Хью изнывал от голода и отправился на поиски Лукаса Хорна. Оказалось, что Лукас сидит за импровизированным столом, где вот-вот должны были обедать бродячие артисты.

Остальные расселись кто куда, но Лукас уже понял, что Весельчак любит обсуждать за едой игру артистов и предпочитает, чтобы его слова не пропадали втуне. Поэтому Хью счел за комплимент предложение Весельчака присоединиться к той группе, что сидела за его столом.

Разложив на козлах гладкие доски, Лукас кивнул Гер-де, которая стояла рядом со скатертью в руках и ждала, когда ее можно будет расстелить на столе. Лукас помог ей, а Хью тем временем приподнял скамью.

— Я принесу другую, — сказал Лукас. — Спасибо, — добавил он. — Как только мы тут закончим, ты можешь сказать всем, кто сидит у костра, что мы готовы сесть за еду.

— Конечно, Лукас, — отозвалась она, кокетливо улыбнувшись ему. — Надеюсь, ты не хочешь провести весь день за делами?

— Полагаю, что нет, — ответил он. — Скоро я к тебе присоединюсь.

Герда ушла, покачивая бедрами, а Лукас взглянул на Хью:

— Только не начинайте насмехаться надо мной, сэр. Она ужасно болтлива, как можно было заметить, поэтому я и решил, что разумнее дать волю ее языку, чем отсылать ее прочь, чтобы она распространяла сплетни. А где вы были все это время?

— Да так, то тут, то там, — уклончиво ответил Хыо, помогая слуге поднять вторую скамью. — Узнай у этой девушки все, что можно. И у всех остальных, кто выразит желание поболтать. Ее милость предполагает, что кое-кто тут затевает что-то против Арчи Мрачного.

— Опасная вещь, если это действительно так, — задумчиво проговорил Лукас. — Человека просто так не прозовут Мрачным.

— Да уж, — кивнул Хыо. — Таким, как он, лучше дорогу не переходить. Арчи скорее повесит обидчика, чем будет обсуждать с ним его ошибки. Сейчас он завоевал Галлоуэй, хотя до него никто не мог этого сделать, так что весь регион теперь подчиняется ему. И все говорят, что его турнир окажется грандиозным событием. Ходят даже слухи о том, что сам король, возможно, посетит его.

— Старина Блеари? Хотел бы я это увидеть! — насмешливо воскликнул Лукас. — Хотя я слыхал, что он с трудом встает с постели без посторонней помощи, а самые дальние его путешествия — из Стерлинга в Эдинбург и обратно.

— Совершенно верно, — согласился Хью. — Но Арчи устраивает турнир, а также состязание в замке Трив в честь третьей годовщины восшествия на трон Стюартов. Так что слухи вполне могут быть оправданными. Король любит, когда ему поют хвалу.

— Да уж, конечно, — вымолвил Лукас. — Посмотрим. Вы хотели, чтобы я что-то сделал?

— Только чтобы ты смотрел и слушал все, что говорят. И еще должен предупредить тебя, что наша девочка теперь носит с собой кинжал.

— Вы имеете в виду Герду? — удивился Лукас.

— Наша девочка, — выразительно повторил Хью.

— Но как же вы это допустили? Она может порезаться кинжалом, девчонки же не умеют пользоваться оружием.

— Малыш Гилли учил ее метать кинжал, — объяснил Хью. — Она способная ученица, но ей нужно еще тренироваться, прежде чем она научится с одного раза попадать в цель. Кстати, не помешает, чтобы некоторые мужланы из нашей компании прослышали о том, что у нее есть кинжал, и узнали бы, что она умеет им пользоваться.

— Надеюсь, что так оно и есть, но что-то не верится, что у нее это получается достаточно хорошо, — заметил Лукас.

— Но у нее есть и другие защитники, — сказал Хью. — Я хочу, чтобы она имела при себе кинжал — это заставит их постоянно следить за ней.

— Тогда, боюсь, нам придется задержаться тут подольше, — вздохнул Лукас.

— Да, именно так, — кивнул Хью. — В настоящее время она полна решимости остаться с менестрелями. Более того, я уверен, что мы наткнемся на серьезное противостояние, если вздумаем увезти ее отсюда против ее воли.

— Стало быть, вы разработали еще какой-то план, сэр? — полюбопытствовал Лукас.

— Угу. Не то чтобы он был очень надежный, — сказал Хью, — но я все же надеюсь уговорить девочку, не превращаясь в ее врага. Думаю, совсем скоро мы с ней станем друзьями.

