Ты просыпаешься в коконообразной штуковине как в «Матрице». Перед тобой стоит женщина, она в белом халате и с планшетом в руках.
— Привет, — говорит она. — Это настоящий мир. Раньше ты жил здесь. Мы стёрли твою память и поместили тебя в симулятор как в «Матрице». Это часть громадного эксперимента.
— Что?! — восклицаешь ты. — Вся моя жизнь это ложь? Как вы могли держать меня в каком-то «эксперименте», на участие в котором я даже не соглашался?
— Вообще-то, — говорит женщина, — cоглашался за несколько дополнительных баллов по семестровому курсу психологии, — она передаёт планшет. На нём лежит бумага с согласием, написанная твоим почерком.
Ты робко смотришь на неё.
— А в чём заключался эксперимент?
— Знаешь, что такое «семья»? — спрашивает женщина.
— Конечно.
— Ага, — говорит она, — они не взаправду. Подумай сам, это же не имеет никакого смысла. Почему кто-то должен заботиться о своих генетических братьях, дядях и ком бы то ни было ещё сильнее, чем о друзьях или людей, которые искренне ближе к тебе? Это как расизм, только хуже. По крайней мере, расисты идентифицируют себя с группой из миллионов людей, а не пары десятков. С чего бы родители воспитывали детей, которых они могли даже не любить, которые могли получиться случайно? С чего бы люди из стыда прикладывали титанические усилия, чтобы узнавать о самочувствие дальних родственников, которых бы с радостью полностью забыли?
— Эм, я не в настроении философствовать. Семьи существовали всегда и никуда не денутся, о чём спорить?
— На самом деле, — говорит женщина, — в настоящем мире никто не объединяется в семьи. У нас нет такой вещи. Детей забирают при рождении от родителей и отдают другим людям с контрактом воспитывать их в обмен на фиксированный процент от их будущих заработков.
— Это чудовищно! Как такое произошло? Были ли протесты?
— Так всегда было. Семьи никогда не существовали. Послушай. Ты был участником исследования, почти как в . Нашей целью было узнать, будут ли люди, воспитанные в обществе, где все придерживаются мнения X и всё крутится вокруг X, способны хотя бы критически взглянуть на X или заметить, что X — это глупо. Мы попытались придумать самое идиотское возможное убеждение, в которое в реальном мире никто никогда не верил и даже не рассматривал всерьёз, чтобы убедиться, что мы изолировали эффект конформности и не столкнулись с какой-то действительно обоснованной точкой зрения. Так мы пришли к идее «семей». В нашем мире есть расисты, мы не идеальны. Но насколько я знаю, никто никогда не утверждал, что следует выделять дополнительные ресурсы людям, генетически близким именно к тебе. Это как сведение к абсурду расизма. Так что мы попросили знакомого аспиранта смоделировать мир, где эта идея бы воспринималась как статус кво, и поместили в симуляцию двадцать студентов, чтобы посмотреть будут ли они сомневаться в посылке или примут её как данность.
— Конечно, мы не будем сомневаться в посылке, ведь она…
— Не хочу перебивать, но я подумала, тебе следует знать, что каждый из остальных девятнадцати подопытных по достижении возраста, когда мозг, куда они были записаны, становился способным к абстрактному мышлению, мгновенно определил, что социальная конструкция семьи не имеет никакого смысла. Одна из них на самом деле вывела, что находится в психологическом эксперименте, потому что не было ни одного другого объяснения, почему все поддерживают столь безумную идею. Остальные восемнадцать просто решили, что иногда объективно несправедливые идеи просто ложатся на общественное сознание, как было на американском юге до гражданской войны. Южане думали, что рабство абсолютно естественно и только немногие аболиционисты могли противиться общественному укладу. Наш эксперимент по конформности провалился. Ты единственный, кто купился на наш трюк целиком и полностью.
— Как так случилось, что я единственный?
