ПРИКРЫВАЛИ ЗАВОД АМБРАЗУРЫ И ДЗОТЫ

Прерывистые гудки заводской котельной, других предприятий в районе Обводного, завывание сирены из репродукторов, первые залпы зениток по «черным крестам»… Август 1941 года, теплый солнечный день. В прежние времена – пора отпусков, детских лагерей, поездок в сельскую местность к родственникам. Все в прошлом. По тревоге работники цехов быстро рассредоточиваются в укрытиях, по боевому расписанию занимают свои места члены команды противовоздушной обороны, санитарной дружины.

После отбоя в считанные минуты оживают цеха, включаются станки, агрегаты. Первый механический завод «Главхлеба», как и десятки, сотни вчера еще «мирных» ленинградских предприятий, уже работают на оборону… История Первого механического завода (ныне ОАО ордена Знак Почета «Завод радиотехнического оборудования», входящего в ОАО «Концерн ПВО “Алмаз-Антей”») – история великой промышленной революции в СССР. За полвека пройден путь от выпуска первых станков, машин, линий до вершин современного авиационного и космического приборостроения, освоения уникальной высокотехнологичной продукции.

В 1919 году на улице Каляева, на территории авторемонтных мастерских Петргубисполкома и Петросовета был создан Второй гараж Ленинградского Союза потребительских обществ. Автомобильный отряд в годы Гражданской войны обслуживал Петроградский фронт, а в мирное время занимался ремонтом автомашин предприятий пищевой промышленности. Автомобиль быстро входил в новую жизнь, теснил гужевой транспорт; мастерские стали самостоятельной хозяйственной единицей, получив название Авторемонтного завода. В 1935 году завод переселяется на Обводный, 199/201 – на территорию одного из пищевых предприятий. Переезд состоялся в октябре, а уже в декабре создается горячий цех, имеющий свою кузницу, рессорную, сварочную, литейную и даже лабораторию. Характерная особенность того удивительного времени: энтузиазм рабочих, подвижническая целеустремленность новых технических кадров, получивших образование уже после революции, как правило, из детей рабочих и крестьян, делали невозможное возможным. Этот опыт быстрого создания новых производств, модернизации, переоснащения старых, стал прологом к невиданно быстрому переходу бывших «мирных» предприятий Ленинграда на выпуск военной продукции в годы блокады.

В конце 1935 года Авторемонтный завод стал Первым механическим в системе Ленинградского городского треста хлебопечения. Спустя два года здесь уже налажено крупносерийное производство специальных машин по хлебопечению. Наркомпищепром поручает заводу освоение ряда машин по типу новейших, закупленных в США. На месте мелких пекарен, заводиков создается современная хлебопекарная промышленность, которой требуется высокотехнологичное оборудование. Коллектив возглавляют опытные специалисты – директор В.М. Вротняк, главный инженер А.С. Яблонский, начальник ремонтного цеха К.К. Терентьев, начальник корпусного цеха В.В. Румянцев, начальник конструкторского отдела Р.Е. Мазель, начальник 3-го цеха П.П. Галкин… Правительственное задание было выполнено в срок. Во время советско-финской войны предприятие, к тому времени переведенное в подчинение «Главхлеба СССР», выполняло задания по выпуску спецоборудования для Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Десятки работников завода были отмечены благодарностями, премиями по приказу руководства «Главхлеба».

Бóльшую часть коллектива составляла молодежь. Социалистическое соревнование, движение ударников, рационализаторская деятельность сочетались с учебой в политкружках, увлечением спортом; многие учились в школах рабочей молодежи, готовились к поступлению в техникумы, вузы. Велась подготовка призывников.

Немало новинок было внедрено по разработкам, предложениям конструкторов, рационализаторов, изобретателей. В числе многих изобретений талантливого конструктора-изобретателя Д.И. Долматова была и машина для изготовления баранок. В марте 1941 года за перевыполнение заданий и освоение новых образцов хлебопекарных машин получила благодарности с вручением денежных премий большая группа работников восьми подразделений.

Завод занимает свое место в ряду предприятий тяжелого машиностроения, и уже в этом качестве, продолжая выпуск «мирной» продукции, приступает к изготовлению походных хлебопекарных установок, деталей для передков полковых пушек и ремонта танков. Надвигающаяся с Запада война ставит перед страной задачу ускоренной модернизации Красной армии, почти каждое предприятие включается в изготовление военной продукции.

Война народная

Ее ждали, к ней готовились, и все же она обрушилась на мирные города и селения так вероломно и жестоко…

24 июля ушли на фронт врач здравпункта Р.А. Рачевская, начальник горячего цеха И.У. Гарбуль, надел военную форму и. о. главного механика А.С. Упаков. Его должность перешла по совмещению к заместителю директора по технической части И.Л. Салтану. Вступили в народное ополчение электромонтер А.К. Ряховский, мастер Б.Т. Ткаченко, десятки бывших токарей, слесарей, наладчиков, литейщиков… Требовалось не только найти замену ушедшим на фронт, но и наладить работу второй смены. К токарным станкам стали учениками дежурная штаба МПВО А.П. Майорова, кладовщик З.А. Рейнфельд, счетовод С.Н. Вишневская, копировщик конструкторского бюро М.Я. Берч.

Рабочий день в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 июня 1941 года был продлен на 3 часа, от обязательных сверхурочных работ освобождались только беременные и кормящие матери.

Вражеские дивизии, пробивая оборону танковым клиньям, все ближе подступали к Ленинграду. На открытом партийном собрании, которое вел секретарь организации Василий Васильевич Румянцев, собрался весь коллектив. Решение было кратким: защищать родной завод всеми силами. Не привлекая только работников, занятых непосредственно на выпуске военной продукции, приступили к строительству оборонительных сооружений.

Три дзота, десять амбразур для пулеметов, гранаты, бутылки с зажигательной смесью и даже обычные ружья… Завод стал звеном в цепи укрепленных пунктов одного из оборонительных поясов, которые возводились внутри города на случай прорыва врага. На заводской вышке постоянно велось наблюдение, команда МПВО в любой момент была готова приступить к действиям. Возглавляли взвод работница корпусного цеха М.И. Смирнова и ее заместитель Мордвинова.

Осенью 1941 года в числе других заданий на заводе выполняли заказ Ленфронта по изготовлению армейских парно-конных телег, корпусов для полевых метеостанций. С ноября начался серийный выпуск корпусов для мин М-82. В блокадной эпопее зима 1941–1942 годов останется самой грозной и трагической. Пытка голодом усиливалась невиданными морозами. Методично, по часам и минутам била с пристрелянных позиций вражеская артиллерия. И все же, как только смолкали разрывы снарядов и взрывы бомб, истощенные голодом девушки и женщины включали рубильники станков. Мастер 1-го цеха Александра Черногорова, настройщик станков Клавдия Ивановна Чунаева, токари-револьверщики Изольда Брауде, Евдокия Петровна Кузнецова задавали ритм работы. Старались не отставать от более опытных совсем молодые девушки, вчерашние ученицы Люда Матвеева, Таисия Соколова, Галя Федотёнок. Маша Лейбёнок, сестры Бродис – Маша и Бронислава. Евдокия Петровна Кузнецова как никто знала и «характер» своего станка, и тонкости своей работы – ей, лучшей по профессии, за перевыполнение плана не раз вручали переходящий вымпел, почетные грамоты.

Работницы завода нередко приводили с собой, устраивали в цехах своих младших братишек и сестренок. Зина Качалова привела сестру Лилю. Впоследствии Лилия Ивановна будет вспоминать: «Мне было 14 лет, когда меня, худенькую и слабую, привела в цех сестра. Он показался мне большим и шумным. Было не очень светло, и я не сразу разглядела станки. Потом присмотрелась и увидела девочек и мальчиков, но уже уверенно работающих. Освоилась в цехе быстро. Подружилась с ребятами, первым моим мастером и наставником была Шура Черногорова». Для Лили, как и для других ее сверстников, сделали деревянные подставки; недолгое обучение, первые самостоятельные смены, первое выполненное задание – и вот уже идут детали сверх нормы. Самым умелым, грамотным, настойчивым в повышении мастерства вручались почетные грамоты. Вскоре была отмечена этой наградой и Лиля Качалова. Ребята-подростки старались не уронить свое мужское звание. Для Юры Герасимова, Володи Голубева, Вити Скрипко перевыполнение заданий было не редкость, хотя давалось оно нелегко.

Да, это они, ленинградские подростки, весной 1942 года составляли 80 % от тех, кто работал на Первом механическом. Выполнение, перевыполнение заданий усложнялось постоянными отключениями электроэнергии. Иногда последние механические операции, такие как нарезка резьбы в корпусе мин, приходилось делать вручную. Делегаты воинских частей, приезжавшие с передовой, просили ускорить выпуск боеприпасов – дать достойный отпор врагу можно только огнем.

Доблестный труд молодой смены был отмечен почетными грамотами и денежными премиями. Вручили грамоту и Лиле Качаловой «…за стахановскую работу на Механическом заводе “Главхлеба” по выпуску боеприпасов и вооружения для Красной армии».

«Выключать станки только по решению штаба…»

Артобстрелы и бомбежки длились иногда с небольшими перерывами по 8 часов. Как наверстать упущенное время? Принимается решение выключать станки в цехах только по распоряжению заводского штаба МПВО – в случае вероятности попадания бомб, снарядов в цеха, склады, другие здания. По тревоге рабочие не уходили в бомбоубежище, а становились бойцами МПВО, дежурили по очереди на вышке. Сандружинницы при необходимости быстро оказывали помощь пострадавшим. Однажды снаряд попал в заводское здание, пробил стену. Сандружинницы, когда стихла канонада, бросились осматривать территорию. Под грудой досок, штукатурки – человек, видны только ноги. Позвали ребят, быстро раскидали завал, под которым оказался Василий Павлович Лихачёв. К счастью, главный инженер завода не получил ранений, увечья. Подняли, отвели в медпункт. Василий Павлович полежал час-другой, пришел в себя и снова приступил к своим обязанностям.

Но не всегда обходилось так благополучно. Позже, когда блокада станет уже историей, директор предприятия К.К. Терентьев подпишет один документ. «Справка. Голубева Клавдия Николаевна действительно работала на 1-м Механическом заводе “Главхлеб” в качестве пожарного работника. Т. Голубева находилась на казарменном положении и во время артиллерийского обстрела 30/ХII – 43 погибла на территории завода, выполняя свой служебный долг». (На этом же заводе, среди подростков, заменивших взрослых у станков, был и сын Клавдии Николаевны – Володя. После службы на флоте, работы на одном из заводов Владимир Яковлевич вернулся в родной коллектив, много лет трудился здесь, став ветераном предприятия, на котором когда-то на боевом посту погибла его мать.) Всего в блокадное лихолетье потери от голода и холода составили 86 человек. По меркам того времени для такого предприятия, как 1-й Механический, работавшего в две смены, это была сравнительно небольшая цифра. Сохранить коллектив, его трудоспособность удалось благодаря налаженному общественному питанию. Администрация, партком, завком жестко контролировали работу столовой, строго следили за сохранностью продуктов, их учетом, чистотой в обеденном зале и на кухне. «Вопрос питания в настоящий момент – это жизнь», – подведен итог решений по улучшению общественного питания в одном из протоколов партийного собрания.

Готовую продукцию на передовую отвозила заводская бригада – и водителем, и грузчиками были женщины. Сопровождала боеприпасы сотрудница отдела снабжения Т.К. Красавцева. Но не только с боеприпасами и другими военными грузами бывали «на фронте», до которого чуть больше десятка километров, работники 1-го Механического. По решению партийного собрания к фронтовикам отправилась небольшая делегация в составе Галины Константиновны Данилевич и Нины Фатьевны Лихачёвой, чтобы рассказать бойцам о выполнении программы по выпуску военной продукции. В свою очередь, коллектив узнал о положении на линии обороны, о быте, буднях бойцов.

И переведенным на казарменное положение, и остальным работникам, бóльшую часть суток находившимся на производстве, требовалось создать бытовые условия – от этого во многом зависела производительность труда.

Ко второй блокадной зиме на Механическом заводе стали готовиться заранее. Подвели воду в третий цех из корпусного для душа, умывальников, к бачкам в столовой. Появились дополнительные печи в казарме, на телефонной станции и в медпункте, утеплили трубы подземного водопровода. В одном из помещений открыли ремонт одежды, обуви, а находившиеся на казарменном положении могли зайти к парикмахеру. Не дожидаясь холодов, ездили на заготовку дров и для предприятия, и для тех, кто по-прежнему жил дома.

Укладывать привезенное в штабеля поручили молодежи. Также после основной работы они вставляли выбитые стекла в помещениях, заделывали фанерой оконные проемы, сложили две печи.

Вместе с ленинградцами

Коллектив Первого Механического не только выпускал военную продукцию, поддерживал в должном состоянии оборудование, производственные здания, но и помогал городу. Весной 1942 года, когда началась массовая чистка улиц, дворов, разборка завалов, восстановление водопроводной сети, канализации, электролиний, партком назначил ответственных по каждому дому, закрепленному за предприятием. К дому № 4 по улице Софийской были прикреплены работники Сухонин, Данилевич, Орлова, к дому № 7 – Яблонский, Ярошевский, Гайдуль, Либбо, к дому № 9 – Гнедов, Фёдоров, Ефимов, к дому № 11 – Цирлин, Егорова, Гродис. Наладкой водоснабжения занимались водопроводчики Салтан и Бураков (к сожалению, в документах не указаны имена, отчества. – Прим. авт.).

Весной, летом и осенью на полях пригородного заводского хозяйства, на время став растениеводами, постоянно трудились более десяти человек; кроме них, по спискам каждый цех посылал помощников. 50 тонн овощей, собранных осенью и по-хозяйски определенных на зимнее хранение, стали хорошей основой для общественного питания.

Поздно вечером 18 января 1943 года, когда по радио пришло сообщение о прорыве блокады, все ленинградцы – и стар и мал – высыпали на улицы и площади города. Это была долгожданная весть, которую приближали, готовили многие месяцы… Утром на заводском митинге было принято решение увеличить выпуск боеприпасов для Ленинградского фронта и тем самым ускорить разгром врага у стен города.

Среди сотен тысяч мин и снарядов, обрушившихся на немецкий «Северный вал» в январе 1944 года, когда наши войска погнали захватчиков на запад, были и боеприпасы, изготовленные здесь, на Обводном. Еще более двух месяцев Механический работал на фронт, но вот в апреле поступил приказ Наркома о реорганизации предприятия, возобновлении выпуска прежней продукции. Приближалось завершение войны, и, пожалуй, одной из первых стала возрождаться в стране хлебопекарная промышленность.

Можно представить, что испытывал в душе Константин Константинович Терентьев, прошедший на заводе путь от слесаря до директора, руководившего предприятием с 1938 года, когда он писал в приказе: «Завод будет выпускать комплексное хлебопекарное оборудование, состоящее из печей, месилок, деж формовых, а также изготавливать сепараторы для дрожжевой промышленности»!

Предстояло залечить раны, нанесенные производству 90 бомбами и снарядами блокадной поры. Многое предстояло восстановить, горячий цех отстраивали заново… Вернулась жизнь в термическую и столярную мастерские, восстанавливали цех тяжелых станков, литейный, вагранку, освоили цветное литье. Начали подготовку будущих литейщиков, электромонтеров. Для строительных, восстановительных работ не хватало штукатуров, кровельщиков, маляров, столяров, водопроводчиков – их стали учить здесь же, на заводе. В одном из восстановленных рабочими завода домов по улице Розенштейна открыли детский сад, отремонтировали школу на Нарвском проспекте, стала выдавать книги библиотека…

За пять послевоенных лет талантливые заводские инженеры, конструкторы, рабочие – золотые руки разработали, подготовили к выпуску и запустили в серийное производство немало типов новейшего оборудования для хлебопекарной промышленности. Иные виды оборудования, такие как дрожжевые сепараторы, превосходили по основным параметрам зарубежные. С 1950 года, когда по решению Совета министров СССР Первый Механический завод переводится в ведомство точного машиностроения и приборостроения, начинается новая глава в биографии предприятия. Решение правительства было не случайным. Именно здесь, на Первом Механическом, за 900 дней блокады и послевоенные годы сложился коллектив, способный выйти на принципиально новый для нашей оборонной промышленности рубеж.

Потомки спросят: как могли они, обыкновенные гражданские люди, обессилевшие от голода, под бомбами, снарядами – мужчины, женщины, девушки, подростки – держать на своих плечах крупный оборонный завод? Одна из работниц впоследствии на встрече с молодежью скажет: «У нас и в мыслях не было, что немцы придут. Мы работали на Победу!».

