Остаток ночи Фиона провела почти без сна, потому что ребенок два раза начинал плакать, сообщая, что проголодался. Его нужно было кормить весь день и всю ночь. Стоило ему проснуться, как он начинал плакать. Так что Фионе стало казаться, что ей никогда больше не выспаться как следует.

Днем матушка Битон попросила устроить ей постель в комнате Фионы и отправила Флори отсыпаться в комнатку напротив. Она сама взялась присматривать за Фионой и младенцем в своей спокойной, уверенной манере.

Рано утром во вторник — солнечные лучи едва добрались до окон восточной стороны — акушерка взяла насытившегося малыша, перепеленала и уложила в колыбель возле постели Фионы.

— Не хотите ли сами поесть, миледи? — спросила матушка Битон, покачивая ногой колыбель. — Эти две ночки выдались очень хлопотными, а вы вчера едва ли проглотили хоть кусочек. Думаю, каша со сливками будет теперь в самый раз.

— Только не каша, — возразила Фиона. Но она действительно проголодалась! — Флори отлично знает, что я люблю, и скоро принесет мне поесть.

Фиону клонило в сон, поэтому она была благодарна матушке Битон за то, что та просто кивнула, продолжая осторожно укачивать малыша. Он тоже засыпал — глазки уже закрывались.

Фиона слышала тихое дыхание сына и его сонное гуканье. Может быть, ему неудобно лежать в колыбельке? Она открыла глаза.

— Матушка Битон, я уже проснулась, — тихо позвала Фиона. — Вы наверняка устали и хотите поспать или позавтракать.

— Да уж, я бы не против подремать минутку на той террасе внизу, где ваша Джейн поставила еще одну кровать, — ответила женщина. — Но мне лучше остаться здесь, пока не вернулась Флори.

— Нет. Иначе вы заснете прямо на месте. Идите, прошу вас. Он проспит сейчас никак не меньше часа или двух, так ведь?

— Конечно, — отозвалась акушерка. — Но…

— Ни слова больше, — перебила Фиона. — Какой от вас будет толк, если вы уморите себя заботами? Флори всегда приходит с рассветом и сейчас наверняка уже одевается. От всего сердца благодарю за помощь, но сейчас вам просто необходимо отдохнуть.

— Тогда я пойду. — Матушка Битон тепло улыбнулась. — Из вас выйдет прекрасная мать, миледи.

— Надеюсь, — сказала Фиона.

Матушка Битон первым делом расправила одеяльце малыша, затем проверила, есть ли вода в умывальнике и кувшине возле постели Фионы, а затем наконец ушла.

Звякнула щеколда, и в тот же миг Фиона вскочила с постели.

По правде говоря, она чувствовала себя усталой. Все еще сказывались некоторые последствия родов, но она была рада, что осталась наконец одна. Хоть бы Флори задержалась подольше!

В общем, с ней все было в порядке — разве что ноющая грудь да боль в мышцах. Она положила ладонь на живот. Каким он стал плоским! И это после того, как рос с каждым днем, долгие месяцы. Живот стал мягче, чем был раньше, но у нее снова появилась талия! Фионе ужасно захотелось примерить наряды, от которых пришлось отказываться все это время.

Она решила начать с любимого шелкового платья, которое было в числе тех немногих вещей, что она прихватила с собой, отправляясь в побег с Уиллом. Оно перестало сходиться на ней три месяца назад.

Она извлекла платье из сундука, там же нашла свежую сорочку. Затем совершила утренний туалет прохладной водой из умывальника и стала надевать сорочку.

— Госпожа, что это вы делаете? Вам еще не время! Фиона вздрогнула всем телом и повернулась.

— Флори, ты меня до смерти напугала! — воскликнула она.

— Да уж, представляю, — шепотом отозвалась Флори, явно опасаясь разбудить малыша, но воинственно уперев руки в бока. — Я вхожу тихо, как мышка, чтобы не разбудить ни вас, ни младенца, и что вижу! Вы стоите с сорочкой на голове. — Она оглянулась на колыбель. — Но какой же он сладкий крошка!

