Демобилизация

В конце 1919 г. уже не оставалось никаких сомнений, что причинявшая столько бедствий и потерь русским рабочим и крестьянам гражданская война закончится их полной победой. События развернулись очень быстро.

Совершенно разложившаяся армия Колчака быстро таяла под ударами регулярных частей Красной армии с фронта и партизанских отрядов с тыла, и неудержимо катилась на восток. Южная группа белогвардейцев 12 декабря отдала нам Барнаул, 16 — Кузнецк; на великом сибирском пути наше наступление было еще стремительнее: 22 декабря был взят гор. Томск, 7 января захвачен Красноярск и, наконец, 7 марта Красная армия вошла в Иркутск. Образовавшаяся тогда же в марте под давлением Антанты буферная верхнеудинская республика — создала народно-революционную армию, частями которой 21 октября 1920 г. была занята Чита.

На северном фронте наши войска 5 февраля 1920 г. перешли в энергичное наступление и через шестнадцать дней, 21 февраля авангарды красных уже вошли в Архангельск. Одновременно с наступлением на архангельском направлении, шло наступление на Онегу, и 26 февраля она была занята. В конце февраля началось продвижение наших частей к Мурманску, который и был нами занят 13 марта. Десять дней понадобилось затем на то, чтобы очистить Печенгу от остатков белых бойцов, перешедших здесь русско-норвежскую границу. На севере все было покончено.

На западном фронте — эстонское правительство согласилось заключить с нами перемирие, которое и было подписано 31 декабря 1919 г. Разгром нами остатков северо-западной армии превратил это перемирие в мир, заключенный 2 февраля 1920 г. 30 января фактически прекратились военные действия на советско-латвийском фронте, а 16 апреля начались мирные переговоры с Латвией, закончившиеся заключением мира 11 августа. И, наконец, 12 июля был заключен мир с Литвой.

На советско-польском участке фронта военные действия, ограничившиеся в течение декабря 1919 года и января 1920 г. поисками более или менее крупных партий разведчиков, закончились внезапным переходом поляков в наступление, положившим начало формальному состоянию войны между Советской Россией и белой Польшей. Война эта прекратилась, можно сказать, 17 ноября, когда начались в Риге работы мирной конференции для заключения окончательного мирного договора.

Войска южного фронта, выйдя к Мариуполю и Таганрогу, разбили 6 января дотоле сплошной белый фронт на две группы войск — кавказскую и крымскую На кавказском фронте 31 декабря 1919 г. был взят Царицын и под ударами конницы Буденного 8 января пал Ростов. 17 марта в наших руках оказался Екатеринодар, а 27 марта — Новороссийск. Наконец, утром 28 апреля наши бронепоезда вошли в Баку. Последнее убежище отечественной контрреволюции — Крымский полуостров был занят нами, 16 ноября, когда наши части вышли на южное побережье Крыма, заняв, как последний пункт, г. Керчь.

К декабрю 1920 г. обе революционных войны были закончены. Победы Красной армии вовлекли в орбиту организующего революционного влияния и строительства 8.457.650 кв. верст территории с 53.949.000 жителей. После шести с половиной лет непрерывной военной борьбы, после трех одна за другой следующих разорительнейших и опустошительнейших войн, страна восставших рабочих и крестьян и ее армия получили возможность «передышки», демобилизации бойцов и некоторого, может быть, очень непродолжительного, отдыха.

1921-й год был годом демобилизации Красной армии.

Как же протекала в белогвардейском представлении демобилизация тех «банд», для отрицательной характеристики которых они не жалели красок?

Имеющиеся в нашем распоряжении чрезвычайно интересные данные совершенно секретных сводок сведений о Красной армии начальника информационного отделения штаба главнокомандующего русской армией в Константинополе позволяют составить довольно ясную картину и осведомленности белых и их суждения об этом периоде развития Красной армии.

«Начавшаяся в декабре (1920 г. — К.С.) — читаем мы в докладе начальнику штаба главнокомандующего русской армией — демобилизация протекает очень медленно, так как советская власть не в силах в короткий срок перебросить и прокормить распускаемых по домам красноармейцев»…

Как известно, демобилизация различных возрастов армии проходила различно — согласно приказам революционного военного совета. Приказом РВС от 11 декабря были демобилизованы 1885 г. и старше и была намечена дальнейшая демобилизация до 1891 г. включительно. Красноармейцы, родившиеся в 1892, 1893, 1894 и 1895 г.г., были уволены в бессрочный, отпуск приказом РВС от 17 апреля. И лишь в сентябре начался перевод родившихся в 1896 и 1897 г.г. в нестроевые части. «Медленность» демобилизации вполне отвечала ее плану. Это констатируется и за рубежом.