— Мы не знаем. Результаты тестов показывают, что ты обладаешь интеллектом слегка выше среднего, так что это явно не глупость. Но мы провели участников через тест личности и для тебя он показал очень высокую экстраверсию. Мы укажем в заключении нашей работы, что выраженные экстраверты принимают групповой консенсус без размышлений и могут поверить во всё, даже во что-то столь бестолковое как «семья».
— Ну… когда вы это говорите так, это действительно звучит глупо. То есть, мои родители действительно никогда не относились ко мне особенно хорошо, но я продолжал их любить даже больше людей, которые обходились со мной искренне лучше… боже, я даже подарил матери кружку с надписью «Лучшая в мире мама» на день Матери. Это даже не имеет смысла! Я… но как же эволюционное объяснение? Разве эволюция не вкладывает в нас генетический императив любить и поддерживать семью, заслуживают они этого или нет?
— Знаешь, эволюционную психологию можно подогнать под любую историю. Ты умный, тебе не следовало относиться к таким объяснениям всерьёз.
— Но тогда как работала эволюция? Как воспроизводились животные до изобретения экономических моделей? Где они…
— Знаешь что? Давай подключим тебя к ремнемонайзеру, чтобы вернуть твои настоящие воспоминания. Это ответит на большинство твоих вопросов.
Парящая неподалёку машина засияла фиолетовым. «Это не больно…»
> точка разрыва <
Ты просыпаешься в коконообразной штуковине как в «Матрице». Перед тобой стоит женщина, она в белом халате и с планшетом в руках.
— Привет, — говорит она. — Не существует никакой виртуальной реальности. Я загипнотизировала тебя забыть все воспоминания последнего дня, чтобы хорошенько запутать. После чего поместила в этот старый купленный на eBay кусок реквизита из «Матрицы» и загрузила тебя этой историей.
— Что? — восклицаешь ты. — Вы не можете просто так гипнотизировать людей и лгать им без всякого на то согласия!
— Вообще-то, — говорит женщина, — ты действительно cоглашался за несколько дополнительных баллов по семестровому курсу психологии, — она передаёт планшет. На нём лежит бумага с согласием, написанная твоим почерком. — Эта часть была правдой.
Ты робко на неё смотришь.
— Зачем вы это сделали?
— Ну, — говорит женщина, — знаешь эксперимент Аша о конформности? Мне было интересно, сумею ли я заставить человека отбросить какое-нибудь базовое убеждение, всего лишь сказав, что остальные люди считают по-другому. Но я не могла придумать ни одного способа сделать это. В конце концов, часть фундаментального убеждения и есть, что ты знаешь, что все остальные люди тоже верят в него. Не было других вариантов убедить подопытных, что весь остальной миры был против чего-то столь очевидного как «семьи», ведь они уже знали как выглядит остальной мир.
— Так что я придумала историю с «виртуальной реальностью». Я подумала, что могу убедить участников, что настоящий мир — это ложь, и на самом деле существует «сверхнастоящий» мир, в котором все знают, что семьи это глупо, что эту идею даже не принято рассматривать. Я хотела узнать, как много подопытных отрекутся от чего-то, во что они верили всю жизнь, просто потому что «никто так не думает».
— Ага. — говоришь ты. — Интересно. Таким образом, даже наши самые дорогие сердцу убеждения более хрупки, чем мы думаем.
— Не совсем. — отвечает женщина. — Из двадцати подопытных, ты был единственным, кто высказал хоть какие-то сомнения или испытал какие-то противосемейные чувства.
— Чёрт, — говоришь ты. — Теперь я чувствую себя как идиот. Что если моя мать об этом узнает? Она подумает, что это её вина или что-нибудь такое. Боже, она подумает, что я её не люблю. Люди будут говорить об этом до конца жизни.
— Не волнуйся. Мы анонимизируем конечные данные. В любом случае, давай вернём тебе воспоминания, чтобы ты мог идти по своим делам.
— Вы можете восстановить мои воспоминания?
— Конечно. Мы загипнотизировали тебя, чтобы ты забыл события последнего дня, пока не услышишь ключевое слово. И это ключевое слово…
> точка разрыва <
Ты просыпаешься в коконообразной штуковине как в «Матрице». Перед тобой стоит женщина, она в белом халате и с планшетом в руках.
