Керосиновая лампа, горевшая всю ночь напролет, светила тусклым, неровным светом. Подушки слетели с кровати и в беспорядке валялись на полу. Нижнее белье, бесстыдно сброшенное, было раскидано по комнате. Черный свадебный смокинг Астона лежал поверх подвенечного платья Гейти, подчеркивая его белизну. Дневной свет пробивался сквозь приоткрытые плотные шторы, как будто подавая сигнал о том, что ночь позади. Темнота рассеялась. День наступил.

Лежа на спине с открытыми глазами, Гейти рассматривала тени, играющие на потолке. Астон лежал на животе, глаза его были закрыты, рука обнимала Гейти за талию, словно защищая ее. Смятые простыни опутывали их. Они использовали каждый миг этой ночи. А сейчас, в лучах раннего утра, она отдыхала, грезила, волновалась и строила планы на будущее.

Она не ожидала той нежности, которая росла в ее душе при одной мысли о том, что произошло между ней и Астоном этой ночью. Гейти не переставала удивляться, как она могла прийти в такой восторг от его прикосновении, что даже пошла наперекор своим убеждениям и предала свою семью. Ей захотелось закричать во весь голос, спрашивая, почему время, проведенное с ним, казалось ей таким восхитительным и так нравилось ей? Отчего ласки Астона настолько взволновали ее, что и сейчас, при свете дня, она вновь и вновь жаждала их? Она пыталась отвергнуть его и чувства, которые он пробуждал в ее душе. Но в конце концов уступила и отдалась ему – он предупреждал, что так и произойдет.

Она не сводила с потолка ничего не видящих глаз. Она не могла и предположить, что время, проведенное с ним, будет так божественно и настолько изменит ее жизнь. Она ведь не стремилась к этому. Но он просил только об одной ночи. Не стоило забывать, что он ясно выразил свои намерения. Брачная ночь – вот что хотел он получить от нее. Все рассеялось с первыми лучами дневного света. И ей надо подавить бурю чувств и относиться к Астону так, как будто не было времени, проведенного вдвоем, притворяясь, что больше ничего не желает. Ему никогда не узнать о том, что она даже не сомневается: встреться они при иных обстоятельствах, она, возможно, полюбила бы его и, оставив позади прошлое, доверилась бы ему.

Гейти вздохнула. 'Можно думать все что угодно, но ничего не изменишь: ей не было стыдно за то, что она получала удовольствие в объятиях Астона. Непростительным было то, что она поймала себя на мысли, что ей хочется повторения того же самого.

Надо что-то делать, а не то она первая протянет руку к Астону и попросит, чтобы он снова раскрыл для нее объятия.

С большой осторожностью она высвободилась из простыни, из-под его руки, спрыгнула с постели и ступила на холодный деревянный пол – это немного отрезвило ее. Она убрала подушку и, подняв с пола ночную рубашку, стала натягивать ее через голову. Необходимо было хорошенько подумать о будущем.

– Гейти.

Она тотчас съежилась – так надеялась уйти из комнаты до того, как проснется Астон. Повернувшись к нему лицом и глубоко вздохнув, она произнесла:

– Я думала, ты спишь.

Он приподнялся на локте. Простыня закрывала только нижнюю часть тела. При взгляде на его широкую грудь сердце ее забилось чаще. Ей захотелось снова лечь рядом с ним и провести руками по его прекрасному телу. Мускулистая нога, покрытая волосами, высунулась из-под простыни.

Он изучил ее лицо, затем взгляд остановился на глазах.

– Спал, пока ты не сбежала. – Он подождал, видимо, ожидая, что она скажет что-нибудь. Но она молчала, и тогда он спросил: – Ты хотела вернуться в свою комнату?

Конечно, именно этого он и ждал от нее теперь, когда их ночь вдвоем была позади. Романтика ночи рассеялась. Она глотнула с трудом, отгоняя от себя пустоту, которая угрожала поглотить ее, всем сердцем желая, чтобы все между ними было иначе. Она хотела быть его женой, но сама мысль об этом заставляла чувствовать себя предательницей по отношению к памяти семьи.

