Алрой не обманул — в аукционном зале не осталось ни одного свободного места. Даже у стен и двери теснились джентльмены, бросавшие выжидательные взгляды на тех, кто пришел раньше и сумел занять стул. По закону о торгах предлагать цену стоя запрещалось — сто лет назад не исключалось, что такой участник может скрыться, когда дело дойдет до оплаты. Энтони едва смог протиснуться и отвоевать место около стены справа от рядов деревянных кресел. Из присутствующих он мало кого узнал — разве что нескольких мужчин с бала у Шелди-Стоуна, с которыми не был знаком лично. Всмотревшись внимательнее, с неприязнью отметил сутулую фигуру сэра Лори Пинчера. Он сидел в центре зала и довольно причмокивал.

Похоже, у этого старика не возникало сомнений, что Мари достанется ему. Энтони стиснул зубы, бормоча проклятья — один только вид торжествующей улыбки, лоснящейся на губах Пинчера, превращал кровь в огонь. Ощущение пустоты и вместе с тем — злости плескалось в животе. Энтони нарочно отводил взгляд от Алроя, сидевшего в первых рядах, и от аукционной площадки. Представить, как Мари выведут на нее на веревке… Одна только мысль об этом убивала, но что он мог?

Он зажмурился, прогоняя ощущение беспомощности, а когда вновь открыл глаза, наткнулся взглядом на странного человечка: низкого роста, в натянутой на глаза кепке и в рабочей куртке с испачканным чем-то черным рукавом. Он сидел вполоборота, вернее, даже нависал над стулом. Лицо казалось неестественным, будто незнакомца слепили из воска. Джентльмены, сидевшие рядом с ним, брезгливо прикрывали носы платками и переглядывались. Но тут внимание Энтони привлек мистер Шорти, вышедший на середину площадки и громко воскликнувший:

— Итак, леди и джентльмены! Прошу внимания. Следующий лот — шестнадцатилетняя Мари Хьюлори. Думаю, вы все наслышаны, что девочка не так проста…

Вопреки стандартной формуле продажи, распорядитель увлекся. И под его монолог про чудесные способности Мари, Энтони вспомнил утренний разговор с ней.

Третье сентября встретило Энтони солнцем, птичьим щебетом и красными глазами Мари. Не трудно было догадаться, что она проплакала всю ночь. Хотелось обнять ее, утешить, но он не имел на это права. Злость на самого себя клокотала в горле, вырываясь руганью на всё и всех: нерасторопного кучера, надоедливых разносчиков газет и старушку, рискнувшую предложить купить букет. Трясясь по булыжной мостовой в кэбе, Энтони силился выдавить что-то ободряющее, но не знал, что можно сказать, если он не в состоянии исполнить ни одной клятвы. Так они и ехали молча, пока она не заговорила первой.

— Мистер Джортан, — простуженным голосом произнесла Мари. — Не терзайтесь — считайте, что я сама сделала выбор. Но прежде, чем мы доберемся до Оксфорд-стрит, я хочу спросить у вас: если бы я и впрямь могла исполнить желание, что бы вы попросили?

— Не надо, Мари. Оставь это!

Энтони попытался взять ее руки в свои, но она не далась — отпрянула к дверце, словно собиралась выпрыгнуть на ходу. Ее глаза лихорадочно заблестели, зрачки расширились, будто и не на него она глядит, а в бездну. Вот когда Энтони понял, что такое страх. Он резко схватился за ручку дверцы, нависая в проеме.

— Так что? — Мари будто ничего и не заметила, все так же сидела, отрешенно разглядывая противоположную стенку. — Учтите — желание можно загадать только один раз.

— Ты больна? Тебе плохо? — Энтони потрогал ее лоб, но он был холоднее, чем его собственный. Вот только не покидало ощущение, что Мари впала в беспамятство и бредит.

— Ну же, мистер Джортан. У вас есть шанс все исправить.

— Ты серьезно?

«Вот оно!» — с щелчком раздалось в голове. Вспомнились сумбурные советы мистера Шорти, его воспаленный взгляд. Неужели, она и правда может? Почему тогда раньше не говорила? Не считала его достойным? Почему тогда сейчас решилась? Ведь сейчас он меньше всего заслуживает ее сострадания и помощи… Энтони продолжал додумывать тысячи мыслей, когда губы уже чеканили:

— Чтобы все исправить, мне нужны деньги. Много денег. Но взять их негде и…

Ледяные пальцы Мари прижались к его губам, заставляя замолчать. Так они проехали несколько ярдов — он, на полусогнутых ногах застывший в проеме, и она — зажимавшая ладонью его рот. Но Энтони показалось, что его слова сделали ее еще более безжизненной и отстраненной, словно Мари ждала чего-то другого.

— Хорошо, — глухим, чужим голосом проговорила она, наконец, отнимая руку. — Желание будет исполнено.

