Вот чем занимался Панфилыч, когда услышал, что посыпались в дровянике полешки, Удар рвался на цепи и давился от злости. Сначала Панфилыч подумал, что Подземный тащит сушить колохватовские лыжи, накинул одеяло на пушнину и вышел глянуть из-за угла – не показывая голову – в щель.

По тропе переходил ручей какой-то незнакомый человек в кожанке – кожа блеснула на солнце, – с двустволкой, с собакой, понуро бежавшей сзади.

Панфилыч метнулся в зимовье, сгреб пушнину в мешок, сунул под свои нары. «Длинное ружье», место которому обычно было в тайге в тайнике, сунул под Михайловы нары: эта винтовка прекрасных свойств – с пулеметным стволом – за Панфилычем нигде не числилась (самодельная), а числился за ним древний карабин, многие годы уже клавший кувыркавшиеся в полете пули плашмя и на шаг мимо на ста метрах.

Для большей конспирации он даже налил себе чаю. Ждать от базы человека всегда неприятно, в ту сторону избушка не имела окна – дверями и окном зимовье было настроено навстречу солнцу, на юго-восток, к плавно и медленно, волна за волной, вершина за вершиной поднимавшимся на водораздел сопкам. В хорошие дни отчетливо был виден из окна хребет Предел, три его похожие на облака головы.