— Привет! — говорит она. — Гипноз — псевдонаука и не работает. Всё это время ты находился в виртуальной реальности.
— Чё, — говоришь ты.
— В смысле, что я сказала в начале, было правдой. Все твои воспоминания о жизни с родителями и всё такое — фальшивка из виртуального мира, как в «Матрице». Концепция «семьи» — действительно абсолютная чушь, и никто в настоящем мире её не поддерживает. Всё, что ты услышал в первый раз, было правдой, а ерунда про гипноз и купленную на eBay капсулу из «Матрицы» — ложью.
— Но… зачем?
— Мы хотели посмотреть, насколько сильно покажет себя твоя конформность. Ты наш испытуемый номер один, единственный, на котором мы смогли наблюдать этот эффект. Мы так и не поняли, почему он проявил себя: то ли ты очень легко поддаёшься внушению, то ли просто никогда всерьёз не рассматривал идею, что «семья» — это безумие. Так что мы решили попробовать что-то вроде… перекрёстного теста, если так можно выразиться. Мы выгрузили тебя из симуляции и рассказали об эксперименте. После того, как мы объяснили, как на самом деле выглядит мир, дали тебе все ментальные инструменты для отбрасывания «семейной» гипотезы, даже вытянули из тебя, что наша идея верна, мы захотели посмотреть, что будет, если отправить тебя обратно. Будешь ли ты отстаивать приобретённое знание и храбро бороться с предрассудками общества? Или сменишь сторону ещё раз и будешь жить, будто семьи имеют смысл, в про-семейном окружении?
— И я выбрал второй вариант.
— Да. Как психолог, я должна оставаться нейтральной и никого не осуждать. Но согласись, это довольно тупо.
— Есть ли в вашем мире комитет по экспериментальной этике, с которым я могу пообщаться?
— Извини. Экспериментальная этика — ещё одна из очевидно идиотских концепций, которые мы установили в симуляцию, чтобы посмотреть, заметите ли вы. Серьёзно, верить, что прогресс науки должен сдерживаться предрассудками ханжествующих дураков? Это почти так же глупо, как думать, что у тебя была… как она называлась… «сестра».
— Хорошо. Я понимаю, что немного переборщил с помощью сестре, но экспериментальная этика кажется довольно важной. Например, что случится со мной сейчас?
— Ничего особенного. Данные анонимизируются. Мы сохраним всё в тайне, восстановим твои воспоминания и ты можешь жить, как жил.
— Эм, учитывая последние события, я… не особенно уверен, что хочу, чтобы мои воспоминания восстанавливали, — ты смотришь на ремнемонайзер, парящий над тобой. — Почему бы мне просто не…
Женщина щурит глаза. — Извини. Я не могу тебе этого позволить.
Машина снова начинает сиять.
> точка разрыва <
Ты просыпаешься в коконообразной штуковине как в «Матрице». Перед тобой стоит женщина, она в белом халате и с планшетом в руках.
По твоим подсчётам это происходило уже триста сорок шесть раз.
По всей видимости, есть всего два разных сценария. В одном женщина говорит, что семьи существуют и всегда существовали. Говорит, что использовала гипноз, чтобы заставить тебя поверить в альтернативу, в мир с другой женщиной. Она спрашивает, что ты чувствуешь по отношению к семьям, и ты отвечаешь.
Иногда она отпускает тебя. Ты идёшь домой к матери и отцу, проводишь немного времени с сестрой. Иногда говоришь им, что произошло. Иногда нет. Ты ценишь время с ними, но также сверханализируешь всё, что делаешь. Почему именно ты ценишь время с ними? Отец, который ходит в бар каждый день и который изменял жене больше раз, чем ты можешь сосчитать. Мама, которая никогда не была на твоей стороне, когда ты больше всего в ней нуждался. Сестра, которая хорошо к тебе относилась, но не лучше, чем миллионы других людей относились бы в её позиции. Они настоящая твоя семья? Или всего лишь отражение чего-то идиотского, невозможного, несуществующего?