«В общем, несмотря на всю болезненность процесса демобилизации советская власть с ней справилась. По совершенно точным документальным данным Красная армия, насчитывавшая к 1-му января по спискам— 5.017.774 едока, к 1 августа была сокращена до 1.627.985 едоков.

Следует, однако, отметить, что демобилизация вызвала известное расстройство в некоторых отраслях народного хозяйства, первым делом в транспорте, и имела чрезвычайно нежелательные для власти политические результаты, так как распускаемые по домам красноармейцы в значительной части обратились не к мирному труду, а усилили оппозиционные к большевикам элементы».

В чем же выразилась эта «оппозиционность» красноармейцев? А пояснить следовало бы, так как о проявлениях ее что-то не было слышно ни в 1921 году, ни в следующем. Правда, намек на эту «оппозиционности дают последующие строки доклада:

„Благодаря отсутствию продовольствия (при чем тут продовольствие?.. — К.С.) поезда с демобилизованными часто застревали на станциях по неделе и больше, О довольствии мобилизованных никто не заботился, благодаря чему эшелоны часто бунтовали. Красноармейцы сжигали внутреннее оборудование вагонов, сами вагоны, шпалы, разбирали вагоны с углем и дровами, продовольствием и т. д. Во многих случаях, не дождавшись отправки эшелона, демобилизованные расходились пешком, часто большими отрядами и по пути отводили душу на встречных коммунистах“.

Возможно, что и были такие редкие случаи… Но демобилизация почти четырех миллионов бойцов гражданской войны в разоренной, голодной стране, с разбитым до отказа транспортом не могла обойтись без эксцессов. Следует удивляться тому, что их было так мало и носили они преимущественно характер хозяйственных недоразумений. В сводке краски, конечно, сгущены.

Справившись с демобилизацией, — читаем мы дальше, „военное ведомство, однако, оказалось бессильным довести части до полного штатного состава, как это им было предположено. Помимо демобилизации в этом отношении большую роль сыграли два явления отпуска и дезертирство“.

Анализ дезертирства, данный докладом, заслуживает нашего особого внимания.

Доклад отчетливо вскрывает контрреволюционный характер его и показывает, что в применении суровых мер по отношению к дезертирам красное командование оставалось все-таки слишком мягким.

„Начавшееся после первых призывов в 1919 г. дезертирство из Красной армии достигло в 1920 г. колоссальных размеров и превратилось в болезненное бытовое явление. Оно является активным протестом красноармейцев против власти, а зачастую и серьезным фактором, поддерживающим и питающим вооруженную борьбу с ней. Не имея организации, связи и достаточной смелости для открытых выступлений против власти в частях недовольные ею элементы под всевозможными предлогами покидают армию и тем вносят серьезное разложение в ее ряды.

Жестокие кары, ставящие дезертиров вне закона, загоняют их из родных деревень и станиц в горы, леса, плавни и камыши, где они образуют резервуар, из которого постоянно пополняются повстанческие отряды и просто бандитские шайки; с западной границы бегут в Польшу, особенно часты побеги среди украинцев и казаков, уклоняющихся в массе от военной службы, а также в запасных пехотных частях; меньше распространено дезертирство среди великороссов.

Дезертирство развито не только в запасных и строевых частях Красной армии, но даже и в войсках всероссийской чрезвычайной комиссии и в интернациональных формированиях. В ряде батальонов в ч. к. (118, 121) дезертирство достигает 15 % (официальные сов. секретные данные). В западном военном округе советское командование жалуется на усиленное дезертирство поляков и евреев из национальных частей“.

Характеристика дезертирства, как „активного протеста против власти“, является, разумеется весьма и весьма тенденциозной. Вернее было бы видеть в нем проявление крайней усталости после стольких лет напряженнейших усилий, естественную реакцию до последней степени переутомленного и надломленного тяготами войны коллективного организма армии. Но от этого вредоносность его отнюдь не уменьшалась.

