Ферма в Нижнем Хейуорте, Оксфордшир, Великобритания

Июнь 2007 года

На экране стоящего перед Стеллой ноутбука осталось две строки до конца страницы.

«3 июля 1586 года, от Паоло ван Риита, купца: три корабля лубяного волокна «сизаль» для производства веревок и один корабль готовых веревок: бриллианты стоимостью £100 (сто фунтов).

3 июля 1586 года, также от Минхеера ван Риита, один меч для мужчины-левши, выполненный с большим искусством братьями Галуччи из Турина, Италия, стоимостью £5, подарок».

Расшифровка дневников стала страстью Стеллы и доставляла ей радость. Она брала две строки и вызывала на монитор их изображение, нажимала на клавиши, чтобы сформировались символы, а потом откидывалась на спинку кресла, дожидаясь, когда техномагия сделает свое дело.

Она находилась в кабинете Урсулы Уокер с дубовыми балками под потолком и известковой побелкой. Два двустворчатых окна, расположенных в задней части кабинета, выходили в сад, где ничего не менялось со времен средневековья.

Сама Урсула работала снаружи под яблоневыми деревьями. Стелла видела ее ноги, торчащие из травы. На лугах вокруг царила тишина, коричневые участки земли, на которых стояли палатки, уже почти заросли травой.

Со стороны кухни послышались неуверенные шаги. Стелла продолжала смотреть на экран.

— Кофе? — спросил Кит.

— Спасибо. — Она не взглянула на него. — Который час?

— Половина шестого. Ты работаешь уже одиннадцать часов. Тебе нужно сделать перерыв.

— Скоро. Я уже почти закончила.

— Звонил Гордон, — сказал Кит. — Он сделал анализ. Камень определенно из Лох-Роуг, это в Шотландии.

— Я знаю. Спасибо тебе. Как идет перевод?

— Медленно.

Кит раскачивался на костылях. С тех пор как они перебрались сюда, он старался избегать инвалидного кресла. Он стал лучше ходить, но все равно передвигался с трудом. Он все еще нуждался в помощи Стеллы, чтобы одеться или раздеться, и с каждым разом проявлял все меньше терпения.

Сейчас он прислонился спиной к стене, чтобы не потерять равновесия.

— Седрик Оуэн находится в землях майя и пьет дым в джунглях вместе с женщиной-ягуаром. Я думаю, что мы забыли о том, каким непостижимым может быть елизаветинский почерк даже при том условии, что он не искажен древними символами майя. Урсула призвала на помощь Мередита Лоуренса.

— Я знаю, он зашел поздороваться, когда приехал.

— Конечно. Я забыл.

Они беседовали как незнакомые люди и ничего не могли с этим поделать. За четыре дня, что прошли с того момента, как Стелла попыталась исцелить Кита при помощи черепа, тонкая трещина между ними превратилась в непреодолимую пропасть. Они говорили друг с другом только в тех случаях, когда это было необходимо, да и то обменивались короткими отрывистыми предложениями, словно стесненные требованиями вежливости.

Но больше всего Стеллу поразило то, как быстро и легко они стали чужими. Она еще могла вспомнить, что любила Кита, но уже не понимала, как это произошло и почему она испытывала такие чувства. Холод в глазах Кита превратился в стальную стену, и он более не делал вид, что готов впустить Стеллу в свой внутренний мир.

А еще он больше не пытался скрывать свою ненависть к голубому черепу. Стелла достала его, когда появился Мередит, и Кит сразу вышел из кабинета. Теперь он даже не входил в кабинет, если Стелла не прятала череп в письменном столе.

Им было больше нечего сказать друг другу. Стелла нажала на клавишу, чтобы перевернуть следующую страницу, и начала рисовать линии, которые могла разглядеть только она. Услышав, как за Китом закрывается дверь, она испытала облегчение.

Мередит Лоуренс зашел к ней позднее, когда она находилась в середине очередного тома, и прислонился к подоконнику двустворчатого окна. Мередит снял галстук, закатал рукава рубашки и выглядел расслабленным.

