Дженни продолжала сердито смотреть на Хью, но это не производило на него никакого впечатления. Он продолжал держать ее за запястье и улыбался. Сквозь кроны деревьев на землю проникал свет звездного покрывала, и казалось, что белые зубы Хью светятся. Господи, долго сердиться на такого мужчину невозможно!

— Почему ты похитил меня таким образом?

— Я же сказал почему, — ответил Дуглас. Улыбка на его лице погасла. — Ты чересчур полагаешься на себя. Вот я и решил, что будет лучше продемонстрировать тебе, насколько ты не права. Пока этого не сделал кто-то другой и не напугал тебя, — добавил он.

Дженни поморщилась.

— Нам надо вернуться, прежде чем нас начнут разыскивать, — произнесла она.

— Вернемся через минутку, — сказал Хью, но отпустил ее руку. — Это хороший шанс потолковать, малышка. У тебя появились еще какие-то подтверждения твоим подозрениям?

Дженни покачала головой:

— Нет, я не услышала ничего, что могло бы служить подтверждением того, что менестрели готовят сюрприз к представлению в Триве, как ты предполагаешь.

— Пока мы тут, нам обоим следует быть очень осторожными. И я не удивлюсь, если ты встретишь кого-то, кто знает тебя.

— Но я никогда прежде не бывала в Дамфрисе, — промолвила Дженни.

Хью покачал головой:

— Не следует забывать, что кто-нибудь из Исдейла может приехать сюда и узнать тебя.

Об этом Дженни не подумала, однако такой поворот событий был вполне возможен. Но для того чтобы Хью Дуглас не начал снова уговаривать ее вернуться в Аннан-Хаус, Дженни сказала:

— Думаю, на холмах вокруг Исдейла все еще много снега. Так что, пожалуй, тамошним жителям придется подождать еще несколько недель, прежде чем можно будет поехать в какой-то большой город.

Хью кивнул, но было видно, что он размышляет уже о чем-то другом.

— А ты думала о пропавших драгоценностях? — спросил он. — Я надеялся, что тревога за Пег расшевелит твою память и ты вспомнишь еще что-нибудь полезное.

— Ну, я иногда вспоминаю эпизод с забойщиком скота… Мы подъехали к нему очень быстро, но нападавший умудрился скрыться. Что, если некто, знавший, что стражники не будут обыскивать Парленда Дау, сунул украденные драгоценности под его вещи, а потом ударил его и снова похитил украшения?

— Возможно. Во время отъезда бродячих артистов в конюшне и во внешнем дворе замка царила настоящая суматоха.

— Да, люди, лошади, мулы, повозки — ощущение было такое, что там все смешалось, — кивнула Дженни. — И вот теперь я еще кое-что припоминаю. Я видела, как Кадди вышел из леса сразу после… Хотя нет, — поправилась она, хмурясь.

Неожиданно картина происшедшего всплыла перед ее внутренним взором.

— Мужчины бросились в лес искать человека, напавшего на Дау. Мне кажется, Кадди просто был одним из них.

— Ты с уверенностью говорила о том, что в своем сне слышала голос Кадди, — напомнил ей Хью. — При этом ты упоминала, что наяву слышала его голос лишь однажды, когда Кэт его ругала.

— До меня донеслась лишь небольшая часть этой перебранки, — объяснила Дженни. — Я шла по той же тропинке, что и они, но не видела их. А когда мы встретились, Кадди показал мне, где находится палатка Весельчака. В его голосе есть какая-то особенная напевность — такой не забудешь.

— Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. — Хью надул Щеки и произнес изменившимся голосом: — Да, ка-анешно, я укажу тебе да-арогу, малышка. Его палатка непа-адалеку.

— Именно так он и говорил, — улыбнулась Дженни. — Как тебе удается так точно копировать голоса?

— Просто я всю жизнь любил подражать голосам и повадкам, и даже должен признаться, что пострадал за это. — Он улыбнулся ей в ответ. — Одним подражать проще, другим — сложнее. Изображать высокий голос труднее, а женский — почти невозможно.

— Но Герду ты сегодня вечером изобразил очень похоже, — заметила Дженни.

— Да, но я же хотел, чтобы это вышло смешно, — сказал Хью. — Сомневаюсь, чтобы кто-то мог принять меня за Герду. Гораздо проще подражать ее мимике, чем голосу.