Фиона улыбнулась:

— Правда, красивый?

— А как вы собираетесь его назвать?

— Поверишь ли — не знаю! Можно было бы назвать его Томасом в честь моего отца, но Мейри уже назвала так своего сына. И, по правде говоря, я отлично знаю, что папа не обрадовался бы, достанься его имя одному из Джардинов. Дедушку с отцовской стороны звали Робертом, но так зовут мужа Мейри. А еще это имя короля Шотландии да одного из его противных сыновей.

— И уж точно вы не назовете сына в честь его собственного папаши, — заявила Флори.

— Не назову. Не назвала бы и в честь его ужасного деда, если б даже знала старого Джардина по имени.

— Кажется, мне говорили, что его звали Джон. Или Гилберт? — Флори пожала плечами.

— Надо бы знать поточнее, — сказала Фиона. — Мне самой нравится Гилберт.

— Ну да, и все звали бы его Гил. Так ведь? Гил Джардин!

— Боже упаси! Ты права. Не хочу, чтобы его имя хоть чем-то напоминало Уилла Джардина. Но что, если назвать его Арчи, в честь лорда Галлоуэя?

— Его полное имя Арчибальд, — возразила Флори. — Похоже на слово «балда».

— Да, придется подумать, — согласилась Фиона.

Ей пришло в голову, уж не вздумает ли Керкхилл сам заняться выбором имени для новорожденного. Кстати, это было бы неплохо — тогда она получит полное право в открытую восстать против него. Пусть Керкхилл и является опекуном ее сына, но сын-то ее, не его.

— Вам пора назад в постель, — заявила Флори.

— Вот как? — сказал Фиона, глядя на горничную с вызовом.

— Но так надо, — сказала Флори. — Я только хотела взглянуть, спите ли вы, однако знаю точно, что леди Фелина уже спустилась к завтраку. Если я ей скажу…

— Ты ничего ей не скажешь, если не хочешь, чтобы я рассердилась. Я желаю мяса с хлебом и эля, как обычно, И хорошо, если бы моя мать пока меня не навещала. Я отправила матушку Битон отдохнуть, а сама лягу только после того, как поем. Ведь мне было не до сна целых две ночи! Но потом я встану. Я не больна. Всего-навсего родила ребенка.

Флори посмотрела на нее внимательно, словно чего-то не договаривая. Потом горничная, очевидно, решила, что благоразумней всего молчать. Кивнув, она вышла из спальни хозяйки.

Фиона села перед колыбелью.

— Доброе утро, мой крошка сынок, — прошептала она спящему младенцу. — Это твой второй рассвет, и мы наконец одни. Интересно, что ты обо мне думаешь?

Он такой славный! А. разве знала она, что такое быть матерью? Примера с собственной матери ей брать не стоило: Фелина не баловала дочерей вниманием. Ее время уходило на бесконечные беременности в попытке родить мужу наследника.

Фиона была решительно настроена сама воспитывать сына, хотя бы для того, чтобы вырос не похожим ни на отца, ни на деда. Однако ей было хорошо известно, что слуги и кормилицы, как правило, играли в воспитании отпрысков знатных семей куда большую роль, чем родители. Представления леди Фелины о материнстве сводились к единственной задаче — родить сына.

Сейчас, например, Фелина испытывала к внуку весьма умеренный интерес. Разумеется, она выразила радость по поводу того, что ребенок пошел скорее в Данвити, чем в Джардинов, но не ворковала над ним, не просила, чтобы ей дали его подержать, не то что другие!

Фиона вздохнула. Ей вспомнилось, какое недоуменное было у матери лицо в ответ на предположение Керкхилла, что ей наверняка захочется остаться в Спедлинсе до тех пор, пока дочь не оправится после родов. Фелина никогда не скрывала, что предпочитает удобства и уют Аннан-Хауса сельским красотам Данвити-Холла. А Спедлинс куда меньше, чем Данвити-Холл, и здесь все совсем по-простому.

Интересно, приходили ли эти же мысли в голову Мейри, когда та родила сына? И когда Мейри с Робом вернутся в Данвити-Холл?