— Неплохо бы, — глубокомысленно заметил Лукас.

Помогая Пег раскладывать хлеб по корзинам, Дженни внимательно наблюдала за окружающими, спрашивая себя, не может ли кто-то из них готовить заваруху против Арчи Мрачного. Раздумывала она и над тем, мог ли сэр Хью оказаться прав, когда убеждал ее, что в Триве бродячие артисты собираются всего лишь устроить представление для лорда Галлоуэя и, возможно, самого короля.

Что-то было не так, в этом Дженни не сомневалась, только никак не могла понять, что именно. Она рассказала сэру Хью все, что смогла вспомнить, но все же воспоминания о том сне были куда более зловещими, чем пересказ.

Хью не сказал ей ничего такого, против чего она могла бы возразить; более того, это ведь он предположил, что в ее сон проник чей-то разговор наяву. Когда Дженни проснулась, она помнила все до последнего слова, и, несмотря на то что сама говорила о природе снов, этот разговор не забылся.

Тут Весельчак жестом пригласил ее к столу. Свободным оказалось место между сэром Хью и Гилли. Маленький шут помахал ей и похлопал по скамье.

— Хьюго сказал мне, что ты тренировалась, — проговорил он, когда Дженни, приподняв юбки, перешагивала через скамью, чтобы сесть. — Ты три раза из шести поразила цель, — добавил он.

— Да, но я предпочла бы попадать в нее шесть раз из шести, — заметила Дженни.

— Имей терпение! Ты гораздо более меткая, чем многие другие.

— Ты говоришь о женщинах?

— Я говорю обо всех, — ответил Гилли с усмешкой.

Гок наклонился над столом.

— Только не вздумай жонглировать кинжалами, Дженни, детка, — взмолился он. — Нам не выдержать состязания с тобой.

— Слушайте меня все! — обратился к ним сидевший во главе стола Весельчак. — Сегодня вечером мы даем представление на базарной площади. Мы ждем огромную толпу зрителей и надеемся, что в Течение всей недели они захотят снова и снова видеть нас. Вы готовы показать им хорошее представление?

— Да! — закричали все.

— Отлично, потому что у меня есть некоторые соображения насчет пьес, которые мы покажем публике. Мы уже давно не играли «Жену трубадура», а я считаю, что жителям Дамфриса эта вещь понравится. С другой стороны, в последнее время мы очень часто показывали публике «Нечестивого брата», но мне кажется, эта пьеса утратила свою новизну. Более того, мне пришло в голову, что теперь у нас есть Хьюго, который способен разговаривать разными голосами, так что мы можем освежить «Трубадура» чем-то новеньким. Что скажете на это?

Все одобрительно загудели, заметила Дженни. Все, кроме самого Хью.

— Вот что я скажу на это, сэр, — промолвил он. — Я не актер.

— Не говори ерунды, друг, — возразил Весельчак. — А как, по-твоему, можно назвать твои выступления, если не исполнением роли? Любой трубадур может рассказывать сказки или петь, а ты умеешь и то и другое. Ничуть не сомневаюсь в том, что, порепетировав совсем немного, ты без труда исполнишь роли самых забавных персонажей. А наша Герда много раз играла жену, так что она поможет тебе.

Толстушка Герда заулыбалась Хью. Увидев его помрачневшее лицо, Дженни едва не расхохоталась. Наклонившись к нему, она сказала с притворной серьезностью:

— Уверена, что вы станете ей отличным мужем, сэр.

— Ты знаешь эту пьесу? — спросил он.

— Нет. — Дженни повернулась к Гилли. — А о чем пьеса?

— Ха! Да так, это забавная пьеска о трубадуре, который волочится за каждой юбкой, а затем женится по очереди на всех, кому пришелся по нраву. И все лишь для того, чтобы потом проклинать день, когда это случилось. В пьесе много характерных ролей, но обычно ее играют лишь четверо актеров. Герда и Кэт сыграют женские роли, Хьюго выступит в роли отца Герды, а я, надеюсь, буду Трубадуром.

— Спасибо, но для меня это слишком сложно понять, — сказала Дженни, снова поворачиваясь к Хью.

Гилли пожал плечами.

— Да что там сложного! Сплошные глупости, вот и все, — промолвил он. — Но зрители всегда хохочут от души. А в один вечер мы с Гоком покажем «Марионетку». Думаю, это будет в пятницу. Уверен, что тебе понравится.