— Вы можете прерваться? — спросил он.

— Только если у вас найдется веская причина.

— Боюсь, совсем не та, на которую вы рассчитываете, — с извиняющейся улыбкой сказал он. — Нет ни даты, ни времени. Однако появились кое-какие подсказки, которые могут направить нас в нужную сторону. Если вы согласны присоединиться к нам и выпить чаю со льдом, мы сможем показать, что нам удалось найти.

Сад был маленьким и неухоженным, на лужайке кто-то небрежно скосил траву, рядом росла съедобная зелень, чахлые ветки помидоров тянулись по веревкам, кое-как прикрепленным к стволам диких яблонь. Урсула работала на клетчатом одеяле под поздно зацветшими яблонями. Она разложила бумаги возле себя полукругом, прижав их мелкими камушками, чтобы не унес ветер.

Увидев приближающуюся Стеллу, она расчистила для нее место на одеяле.

— Извините, что у нас тут без особых удобств. Я разучилась работать за столом в землях северных оленей Кайкаама. Хотите стул?

— Одеяло меня вполне устроит. Я и так скоро приобрету форму стула.

Стелла вытянулась на красно-черном клетчатом одеяле, прикрыв ладонями глаза от яркого солнца. Кита поблизости не было, и Стелла вновь испытала облегчение.

Вскоре она почувствовала, что на нее упала тень Мередита, который принес чай. На солнце Стелла согрелась, и настроение у нее улучшилось. Продолжая прикрывать одной рукой глаза, она спросила:

— Что вам удалось отыскать? — В ее голосе оставались ирландские интонации; эта часть влияния Кита еще не исчезла.

— Собака и летучая мышь, — сказала Урсула. — Точнее, у нас есть пара повторяющихся символов, не имеющих прямого отношения к повествованию. Один изображает голову собаки, глядящей влево, а на другом летучая мышь, несущаяся на нас. В отдельности они могут означать множество вещей, от верности, охоты, снов до определенных членов классической династии майя, возглавляемой Двумя Ягуарами. А взятые вместе, они, вне всяких сомнений, Ок и Соц, часть даты в длинном счете лет.

Стелла убрала руку от глаз.

— А как это будет на английском?

Теперь Мередит находился в поле ее зрения. Он развел руки в стороны.

— Если бы я знал, пришел бы к вам в куда более веселом настроении.

— Без чисел символы теряют смысл. — Голос Урсулы парил под жарким полуденным солнцем. — С тем же успехом можно сказать, что сегодня вторник июня. Если я не уточню, что речь идет о вторнике девятнадцатого июня две тысячи седьмого года, нам это ничего не даст.

— Так проблема именно в этом?

— Пока да. Мы над ней работаем.

— Замечательно. — Стелла перекатилась на живот. — Четыре дня работы ради вторника в июне! Почему Оуэн не сообщил нам дату прямо в тексте?

— Он не знал, каким календарем воспользоваться, — ответил Мередит, а когда Стелла вопросительно на него посмотрела, добавил: — Оуэн пережил настоящий хаос, возникший при переходе с юлианского календаря на григорианский; в этот период некоторые — но не все — католические страны Европы вычеркнули девять дней в своих календарях, а в протестантских странах, в том числе и в Англии, приняли решение проигнорировать решение католического Папы. Половина Европы запуталась, и никто не мог предсказать, какой календарь будут использовать пять веков спустя — или вообще перейдут на какой-нибудь третий? У него не оставалось выбора, и Оуэн использовал единственную систему, которая, как он знал, верна.

— Календарь майя имеет точность до одной семидесятитысячной доли секунды на протяжении полумиллиона лет как назад, так и вперед, поэтому он придерживался именно его, — объяснила Стелла.

Дейви Лоу говорил ей об этом. Ее слова произвели большое впечатление на Урсулу и Мередита. Она даже несколько мгновений позволила себе насладиться своим маленьким триумфом.

— Ну и что же мы будем делать дальше? — спросила Стелла, когда тишина затянулась.

