— Скажите правду, зачем вы меня купили?

Мари сидела на корточках, зябко кутаясь в ватник с торчащими из рванин опилками. Сквозь дыры в картонной крыше сочился блеклый лунный свет, ложился мертвенной бледностью на ее лицо. Виктория поежилась, крепче сжимая в ладонях кружку с горячей похлебкой. Рядом на соломенном тюфяке, пахшем плесенью, застонала Нора, переворачиваясь с бока на бок. Двое мальчишек лет по двенадцать с одинаковыми белесыми макушками сопели у стены, уткнувшись в коленки. Виктория попыталась вспомнить, как их зовут, но не смогла. В голове было пусто.

Странно, но холод не пробирал так сильно, как осознание вины. Их всех убили! Нелюдимого Джека, немого истопника Стивена, с некоторой ленцой следившего за чистотой в доме Гарри, старушку Мидлтон, в последнее время почти не покидавшую своей комнаты… и Альберта. Они убили всех только потому, что она сделала глупость, утратила терпение и пошла напролом. К чему? Ради чего? В горле запершило, хотелось зареветь в голос, но слезы не шли. Они застряли в груди и жгли душу.

— Ходили слухи — ты умеешь исполнять желания. А мне больше не на кого было надеяться, — произнесла Виктория глухо, прижимаясь щекой к плечу.

Не хотелось смотреть в глаза той, кто спас, вытащил из бездны. Виктория клевала себя за слабость и нещадно завидовала Мари. Бесправной рабыне, купленной на торгу, которая не испугалась ни заряженных карабинов, ни осколков стекла, ни высоты. А как она шла по улицам в одной сорочке? Иная сгорела бы от стыда, а Мари вышагивала так, словно на плечах у нее красовалось меховое манто. И вот теперь, зная, что жизнью обязана этой девчонке, Виктория не могла скрыть зависти — она хотела быть такой: сильной, смелой, жёсткой. Войти в огонь и вытащить из него если не всю Англию, то хотя бы половину. А когда собственная жизнь повисла на волоске — струсила.

— И что же вам хочется, миссис Неверти? Учтите — желание можно загадать только одно.

Виктория горько усмехнулась. Желание! Это проклятое желание загнало Альберта в могилу! И еще около сорока загубленных жизней… А завтра этот счет может увеличиться еще на одного — неизвестно, протянет ли Нора с простреленным боком до утра. Удивительно, как она вообще смогла бежать наравне с ними вчера ночью.

— Зачем теперь об этом? Я и так получила сполна.

Мари вздохнула, поставила пустую кружку на деревянный ящик, заменявший стол в их импровизированной ночлежке.

— Так уж получилось, что я исполняю желания хозяев тогда, когда становлюсь свободной от них.

Виктория встрепенулась — показалось в этих словах что-то пророческое, даже зловещее.

— Я хотела ребенка, Мари, — сказала — и прислушалась к себе. Живот ныл. Протяжно, отдавая болью в поясницу. Если ночь с мистером Джортаном была не напрасной, то прыжок со второго этажа мог стоить маленькой победы.

— А мистер Неверти?.. — взгляд пытливый, сочувствующий. Догадывалась ли, что они с Альбертом супруги только на бумаге? Вряд ли…

— Он не мог, — коротко ответила и отвернулась, прикрывая рот ладонью. Вот когда слезы хлынули потоком, разрывая грудь рыданиями. Виктория затряслась, всхлипывая и корчась от разраставшейся боли. Внизу живота разгоралось пламя, как раньше перед приходом крови, только в этот раз боль оказалась сильнее.

— Я исполню ваше желание, но не берусь предсказать, как это случится. — Мари подошла и обняла ее за плечи. Снисходительно, будто сама вытерпела гораздо большую потерю. — Может быть, всё произойдет помимо вашей воли — к этому нельзя подготовиться и сложно угадать.

Виктория обернулась, заглянула в глаза, в которых плескались лунные отблески. Они завораживали…

Мари закрыла глаза, выдохнула, выталкивая из сердца боль. Она не многих знала по именам, но это неважно. Смерть стирает имена, титулы, поступки. Она всех одаривает одинаковыми ледяными поцелуями… А сейчас стоило подумать о раненной Норе, впавшей в забытье, мальчишках на побегушках, чудом вывалившихся из подсобки с дровами, когда она с Викторией мчались через двор, и самой хозяйке. Бывшей хозяйке, которая на проверку оказалась испуганной зареванной девчонкой. Ей было тяжелее — похоже, в душе у нее вовсю резвилась совесть. Вот только пока Мари может помочь только ей.

Немного погодя из темноты закрытых век выступил ангел. Тот самый, что грозил пальцем, когда она на ночь привязывала Аннет за косу к кровати, тот самый, который указал на двери, когда на первом аукционе в них вошел мистер Джортан. Прижимая палец к губам, он подошел вплотную, впился взглядом, и показалось, что сама смерть пришла в его обличьи, чтобы утащить сбежавшую добычу. Холод заструился по пищеводу, затек в желудок, разливаясь мерзлотой по нутру. Ангел ждал.

