прекратился. Потоки воздуха, с напором обдувавшие Коула и Танатеса, внезапно исчезли. Сбоку машины открылось отверстие, и – несмотря на причину их присутствия в Западной Скале – Коул опустил руку на эфес Проклятия Мага, когда первый из высоких бессмертных ступил на поляну.

Танатес стиснул зубы, и вокруг его рук заплясали языки черного пламени. Чародей не мог их видеть, но наверняка мог чувствовать. Мог ощущать ауру, окружавшую этих нечеловеческих существ. Всего из машины появились пятеро. Возглавляли высадившуюся группу два – сомневаться не приходилось – брата. Один был золотоволосым и в золотой мантии, с серебряным венцом на голове. В руке он держал металлический скипетр, увенчанный гигантским бриллиантом, который ослепительно сиял на солнце. Второй брат, беловолосый, хмурый и в черной мантии, нес на плече массивную ручную пушку, крупнее, чем использовали другие Древние. Его суровое, жестокое лицо выражало бесконечное презрение.

«Два командующих с флагманского корабля Исчезнувших», – осознал Коул. Он испытывал нарастающий страх. Золотоволосый брат каким-то образом прорезал огромное отверстие в магическом барьере Белой Госпожи в гавани. А беловолосого Коул помнил по ожившим воспоминаниям в руинах к востоку от Телассы – его записанным деяниям, которые вновь и вновь показывались аудитории скелетов, наполовину обратившихся в прах.

За ними следовали мужчина и женщина – Исчезнувшие, также выглядевшие словно брат и сестра. Оба золотоволосые и чуть пониже грозной пары впереди, оба в синих мантиях.

Коул уже знал, что женщина – это Мелиссан, но ее брат также казался ему странно знакомым. Когда его обсидиановые глаза встретились с взглядом Даваруса, юный убийца почувствовал, что между ними проскочила вспышка узнавания. Замыкала шествие Исчезнувшая, настолько же темнокожая, насколько бледными были четверо шагавшие впереди, хотя обсидиановые глаза ее не отличались от остальных. Она носила темно-лиловую мантию. Коул сделал вывод, что цвет мантии Исчезнувшего определял, к какой касте тот принадлежал либо какую роль тот играл.

Древние остановились напротив Коула и Танатеса. Брат Мелиссан поднял руку в приветствии, а затем повернулся и поклонился чрезвычайно высокому бессмертному, сжимавшему скипетр, увенчанный бриллиантом.

– Представляю вам его величество принца Обрахима, – объявил он мелодичным голосом. – Перворожденный от Пилигримов, Вечный Хранитель Народа, бесспорный правитель Терры – континента, который вы, люди, называете Землями Исчезнувших. Принц Обрахим предложил провести эту встречу.

Танатес слегка поклонился.

– Я Танатес, некогда король-чародей народа Далашры, – произнес он нараспев. – Это Даварус Коул, доверенное лицо Белой Госпожи Телассы.

Золотоволосый принц не поклонился, когда Танатес завершил представление, но голос Обрахима прозвучал довольно тепло:

– Приветствую вас, как правитель правителя. А где же остальные? Свирепые горные люди, о которых мне так много рассказывал мой Судья.

– Они предпочитают, чтобы их называли горцами, мой принц, – робко заметил брат Мелиссам. – Как понимаю, они вскоре будут здесь.

Он повернулся к беловолосому Исчезнувшему рядом с Обрахимом и отдал ему честь.

– Представляю вам генерала Савериана. Второрожденный от Пилигримов. Защитник Народа и командующий нашими армиями.

– А где убийца богов? – рявкнул тот, кого звали Савериан. – Условия нашего перемирия требовали ее присутствия.

Даже с божественной сущностью Похитителя, придававшей ему мужества, Коула устрашил железный голос генерала Исчезнувших. Он знал, на что способен Савериан. Знал, что даже он – соприкоснувшийся с богом убийца – и Танатес – один из главных магов своего времени – были весьма незначительными перед лицом самого легендарного Исчезнувшего.

Тем не менее Танатес оправил изодранный плащ и выпрямился, как стрела, встретив устрашающий взгляд Савериана с поднятой головой.

– Белая Госпожа не покинет свой город, – ответил он. – Она направила пас вместо себя.

Савериан сощурился.

– Это не соответствует предложенным условиям, – повторил он и передвинул свое огромное наплечное орудие, опустив его ствол так, что он оказался направленным прямо на слепого чародея, который не осознавал угрозы.

Прежде чем ситуация вышла из-под контроля, раздался раскатистый звук рога, и все взгляды обратились на север. С противоположной стороны города на холм взбирались несколько человек. Они были грязны и неухоженны, и Коулу показалось, что он чует их запах всякий раз, как ветер задувал на юг, но, когда они приблизились к поляне, он увидел пару знакомых лиц и не смог удержать улыбки.

Бродар Кейн не сильно изменился, хотя теперь у него отросла седая борода в несколько дюймов, а лицо стало более обветренным и обеспокоенным, чем помнилось Коулу. Рядом с ним шел его постоянный спутник, Джерек Волк, человек, который, казалось, никогда не улыбался и не смеялся, а занимался в основном угрозами и исполнением актов чудовищной жестокости против тех, кто его раздражал, то есть, по существу, против всех и каждого. И все же по меньшей мере Кейн был когда-то приятным спутником. Коула радовало любое знакомое лицо.

Шагавший перед Кейном и Волком кивнул в знак приветствия. Человек-гора – хотя все же немного пониже Древних – он выглядел настолько грубым, насколько они – изящно красивыми. Он оперся на большой, инкрустированный рунами палаш, который излучал многозначительное свечение магии, и вытер ладонью размером с лопату выступающий лоб, покрытый потом.

– Мы здесь, как обещали, – сказал он глубоким голосом. – Я – Карн Кровавый Кулак, и я веду свой народ в отсутствие короля.

– Магнар нездоров и не может быть здесь, – добавил Кейн, и по его покрытому шрамами лицу пробежала тень боли.

Брат Мелиссан представил Исчезнувших, а Танатес и горцы закончили свои представления. К легкому удивлению Коула, Кейн сжал его руку в приветствии.

– Давненько не виделись, парень, – сказал, улыбаясь, старый горец.

– Да, – согласился Даварус, улыбнувшись в ответ.

Однако его кое-что обеспокоило. Он приучился не обращать внимания на нескончаемый стук, который стоял у него в ушах, когда он находился поблизости от другого живого существа – побочный эффект проклятия Похитителя. Встретившись взглядом с синими глазами горца, он услышал, что сердце Кейна билось слабо и неровно.

– Клыки захвачены демонами, – говорил сейчас Карн. – Мы собирались бежать на юг в поисках нового дома. Вместо этого обнаружили еще больше демонов. Больше демонов и… кто вы там есть.

– Мы – не демоны, – гневно сказал Савериан, глядя на огромного воина так, словно перед ним червяк. – Мы – фехды, и для вас мы – как боги среди людей. Выживание вашего народа зависит от нашей снисходительности.

Как ни могуч был Карн, он внезапно показался неуверенным в себе, и Коул ощутил странное чувство стыда: ни у кого здесь не доставало мужества противостоять этому грозному генералу.

«Вы не знаете, через что я прошел», – захотелось крикнуть ему. Он убивал лордов-магов, выживал в невообразимо адских местах. Как смеет этот беловолосый генерал обращаться с ним настолько пренебрежительно!

Брат Мелиссан смотрел на него с таким выражением, будто его что-то забавляло.

– В чем дело? – задал требовательный и, возможно, неблагоразумный вопрос Коул.

– Даварус Коул. Ты все еще должен мне лютню.

– Я должен тебе что? – И туг его как обухом по голове ударило. – Ты Айзек! – сказал он, чувствуя себе глупцом. – Я подумал, что ты кажешься мне знакомым.

– Моя сестра говорит, когда вы сражались, ты почти загнал ее в угол, а ведь даже среди нас немногие могут сравниться с ней во владении мечом. Я бы сказал, что поражен, но ваша раса всегда быстро менялась, в мгновение ока становясь чем-то другим. Я вижу, кое-что в тебе по-прежнему неизменно, но теперь ты стал… внушительным.

Внушительным. Какую бы неприязнь не испытывал Коул к Айзеку, Даварусу пришлось признать, что в словах Исчезнувшего был смысл.

– Я изменился, – сказал он.

Внезапно осмелев, он озвучил вопрос, который не давал ему покоя с тех пор, как Мелиссан принесла Белой Госпоже предложение принца Обрахима о временном перемирии.

– Где Саша? Вы взяли ее в заложники при сражении в гавани. Если вы причинили ей вред…

Генерал Савериан сделал огромный шаг вперед, и внезапно беловолосый командующий оказался над Коулом. Парень с трудом сглотнул, вся бравада слетела с него мгновенно.

– Ты – не король, не вождь и не чародей, – рявкнул генерал. – Ты – мальчишка. Ребенок даже среди своей недолговечной расы. Ты не будешь предъявлять нам требования и не будешь нам угрожать.

Командующий Исчезнувших, казалось, что-то заметил. Протянув руку, он схватил золотой ключ, висевший на шее у Коула.

– Что это? Отдай мне.

Савериан дернул ключ, и цепь порвалась.

Даварус беспомощно глядел, как длинные пальцы Савериана поднесли золотой ключ к лицу, чтобы рассмотреть его. Глаза генерала округлились, когда он опознал предмет, а затем сощурились от ярости.

– Это ключ, который приводит в действие гхолама, – прорычал он. – Оружие бога пришло сюда в поисках его. Я был вынужден подвергнуть его Расплате.

– Ключ, который приводит в действие гхолама? Ты уверен, Савериан? – спросил принц Обрахим.

– Когда речь идет о возможных угрозах для нашего народа, брат, я всегда уверен, – заявил Савериан. – Этот человек ответственен за смерти на нашем аванпосте в холмах Демонических Огней. За утрату Ним.

– Не только на аванпосте, – добавила Мелиссам с яростью. – Он также убил Юстиниана на причале.

– Наша кузина умерла, выполняя служебный долг, – начал Айзек, стараясь внести спокойствие, но Савериан уже извлек прозрачный меч.

– Я прикончу тебя сейчас, – заявил он.

Слова прозвучали так убедительно, что Коул отпрянул назад, и его охватил ужас.

Он попытался взяться за Проклятие Мага, но обнаружил, что руки так трясутся, что не могут удержать эфес кинжала. Аура Савериана, словно тиски, выдавливала из него все мужество.

– Оставь его в покое! – крикнула женщина.

Ее голос донесся из летающей машины.

Он слегка дрожал, но тем не менее он был хорошо знаком Коулу, и оттого охватившая его паника ослабла. Подняв глаза на чудесный реликт Исчезнувших, он увидел ее, стоявшую в дверном проеме. Лицо девушки по-прежнему имело сероватый оттенок, а вместо волос был всего лишь темный ежик, но она выглядела значительно лучше, чем когда он оставил ее без сознания у Деркина в Телассе.

– Саша! – воскликнул он.

Савериан перевел взгляд с Коула на Сашу.

– Тебе не разрешали покидать «Искатель»! – рявкнул он.

Саша вздрогнула, но не сошла с места.

– Обрахим дал слово, – сказала она. – Он обещал, что никому не причинят вреда.

– Вы нарушили перемирие. Оно больше не действительно.

– Сэр, – начал Айзек, но генерал уже пошел огромными шагами к Саше, подняв наплечную пушку.

– Ты смеешь выражать несогласие с моим правосудием после того, что сделал этот жалкий человечишка? – прогремел он, направляя на Коула свое смертоносное оружие. – Я был древним, когда самые высокие деревья были еще побегами. Я шагал по этой земле во времена драконов, великанов и существ хуже их, и я победил их всех. Ты знаешь, кто я такой?

– Дрянь, – послышался резкий голос – словно раскрылась рваная рана.

Внезапно путь Савериану преградил Джерек с топорами в руках.

Генерал Исчезнувших застыл на месте, не веря глазам. Затем его лицо исказила такая жуткая ярость, что Коулу пришлось сделать над собой усилие, дабы не рвануть оттуда. Казалось невероятным, что какой-то смертный может смело глядеть в лицо разъяренному генералу и не рассыпаться в песок.

Однако Джерек был, наверное, сделан из стали.

Савериан и Волк смотрели друг на друга бесконечно долго. Ни покрытый шрамами от ожогов горец, ни огромный командующий не моргали. Ни когда Бродар Кейн подошел и встал рядом с Джереком, с двуручным мечом в руках. Ни когда Обрахим присоединился к Савериану, подняв скипетр с блистающим бриллиантом.

– Брат.

Голос принца Обрахима был подобен прохладному дождю в горячий летний день. Спокойствие снизошло на поляну. Даже Савериан чуточку расслабился.

– Я дал им слово, – напомнил принц. – Мы не нарушаем обещаний. Мы не позволяем эмоциям управлять нами. Таковы принципы, по которым мы живем с тех пор, как Пилигримы спасли нас от крушения Прежних Времен. И мы следуем им, чего бы это ни стоило, либо рискуем повторить ошибки прошлого.

Савериан поморщился. Затем вложил в ножны меч.

– Ты даешь мудрый совет, как всегда, брат, – сказал он сквозь по-прежнему стиснутые зубы.

Обрахим поднял громадный скипетр.

– Больше не будет разногласий, – провозгласил он.

Принц указал на чудесное воздушное судно, которое Савериан назвал «Искателем».

– Присоединяйтесь ко мне на борту, – произнес он. – Я расскажу вам о причине, заставившей меня объявить перемирие. Я хочу поговорить о Безымянном.

 

Волнение

Сделав глубокий вдох, Саша постаралась успокоить издерганные нервы. Уже не впервые за последнее время она подумала, что вот-вот умрет.

Рука Коула накрыла руку девушки и сжала ее, и она сжала ладонь Даваруса в ответ. Они стояли бок о бок на палубе «Искателя». Горцы были слева от них, Танатес – справа. Перед ними, рядом со слегка поднятой платформой, возвышался принц Обрахим. Другие Исчезнувшие сидели перед тем, что, как слышала Саша, именовалось «кабина»: множество панелей и мерцающих огоньков под огромным стеклянным окном в носовой части судна. Темнокожая Исчезнувшая, Ариэль, была, очевидно, капитаном – или «пилотом», как называл ее Айзек.

С таким количеством людей в «Искателе» стало, пожалуй, тесновато, но все же здесь было гораздо лучше, чем в подземельях Обелиска, где Саша просидела взаперти последние две недели. Сначала она не сомневалась: ее казнят. Генерал настаивал: нужно вскрыть ей череп и изучить мозг, чтобы понять, какие конкретно имплантаты вставил Фергус.

Она бросила взгляд на Айзека, и Судья едва заметно улыбнулся в ответ. Именно его она должна была благодарить за спасение своей жизни.

«Мы не можем поставить под угрозу предложенное нами перемирие», – доказывал Айзек.

Он изложил свои аргументы принцу Обрахиму, используя только логику, а эмоции оставил за рамками обсуждения. Тем: не менее Сашу не покидало чувство, что Айзеку хотелось уберечь ее от опасности.

Заметив, как человеческая особь и Исчезнувший обменялись взглядами, Савериан нахмурился. Генерал угрожающе уставился на Джерека. Саша не знала, позволил бы принц Обрахим брату осуществить угрозу или нет, но все же испытывала благодарность к мрачному горцу за то, что он преградил путь Савериану. Девушка по-прежнему не понимала Волка и сомневалась, что сможет понять, но теперь ей стало ясно, почему Бродар Кейн, человек достойный, называл его другом.

Принц Обрахим призвал к тишине, постучав скипетром по палубе, а затем обратился к собравшимся людям и фехдам.

– Я прибыл сюда издалека, – сказал он, и его мелодичный голос заворожил всех присутствовавших. Я преодолел огромные пространства Бескрайнего Океана после трагедии в холмах Демонических Огней, но в действительности мне следовало прийти раньше. Несколько месяцев назад я объявил священный поход против человечества. Преступления Мариуса требовали кровавого ответа.

Мариус. Лорд-маг Призрачного порта погиб, сокрушенный магией Салазара вместе со своим городом. Пальцы Коула дрогнули от удивления, когда он услышал имя Мариуса, и Саша решила спросить его об этом позже. Ей о многом хотелось спросить его.

Танатес встрял с мрачным видом:

– Ты направил в Сонливию Айзека. Он манипулировал мною, и я помог ему скрытно привезти в город невольников для подготовки вашего вторжения. Да вы бы заковали в цепи все человечество во имя достижения своих целей.

– Раса, подобная вашей, не имеет права на свободу, – заявил Савериан. – Не в большей степени, чем любое другое животное.

В ответ на этот выпад руки Танатеса объяло черное пламя, и принц Обрахим тут же поднял скипетр. Бриллиантовая верхушка ослепительно вспыхнула, и на Танатеса упал луч, который окутал мага светом. Его подбросило в воздух, и он стал беспомощно дрейфовать в нескольких футах над палубой.

– Еще одна враждебная попытка применить магию, и наше перемирие будет аннулировано, – предупредил принц. – У вас – исключительная возможность доказать, что человечество достойно милосердия. Не упустите ее.

Луч света, мигнув, погас, и Танатес тут же шмякнулся на палубу. Поднявшись, он отряхнул драный плащ и видимым усилием подавил гнев.

– Мне давали понять, что ваша раса не способна к магии, – сказал он. – Что же это было, если не магия?

Принц Обрахим похлопал по бриллианту на верхушке скипетра.

– Вероятно, последнее великое творение Прежних Времен. Единственное в своем роде из уцелевших. С его помощью можно изменить определенные законы, управляющие миром. Можно переделать саму реальность.

Сосредоточившись на скипетре, Саша заставила свои усиленные глаза показать его крупным планом. Внезапно она увидела этот металлический жезл так, словно была мухой, сидевшей на его поверхности. По всей длине скипетра дюжинами шли крошечные кнопки. Обрахим нажал на одну из них, и бриллиантовая верхушка снова вспыхнула. Из нее появился другой луч света. Он разошелся конусом и озарил платформу, вокруг которой они стояли.

На платформе неожиданно замерцали трехмерные фигурки – дюжина или более того Древних, миниатюрные воплощения сородичей фехдов, находившихся на борту судна. Они выглядели несколько размытыми, словно обесцвеченными, и не обращали никакого внимания на тех, кто был на «Искателе».

Саша осознала: это чудо сходно с тем, что она видела в Обелиске. В отличие от картин в реальном времени, воспроизводимых на платформе в башне, то, что разыгрывалось перед ее глазами сейчас, было чем-то вроде ожившего воспоминания, записанного в скипетре Обрахима. Коула, похоже, также не удивило показанное. Другое дело – горцы. Джерек разразился потоком проклятий, глаза Кейна округлились от потрясения.

– Что это за колдовство? – прорычал Карн Кровавый Кулак.

Огромный горец стал тыкать в фигуры на платформе своим палашом и что-то проворчал в изумлении, когда клинок просто прошел сквозь них.

– Они – не реальны, – объяснил Обрахим. – Они существуют лишь как воспоминания. То, что вы видите, произошло много тысяч лет назад, задолго до моего рождения в мире. Пилигримы вот-вот впервые встретятся с Межзвездным Ужасом.

В оживших воспоминаниях Исчезнувшие перемещались по кораблю, похожему на «Искатель», но значительно превосходившему его размерами. Неожиданно изображение замерцало и исказилось.

Когда оно наконец восстановилось, то взглядам собравшихся предстала сцена, словно из кошмарных Сашиных снов, вызванных хашкой.

У нескольких фехдов из оживших воспоминаний появились щупальца. Их руки и ноги заменили извивавшиеся отростки, которые стремительно и плавно обвивали других Исчезнувших и отрывали им конечности и головы. Невыносимо жуткое зрелище вынудило Сашу отвернуться. За свою короткую жизнь она повидала немало насилия, но от этого ужаса ее чуть не вывернуло наизнанку.

Рядом с ней переступил с ноги на ногу Танатес.

– Не могла бы ты описать, что происходит? – спросил незрячий маг.

Несмотря на тошноту, которую испытывала девушка, она уловила досаду в его голосе и чертыхнулась про себя. Так легко было забыть, что король-чародей Далашры слеп. Казалось, он «видит» все, кроме тех моментов, когда он действительно не видел. Саша принялась описывать жуткие события, которые разыгрывались на платформе. В ожившем воспоминании появились другие Исчезнувшие, вооруженные. Из их ручных пушек беззвучно вырвались вспышки пламени, и мутировавшие фехды полегли как один. По лицам сородичей, предавших их смерти, покатились слезы.

– Безымянное не принимает определенной формы, – сказал принц Обрахим. – Во всяком случае, такой, которую можно распознать. Оно не обитает в полной мере в нашей реальности. Как и почему оно напало на Пилигримов, мы никогда не узнаем. Вы считаете чужаками нас, но Безымянное – поистине за пределами понимания.

– Я слышал об этом «Безымянном», – вставил Коул. – В Тарбонне я наткнулся на компанию его почитателей. Ребята оказались не очень приятные.

Ожившее воспоминание исчезло, и его сменило другое. На земле лежал разбившийся корабль, походивший на «Искатель», из его обломков, объятых пламенем, валил дым.

– Пилигримы открыли эту землю вскоре после первого контакта с Безымянным, – продолжил Обрахим. – Их поиски нового дома длились тысячелетиями. Земли были и похожи, и все же не похожи на те, откуда бежали Пилигримы, но на лучшее и надеяться не приходилось. «Спасение» не перенесло посадки. В течение нескольких лет после поселения Пустота забрала выживших Пилигримов.

– Пустота? – эхом отозвался Коул.

Даже мы не способны противостоять старению среди звезд, – объяснил прими, – Тела и умы Пилигримов постепенно перестали функционировать. Прежде чем окончательно покинуть нас, они произвели на свет пятьдесят детей. Чистокровных. Я был первым, Савериан – вторым. Мы – урожденные Фехдманны, отсюда – и название нашей расы.

Ожившее воспоминание снова изменилось. Исчезнувшие сражались бок о бок с остроухими представителями человекоподобного народа против кошмарной орды. Там были и Савериан, и сам Обрахим, его скипетр испускал ослепляющие лучи, которые, попадая в монстров, превращали их в тучи вздымавшегося пепла.

– Это же демоны, – заметил Кейн. – Как давно происходили события?

Три тысячи лет назад, – ответил Обрахим. – Безымянному кошмару понадобилось два тысячелетия, чтобы найти нас. Отыскать среди звезд. Те, кого вы называете демонами, – меньшие существа из той же реальности, что и Безымянное. Они появляются в этом мире в формах, имитирующих кошмары Пилигримов, которых впервые встретило Безымянное. Их принес сюда не ваш создатель. Их принесли мы.

– Вы? – эхом отозвался Танатес.

На лице принца Обрахима, вспоминавшего события, которые предшествовали началу истории человечества, было отсутствующее выражение.

– Понадобились объединенные усилия фехдов и эльфов, чтобы изолировать Безымянное. Наше передовое оружие и их магия. Семь величайших эльфийских чародеек отдали за победу свои жизни.

– Но мы победили, – сказал Савериан. – Я привел нас к победе.

К победе, которую затем погубили, поскольку человечество уничтожило богов. – Обрахим повернулся к Танатесу. – Ваши лорды-маги разрушили Структуру. Великое сдерживавшее заклинание эльфов перестало действовать, и теперь Безымянное вот-вот вернется. В тех местах, где стены между реальностями слабее всего, – в самых высоких горах и в глубочайших океанах – затворы слабеют. Скоро Межзвездный Ужас сможет войти в этот мир.

– В самых высоких горах, – повторил Кейн. – Нет гор выше Клыков.

Принц Обрахим покачал головой.

– Холмы Демонических Огней некогда назывались Огненными горами, и они вздымались выше всех остальных на Терре или в Руне. Именно там мы бились в отчаянном сражении с Безымянным. Гору сотрясло, и она разрушилась, перед тем как Безымянное было изолировано.

Насупившись, Коул смотрел на остроухих эльфов, похожих на людей. Почти столь же высокие, как Древние, но бронзовокожие, вместо ручных пушек и прозрачных мечей они сжимали деревянные луки и железные клинки.

– Вы их поубивали, – с осуждением заметил Коул. – Эльфов. Я видел, как это произошло, в развалинах к северу от Телассы. В амфитеатре. Ожившие воспоминания показывали на стене.

– Зал образования, – пробормотал Айзек. – Мы отказались от подобной практики, когда покинули этот континент.

– Эльфы стали высокомерными, – заявил Савериан. – Они угрожали будущему нашего народа. В конце концов для них наступила Расплата.

«Они стали высокомерными?» Саша чуть не рассмеялась, услышав такое обвинение из уст до жути надменного беловолосого генерала, но благоразумно сдержалась.

– По вашим стандартам эльфы были долгожителями, – сообщил принц Обрахим. – Но все же не бессмертными. Они совершали те же ошибки, что и наши предки. В конечном счете нам пришлось выступить против них. – В голосе принца звучало сожаление. – Теперь в этом мире больше не осталось высокой эльфийской магии. Больше не осталось богов, способных противостоять Безымянному, если оно вырвется. Его необходимо остановить, пока не поздно. В противном случае этот мир, как и Старая Терра, обречен.

– Как мы его убьем? – пролязгал Джерек, перейдя, по обыкновению, к сути дела.

– Его невозможно убить в нашем понимании, поскольку жизнь и смерть для него ничего не означают. Прежде чем Безымянное сможет войти в этот мир, оно сначала посылает своего герольда.

– Я знаю о Герольде, – сказал Карн. – Кошмар во плоти. Его не смог убить круг чародеек Сердечного Камня. Не смог убить Шаман.

– Мы почти покончили с ним, – с горечью проговорил Савериан. С горечью и страшной яростью. – Он удрал. Моя величайшая неудача.

– Брат, – произнес Обрахим голосом, полным печали. – Ты должен простить себя.

На платформе возникло ожившее воспоминание: огромный демон, чудовищный ящероподобный монстр с тремя злобными глазами и целым рядом крыльев, как у гигантской летучей мыши, сложенных вокруг тела.

– Трехглазый демон, – пробормотал Коул. – Один из приверженцев культа, с которым я столкнулся в Тарбонне, сказал, что он посещал его во снах.

Обрахим кивнул.

– Он стремится подчинить смертных своей воле, раздавая порочные обещания. Моя раса невосприимчива к его коварству.

Лорд демонов был окружен Исчезнувшими, которые стреляли в него из ручных пушек. Монстр схватил одну из Древних когтистыми лапами, разорвал надвое, отшвырнул в стороны останки, и тут ураган крошечных металлических снарядов уложил его наземь.

– Я подумал, что с ним покончено, – прогремел Савериан.

Сжав челюсти, он заскрипел зубами.

В ожившем воспоминании Исчезнувшие опустили ручные пушки, очевидно, по какому-то неслышимому приказу. Они расступились, и к павшему демону подошел сам Савериан, подняв прозрачный меч. Однако, прежде чем он успел нанести смертельный удар, огромные крылья Герольда неожиданно развернулись, и демон взлетел, цепляясь за жизнь, несмотря на бессчетные раны. Савериан прыгнул к нему, но Герольд оказался быстрее и взвился в воздух прежде, чем генерал успел его прикончить. Взмахнув могучими крыльями, он очутился вне пределов досягаемости оружия Исчезнувших, которые разрядили ручные пушки в пустое небо.

Обрахим стукнул скипетром по палубе «Искателя», и свет из бриллианта погас, ожившие воспоминания исчезли с платформы.

– Я потерпел неудачу, – проскрежетал Савериан в наступившей тишине. – Я подвел наш парод. Если бы я не приказал своим солдатам прекратить огонь, Герольд бы погиб, и Безымянное оказалось бы отрезанным от этого мира. Последовавшая затем война стоила тысяч жизней.

– Ты допустил ошибку, брат, – мягко сказал Обрахим. Одну ошибку за пять тысяч лет.

– Я недооценил угрозу. Этого не повторится.

Танатес, откашлялся.

– Вы хотите нашей помощи. Вот почему вы объявили перемирие.

Принц Обрахим кивнул.

– Герольд служит опорой для Безымянного в этом мире. Если его убить, то Межзвездный Ужас больше никогда не сможет найти путь обратно. По крайней мере, в течение жизни сотни человеческих поколений. Это ваш шанс на искупление. Не гарантия – даже если вы преуспеете, я тем не менее могу решить, что человеческие грехи слишком велики, чтобы их простить. Но я, по крайней мере, обдумаю, насколько справедлив наш священный поход.

Саша наконец решилась заговорить:

– Герольд – в тысяче миль отсюда.

Принц Исчезнувших обвел руками пространство летающей машины, где они находились.

– Для «Искателя» – это день пути. Он доставит ваш маленький отряд на север, в горы, где можно найти Герольда. Там вы будете действовать сами.

– Вы нам не поможете? – спросила Саша.

– Я возлагаю эту миссию на человечество. В здешних землях уже погибло достаточно моих соплеменников. Я не буду рисковать своими людьми без необходимости.

Коул озвучил вопрос, который вертелся на языке у всех:

– Что, если мы потерпим неудачу?

Принц Обрахим сощурил древние глаза на собравшихся людей.

Тогда я сделаю то, что должен, чтобы умертвить Герольда, даже если это будет стоить жизни моим соотечественникам. А после священный поход против человечества продолжится согласно плану.

Танатесу, однако, еще оставалось что сказать:

– Вы пересекли Бескрайний океан, чтобы уничтожить нас. «Исключений не будет». Таковы были слова вашего генерала. С чего бы пересматривать свое решение?

Чародей обернулся к Савериану, который казался подавленным. Мелиссан тоже выглядела так, будто проглотила что-то омерзительное.

Принц кивнул на Айзека.

– Вскоре после того, как в холмах Демонических Огней открылась брешь, ко мне обратился Судья Айзек и сказал то, чего я никогда не ожидал услышать. За сотню тысяч ваших человеческих лет. Он пришел ко мне и сказал, что его суждение могло быть неверным.

Той ночью Саше снились сны. О сестре. О телах несформировавшихся женщин, плававших в стеклянных контейнерах, наполненных кровью. Ей снилась зловещая улыбка и щелканье ножниц.

Снился трехглазый демон: крылья монстра обхватывали ее, бритвенно-острые когти раздирали тело на части, а она кричала, кричала и кричала.

Снился беловолосый гигант, от которого она убегала по туннелю. В этом туннеле было еще что-то – нечто, состоявшее из тьмы и ярости. Оно пряталось в огромной тени. Саша услыхала лязг металла и поняла, что на нем – цепи. Она отступила, но оно не двинулось, чтобы причинить ей вред. Вместо этого прошло мимо нее, преграждая путь гиганту. Она побежала дальше, услышала рычание и ра-та-та-та оружия, извергшего поток пуль. Затем услышала, как разорвалась цепь и раздался полный муки и боли вой. Она не понимала, что происходит, но продолжала бежать, стремясь лишь удрать. Стать свободной.

Но она не освободилась, а начала тонуть в тысяче обрывков кошмара. Они втягивали ее в себя и извергали вовне, вихрь фрагментов сновидений, наполненных глубочайшими страхами, самыми мрачными воспоминаниями. Это были не ее страхи и не ее воспоминания, и она неистово металась, стараясь вырваться оттуда, понимая, что еще спит, но не в состоянии проснуться. Она чувствовала, что утонет, что не проснется никогда.

Появившаяся из ниоткуда ладонь стиснула ее молотившую руку и стала тянуть вверх, к свету. До нее долетел голос, становившийся все громче…

– Саш, очнись.

Ее веки затрепетали и открылись. На нее сверху вниз смотрел Коул, в его серых глазах читалась тревога.

«Серые, как сталь», – подумала она. Как стальная рама, он был ее опорой годами – устойчивой, несгибаемой.

– У тебя жар, – сказал Коул.

Он положил ладонь ей на лоб, и пальцы взмокли от пота.

– Почему ты так смотришь на меня?

– Как?

От пламени, вспыхнувшего между ними, остались лишь тлеющие угольки.

– Твои глаза выглядели странно. Мне показалось, я слышал, что они… щелкают.

Юноша нежно взял ее за подбородок и повернул голову так, чтобы посмотреть на шрам на затылке.

– Что этот ублюдок с тобой сделал? – прошептал он с холодной яростью.

Саша оттолкнула его руку и поднялась на ноги.

– Мне нужно проветрить голову, – сказала она, не обращая внимания на его обиженное лицо.

Она побрела по огромному лагерю, пробираясь между палатками и обходя спавших горцев. На юге, на высоком утесе виднелся городок Западная Скала, который ожидал утра и всего, что оно принесет с собой. «Искатель» улетел несколько часов назад, унося принца Обрахима и остальных фехдов обратно в Сонливию. Он вернется на рассвете.

Девушка прошла мимо палатки, сквозь ткань которой просачивался мягкий оранжевый свет факела. Изнутри до нее долетел знакомый негромкий голос. Это Бродар Кейн, осознала она. Испытывая любопытство, она остановилась возле палатки и прислушалась.

– …не вернусь, – говорил Кейн.

– Тогда позволь идти мне, – сказал рассерженный голос, принадлежавший молодому человеку.

Магнару, если Саша запомнила верно.

– Я стар, сын. Если я умру, в этом не будет ничего такого, из ряда вон. А у тебя вся жизнь впереди.

– Какая жизнь?

В голосе Магнара звучало отчаяние, а с этим чувством Саша была знакома куда лучше многих.

– Позволь мне сделать это, отец, – умолял он. – Позволь мне на сей раз выйти из твоей тени.

– Ты когда-нибудь сражался с демоном? – спросил Бродар Кейн. – Когда-нибудь чувствовал, как демонический страх охватывает все внутренности и выворачивает их так, что ты едва стоишь на ногах?

Мгновение тишины.

– Ты еще можешь держать меч?

Ответ Магнара был невнятным.

Рядом послышался шорох, и Саша чуть не подпрыгнула на месте. Почувствовав себя виноватой, она наклонилась и сделала вид, что завязывает шнурки. Веснушчатый парнишка лет четырнадцати вынырнул из-за кустов, затягивая веревку на штанах. Заметив Сашу, он застыл на месте со смущением на лице.

– До рассвета уже недолго, – проговорила она в отчаянной попытке сказать хоть что-нибудь.

Парни-подростки всегда были для нее загадкой. Она заметила его рыжие волосы и зеленые глаза.

– Ты не похож на горца, – заключила она. – Как тебя зовут?

– Брик, – ответил он. – Я тут просто отлил.

Саша приподняла бровь, и он, казалось, опомнился.

– Я имею в виду, мне нужно было отлучиться, – застенчиво поправился он. – Извини. Я провел слишком много времени с Джереком. Мне не следовало так говорить с леди.

– Что за хрен сказал тебе, что я – леди? – ответила Саша с кривой ухмылкой, наслаждаясь созерцанием его покрасневшей физиономии. – Ты знаешь Бродара Кейна и Джерека?

Брик с серьезным видом кивнул.

– Мы почти братья, – сообщил он.

– Братья, говоришь?

Саша высмотрела Джерека, сидевшего в одиночестве возле походного костра и неотрывно глядевшего куда-то в ночь.

– Ты имеешь в виду, что ты ему в самом деле нравишься? Я считала, ему не нравится никто.

– Все так говорят. Не думаю, что ему нравятся женщины. Или большинство мужчин. Но он любит Кейна и со мной ладит.

Саша смотрела на Джерека, который каким-то образом почувствовал, что за ним наблюдают. Повернувшись, он уставился на нее и нахмурился.

– Он никогда не женился. И детей у него не было, – тихо сказала она сама себе.

– У Волка нет времени на это фуфло, – совершенно серьезно отозвался Брик.

Пола палатки напротив открылась, и оттуда появилась, прищурившись в ночь, очаровательная светловолосая девушка.

– Брик? – позвала она.

И тут заметила Сашу.

– Кто это? – спросила она, надув губы.

Саша невольно обратила внимание на ее глаза: такого они были красивого оттенка голубого цвета.

– Я – Саша, – представилась она, протянув руку.

Чуть поколебавшись, девушка пожала ее ладонь.

– Коринна.

– Не стоит волноваться насчет меня и Брика. Он для меня слишком молод – должен быть старше по меньшей мере лет на десять. Помимо всего прочего.

Она улыбнулась девушке.

– Мне нужно поспать немного, – сказала она. – Завтра я лечу на север, к хребту Дьявола.

– Ты отправляешься туда? – воскликнул пораженный Брик.

– Да. Тебя это удивляет?

– Ну… Но ты – не воин. Ты…

– Я – что? – спросила Саша. – Женщина?

– Дело не только в этом. Я имею в виду, Рана собирается туда. Но она чародейка, как Коринна.

Саша уставилась на Коринну, ее глаза округлились от удивления.

– Это правда? Ты чародейка?

– Да, – ответила девушка. – Говорят, дар во мне сильнее, чем в ком бы то ни было со времен Морганты Безумной. Но для похода избрали Рану. Она – самая старшая среди нас.

– Это я должен был полететь на север с Кейном и Джереком, – заявил Брик. – Я им нужен.

Он повернулся и сплюнул, явно стараясь выглядеть как можно круче. Коринна и Саша обменялись взглядами и одновременно закатили глаза.

Брик неожиданно заметил сидевшего возле костра Волка.

– Пойду посижу с Джереком, – объявил он. – Хочу попрощаться.

Коринну это, кажется, не порадовало.

– Попрощаться? Да вы друг с другом почти не разговариваете. Лишь сидите там с недовольным видом.

– Ты просто не понимаешь, – возразил Брик.

Он подошел к костру Джерека и обменялся с ним небрежным «порядок», а потом сел рядом.

– Он прав. Я этого не понимаю, – печально сказала Коринна, покачав головой.

Ее белокурые волосы красиво блестели в свете костров. Она действительно была прелестна.

Саша отвела взгляд от девушки, стоявшей перед ней.

– Думаю, что я понимаю, – тихо сказала она.

«Искатель» вернулся в Западную Скалу на рассвете. Саша и остальные члены группы, отобранные для самоубийственной, но всей вероятности, миссии, взбирались по утесу, храня молчание. Во главе отряда, несмотря на слепоту, шел Танатес, ориентируясь на шум двигателей, доносившийся сверху. За ним следовали Кейн и Джерек, вооруженные до зубов. Позади них шла горянка средних лет, Саша предположила, что это, должно быть, чародейка Рана. Казалось, женщину обуревали сомнения, похоже, она даже побаивалась. Коул и Саша замыкали группу, от не слишком привлекательной чародейки их отделяла одна из служительниц Белой Госпожи. Приняв образ ворона, Танатес слетал в Телассу в отчаянной попытке убедить Белую Госпожу отправиться с ними. Та отказалась. Она не покинет свой город, когда Исчезнувшие оккупировали Сонливию, чего бы там они ни обещали. Нерожденная станет ее глазами и ушами в этой столь важной экспедиции. От ее успеха зависело будущее Благоприятного края и всего человечества на севере.

Перед возвращением в Сонливию Савериана просто душила ярость – она читалась во взгляде грозного беловолосого генерала. Понятно было, что их неудача его порадует. Их неудача и, наверное, возможность искупить свою вину в отношении Герольда, которая появится в таком случае.

Когда они добрались до «Искателя», боковая дверь воздушного судна отворилась. Тот, кого они не ожидали увидеть, поднял руку в приветствии.

– Айзек? – прошептала Саша.

На поясе Судьи висели прозрачный меч и ручная пушка.

Коул нахмурился.

– Только не говорите мне, что он отправляется с нами, – пробормотал он так тихо, что Айзек его не услышал.

Опустилась лесенка, и они один за другим забрались в «Искатель». Ариэль, сидевшая в кабине над причудливым пультом управления корабля, кивнула им в знак приветствия.

– Добро пожаловать, – сказал Айзек. – Радар сообщает, что погода будет благоволить нам почти на всем пути до гор.

– Что-что? – спросил явно озадаченный Кейн.

– Небо чистое. К вечеру мы должны добраться до хребта Дьявола.

Старый горец явно был в замешательстве.