— Попытаемся мыслить как Оуэн.

Урсула протянула руку к стопке бумаг и разложила их на траве веером. Парные символы встречались на каждой странице и были выделены желтым.

— Взглянем на нашу проблему логически. Если мы предположим, что Оуэн знал дату, время и место, куда следует отнести живой камень, у него возникла практически неразрешимая задача передачи этой информации в неизмененном виде нам, миновав Уолсингема или любого другого, кто захотел бы уничтожить череп или использовать его в своих собственных целях. И Оуэн поступил так, как считал правильным.

— В такой ситуации самый очевидный способ состоял в том, чтобы разбить информацию на фрагменты и спрятать каждую часть в разных местах, — сказал Мередит. — Во всяком случае, так бы поступил я на месте Оуэна. И мы снова обращаемся к найденному в пещере медальону, на оборотной стороне которого изображены Весы.

— Вы о нем?

Стелла сняла медальон и протянула Мередиту.

Урсула склонилась над плечом Мередита, и ткань ее платья слегка зашуршала.

— Никаких цифр, — сказал Мередит. — Нет ни арабских, ни римских цифр, отсутствуют символы системы счисления майя, нет даже отметок на ребре. Мне казалось, что здесь должно быть нечто, не замеченное мной, но я не нахожу ничего необычного. — Он оперся спиной о ствол дерева. — Проклятье!

Урсула взяла медальон и принялась вертеть его в руках.

— И нет ничего, что связало бы нас с Весами, если только мы не сумеем найти дату в октябре, соотносящуюся с Ок и Соц. Но до тех пор еще пять месяцев, слишком долго. Кайкаам сказал, что камень рискнет появиться только за несколько недель до наступления срока.

Она приподняла медальон, развернув его к свету, и солнце придало бронзе медовый оттенок.

Последовала пауза, а потом у них перехватило дыхание. Стелла села.

— Мередит, — тихо заговорила Урсула, — когда ты в последний раз видел дракона, смотрящего вправо, а не влево?

— Если не брать все вертикальные поверхности в Бидзе? — Он наклонил голову. — Так сразу и не вспомнить. Подавляющее большинство драконов, согласно канонам европейского искусства, смотрят налево, где обычно стоит рыцарь.

— Но не на склоне горы, которая находится в получасе езды отсюда?

— Ага. — На его лице появилась широкая улыбка. — Лошадь может вовсе и не быть лошадью. Впрочем, я так никогда не думал. И если мы уберем крылья у дракона Стеллы, он будет очень похож на лошадь. Хорошая работа, кузина. Я знал, что мы сумеем что-нибудь найти.

Взволнованный открытием, Мередит стал похож на мальчишку. Он провел двумя руками по волосам.

— Стелла, вы когда-нибудь видели Уффингтонскую Белую лошадь?

— Первый раз о ней слышу.

— Вы ее узнаете. — Он довольно усмехнулся. — Это памятник эпохи палеолита, ему по меньшей мере пять тысяч лет, скорее всего, даже больше. Наши предки высекли очертания лошади на склоне холма, его называют холмом Дракона, а потом сняли дерн, чтобы обнажить белый мел. Лучше всего смотреть на изображение с воздуха, но и вблизи зрелище завораживающее. В это время дня можно припарковаться неподалеку и подняться туда. Возьмите с собой медальон и череп, нужно выяснить, как они отнесутся к этому месту. И прихватите Кита.

— Я не могу…

— Очень даже можете. Вы опережаете нас на четыре тетрадки. И заслужили пару часов передышки.

Урсула сознательно сделала вид, что не поняла намека. Стелла могла бы возразить, но Кит стоял возле двустворчатого окна, и ей пришлось бы пройти мимо него, чтобы попасть в кабинет. Сначала она подумала, что это могло быть случайностью, но потом вспомнила, как долго ходил Мередит за чаем со льдом. С тех пор она ни разу не смотрела в сторону дома.

Чувствуя, что ее бросает из жара в холод, она встала. Да, они не оставляют ей выбора. Стелла не смогла придумать никаких возражений.