Наше командование, конечно, прекрасно учитывало и чисто военный вред и социальный характер дезертирства. Были приняты все меры к его искоренению. Мероприятия имели продуманный характер, организующая мысль революции все время напряженно работала над тем, чтобы создать определенную, выдержанную систему, а не ограничиваться отдельными эпизодическими бросками. Белогвардейские сводки характеризуют эти меры в нарочито иронических тонах:

„По всей России образована сеть органов, имеющих специальное назначение — ловлю дезертиров под разными названиями, начиная от главного управления по борьбе с дезертирством в Москве, всеукраинской центральной комиссии и кончая губернскими и уездными „комдезами“.

На Украине всех этих органов оказалось недостаточно для успешного выполнения поставленных им задач, вследствие чего в каждой деревне были созданы „пятихатные“ и „десятихатные“ на которых была возложена обязанность по вылавливанию дезертиров под страхом строжайшей ответственности: каждый пятихатный или десятихатный, халатно относящийся к исполнению своих обязанностей, наказывается в большей мере, чем сам дезертир; он должен „зорко следить за появлением дезертира в районе его хат“, ежедневно обходить доверенные ему хаты, организовывать два раза в неделю облаву по всему селу и т. д…

Для предотвращения дезертирства при перевозке пополнений из запасных частей выработана инструкция, заключающая в себе 400 параграфов, дающая право начальнику эшелона „немедленно открывать ружейный и пулеметный огонь по солдатам“? (удивителен этот термин в инструкции для Красной армии. Кавычки невольно возбуждают сомнение. — К.С.), выпрыгивающим из вагонов“ и т. д. При этом начальник эшелона и комиссар предаются суду военного трибунала, в случае если число бежавших превышает 5 %. Поезд, везущий пополнение, согласно инструкции, должен иметь пулеметы на паровозе и в вагонах охраны; на три вагона красноармейцев положено иметь четыре (?!) вагона охраны с таким расчетом, чтобы каждый вагон, везущий пополнение, находился между вагонами, вооруженными пулеметами, в которых едут охраняющие.

В общем, различными источниками количество бежавших из Красной армии определяется, примерно, в одну треть списочного состава.

По советским данным от начала года (1921-го. К.С.)дезертирская норма составляла в общем 19 %, а для пехотных частей —22 %. Другие сведения отрывочного характера дают понятие о стихийности этого процесса; так, например, по сообщению большевистской каменец-подольской „Укросты“ за два месяца (январь-февраль) в пределах Киевской губернии советскими агентами было выловлено 7.456 красноармейцев, принимавших, после дезертирования из рядов советских войск, участие в операциях повстанческих отрядов».

«Помимо открытого дезертирства происходит и массовое косвенное уклонение от службы в строевых частях: большее число, как крестьян, так и лиц с известной коммунистической протекцией, устраивается в различных организациях, в управлениях жел. дорог, на лесных и торфяных работах и т. д., где они числятся, как учетные призывные красноармейцы».

«Коммунистическую протекцию» надо понимать, конечно, совсем не так, как это изложено в последнем абзаце.

Выше мы упоминали о двух каналах мобилизации и пополнения рядов Красной армии. В особо острые критические моменты гражданской войны по большей части распоряжением центральных органов, а иногда и инициативой отдельных губернских или областных организаций со специальной работы снимались работники в порядке партийной или профсоюзной мобилизации и отправлялись на фронт.

Мобилизации эти были до последней степени опустошительны для учреждений и отраслей гражданской работы; жизнь и деятельность хозяйственных, главным образом, органов, о которых как раз и упоминает белогвардейская сводка, замирала зачастую совершенно. Вполне естественно, что с объявлением демобилизации, при первых признаках обозначившейся передышки оставшиеся на местах, на хозяйственной работе отдельные лица и ячейки стали стремиться влить снова жизнь в обескровленные предприятия, в органы управления и т. д. Руководствуясь интересами дела, соображениями вполне понятными, но, может быть, не всегда правильными, когда интересы своей колокольни заслоняли интересы общегосударственные, а тем более интересы армии, гражданские работники использовали всякую возможность, вплоть до «известной протекции», чтобы вернуть к себе в 1921 г. недавно оторванных бурею войны товарищей.