– К вечеру… ты имеешь в виду – сегодня вечером? – Тон его свидетельствовал, что такая перспектива кажется ему невероятной.

Судья улыбнулся.

– «Спасение» могло бы покрыть такое расстояние в мгновение ока. По сравнению с теми чудесами, которые были у наших предков в Прежние Времена, «Искатель» – примитивная и неуклюжая штука.

– Что ты тут делаешь? – напрямик спросил Коул. – Я думал, это – дело людей. Наше искупление.

Прежде Коул, вероятно, добавил бы что-то про себя, но последние несколько месяцев бесповоротно его изменили, не оставив почти ничего от прежней личности.

«Мы поговорим, когда закончим с миссией. Мне нужно быть с ним откровенным, сказать ему всю правду о том, кем я был. Кем я стал».

– Я попросил у принца Обрахима позволения сопровождать вас, – ответил Айзек. Поколебавшись, он добавил: – Я должен наблюдать и помогать, чем смогу. Герольда нужно убить.

Танатес хрустнул пальцами. Между ними заплясало черное пламя.

– Демоны не страшны королю-чародею Далашры.

– Герольд сопротивляется воздействию магии как никакой другой демон, – предупредил Айзек. – Убить его чрезвычайно трудно, раны заживают в считаные минуты.

– Тогда мы прикончим ублюдка быстро, – прорычал Джерек.

– А можем мы доверять вашему принцу? – спросил Танатес. – Если мы убьем этого Герольда, он передумает насчет священного похода против человечества?

Айзек поколебался.

– Обрахим склонен к милосердию. В отличие от брата.

– Что, если он лжет? Вы просите нас рисковать жизнями, но исходное условие может оказаться лишь иллюзией. Ваш принц, возможно, уже решил нашу судьбу.

– Мы не лжем, – сказал Айзек. – И мы не нарушаем слова.

Когда заработали двигатели «Искателя», и судно стало подниматься в воздух, Саша закрыла глаза. Высота и морские путешествия – вот чего она боялась больше всего в жизни. Если боги мертвы, то кого же она умудрилась так обидеть, что на нее валится все подобное дерьмо?

«Не смотри. Не смотри. Не…»

– Глянь, Саш!

В голосе Коула звучало такое возбуждение, что Сашины глаза невольно открылись. В окне в передней части судна она увидела далеко внизу крошечные фигурки, которые все сокращались и сокращались в размерах по мере того, как «Искатель» поднимался в небо.

– Карн отсюда кажется гораздо меньше, – усмехнулся Кейн.

Вождь Западного предела остался, чтобы руководить огромным лагерем горцев к северу от Западной Скалы. Туда постоянно прибывали все новые горцы, многие из них – раненые, нуждавшиеся в помощи. Брэндвин мог бы справиться с проблемами в условиях мирной жизни, но на случай, если ситуация с перемирием осложнится, нехотя решил остаться Кровавый Кулак. Карн был наилучшим предводителем для горцев при возможной войне. Саша думала, что Кейн тоже годится для подобной роли, но, к ее удивлению, соотечественники, похоже, не очень его жаловали.

– Пристегнитесь, – предупредила Ариэль со своего места в кабине.

Двигатели неожиданно взревели, и, когда корабль рванулся вперед, Сашин желудок будто свернулся тугими узлами. Ее вдавило в кресло, заложило уши. Всем остальным тоже пришлось несладко. Всем, кроме служительницы Белой Госпожи, которая выглядела так, словно расслаблялась на цветущем лугу.

– Что за чертовщина? – попыталась спросить Саша, но из ее рта вылетел лишь неразборчивый стон.

Через некоторое время давление уменьшилось. Она сделала глубокий вдох, отчаянно стараясь, чтобы ее не стошнило: не хотелось оказаться слабым звеном в грозном отряде, отобранном для миссии, ведь у нее к тому же – ни серьезных боевых навыков, ни владения магией.

«Просто девчонка».

Ей не стоило беспокоиться. В кресле рядом Коул с лицом зеленоватого оттенка наклонился вперед. Криво улыбнувшись, он блеванул прямо ей на колени.

Когда Саша привыкла к реву двигателей и оглушавшему воздействию высоты, путешествие на борту «Искателя» показалось на удивление приятным. В конце концов, собравшись с духом, она подошла к кабине и стала смотреть сквозь стекло, дивясь на пролетавшие мимо легкие облака. Внизу она увидела извивавшуюся реку. В лучах солнца, светившего слева, она блестела, словно поток крови.

– Так вот что значит быть птицей, – изумленно сказала Саша. Повернувшись к Танатесу, девушка спросила: – Ты можешь видеть? Когда принимаешь облик своего хранителя, ворона, ты можешь видеть?

– У меня есть… воспоминание об этом, – ответил чародей. – Но когда я возвращаюсь в свой истинный облик, я мало что помню.

– Не понимаю.

– Скажи мне, дитя. Тебя когда-нибудь лишали чего-то очень ценного? Иногда, во сне, ты думаешь, что оно – снова у тебя. Но это – просто иллюзия.

– Да, – сказала она, поразмыслив над услышанным. – У меня так с моей сестрой.

Айзек, нахмурившись, смотрел в окно, словно его что-то тревожило. Поколебавшись, Саша повернулась к Судье.

– Ты сказал своему принцу, что, возможно, допустил ошибку. Что изменило твое мнение?

– Друг.

Внезапно Сашу охватила печаль.

– Друг?

«Это он, – осознала девушка. – Его чувства. Он делится ими со мной. Как он называет такое? Эмоциональное излучение?»

– Да. Друг, которого, боюсь, я сломаю. Хуже. Разнесу вдребезги.

В молчании они наблюдали, как мчатся мимо облака. К ним подошел Бродар Кейн. Округлившимися от недоверия глазами он смотрел на змеившуюся внизу реку.

– Должно быть, это река Мечей. Нам с Волком понадобилось несколько недель, чтобы добраться до ее берегов после того, как мы покинули Благоприятный край.

Рядом с Кейном стоял Джерек и смотрел вниз из окна с таким неуверенным видом, какого Саша никогда прежде не замечала у молчаливого воина. Переведя взгляд с одного горца на другого, девушка испытала глубокую печаль. Подумать только, через что они должны были пройти, какие невзгоды перенести, проделав такой путь со своей родины не раз, не два, но трижды. А теперь они здесь, осуществляют то же путешествие за день на летающем корабле, в полной безопасности. Одно дело – магия, все знали, что чародеи могли изменять реальность, но их было немного, они встречались редко и зачастую жили столь уединенно, что казалось, будто они обитают в совершенно ином мире. Исчезнувшие, с другой стороны, заставляли чудесное выглядеть нормальным, исключительное – обычным. Не умаляет ли это таких людей, как Бродар Кейн и Джерек Волк, подумала она, не разрушает ли их представления о самих себе.

«Искатель» летел над рекой, и Ариэль повернула судно чуть вправо. Перед ними поднимались холмы поразительного фиолетового цвета, которые резко контрастировали с красными равнинами Бесплодных земель к югу.

– Лиловые холмы, – проскрежетал Джерек.

– Они прекрасны, – воскликнула Саша.

Она и не думала, что мир с высоты мог выглядеть так здорово. Весь мрак, все уродство, которые, казалось, окружали ее, будто бы исчезали, когда она смотрела вниз.

И тут у нее возникла идея. Она сосредоточилась и пожелала, чтобы ее глаза стали видеть как можно дальше. Девушка услышала жужжание в голове и – будто рухнула вниз, к земле. Саша испытала такое восхитительное чувство, что не смогла удержаться от ликующего смеха. Холмы становились все больше, пока она не стала различать отдельные цветы в покрывавшем их лиловом: ковре, цветы, которые и дали холмам их название.

– Георгины, – сказала она.

Весна держала мир в своих заботливых объятиях, и в это короткое мгновение девушка почувствовала себя по-настоящему живой и поистине счастливой, испытала удовлетворение, которое прежде могла дать ей только хашка.

– Вижу, ты осваиваешься с глазными манипуляторами, – заметил Айзек. – Любопытно, какие еще имплантаты у тебя есть.

– Я предпочла бы сохранить череп в целости, – с кривой усмешкой ответила Саша.

Она отвернулась, намереваясь позвать Коула, но тут приметила на востоке городок.

– Там – какое-то поселение, – сообщила она. – Выглядит как город палаток.

– Город бандитского короля, – мрачно пояснил Кейн.

Казалось, он что-то вспомнил и повернулся к темнокожей Исчезнувшей, пилотировавшей «Искатель».

– Лучше лететь осторожнее, – заметил он. – Там что-то есть…

Внезапно все поле зрения Саши заполнила чудовищная морда. Она поворачивалась, пока на девушку не уставился огромный желтый шар, по центру которого сверху вниз проходила узкая темная щель.

«Глаз», – с ужасом осознала она. Он зловеще пялился на нее, а затем моргнул.

Дернувшись назад, она ненароком врезалась головой в губы Джереку и отчаянно заморгала, пока зрение не вернулось к обычному состоянию. Волк разбушевался, но она не обратила на него никакого внимания.

– Разворачивайся! – завопила она Ариэль.

Исчезнувшая, нахмурившись, посмотрела на нее.

– Это кратчайший путь к хребту Дьявола.

– Ты не понимаешь, – кричала Саша. – Он огромный!

– Кто? – спросила Ариэль с явным раздражением.

Поток сквернословия, который изрыгал Джерек, не слишком помогал достижению взаимопонимания, и Волк, похоже, не намерен был успокаиваться, но тут встрял Айзек.

– Он, – указал фехд. – Да помогут нам Пилигримы. Дракон.

Корабль неожиданно заложил вираж влево, и Сашу протащило по всей палубе. Она вскочила на ноги, не обращая внимания на вопросы Коула. Бросив сквозь стекло взгляд назад, она увидела дракона во всей его жуткой красе – покрытое чешуей зеленое чудовище с длинной волнистой шеей, которую венчала зубастая рептилья башка. Один его хвост достигал, должно быть, размера «Искателя». Яростно размахивая исполинскими крыльями, монстр догонял их, наводя ужас.

– Насколько быстр этот ублюдок? – рявкнул Джерек, у которого наконец иссякли проклятия в адрес Саши.

– Он быстрее нас, – сказал Айзек, и в его мелодичном голосе диссонансом прозвучала нотка страха. – Драконов в Руне не видели тысячи лет. Мы выгнали их вскоре после того, как пришли сюда. Этот – просто огромный, он очень древний. Вероятно, старше самого Обрахима.

– Мы можем его убить? – спросил Кейн.

Айзек покачал головой.

– У «Искателя» нет вооружения. Он предназначен для транспортировки, а не для сражений.

Неожиданно дракон стал набирать высоту и исчез в облаках над ними.

Чародейка – Рана – с опаской озиралась по сторонам. Она до сих пор помалкивала, но страх, написанный на ее лице, говорил сам за себя.

– Куда он направился?

Раздался чудовищный рев, и летучий корабль затрясся, словно по нему ударили. По стеклу над кабиной пилота поползли вниз языки пламени. Воздух мгновенно наполнился жаром, в удушье Саша стала хватать его ртом. Девушка бросилась в хвост корабля, где было немного прохладнее.

«Искатель» снова тряхануло, и на сей раз удар оказался таков, что ее сбило с ног. Сверху донесся скрежет металла, и конец огромного когтя пробил отверстие в потолке судна. Тут же раздался свист холодного воздуха, который ворвался в дыру. «Я скоро умру, – мелькнула у нее паническая мысль. – Я скоро умру».

Коул обхватил ее рукой и притянул к себе.

– Я с тобой, – сказал он. – Держись за меня.

И хотя какой-то ее части хотелось накричать на Коула, выругать его за то, что он обращается с ней, как с ребенком, она ухватилась за него.

Неожиданно Танатес поднялся с места. Король-чародей Далашры оправил плащ и уставился на дыру в потолке, сквозь которую морозный воздух высвистывал унылый мотив.

– Мчите к хребту на полной, – прогремел он. – Я присоединюсь к вам позже, если уцелею.

– Подожди… – начал Коул, но маг не обратил на него внимания.

Его тело объяло черное пламя, и Танатес стал сжиматься, обрастая перьями, его нос постепенно вытягивался, превращаясь в клюв. Через несколько секунд он принял образ ворона. Зависнув в воздухе на мгновение, птица, которая была Танатесом, каркнула и, взлетев к дыре в потолке судна, исчезла в ней, взмахнув черными крыльями.

– Направь корабль к земле, – приказал Айзек. – Мы теряем давление.

Ариэль повернула рукоятку, и «Искатель» стал снижаться. На фоне свиста воздуха, втягивавшегося в корабль, Саша услышала яростный рев дракона, в ответ на который раздались раскаты грома магии Танатеса.

Прижавшись к Коулу, Саша пыталась отстраниться от ужаса происходящего. Теперь она уже не испытывала такой острой потребности в наркотиках, как раньше, но в моменты, подобные этому, ей хотелось нюхнуть хашки, чтобы немного ослабить охвативший ее ужас.

– Что теперь? – прохрипел Кейн со своего места, где он сидел рядом с Раной и Джереком.

Волк сплюнул кровь, пристально глядя на Сашу. Служительница Белой Госпожи смотрела на дыру, в которой исчез Танатес. Казалось, ее совершенно не трогает грозящая всем опасность.

– Теперь мы подберемся к месту назначения как можно ближе, пока не вышел весь воздух, – ответил Айзек. – Если, конечно, дракон не вернется.

– Хуже, наверное, быть не может, – проворчал Коул.

Обернувшись, Ариэль смерила его взглядом. Понять выражение лица пилота не представлялось возможным, но если Исчезнувшие вообще умели шутить, то, но мнению Коула, это был как раз тот самый случай.

– Не слишком-то расслабляйся, – сказала она. – Корпусу корабля нанесен серьезный ущерб. Мы падаем.

– Вот дерьмо.

Айзек улыбнулся, возможно – наслаждаясь волнением Коула.

– О чувстве юмора Ариэль на нашей родине ходят легенды. То, что мы снижаемся, – правда, но это – постепенный процесс, и мы уже приближаемся к Клыкам. Осмелюсь предположить, что через самое худшее в путешествии мы уже прошли. Как я сказал однажды? Вы – выжившие. Немного удачи, и вы сможете пережить даже Герольда.

Саше от этих слов – почему-то – лучше не стало.

 

Отзвуки прошлого

Бродар Кейн сделал неуверенный шаг и поморщился. У него болели лодыжки, болели колени, отчего-то болел даже зад, но будь он проклят, если попросит кого-то из этих сумрачных мужчин и женщин, вышедших из «Искателя», посмотреть, нет ли кровоподтеков. Всех слишком занимали их собственные травмы, физические или иные.

Они очень рисковали, пролетая над Маль-Торрадом и беспрестанно снижаясь над южными горами. При посадке – и того больше. Однако обошлось без нападений гигантских огнедышащих ящеров, подумал Кейн. Ни Танатес, ни дракон так и не появились.

Волк пнул груду обломков и выругался. Он злился более обычного, то есть пришел в бешенство. Остальные тоже были угрюмы. Перед маленьким отрядом высилась Сторожевая Цитадель, в которой Кейн провел большую часть своего третьего десятка. «Искатель» рухнул наземь в какой-то миле от последнего оплота горцев.

Или, по крайней мере, бывшего последнего оплота. Теперь Цитадель лежала в руинах.

Маленький угрюмый отряд пробирался по тренировочным площадкам, заваленным трупами. По площадкам, на которых некогда Кейн бился, оттачивая мастерство владения мечом, готовясь присоединиться к братьям, защищавшим народ. Теперь этот народ был сломлен, а страну заполонили демоны, устроившие резню в Цитадели.

Рана в ужасе смотрела на побоище.

– Мой племянник должен был приехать сюда, чтобы стать Хранителем, – сказала она. – Кразка убил его. Возможно, он совершил милосердный поступок..

Они прошли мимо трупа молодого человека. Его голова, расплющенная о стену, валялась в двадцати футах от тела. При виде этого жуткого зрелища Рана побледнела. Затем она отвернулась, и ее стошнило.

Кейн обождал, пока она придет в себя, а затем положил руку ей на плечо, просто желая приободрить. Рана отпрянула. Его охватил стыд.

«Она видит во мне убийцу, – осознал он. – Чудовище, которое ничем не лучше демона». Отвернувшись, он заметил то место на стене, где он и Мхайра стояли рядом перед старым Растагаром, проводившим свадебную церемонию. Бродар вспомнил ослепительную улыбку на ее лице, когда ее вели по проходу в голубом платье, в котором она больше напоминала принцессу из Низин, чем дочь простого пастуха.

Опустившись на разбитую колонну, он помассировал виски мозолистыми пальцами, пытаясь избавиться от кома в горле. Саша подсела к нему.

– Все в порядке? – спросила она.

– Так. – Он кашлянул, чтобы скрыть, как дрогнул голос.

Нахмурившись, Саша смотрела на него. Она очень изменилась с тех пор, как он видел ее несколько месяцев назад, красивые каштановые волосы были подстрижены под корень, кожа посерела и покрылась пятнами, под глазами залегли густые тени. Тем не менее она окинула его точно таким же неодобрительным взглядом, как тогда, в Поросячьих Вратах, и, вспомнив об этом, он, несмотря ни на что, улыбнулся.

– Я здесь, если нужно поговорить, – сказала она просто.

– Признателен тебе, – поблагодарил Кейн, поднимаясь на ноги. – Но я в порядке.

Саша закатила глаза. Странно, но Бродару показалось, что он услышал какое-то пощелкивание.

Джерек осматривал трупы. Большинство покрывали ужасные раны: тела были разорваны огромными зубами и когтями, иногда – клешнями. Подошел Даварус Коул и с угрюмым видом стал рыться возле тела рядом с Джереком.

Волк бросил на него сердитый взгляд.

– Лучше занимайся этим где-нибудь подальше. Не хочу, чтобы ты выблевал кишки на мои сапоги.

Коул застыл на месте и посмотрел на Джерека глазами цвета стали. Такими, как у Магнара.

– Да это было то, что я ел! – рявкнул он в ответ.

Оглядевшись, он приметил самый жуткий труп во дворе – раздувшийся, лиловый, зараженный каким-то демоническим ядом. Коул подошел к трупу и ухватился за его стопы.

– Давай-ка тогда посмотрим на тебя, – жизнерадостно провозгласил он и потянул за ноги, намереваясь перевернуть тело.

Оно развалилось надвое, и нижние конечности остались в руках Даваруса. Хлынула гнилостная кровь, мерзкий запах которой донесся аж до Кейна.

Коул поморгал, тщательно сохраняя на лице нейтральное выражение.

– Как я и думал, – ровным голосом произнес он. – Его убили демоны. Извините, – и с этими словами юноша бросился за ближайшую башню.

Вздохнув, Кейн подошел к Джереку.

– Сколько времени они мертвы? – спросил он.

– Пару недель, – ответил Волк. – Думаю, демоны двинулись дальше, внутрь страны. Здесь, в Приграничье, может быть спокойнее, чем мы ожидали.

– Надеюсь, ты прав.

Вновь появился Коул, демонстративно поправляя ремень на штанах, словно отходил отлить, но ввести присутствовавших в заблуждение ему не удалось. Тут к ним подошли и остальные.

– Интересно, как там Танатес, – сказал Айзек. – Нет ничего опаснее в мире, чем огромный дракон. Ничего, за исключением, быть может, Савериана.

Неожиданно зазвонил колокол. Кейн бросил взгляд на восток, где над зданиями и тренировочными площадками высилась самая большая башня Цитадели. Когда-то на часовую башню уселся Шаман в обличье ворона и наблюдал за свадебной церемонией Кейна. Седой горец уныло покачал головой. Здесь он мог бы предаваться воспоминаниям всю ночь напролет, но им нужно было выполнить дело.

– Я что-то слышу, – проскрежетал Джерек. – Летучие мыши. Сотни.

Кейн прислушался. Он тоже уловил – громкий шелест множества маленьких крыльев.

– Там, – воскликнул Коул, показывая на стаю существ, летевших к ним. Повернувшись к Саше, он усмехнулся. – Надеюсь, ты не против гуано на голове?

Однако, когда стая приблизилась, Кейн увидел нечто чудовищное.

– Летающие головы? – с ужасом выдохнула Рана.

Подслеповатые глаза Кейна стали различать детали: жуткие глаза, иссушенные щеки, пасти, полные скрежещущих острых клыков.

– Это не летучие мыши, – мрачно сказал Кейн. – Это демоны.

Возле него раздался громкий хлопок, и одна из голов с брызгами крови разлетелась на куски. Айзек стоял, подняв ручную пушку, похожую на ту, которой Кразка угрожал выбить Кейну мозги, пока Рана не остановила его. Из ствола курился дымок.

Рана вытянула палец, и вырвавшаяся из него молния поразила одного демона, а затем другого: их крылья распались, а почерневшие головы рухнули наземь. Один из демонов добрался до служительницы Белой Госпожи и, вонзив зубы ей в руку, стал терзать бледную плоть. Спокойно протянув другую ладонь, Нерожденная раздавила пальцами его череп.

– Их слишком много, – сказал Коул. – Нас съедят заживо.

Кейн рассек надвое первую из долетевших до него голов, тут же развернулся и ударом ноги вмазал другую в стену с приятным для слуха хрустом. Увидев знакомое здание, он бросился к нему с криком:

– В казармы!

Дверь была приоткрыта, Бродар распахнул ее, пнув ногой, и его обдало зловонием недавней смерти. За ним влетел Джерек, потом Айзек, Коул, Саша и последней – Рана, которая прикрывалась голубым магическим щитом.

– А что с Нерожденной? – выдохнула Саша.

– Какая разница! – рявкнул Джерек.

Кейн был склонен согласиться. Захлопнув дверь, он задвинул засов и потянулся за висевшим на поясе мешочком – достать кремень и трут, чтобы зажечь свечу, но Рана согнула палец, и из ее вытянутой ладони поднялся пылающий шар и осветил помещение.

– Спасибо, – пробормотал Бродар и, нахмурившись, бросил взгляд на дверь, в которую что-то врезалось снаружи. – Никогда прежде таких демонов не видел.

– Тот мир, где обитает Безымянное, населяют все кошмарные твари, что пригрезились Пилигримам, – сообщил Айзек с мрачным видом.

Казармы являли собой жуткое зрелище. Кровати были перевернуты, и повсюду на полу лежали тела молодых мужчин. Матрасы, простыни, стены залило кровью. Похоже, демон проник в здание незаметно и перебил всех, пока они спали.

Опустившись на колено, Волк хмуро рассматривал кровавые отпечатки на деревянном полу.

– Мерцающий демон, – прорычал он.

– Что это? – спросил Коул.

Кейн пробирался по общей спальне, обходя выпотрошенные тела и стараясь не падать духом.

– Молись, чтобы тебе не пришлось узнать.

– Постой-ка, – сердито воскликнул Коул, опустив руки на бедра. – Я же не какой-то молокосос!

– Меня не проведешь! – рявкнул в ответ Джерек. – В тебе по-прежнему дерьма по уши.

Подлетев к Волку, Даварус уперся лбом в лысую голову Джерека, выпятил грудь колесом, оскалил зубы. В ответ Джерек, надавив головой, оттолкнул Коула. Опустив пальцы на рукоять кинжала, юноша стиснул эфес Проклятия Мага.

– Остановитесь.

Властный голос Айзека заставил обоих замереть на месте. Джерек был полон злости, тогда как Коул внезапно утратил уверенность в себе.

– Это никому не поможет, – продолжил фехд. – Я сказал принцу Обрахиму, что вы будете держаться вместе. Не хотелось бы сообщать ему о том, что один из вас убил другого еще до того, как мы добрались до хребта Дьявола.

– Так вот для чего ты здесь? – проскрежетал Джерек. – Чтобы изучать нас? Доносить своему принцу и его брату-придурку? Что ты станешь делать, если мы провалим твое испытание?

Судья отвернулся и принялся рассматривать тела.

– По Бескрайнему океану плывет другой корабль. Он несет Разрушитель Миров. Вы будете подвергнуты Расплате.

– Мы – что? – спросил Кейн.

Однако Саша уже схватила Исчезнувшего за руку, ее лицо побледнело от потрясения.

– Вы этого не сделаете, – прошипела она.

– Это нe мое решение, – сказал Айзек. – Я просил за вас. Я могу лишь помочь вам сразить Герольда или, по крайней мере, сделать так, чтобы вы до того не перебили друг друга. Я не могу лгать своему принцу. Это против принципов нашей расы.

Дверь снова содрогнулась, и Рана подпрыгнула.

– Я не понимаю, – медленно проговорила она. – Подвергнуты Расплате? Что это значит?

– Это значит уничтожение, – сказала Саша. – Все наши города и все, кто в них есть, будут обращены в пепел.

Наступила угрюмая тишина.

– Сколько осталось до хребта Дьявола? – спросил Коул.

– Несколько дней пути, – ответил Кейн. – По приграничью, затем – мимо Зеркального озера. Не отваживался забираться дальше, когда был Хранителем. И знаю очень немногих, кто отважился.

Может, стоит подождать «Искатель»? – предложила Рана.

Магический щит на ее руке ослаб, ленты голубой энергии, опускаясь на залитый кровью пол, постепенно исчезали.

– Мы не знаем, сколько времени потребуется Ариэль, чтобы завершить ремонт, – сказал Айзек. – Предлагаю переждать этот рой, а затем отправиться на восток пешком.

– Меня устраивает, – проворчал Джерек. – Лучше топать по пустошам, населенным демонами, чем торчать здесь с этим придурком.

Он бросил злой взгляд на Коула, который ответил ему тем же.

Кейн опустился на одну из коек. Когда-то на ней спал Борун, неожиданно вспомнил он. Много воды утекло с тех пор. И много крови, включая и кровь самого Боруна во время их последней встречи в Благоприятном крае.

Потоптавшись немного, Рана села рядом с ним.

– Тогда, на озере Драгур, – проговорила она, – я бросила тебя умирать.

– Так, – ответил Кейн. – Я помню. Ты сказала мне, что ты не целительница.

– Ложь. Я не хотела лечить твои раны.

Он пожал плечами.

Рана встретилась с ним взглядом.

– Я много слышала про тебя, Меч Севера. О том, что ты сделал. Я думала, мир станет лучше, если таким, как ты, дать умереть.

Бродар опустил взгляд на койку. Вспомнил смех Боруна.

Вспомнил, как голова Боруна упала наземь и замерла у гранитного выступа, а его кровь капала с двуручного меча.

– Возможно, ты была права, – тихо сказал он.

Они упорно шли по Приграничью на восток. Служительница Белой Госпожи присоединилась к группе сразу за Сторожевой Цитаделью, пристроилась к остальным, не сказав пи слова. Танатес так и не появился.

То, что они увидели на другое утро после выхода из разрушенной Цитадели, наполнило болью старое сердце Кейна. Лужайку устилали тела мертвых Хранителей, вокруг валялись обломки их оружия. Напротив них высились горы трупов демонов. Сотни трупов.

– Здесь они приняли свой последний бой, – произнесла Рана. – Когда Оргрим приказал им отступить и дать демонам пройти, эти Хранители отказались. Они пришли сюда, чтобы умереть.

Кейн прошел вдоль павших воинов, всматриваясь в их лица, стараясь их запомнить. Все они были гораздо моложе его, некоторые – даже моложе Магнара.

«Тогда позволь идти мне».

Его сын хотел полететь на север с маленьким отрядом. Он просил, и умолял, и угрожал, пока из его глаз не покатились слезы. Он даже требовал этого по праву короля, хотя они оба знали, что власти у него не было. Горцы шли теперь за Карном Кровавым Кулаком и Брэндвином Младшим.

Магнар просил, и умолял, и угрожал, но воспоминание о последнем предсказании Провидицы придало его решению твердость камня.

«Ты послал Сломленного короля на смерть».

Он не позволит сбыться предсказанию южанки, не в этот раз. Он не позволит сыну окончить жизнь так, как разорванные демонами Хранители, все, что от них осталось, – куски полиловевшей плоти. Поэтому он задал Магнару вопрос, на который уже знал ответ, вопрос, положивший конец их спору.

«Ты еще можешь держать меч?»

Реакция сына поразила Кейна в самое сердце, но, по крайней мере, Магнар остался в безопасности в лагере. Не застрял здесь, в Приграничье, в далекой глуши, не участвует в самоубийственном походе с целью уничтожить легендарного демона.

Даварус Коул уставился на трупы. Саша заметила это и покачала головой.

– В чем дело? – спросил Кейн, увидев, как они обменялись взглядами.

– Помнишь мертвецов, которые поднялись из земли той ночью в Поросячьих Вратах? Кажется, ты назвал их бродягами.

– Так. Они иногда встают, если рядом неконтролируемая магия.

– Да. Ну, Коул за последний год обзавелся кое-какими новыми талантами. Он несет в себе сущность Похитителя.

Кейн в ответ приподнял бровь, но Коул уже водил руками, глядя на одно из тел. К ужасу Бродара, оно задвигалось и стало подниматься с земли, похрустывая застывшими конечностями. Бросившись на него с двуручным мечом, старый горец разрубил надвое голову, и труп замер.

– Зачем же так? Он был у меня под контролем! – возразил Коул, но Кейн уже развернулся к нему.

– Это – неуважение к мертвым, – рявкнул он. – Мужчины отдали жизни, защищая родину. Они не орудия, которые можно использовать по своему усмотрению.

К чести Коула, он выглядел пристыженным.

– Я подумал, что они могли бы пригодиться, если бы мы опять налетели на демонов, – сказал он. – Мне жаль.

– Если что-то умеешь, вовсе не значит, что следует это делать, – ответил Кейн, смягчив тон.

В конечном счете, мальчик хотел помочь.

– Иногда цель не оправдывает средства, – мягко добавил он, похлопав Даваруса по плечу.

Служительница Белой Госпожи наблюдала за ними своими мертвыми глазами, но в них тем не менее проглядывало сожаление. Кейн заметил, что она смотрит, и спросил:

– Все в порядке?

Нерожденная сложила руки на груди и устремила взгляд на восток.

– Надо идти, – произнесла она голосом, лишенным эмоций.

Кейн впервые услышал, как она заговорила.

– Ты здесь? – с любопытством спросила Саша. – Ты – это она? Белая Госпожа?

Служительница просто отошла в сторону.

На следующий день отряд добрался до берега Зеркального озера. Вдоль воды громоздились колючие заросли. Обойдя их с присущим ему изяществом, Айзек опустил глаза, словно сотворенные из вулканического стекла, на поблескивавшие воды. Кейн был высок, но едва достигал подбородка Древнего.

– Когда-то к северу отсюда находилось поселение моего народа, – произнес Айзек мелодичным голосом. – Об этом озере никто никогда не говорил. Подозреваю, что оно образовалось во время катастрофы, которую человечество именует Войной с Богами. Возможно, внутри него все еще сохранилась божественная сущность.

– Не нравится мне это. – Тон Даваруса Коула подразумевал, что у него возникали неприятности с чем-то подобным.

Нахмурившись, Кейн смотрел на воду.

– Вероний – мудрецы – говорят, что, если повезет, можно увидеть в озере свою судьбу. Мне это никогда не удавалось, хотя я пытался несколько раз.

Айзек устремил взгляд вглубь.

– Я ничего не вижу, – сообщил фехд. – Лишь пустоту. Возможно, магия озера не действует на нашу расу.

Саша уставилась на воду. Кейну снова показалось, что он услышал какое-то пощелкивание.

– Я вижу… похоже на город, – проговорила она, явно смутившись. – На дне озера. Возможно, просто воображение разыгралось. Озеро глубокое. Невероятно глубокое.

Хотя вода была кристально прозрачной, дна озера Кейн не видел. «Да ладно, мои глаза так плохи – я и конец-то свой с трудом способен разглядеть, когда отливаю. Когда могу отлить». Сейчас он видел только воду.

Волк мрачно уставился вниз.

– Ничего, – проворчал он и сплюнул, вызвав рябь по воде, которая исказила их отражения.

Странно, но отражение Волка удлинилось, тогда как отражение Бродара уменьшилось.

Даварус Коул, нахмурившись, отступил от берега.

– Не стану подходить к нему.

Рана вгляделась в озеро.

– Это всего лишь вода, – сказала она. – Если бы там, внутри, действительно была бы магия, я бы ее почуяла.

Джерек невесело усмехнулся.

– Черт побери. Сначала мальчишку выворачивает наизнанку при виде крови, а теперь он так напуган, что не приблизится к воде, чтобы не замочить конец. Лучше бы держать чистую пару штанов наготове, Кейн. Они ему понадобятся, когда мы найдем этого лорда демонов.

– О, да отвали ты, – прошипел Коул.

Он осторожно приблизился к озеру, словно ожидая чего-то ужасного в любое мгновение. Подобравшись наконец к воде, он посмотрел в нее. Не увидев, очевидно, ничего неприятного, расслабился и самодовольно ухмыльнулся Джереку, раскинув руки.

– Видишь? Думаешь, я испугался водички? Давай-ка расскажу, как я отправился к Опухоли…

Вода за спиной Даваруса Коула словно взорвалась. На глазах у пораженных членов отряда из озера высунулась гигантская пятерня и обхватила мокрыми пальцами юного убийцу, на лице которого удивление мгновенно сменилось полной покорностью.

Секундой позже он исчез под водой.

 

Жертвоприношение

Он неистово вырывался, отчаянно сопротивляясь гигантским пальцам, которые тащили его вниз. Из него выдавили весь воздух, и он боролся с порывом втянуть в легкие воду. Свет стал меркнуть – его увлекало все глубже. Подняв выпученные глаза, Коул смотрел на уменьшавшуюся вдали поверхность озера, понимая, что конец близок. Он искушал судьбу слишком долго.

– Даварус подумал о Саше: прольет ли она по нему хоть слезинку? Подумал о Джереке, представил себе ухмыляющуюся рожу этого ублюдка и разозлился. Ярость придала ему сил. Коул надавил на один из гигантских водянистых пальцев, но это смахивало на попытку отпихнуть от себя волну.

– «Кинжал, дитя», – прогудел в голове знакомый голос. Туман в его лишенном воздуха мозге внезапно исчез, и он вновь обрел ясность мыслей. Опустив руку к поясу, он извлек Проклятие Мага и, напрягшись изо всех сил, всадил кинжал в исполинский палец, который сдавливал ему грудь. Воду сотряс чудовищный вопль, и хватка ослабла. Этого было достаточно, чтобы Коул смог вывернуться.

– Юноша поднял взгляд к поверхности, и охватившее его на миг ликование тут же угасло: ему предстояло проплыть невероятное расстояние. Тем не менее он рванулся вверх, его легкие пылали. Коул – отродье шлюхи и убийца, на нем лежало проклятье худшей судьбы, какую только можно себе представить, но он действительно умел плавать.

– Плавать и заниматься любовью с прекрасными женщинами.

– И пить. Не было такого человека, который мог бы его перепить. Факт.

– «Я выпью все это хреново озеро», – мелькнула у него безумная мысль, перед глазами юноши проносились ослепительные цветные вспышки. Вместе с тем он понимал, что если открыть рот и глотнуть – ему конец, и продолжал судорожно бить ногами. Продолжал бороться. Как боролся всю жизнь.

– В памяти всплыли воспоминания об Опухоли. Он чуть не утонул тогда, дважды. Но остался жив.

– Чуть не умер той ночью в Сонливии, когда наставник всадил ему в живот отравленный кинжал. Это также не убило его.

– Корвак и его люди пытались сломать Коула в Заброшенном крае. Они применяли насилие и называли его сукой. И в конце концов он убил их всех.

– Теперь он преодолел половину расстояния до поверхности. Его терзала мучительная боль. Каждая секунда длилась вечность. Он наверняка вдохнет раньше или позже. Наполнит озерной водой легкие и отправится, как кусок дерьма, на дно, где ему самое место. Так, кажется, считал весь мир. Всегда под пятой.

– «А пошли вы все, – пронзила его жгучая мысль. – Я – Даварус Коул. Со мной не шутят».

– И он продолжил борьбу, преодолевая невыносимую боль в каждом мускуле. Окно света над головой юноши увеличивалось, но внутри его разрасталась тьма. Он уже не осознавал, продолжали ли двигаться ноги. Ему было почти безразлично. Все казалось таким далеким. Глаза его закрылись, или, возможно, он просто перестал видеть. В конце концов он уже не смог сопротивляться. Его рот раскрылся, и он втянул в себя воду, сделав большущий глоток.

– У него возникло смутное ощущение, что он лежит на спине. Кто-то ритмично давил ему на грудь. Жидкость извергалась из его рта без конца и края, она поднималась изнутри и выплескивалась из горла.

– «И как она туда попала», – поразился Коул. Он не мог припомнить, что глотал воду.

– Сколько он пробыл под водой? – спросил срывающийся женский голос, полный тревоги.

– Саша, осознал он.

– Три, быть может, четыре минуты. Никогда не видел ничего подобного. Думал, он наверняка обречен.

Коул распахнул глаза и уставился в бородатое лицо Бродара Кейна: покрытое шрамами, утомленное жизнью – зрелище, приятнее которого в это мгновение Даварус не мог себе представить.

– Добро пожаловать назад, парень, – произнес старый варвар. – Ты был на грани, это точно.

– Нес всякую ахинею, – раздался хриплый голос за спиной Кейна.

Появился Джерек, уставившись темными глазами на Даваруса.

– Посылал весь мир куда подальше. – Это прозвучало почти одобрительно.

Холодная ладонь сжала руку юноши. Повернув голову, он увидел рядом с собой стоявшую на коленях Сашу, в глазах которой блестели слезы.

– Я думала, мы тебя потеряли, – сказала она, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку.

Коул сразу ощутил прилив сил. Юноша сел и сделал вдох, отчего его передернуло.

– Что произошло? – спросил он.

Айзек, нахмурившись, посмотрел на озеро.

– Думаю, ты потревожил место упокоения божественной сущности. Было тринадцать главных, но дюжины меньших богов. С учетом природы этого озера можно предположить, что там Ома, богиня предвидения.

– Не знаю как, но ты выбрался на поверхность, – добавил Кейн. – Я вытащил тебя как раз вовремя.

– Почему оно набросилось на меня? – спросил Даварус, хотя в глубине души он знал.

Он оказался целью из-за божественной сущности, находившейся в нем. Кинжал лежал рядом, влажно поблескивая. Его спасение и его проклятие.

– У тебя определенно есть дар оказываться не в том месте не в то время, – сообщил Бродар Кейн с широкой улыбкой.

Протянув юноше руку, старый варвар поднял его на ноги.

– Нам бы лучше отправиться дальше, – произнес он. – Пока этому мертвому божеству не пришло в голову еще что- нибудь.

– Я догоню, – сказал Коул, – дайте мне минутку.

Саша задержалась, намереваясь подождать его, но Даварус движением руки предложил ей присоединиться к остальным. Подойдя к озеру, он уставился в глубину вод.

Опустив руку, Коул неспешно расстегнул штаны.

– Ома, так? Спасибо за упражнение. Мне это было нужно. А вот и тебе кое-что.

Он извлек член и помочился с таким удовлетворением, какого не испытывал за всю жизнь.

На следующий день они добрались до окраины хребта Дьявола. Демоны им больше не попадались, но предгорья устилали гниющие трупы волков, медведей и иных животных, обитавших в горах. На некоторых путники видели раны, нанесенные демонами, очевидно, и послужившие причиной смерти. Другие животные пали жертвами голода. Повсюду царила гнетущая тишина, не было слышно птичьего щебета.

При виде лежавших вдали чудовищных горных вершин Даварус Коул ощутил, что душа у него ушла в пятки.

– Нам нужно на них взбираться? – спросил он с тоской. – Может, стоить подождать «Искатель»?

Подошел Бродар Кейн и встал рядом с Коулом. Казалось, он прихрамывает, но старательно скрывает это.

Услыхав, как колотится сердце старого воина, Коул почувствовал себя неловко из-за своих жалоб.

