Стал посреди площади Агапито Роблес, крикнул:

– Братья! Как-то раз я спросил у своего отца: «Скажи мне, батюшка, неужто всегда жили господа на нашей земле?» И отец отвечал так: «Сто лет мне, помню я, как господа стали владеть нашей землей. Тебя не было еще на свете; вся земля принадлежала Янакоче. Однажды человек из Уараутамбо построил дом на склоне Эскапаты. Альгвасилы наши стали бранить его: «Кто тебе разрешил строить дом на чужой земле? Ну-ка, пошли в Янакочу, там разберемся». Арестовали его и повели в Янакочу. А он успел крикнуть своим братьям. Те сообщили жителям. Уараутамбо. а жители Уараутамбо послали вестников по вершинам, сговорились и догнали их в Чийяне. Отбили арестованного. Наши вернулись избитые да израненные. Разгневались жители Янакочи. Глава общины приказал ударить в набат. Решили наказать жителей Уараутамбо. Послали в Уараутамбо гонца, чтобы они, дерзкие, готовились на следующий день к бою. На рассвете Янакоча выступила в поход. Двери всех домов Уараутамбо оказались запертыми. «Выходите на бой, трусы!» – кричали жители Янакочи. Гордые, въехали они на площадь. Но не трусы были жители Уараутамбо, а хитрецы. Когда все войско скопилось на площади, в один миг перекрыли они дороги к отступлению. И начали осыпать жителей Янакочи камнями. Одного убили. Жители Янакочи бежали, поджигая по пути вражеские дома. Вот тут-то и подвернулся Хулио Барда. Был он белый, из мелких арендаторов, наша община отдавала ему внаем клочок земли. От этого-то человека и пошли все наши беды. Решил он насолить членам Совета общины, взял да и донес в полицию о том, что случилось. Забрали их всех. Приговорили к семи годам каторги. Перепугались жители Янакочи, а Хулио Барде только того и надо. Захватил наши земли. От Барды и ведут род помещики, что владеют землей Уараутамбо.

Агапито пришпорил Победителя. Конь помчался вокруг площади. Люди стояли неподвижно. Снова вернулся Агапито на середину.

– Только завтра – конец поместью «Уараутамбо»!

Гул пошел по толпе.

– Завтра мы возьмем «Уараутамбо» штурмом. Силой, только силой можно добиться справедливости в нашей стране. В тюрьме Уануко встретился я с учителем Муэласом. Все там стулья плели, а он сидит да книжки читает. Вижу я – человек ученый, вот и спрашиваю как-то раз: «Много вы книжек прочли, учитель можете вы мне сказать, какая книжка больше всех вам запомнилась?». Подумал он и говорит: «Уголовный кодекс, Агапито». – «А почему, сеньор Муэлас?» – «А потому, что очень уж долгие годы тюрьмы там назначены таким мятежникам, как мы с тобой». Запомнил я его слова. А еще запомнил, как однажды член Совета Нинао рассказал нам, что община его собирается подавать в суд, Добиваться возврата своих земель. «Прежде чем в суд подавать, койку себе купи», – учитель Муэлас ему сказал. «Зачем, учитель?» – «Чтоб решения ожидать с удобствами, бестолковый ты человек». – «За что ж вы меня браните, учитель?» – «Ты разве не знаешь, черт тебя побери, в Перу ни один индеец ни разу еще не выиграл судебного дела. И не думай, что я, жалкий бедняк, сам такое сочинил. В книге про это написано, знаменитый адвокат писал, а книга здоровенная, больше твоей деревянной башки. Неужто ты надеешься добиться справедливости у судей, умолить их?» Запомнил я и эти слова. Мы – хозяева, нечего нам их упрашивать, мы должны силой взять обратно то, что нам принадлежит. Слушайте меня, члены общины! Завтра – конец походу, который начали наши прадеды двести пятьдесят семь лет тому назад. Слушайте меня, жители Янакочи! Как пойдет по свету весть, что взято великое поместье «Уараутамбо», наши братья поднимутся и начнут по всему Паско силой забирать обратно свою землю. И разгорится тогда война пожаром по всей провинции. Да будет так! Завтра падет «Уараутамбо»! Кому суждено погибнуть, да погибнет! Готовы ли вы отдать свою жизнь?