 

РЯДОВОЙ ТРУДОВОГО ФРОНТА

Краснознаменный Балтийский флот – огневой щит Ленинграда – надежно прикрывал город на море, с воздуха и на суше. Балтфлоту отводилось важное место во всех операциях по защите Невской твердыни, начиная от грозного лета 1941-го, когда форты Кронштадта, корабельная артиллерия встретили орды захватчиков на южном направлении сокрушительным огнем, и до наступления наших войск в 1943-м, 1944-м…

Обновление Балтийского флота, его современная мощь закладывались в 1930-е годы. Строились корабли, подводные лодки, не уступающие по вооружению, судоходным качествам западным. Крепло отечественное дизелестроение, оснащавшее суда самыми современными машинами. В этом великом деле участвовали десятки, сотни крупнейших предприятий страны, в том числе и флагман советского дизелестроения – Коломенский завод.

Оттуда, с берегов Оки, дизельные установки шли на север и восток, где по решению Правительства создавались Северный и Тихоокеанский флоты, на Чёрное море и, конечно же, в Ленинград, на его судоверфи.

Машины коломенских дизелестроителей поступали в Ленинград еще в двадцатые годы, их устанавливали на подводных лодках типа «Барс», затем на лодках новой серии «Декабрист», уже имевших отсеки, более усовершенствованное вооружение. В 1930-е годы коломенцы одновременно поставляли машины на Дальний восток и Север, где шла сборка лодок типа «Малютка», а также отправляли в Ленинград более мощные 800-сильные установки, предназначенные для подлодок серии «Щ». (Эти «Щуки» вышли в боевые походы на Балтике уже в первые дни войны.)

Советский Союз строил флот своими силами. Во второй половине 1920-х, сразу после Гражданской, был брошен клич: вырастить свою техническую интеллигенцию, высококвалифицированные рабочие кадры. Задача не из простых – до революции в России 85 % населения было неграмотно.

Среди тех, кто деревенским пареньком пришел на Коломенский тепловозостроительный завод, был и Сергей Гуреев. Тяга к знаниям, трудолюбие, целеустремленность ребят того поколения были поразительны. За пять лет пройти путь от чернорабочего, грельщика болтов и заклепок до умелого, технически грамотного слесаря, а затем и монтажника в бригаде на сборке дизелей…

Как одного из лучших молодых монтажников Гуреева посылают во Владивосток, на «Дальзавод», где на подлодках устанавливаются машины коломенских дизилестроителей. После успешного завершения задания – новая командировка, теперь уже в Ленинград, на «Судомех», в распоряжение уполномоченного Коломенского завода И.П. Череватенко. Коломенцев можно было встретить на многих судостроительных предприятиях Ленинграда. Установка, наладка, регулировка дизельных двигателей на кораблях, подлодках – процесс долгий, командировки затягивались на год-два… Жили в разных районах города, на частных квартирах. В.Д. Громов – в Стрельне, В.М. Комолов – в Автово, В.Г. Болотов и В.В. Астахов – на 10-й Красноармейской. Сам С.А. Гуреев попросился к землякам, снимавшим комнату на Староневском.

Направили Сергея Алексеевича на тральщик БТЩ, где уже закончился монтаж двух дизелей и шли пусконаладочные работы. После сдачи машин на швартовых испытаниях предстояли еще ходовые в море, но уже наступила поздняя осень, из-за ледовой обстановки государственные испытания перенесли на весну. Корабль остался зимовать в Кронштадтской гавани. Гуреев был назначен на тральщик для обеспечения готовности механизмов.

В ту зиму началась война с Финляндией; в гавани стояло немало боевых кораблей, в их числе и линкор «Марат». С началом финской кампании БТЩ после заводских испытаний в ускоренном порядке был введен в строй действующих кораблей. Приближение большой войны чувствовалось, как говорится, в воздухе. Для оборонных предприятий имели значение каждая неделя, каждый день.

Гуреева направляют на Понтонную, где строился тральщик такого же проекта – БТЩ «Шпиль». На ходовые испытания корабль спускался вниз по Неве, через разводные мосты с помощью двух буксиров. Эти испытания запомнились надолго. Корабль доходил до маяка «Толбухин» и возвращался в Ораниенбаум – на турбине кормового дизеля 5 раз выходил из строя подшипник. После пятого возвращения турбину открепили от фундамента и с помощью специального устройства проверили зазор – он превышал 10 миллиметров. Механика – дело точное, малейшее отклонение может обернуться бедой. После устранения натяга ходовые испытания закончились благополучно.

Требовательность к качеству работы была строжайшая – рождались боевые корабли, которым вскоре предстояло вступить в сражения. А то, что на пороге война, они, создатели флота, чувствовали, как никто. Сапог захватчика уже ступил на землю государств Европы, промышленный потенциал этих развитых стран работал на вермахт. СССР в одиночку должен был противостоять мощи гитлеровской Германии. Ленинградские судостроители на деле претворяли в жизнь лозунг тех лет: «Мы войны не хотим, но к обороне должны быть готовы».

Вслед за «Щуками» на Балтийский флот стали поступать более крупные подлодки новой серии «С» («Сталинец»). На Коломенском заводе для этих субмарин сконструировали с хорошим запасом надежности машину с двигателем мощностью 2000 л.с., работающую на солярке. В сравнительно просторном машинном отделении новых подводных кораблей размещались два дизеля с установленными на торце блока турбинами. Лодки, имея значительный срок автономного плавания, были оснащены новейшими навигационными приборами и вооружением. Впоследствии именно на «С-13» экипаж А.И. Маринеско совершил свой подвиг, нанеся такой урон фашистской Германии, что Гитлер объявил командира подлодки своим личным врагом.

С первых дней войны «эски» успешно действовали в районе водных коммуникаций противника, участвовали в охране наших кораблей во время знаменитого перехода флота из Таллина в Кронштадт. Талант конструкторов, высокая квалификация кораблестроителей, механиков, монтажников, в том числе и коломенских дизелистов, дали нашим морякам технику, ни в чем не уступающую кораблям и подлодкам противника.

Но война есть война, потери неизбежны, и уже через неделю на Балтийский завод, где в это время работал С.А. Гуреев, пришла печальная весть о гибели двух наших подлодок. В далеком тылу, на заводах Урала и Сибири, в прифронтовых городах, каким стал Ленинград, вести о наших потерях поднимали волну гнева – врагу не будет пощады!

Ленинград готовился к обороне. Противотанковые рвы, надолбы на улицах, площадях; угловые дома превращены в огневые точки. На заводах, в том числе и судостроительных, отливаются бронеколпаки, способные надежно прикрыть пулеметчиков, бронебойщиков. Город, разделенный на укрепрайоны, опоясывают линии обороны – от окраин к центру.

Несмотря на то, что большая часть предприятий была эвакуирована на восток, Ленинград давал фронту танки, орудия, стрелковое оружие, боеприпасы, поддерживал в боевом состоянии корабли Балтфлота. Пришлось Сергею Алексеевичу работать на линкоре «Октябрьская революция» – требовался ремонт вспомогательного дизеля, бесперебойно дававшего электроэнергию всю блокадную зиму для корабля, береговых объектов. Корабли, стоявшие на Неве, не только прикрывали город с воздуха, громили врага на ближних подступах, но и давали ток предприятиям, хлебозаводам, госпиталям. Даже кратковременное отключение электроэнергии вело к тяжким последствиям…

В статьях, рассказах, воспоминаниях о боевых операциях на суше, в воздухе, на море на первом плане обычно те, кто вел бой, управлял кораблями, подлодками, танками, самолетами. Изредка упоминаются создатели, конструкторы грозной техники, стрелкового оружия – обычно два-три имени: Туполев, Ильюшин, Кошкин, Калашников… Сотни, тысячи рядовых конструкторов, изобретателей, техников, талантливых умельцев остались безвестными, как и миллионы рядовых великой армии трудового фронта – металлурги, прокатчики, слесари, сборщики, наладчики, оптики… Без этого второго, тылового фронта не было бы Сталинграда, Курской дуги, освобождения от блокады Ленинграда, штурма Берлина. Не имея званий и наград, они остались безымянными в истории народного подвига. Но мы должны помнить о них, потому что они – тоже наша Победа.

 

ГУДКИ БЛОКАДНЫХ ПАРОВОЗОВ

Сдревних времен по великим и малым рекам Руси наши предки вели торговлю, сплавляли лес, отправлялись в дальние края через моря и океаны. В XIX веке в России начали строить железные дороги; ныне мы занимаем одно из первых мест в мире по протяженности стальных магистралей. И профессия железнодорожника стала одной из самых почетных в нашей стране.

В осажденном городе все 900 дней бесперебойно работал железнодорожный транспорт. Это был массовый подвиг тысяч и тысяч машинистов, кочегаров, путейцев, инженеров, техников, рабочих станций, вокзалов, железнодорожных мастерских… По железной дороге на передовую уходили составы с танками, артиллерией, снарядами, продовольствием, свежим пополнением, в обратном направлении – требующая ремонта военная техника, санитарные поезда. Бронепоезда, железнодорожные батареи – крепости на колесах – громили врага по всему кольцу обороны. Имея возможность бить с ближних дистанций, они наносили врагу огромный урон. В самом Ленинграде, оглашая замерший город далеко слышными свистками, сновали к хлебозаводам «кукушки» с платформами, нагруженными мешками. Из этой муки выпекался блокадный хлеб…

Родовые корни Васильевых питала древняя псковская земля. Пётр Васильевич, отец Таисии, приехал в Питер из деревни Дымово перед войной, устроился в железнодорожные мастерские по своей деревенской профессии – кузнецом. Специальность по тем временам уважаемая, обычно кузнечному делу учили с малых лет, ремесло передавалось от родителей к детям. Перебралась с дымовским кузнецом и семья – жена, Анастасия Ивановна, двое сыновей и младшая дочь Тая. Шел ей тогда десятый год, свой третий класс она начинала в 363-й школе на Волковском проспекте. Жила семья кузнеца в коммуналке, в бараке, который по-старинному назывался казармой. И размещались в такой казарме семей десять. В каждой семье – полно ребят, подружек для игр у приезжей девочки хватало. Таких казарм на станции Волковской было три, стояли они у самой железной дороги, и свои городские сны видела Тая под шум проходящих поездов…

В 1941 году ей исполнилось четырнадцать. Петра Васильевича к тому времени по производственной необходимости перевели с Волковской на станцию Цветочная, в такую же мастерскую кузнецом. Жила семья снова в казарме, только уже ближе к центру, на улице Заставской. С началом войны на железную дорогу легла огромная нагрузка, опытные специалисты были на особом счету; остался на своем месте у горна и Пётр Васильевич.

Старший сын Алексей ушел на фронт и уже домой никогда не вернулся – погиб смертью героя. Младший, Иван, учился в ФЗО на помощника машиниста, вместе с училищем позже был эвакуирован из блокадного Ленинграда.

До самых морозов Тая вместе с Анастасией Ивановной отправлялись в пригород, на поля, добывая из-под снега капустные листья, ту самую «хряпу». Бомбежки, артобстрелы продолжались с утра до темноты. Железная дорога, станции, вокзалы были на постоянном прицеле у противника, и семья Васильевых ночевать часто отправлялась в землянку, устроенную в насыпи. Укладывались на нарах, кто как мог.

Блокадные брусочки хлеба семья получала в магазине на Заставской. Эту обязанность Тая взяла на себя, как и доставку воды. Иногда грела снег в ведре, на плите, а иной раз отправлялась к люку на улице, откуда бил незамерзающий «родничок». В очередь за хлебом становились спозаранку, затемно, на ледяном ветру мороз пробирал до косточек. Тонкий ватничек, бурки не могли спасти от такого холода. Но Тая вместе с очередью терпеливо ждала, когда откроют заветную дверь. На троих выходило чуть больше полкилограмма – по иждивенческой карточке ей самой приходилось 125 граммов… Годных к обмену вещей в семье не было, и все же удавалось иногда добыть плитку столярного клея или бутылку олифы, которую следовало долго жарить, калить. Прогорклый запах днями не выветривался из комнаты.

В 1942 году с помощью Петра Васильевича Тая устроилась в железнодорожные мастерские Балтийского вокзала учеником слесаря. Это было не случайное решение: детство ее прошло среди людей «крепких» профессий – механиков, кузнецов, слесарей, сварщиков… Так и пошел с 1 декабря блокадного 1942-го ее трудовой железнодорожный стаж.

Учеба, отработка навыков, практика… Мастерили из жести коптилки, чинили путевой инвентарь. Но чаще учеников – и ребят, и девушек – отправляли на восстановительные работы. Бомбежки, артобстрелы повторялись изо дня в день, из ночи в ночь. Не только подвижной состав и станции – железнодорожное полотно само по себе было объектом для нанесения ударов. Его-то и восстанавливали вместе с путейцами ребята и девчушки из учебной группы. Вручную, с помощью тросов, подтаскивали рельсы, шпалы, подбивали, подсыпали балласт… И все это на ветру, на холоде, день-деньской, а вечером, как бойцы МПВО, отправлялись в очередное дежурство. Обычно их пост находился на крыше Варшавского вокзала. Сбрасывали «зажигалки», не давали разгореться огню. Поздно ночью, не чувствуя рук и ног, приходила домой, а утром, пешком, снова в свою мастерскую. К восьми должна быть у своего верстака. За ночь отогревалась в тепле – «буржуйку» топили обломками старых шпал, их на станции хватало.

Осталась позади вторая блокадная зима. С приходом лета, как в детстве, веселее голубело небо, шелестела листва уцелевших деревьев. Все знали: Ленинград врагу не одолеть, наступают дни решающей битвы…

Грозный, устрашающий гул выстрелов тысяч орудий в январе 1944 года возвестил о начале долгожданного наступления. Распалось три года душившее Ленинград блокадное кольцо. До Победы было еще далеко, но ленинградцы знали, что самые тяжелые испытания позади.

9 мая Тая, как всегда, пришла на работу. «Кончилась война!» Радость, объятия, смех и слезы… Не вернуть маму, не дожившую до летнего тепла 1942-го, пал смертью храбрых на Ораниенбаумском пятачке старший брат. Не раз побывала потом Таисия Петровна на мемориальном кладбище в Сосновом Бору, где похоронены герои-балтийцы. «Васильев Алексей Петрович» – навечно осталась память о брате на гранитной плите.

Начиналась мирная жизнь с новыми заботами, надеждами, планами. В декабре 1945 года Таисию Петровну направили на станцию Бологое – там открылись курсы сварщиков. Железная дорога набирала былую мощь, столько всего надо было восстановить, построить заново и так не хватало мужских рук… После практики снова ездила в Бологое, сдала экзамен, получила удостоверение электросварщика третьего разряда. С этим удостоверением и прибыла молодая сварщица на родную станцию Цветочная.

Профессия сварщика требует не только теоретических знаний, точного глаза, твердой руки… Не один десяток метров бугристого шва проведет начинающий электросварщик, прежде чем за его электродом протянется «чистая» линия, ровная, как струна. Сначала ей давали мелкую работу, чтото заварить, «прихватить», но настал срок, и сам Иван Григорьевич Полозов, старый мастер, сказал: «Пора, Таисия, браться за дело». Так и начался ее долгий и такой быстрый, как одна смена, профессиональный путь. Когда дело по душе, время на работе не тянется – летит… Много лет работал на Адмиралтейском заводе сварщиком и ее муж, Иван Филиппович.

Приказ № 338 от 7 мая 1991 года о награждении Таисии Петровны Финогеновой знаком «Почетный железнодорожник» подписал сам министр Путей сообщения Бещев. Свой Почетный знак она получила еще в великой державе, на благо которой трудилась всю жизнь.

Давно уже нет на железной дороге паровозов. Стоят они только, молчаливые, с погашенными топками, в музее-депо под Шушарами. Такой диковиной кажутся они нынешней детворе… А бывшей девчушке со станции Цветочная по ночам все слышится крик паровозов блокадной поры. Зимний ветер, паровозный крик и глухая канонада близкого фронта…

 

ЛАДОЖСКИЙ ВЕТЕР

Воздушная тревога всегда неожиданна, какой бы она ни была по счету. К реву пикирующих самолетов, свисту бомб, грохоту, сотрясающему все вокруг, привыкнуть невозможно…

В тот день к пирсу только что пришвартовалась баржа с эвакуированными ленинградцами – ослабленные, обессиленные женщины, дети, старики едва передвигались по настилу. За пять-семь минут их нужно было увести прочь, рассредоточить в шумевшем на берегу кустарнике. Когда Макаров увел последних, укрываться самому было поздно – грохнул первый взрыв. Бросился плашмя возле съезда с пирса, глянул на секунду вверх – казалось, все бомбы летели сюда, на него – и снова лицом в сырой укатанный песок… А через полчаса, когда стихли взрывы бомб, пальба зениток и снова стал слышен шум свежего ладожского ветра в зарослях ивняка, по пирсу потянулась к барже цепочка грузчиков. Мешки с мукой, рисом, сахаром штабелями укладывались в трюм, и от него, ответственного за погрузку, зависело, чтобы баржа отправилась в срок. На рейде ждала швартовки очередная. Ладожская артерия питала огромный город, Ленинградский фронт – рассечь ее противник пытался и с воздуха, и с суши.