– Я бы не прочь передохнуть, – объявил он, в большей степени ради Кейна, чем для себя.

В конце концов, он – на тридцать лет моложе.

Наклонившись, Кейн помассировал колени.

– В моем возрасте они уже не столь гибкие, – проворчал он.

– Возраст, – эхом отозвался Айзек. Он поднял взгляд к хребту Дьявола. – Моя раса никогда не узнает проклятия старения. Боюсь, среди нас есть такие, кто подчас забывает, что вы должны испытывать.

Служительница Белой Госпожи перехватила неземной взгляд фехда глазами мертвыми, как старая кость.

– В бессмертии – свои недостатки.

– Возможно, для тех, кто его похитил, – ответил Айзек. – Люди рождаются, чтобы умереть. Только богам было суждено существовать вечно. Богам – и фехдам.

Через несколько минут они снова пустились в дорогу. Путники взбирались по бесплодным холмам, таившимся в тени исполинских гор, местность все время повышалась.

– Хребет Дьявола, – задумчиво произнес Коул.

Он пнул камень, и тот поскакал вниз по склону холма, вызвав изрядный гул. Джерек метнул в него сердитый взгляд, но Коул не обратил внимания на воина, пребывавшего в дурном настроении.

– А что такое дьявол, вообще говоря?

– В Прежние Времена дьявол был олицетворением греха, – ответил Айзек.

– Он существовал на самом деле? – спросил Коул.

Юноша находил, что Айзек раздражал его куда меньше, когда не пытался поразить всех и каждого своими бесчисленными талантами.

Айзек пожал плечами.

– Мои предки считали, что это метафора. Возможно, им нужно было верить сильнее. Возможно, дьявол стоял за событиями, которые положили конец нашей эпохе.

Джерек фыркнул.

– Мужчина берет на себя ответственность за собственные промахи, – проворчал Волк. – Он не возлагает вину на других.

Айзек умолк, погрузившись в свои мысли.

Когда они проходили под одним особенно высоким хребтом, Саша что-то заметила вверху.

– Там – вход в пещеру, – сообщила она, указывая пальцем.

Джерек принюхался.

– Чую дым, – проскрежетал он. – Какой-то придурок готовит.

Они стали замечать на земле маленькие предметы. Нагнувшись, Коул подобрал один из них, и оказалось, что это – кость пальца. Над ними витала смерть, он ее ощущал.

– Думаю, следует проверить, что к чему, – прорычал Волк.

Он стал озираться в поисках пути наверх, к входу в пещеру.

Служительница Белой Госпожи неожиданно запрыгнула на скалу и принялась взбираться по почти вертикальной стене. В считаные мгновения она достигла узкого выступа прямо перед пещерой и, скользнув внутрь, исчезла из виду.

Даварус внимательно осмотрел поверхность скалистой стены. В ней были небольшие выбоины, возможно, достаточные, чтобы упереться ногой. Сцепив руки, он хрустнул пальцами и повернулся к остальным.

– Не знаю, как вы, но я – не в настроении дожидаться, – заявил он.

Саша покачала головой, но он не обратил на нее внимания. Собравшись с духом, юноша стал взбираться по скале, используя каждый подходящий дюйм поверхности, чтобы подтянуться. Одолев около двух третей расстояния, он подумал, что на сей раз, должно быть, импульсивность взяла над ним верх, но тут, к счастью, он вовремя заметил подходящую опору для руки. Чуть не соскользнув вниз, Коул вцепился в нее, еще немного, и он переполз через гребень скалы.

Потом он встал там, тяжело дыша, и обратил взгляд к подножию гор. Посмотрев вниз, на остальных, юноша не удержался от торжествующей улыбки.

– Кто следующий? – крикнул он им.

Даварус сомневался, что кто-либо из оставшихся внизу его спутников сможет осилить этот подъем, за исключением Айзека.

– Вот болван, – пробормотал Джерек.

Сплюнув, Волк отправился другим путем, Кейн и остальные последовали за ним. Коул ощутил укол вины за то, что выставил напоказ свою юность и атлетизм перед добрым старым воином, но он устал оттого, что люди его недооценивают.

Развернувшись, он вошел в пещеру. Чем дальше он безмолвно пробирался по извилистому проходу, тем гуще становился дым. Внезапно чья-то рука сжала его плечо, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Даварус считал себе мастером по части маскировки, но оказалось, он брел там возле Нерожденной, совершенно ее не замечая. Она прижала фарфоровый палец к бескровным губам и указала на представшее перед ними зрелище. Быть может, Коулу почудилось, но он заметил смятение во взгляде ее мертвых глаз.

Вокруг огромного котла, возвышавшегося над горевшей охапкой дров, от которой шел густой дым, стояли шестеро в плащах с капюшонами. Они шептали что-то на странном языке, неизвестном Коулу. Подобравшись поближе, он увидел за котлом несколько больших клеток, набитых мужчинами, женщинами и детьми. Когда Даварус разглядел возле котла груду человеческих костей и учуял тошнотворно-приторный запах горящей плоти, до него дошло, что именно готовили люди в плащах – последователи культа. Его обуяла ярость.

Коул бросился на ближайшего адепта культа и всадил Проклятие Мага ему в спину. Ощутив прилив жизненной силы, он отшвырнул тело в сторону, и оно рухнуло головой в котел. Оттуда выплеснулась кипящая вода, ошпарив Коула, но, не обращая внимания на боль, он повернулся к другому мужчине. У того соскользнул капюшон, показав старое-престарое лицо, покрытое сажей, и грязную спутанную седую бороду с застрявшими в ней прутиками и листьями. Старик что-то пробормотал, и невидимая сила подняла Коула в воздух и отшвырнула назад. Пребольно шмякнувшись оземь, юноша с недоверием уставился на Проклятие Мага. Кинжалу почему-то не удалось защитить его от магии адепта культа.

Перед его взглядом мелькнуло размытое белое пятно, и Нерожденная, прыгнув на спину старику, скрутила ему шею и с громким треском оторвала голову. Осталось четверо. Трое что-то забормотали нараспев на странном языке, а четвертый, сжимая в покрытых старческими пятнами руках раскаленные докрасна клещи, бросился к Коулу.

Махнув ногой, Коул сделал ему подсечку, и тот рухнул наземь. Упершись руками в пол, Даварус подпрыгнул высоко в воздух и, метнув Проклятие Мага, всадил кинжал в горло одному из старцев. Раздался зловещий грохот, и от стены пещеры внезапно отделились две огромные фигуры – неуклюжие каменные великаны.

Оставшиеся адепты культа укрылись за спинами сотворенных магией стражей. Коул извлек Проклятие Мага из горла человека, которого только что убил, и жизненная сила того влилась в юношу. В его голове загудел голос Похитителя. Мир вокруг залило красным.

«Убей их. Убей их всех, дитя».

Похититель взревел и прыгнул на монстра, преградившего ему путь. Тот взмахнул каменной рукой как дубиной, но Похититель, увернувшись, полоснул Проклятием Мага сверху вниз но его огромной спине, вызвав фонтан каменных брызг – великан будто и не заметил повреждения. Служительница Белой Госпожи прыгнула на второго гиганта, но тот отшвырнул ее в сторону, и она врезалась в стену пещеры с такой силой, что сломала руку.

Похититель с удвоенной яростью бросился на каменного исполина, но его атака походила на попытку свалить дерево, размахивая прутиком.

Громкий выстрел эхом прокатился по пещере. Внезапно нижняя половина туловища каменного монстра осыпалась под ним, и тот рухнул головой вперед, бешено размахивая ручищами. Похититель, нацелившись на двух фанатиков, которые съежились в дальнем конце пещеры, прокатился кувырком под дубиноподобными кулаками великана. Старцы громко бормотали нараспев, сотворяя заклинание, но Похититель слышал лишь завораживающий стук сердец, гнавших кровь по их телам.

Всадив кинжал в живот одного из старцев, он ощутил дикий восторг от хлынувшего в него потока тепла. Второму удалось завершить заклинание, и Похититель не успел до него добраться: его сдержала невидимая сила. Он извивался во все стороны, пытаясь освободиться, но напрасно.

Один из каменных гигантов с грохотом развалился на куски. Второго медленно крошили высокий бессмертный с прозрачным мечом и лысый воин с тяжелым пронзительным взглядом, орудовавший парой топоров. Крошечная часть его сознания, которая оставалась Коулом, понимала, что они друзья или, по крайней мере, – союзники, но Похититель видел в них лишь свежую добычу.

«Убей. Убей их всех».

Появилась женщина, она вытянула руку, и из ее пальцев вырвалась молния, которая поразила последнего старца, оставив в его груди зияющую дыру. Он замертво рухнул на месте, и неожиданно Похититель оказался свободен.

Он понесся к чародейке, тени струились за ним.

– Рана! – крикнула другая женщина, голос ее прозвучал знакомо.

Чародейка повернулась и увидела его. Она направила на него руку, пытаясь сотворить заклинание, по кинжал в его ладони потеплел, поглощая ее магию.

Похититель свирепо ухмыльнулся. Он – это смерть, и его нельзя отвергать.

Неожиданно перед ним оказался лысый воин с двумя топорами. Взревев, Похититель сделал молниеносный выпад кинжалом, целясь в сердце воина. Он был так быстр, что ни один человек не мог и надеяться поспеть за ним…

Но его удар каким-то образом оказался отбит, и лицо в шрамах врезалось в лицо Похитителя, прямиком в нос. Он услыхал хруст костей и, пошатываясь, отступил назад, заливая кровью все вокруг. Чьи-то сильные ладони схватили его, зажали ему руки за спиной. Он зашипел, стал пинаться, откидывать в ярости голову назад, но того, кто его стистикивал, сбросить не удалось.

– Легче, парень. Я тебя держу.

В поле его зрения возникло знакомое лицо с округлившимися от тревоги темными глазами.

– Коул, – воскликнула она с отчаянием. Коул, это я. Что с тобой?

«Саша».

Имя женщины, которую он любил, мгновенно вернуло Коула из забытья. Он осел мешком в руках Бродара Кейна, на него нахлынули чувство вины и стыд.

Джерек подошел к единственному адепту культа, оставшемуся в живых. Тот съежился на полу. Волк наклонился и стянул с его головы капюшон. Еще один старец, борода в грязи, нос картошкой со вздувшимися под кожей венами, похожими на лиловых червей. Подняв старца за шиворот, Волк подтащил его к котлу.

– Зачем? – рявкнул Джерек, показывая рукой на запертых в клетках пленников, полураздетых, истощенных, раздавленных ужасом.

– Голос из Долины, – произнес старец голосом, скрипевшим, как иссохшая листва, – донесся до нас. Он шептал нам.

– Эти мужчины – вероний, – сказал Кейн. – Какого рожна они варят невинных?

Он отпустил Коула и, подойдя к клеткам, подергал двери. Они были заперты.

– Вот, – произнес Айзек.

Фехд вытащил большой железный ключ из одеяния одного из убитых старцев и бросил его Кейну, который чуть не выронил ключ из подрагивавших рук.

Саша приблизилась к Коулу, чтобы утешить его, но он отпрянул в сторону. На сей раз настал черед Саши обидеться.

«Прошу, не прикасайся ко мне, – с горечью подумал Даварус. – Я чудовище».

Кейн отпер первую из клеток и помог выбраться из нее двум детям.

– Вы теперь в безопасности, – мягко проговорил он. – Что здесь произошло?

Старший из детей показал дрожащим пальцем на культиста, которого Волк держал сейчас над котлом. Мышцы руки Джерека вздулись от напряжения.

– Демоны забрали нас из наших домов, – сказал он дрожащим голосом. – Они привели нас сюда. А потом мудрые старцы… – Он осекся, ужас, исказивший его лицо, досказал остальное.

– Герольд развратил их, – произнес Айзек, глядя на трупы вероний. – Он давал этим людям дурные обещания, чтобы привлечь их на сторону своего хозяина. Принесение в жертву невинных помогало открыть двери в этот мир для еще большего количества демонов.

– Что он обещал вам? – мрачно просила Рана старца.

– Бессмертие, – с дрожью в голосе ответил тот, – вечную жизнь. Величайший дар.

Бродар Кейн повернулся к фанатику, его синие глаза превратились в щелки от ярости.

– Ни один дар не стоит жизни ребенка! – прорычал он.

– Принесение в жертву ребенка дает Безымянному больше силы, чем что-либо другое, – пояснил Айзек. – Оно питается возможностью. Нигде больше не найти столько потенциальных возможностей, как в ребенке.

Лицо Судьи помрачнело, словно его заставили призадуматься собственные слова.

Служительница Белой Госпожи проскользнула мимо них, не сводя глаз с детей, ее сломанная рука бесполезно висела вдоль тела. Пока все возились с пленниками, Коул смотрел на Нерожденную. К его крайнему удивлению, что-то влажное скользнуло по щеке служительницы и капнуло на каменный пол. Слеза.

Рука Джерека дрожала от напряжения. Вероний принялся выворачиваться из его хватки.

– Пощади меня! – причитал он. – Я искуплю свои прегрешения! Я могу измениться, я обещаю…

Волк сунул голову старца в кипящую воду, не обращая внимания на его вопли вперемешку с бульканьем и жуткую вонь ошпаренной плоти.

– Обещание ублюдка – сотрясение воздуха, – проскрежетал он и засунул старца в котел целиком.

– Что же нам с ними делать? – спросила Саша, кивнув в сторону оборванных и грязных пленников, которые жались друг к другу возле клеток.

Айзек смерил их взглядом бессмертных обсидиановых глаз.

– Они не могут идти с нами, – сказал он с сожалением. – Они замедлят наше продвижение.

– Они не могут оставаться здесь, – проговорил Кейн. – Бедолаг нужно отвести куда-нибудь в безопасное место. Тут такого нет, за исключением, быть может, «Искателя».

– Я отведу их туда, – заявила Нерожденная.

– Ты? – спросила пораженная Саша. – Ты – глаза и уши Белой Госпожи. Зачем тебе вмешиваться в судьбы пленников?

Нерожденная не ответила. Вместо этого служительница принялась собирать узников. Перед уходом Нерожденная обернулась к Саше.

– Если Танатес вернется, скажи ему… скажи ему, что я его жду.

Спутники спускались из пещеры по узкой тропинке, которая извивалась вдоль края хребта. Даварус Коул тащился в самом хвосте, слишком пристыженный, чтобы с кем-нибудь общаться. Его кожаная куртка была залита кровью – напоминание о бойне, которую он устроил в пещере. Недавно сломанный нос болел адски: каждый вдох превращался для него в сущее мучение. Он заметил, как вздрогнула Рана, посмотрев на него.

Он снова утратил контроль, позволив одолеть себя Похитителю. Если бы не Джерек, неизвестно, скольких бы он там лишил жизни. Возможно, он убил бы чародейку. Бродара Кейна. Сашу.

Его пальцы скользнули по украшенному рубином эфесу Проклятия Мага. Он не смог защитить юношу от вероний: они не использовали магию, но призывали себе в помощь духов земли, огня, воздуха и воды. Не лучше ль было бы, если б они с ним покончили прежде, чем вмешались остальные, подумал Коул. Его спас Айзек – поистине пасть ниже некуда.

Услышав шаги рядом, Даварус поднял голову. Бродар Кейн отстал от остальных, чтобы пойти вместе с ним.

– Ты в порядке, парень? – спросил он дружелюбно.

– Да нет, на самом деле.

Кейн кивнул.

– Ты там был сам не свой. Я видел, как воины под воздействием джхаэлда ведут себя так же – поддаются безумию и начинают убивать товарищей, пока огонь не уходит из крови, оставляя их наедине с мыслями о том, что же они натворили. Думаю, ты несешь в себе какое-то проклятье. Все эти дела с оживлением мертвецов…

Коул был не в настроении пускаться в разговоры, но старый воин обладал чем-то таким, что заставило его открыться.

– Это все Похититель, – сказал Даварус. – Мертвый бог во мне. Он понуждает меня убивать, ежесекундно и каждый день. Как мне с этим жить?

Кейн поразмыслил минутку.

– Ты убивал кого-то, о ком пожалел? Кого-то, кого точно не нужно было убивать?

– Не думаю. Я убивал, когда находилась под угрозой моя жизнь. Но потом чувствовал себя не слишком хорошо.

– И не должен был, – заметил старый горец. – Когда убийство начнет нравиться, ты поймешь, что пересек черту и никогда не сможешь вернуться.

Коул бросил взгляд на колено варвара.

– Тебя беспокоит нога? – спросил он.

Старый воин опять хромал.

– Да ничего особенного, – ответил Кейн, неожиданно зашагав более уверенно. – Помнишь, как я взял у тебя ненадолго твой кинжал? Ты тогда здорово взбесился, как я припоминаю.

Коул, конечно, помнил. Бродар Кейн спас его от Алой Стражи и потребовал Проклятие Мага в качестве награды.

– Хорошо бы ты не возвращал его мне, – с горечью произнес он. – Ненавижу это чертово оружие. Причина моего проклятия. Причина всех бед в моей жизни.

– Тогда почему бы не избавиться от него? – спросил Бродар.

– Не могу. Без него я – ничто. Просто сын шлюхи и убийцы.

– Никто не рождается «просто» чем-то. Имеет значение то, кем ты себя делаешь.

– Ты не понимаешь, – сказал Даварус. – Кинжал Проклятие Мага сделал меня тем, кто я есть.

– Не оружие создает мужчину, – ответил Бродар Кейн. – Мужчина создает оружие.

Коул опять заметил, как Рана смотрит в их сторону. Губы женщины изогнулись от отвращения. Ее презрение заставило Даваруса Коула почувствовать себя карликом – пока он не осознал, что она осуждает не его, а скорее того, кто идет рядом.

 

Вдребезги

Полумаг смотрел на спавшую Монику, грудь которой плавно поднималась и опускалась, все остальное в тусклом и грязном складском помещении пребывало в полной неподвижности. Мард, свернувшись клубком, пялился на деревянные стены. Может, он спал, а может и нет, по мнению Эремула, эти его состояния не особенно отличались. Бывший портовый работяга не открывал рта целыми днями, и Полумаг подозревал, что его ум окончательно зашел за разум.

Рикеру каким-то образом удалось добыть рома, обладавшего невероятно мерзким запахом – такого Полумагу не приходилось чуять за все тринадцать лет, проведенных в районе гавани. Мертвецки пьяный, Рикер валялся на полу, стиснув в руке бутылку.

«Странно, как мы цепляемся даже за самые поверхностные утешения». Когда-то Эремулу не за что было цепляться, кроме мести, и лишь осуществив ее, Полумаг понял, насколько пустая штука – ненависть.

Как ни прискорбно, прозрение не помешало большей части горожан ненавидеть его – так страстно, как ненавидят обычно сборщиков налогов и малолетних воришек. Когда он выбирался наружу, его оплевывали и осыпали проклятиями. Дверь склада измазали дерьмом, а позапрошлой ночью кто-то попытался зашвырнуть в окно зажигательную бомбу. Она так и не разорвалась, но укрепила Эремула в его решении.

Он не сводил глаз со спавшей Моники, а на сердце у него лежала невыносимая тяжесть: он знал, что проснулся рядом с ней в последний раз.

«Любовь – это жертвоприношение».

Эремул провел долгие годы в размышлениях над природой любви – в отсутствие практического опыта его уму и телу оставалось предаваться лишь теоретическим изысканиям. Любовь не могла сводиться только к физической привлекательности, размышлял он. Нечто столь эфемерное и мелкое не способно служить причиной начала и окончания войн, или заставлять мужчину пожертвовать собой ради любимой, или женщину – морить себя голодом для того, чтобы могли жить ее дети.

«Нет. Любовь – это просто готовность умалить тем или иным образом себя единственно из желания возвысить другого».

Полумаг запустил руку под сиденье кресла и извлек оттуда деревянную коробочку, прикрепленную снизу. Достав из самого глубокого кармана мантии маленький серебряный ключик, он вставил его в замочек. Щелкнув, крышка коробочки открылась.

Он посмотрел на то, что лежало внутри, – тонкий, ничем не примечательный кусок дерева, вырезанный из вяза. Полумаг осторожно извлек его из коробки и для пробы взмахнул им, стараясь не разбудить Монику. Двадцать лет назад его подарил юному Эремулу чародей Поскарус – один из учеников Салазара, который не понял бы, что к чему, даже проснувшись в объятиях оседлавшей его славной женщины. Тем не менее Поскарус был приверженцем традиций, самая важной из которых, по мнению престарелого мага, заключалась во вручении палочки новому ученику, удостоенному места в сообществе, обитавшем в башне.

Полумаг что-то пробормотал, и конец палочки осветился. Магии она хранила мало, ее хватило бы разве что на вспышку пламени или искру молнии. Но те, кто обладал даром, могли извлекать магию из таких предметов. Это погубит палочку, но Эремул надеялся, что добытое из нее волшебство даст ему достаточно сил, чтобы сотворить заклинание для лодки в гавани.

Последний долгий взгляд на Монику – и, не сводя с нее глаз, он протянул ладонь и, исполненный сожаления, нежно потрогал ее за руку.

– Что? – выдохнула она, заморгав темными глазами.

На мгновение Моника испугалась, но затем осознала, где находится. Ее неожиданная улыбка чуть не разорвала Эремулу сердце.

– Любовь моя, – сказала она с мелодичным тарбоннским акцентом. – Уже утро?

– Не утро, – медленно ответил Эремул, тщательно сдерживая обуревавшие его чувства. – Еще нет. Но тебе пора идти.

– Мне – идти? – повторила сбитая с толку Моника.

– Мы отправляемся в гавань, – объявил он. – Я посажу тебя на лодку, и ты уплывешь из Сонливии.

Глаза Моники округлились. У нее кончилась фиолетовая краска, которую она наносила на губы, а ее некогда блестевшие волосы были грязными, как у прочих обитателей Прибежища, но для Эремула она оставалась самым прекрасным созданием на свете.

– Ты отправляешь меня из Сонливии? – воскликнула она.

Радость, прозвучавшая в ее голосе, пронзила Эремула, словно удар кинжала, но он, презрев боль, выдавил улыбку.

«Жертвоприношение».

– Еще один Разрушитель Миров направляется сюда. Город на грани гибели. Чем дольше ты остаешься, тем больше опасность.

Моника обвила его руками.

– Спасибо, – прошептала она. – Но как же ты?

– Со мной все будет в порядке, – заявил он с деланой жизнерадостностью. – Собери вещи. Нам нужно поспешить, пока город не проснулся.

Моника ополоснула лицо водой из половины бочонка, стоявшего в углу комнаты, затем собрала немногочисленные пожитки и положила их в старую матерчатую сумку, которую перекинула через плечо. Полумаг наблюдал за тем, как она готовится к дороге, внезапно ощутив умиление и слабость.

«Жертвоприношение».

Когда они уже собирались выскользнуть из склада, Рикер захныкал во сне. Бутылка выпала из его рук и покатилась по грязному полу. Полумаг заколебался.

– Не могла бы ты вернуть ему ром? – спросил он Монику. – Не хочу, чтобы он начал тут бучу, если проснется.

Она подняла бутылку и вложила ее в пальцы Рикера с такой нежностью, что у Эремула задрожали губы.

Мард по-прежнему пялился в стену. Положив руку ему на плечо, Полумаг откашлялся.

– Я выйду ненадолго, – сказал он. – Не жди меня.

Мард в ответ даже не шевельнулся.

Сонливия выглядела почти мирной в свете звезд, их призрачное сияние сглаживало резкие черты гранитных зданий, которые толпились, словно воры в ночи. Благодаря предрассветной прохладе Эремул не слишком потел, катя кресло к гавани. Путь из Прибежища предстоял неблизкий, но не станет же Полумаг, будь он проклят, проводить последние часы с Моникой, заставляя ее толкать кресло.

– Куда я отправлюсь? – спросила она, пока они шли или, скорее, тащились – к гавани.

– Лодка, которую я заколдую, отвезет тебя к восточному концу пролива Мертвеца, – ответил Эремул. – К портовому городу Западные Врата на границе Ничейных земель. Там ты начнешь новую жизнь.

– Жизнь без тебя? – сказала Моника.

Ее голос дрогнул, и в горле Эремула встал ком.

– Жизнь, которой ты заслуживаешь, – ответил он шепотом. Помолчав минуту, он взял себя в руки. Что бы ни случилось в этом городе после того, как ты уедешь, я хочу, чтобы ты знала… Я хочу, чтобы ты знала, что ты привела меня в порядок.

– Я привела тебя в порядок? – повторила Моника. – Не понимаю. Ты имеешь в виду, что был сломлен?

– В каком-то смысле.

Эремул не успел сказать больше ничего – его внимание отвлекло движение впереди. На дороге появилась какая-то банда, и он взял Монику за локоть, желая защитить ее. Это были злобные оборванцы, бездомные бродяги, рыскавшие по городу в поисках каких-нибудь недотеп, оказавшихся сдуру на улицах в такой час. В другое время и в другом месте Эремул мог бы им посочувствовать, но злобные плотоядные взгляды, которые они бросали на него и в еще большей степени – на Монику, наполнили его страхом.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал он, надеясь, что они пройдут мимо.

– И что такая прелесть, как ты, делает с калекой, облизывающим Исчезнувших? – прорычал самый здоровенный из банды.

Моника побледнела от страха. Полумаг рассвирепел.

– Убирайтесь от нее, – рявкнул он.

Тип повернулся к Полу магу, его рожа исказилась от ярости.

– Ты, грязный предатель, – проскрежетал он. – Ты продал наш город этим ублюдкам. Они дали ее тебе в обмен за твое предательство? Единственный способ получить женщину для такого безногого червя, как ты.

– Никто не давал меня ему, – сказала Моника, со странным для таких обстоятельств спокойствием. – Я отдалась сама. Я люблю его.

– Любишь? – с горечью воскликнул бугай. – Моя жена любила меня. Любила, пока я не нашел ее обугленный труп в развалинах нашего дома. Дети были в соседней комнате. Тоже мертвые. Зажигательные бомбы поубивали всех на улице.

Эремул смотрел ему в глаза, и его подташнивало. Ему хотелось крикнуть: «Я не предатель! Я был единственным в этом городе, кто пытался предотвратить вторжение». Но он не мог ничего сказать или сделать. Иногда горе способно так поглотить человека, что остается единственный выход.

Один из шайки схватил Монику за руку. Она попыталась вывернуться, и у нее порвалась блузка, обнажив бледное плечо. Эремул призвал магию и ощутил, как она потекла по жилам и заплясала у кончиков пальцев. Но он понимал, что если потратит те незначительные запасы, которыми обладал, сейчас, то у него ничего не останется для лодки, ожидавшей в гавани, чтобы переправить Монику в безопасное место.

«Жертвоприношение. Любовь – это жертвоприношение».

– Женщина помогает мне добраться до гавани, – надменно заявил он, стараясь придать властности голосу, чтобы ложь звучала убедительнее. – Я встречаюсь там с генералом Исчезнувших. Если вы причините вред любому из нас или далее прикоснетесь к ней, мой господин выследит вас и убьет. И ваши семьи тоже. Всех, кто вам близок.

– Ты – кусок дерьма, – прошептал главарь шайки. Его рука поползла к висевшей на поясе дубинке, но он явно не осмеливался схватить ее. – Ты хуже, чем говорят. Ты – чудовище.

– Да, – согласился Полумаг, добавив в голос ледяного высокомерия, подобно Тимерусу и другим бессчетным психопатам, которых наслушался во время службы в Совете. – Я – чудовище. Если вы не хотите, чтобы это чудовище уничтожило все, что вам дорого, то убирайтесь с нашего пути ко всем чертям.

Шайка источала такое бешенство, что, казалось, могла испепелить Полумага взглядами, но никто не поднял против него оружия. Их удерживала любовь, подумал Эремул: любовь к женам или детям, к тем, кем они еще дорожили в этом мире.

«Угрожать мужчине – одно дело. Угрожать семье мужчины может только настоящее чудовище».

Казалось, угроза подействовала. Мгновением позже шайка ретировалась, оборачиваясь и бросая на Полумага злобные взгляды. Эремул повернулся к Монике.

– Они сделали тебе больно? Если хочешь, могу одолжить свою мантию. Она великовата и, признаюсь, – не слишком тебя украсит, но согреет.

– Со мной все хорошо, – ответила Моника, осматривая порванную блузку. – Я приведу ее в порядок, когда доберусь до Западных Врат. Если смогу заработать денег.

Полумаг полез в другой карман и вытащил маленький мешочек. В нем были три золотых шпиля и несколько серебряных скипетров – все деньги, что у него оставались.

– Вот, – сказал он, протянув мешочек Монике. – Этого тебе хватит на некоторое время. А теперь нам нужно поторопиться. Утро уже скоро.

Они добрались до гавани за час до рассвета. Руки Эремула болели, но эта боль была не столь сильной, как в груди. Окинув взглядом гавань, он посмотрел дальше, на пролив Мертвеца. Громадные корабли фехдов выстроились полумесяцем в ожидании судна, везущего Разрушитель Миров. Оккупанты не делали секрета из того, что готовят очередную Расплату.

Он увидел пришвартованную к деревянному столбу в дальнем конце причалов лодку, которую подготовил для него доверенный человек. Она обошлась Эремулу в половину той суммы, что он только что вручил Монике, суденышко было выцветшим, в пятнах от птичьего помета, но выглядело вполне годным для плавания. Моника с сомнением смотрела на лодку.

– Весел нет, – заметила она. – Как же я в ней поплыву?

– Грести не придется, – ответил Эремул. – Расслабишься и позволишь моей магии унести тебя отсюда. Мой прощальный подарок тебе. – Нахмурившись, он посмотрел на боевые корабли, расположившиеся в гавани. – Мое заклинание укроет тебя от случайного взгляда, но не привлекай к себе внимания.

Моника подняла глаза с лодки на Эремула.

– Почему ты это делаешь?

– Я говорил тебе. Ты показала мне самого себя с такой стороны, о которой я и не подозревал. Ты показала мне, что я могу быть… цельным. – Эремул взял Монику за руку. – Все, о чем я прошу, – когда устроишься в новой жизни, вспоминай обо мне. Вспоминай, что я был не чудовищем, а человеком, способным на добрые дела. Способным любить.

– Я буду вспоминать, – пообещала она.

Наклонившись, она поцеловала его в губы.

Казалось, это мгновение длилось целую жизнь – и секунду. Эремул сделал глубокий вдох. Бросил беглый взгляд в небо – до восхода солнца оставались считаные минуты.

– Пора отправляться, – сказал он. – Хотел бы я помочь тебе сесть в лодку, но боюсь, это было бы неразумно. Тебе придется самой.

Опустив руку в мантию, он извлек спрятанную в ней палочку. Закрыл глаза, мысленно подготовился. Откачивать магию было небезопасно: если чародей попытается извлечь слишком много и слишком быстро, процесс мог ему повредить – физически и ментально. Эремул очистил разум, отстранился от своего горя и стал мысленно нащупывать в палочке магию, которая понадобится ему для завершения заклинания.

– Я не могу ехать, – неожиданно заявила Моника.

Глаза Эремула открылись.

– Ведь ты этого хотела, – сказал он, хотя и возликовал отчасти.

«Она слишком сильно любит меня, чтобы уехать».

Полумаг понял, что проявляет эгоизм. Ему нужно было отправить ее из города. Для ее же блага.

– Ты должна ехать, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо.

– Это против моих инструкций.

После минутного смятения слова Моники накрыли Эремула, как горящие камни из катапульт – здание Уорренс во время осады Сонливии, погасив в нем внутренний свет так же безоговорочно, как пылавшие валуны перебили сирот.

– Что ты сказала? – проскрежетал он. – Что ты, на хрен, сказала?

– Это против моих инструкций, – повторила Моника.

Ее акцент не изменился, но теперь голос был таким же мертвым, таким же безжизненным, как у служительниц Белой Госпожи. Она почти оцепенела, ее рот открылся, невидящий взгляд рассредоточился. Эремул уставился на плечо Моники, которое обнажилось в результате их стычки с шайкой.

Татуировка.

Подкатившись на кресле поближе, он дрожащей рукой притянул Монику к себе, отказываясь верить глазам.

Это была надпись на языке Исчезнувших, та, что он видел по всему городу на телах служивших Древним в качестве беспрекословно подчинявшихся рабов.

Моника, женщина, которую он любил больше жизни, оказалась невольницей.

В порыве внезапной ярости Эремул грубо повернул ее руку, не обратив внимания на то, что она охнула от боли. Приложив палец к тату, он направил на нее магию. Тату стала корчиться, словно паук, поселившийся в ее плоти. Но там жил не паук, а контролировавший разум паразит, который навязывал ей мысли и поступки. Контролировавший разум паразит, который делал ее кем-то другим – рабой, невольницей.

«Иллюзией».

Крошечная механическая конструкция выскочила из плеча Моники, упала на деревянный настил, быстро переместилась к его краю и, свалившись в воду гавани, бесследно утонула.

Женщина, которая была Моникой, уставилась на Эремула, не узнавая его.

– Где я? – произнесла она. – Кто ты?

– Ты ничего не помнишь? – спросил Эремул.

Он знал, каким будет ответ. Знал, но нуждался в том, чтобы услышать его от нее.

– Я помню…. как кто-то нашептывал мне, чтобы я наблюдала за тобой. Сообщала о тебе. Любила тебя.

Ее взгляд опустился по телу Полу мага, и глаза округлились, когда она увидела, что у него нет ног. Еще один, последний удар ножом в его сердце.

– Как я могла любить тебя? – спросила она с недоверием.

Эремул повернулся к незнакомке спиной.

Он вернулся к Прибежищу словно в тумане, не помня, как туда добрался. Не помня и не придавая этому никакого значения. Полумаг застыл на месте, когда увидел языки пламени, объявшего дверной проход складского помещения, которое он делил с Мардом и Рикером.

Дверь была сорвана с петель и разломана на куски. Внутри все застилал дым. Снаружи собралась небольшая толпа, несколько человек пытались погасить бушевавший огонь, заливая его ведрами дождевой воды.

– Двое мертвы. – Голос, донесшийся изнутри, зашелся кашлем.

Дородный тип, возможно – кузнец, вытащил почерневший труп. Уставившись на изуродованное огнем тело, Эремул узнал Марда. Мужчина вернулся внутрь и вытащил другое тело. Рикер все еще сжимал мертвой рукой остатки разбитой бутылки.

– Я видела тех, кто за этим стоит! – крикнула женщина. – Тут рыскала какая-то шайка в поисках Полумага. Сказали, хотят сделать с ним то, что он помог сделать с их семьями. Виноват он, предатель, который облизывает Исчезнувших.

– Вот он! – крикнул кто-то.

Сквозь внезапно хлынувшие слезы Эремул увидел, как чей-то палец указывает прямо на него. Он и рта не раскрыл, чтобы заявить о своей невиновности. Не пытался удрать. Даже не подумал вызвать магию, чтобы защититься. Вместо этого оцепенело наблюдал, как толпа доходит до неистовства.

– Предатель! Ублюдок!

– Своих продал! Мы все умрем из-за тебя!

– Чудовище! – завопил кто-то еще.

Первый камень отскочил от его лба, и он замигал, когда по щекам побежала кровь, смешиваясь со слезами. Деревяшка от разломанной двери ударила его в грудь. Больно было не от палки, а от гвоздя, который торчал из нее.

Кто-то схватил его за шею сзади, и Эремул опрокинулся на землю, больно стукнувшись затылком, кресло повалилось рядом.

Ему в грудь въехал сапог, и у него перехватило дыхание. Ребра пронзила боль. Другой сапог ударил в лицо, и рисунок подошвы словно выжгло на коже.

Эремул смотрел снизу вверх на нависшие над ним лица, полные ненависти. Сжатые кулаки, ноги в сапогах и теплые плевки сыпались со всех сторон, сотрясая его тело.

«Я не чудовище». Эта мысль, казалось, повторялась снова и снова, а его голова снова и снова ударялась о землю. Он пытался понять, почему остается в сознании, почему ощущает каждый нюанс боли, которая обрушивалась со всех сторон.

Мгновением позже все мысли исчезли.

 

Невысказанное

Саша утерла пот со лба и бросила взгляд на гору впереди. На подступах к хребту Дьявола путь уже был довольно трудным: они непрестанно карабкались вверх по зазубренным голым скалам, среди которых скрывались глубокие расщелины и головокружительные обрывы, но последние несколько часов подъем стал еще более резким. Она то и дело подтягивалась вверх по изломанным каменным выступам и исцарапала руки в кровь. Их отряд продвигался вперед удручающе медленно, особенно сложно приходилось чародейке Ране и Бродару Кейну. Старый воин выглядел неважно, он с трудом дышал и морщился от боли, когда думал, что на него никто не смотрит.

Коул шел за Сашей, самым последним. Вид у него был несчастный. Ее друг двигался, понурив голову, не желая встречаться с ней взглядом. То, что девушка увидела в пещере, потрясло ее до глубины души. Коул превратился в существо из мрака и тени, живое воплощение божественной сущности, которую он, как видно, нес в себе.

Саша хотела повернуться к Коулу, чтобы поговорить открыто и честно о том, что с ним произошло, но он, похоже, не был расположен к общению. Джерек сломал Даварусу нос, и все его лицо покрывала запекшаяся кровь.

Сашин же нос чувствовал себя сейчас значительно лучше, ведь она уже много недель не касалась хашки, хотя время от времени ощущала какое-то странное покалывание в руках и ничем не могла его объяснить.

Айзек и Джерек, которые шли во главе отряда, добрались до вершины огромного выступа и застыли на месте. Офицер Исчезнувших выглядел весьма эффектно: ослепительно белокожий на фоне почти черной скалы, красивый совершенно чуждой красотой. Он поднял невероятно изящным жестом тонкую руку и прикрыл глаза от полуденного солнца.

К внешности Джерека, напротив, подходило любое определение, кроме «изящный». Весь в шрамах от ожогов, суровей, чем окружавшие их горы, он, казалось, был сплошь сталь и ярость. Он не сказал ей ни слова с тех пор, как они встретились вновь в Западной Скале. Он вообще ни с кем не говорил, кроме разве что Бродара Кейна, да и тому, казалось, лишь мрачно кивал, и все.

– Впереди – кое-какие затруднения, – проворчал он. – Похоже, великаны бьются с демонами.

Айзек повернулся к Саше.

– Возможно, ты могла бы приглядеться, – предложил он.

Она приподняла бровь.

– Ты хочешь сказать, у меня зрение лучше, чем у тебя?

– Твои манипуляторы были частью экспериментального комплекта имплантатов, разработанных для идеального солдата-человека. От этого проекта отказались, когда принц Обрахим объявил, что он аморален.

– Аморален? После того как вы поработили бессчетные тысячи людей?

– Ваш вид достиг уровня развития, которым мы уже не могли пренебрегать. Только после убийства Адуаны и Фериана Обрахим вновь разрешил использование людей-невольников.

Джерек казался более возбужденным, чем обычно. Он дернул себя за бороду, а затем смачно сплюнул в угрожающей близости к серебристым сапогам Айзека.

– Вы, двое, собираетесь стоять там целый день и языками трепать? – рявкнул он. – А мне-то казалось, на карту поставлена судьба мира.

Исчезнувший пригвоздил разъяренного Волка обсидиановым взглядом.

– Точнее было бы сказать, что на карту поставлена судьба человечества. Если вы потерпите неудачу, то этим займутся наши. Савериан во второй раз не оплошает.

– А что, если ты здесь умрешь? – проскрежетал Джерек. – Что скажет твой принц, если мы притащим в Благоприятный край твой труп?

– Это не изменит его отношения. В отличие от вас, мы не действуем по злобе или в ярости. – Айзек прищурился. – Надеюсь, ты не вынашиваешь каких-то неблагоразумных мыслей.

Джерек снова сплюнул.

– Я сказал тебе, что помогу выследить и убить этого ублюдка Герольда. Пока он не сдохнет, можешь на меня рассчитывать.

Волка, похоже, не на шутку взбесило предположение Айзека, и Саша решила, что лучше сменить тему.

