Еще два перевала, боковыми мелкими отрожками, среди которых заплутает чужой человек, темной ночью – уставать стал – подошел к ночевке Князев. Отночевал, потемну снова в путь. Шел уже своей тропой, тайгой безлюдной, где не только лесорубов, орешников, даже охотников не бывало. Не у рук тайга, совсем не используется, пропадает в ней лес, пропадают дары природы – другая сторона крайности.

Дотемна шел Князев, а подходил к своей берлоге и услышал, что собаки воют, – отлегло от сердца: значит, живы.

«Потерпеть не могут, сучье племя! Выпить хозяину нельзя! Что я им, родственник?»

– Я все же человек! – укоризненно говорил собакам Князев, кидая в корыто с водой хлеб.

Собаки, спущенные с цепи, носились кругами, пытались свалить в темноте усталого хозяина, корыто перевернули, жрали с полу, лезли в избушку, скулили, просились.

Он заварил каши с салом, выпил всю принесенную с собой водку, перед сном смилостивился, открыл дверь и скомандовал собакам: «Заходи по одному! Молчать! Мы от вас подвигов ждали, устали мы!»

Старик еще пел песни, потом упал наискось на нары и уснул прямо в сапогах.