Глубоко вздохнув, Фиона осторожно взяла спящего малыша на руки. Она боялась его разбудить — вдруг заплачет? Но с другой стороны, ей почему-то было страшно, что он вообще никогда не проснется. Его дыхание было ровным. Понимает ли он, что мама держит его на руках? По его виду не скажешь.

Фиона на цыпочках направилась к своей постели. Осторожно уложила сына и легла сама, взбив за спиной подушки. Снова взяла сына на руки — было так приятно его держать, наслаждаясь теплом его тельца. Она вглядывалась в его личико, любовалась темными ресницами и пыталась понять, на кого же он все-таки похож. Темные волосы, как ее собственные, еще Фелина это заметила.

Фионе показалось, что волосики у него довольно редкие, не столь густые, как у нее или Уилла, зато прямые, а не вьющиеся, как у мужа. Что касается всего остального, он выглядел так, как выглядят все младенцы, разве что казался ей таким очаровательным милашкой!

Она дотронулась пальцем до его ладошки, и крошечные пальчики немедленно обвили мамин палец. Фиона слышала, как бьется его сердце, и ее охватила жаркая волна счастья, когда она с любовью смотрела на сына.

Послышался легкий стук в дверь, и Фиона тихо ответила:

— Входите!

Она не оглянулась, просто улыбалась — Флори опять боится застать ее врасплох!

Керкхилл удивился, что Фиона не спросила: «Кто там?» Осторожно открыл дверь и застыл на пороге, восхищенный видом леди Фионы. Она с улыбкой смотрела на новорожденного сына, лежащего у нее на руках.

— Поставь на стол, Флори, — тихо сказала она, не поднимая головы. — Сейчас встану и поем.

— Это не Флори, — отозвался Керкхилл.

Тогда Фиона подняла глаза, и улыбка на лице сменилась недоумением.

— Боже правый, сэр, и часто ли вы врываетесь к даме, не называя себя?

— Я стучал, — напомнил он.

Она собиралась заговорить, но вдруг залилась краской.

— Отчего вы покраснели, миледи? Вы полностью одеты.

— Я думала, что пришла Флори.

— Разве Флори стучит, прежде чем войти?

— Нет, но она сегодня уже напугала меня, когда вошла.

Фиона опять устремила взгляд на малыша. Потом, взглянув на Керкхилла, ровным тоном продолжила:

— Она ушла принести мне завтрак.

Некоторое время он смотрел прямо в глаза Фионе, затем сказал:

— А знаете, вы иногда очень напоминаете мне младшую сестру, Нэн.

— В самом деле? Она мила?

— По большей части она чертовски мне досаждает. Особенно когда думает, что сумела убедить меня, что не затевает никакой проказы.

— Помилуйте, сэр, что, по-вашему, я могу затевать?

Он постарался придать голосу строгость.

— Подозреваю, вы не были в постели, когда вошла Флори. Она застала вас врасплох, вот вы и испугались. И ребенка вам в постель никто не приносил, как я теперь понимаю. Помнится, я встретил Флори в холле всего несколько минут назад. Я спросил, как у вас дела, и она ответила, что вы уже проснулись, а ребенок спит в колыбели.

— Ох!

Он видел в ее лице тень усталости — причем не в первый раз. Поэтому, отбросив строгость, сказал:

— Я пришел не для того, чтобы звонить в колокола, объявляя тревогу. Хотел лишь удостовериться, что вы чувствуете себя хорошо, и узнать, какие распоряжения будут по хозяйству.

— Тогда, полагаю, вы не будете возражать, если я скажу, что намерена сегодня же встать с постели?

— Я не уверен, — ответил он. — Я плохо знаю правила, которых следует придерживаться женщине после родов. И, поскольку я тут не судья, спрошу совета у вашей матери и матушки Битон. Если не хотите вызвать мое неудовольствие, делайте то, что они вам велят.

— Лучше расскажите о своей сестре.

— Нет, потому что уверен — очень скоро вы сами ее увидите. Мне кажется, вы с ней отлично поладите. Кроме того, сейчас Флори принесет вам завтрак. Однако я хотел бы знать — вы с Уиллом выбрали имя ребенку?