Загремела в ответ толпа.

– Многих ожидает смерть. Но мы не заплачем. Пусть завтра погибнут моя жена и мои дети, я не заплачу. Мы знаем, за что идем на смерть. Знаем?

– Знаем!

– Будем плакать?

– Не будем!

Агапито еще раз, теперь медленно, объезжает площадь.

– Если нам суждено умереть, давайте простимся, как братья. В нашей общине есть люди, которые ненавидят друг друга. Пусть помирятся, мы должны умереть с чистой душой.

Агапито остановил коня перед Ильдефонсо.

– Дедикасьон Ильдефонсо, ты в ссоре с Хулианом Минайей.

– Он снял урожай с моей полосы.

– Это моя полоса! Посредник Магно Валье решил, что я прав.

– Ты ему несколько сыров подарил.

– Прости его, Дедикасьон, – вмешался Агапито Роблес.

Ильдефонсо опустил голову, шагнул вперед. Лицо его было серьезно. Он обнял Минайю. Тот припал к его груди, разрыдался.

– Прощаю тебя.

– Гуадалупе враждуют с Романами. Подойдите!

Как-то давно случилась в селении драка. Дело разбиралось в суде, один из членов семьи Роман выступил свидетелем, и кто-то из семьи Гуадалупе попал в тюрьму на девять месяцев. С той поры Гуадалупе и Романы ненавидят друг друга. Потом маленький сын Романа придумал игру – каждый вечер забрасывал он камни на крышу соседского дома. Чуть было ножами не порезались. Выступили вперед Роман и Гуадалупе, оба мрачные.

– Не сержусь я, – пробормотал Иларио Роман.

– Благослови тебя бог, батюшка, – отвечал Гуадалупе.

Агапито Роблес приблизился к Рекисам.

– Никасио Рекис, ты проклинал семью Эррера, желал им болезни и смерти.

– Они обвинили меня в скотокрадстве.

– Не умирать же с ненавистью в душе.

Обнялись Эрреры и Рекисы. Мальпика подошли вдруг к Валье. Покойный Хакобо Мальпика судился с Валье из-за участка Укупайяку. Так и умер, не дождавшись решения суда. Дети его судиться не стали, но зло не забыли. И вот теперь все прошло, смылось навек.

Долго еще мирил врагов Агапито Роблес, Жители Янакочи сами удивились, сколько у них семей враждует между собой. Но никто не упорствовал, один только Эрмитаньо ушел с площади – не захотел мириться с Иполито Комитет назначил командиров. Оба квартала Янакочи выступят в поход.

Отрядом квартала Раби командуют Теодоро Чакон, брат Совы. Блас Валье и Эркулано Криспин; кварталом Тамбо – Эстефания Моралес, Хулио Карвахаль и Дамасо Уаман.

Эстефания Моралес, маленькая, пылкая, шестидесяти лет ей никто бы не дал. Ненавидит Эстефания господ, горячо ненавидит, но совсем по-другому, чем, например, Теодоро Чакон – этот полон горечи, скорби, а Эстефания всегда смеется, издевается над помещиками. Даже полицейские побаиваются острого ее язычка. Эстефания Моралес отдает приказания, весело поругивает своих помощников Хулио Карвахаля и Дамасо Уамана.

– У всех хуторов и кварталов есть командиры, – сказал Сиприано Гуадалупе. – Остается только выбрать командующего пехотой и командующего кавалерией.

– Кто будет командовать кавалерией?

– Лисица! – крикнул Ригоберто Иполито.

– Лисица! Лисица! Лисица!

Все глядели на Примитиво Родригеса по прозвищу Лисица. Не зря прозвали его так. Маленькие глазки, длинный нос, да и повадка вся хитрая, лисья. Выступил вперед Лисица. Синий комбинезон на нем, кожаная истертая, когда-то коричневая куртка.

– Примитиво Родригес, – сказал Агапито Роблес, – ты человек храбрый и опытный. Ты был командиром в армии. В казарме научили тебя военному искусству. Сможешь ты взять «Уараутамбо», не потеряв ни одного человека?