— Я тоже в этом уверена, — кивнула Дженни. — Вы всегда заставляете меня смеяться.

Некоторое время Дженни наблюдала, как сидевшие за столом люди обсуждали пьесу, однако вскоре жеманные улыбки толстой Герды наскучили ей. Сидеть и болтать с другими женщинами ей не хотелось вовсе, поэтому Дженни испытала большое желание пойти на вершину холма в одиночестве. Посмотрев в сторону стола, она встретилась глазами с Хью. Он тут же нахмурился, словно понял, о чем Дженни думает, поэтому она все же решила остаться и попрактиковаться в игре на лютне.

Сходив за инструментом, она уселась на камень и стала играть ту самую веселую комическую песню, которую они с Хью исполняли прошлым вечером.

При воспоминании о том представлении она улыбнулась. Способность Хью перевоплощаться в другого человека, не меняя ничего, кроме выражения лица и тембра голоса, удивляла и восхищала ее.

Артисты встали из-за стола и отправились в другой конец лужайки репетировать свои роли. Весельчак стоял и стороне, наблюдая за ними. Вспомнив свое обещание попробовать себя в игре на шарманке, Дженни отнесла лютню на место и пошла к Весельчаку.

— Ручаюсь, скоро ты сможешь сыграть для меня на виоле, — промолвил он с улыбкой.

— Да, сэр, к тому же вы говорили, что я смогу играть на ней, если останусь с вами на более продолжительное время, — отозвалась Дженни.

— Говорил… Хочешь пройтись со мной до моей палатки? Я возьму инструмент, и мы сможем присесть на камни и поиграть вместе.

Дженни согласилась. Ее ничуть не удивило, что Весельчак пошел по той самой тропе, по которой она ходила утром. Как она и подозревала, его палатка стояла недалеко от того места, где они с Гилли метали кинжалы. Хорошо, что они целились в другую сторону, подумалось ей.

А потом Дженни поняла, что Гилли скорее всего знал, где находится палатка Весельчака, но решил ничего не говорить о ее новом занятии до тех пор, пока ее компаньон не упомянул о нем. Дженни ничуть не удивилась бы, узнав, что Весельчак вообще все знает про нее.

Ее щеки запылали, когда она вспомнила, что он видел, как они с Хью целовались. Она была благодарна Весельчаку за то, что он ни слова не сказал об этом, однако ей было любопытно, что он думает.

Ведь она же поклялась ему, что не отвечает на ухаживания трубадура.

Когда они подошли к палатке, установленной возле журчащего ручейка, Дженни осталась снаружи, а Весельчак нырнул внутрь и вскоре вышел из своего временного жилища с пятифутовой виолой в руках.

Инструмент чем-то напоминал лютню, но у виолы был очень длинный гриф с ладами и тремя струнами. У нее также было маленькое колесо, которое надо было вертеть за ручку.

Весельчак предложил сыграть одну мелодию, и Дженни согласилась. Она также была согласна настраивать лады, пока Весельчак крутит колесо. Она уже забыла, как медленно играют на виоле. А уж после тех веселых и живых песенок, которые они исполняли с Хью, игра на виоле показалась ей и вовсе медленной.

Когда они сделали паузу, чтобы отдохнуть, Дженни думала, что Весельчак начнет комментировать ее игру. Вместо этого он вымолвил:

— Вы с Хьюго составляете отличную пару… — Дженни посмотрела на него, пытаясь придумать, что бы такое сказать в ответ, но тут Весельчак добавил: — …для пения, детка. Ваши голоса отлично сочетаются.

Собравшись с духом, Дженни поблагодарила его, но не смогла опять не вспомнить о том, что призналась Весельчаку в том, что Хью проявляет к ней интерес. Она ведь ввела Весельчака в заблуждение, когда дала ему понять, что Хьюго хочет жениться на ней, а она предпочитает человека с более деликатными манерами.

Играли они совсем недолго. И все же Дженни сильно сомневалась в том, что ее умения достаточно для того, чтобы выступить перед жителями Дамфриса.

Однако он всего лишь промолвил:

— Спасибо тебе, детка. Приятная была пауза, к тому же она пробудила во мне добрые воспоминания. Кстати, гитара у меня тоже есть, хотя, думаю, ты предпочтешь виолу.