— Я уже бывал там много лет назад, — без всякого выражения сказал Кит. — Я знаю дорогу, но вести машину будешь ты.

— Ты хочешь туда поехать?

Он пожал плечами.

— А ты?

— Ради бога, перестаньте, — вмешалась стоявшая у нее за спиной Урсула Уокер. — Поезжайте. Поднимитесь по склону холма вместе и постарайтесь поговорить о чем-нибудь, кроме погоды, когда доберетесь до вершины. Оно того стоит, верьте мне.

— Там ступеньки, — сказала Стелла. — Тебе не придется карабкаться по склону холма.

— Я не хочу идти по ступенькам. Они оскорбляют природу. Просто иди вперед и перестань поглядывать на меня. Это не помогает.

Солнце уже превратилось в синяк цвета лаванды на западном горизонте, укрытом оранжевыми вуалями. Восковая половинка луны висела у них над головами, и ее цвет больше походил на янтарь, чем на ртуть.

Машина была припаркована на дороге, в запрещенном месте. Небольшой холм с плоской вершиной находился рядом с шоссе. Вдоль его склона были недавно вырублены ступеньки. Кит стал подниматься с другой стороны, там, где довольно крутой склон зарос травой. Стелле пришлось помогать себе руками, она старалась изучать траву и белые луговые цветы, с трудом подавляя желание обернуться на Кита и помочь ему.

Однако он довольно успешно передвигался на четвереньках, к тому же подниматься вверх было легче, чем спускаться. В самом конце он пополз быстрее и добрался до вершины первым. Затем молча протянул ей руку, чтобы помочь сделать последний шаг. Его руки вновь стали мягкими; три недели, проведенные в постели, помогли избавиться от мозолей, полученных в пещере. У него были длинные изящные пальцы.

Она неуверенно взяла его за руку и взобралась наверх. Трава на вершине холма была выжжена, а в одном месте остался меловой след в форме лунного серпа. Здесь оказалось достаточно места, чтобы сесть двоим людям. Волей-неволей они уселись рядом. Молчание затянулось надолго.

— Ты уже посмотрела на лошадь? — спросил Кит.

— Пока нет.

Ей показалось, что и Кит еще не успел на нее взглянуть.

Ими овладело странное упрямство, обоим не хотелось, чтобы Мередит оказался прав.

Кит улегся на траву. Длинные косые копья заходящего солнца золотом окрасили его лицо. Зеленые клоунские синяки на его лице поблекли.

— Это то самое место? — спросил Кит.

— Нет. Мне очень жаль.

— Так говорит череп?

— Да. Он чувствует себя здесь в безопасности, как и в загородном доме Урсулы, но не более того.

Рюкзак с черепом лежал рядом со Стеллой.

Все это время Кит не обращал на него внимания. Стеллу удивило, что он заговорил о камне сейчас. Она не сказала мужу, что чуть раньше камень проснулся и чувствовал угрозу, для которой не находилось ни имени, ни направления; она знала лишь, что сейчас они в безопасности.

Прошло довольно много времени, и когда Стелла так и не нашла что сказать, она улеглась на траву и стала смотреть в небо. Из пылающего солнца вынырнул самолет и медленно, словно муравей, начал перемещаться с запада на восток. И еще долго после того, как он исчез из виду, оставался белый пушистый след, одинокая линия, рассекающая купол неба, столь же идеально голубого, что и каменный череп.

Стелла ощущала тепло тела Кита. Она чувствовала его дыхание и прикосновение руки, вспомнила другие летние дни, когда они лежали на другой траве и голубизна неба не причиняла такой боли.

— Мне нужно было выбросить камень, как советовал Тони Буклесс!

— Я так не думаю. Если только Урсула и Мередит не сошли с ума одновременно и…

— Они довольно странные люди.

Она почувствовала, как Кит улыбается.

— Несомненно, но вряд ли страдают галлюцинациями. Значит, ты являешься хранителем камня со всеми вытекающими последствиями. Я не хочу стать причиной конца света только из-за того, что не могу переносить твое отношение к камню.