– Нет.

Изумленные, обступили земляки Лисицу.

– Есть люди более подходящие и молодые. Вот Акилес Берроспи, вот Федерико Фалькон – бывшие сержанты. Берроспи всего два года назад вернулся из армии. Я же – двенадцать лет назад. Поискано Чаморро тоже бывший сержант. Он отличный стрелок.

– Ты сильней, здоровее телом, – сказал с достоинством Берроспи. – Соглашайся.

– Не могу.

Двенадцати лет Лисица ушел из дому. В «Сокровищах учения» увидел он фотографии Лимы и словно обезумел, так пленили его площади, улицы, памятники и дома столицы, где мало кто бывал из его земляков. Он решил бежать. Ночью отпер баул, в котором родители хранили письма Сиркунсисьона Рекиса, бывшего жителя Янакочи, уехавшего в Лиму. Прочел на конвертах адрес. Набил сумку жареной кукурузой, положил туда же смену белья, купил билет за десять солей и отправился в Серро-де-Паско, где жила его тетка Дионисия Валье. Увидев мальчика, тетка изумилась.

– Как это ты оказался в городе один-одинешенек?

– Наш конь подрался с кобылой и упал в Чаучак. Папа хотел меня выпороть за это. Я испугался и убежал.

– Что же ты думаешь делать?

– Хочу поискать работу в Лиме. Если вы мне немножко поможете.

– Я могу дать тебе десять солей.

Как раз десять солей стоил билет до Лимы. Наутро мальчик сел в поезд. Какая-то женщина из Хаухи пожалела бесприютного ребенка.

– Ты куда едешь? – спросила она.

– К брату, – снова соврал Примитиво.

В Лиме, на вокзале, он растерялся. Женщина снова подошла к нему:

– Чем бродить без толку по улицам, идем-ка ко мне.

Она устроила Примитиво в дом адвоката в квартале Хесус Мария. Обязанностью его было мыть окна и полы. Выходить на улицу не разрешалось. Через месяц его послали за покупками, и он решил не возвращаться. Он шел по улицам, сам не зная куда, шел и шел. Наконец оказался на Марсовом поле. Он узнал памятник Хорхе Чавеса, который видел в «Сокровищах учения». Подошел к сторожу.

– Будьте добры, скажите, пожалуйста, как найти район Либертад?

Он показал сторожу захваченный из дому конверт с адресом Сиркунсисьона Рекиса.

– Садись в этот автобус. Сойдешь у Каменного моста.

Сторож поглядел на него.

– Деньги-то на билет есть?

– Совсем нету.

Сторож дал ему десять сентаво, посадил в автобус я сказал шоферу:

– Этого мальчишку высади у Каменного моста.

Он пришел к Сиркунсисьону Рекису.

– Ты кто такой?

– Вирхинии Валье сын.

– Моей, крестной?

– Да, дядя.

– Я рад, что ты удрал из дому, человеком, значит, стать хочешь. Только здесь, в Лиме, чтобы жить, надо много работать.

Примитиво начал работать, и кем только он не был – мойщиком посуды, слугой, продавцом мороженого, чистильщиком ботинок, маклером, пастухом в поместье Ньяньи, сторожем на пляже в Агуа-Дульсе и, наконец, солдатом. Он служил в воинских частях, которые пополнялись курсантами Военной школы. Дослужился до сержанта. В течение пятнадцати лет на родине не знали о нем ничего. В 1950 году он заболел воспалением легких. «Сырость опасна для ваших легких. Возвращайтесь-ка домой». – посоветовал ему врач. И Примитиво вернулся в Серро. Завербовался на рудник компании «Серро-де-Паско корпорейшн». Жизнь научила его всяким хитростям. «Вот уж Лисица, настоящая Лисица», – говорили инженеры. Жители Янакочи узнали, что на рудниках Серро-де-Паско работает их земляк, до того ловкий человек, что даже гринго прозвали его Лисицей. «Такой-то нам и нужен», – решил Агапито Роблес.

Константине Лукас отправился в Серро, понес письмо от выборного:

Сеньор Примитиво Родригес! Податель письма расскажет Вам о деле, которое я.подготовляю. Нам известно, что Вы повидали свет и владеете многими как мирными, так и военными профессиями. Вы нужны нам. Вспомните землю, на которой Вы родились.