Уйдя от Весельчака, Дженни направилась к лужайке, где уже вовсю шли приготовления к ужину. Хью, разговаривавший с Лукасом, увидел ее и тут же пошел ей навстречу. К ее облегчению, на его лице было только выражение изумления.

— Чего хотел Весельчак? — спросил он. — Тебя не было почти час.

Дженни покачала головой и проговорила так тихо, чтобы только Хью мог расслышать ее слова:

— Если вы хотите сказать, что мне не следовало возвращаться сюда одной, вам бы лучше промолчать. Идите есть свою кашу.

Хью улыбнулся:

— Кашу? Надеюсь, этим вечером нам повезет и к ужину подадут холодную баранину. На случай если ты вдруг не заметила: в лагере не развели костры. Так что ужин будет холодным.

— Знаю, — бросила Дженни в ответ. — Пег говорила, что они не будут готовить на огне, чтобы не оставлять в лесу тлеющие угли. Хотя, с другой стороны, нам бы и не удалось разжечь сегодня костры, ведь вечер такой сырой, да и на земле еще остался снег.

— Когда человек умеет что-то делать, он делает это в любой обстановке независимо от погоды, — заметил Хью. — Такты собираешься мне сказать, чем была занята все это время?

— Я училась играть на виоле Весельчака, — ответила Дженни.

— Никогда не играл на виоле, — сказал Хью. — Это трудно?

— Всегда испытываешь некоторую неловкость, начиная играть на каком-то новом инструменте, к тому же виола не приспособлена к тому, чтобы исполнять на ней веселые мелодии, — проговорила Дженни, пока они шли к остальным. — Как бы там ни было, я бы предпочла лютню или гитару. Мы будем репетировать?

— Сегодня мы будем петь те же песни, что и вчера, — промолвил он, — а позже определим, что еще будем делать. Гок говорил, что они с Гилли всегда добавляют под конец пару-тройку каких-нибудь прыжков или фокусов, так что публика никогда не знает, чего можно от них ожидать.

— Я подумала, что при такой аудитории нам, возможно, стоит исполнить больше песен, — заметила Дженни.

— Весельчак хочет, чтобы мы каждый вечер добавляли по номеру-другому — он считает, что это лучше, чем сразу показать все, что мы умеем. Он говорит, наша задача в том, чтобы с каждым днем привлекать к нашим представлениям все больше зрителей.

Дженни услышала легкую усмешку в словах «с каждым днем», однако предпочла не глотать наживку и сделала вид, что ничего не произошло. Возможно, он считает, что расстанется с менестрелями уже к концу недели, однако она надеялась пробыть с ними подольше, чтобы выяснить, что же происходит.

— А когда ты будешь играть в пьесе? — спросила она.

— Мы начинаем завтра же вечером, но Весельчак предложил, чтобы мы сначала показали короткую версию пьесы. Может быть, это просто будет первый акт. В нем трубадур волочится за множеством дам и в конце концов попадает в ловушку, женившись на особе, которая обманывает его. В пьесе много юмора, как говорится, «ниже пояса», так что все довольно просто и мне не нужно учить много текста для первого представления. Однако я не артист, детка, о чем предупредил Весельчака. И я хочу, чтобы мы уехали отсюда, прежде чем придется играть всю пьесу.

— Честное слово, сэр, не думаю, что это так уж трудно, если они решили, что вы сможете сыграть эту роль, — заметила Дженни. — И я уверена, что вы не уедете, оставив их без трубадура, пока они играют этот спектакль. Вы не можете так поступить, это будет нехорошо, ведь они были добры и щедры и к вам, и ко мне. К тому же не следует забывать, что вы с Гердой составляете отличную пару.

Хью поморщился.

— Если эта женщина будет и дальше кокетничать со мной, подмигивать и строить глазки, то я, ей-богу, вылью ей на голову кувшин воды.

— Скажи об этом Весельчаку, — улыбнулась Дженни. — У меня сложилось впечатление, что он предпочитает комедии романтическим пьесам. Хотелось бы мне знать, был ли он когда-либо женат. Весельчак сказал, что виола принадлежала его сыну, однако ни словом не упомянул о своей жене.

— А я и не знал, что у него есть сын, — сказал Хью. — Но про кувшин воды я ему скажу. Мне претит роль ее жениха даже в пьесе. Уверен, что она добрая девушка, но слишком уж любит мужчин.

Холодный ужин вскоре был готов. Дженни с Хью присоединились к остальным бродячим артистам, все быстро поели, а затем собрали все необходимое для предстоящего представления. Загрузив две повозки, артисты отвезли их на базарную площадь и поспешили подготовить сцену до наступления темноты.

