На восточной границе Михаил служил образцово, хоть и допускал иногда мальчишеские срывы. Все знаки отличий, какие можно было заслужить, заслужил.

Товарищи его любили. За ловкость и веселую исполнительность ценили командиры.

В положенное время родила Пана Гришу.

Никто не верил, глядя на безусого сержанта, что на фотографии красавица с мальчиком на руках – жена.

И сам-то Михаил не особенно в это верил, привычки к жене не было, сына не понимал, относился к нему как к родственнику, как к младшему, например, братишке, хоть не упускал случая к месту и не к месту вставить, что он мужик детный.

После армии еще норовил жить огольцом. Ходил с холостыми товарищами, женатых мужиков среди друзей не было – все у него были ребяты.

– У Гришки ребятишки, и у Мишки ребятишки, – с горьким смехом говорила Пана.

Работал Михаил шофером, потом в леспромхозе, потом опять к машине потянуло.

Но если другие умели извлекать из машины все блага, какие она может дать в сельской местности, Михаил этого не умел, да так и не научился. Привез как-то Буслаевне навозу на огород, а ей пенсию выдали, и вся-то она, эта пенсия, – за навоз отдать. Разве руки поднимутся?

По дороге на морозном ветру пассажира подобрать – какие тут деньги? Говоришь с ним как человек, а потом он тебе сует деньги? С накладными мудровать – мешок кормов сюда, мешок туда?

«Беспечность» – это качество в личное дело в армии внесено было.

Ну, ничего, надо же и беспечным жить на белом свете.

Заметно постарела Пана с заботами, подруги ее еще замуж не выходили – гуляли, учились. Забегали бывшие одноклассницы как к старшей, с тайнами своими девичьими, поболтать, Гришку потискать.

Дошли до Михаила слухи, что было у Паны в Мареве, еще перед тем как переехала ее семья в Нижнеталдинск, что-то такое в школе с учителем физкультуры. И не верил Михаил, а отрава подействовала: начались загулы, скандалы, бить стал Пану, хоть на коленях клялась, что до него никто не притрагивался. Что тут сделаешь, если с сердца не отлегает!