До войны, после окончания Ленинградского института водного транспорта, Макаров имел уже немалый опыт работы. Осень и первую блокадную зиму встретил в кораблестроительных мастерских, находившихся недалеко от Горного института. Голод выбирал последние капли сил, и путь от Вознесенского проспекта, где он жил с семьей, до мастерских с каждым днем давался все труднее. Чувствовал, вот-вот сляжет. В феврале 1942 года побрел в управление Северо-Западного пароходства, на улице Герцена. Проститься с бывшими однокурсниками, товарищами по работе. Неожиданная встреча изменила судьбу. В город, с восточного берега Шлиссельбургской губы, откуда шло снабжение Ленинграда, приехал по служебным делам бывший однокурсник Пётр Войк. «Какое прощание? В Кобоне нужен представитель СЗРП. Собирайся!» Так и уехал по ледовой Ладожской дороге к месту назначения Александр Валентинович.

Блокадный Ленинград готовился ко второй навигации по Ладожскому озеру. Военный совет фронта, руководство города принимают решение достроить на западном берегу Осиновецкий порт с механизированными причалами. Еще более грандиозное строительство предстояло развернуть на восточном берегу, куда прибывали грузы с Большой земли. В Кобоне из-за мелководья баржи не могли подойти к берегу, предстояло построить пирсы.

Зимой работы велись со льда: в прорубленные в метровой толще льда майны опускались изготовленные здесь же ряжи, которые и заполняли бутовым камнем. Основные работы развернулись в марте… Из-за весенней подвижки льда были разрушены первый и девятый пирсы, их восстановили. 28 мая к пятому пирсу пришвартовался первый пароход. В этот же день гитлеровское командование бросило на бомбежку порта более сотни самолетов, стремясь сорвать навигацию. Прямым попаданием были разрушены участки причалов, два пирса, погибло свыше 50 строителей…

Но все это будет весной, а тогда, в середине зимы, когда Макаров приехал в Кобону, строительство только начиналось. Найти жилье оказалось непросто – небольшое рыбацкое поселение было переполнено: военные, дорожники, строители, интенданты, ремонтники флота… Огромное хозяйство, перевалочный транспортный узел, через который шло не только продовольственное снабжение Ленинграда. Предприятия города, от заводов-гигантов до мелких артелей промкооперации, выпускали все необходимое фронту: танки, пушки, бронепоезда, стрелковое оружие, боеприпасы, оптику, радиостанции, телефонные аппараты, одежду, обувь, медикаменты… Сырье, детали, топливо и многое другое по заявкам предприятий направлялось через Ладогу с Большой земли. Встречным потоком для военных заводов Урала, Сибири двигалось демонтированное оборудование. Вывозились и культурные ценности – варварские обстрелы, налеты авиации не прекращались ни на день. Кроме того, было известно, что летом 1942 года немецкие войска попытаются «исправить» то, что не удалось им в сентябре 1941-го, – снова пойдут на штурм Ленинграда.

Устроившись кое-как с жильем (снял койку в частном домишке), Макаров окунулся в круговерть дел – дни и ночи проводил на закрепленном за ним пирсе. Погрузка, выгрузка велись безостановочно, по жесткому графику. С берега от штабелей тянулась цепочка грузчиков с тяжелыми мешками – по 40–60 килограммов, а были и с сахаром, весившие все сто. На барже укладкой груза распоряжался шкипер, все береговые заботы, включая электроснабжение, лежали на Макарове. Он же подписывал и грузовые документы. Каждое ведомство, подразделение – автомобилисты, речники, грузчики – четко выполняли свои обязанности. Кроме дисциплинарной ответственности были и финансовые рычаги – на пароходство в случае задержки могли начислить немалые штрафы.

В ту пору в Кобоне, мало известной кому до войны приладожской деревеньке, вдоль берега тянулись штабеля, укрытые брезентом. Продовольствие для блокадного Ленинграда, где отсчет крупы, муки шел на граммы. Охрана, контроль за сбережением бесценного груза были строжайшие, питались работники порта, как и ленинградцы, на скудную рабочую карточку. (Однажды летом на берегу Александр Валентинович увидел двух изможденных стариков, только что прибывших из Ленинграда, – ученые сопровождали упакованные в тюки редчайшие книги библиотеки Академии наук. Макаров отсыпал им пару горстей риса, указал, где развести костерок…)

Вспомнил, как зимой, уже приступив к работе в Кобоне, на попутной машине отправился в командировку в Ленинград. Все, что он мог привезти для семьи, – это буханку хлеба и маленький мешочек прогорклого гороха. Осенью 1941 года баржа с продовольствием затонула в бомбежку, водолазы подняли груз, горох подсушили – в мирное-то время кто стал бы есть этот «продукт»…

Еда едой, но еще нужны и одежда, и обувь. Дни и ночи на ногах, сапоги износились, а без обуви, в холод, на улице, какой ты работник? Помог командир расположенного рядом с пирсом воинского подразделения – у военных был свой сапожник, он-то и выручил речника, обновил сапоги, сменил головки…

Здесь тоже был фронт – налеты, бомбежки. Кто знает свою судьбу? Однажды на берегу Александра Валентиновича окликнул знакомый – бывший сослуживец, прибывший сюда в командировку из Ленинграда. Обычный вопрос: где переночевать? Землянки забиты, негде прилечь, отдохнуть. Макаров отвел его к своим хозяевам – сам уходил на дежурство в ночь, койка до утра свободна. А ночью – налет. Видел с пирса, как там, в стороне деревни, рвутся бомбы. Утром, сдав дела сменщику, пошел отдохнуть. Изба уцелела, но от близкого взрыва ее тряхнуло так, что потолочная балка одним концом рухнула прямо на койку, где спал командировочный… Налеты были и массовые, «звездные», как в начале навигации, 28 мая, так и небольшими группами – враг не оставлял в покое ни на один день.

Командование группы «Север» еще осенью 1941 года доложило в Берлин, что Ленинград взят в мертвые клещи и обречен на голодную смерть. Водники СЗРП вместе с моряками Ладожской военной флотилии вступили в единоборство с врагом. В конце мая, когда Ладога была еще забита льдом, в Кобону прибыли канонерские лодки «Селемджа», «Нора», пять тральщиков и транспорт «Вилсанди». В трюмы грузилось продовольствие, на палубах размещалась пехота, артиллерия – пополнение Ленфронту. С майских туманных дней и до крепких морозов зимы 1942 года продолжалась навигация на Ладоге. По водной дороге в обоих направлениях было доставлено более миллиона тонн продовольствия, других грузов, эвакуировано около 600 тысяч человек…

В 2005 году родственники, друзья, представители общественных организаций МО «Измайловское» отмечали столетний юбилей Александра Валентиновича. Многие приходили сюда, в квартиру на 4-й Красноармейской, чтобы поздравить ветерана. Прожит век! И самой запоминающейся страницей в долгой жизни остались, конечно, блокадный Ленинград, Ладога, порт Кобона…

В памяти осталось все – обжигающие ветры февраля, летние шторма, бомбежки и вереницы сходящих с пирса изможденных людей. Ребятишки постарше ведут за руку ясельных малышей – тех малышей, которые едва ли когда скажут слово «мама» и, повзрослев, все будут вглядываться в лица на площадях, улицах, вокзалах – а вдруг… В памяти навсегда остался кобонский берег, пирсы, под брезентом штабеля, озерная даль, дымки буксиров и канонерских лодок. И родной северный ветер, вздымающий крутую волну. Шумит Ладога, шумит, как годы, как время, как сама неостановимая жизнь…

 

БЛОКАДНОЕ МОЛОКО

Захват города штурмом провалился, лучшие немецкие дивизии, входившие в группу армий «Север», получили сокрушительный отпор. Угроза надвигалась с другой стороны – подступал голод.

До захвата Мги немецкими частями 30 августа удалось эвакуировать из Ленинграда 636 тысяч человек.

В отрезанном от Большой земли городе оставалось более 2,5 млн гражданского населения. В ноябре 1941 года при расходе муки всего 662 тонны оставалось ее только на 15 дней. Из-за торошения льда подвоз продовольствия по Ладоге прекратился, под Тихвином шли кровопролитные бои – замыкалось второе блокадное кольцо. Брусок хлеба с казеином, альбумином, соевым шротом уменьшился для рабочих до 250 граммов…

Прямая трансляция митинга из студии Дома радио звучала в холодных ленинградских квартирах, госпиталях, на заводах, фабриках… Слушали голоса известных ленинградцев и собравшиеся у репродукторов работники Первого молочного завода, расположенного на пересечении Обводного канала и Международного (ныне Московского) проспекта, недалеко от рубежа обороны, от Пулковских высот…

И выход был найден

С началом войны в школьных классах, училищах, аудиториях институтов, Университета были развернуты десятки госпиталей, куда поступали днем и ночью раненые с разных участков Ленинградского фронта. Работали, как и в мирное время, больницы, детские сады (тогда их называли детскими очагами.) Всем им, кроме хлеба, овощей, круп требовалось молоко. Хотя бы немного, полкружки, для поддержки ослабевших, выхаживания тяжелораненых. И гражданские, и военные впоследствии вспоминали о необыкновенно вкусной каше в стационарах, больницах, госпиталях – потому что была она на молоке.

В стылые блокадные месяцы 1941 года иссяк молочный ручеек, питавший предприятия «Ленмолкомбината», в том числе и Первый завод. Молоко – не зерно, не мука, в трюмах теплоходов, барж с Большой земли не привезешь. Где выход? По решению обкома и горкома партии на «Ленмолкомбинате» создается специальная бригада из научных работников, специалистов-практиков молочной промышленности, высококвалифицированных рабочих. В нее вошли доцент Ленинградского химико-технологического института молочной промышленности А.И. Желтаков, руководитель лаборатории НИМИ А.А. Розанов, начальник Молснаба М.А. Германов, инженер-механик НИМИ В.А. Мелешин, начальник сметанного цеха Первого молочного завода Н.А. Крюков, инженер по оборудованию В.М. Мальгин, слесарь-механик М.В. Уткин, Н.А. Новосёлов, А.Д. Грищенко.

Продуктом, наиболее приемлемым для транспортировки с Большой земли и удобным для превращения его в молоко, молочные изделия на заводах блокадного Ленинграда, признаются пластические сливки. (Нынешние специалисты молочной отрасли в большинстве своем ничего не слышали о них.) Способ изготовления пластических сливок (продукт промежуточный между сливками и сливочным маслом) предложил талантливый инженер-механик НИМИ Виталий Александрович Мелешин. В налаживании производства пластических сливок на молочных предприятиях, находившихся за блокадным кольцом, участвовал также Александр Дмитриевич Грищенко.

Предложенный способ не требовал сложного оборудования – необходимы были только водогрейная коробка с ушатиками, сепаратор, камера для охлаждения. Одновременно специалисты вели разработки по изготовлению сухого творога и белковых концентратов. Переработка молока в пластические сливки, сухой творог велась вблизи блокированного Ленинграда, в основном в Боровическом, Мошенском, Пестовском, Хвойнинском районах. Новая продукция была удобна для транспортировки и могла храниться длительное время. Из одной тонны пластических сливок с добавлением творога получали 20 тонн восстановленного молока!

Применяли пластические сливки при изготовлении сметаны, растительного молока из соевых бобов для детского питания, солодового детского молока. Более 400 тысяч детей остались в отрезанном от мира городе; взрослые, как могли, боролись за их жизнь. Появлялись в Ленинграде и новорожденные. Из-за отсутствия материнского молока очень часто бутылочка из молочной кухни или поликлиники день за днем поддерживала слабый огонек крохотной жизни.

Рукой подать до рубежа

Всего семь лет мирной жизни было отпущено Первому молокозаводу до того дня, когда на его территории стали рваться снаряды и бомбы. Введенный в строй в 1934 году (решение «О постройке завода по обработке молока» в 1931-м подписал секретарь Обкома партии С.М. Киров), Первый молочный быстро вышел на проектную мощность, перерабатывая 432 тонны в сутки. Многие виды молочных изделий, предложенные учеными, «обкатывались» здесь, на головном предприятии Молкомбината, отсюда они поступали в магазины, столовые, больницы, детские сады…

С самого начала войны Ленинград становится не прифронтовым городом, а осажденной крепостью с широкой сетью действующих оборонных заводов, научных учреждений, предприятий продовольственного обеспечения, хозяйственных служб. Враг понимал значение такого мощного военно-промышленного комплекса на Северо-Западе СССР, для уничтожения города была подтянута воздушная армия – более тысячи самолетов. Воздушные налеты следовали один за другим, только 19 сентября 1941 года воздушная тревога объявлялась 6 раз! Бомбили не прорвавшиеся одиночки – на мирный город со всех сторон надвигалась туча самолетов-убийц.

На заводах, предприятиях, в школах, институтах, учреждениях культуры, в том числе и в знаменитой на весь мир Консерватории, быстро формируются противопожарные звенья, аварийно-восстановительные отряды. Создается такой отряд и на Московском (Международном) проспекте, 65. На молочный завод за годы блокады обрушится 34 авиабомбы и 140 артиллерийских снарядов. Не раз повреждались паровая магистраль, линии электросети, железобетонные перекрытия зданий. Разбивало стены в электроцехе, кефирном, механическом. Аварийно-восстановительные бригады работали быстро, от их сноровки зависел пуск линий, выполнение производственных заданий. Тяжелая, требующая от каменщиков, подносчиков, плотников немалых усилий работа при голодном пайке, который получали все ленинградцы. В 1942 году на заводе умерли от истощения 38 человек.

После бомбежки или артналета без промедления приступали к остеклению производственных помещений, где взрывной волной «вынесло» окна. В иные дни требовалось остеклить или закрыть фанерой до 6 тысяч квадратных метров, как писали в отчетах, «световой площади».

Нелегкой была работа в цехах, укомплектованных в основном женщинами. Мария Васильевна Щербакова и Ядвига Исидоровна Кальчинская в 1942 году работали в соевом цехе. Позже, на вечере ветеранов, женщины сами удивлялись пережитому. Как могли они, слабые от голода, вручную поднимать мешки с соей на пятый этаж!.. А было в тех мешках по 80 килограммов!

Многие женщины с молокозавода после работы выходили на вторую «смену». Агитаторы, так их называли тогда, шли в квартиры подшефных домохозяйств, помогали ослабевшим, больным: топили печи, отоваривали карточки, кормили, стирали белье, устраивали сирот в детские дома. В квартирах с нетерпением ждали работниц завода Менбаеву, Луданову, Иванову, Евдокимову, Тарасову, Орлову, Сузи, Стешеву. Многих ослабевших жителей спасла Гвоздевская, в том числе и десятилетнего мальчика Борю. (К сожалению, в документах не указаны имена мужественных ленинградок.)

Для работников, кто уже одной ногой стоял «там», на заводе был создан стационар. Благодаря ему люди снова возвращались к жизни. Через стационар прошли 200 человек, в детском саду воспитывалось около 100 детей фронтовиков.

Весной 1942 года к жителям более чем 600 квартир окрестных домов пришел праздник. Рабочие и инженеры завода Горелов, Марченко, Алексеев, Колесников, Красильщик, Петров, Сергунов, Селезнёв, Пугачёв, Томашевич, Шувалов и др. отремонтировали, наладили работу водопровода, канализации. Отпала необходимость ходить за водой на Обводный, Фонтанку, Неву.

Ввиду невозможности прорыва блокады силами Волховского, Ленинградского фронтов и тяжелейшего продовольственного положения руководство города принимает решение использовать под сельхозкультуры все пригодные земли, находящиеся в Ленинграде и его окрестностях. Весной 1942 года начинается блокадная посевная. Молокозавод получает для подсобного хозяйства 8 гектаров земли вблизи Парголово. С этого участка осенью снимается 56 тонн овощей, более половины урожая передается тресту столовых. На следующий год земельный надел увеличивается втрое, с него снимается 200 тонн капусты, моркови, свеклы… Кроме того, 80 работников имели личные огороды, что было хорошей поддержкой для семей. Используется каждый пригодный для растениеводства клочок земли, в том числе и на заводской территории.

Многочисленные фабрики, цеха, выпускавшие бытовые товары, одежду, с началом войны стали работать на фронт; все предприятия получали спецзаказы. На Первом молокозаводе по таким заказам было изготовлено 23 600 кружек, 250 котелков, 620 пар рукавиц, 47 ватных курток. Только в декабре 1942 года такой продукции было выпущено более чем на 100 тысяч рублей.