О дезертирстве в обычном смысле этого слова здесь, разумеется, говорить нельзя. Тем не менее на это явление своевременно было обращено должное, внимание и, как это всем известно и у всех на памяти, специальными указаниями высших партийных органов и распоряжениями правительственных инстанций — отлив партийных и профессиональных работников из армии был должным образом урегулирован.

 

Реорганизация Красной армии

Та же сводка стремится дать исчерпывающую, по возможности, характеристику проводившейся тогда реорганизации Красной армии применительно к условиям жизни и потребностям наступившего мирного времени. Доклад прежде всего пытается очертить причины и дели «военных реформ».

«Во время последней войны с Польшей рельефно выступили все слабые стороны Красной армии: авантюристическая стратегия вождей, слабая тактическая подготовка командного состава, неорганизованность работы штабов, органов снабжения и распределения и крайнее нежелание со стороны красноармейцев сражаться с хорошо вооруженным и правильно организованным противником. Голод, спекуляция, воровство и взяточничество послужили к ослаблению Красной армии как морально, так и материально, и она едва ли может рассматриваться в качестве серьезного противника для какой-нибудь регулярной армии, если не будет произведено серьезной работы по ее реорганизации и укреплению. Этот факт сознается не только „военспецами“, но и большинством коммунистов, ставших во главе управления вооруженными силами Республики.

Поэтому после окончания войны с Польшей, эвакуации Крыма русской армией и наступления мира, хотя и относительного на высшее командование Красной армии была возложена задача приступить немедленно к ее реорганизации в надежную силу, способную успешно бороться как с внешними, так и с внутренними врагами советской республики, устранив все дефекты „импровизации“ периода гражданских войн».

Происходивший в феврале месяце 1921 г. X съезд российской коммунистической партии наметил основные пути внешней и внутренней политики Советской Республики после ее побед над контрреволюцией. В числе других вопросов было подробнейшим образом рассмотрено и состояние Красной армии и флота, намечены пути и методы ее демобилизации и перевода на мирное положение, после чего военному ведомству были даны общие руководящие указания, дополненные и развитые последующими распоряжениями правительства.

Как известно, X съездом было признано необходимым сохранить постоянную армию, т. к. введение милиционной системы признавалось тогда еще несвоевременным; уменьшить по возможности численность армии путем роспуска старших возрастов; улучшить качество армии за счет количества, направив все усилия к созданию армии, хорошо «обученной и политически подготовленной, с повышенным пролетарским и коммунистическим составом».

По словам доклада, «для осуществления указанных целей военным ведомством была выработана следующая программа»;

Мероприятия по переводу армии на мирное положение заключались в —

«а) упрощении центрального аппарата управления армией;

б) введении новой армейской организации, согласно требованиям перехода на мирное положение;

в) в сокращении армии путем уменьшения числа войсковых единиц, введения новых штатов и демобилизации;

г) дислокации армии на казарменном положении применительно к условиям более удобного питания и снаряжения;

д) в опыте создания милиционных частей в наиболее к тому подходящих районах „со сплоченным пролетарским населением“ (Петроград, Москва, Урал);

е) освобождении полевых частей от внутренней службы и замене их милицией; переформировании войск внутренней службы—„внус“ в полевые войска;

ж) в доведении остающихся частей до полного штатного состава».

Мероприятия по моральному и материальному укреплению армии сводились к —

«а) улучшению качеств командного состава: омоложению его и созданию офицерских кадров из преданных Советской власти элементов;

б) поднятию боеспособности красноармейцев: тщательное военное обучение и политическое воспитание их в коммунистическом духе;

в) улучшению снабжения армии и увеличению первым долгом хлебного пайка;

г) усилению армии всеми средствами техники»…

Как же удалось осуществить намеченную программу военному ведомству? Справилась ли и в какой степени, по мнению доклада, Красная армия с новыми задачами?

Сводка прежде всего подчеркивает, что «продолжающийся и даже увеличивающийся экономический развал в стране явился серьезным препятствием на пути осуществления всех намеченных правительством мероприятий военного характера».

Мы теперь знаем, что это «серьезное препятствие» было преодолено. Но, оказывается, были и другие еще более серьезные препятствия, о которых Красная армия в свое время едва ли даже и догадывалась. Вот в чем, видите ли, они заключались.