Как только зрители начали собираться, жонглеры стали показывать свое искусство, Кадди и двое музыкантов заиграли, а Герда и Кэт запели.

К тому времени, когда началось основное представление, базарная площадь была заполнена людьми. Люди забирались даже на деревья и на крыши домов. Кто-то принес с собой табуретки, а остальные устраивались где могли.

Представление шло точно так же, как и накануне: Дженни спела первую песню в одиночестве, как это было в Лохмабене, Хью присоединился к ней на второй песне, и зрители хлопали им, пока они не исполнили еще две, включая и ту комичную, которую пели прошлым вечером.

— Вы выступали отлично, — сказал Весельчак, когда они закончили.

Похлопав Хью по спине, он добавил:

— У тебя настоящий талант к подражанию, приятель. Только постарайся не изображать знатных людей, которые приходят на представления. А то кто-нибудь из них обидится и тебе несдобровать. Особенно меня беспокоит шериф. Наши шуты и без того испытывали его терпение прошлым вечером, так что если они продолжат в том же духе, тебе лучше каким-то образом успокоить его, а не злить дальше.

— Никого я не собираюсь злить, — сказал Хью, — а уж тем более шерифа.

Он говорил так уверенно, что Дженни, не подумав, спросила:

— А вы его знаете?

Кажется, ее вопрос удивил Хью, однако он быстро ответил:

— Я и- не вздумал бы поддразнивать человека, обладающего такой властью, как у него.

— И это правильно, — кивнул Весельчак. — Видишь ли, в Триве мы будем выступать перед людьми, обладающими еще большей властью, не говоря уж о короле шотландцев, если он все-таки посетит наш праздник, и я не хочу, чтобы мой артисты страдали от своих необдуманных выходок. — Говорил Весельчак твердым, непререкаемым тоном.

Дженни наблюдала, как Гилли и Гок вернулись на сцену, чтобы исполнить номер, в котором Гилли притворяется тенью Гока. Что бы ни делал высокий, маленький все за ним повторял, и это было так уморительно, что вскоре зрители буквально рыдали от хохота. До-этого Дженни вблизи не видела этого номера, но теперь поняла, что Хью был прав: эти двое любят импровизировать, и будут делать то, что хотят, и говорить что им заблагорассудится.

Наблюдая за шутами, Дженни чувствовала, что Хью стоит у нее за спиной. Остальные артисты, поджидавшие своей очереди выступать, тоже были неподалеку, но Хью стоял совсем рядом.

Наконец акробаты и жонглеры сменили шутов, и в воздухе, перелетая от одного жонглера к другому, замелькали раскрашенные дубинки и мячи.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — сказала Дженни вполголоса, когда убедилась, что никто не может их слышать. — Вы лично знакомы с шерифом Дамфриса?

Хью ждал, что Дженни снова обратится к нему с этим вопросом, но теперь Весельчак отошел от них и он не видел причины не отвечать на него.

— Да, я знаю шерифа Дамфриса, — сказал он тихо. — И поэтому позаботился о том, чтобы вчера вечером он мог мельком видеть лишь половину моего лица. Впрочем, не стану скрывать: я бы не возражал напудриться перед сегодняшним представлением, как это делают шуты.

Она усмехнулась.

Неожиданно для себя Хью подумал, что Дженни не помешало бы почаще смеяться, но он тут же отогнал от себя эти мысли. Лучше ему размышлять о том, как бы уговорить ее уехать домой.

До сих пор им обоим невероятно везло. Бродячие артисты приняли ее как простолюдинку, милашку Дженни. Но ведь нет сомнений в том, что в Дамфрис приедет кто-то из Исдейла. Так что ее непременно увидят и узнают, это лишь вопрос времени.

Впрочем, то же самое можно сказать и про него: кто-нибудь в Дамфрисе обязательно узнает его. И эта чертова пьеса, которую задумал поставить Весельчак, тому поспособствует.

Задумавшись об этом, Хью тут же задал себе другой вопрос: не приходило ли Весельчаку в голову, что он вовсе не простой трубадур? За последние полтора дня Хью не раз замечал, как смолкают при его приближении разговоры, поэтому он и начал подозревать, что бродячие артисты скрывают куда больше, чем они с Дженни.