– Давайте, я посмотрю на то плато, – сказала она, проталкиваясь между ними.

Саша сфокусировала взгляд на плато напротив, и крошечные фигурки почти сразу же превратились в огромных великанов. Их длинные волосы были завязаны узлами, нависавшими над обнаженной грудью. Гигантов осаждали коренастые, безглазые существа цвета сырого мяса. Демоны значительно превосходили противников численностью, на телах великанов зияли кровавые раны от их ужасных когтей. Хотя дубины гигантов – стволы деревьев, вырванных из земли и очищенных от ветвей, – были больше Сашиного роста, это примитивное оружие, похоже, показало себя не слишком эффективным против такого врага.

– Великаны потерпят поражение, – сообщила она. – Демонов значительно больше.

– Мы вмешаемся? – спросила Рана.

Чародейка была непритязательной женщиной, но обладала неброской силой, чем напоминала Саше Брианну, которая некогда училась у Белой Госпожи. Глядя на Рану, девушка отметила ее волевой подбородок и яркие глаза.

– Да пошли они, – проскрежетал Джерек. – Ни один великан никогда не сделал мне ни хрена хорошего. Толпа придурков.

Бродар Кейн наконец отдышался. Старый воин смотрел, прищурившись, на бой, который шел перед ними, и Саша понимала, что он почти ничего не видел.

– Я и сам никогда не любил великанов, – заметил он. – Но они могут что-то знать о местонахождении демона Герольда.

Айзек извлек прозрачный меч, который вспыхнул тысячью оттенков алого в лучах стоявшего над их головами солнца.

– Давайте пойдем и убьем демонов, – сказал он.

Они принялись пробираться среди обломков скал к плато, где кипело сражение, звуки которого становились все громче. Воздух разорвал резкий треск ручной пушки Айзека, один из демонов рухнул наземь, и крупнейший из великанов тут же расплющил его могучей дубиной.

Сашу объял внезапный ужас. Она пошла медленнее, ее ноги стали будто ватными. С ней поравнялся то и дело спотыкавшийся Кейн.

– Демонический ужас, – бросил он и ушел вперед. – Не давай ему одолеть тебя, девочка.

Сашу догнал Коул и взял ее за руку.

– Пойдем, – сказал он. – Я не позволю им причинить тебе боль.

Они добрались до поля боя, когда пал предпоследний великан. Его восьмисотфунтовая туша рухнула под тяжестью полудюжины демонов, которые выдирали бритвенно-острыми когтями его внутренности. Саша подняла трясущимися руками свой арбалет и всадила стрелу в голову одного из демонов, убив его на месте. Айзек, Кейн и Джерек врезались в толпу нечисти, нещадно рубя ее мечами и топорами. Из ладони вытянутой руки Раны вырвалось пламя, изжарив четверых демонов, розовая плоть которых стала темно-красной, а округлые пасти разверзлись в безмолвных воплях.

Единственный оставшийся великан орудовал своим огромным деревом как палицей, молотя врагов обоими концами. Его кожу покрывало множество кровоточивших ран, но он казался непоколебимым, этот колосс, которому даже Айзек был лишь по плечо. На глазах у Саши Коул проскользнул за спиной у одного из демонов и всадил ему Проклятие Мага туда, где должно было находиться сердце. Монстр развернулся, взмахнув когтями, как косами, на уровне лица Коула. Тот отскочил назад, едва увернувшись от жутких когтей, и тут же бросился вперед, как змея, нанеся демону три удара кинжалом один за другим и оставив в его теле огромные зияющие раны.

На Сашу накатил панический страх: она заметила, что один из демонов бросился в ее сторону, дико размахивая конечностями. Девушка протянула руку к колчану, но, одолеваемая ужасом, выронила стрелу. Та бесполезно брякнулась на скалу, и Саша бросилась бежать, но споткнулась о выступ и растянулась во весь рост, пребольно ободрав щеку. Она перекатилась на спину как раз в тот момент, когда демон добрался до нее. Его нелепая башка дернулась вниз, скрежеща зубами в безумном стремлении разодрать ей лицо. В дикой панике она схватила эту башку, задержав ее в нескольких дюймах от себя, так близко, что могла пересчитать его зубы, блестевшие в разинутой пасти.

Все остальные бились за свои собственные жизни и были не в состоянии прийти ей на помощь. Она вспомнила, как попала в столь же трудное положение у ворот Сонливии, как обрушилась на нее невыносимая тяжесть воина, стремившегося ее удушить. Тогда она спаслась, но у нее под рукой оказался кинжал и, кроме того, это был всего лишь солдат, а не демон из мест хуже ее самых жутких ночных кошмаров.

Челюсти монстра скользнули по ее носу, и она взвизгнула; ее руки тряслись от неимоверных усилий удержать рвавшуюся к ней рожу. Саша перехватила взгляд Коула, окруженного тремя демонами. Лицо юноши исказила боль: ему не поспеть на помощь.

Девушка приметила в нескольких футах от себя иззубренный камень. Именно об него она споткнулась. Она смотрела на камень, сожалея о том, что он лежит дальше, чем ей нужно…

Возможно, под воздействием страха у нее разыгралось воображение, но камень, казалось, шевельнулся. Она ощутила покалывание в теле, как в тот раз, в доме Деркина, когда чай вскипел и выплеснулся из чашки, которую мать горбуна вложила ей в руку.

«Я его двигаю? Это возможно?» Она сосредоточилась на камне, желая, чтобы он приблизился к ней. Он снова пошевелился, на сей раз – сильнее, и скользнул по земле, подобно голышу, подскакивающему по воде. Неожиданно он подпрыгнул и приземлился возле ее ноги. Она не могла высвободить руку, чтобы дотянуться до него, вместо этого она сосредоточилась на рычавшей, щелкавшей зубами пасти в нескольких дюймах от своего лица, желая, чтобы камень пробил мерзкий череп. Тот подпрыгнул и ударил демона в голову. Монстр оцепенел на пару секунд, но потом продолжил атаковать Сашу с удвоенной яростью.

«Вот дерьмо».

Она огляделась в отчаянии. На сей раз ее взгляд упал на стрелу арбалета, которую она выронила, и Саша пожелала, чтобы та поднялась с земли и пронзила мозг нависшей над ней кошмарной твари. Стрела дернулась.

«Ну давай же, двигайся, на хрен!»

Раздался тихий щелчок.

Демон медленно соскользнул с нее, из его черепа торчал конец арбалетной стрелы.

Саша неуверенно поднялась на ноги, потрясенная тем, что произошло. Плато завалили тела мертвых демонов и гигантов. Коул и великан приканчивали последнего из монстров, а остальные приводили себя в порядок, стирая с лиц и оружия гной и кровь демонов. Подошел Айзек и посмотрел на мертвую тварь у ее ног.

– Телекинетическая манипуляция, – сказал он, по его голосу было ясно, что случившееся его сильно впечатлило. – Один из последних открытых нами видов манипуляторов и один из наименее стабильных. Ты полна сюрпризов.

– Спасибо, – пробормотала она, не совсем разделяя изумление Айзека.

Казалось, никто из маленького отряда не получил повреждений во время боя. Однако у великана были чудовищные глубокие раны на обеих ногах и животе. Он с подозрением оглядывал их из-под тяжелых век, его огромная грудь поднималась и опускалась. Взглянув на него, Коул нахмурился и спросил:

– Ты можешь говорить?

Гигант просто смотрел на него сверху вниз.

– Ты бы лучше мне ответил, – рявкнул Даварус. – Я только что спас тебе жизнь.

Великан хмыкнул и высморкался. Хотя это и выглядело случайным, часть слизи попала на юношу.

Ее друг вытер сопли великана со лба и посмотрел на свою руку с непонятным для Саши выражением лица. Затем, к ее удивлению, он подпрыгнул и отвесил великану пощечину.

– Не смей проявлять ко мне неуважение, сукин сын! – гаркнул он.

Исполин яростно взревел и неуклюже шагнул к Коулу, но перед ним тут же вырос Айзек. Кейн и Джерек удерживали Коула, которому, похоже, так же хотелось отхватить кусок от гиганта, как тому – от Даваруса.

– Успокойтесь, – велел Судья.

Моргнув несколько раз, великан явно расслабился, умиротворенный властным голосом Айзека. Коул выглядел слегка смущенным. Даже Саша обнаружила, что ее тревога стихает под воздействием приказа бессмертного.

– Расскажи нам, что здесь произошло, – мягко попросил Айзек.

– Демоны, – прогромыхал великан – словно лавина сошла с гор, напали на наш клан. Другие кланы все мертвы или ушли. Мы бы не побежали. Это – наш дом. – Гигант развел руки и угрюмо уставился на павших товарищей. – Теперь все пали.

– Мы сожалеем о гибели твоих сородичей, – сказал Айзек. – Скажи мне, знаешь ли ты о Герольде? Этот демон гораздо больше всех остальных. У него три глаза, которые видят тебя насквозь, и крылья, что будто заслоняют солнце.

Великан кивнул огромной головой.

– Он пришел к нам в бурю. Много лун назад. Давал дурные обещания. Некоторые великаны слушали. Но не Могучий Дуб. Не его клан.

– Ты – Могучий Дуб? – спросил Айзек.

Великан кивнул.

А где другие великаны? Те, что слушали Герольда?

– Ушли на запад в земли мелких людей. Ушли с демонами, чтобы уничтожить мелких людей. Убить их.

Могучий Дуб кивнул в сторону Саши и Коула. Казалось, он сомневался насчет Айзека, обращаясь к фехду с настороженным уважением, которого явно не испытывал к людям. По крайней мере до того, как заметил Бродара Кейна.

– Хладные Глаза, – прогрохотал он с явным удивлением. – Думал, ты умер. Много лун назад.

Старый горец посмотрел на великана. Он был высок и, несмотря на свои преклонные годы, производил сильное впечатление, но по сравнению с бессмертным Исчезнувшим и громадным великаном выглядел неважно. И будто надломленным.

– Я еще не мертв, – отметил он, хотя, судя по выражению его лица, он сомневался в том, что так продлится долго.

– Ты знаешь этого человека? – спросил Айзек.

Могучий Дуб снова кивнул.

– Хладные Глаза знаменит.

Услышав это, Кейн вздохнул. Чародейка Рана не сводила с него глаз.

– Почему он знаменит? – продолжил Айзек.

Могучий Дуб поднес чудовищный кулак к груди, похоже, это был жест уважения.

– Хладные Глаза убил многих великанов. Тех, кто пытались пересечь Границу. Сильное Сердце и Длинного Зуба. Танцующую Деву – тоже.

– Танцующую Деву? – повторила Саша. – Ты имеешь в виду, что есть великаны-женщины?

«Конечно же, дурочка, – выругала она себя. – Мужчины-то сами не беременеют».

– Танцующая Дева дотащилась до Зеркального озера, – добавил Могучий Дуб. – Сказала, Хладные Глаза бьет без промаха. Она умерла хорошо.

– Не знал, что это была «она», только потом понял, – пробормотал Кейн, уставившись в землю.

Рана сурово смотрела на Бродара.

Неожиданно задул ветер. Саша вздрогнула. Ветер был каким-то… странным. Холодным и в то же время горячим.

Глаза Могучего Дуба превратились в щелки.

– Должен поискать убежища. Начинается Убийственный ветер.

– Убийственный ветер? – повторил Айзек, его мелодичный голос прозвучал жутковатым эхом.

Великан кивнул.

– Нужно идти. Здесь небезопасно.

– Обожди. – Команда Айзека заставила Могучего Дуба застыть на месте. – Ты знаешь, где можно найти Герольда?

Великан указал пальцем толщиной с древко копья на северо-восток.

– В долине за горами. Земля там… нехорошая. Такие, как Могучий Дуб, держатся подальше оттуда.

– Ты мог бы пойти с нами, – сказал Бродар Кейн. – Нам бы пригодилась твоя помощь. – В голосе горца прозвучало что-то… Вероятно, глубокая печаль.

Могучий Дуб покачал головой.

– Сначала – убежище. Потом я поищу в горах родичей. Вдруг другие выжили.

Бродар Кейн откашлялся.

– Удачи тебе, друг. Мне жаль твоих товарищей.

Старый воин, которого Могучий Дуб называл «Хладные Глаза», говорил, возможно, о павших великанах, чьи тела устилали плато, – а может быть – о тех, кого сам убил в молодые годы.

Они смотрели вслед топавшему с грохотом великану.

– Надеюсь, он найдет кого-нибудь из своих, – сказала Рана. – Печально остаться последним из клана, лишиться всего, что окружало раньше.

Саша заметила на лице чародейки несколько пятен крови.

Кейн покачал головой.

– Он заражен демонической гнилью, – тихо сказал старый воин. – Видели раны на его ногах? Они уже почернели. Он умрет завтра, быть может, послезавтра.

За этим безрадостным сообщением последовала угрюмая тишина. Снова взвыл ветер, и на сей раз Саша ощутила на лице что-то влажное. Прикоснувшись к лицу, она с ужасом увидела, что ее пальцы – в крови.

– Саш! – воскликнул Коул. – У тебя кровь!

Бросив взгляд на свое отражение в клинке Проклятия Мага, он побледнел: его кожа была покрыта темно-красным налетом.

– Вот дерьмо. У меня тоже…

Они принялись искать убежище, а ветер между тем быстро превратился в устрашающий ураган. Спутники укрылись в пещерке прямо под скалистой вершиной холма, на котором произошло сражение, и прислушивались к тому, как бушует убийственный ветер. Снаружи доносилось потустороннее завывание, подобное воплям обезумевшего бога, которые эхом отражались от скал. В какой-то момент с неба посыпались осколки некоего твердого вещества. Они вдребезги разбивались, налетая на скалы. Если бы отряд еще находился на открытом месте, чудовищный ливень иссек бы их всех в клочья.

– Что за чертовщина? – вслух изумилась Саша.

Что-то разбилось в самой пещере, и девушка зачерпнула частицы руками, тут же порезавшись. Вещество напоминало непрозрачное стекло, мутное и грубое на ощупь. Ничего подобного она прежде не видела.

– Мы очень близко к хребту, – объяснил Айзек.

– К хребту? – без всякого интереса спросил Коул.

Он выглядел растерянным.

– Он представляет собой проход к темному измерению, в котором обитает Безымянное и все с ним связанные. Барьер между реальностями наиболее слаб возле хребта. То, что происходит сейчас снаружи, – результат сближения миров.

– И ты говоришь, нам придется подобраться к хребту еще ближе, чтобы выследить Герольда? Кейн явно был не в восторге. – Не скажу, что меня привлекает подобная перспектива.

Подобная перспектива не привлекала и Сашу. Она в очередной раз спросила себя, почему вызвалась поучаствовать в самоубийственной миссии. По правде говоря, она и так знала ответ. Он сидел напротив нее, мрачнее, чем когда-либо. Коул на мгновение встретил ее взгляд и отвел глаза в сторону.

Затем снаружи донесся шорох крыльев, едва различимый из-за бури. Неожиданно по пещере заскакала большая птица, роняя по пути темные перья, она была такой грязной – просто чудо, что еще могла летать. Птица остановилась прямо перед Коулом.

Саша не отрывала взгляд от птицы. От ворона.

Он начал светиться. Его обвила магия, и он стал менять форму, отращивая руки и ноги, превращаясь в человека…

– Танатес, – выдохнула Саша.

Король-чародей Далашры выглядел так, будто побывал в аду. Его лицо стало еще более костлявым, чем обычно, а черный плащ, изодранный и в лучшие времена, сейчас чуть не сваливался с него, испещренный бессчетными дырами и подпалинами. От макушки и через всю щеку лицо чародея пересекал свежий шрам.

Танатес поднял руку и провел ею по редеющим волосам. На землю посыпались хлопья пепла.

– Ну, это было неприятно, – мрачно сообщил он.

Айзек величественно поднялся на ноги, не сводя обсидиановых глаз с мага.

– А дракон?

– Я потерял его в конце концов. Он оказался упрямей, чем я ожидал.

Джерек поднял взгляд от костра, который он разводил.

– Ты имеешь в виду, что не убил ублюдка?

– Сомневаюсь, что есть такой человек, способный сразить эту тварь. Включая лордов-магов. Даже Элассу.

Эласса – подлинное имя Белой Госпожи. Саша вспомнила прощальные слова Нерожденной в пещере последователей культа.

«Если Танатес вернется, скажи ему… скажи ему, что я его жду».

Саша встала и, подойдя к чародею, который пытался обсушиться у костра, только что разведенного Джереком, села рядом с ним.

– Ей тебя не хватает, – произнесла она, – Белой Госпоже. Она сказала мне передать тебе это.

Танатес, похоже, был поражен.

– Она сказала?

– Да.

Наступила неловкая тишина. Саша посмотрела на Коула с другой стороны костра, тот вздохнул и поднялся на ноги.

– Буря прошла, – холодно констатировал юноша. – Пойду-ка прогуляюсь.

– Не задерживайся, – сказал Айзек. – Тебе нужно отдохнуть. Завтра мы вступим в Долину Безымянного.

– Ты – не мой отец! – рявкнул в ответ Коул.

Он развернулся и вышел из пещеры, натянув на голову капюшон.

Джерек сплюнул.

– Он меня раздражает, – со злостью проскрежетал Волк.

– Я пойду и поговорю с ним, – сказала Саша.

Она поднялась и, поспешив за другом, выскочила из пещеры. Буря оставила местность в жутком виде. Вокруг лежали битые осколки странного вещества. Тела великанов на плато были изодраны в клочья, повсюду валялись их оторванные конечности. Демоны уже растворялись, превращаясь в лужи зловонной жижи.

Саша догнала Коула и положила руку ему на плечо, чтобы он замедлил шаг.

– Что на тебя нашло? – спросила она. – Ты вел себя как… ну, как кретин с тех пор, как «Искатель» приземлился.

– Благодарю за оскорбление, – ответил он с обидой. – После того как ты назвала меня кретином в прошлый раз, я не видел тебя несколько месяцев. Быть может, ты надеешься, что трюк опять сработает.

– Коул, не надо так. Я думала, ты стал наконец взрослеть.

Он повернулся к ней, и она увидела такую ярость в его серых глазах, что застыла на месте.

– Не говори со мной о взрослении! Ты понятия не имеешь, через какое дерьмо я прошел. Единственное, что поддерживало мое существование, единственное, почему я не сошел с ума…

И тут он, похоже, овладел собой и передумал высказывать то, что вертелось на языке.

– Слушай, не беспокойся об этом, – сказал он, смягчив тон, – у меня столько всего в голове. Завтра мы встретимся с Герольдом. Не знаю, почему они выбрали нас для этой дурацкой миссии…

– Они меня не выбирали, – тихо сказала Саша. – Я вызвалась добровольно.

– Ты – что? Почему ты это сделала? – Коул наморщил лоб – он был явно озадачен.

– А почему – ты как думаешь?

Саша пригвоздила его взглядом.

– Из-за тебя, идиот хренов, – закончила она, поскольку он продолжал молчать. – Ты – единственное, что у меня осталось.

Он не сводил с нее глаз.

А потом очень медленно наклонился к ней, закрыв глаза и сжав губы.

Она остановила его в шести дюймах от своего лица, нежно прижав палец к его губам.

– Нет, – мягко возразила она. – Я не хочу. Прости.

Лицо Коула исказила такая боль, что Саша едва не вскрикнула.

– Как ты можешь говорить такое? – задыхаясь, произнес он. – После всего, через что мы прошли! Мы росли бок о бок! Мы были предназначены друг другу! Даже Танатес и Белая Госпожа теперь вместе, а она пытала его тысячу ночей! Какого хрена!

– Коул, послушай, – начала Саша, но он уже ринулся прочь.

Глядя ему вслед, девушка тяжело вздохнула. Затем вернулась в пещеру.

Джерек смотрел на нее, стоя у входа в их убежище, по его темным глазам было не понять, о чем он думает.

– Что? – спросила она.

Волк сердито нахмурился в ответ.

– Мужчине и отлить спокойно нельзя? – рявкнул он. – Хреновы детки и вся эта ваша чушь. У некоторых из нас есть проблемы посерьезнее.

Саша подумала, не спросить ли Джерека, что он имеет в виду, но в глубине души она и так знала.

 

Долина безымянного

Было что-то успокаивающее в этом простом деле – заточке меча. В том, как привычно водишь точильным камнем по знакомому клинку. В настолько же привычной изношенной рукояти в руке. Заточка словно подразумевала, что все может длиться вечно, если относиться к нему правильно и уделять должное внимание. Казалось, здесь содержался некий намек: мужчина, как и меч, никогда не состарится, пока будет поддерживать себя в форме.

Все это, конечно, было ложью. Суть дела – в том, что мир продолжал меняться. Ничто не жило вечно: ни меч, ни, в особенности, человек. В конечном счете все ломалось. Все умирали.

Ему нездоровилось. Это было очевидно уже не первый день. Однако в последнее время боль в груди усилилась. Он постоянно чувствовал себя чертовски усталым. Наверное, сказывался возраст – бесконечные годы странствий, сражений и убийств давали о себе знать. Но он понимал: дело не только в этом. Бродар Кейн подумал, что его, возможно, хватит лишь на одно сражение и оно станет самым большим в его жизни.

Восхождение на последний хребет далось тяжелее всего. В груди у него хрипело и свистело, как когда-то – в кузнечных мехах его друга Браксуса. Они почти достигли вершины. Скоро начнут спуск в неизвестность – в то место, которое великан Могучий Дуб назвал просто «нехорошим».

«Хорошего-то и не слишком много случилось за последний год». Знакомство с Бриком, определенно, – одно из лучших событий. И воссоединение с Магнаром – тоже, хотя он предпочел бы, чтобы оно произошло при более благоприятных обстоятельствах. Он молился, чтобы им еще представилось время прийти в себя – физически и морально – и вновь выстроить отношения между отцом и сыном.

– Тебе очень больно, – заметила Рана.

Чародейка говорила мало, но откровенно бросала на него косые взгляды. Он понимал почему и не винил ее. Для Раны он был хладнокровным убийцей. Орудием, у которого не существовало иной цели. Ничем не лучше двуручного меча у него за спиной.

– Я стар, – сказал он. – Боль – неизбежность, когда глуп настолько, чтобы продолжать заниматься таким дерьмом в моем возрасте.

– Ты не намного старше меня, – ответила Рана.

Ей, должно быть, около пятидесяти зим, а выглядела она гораздо лучше его, это точно.

– Может, дело не столько в возрасте, – проговорил он медленно, – но в том, сколько ран получил за прожитые годы.

– Я тебя уверяю, – резко сказала Рана, – у меня полно шрамов.

– Извини, я не имел в виду обратного.

Оба продолжали устало тащиться вперед в неловкой тишине, как люди, оказавшиеся рядом скорее в силу случайного стечения обстоятельств, а не умышленно. Хотя в этой экспедиции в самую сердцевину владений демонов сложились и более неудачные пары. Прямо перед ними Даварус Коул и Саша подчеркнуто не обращали внимания друг на друга. Джереку и Танатесу было, похоже, достаточно обмена гримасами, а во главе группы шел Айзек, который передвигался по коварной местности с легкостью, о какой остальные могли только мечтать, его изящные руки и ноги обладали поразительной силой.

– Странно это – говорить о старении, когда странствуешь вместе с бессмертным, – заметил Кейн, поразмыслив в поисках темы для разговора.

– Считаешь, ему можно доверять?

– Не думаю, что это существенно. Ты видела, как их оружие косило демонов к северу от холмов Демонических Огней. Если Исчезнувшие захотят стереть нас с лица земли, мы мало что сможем сделать.

– Я вот какой вопрос себе задаю: люди в Красной долине, они – то же самое чувствовали? Или другие, кого ты убил. Мужчины, которые знали, что им не сравниться с Мечом Севера.

Кейн понурил голову.

– Возможно.

– Надеюсь, – продолжила Рана, – что если мы справимся, и принц Исчезнувших проявит к нам милосердие, будущее станут определять люди, подобные Брэндвину Младшему, а не Бродару Кейну. Интересно, что ждет тебя и таких, как ты. Где будет твое место в мире, в котором твое мастерство более не важно.

– В прошлом, – пробормотал Кейн. – Которому мы принадлежим.

Путники наконец достигли вершины. Отдышавшись, они собрались вместе и стали осматривать долину, лежавшую внизу. Перед ними был крутой склон, черная скала, лишенная малейших признаков жизни, резко уходила вниз, в глубокую котловину, которую наглухо заволокло туманом, наводившим ужас. Ядовитые испарения пронизывали жуткие огни и разряды темной энергии. Временами снизу поднимались зловеще вытянутые пузыри какого-то чужеродного вещества, они лопались с гигантскими вспышками тошнотворно-зеленого цвета.

– Ты хочешь, чтобы мы спустились в эту задницу? – проскрежетал Джерек.

– То, что вы видите, – лишь призрак реальности, к которой принадлежит Безымянное, – объяснил Айзек. – Он не причинит нам вреда. Сам разлом – глубоко-глубоко под землей. Когда демоны проходят сквозь него, они выползают на поверхность. Где-то под этим туманом ожидает Герольд.

– Как мы убьем его? – спросила Рана. – Нас с сестрами было двенадцать, могущественный круг по любым стандартам, и даже мы не смогли уничтожить этого демона, когда он напал на Сердечный Камень.

Айзек посмотрел на каждого из своих спутников поочередно.

– Вы – самые грозные люди в здешних землях, – провозгласил он. – Величайший из смертных чародеев, самая могущественная чародейка севера, носитель божественной сущности мертвого бога, девушка, обладающая способностями моей расы, и два воина, которые вместе преодолели все препятствия, что встретились на их пути. Грозный отряд, члены которого объединены судьбой, связаны вместе Структурой. Отряд, который не отступит перед лицом лорда демонов.

– Оставь эту возвышенную трепотню, – рявкнул Волк, которому последнее высказывание Айзека явно показалось чрезмерно напыщенным. – Как мы убьем ублюдка?

Исчезнувшего отнюдь не смутила вспышка Джерека.

– Магией. Мечом, топором и луком. Его чешуйчатая шкура прочна, как кольчуга, но ее можно пронзить. Его можно победить. Следуйте за мной и смотрите в оба – кто знает, что там ждет впереди.

Они начали спуск, Кейн пробирался по растрескавшейся скале медленно, чтобы не упасть и не разбить колени, и так уже невыносимо болевшие. Лица его спутников отражали попеременно то тревогу, то решимость. На полпути вниз Танатес поскользнулся, и Кейну пришлось схватить слепого мага за руку, чтобы не дать ему рухнуть на дно долины.

– Думаю, ты мог бы изрядно облегчить себе путь, обернувшись вороном, – заметил он.

– Возможно, – отозвался Танатес. – Но я хочу приберечь магию для Герольда.

Кейн в ответ кивнул. Танатес казался ему стоящим парнем для чародея, и при других обстоятельствах он, наверное, с удовольствием познакомился бы с ним поближе. Но было ясно, что у Танатеса на уме только одно – брошенный им всем вызов.

– По крайней мере, ты сможешь упорхнуть, если дела пойдут плохо, – полушутя сказал Кейн.

Танатес покачал головой.

– Король-чародей Далашры не бросает товарищей, – решительно возразил он.

Часом позже они добрались до дна долины. Земля здесь была так же безжизненна, как и скалы над ними. Поверхность испускала жутковатый зеленый свет – такой же, как они видели на горизонте к северу от холмов Демонических Огней.

– А что, если Герольда здесь нет? – проворчал Бродар, обращаясь Айзеку.

– Герольд должен оставаться на месте, когда Безымянное попытается перебраться сюда, – объяснил Айзек. – Герольд – его связь с этим миром. С этой реальностью.

– А если мы убьем его, связь оборвется?

Айзек кивнул.

– Как только Герольд будет уничтожен, больше ни один демон не сможет пройти в этот мир.

– А как с теми, которые уже здесь?

Исчезнувший пожал плечами.

– Мы будем разбираться с ними но старинке.

Кейн крепче обхватил меч. В груди опять заболело, он испытывал острое и неприятное ощущение, словно какая-то невидимая рука выворачивала его изнутри. Его тошнило. Ему нужно было отлить. Во рту появилась горечь, и он понял, что нужно выпить воды. С учетом всех обстоятельств он жаждал начала сражения – только так он мог забыть о своих хворях и болячках и сосредоточиться на единственном, что у него хорошо получалось.

Он увидел, что Рана наблюдает за ним. Чародейка знала правду. Она знала ее с самого начала.

«Я – убийца. Жнец, а не сеятель. Не принес в мир ничего хорошего».

Да ведь это ложь, внезапно осознал он. Он принес в мир Магнара. И он принес любовь к Мхайре, которая, в свой черед, сделала его лучше, чем он мог быть. Он в долгу перед ней, и потому нечего тут себя жалеть. Он должен сделать лучшее, на что способен в оставшееся ему время. Бродар улыбнулся Ране, которую, казалось, озадачила эта внезапная перемена в нем.

По мере того как они углублялись в долину, интенсивность зеленого свечения нарастала. Странный туман над ними продолжал бурлить, его то и дело озаряли вспышки разрядов энергии. Стало невозможно понять, день сейчас или ночь. Однажды им попался навстречу демон – с ним быстро покончили двуручный меч Кейна и топоры Джерека. Когда они приблизились к озерцу багрянистой воды, перед Коулом внезапно раскрылась в земле яма, из которой брызнуло тошнотворнозеленое сияние. Юноша с воплем отскочил назад, а мгновением позже оттуда появилась пара когтистых ног, которые впились в землю, и затем из разлома в мир людей вылез мерцающий демон.

Айзек был быстр, как ртуть, его ручная пушка отправила пулю в центральный глаз демона с грохотом, который эхом прокатился по всей долине. Лапы демона соскользнули с края ямы, и он рухнул назад, в разлом, исчезнув из виду.

Кейн подошел к трещине и осторожно посмотрел вниз. Дыра показалась ему бездонной.

– Берегись, – предупредил Айзек. – Ты же не хочешь свалиться в царство Безымянного. Подозреваю, это будет куда хуже смерти.

Они продолжили путь. Ощущение тревоги нарастало, туман над головами буйствовал вовсю. Они едва не напоролись на гигантский рой летающих демонов, которых увидели впервые в развалинах Сторожевой Цитадели, но успели спрятаться за выступом скалы, испещренной прожилками того самого блестящего вещества, осколки которого падали с неба и взрезали землю во время странной бури предыдущей ночью.

Когда в конце концов им начало казаться, что идти дальше невозможно, Саша остановилась и подняла руку к глазам, прикрыв их от свечения, которое лилось со всех сторон. Кейн снова услышал странное пощелкивание. Похоже, оно раздавалось из Сашиной головы. Даварус Коул уставился на нее, за злостью в его взгляде таилась сильная, жуткая боль.

Кейн видел что-то подобное в глазах Магнара в ту ночь, когда он отказал сыну в просьбе отправиться на север вместе с их маленьким отрядом.

– Что-то не так, девочка? – спросил он, снова гадая, что же произошло между молодыми людьми.

– Там что-то есть, – сказала Саша со страхом. – Что-то огромное.

 

Герольд

– Герольд? – прошептал Бродар Кейн.

Саша смотрела вперед и долго не отвечала: кошмар вдалеке лишил ее дара речи. Лорд демонов во плоти оказался еще страшнее, чем в ожившем воспоминании на борту «Искателя». Он приник к земле в неглубокой впадине, плотно прижав гигантские крылья к телу, и при виде этого двадцатифутового чешуйчатого демонического чудовища ее просто выворачивало наизнанку. Хотя он был не так огромен, как дракон, напавший на них в небе над Лиловыми холмами, от него исходила невыразимая жуть, которая извлекала из подсознания все первобытные страхи, чего не случалось даже при виде огнедышащего монстра.

– Герольд, – прошептала она, обретя в конце концов голос. – Припал к земле, сложив крылья. Мне кажется, он не знает о нашем присутствии. Похоже, он спит.

Айзек кивнул.

– Он общается с Безымянным. Мы натолкнулись на него, когда он наиболее уязвим. Давайте воспользуемся этой возможностью.

– Сколько еще осталось? – прохрипел Кейн.

Старый варвар выглядел крайне изнуренным. Саша посмотрела на лорда демонов вдали.

– Возможно, еще час.

– Тогда нам лучше поторопиться, – мрачно заметил Айзек.

Меньше всего на свете Саше хотелось приближаться к Герольду. Но когда ее зрение вернулось к обычному состоянию, и маленький отряд направился к центру долины, девушка перехватила взгляд Коула, смотревшего на нее, и напомнила себе, почему она добровольно вызвалась принять участие в самоубийственной экспедиции.

«Я должна его уберечь. Какие бы чувства ко мне он сейчас ни испытывал, чего бы там мы ни наговорили друг другу возле пещеры прошлой ночью, я продолжаю сражаться из-за него. Он – единственное, что у меня осталось».

Коул нахмурился и отвернулся, и Саша вздохнула. Придет день, и она скажет ему правду. Бросив взгляд на Джерека, она заметила, как он замедлил шаг, чтобы идти вровень с Кейном.

«Возможно, кое-какую правду лучше не рассказывать».

Последний отрезок пути вел их слегка под уклон в обширную низину. На темных скалах под ногами путников стали появляться фрагменты скелетов. Их возникало все больше, и вот уже сапоги с хрустом давили их на каждом шагу.

Айзек первым заметил лорда демонов. Исчезнувший поднял руку цвета слоновой кости.

– Теперь убавим шаг, – сказал он. Мы почти пришли.

Герольда окружало целое море костей, человеческих, великанских и существ покрупнее: огромных пещерных медведей и каких-то гигантских рыб.

– Это кости китов, – прошептала Саша. – Герольд, должно быть, охотился на них в Замерзшем море, на севере. Сколько существ погибло под его когтями? Тысячи? Десятки тысяч? Этот демон убивает все, что попадается ему на пути.

– Даже в местной дикой природе есть потенциальные возможности, которые он способен использовать, – объяснил Айзек. – Герольд десятилетиями, веками охотился на все живое, чтобы привести в мир людей других демонов и таким образом закрепить Безымянное в этой реальности. Жаль, что мы не узнали о его присутствии прежде, чем все зашло так далеко.

– Ублюдок огромен, – проворчал Джерек.

С топорами в руках, прищурив темные глаза, он смотрел на возвышавшегося перед ними демона.

– Чем они больше, тем больнее падают, – мрачно заявил Коул.

Повернувшись, он сплюнул, едва не попав Айзеку в лицо.

– Чушь, – прохрипел Волк. – Чем они больше, тем больнее бьют. Тем труднее их уложить.

– Это серьезный противник, – сказал Танатес. – Но я сражался с драконом и уцелел. Давайте-ка посмотрим, как он выстоит против короля-чародея Далашры.

Он раскрыл ладони, и вокруг его пальцев заплясали языки черного пламени.

Присутствие грозного мага рядом пробудило в Саше надежду. Она видела, как упорно он сражался с Белой Госпожой. Если этот самый могучий из смертных чародеев мог биться на равных с лордом-магом, возможно, у них еще есть шанс против Герольда.

Айзек взял одной рукой пушку, а второй – прозрачный меч.

– Прежде чем атаковать, нужно сперва обездвижить демона, – сказал он Танатесу и Ране, стоявшей рядом с ним. – Используйте магию, чтобы сдержать, а не убить его. Если Герольд взмоет в небо, наша задача станет вдвое труднее.

Рана повернулась к Танатесу.

– Ты что-нибудь знаешь о магии круга? – спросила она.

– Я слышал о ней, – ответил чародей. – Объединение магии для достижения большего результата.

Рана вытянула руку.

– Я покажу тебе как, – сказала она. – Ты должен направить заклинание. Твоя магия вдвое сильнее моей.

Танатес взял ее пальцы рукой в перчатке, и король-чародей и чародейка горцев принялись что-то шептать друг другу. Саша и остальные терпеливо ждали, обмениваясь многозначительными взглядами, – все, кроме нее и Коула. Тот отказывался встретиться с ней глазами.

– Сейчас мы начнем наше заклинание, – прогремел Танатес. – Бросайтесь на демона сразу же, как он окажется в ловушке, и применяйте все ваше оружие. Я не знаю, насколько хватит наших чар.

Танатес и Рана начали вместе говорить нараспев, заструился острый запах магии. Поверхность обширной впадины перед ними задрожала, кости застучали друг о друга, создавая зловещую мелодию, которая поплыла над долиной, словно призрачная колыбельная. Герольд зашевелился, а затем выпрямился во весь свой колоссальный рост, сложив гигантские крылья сзади и открыв тело рептилии в черной чешуе. Застрявшие между пластинами чешуи мелкие кости осыпались вниз. Распахнулись три жутких глаза, и Сашу охватил неимоверный ужас. Девушке казалось, что эти глаза лишают ее ощущения своего «я» и обнажают душу – все ее несовершенство, вся неприглядность ее проступков поползли наружу, подобно скопищу червей из трупа. Коула это тоже затронуло, Проклятие Мага дрожал в его трясущейся руке.

Сотни костей поднялись с земли, сформировав массивную цепь из берцовых, и ребер, и гигантских позвонков, объединенных в единое целое магией. Извиваясь, подобно змее, цепь обвила лорда демонов и прочно сковала его, прижав крылья к телу.

– Вперед, – воскликнул Айзек.

Приказ, отданный властным голосом бессмертного, разбил оковы демонического страха, и ноги сами понесли Сашу к Герольду. Перед ней мчался Джерек с топорами в руках, рядом с ним – Коул. Вместе они пробирались через море костей, Айзек и Даварус проворно бежали вприпрыжку по непрестанно двигавшейся поверхности, всем остальным пришлось труднее, они спотыкались и скользили.

Герольд метался, пытаясь освободиться от колоссальной цепи, хлестал змееподобным хвостом по костям вокруг себя, превращая их в порошок и вздымая огромные тучи белой пыли. Его отвратительная пасть была широко разинута, обнажая зубы-кинжалы, но лорд демонов не издавал ни звука. По крайней мере, звука, воспринимаемого ушами. Саши казалось, что у нее в голове жутко шипят тысячи змей.

Загрохотала ручная пушка Айзека, эхо выстрелов отдавалось по долине снова и снова. Тело Герольда дергалось, гнойная кровь била фонтаном из дыр, которые появлялись в его шкуре. Судья Исчезнувших первым добрался до демона, прыгая и вращаясь в воздухе, он раз за разом пронзал мечом чешую монстра. Затем на Герольда набросились Коул и Джерек, явив собой удивительно слаженный тандем, кинжал Даваруса разил когтистые лапы демона, Джерек орудовал топорами с противоположной стороны.

Саша внезапно поскользнулась на неровной поверхности и пребольно упала на колени. Когда, поднявшись, она потянулась за стрелой к колчану, висевшему за спиной, с ее взглядом встретились три горящих ока Герольда. Девушку вновь объял ужас. Арбалет выпал из ее бессильных пальцев, и она осела на колени, сотрясаемая рыданиями.

«Это проклятое существо успеет сдохнуть, пока я доберусь до него с такой скоростью», – думал Кейн, ковыляя по морю костей. В глубине души он понимал, что его оптимизм неуместен. При всем, чем Айзек, Волк и юный Коул одаривали Герольда, Бродару казалось, что острой стали или даже хрустального меча будет недостаточно, чтобы свалить лорда демонов.

Он прошел мимо Саши, охваченной демоническим ужасом, ее карие глаза округлились от страха, тело дрожало, как лист. Этому не помочь. Кейн продолжал идти вперед, его колени скрипели, сердце отчаянно колотилось. Он почти добрался до огромного демона, когда монстр хлестнул чудовищным хвостом, отбив удары Айзека и Джерека и отправив их наземь. Напружинив узловатые мышцы, Герольд разорвал сдерживавшую его цепь из костей на тысячу кусков.

– Вот дерьмо, – прошептал Кейн.

Услыхав звуки схватки у себя за спиной, он повернулся и увидел, что на Рану и Танатеса наседают два демона-рыцаря. Эти монстры в доспехах появились, вероятно, из дыры в земле, только что возникшей поблизости. Сражавшихся обволакивало зловещее зеленое свечение, струившееся из ямы. Очевидно, заклинание, которое сотворили чародеи, чтобы связать Герольда, нарушило появление этих демонов.