— Значит, все дело в камне? Или в камне и во мне? Я больше не та женщина, на которой ты женился. Ты так сказал в ту ночь, когда вышел из больницы, и я уверена, что с тех пор ничего не изменилось. Вероятно, это достаточное основание для развода. Если ты хочешь именно этого, я не стану возражать.

— Стелла…

Он попытался приподняться на локте, но она лежала с той стороны, которая плохо его слушалась, и в руке не осталось силы. Он, словно форель, перевернулся на живот, перекинув одну руку на Стеллу. Она лежала совершенно неподвижно, пока Кит устраивался поудобнее. Наконец он улегся на бок, так что их тела больше не соприкасались. Кит смотрел на нее сверху вниз.

— С чего ты взяла, что я хочу развестись?

— Ты не произнес, обращаясь ко мне, ни одного длинного предложения с тех пор, как мы приехали к Урсуле. Точнее, с того момента, как мы побывали в лаборатории Дейви Лоу. Если ты ревнуешь меня к нему, то между нами все кончено.

Они находились так близко друг от друга, что Кит не сумел скрыть промелькнувшую в его глазах панику.

— Ты его любишь?

— Дейви Лоу? — Она рассмеялась. — С чего бы это? Он не так ужасен, как ты говорил, но Дейви Лоу один из самых неприятных мужчин, с которыми мне доводилось встречаться. Он обладает редкой прямотой и цельностью, свойственной лишь действительно уродливым людям, и за это я его уважаю. Я бы могла с ним дружить, но я его не люблю. Я не уверена, что сейчас вообще способна кого-то любить. Наши с тобой отношения будет очень трудно повторить.

Она не собиралась этого говорить. Взгляд Стеллы был устремлен в небо, и она надеялась, что Кит не станет на нее смотреть.

Он же погрузился в собственный мир. Отвернувшись от Стеллы, он сказал:

— Джессика в него влюбилась.

— Джессика Уоррен? Он говорил мне. — Что-то в молчании Кита заставило Стеллу резко повернуться к нему. — Неужели сначала она была с тобой? Так вот в чем дело? Оскорбленная гордость из-за потерянной подруги, о которой ты мне ничего не рассказывал?

— Она не была моей подругой. Но я этого хотел. Мне казалось, что она слишком красива для таких, как я. Я даже не осмелился пригласить ее на свидание.

— Кит, ты рехнулся…

— Дейви подобные вещи не беспокоили. Он не стеснялся, его не волновали социальные условности. Он пригласил Джессику, и она согласилась, и все у них получилось, словно они были предназначены друг для друга. Она, как и ты, считала, что он светится изнутри. Тогда я очень повзрослел.

— А потом он попытался ее изнасиловать? Или ему это удалось?

— Так все говорили. Его версию того, что тогда произошло, я не слышал. Многие были готовы рассказать мне подробности, но Дейви молчал. Он не произнес ни слова. Я пытался с ним говорить, можешь мне поверить, пытался не раз. Я стучал в его дверь, подсовывал под нее записки, в которых писал, что друзья нужны именно в трудные времена и ему следует позвонить — обычное дело, когда тебе двадцать лет и ты думаешь, будто знаешь ответы на все вопросы. Я отправлял ему послания по электронной почте и наговаривал на автоответчик. Он не отвечал. Он больше никогда со мной не встречался, не звонил и не писал — а ведь ему было совсем нетрудно написать три строчки о том, что он сожалеет и что свяжется со мной, когда дела пойдут лучше. В течение трех недель я каждый день пытался до него достучаться. А потом бросил. И с тех пор его ни разу не видел.

— До предыдущей пятницы.

— Когда он умудрился почти забраться к тебе на колени — у Дейви Лоу был такой вид, словно он хотел тебя съесть. И он сделал так, что твое лицо появилось на мониторе его компьютера. Я бы мог его убить. До сих пор не совсем понимаю, почему тогда этого не сделал.