Дженни задумалась над его словами.

— Ну да, только если этот кто-то знал, что ты ее передразниваешь, — сказала она. — Но вот если человек просто услышал бы ее голос, идущий из темноты…

— Но довольно говорить о Герде, — остановил ее Хью. — Подумай вот о чем… Я только что говорил, чуть растягивая слова… Вот та самая напевность, которую ты упоминала… Тебе не кажется, что она различима на слух всего лишь немногим больше, чем акцент жителей приграничья? А ведь с английским акцентом разговаривает этот Кадди!

— Господи, неужели он англичанин? Кэт не говорила мне об этом!

— Да, я в этом уверен, — сказал Хью. — Ты только вспомни: менестрели путешествуют по всему свету, многие из них пришли из других стран. И ты увидела этот странный сон в Лохмабене… Подумай, не могли наш Кадди разговаривать с другим англичанином?

— Не знаю… — неуверенно проговорила Дженни. — Теперь мне уже нелегко вспомнить, как точно звучал его голос, но не думаю, что мой сон имел какое-то отношение к пропавшим драгоценностям.

Хью вздохнул, и у Дженни появилось ощущение, будто она разочаровала его.

— Мне бы очень хотелось более четко вспомнить свой сон, — извиняющимся тоном произнесла она. — Или хотя бы понять, почему он так взволновал меня.

Рука Хью крепко сжала ей плечо.

— Нет, Дженни, не извиняйся, — сказал Хью. — Лучше быть честным и не обвинить никого, чем обвинить невиновного.

Дженни еще не поняла, что сдерживает дыхание; не осознавала она и того, как ей хочется, чтобы Хью понял ее чувства: Когда он обнял ее за плечи, она невольно прижалась к нему. И тут же испытала укол вины за то, что ей так хорошо с человеком, рядом с которым она находиться не должна.

Она отступила назад, его рука крепче обняла ее, и Дженни вновь испытала облегчение.

— Нам следует вернуться, — сказал Хью отпуская ее и чуть подталкивая вперед.

Они уже приближались к лагерю, как вдруг Хью неожиданно остановил Дженни, схватив за руку.

— Кто здесь? — тихо спросил он.

— Всего лишь я, сэр, — раздался голос Брайана, который вышел на тропу из кустарника. — Люди шерифа обыскивают лагерь. Я подумал, что вам стоит это знать.

Предупредив их, Брайан тихо исчез в кустах, а они из леса стали наблюдать за людьми шерифа. Но даже если те что-то и нашли ни Дженни, ни Хью понять этого не смогли.

— Думаешь, они ищут пропавшие драгоценности? — спросила Дженни.

— Если это так, значит, украшения пропали и из других домов, — сказал Хью. — Дело в том, что твой дядя обещал пока не сообщать о краже в Аннан-Хаусе.

Когда люди шерифа ушли, Дженни сказала:

— Думаю, Пег уже начала обо мне беспокоиться.

— Нет, все в порядке, — отозвался Хью. — Ничуть не сомневаюсь, что Лукас успокоил ее.

Хью оказался прав, однако Пег была в ярости. Как только они с Дженни устроились на ночлег, Пег тихо проговорила:

— Хорошенько дело! Эти шерифовы прихвостни шарили по нашим вещам! Говорили, что ищут какие-то драгоценности, которые, признались они, исчезли, когда артисты еще не прибыли даже в Аннан-Хаус.

— Правда? — удивилась Дженни.

Она не решилась сказать, что и в Аннан-Хаусе пропали драгоценности, так как опасалась, что весть об этом тут же облетит весь лагерь.

— Как будто Брайан или его друзья могли что-то взять! — возмущалась Пег. — Хорошо, что в это время вас тут не было. Вы, наверное, бродили где-то в лесу с сэром Хью? Между прочим, сэр Хью красив и гораздо лучше своего брата, и я считаю, что вам следует выйти замуж именно за него, — выпалила она.

Дженни молчала. Она хотела бы возразить Пег, остановить ее, но не могла найти оправданий своим поступкам, связанным с сэром Хью. А если бы все-таки сделала это, то ей пришлось бы рассказать Пег много такого, чего она говорить не хотела.