Кейн заколебался: присоединиться к атаке на Герольда или вернуться, чтобы помочь Танатесу и Ране. Лорд демонов шагнул к Айзеку и Волку, оба они, оглушенные ударом, были неподвижны. И тут, к удивлению Кейна, на спину монстра запрыгнул Даварус Коул. Юноша раз за разом всаживал в чешую кинжал, а Герольд пытался стряхнуть его с себя.

Отчаянный крик Раны помог Кейну сделать выбор. Бродар повернулся и помчался назад но костям, ему удалось добраться до упавшей наземь чародейки в тот момент, когда возвышавшийся над ней демон-рыцарь собирался разнести ей голову. Танатес бился в смертельной схватке с другим рыцарем, орудуя жезлом черного пламени и отражая удары чудовищного кистеня демона с поразительным мастерством.

Кейн блокировал атаку демона, направленную на чародейку, и его руки задрожали от неимоверного напряжения. Они стали обмениваться ударами, и от каждого из них старый воин отшатывался назад. Чародейка пошевелилась, и Бродар заметил глубокую рану у нее на плече, из которой струилась кровь. Тем не менее, приподняв руку, она направила на демона палец, и из него с треском вылетела молния и поразила рыцаря. Тот дернулся, и из его забрала, откуда злобно сверкали два малиновых огонька, повалил дым.

Возможно, с этим демоном-рыцарем они покончили, а может, и нет. В любом случае Кейн не собирался рисковать. Припомнив, как Джерек возле холмов Демонических Огней сжимал в руке отрубленную голову одного из демонов, он понял, что надо делать.

Заметив щель между шлемом и нагрудной пластиной доспехов рыцаря, Бродар взмахнул двуручным мечом и обезглавил демона одним ударом, совершенно точным, несмотря на слабость в руках.

Наклонившись, он собирался помочь Ране подняться. Внезапно со страшным шипением в его голове что-то словно взорвалось.

«Меч Севера».

Кейн заморгал, его затошнило. Будто пара десятков голосов забормотали у него в ушах одновременно.

«Ты умираешь, Меч Севера. Я слышу, как стонет твое сердце. Твой конец приближается».

– Чего ты хочешь? – прохрипел он, пытаясь отдышаться.

Боль в груди нарастала.

«Я могу предложить тебе жизнь. Ты – убийца. Не меньше и не больше. Не приноси себя в жертву. Не ради них».

– Убирайся из моей головы, – прошептал Кейн.

Слова Герольда словно обнажали его внутренние страхи, бередили его сомнения – и тайные, и не очень. «Эта чародейка ненавидит тебя. Твой народ ненавидит тебя. У тебя ничего нет. Нет места в этом мире. Объединяйся со мной. Прими благословение моего хозяина и обрети свое место. Прими свою истинную сущность, Меч Севера».

Бродар Кейн колебался. Глядя на него снизу вверх, Рана слабым движением протянула руку.

Он не пошевелился, чтобы помочь ей.

«Убей его. Убей его, дитя».

Голос Похитителя загрохотал в его голове, и Коул, снова сделав выпад, всадил Проклятие Мага в чешуйчатое тело демона и испытал огромное наслаждение от притока влившейся в него жизненной энергии. На какое-то мгновение обуявший Даваруса страх чуть не выдавил из него все силы, но затем заговорил бог. Его божественное повеление прорвалось сквозь охвативший юношу паралич, как горячий нож, пронзающий масло. Как магический кинжал, пронзающий шкуру демона.

Он увидел Сашу на коленях, бледную от ужаса, но чувства, которые Даварус Коул испытывал к отвергшей его девушке, потонули в неистовой жажде крови и ярости мертвого бога. Он ухмыльнулся, когда после очередного мощного удара кинжалом на его щеку брызнула теплая кровь. Как только он разберется с демоном, покончит и с ее жизнью тоже. И с жизнями всех остальных. Шипящие голоса, сливавшиеся в дикую какофонию, пытались умолять его, пытались заключить с ним сделку, но их перекрывали слова бога, непрестанно гремевшие в его голове.

Похититель не испытывал никакой жалости.

Танатес повернулся к Кейну спиной. Сразить короля-чародея Далашры, пока он занимался демоном-рыцарем, ничего не стоило. Кейн был Мечом Севера, он видел каждую возможность смерти.

«Убей ее, – донесся голос лорда демонов. – Убей ее, а потом убей далашранца. Никто не осудит тебя, когда Легион очистит эту землю. Ты – оружие, а у оружия есть только одна цель. Убивать. Служи своей цели».

Он воздел двуручный меч, наклонил его острием к шее Раны. Его глаза встретились с ее глазами, в которых застыло непонимание.

Взгляд чародейки напомнил ему о том, как посмотрела на него однажды Мхайра. У нее был жуткий приступ, и он думал, что потеряет ее. Он вспомнил то мгновение, когда разразилась буря, и в ее взгляде забрезжило узнавание. Ее улыбку, благодаря которой он не рухнул в пропасть отчаяния.

– Я – не оружие, – проскрежетал Кейн. – Я – мужчина.

Он бережно поднял Рану и обхватил ее за талию, чтобы она не упала. Танатес всадил жезл черного пламени в забрало демона-рыцаря, укрытое броней тело осело, и тот рухнул перед магом на колени, медленно умирая.

Кейн повернулся лицом к Герольду в ту минуту, когда лорду демонов удалось сбросить с себя окутанного тенью Даваруса Коула, который и сам отчасти походил на монстра из другой реальности. Упав с высоты около двадцати футов, юноша ударился о покрытое костями дно впадины и остался недвижим. Герольд поднял могучую лапу и приготовился сокрушить беспомощного противника.

Саша лежала, съежившись, на земле. Она была неспособна двигаться. Она была не способна ни на что и непрестанно рыдала, ее обуял такой страх, что она почти ничего не соображала. Девушка заметила, как Айзека и Джерека уложил наземь хвост Герольда, увидела, как Коул вскарабкался на спину демона и принялся всаживать в него кинжал. Ее друга охватила противоестественная ярость, он стал таким же жутким, как монстр, на котором сидел верхом.

«Ты никчемна, – произнес голосок в ее голове. – Другие сражаются, пока ты тут съежилась. Ты – ничто. Никто. Они – герои. А ты? Ты – просто девчонка».

Неожиданно Коула швырнуло вниз. Он шмякнулся оземь с такой силой, что любой другой на его месте отдал бы концы, и хотя окутывавшие его тени несколько смягчили падение, Даварус остался лежать неподвижно. Он с трудом дышал. Три горящих ока Герольда впились в ее упавшего друга. Лорд демонов поднял огромную когтистую лапу. В считаные секунды Коул превратится в кровавое месиво. Айзек и Джерек еще не пришли в себя после удара хвоста Герольда. Помочь Коулу было некому.

Саша с трудом поднялась на ноги. Девушку подстегивал ужас, куда более сильный, чем тот, что сковал ее ранее. В отчаянии, отыскав взглядом единственное оружие, которое можно было бы применить против колоссального демона, Саша, возопив, привела его в движение с помощью недавно обретенных телекинетических способностей, но это потребовало от нее такого напряжения, что мгновением позже она потеряла сознание.

Герольд отшатнулся назад. На глазах у Кейна гигантская челюстная кость кита поднялась с земли и, полетев, как копье, пронзила грудь демона и вышла с другой стороны. Саша зашаталась и упала, из носа девушки хлынула кровь.

Получив страшную рану, Герольд забил огромными крыльями, пытаясь удрать. Отвернувшись от поверженного рыцаря, Танатес швырнул жезл черного пламени в раненого лорда демонов. Жезл поразил монстра, огонь объял его плоть и – что причинило чудовищу больше всего вреда – напрочь спалил кожистые крылья. Герольд рухнул наземь, и в мгновение ока на него налетели Айзек и Джерек, круша демона хрустальным мечом и стальными топорами. В последней отчаянной попытке Герольд уставился на Джерека тремя зловещими глазами, пытаясь загипнотизировать Волка своим губительным взглядом. Пытаясь подчинить его своей воле, как ранее пытался подчинить Кейна. Это была его самая большая ошибка.

Волк с ухмылкой раскроил рожу демона надвое.

Лорду демонов понадобилась минута или две, чтобы издохнуть. Чтобы прекратились содрогания его чудовищной туши, и она застыла на костях бесчисленных существ, которых он умертвил за столетия безжалостной бойни.

Кейн наблюдал за агонией Герольда, пытаясь отдышаться. Несколько придя в себя, он оставил Рану с Танатесом и пошел посмотреть, как там другие. Саша помогала дрожавшему Даварусу Коулу подняться на ноги. Из носа девушки шла кровь, на лице выступили темные вены. Коулу, похоже, было не по себе, но видимых ранений у него не обнаружилось. Посмотрев на юношу, Джерек неожиданно кивнул ему. Даварус тут же воспрянул духом, приосанился.

– Мы это сделали, – прохрипел Кейн, не веря самому себе. – Мы убили этого ублюдка.

И не только – они сразили Герольда без потерь со своей стороны. Единственным членом отряда, который находился в серьезной опасности, была Рана.

– Ты можешь ее исцелить? – спросил Кейн Танатеса.

Чародей мрачно покачал головой.

– Восстанавливающая магия – не мое поприще.

– Дай-ка взглянуть на нее.

Айзек осмотрел рану чародейки. Та оказалась глубокой, но, по крайней мере, кровотечение замедлилось.

– Она сможет выбраться с нами из долины, – сообщил он.

Потом Айзек заглянул в глаза каждому из них.

– Вы сделали сегодня что-то поразительное, – провозгласил он. – Признаюсь, у меня были сомнения…

У него за спиной в земле неожиданно появилась зияющая дыра. Другая возникла рядом с Кейном, третья – напротив Даваруса Коула. Земля под их ногами начала трескаться, расходиться, снизу стало вырываться зеленое свечение.

– Что случилось? – спросила Саша.

Она была явно не в себе, усилие, которое потребовалось, чтобы поразить Герольда челюстной костью кита, совершенно истощило ее силы.

Айзек выглядел встревоженным.

– Смерть Герольда прервала связь между этим миром и царством Безымянного. Разлом под хребтом Дьявола начинает проседать сам по себе.

– Что это значит? – спросил Коул.

– Это значит, что мы должны сваливать отсюда, – прорычал Волк.

Он уже зашагал в ту сторону, откуда они пришли.

Айзек вложил меч в ножны и последовал за Джереком.

– Делаем, как он сказал, – подтвердил Исчезнувший.

Бегство из долины было просто жутким, такого не мог себе представить ни один из спутников. Мир вокруг них буквально рушился, в земле повсюду возникали зияющие отверстия, распадались огромные скалы, низвергаясь сотнями тонн обломков в бездну, населенную мрачнейшими кошмарами.

Если поискать во всем этом что-нибудь хорошее, думал Кейн в то время, как его истерзанные колени умоляли о пощаде, то, по крайней мере, из всех этих дыр больше не лезут демоны, их и без них тут хватало.

Они почти уже достигли конца долины и собирались начать восхождение, когда прямо перед ними разверзлась глубокая трещина. Айзек споткнулся, и распадавшийся камень не выдержал давления его ног. Мгновение он бешено махал руками, а затем земля стала его поглощать. Впервые Бродар Кейн увидел ужас в потустороннем взгляде бессмертного.

Айзек был бы обречен, если бы не молниеносная реакция Джерека. Волк прыгнул вперед и схватил изящную руку фехда, его мышцы вздулись от напряжения. Стиснув зубы, Джерек вытащил Айзека из дыры и оттянул в сторону.

Исчезнувший глянул вниз, его обсидиановые глаза округлились от пережитого потрясения. Обернувшись к Джереку, он начал его благодарить, но Волк просто сплюнул и отвернулся.

– Я же сказал, можешь на меня рассчитывать, – проскрежетал он. – Мужчина говорит – мужчина, черт возьми, делает.

Они начали долгое восхождение из долины. Рана опиралась на Танатеса, слепой маг и раненая чародейка поддерживали друг друга, как могли. Даварус. Коул и Саша шли перед Кейном. Они так и не обменялись ни единым словом. Произошедшее между ними, образовало, очевидно, столь же глубокую трещину, как те, что раздирали сейчас долину внизу.

Когда они поднимались на особенно крутой склон, руки Кейна совершенно онемели – то, что мучило его в последние недели, вернулось сейчас с удесятеренной силой. Он соскользнул со скалы, за которую держался, и пребольно шлепнулся наземь. Дрожа всем телом, он поднялся на ноги, весь в ссадинах и кровоподтеках, но боль от этих мелких царапин не шла ни в какое сравнение с тем, как внезапно и резко защемило у него в груди. Коул соскользнул вниз по склону, на лице его застыла тревога за Кейна, и горец с усилием улыбнулся, стараясь не придавать значения происшедшему.

– Стар становлюсь для этого дерьма, – попытался сказать он, но спазм заставил его рухнуть на колени.

– Что с ним? – крикнул кто-то.

Кейн почти ничего не слышал из-за грохота в ушах. У него перехватило в горле. Он пытался дышать, но каждый вдох приносил мучительную боль.

– Сердце! – крикнул кто-то.

Мир вокруг потемнел.

– Кейн, – прохрипел Джерек рядом с ним. – Где же, на хрен, «Искатель»?

Он попытался открыть глаза, но они были тяжелее смертного греха.

Последнее, что он запомнил, – его подняли вверх, и уши его наполнил чудовищный рев.

 

Новое начало

Солнце наконец садилось на западе, принося благословенное облегчение от жары начавшегося лета. Огромный лагерь горцев раскинулся на равнине внизу, насколько хватало глаз Даваруса Коула, хотя лагерные костры уже много недель не разводили. Если все пойдет так, как на это надеялись, вскоре колоссальное скопление горцев свернет палатки, покинет место временного пристанища и отправится на запад и восток, север и юг, чтобы обосноваться в Благоприятном крае и на окружающих его территориях. Год Беспорядков, как стали именовать летописцы последние двенадцать месяцев, повлек за собой огромные перемены в регионе. Сверженные лорды-маги, разрушенные города, поменявшие место жительства народы… На континент вернулась древняя высшая раса, собираясь вынести окончательное решение о судьбе человечества, это и привело Коула сюда, в Западную Скалу.

Он повернулся, чтобы взглянуть на городок, и сделал глубокий вдох. Все зависело от исхода встречи, которая вот-вот начнется. Айзек представил свой доклад принцу Исчезнувших несколько недель назад. Если верить Судье, Обрахим склонялся к тому, чтобы проявить к человечеству милосердие. Однако Коул постиг на своем горьком опыте, что предположения имели обыкновение оказываться семенами несчастья. На тот случай, если ответ будет не тем, которого они ожидали, Карн Кровавый Кулак и Белая Госпожа Телассы уже готовились к войне.

Танатес поджидал Даваруса на грязной дороге, на полпути к городу. Уже здесь было слышно, как рокочут двигатели «Искателя». Юноше по-прежнему казалось несколько абсурдным, что такое важное историческое событие, которое, возможно, решит судьбу человечества, происходит в столь незначительном месте. Принцу Исчезнувших надлежало выносить окончательный приговор в каком-нибудь экзотическом уголке на краю мира, что соответствовало бы данному случаю, а не в заднице Благоприятного края, каковой являлась Западная Скала.

«Это не сказка, – напомнил он сам себе. – Это – настоящая жизнь». Он сам был живым свидетельством того, что Структуру, созданную Творцом, не заботили внешние приличия. Он вернулся с хребта Дьявола героем и тем не менее медленно умирал, чах под проклятием Похитителя. В дополнение к этой несправедливости девушка, которую он любил, разбила его сердце. Он думал когда-то, что обретет счастье, совершая великие подвиги, что этого будет довольно, чтобы стать тем, кем он всегда мечтал. Но, похоже, жизнь – гораздо сложнее. Новость о грядущей свадьбе юного бандита и очаровательной чародейки-горянки отнюдь не подняла ему настроение. Их вины тут не было, но для Коула известие стало дополнительной порцией соли на его раны.

– Даварус Коул, – приветствовал его Танатес. По крайней мере, король-чародей Далашры перестал обращаться к нему «дитя убийства». – Ты готов?

«Я был готов с самого рождения», – произнес голосок в его голове. Голос, принадлежавший его прошлому.

– На самом деле нет, – сказал юноша вместо этого.

Губы мага вытянулись в мрачную линию. Он по-прежнему носил свой длинный черный плащ, хотя самые жуткие дыры на нем залатали швеи Телассы. Коул как-то спросил Танатеса, почему бы ему просто не купить новый. Чародей ответил, что плащ – часть его самого.

– Готов или нет, было бы неблагоразумно заставлять принца Обрахима ждать.

– Сомневаюсь я, что опоздание на пять минут станет причиной изменить мнение о том, насколько неисправимо человечество, – пробормотал Коул. – Ну разве что он действительно мелкий ублюдок.

Двое мужчин шли по пустому городу. Население Западной Скалы эвакуировали перед прибытием Исчезнувших. Напряженность была столь велика, что Коулу казалось, она будто висит в воздухе густой и вязкой массой, которую он мог бы рассечь ножом или даже лучше – Проклятием Мага.

«Искатель» стоял прямо перед ними, занимая большую часть расчищенного от леса пространства. Возле него находились принц Обрахим и его офицеры, среди которых был и Айзек. Сердце Коула ушло в пятки, когда он увидел рядом с принцем его брата, генерала Савериана. Командующий все время сжимал и разжимал зубы, словно пережевывал камни. Хороший это знак или плохой – Коул ни в чем не был уверен.

– Принц Обрахим, – сказал Танатес, преклоняя колени перед легендарным правителем Исчезнувших.

Коул последовал его примеру. Обрахим по-прежнему устрашал его, возможно, он представлял собой самое грозное живое существо в мире, не считая стоявшего рядом с ним беловолосого генерала.

– Поднимитесь, – произнес принц. – Я принял решение.

Коул затаил дыхание. Мир находился в подвешенном состоянии, огромные космические весы клонились то туда, то обратно. С одной стороны ожидало спасение. Возможность вновь отстроить все, что было разрушено: города, союзы, веру.

А с другой – полное уничтожение.

Пристальный взгляд Обрахима просветлел.

– Судья Айзек страстно защищал человечество. Я никогда не видел его таким оживленным.

Взгляд, который генерал Савериан бросил на Айзека, мог бы расколоть камень. Щека командующего яростно задергалась.

– Ваши люди уничтожили своих богов, – начал принц Обрахим, и Коул исполнился страха. – Вы нарушили Структуру. Вы убили двоих наших. И все же… – Принц умолк, и каждое мгновение наступившей тишины показалось Коулу столетием. – Вы – молодая раса, и вас пока еще можно простить. Наше перемирие остается в силе.

Коул осел от облегчения. Даже Танатес стер со лба пот и выдохнул.

– Брат, – рявкнул Савериан, повернувшись к Обрахиму, его трясло от гнева так, что ручная пушка дрожала в его руках. – Ты не можешь проявлять милосердие к этим людям. Опасность, которую они собой представляют…

– Довольно, – велел Обрахим. Его не тронула устрашающая ярость брата. – Я принял решение. Ты будешь ему следовать.

Генерал Савериан безмолвно кипел от недовольства, но тем не менее отдал принцу честь.

Принц Обрахим подозвал Айзека кивком. В руках у Судьи была шкатулка со свитком.

– Здесь записаны условия нашего перемирия, – объявил Обрахим. – Итак, мы сохраним за собой контроль над городом Сонливия. Нам будут возвращены развалины Новой Малаги к северу от Телассы. Я желаю устроить там форпост с целью воссоздания нашего некогда самого западного города. Кроме того, вы даете согласие оказывать помощь в противостоянии любым угрозам со стороны демонов из северных гор, Легион все еще буйствует в Высоких Клыках. Наступит день, когда они обратят свое внимание на юг. Мы должны быть готовы. Вы должны быть готовы.

– Мы будем готовы, – ответил Танатес. – Даю слово. С благословения Белой Госпожи, я даю также слово за нее.

Принц Обрахим кивнул.

– В свою очередь, я даю вам обещание, что, пока условия соблюдаются, мы не причиним вам вреда. Вы расскажете о нашей встрече во всех подробностях своей госпоже, так же как и вождю горцев. Я попрошу их подписей, чтобы скрепить договор.

Коул сомневался, что Карн Кровавый Кулак знал, как держать перо, не говоря уж о том, чтобы написать свое имя, но у него хватило ума не раскрывать рта. Он взял свиток у Айзека, фехд кивнул ему, и юноша, как ни странно, почувствовал удовлетворение. Всю жизнь Коул искал легких путей к девушкам, богатству и славе, но тут он осознал: единственное, чего он поистине страстно жаждал, было уважение.

– Принц Обрахим, – сказал Танатес.

Коул никогда не слышал, чтобы король-чародей Далашры говорил так неуверенно, даже в присутствии Обрахима и его грозного брата.

– В качестве признания нашего нового союза я бы хотел передать приглашение вашему высочеству и тем, кого вы выберете. Эласса, которую вы знаете, как Белую Госпожу, и я собираемся пожениться. Мы сочтем за честь, если вы примете участие в этом событии.

Потрясенный Коул уставился на Танатеса, ему казалось, что далашранец его только что предал. Чародей ничего не сказал Даварусу о своих намерениях. «Просто чертовски здорово, – думал Коул, ощущая невыносимую горечь. – Сначала пара детей взвинтила всех, объявив, что они женятся. Теперь двое бессмертных, которые всего лишь несколько месяцев назад разнесли Телассу, пытаясь убить друг друга, решили связать себя брачными узами».

Все это казалось Коулу лишенным смысла. «На их месте должны были быть я и Саша», – произнес жалостный голос в его голове.

Принц Обрахим почти улыбнулся.

– Я посмотрю, как это устроить, – сказал золотоволосый фехд. Он показал на Савериана. – Мой брат собирается наконец изменить свою жизнь. Он и Мелиссан соединят родословные в развалинах Новой Малаги, в память о Нимувии, которая родилась там.

«Постой-ка минутку! – хотел крикнуть Коул. – Я думал, он и Ним были обручены целую тысячу лет! А теперь этот надменный сукин сын собирается жениться, или объединить свою родословную, или как вы там это называете, с чертовой сестрой Ним?»

Это было чересчур. Он отвернулся, не желая, чтобы эти высокие, бессмертные, совершенные ублюдки видели его слезы разочарования.

«Что же случилось с героем, который получает девушку?»

Саша закончила заплетать в косу волосы Коринны и отступила на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. На юной чародейке было зеленое шелковое платье, которое Танатес привез из Города Башен. Оно подходило идеально, безукоризненно дополняя ее светлые волосы и поразительные голубые глаза.

– Думаешь, я понравлюсь Брику? – спросила Коринна тоном, который выдавал ее волнение.

– Брику – четырнадцать лет, – язвительно ответила Саша. – Ты бы ему понравилась, даже будь на тебе мешок и рыболовная сеть на голове.

– Я хочу выглядеть красивой на нашей церемонии соединения.

– Ты очень красива, – сказала Саша, приобняв девушку.

Она заметила свое отражение в зеркале на комоде Коринны – подарке Белой Госпожи – и криво усмехнулась.

«А вот я, с другой стороны, какая угодно, только не красивая». Саше наскучило ожидать, когда ее волосы отрастут до пристойной длины, и она опять их сбрила. Усилие, которое потребовалось от нее, чтобы спасти Коулу жизнь с помощью телекинетического имплантата, что-то серьезно повредило в ее лице. Темные вены шли по всей ее голове и по щекам. Иногда без всяких видимых причин кровоточил нос.

Некоторые чародейки в лагере пытались помочь Саше, но их усилия не улучшили ситуацию ни с внешностью, ни с дикими головными болями, приступы которых на нее внезапно обрушивались.

«Я могу жить с этим», – говорила она себе. Иногда странные сны заставляли ее проснуться среди ночи, обрывки сотен кошмаров вгоняли ее в дрожь, Саша долго не могла понять, где она и что с ней, но девушка знала: она легко отделалась по сравнению с Коулом.

Как раз в это мгновение Даварус нырнул в палатку, бледный и тощий, он встревожил Сашу своим видом. Коул едва взглянул на нее, но она успела заметить боль в его глазах.

– Все в порядке, – пробормотал он.

Повернувшись лицом к Коринне и спиной к Саше, Коул присвистнул, окинув взглядом юную чародейку.

– Ты выглядишь сногсшибательно, – заявил он. – Брик – счастливый парень.

– Спасибо, – проговорила Коринна, запинаясь.

Саша нахмурилась.

«Он в самом деле пытается заставить меня ревновать?»

– Свадьба начнется через несколько часов, – сказала она. – Тебе стоило бы, наверное, снять эту кожу и переодеться во что-нибудь более приличное.

– Зачем? – огрызнулся Коул в ответ. – Горцы не придают особого значения внешнему виду. Кроме того, Танатес и не подумает переодеваться. И Джерек – тоже.

– Ты – не Танатес. И не Джерек.

– Что ты имеешь в виду? – разозлился оскорбленный Коул.

– Да ничего. Слушай, ты что тут вообще делаешь? На тот случай, если ты не заметил, мы, девушки, здесь уединились. И Коринна могла быть не одета, когда ты сюда вломился.

Коул нахмурился.

– Прекрасно. Я ухожу. Я просто думал заглянуть, чтобы сказать тебе, что мы приглашены на свадьбу Белой Госпожи через пару недель. Тебе следовало бы, вероятно, прихватить шлем.

Саша вспомнила жестокую битву в небесах между лордом- магом Телассы и Танатесом. Казалось почти невозможным, что они могут отбросить ненависть и воскресить любовь друг к другу спустя пять столетий вражды.

– После всего, что произошло? – спросила она с недоверием.

– Приятно узнать, что некоторые из нас могут научиться любить, – выпалил Коул в ответ.

Повернувшись, он вылетел из палатки, прежде чем Саша успела отреагировать, оставив ее с открытым ртом и сотней злых реплик на языке.

Коринна перехватила взгляд Саши.

– Что между вами происходит?

Саша вздохнула.

– Тебе лучше не знать.

Спустя полчаса она оставила палатку Коринны, чтобы подготовиться самой. Пройдя через лагерь, девушка направилась к холму, который поднимался к Западной Скале, где она и Коул жили – в отдельных комнатах – в последней гостинице, оставшейся в городке. Горцы кивали девушке, когда та проходила мимо, отдавая ей дань уважения за ту роль, которую она сыграла в обеспечении будущего их народа.

Подробности происшедшего на хребте Дьявола большинству были неизвестны. Странный бард, Дрожун, уже навещал Сашу пару раз. Он обещал написать эпическую поэму, благодаря которой ее имя навечно станет легендарным. Все это казалось каким-то нереальным, словно происходило с кем-то другим. После всех выпавших на ее долю невзгод невозможно было поверить, что все наконец меняется к лучшему, даже если сама она стала каким-то уродцем: неуравновешенным мутантом с физическими изменениями, обладавшим способностями, проявления которых могли привести к смерти и ее самой, и окружающих.

Заметив впереди Брика, она направилась к нему. Огненноволосый юнец болтал с группой мужчин-горцев, посмеиваясь и перебрасываясь шуточками, словно вырос среди них, а не познакомился с ними каких-то шесть месяцев назад. Очаровательный парень, он, несомненно, станет хорошим мужем для Коринны. По лагерю ходили слухи, что у Карна Кровавого Кулака и Брэндвина Младшего, двух вождей, которые совместно управляли горцами, были большие планы в отношении юной пары.

– Саша! – приветствовал он девушку, взяв обе ее руки в свои.

Брик одарил ее широченной улыбкой, его зеленые глаза блестели от удовольствия. Он напоминал ей Коула, когда тот был моложе. И счастливее. Внезапно она ощутила себя виноватой.

«Это не моя вина».

Брик был одет в синюю куртку и новые кожаные штаны, высокие черные сапоги и ремень, который выглядел несколько претенциозным. Заметив, что Саша смотрит на ремень, парнишка покраснел.

– Это – моего дяди Гластона, – сообщил он. – У него были свои недостатки, но мне хотелось надеть что-нибудь, принадлежавшее ему.

Саша приобняла его.

– Наверное, волнуешься.

– Немного, – признался он. – Знаешь, жаль, что Кейн не увидит, как мы поженимся. По крайней мере, Джерек придет.

Саша печально кивнула.

– Он будет наблюдать за тобой мысленно, – сказала она в утешение.

– Так, – согласился Брик. Он уже начал перенимать словечки и выражения горцев. – Думаю, пора мне приступить к последним приготовлениям. Мы поженимся прямо перед большим шатром Карна. Церемонию проведет какой-то «варуги».

– Вероний, – поправила его Саша.

Девушка вздрогнула, вспомнив развращенных вероний в пещере на хребте Дьявола. То, что она повидала за прошедшие несколько дней, останется с ней навсегда.

Прощаясь с Бриком, она взъерошила его рыжие волосы.

– Ты ведь позаботишься о Коринне, правда? Она – чудная девушка.

«Думаю, некоторые из нас должны быть такими».

– Уверен, что можешь это сделать? Чародейка сказала тебе не двигаться. А я ей сказал, что ты упрямый идиот.

Он стиснул зубы и поднялся с тюфяка.

– Я такое не пропущу, – заявил он. – Тебе придется меня удерживать.

Джерек нахмурился.

– Я к тебе не прикоснусь. Ты смердишь.

Бродар Кейн не мог возразить. Прикованный к постели уже несколько недель, он был слишком слаб, и его хватало лишь на то, чтобы сунуть в рот еды дрожавшими руками да отпить воды из кувшина. Как сказала целительница, наблюдавшая за его восстановлением, ему очень повезло, что он вообще остался в живых. Сердечный приступ, который он пережил, должен был его убить. Много чего должно было его убить, подумал он уныло.

Несмотря на резкие слова, Волк протянул руку и с поразительной нежностью помог Кейну подняться. Старый воин, пошатываясь, сделал шаг, пробуя ноги. Они тряслись, как листья на ветру, но, по крайней мере, в коленях больше не было жгучей боли. Подняв руку к подбородку, он ощутил колючую бороду.

– Думаешь, мне следует побриться для церемонии? – спросил он.

Джерек бросил на него взгляд, который с исчерпывающей ясностью дал понять, что ему на это совершенно наплевать.

– Как Магнар? – спросил Кейн, решив сменить тему.

У него остались смутные воспоминания, что сын заглядывал навестить его один или два раза, но Бродар не смог припомнить, что они сказали друг другу.

Волк пожал плечами.

– Он не часто выходит, – проворчал Джерек.

Волк сидел на деревянном стуле возле входа в палатку и смотрел на Кейна своими темными глазами. Как говорила женщина, отвечавшая за выздоровление Кейна, Джерек провел с ним больше времени, чем кто-либо другой. Даварус Коул, который заходил проведать его несколько раз, с изумлением рассказывал, как Волк в одиночку вынес Кейна из долины и доставил на борт «Искателя», словно это был ребенок, а не две сотни фунтов жестких мускулов и мучительных сожалений.

– Не знаешь, идет ли он на церемонию? – настаивал Кейн. – Ты его спросишь?

– Это не мое дело.

Бродар отмывал грязь с кожи над маленькой раковиной в углу палатки и старался не падать духом. Им с Магнаром требовалось поговорить. Ему так хотелось помочь сыну. По крайней мере, сейчас он располагал временем, чтобы попытаться это сделать. Возможно, впервые в жизни у него не было никаких обязательств. Не от чего бежать. Некому мстить кровавой местью..

«Я свободен, – подумал он. – Свободен наконец».

Затем он опустил взгляд на серебряное обручальное кольцо на пальце и ощутил признательность за то, что мыльная вода на лице скрыла его слезы.

Возле малинового шатра Карна Кровавого Кулака собралась огромная толпа. Там соорудили небольшой деревянный помост, на котором стоял самый древний вероний, какого когда-либо приходилось видеть Кейну, тяжело дышавший, согбенный старец. Бродар Кейн шагал в толпе горцев рядом с Джереком, пытаясь высмотреть Брика и его будущую жену. На него с любопытством оборачивались – и молодые, и старые, и все, кто посередине. Он заметил, что на него смотрит Финн, лицо которого походило на злую маску. Там была и Рана, окруженная чародейками своего круга. Встретив его взгляд, она нахмурилась. Бродару пришлось самому себе признаться: его удручает то, что она по-прежнему испытывает к нему неприязнь.

– Ты спас этой стерве жизнь, – проскрежетал Джерек. Волк никогда не смягчал высказываний. – Самое меньшее, что она могла бы сделать, – проявить хоть немного признательности.

Кейн покачал головой. Он спас Ране жизнь не для того, чтобы изменить ее мнение о себе. Он спас ей жизнь потому, что так было правильно.

– Бродар Кейн, – приветствовал его мягкий голос Брэндвина Младшего, и старый воин повернулся. – Приятно снова видеть тебя на ногах.

– Только вот поднялся, – ответил Кейн. – Не думаю, что возьмусь за какое-нибудь грандиозное дело в ближайшее время. Или вообще когда-нибудь, если по-честному.

– Я наслышан о твоих подвигах, – широко улыбнувшись, сказал молодой вождь Зеленого предела и провел рукой по своей рыжеватой бороде. – Парень из Сонливии, Даварус Коул, был рад поделиться историей о том, как ваш маленький отряд героев сразил Герольда. Вместе вы дали нашему народу шанс восстановиться. Ты помнишь наш разговор на берегу реки Мечей?

Кейн нахмурился.

– Так. Я сыграл свою роль. Думаю, теперь – твой черед. Настало время посеять семена, поливать их понемногу и посмотреть, каковы будут результаты.

Брэндвин кивнул.

– По соглашению с Белой Госпожой мы сможем обосноваться в городах и деревнях к северу от Сонливии, а также построить собственные поселения в местах, которые сочтем подходящими. Жители Низин понесли тяжелые потери в войнах так же, как и мы. Вместе мы сможем создать новое будущее – мира и процветания. Хотя некоторые среди нас, похоже, более склонны к применению силы, нежели к сотрудничеству. К дальнейшей экспансии вместо закрепления того, что мы имеем.

Вождь нахмурился, устремив взгляд на большой шатер за ними. Было ясно, кого он имеет в виду.

Кейн осмотрелся.

– А где Карн? – спросил он.

– Он с горсткой самых преданных людей уехал по какому-то делу на юге. Полагаю, вернется к церемонии между этой «Белой Госпожой» и ее возлюбленным.

– Танатесом, – уточнил Кейн. – А он здесь?

Брэндвин кивнул в сторону, и Бродар увидел чародея, стоявшего несколько поодаль от всех. Его лоб был покрыт потом от послеполуденной жары. Кейн и Джерек направились к нему.

– Рад встрече, – приветствовал его Бродар.

– Меч Севера! – воскликнул Танатес. – Так здорово слышать твой голос.

Мужчины пожали друг другу руки. Даже Джерек снизошел до хриплого «порядок», что всегда было знаком уважения со стороны этого сумрачного воина.

– Я слышал, тебя следует поздравить, – решился Кейн. – Вскоре отправишься под венец вслед за юным Бриком.

Танатес покивал, и его жест напомнил Кейну ворона, облик которого так часто принимал чародей.

– Странное дело, сказал он. – Я ненавидел Элассу за то, что она со мной сделала. Я обещал, что заставлю ее заплатить за это десятикратно. И все же месть не принимает в расчет любви.

– Любовь могущественна, – заметил Кейн.

– Есть и другие причины для нашего брака, – признался Танатес. – Я хочу потребовать назад трон. Когда я снова стану править Далашрой как ее законный король, союз с Телассой через этот брак будет для нас обоих огромным преимуществом.

– Политика, – удрученно сказал Кейн. – Как правило, у меня никогда не было времени для этого дерьма.

– Считай, что тебе повезло, – отозвался Танатес с кривой ухмылкой. – Некоторые из нас лишены такой роскоши. А, вот и юные влюбленные.

Повернувшись, Кейн увидел Коринну и Брика, которые шли к шатру Карна. Толпа перед ними расступалась, взволнованную девушку и ее будущего мужа сопровождали приветственные возгласы и иногда игривые замечания. Наряд Коринны напомнил Бродару платье, которое было на Мхайре во время их церемонии соединения. Он почувствовал, как по щеке покатилась слеза, и вытер ее тыльной стороной ладони.

«Ты размякаешь», – произнес голос в его голове. Мгновением позже он осознал, что это теперь не имело никакого значения. Он покончил с битвами. Меч Севера – оружие, у которого больше не было цели. Возможно, пришло время позволить острию притупиться. Хотя хмурому воину рядом с ним, вероятно, нашлось бы что сказать по этому поводу.

– Кейн! – радостно воскликнул Брик.

К немалому удивлению Бродара и против всякого этикета, разодетый юнец, подойдя к нему, обнял старого горца.

– Я думал, ты не придешь! – взволнованно сказал он.

– Я не мог такое пропустить, верно? – ответил Кейн с широкой улыбкой.

Джерек кивнул Брику и буркнул «порядок», в котором даже прозвучала нотка тепла – ну, если закрыть глаза и прислушаться крайне внимательно.

Коринна по-прежнему выглядела очень взволнованной и, возможно, немного расстроенной.

– Что-то не так? – мягко спросил Кейн.

Юная чародейка потупила взгляд.

– Мой отец всегда хотел выдать меня замуж, – сказала она. – Хотел сопроводить меня под венец. Но он мертв, и у меня никого нет.

Кейн понял, что ему надо сделать. Он протянул руку, не обращая внимания на то, как она онемела. По всей вероятности, она никогда не станет прежней, не позволит ему орудовать мечом, как раньше, ну да ладно. Он больше не будет вершить насилие.

– Почту за честь выступить твоим духовным отцом, – сказал он. – Если ты пожелаешь.

Коринна посмотрела на него своими голубыми глазами, и ее очаровательное лицо расплылось в улыбке. Ее нежная ручка легла в его загрубелую ладонь, и они втроем направились к вероний, ожидавшему на возвышении.

Мудрец провел священные ритуалы земли, огня и воды, вознося молитвы духам суши и моря. Брик был поражен, когда ему предложили взять огонь из сморщенной руки верония, но Коринна улыбнулась ему, а Кейн подмигнул, и парнишка протянул ладонь, почти не колеблясь. Его веснушчатая физиономия отразила удовольствие: он осознал, что пламя не причинило боли, а скорее наполнило теплом, символизировавшим яркость их любви, которая не померкнет с годами.

Наконец мудрец поднес юной паре венок, сплетенный из веток деревьев, срубленных в лесу к западу отсюда.

– Пусть этот венок навсегда останется нетронутым, невзирая на течение времени, – провозгласил вероний. – Так же как будет крепнуть их союз, так и этот символ их любви будет все прочнее. Пусть не сломается он никогда.

Брик и Коринна подняли венок над головами под хор приветственных возгласов. Церемония подошла к концу, и на Кейна внезапно накатили воспоминания. Перед его мысленным взглядом за считаные мгновения пронеслась вся его жизнь.

Нападение на деревню демона, перебившего всю его семью, бегство перепуганного мальчишки, крики брата, которые преследовали годами.

Присоединение к Хранителям. Десять лет службы в Сторожевой Цитадели, на защите родины.

Первая встреча с Мхайрой. Ее улыбка, которая могла осветить целую комнату. Женитьба на ней в окружении друзей и товарищей.

Многие годы, проведенные во мраке, в отчаянном стремлении к свету, который всегда был в ней – в Мхайре, и в сыне. Один источник света уже погас и больше никогда не озарит ему путь, но воспоминание о нем будет согревать его до самого дня смерти. Другой – стал тусклым и отчаянно старается продолжать гореть. И на Кейне лежит ответственность взлелеять этот огонь, чтобы он заблистал вновь.

Он вспомнил предсказание провидицы.

«Ты послал Сломленного короля на смерть».