Фиона прикусила нижнюю губку.

— Разве это трудный вопрос? — удивился Керкхилл. — Вам следует сказать или «да», или «нет».

Она слегка улыбнулась.

— Просто меня об этом только что спрашивала Флори, — пояснила Фиона. — Я еще не знаю, как его назову.

— Разве Уилл не предлагал, какое-нибудь имя?

Она пожала плечами:

— Он почти не проявлял интереса к тому, что у меня будет ребенок. За исключением того, что моя беременность ему мешала. — Она снова покраснела. — По правде говоря, думаю, он ждал, что все станут предлагать назвать сына в его честь. Но мне совсем не хочется.

— Нет. Выбирая имя, лучше перескочить через поколение. Может быть, подскажет ваша матушка? Не хотите, чтобы я отнес малыша назад в колыбель?

— Это сделает Флори, когда вернется. Хочу подержать его еще немного.

— Тогда мне лучше откланяться. Но не забывайте и о себе, ухаживая за сыном!

— Как долго вы собираетесь пробыть в Спедлинсе?

— Сколько будет нужно, — ответил Керкхилл. — Нужно заняться счетами Джардинов, и поместьями, разумеется. Решить, хорошо ли знает свое дело управляющий Эварт, чтобы оставлять его за главного, когда мне понадобится уехать. Ему, кажется, уже немало лет.

— Они с Джардином знали друг друга с детства, поэтому Эварт привык действовать так, как ему укажут. Наверняка в Керкхилле у вас есть свой толковый управляющий, который ведет дела в ваше отсутствие.

Керкхилл улыбнулся, вспомнив дядю.

— Конечно. Мой дядя, сэр Джеймс Сейтон, должно быть, уже прибыл в Керкхилл. Я послал за ним, как только получил известие из Спедлинса. Моя мать любит, чтобы делами семьи занимался родственник. Кстати, дядя Джеймс будет приглядывать и за сестрой.

— А ваша мать?

— Она пытается. Но своенравие Нэн куда сильнее, чем умение матери сохранять твердость. Поэтому маме трудно добиться от Нэн послушания.

— И вы полагаете, что я похожа на Нэн?

— А разве нет?

Фиона нахмурилась:

— Наверное, однажды я проявила непослушание, в некотором роде. Но с тех пор как я попала в Спедлинс, мне уже не до того.

— Но вы не любите, чтобы другие вам указывали!

— Нет, если мне кажется, что они лезут не в свое дело, — мрачно ответила Фиона.

— Тогда мы, наверное, будем воевать, — сказал он. — Я привык, чтобы мне подчинялись. Но прошлой ночью я говорил всерьез, Фиона. — Удивившись собственной оговорке, он поспешно продолжил: — Надеюсь, вы не станете возражать, если я буду обращаться к вам по имени, когда никто не слышит? К чему официальный тон, ведь нам предстоит жить буквально бок о бок.

Она сухо поинтересовалась:

— Что вы имеете в виду?

На минуту ему показалось, что она настаивает на соблюдении условностей, но потом он заметил, как насмешливо блестят ее глаза. И заметил — в который раз, — как она красива. Особенно сейчас, когда сидит с младенцем на руках и ее темные блестящие волосы, разделенные пробором посередине, забраны в две простых, ниспадающих на плечи косы.

Прошлой ночью он снова видел ее во сне и проснулся в поту.

Собравшись с мыслями, Керкхилл довольно резко сказал:

— Я имел в виду — это правда, что вашему ребенку нечего меня бояться. И вам тоже.

— Помилуйте, сэр. Я и так вас не боюсь.

— Отлично. Кажется, идет Флори. — Он открыл дверь, вошла горничная. Если она и удивилась, увидев Керкхилла в комнате хозяйки, то не подала и виду. Зато была весьма ему благодарна, когда он взял у нее тяжелый поднос. — Положите ребенка в колыбель, — распорядился он. — Потом устройте поднос на постели вашей хозяйки, чтобы ей не пришлось вставать.