– Что такое готовится в Янакоче, дон Константино?

– Хотим занять земли поместья «Уараутамбо».

– Это дело не под силу простым смертным, дон Константино.

– «А мы сумеем», – говорит наш выборный Агапито Роблес.

– А я вам зачем?

– Для нашего дела нужны лучшие люди селения, храбрые, опытные. Агапито Роблес надеется, что вы поможете. Вы – человек смелый, вы понесете знамя общины в тот день, когда начнется штурм. Многие хотели бы удостоиться такой честя, но выборный всегда говорит: «Это предоставим Лисице.

– Значит, он уверен, что я вернусь в селение?

– «Если Лисица спросит, уверен ли я, что он вернется в селение, скажи – нет. Но зато уверен, что если уж он вернется то выполнит свой долг до конца».

Лисица дерзко смотрит на членов Комитета.

– Не принимаю командования! Есть в общине более подходящие люди.

– Ты в армии служил.

– Не один я. Не меньше пятидесяти отставных солдат у нас, десять капралов, пять сержантов.

– Ты самый храбрый, – сказал отставной сержант Фалькон. – Соглашайся! Имя того, кто первым войдет в Уараутамбо, навеки останется в памяти людей. Правнуки твоих внуков будут говорить: «Мой предок Лисица первым вступил на возвращенную землю».

Горячо желал Лисица удостоиться такой чести, а все же колебался.

– Ну, согласен ты или нет? – спросил Агапито Роблес.

– Согласен.

В толпе раздались одобрительные возгласы.

– Будешь командовать конницей. Командующим пехотой предлагаю избрать Исаака Карвахаля. Когда-то он проявил слабость, и община заклеймила его, прозвала «желтяком», но он сумел доказать, что мы ошибались. Он честно выполнял все поручения общины. И он тоже – бывший солдат. Пусть поведет наши пешие отряды. Ты согласен?

– Согласен, – отвечал Карвахаль и сглотнул подступивший к горлу комок.

– Если струсишь, правнуки твоих внуков во всю свою жизнь не посмеют поднять головы от стыда.

– Я не струшу.

– Примитиво Родригес, Лисица, назначается командующим конницей. Исаак Карвахаль назначается командующим пехотой. С этой минуты оба они властны в жизни и смерти каждого члена общины. Да будет так!

Выступили вперед – гордый, высокий Родригес и сгорбленный, хмурый Карвахаль. Лисица смотрел все так же вызывающе.

– Жители Янакочи! Вы избрали меня своим вождем. Знайте – со мной шутки плохи. Выступаем в двенадцать часов ночи: Хахайльяс! Делитесь на отряды по тридцать человек в каждом. Я – впереди с двадцатью всадниками. Дальше – Хорхе Ортис еще с двадцатью, за ним – Нисефоро Руэда еще с двадцатью. Держать расстояние в пятьдесят метров. Остальные – за нами. Я – впереди. – Лисица захохотал. – В случае опасности даю сигнал фонарем. Три вспышки подряд – опасность. Все врассыпную, ложись. В случае перестрелки отставные солдаты – бегом на свет фонаря. Ну, их-то учить нечего. – Он снова засмеялся. – Фонарь будет показывать также, когда остановиться, когда снова трогаться в путь. Один длинный сигнал и два коротких – в путь, два длинных – привал. К рассвету будем на месте.

– Правильно, – сказал Агапито Роблес. – Община двинется по трем дорогам: через Качапунко, через Пунуайпунту и через Чагамачай. Впереди пойдет сам святой Иоанн, покровитель Янакочи. Шесть мантий у нашего святого. Пусть наденет все шесть.

– Будет выполнено, – отвечал Лисица. И в третий раз послышался его хохот. – Эй, вы, разбойники, бандиты, ко мне!

Из-под навеса вышли Рябой – человек с изуродованным оспой лицом; хромой, слабый, но быстрый и ловкий Сехисмундо Эренья и Хулка, прозванный Святошей за то, что вечно молился, притворялся очень уж набожным.

Лисица снова захохотал.