«В последнее время (очевидно, осень 1921 г. — К.С.) внимание Советской власти все более и более переносится от Красной армии на всевозможные экономические фронты, куда бросаются все силы и средства. (Вот оно — дезертирство „лиц с известной коммунистической протекцией“! — К.С.). Это отражается на состоянии Красной армии в смысле ухудшения ее материального и морального положения. Грозные экономические перспективы заставляют совет труда и обороны предъявлять к военному ведомству настойчивые требования сократить армию и выделить из ее рядов коммунистические силы для использования их на экономическом поприще.

На этой почве возникла глухая (?! — К.С.) борьба между революционным военным советом и военной партией (??), с одной стороны, и большинством коммунистов с другой. Революционный военный совет заявил, что, пока не будет закончено переформирование армии, он не прекратит и не сократит своих работ по укреплению военной мощи государства. Чем закончится борьба между этими двумя течениями — значительно замечает автор доклада — неизвестно, но несомненен факт, что экономические затруднения и трения внутри правительства тормозят реформационную работу революционного военного совета, принуждают его к серьезным отступлениям от намеченной программы, а в некоторых отношениях сводят ее на нет».

Свою точку зрения автор доклада пытается доказать рассмотрением достигнутых военным ведомством к ноябрю 1921 г. результатов в отдельных областях военной организации. В области реорганизации армии деятельность военного ведомства выразилась в мероприятиях по реорганизации центрального военного аппарата, которые, по словам доклада, до ноября, несмотря на то, что начало им было положено в феврале, «еще не получили окончательных форм». Далее сводка подробно перечисляет намечавшиеся мероприятия по изменению армейской организации. Эти «мероприятия военного ведомства еще не проведены в жизнь в полной мере и переход от военного к мирному положению тянется уже 7 месяцев. Поэтому организация Красной армии в данный момент имеет переходный, комбинированный мирно-военный характер».

Из отдельных родов войск Красной армии этого периода любопытна характеристика пехоты:

В пехоте «пока по-прежнему тактической и стратегической единицей остается стрелковая дивизия. Отдельные бригады образуются лишь благодаря невозможности развернуть их в дивизии. Отдельные полки имеют чисто эпизодический характер».

«Тяжелое экономическое положение момента и некомплект живой силы принуждают расформировывать части или сводить дивизии в бригады без всякого плана, — жизнь все время опережает теорию и систему. Благодаря этому, в общем порядке номеров образовались пропуски, часть дивизий переименована в бригады, причем одни из них получили номер прежней дивизии, а другие — номер бригады, и вся войсковая организация приняла запутанный характер».

«Численность вооруженных сил Советской России» составляет, конечно, предмет особливого внимания информационной сводки. Подробно перечисляются все части до полков и батальонов включительно.

Особенно разыгрывается фантазия автора доклада, когда дело доходит до «интернациональных частей». Отрыжка начала гражданской войны чувствуется и после ее окончания. Белая разведка числит на учете:

В пехоте: …«Спартаковская стрелковая бригада (не установлено точно). Стрелковые полки: III Интернационала, польский. Стрелковые батальоны: финский, эстонский, сводный галицийский, корейский, китайский, венгерский (на Дальнем Востоке) — всего 8».

Формируются: «1-я Тавризская стр. дивизия, 2 Тавризская стр. дивизия (из персов)».

В кавалерии: «Дивизия освобождения востока (туркмены, бухарцы, хивинцы, индусы)».

Формируются: «Конная армия в Туркестане, 1 и 2 Шахсеванские дивизии на персидской границе (из персов)».

Нет, конечно, нужды пояснять, в какой мере эти фантастические строки соответствуют действительности. Мы приводим это, как любопытный курьез, документ эпохи. Он был бы не полон, если бы мы опустили следующее стыдливое примечание:

«Сведения об интернациональных войсках, проникающие за рубеж, сильно преувеличены: зачастую батальоны превращаются в дивизии, армии и т. п.»