– Я думала, хорошо бы было побывать на могиле Теодоры, – пролепетала она, поспешно приняв решение.

Что-то похожее на боль мимолетно пробежало по его лицу, но она заметила – слишком близко это касалось ее.

– Я отвезу тебя, – произнес он и, откинув простыню, соскочил с постели.

– Нет... Я... лучше пойду одна. Я знаю, где это, – ответила она, вдруг занервничав, почувствовав стеснение. Похоже, ей пора идти. Это, возможно, поможет вернуть самообладание и контроль над чувствами по отношению к Астону и не даст ей слишком растаять.

Астон стоял по другую сторону кровати, прикрывшись углом простыни.

– Идти туда слишком далеко. Я не пойду с тобой на саму могилу, а только довезу тебя до холма, где они похоронены. Оставайся там сколько захочешь.

Гейти почувствовала, как в горле образовался ком. Как легко она забыла о ребенке, которого носила Теодора! Внезапно она почувствовала себя намного спокойнее, чем несколько минут назад, и спросила:

– Ее ребенок – это был мальчик или девочка? Он не сводил глаз с ее лица; во взгляде было разочарование и отчужденность.

– Не знаю. Она умерла до того... – Он замолк, закусил губу и отвернулся. – Ребенок так и не появился на свет.

Почувствовав себя уверенней, она спросила:

– А Тайтес, где он? Астон сделал глубокий вдох.

– Далеко отсюда. Мне придется отвезти тебя туда.

Она крепко зажмурилась. Неужели ее брат всего лишь в нескольких часах отсюда? Она откашлялась.

– Нет. Я надеюсь, что сама разыщу его.

Взгляд его не отрывался от ее лица. От этого ее бросало в жар: возвращались воспоминания о прошедшей ночи, как ни старалась она забыть о них.

– Может быть, и разыщешь, но путешествие займет несколько дней. Я отвезу тебя. Так же, как и к могиле твоей сестры. – Он протянул руку и дернул за шнурок у изголовья кровати. Иди в свою комнату, Гейти. Я попрошу Джози принести тебе воду для мытья и чай. Что касаемся поездки к Тайтесу, то я скорее всего освобожусь к концу недели и смогу отправиться в путь. Ты должна быть готова к тому, что тебя не будет по крайней мере месяц.

– Месяц? Далеко же ты отправил его!..

– Достаточно далеко для того, чтобы воспоминания о событиях, происшедших с его семьей, не преследовали его. – Астон, разозлившись, отшвырнул простыню на постель и стоял теперь перед ней обнаженный. – Буду ждать тебя внизу.

Чувствуя, что ее бесцеремонно выпроваживают, но не в состоянии сопротивляться этому безумно привлекательному нагому мужчине, Гейти кивнула и поспешно вышла из комнаты.

После ванны и прочитанного себе нравоучения Гейти ждала отца в своей комнате, чувствуя себя намного лучше. Она решила, что, хотя дала согласие и даже с удовольствием провела свою брачную ночь, сегодня она должна быть другой женщиной, несмотря на то что эту ночь она не забудет никогда.

Мими помогала Гейти одеваться; она казалась счастливой, как никогда. Ее просто распирало от радости, когда она рассуждала о любви и браке. В конце концов не в состоянии выносить более ее счастья, Гейти послала служанку за отцом и села пить чай с печеньем. Она хотела поговорить с ним до того, как встретится внизу с Астоном.

Стук в дверь означал приход Лейна, и Гейти поднялась ему навстречу из своего кресла.

– Как ты сегодня, моя дорогая? – спросил Лейн, входя в комнату и закрывая за собой дверь.

Гейти стояла посереди комнаты; платье янтарного цвета колыхалось вокруг ее стана. Нежная улыбка коснулась ее губ.

– Все хорошо, папа.

Лейн подпер пальцем подбородок и внимательно оглядел ее, затем встал перед ней. Он скрестил руки на груди и нарочито закашлялся.