За трудовую доблесть в деле снабжения Красной армии продовольствием многие рабочие «Ленмолкомбината» были награждены орденами, медалями, в том числе и медалью «За оборону Ленинграда». Среди них директор завода Рахмалёв, секретарь парткома Краснов, технический директор Локтюков, главный механик Коссовой, мастер сметанного цеха Луданова, мастер соевого цеха Орлова, старый рабочий-стахановец Горелов, укупорщица разливочного цеха стахановка Белова, начальник лаборатории Садокова…

«Встречали нас как родных»

Блокадный Ленинград, защитников Невской твердыни поддерживала вся страна. В город-крепость, окруженный со всех сторон вражескими дивизиями, прибывали делегации с Большой земли, в том числе и посланцы Казахстана. (Среди защитников Ленинграда было немало сынов этой братской республики, для них даже выходила газета на казахском языке.) Коллективы ленинградских фабрик, заводов, учреждений имели «свои» полки, дивизии, над которыми было установлено взаимное шефство. Была «своя» воинская часть и у Первого молокозавода – известная на Ленфронте 125-я стрелковая дивизия. Встретив войну в Прибалтике, отражая натиск врага под Шауляем, Ригой, Тарту, дивизия вместе с ополченцами стойко защищала Лужский рубеж, затем сражалась под Колпино, на Пулковских высотах.

С одним из полков дивизии, 466-м, коллектив завода поддерживал братские связи всю блокаду. Бывали у воинов, принимали у себя. Однажды зимой, по приглашению командования, навестили красноармейцев 466-го полка. До Средней Рогатки доехали без приключений, дальше начиналась зона ружейного, минометного обстрела. Но после бомбежек, артналетов разве мог напугать девушек и женщин посвист пуль… Да и шофер, конечно, не раз пересекал открытую местность, гнал через поле на пределе… «Встречали нас как родных», – вспоминала потом член завкома Нина Фёдоровна Иванова. Приехали гости не с пустыми руками, привезли подарки: кисеты, шерстяные носки, варежки… Но дороже подарков было само их присутствие – милых, родных, от которых повеяло домом, семьей, забытой мирной жизнью. И крепла решимость разбить врага, изгнать с отчей земли, чтобы не таилась боль, печаль, усталость в этих глазах.

К приезду гостей красноармейцы готовились: привели в порядок обмундирование, насколько позволяла окопная жизнь; в землянках чистота, хорошо протопленные печки. Запомнился обед с походной кухни из солдатских котелков. Гостей старались накормить получше, знали, как трудно сейчас там, в близком тылу. Недолог зимний день, а хотелось столько рассказать, расспросить о фронтовом житье-бытье, о семьях бойцов, о вестях с Большой земли… Нашелся фотоаппарат, снялись вместе с воинами; в центре – командир полка, боевой офицер Алексей Георгиевич Тузов. Не знали приехавшие, что видят командира полка живым в последний раз. Вскоре офицер погиб. Прощание с ним проходило в Красном уголке предприятия, женщины не сдерживали слез, плакали – у каждой воевал или также отдал жизнь за Родину отец, муж, сын, брат… Представители воинской части приезжали на завод в канун Нового года, встречали здесь наступающий 1943-й, на который возлагали много надежд. Фронтовики вместе с работниками завода побывали в Театре музыкальной комедии, посмотрели знаменитый блокадный спектакль «Раскинулось море широко» и после театра уехали сразу на передовую.

Среди гостей была и санинструктор, молоденькая девушка Надя Иванова. Не знала отважная медсестра, что через полтора месяца после встречи Нового года, отправившись вместе с группой разведчиков в поиск, на захват «языка», попадет в засаду и с тяжелым ранением груди и позвоночника окажется в концлагере возле Красного Села. В концлагере перенесет операцию на позвоночнике без наркоза, которую проведут такие же пленные наши врачи, станет на ноги, пройдет нацистские тюрьмы, лагеря, будет воевать в Польше с партизанами и спустя 40 лет после Победы, 25 апреля 1985 года в этом же Красном уголке вспомнит Новый год в блокадном Ленинграде. Вместе с ней в тот вечер пройдут дорогой памяти бригадир электриков предприятия фронтовик И.А. Александров – участник парада Победы на Красной площади в 1945-м в составе сводного полка от Ленфронта, слесарь механического цеха, штурмовавший Кёнигсберг и Прагу В.К. Дубицкий. («Цвела черешня, бойцов забрасывали цветами, мы не могли привыкнуть к званию победителей…».) Здесь же, в Красном уголке, услышали собравшиеся малоизвестную фронтовую песню: «Помнишь, мы в черную зиму блокадную…» Многие части в годы войны имели «свои» боевые песни, была она и в 125-й стрелковой дивизии, ставшей после освобождения Красного Села Красносельской. Авторами песни были офицер дивизии В.П. Беляев и композитор, тоже ветеран 125-й В.И. Кладницкий.

Едва ли оценен по достоинству послевоенный подвиг ленинградцев. Только в 1943 году из стволов вражеских орудий ушли в сторону непокоренной крепости 68 тысяч тяжелых снарядов, и каждый нес разрушение. В первые послевоенные годы усилиями всех жителей, выходивших после рабочего дня на восстановительные работы, Ленинград был поднят из руин. Затем началось восстановление, развитие экономического, промышленного потенциала. Строились новые заводы, фабрики, на старых обновлялось оборудование, велась модернизация. С учетом новейших достижений отрасли начались преобразования и на Первом молочном, который в разные годы возглавляли талантливые руководители, опытные специалисты В.В. Локтюков, А.А. Пивовар, С.Д. Суетов, В.Н. Зарембо, В.Ф. Поляков, прошедший путь от слесаря-электрика до генерального директора ОАО «Петмол». Продукцию молочного комбината «Петмол», входящего ныне в состав ОАО «ЮНИМИЛК», ценят не только в нашем городе, но и во многих регионах России.

По воспоминаниям медсестры блокадного госпиталя Л.С. Разумовской, ложка сливочного масла, разогретого на огоньке вырванных из книги страниц, спасла жизнь умиравшего брата-подростка. Несколько глотков блокадного молока поддержали биение сердца не одного раненого бойца, изнуренного голодом ребенка, старика… Молока, с которого начинается жизнь на земле каждого из нас.

 

ВЕСНА ПОБЕДЫ

Не все достижения человеческой деятельности отмечаются дипломами, медалями, орденами – куда важней чувство удовлетворения за отлично выполненное дело. Сумел преодолеть все преграды, сделал невозможное… Военное поколение – от бойцов и командиров на фронте, конструкторов, создателей грозного оружия Победы, до рядовых великой армии тыла – обладало этим решающим качеством. Дается оно нелегко – каждодневным трудом, упорством, требовательностью к себе закаляется стойкий характер.

В довоенной «Порховской правде» однажды появилась заметка сельского корреспондента о таком факте. Проходя по аллее парка, он услышал разговор двух детей, беседующих… по-немецки. Оказалось, что это Аня и Коля Никитины, отличники Волышевской образцовой школы, дети колхозницы Александры Власовны Никитиной, вдовы, недавно потерявшей мужа. (На руках Александры Власовны осталось восемь детей, и все они со временем окончили школу, получили образование – в семье Никитиных были инженеры, учителя, а Николай, вернувшийся с фронта после тяжелейшего ранения, стал впоследствии секретарем Краснодарского крайкома партии.)

В 1934 году Аня Никитина поступает в Ленинградский строительный техникум (ныне это архитектурно-строительный колледж на Большой Морской) и в числе 84 выпускников-отличников направляется для продолжения учебы в институт. Из этой группы отличников четверка наиболее одаренных получает право стать студентами ЛИСИ без экзаменов. Никитина – в их числе. В те довоенные годы тяга к знаниям у молодежи была огромной, требовательность к студентам на самом высоком уровне, и все же – 84 отличника из одного выпуска!

Лето 1941 года выпускница ЛИСИ Никитина встретила в должности инженера НИИ «Гипробум», в июне была командировка на Камский бумажный комбинат. 22 июня на обратном пути вышла из вагона в Любани, чтобы купить цветов. Перрон пуст, ни пассажиров, ни женщин с букетами – все толпятся на площади, у черной тарелки репродуктора…

Война вторглась в ее жизнь с первых дней. Сотрудники института получили распоряжение срочно выезжать на окопные работы. Ленинград готовился к обороне… При себе надо было иметь суточный запас продуктов и лопату. Продукты нашлись, а вот лопаты в городской квартире, конечно, не оказалось.

Отряд из сотни человек на автобусах двинулся в южном направлении. Остановились в километрах пятидесяти, разбили лагерь для ночевки – подобие шалашей. Задымился костер. Рытье траншей – дело нелегкое, на хлебе и чае долго не протянешь. Кашеварить назначили Аню. Первая каша из чечевицы пригорела (котел-то на пять ведер, определила на глаз, сколько надо воды), зато потом нареканий не было. В детстве ей, как старшей, не раз приходилось заменять маму у печи…

Через несколько дней в мирном летнем небе над головой землекопов блеснули первые снаряды. Враг бил из дальнобойных орудий по целям, находившимся где-то в тылу. Фронт стремительно приближался; население, мобилизованное на земляные работы, поспешно возвращалось в город. Здесь все уже говорило о близкой осаде. На стенах – указатели к бомбоубежищам, повсюду земляные щели, в том числе и на Петроградской стороне, где в коммунальной квартире Аня жила с двумя сестрами. На окнах крест-накрест полоски бумаги. Такие же полосы, вырезанные из ватмана, Аня наклеила на стекла и в своей комнате. (Несмотря на бомбежки, артобстрелы, уцелел не только их дом на Каменностровском, но и стекла в окнах – так и белели полоски бумаги до конца блокады.)

В худшее не верилось, надеялись, что война будет быстрой, победной. Аня ничего не запасла сама и сестре Машеньке запретила «паниковать». А в магазинах еще были и хлеб, и керосин…

Кондитерскую, где работала Машенька, вскоре закрыли. Девушку направили на завод им. Ленина бригадиром женщин-ремонтниц. Были они такими же «ремонтниками», как и Машенька, а чинить приходилось крыши цехов, развороченные снарядами. Вчерашние домохозяйки, портнихи, кондитеры своими женскими, не привычными к мужской работе руками делали на высоте обрешетку, резали жесть, поднимали ее наверх. В цехах ни на час не останавливалась работа – военные заказы выполнялись по графику. Аня, как строитель, учила сестренку размечать, резать металл, гнуть уголки…

Голод уже вымел все скудные остатки от былой мирной жизни. Только блокадный брусочек хлеба, который день ото дня становился все меньше. Соседка-буфетчица, подселенная в их квартиру, приносила иногда горстьдве абрикосовых косточек. (Анна Ивановна и сейчас удивляется, как они, истощенные девчушки, не отравились от этого угощения.) От стужи грелись, как и все ленинградцы, возле «буржуйки», отправляли в печурку обломки мебели, странички книг, щепки добытой по случаю доски. А ведь была Никитина специалистом по отоплению, вентиляции и спустя много лет станет автором шести книг, учебников по этой важной для промышленных предприятий теме.

Производство современного вооружения, от стрелкового оружия до танков и самолетов, невозможно без наращивания промышленного потенциала. На востоке страны в невиданно сжатые сроки разворачивалось строительство гигантских объектов. Требовались молодые, талантливые, энергичные специалисты. И в один из декабрьских дней 1941 года в их насквозь промороженную квартиру на Каменноостровском, 18 постучал рассыльный из «Гипробума». В Москву отправляется самолет, вызов оформлен, можно взять еще одного члена семьи. Аня взяла младшую сестренку Фенечку, угасавшую на глазах.

В Наркомате бумажной и целлюлозной промышленности вспомнили молодого высококвалифицированного инженера – ее сразу назначили руководителем группы по проектированию новых производств. Проектирование теплотехнической части будущего гиганта, Камской ТЭЦ, легло на ее плечи. День и ночь, в прямом смысле, не зная выходных, велась эта работа – ватманские листы без кальки сразу отправлялись на строительные объекты. Питание почти блокадное, 400 граммов хлеба.

Сестра Машенька оставалась в Ленинграде, от нее не было вестей, и когда заместитель министра Наркомата Б.З. Смоляницкий собирался туда в командировку, Аня решилась попросить его навестить сестру. Что она могла передать, кроме небольшого пакетика сухарей? Смоляницкий дал указание получить в спецбуфете килограмм сливочного масла и килограмм рафинада – сказочное богатство по тем временам.

Вернувшись в Москву, замминистра рассказал о том посещении. Четверть часа дергал за проволочное кольцо – колокольчик глухо брякал в глубине коридора. Ни звука. А время идет, дорога каждая минута. И вдруг за дверью шепот: «Кто?». Машенька сбросила крюк и вместе с распахнувшейся дверью рухнула навстречу гостю. Он отнес ее в комнату, уложил, дал немного масла, сахара, твердо приказав: сегодня больше не прикасаться к продуктам – умрешь. Завтра можно столько же. Этот суровый приказ и спас девушку. Таких случаев в то время было немало, когда, оставшись один на один с едой, оголодавший человек не мог остановиться… Потом Мария Ивановна рассказывала сестре, как, услышав звонок, долго не поднималась – кто мог вспомнить о ней? Да и сил не было пошевелить рукой. И только настойчивость звонившего заставила ее начать мучительный путь к двери. (Мария Ивановна прожила 80 лет, нередко вспоминая тот день, звонок в холодной мертвой квартире и страшную «дрожанку» у двери, когда услышала, что ей посылка из Москвы.)

Так, в конструкторских бюро, на стройках, между Москвой и Уралом, где возводились новые объекты, проходили недели, месяцы. Вместе с Аней в долгие командировки отправлялась и младшая сестренка – с ней жила, занималась в школе.

В начале 1944 года, после полного освобождения города от блокады, ленинградцы стали возвращаться домой. Аня вернулась в марте. Началась новая страница ее трудовой биографии, теперь уже сотрудницы «Ленпромстройпроекта». Город поднимался из руин. После рабочего дня начиналась вторая смена – разбирали завалы разрушенных домов. А их были тысячи! Работали на разборке завалов по улице Марата: отбирали все, пригодное для дела, в первую очередь кирпичи. Передавали по цепочке, из рук в руки, сортировали, укладывали в штабеля. В специальном журнале велся учет отработанных часов.

В 1945-м, сразу после освобождения Прибалтики, группу проектировщиков из 20 человек направили в Таллин – намечалось большое строительство, связанное с базированием кораблей Балтфлота. Там, в клубе моряков, Аня и встретила свою судьбу – познакомилась с молодым офицером Сухаревым. Удивлялись совпадению: одногодки, родились в декабре, ее именины приходились на его день рождения.

9 мая 1945 года на главной площади Таллина состоялся торжественный парад частей армии и флота. Площадь утопала в сирени; крестьяне из окрестных деревень, хуторов приехали нарядно одетые, с семьями, их повозки с букетами сирени заполнили все узкие улочки и переулки. Охапки сирени падали к ногам марширующих моряков и пехотинцев. 24 июля в Пирите состоялась их свадьба – ее светло-желтое платье с голубым воротничком как нельзя лучше смотрелось рядом с его новеньким мундиром и капитан-лейтенантскими погонами…

Несмотря на частые переезды, связанные со службой мужа, Анна Ивановна не оставляла работу, растила детей. Добрые, отзывчивые, они заметно выделялись среди сверстников. (Пример мамы – женщины глубоко верующей, нераздражительной, ласковой, видевшей в жизни и в людях только хорошее, – поддерживал Анну Ивановну в трудные минуты.) Сын, Юрий Николаевич, стал ученым, философом; дочь, Нина Николаевна, – кандидат педагогических наук. Получили образование внуки, в Париже учится правнучка Сашенька…

В 2005 году в кругу родных и друзей Анна Ивановна и Николай Устинович отмечали свою «бриллиантовую» свадьбу. Вместе 60 лет! Такая долгая, уходящая год за годом, вглубь времени, жизнь. До тех лет, когда они, еще не зная друг друга, сквозь голод, холод, тяжкие испытания, вместе со своим народом приближали Победу. Весну Победы, навсегда соединившую их.

 

ВСЕ 900 ДНЕЙ

Все было продумано с немецкой точностью: самолеты с ревом проносились, волна за волной, над беззащитными крышами жилых домов и сбрасывали не просто бомбы, а связки «зажигалок». В воздухе устройство срабатывало, «зажигалки» разлетались веером, пробивая во многих местах кровельную жесть. По замыслу стратегов «огненной войны», уже прокатившейся по городам Европы, после таких налетов внизу должно бушевать море огня. Старые петербургские дома с высушенными за многие десятилетия стропилами, балками, обрешеткой – сущий порох! – должны были воспламеняться сверху, с чердаков, и выгорать дотла, квартал за кварталом…

Но сжечь город осенью 1941 года захватчикам не удалось. Ленинградцы – в основном женщины, девушки, дети, подростки, старики, от мала до велика (мужчины бились на передовой) – спасли от огня свой общий дом. Родовое гнездо семьи Горшковых – дом № 18 по улице Егорова. Большая семья (семеро детей), осиротевшая в 1933 году после преждевременной смерти Фёдора Николаевича, только-только становилась на ноги. Работа, учеба, первые самостоятельные шаги во взрослой жизни… Летом 1941 года братья Борис и Николай надели гимнастерки и не снимали их до конца войны. Сестра Аня получила назначение в батальон аэродромного обслуживания в пригороде Ленинграда, Людмила эвакуировалась на Восток вместе с Кировским заводом, Клава и Оля эвакуировались из блокадного кольца позже. А Женя с мамой, Таисией Фёдоровной, оставались всю блокаду хранителями семейного очага.