Сводка, очевидно, рекомендует не очень пугаться и не преувеличивать их: «в действительности точно установлено образование 15 батальонов и одной кавалерийской дивизии, но в этих частях имеются лишь кадры»…

Информация сводки по вопросу о «милиционной системе», кроме того, что она представляет чудовищное нагромождение нелепости и лжи, свидетельствует о полном непонимании белыми существа дела. Комментировать этот вздор — не стоит труда: последующие строки говорят сами за себя:

«Милиционная система, так называемый всевоенобуч» (?), имела много сторонников среди советских политиков…

«По проекту советского правительства милиционные части должны были сделаться оплотом коммунизма в стране. Однако, на практике этот проект потерпел полное фиаско: в коммунистическом отношении части совершенно ненадежны и даже считаются контрреволюционными. Во время кронштадтских событий петроградская территориальная бригада не собиралась, вследствие неблагонадежности. В последний раз она была созвана во время наступления ген. Юденича, когда вместо 3.000 человек явилось 300. Первый территориальный полк за неисполнение приказания в марте во время рабочих забастовок в Петрограде был разоружен и частично расформирован.

Несмотря на эти явления — демобилизация и дезертирство, грозящие серьезным ослаблением боевой силы Красной армии, а также возможность войны на западе и восстаний внутри страны, побудили советское правительство спешно искать новых путей для численного увеличения и морального укрепления вооруженных сил Республики. В связи с этим неожиданно выплыла уже сданная было в архив идея милиционной системы…

Эта внезапная перемена основного принципа организации армии и ее комплектования, установленного на X съезде, возврат к уже раз осужденной системе, давшей притом на практике определенно отрицательные результаты, является показателем неудачи советского правительства справиться задачей реформирования Красной армии по намеченному им плану — с одной стороны, серьезности военного положения Республики на внешнем и внутреннем фронтах — с другой».

Приведенные цитаты не требуют разъяснения: открыто выраженное желание автора найти везде «неудачи» и недостатки в действиях Советской власти представляет лейтмотив всех его рассуждений.

 

«Моральное состояние» и подготовка армии в 1921 г.

Командный состав

«Несмотря на все, принимаемые советским правительством, меры — читаем мы в сводке —общая картина настроения морального состояния Красной армии не изменилась к лучшему. Правда, в армию влилось значительное количество преданных власти красных командиров, твердо настроены коммунистические части и некоторые особо привилегированные войсковые единицы, но в общем командный состав и рядовые красноармейцы страдают рядом недугов, лишающих армию в целом внутренней силы, крепости и моральной устойчивости.

Все источники, представляющие сведения о различных районах (Кавказе, Закавказье, Крыме, Украине, Белоруссии, Петрограде и Москве), сходятся на одной и той же характеристике морального состояния Красной армии, — отмечая несомненное его ухудшение и понижение боеспособности частей даже по сравнению с началом настоящего года.

Почти весь командный состав, как высший, так и значительная часть младшего, до сих пор состоит из офицеров старой армии, т. к. красные командиры являются малопригодными для командования частями: они зачастую не умеют даже выставить сторожевое охранение и, во всяком случае, не могут быть руководителями и воспитателями армии. На состоявшемся в Киеве в августе съезде командного состава все командиры частей признали его слабость; выяснилось, что на дивизию приходится всего 8—10 старых офицеров, занимающих исключительно высшие командные должности, а офицеров, могущих вести обучение частей, нет совершенно.

Между тем среди офицеров старой армии командиры, служащие советской власти не за страх, а за совесть, составляют самое незначительное меньшинство.

Один высоко осведомленный источник подразделяет офицеров старой армии, находящихся в настоящее время у большевиков, на 4 группы, в зависимости от того или иного отношения их к власти:

1) Офицеры, потерявшие всякую надежду на скорое свержение большевизма и питающиеся использовать обстановку для достижения своих личных целей и небольшое число искренно совращенных коммунистическими идеями.

2) Также незначительна группа офицеров, видящих в большевиках единственно реальную силу, способную защищать национальные интересы, и считающих своим долгом поддерживать большевиков в их вооруженной борьбе против иностранцев и народностей, входящих ранее в состав империи. Эта группа считает, что большевизм недолговечен. Военно-историческая комиссия и военно-научная редакция являются центрами, около которых группируются военные элементы, разделяющие указанные идеи и ведущие через них пропаганду среди бывших офицеров и слушателей академии.

3) Небольшая группа активных антибольшевистских организаций, не связанных между собой и не имеющих средств для работы.

4) Подавляющее большинство бывших офицеров, ненавидящих большевиков от всей души, но приспосабливающихся к обстановке, готовых приветствовать падение большевиков, но неспособных к активному выступлению против них из боязни чрезвычаек, с одной стороны, преследования за службу в Красной армии — с другой.