– Ты выглядишь лучше, чем я ожидал. Синяков нет, как я вижу. Никаких опухших глаз, темных кругов. Прекрасный цвет лица. Видно, у меня нет повода беспокоиться.

– Папа, о чем ты? – Она взглянула ему в глаза. – Не издевайся надо мной.

– Я и не издеваюсь. Я же глаз не сомкнул всю прошлую ночь: все боялся, что не услышу, как ты закричишь или позовешь меня.

Гейти выдавила из себя подобие смешка, который скорее напоминал хрюканье. Если бы только отец знал.

– Нет, папа. Астон не сделал мне ничего плохого.

– На самом деле я и не думал, что он совершит что-нибудь подобное. Я бы ни за что не позволил тебе переступить порог его комнаты, если бы считал, что этого можно ожидать.

Гейти задумалась над его словами.

– Видимо, все это время я знала о том, что меня ждет возмездие за то, что я сделала. Но я не намерена больше думать об этом. – Она снова чуть заметно улыбнулась ему. – Я так счастлива; что все это приведет меня к Тайтесу. Я вижу оправдание своему обману. Чувствую, это была моя судьба приехать сюда и найти свой путь к брату. Без сомнения, все это стоило того, чтобы вновь обрести его.

– Ты заплатила за все. И только тебе одной известна цена.

Он протянул к ней руки, и Гейти бросилась в сильные объятия своего отца. Она уже не была его маленькой девочкой. Теперь она его взрослая дочь – замужняя женщина с желаниями, о которых она никому не посмела бы рассказать.

Она отступила на шаг от него и произнесла:

– Через несколько минут я спущусь вниз, чтобы встретиться с Астоном. Хочу побывать на могиле Теодоры.

Лейн, соглашаясь, кивнул.

– Знаю, ты давно хотела это сделать. Возможно, лучше всего оставить все это позади. А что насчет Тайтеса? Когда мы отправимся за ним?

От слов отца дрожь пробежала по ее телу, они напомнили ей о том, что скоро она вновь соединится со своим братом. Слезы радости уже готовы были хлынуть из глаз, но она сдержала их.

– Астон не говорит мне, где он. Он настаивает на том, что отвезет меня туда. Он сказал только, что это длинное путешествие и я должна быть готова к тому, что меня не будет по меньшей мере месяц. Он пообещал, что сможет отправиться в конце недели. – Черт возьми! – воскликнул Лейн, наконец выплеснув часть своего отчаяния. – Как далеко находится мальчик! Неудивительно, что мы не смогли разыскать его.

– Не расстраивайся, папа, – пыталась она успокоить его. – Это все равно не заставит Астона изменить свое решение и обо всем рассказать. – Волна радости захлестнула ее. – Я просто буду терпеливо ждать день за днем. Я хочу быть благодарной за то, что увижу Тайтеса, когда все будет позади. Ты же знаешь, что за многие годы я скопила много недобрых чувств к Астону. Я учусь, как справляться с ними и с новыми чувствами к нему.

– С новыми! – он нахмурил лоб, отчего брови сошлись на переносице.

У нее было такое чувство, как будто сердце вот-вот выскочит из груди.

– Я благодарна ему, папа, за то, что он забрал Тайтеса из приюта и нашел ему дом. Если бы этого не произошло, Тайтес мог бы оказаться среди тех детей, которые погибли в огне.

– Я согласен. Но меня удивляет, почему он ждал так долго, прежде чем поехал в приют. – Он поднял руки вверх, выражая этим жестом всю свою беспомощность. – Но теперь это не имеет значения. Давай собираться, поедем прямо сейчас.

Она взяла его за руку.

– Нет, папа. Я не хочу, чтобы ты ехал. Ты только что вернулся из долгого путешествия в Коннектикут. Я же знаю, как тяжелы для тебя эти поездки в дилижансе.

– Это не важно. Я хочу быть там ради тебя.