Ночь на 22 июня Женя провела вместе с одноклассниками, выпускниками других ленинградских школ на проспектах, набережных родного города. Утром, возбужденная, веселая, спать не легла. По радио до обеда передавали классическую музыку…

Квартира Горшковых находилась на первом этаже, рядом с домовым комитетом – жилконторой, – и здесь уже во второй половине дня стали готовить дома к предстоящим испытаниям. И военные, и гражданские понимали, чтó может случиться, если здесь, в районе плотной застройки, во время бомбежки пойдет гулять по чердакам огонь, перебрасываясь от здания к зданию. Стропила, балки, обрешетка – все сухое, легко воспламеняющееся… Да еще десятки, сотни чердачных чуланчиков, где жильцы сушили белье, хранили про запас всякое старье. Приводить в порядок чердаки начали именно с этих чуланов – разбирали, выносили во двор доски, старый хлам. Приладив лебедку, поднимали наверх в ведрах песок – засыпали потолки, предусмотрительно оставляя кое-где кучи. В эти-то кучи и совали потом, зажав в щипцах, брызжущие искрами «зажигалки». Наполняли водой железные бочки, белили известкой балки, стояки. А сигналы воздушной тревоги завывали все продолжительнее, все чаще. Немецкие самолеты пытались прорваться к городу в первые дни войны – их отгоняли, хотя тревогу объявляли всякий раз.

К массированным налетам в начале сентября город был подготовлен основательно. Комиссия из представителей райисполкомов, МПВО, противопожарной охраны обходила дом за домом, квартал за кварталом. На чердаках, крышах постоянно дежурили специальные группы – в основном женщины да такие, как Женя Горшкова, девчушки. Их сверстники-ребята были уже где-то в окопах. В дивизии народного ополчения записывались старшеклассники, студенты, пожилые ленинградцы.

С первыми бомбежками кончилась для Жени мирная жизнь. Кто-то уезжал в эвакуацию, но многие семьи оставались… Что ожидало их там, в снегах первой военной зимы?

В город вползал голод

К бомбежкам привыкнуть невозможно. Вой самолетов, взрывы – дальние и близкие, – грохот, треск… Подкашиваются ноги, захлестывает страх, и как будто кто-то другой вместо тебя хватает щипцы, зажимает в клубке искр сверкающую «чушку», сует в кучу песка. Песок шевелится, кипит – теперь можно наполовину погашенную «зажигалку» окунуть в бочку с водой. Первый налет, второй, третий… Если действовать быстро, расторопно, огонь не успевает набрать силу – не зря убирали с чердаков все лишнее, старательно белили известкой древесную сушнину.

Сжечь город врагу не удалось. Опасность надвигалась с другой стороны. В Ленинград вползал голод. Еще не было истощенных, обессиленных людей, в каждой семье держали небольшие припасы, но пустые магазинные полки не сулили ничего хорошего. Женя, как и другие ленинградцы, уже в начале сентября почувствовала: еды не хватает. Таисия Фёдоровна, глава большой семьи, всегда держала про запас и крупу, и банку-другую топленого масла, и варенье. Но когда в семье четверо едоков, все это быстро исчезало. Сестра Оля ездила в пригород, где еще можно было собрать листьев капусты, мелкой морковки; все это сразу уходило на стол. Дошел черед и до сухих корочек. Хлеба в их большой семье брали всегда много, куски Таисия Фёдоровна не выбрасывала, сушила – так и набрался мешок. Обычно эти сухари отдавали молочнице – на подкормку корове. Как-то в сентябре, когда фронт придвинулся к пригородам, молочница снова появилась у них, предлагая привести на постой корову… Жили Горшковы на первом этаже, возле черной лестницы был чуланчик. Только чем бы кормили они буренку здесь, в центре города? Больше женщина не появлялась – тысячи и тысячи людских судеб ураган войны уносил навсегда в безвестность…

Тянулись недели – день за днем, заполненные с утра до ночи неотложными делами. Ночью – дежурства. Редкая ночь обходилась без воздушной тревоги. Услышав по радио сигнал, Женя забегала на минуту в жилконтору, находившуюся от их квартиры в двух шагах, отмечалась и бежала наверх. Вместе с девушками из их группы, ребятами-ремесленниками выбиралась с чердака на крышу, и здесь, на высоте шестого этажа, прыгали через расщелину, чтобы попасть на крышу соседнего дома. В их группе было 5–6 человек, и старший – тоже сверстник. Позже из таких групп самообороны формировались пожарные батальоны, несшие всю блокаду нелегкую службу.

8 сентября (именно в тот самый день началась блокада) Женя пошла в фельдшерскую школу, организованную при больнице им. 25 Октября. В группе было десятка полтора девушек. Учились и одновременно дежурили в госпиталях, помогали медперсоналу – натиск врага нарастал, кровопролитные бои не стихали ни днем, ни ночью, раненых поступало все больше…

Ранние холода обещали суровую зиму. Дровами семья Горшковых запасалась на разбитых Бадаевских складах. Понемногу жгли мебель. Голод свирепствовал в полную силу. Иногда удавалось добыть немного жмыха, экономно тратили запасы столярного клея, который когда-то использовал в работе старший брат.

В декабре занятия в фельдшерской школе прекратились. Жизнь в городе замирала. Женя чувствовала, как уходят последние капли сил, вот-вот сляжет… Как-то вечером в квартире появился брат Борис, служивший в городе, а с ним товарищ. Они-то и помогли Жене устроиться на работу. Она ходила по булочным Ленинского района, собирала сведения: сколько продано за день, сколько осталось. Учет велся строжайший, каждый брусочек хлеба – чья-то жизнь. Нелегкой оказалась работа, с утра до темноты на ногах, в лютый холод. Бывало всякое. Как-то под вечер, обойдя свой участок, возвращалась в контору, и на пустынной улице вдруг из люка высунулась рука, схватила за валенок. Спас неожиданно появившийся красноармеец. «Что ходишь в такое время одна?» – исхудалую, малорослую девчушку солдат принял за ребенка. «Работа у меня такая. Я работаю…»

Случались и чудеса. Одно из них произошло в канун Нового, 1942 года. Как всегда, рано укладывались спать – что делать в темной холодной комнате… И вдруг с улицы – стук в окно. Прохожие в такую пору редки. «Кто?» – спросила через стекло Таисия Фёдоровна. «Тетенька, открой… Мне тяжело держать!» Голос молодой, почти мальчишеский. Оставшийся ночевать у Горшковых родственник советовал не открывать, но она пошла к двери. Молодой солдатик, мальчишка, едва переступив порог комнаты, сбросил ношу, тяжелый мешок. А в нем – оковалок мяса, часть лошадиного бедра. Направляясь по каким-то делам в город с передовой, солдатик попал под обстрел и оказался при дележе погибшей животины. В плату пошли карманные часы «Буре», оставшиеся от Фёдора Николаевича… Так в новогоднюю ночь был устроен настоящий пир, о котором и не помышляли. Вкус мяса давно уже был забыт. Да еще каждому досталось по несколько капель патоки…

С осени по Измайловской слободе ходили слухи о «сладких дровах» с Бадаевских складов – уцелевшие доски, брусья построек пропитались расплавленным сахаром, сиропом во время сентябрьского пожара. Женя выбрала из запасов топлива на кухне несколько досок, принесенных с Бадаевских складов, порубила, сложила в камин, который был в их комнате. Огонь разгорался, трещал, с древесины падали тягучие темные капли – в подставленные железные ложки… После того, как зимой 1942 года отправилась в эвакуацию сестра Клава, Женя осталась с мамой вдвоем. Иногда приходил из флотского экипажа брат Николай, приносил пол-литровую баночку теплой похлебки. Армия и флот тоже терпели, как и все ленинградцы, великие лишения. Все ждали весну, и вот наконец-то стало пригревать солнышко. Не верилось, что отступают холода.

В апреле ленинградцы, стар и мал, вышли чистить город. Казалось – в чем держится душа, человек едва-едва переставляет ноги, но вместе со всеми, пересиливая слабость, колет лед, грузит его в машины. Метр за метром очищались дворы, тротуары, мостовые. Город, несмотря на воронки, руины, остовы зданий, посвежел, покрылся первой зеленью. На земляных откосах Обводного канала появились лебеда, крапива, пырей, одуванчики – все, чего ждали с таким нетерпением. Да еще с торфоразработок женщины привозили «творог» – маслянистое вещество, собиравшееся кое-где под слоем торфа. Стоил этот «творог» на рынке недешево – рублей тридцать брусок. Летом появился турнепс, заменявший и печенье, и конфеты…

Несмотря на прорыв блокады, враг не отказался от планов захватить Ленинград; угроза вторжения, уличных боев по-прежнему висела над городом, и летом 1943 года население, в основном молодежь, проходило военное обучение на специальных пунктах. Прошла такие двухмесячные курсы и Женя Горшкова: изучали стрелковое оружие, учились рыть окопы, ячейки. На практические занятия выходили в район Митрофаньевского кладбища. И как только учебный отряд появлялся на полигоне – начинался артобстрел. За два года противник пристрелялся к городским объектам, следил за каждым передвижением людей, техники.

В то время Женя работала в жилконторе: прописка, оформление документов; вскоре ей доверили, обратив внимание на ее каллиграфический почерк, выписку новых паспортов. В иной день заполняла до полусотни документов – от напряжения, сосредоточенности уставала больше, чем раньше от тяжелой физической работы.

Бомбежки, пожары, стужа, голод – изнурительный, непреходящий… Все позади. Пришла Победа 9 мая. С сердечным приступом ее отвезли на «скорой» в больницу. Но молодость, вера в счастливую судьбу победили болезнь. И даже 11 лет в Заполярье, куда получил назначение после окончания училища муж-моряк, оказались ей по силам.

Более полувека они вместе. Игорь Григорьевич – механик, выпускник «Дзержинки», проходивший практику в 1944 году в Заполярье и связавший свою судьбу с военно-морским флотом, – стал верным спутником, другом, мужем ленинградской девчушки, перенесшей испытания блокады с первого до последнего дня.

Семейные предания о блокаде понесут дальше, в новые времена внуки Поповых – Даниил и Илья. И горькое, и трагическое, и веселое… Да, были и светлые минуты. В Театре музкомедии всю блокаду ставились спектакли. Бывало не раз: начинается бомбежка или артобстрел, со сцены объявляют: «Всем в бомбоубежище». А зрители – среди них Женя Горшкова – дружно скандируют: «Не пойдем!». И спектакль продолжался…

 

ЛЕНИНГРАД ГОТОВИЛСЯ К ЗАЩИТЕ

Предвоенное поколение… Дети тех, кто прошел сквозь огонь Гражданской, поднимал страну из руин, выводил ее в первый ряд индустриальных держав. Перенесшие неимоверные лишения двадцатых, все лучшее отдавали они детворе.

В 1941 году было ей, Наташе Серковой, всего пятнадцать. Обычная ленинградская семья: папа, Алексей Дмитриевич Серков, служил бухгалтером, мама, Зинаида Васильевна, вела домашнее хозяйство. После школы спешила Наташа по Вознесенскому проспекту домой, чтобы скорей за уроки, а после – кружки… Увлекалась, как многие сверстники, музыкой, хореографией, решала, в какой готовиться институт.

На лето ленинградские дети выезжали в Лугу, Вырицу, Гатчину. Город без детворы казался тихим, пустым. Наташа отдыхала в Толмачёво. В Ленинград она вернулась на четвертый день войны. Поезда ходили уже не по расписанию, состав, похоже, накануне попал под бомбежку – в крыше вагона зияли пробоины. На Варшавском вокзале ее встретила мама…

Ленинград стал городом-фронтом. Мужчины – от пожилых питерцев до безусых пареньков – записывались в ополчение; оставшиеся, в основном женщины и подростки, возводили оборонительные укрепления. Заблаговременно, на случай бомбежек, поднимали на чердаки бочки, воду, песок. (Ленинградцы, когда вскоре на город посыпались тысячи «зажигалок», не были застигнуты врасплох, массовых пожаров не случилось.) В густонаселенном Октябрьском районе противопожарная подготовка началась с первых дней войны. И Наташа вместе с другими подростками помогала взрослым.

Учебный год 1941 года в их школе продлился всего одну неделю. 8 сентября, с началом блокады, занятия отменили – часть одноклассников вместе с родителями, пока было железнодорожное сообщение, отправились в эвакуацию, мужчины-преподаватели ушли на фронт. Начались бомбежки, артобстрелы… Наташа вместе с другими подростками дежурила и наверху, на крышах, и внизу – у парадных ворот, чтобы ни один посторонний не смог проникнуть незамеченным в дом. (События в картине «Зеленые цепочки», снятого на «Ленфильме» в 70-годы, не выдуманы – диверсантов враг забрасывал в город немало, бóльшая их часть была обезврежена с помощью населения.)

Бомбоубежище в их доме № 41 на Вознесенском проспекте находилось в прачечной. Вначале укрывались там при воздушной тревоге, потом привыкли, уходили из комнаты в коридор – взрывной волной могло выбить стекла, ранить. Папа воевал на Ленинградском фронте, в семье остались женщины. Обе бабушки с осени переехали к ним, на Вознесенский – чувствовали, какая страшная надвигается зима.

Октябрьские вечера уже встречали без электричества, при свечке, но главная забота была – дрова. Обычно их покупали на зиму осенью, кололи, складывали в сарайчике, которые лепились во всех ленинградских дворах. Осенью 1941 года, когда ни днем, ни ночью не прекращались жестокие бои на Пулковских высотах, на окраинах Колпино, у Невской Дубровки, никто, конечно, не привез дрова в ленинградские дворики – город остался в зиму без топлива. Тепло и вода… Ее тоже надо было добывать на четверых. На Садовой, возле пожарной части, работал кран – сюда с ведрами, банками, кастрюлями из окрестных кварталов тянулись стар и мал. С наступлением морозов одно время брали воду в подвале дома на Вознесенском, 55. (В памяти Натальи Алексеевны на всю жизнь сохранились эти блокадные адреса.) Потом по снегу тропинка протянулась до Невы…

Согревала, поддерживала их жизнь «буржуйка», установленная в комнате. Печку сохранила бабушка со времен революции – и вот пригодилась снова. Осенью Серковым удалось разжиться обрезками досок, рейками – хранили на кухне этот драгоценный запас. Иногда Зинаиде Васильевне удавалось выменять немного овса (лошади в городе составляли важную транспортную силу, и с мирных времен остался запас фуража).

Ноябрь начался снегами и морозами. Одевшись потеплее, Наташа отправлялась с карточками на Вознесенский, 39 – в «свой» магазин. Жители районов были закреплены за торговыми точками. 500, 300, 250, 125 граммов… Пайки сырого, липкого хлеба становились все меньше и меньше.

В памяти ее остались блокадные вечера, комната, освещенная огоньком коптилки, голос диктора из репродуктора. Радио работало надежно, хотя бомбежки и артобстрелы обрывали линии, но их быстро восстанавливали. Была у Серковых небольшая семейная библиотека – по очереди читали вслух Пушкина, Гоголя, Некрасова…

Блокадная петля смертельно затягивалась на горле слабевшего от голода города. Страшный декабрь с его 125 граммами и лютыми морозами, казалось, никогда не кончится… Самые радостные дни – когда от папы приходила с фронта весточка. Какими путями добирались с передовой эти заветные треугольники?.. В квартиру письма приносил дворник, хорошо знавший семьи своего участка.

Дни тянулись в череде привычных забот – получить хлеб, принести с Невы воду. А сил становилось все меньше и меньше. В марте, когда немного потеплело, отступили морозы, открылась колонка на Садовой, 55. Путь за водой стал короче… На Большую землю их семья эвакуировалась 12 апреля. Дорога жизни первой блокадной зимы закрывалась. Выехали на лед рано утром, часа в четыре, потому что с шести, как по расписанию, начинались вражеские налеты. Ладожский лед был покрыт водой – машина гнала перед собой волну, как лодка.

Эвакуация была ближней – в Ярославскую область, в один из колхозов. Тяжелый, непривычный для горожан крестьянский труд. Покосы, уборка хлеба, льна, скирдование, заготовка картошки. Там же, в Ярославской области, Наташа поступила в сельскохозяйственный техникум, потом перевелась в Рыбинск, в речной – его и закончила как судостроитель-корпусник… В ЦКБ завода «Радиоприбор» прошла ее трудовая жизнь. Техническое образование получил и сын, Михаил Андреевич, ныне уже кандидат наук; два внука Натальи Алексеевны – Михаил и Алексей – студенты Политехнического, готовятся стать инженерами.

