Костяное Рыло приказал строиться. Небо было чешуйчатым, как шкура броненосца. Рыла построились до самого горизонта. Какая длина у этой улицы? Лига, две лиги? Гордые снега Хиришанки сверкали неподалеку. Рыла созвали общинников. Верхом, на конях – тоже в костяных личинах, – они согнали их кнутами. Общинники сбежались в надежде, что их перестанут хлестать, но ошиблись. Рыла били, били, били, Сколько времени? Он не знал, он уснул. Когда он проснулся, небо стало чистым. Цвели цветы – это здесь-то! – значит, зима кончилась. Сколько месяцев прошло? Он нащупал отросшую бороду. Люди все кричали. Под вечер случилось смешное – Мелесьо Куэльяр крикнул:

– У меня уши отпали! – Смущаясь, словно был виноват, он прибавил: – Били меня, били и отбили!

Ткач Освальдо Гусман и пьяница Маседонио Ариас взвизгнули:

– Уши! Уши!

А Кайетано, все улыбаясь, и де ла Роса крикнули Рылам:

– Хватит!

– Ой, уши, мои уши! – орал Эпифанио Кинтана, – Не бейте меня; уши отпадают!

Он бегал по полю на четвереньках, искал отпавшие ракушки. Рыла помирали со смеху, перестали хлестать, а общинники тут же принялись искать свои уши. Это было нелегко. Ветер уносил их к скалам.

– Стой! – крикнул сам Рыло, сверкая нарисованной углем улыбкой. – Что такое, трам-та-ра-рам? Чего они верещат?

Ответил ему Рыло с улыбкой повеселее:

– Уши у них оторвались, сеньор!

– С чего бы это?

– Говорят, мы отбили.

Главное Рыло запыхтел от злости, Из носа его повалил черный дым. Вскоре все поле затянулось дымом.

– Ударили их, так и уши валятся? Ну, знаете! Никакой выдержки у них, у гадов! Что же они скажут, если снова будем сражаться с Чили?

– Ой, боженьки!.. – заорал один из Уаманов. – Помогите ушки найти! Я музыкант, нельзя, мне без ушей!

– Какие еще музыканты, трам-та-ра-рам?!

Веселый Рыло выступил в роли миротворца:

– Без музыкантов не отпразднуешь победу, сеньор!

– Я хорошие песни знаю, а без ушей их не сыграть, – подобострастно проговорил другой Уаман.

– Хм!..

– Разрешите им уши поискать, сеньор!

– Ладно, присобачьте обратно.

– Вам разрешают присобачить уши! – закричал Рыло-миротворец. – У всех уши есть? – и, не дожидаясь ответа, приказал прочим Рылам: – Присобачивать универсальным клеем!

Народ захлопал в ладоши. Рыло поклонился и роздал клей. Смеркалось. То-то и худо: в сумерках Рыла клеили уши как придется. Более того, они шутили. Калисто Ампудии они приклеили одно большое, одно поменьше. Эркулано Валье достались огромные уши Освальдо Гусмана. Виктору де ла Росе оба уха приклеили с одной стороны. Гарабомбо получил четыре штуки. Сантос Хулка возмутился. Вместо своих аккуратных ушей он приобрел висячие мочки Аполонио Гусмана. Началась драка, в новых ушах застряли былые беседы. Мелесьо Куэльяр орал: «Сукин ты сын!», кидаясь на своего племянника Больярдо, – теперь он знал, кто продал его бычка Флорипондио! Общинник, владевший стадом в Испаке, кинулся на Моралеса: «Вот что ты делаешь, когда меня нет, козел!» Голос жены шептал в ушах что-то несусветное. Грегорио Корасма дал по морде двоюродному брату – уши поведали ему, что тот продал его лошадь за три тысячи, а ему отдал половину! Масимо Трухильо услышал гадостный голос зятя № 1: «Спасибо за предупреждение! Ждем новых сведений. На той неделе пришлю бычка. Тебе монеты или купюры?»

Скотокрад проснулся и крикнул:

– Среди нас предатель!

Он оделся в дорогу, оседлал Вельзевула и направился в Чулан. Ехал он все воскресенье. В Чипипате он сменил коня. К вечеру перед ним встала школа. В изгибах стен виднелись представители общины. В дверях спокойно высился Гарабомбо, и ветер загибал поля его шляпы. Скотокрад, тяжело дыша, спрыгнул на землю.

– Число назначили?

– Да.

– Подождите! Среди нас предатель!