– Астон будет хорошо заботиться обо мне. Все будет в порядке. Он мой муж, – произнесла она тихо, стараясь, чтобы голос ее был более твердым, чем ее чувства. – Все будет нормально. Но я собираюсь спросить у Астона, могу ли я поехать с тобой в Сиреневый холм и жить там до тех пор, пока не придет время отправляться в дорогу. Лейн осторожно взглянул на нее.

– Ты что-то, не договариваешь мне, дочка? Как могла она признаться отцу, что не может положиться на саму себя в том, что касалось Астона?

– Нет. Не думаю, что Астон будет против. Я знаю, что он очень переживает из-за того, как я обошлась с ним. На самом деле, возможно, он будет даже рад, если я уеду из его дома. Ты же не против, не так ли?

– Я? Черт побери, нет. Но, Гейти, Сиреневый холм больше не принадлежит нам. Я переписал его на имя Астона в качестве твоего приданого. Он может не позволить нам оставаться там.

Гейти сжала губы. Отец был прав. Она подняла подбородок.

– Ладно, попробуем так сделать, а если он не захочет, чтобы мы жили там, думаю, он сам скажет нам об этом. Если это случится, мы снимем комнаты в городе. Как ты считаешь? – Она продолжала улыбаться, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал бодро и уверенно.

Лейн улыбнулся, потирая плечо.

– Считаю, ты никогда не сдаешься, когда чего-то хочешь.

Ей пришла в голову одна мысль: что произойдет, если она решит, что хочет и дальше быть женой Астона во всех смыслах этого слова? Ей сделалось не по себе от одной этой идеи, и она мысленно одернула себя. Ужасная мысль! – Что-то с ней было не так, если она позволила себе даже представить подобное. Теперь у нее уже не было уверенности, что ее действия отражают внутренние переживания. Она не в силах была отрицать, что ее тянет к нему, но нельзя было сдаваться под натиском подобных чувств. После прошлой ночи она не была уверена, что может полагаться на себя в том, что касается Астона, и будет поступать разумно во всем, что связано с ним. Надо было бежать прочь от Астона Ратледжа.

Гейти вдруг помрачнела.

– Столько всего произошло. Мне хочется немного поиграть на рояле, прогуляться к пруду. Я хочу побыть одна.

Лейн потрепал ее по щеке.

– Дай мне знать, если он не согласится. Я поговорю с ним. Ты же знаешь, мы с Астоном хорошо ладим друг с другом.

– Да, я знаю.

Астон дожидался Гейти возле кареты. Серые облака спешили заслонить голубое небо и солнечный свет; они вполне подходили под его настроение. Он несколько раз ткнул в землю носком ботинка, пытаясь определить, что же с ним не так. Неужели он стал мягче относиться к женщинам? Или совершенно сошел с ума? Неужели то, как поступила с ним Теодора, ничему не научило его? Теперь его одурачили дважды. Прошлой ночью, лежа в постели с Гейти, он чувствовал, что хотел бы забыть про все. А сейчас, в лучах дневного света, он не был уверен, что способен на это.

Воспоминания о каждом томном вздохе, каждой нежной ласке, каждом страстном поцелуе напомнили о том, каким провалом завершился его план. Он надеялся наказать ее за обман. Но если считать наказанием, что произошло между ними прошлой ночью, то ему и думать не хотелось, на что должен быть похож рай вместе с ней.

«В какую же чертовщину я влез», – шептал он себе под нос.

Какая женщина!

«Она обманула меня».

Она просто добилась того, чего хотела. Тебя.

«Она лгала во всем», – отвечал он голосу внутри себя.

Не имеет значения.

«Черта с два не имеет».

Подумай о том, чем это закончилось. Она в твоей постели, не так ли?

«Всего лишь на одну ночь».

Ты можешь поправить это.

Астон отвернулся от кареты и протер глаза, как будто они болели. После бессонной ночи чувствовалась усталость. Он был не в состоянии мыслить разумно. Облокотившись о коновязь, он глядел в небо. Оно было цвета олова, с клубами черно-синих дождевых облаков, маячивших вдали. Небо предвещало грозу.