Похоже, Пег что-то поняла, потому что больше не сказала ни слова. А Дженни посчитала звезды, проглядывающие Сквозь кроны деревьев, и затем уснула.

Оставив Дженни на попечение Пег, Хью отправился искать Лукаса, чтобы убедиться, что люди шерифа ничего не заподозрили и что его слуга после обыска навел порядок.

— Как только они узнали, что мы с вами присоединились к компании артистов только в Лохмабене, всякий интерес к нашим вещам был утерян. А вас долго не было, сэр. Мне и в голову не приходило, что вы можете похитить нашу девочку таким образом.

— Я хотел преподать ей урок. В толпе надо держать ухо востро и ни на секунду не терять бдительности, — сказал Хью. — Не знаю только, удалось ли мне это сделать. Ты нашел ее лютню?

— Конечно, — кивнул Лукас. — Но напрасно вы считаете, что можете прямо сейчас лечь спать. Весельчак сказал, что хочет видеть вас.

— А тебе не приходит в голову, что ты должен был сообщить мне это пораньше?

— Не будет ничего плохого, если он подождет вас какое-то время, — ответил верный слуга.

Хью нахмурился. Иногда интуиция Лукаса что-то подсказывала ему самому.

— Тебе не нравится Весельчак? — спросил он.

— Нет, я не могу сказать, что он мне не нравится, — задумчиво промолвил Лукас. — Но есть в нем что-то такое… — Слуга замялся, но через мгновение продолжил: — Он много улыбается, но иногда на его лице появляется улыбка, а глаза остаются холодными как лед. А бывает, губы Весельчака расползаются в улыбке, но кажется, что он вот-вот разрыдается, вместо того чтобы засмеяться. Никак не могу понять, что же он за человек, кто он. И я считаю, что мы должны в этом разобраться.

Хью кивнул, но ничего не ответил.

Весельчака он нашел за столом в компании других артистов, включая Кадди и двух шутов. Каждый казался довольным собой и тем фактом, что люди шерифа ничего не нашли и поэтому были вынуждены уехать.

Перед каждым мужчиной стояла кружка, а возле локтя Весельчака высился большой кувшин. Он взял его в руки и потянулся еще за одной кружкой. Наполнив ее элем, он протянул кружку Хью.

— Выпей с нами, приятель, — сказал он. — Ты это заслужил. Сегодня вечером о вашем выступлении говорят повсюду, от Дамфриса до Керккудбрайта. И если к следующему представлению зрителей не станет вдвое больше, я буду очень удивлен.

— Благодарю вас, сэр. — Хью сделал большой глоток. На его вкус, эль был сладковат, но он давно испытывал сильную жажду поэтому не стал возражать, когда Весельчак вновь налил ему.

— Наутро после завтрака будем репетировать, — объявил Весельчак. — Ты уже выучил свою роль, начиная от свадьбы и до конца второго акта?

— Думаю, да, — ответил Хью.

Собираясь лечь спать, Хью понял, что выпил гораздо больше, чем следовало. Весельчак не позволял, чтобы чья-то кружка долго оставалась пустой, поэтому сразу же подливал эля. Два-три раза он посылал кого-то с кувшином к бочонку.

Прежде чем заснуть, Хью подумал, что не будет удивлен, если наутро за завтраком не окажется многих артистов.

Он наконец заснул…

Два голоса, а может быть, даже больше двух — возможно, три или четыре, но по парам… Этого он не мог понять. В голове у него мутилось, он плохо соображал. Мысли вихрем неслись у него в голове, но казалось, сначала обваливаются в мусоре, а уж только потом формируются, или что там с ними происходит, когда они должны появиться в чьей-то голове?

Нет, в самом деле интересно, как образуются мысли?

— Ты уверен? — произнес чей-то голос совсем близко, что удивило Хью.

— Да, конечно, — ответил второй голос. — Ты же видишь, он на себя не похож.

Это верно. Но откуда его мысли знали об этом, если сам он этого не знал? А может, это были вовсе не мысли, образующиеся в его голове, а реальные голоса?

С другой стороны, как это он может быть «на себя не похож»? Может, все дело в том, что он постоянно кому-то подражает? Но если он больше не он, то кто же?

Загадка решилась буквально через мгновение.

