Утром Аня вскочила в полной уверенности, что опоздала в универ, но часы успокоили — нет и шести. Потянулась, отдавая дань дреме. Собственное тело казалось ватным, как всегда бывает, если поспать лишнего. А она, наверное, выспалась на неделю вперед. С кухни донесся звон посуды, и Аня поспешила туда — в одиночестве вчера насиделась, больше не хотелось.

На кухне мама хлопотала около плиты, нарочито гремя посудой и раздраженно бормоча что-то под нос. Слов Аня не расслышала, но поняла — мама не в духе.

— Доброе утро, — произнесла чуть охрипшим голосом.

— Доброе, — буркнула мама, не глядя в ее сторону. — Что с голосом? Опять вчера мороженое ела?

— Ну да, — Аня кашлянула, прогоняя осевшую в горле хрипотцу. — Совсем чуть-чуть. Это я просто со сна так…

— Со сна, — передразнила мама. — Знаешь, что холодное тебе нельзя, но все равно трескаешь!

— Так жарко вчера, я чуть-чуть…

— Да делайте вы что хотите! — раздраженно крикнула мама и снова принялась греметь посудой, расставляя чистые тарелки по полкам.

Аня вздохнула и села на табурет, уставилась себе под ноги. На полу чередовались квадраты и полосы желтого линолеума.

— Меня сегодня в деканат вызывают… — попыталась сменить тему разговора.

— Борис Венедиктович? — мама резко повернулась. — Что случилось?

— Не знаю. Вчера Маруся звонила, говорит — срочно. Подробности — сегодня в девять.

— Это поэтому ты ни свет ни заря вскочила?

Аня кивнула.

— Хочешь, я с тобой пойду? — недовольство выветрилось из маминого голоса, а на лице отразилась тревога.

— Не надо. Я же сама взрослая, да и у тебя на работе дел полно…

— Но как только выйдешь от него — обязательно позвони.

— Хорошо, может, тебе помочь?

— Не надо, — грустно вздохнув, ответила мама. — Иди умываться, в кои то веки позавтракаем вместе.

Аня и впрямь не помнила, когда последний раз они утром вместе сидели за столом. Мама убегала слишком рано, оставляя накрытую кастрюльку с кашей и бутерброды или сырники. А когда в выходные она оставалась дома, Аня вставала поздно и опять ела в одиночестве. Только сейчас поняла, как не хватало все это время утренних посиделок за столом. Конечно, за ужином так оно и было — и тут есть своя прелесть: поделиться новостями, переживаниями. Но вечером все устали и стремятся поскорее попасть в кровать. Утром — другое дело. Происшедшие обиды и трудности забываются, становятся незначительными, когда сидишь рядом с родным человеком и точно знаешь — пока есть он, можно справиться с любыми преградами и бедами.

Поспешно умывшись, Аня вернулась на кухню, чмокнула маму в горячую щеку и села рядом. На накрытом скатертью в клубничках столе остывала манка. В Аниной тарелке — с вареньем, как в детстве. Улыбнулась. Наверное, последний раз такую ела классе в девятом. Подняла глаза и осеклась — мама угрюмо копалась ложкой в каше, подперев щеку ладонью.

— Мамусь, случилось чего? — спросила осторожно.

— Нет. Все хорошо, — задумчиво ответила она.

Аня со своей кашей расправилась за пять минут, а вот мама так ничего и не съела.

— Мам, может, ты заболела? — Хотя, зная ее, напрасно вопрошать о здоровье. Иногда Аня шутила, что будь мама присмерти, все равно скажет, что чувствует себя отлично. Сейчас шутка показалась дурацкой.

— Да, что-то неважно себя чувствую…

— Так может, останешься дома? — Аня забеспокоилась — неужели, что-то серьезное?

— Не могу… — отложив ложку, ответила мама. — А идти так не хочется…

Из гостиной послышался шорох и скрип дивана. Похоже, Сергей проснулся и собирает постель. Мама поморщилась, словно он не ее любимый, а дальний навязчивый родственник.

— Пойду, прилягу, — произнесла она, вставая из-за стола. — Посуду помоешь?

— Конечно, — Аня тоже вскочила и принялась убирать тарелки. — Ты иди, отдыхай. Может, в аптеку сбегать или еще чего?

Мама улыбнулась, погладила ее по волосам.

— Не надо. Все хорошо, просто я очень сильно устала.

Через несколько минут после того, как мама ушла, в дверном проеме кухни показалось заспанное лицо Сергея. Заспанное и хмурое.

— Привет, — произнес он, почесывая затылок.

— Привет. — Аня вытирала посуду, убирая сухие тарелки на полку.