Немало всего – и радостного, и печального – вмещает в себя человеческая жизнь. Нет Варшавского вокзала, с которого Наташа уезжала в Толмачёво радостной беззаботной девчонкой и вскоре вернулась обратно в пробитом осколками вагоне. По-иному, в рекламных вывесках, смотрится Вознесенский проспект – сколько хожено здесь в блокадную стужу! Изменилась Сенная площадь – вовсе ее не узнать… Но так же синеет июньское небо Балтики, вольно плывут по небу белые облака, зеленеют во дворах, сквериках послевоенной посадки клены, тополя… Хочется верить, что время не сотрет в памяти поколений великий подвиг ленинградцев, и потомки смогут на мемориальных досках, табличках прочесть, что к этому дому морозной зимой 1942 года тянулись взрослые и дети за водой, а здесь, в булочной на Вознесенском, 39, получали бесценный паек блокадного хлеба…

 

НА ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГАХ БЛОКАДЫ

Во время военных столкновений с японцами на Дальнем Востоке, в недолгую финскую кампанию 1939–1940 годов стальные магистрали СССР были вне зоны боевых действий. С первых же дней Великой Отечественной войны по приказу немецкого командования начинаются массированные бомбардировки наших железных дорог, станций, депо, эшелонов с войсками и мирным населением. Впервые в мировой истории железные дороги подвергаются такому невиданному, беспощадному разрушению.

Бомбили станции, эшелоны, мосты…

При наступлении на Ленинград в июле – августе 1941 года командование группы армий «Север» особое место отводило захвату Октябрьской железной дороги – главной магистрали, связывающей огромный город со страной. 15 августа станцию Чудово бомбили более 100 вражеских самолетов. Спустя три дня был нанесен бомбовый удар по мосту через реку Волхов.

До 30 августа в северо-восточном направлении через станцию Мга двигались эшелоны с покидающим Ленинград населением, с оборудованием промышленных предприятий. И круглые сутки немецкая авиация наносила удары по скоплению вагонов, цистерн, пассажирских поездов. Бригады поездов, путейцы, железнодорожные войска в те дни проявляли не меньший героизм, чем бойцы на передовой. По решению Государственного комитета обороны были эвакуированы такие крупнейшие заводы, как «Красный Октябрь», «Двигатель», «Красная Заря», «Русский дизель», «Свобода», в Ленинском районе – оружейный завод, другие предприятия, которые на новом месте с первых же дней начинали выпускать вооружения, боеприпасы. Вместе с предприятиями выехали квалифицированные рабочие, мастера, инженеры, техники. К 27 августа из фронтового Ленинграда ушли на восток около 60 тысяч вагонов с оборудованием. Железнодорожники до последнего дня, несмотря на бомбежки, пулеметный огонь, обеспечивали движение составов, пока вражеские танковые клинья не рассекли Октябрьскую магистраль.

В мирное время для работы городского хозяйства, промышленности ежедневно требовалось более 1700 вагонов угля, торфа, нефтепродуктов. В условиях блокады потребление топлива, продовольствия было сокращено до минимума. И все же фронтовой Ленинград не только защищался, но и продолжал выпускать новые танки, орудия, корабельные артиллерийские установки, стрелковое оружие, боеприпасы, ремонтировал доставленную с передовой поврежденную технику. Разветвленная сеть Ленинградского железнодорожного узла позволяла перевозить внутри блокадного кольца войска, технику, сырье для фабрик и заводов. При необходимости во время обороны, а впоследствии и в наступательных операциях, по железной дороге осуществлялось передвижение армейских соединений, бронепоездов, специальных артдивизионов на платформах. Огромное железнодорожное хозяйство блокадного Ленинграда под бомбежками, артобстрелами восстанавливали, открывали для движения тысячи ремонтников, техников, инженеров, путевых обходчиков – в основном женщины, девушки, подростки.

Огневые позиции «Балтийца»

Главный поток грузов прибывал в блокадный Ленинград по железной дороге со стороны Ладожского озера (Ленинград-Финляндское отделение Октябрьской дороги). Но немалая нагрузка приходилась и на линии Балтийского направления, самого близкого к передовой, подвергавшегося постоянному артобстрелу.

Ленинградские железнодорожники не только обеспечивали бесперебойную работу транспорта, но и участвовали в сражениях. В августе – сентябре 1941 года в городе было построено 18 бронепоездов, сражавшихся на Ленинградском фронте все 900 дней. (Участвовали бронепоезда в прорыве блокады в январе 1943-го и в разгроме немецких войск под Ленинградом в январе 1944-го.)

В Балтийском электродепо Ленинград-Варшавского узла были построены бронепоезда «Балтиец» и «Народный мститель». Их экипажи состояли в основном из железнодорожников. Имея на Балтийском направлении до 15 огневых позиций, бронепоезд скрытно появлялся вблизи передовой, ураганным огнем накрывал заранее определенные цели и стремительно уходил на запасные позиции, избегая ответного удара. Но для того, чтобы «крепости на колесах» могли подходить на близкое расстояние к передовой и затем уйти от поражения, требовалось поддерживать в исправности путевое хозяйство. Это был тяжелый, опасный труд.

На Ленинград-Варшавский узел Октябрьской дороги Катя Слизень пришла в 1942-м, 20 лет от роду, уже замужней, похоронив зимой 1941–1942 годов грудного ребенка. Здесь, на Варшавском узле, работал мастером ее муж Михаил Николаевич. Ремонтная бригада, куда попала Катя, поддерживала в исправности участок, начинающийся непосредственно от вокзала до 4-го километра. Вокзал, депо, станционное хозяйство, линию дороги немцы обстреливали методично, день за днем. Иногда снаряды разбивали большой участок полотна – тогда работала бригада по двое-трое суток; уходили, только подготовив линию к движению. Второй путь был разобран – для ремонта не хватало шпал, рельсов…

О выходе бронепоезда на линию путейцам заранее не сообщалось, вся информация о передвижении по железной дороге относилась к особо секретной – так было по всей стране и, конечно, в блокадном Ленинграде. От путейцев требовалось одно: в любое время без задержки выпустить бронепоезд на огневые позиции. В момент его работы и особенно после ухода с передовой, когда вслед начинала яростно бить немецкая артиллерия, девушки-путейцы прятались в землянках, которые могли уберечь только от осколков, но не от прямого попадания.

Как более опытную, обстрелянную, Катю перевели еще ближе к передовой – на седьмой километр, в район Средней Рогатки. Через переезд двигались воинские подразделения, транспорт, техника. Дежурная должна была регулировать поток, не допускать заторов, следить за исправностью своего участка пути, своевременно закрыть переезд, если внезапно появлялся бронепоезд. Шлагбаум опускался, конечно, вручную. Это была передовая: в насыпи дороги, на ее высоких участках, пехотинцы, артиллеристы отрывали себе землянки, блиндажи, в которых жили, скрывались от обстрелов.

Блокадный паек по-прежнему оставался скудным, голодным, и, заранее готовясь к новой зиме, путейцы, как и многие ленинградцы, весной 1942 года копали огороды, разбивали грядки. Огородничали возле «рабочих мест» – вдоль железнодорожного полотна. Сеяли в основном свеклу и морковь, картофеля на посадку ни у кого не было. Небольшой запас овощей поддерживал Катю зимой. Во время дежурств на переезде иногда удавалось выменять у проходивших красноармейцев на свеколку или морковь ломоть хлеба… Ценой всему был тогда хлеб.

«Я рельсу не подниму…»

Железнодорожный стаж Клавы Редкиной начался на 11-й дистанции пути Ленинград-Варшавского узла. Пришла она сюда с квитком от Биржи труда. Выписали ей направление в ремонтную бригаду. Клава растерялась: «Я рельсу не подниму…». Кадровики рассмеялись: «Работать, девочка, будешь не одна – с бригадой».

Ремонтницей работала Клава год, впоследствии ей здорово пригодились навыки, полученные от опытных путейцев. Из бригады ее направили дежурной по переезду в Автово и одновременно определили на вечернюю учебу на помощника машиниста паровоза. Водить поезда не пришлось – началась война.

От переезда до передовой – три километра. Немецкая артиллерия била и «по площадям», и по конкретным целям. Наблюдение за железной дорогой велось постоянно. Однажды недалеко от переезда остановилось на короткий отдых воинское подразделение. Не прошло и пяти минут, как среди бойцов стали рваться снаряды… Обстрелы заставляли иной раз бросать и «сельхозработы». Осенью 1942 года в свободный день (работали на переезде вдвоем, по 12 часов) решила выкопать картошку. Весной удалось раздобыть для посадки несколько десятков «глазков». Только выбрала несколько кустов – недалеко рванул снаряд. И уже свистит другой. Бросила лопату, ведро – скорей в укрытие…

Вторая блокадная зима была такой же суровой, как и в 1941 году. Вражеская артиллерия била «без выходных», а это – повреждения железнодорожного полотна… Целый день на морозе с обжигающим ветерком – того и гляди прихватит нос, щеки. Не очень-то грели спецовка и ватник «на рыбьем меху». Откуда брались силы перетаскивать рельсы, шпалы, забивать костыли – это при том, что девушки от недоедания, слабости едва волочили ноги! Но путь восстанавливался, бронепоезд выдвигался на позицию и наносил удар – приближался день, который так ждали ленинградцы.

В январе 1943 года, когда победно завершилось окружение в Сталинградском котле 250-тысячной армии Паулюса, была пробита брешь и в блокадном кольце. Город получил сухопутную связь с Большой землей. Больше стало поступать муки, другого продовольствия, сырья для заводов, работавших на оборону. (Ленинградцы обеспечивали вооружением не только Ленинградский и Волховский фронты, но и отправляли часть продукции далеко за пределы города.) И все же обстановка оставалась напряженной: немецкая артиллерия упорно била по давно пристрелянным целям, самолеты со свастикой прорывались сквозь зенитный огонь к железнодорожным узлам, выслеживали составы. (За подбитый паровоз немецкие летчики получали железный крест.) Работа путейцев оставалась трудной, опасной и такой необходимой Ленинграду…

На Ленинград-Варшавский узел Октябрьской железной дороги Феодосия Фёдоровна Кузнецова пришла в 1939 году. До назначения путевым обходчиком успела набраться опыта на ремонте железнодорожного полотна. Длина участка – 8 километров. Штатное снаряжение – путевой ключ, молоток, железные костыли, гайки, мелкий инструмент, фонарь – тянуло килограммов на пятнадцать, целый пуд. Блокадной весной, отправляясь в свой первый обход с такой сумкой, она не верила, что дойдет до конца маршрута и вернется. А после дежурства – пешком в общежитие, на улицу Шкапина, где жили девушки-путейцы. Утром снова на участок – долгие, бесконечные километры… Если повреждение случалось ночью – на Шкапина появлялся рассыльный, и бригада отправлялась на аварийный участок. Работать приходилось в темноте, соблюдая светомаскировку. Линия находилась под обстрелом батарей, расположенных на высотах в районе Пушкина.

С началом артналета прятались под насыпью от осколков, потом выбирались наверх и продолжали работу… Из-за отсутствия угля паровозный парк девяти железных дорог страны, в том числе и Октябрьской, с началом войны перешел на дрова. В короткий срок железнодорожники подготовили под дрова паровозные топки, расширили тендера, перестроили, по возможности механизировали работу топливных складов. Доставленные с лесозаготовок бревна пилили, кололи, загружали в специальные контейнера, чтобы не задерживать паровозы под погрузкой. Это было менее экономичное топливо, чем уголь, с более низким КПД, но и его не хватало.

По повесткам исполкомов десятки тысяч ленинградцев заготавливали лес в окрестностях города, часто вблизи фронта, недалеко от Невского пятачка. Зимой 1942–1943 годов Феодосия Фёдоровна работала на лесозаготовках, потом снова вернулась на свой участок.

В январе 1944 года, во время огневого удара перед наступлением наших войск, немецкая артиллерия тоже не молчала. Все потонуло в грохоте и дыме. Девушки-путейцы находились в это время на 8-м километре, поблизости – ни землянки, ни блиндажа. «Спрятались» в небольшом деревянном доме и весь день обходились без воды. Невозможно было зачерпнуть ведром в колодце, снаряды рвались повсюду – чудом ни один из них не угодил в дом.

Ленинградки-блокадницы, всю свою трудовую жизнь связали они с железной дорогой. Почти 40 лет путейского стажа у Феодосии Фёдоровны и Клавдии Михайловны, знáком «Почетный железнодорожник» награждена Екатерина Павловна. Все трое имеют медаль «За оборону Ленинграда».

…Спешат быстрые электрички с Балтийского вокзала, Витебского в Стрельну, в Гатчину, Красное Село… По тем же насыпям, магистралям, на которых когда-то внезапно появлялись грозные бронепоезда и били с коротких дистанций по укреплениям врага. А путь бронепоездам держали в исправности блокадные девчушки, имея за плечами всего 20 лет…

Вспоминая победный салют

Началом блокады принято считать черный день 8 сентября, когда немецкие войска после ожесточенных боев захватили Шлиссельбург. Но фактически массовая эвакуация населения, вывоз ценного оборудования с фабрик и заводов – для развертывания их на востоке страны – прекратились во второй половине августа. 21 августа противник занял станцию Чудово, перерезав Октябрьскую магистраль, а через неделю захватил Тосно. 30 августа наши части оставили станцию Мга – единственный железнодорожный коридор, соединявший Ленинград со страной, был перекрыт. Только 1 января 1942 года открылось сквозное движение по маршруту Войбокало – Жихарево, а 10 февраля сдана в эксплуатацию железнодорожная ветка Войбокало – Кобона. Дальше путь лежал через легендарную Ладогу…

Только два предвоенных года училась Клава Сидельникова в Московском авиационном институте, приехав в столицу из небольшого, известного всей стране городка Мичуринска. Война распорядилась ее судьбой так, что вместо авиационной промышленности попала она в железнодорожные войска – там остро ощущалась нехватка специалистов. Ремонтно-сварочный поезд, куда Клава получила назначение, из Подмосковья двинулся в сторону Тихвина, а потом – Волховстроя. Предстояли восстановление разрушенных путей, прокладка новых веток в обход занятой врагом территории.

В 1943 году, после прорыва блокады, началось прямое движение поездов на Шлиссельбург по «огненному коридору» – на некоторых участках по составам била прямой наводкой немецкая артиллерия, бригады поездов несли потери. И все-таки после постройки свайного моста через Неву в районе Шлиссельбурга это была постоянная железнодорожная связь с Большой землей, что впоследствии немало способствовало полному освобождению Ленинграда.

Рельсосварочный поезд прибыл в депо Варшавского вокзала. Начались нелегкие будни для нее – инженера, ответственного за организацию работ. Недели, месяцы проходили в разъездах – сроки восстановления путей, поврежденных при бомбежках, артобстрелах, были жесткие, срыв не допускался. От состояния путей зависело продвижение воинских составов. Те, кто работал в войну в системе путей сообщения, знают, какой порядок был тогда на железной дороге.

Летучки выезжали в район восстановления дороги, «вооруженные» рельсосварочными, шлифовальными агрегатами, другой техникой. Обеспечение всеми необходимыми материалами, их доставка, учет работ – все это легло на плечи молодого инженера. Коллектив рельсосварочной «летучки» возглавлял опытный железнодорожник Н. Желнин. Он-то и помогал Клавдии Гавриловне в ее становлении как специалиста, способного найти выход из самой сложной ситуации.

Случались и длительные командировки – в 1944 году посылали в Тамбов за сварочной машиной, так необходимой здесь, в полосе фронта. Рельсовые плети варили из кусков, обломков, грузили на платформы и отправляли на участки, где велось восстановление пути. За день напряженного труда удавалось подготовить рельсы для укладки километра на три.

Работа дорожников тяжелая, изнурительная – требовалось организовать более-менее полноценное питание. Клавдии Гавриловне приходилось заниматься и этим – хлеб, овощи получали в нынешнем магазине «Стрела», что на Измайловском. Немалые трудности были и с жильем. После прибытия рельсосварочного поезда в Ленинград путейцев разместили во флигеле на Обводном, а потом, в начале 1944 года, перевели в дом № 16 на 13-й Красноармейской. Бомба, упавшая во дворе, повредила здание – требовался ремонт, и рабочие, техники, инженеры, все вместе общими усилиями восстанавливали жилье. На шестой этаж, наиболее пострадавший и требовавший восстановления, поднимали песок, кирпичи, цемент, доски…

В сущности, это было семейное общежитие на 24 комнаты – детворы больше, чем взрослых. Жили дружно, как одна семья. Вставали рано, в шестом часу, по Измайловскому шли на работу: от 13-й Красноармейской до депо – рукой подать. Идти по чистому, тщательно подметенному проспекту было одно удовольствие. Дворники следили за порядком, да и сами жители не позволяли себе бросить на тротуар окурок, бумажку…

В 1944 году, после снятия блокады, началось восстановление Октябрьской магистрали. Наступил наконец день, когда впервые, после долгих месяцев блокады, прибыл долгожданный поезд из Москвы. В этом событии была доля труда и Клавдии Гавриловны Сидельниковой.

9 мая с утра по Измайловскому к Дворцовой шли и шли взрослые, дети, военные – строем и в одиночку… Казалось, сам весенний воздух был наполнен радостью, счастьем, ликованием… Сколько мук, страданий, голодных, холодных дней и ночей пришлось вынести каждому ради этого майского утра!