— Эй, приятель, сядь-ка!

Он почувствовал, что улыбается, хотя ничего смешного не произошло. Потом он ощутил, что его тянут за руки, поднимают, подталкивают в спину.

— Я сплю, — пробормотал он. Он подумал, что по-прежнему улыбается, что странно, потому что это было не смешно и он должен был перестать улыбаться.

— Пойдем, делай, что тебе говорят, — сказал голос. — В конце концов ты будешь рад.

— В конце меня? — задал он нелепый вопрос.

— Вид у него совершенно идиотский, да и говорит он какие-то глупости, — произнес второй голос.

С трудом разлепив веки, он увидел прямо перед собой лицо — выбеленное пудрой лицо.

— Гок… — пробормотал он.

Лицо усмехнулось, но другой голос твердо произнес:

— Вот так, приятель. А теперь возьми это перо и напиши нам на бумаге свое имя… Вот здесь… Аккуратно… Твое полное имя, имей в виду, как ты обычно пишешь его… Да… Хьюго и все остальное…

Он послушно написал своё имя. У него было такое чувство, что его рука плывет в воде.

— Хороший парень, — сказал твердый голос. — И еще раз, вот тут.

И он снова повиновался, надеясь, что теперь они оставят его в покое. Он хотел спать. Более того, ему казалось, что он спит, но если все это происходит во сне, то это еще более странное сновидение, чем то, что привиделось Дженни.

Голоса смолкли, и он снова заснул.

Утром в среду, позавтракав вместе с Пег, Дженни нашла свою лютню и отправилась к ближайшему большому валуну. На нем можно было посидеть и попрактиковаться в исполнении тех песен, которые она намеревалась петь на вечернем представлении. Некоторое время спустя она увидела Хью, направлявшегося к столу.

На нее он не обратил никакого внимания. Казалось, все его мысли были сосредоточены на том, чтобы найти свободное место за столом. Наконец, хлопнув себя по голове, он уселся. Когда кто-то из сидевших рядом артистов пододвинул к нему кувшин с элем, он схватил его и залпом выпил почти до дна.

Дженни жила уединенной жизнью, но не настолько уединенной, чтобы не догадаться, что Хью вчера вечером слишком много выпил. Это зрелище очень не понравилось ей. Дженни казалось, что он не из тех, кто много пьет. Однако Рид пил больше, чем следовало, так что, возможно, все дело в том, что братья слишком любят спиртное.

Позднее, когда Дженни нашла Гилли и уговорила его дать ей еще один урок метания кинжалов, она испытала некоторое разочарование, убедившись, что Хью не пошел следом за ними.

— Мысленно сосредоточься на кинжале, — напутствовал ее Гилли, когда она не попала в дерево с третьей попытки. — У тебя ничего не получится, если ты не научишься сосредоточиваться. Делай еще один бросок.

Прикусив губу и подумав о том, что чувства выдали ее, Дженни взялась за кинжал, устремила на него весь поток своих мыслей и метнула его. Кинжал попал точно в середину ствола.

С торжествующей улыбкой она посмотрела на Гилли. Кивнув, он велел: — Бросай еще раз!

После того как Дженни пять раз кряду попала в дерево, Гилли наконец улыбнулся и произнес:

— Отлично, у тебя все хорошо получается. Но старайся чаще практиковаться и помни о том, что я тебе говорил. Не вздумай воспользоваться кинжалом для самозащиты. Может случиться, что какой-нибудь негодяй выхватит его и использует против тебя же.

Пообещав помнить о его предупреждении, Дженни поблагодарила Гилли, и они вместе направились к лагерю. Там их с нетерпением поджидал Гок.

— Я кое-что придумал для сегодняшнего представления, — сказал он Гилли. — И хочу обсудить это с тобой.

Кивнув шутам, Дженни пошла готовиться к собственному выступлению.

Как и предсказывал Весельчак, зрителей собралось почти вдвое больше, и менестрели старались превзойти самих себя. Акробаты подпрыгивали и перепрыгивали друг через друга, танцоры двигались с какой-то яростной энергией, быстро перебирая ногами и притопывая в такт музыке. Публика начала аплодировать и не затихла, когда в середину сцены выбежали жонглеры.