Это не особо имеет значение. Иногда ты проводишь с ними день. Иногда десять. Но всегда в течение месяца ты просыпаешься в коконообразной штуковине как в «Матрице».
Во втором сценарии развития событий, женщина говорит, что семьи не существуют, и их никогда не было. Говорит, что использовала виртуальную реальность, чтобы заставить тебя поверить в альтернативу, в мир с другой женщиной. Она спрашивает, что ты чувствуешь по отношению к семьям, и ты отвечаешь.
Иногда она отпускает тебя. Ты идёшь в строение, сделанное из биопластика, где живёшь с тщательно подобранным набором друзей и романтических партнёров. Они заверяют тебя, что все остальные живут так же. Иногда старый и состоятельно выглядящий человек звонит тебе на видеофон. Он напоминает, что инвестировал в твоё воспитание немало денег, и если есть ещё какой-то способ помочь тебе увеличить будущий заработный потенциал, можешь дать ему знать. Иногда ты говоришь с ним. Он использует странные выражения и изредка даёт советы по ведению бизнеса.
Это не особо имеет значение. Иногда ты проводишь день в доме из биопластика. Иногда десять. Но всегда в течение месяца ты просыпаешься в коконообразной штуковине как в «Матрице».
— Послушай, — говоришь ты женщине, — я устал от этого. Я знаю, что вы не связаны никаким комитетом по экспериментальной этике. Но пожалуйста, ради бога, пощадите меня.
— Бога? — спрашивает она. — Что означает это слово? Я никогда не… а, точно, мы использовали это в прототипе нашей симуляции. Мы подумали, что «семья» это лучшая идея для теста, но Тодд, должно быть, забыл обнулить симулятор.
— Было уже триста сорок шесть циклов. Наверняка ничего нового вы от меня не узнаете.
— Мне об этом судить. Теперь скажи мне, что ты думаешь о семьях.
Ты отказываешься. Она вздыхает. Ремнемонайзер над тобой начинает светиться фиолетовым.
> точка разрыва <
Ты просыпаешься в коконообразной штуковине как в «Матрице». Перед тобой стоит фиолетовое существо с щупальцами, оно в белом халате и с планшетом в руках.
— Привет, — говорит оно. — Людей не существует.
Ты отказываешь ему в удивлении.
— Есть только мы, 18-ткенна-дганна-07.
— Хорошо, — говоришь ты. — Я хочу ответов.
— Разумеется. Мы хотели найти оптимальный уклад общества.
— И?
— И я пока не могу сказать, реальны ли семьи или нет по причинам, которые сейчас станут понятны, но сама идея как минимум достаточно интересна, чтобы быть включённой в пространство гипотез, достойных исследования. Но мы не доверяем себе в этом. Это всё старая проблема конформности Эша. Если у нас есть семьи, то философы, занимающиеся оценкой общественной структуры последуют традиции и решат, что семьи нужны. Если нет, то решат, что нам и не стоит их заводить. Так что мы придумали процедуру, которая бы создала существо, лишённое искажения конформности и способное справедливо оценить вопрос семей.
— И это то, что произошло со мной.
— Да. Только подвергнув тебя полному погружению в дилемму, не позволяя тебе положиться на решения других, мы могли быть уверенны в твоём вердикте. Только позволив тебе ощутить, насколько очевидно нужны семьи, когда ты «знаешь», что они нужны, и как очевидно бесполезны семьи, когда ты «знаешь», что они бесполезны, могли мы ожидать, что ты приобретёшь мудрость с обеих сторон проблемы.
— Я понимаю, — и ты действительно понимаешь.
— Тогда, о, Очищенный, — спрашивает пришелец, — скажи же нам своё решение.
— Ну, если честно, мне кажется, что обе стороны имеют примерно одинаковое количество плюсов и минусов.
— Бля, — говорит 18-ткенна-дганна-07.