Таким образом, большинство высшего командного состава, составляющего мозг армии и ее главную техническую силу, не только не является надежным оплотом власти, но представляет из себя в массе определенно враждебный ей элемент.

Помимо враждебности большинства командного состава к власти, в последнее время — отмечает сводка— стали наблюдаться явления, чрезвычайно обеспокоившие и военное ведомство и коммунистическую партию:

1) Уход под разными предлогами старых опытных офицеров из армии, что вызывается ухудшением условий жизни, вследствие уменьшения пайков и несоразмерностью получаемого жалованья с дороговизной жизни».

В подтверждение своих слов доклад цитирует статьи из «Правды», из «Известий», рисующие бедственное положение командного состава.

«2) Все растущее отчуждение командного состава от красноармейцев. Старые офицеры мало помалу начинают возвращаться к прежним привычкам и навыкам, что вызывает резкое недовольство среди коммунистов».

Это утверждение обосновывается в докладе цитатами из журнала штаба XI армии «Красная Звезда» и «Политработника». Из текста видно, что. вся информация об «отчуждении» заимствована из наших же органов печати и лишь соответственным образом обработана и подтасована. Но дальнейшие строки — результат агентурной работы белых:

«Рознь между рьяными коммунистами-комиссарами и командным составом ставит последний в чрезвычайно тяжелые условия жизни и работы. Имея возможность и право поддерживать в частях в строю строгую дисциплину, командир части становится беспомощным, как только он выходит из строя. Зачастую солдаты-коммунисты вне строя третируют своих командиров и подвергают их оскорблениям.

С другой стороны, военные комиссары имеют власть, равную командирам: без их утверждения недействительны даже оперативные приказы, но ответственность за настроение части, за успешное ведение операции падает всецело на командира. Поэтому, всякое недовольство командиром, даже личное со стороны комиссаров, грозит первому неминуемым расстрелом. Благодаря этому, большинство офицеров забито, морально подавлено, относится к своим обязанностям часто формально, преследуя лишь одну цель — спасение своей жизни…

Большинство старого офицерского состава страдает нравственным маразмом: люди отважные, неоднократно рисковавшие на войне своею жизнью, дрожат из боязни попасть в чека. По свидетельству компетентных лиц, офицеров, готовых пожертвовать собой, чрезвычайно мало.

Разлад между офицерским составом и коммунистами вызвал со стороны последних стремление спешно обновить командный состав. В августе, в дополнение к прежним распоряжениям, вновь был издан приказ революционного военного совета за № 504о продвижении коммунистов на высшие командные должности и совершенно секретная инструкция об очистке армии от буржуазного элемента».

3) «С другой стороны, в офицерском составе Красной армии происходит раздвоение между старыми офицерами и красными командирами большевистской формации, принимающее определенную враждебность.

Следует, однако, отметить, что сторонники борьбы с большевизмом в среде Красной армии весьма немногочисленны и комплектуются, главным образом, из младшего командного состава. Высший же командный состав остается вполне лоялен Советской власти.

Исключение составляют некоторые старые красноармейские начальники-авантюристы, плохо мирящиеся со всякой организацией и дисциплиной, способнее при случае выступить против большевиков, увлекая за собой красноармейцев. К таким типам, в роде Махно, Григорьева, Думенко, Миронова, принадлежат и поднявшие летом возмущение — командир бригады 16 кавалерийской дивизии Маслаков, командир бригады 16 кавалерийской дивизии Захарченко, командир дивизиона 32 кавалерийского полка Павличенко, — все входившие в состав 1 конной армии Буденного».

Во всех почти положениях и утверждениях приведенной зарисовки «с натуры», написанных столь безапелляционно и, казалось бы, убедительно, компетентный читатель сам без труда подметит фальшивые тона и неверные краски.

Не может не удивлять прежде всего грубость рисунка: с одной, стороны командный состав «определенно враждебен» власти, с другой стороны он — «вполне лоялен»; теперешний читатель невольно останется в недоумении, что же в конце концов представлял собой командный состав Красной армии в 1921 году? Далее, вывод о «все растущем отчуждении командного состава от красноармейцев» представляет ни что иное, как пересказ тех опасений, которые в это, примерно, время были предметом публичного обсуждения в нашей повременной военной печати.