Все трое жонглировали факелами. Потом к ним присоединился Весельчак — он жонглировал топорами. Зрители кричали и визжали, когда казалось, что он может уронить один из топоров.

Гок и Гилли сначала находились на сцене с остальными жонглерами. Когда вышел Весельчак, они отбежали в сторону, но быстро вернулись с десятью дубинками в руках, которые так и замелькали между ними в воздухе. В то же самое время парочка шутов громко вела наивный разговор о налогах и обязанностях шерифа. Публика заливалась хохотом, а шериф Максвелл был бы вряд ли доволен.

К счастью, шерифа не было среди зрителей.

Подошло время пьесы.

Все расхохотались, когда Гок вышел вперед, чтобы объявить сцену свадьбы, завершающую второй акт. На нем было облачение священника, но на голове он оставил свою шапочку с бубенчиками; правда, Дженни перестала наблюдать за ним, когда началась церемония. Герда в роли невесты раздражала ее все больше, потому что умудрялась строить глазки Хью даже сквозь фату.

Весельчак устроил все таким образом, что дуэт Дженни и Хью завершал пьесу. Дженни не возражала, потому что выходило, будто Хью оставляет невесту для того, чтобы спеть с ней. Когда Хью тепло улыбнулся ей в середине ее любимой песни, Дженни спросила себя, испытывает ли он те же чувства, что и она.

Публике их выступление понравилось, так что Дженни решила, что Весельчак, как обычно, знал, что делает.

Когда аплодисменты стали стихать, Гилли вышел в середину сцены и объявил, что в четверг вечером они сыграют всю пьесу от начала и до конца.

Публика взревела от восторга.

Хью проснулся рано утром в четверг. Солнце уже поднималось над холмами на востоке, день был чистым, но холодным, и вновь казалось, что вот-вот пойдет снег. В голове у него уже не так мутилось, да и на ногах он стоял теперь увереннее, чем вчера, поэтому Хью и стал думать, что все дело в возрасте. Он стареет, заключил он про себя, а потому уже не может получать удовольствие от спиртного, выпитого после тяжелого дня.

Ощущение приближающегося снегопада преследовало их почти неделю, вот Хью и заключил, что это просто боги погоды играют в свои обычные весенние игры, потешаясь над жителями юго-западной Шотландии.

Хью хотелось немного прогуляться. Сначала он направился к костру, где женщины готовили еду. Они как раз снимали с металлических противней горячие лепешки. Хью взял три лепешки и получил вдобавок к этому несколько щедрых кусков горячей баранины.

Завидев Дженни, сидевшую рядом с Пег возле их спальных мест, Хью направился к ним.

— Я хочу сказать тебе пару слов, Дженни, — проговорил он. — Это о той песне, которую мы будем с тобой исполнять. Прогуляешься со мной недалеко?

— Я еще не поела, — ответила Дженни.

Он показал ей свои лепешки.

— Мне хватит и двух. Пойдем же, надо поговорить, потому что скоро я должен начать репетировать, — попросил он снова.

Дженни кивнула, тихо сказала что-то Пег и пошла следом за Хью.

— Ты взяла с собой кинжал, малышка? — спросил он.

— Да, конечно, — кивнула она. — А у нас будет время попрактиковаться в метании?

— Будет. И мне нужен хотя бы час, чтобы поговорить с тобой спокойно. Прошлой ночью мне приснилось, будто я так напился, что стал похож на одного из персонажей, которых играю. По крайней мере мне кажется, что произошло именно так. И все же это был очень странный сон. Впрочем, как бы там ни было, я хочу хоть немного побыть самим собой. А ты все еще получаешь удовольствие от своего большого приключения?

Некоторое время Дженни молчала, озираясь по сторонам.

— Тут никого нет, — заверил ее Хью. — Так скажи мне, с тебя не довольно ли приключений?

— Я еще не узнала того, что хочу узнать, — промолвила она в ответ. — Хотя я начинаю понимать, что и эта жизнь может быть нудной. К тому же дома скоро надо начинать посадки, а я не знаю, хорошо ли знает свое дело управляющий его милости.

— Можешь мне поверить — хорошо, иначе Данвити не стал бы держать его там, — сказал Хью.

— Надеюсь, — пробормотала Дженни.