Это предвидение оказалось ложным. Магнар здесь, и он – в безопасности. Ему и его сыну был дан второй шанс. Возможность начать все сначала. Кейн безмолвно поклялся, что использует ее и сделает все, что в его силах, в оставшиеся ему годы. Он сделает это для Мхайры.

– Ты плачешь, – заметила Коринна.

Она и Брик обменялись кольцами, и теперь у обоих на пальцах были золотые ободки.

– Слезы радости, – сказал Кейн. – Поздравляю, девочка. Ты сделала хороший выбор. Пророчество или не пророчество, но ему суждены великие дела, вот что я думаю.

Он обнял юную чародейку, а затем – Брика.

– Позаботься о ней, – сказал Бродар.

– Конечно, – обещал Брик. – Ты нас навестишь? Когда вернешься из Города Башен?

– Непременно, – заверил Кейн.

– А Джерек? А ты?

Волк держался поодаль. Этот человек никогда не проявлял чувств открыто, но, к несказанному удивлению Кейна, он протянул руку и похлопал Брика по плечу.

– Так, – проворчал Джерек. – Я тебя навещу.

Кейн простился с новобрачными. Выступить духовным отцом для Коринны стоило ему неимоверных усилий, и его отнюдь не обрадовало появление барда, Дрожуна, с листом пергамента в одной руке и пером – в другой.

– Бродар Кейн! – воскликнул он. – Минутку твоего времени! Я тружусь над поэмой, о которой говорил тебе.

– Может, позже, – проворчал Кейн. – Заходи ко мне в палатку, если захочешь. А сейчас мне нужно отдохнуть.

– Конечно, я понимаю.

Несмотря на сказанное, Дрожун топтался на месте, и тут Рана подошла к Брику с поздравлениями. Огненноволосый юнец что-то ответил и, повернувшись, указал на Кейна, который заметил, что чародейка подняла на него глаза.

– Что-то не так? – спросил Кейн Дрожуна.

– Нет. Это парадокс, вот и все. Счастливый конец – последнее, на что все рассчитывали.

– Жизнь полна сюрпризов, – заметил Кейн и вновь посмотрел в сторону Брика.

Он ожидал наткнуться на злой взгляд Раны, которая, возможно, спорила с юнцом, призывая его держаться подальше от престарелого убийцы, печально знаменитого Меча Севера. Человека, у которого за душой – ничего и ни для кого, особенно – для подающего надежды парня, перед кем открыт весь мир. Вместо этого она встретила взгляд Кейна и улыбнулась.

 

Грозный отряд

Теласса сияла, как жемчужина под ярким солнцем.

Саша никогда прежде до конца не осознавала, насколько прекрасен этот город. Возможно, ей потребовалось пройти через ад – и свой собственный, и почти буквальный, – чтобы научиться видеть хорошее даже среди всего столь неправильного и уродливого.

Улицы, ведущие к дворцу, были переполнены людьми. Она вспомнила, как шла по этому проспекту ночью, рядом с сестрой, под музыку невидимых инструментов. Сейчас по поводу предстоящего события воздух наполняли радостные мелодии, а не гипнотическая пульсация, как перед Осеменением. Под совершенным летним солнцем, в окружении улыбавшихся лиц легко было забыть те ужасы, которым подвергала свой город Белая Госпожа, чтобы обеспечить его безопасность.

Мраморный дворец словно выплавился из мерцающего воздуха впереди. Именно здесь Белая Госпожа Телассы и Танатес, король-чародей Далашры, скрепят брачные узы и союз, путь к которому занял пятьсот лет.

Она увидела группу горцев, ожидавших у ворот дворца, – Карна Кровавого Кулака и Брэндвина с небольшими эскортами воинов. Несколько поодаль находились Бродар Кейн и Джерек вместе с молодым человеком, вероятно Магнаром, сыном Кейна. Заметив девушку, старый воин махнул ей. Улыбнувшись, Саша махнула в ответ. Здорово, что он поправился.

Даварусу Коулу, однако, было не вполне хорошо. Сменив кожаный наряд на свежую пару брюк и белую льняную рубашку с широкими манжетами, он выглядел очень привлекательно, хотя несчастное выражение его тревожаще бледного лица несколько портило впечатление. Лоб юноши блестел от пота – явно не только из-за жары. Даварус качал головой, словно прислушиваясь к чему-то, что мог слышать один он и что ему, очевидно, не нравилось.

Наклонившись к нему, Саша прошептала:

– Ты нормально себя чувствуешь?

– А я нормально выгляжу? – выпалил он в ответ.

– Нет. Потому я и спрашиваю.

– Не притворяйся, что тебя это заботит.

Саша остановилась, как вкопанная, посреди проспекта.

– Ты же знаешь, что меня это, блин, заботит, – прошипела она. – Сегодня не ты в центре внимания, Коул. Если собирался вести себя, как кретин, тебе не стоило идти.

В ответ он посмотрел на нее так, что она похолодела. Не только ярость встревожила ее в его глазах. Она увидела в них голод. За те годы, что Саша знала Коула, он внушал ей разные чувства, но никогда раньше от него не исходила угроза.

– Похититель не питался уже несколько месяцев, – проговорил он хриплым шепотом. – Я люблю тебя, Саша, но тебе нужно знать, что мне хочется извлечь Проклятие Мага и всадить его тебе в грудь. Я хочу накинуться на толпу и перебить всех до одного. Сделать так, чтобы мраморные улицы покраснели от крови. Таково мое проклятье. Не путай: я чудовище, а не кретин.

Ошеломленная услышанным, Саша мучительно подбирала слова.

– Мне очень жаль, – начала она, но Даварус уже повернулся и бросился в толпу горожан.

Глядя ему вслед, девушка испытывала одновременно чувство вины и страх.

Пока Саша раздумывала, не кинуться ли за Даварусом вдогонку, ворота дворца перед ней медленно открылись. Из них появился член Совета и вежливо попросил собравшихся горцев отойти от входа. Откуда-то из города донесся звук гонга, такой громкий, что его, должно быть, усилили с помощью магии.

К дворцу маршировал отряд вооруженных Белых Плащей. Толпа на проспекте расступилась, и Саша оказалась на обочине вместе со множеством зевак. Мгновением позже она поняла почему. К дворцу безмятежно и плавно шествовала ослепительно прекрасная в своем свадебном платье, подлинном произведении искусства, над которым целый месяц трудились несколько лучших швей города, Белая Госпожа Телассы.

За лордом-магом тянулись ее служительницы. Саша ахнула. Их были сотни, этих кукол с фарфоровой кожей, которые следовали за хозяйкой нескончаемой извивающейся процессией.

Белая Госпожа достигла дворцовых ворот и повернулась к собравшейся толпе. Там она подождала, пока Нерожденные выстроятся тремя длинными шеренгами позади нее.

Лорд-маг Телассы медленно воздела руки к небесам. Саша находилась довольно далеко, и у нее был не очень хороший обзор. Она сосредоточилась на вечной чародейке, ее усиленные имплантатами глаза сфокусировались, и неземная красота Белой Госпожи заполнила собой все поле ее зрения. Бессмертная волшебница заговорила, и в ее голосе зазвучала великая скорбь, глубина которой могла бы поспорить с водами огромной городской гавани.

– Я предстала перед вами в этот самый радостный из дней, чтобы попросить прощения, – сказала она, и ее голос несся по длинному проспекту, словно успокаивающий ветерок. – В течение пяти сотен лет я стремилась сделать этот город подобным маяку во тьме. И все же там, где есть свет, есть также и тень. Я совершала ужасные деяния, чтобы сохранить независимость нашего города. Я не могу отказаться от этих деяний или от безрассудных жертв, которых требовала от вас.

За словами Белой Госпожи последовала тишина. Затем послышался ропот, людей с невероятной быстротой охватывало смятение. «Они не знают, – напомнила себе Саша. – Совет отравил городские запасы воды и стер людские воспоминания. Зачем она говорит им все сейчас?»

В памяти ее возникла служительница Белой Госпожи – ее доверенное лицо? – в пещере адептов культа Безымянного. Смятение в ее чертах. Не в ту ли минуту лорд-маг города поняла весь ужас совершенных ею преступлений? Стремилась ли она облегчить бремя вины перед свадьбой? Или любовь, которую она, по-видимому, открыла заново, восстановила нечто сломанное внутри нее? Отчего-то Саша и себя почувствовала виноватой. Она огляделась в поисках Коула, но даже усиленное зрение не помогло обнаружить его в толпе.

– Вам, мои подданные, я приношу свои извинения, – продолжала Белая Госпожа. – Извинения и обещание лучшего будущего. Магического барьера вокруг города больше нет. Когда завтра взойдет солнце, Телассу откроют для торговли с Сонливией, и с Раздробленными государствами к югу, и с Ничейными землями к востоку. Вместе мы сделаем Телассу самым процветающим городом на севере. Но сначала нужно разобраться с огромной несправедливостью. – Из фиолетовых глаз лорда-мага потекли слезы. Она повернулась к шеренгам Нерожденных. – Вы достаточно вытерпели, – объявила она.

Я освобождаю вас из неволи.

Служительницы начали рассыпаться. Они распадались одна за другой, превращаясь в тончайшую пыль, которая поднималась в воздух и плыла в нем над проспектом, поблескивая в лучах солнца. Была уничтожена первая шеренга Нерожденных, затем вторая, потом третья, пока наконец лорд-маг Телассы не осталась в одиночестве, полчище ее служительниц обратилось в пыль, и лишь огромное золотистое облако над городом напоминало об их существовании.

Лорд-маг опустила руки. Последовала напряженная тишина, а потом облако упало сверху и накрыло толпу на проспекте, вызвав сначала возгласы ужаса, а затем – приятного изумления, когда стало ясно, что оно не причиняет людям никакого вреда.

Саша стерла пригоршню пыли с обритой головы и посмотрела на ладонь. Ей казалось, что пыль будет неприятной на ощупь, но она напоминала лишь тончайший золотистый песок, который сначала светился, а затем стал улетучиваться, утратив магию.

– Вскоре к вам вернутся воспоминания, что я похитила у вас, – объявила Белая Госпожа. – Сейчас я не буду больше ничего объяснять, скажу лишь, что приму ваш гнев. Но не приму осуждения, ибо никто, кроме тех, на кого возложена ответственность вести свой народ в мире без богов, не сможет понять моего бремени. Я оставляю вас сейчас, наслаждайтесь праздником. Завтра мы начнем все сначала. Наступит новая эпоха для человечества.

С этими словами Белая Госпожа развернулась и умчалась во дворец. Саша потрясла головой, избавляясь от оставшейся пыли. Столько сюрпризов сегодня, а ведь еще и полдень не наступил. Она встретилась взглядом с женщиной, стоявшей напротив, членом Совета низшего уровня. Саша улыбнулась ей, стараясь проявить дружелюбие, но получила в ответ лишь отсутствующий, безучастный взгляд. Лицо женщины казалось странно безжизненным.

Саша ушла с проспекта, чтобы опять поискать Коула, но через минуту споткнулась, ее голову наполнили незнакомые мысли и воспоминания, хаотичный, ничего для нее не значивший набор образов. Они быстро исчезли, но поразили ее до глубины души. Подобное случалось с ней довольно часто в последнее время, но днем – впервые.

– Надеюсь, имплантаты тебя не беспокоят.

Повернувшись, Саша уставилась в лицо знакомого Исчезнувшего. Его темно-синий плащ был небрежно перекинут через плечо. Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.

– Айзек! – воскликнула девушка.

– Рад встрече. Я боялся опоздать на свадьбу.

– Не волнуйся. Танатес еще не появился. Что ты тут делаешь?

Судья поднял руку, прикрыв лицо от солнца.

– Принц Обрахим задерживается, поэтому я прибыл вместо него. Он занят подготовкой к свадебной церемонии брата. Савериан и моя сестра, завершив работу в Сонливии, вскоре прибудут в Новую Малагу. Казалось правильным, чтобы по крайней мере один представитель моей расы присутствовал на свадьбе наших новых союзников.

Айзек заметил у себя на щеке пятнышки золотистой пыли. Стерев ее, он посмотрел на пальцы с кривой усмешкой.

– Знаешь, это напоминает мне ритуал, который мы практикуем по завершении нашей церемонии соединения жизней. Традиция восходит к Прежним Временам наших предков. Записей о той эпохе почти не осталось, но даже крупицы известного показывают, как поразительно много отзвуков Старой Терры обнаруживается в здешних землях.

– Возможно, именно потому ваши Пилигримы и выбрали это место для поселения, – заметила Саша. – Оно оказалось им знакомым.

– Возможно, – согласился Айзек. – Или, быть может, эти земли и те, что принадлежали моим предкам, имеют общего Создателя. В Прежние Времена у него было несколько имен, но все они сейчас позабыты.

– Такова судьба всего на свете, – сказала Саша. – Быть забытым.

– Мрачная мысль для столь замечательного дня, – шутливо ответил Айзек.

Выражение его лица внезапно изменилось, теперь он выглядел огорченным.

– Мне бы хотелось разделить его с одним человеком.

– Одним человеком?

– Да, – ответил Айзек. – С Полумагом. Я искал его в Сонливии, думал привезти его сюда, чтобы он посмотрел на свадьбу. Но я опоздал. Он исчез.

– С Полумагом? – повторила Саша. – Так это он заставил тебя изменить мнение? О том, что человечество неисправимо?

– Да, это был он.

– Почему? – спросила девушка.

Слова фехда звучали невероятно, ведь ей Полумаг показался какой-то горькой оболочкой человека.

Айзек помолчал минуту, прежде чем ответить.

– Я увидел в нем правду о людях. Что самые уродливые среди вас способны на поразительную красоту души. Что как бы ваша короткая жизнь ни ломала вас, в лучших из людей есть нечто, что не разбивается. Он показал мне, что герой подчас скрывается под самой негероической внешностью. Что можно принять любое несовершенство, ведь главное – доброе сердце.

Саша слушала Айзека, и с каждым его словом волнение ее нарастало. Она увидела, как Бродар Кейн обнял сына и повел его во дворец.

– Извини, – сказала она фехду и направилась в сторону гавани, где исчез Коул, погруженный в глубины своих кошмаров.

– Ты уходишь? – долетел до нее голос Айзека. – А как же свадьба?

– Они справятся без меня, – ответила она. – Мне нужно кое-кого найти.

Кейну никогда не приходилось видеть ничего подобного дворцу Белой Госпожи. Его роскошь затмевала Великую Резиденцию Сердечного Камня, сверкающий мрамор и золотые скульптуры посрамляли заплесневелые меха и потускневшие доспехи, гордо выставленные в королевском зале приемов. Восседавшая в центре своего тронного зала Белая Госпожа походила на богиню во плоти. Танатес рядом с ней выглядел весьма потрепанным, несмотря на то что на нем был новый плащ и он решил прикрыть глазницы черной шелковой повязкой. Солнечный свет, проникавший в окна в сводчатом потолке над троном, окутывал теплым сиянием двух магов и собравшихся гостей, которые сидели на скамьях перед тронным возвышением.

Этот город и его дворец, как и «Искатель», делали мелким все, что Бродар Кейн некогда считал грандиозным. Случись подобное раньше, должно быть, это выбило бы его из колеи, заставило бы подвергнуть сомнению свое место в мире. А сейчас он обнаружил, что такие вещи его не волновали. Все, что ему было нужно, находилось рядом.

– Ты в порядке, сын? – спросил он в третий раз.

Кейну стоило невероятных усилий уговорить Магнара присоединиться к группе горцев – гостей праздника, но в конечном счете ему это удалось. Магнар отнюдь не выглядел довольным, но сам факт, что он сделал такой большой шаг вперед, означал: он находится на пути к восстановлению. Гордость наполняла сердце Меча Севера, стоило ему просто посмотреть на сидевшего рядом сына.

– Сколько еще это продлится? – прошептал Магнар.

Кейн усмехнулся, разделяя чувства сына. Сначала они высидели бесконечное жужжание министра Совета, который перечислял условия заключения брака. Затем двум чародеям представили на подписание уйму листов пергамента. Танатесу понадобилось, чтобы кто-то зачитал ему документы. Среди горцев было не много грамотных людей, но Брэндвин вызвался помочь. Куда подевались юный Даварус Коул и Саша, подумал Кейн. Вполне вероятно, снова поссорились и теперь где-нибудь остывали.

Свадьба двух магов сильно отличалась от церемонии соединения Брика и Коринны. Центральное место в торжестве горцев занимало почитание духов. У жителей Низин все происходило по-другому. В былые времена они, очевидно, произносили клятвы перед лицом богов, но учитывая, что, по крайней мере, сегодняшняя невеста приняла самое активное участие в их уничтожении, Кейну было понятно, почему боги более не заслуживали здесь особого упоминания.

Он вспомнил собственную церемонию соединения. Самый счастливый день его жизни, не считая дня, когда жена принесла в мир его сына.

Документы были наконец подписаны. Джерек рядом с Кейном поерзал и с трудом подавил зевоту. Волк, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке еще в большей степени, чем Магнар. Он не сказал почти ни слова с тех пор, как они сошли с кораблика, который перевез их через пролив. Старого горца немало удивило то, что Волк вообще решил сюда приехать. Быть может, он сделал это в знак любезности Танатесу, которого, кажется, счел «в порядке».

«Или, возможно, просто хочет удостовериться в том, что я тут не перестараюсь и не свалюсь с очередным сердечным приступом».

Сидевший напротив них Айзек встретился взглядом с Кейном и слегка кивнул ему. Старый воин не ожидал увидеть среди гостей Исчезнувшего. Было очень заманчиво подумать, что они не так уж и отличаются от людей.

«Ну, если не вспоминать о том, что они не стареют, и семи футов роста, и умнее любого живого человека. И у них есть оружие, способное разрушать миры».

Одна из членов Совета поднялась, чтобы вручить магам кольца, которыми они обменялись. Затем были наполнены два больших серебряных кубка, и та же женщина подала их Белой Госпоже и Танатесу. Она выпила кубок до дна, он же взял свой неловко и выплеснул содержимое на мраморный пол, вино потекло по ступенькам тронного возвышения. Слепого короля- чародея Далашры явно смутила собственная неуклюжесть, но лорд-маг Телассы одарила супруга улыбкой. Такую же дарила Мхайра Кейну бессчетное число раз, и, как помнил Бродар, все всегда снова становилось в порядке.

– Что, блин, за расточительство, – проворчал Джерек, испортив эту минуту, как мог сделать только Волк.

– Еще будет время выпить потом, – заметил Кейн. – И попировать, думаю, – тоже.

Он указал на столы в огромном пиршественном зале, располагавшемся за тронным. Они были уставлены всевозможными деликатесами Низин: зажаренными голубями, фруктовым желе и невероятным разнообразием сыров – он и не знал, что такие существуют.

Джерек собирался сплюнуть, но взял себя в руки и ограничился тем, что нахмурился.

– Да ну его, все это вычурное фуфло. Мне в любой день сгодится теплая похлебка и краюха хлеба.

Женщина – член Совета вернулась на свое место неподалеку от Кейна, который заметил, что у нее несколько отсутствующий вид. Вполне вероятно, что затянувшаяся свадебная церемония ее утомила, как и всех остальных. К счастью, торжество подошло к концу, и гостей вывели из тронного зала в соседний. Кейн выбрал себе мяса с нескольких блюд, но спиртного ему не хотелось, и к тому же ему строго-настрого велели избегать любых жидкостей, кроме воды. Магнар пил вино за двоих, осушая чашу за чашей с решимостью человека, желающего поскорее погрузиться в забытье.

Кейн смотрел, нахмурившись, на яблочный пирог, когда в него врезался один из воинов Западного предела. Могла произойти случайность, только вот несколько товарищей парня наблюдали за сценой с ухмылками во весь рот. Бродару удалось опереться о стол, по его пирог размазало по руке. Лицо толкнувшего его воина покраснело: он уже был полупьян.

– Извини, старик, – сказал он со свирепой ухмылкой, обнажившей желтые зубы. – Кажись, поскользнулся…

Джерек схватил его за плечи и развернул лицом к себе. Голова Волка дернулась вперед, расплющив нос задиры и вырубив его на месте.

– Надо же, какое совпадение, – проскрежетал Волк. – Кажись, и моя голова тоже поскользнулась, – сообщил он, сердито посмотрев на упавшего воина, товарищи которого потянулись за оружием.

Вмешался Карн: рык его пресек все споры. Вождь Западного предела повернулся к Кейну.

– Твой друг знает, как проявлять недовольство, – встретившись взглядом с Волком, с сожалением сказал он. – В этом, полагаю, мы похожи.

Кейн прокашлялся и вытер с рук теплый яблочный пирог.

– Я надеялся, что все подобное осталось позади.

– Я дал клятву, – прорычал Карн. – Я не нарушаю обещаний.

Джерек прищурился и отвернулся от стонавшего у его ног воина.

– Пойду-ка прогуляюсь, – объявил он и выскочил из зала.

Кейн смотрел ему вслед, озадаченный неожиданным уходом Волка. «Возможно, и к лучшему», – решил он. Менее всего ему хотелось оказаться причиной драки на свадьбе двух самых могущественных магов севера.

Брэндвин и его небольшая свита молча наблюдали за разыгравшейся сценой. По крайней мере, парней из Зеленого предела хватило на то, чтобы не напиваться. Кейн дружески кивнул Брэндвину, и тот так же кивнул ему в ответ. Айзека, похоже, щедрое угощение не впечатлило.

– Не хочешь есть? – спросил старый воин.

– Не могу не вспомнить о бездомных и голодающих в Сонливии, – объяснил Айзек. – Как-то неправильно вкушать все это изобилие, когда тысячи людей ходят голодными.

– А. – Кейн посмотрел на пирог, который только что поднес ко рту, и бережно вернул его на стол.

Айзек начал что-то говорить, но его внезапно оборвал громкий взрыв, который сотряс весь зал.

– Что за чертовщина? – проворчал Бродар.

Айзек сощурил обсидиановые глаза.

– Это донеслось с проспекта.

Они поспешили из пиршественного зала в тронный. Снаружи раздавались крики. Минутой позже на проспекте раскатисто забарабанило резкое ударное ра-та-та-та оружия Исчезнувших. Казалось, он продолжался целую вечность непрекращающийся рев, который загасил все крики, пока не воцарилась тишина.

Кейн присоединился к волне мужчин и женщин, хлынувшей из дворца к воротам. Магнар плелся позади, на его неустойчивой походке сказывалась чрезмерная выпивка.

– Держись ближе ко мне, – прошептал Кейн.

Выбравшись на улицу, они застыли на месте, с ужасом взирая на сцену побоища на проспекте. Участники празднества разбегались из дворца во все стороны. В расползавшихся по мраморной мостовой кровавых лужах судорожно дергались дюжины тел в белых плащах. Гвардейцев Телассы безжалостно скосили наводящий ужас беловолосый Исчезнувший и женщина в синем плаще, которые решительно приближались к дворцу.

– Савериан, – прошептал Айзек рядом с Кейном. – Мелиссан.

Страх, прозвучавший в голосе Судьи, заставил старого горца похолодеть. Савериан держал наплечную пушку перед собой, из ее ствола шел дымок. Мелиссан сжимала в каждой ладони ручную пушку.

– Генерал, что это значит? – спросил Айзек. – Это… это же убийство.

– Отставить, Судья! – рявкнул Савериан, не замедляя шага. – Дело тебя не касается.

Несмотря на всеподавляющую властность его голоса, Айзек шагнул навстречу своему командующему.

– Принц Обрахим обещал, что людям не причинят никакого вреда, – напомнил он.

Губы Савериана изогнулись в гневе.

– В этом суждение моего брата ошибочно. Я – щит, который защищает наш народ от зла. Я – меч, который отражал любые угрозы на протяжении пяти тысяч лет.

Подобно лунному свету и тени, из дворца появились Белая Госпожа и Танатес, за ними неожиданно возник Карн Кровавый Кулак, и Кейн услышал лязг стали, извлекаемой из ножен: горцы готовили оружие. Бродар завел руку за плечо и достал двуручный меч.

– Да вы на них посмотрите, – продолжил Савериан, слова его были пропитаны ядом неимоверного презрения. – Богоубийцы. Старики, прославленные геноцидом. Чародей-калека, которому давным-давно следовало умереть. Я не вижу среди этого жалкого сборища дитя смерти и девчонку-мутантку, но знайте, что они тоже встретятся с правосудием. Все они – монстры.

Савериан отшвырнул в сторону наплечную пушку и опустил руку на эфес прозрачного меча.

– Пять тысяч лет я защищал наш народ, – провозгласил он. Его голос звучал резко, как свист клинка в воздухе. – Я не веду переговоров с монстрами. Я их уничтожаю.

– Сэр, – сделал еще одну попытку Айзек. – Принц Обрахим дал слово. Наше слово.

– Я выбираю этот путь обдуманно, Судья, – проскрежетал беловолосый командующий. – Ответственность за безопасность моего народа – выше желаний моего принца. Я не потерплю, чтобы потенциальная угроза продолжала существовать, становилась сильнее и однажды причинила нам вред. Убирайся с моего пути.

– Нет.

Внезапно в руке Айзека оказался его прозрачный меч. Он бросил взгляд на Мелиссам, которая шла в нескольких шагах позади генерала.

– Сестра, – взмолился он. – Ты не можешь так поступать.

Мелиссам поколебалась секунду. Затем ее глаза сощурились, и она со злостью сказала:

– Человечество – отрава, а люди, которых ты стараешься защитить, – самая страшная отрава из всех них. Сделай, как велит Савериан, брат. Отступись.

– Нет.

– Тогда ты не оставляешь мне выбора, – заявил Савериан. – Кажется, мне придется добавить предателя своего рода к грозному отряду, которым ты так восхищаешься. Защищайся.

Генерал воздел меч.

Все, казалось, произошло одновременно. Два фехда сошлись в смертельном танце, их прозрачные мечи в солнечном свете засверкали алым. Белая Госпожа начала произносить слова заклинания, но, когда она подняла руки, серебристый свет, обволакивавший ее пальцы, замерцал и погас. Кейн повернулся к соотечественникам и призвал их защитить двух чародеев.

И тут Белая Госпожа дернулась. Из ее живота возник окровавленный конец лезвия меча, эфес которого держал не кто иной, как Брэндвин Младший.

Лорд-маг покачнулась назад, глядя в смятении на торчавший из тела меч. Она воздела руки, но ее магия опять замерцала и погасла.

– Размолотый в порошок абиссум, – спокойно сообщил Брэндвин.

Он сделал шаг в сторону, и вперед выступила дюжина членов Совета. У каждого в руке оказался нож, должно быть, спрятанный в одежде. Среди них находилась и женщина, которая подавала Белой Госпоже и Танатесу кубки в тронном зале.

– Мы насыпали его в твое вино, – пояснил Брэндвин. – Подарок от генерала Савериана. И эти невольники тоже.

Убийцы члены Совета, как один, накинулись на лорда-мага Телассы с ножами, а свита Брэндвина принялась разить воинов Западного предела, многие из которых были слишком пьяны, чтобы оказать серьезное сопротивление.

– Вероломный ублюдок! – взревел Карн, сжимая в руках Держащего Клятву. – Зачем? – крикнул он.

Он бросился к вождю Зеленого предела, но несколько воинов преградили ему путь.

Брэндвин, отпрянув назад, скользнул за спину здоровяка с двуглавым топором.

– Мир, – прошипел он. – Этой земле нужен мир, а не война. Такие, как ты, как Меч Севера, – вы не приносите ничего, кроме смерти. Лорды-маги, чародеи – они не приносят ничего, кроме бедствий. Наступает новая эра, и в ней нет места для тебя и тебе подобных.

Половину убийц членов Совета внезапно объяло черное пламя, их одеяния мгновенно сгорели, а плоть расплавилась, как горячий воск. Им противостоял Танатес, черты которого исказила дикая ярость. Вдруг слепой чародей зашатался спину его пронзила дрожащая стрела. Среди людей Брэндвина оказался лучник, который уже тянулся за новой стрелой.

Кейн увидел, что на него несется какой-то воин. Отбив его колющий удар, Бродар тут же перерезал ему сухожилия обратным ударом и собирался его прикончить, когда услышал крик Магуара.

Его сын лежал на полу, из спины его торчал меч. Словно во сне или в кошмаре, Кейн беспомощно смотрел, как воин Брэндвина вытянул клинок с влажным чмоканьем, усеяв все вокруг алыми каплями.

Из-под ног Кейна словно ушел пол. Бросившись к Магнару, он, не думая, снес одним ударом стоявшего над ним воина, наклонился и сжал сына в объятиях.

Магнар закашлялся, на губах его появилась кровь. Вокруг бушевала схватка, но Кейн не обращал внимания пи на что. Он прижал к себе Магнара, слезы застлали ему глаза, каждый хриплый вздох сына словно бил ему прямо в сердце.

Наконец он поднял взгляд. Увидел Белую Госпожу, стоявшую на коленях. Ее свадебное платье превратилось в кровавые лохмотья. Ее поразили уже десятки раз, но избиение продолжалось, ножи погружались в ее тело снова и снова, брызги крови летели на белый мрамор, на белые одежды невольников, которых Савериан внедрил каким-то образом во дворец.

Танатес, пошатываясь, шагал к супруге с торчавшими из спины тремя стрелами. Из его рук вырвалось черное пламя и испепелило оставшихся убийц.

Но было слишком поздно. Лорд-маг Телассы моргнула, в ее фиолетовых глазах застыло непонимание. Затем она осела на пол, ее голова мягко опустилась на мрамор, изодранное свадебное платье легло вокруг, будто саван. Умирая, она оставалась столь же грациозной, какой была в жизни.

Когда король-чародей Далашры опустился на колени возле ее тела, оно начало трескаться. Из последнего лорда-мага Благоприятного края излился золотистый свет, так же как из Салазара и Шамана, и вернулся в небеса, откуда был украден пять столетий назад.

Раздался крик Айзека, прозвучавший гласом колокола, предвещавшего их судьбу. Кейн увидел, как прозрачный меч Савериана пронзил тело Судьи. Генерал оттолкнул в сторону своего умирающего офицера и зашагал к слепому чародею, стоявшему на коленях над Белой Госпожой.

Несмотря на торчавшие из него стрелы, Танатес каким-то образом смог подняться. Из его рта вырвался бессловесный рев, и он послал в непреклонного генерала бушующий поток черного пламени. Любого смертного он изжарил бы до хрустящей корочки в мгновение ока, но генерал Савериан даже не замедлил шага. Его презрительная усмешка превратилась в гримасу, когда магическое пламя подпалило его плащ цвета слоновой кости, и из его белых волос повалил дым. Но огонь не затронул плоти. Казалось, командующий фехдов недосягаем для магии.

Поток пламени иссяк. Савериан спокойно опустился на колено и, подняв наплечную пушку, прицелился в безглазого мага. Будто почувствовав, что сейчас произойдет, Танатес начал менять обличье, превращаясь в ворона и поднимаясь в небо на крыльях, черных, как полуночная мгла.

У него это вышло чуть медленнее, чем было нужно. Воздух разорвало жуткое ра-та-та-та-та пушки Савериана, и из изменившего наружность мага во всю сторону брызнули перья, он камнем рухнул наземь и стал возвращаться в человеческий облик.

Окровавленное, изодранное тело Танатеса подергивалось рядом с телом его супруги. Чародей попытался приподнять голову.

Савериан обрушил ногу в сапоге на шею безглазого мага и стал душить его. Последняя судорога, и король-чародей Далашры умер.

Кейн стоял на коленях, держа на руках Магнара, и безмолвно смотрел на побоище. Все вокруг завалили трупы сожженных и зарубленных. Все люди Карна погибли, и только могучий вождь оставался в живых. Он был безнадежно окружен восемью воинами Брэндвина, хотя у его ног лежали два мертвеца. Дыхание Магнара слабело с каждой секундой.

Взгляды Кейна и Брэндвина встретились. В глазах вождя Зеленого предела мелькнуло что-то похожее на стыд.

Затем прогремел голос Савериана.

– Пусть этот вождь встанет против меня, – велел генерал, показав на Карна.

Воины, окружавшие Карна, отступили, и огромный горец медленно повернулся, его могучая грудь поднималась и опускалась. Нахмурившись, он смотрел на беловолосого бессмертного.

Савериан презрительно усмехнулся и поднял прозрачный меч.

– Покажи мне, – прорычал он, покажи мне лучшее, на что способно человечество.

Темные глаза Карна сощурились. Он осторожно приближался к Савериану, меч его находился в оборонительной позиции. Генерал Исчезнувших держался небрежно, почти лениво. Внезапно Карн рванулся вперед со стремительностью змеи, нацелив могучий удар в грудь Савериану.

Ответ Савериана оказался слишком быстрым, чтобы за ним можно было уследить. Его меч сверкнул раз, другой. Карн, шатаясь, подался назад, на его животе выступила кровь. И на руке. Он попытался снова, атакуя со всей своей свирепостью, со всей чудовищной силой, но как ни искусен был вождь Западного предела, противник превосходил его целиком и полностью. Вскоре он весь покрылся ранами, а кожаные доспехи иссекли красные полосы. Держащий Клятву выпал из его бессильных пальцев, зазвенев на залитом кровью мраморе. Хрипло дыша, он рухнул на одно колено.

Савериан навис над Карном.

– Лучшие из вас, – изрек он с презрением, – предсказуемо никчемны.

Прозрачный меч генерала сверкнул, и голова Карна слетела с плеч, его труп с глухим стуком ударился о мостовую. Затем генерал наклонился и, подняв Держащего Клятву, стал рассматривать руны, выгравированные на клинке. Похоже, они его позабавили.

– Детская игрушка, – провозгласил он.

С мощным выдохом он переломил меч об колено.

– Я здесь закончил, – объявил генерал, отбросив сломанный клинок.

Он указал Брэндвину на Кейна:

– Прикончи соотечественника. Я не стану больше тратить времени на пустые легенды. Тебя провозгласят вождем твоего народа, как договорились, при условии, что будешь помнить свое место.

Кейн лишь смутно осознавал, что его окружают воины Западного предела. Все мысли были о сыне, умиравшем у него на руках.

– Мне так жаль, – сокрушенно прошептал он. – Это я заставил тебя приехать сюда.

И тут он вспомнил провидицу, и ее слова эхом отдались в его голове. «Ты послал Сломленного короля на смерть».

Он опустил руку в мешочек, висевший на поясе. Нащупал там локон Мхайры и сжал его пальцами. Притянул к себе Магнара.

Он почти не видел, как блеснул стальной клинок, опускаясь к его шее. Лишь краем сознания уловил, как в самое последнее мгновение его отбил в сторону появившийся невесть откуда топор.

– Вставай, Кейн. Вставай, мать твою. Мы здесь не умрем. По крайней мере, не забрав с собой как можно больше.

Хриплый голос объял Бродара так же надежно, как сильная рука сжала его плечо, поддержав в ту минуту, когда он так в этом нуждался.

Джерек с топорами в руках был рядом. Глаза Кейна встретились с глазами Волка. Два воина обменялись взглядами, как и сотни раз раньше.

Бродар Кейн нежно опустил Магнара наземь и встал на ноги. Поднял двуручный меч.

– В последний раз, прошептал он.

– В последний раз, – проскрежетал Джерек и, сплюнув, поднял топоры.

Воины Брэндвина набросились на них.

Их превосходили четыре к одному, Кейн лишь несколько недель назад поднялся с койки, которая едва не стала его смертным ложем. Его руки тряслись от каждого взмаха мечом, глаза затуманило от горя. Он был стар, изнурен и сломлен. Он был человеком, который потерял все.

И потому он отбросил все мысли об этом человеке и стал оружием. Снова стал Мечом Севера.

Отбив удары копья и меча, он рубанул по незащищенным конечностям. Клинок просвистел мимо его уха, промахнувшись на долю дюйма. Несколько скользящих ударов достигли цели, но Бродар не обращал внимания на боль, на кровь, струившуюся по его рукам и бедрам. Двуручный меч ответил на эти царапины десятикратно, отсекая конечности, круша руки и ноги. Одного воина он пронзил насквозь, здоровенного ублюдка с двуглавым топором. На него с копьем наперевес кинулся другой, пытаясь воспользоваться тем, что Кейн опустил взгляд. Тяжело дыша, Бродар с фонтаном крови вытащил меч из трупа, и внезапно рядом оказался Джерек, отбив одним топором копье, а вторым разрубив копьеносцу череп.

Два друга сражались спина к спине, как бессчетное число раз. Безжалостная ярость и смертоносная точность. Пламень и лед. Два топора и двуручный меч. С воплем рухнул пятый противник, грудь которому вскрыл меч Кейна. Подняв взгляд, Бродар увидел, как за схваткой с озабоченным лицом наблюдает Брэндвин. Вероломный вождь был слишком труслив, чтобы взять в руки оружие и самому влезть в заваруху, спланированную с его участием. Рядом с ним лучник, который всадил три стрелы в Танатеса, прицеливался для очередного выстрела.

– Лучник, – прошипел Бродар Джереку.

Волк заметил его в последнюю секунду. Напружинив мышцы, он метнул топор, и голова лучника разлетелась, как арбуз, забрызгав мозгами потрясенную рожу Брэндвина.

– Обнажи свой меч, суженая, – приказал генерал Савериан Мелиссан, которая до этого наблюдала за развернувшимися событиями, стоя рядом с командующим. – Сокруши их. Докажи, что я сделал верный выбор.

Джерек наклонился, чтобы взять другой топор у одного из павших воинов, а Кейн увидел, что к ним по проспекту приближается Мелиссам. Вложив в кобуры ручные пушки, она воздела хрустальный меч, ее угловатые черты были искажены ненавистью.

Сморгнув с глаз пот и кровь, Кейн обменялся с Джереком мрачным кивком, и они принялись биться с удвоенной яростью, понимая, что необходимо изменить соотношение сил, чтобы получить хоть какую-то надежду. Когда высоченная, белокожая офицер Исчезнувших перешагнула через тела, которые окружали двоих горцев, пали еще два воина Брэндвина.

Оба друга были в крови с ног до головы, Схватка настолько изнурила Кейна, что он едва держался на ногах. Возраст рано или поздно давал о себе знать каждому – кроме Исчезнувших. На первый взгляд их шансы улучшились, по то были лишь шансы, и потом, все шансы – просто гнусная ложь.

Исчезнувшая не воин-горец. Она бессмертный сверхчеловек, лучше подготовленный и более опытный, чем любой из живущих на земле. Решимость Кейна стали подтачивать сомнения, но тут он заметил, как Магнар, лежавший на земле, пошевелился. Едва уловимое движение, но оно поддержало огонь в его душе. Сын еще жив.

Подобно воде, хлынувшей в прорванную плотину, в его обессиленные мускулы и израненное сердце ворвалась и заполнила их цель. Обещание, которое он дал Мхайре, вспыхнуло ярче, чем солнце в небе над головой.

Он отбил первый удар хрустального меча. Уклонился от другого. Мелиссан действовала быстрее, чем кто-либо или что- либо, сражавшиеся против него за все его пятьдесят с лишним лет. Кейн поморщился, когда ее меч нанес ему глубокую рану в бедро. Рванувшись головой вперед, он ощутил, как сломалась кость, и Мелиссан отшатнулась в сторону, схватившись за нос. Бродар подался назад, из раны в ноге лилась кровь. Один из двух остававшихся воинов Зеленого предела, с которыми сражался сейчас Джерек, рухнул наземь с огромной дырой в шее, фонтанировавшей алым. Похоже, Волк залит с ног до головы чужой кровью, отметил Кейн.

Внезапно Мелиссам в развевавшемся синем плаще снова оказалась прямо перед Бродаром, оскалив зубы, она атаковала его с невероятной скоростью, колющие и рубящие удары сыпались на него со всех сторон. Он вздрогнул, когда ее меч нанес ему глубокую рану в руку. Он вряд ли мог стать ей равным противником даже в лучшие годы, а это было двадцать лет и с полдюжины ран назад. Неловко парировав ее удар, Бродар потерял палец на левой руке, успев заметить, как он отлетел в сторону. Хватка покалеченной ладони на двуручном мече ослабла.