«Дай ей ребенка, — мысленно произнесла Мари, чувствуя, как холод превращается в жар. — Что бы ни было и ради чего — дай ей дитя!»

— Эти, что ли? — грубый мужской голос раздался у самого уха.

Виктория встрепенулась, вскидывая руки, словно пыталась защититься ими, открыла глаза. Поодаль стоял вчерашний мужчина, накормивший и позволивший им переночевать в своем дворе, рядом с ним, отвернувшись в другую сторону стоял незнакомый джентльмен. По крайней мере — он был неплохо одет — в теплом плаще и цилиндре, жалко, в пелене утреннего тумана не получалось разглядеть его лицо. Еще двое тормошили и осматривали мальчишек и Нору — если пареньков не пришлось долго трясти, то около кухарки незнакомцы заметно оживились — завернули рукав, принялись щупать жилу, осматривать рану.

А совсем рядом, пристально разглядывая ее саму, стоял неопрятного вида мужик. Именно мужик — небритый, чумазый, с сочившейся изо рта вонью и налитыми кровью глазами. Похожих Виктория видела только раз, когда случайно оказалась рядом с пабом — подобный персонаж, от которого невыносимо разило виски, вывалился тогда из дверей в совершенно непотребном виде.

— Они самые, — довольно потирая руки, ответил вчерашний благодетель. У Виктории внутри всё оборвалось — похоже, зря они доверились этому человеку! Скорее всего, он только что продал их этому высокому господину и… Рассудок отказывался представлять, что будет дальше. Беспомощно закрутив головой, она нашарила взглядом Мари — та сонно потирала глаза, вставая с ящиков, заменивших ей постель.

— Не слишком похожи на тех, кто нам подойдет, — досадливо пробормотал неприятный мужик, перестав их разглядывать. — Может, ну их?

— Погоди, Освальд, надо спросить, откуда они такие красивые выбрались, — смешок и голос джентльмена показались знакомыми. Виктория прищурилась, пытаясь получше его рассмотреть. Но прежде, чем глаза справились с дымкой, память любезно подтолкнула воспоминания: бал в честь коронации, свора лизоблюдов, обходящих стороной обреченную девчонку в маске, и он — друг детства, забытый, но такой неожиданно родной…

— Генри! — выкрикнула Виктория, сдерживая слезы. Рванула к нему, обхватила за шею, прижалась к груди. Он, похоже, не сразу узнал, кто так внезапно кинулся его обнимать — нелепо начал тереть глаза, даже слегка отстранился, но потом так же сильно сжал ее, сдавленно выдохнув.

— Вики?! Но как? — заговорил он, наконец, когда от крепких объятий закружилась голова и сдавило горло. — Я слышал — вас сожгли вчера ночью!..

Сказал, и сам же осекся, словно по-новому разглядывая их — чумазых, полуодетых, изорванных.

— Здесь вам делать нечего, — твердо проговорил Генри, продолжая обнимать Викторию одной рукой, а второй доставая из внутреннего кармана монеты. — Гарри, Николас — на вас раненая. — Один из них подхватил Нору на руки, второй стянул холщовый пиджак, прикрыл ее так, чтобы не было видно раны. Виктория сообразила, что сделали они это, защищая не от холода, а от любопытных глаз. — Остальные способны идти сами?

Мальчишки и Мари закивали, подходя ближе. Генри придирчиво окинул последнюю, Виктории стало неудобно, что девчонка в столь непотребном виде, но не снимать же с себя платье, чтобы одеть служанку?

— Жена-то у тебя есть? — отдавая пару шиллингов мужчине, приютившему беглецов, спросил Генри. Тот непонимающе заморгал, спрятал деньги за пазуху, после чего неуверенно замычал что-то вроде «а как же без бабы». — Принеси платье какое-нибудь — не вести же девчонку в исподнем.

Мужчина закивал и поспешил прочь. Вернулся он через пару минут с кульком в руках. Там нашлась простая юбка и длинная рубаха, к тому же пара шерстяных платков — не новых, судя по многочисленным дырам и свалявшемуся пуху.

— Это за труды и молчание, — сухо произнес Генри, протягивая ему еще пару монет и делая знак остальным, что пора трогаться в путь. — Надеюсь, ты сам понимаешь, что услышал лишнего этой ночью и можешь много за это пострадать?

Мужчина позеленел лицом и отчаянно закивал. Похоже, он и сам жалел, что проявил непростительную добродетель и приютил оборванцев. В любом случае жалеть его Виктория не собиралась — ей все еще казалось, что благодетель хотел их именно продать. Джентльмену, охочему до уличных девок, или разбойничьей шайке мятежников — какая разница.

Идя рядом с Генри, Виктория ощутила то же смущение, что и тогда на балу. Вот только и отголоски вчерашнего раскаяния еще не потухли. Она так и шагала неизвестно куда, разрываемая радостью и печалью. А где-то глубоко внутри росло и ширилось предчувствие, что всё будет хорошо.