— Потому что не хотел, чтобы я навещала тебя в тюрьме раз в неделю в течение следующих тридцати лет. Почему ты не рассказал мне об этом раньше?

— Ревность отвратительна, Стелла. Неужели у меня не может быть гордости?

— Конечно. Не просто глупая, идиотская, бессмысленная, — она перекатилась так, что ее рука не давала ему отвернуться, — разбивающая сердце гордость. Но такая, чтобы я не могла добраться до тебя сквозь возведенную тобой стену.

— Ты почти сумела.

Он был совсем рядом, на расстоянии поцелуя, но она не осмелилась.

Его глаза были вратами, через которые она могла бы пройти, но этот момент еще не настал.

— При помощи камня? Мне так жаль, Кит. Я все ужасно испортила.

— Вовсе нет. Ты просто…

— Я просто не думала. В моих руках оказался череп, и я знала, что нужно делать, и не задавала никаких вопросов до тех пор, пока ты не предложил мне остановиться. Фантастическая глупость.

— Но ты знала, что нужно делать? Ты можешь меня вылечить?

— Мне так показалось. — Она коснулась губами его щеки. — Мне очень жаль. Все должно было быть иначе.

— Но произошло именно так.

Он немного помолчал. Лучи солнца сделали янтарный цвет еще более насыщенным. С ним мешался яркий свет высоко стоящей луны.

— Я пытался представить себе, что должно произойти, чтобы наступил конец света, и как жуткий кусок голубого кристалла может что-то изменить. У меня ничего не получалось, пока я не вспомнил осу, которая так и не утонула. И тогда мне все показалось возможным, даже вспышки на Солнце, глобальное таяние ледников и драконы, восстающие для борьбы с первичным злом. Если только сам дракон не есть то самое зло, а мы выпускаем его на свободу, что будет ужасной ошибкой. — Он целомудренно поцеловал Стеллу в губы. — Солнце уже почти зашло. Может быть, нам следует взглянуть на лошадь, пока она еще видна?

— Хорошо. — Стелла откатилась, давая возможность Киту сесть. Потом перевела взгляд. — Мой бог…

Это была всего лишь лошадь, белая лошадь, высеченная летящими линиями на зеленом склоне холма так, что обнажился белый мел. Лишь волей случая смешались солнечный и лунный свет, так что белое запылало жидким огнем. И всего лишь канюк спикировал вниз, чтобы поднять добычу, упавшую на лошадь, но он посмотрел прямо в глаза Стелле, прежде чем поднялся к высокому куполу неба.

И совсем не случайно лошадь на склоне холма, полная дикой живой грации, была похожа на дракона с медальона Седрика Оуэна. Ей не хватало лишь крыльев.

— Кит, ты видишь?..

Он поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Не говори. День и ночь оказались в равновесии, и никто не сумеет отнять это у нас. Мир безупречен. Пожалуйста, ничего не говори.

В течение долгих тридцати секунд Стелла молчала, но внутри у нее бушевал океан.

— Кит, повтори, — наконец прервала она молчание.

Он улыбнулся и сделал вид, что разочарован.

— Мир безупречен. Пожалуйста, не…

— Нет, до этого. Относительно равновесия.

Он нахмурился, его взволновал тон Стеллы.

— Я не помню.

— «День и ночь оказались в равновесии». Равновесие. На медальоне вовсе не знак Весов. Это и есть весы. И в окне Бидза они вовсе не взвешивают луну и солнце. Мы все ошиблись. — Она одной рукой начала вытаскивать из-под рубашки медальон, а другой достала сотовый телефон. — Почему мы не понимали этого раньше? Мередит был прав. Оуэн действительно оставил нам подсказки в разных местах.

— Стелла, я не улавливаю в твоих словах смысла.

— Подожди.

Она взмахнула рукой, набирая телефон Урсулы, которая взяла трубку после первого гудка.

— Урсула, это летнее солнцестояние! Оно будет послезавтра!

Она говорила быстро, слова цеплялись одно за другое. Кит жестом показал, чтобы она успокоилась и говорила медленнее.