Кейн сделал единственное, что ему оставалось. Он выпустил из рук оружие, быстро шагнул вперед и врезал Мелиссан в лицо хуком справа. Это оказалось для нее полной неожиданностью, она рухнула наземь, ударившись головой о мраморную мостовую, и осталась недвижима.

Что-то острое вонзилось Бродару в спину, и он охнул от нестерпимой боли. Повернувшись, Кейн увидел, что Брэндвин готовится снова всадить в него свой короткий меч, алый от его крови. Времени, чтобы взяться за двуручный меч, не оставалось, и Кейн, опустив руку к поясу, достал из мешочка нож Магнара и, воткнув его в плечо Брэндвину, безжалостно провернул. Вождь Зеленого предела выронил оружие и с воплем отступил.

Последовавшую затем тишину разорвал громкий выстрел. Генерал Савериана держал дымившуюся ручную пушку, направленную на Кейна.

– Довольно, – рявкнул командующий Исчезнувших.

Ошеломленный Кейн нащупал в спине дыру. Коснулся зияющей раны, оставленной мечом Брэндвина. Почувствовал, как течет теплая кровь меж пальцев. Кровь, может, и теплая, но сам он был холоден. Холоден и становился все холоднее.

Джерек заслонил своим телом Кейна. Волк смотрел на генерала Савериана с такой яростью, какой Бродару еще не приходилось видеть. Даже когда Волк узнал правду об убийстве своей семьи в развалинах Маль-Торрада.

– Встань против меня, как мужчина, – проскрежетал он, и в голосе его прозвучали страшная ярость и страшная скорбь.

Генерал Савериан смотрел на шагавшего к нему Волка. Их взгляды встретились. Вместо того чтобы взяться за меч, как он сделал с Карном Кровавым Кулаком, генерал Исчезнувших, поколебавшись, наставил на Джерека ручную пушку.

– Я – не мужчина, – холодно ответил он. – Я – фехд.

«Бах», – громыхнуло его жуткое оружие.

Джерек запнулся, но продолжал идти вперед.

Ручная пушка снова выстрелила. На сей раз Волк опустился на одно колено рядом с трупом обезглавленного Карна, капли его крови забарабанили по мраморной мостовой.

– Я – не мужчина, – повторил Савериан. – Я – легенда.

Глаза Джерека закрылись, топоры в руках задрожали. Кейн, сам испытывавший неимоверную боль, с трудом сглотнул, и по его лицу покатились слезы: самый верный друг, какого только мог пожелать себе человек, умирал у него на глазах, пытаясь защитить его. Волк покачнулся.

А затем его веки распахнулись. Невероятно, но каким-то образом Джерек поднялся вновь.

– Умри! – рявкнул Савериан.

Его ручная пушка сработала еще дважды, эхо выстрелов прокатилось но проспекту.

Волк дернулся, кровь лилась из отверстий в его груди. Он сплюнул багровой слюной, раскачиваясь взад и вперед на нетвердых ногах. И тем не менее сделал еще один шаг к Савериану. Ручная пушка бухнула снова, и в конце концов Джерек упал, топоры, выскользнув из его ладоней, с лязгом грохнулись на мостовую. Волк пополз на руках и коленях к кромке проспекта, мучительно преодолевая дюйм за дюймом неимоверным усилием воли и оставляя за собой кровавый след.

– Да, – презрительно усмехнулся Савериан. – Уползай и подохни. Как собака, ты ведь и есть собака.

С этим словами он попытался выстрелить вновь, но ручная пушка издала лишь щелчок. Генерал отшвырнул ее в сторону и извлек меч. Он прошел мимо Джерека, которому удалось повернуть голову и в последний раз встретиться взглядом с Кейном, в темных глазах Волка, казалось, было извинение.

Савериан навис над Кейном, беловолосый ангел смерти, такой яркий на фоне окружающего мира, темневшего для Бродара.

– Этот предатель, Айзек, однажды отозвался о тебе как о легенде твоего народа, – сказал командующий фехдов. – Но есть только одна истинная легенда. Подними свой меч, если можешь.

С мучительной медлительностью Меч Севера поковылял туда, где остался его двуручный меч, чуть не падая при каждом шаге. Он брел мимо тел воинов-горцев, лежавших грудами, их разбросанного оружия, упавшей без сознания Мелиссан, Брэндвина, который хныкал, как ребенок, не сводя глаз с ножа, торчавшего из плеча.

Бродар Кейн наклонился, втягивая в себя воздух, из последних сил стараясь не потерять сознание. Он поднял с мостовой двуручный меч. Повернулся к Савериану и воздел оружие. Единственный оставшийся ему вызов.

– Зачем продолжать сражаться? – спросил командующий фехдов. Казалось, он искренне сбит с толку. – Ты измучен. Сломлен.

Кейн попытался ответить, из его рта по подбородку текла кровь.

– Ни один мужчина не сломлен, пока может подняться, – прошептал он.

Генерал Савериан нахмурился. Затем он бросился вперед, подобно серебряной молнии, его хрустальный меч, вспыхнув в лучах солнца, понесся к Кейну быстрее, чем мог уследить глаз.

То, что произошло дальше, в ускользающем сознании Кейна скрыл туман. Савериан поднял руку к неглубокой ране на щеке, не веря самому себе.

– Две тысячи лет, – проговорил он, – никто не оставлял на мне отметины две тысячи лет.

Вторая рука Савериана еще сжимала эфес меча, погруженного в грудь Кейна.

Меч Севера опустился на колени и рухнул возле Магнара. Последнее, что он видел, были глаза его сына, глаза Мхайры. Серые, как сталь. Серебристые, как кольцо на его пальце.

Он поднес обручальное кольцо к губам. И умер.

Даварус Коул сидел на ступеньках таверны в миле к западу от дворца, уткнувшись в колени и обхватив лицо руками, когда услышал крики. Юноша поднял голову и в замешательстве уставился на перепуганные лица горожан, разбегавшихся в разные стороны подобно муравьям.

– В чем дело? – спросил он пробегавшую мимо женщину.

– Смерть! – крикнула она в ответ. – Пришла смерть.

Коул вскочил на ноги. Опустив руку на украшенный рубином эфес Проклятия Мага, он поспешил к дворцу, пробираясь сквозь бежавшие навстречу толпы. В голове у него вихрем проносились мысли, одна страшнее другой.

«Неужели Герольд каким-то образом вернулся? Или… это дракон? Только не говорите мне, что это дракон».

– Коул!

Он заметил Сашу, мчавшуюся к нему, и вся его злость испарилась, когда он увидел на ее лице страх.

– Что происходит? – спросил он.

– Не знаю. Я отправилась искать тебя, а затем услышала шум, похожий на то, как звучит оружие Исчезнувших. Кажется, я заметила Савериана.

– Генерала Исчезнувших? Какого дьявола он здесь делает?

Саша беспомощно пожала плечами. Вместе друзья стали пробираться через толпу, пока не добрались до проспекта, ведущего к дворцу. Там они остановились, не веря тому, что увидели.

Их взглядам предстала сцена жуткого побоища. Весь проспект устилали погибшие Белые Плащи, тела которых были испещрены сотнями крошечных отверстий. Завидев кровавую гору трупов у ступеней дворцовой лестницы, Коул в отчаянии бросился бежать к павшим друзьям, перепрыгивая через мертвецов.

Танатес лежал в луже крови, его новый, по случаю свадьбы, плащ был изодран стрелами и крошечными отверстиями. Рядом покоилось тело Белой Госпожи Телассы. Ее морщинистую кожу испещрили глубокие трещины – она лишилась юности и красоты в тот миг, когда ее тело покинуло украденное бессмертие. Поблизости растянулся обезглавленный труп Карна Кровавого Кулака, магический меч которого был сломан надвое. Через проспект неровной линией шел кровавый след, исчезавший перед одной из огромных трещин – последствий схватки магов, которые еще не дождались ремонта.

– Это топоры Джерека, – сказала Саша, указав на оружие, обнаружившееся на мостовой возле кровавого следа.

Мгновением позже они увидели Бродара Кейна.

Горец лежал в окружении павших воинов. Коул подбежал к нему и, наклонившись, осмотрел его раны, надеясь, вопреки всему, что в старом воине еще оставалась искорка жизни. Но она погасла.

Бродар Кейн, неукротимый варвар, который выживал в схватках с демонами, великанами и лордами-магами, был убит.

Смертельную рану ему нанесли в грудь. Невидящий взгляд синих глаз устремился вперед. Выражение его лица, как ни странно, казалось мирным.

– Кто это сделал? – прошептала Саша.

Коул оглядел кровавое побоище. Судя по ранам, тела, окружавшие Кейна, были трупами горцев, убитых им и Джереком в грандиозной схватке. Но ни один человек не мог обезглавить Карна так чисто и сломать меч вождя, Держащий Клятву, как деревянную игрушку. Ни один человек не мог убить и Белую Госпожу, и Танатеса, величайших чародеев на земле. Ни один человек не мог скосить дюжины Белых Плащей.

– Исчезнувшие, – прорычал Коул. – Они предали нас. После всего, через что мы прошли. После всех их обещаний.

– Смотри, – воскликнула Саша голосом, полным скорби. – Это Магнар. Сын Кейна. Они и его убили…

Опустившись на колени, она обхватила руками голову молодого человека. Ему было примерно столько же, сколько им, отметил Коул. Глаза цвета стали. Как у него самого.

И тут он что-то почувствовал. Искру жизни.

– Обожди-ка, – бросил Даварус.

Он опустился наземь рядом с Сашей и положил руки на грудь Магнара.

– Его сердце остановилось, – сказал юноша. – Но он еще не ушел. Не совсем.

Коул вызвал в себе сущность Похитителя, как с матерью Деркина и с Сашей в руинах Исчезнувших. Жертвуя собственной жизненной энергией, он направил ее в тело Магнара Кейна. Даварус и так был слаб – Похититель в нем не питался много недель, и у него оставалось довольно мало своих сил.

– Остановись! – воскликнула Саша, в ее голосе звучала тревога. – Ты себя убиваешь!

– Я не позволю им победить, – прохрипел Даварус.

Уже оказавшись на грани обморока, юноша почувствовал, как Магнар вздрогнул, ощутил его сердцебиение, слабое и неуверенное, но набиравшее силу – словно первые зеленые ростки, пробивавшиеся сквозь почву после того, как прошел паводок.

Выдохнув, Коул стал заваливаться набок. Он испытывая полное изнеможение, чувствовал себя слабее новорожденного котенка. Саша поймала его в последний момент. Он лежал у нее на руках несколько минут, собираясь с силами.

– Помоги нам добраться до подземья, – прохрипел он.

– До подземья? – повторила Саша. – Думаешь, мы будем в безопасности с Деркином?

– Не мы, – ответил Коул. – Он.

Юноша кивнул на Магнара, который теперь дышал ровно.

Сверху донесся рев, и сцену побоища перед дворцовыми воротами накрыла огромная тень. Коул поднял взгляд, и его сердце ухнуло в пятки.

На землю опускался «Искатель», его металлический корпус отливал алым в солнечном свете.

– Принц Обрахим здесь, – прошептала Саша.

В это мгновение из дворца вышел генерал Савериан, рядом с которым шла судья Мелиссан в синем плаще.

– Брат. Что это значит?

Обрахим и Савериан стояли лицом к лицу перед дворцом. Принц взирал на побоище с выражением глубокой печали.

– Предательство, – заявил Савериан, указывая на Коула и Сашу. – Люди нас предали.

Как ни был он разъярен бойней, Коул все же дрогнул перед грозным командующим. Но, быстро оправившись, рявкнул в ответ:

– Предательство? Ты умертвил десятки невинных! Ты убил Белую Госпожу и Танатеса во время их собственной, проклятье, свадьбы! Ты убил Бродара Кейна – лучшего из людей, кого я когда-либо встречал!

– Это возмездие! – прогремел Савериан. – Моя суженая и я надумали посетить ваш город перед путешествием в Новую Малагу – примирительный шаг в знак признания нашего нового союза. Прибыв сюда, мы обнаружили, что правители города убили Судью Айзека. Так же как правитель Призрачного порта, Мариус, убил Фериана и Адуану.

Савериан сделал знак Мелиссан. Судья вошла во дворец и вернулась, таща за собой тюфяк, на котором лежал со сложенными на груди руками Айзек, покрытый саваном в пятнах крови.

– Доказательство, – сказал генерал. – Сражен неким Бродаром Кейном.

Коул засомневался. Он переводил взгляд с принца Обрахима на Савериана. Губы принца вытянулись в ниточку. Бриллиант на конце его скипетра сверкнул на долю секунды.

«Могла ли Белая Госпожа накинуться на Айзека?» По опыту Коула, лорд-маг Телассы могла быть жестокой, как зимняя стужа, под настроение. Безглазое лицо распростертого рядом с ней мужчины, женой которого она едва успела стать, являло убедительное тому доказательство.

Саша, стоявшая возле Коула, взволнованно заявила:

– Кейн не причинил бы вреда Айзеку. Он ему нравился.

Савериан презрительно ухмыльнулся. Повернувшись, он показал на лицо Мелиссан. Ее нос, похоже, был сломан, а на голове образовалась огромная шишка подпортив безупречные в остальном черты.

– Взгляните, что этот Бродар Кейн сделал с моей суженой, – прорычал генерал.

Подняв руку, он указал на тонкую кровавую полосу на щеке.

Он нанес мне удар, и я был вынужден убить его за эту дерзость. И его презренного дружка, который называл себя Волком. Следует отдать им должное. Для смертных их было весьма трудно убить.

Волка? – тихо сказала Саша. – Джерек никогда не нарушал обещаний. Никогда, если речь шла о важном. При всех его недостатках он оставался верен своему слову.

Раздался смех Савериана – резкий, как скрежет стали, и столь же лишенный веселья.

– Вы, люди, понятия не имеете, что значит быть верным. Вы – существа, управляемые инстинктами, ненадежная, импульсивная раса детей, скрывающих свою настоящую природу за ложью и претензиями. Возможно, пришла пора вам двоим познать суровую грань истины.

Генерал Исчезнувших извлек хрустальный меч и сделал шаг вперед.

Коул достал из ножен Проклятие Мага, внезапно обуявший его ужас вступил в борьбу с непрестанной жаждой убийства Похитителя, и ни то, ни другое не могли одержать верх. Командующий Исчезнувших превосходил их с Сашей. Если придется биться, им не уйти отсюда живыми.

К счастью, схватка не состоялась. Принц Обрахим поднял скипетр. Золотоволосый брат повернулся к беловолосому и произнес одно-единственное слово. В голосе Обрахима послышалась такая глубокая скорбь, что Коул едва не разрыдался.

– Зачем?

Генерал Савериан нахмурился.

– Зачем – что, брат мой?

– Не «брат мой», – глухо произнес принц Обрахим. – Больше никогда.

– Я не понимаю.

– Ты нарушил свое слово. Ты нарушил наше слово.

Обрахим на мгновение закрыл глаза. Когда он вновь открыл их, тоска, прозвучавшая в его голосе, вызвала у Коула слезы.

– Скажи мне правду, Савериан. Ты убил Айзека?

Наступила оглушительная тишина. Генерал перевел взгляд с принца Обрахима на мертвого Судью. Губы Савериана изогнулись.

– Ты мне не веришь, – выговорил он наконец.

Принц Обрахим поднял скипетр.

– Последнее великое изобретение Прежних Времен позволяет мне узнавать истину всего сущего.

– Ты никогда не говорил мне этого, – сказал Савериан.

Теперь он выглядел неуверенным, реакция брата поселила в нем смятение. Возможно, Обрахим представлял собой единственное в мире существо, способное выбить из колеи легендарного генерала.

– У меня никогда не возникало повода. Ты был моим братом. Ты не лгал мне, а я – тебе. Но ты забыл правила, которые установили Пилигримы, когда прибыли в эти земли. – Глаза принца Исчезнувших исполнились печали более глубокой, чем океан. – Я любил тебя, Савериан. Пять тысяч лет ты обеспечивал безопасность нашего народа. Но за это преступление – убийство соплеменника – прощать нельзя.

– Я сделал то, что должен был сделать! – прошипел Савериан. Его рука сжала эфес меча. – Этим людям нельзя было доверять! Однажды они напали бы на нас. Я – щит, что защищает наш народ. Я…

На скипетре Обрахима вспыхнул кристалл, и слова его брата сменились хрипом. Внезапно он взмыл в воздух, легенда – возможно, величайшая легенда из всех – стала беспомощной в мгновение ока.

Грандиозность событий, разыгравшихся на его глазах, потрясла Коула: был поставлен восклицательный знак, завершивший год колоссальных перемен. Тысячи лет доверия, душа народа только что вдребезги разбились.

– Мне следовало покончить с твоим существованием, – провозгласил Обрахим, по щекам которого катились слезы. – Но я не могу. Ибо я тоже не достиг того, что наши предки ожидали от нас.

Бриллиант на верхушке скипетра Обрахима снова сверкнул, и Савериан упал, каким-то образом приземлившись на четвереньки. Поднявшись, он повернулся лицом к принцу.

– Послушай меня, брат! Человечество – за гранью исправления. Позволь мне подтвердить свои слова. Я покажу тебе…

– Нет. Это не имеет значения, Савериан. С настоящей минуты ты больше не принадлежишь к нашему Народу. Ты никогда не вернешься на Терру. Ты изгнан.

– Принц Обрахим, – принялся умолять Савериан, взывая в последний раз. – Ты не можешь так поступить…

– Все решено, – объявил принц Исчезнувших. – Первая и Вторая флотилия будут сопровождать меня назад к Терре. Те, кто желает остаться, присоединятся к тебе в изгнании. Ты можешь взять Разрушитель Миров, чтобы обеспечить защиту себе и тем, кто решит не уезжать. Не проси больше ни о чем. Никогда.

Принц Исчезнувших повернулся к Коулу и Саше.

– Я припоминаю теперь, почему мы покинули этот континент две тысячи лет назад. Мы не смогли жить среди людей. Возможно, вы и в самом деле – яд. Или, возможно, для нашего народа вы просто зеркало, которого нам разумнее избегать.

Коул обнял Сашу одной рукой. Она плакала.

– А как же мы? – спросил он. – Что будет с нами?

Принц Обрахим отвернулся.

– То, что вы сделаете с собой за свою короткую жизнь. Возможно, через тысячу лет я снова обрету интерес к судьбе этого континента. До той поры человечество предоставлено самому себе.

 

Последствия

Миновало лето. Саша вместе с Коулом прилагали все усилия к тому, чтобы помочь Городу Башен оправиться после событий самого трагического из дней. Со смертью Белой Госпожи власть в Телассе перешла к выжившим членам Совета. Саша провела много времени в бесплодных спорах с мужчинами и женщинами – они и о себе-то толком позаботиться не умели, не говоря уже о том, чтобы восстановить город, основания которого и в метафорическом, и в буквальном смыслах были сотрясены почти до полного разрушения.

Через месяц после бойни за воротами дворца в Телассу прибыл Брэндвин Младший с просьбой о встрече с Советом. Помимо Магнара, молодой вождь оказался единственным, кто пережил нападение Савериана. Он заявил, что в той схватке его ранили и он вернулся в лагерь горцев возле Западной Скалы в поисках убежища. Шрам на плече соответствовал его истории, хотя и казалось странным, что беспощадный генерал Исчезнувших позволил кому-то пережить переворот, который столь тщательно разрабатывал. Тем не менее Брэндвин помог организовать перевозку через пролив Мертвеца тела Бродара Кейна, а также Карна Кровавого Кулака и других горцев, чтобы похоронить их возле сородичей. Как и убийцы из Совета, так и воины, которых Брэндвин привез с собой в Телассу, были невольниками Савериана. Саше показалось странным, что хитрый вождь так легко позволил манипулировать собой. Возможно, у нее просто разыгралось воображение, но он будто бы с облегчением узнал, что Магнар ничего не помнит о событиях того дня. Сын Кейна оставался на попечении друга Коула, Деркина, и его матери, которых перевели из подземья в дом неподалеку от дворца.

Подготовка похорон Белой Госпожи и Танатеса, в дополнение ко всему остальному, настолько заняли Сашу, что она не смогла сопровождать корабль с телами павших к разраставшемуся лагерю горцев. Коул, однако, настаивал на том, что хочет поехать. Проститься в последний раз с Бродаром Кейном. Вернувшись через пару дней, он сообщил, что Карну Кровавому Кулаку выразили уважение тысячи горцев, тогда как лишь несколько десятков пришли на похороны Кейна, которые состоялись под старым дубом в уединенном месте пониже Западной Скалы. С ним простились Брик и Коринна, и юноша выплакал все глаза. Более удивительным оказалось то, что уважение Мечу Севера выразила Рана, а также – молодой воин с винного цвета отметиной на лице, который назвался Финном.

Двуручный меч Бродара Кейна похоронили вместе с ним. Никто не знал, что стало с телом Джерека: Брэндвин вспоминал, что видел, как Волка разнес на клочки Савериан, и настаивал: друг Кейна должен был погибнуть в схватке.

С течением времени стало ясно, что Брэндвин – именно тот вождь, который требовался горцам. Насколько Саша поняла, под его началом быстро сплотились два основных выживших клана. Благодаря его дальновидности горцы стали пускать корни в регионе, создавая системы орошения и цепочки поставок продовольствия. Он прислал в Телассу с вороном впечатляющие проекты, в которых в подробностях описал, где планировал создать новые поселения, как только Исчезнувшие покинут континент. Всех интересовало, когда же это произойдет.

Однажды ранним утром, прямо перед тем как восходившее солнце спалило туман, стелившийся над водами гавани, во дворец прибыл вестник и сообщил: некий рыбак видел, что огромный флот Исчезнувших уходит. Быстро одевшись, Саша поспешила в гавань и убедила рыбака вывезти ее в пролив Мертвеца. Там, сидя в лодке, она наблюдала, как флот гигантских стальных чудовищ уплывает по проливу к Бурному морю и далее к Бескрайнему океану. Применив усиленное зрение, она пригляделась к палубам кораблей, чтобы понять, сколько же бессмертных еще осталось в Сером городе, но задача оказалась невыполнимой. Все, что она знала, – Савериан по-прежнему правит Сонливией. Пока опозоренный генерал оставался в Благоприятном крае, ни один человек не был в безопасности. Горькая правда состояла в том, что сейчас, с уничтоженным флотом и мертвым лордом-магом, Теласса стала более уязвима для внешней агрессии, чем когда бы то ни было. Некоторой уверенности в том, что город сможет отразить нападение, могли бы добавить Нерожденные, но их тоже больше не существовало. Поэтому противостоять тому, что Савериан в конечном счете бросит на Телассу, предстояло лишь смертным мужчинам и женщинам, плохо по большей части подготовленным для подобной роли.

Саша уже собиралась попросить рыбака вернуться в город, как над головой у нее быстро пронеслась тень, оставляя за собой длинный след на воде. Подняв глаза, она увидела блестящий металлический корпус «Искателя», улетавшего на запад. На борту воздушного судна – она знала – находился принц Обрахим. Покидавший эти земли, чтобы, возможно, никогда сюда не возвращаться. Никогда больше не видеть брата.

Каково, задавалась вопросом девушка, родным братьям, которые были настолько близки в течение пяти тысяч лет, разлучаться при таких мучительных обстоятельствах. И тут она поняла, что знает каково. Став взрослой, она провела с Амбрил всего лишь несколько месяцев, но смерть старшей сестры оставила в Сашиной жизни пустоту, которую никогда не заполнить.

Она подумала о Кейне и Джереке. Двое мужчин были братьями по оружию, по-своему близкими, как кровные родственники. Они умерли так, как жили, – сражаясь бок о бок при подавляющем превосходстве противника. В конечном счете они преодолели все, кроме предательства. Саше пришло в голову, что, возможно, оно и было единственным способом победить Бродара Кейна и Джерека Волка, бившихся вместе.

Той ночью к ней снова пришли сны. В них мелькали жизни, о которых она не имела ни малейшего представления, которых не понимала – словно она разделила свой разум с толпой незнакомцев. Она проснулась вся в поту. Снова заснуть не удалось. Она поднялась и зажгла свечу на прикроватном столике, а затем пересекла комнату и уставилась на свое отражение в маленьком зеркале. Ее кожа имела сероватый оттенок. Багрянистые кровеносные сосуды проступали паучьей сетью на щеках и лбу. Под глазами залегли черные круги. От волос осталась лишь темная щетина, но даже она начинала седеть. Последние несколько месяцев изменили ее так же сильно, как государственную структуру Благоприятного края. Так же, как и Коула. Она иногда слышала, что он плачет во сне в соседней комнате. Она не говорила ему об этом. Он бы только разозлился. А он и так, похоже, злился сейчас большую часть времени.

На третью ночь после отплытия Исчезнувших на запад генерал Савериан атаковал Телассу.

Сигналы тревоги зазвучали по городу, как только в гавани появился первый из кораблей. В состав войск вторжения не входили суда Исчезнувших – лишь остатки скрипучего флота Сонливии, из дуба и кедра, которые давно уже отслужили свое. На них не было разрушительной артиллерии боевых кораблей Исчезнувших, но им и не требовалось превосходящего вооружения, чтобы попасть в незащищенную гавань Телассы. В Городе Башен больше не осталось кораблей, достойных упоминания.

Саша и Коул появились на причалах одними из первых и присоединились к большей части армии Белых Плащей, которые уже выстроились в боевой порядок. Перед ними стояли бочонки с погруженными в масло стрелами – чтобы в любую минуту поджечь их и выпустить в приближавшиеся корабли. Но суда, еще не войдя в зону досягаемости лучников, открыли огонь из пушек. Хотя они и были примитивными по сравнению с артиллерией Исчезнувших, их первый залп разметал строй Белых Плащей. Солдаты, не готовые к обрушившейся на них с кораблей смерти, отступили. Глядя на изуродованные, дымившиеся тела, разбросанные по причалу, Саша поняла, насколько уязвим город без своей жестокой хозяйки.

«Мы живем в мире, где бессмертные чародеи обладают могуществом богов. Где в самых темных местах обитают демоны, а в небесах странствуют драконы. Где высшая раса решает, кому жить, а кому умереть, используя оружие за пределами нашего понимания. Как может правитель противостоять таким угрозам и сохранять человечность?»

Впервые девушка испытала сочувствие к Белой Госпоже и Салазару. В мире, полном чудовищ, сам становишься монстром. Или погибаешь.

Ее размышления прервало прибытие еще одного подразделения Белых Плащей. Городские солдаты укрылись за наскоро сооруженными баррикадами, и Саша с Коулом присоединились к ним, прислушиваясь к взрывам и молясь о том, чтобы убежище защитило их от чугунной дроби, сыпавшейся вокруг.

Наконец пушки умолкли. Саша приподняла голову, и перед ней предстало неприятное зрелище: корабль, который вот-вот пришвартуется к причалу. Отбросив все мысли, она сосредоточилась, пытаясь применить то, что Айзек назвал «телекинетической манипуляцией». Ощутив покалывание во всем теле, девушка надавила на корабль, желая, чтобы он перевернулся и сбросил пассажиров в пенившиеся воды гавани. Судно скрипело и зловеще раскачивалось, но опрокинуть его было выше ее сил. Саша быстро ослабела, руки ее дрожали, напряжение, которое потребовалось для активации имплантата в голове, оказалось непомерным.

Через борт корабля перекинули веревочные трапы, и люди стали неустрашимо спускаться по ним и прыгать на причал. Они размахивали ножами, мечами и дубинами, но солдатской выправкой не обладали, и Саша осознала, что это, должно быть, невольники. На каждом из приплывших кораблей находились сотни порабощенных мужчин и женщин, и все они подчинялись воле Савериана благодаря крошечным металлическим паразитам, внедренным в их тела. Изгнанный сородичами, генерал Исчезнувших использовал все доступные средства, чтобы завоевать Город Башен.

Первая волна невольников выплеснулась на причал, и Белые Плащи пошли им навстречу. Защитники Города Башен были подготовлены лучше, но ими не двигала целенаправленная агрессия воинства, умственно порабощенного Саверианом. Подняв арбалет, Саша попыталась выбрать цель, но понимание того, что перед ней невинные люди, марионетки, управляемые безжалостным хозяином, не давало потянуть за спусковой крючок.

Коул заметил, что она колеблется. Он извлек из ножен Проклятие Мага и сделал глубокий вдох.

– Если не будем сражаться, – медленно проговорил он, – умрем.

В его словах не чувствовалось убежденности, и все же он выкатился из-за баррикады и бросился в бой. Его волшебный кинжал рубил и резал, отнимая жизни с устрашающей легкостью. Мальчишка, которого она некогда знала, дерзкий воришка, превратился в матерого убийцу, достойного соперника своему наставнику, Темному Сыну. Осознание этого ранило Сашу сильнее, чем она смогла бы объяснить.

С палубы передового корабля взлетела фигура в мантии и, покрыв расстояние в тридцать футов одним прыжком, приземлилась на краю причала. Саше показалось, что время остановилось.

Генерал Савериан поднял свою смертоносную наплечную пушку, и воздух разорвало жуткое ра-та-та-та-та, на участников схватки – Белых Плащей и невольников – обрушился ураган пуль, косивший всех без разбора. Уйдя из-под огня быстрым кульбитом, Коул укрылся за штабелем деревянных ящиков, причал вокруг него трещал и раскалывался под градом пуль.

«Савериан сошел с ума», – подумала Саша, глядя на огромного фехда. Его обсидиановые глаза безумно сверкали, будто после изгнания в нем что-то сломалось. «Вот что происходит, когда не можешь уступить. Ты ломаешься».

Высоченный генерал, стиснув зубы, сделал шаг вперед. Казалось, он откусывает каждое слово, что произносит:

– Сдайте свой город, и я могу позволить некоторым из вас остаться в живых. Чтобы служить мне и моим сородичам.

В ответ несколько Белых Плащей выпустили в него град стрел. Савериан рванулся вперед, его мантия отбрасывала стрелы в разные стороны. Одна или две ударили в его серебристые доспехи и отскочили, они не смогли пронзить броню, выкованную Исчезнувшими. Генерал снова поднял наплечную пушку.

– Пусть будет так, – прорычал он. – Все вы умрете.

Саша сосредоточилась на разрушительном оружии в руках Савериана и, мысленно углубившись в себя, собрала все оставшиеся силы.

Наплечную пушку вырвало из хватки генерала. На мгновение она подвисла в воздухе, а затем Саша швырнула ее в воды гавани, куда она погрузилась со слабым всплеском. Генерал взревел от ярости, но Белые Плащи уже выбежали из-за укрытия и набросились на изгнанника-фехда, который оказался в полном одиночестве. Пушки на кораблях не могли стрелять, опасаясь попасть в Савериана.

«Это – тот самый миг», – подумала Саша, в которой стала расцветать надежда. Другим судам еще только предстояло высадить невольников на причалы. Савериан был окружен, став жертвой собственной спеси. Генерал решил лично возглавить атаку, считая себя непобедимым.

Но затем Савериан извлек меч, и надежда быстро угасла.

Он двигался как смерч, и Белые Плащи гибли один за другим, с отрубленными конечностями, рассеченными надвое телами. Брызги крови летели повсюду, залив весь причал, и вот уже воды гавани приняли дробный стук капель кровавого дождя.

– Будьте свидетелями, – прогремел Савериан, когда один из солдат Телассы словно распался прямо перед ним, голова полетела в одну сторону, а руки – в другую. – Я меч, который отражал все угрозы на протяжении пяти тысяч лет! Никто не может выстоять против меня!

Из-за груды ящиков вышел Коул.

Сашино сердце заколотилось в груди. «Нет, – хотелось крикнуть ей. – Ты умрешь, Коул!»

Но это был уже не тот Коул, которого она помнила. Так же как в пещере адептов культа Безымянного в хребте Дьявола, ее друг превратился в живое воплощение Похитителя.

Он шагал к Савериану, будто светясь изнутри, его кожу пронизывало алое сияние, а позади него ползли и прыгали тени. Генерала Исчезнувших это зрелище, казалось, совершенно не впечатлило. Он просто ждал, то стискивая, то разжимая зубы, и иллюзия его железного самообладания слабела с каждой секундой.

Светящийся кинжал и хрустальный меч сошлись в смертельном: танце, слишком быстром, чтобы Саша могла уследить за ним. Девушку опять охватила надежда.

И снова надежда умерла. Проклятие Мага отлетел в сторону, скользя по доскам причала, и Савериан приподнял Коула на фут от земли, схватив рукой за горло.

– Дитя убийства, – прогремел генерал.

Новые невольники, увешанные оружием, стали вылезать на причал, забрызгивая его грязной водой из гавани.

– Ты думал, что можешь сравниться со мной, потому что в тебе обитает бог? У богов была возможность бросить мне вызов тысячу лет назад. Слишком поздно для них. А теперь слишком поздно и для тебя.

Его рука стала сжимать горло Коула. Юноша неистово метался, тени опадали с него, словно лохмотья. Похититель покидал его. Он встретился взглядом с Сашей прежний Коул, на лице которого читался неподдельный ужас.

Охваченная паникой Саша подняла арбалет и выстрелила. Стрела отскочила от серебристой брони Савериана. Он бросил на нее злой взгляд, а невольники уже приближались к ее укрытию.

– А, девчонка-мутантка. Как только я покончу с этим, придет твой черед. Я хочу сам увидеть имплантаты, которые ты украла у нас.

Пара невольников вытащила ее из-за баррикады, и Саша закричала. Однако когда они схватили ее, произошло нечто странное. В ее голове словно вспыхнули видения: невольник, что был слева от нее, возделывал поле туманным летним утром. В длинной траве у него за спиной что-то двигалось. Она попыталась крикнуть ему, чтобы предупредить об этом, но чья-то рука закрыла ей рот, и все вокруг потемнело.

Следующее, что она осознала, – ее привязали к стулу в темной комнате, а к руке прикрепили узкую полоску металла. Полоска вонзилась в ее плоть, и ее мозг словно взорвался, все вокруг начало меркнуть, пока перед ее глазами не остался лишь беловолосый гигант, голос которого заполнил весь мир…

Саша пришла в себя в тот миг, когда один из невольников поднял дубину, готовясь размозжить ей голову. Коул дергался в тисках хватки Савериана, его силы были почти на исходе.

У нее покалывало кожу. Она смотрела, как невольник, дородный парень, отвел руку с дубиной назад.

– Нет! – крикнула она срывающимся голосом, понимая, что это конец.

Невольник заколебался. Перевел взгляд с нее на Савериана.

– Убей ее! – рявкнул генерал. – У тебя есть инструкции.

В голове у Саши что-то вспыхнуло, словно огонек зажегся – имплантат активировался. Невольник снова изготовился для удара.

– Нет, – сказала она, на сей раз спокойнее…

…и мужчина опустил дубину. Он уставился на нее с отсутствующим выражением лица, будто ожидая дальнейших приказаний.

Наконец она поняла, что за имплантат поместил Фергус в ее голову. Осознала природу воспоминаний, о которых понятия не имела и которые наводняли ее сны и не оставляли в часы бодрствования.

Они принадлежали невольникам. Каким-то образом она получила мысленную связь со всеми ними.

Более того, она стала нексусом – центром огромной сети мужчин и женщин, порабощенных паразитами, внедренными в их плоть.

И каким-то образом она превратилась в орган управления этой сети, способным отменить инструкции Савериана.

– Остановите его! крикнула она, указывая на огромного генерала.

Невольники, находившиеся на причале, тут же бросились к Савериану, который выпустил Коула и поднял меч, чтобы защищаться. Черты лица фехда исказила лютая ярость.

Коул лежал прямо на пути невольников, направлявшихся к Савериану. Собрав остатки сил, Саша применила телекинез, чтобы отодвинуть его подальше от Савериана и убрать с пути толпы мужчин и женщин, надвигавшихся на генерала с высоко поднятым оружием.

У невольников получилось не лучше, чем у Белых Плащей. Пустившись в пляс, хрустальный меч Савериана легко кромсал плоть и кости, генерал настолько превосходил эту толпу в мастерстве, что никакое численное преимущество не могло оказать воздействия на исход схватки.

В отчаянии Саша обратила взгляд на корабли, качавшиеся в гавани. Она чувствовала всех невольников на судах, мысленно видела мерцание их подавленного разума, которое походило на поблескивавших в ночи светлячков.

Сосредоточившись, она приказала невольникам на кораблях навести пушки. Каракка, располагавшаяся ближе всего к Савериану, слегка изменила положение. Люди, находившиеся возле пушек, заправили в жерла новые порции чугунной дроби…

Когда Савериан уложил последнего невольника, орудия взревели. Мгновением позже под генералом Исчезнувших разнесло причал, во все стороны полетели щепки. Саша заметила, как командующий Исчезнувших с искаженным лицом прыгнул в воду, от его черной мантии остались одни лохмотья. Пушки умолкли, и ей показалось, что она услышала всплеск, а затем наступила тишина.

Саша подбежала к Коулу, опустилась возле него на колени. Пальцы Савериана оставили на его горле красные отпечатки, но Даварус, похоже, был в большей степени потрясен, нежели ранен.

– Он мертв? – с трудом прохрипел он. – Мы убили этого ублюдка?

Саша бросила взгляд на воду. Ей показалось, что она рассмотрела нечто, двигавшееся на север, к Сонливии. Ни один человек не смог бы проплыть весь путь от Телассы до Сонливии, но Савериан – не человек.

– Я бы не стала на это рассчитывать, – хмуро сказала она.

Девушка окинула взглядом корабли, стоявшие в гавани. Корабли, набитые невольниками, которые теперь находились под ее управлением.

– Но, – добавила она, – если у него нет другой армии… Я думаю, что мы победили.

 

Чудовища

– Они будут страдать. Они все будут страдать.

Устрашающий и знакомый голос вытащил его из сонного забытья, и Полумаг с трудом разлепил веки. Или, по крайней мере, попытался разлепить. Его лицо по-прежнему было опухшим и в кровоподтеках после жуткого избиения, которому он подвергся возле Прибежища. Солнечный свет, проникавший через открытую дверь, заставил его сощуриться, и он сморгнул выступившие слезы.

Он должен был умереть. Уборщики подобрали его на улице и уже собирались увезти вместе с телами Рикера и Марда, когда появилась сестра Айзека Мелиссан и велела доставить его в заброшенный склад возле причалов. Врач Исчезнувших занялся лечением его сломанной руки, треснувших ребер, раскроенной головы.

«Славно, что у меня нет ног, а то бы и со сломанными коленями сейчас пришлось возиться».

За недели, проведенные взаперти, у Полумага оказалось много времени для размышлений об учиненных над ним несправедливостях. Медленно кипевшее негодование, которое не покидало его во взрослые годы, превратилось в жгучее желание мести.

Он просто ненавидел этот город. Этих людей.

Его глаза наконец привыкли к окружающей обстановке, и, рассмотрев генерала Савериана, который уставился на него с высоты своего роста, Эремул отшатнулся в кресле. Командующий Исчезнувших выглядел ужасно: волосы его наполовину сгорели, обнажив усыпанную волдырями кожу черепа, лицо покрывали жуткие ожоги. Взгляд обсидиановых глаз пылал лихорадочным возбуждением.

– Что с тобой случилось? – прошептал Полумаг.

Генерал проигнорировал его вопрос. За спиной Савериана в дверях появилась Мелиссан.

– Остальные готовы к отплытию, – сообщила она своему обезображенному командующему. – Я буду рада покинуть это мерзкое захолустье.

В ее голосе прозвучала такая ненависть, что по сравнению с ней гнев, который Эремул испытывал к Салазару, показался жалким.

Генерал Савериан махнул в сторону Эремула рукой, покрытой шрамами от ожогов.

– Мы берем этого с собой.

– Его? – Голос Мелиссан был полон презрения. – Пусть эти человеческие фекалии погибнут вместе со всеми остальными! Он сломленное, никудышное существо. Недостойное дышать одним воздухом с тобой и мной. Не говоря уже о том, чтобы разделить с нами место на борту «Возмездия».