Флори вытаращила глаза, но ответила просто:

— Да, милорд.

Фиона смотрела на него с вызовом, но он с улыбкой сказал:

— Не каждый повод годится для ссоры, миледи. Будьте разборчивей. Сейчас явно не тот случай. Я зайду попозже узнать, как у вас дела.

Керкхилл ждал, ответит ли она, пока Флори, наклоняясь, брала ребенка на руки, чтобы отнести в колыбель. Потом, когда горничная отошла, он сделал несколько шагов вперед с подносом в руках.

Фиона молча смотрела на него.

Флори повернулась, чтобы забрать у него поднос, и сказала:

— Благодарю вас, милорд. Теперь я сама присмотрю за ними.

Улыбнувшись Фионе, которая по-прежнему хранила молчание, Керкхилл вышел, гадая, из-за чего выйдет их следующая схватка.

Фиона дождалась, пока за Керкхиллом закроется дверь. Ей хотелось быть уверенной, что он не вернется и не услышит того, что она собиралась сказать горничной.

— Ему не следовало входить ко мне вот так. Просто взял и вошел, — проворчала она.

Флори изумилась:

— И не постучал?

— Постучал, но совсем тихо. Я думала, это ты.

— Хорошо, что он не ворвался сюда раньше, вместо меня, в первый раз. Вообразите, что бы он увидел!

Фионе стало смешно.

— Наверное, я испугалась бы не меньше, услышав его стук, и могла бы подумать, что это ты. Право же, Флори, джентльмен не должен запросто входить в спальню женщины, которую он едва знает.

— Ваш отец поступил бы точно так же, — возразила Флори.

— Керкхилл мне не отец.

— Конечно, нет! Я отлично понимаю. Но ведь он делает для вас почти то же, что и отец, — по воле старого хозяина.

— Это ему так кажется, — мрачно заметила Фиона. — Но он пожалеет, если вздумает командовать мной, точно я ему дочь. Я этого не потерплю.

Фионе вовсе не нравилось думать, что для Керкхилла она нечто среднее между дочерью и младшей сестрой. Вероятно, ссоры не избежать.

Эта мысль повлекла за собой другую. Он ведь родня Джардинам! Отличается от них внешне, да и держит себя по-другому — разумеется, за исключением того, что обожает раздавать приказания направо и налево. Но мужчины одной семьи обычно похожи друг на друга, и ей совсем не хотелось в конце концов узнать, что он такой же, как Уилл или старый Джардин.

Почти все утро Керкхилл провел в делах. Расспрашивал управляющего старого Джардина, осматривал Спедлинс-Тауэр. Дом не произвел на него впечатления — бывший хозяин содержал его из рук вон плохо. Не понравился ему и Эварт, робкий пожилой человек, который с крайней неохотой высказывал собственное мнение, но зато с готовностью отвечал на вопросы — правда, несколько туманно.

Дикон предупредил Эварта, что его помощь понадобится ему на следующее утро, когда придет время закончить осмотр всего Спедлинса, а заодно объехать остальные поместья Эпплгарта — на это хватило бы и дня. Затем направился к себе, написать рекомендательное письмо для Хода. За все утро он не видел его ни разу. Но рассудил, что вряд ли Ход решит уехать, не сообщив ему о своем решении.

Поймав в холле одного из слуг, Керкхилл спросил:

— Не знаешь ли, где разыскать Хода, камердинера старого Джардина?

— Конечно, знаю, милорд.

— Приведи-ка мне его, ладно?

Ход явился, и Керкхилл прочел ему письмо.

— Я хочу, Ход, чтобы ты взял это письмо, — сказал он. — Если найдешь работу у другого господина, а он не сумеет сам его прочесть, скажи ему, что сэр Ричард Сейтон, барон Керкхилл, может замолвить за тебя слово и рекомендовать для любой должности, которую он сочтет для тебя подходящей.

Ход долго смотрел на Керкхилла, а потом взял письмо.

— Вы хотите сказать, милорд, что передумали и не желаете, чтобы я здесь оставался?