Они шли вперед, болтая о растениях, посадках и урожае, пока не оказались на вершине холма, где Дженни раньше тренировалась в метании кинжала. Найдя плоский валун, они уселись на него, съели лепешки с бараниной, а затем пометали кинжалы в поваленные ветром деревья.

На обратном пути оба молчали, но это было дружеское молчание. Хью подумал, что даже не помнит, чтобы у него была возможность побеседовать-с женщиной о семенах, всходах и видах на урожай.

Дженни их разговор тоже пришелся по душе. Было понятно, что Хью заботится о Торнхилле точно так же, как она — об Исдейле, и, судя по его словам, размеры поместий были примерно одинаковыми. Он дал ей также еще несколько советов о том, как лучше целиться, и пообещал научить затачивать клинок кинжала.

Вечернее представление прошло хорошо»

Гок и Гилли опять насмехались над сборщиками налогов — к большому удовольствию подавляющего большинства зрителей.

Когда Весельчак закончил свое выступление, публика, с замиранием сердца молча наблюдавшая за его номером и ждавшая продолжения, разразилась аплодисментами, но потом быстро затихла: на сцену вышла Дженни со своей лютней.

После исполнения первых двух песен она сделала знак детям присоединиться к ней. Вскоре вместе с ними запели и все зрители. Так что все были в отличном настроении, когда на сцену вышли актеры, чтобы начать свою пьесу.

Первые два акта прошли очень быстро. Гок в клоунском одеянии, изображавший священника, веселил публику, когда с серьезным видом произносил всяческие нелепости. В конце церемонии венчания Герда схватила Хью за уши и привлекла к себе, чтобы смачно поцеловать в губы. Зрители расхохотались и одобрительно загудели.

В третьем акте публика увидела настоящий парад любовниц трубадура, которых сыграла одна Герла. Она почти не переодевалась, лишь добавляла к платью то шарфик, то шляпку, то фартук, то парик.

Когда в конце спектакля Герда в собственном обличье вывела Хью на сцену на поводке, публика хохотала, свистела, улюлюкала и вообще всеми способами изображала свое огромное одобрение.

После окончания пьесы Хью подошел к Дженни.

— Первой мы споем комическую песню вместо баллады о любви, — прошептала она. — Честно говоря, я бы предпочла, чтобы этим вечером шериф слышал только мой голос.

Дженни улыбнулась и кивнула, глядя на публику, а затем начала перебирать струны лютни. Хью подождал, пока она сыграет вступление, и присоединился к Дженни, когда она запела первый куплет.

Этот вечер закончился так же, как и предыдущий. Правда, шериф бросил на шутов сердитый взгляд, когда они вышли к публике и пустили по рядам корзины для пожертвований.

Но на следующий вечер, во время второго акта, в игре артистов что-то изменилось. Герда хорошо исполняла свою роль и произносила все положенные реплики, но стала какой-то вялой, ее обычный запал куда-то подевался.

После второго акта к Дженни подошел Весельчак. Взяв под руку, он отвел ее в сторонку и сказал:

— Тебе придется исполнять роль Герды до конца пьесы. Герде нехорошо, у бедняжки сильная рвота, она там, за деревьями… Ей никак не становится лучше.

— Но я не знаю пьесы, — возразила Дженни. — Не сомневаюсь, что Кэт тоже могла бы…

— Нет, Кэт слишком стара для этой роли, — перебил ее Весельчак. — Вы с Гердой одного роста, ты наденешь ее фату, а в платье для объема подложим подушечки, так что никто ничего не заметит, пока ты не снимешь фату.

— Но я не знаю слов! — возмутилась Дженни.

— Священник скажет тебе, что говорить, как это делается на настоящих свадьбах, — промолвил Весельчак, как-то странно посмотрев на нее.

— А как насчет конца третьего акта? Что я должна делать?

— Ты снимешь фату и предстанешь перед публикой как милашка Дженни. А потом вы с Хьюго можете спеть балладу о любви, ведь она у вас так хорошо получается. Никто ничего не поймет… Кстати, зрители подумают, что от фарса мы перешли к романтической пьесе. Поверь мне, детка, им это понравится.

Дженни была далеко не в восторге от этой затеи. А уж что подумает о ней Хью, юная леди Исдейл и представить себе не могла.