На кухне повисла тишина. Расспросы по поводу отношений между мамой и Сергеем казались некорректными. По крайней мере, пока мама была дома.

— Что на завтрак? — Сергей плюхнулся на уголковый диванчик.

— Каша, — Аня приподняла крышку кастрюли, — была…

Он хмыкнул, подошел к ней.

— Ну что за детский сад!

— Поссорились? — не выдержав, вполголоса полюбопытствовала Аня.

— Ага, — Сергей шагнул к холодильнику. — Видишь, даже кормить меня не хочет. Хорошо еще, колбасы купила.

— Это я вчера, — опираясь на раковину, лицом к нему произнесла Аня. — Чего не поделили-то?

— Не знаю, — неохотно ответил Сергей, нарезая бутерброды. — Спросил у нее, когда пойдем брачный контракт подписывать и в ЗАГС подавать, а она вспылила… А что там вчера было? Расскажешь?

— Ну не сейчас же! Мама пока дома, а потом мне в универ надо.

— Понятно…

Сергей налил в стакан молока из холодильника, сел за стол и принялся завтракать.

— Мне тоже надо на квартиру съездить. Может, пересечемся?

— Давай.

Аня кивнула и направилась к выходу, но уйти не успела.

— Компанию не составишь? — отвлекшись от еды, окликнул Сергей. — Как-то неуютно одному есть. Привык уже с Маришкой… — Он замялся и снова приступил к завтраку.

Аня вернулась, села на соседнюю табуретку и, как недавно мама, подперла щеку рукой, наблюдая за убывающими в Сергеевых руках кусками хлеба и колбасы. Он поднял глаза, отпивая молока, а потом отставил стакан и улыбнулся.

— Анька, вот ты на мать не похожа совсем, а жесты, мимика — один в один.

— Бывает, — философски-шутливо ответила она, отвечая улыбкой. — Ты с нами годок-другой поживешь, и тоже станешь походить.

— Да, наверное… — Сергей погрустнел.

Разговор развалился, и теперь они сидели в тишине, разбавленной стуком кухонных часов. Что такое три бутерброда для мужчины? Максимум пять минут делов и изжога. Сергею потребовалось не больше. Стряхнув крошки со стола, он встал и подошел к раковине — мыть стакан. Аня не стала дожидаться — отправилась к себе. И без того поняла, что ляпнула что-то не то, и теперь чувствовала себя виноватой. Ни мама, ни Сергей ничего не рассказывали, поэтому оставалось только догадываться, что между ними произошло. И все больше Ане казалось, что ссора случилась из-за ее слежки. От этого становилось еще хуже, но вернуться назад нельзя. Зато можно ретироваться, чтобы в одиночестве глушить воззвания совести.

Через два с половиной часа душная заполненная маршрутка, натужно рыча и пуская выхлоп, мчала Аню в университет. Она сидела в самом конце микроавтобуса, наблюдая за черными клубами дыма, тянувшимися за ним. Машины, немилосердной волей госпожи пробок вынужденные пристраиваться сзади чадящего общественного транспорта, пытались резко перестроиться, уступая место другим «счастливчикам». Аня скользила взглядом по разномастным авто и их владельцам — насколько могла рассмотреть. В каждом салоне кипел островок отчужденной жизни. Мужчина сосредоточенно вцепился в руль, зорко следя по сторонам — на номере код Питера. Может, впервые в Москве, вот и насторожен, растерян? Рядом — девица с броским макияжем беззаботно трещит по телефону. А на той стороне улицы мечется пешеход, пытаясь проскочить четыре полосы дороги. Неужели не видит надземного перехода над головой?..

Маршрутка дернулась, опрокидывая пассажиров, которым не повезло занять сидение. На Аню грудью навалилась плотная женщина в строгом костюме, в нос ударил острый запах ландыша. На ее лице, словно маска, скопилось равнодушие. Словно она, как компьютер, включила ждущий режим. Доедет до нужной остановки и отомрет, расталкивая соседей локтями. Как и почти все попутчики… Город либо ломал людей, либо превращал в роботов, которые оживали только дома, в кругу родных и близких, а иногда и вовсе оставались искусственными…

Сдержав чих, Аня выбралась из-под грузного тела попутчицы и принялась пробиваться к выходу. С радостью глубоко вдохнула, освободившись из железного плена микроавтобуса. Но тут же не сдержалась и чихнула, спугнув воробья, ютившегося под крышей пластиковой остановки.

До университета оставалось несколько шагов, но чем ближе Аня подходила, тем больше ею овладевала тревога. Мотивы Бориса Венедиктовича оставались загадкой, но, если верить слухам, в изобилии витавшим под сводами универа — хорошего ждать не стоило. Декан принадлежал к типу людей, которые во всем и везде ищут корысть. Если когда и было иначе — история об этом умалчивала.