— Ничего подобного, — ответил Керкхилл. — Наоборот, я был бы благодарен тебе, Ход, если б ты согласился остаться, по крайней мере на месяц или на любой срок, как тебе заблагорассудится. Уходишь ты или остаешься — решать тебе, но письмо в любом случае пусть останется у тебя.

Тонкие губы Хода тронула кривая улыбка.

— Что, если вы вдруг решите, что я не такой уж добрый малый?

— Тогда я так тебе и скажу. Возможно, я буду говорить не совсем то, что собирался, если кто-то придет наводить о тебе справки. Но я не стану переписывать письмо, а в нем я написал, что ты преданно служил старому Джардину. Что было, то было, и этот факт нельзя отрицать теперь, когда он умер. Кстати, — добавил с улыбкой Керкхилл, — я также не думаю, что ты станешь плохо служить мне.

— Тогда я останусь, милорд, но чем мне заниматься? У вас есть собственный камердинер, к чему вам я?

— Кажется, у старого Джардина не было управляющего в доме, не было и экономки, — сказал Керкхилл. — Полагаю, тебе следует занять место дворецкого.

Помолчав, Ход заметил:

— Дом ведет миледи. Может быть, вы не знаете, но это она заправляет сейчас всем. И ей не понравится, если управляющим стану я.

— В самом деле? А у нее есть основания тебя не любить?

Очевидно, прямой вопрос застал Хода врасплох. Он скорчил гримасу:

— Да, сэр, она, наверное, думает, что есть. Хотите услышать почему?

Керкхилл покачал головой:

— Нет, меня это не касается. Однако знай, что тебе предстоит получать ее указания и повиноваться ей так же, как и мне. Но если тебе покажется, что она поступает неразумно, так ей и скажи. Будет настаивать на своем неразумном решении без причины — сообщи мне.

— Но вы же не хотите, чтобы я за ней следил? Такое занятие не по мне.

— Нет. Я хочу, чтобы ты помог мне ее охранять. Мне известно, что ты знаешь, какие подозрения на ее счет питал старый Джардин. Полагаю, что слышал и сплетни, порожденные его подозрениями. Сплетни, гуляющие по всему Аннандейлу.

— Да, сэр. Я слышал.

— Тогда ответь мне — не ты ли их распустил?

— Нет, сэр. Старый хозяин выкладывал свои соображения каждому, кто соглашался слушать, так что многие здесь знали, что у него на уме. Что им стоило начать болтать? Но я не выносил за двери его комнаты ни слова из того, что он говорил. Наверное, вы мне не верите, потому что отлично знаю, что леди Фиона обвиняет меня…

— Ход, до сих пор ты не давал мне оснований для недоверия. Пока это так — твоего слова достаточно. — Керкхилл протянул ему руку: — Благодарю, что остался. Можешь приступать к новым обязанностям прямо сейчас. Если у тебя есть вопросы, спрашивай.

— Один или два вертятся на языке, сэр.

— О чем же?

— Кто скажет миледи, что я отныне дворецкий? Вы или мне самому сообщить?

Керкхилл рассмеялся:

— Клянусь своими грехами, Ход! Я скажу ей сам, да поможет мне Господь.

— Да, сэр, вам понадобится Божья помощь — только так она не выцарапает вам глаза. Приготовьтесь отступать в случае чего. У нее привычка швыряться всем, что попадет под руку.

— В таком случае лучше сказать ей сейчас же. Упаси Бог, если она услышит об этом от кого другого, до того как я сам ей скажу. Но ты говорил о двух вопросах. Готов ли второй?

— Конечно. Насчет старого хозяина.

— О старом хозяине? Что такое?

— Люди волнуются — когда же мы будем его хоронить? — сказал Ход.

Керкхилл уставился на слугу:

— Хоронить! Бога ради, так ведь я думал, его давно похоронили. Куда поместили тело?

— В один из погребов, милорд. Никто не хотел брать на себя ответственность. Миледи лежала в родах, и мы подумали, что вы займетесь похоронами самолично.