Вторник прошел точно так же, как и понедельник, несмотря на то что во вторник артисты показали куда больше интересных номеров. Акробаты выполняли головокружительные трюки, музыканты исполнили больше песен, а Весельчак поразил зрителей жонглированием горящими факелами и кинжалами.

Когда фанфары известили о начале пьесы «Жена трубадура», Весельчак в юмористической форме представил актеров и рассказал о предстоящем спектакле.

Первый акт зрители встретили смехом и аплодисментами; когда он закончился, Весельчак объявил, что продолжение можно будет увидеть на следующий день.

— Завтра наши артисты повторят первый акт, чтобы те, кто не пришел на представление сегодня, смогли увидеть его завтра! — прокричал он. — Так что пригласите с собой друзей и соседей!

Тем временем шуты пустили по рядам шляпы и корзины с длинными ручками, чтобы зрители могли бросать туда деньги.

Пока менестрели собирали свои вещи, Дженни завязала шнурки плаща и положила лютню в чехол. Она то и дело поглядывала на Гилли и Гока, которые все еще продолжали дурачиться на сцене и собрали еще немало монет, которые бросала им расходящаяся публика.

Когда чья-то рука прикоснулась к ее плечу, она едва не подскочила от неожиданности.

— Ты не должна так далеко отходить от меня, — услышала она голос Хью. Он посмотрел ей прямо в глаза и, кажется, впервые забыл понизить голос. — В такой толпе может случиться все, что угодно.

— Я задумалась, — призналась Дженни, сердясь на саму себя. — Сомневаюсь в том, что кто-то здесь попытается приставать ко мне, вокруг же полно артистов из нашей компании.

— Не говори ерунды, — оборвал ее Хью. — Сильный мужчина может с легкостью зажать тебе рот рукой и толкнуть тебя либо в кусты, либо на соседнюю улицу, и никто при этом ничего не заметит, потому что вокруг толчея. Господина любой артист может сделать это, изобразив похищение как часть действия.

— А теперь вы говорите ерунду, — перебила его Дженни. — Мне нужно только закри…

Дженни не договорила: рука Хью зажала ей рот так крепко, что она не то что говорить — пискнуть не могла. Другой рукой он схватил ее за талию и вытащил из толпы, подальше от менестрелей. Она пиналась и пыталась вырваться, но все, кто видел это, лишь смеялись и улюлюкали.

Дженни была шокирована происшедшим, а Хыо, кивая и усмехаясь, отнес девушку в лес и подтолкнул в какое-то место, где, как казалось, царила полная тьма.

Луны на небе не было, и даже если он шел по тропинке, Дженни не разглядела бы ее. Правда, создавалось впечатление, что он знает, куда идти. Он был очень силен, и она даже начала подумывать, что он может унести ее прямо в Аннан-Хаус.

Хью понимал, что должен быть особенно осторожным, когда поставит ее на землю, ведь Дженни могла вытащить из ножен свой кинжал.

— Не вздумай кричать, когда я отпущу тебя, — предупредил он. — Я не сомневаюсь в том, что ты разозлилась и что у тебя есть что сказать. Но у меня не было злого умысла — я лишь хотел доказать тебе, что знаю, что говорю. К тому же об опасностях любого рода мне известно куда больше, чем тебе. Так я могу быть уверенным, что ты будешь вести себя тихо, когда я тебя отпущу?

Хью отлично видел в темноте, а лицо Дженни, как обычно, было очень выразительным. Когда она кивнула, он осторожно поставил ее на землю. Дженни тут же замахнулась, чтобы дать ему пощечину. Хью ожидал этого, поэтому с легкостью перехватил ее руку.

Она попыталась высвободиться, но он не позволил ей.

— Тебе бы лучше взять себя в руки, детка, — сказал Хью. — Ты сначала должна подумать, а уж потом делать что-либо. Отец вырастил меня джентльменом, да и рыцарство предполагает обязанности примерно того же рода. Но, собираясь ударить кого-то, подумай о том, не получишь ли сдачи. И вот что я тебе скажу, — добавил он, все еще крепко сжимая ее запястье. — Если ты попытаешься вынуть свой кинжал, я не подумаю о твоем происхождении — положу тебя на колено и как следует отшлепаю, не обращая внимания на твой визг.

— Ты не сделаешь этого! — возмутилась Дженни.

— Думаю, ты отлично знаешь, что еще как сделаю, — парировал он.

Дженни нахмурилась, а затем выразительно посмотрела на его руку у себя на запястье.

Хыо немного ослабил хватку, но не выпустил ее.