Пока кэб не остановился, Энтони больше не решался заговорить. Так и сидел, словно болванчик покачивая головой, и смотрел, как Мари, сцепив руки в замок, перебирает пальцы. Ее губы шевелились, а взгляд продолжал блуждать неизвестно где. Только толчок затормозившего экипажа и окрик кучера вывели ее из этого состояния. Но теперь настала очередь Энтони впадать в меланхолию — он по прежнему не верил, что Мари способна на чудо, и на душе становилось все паршивее и гаже…

— Десять гиней, — размеренно вещал господин в первом ряду, подтирая губы платком.

— Десять гиней и пять пенсов, — перебивал другой с соседнего ряда.

Голоса доносились до Энтони, словно издалека. Пока он предавался размышлениям, торги достигли пика, за которым остались те, кто не смог предложить больше гинеи. Ряды заметно опустели, толпившиеся около стен и дверей в большинстве своем тоже ретировались. Правда, были и те, кто занял освободившиеся стулья. На аукционную площадку Энтони по-прежнему не рискнул смотреть, предпочитая разглядывать полтора десятка самых стойких. С радостью отметил, что Алрой все так же невозмутимо набавляет цену, правда, и старик Пинчер не скупился. И еще — тот самый восковый человечек — при этом он отмахивал не центами, а фунтами стерлингов. Его механический голос отстукивал эхом от стен, отчего становилось не по себе. Энтони ежился и оглядывался по сторонам, но, видимо, только он замечал странности незнакомца. Остальные спокойно терпели его присутствие, если вообще замечали.

Зато они тревожно поглядывали на балкон, нависавший над самой площадкой. Энтони не знал, зачем он вообще здесь нужен. Даже думал, что когда-то это здание строилось как театр и только волей случая попало в биржи. Теперь же там суетились два лакея в голубых ливреях, старуха в белом чепце с косым ртом и девушка, может быть, немногим старше Мари. Худое лицо с болезненным румянцем, вздернутый нос, надменный взгляд. Она присела на расшитое бархатом кресло, принесенное слугами, безжалостно сминая атласное платье нежно-бежевого оттенка. Один из слуг склонился к ней, принимая строгую шляпку с алыми лентами и что-то бормоча над самым ухом.

Щелк и шорох колес отвлек Энтони от незнакомки. Он резко обернулся как раз в тот момент, когда странный человечек с механическим голосом застыл в дверях, недобро посматривая в сторону балкона, а потом скрылся, оставив после себя черные пятна на полу и неприятный резкий запах. Следом за ним, поникнув головой, спешили немногочисленные засидевшиеся джентльмены. Возникло ощущение, что таинственная незнакомка одним своим видом распугала торгующихся. Энтони, конечно, мог подсесть к Шелди-Стоуну и спросить — в чем дело, но не решался отвлекать его. Правда, одного взгляда на старого друга хватило, чтобы понять — что-то не так. Он весь выпрямился и напрягся, словно струна, брови нахмурились, скулы покраснели и заходили. Но, в отличие от такого же поникшего Пинчера, Алрой старался не смотреть на балкон. Вот только и новую цену никто из них не спешил называть.

Мистер Шорти застыл с открытым ртом, и на миг показалось, что даже песчинки пыли замерли в ожидании. И тут Энтони сделал то, чего так долго избегал — посмотрел на Мари. Она походила на статую из мрамора — такая же бледная, прекрасная и будто неживая. И еще — ее глаза смотрели только на него. В них не было слез, но взгляд проникал в самое сердце. В груди тревожно екнуло — среди присутствующих только Мари ничего не ждала и ни на что не надеялась.

— Господин распорядитель, — раздался с балкона тонкий женский голос. — Какова последняя цена?

— Двадцать три фунта стерлингов, миссис Неверти, — с поклоном ответил мистер Шорти и потянулся за платком. На его лбу и висках выступили крупные капли пота, которые он тут же поспешил промокнуть.

— Я даю сотню фунтов — этого будет достаточно, чтобы джентльмены прекратили торги? — похоже, этот вопрос предназначался уже к немногочисленным участникам: Шелди-Стоуну, Пинчеру и моложавому господину в бордовом фраке.

Тишина. Только красноречивые взгляды, бросаемые оставшимися друг на друга. Наконец, безмолвный поединок закончился — склонив голову, к выходу поспешил джентльмен в бордовом, а следом за ним, не уступая ни на шаг — Алрой и сэр Лори. Тони не удивился бы, если они принялись бы толкаться локтями в дверном проеме. Зато изумился, как механически он сам наблюдает за происходящим, будто с торгов неизвестно кому только что ушла чужая служанка, а не его любимая девушка. Но даже эта мысль прошла как-то вскользь, совершенно не задевая сознание.

— Сто фунтов раз! Сто фунтов два! Сто фунтов три! — торопливо выкрикнул мистер Шорти и стукнул молоточком по деревянному блюдцу. — Продано миссис Виктории Неверти за сотню фунтов стерлингов. Ваше Высочество, прошу пройти ко мне — я лично отдам вам покупку и оформлю бумаги.

Незнакомка встала, покидая балкон. Следом за ней близоруко поплелась старушка, и поспешили слуги, утаскивая кресло. Только когда распорядитель на веревке увел Мари, Энтони очнулся. Он впился ногтями в спинку переднего стула и застонал, до крови кусая пальцы.