— Вы рассудили глупо, — заявил Керкхилл. — Проследи, чтобы его как следует подготовили. Похороны на рассвете. Он хотел бы, чтобы присутствовал священник?

— Нет. Он сторонился священников и не жаловал церковь.

— Тогда будет совсем простая церемония, завтра на рассвете. Пусть приходят все, кто пожелает, — позаботься и об этом. Вот твое первое поручение в новой должности. Но какого черта ты сразу не сообщил мне, что его еще не погребли?

— Думал, что не мое это дело. Эварт должен был сказать.

— Конечно, ему следовало сказать. Тем более что я просил его провести меня по всему дому. Удивительно, как это ему в голову не пришло показать, где лежит Джардин! Думаю, однако, что тебе следует вместе с Эвартом проследить, чтобы все было как положено.

— Да, сэр, — кивнул Ход.

— Пойду проведать миледи, — сказал Керкхилл.

Он был уверен, что Фиона примет в штыки его решение относительно Хода, и не имел никакого желания с ней спорить. Тем не менее он был разочарован, когда на его тихий стук в дверь открыла Флори. Горничная сообщила, что младенец с матерью крепко спят.

Он был доволен, что Фиона решила отдохнуть, вместо того чтобы испытывать его на прочность. Однако нельзя было допускать, чтобы потрясающее известие о новом назначении Хода принес ей кто-нибудь другой. Поэтому он сказал:

— Флори, когда она проснется, пошли ко мне слугу. Мне нужно сообщить ей новость. Не хочу, чтобы меня кто-нибудь опередил.

Флори прищурилась:

— Полагаю, новость ей не понравится?

— Боюсь, что так, но она должна услышать ее от меня. Я буду за почетным столом.

— Разумеется, сэр. Я пошлю за вами, когда она проснется.

— С вами пришел повидаться лэрд, хозяйка, — сказала Флори, взбивая подушки, которые она укладывала на скамье в оконной нише. — Тут вам будет удобно. Негоже принимать его, лежа в постели.

Натянуто рассмеявшись, Фиона сказана:

— Ты совершенно права, Флори. Скажи, пусть ждет.

— Но, миледи, у вас не получится быстро добраться до окна.

— Да, я еще такая медлительная, — согласилась Фиона. — Однако послушай меня, Флори! Пусть я проспала сегодня почти весь день, завтра этого не повторится. Я встану в обычное время и позавтракаю в комнате. Но потом выйду и приступлю к обязанностям по дому. Надоело мне лежать в постели!

— Да, миледи, посмотрим. Мне остаться?

— Останься, если он не отправит тебя за дверь, — ответила Фиона. Она не представляла, что такого может сообщить ей Керкхилл, чего не стоило бы слышать горничной. Но в конце концов, хорошо ли она знала Керкхилла? Он может сказать ей что угодно.

Вошел Керкхилл.

По его внимательному, испытующему взгляду Фиона поняла — он опасается, что ей не по нраву придется то, что он собирается ей сказать.

— В чем дело? — спросила она. — У вас такой вид, словно вы ждете беды.

— В самом деле? — ответил он. — Может, так оно и есть. Боюсь, что я принял решение, которое вам не понравится. Мы можем говорить, или рискуем разбудить ребенка?

— Он спит. Однако может проснуться, если захочет есть. Думаю, это произойдет очень скоро.

— Тогда я быстро сообщу то, с чем пришел. Я сказал Ходу, что назначаю его дворецким в этом доме.

— Что! Нет, я никогда не соглашусь. — Она взглянула на Флори.

Керкхилл мягко сказан:

— Миледи, вы можете исполнять свои обязанности главной в доме, но Ход облегчит вам задачу. Я сказал ему, что приказания отдаете вы и любые разногласия улаживаете между собой. Если же к единому мнению прийти не удастся, вам следует обратиться ко мне.

— Вы не понимаете, — сказала Фиона напряженным тоном. Как ей хотелось накричать на него! Но она боялась, что, дав выход гневу, не сдержит также и слез.

— Может, расскажете, в чем дело? — спросил Керкхилл.

Фиона покачала головой. Невозможно!