Подавляя волнение, Аня преодолела ступеньки крыльца, проходную с улыбчивым охранником дядей Федей, недоуменно проводившим ее взглядом. Два лестничных пролета — и она шаркала кроссовками по широкому коридору, по углам которого прятались тени. Здание университета не подавало признаков жизни — пустые аудитории, тишина, сквозившая отовсюду… Суета, говор студентов, превращавшийся в подобие сверчкового стрекота, размеренные звуки преподавательских голосов, резкие выкрики или грозные наставления, столовская толкотня… Все это испарилось с наступлением каникул. Вот только сейчас казалось, что здание этому не радо. Легкий ветерок, просачивавшийся в открытые форточки, наполнял лестничные пролеты вздохами, словно универ скучает по тем, кто лишал его покоя. Да… Никому не нравится одиночество. Даже каменным стенам.

Аня остановилась перед деканатом. Огромная железная дверь, обшитая кожей, золотистая табличка с крупными буквами. Прислушалась. Шорох бумаг, но он доносился из соседней аудитории. Вот, кто-то прошелся по коридору, стуча каблуками, звон мобильного, приглушенный голос… Нерешительно потоптавшись перед дверью, Аня постучала по мягкой обивке, а потом заглянула в кабинет.

Место секретарши Ирины пустовало. Правда, судя по разбросанным на столе бумагам и косынке, мерцавшей на мониторе компьютера — это явление временное. В два шага преодолев расстояние от двери деканата до непосредственно — Бориса Венедиктовича, Аня застыла. Всмотрелась в окно — серая бесформенная туча гналась за солнцем, стая ворон бороздила небо, мечась из стороны в сторону… Дверь резко распахнулась, на пороге — среднего роста полный мужчина в очках. Широкая лысина прикрыта волосами с затылка, куцые кляксы бровей, крупный нос с мелко подрагивающими ноздрями, тонкий рот с пухлой верхней губой. Борис Венедиктович недовольно окинул приемную взглядом и засопел.

— Где ее носит? — бесцеремонно буркнул он, кивая на сиротливый стул секретаря.

Ни тактом, ни особой вежливостью, декан не отличался. В любезность его могла повергнуть только очередная проверка.

— Здравствуйте, — пискнула Аня. Вид Бориса Венедиктовича действовал на нее, как удав на кролика. — Не знаю.

— А! — он махнул рукой, развернулся, чтобы вернутся в кабинет, но остановился. Его взгляд, как бы говоривший «чего вам всем от меня надо?!», уперся в Аню.

— Вы меня вызывали, — чувствуя, как дрожь ползет к коленкам, ответила она.

— Я? Хм… А…

— Вострикова Анна… — Конечно, декан не обязан знать всех студентов в лицо.

— Вострикова… Вострикова… — перебирал Борис Венедиктович, видимо, пытаясь вспомнить, что ему понадобилось от этой студентки. — Заходи, только времени у меня в обрез — говори все поскорее, — сразу установил рамки декан.

Он зашел в кабинет, опустил грузное тело в кожаное кресло, которое жалобно скрипнув, просело. Аня вошла следом и устроилась на обычном офисном стуле с железными ножками и подобием мягкой седушки. Осмотрелась, выжидая, когда декан начнет разговор. И потом — она первый раз посетила эту «цитадель», и даже страх перед руководителем универа не заглушил любопытства. Высокий потолок с лепниной, хрустальная люстра, напоминающая вереницу сосулек, два огромных окна с бархатными занавесками и тюлью, массивный стол с резными ножками и два книжных шкафа с папками. Над самой головой декана красовался портрет президента в золотистой рамке.

— Я слушаю, — на лице Бориса Венедиктовича отразилось раздражение. Мол, чего молчишь-то, мое время слишком дорого!

— Извините, но вы сами меня вызывали, мне Маруся… Мария Васильевна звонила — наш методист, — вежливо напомнила Аня, начиная трястись от страха под неприветливым взглядом декана.

— Я? Вострикова? — он поправил очки, посмотрел на стол, где под стеклом лежали бумажки с напоминалками. — А! Вострикова Аня — четвертый курс, — Борис Венедиктович сощурился. — Как вы поняли — времени мало, поэтому я с вами церемонится не стану. Я знаю, что у вас роман с преподавателем…

Аня потеряла дар речи. Они с Виктором даже за руку не держались, а до декана уже донесли, чтобы между ними есть что-то большее. И она знала, кто мог распустить язык — Васька! Больше некому. Если бы не эта догадка, Аня бы мямлила, подбирая слова. Но ощущение того, что ябеда прячется где-то неподалеку, чтобы насладиться моментом, заставляло вскипать кровь в жилах.