Он заставил себя прогнать мысли о Гейти и подумать о том, какие дела предстоят ему сегодня. Если он собирается отправиться в Мобил в конце недели, ему надо приготовиться к путешествию и подготовить задания для всех работников. Он составил в уме список дел, о которых должен позаботиться перед отъездом.

Он не понял, каким образом, но его мысли вновь вернулись к Гейти. Сложнее всего, как оказалось, было простить ее за то, что он доверял ей. Она была так очаровательна, откуда же он мог знать, что она – сестра Теодоры? Она не имела с Теодорой ничего общего, хотя он и не тратил особенно много времени на то, чтобы разглядывать свою первую жену. Обычно Теодора всегда сердилась, что все делается не так, как она хочет. Он видел Гейти в гневе, но никогда не видел ее злобной, какой всегда казалась ему Теодора. Как же они могли быть такими разными – по своей природе, взглядам, положению, по тому, как вели себя? Теодора превратилась в шлюху к четырнадцати годам, а Гейти была девственницей в девятнадцать. Единственное, что, на его взгляд, объединяло их, – это упорство, с которым они добивались того, чего желали: то, что вначале его так привлекало в Гейти. И несмотря на то что у них были разные мотивы, они обе выбрали его, чтобы достичь своей цели.

У Гейти был сильный характер. Ему по душе было то, как защищала она свои убеждения. До вчерашнего дня он думал о том, что сможет полюбить ее. Он хотел полюбить ее. Но ее обман поменял все местами и вызвал бурю негодования в его душе. Ему хотелось ненавидеть ее, быть жестоким с ней, причинить ей такую же боль, какую причинила она. Он надеялся сделать это прошлой ночью, но, когда он целовал ее и она отвечала на его поцелуи, он знал, что не способен ненавидеть ее, не способен сделать ей больно. Но мог ли он любить ее? Как он позволил себе стать уязвимым перед чем-то сильным, чем-то, что причиняло ему невыразимую боль? Не будет ли она презирать его за это?

Он не собирается переубеждать ее, чтобы она поверила, что он не обманывает, рассказывая о своих отношениях с Теодорой. Он никогда не раскроет ей всей правды о сестре. Не может ведь он так жестоко поступить с ней.

Астону придется смириться с тем, что она считает его виновным во всех грехах. Теодора, смерть Джоша и ее отца. Неужели она всегда будет ненавидеть его за прошлое, которое он не в силах был обойти стороной, – прошлое, которое преследовало его многие годы? Нет ли у нее подозрения, что она становится ему небезразлична? Было нелегко признать свои чувства – чувства, которые он никогда не собирался, никогда не желал испытывать ни к одной женщине. И сейчас, когда он узнал, что та, которую он так хотел, была сестрой Теодоры, ему было вдвойне тяжело.

Но когда он думал о прошедшей ночи, он знал, что для него не имело значения, кто она – Гейти Смит или Эвелина Тэлбот, – он желал ее снова и снова. Ему нравилось то, как она сопротивлялась ощущениям, которые он заставил ее испытать. Ведь она в конце концов расслабилась, позволила ему любить себя и без стеснения отвечала ему. У Астона не было сомнений – он хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь, вновь и вновь деля с Гейти свое ложе. Никогда еще ни одной женщине не удавалось разжечь в нем подобный огонь желания, удовлетворить его настолько полно, чтобы он жаждал ее вновь и вновь. Ему пришлось спросить себя самого: неужели она, занимаясь с ним любовью, испытывала только удовольствие, которое он доставлял ее телу?

Легкий ветерок шевелил его волосы, и мысли о Гейти зажгли в нем страсть, пока он, опираясь о коновязь, вглядывался в потемневшие небесные просторы. Он снова желал ее прикосновений. Мечтал сжать ее в объятиях. Было ли несправедливо с его стороны потребовать брачной ночи? Нет! Его честь не позволила бы ему согласиться на меньшее.