И началась мирная жизнь с ее радостями и повседневными заботами. В 1948 году Клавдия вышла замуж за Егора Ивановича – тоже путейца, мастера. Но «оседлой» жизни было мало: началась электрификация железных дорог – снова поездки, командировки. Эстония, Латвия, Литва, Мурманское направление, да еще учеба в ЛИИЖТе…

Окна комнаты Клавдии Гавриловны выходят в сторону Измайловского собора, окна кухни – на Неву. Окна той самой квартиры, отремонтированной их молодыми руками в начале 1944 года. В праздничные вечера отсюда, с высоты шестого этажа, хорошо видны всполохи салютов.

И вспоминается тот майский, победный Салют, с которого началась долгожданная мирная жизнь.

 

ИМЕННЫЕ ЧАСЫ

Летом 1941 года, отучившись год в ремесленном училище, что на Крюковом канале, собирался шестнадцатилетний Ваня Макаренков на каникулы – к себе на родину, на Смоленщину. Оттуда был он направлен в Ленинград учиться на столяра-станочника. Для промышленности страны Советов требовались молодые рабочие руки, и ехали по направлениям из глубинки в крупные города сельские подростки. Вместо отдыха, леса, речки – отрады сельских мальчишек – повезли их летом 1941 года под Стрельну рыть окопы. Группами по 25 человек с руководителем добирались утром на трамвае до Сосновой поляны, дальше пешком. На полный день – до 5 часов вечера. К труду Ваня был приучен с детства; хотя грунт был легкий, песок (траншеи шли в сторону Финского залива), все же к вечеру тело наливалось усталостью, каждый бросок лопатой давался с трудом. Но раз другие кидают – негоже отставать и тебе.

Фронт приближался стремительно, начались бомбежки. Макаренков попал в группу курсантов – пожарных по тушению «зажигалок». Бомбы встречали во всеоружии – наготове бочки с песком, щипцы. В сентябре в один из массовых налетов ему удалось сбросить с крыши 5 «зажигалок». Вместе с двумя ребятами Макаренков был награжден именными часами. (Впоследствии эти часы выручили его в голодную зиму 1941–1942 годов.) Преподаватель, руководивший действиями ребят, тоже был отмечен – получил костюм.

За год ребята уже научились кое-чему по плотницкой части. Послали их на завод – сбивали ящики для полевых телефонных аппаратов. Формировались новые дивизии, полки – для их материально-технического обеспечения требовалось многое. И все это в условиях фронтового города, под бомбежками, обстрелами.

Питание курсантов было получше, чем у других жителей блокадного Ленинграда. Вначале столовая была развернута в ближнем кинотеатре, пока туда не угодил снаряд. На заводе в учебных мастерских выполняли различные заказы, все для военных нужд, в том числе и волокуши для пулеметов. Обходились простым инструментом: лучковая пила, фуганок, молоток…

2 января 1942 года ремесленное училище – а это 900 человек – отправилось в эвакуацию. С Финляндского по железной дороге до Ладожского озера, потом погрузка в автомашины. В путь тронулись утром и на середине озера попали под бомбежку. Головная машина, где находился директор с документами, ушла под лед. Ребята кинулись врассыпную от ледовой дороги, где рвались бомбы; сверху били немецкие пулеметы… До Кобоны добирались по льду пешком. Первый привал был, как у многих ленинградцев, добравшихся до восточного берега, в холодной, открытой ладожским ветрам, церкви. Там, в Кобоне, и расстался Ваня с именными часами, получив взамен две буханки хлеба и ведро картошки, – не так уж много на пятерых голодных друзей-мальчишек.

Транспорт выделялся только для перевозки вооружений, продовольствия, воинских частей. Курсанты училища преодолевали расстояние от Кобоны до Тихвина в свирепые январские холода почти месяц. Они брели от поселка к поселку, от деревни к деревне. К вечеру, останавливаясь на ночевку, обращались в сельсовет – их размещали по избам. А утром – снова в путь. С каждым днем сил становилось меньше, ослабевших оставляли в деревнях до поправки. В Ижевск – конечный пункт назначения – из 900 человек добрались только 118.

Ленинградцев подселили к ребятам из местного ремесленного училища и сразу направили на работу. Ижевск по праву считался оружейным цехом страны – здесь производилась значительная часть стрелкового оружия, поступавшего на фронт. Изготовление прикладов для винтовок, автоматов – дело непростое, столярам хватало работы… Через год, в январе 1943-го, Макаренкова призвали в армию. Путь новобранцев лежал на восток.

Япония после Халхин-Гола не осмеливалась начать военные действия против СССР, но угроза нападения оставалась – советскому командованию приходилось держать на Востоке определенную часть войск. Здесь же были развернуты учебные полки, готовившие специалистов для вооруженных сил. В одном из них, насчитывавшем до 18 тысяч человек, обучался Макаренков минометному делу. Службу начинал в Хабаровске, в отдельном зенитном дивизионе. С началом военных действий против милитаристской Японии прошел путь с нашими войсками до Харбина, участвовал в его освобождении. С окончанием войны – снова Ленинград, ставший близким, родным после всего пережитого. И эти места – Крюков канал, Фонтанка, Измайловский проспект – заветные места Ленинграда-Петербурга – стали его малой родиной.

А бывая за городом, проезжая в электричке на Ломоносов, отыскивает он взглядом те лощины, высотки, через которые тянулись траншеи к Финскому заливу… Всё сравнялось, загладилось, заросло – осталась память.

Как сохранить ее для нынешних и будущих мальчишек – память о тех, кому было шестнадцать в далеком 1941-м?..

 

НА ПЕРЕКРЕСТКАХ БЛОКАДНОГО ГОРОДА

К жизни, которая сейчас, спустя много десятилетий, кажется «неподъемной», их готовила сама жизнь. Могла ли она, седьмая в большой крестьянской семье из лужской деревни Большое Конезерье, прохлаждаться, лениться, когда вокруг столько дел? Успевала и маме по хозяйству помогать, и выходила на полевые колхозные работы, и в школе не отставала. Семилетка, которую закончила Катя в свои шестнадцать, по тем временам значила много.

За трудолюбие, расторопность, исполнительность, привитые в детстве, ее полюбила семья, в которой она служила домработницей, переехав в Ленинград. И когда главу семьи переводили в Москву, Катю не только брали с собой – ее долго упрашивали, но она решила твердо: останусь в Ленинграде. Здесь работала старшая сестра, здесь подруги, и совсем недалеко до родных мест. Так же не отпускали ее и на новой работе – в средней школе, где кроме обязанностей завхоза она получала деньги в банке, приносила в положенные дни зарплату сотрудникам. Доверие немалое для молодой девушки, да еще и новичка в коллективе. Но отпустить пришлось – отношение о переводе было из УВД Ленинграда.

В 1939 году в городе шел набор парней и девушек, годных по состоянию здоровья, на учебу регулировщиками уличного движения. В школе новую сотрудницу хвалили, обещали повышение, но не лежала у Кати душа к этой работе. В отдел регулирования уличного движения – ОРУД – отправилась она вместе с двоюродной сестрой. Прошла медкомиссию, а сестру «завернули» по зрению. Так в трудовой книжке девушки появилась запись: «Управление милиции г. Ленинграда. Принята на должность регулировщицы ОРУД 4 апреля 1940 г.».

Начались дни учебы. Не такой простой оказалась предстоящая служба. Столько надо знать! Правила уличного движения, очередность пропуска транспорта, марки машин, действия в сложных ситуациях… И все это знать твердо, основательно, чтобы, оказавшись на посту, в потоке транспорта, распоряжаться четко, решительно – водители и пешеходы должны видеть регулировщика собранным, уверенным в своих действиях.

В общежитии тщательно подогнала летнее обмундирование. Гимнастерка и юбка должны сидеть ладно, по фигуре; в меру затянут ремень, начищены сапоги. Не раз подходила к зеркалу, осматривала себя в полный рост – в те годы к внешнему виду регулировщиков предъявлялись особые требования. С утра до ночи на многолюдных перекрестках они, регулировщики, были лицом ленинградской милиции.

Дивизионы ОРУДа располагались в общежитии по этажам. Их третий дивизион занимал, соответственно, третий этаж. Тут же была столовая, на улице – площадка для построений. На первом этаже располагался первый дивизион – только мужчины, дежурившие на постах правительственных маршрутов. Поначалу в казарменной жизни многое было непривычно, но вскоре втянулась, по душе пришелся жесткий распорядок армейского быта: везде чистота, аккуратность, не может быть и речи, чтобы разбросать вещи, кое-как заправить постель…

Позади недели учебы на курсах, стажировка, когда вместе с регулировщицей-наставницей выходила на пост, внимательно слушала объяснения, присматривалась, набиралась уверенности в действиях. Приближался день первого самостоятельного дежурства… Каждое утро на построении третьего дивизиона капитан Ламбехо проходил вдоль своего «войска» из пяти взводов, осматривал внешний вид, давал оценку вчерашнему дежурству, знакомил с оперативкой. Отсюда с построения регулировщики отправлялись на свои посты. Приходилось дежурить молодой регулировщице и на Литейном, где часто проезжали машины с большим начальством. Катя издали узнавала эти автомобили – приветствовала, как положено по Уставу.

Дежурства начинались в 8 утра. Трель свистка, поворот налево, направо, четкие команды жезлом. Минута за минутой, час за часом – и в зной, и в ненастье… В дождь набрасывала на плечи накидку, не покидала пост – движение ведь не прекращалось. Ей нравилась постовая служба, воинский, можно сказать, быт, привычка обходиться малым. Позавтракав рано утром, прихватив с собой разве только булочку, на весь день отправлялась на дежурство. Если в середине дня на 15–20 минут появлялся подменный, можно было забежать в столовую, взять стакан чая. (Привычка терпеть, обходиться без еды по 8–12 часов осталась у Екатерины Ивановны на всю жизнь – быть может, потому не так угнетал голод в блокаду.) Ее уже знали многие ленинградские шофера. Проезжая мимо, приветствовали, сигналили – тогда сигналы были разрешены. Донимала пыль – целый день посреди мостовой, в потоке легковых, грузовых машин, «лошадиных сил». Гужевого транспорта в довоенном Ленинграде было немало.

Сдав пост, заходила в дежурную часть, докладывала, кому сдала смену, и торопилась в душ – смывать дневную пыль. А утром – снова построение, новое дежурство. Город – огромный, многоголосый, шумный, пыльный – с каждым днем становился ближе, родней, без него она уже не могла представить свою жизнь. С шоферами у нее сложились товарищеские отношения. Спуску нарушителям не давала: отругает, сделает внушение, предупредит и отпустит без штрафа, «под слово». Иные сами просили: «Товарищ милиционер, накажите, оштрафуйте!». Но молодая регулировщица чувствовала: штраф вроде как погашает проступок, и он скоро забудется, а там – жди новое нарушение. А вот серьезное внушение, да если еще водитель дал слово, надолго останется в памяти. Молодые ребята-шофера были народ совестливый, лихачей-хулиганов тогда почти не водилось. ДТП случались по неопытности, нетвердому знанию правил. Конечно, без штрафов нельзя, но только в том случае, если наказание идет на пользу.

Незаметно подступили холода (а в конце 1930-х – начале 1940-х зимы стояли морозные). Регулировщикам выдали положенные валенки с галошами, шапку-ушанку, фуфайку, шинель, рукавицы. Но Катя связала рукавички себе сама – вспомнила бабушкино ученье… И все же даже в таком обмундировании выстоять восемь часов в январской морозной мгле ей – молодой, крепкой – было нелегко. Закоченевшая, вся в инее, вваливалась в теплую чайную, с трудом брала в руки горячий стакан, отпивала глоток за глотком обмороженными губами – и снова на мороз. Эти теплые чайные вспоминала она потом не раз в блокадные зимы…

Первый отпуск полагался ей весной. И она отгуляла его, довоенный отпуск, в родной деревне. Форма, сапоги остались в общежитии – в двадцать лет так хочется пройти по родной улице в новом платье… Это была ее весна прощания с юностью. А молодость занесла в свои формуляры война.

«Внимание! При артобстреле…»

Еще не громыхали вражеские орудия у стен Ленинграда, не падали бомбы на дома, школы, заводские корпуса, а уличная жизнь менялась с каждым днем. Колонны пехотинцев в полном снаряжении, потоки военных машин, телеги, повозки беженцев. Вскоре начались бомбежки – первые пожары, первые жертвы. Машины «скорой помощи», пожарные автомобили регулировщики пропускали в первую очередь. Приходилось изменять направления транспортных потоков – на некоторых улицах, проспектах, особенно в южной части города, появились баррикады, противотанковые надолбы.

Осенью бомбежки и артобстрелы стали ежедневными; когда снаряды ложились совсем близко, Катя покидала пост, но так, чтобы не терять его из виду. На стенах домов появились непривычные надписи: «Внимание! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».

С конца ноября стала действовать Военно-автомобильная дорога № 101, ставшая знаменитой Дорогой жизни. Движение в городе оживилось: переброска войск, снабжение воинских частей, подвоз горючего, боеприпасов – все легло «на плечи» автотранспортников. Прибавилось работы регулировщикам. Мелкие грузы перевозились гужевым транспортом – на телегах, платформах, а когда вьюги и метели занесли блокадный город, заскрипели полозьями деревенские сани. (На таких санях по едва замерзшей Ладоге в ноябре 1941 года на западный берег были доставлены первые тонны муки, а в конце мая 42-го по залитому водой льду перевезли бесценные 60 тонн лука.)

После дежурства (регулировщики несли вахту в две смены) девушек нередко вызывали по тревоге. Ехали на машинах или добирались пешком туда, где нужна была их помощь: участвовали в тушении пожаров, разборке завалов, стояли в оцеплении вокруг разбитых магазинов, складов.

В госпиталях, которых в блокадном Ленинграде было немало, не хватало крови для переливания раненым; Катя откликнулась на призыв, стала донором. А тиски голода становились все беспощадней, все смертельней. Однажды утром в орудовской столовой при общежитии паренек, сидевший напротив Кати со своей кружкой, вдруг качнулся, уронил голову. Оказывать помощь было уже поздно…

«Если Родине надо…»

После прорыва блокады в 1943 году руководство УВД приняло решение направить группу регулировщиц на курсы шоферов. Автомобильный парк города, фронта быстро пополнялся отечественными машинами, а также поступавшими по ленд-лизу, шоферов не хватало. Молодежь по призыву направляли в армию, на фронт, на флот, автотранспорт испытывал нехватку кадров. В 1943 году на улицах, проспектах Ленинграда стали действовать электрические светофоры, регулировщики дежурили теперь только на сложных перекрестках и правительственных маршрутах.

Комиссар УВД (в милиции тогда не было звания генерала) спросил девушек: «Согласны стать шоферами?». Катя ответила за себя и за всех: «Если Родине надо – туда и пойдем!». Их готовили 3 месяца; учили не только правила движения, но и основательно проходили материальную часть. На фронтовых дорогах шофер сам и слесарь, и электрик, и карбюраторщик… После курсов Катя работала в разных подразделениях УВД, в том числе и в уголовном розыске. Возила оперативников на задания на «газике» – легковых машин не было, да и не проходили они по ямам, колдобинам, снежным заносам. Из-за нехватки горючего грузовики переводили на чурки – это топливо худо-бедно всегда было под рукой.

В 1944 году, после освобождения Пскова, навсегда запомнилась служебная поездка в Порхов. Вместо распаханных полей, лугов, перелесков, хуторов, деревень – картины, знакомой с детства – бетонные заграждения, противотанковые рвы, пепелища, пожарища… Опустошенная, безлюдная земля – отступая, оккупанты угоняли в рабство женщин, детей, стариков.

Сколько страданий принес враг на отчую землю, сколько еще предстояло боев, сражений за освобождение Родины! Накануне Дня Победы Екатерина Ивановна поехала в командировку в Лугу, в подсобное хозяйство УВД. Лугу проезжала рано утром, и там из репродуктора услышала сообщение, которое все, от мала до велика, ждали четыре года! С этой вестью она и приехала в совхоз, подняла всех на ноги.

Нынешнему поколению трудно понять меру радости и скорби, переполнявших их сердца. Погиб на фронте Борис, старший брат Кати, сражались с захватчиками братья Василий и Григорий, трудилась в блокадном Ленинграде старшая сестра Татьяна… В Петербурге нового столетия, на его проспектах и улицах, где движение привычно регулируется светофорами, а информация о заторах передается на музыкальных радиоканалах, уже не увидишь регулировщика с полосатым жезлом. Они появляются только в случае выхода из строя электроники или проезда правительственных машин.

В блокадном Ленинграде, на Дороге жизни сотни девушек-регулировщиц днем и ночью несли тяжелую опасную службу – под бомбежками, обстрелами, в морозы, на пронизывающем ветру. Об их подвиге, как и о мужестве блокадных шоферов, должны знать потомки.