— Тогда устроим ему испытание. После смерти старого Джардина Ход подумывал об уходе, но я дал ему понять, что буду рад, если он останется. Ведь он, как никто другой, знает и дом, и здешних жителей. Гораздо больше, чем узнали вы за те два года, что живете в Спедлинсе.

— Он живет тут ненамного дольше моего, — заметила она.

— Разве? Но он жил бок о бок со старым Джардином. Кроме того, если мне не понравится, как он исполняет свои обязанности, ему придется уйти.

— Не понимаю, почему вы говорите, что я главная в доме. Вы назначаете Хода дворецким без моего согласия.

— Тогда приведите вескую причину против, — возразил Керкхилл. Он явно колебался, внимательно глядя на Фиону. Потом открыл мешочек, что был приторочен к его поясу, и достал оттуда ключ. — Вы, случайно, не знаете, что это за ключ?

Фиона покачала головой. Она раньше никогда его не видела.

— Итак, вы распоряжаетесь хозяйством в доме. У вас есть ключи?

— Да, вон там, на крючке возле двери. — Она указала на пояс с серебряной пряжкой, который носила, пока он перестал сходиться на талии. К поясу посредством коротких цепочек крепились различные предметы домашнего обихода — ключи, штопор, ножницы и мешочек с наперстком.

К цепочке, на которой был ключ от кладовой, Керкхилл добавил и тот, что только что показал Фионе.

— Я нашел его в спальне Джардина. Держите его с остальными, пока мы не выясним, какой замок он отпирает. И последнее, — добавил он, вешая пояс обратно на крюк.

Фиона снова встревожилась, но на сей раз ей хватило сил только невесело удивиться:

— Что еще?

— Старого Джардина еще не похоронили. Очевидно, так торопились послать за мной и так волновались из-за рождения нового Джардина, что забыли опустить в могилу Джардина старого!

— Помилуй Боже! Ведь он умер в субботу. Почти четыре дня назад!

— Он умер вечером в субботу, так что не прошло и трех дней, — поправил Керкхилл. — Могилу уже копают. Мы похороним его завтра на рассвете. Я велел Ходу с Эвартом позаботиться о том, чтобы на церемонии были все, кто захочет прийти. Ход сказал, что Джардин предпочел бы обойтись без священника.

— Да уж, — согласилась Фиона. — Он перевернется в гробу, если услышит, как над ним читают молитвы. Но почему Ход не сказал раньше?

— Думал, что это обязанность Эварта. Но Эварт, кажется, боится собственной тени.

— Да. Он глубоко чтил старого Джардина, хотя и боялся. Не сомневаюсь, что вас он боится до смерти. Однако старому Джардину Эварт нравился, потому что ни разу не сказал и слова поперек.

— Что ж, а я хочу, чтобы мой управляющий имел свое суждение, — сказал Керкхилл. — А теперь, мадам, — добавил он, — ваша мать просит разрешения вас навестить, если вы не слишком утомлены. Ведь она сегодня еще ни разу не видела ни вас, ни внука. Можно ей войти?

— Да, конечно, — угрюмо ответила Фиона, безуспешно стараясь придать голосу веселости.

Когда Керкхилл ушел, Флори заметила:

— Вам следовало сказать ему, почему вы ненавидите Хода.

— Нет, не могу. Слишком унизительно. И ты не смей ему говорить.

Горничная скорчила гримасу:

— Нет. Вам отлично известно, что я ничего не скажу.

Вскоре пришла Фелина. На сей раз она, казалось, была без ума от внука. Но Фиона чувствовала себя слишком усталой, поэтому болтовня матери и ее советы вызывали в ней только раздражение. Наконец Фелина сказала:

— Вижу, ты еще не пришла в себя, дорогая. Но я искренне хотела бы тебе помочь чем смогу.

— Знаю, мадам, — сухо ответила Фиона. Ей хотелось спросить мать, отчего та не сделала ни единой попытки помочь ей за эти два года. Но она побоялась ворошить больную тему, опасаясь, что разразится скандал.

Когда Фелина вышла из спальни, Фиона вздохнула с облегчением.