Данилыч вчера тоже на жареху не приходил.
Михаил и не собирался у него останавливаться, хоть и некуда было торопиться, но только он подошел к подземновской базе, Данилыч, как на грех, выскочил на крыльцо выплескивать что-то из котелка на снег. Из норок у Данилыча валил пар двумя струйками, как у коня доброго, горячий, видно, чаю нахлестался. Данилыч стоял и ждал приближения Михаила, пришлось свернуть к нему, подойти.
– Побежал? Ушли твои-то?
– Все разошлись.
– Чайку, может? Ты заходи, чего встал-то…
– Ехать вообще-то надо, идти. Ну, да наше – наше будет, поболтать от скуки, торопиться некуда. А ну вас! Я вас! Отыдь! – заревел Михаил на собак, сбившихся в кучу и готовых уже драться.
Михаил снял лыжи.
Собаки настороженно стояли – каждая на своем месте, потягивали вверх морды, скалились предупредительно. Любое движение, любая перемена позиций, любой рык погромче условленного – мгновенная свалка, полетит шерсть. Строили ушки, косили глаза.
– Чича-а-ас! Палкой-то! Где моя палка? Но! Угони, Данилыч, своих, мои не шутют, кобели-то! – не без удовольствия кричал Михаил, не упускавший иной раз случая стравить своих зверовидных кобелей с чужими собаками.
– Спасибо, Алтая нету, тот не глядя пластает. Раз-два – и нету собачки.
От человечьего крика собаки расслабились. Противостояние распалось, отошли друг от друга. Саян и Байкал легли на лыжи, как бы показывая, что они гости и ни на что не претендуют, но место на лыжах хозяина у них законное, а чужая сучка их не волнует, пусть сама подходит, тогда понюхаемся.
– Любите меня, што ли? А? Звери! – Михаил с удовольствием попинал Саяна в морду мягким ичигом. Кобель завертел хвостом, чуть еще – и превратился бы в щенка, начал бы прыгать на хозяина, но Михаил вовремя прикрикнул и ушел на крыльцо. – Но, Данилыч, чаю давай! – Михаил весело кинул рукавицы и шапку на лавку и уселся к столу. На окне, на уровне глаз, была продышенная и протертая пальцем амбразура в толсто обледенелом стекле.
Амбразура была направлена на тропу, и человека, идущего от ухаловского зимовья, видно было далеко, как только он выходил из ельника. Михаил подумал, что вот сидел старик, скучал, специально состерег себе гостя.
– Скучно тебе в тайге?
– Дела все, дела. Спасибо забыл тебе сказать, за мясо-то. При Панфилыче не хотелось говорить.
– Да он знает, я ему сказал. Жалко мяса, что ли, добра-то.
– Прихожу, а тут сохатинка, суприз. Вот уж спасибо, люблю легкое мясо. Хорошего зверька стрелил?
– Ничо, подходящий, жалко, не вывезти оттуда.
– Конем-то туда пройти можно?
– Дороже получится, если тебе ходить.
– Да ты чо! Я на праздники буду у Марии бычка колоть, да и у себя двух боровов, куда мне мясо-то, так я спросил.