Я помчался в больницу к маме Джанне. Она приняла меня в своем кабинете. Это небольшой зал в самом центре отделения. На стене за ее спиной висели десятки фотографий маленьких мальчиков и девочек. Все они улыбались.

— Должна сообщить, что вы не подходите для данной пересадки. Сродства не выявлено.

— Иначе будет отторжение?

— С костным мозгом разговор особый. У матери тот же результат.

— Да, жена говорила.

— У нее совместимость выше, но и этого недостаточно. Вы давно живете вместе?

— Извините, в каком смысле?

— Нет, я хотела узнать, как давно вы знакомы.

— Мы женаты три года.

— А ребенок родился совсем недавно.

— И что с того?

— Нет, я тут вижу… — мама Джанна еще раз заглянула в бумаги с результатами анализа, потом быстро посмотрела исподлобья поверх очков мне в глаза, словно хотела сверить с моим лицом то, что было написано в этих бумагах. Она молчала.

— Показатели скачут?

— Этот анализ делается исключительно на совместимость донора и реципиента.

Я почувствовал себя виноватым. От меня не было никакого толка. Я ее разочаровал. Я не знал, что сказать.

— Будем искать другие варианты, — сказала врач. Она протянула мне ксерокопии моих анализов, давая понять, что разговор окончен. — Не сомневайтесь.

Я вышел из кабинета и побрел по больничному коридору. Я чувствовал себя никчемным. По сравнению с почкой или любым другим органом, взятие костного мозга — плевое дело. Игла вводится в кость таза, под наркозом. Проще простого. Но я не мог и этого. Я готов был отдать Марио все: яички, глаза, мозг, сердце. Однако мне не разрешалось поделиться с ним частичкой материи, которую изъяли бы из меня без всякого труда. Через короткое время она восстановилась бы в моем организме.

В конце коридора из окна падал яркий свет. Он отражался в начищенном до блеска полу и слепил меня. Я держал в руках копию моих анализов. Взглянул на одну из страничек: тканевая типизация, детерминанты HLA. Но в голове крепко засел тот последний взгляд врача.

Я вернулся назад и без стука взялся за ручку.

— Почему вы об этом спросили? — сказал я, входя, как будто наша беседа не прерывалась. — Почему вы спросили, когда я познакомился с женой?

— Дело в том, что… Ваш генетический код не совпадает с кодом пациента. Совершенно не совпадает.

— Скажите прямо. Это означает, что, при отсутствии родственного донора, нет никакой надежды? Насколько мне известно… Я, понятное дело, не специалист… Но, насколько мне известно, миелоидная лейкемия…

— Знаете, лучше не надо.

— Извините. Я только хотел узнать, какая терапия в данном случае…

— Дело не в терапии.

— А в чем?

— Синьор Скарпа, — врач смотрела на меня в упор. — Вы действительно хотите это знать?

Я сглотнул:

— Марио умрет?

— Марио может умереть, но может и справиться. Только сейчас речь не о Марио, а о вас.

— Обо мне? Я тоже нездоров? Вы что-то нашли в моей крови…

— Я уже сказала, что данный анализ не является диагностическим. Он только показывает совместимость кандидата в доноры и реципиента. В вашем случае совместимость нулевая.

— Я понял.

— Не думаю, что вы поняли.

— Мне нужно это осознать. Это не так просто. Нужно с этим как-то смириться. Я должен свыкнуться с мыслью, что не в состоянии ничего сделать для своего сына.

— Это не ваш сын, синьор Скарпа.

— Что?

— Вы не являетесь биологическим отцом Марио.