…Кто мне поверит, что ноша невыносима? Когда более слабый страдает по воле сильных, Когда вместо сердца в груди перестук металла И опять на страницах брызги, и цвет их — алый… Что мне осталось ночью… кричать в подушку? Ослепи меня, отче! Прошу, заложи мне уши! Чтобы не видеть их лиц, их тяжелых взглядов, Они же — навылет! Они же под кожу — ядом Вонзают мне в сердце жала свои прямые, И впору кричать: «Отче! Прошу, прими их!» Пусть плоть исклюют вороны, изжарят черти, Я убивал их, отче! Я предавал их смерти! Я любил их, отче, оттого все так рвется в клочья! Оттого вместо рыка — вой, вместо крови — щелочь, Я терял их, отче, сплетая слова простые, Они не безгрешны, но, отче, прошу, прости их! Люби их, как я бы мог, пусть невыносимо. Я убил их жестоко. А воскресить не в силах. Приласкай их, как я не смог, но всегда пытался, Ты увидишь, они будут славными, я старался. Я старался их сделать лучше и ярче прочих И я же убил их. Я сделал их жизнь короче. Ты их обогрей, пусть они будут знать, что живы, Пусть они никогда не станут тебе чужими! Пусть о них сочиняют сказки пофантастичней, Пусть они побыстрее забудут о доле птичьей И меня забудут, я им все равно — предатель. Такова моя роль. Не убийца. Лишь их создатель. Это я скормил их сценарию приключений. Пощади их, отче! Избавь от своих мучений! Забери их с собой, пусть в другого вонзают шпаги. Пусть станут чуть большим, чем строчками на бумаге. Пусть оставят меня, чтоб не чувствовал их ладоней, Не слышал, как снова на улице кто-то стонет. Я взвалил на себя вину и с тех пор таскаю. Я люблю их, отче! Поэтому отпускаю. Я прощу врагов, брошу пить и отдам все займы, Чтоб еще хоть раз без вины заглянуть в глаза им…