Подошел неописуемо тощий и оборванный человек.

– Иди сюда, – сурово сказал Мелесьо Куэльяр. – Как тебя зовут?

– Полное мое имя Фелис Атенсио Роблес.

– Откуда ты?

– Я родился в поместье Учумарка.

– Почему ты дрожишь? Мы не полиция.

Мелесьо открыл бутылку водки.

– Пей!

Пеон присосался к бутылке.

– Скажи, что творится в Учумарке. Ничего не меняй! Повтори, что говорил мне!

– Хорошо.

– Лучше я сам тебя спрошу. Как зовут арендаторов, которые собрались жаловаться?

– Анисето Моралес, Хуан Ловатон и Эркулано Валье.

– Что с ними было?

– Помещик за ними послал и сказал им: «Мне больно по вашей вине. Говоря о правах общины, вы меня обижаете».

– А потом?

– Их схватили и посадили в янауанкскую тюрьму.

– Кто подписал приказ?

– Доктор Монтенегро.

– А потом?

– Сиксто Мансанедо привел своих всадников и разорил их дома. Первым он разорил дом Анисето Моралеса. Жена кричала дети плакали, но это не помогло. Десять человек ломали стены Мансанедо сам разобрал крышу. Потом пригнали быков и распахали землю.

– А потом?

– Разорили дом Пабло Кориса.

– И стены, и крышу?

– Да.

– А потом?

– Пошли к дому Эркулано Валье, это в стороне.

– Так.

– А семьям сказали вынести вещи и убираться из поместья.

– Где они теперь?

– Их пускают на ночь в Туктуачангу.

Мелесьо Куэльяр сплюнул от злости.

– Во всех поместьях одно и то же. Хозяева хотят согнать нас с земли.

– Что же нам делать? – печально спросил Мартин Дельгадо. – Кому жаловаться? У меня маленькие дети. Я всю жизнь в поместье. Если меня прогонят, куда я пойду?

Мелесьо Куэльяр снова сплюнул.

– Какие жалобы? Мы состарились, пока жалуемся. Нет, больше мы просить не будем!

– Что же тогда?

– Возьмем земли силой! Мы – хозяева по закону. Нам дали права в тысяча семьсот одиннадцатом году.

– Что с них толку? – сказал Корис. – Дон Хуан не может тронуться с места. Дом его стерегут день и ночь. На что нам бумаги?

Мелесьо Куэльяр засмеялся.

– Бумаги уже в Лиме!

– Как это? Ловатона стерегут день и ночь. Как он вышел?

– Он не выходил.

– Как же вынесли бумаги?

– Их взял Гарабомбо. Средь бела дня, у них под носом. Я сам видел. И Солидоро, и Эрреры следили за домом из кабачка. Но Гарабомбо вошел.

– Быть не может! Они и муравья не пропустят.

– Гарабомбо лучше муравья. Он – невидимка! Средь бела дня прошел он Янауанку и поднялся к Чипипате. В Манчакайо ждали люди, он передал им бумаги. Сейчас в Лиме уже сняли с них копию.

Все дрожали.

– Правда это?

Все повернулись к Кайетано.

– Правду говорит Мелесьо, дон Амадор?

– Правду. Гарабомбо – невидимка! Недуг поразил его много лет назад. Но теперь это не беда, удача.

– Ай-я-яй-яй-яй!..

– Чего ты боишься? Радуйся! Он ходит, где хочет. Кто схватит его? Сейчас он собирает подписи, чтобы сменить нашего выборного.

– Да, при нем, при гадючем сыне, нам ничего не добиться!

– Его сменят! В уставе Управления по делам индейцев сказано: если две трети общины против выборного, можно выбирать другого.

– Да в жизни хозяева не позволят, чтобы мы собирали подписи! Кто пойдет по их поместьям?

– Гарабомбо ходит! Ему нет преграды. На той неделе он был и в Чинче, и в Пакойяне. Его не увидели!

– Это так, – подтвердил Корасма. – За ним не усмотришь! Когда действует он, бояться нечего.

Раздался злобный голос тощего человека с выпученными глазами.

– Что ты кормишь нас баснями, Корасма? Что нас смущаешь? Говорить легко. А как мы освободим пеонов? Хозяев они не бросят. Пообещают, но бунтовать не будут. Вот увидишь! Бросят они нас, и мы сгнием по тюрьмам.

– Нет! – сказал Эпифанио Кинтана. – Мы пришли, и мы. не отступим. Если Янауанка нас поддержит, мы будем бунтовать.

– Кто вас знает! Может, вы хотите украсть бумаги и отдать их помещику.

Корнелио Бустильос, узловатый и длинный, как посох, встал с места. Глаза его горели.

– Мехорада прав. Я был начальством. Я знаю. Нам не совладать с ними, – он презрительно махнул рукой. – Они за нами не пойдут. Они выдадут нас полиции за милую душу!

– Нет, сеньоры! – вскричал Макарио Валье. – Нет, старшины! Я пришел сказать, что Сантьяго Пампа с вами. Если нас поддержат, мы будем бунтовать. Вот наши посланцы. Вот сеньор Амадор Лойола, из Сантьяго Пампы. Я за него ручаюсь. Вот Бенхамин Лопес, из Уачос. Он честный человек, кто скажет, что он солгал? Ручаюсь и за него! Из Качипампы явился дон Ригоберто Басилио. Разве он двуличен? За него я тоже ручаюсь! Дон Сильвестре Бонилья из Сантьяго Раби, из Помарайос – сеньор Толентино, из Тинго – Эпифанио Кинтана. Кто из них плох? Все – верные люди. Все будут бунтовать. Вы можете верить им. Помогите же нам!

– Что скажете? – спросил Куэльяр.

Бее помолчали.

– Если Гарабомбо нас возглавит, – негромко сказал Эпифанио Кинтана, – Тинго поднимется.

– Если Невидимка объединит селенья, поднимется Уачос, – сказал спокойный Лопес.

– Помарайос поднимется, если он будет главным! Только с ним мы не боимся!

– Главным он будет, – заверил Амадор и, как всегда, улыбнулся.