Абзац о розни между коммунистами-комиссарами и командирами производит впечатление каких-то обывательских жалоб и брюзжанья: «неминуемый расстрел» — как результат «личного» недовольства со стороны комиссара тем или иным командиром… И это в 1921 году!.. Весьма любопытно сравнить эти строки с тем, что говорит хотя бы Фурнье (См. главу «Политработа, как фактор боевых успехов Красной армии») о «комиссарской рамке» и пр.

Красноармейцы

«Хотя нельзя отрицать, что большевикам удалось распропагандировать известные красноармейские элементы, однако, в общем коммунистическая пропаганда не пустила глубоких корней. Вернувшись в сентябре, после объезда войск киевского и западного военных округов, Троцкий констатировал крайне удручающее состояние всего того, что он видел. В частности, Троцкий доложил на военном совещании 26 сентября в Москве, что он ясно убедился, вопреки донесениям с мест, в прогрессирующем ухудшении морального состояния Красной армии и падении коммунистического духа.

По его словам, агитация и политическая подготовка— слабы. Благодаря бездействию главполитпросвета, армия осталась без политических руководителей и воспитателей, т. к. старые коммунистические работники, мобилизованные в разгар гражданской войны, вернулись к своим прежним работам, а новые до сих пор почему-то не выпущены. В результате дух армии, несмотря на ее хорошую боевую подготовку, слабеет, и настроение из „благоприятного“ может обратиться во враждебное».

В смысле настроений рядовых красноармейцев, необходимо различать две основные группы: коммунисты и солдаты особо привилегированных частей, служащих для подавления восстаний, на снабжение и продовольствие которых обращено особое внимание— они в массе являются верными слугами власти.

С другой стороны, масса красноармейцев апатична, подавлена, голодна и раздета. Каждый в отдельности ругает коммуну, но в массе, в большинстве случаев послушен своему начальству. Теперь рядовой красноармеец присмирел, он больше не «ухарь с чубом», при виде которого все трепетали в 1917 и 1918 г.г., он забит, голоден и жалок.

Ни о каких политических тенденциях и симпатиях, которые смогли бы объединить и сорганизовать красноармейскую массу, говорить не приходится. Ненависть к коммунистам в значительной степени парализуется боязнью мести со стороны белых и вообще всякой будущей власти.

Однако, две причины, действующие особенно сильно в последнее время, — толкают иногда забитого и усталого красноармейца на путь активного и пассивного сопротивления власти, — это голод и тоска по дому. Сейчас первой заботой красноармейца является — бежать в родные места; это стремление вызвало стихийное дезертирство.

«Плохое питание, уменьшение пайка, отсутствие обмундирования — на фоне ненависти к комиссарам и произвола комсостава, не редко выводят красноармейцев из состояния прострации: в последнее время не редки случаи открытого неповиновения целых частей, ареста комиссаров, отказа выхода на занятия под предлогом отсутствия обмундирования и плохого питания. Недовольство часто выражается красноармейцами вполне открыто. Иногда дело доходит до открытых возмущений, правда разрозненных, неорганизованных, не причиняющих особого вреда власти и происходящих преимущественно в тыловых гарнизонах».

С точки зрения профессионала-специалиста по военной разведке, нельзя не отдать должного авторам сводки. Они постарались дать связную, по возможности, полную, по своему (По их конечно оценке) рельефную картину, и при том — что тоже имеет немаловажное значение, — картину ярко тенденциозную «морального состояния» Красной армии. Подбор самых фактов, их сопоставление, а тем более освещение — сделаны в выдержанно-инсинуирующих тонах.

В отношении красноармейского состава действительность 1921 года представлялась особенно благоприятной и благодарной для разрисовки белых узоров. Как раз в это время из армии ушел почти полностью закаленный в боях элемент, вынесший на своих плечах всю тяжесть гражданской войны, весь ужас снабженческой разрухи и в то же время всю острую радость побед. Это примиряло. Влившееся пополнение было лишено последнего, а результаты и последствия гражданской войны имело с избытком. Развитие и углубление обрисованных в сводке настроений стояло в тесной и прямой связи с тем или иным разрешением тогда продовольственного вопроса и успешностью изживания разрухи. Бытие в данном случае более, чем где-либо и когда-либо, определяло собой сознание. Теперь, разумеется, матерьяльные условия жизни Красной армии совершенно иные.