– Это я позвал их. Год тому назад выгнали их из общины за всякие безобразия. Запретили жить на территории общины. А я их позвал.

– Здесь я, – сказал Рябой с достоинством.

– Нам не до шуток. Завтра мы все, быть может, умрем. Общине нужны сейчас все ее сыновья, даже и. те, что пошли по дурной дорожке. Вы – люди ловкие. Оружие у вас есть?

– Есть, – отвечал Рябой.

– Сколько?

– Дюжина.

– Согласны идти с нами?

– Согласны.

И снова загремел хохот Лисицы. Казалось, издевался Лисица и над скотокрадами, и над тревогой, владевшей всеми сердцами, и над чернотой ночи.

– Нам не до шуток! Дозорное охранение поручается отставному сержанту Федерико Фалькону. В случае опасности он нас предупредит. Отправляйтесь спокойно в путь. Фалькон расставит дозорных на вершинах и в пещерах. Поставь также часовых в пещере Янаруми. В случае чего они разожгут костер. Огонь будет виден из пещеры Вискамачай, а костер пещеры Вискамачай виден из пещеры Юрахирка, а огонь в Юрахирке виден из Крусхирки. Даже если дождь пойдет, можно будет разглядеть. А теперь – по домам, готовьте еду в поход. В двенадцать колокол призовет вас. Кто опоздает – заплатит штраф.

Люди начали расходиться. В эту минуту появился со стороны Сан-Педро всадник. Вежливо поздоровался, соскочил с лошади, юный, безбородый, крикнул:

– Мир храбрым крестьянам общины Янакоча!

И тут все узнали Симеона Барду, сына Себастьяна Барды, брата Пепиты Барда де Монтенегро.

– Дороги перекрыты. Как ты проехал? – спросил Лисица.

– Поднялся на Рунтупуйо.

– Разве дорога на Рунтупуйо свободна?

– Свободна, сеньор.

– Что тебе надо, чертов сын? – яростно крикнула Эстефания Моралес.

– Приветствую непобедимую общину Янакочи.

Юноша поклонился. Эстефания Моралес растерялась. Она не ожидала такой любезности.

– Мой отец, Себастьян Барда, приказал кланяться общине Янакочи. Он знает, что на рассвете вы возьмете «Уараутамбо». Никому не остановить могущественную общину. Отец просит, чтобы не трогали его овец. Он тоже бедный. Досталось ему от сестры. Вы сами знаете. Судья Монтенегро вконец его разорил. А ведь настоящий хозяин-то – мой отец. Даже воду брать из реки Уараутамбо, когда она текла, и то ему не давали. От имени отца моего Себастьяна Барды прошу: пощадите наших овец.

– Откуда твой отец знает, что завтра мы идем отвоевывать свою землю?

– Да уж знает.

– Он может предать нас.

– Мы – не предатели. Я пришел к вам с просьбой. Мой отец никогда никого не притеснял. Оставьте ему немного земли и овец.

– Это правда, – подтвердил Фелисио де ла Вега, – его отец никого не обижает.

– Не может, вот и не обижает! – крикнула Эстефания Моралес. – Белые – они добрые, когда силы нет злыми быть.

– Пусть выборный решает, Эстефания. Что скажешь, Агапито?

– Правда, его отец никого не трогает. Оставим ему овец, он заслужил, – решил Агапито.

– Благодарю щедрую общину Янакочи.

Молодой Барда опять поклонился, махнул рукой и исчез.

– Откуда Себастьян Барда знает, что мы идем завтра на «Уараутамбо»? Кто-нибудь проболтался?

– Если кто-то предал, в поместье нас ожидает полиция, – сказал Лисица.

– Предали, конечно. Субпрефект Валерио знает, что мы собираемся завтра штурмовать «Уараутамбо», и другие тоже, Притаились – хотят захватить нас в поместье и перестрелять всех, – сказал Исаак Карвахаль.

– Вот почему Магно Валье так обнаглел.

Вспомнили они, как ухмылялся кум судьи Магно Валье, когда услышал, что по распоряжению Совета общины ему запрещено выходить из дому.

– Будь что будет, отступать уже поздно, – сказал Агапито Роблес. – Приготовить знамена!