— Вы о чем? — сухо ответила она, глядя декану прямо в глаза.

— Что? А! Так вы отпираться будете… Бесполезно. Даже больше вам скажу — весьма напрасно и на пользу вам не пойдет. Несколько студентов видели вас с Виктором Андреевичем в кафе. Правда, сначала они показали на другую студентку… как ее… Неважно! Мне пришлось очень серьезно с ней побеседовать — гораздо серьезнее, чем с вами, поверьте. Я даже был готов отчислить ее с бюджетного места…

Это Люда! — вспыхнуло в Аниной голове. Вот откуда слухи об их романе с Витей! А она-то зря переживала, что он посмотрел на другую… Жалость сковала Анино сердце, когда представила, как досталось и без того замкнутой девушке по ее вине.

— Но ситуация вовремя разъяснилась, — продолжал вещать декан. — Это не делает чести ни вам, ни Виктору Андреевичу. Думаю, ходить вокруг да около не стоит, и потом, — он глянул на наручные часы, — у меня нет на это времени. Либо вы перестаете охмурять преподавателей, либо вылетаете из моего университета!

На крик Борис Венедиктович не переходил, просто повышал голос в наиболее значимых местах. Видимо, ситуация была для него обыденной, и сейчас из его рта текла стандартная лекция о вреде романов между студентами и администрацией.

— Вы все поняли? — подытожил он.

— Да, — таким же покровительственным тоном ответила Аня. — Вам кто-то наябедничал и вы поверили. Между мной и Виктором Андреевичем, — запнулась, произнося его имя, словно иголка кольнула в язык, — ничего нет. А было бы — я бы у вас совета не спрашивала, потому что это уже личное дело каждого человека.

Аня зажмурилась — ждала потока гневных слов, отповедей и угроз, но вместо этого раздался скрипучий смешок. Она открыла глаза — похоже, декан был более чем в хорошем настроении. Брови подрагивали, губы растянулись в улыбке.

— Ну-ну, — успокаивающе произнес он. — У вас есть время подумать. И не надо кипятиться, не вы — первая, не вы — последняя. А теперь — идите.

Аня не нашлась, что ответить. Все внутри требовало протеста, но мозг здраво советовал не делать этого. Похоже, декана не проймешь. По крайней мере, не сопливой студентке доводить его до нервного срыва. Борис Венедиктович встал и прошел к двери, открыл ее, словно джентльмен.

— До свидания.

— До свидания, — пискнула Аня.

Вся ее решительность испарилась, и теперь хотелось только одного — скрыться с глаз долой. Она ретировалась, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Не глядя, распахнула дверь деканата и воткнулась в чью-то широкую грудь. Подняла глаза — Виктор! Лазурные глаза подернуты воспаленными сосудами, лицо помято. В носу щекотал его запах — такой родной и желанный… Аня ощутила, как по спине и ногам побежали озорные мурашки. Задержалась ненадолго, наслаждаясь его теплом…

— Добрый день, — вяло поприветствовал Виктор, осторожно отодвинулся от Ани и направился к Борису Венедиктовичу. Он так и не посмотрел на нее, ничем не выдавая волнения. Неужели, решил забыть, сковать свои чувства? Аня проследила за ним глазами и осеклась, столкнувшись взглядом с деканом. Он насмехался. Это сквозило в каждой черточке его аляпистого лица. Видел ее насквозь — не иначе. Аню охватила досада — как так! Она так рьяно отстаивала свою репутацию, а тут сдала себя с потрохами!..

И ведь не трудно догадаться, о чем между деканом и Виктором пойдет разговор… Аня выскочила из кабинета, быстрым шагом направилась к выходу. А он тоже хорош! Так и не позвонил…

— Ты чего приходила-то? — ласково окликнул на проходной дядя Федя — добрый старичок с впалыми щеками и морщинками вокруг глаз.

— Да так, — ответила Аня, не сдержав слез.

— Начальство наругало? Не надо плакать, — успокаивающе произнес он. — Все перемениться.

— Спасибо, — не глядя в сторону дяди Феди, она выбежала из универа. Утешения — не то, что ей сейчас нужно. И потом, Аня испугалась, что от ласковых слов разревется еще сильнее… Достала телефон, набрала номер Сергея. Жесткий, но четкий совет — вот что будет в самый раз.

— Сережа, я около универа, можешь подъехать?

Назвав адрес, Аня отошла в сторону от здания, чтобы ее не было видно из окон.