 

НА ИЗМАЙЛОВСКОМ, В «РОДОВОМ ГНЕЗДЕ»

Воронья Гора, как и Пулковские высоты, занимает особое место в летописи обороны Ленинграда. Там, на Вороньей Горе, летом 1941 года двадцатилетняя Лида вместе с подругами, тоже работницами «Электросилы», попала под минометный обстрел – а город еще доживал последние мирные дни. Послали их на земляные работы рыть противотанковые рвы. К тому времени на здоровье она не жаловалась – бывшую хилую ленинградскую девчушку, которую не обходила ни одна простудная хворь, «на ноги» поставил спорт. С семи лет по совету врача Лиду определили в секцию гимнастики. (Спортивная закалка здорово выручала ее во время блокадного житья.) Спортом занималась она и повзрослев, когда устроилась работать на «Электросилу», в отдел главного механика, секретарем, потом – учетчиком. Имела спортивный разряд по гимнастике, участвовала во Всесоюзных соревнованиях, выступала не раз за «Электросилу» на городских состязаниях в Зимнем манеже. Предприятие одним из первых эвакуировали на восток; Лида с родителями осталась в городе – отец работал в пожарной части, мама в типографии.

В августе Лиду послали на строительство оборонных сооружений, возводимых на подступах к Ленинграду. Жили девушки в пустом доме, вместо коек – сено на полу да легкие пальтишки. Работали, слыша гул близкой канонады, до того дня, пока однажды утром в воинской части, располагавшейся рядом, не началась суматоха, беготня. Разрывы бухали совсем рядом.

Поступила команда: из дома не выходить. Потянулись минуты ожидания. Снаряды падали во дворе, сотрясая стены дома. Пробегавший мимо военный крикнул им, выскочившим наружу: «Откуда вы здесь? Тикайте!». Девушки бросились вслед за повозкой, запряженной парой лошадей, – пожилой солдат-возница направлялся в сторону города. И вдруг совсем низко, на бреющем, немецкий самолет – из кабины улыбающаяся физиономия… Тогда, летом 1941 года, они улыбались, предполагая, что здесь будет продолжение прогулочного похода по Европе, не зная, что ленинградцы, как и вся страна, будут стоять насмерть. От обсерватории девушки бежали одни: у возницы было свое задание. Солдат махнул рукой, указывая им путь – до мясокомбината, а там по Московскому шоссе…

Угроза прорыва фашистов к Ленинграду через Пулковские рубежи сохранялась до зимы. На южной окраине города велось строительство оборонительных сооружений – бронированные «колпаки», противотанковые надолбы…

Каждое утро, вставая чуть свет, Лида шла от Варшавского вокзала, где жила их семья, по Московскому проспекту – к месту работы их бригады. На досках, приспособленных под носилки, переносили кирпичи, цемент, готовили раствор. Между домами возводились надолбы, чтобы преградить дорогу немецким танкам в случае прорыва. Близились жестокие холода зимы 1941-го… Световой день становился короче, все меньше оставалось сил, хотя строителей немного подкармливали – прямо к рабочему месту привозили бачок горячих макарон. Но голод, стужа брали свое: все труднее было добираться на работу и обратно. Возвращалась домой в потемках – то там, то здесь мерцали фосфоресцирующие «светлячки» на пальто и ватниках одиноких пешеходов. Если луна скрывалась в тучах – улицы погружались во мрак, по обледенелой лестнице поднималась на ощупь.

Папа, находившийся на казарменном положении, почти не бывал дома, мама приходила с работы поздно… В январе, самом страшном месяце блокады, Лида ухаживала за родственниками, соседями. В их квартире на Измайловском, 18, умерли пять человек. А всего потеряли восемнадцать родственников; все жили поблизости, в Ленинском районе.

В апреле ей пришлось помогать участковому милиционеру: оформляла бумаги на умерших, выполняла другие поручения, позже работала на заводе кассовых аппаратов. (В годы войны предприятие выпускало снаряды.) А осенью 1942 года Лиду призвали в армию – в военкомате отобрали из призывников всех, занимавшихся в мирное время спортом, и ее в том числе, и направили на десятимесячные курсы в институт им. П.Ф. Лесгафта. Возможно, спецподготовка велась для других целей, но летом 1943 года обстановка на фронте была уже иная, чем в 1942-м, – страна думала о завтрашнем дне, о тех, кто будет поднимать города и села из руин. С документом, дающим право вести в школах военно-физическую подготовку, Лидия Дмитриевна пришла в 272-ю школу на 1-й Красноармейской.

…На новогодние праздники семья собирается в «родовом гнезде», на Измайловском, 18. С рождения Лидия Дмитриевна живет в этом доме, в этой квартире. Два сына (один – подполковник МВД, другой – технический специалист), невестки, внуки… К сожалению, нет уже рядом верного друга – мужа Ивана Иосифовича Колодяжного, всю жизнь отдавшего морю, капитана 2 ранга.

И каждый раз вспоминает Лидия Дмитриевна первый военный Новый год в затемненном, осажденном Ленинграде… Том городе, который после великих испытаний подарил ей счастье любви, семьи, счастье долгих мирных дней.

 

ПОЧТИ МАЛЬЧИШКИ-СОРВАНЦЫ

Грохот взрывов снарядов, мин, рев штурмующих самолетов, заглушающих треск винтовочной, пулеметной стрельбы, столбы дыма и пыли, из-за которых не видно погожее сентябрьское небо… Наступая на Красногвардейск (Гатчину), немецкие дивизии надеялись кратчайшим путем выйти к Пулковским высотам. Среди бойцов 2-й дивизии народного ополчения, оборонявших Красногвардейск, встречались и 15–16-летние ребята в военной форме с эмблемами 9-й специальной артиллерийской школы.

Первые пехотные, инженерные, артиллерийские школы открылись по указанию Петра I в конце XVII – начале XVIII века и стали предшественниками учрежденного в 1731 году кадетского корпуса. Впоследствии артиллерийский и инженерный корпус дал России не только талантливых военачальников, но и выдающихся деятелей культуры. Воспитанниками корпуса были полководец М.И. Кутузов, оставленный после его окончания преподавателем, герой Порт-Артура генерал Р.И. Кондратенко, писатели Ф.М. Достоевский, Д.В. Григорович, ученые И.М. Сеченов, П.Н. Яблочков, композитор Ц.А. Кюи. Обучались в корпусе и будущие видные советские военные инженеры К.И. Величко и Д.М. Карбышев. За два века в русской армии сложилась продуманная система подготовки офицерских кадров для артиллерии.

В годы Гражданской войны и последующие десятилетия в новой России создаются военно-учебные заведения по подготовке командного состава РККА. В конце 1930-х годов, учитывая угрозу надвигающейся войны и нехватки командных кадров, создаются специальные, в основном артиллерийские школы, которые готовят грамотное, физически развитое пополнение для артиллерийских училищ. В основу программ специальных школ был положен богатый опыт кадетских корпусов и военных гимназий, готовивших не только будущих командиров с высоким уровнем профессиональных знаний, но и патриотов Отечества, готовых достойно защитить его в трудный час.

Весной 1937 года на 8-й Красноармейской улице в доме № 3 появилось новое учебное заведение – 9-я специальная артиллерийская школа, созданная, как говорилось в постановлении Наркомпроса СССР, «… в целях подготовки кадров для комплектования военных артиллерийских училищ Красной армии». Школы приравнивались к дивизиону, в него входили 1-я батарея – 10-е кл., 2-я батарея – 9-е кл. и 3-я батарея – 8-е классы. В спецшколы принимались только ребята, окончившие 7 классов с оценками «отлично» и «хорошо», прошедшие мандатную комиссию и годные по состоянию здоровья к дальнейшему поступлению в высшие училища Красной армии. Рост поступавших в «пушкари», как говорили в старину, – не менее полутора метров…

Это была действительно необычная школа. По математике, физике, химии, черчению давались углубленные знания, связанные с программами военных артиллерийских училищ. Кроме физподготовки и строевой в неурочное время здесь разучивали современные и бальные танцы, знакомили с правилами этикета. Воинский долг, любовь к Родине, к выбранной профессии, уважительное отношение друг к другу – вековые традиции российских кадетских, пажеских, шляхетских корпусов воспитывали в ребятах лучшие человеческие качества.

«Спецы» – так для краткости называли иногда ребят спецшкол – гордились своей принадлежностью к старинной «родовой ветви» военных училищ России. Размещение спецшколы на 8-й Красноармейской было не случайным. Измайловский Лейб-гвардии полк, сформированный еще в 1730 году, памятник Славы перед Свято-Троицким собором в честь подвигов русских солдат в русско-турецкой войне 1877–1878 годов, Николаевское кавалерийское училище, созданное на базе школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, воинские части Красной армии, располагавшиеся здесь с 1920-х годов, 1-е Ленинградское артиллерийское училище… Все здесь напоминало о славной истории русской армии, имело большое воспитательное значение для будущих защитников Отечества.

Руководили школой, вели предметы кадровые военные и гражданские преподаватели, опытные педагоги, любившие и свои предметы, и воспитанников. Первый директор С.Л. Зеликман, сменивший его С.П. Казанцев, командиры дивизиона полковник А.А. Аль, старший лейтенант С.П. Щербина, педагоги В.Н. Гындин, Е.Е. Кицис, Р.Е. Кляйнер стали для ребят примером на всю жизнь. Учебно-материальная база спецшколы располагала лучшим, что имели в то время средние школы Ленинграда. Классы по литературе, астрономии, военному делу, артиллерии, физическая, химическая лаборатории, просторный, хорошо оснащенный спортивный зал, тир в подвальном помещении… Фонды библиотеки имели книги по основным разделам знаний, давали возможность познакомиться с классикой и современной художественной литературой.

В кружке конного спорта, созданного шефами из 1-го Ленинградского артиллерийского училища, ребята овладевали навыками верховой езды, заботились о своих подопечных, учились «языку» общения с ними. Кроме плановой физподготовки будущие артиллеристы занимались также в спортивных секциях на стадионе им. Ленина (ныне Петровском). Увлечение гимнастикой, плаванием, лыжным спортом впоследствии не раз выручало офицеров-артиллеристов в их нелегкой службе.

На защите Ленинграда

«Спецы» довоенных выпусков 9-й артиллерийской школы, встретившие грозный 1941-й курсантами артиллерийских училищ, командирами Красной армии, с первых дней войны показали высокую профессиональную подготовку, стойкость, мужество, отвагу. 16 июля 1941 года в район Большого Сабска, где держали оборону курсанты пехотного училища им. С.М. Кирова, прибыл артиллерийский дивизион, сформированный из курсантов 1-го Ленинградского артиллерийского училища. В огневой взвод 2-й батареи были зачислены бывшие воспитанники 9-й САШ Бастырев, Рякимов, Марченков, Макаревич, Нивен, Чистяков, Мядзель, Годзин, Петров, Андреев, Новиков, ездовым санитарной двуколки будущий генерал Ю. Гилинков.

Дивизион вошел в состав 94-го противотанкового артиллерийского полка, успешно сдерживающего наступление танковых, моторизованных частей противника. Только в боях 22 июля курсантский дивизион 1-го ЛАУ подбил 12 фашистских танков. Орудийные расчеты 2-й батареи курсантов, в частности расчет Евгения Бастырева, подбили 4 немецких танка, другие расчеты уничтожили 3 бронетранспортера. Здесь же, на огневых позициях, был зачитан приказ о присвоении курсантам воинского звания «лейтенант» и направлении их в артиллерийские части на командные должности. На этом рубеже погиб воспитанник 9-й САШ М. Новиков и скончался от тяжелого ранения В. Петров. Бойцы народного ополчения, курсанты, в их числе и бывшие воспитанники спецшколы, задержали наступление противника юго-восточнее Кингисеппа, обескровили его, дали возможность нашим частям занять новые рубежи.

Храбро сражались в эти тяжелые дни и те из ребят, кто ушел добровольцем в ополчение. Воевали они в основном во 2-й дивизии народного ополчения и, несмотря на юный возраст, держались как настоящие бойцы. Гай Любомудров, тяжело раненный в ногу, не оставил оружие, пока не была отбита атака, и только после этого согласился отправиться в госпиталь.

Участвовал личный состав 9-й САШ в строительстве оборонительных сооружений в прифронтовой полосе. В начале августа 1941 года 2-я батарея получила задание включиться в строительство заграждений и огневых точек в районе станции Волосово. Вместе с работниками фабрики им. Желябова школьники строили противотанковый ров, систему окопов полного профиля, ходов сообщения. Третью батарею (восьмиклассников) направили в Красногвардейский укрепрайон – здесь на станции Пудость ребята попали под пулеметный огонь с вражеского самолета. По рокадной дороге, вдоль линии фронта, добрались до места назначения – деревни Вайялово. Резали дерн для маскировки дзотов, рыли окопы, ходы сообщения… Только 17 августа, после ожесточенных боев под Волосово (поселок несколько раз переходил из рук в руки), наши части отступили, с ними ушли и батарейцы САШ.

В боях под Красногвардейском также отличились курсанты 2-го Ленинградского артиллерийского училища, бывшие выпускники 9-й САШ 1940 года. Они уничтожили 5 вражеских танков. На ближних подступах к Ленинграду храбрым командиром показал себя выпускник 1939 года 9-й САШ лейтенант В.С. Зикеев (будущий Герой Советского Союза). Командуя взводом управления батареи, а затем после ранения командира, став во главе батареи, молодой офицер стойко отбивал танковые атаки противника. После пулевого ранения под Ропшей лейтенант досрочно выписался и снова вступил в командование батареей.

Участвовали курсанты 2-го ЛАУ, бывшие воспитанники 9-й спецшколы, и в жестоких боях на Пулковских высотах в сентябре 1941 года. Здесь героически сражались и погибли Борис Акимов, Александр Садовников…

Под стенами Ленинграда, впервые с начала войны, одна из сильнейших группировок вермахта – группа армий «Север» – потерпела поражение, так и не выполнив поставленную задачу.

Занятия в спецшколе начались 15 сентября. В городе, несмотря на постоянные обстрелы, бомбежки, велись большие оборонительные работы. Во внутренней черте Ленинграда, в 110 узлах обороны, было построено 570 артиллерийских, 3600 пулеметных дотов, 17 000 амбразур в зданиях, около 25 километров баррикад. На сооружении оборонительных объектов работали и ученики 9-й САШ, с их участием строились дзоты, окопы в районе Красненького кладбища, возводились баррикады на пересечении Измайловского проспекта и Обводного канала, 3-й Красноармейской улицы и Международного проспекта. При строительстве баррикад шли в ход бревна из разобранных двухэтажных деревянных домов, находившихся в соседнем парке. Строительством руководил командир взвода преподаватель математики Ю.Я. Титаренко, назначенный помощником начальника штаба 13-го участка МПВО Ленинского района.

Зачисленные в отряд МПВО района ученики САШ несли дежурства на крышах своего здания, соседних домов, участвовали в тушении пожаров. Один из них занялся на 12-й Красноармейской – для его тушения потребовалось немало сил, сноровки, отваги. (На тушении пожара один из учеников, Н. Корольков, получил контузию.)

Вместе с сотрудниками 3-го отделения милиции ученики дивизиона выходили на патрулирование улиц, кварталов Ленинского района. Особое внимание уделялось кварталам, прилегавшим к заводам «Красный треугольник», Радиодеталей, Балтийскому и Варшавскому вокзалам, по которым чаще всего наносили удары вражеская авиация и артиллерия. Патрули следили за порядком на улицах, за светомаскировкой. Возвращаясь с такого дежурства, погиб при авианалете ученик САШ В. Шагов.

Занятия, дежурства по школе (уборка помещений, обеспечение топливом, водой), задания штаба МПВО – череда будней суровой блокадной зимы… Приближался Новый, 1942-й год. Ленсовет принимает решение провести для детей города новогодние елки. Получили приглашение на праздник и ученики спецшколы: 1-я батарея – в Большой драматический театр им. Горького, 2-я и 3-я – в Академический театр им. Пушкина, где была установлена главная городская елка. В БДТ ребята смотрели спектакль «Дворянское гнездо», в Пушкинском – «Три мушкетера». Танцы, викторины, игры у елки… Ребята старались держать военную выправку, казаться старше, взрослее, но возраст еще звал в мир детства, в такие близкие еще мирные дни.

22 января 1942 года Военный совет Ленфронта принимает решение об эвакуации из Ленинграда спецшкол – артиллерийских, ВВС, ВМФ. Для размещения, продолжения деятельности 9-й САШ определяется в никому из учеников и преподавателей не известный поселок Мундыбаш Новосибирской области. Впереди были дорога в северный край, трудности обустройства, учеба, первые выпуски, зачисление в военные училища…

напишет позже выпускник 1943 года Евгений Корнилов.

На военном поприще многие воспитанники 9-й спецшколы будут впоследствии отмечены высокими наградами Родины, но первой среди них навсегда останется медаль «За оборону Ленинграда».