Многие годы он клялся никогда не жениться. Теперь же он был женат на женщине, которая сказала, что ненавидит его. Он не мог не признать, что она разжигала в нем такую страсть, какую не способна была разжечь никакая другая женщина. И дело было именно в этом. Иначе он никогда бы не женился на ней. И ему необходимо было твердо решить, как поступать с этим сейчас и что делать с Гейти после того, как он отвезет ее к брату. Он не доверял ей, но мог ли он жить без нее?

Он обернулся, услышав, как хлопнула парадная дверь. Мими и Гейти вышли на веранду. На Гейти была шляпка и шаль, в руках она держала букет цветов. Астон предположил, что она собрала этот букет из тех цветов, которые дарили на свадьбу, – они лежали по всему дому. Он взглянул на нее, и все сомнения улетучились. Ни одна женщина не радовала его так. Глубина ее преданности не подвергалась сомнению, стойкость и храбрость вызывали восхищение. Ему не приходила на ум ни одна из его знакомых, которая была бы настолько уверена в своих поступках.

Астон подошел к карете; подождав, пока она подойдет ближе, он взял с сиденья маленькую жестяную коробочку. Гейти стояла перед ним, не смея взглянуть ему в глаза. Он понимал, что ей было нелегко, и не возражал против ее отчужденности. Он не способен был простить ее за то, как она поступила с ним, но понимал ее чувства. Все-таки она потеряла семью.

Он протянул ей коробочку.

– Здесь вещи Теодоры, которые я сохранил. Я думал отдать их когда-нибудь Тайтесу. Но может быть, ты хочешь взять их?

Гейти посмотрела на него своими прекрасными голубыми глазами, и сердце его дрогнуло. Внезапно нервы его начали сдавать. Он был на грани срыва. Ему не хотелось мириться с той нежностью, которую он чувствовал к этой женщине.

Она прижала коробочку к груди.

– Спасибо, Астон, – прошептала она. – Я все думала, сохранил ли ты что-нибудь. И... спасибо тебе за то, что ты забрал Тайтеса из приюта.

Он кивнул. Ему так хотелось, чтобы она поверила в то, что он никогда и пальцем не дотрагивался до Теодоры. Но он не собирается переубеждать ее. И он был прав, когда решил не раскрывать ей всей правды о сестре. Никто не желает верить в то, что мертвые совершают проступки. Не сводя с него взгляда, она спросила:

– Теодоре было очень больно? Она долго мучилась?

Хоть бы день пошел ей навстречу и подарил немного солнечного света.

– Нет. – Ложь удалась ему без особых усилий. Ей не надо было знать об этом.

Глаза ее затуманились слезами.

– Ты говорил, что ребенок так и не появился на свет? А она знала? Знала, что умирает?

– Нет, – снова солгал он. – Она была уверена, что поправится, и до последней минуты строила планы на будущее.

Он увидел облегчение в ее глазах и обрадовался тому, что солгал. Не мог он сделать ей больно, а она бы не вынесла правды. Возможно, он был способен на это раньше, пока не было между ними прошлой ночи. Но не теперь, когда они провели эту ночь любви.

Одинокая слезинка соскользнула с ресниц Гейти; она поспешно смахнула ее рукой, в которой лежали цветы. Ему так хотело» утешить ее, но он понимал, что сейчас не время.

Она зашмыгала носом и глубоко вздохнула.

– Как мы вернемся, я хочу поехать с папой в Сиреневый холм и жить там до тех пор, пока в конце недели мы не отправимся в путь. Я понимаю, поместье больше нам не принадлежит, но...

– Ты не права, Гейти. – Он перебил ее. – Оно принадлежит тебе и Тайтесу.

Ее глаза неотрывно следили за его лицом; бесстрастное до этого, оно исказилось от гнева.

– К черту, Гейти! Неужели ты и вправду думаешь, что я хотел заполучить эту землю для себя? Черт побери, я могу и без этого напоить свое ранчо. – Он шагнул к ней. – Я хотел передать землю Тайтесу.