Стелла вздохнула и начала снова, делая паузы между словами:

— Весы на витраже в Бидзе и знак Весов, начертанный на обратной стороне медальона, показывают одно и то же. Они взвешивают день и ночь, а не солнце и луну. В самый длинный день свет максимально превосходит тьму. Как это соотносится с собаками и летучими мышами?

— Подожди, я проверю.

Прошло несколько напряженных секунд, Стелла слышала, как стучат клавиши, гудит компьютер, Урсула что-то крикнула Мередиту, а потом наступила пауза.

Наконец Урсула охрипшим голосом проговорила:

— Девятый Ок, восемнадцатый Соц — это двадцать первое июня две тысячи седьмого года. Иными словами, послезавтра. Я не понимаю, почему мы не разгадали это раньше.

— Не важно, теперь дата у нас есть. И время. На витраже дракон встает на рассвете того дня, когда половинка луны находится в созвездии Девы. Таким образом, у нас есть тридцать шесть часов и около двадцати минут. Остается лишь найти место.

— И это не Белая лошадь?

— Череп так не думает.

— Тогда мы застряли, поскольку в рукописи ничего нет, а мы перевели все, что ты успела расшифровать. — В первый раз Стелла уловила панические нотки в голосе Урсулы. — Мередит уехал в город, в Бодлианскую библиотеку, чтобы проверить некоторые символы, но я не питаю особых надежд. Оуэн не знал места до того, как отправился в Новый Свет, он сам это написал в своих дневниках.

— Значит, он нашел его до своей смерти. У нас осталось еще четыре тетради. Я вернусь домой и закончу расшифровку. Мы обязательно найдем ответ.

Было десять часов вечера за день до солнцестояния, и Стелле оставалось расшифровать еще одну страницу.

Она была одна в кабинете; Кит ушел спать, Урсула продолжала работать в своей спальне; если они находились рядом, то мешали друг другу.

Снаружи уже было темно. Взошла луна в первой четверти. Половина лунного диска виднелась над дальней линией горизонта, ярко выделяясь в слабом сиянии звезд.

Последняя страница подрагивала на экране.

«12 марта 1589 года, от Фрэнсиса Уокера, который прежде был другим человеком, моя благодарность за все, что вы сделали…»

Она не могла сосредоточиться. Череп стоял на письменном столе на всеобщем обозрении; Кит попросил, чтобы она поставила его именно здесь. Голубые глаза наблюдали за ней с неизменной внимательностью и казались такими живыми, что ей было немного не по себе.

— Ты похож на моего деда, — сказала Стелла вслух. Это не вполне соответствовало истине, но из всей семьи именно дед по материнской линии был на нее похож. В течение шестидесяти лет он выращивал овец в Инглборо, летняя жара сменялась зимними снегами, и в самом конце, когда Стелла была еще совсем маленькой, а он старым, ей казалось, что погода забрала у него всю плоть, и лишь сморщенная коричневая кожа покрывала череп.

Из туманных глубин ее памяти дед ей ответил:

— Тебе нужно проснуться, дитя. Сейчас не время спать.

— Я не сплю. Я работаю. Это только кажется, что я сплю.

— Нет.

Теперь это был другой голос. Стелла заморгала. На месте деда появилась молодая женщина, похожая на нее. Но все же другая, темные волосы заплетены в косы, свисающие до локтей, а кожа скорее коричневая, чем белая.

— Ты спишь, и тебе нужно проснуться, в противном случае все было напрасным. Проснись немедленно!

Она хлопнула в ладоши.

Кабинет был заполнен дымом, ползущим по полу, клубящимся возле ножек ее стула. Каменный череп оставался в темноте, в его глазницах не мерцал свет. Плоский экран компьютера потемнел, он отключился.

Стелла потерла глаза и глубоко вздохнула. В голубой части ее разума череп выпал из глубокого сна.

Желтая пелена его паники встретилась с ее собственным ужасом. Она схватила ноутбук, побежала к двери и во всю силу легких закричала:

— Пожар!