– «Возмездие», – прорычал Савериан. – Подходящее название. Что касается этого человека, он – мое доказательство того, что твой брат был неправ. Мое оправдание.

– Я не понимаю, суженый, – сказала Мелиссан.

Савериан наклонился к Эремул у.

– Скажи мне, – проскрежетал он. Почему твои сородичи сделали это с тобой?

Глаза Полумага превратились в щелки.

– Они думают, что я – чудовище.

– Они правы?

Он вспомнил ликование на лицах той шайки, когда они пинали его, колотили, плевали на него. Он вспомнил последние слова Моники в тот душераздирающий миг на причале.

«Как я могла любить тебя?»

– Я – такой, каким они меня сделали, – проговорил он. – Они отказывали мне во всем, чего мне хотелось. Они уничтожили все, что я лелеял. То, что я любил… оказалось иллюзией.

– Что бы ты хотел сделать с теми, кто причинял тебе зло?

– Прямо сейчас я бы хотел увидеть, как они горят.

Савериан повернулся к Мелиссан.

– Ты видишь, суженая. Твой брат был глупцом. Он рассудил ошибочно.

– Рассудил? А где Айзек? – спросил Эремул. – Куда вы меня берете?

– Забудь Айзека. Ты получишь ответы довольно скоро. – Савериан махнул Мелиссан. – Возьми его кресло.

Мелиссан выглядела так, словно ее попросили взять в изящные руки кусок липкого дерьма.

– Я должна играть роль помощника этого отвратительного маленького получеловека?

– Только до тех пор, пока он не окажется в безопасности на борту «Возмездия».

Они покинули захламленный склад и вышли в чудесный солнечный день. Полумагу казалось, что он слышит, как скрежещет зубами Мелиссан, толкая его кресло по булыжным мостовым. Судья его ненавидела, ее чувства были очевидны.

«Не больше, чем я ненавижу сам себя. Или тебя. Или этот город».

Посмотрев вниз, он с некоторым удивлением заметил, что гавань совершенно пуста, за исключением единственного огромного судна, несшего Разрушитель Миров.

«Где же Первая и Вторая флотилии? Где корабли Сонливии?»

Он осмотрелся. Улицы стали непривычно многолюдны по сравнению с тем, какими они выглядели последние несколько месяцев, но при этом бросалось в глаза отсутствие бессмертных оккупантов. Толпившиеся мужчины и женщины наблюдали за тем, как они проходили мимо, и впервые за долгое время Эремул видел на некоторых лицах улыбки. Улыбки и выражение облегчения.

– Наконец-то избавимся от вас, – пробормотала чуть слышно одна женщина.

Повернувшись, Савериан уставился на нее, и она убежала в свой дом, захлопнув дверь. То, что сказала Мелиссан, отдалось эхом в затуманенной голове Эремула.

«Пусть он погибнет вместе с остальными».

– Вы собираетесь подвергнуть город Расплате, – выдохнул он. – Жители этого не знают – но они обречены.

– Не только город, – ответила Мелиссан. – Весь проклятый Благоприятный край будет уничтожен.

Эремул схватил Мелиссан за запястье, и она, рыкнув, вырвала руку.

– Вы не можете так поступить!

– Почему тебя это заботит? – прорычал Савериан. – Люди здесь тебя ненавидят. Они не заслуживают твоей жалости.

Полумаг встретил взгляд генерала.

– Возможно, и так. Тем не менее некоторые невинны.

– Ты путаешь невежество с невинностью, – прошипела Мелиссан. – Каждый человек, даже новорожденный младенец, – отрава. Отрава, которая просто дожидается возможности выпустить яд. Даже наш народ восприимчив к ней. Даже моя семья.

Эремулу потребовалось время, чтобы осознать, что стояло за словами Мелиссан.

– Где Айзек? – снова спросил он.

Боль, отразившаяся на лице Мелиссан, лишь подтвердила его подозрения.

Савериан стиснул зубы.

– Он провел слишком, много времени среди людей. Иногда нужно претерпеть меньшее зло, чтобы могло восторжествовать великое добро.

Пальцы Мелиссан болезненно впились в израненное плечо Эремула.

– Прекрати задавать вопросы. Будь благодарен за то, что тебя избавят от судьбы сородичей, ибо ты полностью ее заслуживаешь.

Эремул хранил молчание пару минут. Затем он заявил:

– Я желаю остаться здесь.

Савериан замер, как вкопанный. Генерал Исчезнувших повернулся к Эремулу с искаженным от ярости лицом.

– Что ты сказал?

– Я желаю остаться здесь.

«Глупец! Что ты делаешь? Спасайся!»

– Ты умрешь! – рявкнул Савериан.

– Таковы люди. Мы склонны привыкать к этому.

Генерал потянулся к мечу.

– Я могу убить тебя прямо сейчас, – холодно заявил он. – На куски изрубить.

Полумаг пожал плечами и улыбнулся жуткой улыбкой, лишенной всякого веселья.

– Ах, как старо и избито. Взгляни-ка на меня, – проговорил он, указывая на свои культи. – Такая угроза куда менее весома, чем тебе кажется, когда адресована человеку без ног. Полагаю, ты мог бы погрузиться в пучины банальности еще глубже и угрожать моему члену – но я должен тебя предупредить, что и это не стало бы великой потерей.

Савериан так распалился от ярости, что на мгновение показалось: он все-таки осуществит свою угрозу. Вместо того он вложил меч в ножны.

– Прекрасно, – сказал он, кипя от злости. – Ты будешь подвергнут Расплате.

Генерал пошел прочь. Метнув в Эремула взгляд, полный ненависти, Мелиссан последовала за суженым, оставив Полумага одного.

Закрыв глаза, Эремул выдохнул и задумался, что же делать дальше. Если предупредить горожан – ничего не добьешься. Они не смогут вовремя убраться из города. На улицах возникнет паника, и в свои последние часы Сонливия превратится в настоящий ад.

Он все еще боролся с совестью, когда по его затылку растекся первый смачный плевок.

– Предатель хренов! – крикнула женщина из окна дома, возвышавшегося рядом.

С нарастающим страхом он осознал, что начала собираться толпа.

От его сломанной руки отскочил камень. Боль заставила его прикусить язык, и он ощутил вкус крови. Полумаг решил применить волшебство, чтобы создать барьер для защиты от таких бросков, но, попытавшись вызвать магию, не нашел ее в себе.

Потрясенный, он уставился на свои руки.

– Теперь они тебя бросили? – крикнул кто-то. – Даже черноглазые ублюдки не способны выносить калеку!

На него обрушились проклятия и оскорбления. Их Эремул еще мог бы вытерпеть, но плевки, а затем – испражнения, полившиеся на него из ведер, – уже другое дело. Вскоре он весь был покрыт дерьмом.

– Предатель! – крикнул кто-то.

А затем:

– Чудовище!

«Я – не предатель, – хотелось ему крикнуть в ответ. – Я не чудовище! Я просто человек. Человек, которого вы отвергаете из-за того, что он другой. За то, что он маг от рождения».

– Пошли-ка вы! – крикнул он. – Пошли-ка вы все.

Его трясло. Он озирался в поисках бокового переулка, в котором можно было бы скрыться. Места, где можно было бы переждать последние несчастные часы своей жизни, пока Разрушитель Миров не выжжет всю эту боль.

Какой-то мальчишка, игравший в грязи, поднял глаза и встретился с ним взглядом. Ребенок тыкал палкой в поврежденную стену, пытаясь выскоблить из нее цемент. Увидев Эремула, он опустил руку в карман грязных штанов и вытащил оттуда что-то маленькое и зеленое. Яблоко. Он бросил его Полумагу, и тот поймал плод здоровой рукой. Снаружи яблоко немного помялось, но внутри фрукт был еще свежим.

– Не обращай на них внимания, – сказал ему мальчик. – Олли и другие говорили, что ты клевый. Они были у тебя на посылках в книгохранилище. Я всегда любил книги. Когда вырасту, хочу стать как ты.

Помахав ему, сирота убежал. Эремул смотрел ему вслед, а вокруг продолжались поношения. Опустив взгляд на яблоко, он нахмурился, а затем положил его в карман.

Стиснув зубы от боли в раненой руке, он покатил кресло вслед удалявшимся бессмертным.

– Обождите меня! – крикнул он.

Эремул сидел возле поручней правого борта «Возмездия», неподалеку от высоченного генерала Савериана, и смотрел, как вдали исчезает Сонливия. Генерал повернулся к нему, скрестив руки на груди, и пригвоздил Полумага презрительным взглядом.

– Я знал, что ты вернешься, – сказал он. – Спасти себя любой ценой – императив твоей расы. Вы ничего не знаете о единстве. О жертве ради большего блага.

Полумаг помолчал минуту.

– А где принц Обрахим? На борту этого корабля вас и двадцати не наберется. Возможно, фехды не так уж едины, как ты утверждаешь.

Савериан прищурился.

– Ты считаешь себя умным, получеловек. Возможно, Айзек был очарован твоим остроумием. Мне хочется вырезать тебе язык.

– Верно – Полумаг, – поправил его Эремул. – И опять вырезать? А я‑то думал, что, прожив пять тысяч лет, ты в состоянии угрожать безногому калеке более изобретательно.

Взгляд, который бросил на него Савериан, должен был остудить кровь и оказать слабительное воздействие на внутренности, но страха для Полумага больше не существовало. Моника что-то в нем сломала.

– Проявишь неуважение еще раз – утонешь в этих водах, – произнес Савериан. – Обещаю.

Они помолчали. На полпути в Телассу корабль бросил якорь, и Древние принялись осматривать огромную пушку, которая занимала основную часть палубы «Возмездия». Она начала медленно двигаться, механизмы, обеспечивавшее ее смещение, управлялись, по-видимому, снизу.

– Сонливия будет уничтожена, – сказал Савериан. – Разрушитель Миров на борту вдвое мощнее того, что мы применили над холмами Демонического Огня. Болезнь, которая последует за взрывом, медленно убьет население Телассы. Они будут страдать, прежде чем умрут. Страдать так, как не страдал до них никто.

Эремул не сводил взгляда с огромной пушки, уставившейся в небо. Через считаные минуты она обрушит Расплату на Благоприятный край.

«У меня нет магии. Нет союзников. Я даже не могу ходить. У меня ничего нет. Ничего, кроме моей ярости».

– Я хочу кое-что спросить, – неожиданно произнес он. – О суждении Айзека. Ты сказал, что он был неправ. В чем?

Покрытое шрамами лицо Савериана исказилось.

– Он полагал, что увидел в тебе нечто, доказывающее, что вашу расу можно исправить. Но наоборот, это он позволил развратить себя.

– Ты убил его.

– Я сделал то, что было необходимо, чтобы защитить свой народ. Как делал всегда. Даже сейчас я приношу себя в жертву ради него. Разрушитель Миров на борту должен был обеспечивать нашу безопасность. Вместо этого я применю его против Благоприятного края, чтобы человечество никогда больше не смогло поплыть на запад и угрожать нашим родным местам. Мой меч завоюет земли к югу. Со временем этот континент станет моим.

«Так говорил каждый тиран. Поэтому твой брат отказался от тебя? Ты зачарован собственной легендой, Савериан. Слеп к собственной спеси».

Полумаг неотрывно смотрел на море. В лучах послеполуденного солнца оно выглядело прекрасным.

Мирным.

Он сделал глубокий вдох.

– Тут дело не в самопожертвовании, – проговорил он, – а в мести. Твой народ отказался от тебя. Завоевание Телассы оказалось тебе не по зубам. А теперь ты стремишься потешить эго, убив бессчетные тысячи людей.

Эремул собрал всю горечь, весь гнев, которые жили в нем так много лет, и выплеснул их в лицо легендарному Исчезнувшему.

– Ты хреново чудовище, генерал. Наихудшее из чудовищ. Лицемер.

Савериан оказался над ним в мгновение ока, его рука сжала горло Эремула, голос кипел, как расплавленное железо.

– Дерзкий пес! – прогремел он. – Ты смеешь судить меня? Ты бросил своих людей на смерть! Ты трусливый, хныкающий червяк! Не думай, что сейчас тебя спасет твоя магия. Вода, которую ты пил, была насыщена измельченным абиссумом.

Командующий Исчезнувших поднял с палубы Полумага вместе с его креслом и держал его за поручнями над водой.

– Ты – никто, – рычал Савериан. – Ни один человек никогда не любил тебя. Ни один не будет помнить о тебе. Твоя жизнь, полная боли, – словно пронесшийся мимо ветерок. Почти незаметный. Несущественный. Но я… Я прозвучу в вечности.

Савериан отпустил его.

Эремул упал, сильно ударившись о воду. Она оказалась холоднее, чем он представлял. Инстинктивно он стал молотить по воде руками, но воздух в одеяниях поддерживал его на плаву, и он усилием воли заставил себя успокоиться. Его кресло упало рядом, одно из колес отвалилось. Неважно. Оно ему больше не понадобится. Никогда.

Он успел достать из-под кресла, которое начало тонуть, коробку. Ему удалось открыть ее и извлечь тонкий кусок дерева. Он направил его на корпус «Возмездия».

Хотя Эремул не мог воспользоваться собственной магией, палочка волшебство хранила. Из ее кончика вырвался раскаленный добела поток энергии. Не такой горячий, как луч из скипетра Обрахима, который каким-то образом пронзил магический барьер Белой Госпожи, но достаточной температуры. Достаточной, чтобы пробить сталь.

Он не выпускал палочку из руки. Даже когда поток ее магии зафырчал и иссяк, оставив в борту корабля, возвышавшегося над ним, дыру, в которую уже хлынула вода. Даже когда воздух в конце концов ушел из его одеяний и он начал тонуть. В тот момент он запаниковал. Он вспомнил, как задумывался о том, каково это – тонуть.

Ему показалось, что на борту «Возмездия» началась беготня, а когда его голова скрылась под водой, он услышал приглушенный гул выстрела. Затем гул раздался снова – по нему стреляли ручные пушки фехдов.

«А может, все они промахнутся, – со странным спокойствием подумал он, опускаясь в воде все глубже. – Я только половина человека. Непросто попасть в половину…»

 

Невыясненные вопросы

Саша торопливо шла по развалинам Святилища, лежавшим под Телассой, и в ее животе червем извивался нараставший страх. Деркин ковылял следом. Вдвоем они пробирались по остову мертвого города, не думая об угрозе обрушения зданий и безобразных Заброшенных, которые по-прежнему обитали в руинах.

Прошло три месяца после поражения Савериана в гавани Телассы, а Саша все еще не могла полностью принять свое место в мире. Титул, который пожаловал ей народ Города Башен.

Седая Сестра. Глава Совета. Защитница и правительница самого могущественного города на севере.

Она могла бы послать от своего имени отряд Белых Плащей, когда узнала о плане Коула, но дело касалось ее лично. Она должна была разобраться с ним сама.

В полумраке перед ней возник полуразвалившийся храм Матери. Лучи света, которые пробивались из разрушенного потолка высоко наверху, освещали одинокую коленопреклоненную фигуру перед алтарем. Над ним висело сердце Похитителя. Каждое биение чудовищного органа гнало кровь в трубы, связывавшие его с Телассой наверху, хотя башни, в которых формировались служительницы Белой Госпожи, сейчас закрыли наглухо. Первое, что сделала Саша, приняв титул. При ее правлении Нерожденных больше не появится.

Капюшон Коула был плотно натянут на голову. Саша знаком попросила Деркина обождать, а затем медленно двинулась вперед по центральному проходу, шагая по упавшей каменной кладке и кускам загнивавших церковных скамей.

Голова Коула чуть шевельнулась, когда он заслышал ее приближение.

– Тебе следует уйти, – прохрипел он. – Здесь будет небезопасно.

– Что ты делаешь? – спросила Саша, хотя уже знала.

Поняла, как только Деркин принес ей новость.

– Осуществляю предначертанное. Я больше не могу убегать от своей судьбы. Похититель мне не позволит.

Он повернулся, чтобы взглянуть на нее, и она ахнула: лицо бледное, как у призрака, тонкая кожа туго натянута на череп.

– Ты превратишься в чудовище, – сказала она, пытаясь сдержать слезы.

– Чудовище, которое нам нужно, – мрачно ответил Коул. – Савериан не остановится, пока все мы не умрем. Мы не можем победить его. Не сможем, если я не приму полностью того, кто я есть.

– Ты – мой друг, вот кто ты есть, – возразила она. – Мой лучший друг. Единственный друг.

– Мне жаль, – проговорил юноша.

Подняв руку, он положил ее на сердце Похитителя. Его кожа тут же обрела цвет, а щеки – некоторую пухлость – жизненная сила вернулась к нему.

– Мы можем побить его, – умоляла Саша. – Мы побили его однажды – сможем снова! Пожалуйста, Коул, остановись.

– Он убил их всех, – прохрипел Коул.

Его голос начал меняться, превращаясь в холодный и зловещий.

– Кейна и Джерека. Белую Госпожу. Танатеса. Не получится тянуть бесконечно. Пора с этим покончить.

– Коул…

– Тебе и Деркину нужно убираться отсюда. Как только я потеряю себя, я исчезну навсегда. Я не могу предсказать, что станет делать Похититель.

– Ты обещал мне, – напомнила Саша, в глазах которой стояли слезы. – Ты обещал, что никогда меня не бросишь.

Коул дернулся, словно его пырнули ножом.

– Ты теперь – правительница города. Ты во мне не нуждаешься.

– Ты не прав, – тут же сказала Саша. – Ты нужен мне больше, чем когда-либо.

Коул убрал руку с сердца Похитителя, и Саша поняла, что опоздала. Ее друг исчез, в его серых глазах лишь на кратчайший миг оставался отблеск узнавания.

– Убей их всех, – прорычал он.

Этот голос больше не принадлежал Коулу, но скорее отдавался эхом откуда-то из могилы.

Из горла Деркина вырвался вопль ужаса, когда существо, которое было Коулом, извлекло Проклятие Мага и направилось прямиком к Саше. Девушка смотрела, как оно надвигалось, видела лицо, не выражавшее ничего, кроме намерения убивать, а в голове ее проносилась сотня мыслей. Она могла попытаться применить телекинетическую силу, чтобы отшвырнуть его в сторону, но так его остановить бы не удалось. Могла бы бросить в него упавшую каменную кладку, похоронить под грудой обломков, раздавить его тело, чтобы он никогда не покинул храм.

Саша никогда не сделала бы ничего подобного. Не с ним. Она сама бы умерла первой.

– Я люблю тебя, – прошептала она вместо всего этого и стала ждать конца.

Неожиданно привидение, которое было Коулом, заколебалось. Со сдавленным криком оно повернулось и всадило Проклятие Мага в сердце Похитителя, вскрыло его, и поток крови хлынул на алтарь, затопив его. По руинам прогрохотал освобожденный от телесной оболочки вопль, а с Коула опали тени, и в нем умерло зловещее свечение.

И перед ней снова появился он.

В этот ранний час на причалах царила тишина. Было еще по-летнему жарко, и Коул, сбросив плащ, смотрел на гавань, наслаждаясь спокойствием и одиночеством – желанной переменой после безумия недавних месяцев.

Корабли, которые Теласса отобрала у Савериана, стояли в гавани, как безмолвные стражи. Их экипажи составляли невольники, привезенные в город Саверианом. Как ни удивительно, Саша еще не освободила их от рабской зависимости.

Закрыв глаза, Коул наслаждался морским бризом, дувшим в лицо. Каким-то образом ему удалось не поддаться Похитителю.

«Она сказала, что любит меня».

Даварус уничтожил отделенное от тела сердце Бога Смерти. С тех пор бог молчал, но юноша понимал, что Похититель не исчез, он по-прежнему ощущал в себе его сущность. Коул знал, что без сердца, которое могло восстановить его жизненную силу, ему останется только одно: убивать, чтобы выжить. От этой мысли его тошнило. Ему не хотелось убивать. Больше никогда.

Коул заметил, как что-то подскакивает на волнах. Опустив руку, он поднял из воды колесо и с любопытством уставился на него. Оно показалось юноше смутно знакомым.

– У Создателя определенно есть склонность к театральности. Структура никогда не перестает удивлять.

Коул повернулся. Позади него только что появился старый, полный человек в черных одеждах. На его лице доброго дедушки играла дружелюбная улыбка, но что-то в облике незнакомца с ней диссонировало. Внезапно Даварусу стало не по себе, словно по его коже поползли сотни крошечных, невидимых пауков.

– Откуда ты? – требовательно спросил он.

– Да в общем-то ниоткуда, – ответил незнакомец.

Восходившее солнце залило его лицо красным светом.

– Кто ты?

– У меня много имен, и все они неверные. Имена могут быть опасными, ибо знание чего-либо дает власть над ним. Ты можешь знать меня как Мариуса.

– Мариус? – выдохнул Коул. – Лорд-маг Призрачного порта? Я думал, ты мертв.

Он уставился на колесо, которое держал в руках. В воздухе повисла капля воды, застигнутая во время падения. В небе над ними застыла во времени чайка.

– Такой человек, как ты, наверняка понимает преимущества пребывания в тени, – сказал Мариус. – Разумеется, это твоя природа уведомляет о моем появлении.

Коул вгляделся в глаза незнакомца.

– Ты – кровавый маг, – прошипел он. – Ты послал Волгреда, чтобы убить меня!

– Я послал Волгреда, чтобы испытать тебя. Ты, в конце концов, – избранное орудие Похитителя. Каждое орудие время от времени требует заточки.

– Я – не чье-то орудие, – отрезал Коул.

– Все мы – чье-то орудие, мальчик. Твой выбор определяется не тобой, но более великими, чем ты. Ткачами, архитекторами, дирижерами. Большинство идет по жизни в блаженном неведении, что пляшут под мелодии, которых не могут слышать. Веками Благоприятный край плясал под мои.

– Чего ты хочешь от меня? – зло спросил Коул.

Он не собирался плясать больше ни для кого и никогда.

– Я хочу, чтобы ты сыграл свою роль, – добродушно сказал лорд-маг. – Семена возвращения Похитителя были посеяны столетия назад. Смерть – вот что позволит ему возродиться и вернуться богам. Они восстановят мир и покончат с Веком Разрушения. Но сначала доску необходимо вытереть начисто, ты же понимаешь. Древние и Безымянное не обеспечили смертей в тех количествах, на которые я надеялся, и тем не менее, куда ни глянешь, бушуют конфликты. Мои ученики постарались на славу. При этом еще многое нужно сделать, и тут пора вступать тебе.

– Ты хочешь, чтобы я убивал для тебя? – спросил Коул. – Я не стану!

– Вопрос получше звучит так: хочешь ли ты жить. Если да, то, полагаю, у тебя в данном случае нет выбора. – Мариус кивнул на Проклятие Мага, висевший в ножнах на поясе юноши. – Ты снова будешь убивать. Так бывает всегда.

– Жизнь, посвященная убийству, – это не жизнь. Я отказываюсь играть роль орудия.

Мариус прищурился на восходившее солнце, его глаза были краснее рассвета.

– В отличие от кое-кого из твоих друзей, ты – не столь важен в большой общей картине. Посмотрим, останется ли твое решение таким же твердым, когда сущность Похитителя начнет тебя поглощать.

Мариус неожиданно шагнул с края причала и исчез. Ни всплеска, ни вспышки магии – он был здесь, а в следующее мгновение его не стало.

Коул извлек из ножен Проклятие Мага и долго смотрел на кинжал. Он вспомнил то, что однажды сказал ему Бродар Кейн.

«Не оружие создает мужчину. Мужчина создает оружие».

– Думаю, пора мне сделать новое оружие, – прошептал он.

Замахнувшись, он изо всех сил швырнул Проклятие Мага в гавань. Затем наблюдал, как кинжал тонул.

– Хочу сказать тебе кое-что.

Повернувшись, Саша посмотрела на Коула усталыми глазами. Она сидела за столом в своих апартаментах во дворце, читая послание, которое только что прибыло из Западной Скалы.

– Брэндвин мертв, – сообщила она с изумлением. – Его тело нашли изрубленным на куски. Что тебе нужно сказать мне?

Коул избегал ее взгляда.

– Меня больше здесь не будет.

– Что ты имеешь в виду?

– Я подумал, мне следует повидать мир. Пока я еще могу это сделать.

– Твое решение имеет отношение к тому, что произошло недавно? Потому что… Постой-ка, а где Проклятие Мага?

– Пропал, – сообщил Коул. – Там, где я никогда его не найду. Я бросил его в гавань.

– Ты сделал что? Коул! Без него ты зачахнешь. Ты умрешь…

– Все мы умрем, – оборвал ее Даварус. Он заставил себя расслабиться. – Все в порядке, правда. Я не собираюсь больше позволять этому оружию держать себя в рабстве. Долгие годы я думал, что должен быть героем из-за Проклятия Мага. Затем долгие месяцы – что у меня нет иного выбора, кроме как быть убийцей. Но выбор есть всегда. Отныне я просто собираюсь быть самим собой. Кто знает – возможно, я смогу найти способ снять проклятие прежде, чем оно меня пожрет.

– Куда ты отправишься? – спросила Саша.

Ей хотелось плакать, но новая правительница Телассы не могла позволить себе такое проявление слабости. Она – больше не девчонка. Она – Седая Сестра, глава Совета и властительница величайшего города по эту сторону Ничейных земель.

– Думаю направиться на юг. Есть должок, с которым нужно разобраться. – Коул заколебался, и Саша поняла, что будет дальше. – Тогда, в развалинах, ты призналась, что любишь меня…

– Да.

– Почему ты отвергла меня раньше, когда я сказал тебе о своих чувствах? Я по-прежнему не понимаю.

Саша посмотрела на свое отражение в зеркале напротив. Коул проследил за ее взглядом: коротко остриженные волосы, преждевременно седеющие. Темные вены, избороздившие кожу.

Наконец пришло понимание.

– Саш, – нежно сказал он. – Мне все равно, как ты изменилась. Действительно, ты уже не та девушка, которой была когда-то. Но в моих глазах ты всегда останешься прекрасной. Тебе не следует думать, что ты недостаточно хороша для меня только потому, что физически изменилась.

Саша смотрела на него очень долго.

– Какого хрена, Коул? – пробормотала она.

Даварус продолжал улыбаться, но у него возникло ощущение, что он только что сморозил отъявленную глупость.

– Я только имел в виду…

– Я знаю, что ты имел в виду! Я люблю тебя – как брата. Только так я могу любить любого мужчину. Ты меня понимаешь?

Коул почесал голову.

– Не уверен.

– Мне нравятся девушки, Коул.

– А.

– Я не была с мужчиной долгие годы. Ты когда-нибудь об этом думал?

– Я полагал, что ты ждешь меня.

– Это мило. Но я никогда не ждала никакого мужчину. Даже тебя.

– Итак, ты говоришь, что…

– Я говорю, что герой не всегда получает девушку, – раздраженно сказала Саша. – И иногда дело – отнюдь не в герое, а только в девушке.

«Я – не герой», – хотелось сказать Коулу. Затем он вспомнил, что помог убить Герольда и спас жизнь Магнару Кейну.

– Быть может, я – герой, – подумал он вслух.

Саша бросила на него странный взгляд.

– На самом деле я не это пыталась сказать, – медленно проговорила она. – Но, да, полагаю, ты – герой.

– Я теперь понимаю, – мягко произнес Коул. – Тебе нравятся девушки. Это несколько усложняет ситуацию, но, осмелюсь заметить, не делает ее неразрешимой. Просто еще один вызов для Даваруса Коула.

– Коул, – прошипела она со злостью. – Ты, хренов…

Но он уже приблизился к ней с широченной ухмылкой на лице и обнял.

– Я просто пошутил, – прошептал он.

Секундой позже улыбнулась и она.

– Когда ты собираешься освободить невольников? – мягко спросил Коул. – Ты должна, Саш. Они – рабы, такие же как Нерожденные. Они такого не заслуживают.

– Скоро, – ответила она, не глядя ему в глаза. – Сначала нам нужно удостовериться в том, что они не опасны. Что они смогут приспособиться к жизни в Телассе. Это потребует времени.

– Знаешь, – задумчиво сказал Даварус, – странное дело. Фергус был злым типом, но то, что он совершил, может в конце концов спасти город. Он дал тебе средства, чтобы отбить нападение Савериана.

Саша встретила стальной взгляд Коула. «Я стала Седой Сестрой. Я буду правителем, который нужен Телассе, чтобы выжить».

– Думаю, урок состоит в том, что хорошие люди способны на злые дела, – медленно проговорила она. – А злые могут ненамеренно сотворить добро. Нет абсолютных героев или злодеев.

«Нет черного и белого, – подумала она. – Есть только те, кто пытается поступать правильно, и те, кто не пытается».

– За исключением Савериана, – сказал Коул. – Он – просто кретин.

– Кретины зачастую могут удивлять.

Они обменялись усмешками.

– Думаешь, Гарретт нами гордился бы? – спросил Коул, и, несмотря на ее решение, вопрос вызвал у Саши слезы на глазах.

– Я знаю, что гордился бы, – сказала она. – И – те, кто не дожил, – тоже. Бродар Кейн. Айзек. Даже Джерек. Все они умерли за то, во что верили. Стараясь поступать правильно.

– Но что есть правильно? – спросил Коул. – Как же понять?

– А вот это, – прошептала Саша, – самое трудное…

 

Эпилог

Глядя в оконную панель на самом верху Обелиска, генерал Савериан устремил взгляд на деревья парка, лежавшего далеко внизу. Они уже становились золотыми и коричневыми. Осень была его любимым временем года, поскольку напоминала о том, что, все, рожденное в Структуре, умирало, а он оставался живым. Он будет существовать вечно.

Его тело уже оправилось от повреждений, полученных от пушечного огня в гавани Телассы. Его раса обладала способностью восстанавливаться поразительно быстро по сравнению с людьми, и, хотя он потерял «Возмездие» и Разрушитель Миров из-за действий презренного любимца Айзека, сейчас он уже успокоился. В конце концов, самое ценное, чем обладал фехд, – помимо времени – это самоконтроль.

«Все умирают. Но мы остаемся».

Когда «Возмездие» перевернулось, погибло трое его сородичей. Сейчас по эту сторону Бескрайнего океана оставалось едва ли двадцать фехдов, но Савериан особо не тревожился. Один фехд стоил сотни людей.

У него за спиной прозвенела недавно установленная подъемная кабина, и из нее появилась Мелиссан. Суженая подошла и положила руку ему на плечо.

– Новая правительница Телассы – упорный противник, – сказала она. – Я не в состоянии повлиять на имплантат в ее черепе, который позволяет ей управлять невольниками. Ту армию не вернуть.

Савериан сощурился.

– До сих пор Седой Сестре везло. Ее удача скоро иссякнет.

Мелиссан кивнула. Немного поколебалась.

– А ты… ты ни о чем не сожалеешь?

– Сожалею? – прорычал Савериан.

– Нас так мало, а мы пытаемся удержать город с тысячами людей. То, что мы сделали…

– …было необходимо, – закончил Савериан, словно откусив два произнесенных слова. – Это мой долг, суженая. Долг перед моим народом! Сначала падет Теласса. Остальная часть севера со временем последует за ней. Мы сотрем человечество с этого континента. Пусть мой брат и изгнал меня, но я его не подведу. Не подведу свой народ. Никто и никогда больше не будет угрожать нам!

Он осознал, что брызжет слюной, и вытер губы рукой.

Мелиссан смотрела на него с непроницаемым лицом. Потом она повернулась и, не сказав ни слова, спустилась в кабине вниз. Савериан проводил ее взглядом. Затем он встал лицом к окну. Сощурившись, пробил кулаком стекло.

– Я – генерал Савериан, – прошептал он, укрощая собственный гнев. – Я убил короля эльфов в схватке один на один. Я изгнал вирмов с этого континента. Я уничтожил грозный отряд, который сокрушил Герольда. Я всегда побеждаю.

Он стоял, глядя на город. Собрались черные тучи, и налетел свирепый ветер, заставив его плащ развеваться. В небе мелькнула вспышка. Раздался грохот грома, и через несколько мгновений первые капли дождя забарабанили по стеклу по обе стороны разбитого окна. Разыгравшаяся буря отразила шторм, бушевавший в его душе.

«Я – щит, который защищает наш народ от зла. Я – меч, который отражал все угрозы на протяжении пяти тысяч лет».

Подъемная кабина снова прозвенела. Он услышал, как ее двери открылись, но не повернулся. Если Мелиссан осталась недовольна его недавним всплеском эмоций, она могла бы подойти и сказать о том, что чувствует. Он не щадил никого, даже свою суженую.

Что-то упало на залитый дождем пол рядом с ним. Он опустил взгляд.

И увидел голову Ашарота, дежурного офицера.

Савериан повернулся. Из подъемной кабины вышел широкоплечий человек. Вспышка молнии на мгновение осветила комнату, открыв взгляду генерала лысую голову в каплях дождя, лицо в шрамах от ожогов и решительно сжатые челюсти. Темные глаза, обещавшие смерть.

Мрачный воин шагал к нему, сжимая в каждой руке по окровавленному топору.

– Ты должен быть мертв, – прорычал Савериан.

Я выстрелил в тебя с полдюжины раз.

Тело человека, известного как Волк, покрывали еще не зажившие раны. Каким-то образом ему удалось пройти через анклав фехдов и забраться в Обелиск, убив по пути опытного офицера.

– Ты собираешься бросить мне вызов? – проскрежетал генерал.

Воин приближался, не замедляя шага.

– Ты – не бессмертный! Ты – не чародей! Ты – даже не соприкоснувшийся с Богом. Ты просто человек. Ходячий мертвец.

Человек не ответил. Не дрогнул. Он продолжал приближаться, его лицо в шрамах выражало напряженную сосредоточенность, и Савериан ощутил проблеск тревоги. Он подумал достать ручную пушку, но бушевавший в его душе шторм требовал чего-то большего.

Его хрустальный меч с шелестом выскользнул из ножен.

Дождь глухо барабанил по стеклу, и эти звуки заглушали и прерывистое дыхание лысого воина, и размеренное – самого Савериана. Он видел, как надвигавшийся на него человек сражался тогда во дворце. Этот «Волк» показал себя хорошо, действительно хорошо – ни один смертный просто не имел права на подобное.

Но Савериан был генералом.

Прыгнув вперед, воин обрушил на Исчезнувшего шквал ударов, который прикончил бы многих солдат-фехдов, возможно, даже Судью. Савериан отразил все, лишь немного подавшись назад под яростным напором неистового берсерка. Перейдя в контратаку, он почувствовал, как его меч поразил плоть, ощутил на лице теплую кровь, брызнувшую из глубокой раны на руке противника.

Человек, известный как Волк, не мешкал. Сделав выпад топором, он попал рукояткой в губы Савериану. Генерал шагнул назад, и воин, бросившись за ним, нанес удар головой ему в лицо и разбил нос, прежде чем Савериан отшвырнул его в сторону.

Потрясенный командующий стоял, ощущая вкус собственной крови, а его противник поднялся на ноги.

Волк был непреклонен. Он снова бросился в атаку, пробив правым топором сверху, а затем сразу же левым снизу, развернулся и обрушил обратный удар правым топором. Савериан парировал все его атаки, но Волк незамедлительно начал другую комбинацию, значительно сложнее предыдущей, и на сей раз один из его топоров задел грудь Савериана. Доспехи генерала выдержали, но он почувствовал, как под тяжестью удара треснуло ребро.

Раны лысого воина сильно кровоточили. Савериан сплюнул окрасившуюся малиновым слюну и сощурился на этого поразительного человека.

– Кто ты на самом деле? – спросил он. – Скажи мне, чтобы я смог добавить твое имя в список врагов, которых победил.

– Дрянь треплет языком о том, что собирается сделать, – ответил угрюмый воин. – Мужчина делает.

Савериан презрительно усмехнулся.

– Мужчина умирает. Как остальное смертное. Но я – не смертный.

Он рванулся вперед с хрустальным мечом наперевес, собираясь нанести тот самый смертельный удар, который окончил жизнь синеглазого воина, называвшего себя Мечом Севера. Он двигался быстрее любого человека, быстрее всего живого или мертвого. Он был генералом, и в течение пяти тысяч лет его меч отражал все угрозы его народу.

Он почувствовал, как его меч вошел в живот человека. Услышал его резкий вдох, звон его топоров, упавших на пол.

– Теперь ты знаешь, что чувствовал твой друг в свои последние мгновения, – сказал Савериан. – А сейчас умри. Умри, как умер он.

Он надавил, пытаясь загнать меч еще глубже в тело воина, предвкушая, что вот-вот ощутит, как оружие вырвется из его спины.

Но меч не шевельнулся.

Савериан опустил взгляд. Увидел ладони Волка, обхватившие клинок, напрягшиеся бицепсы его рук, которые удерживали меч.

Генерал ощутил на коже горячее дыхание и поднял взгляд. В этот момент зубы воина сомкнулись на его щеке. Волк со злостью дернул голову назад, и Савериану показалось, что оторвалась половина его лица. Он завопил и попятился, выпустив из рук хрустальный меч.

Генерал чувствовал, как кровь льется по его шее, ощущал дыру в щеке. Сморгнув слезы с обсидиановых глаз, он успел заметить, как оружие – его оружие – прорывает ему грудь. Хрустальный меч острее любой стали, острее всего, что можно было отыскать на земле, пронзил серебристую броню, словно бумагу. На сей раз настал черед Савериана охнуть, кровь наполнила его рот и запузырилась наружу.

Волк зарычал, пустив алую слюну, и стал толкать генерала назад, держась дрожащими руками за эфес меча. Назад, к дыре в разбитом окне.

– Ты должен быть мертв, – попытался проговорить Савериан, забрызгав подбородок кровавой слюной.

Он силился вытащить из себя оружие, как это сделал его противник, вырвать меч из тела – но не мог. Единственное, что ему удалось, – сосредоточиться на безжалостном взгляде Волка. Суровые пронзительные глаза отказывались тускнеть, несмотря на бесчисленные раны, покрывавшие его тело.

Взревев, Волк отшвырнул его назад, и Савериан почувствовал, как летит к земле в ливне стеклянных осколков, с собственным мечом в груди, торчавшим подобно восклицательному знаку. Падая, он видел, как уменьшавшийся на глазах воин опустился на одно колено на краю башни, словно за секунду до того, как самому рухнуть вниз.

Он так и не узнает, упал ли его убийца. Последнее, о чем он успел подумать: всего этого просто не могло случиться. Пять тысяч лет лет он был щитом, который обеспечивал безопасность его народа. Пять тысяч лет был мечом, который одолевал все угрозы.

И тем не менее, когда земля бросилась ему навстречу, в его голове отдалась эхом одна-единственная неотвратимая истина. Все умирают…

 

Благодарности

Прежде всего я приношу искренние благодарности своему агенту, Роберту Динсдейлу, который поддерживал этот корабль на плаву, несмотря на мои значительные – и неоднократные – усилия перевернуть его. Роман «Клинок мертвеца» посвящается тебе.

Своих издателей я благодарю за терпение, которое они проявили во время написания трилогии. Особая благодарность – Матильде Имлах, первой рискнувшей взглянуть на рукопись, а также – Джессу Вейду и Крису Лоттсу. Они так упорно боролись за меня по другую сторону Атлантического океана.

Я снова благодарю Майка Брукса, предоставившего бесценный отзыв в присущем ему серьезном стиле. Также я благодарю Марка Лоуренса за советы и слова ободрения в особенно трудное время.

Я полон благодарности своим читателям: со всеми доступными вам прекрасными книгами вы предпочли вложить время (и, вполне возможно, деньги) в мой маленький мир! Однажды я надеюсь туда вернуться.

И, наконец, Йесике: прости за все.

 

Об авторе

Люк Скалл родился в Бристоле и живет в Варминстере. Писатель также занимается дизайнером ролевых компьютерных игр и работал над несколькими продуктами для Ossian Studios и BioWare, получившими восторженный прием. Первый роман автора, «Грозный отряд», вошел в короткий список номинантов на премию David Gemmell Morningstar Award 2014 года.

Посетите его веб-сайт .