Гейти не хватало воздуха – она была абсолютно ошарашена его откровением.

Вдалеке послышались раскаты грома, они усмирили гнев Астона и переменили его настроение.

– Давай поедем, а не то ты попадешь под дождь. – Он взял ее за руку и помог сесть в карету.

Карета тронулась, и мысли Астона были неспокойны. Ему совсем не хотелось, чтобы Гейти была просто еще одним лицом, еще одним воспоминанием и просто еще одной женщиной, с которой он когда-то провел ночь. Слишком много таких было в его жизни. Слишком много!

Гейти крепко прижимала к груди жестяную коробочку, словно боялась, что кто-то может похитить ее. Она оставила Астона у кареты и стала взбираться на холм, идя по направлению к кладбищу. Цветы, которые она крепко сжимала в руке, уже начали чахнуть. Астон сдержал свое слово и остановил коня в нескольких ярдах от могилы.

Порывистый ветер бил по щекам, ленточка шляпы хлестала ее по лицу. С тех пор как они выехали из дома, небо потемнело и раскаты грома усилились. Она не согласилась, когда Астон предложил подождать, пока погода исправится. Гейти твердо решила именно сегодня посетить место, где нашла покой ее сестра. Дождь не будет ей помехой. Он даже подойдет к той буре эмоций, которая была у нее внутри.

Бредя по направлению к могиле, на которую указал ей Астон, она обратила внимание на разнообразие могильных плит на той части кладбища, где были похоронены члены семейства Ратледжей, – некоторые плиты были красивы. Ее совсем не удивило, что могила ее сестры была расположена в отдалении.

Несколько минут она стояла, глядя на надпись на могиле Теодоры. Она не была крупной, не была замысловатой, но в каждом углу была вырезана роза, что придавало ей незатейливую красоту. По непонятной причине эта маленькая деталь придала ей уверенность. Надпись содержала имя Теодоры и день, когда она умерла. Ее взволновало то, что она не ощутила великой потери, как это было на могиле папы и Джоша. Возможно, услышав новость, что Тайтес жив и можно увидеться с ним, она в конце концов начала излечиваться.

Гейти приподняла юбки и наклонилась к могиле, колени коснулись прохладной земли. Все еще прижимая одной рукой к груди жестяную коробочку, она положила цветы на серую плиту.

Глядя на надгробный камень, она внезапно осознала, что сохранила только несколько воспоминаний о Теодоре, но теперь это не играло роли, ведь она узнала, что сестра не страдала и умерла счастливая, строя планы на будущее, мечтая, как будет жить со своим ребенком.

Она поставила коробочку перед собой. Сейчас она откроет ее и уже не будет фантазировать о тех сокровищах, которые лежат в ней. Дрожащими руками она отодвинула защелку и приоткрыла крышку.

Первым она увидела маленький карманный ножик: она узнала его – он когда-то принадлежал Джошу. Улыбка озарила ее лицо, когда она взяла его и погладила рукой. Она была так рада, что теперь он ее. Положив ножик на колени, она снова взглянула в коробочку. Там лежала длинная черная лента с приколотой к ней атласной розой. Это украшение Теодора надевала много раз. Гейти сжала ленту в руке, погладила ее. Теодора любила ее.

На дне коробочки лежала маленькая серебряная брошь, она принадлежала ее матери. Гейти, затаив дыхание, взяла ее и положила на ладонь. Она немного потускнела, но нельзя было не заметить, как искусно она была сделана. Гейти давно позабыла об этой брошке, но сейчас, глядя на нее, она вспоминала, как, Теодора надевала ее по воскресеньям в церковь. Она не забыла, как умоляла Теодору дать ей надеть эту брошь хотя бы разок, но Теодора так и не разрешила.

Гейти прижала брошь к груди; плечи ее вздрагивали от избытка чувств. Теперь брошка ее. Поднялся ветер, прогремели раскаты грома, и первые капли дождя упали на ее юбку.