Элис приказала Джонет зажечь больше свечей и принести ее щетку. Потом, сорвав с головы вуаль, стала вытаскивать шпильки, пока густые золотые пряди не заструились по ее плечам к талии. Времени оставалось слишком мало. В своей безумной спешке она порвала шнурок на корсаже, пытаясь снять платье.

— Мисс Элис! — возмущенно воскликнула Джонет. — Куда подевался ваш разум?

— К черту мой разум! — отрезала Элис. — Помоги мне! Элва, принеси мои духи, Мэдлин, достань зеленый халат из вон того сундука около камина. Скорее!

Глаза Мэдлин внезапно зажглись безудержным весельем, но она сохраняла спокойствие и поспешила выполнить просьбу, принеся еще и две узкие шелковые ленты в тон халату.

— Вот, завяжи одну на шее, а другую я вплету тебе в волосы. Так ты будешь выглядеть более женственной, более хрупкой в его глазах.

— Скорее обозначится линия, по которой можно перерезать мне горло, — пробормотала Элис, но подчинилась.

Мэдлин хихикнула.

— Почему бы тебе не снять халат и не встретить его в рубашке… или еще лучше…

— О Господи, я не хочу, чтобы он изнасиловал меня! — воскликнула Элис. — Я хочу только напомнить, что у него есть причины не убивать меня. Давай скорее там с лентой!

Когда вторую ленту завязали, а Джонет расшнуровала ее корсаж, она сбросила платье и, схватив халат, набросила его поверх своей сорочки с глубоким вырезом и нижних юбок. Взяв у Элвы пузырек с духами, она стала наносить аромат сирени за уши и на запястья, но, услышав глухой стук сапог по плиткам галереи, резко вскинула голову.

— Тише, он идет! Как я выгляжу?

— Как жертвенная дева, — криво усмехнулась Мэдлин. Джонет неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала.

Дверь с грохотом распахнулась, и Элис выпрямилась, позволив халату распахнуться, когда она повернулась, чтобы встать лицом к сэру Николасу, но ее мужество едва не покинуло ее в самом начале.

Он стоял на пороге. В его правой руке покачивался ремень, его глаза сверкали, а лицо застыло от ярости.

— Убирайтесь, вы все! — рявкнул он на остальных женщин.

Элва убежала, проскользнув мимо него, а Джонет потянула Мэдлин за руку к выходу, но та осталась на месте. Ее улыбка исчезла при виде сэра Николаса, и она явно собиралась стоять на своем.

Изо всех сил пытаясь говорить спокойно, Элис произнесла:

— Прошу, оставьте нас. Мой муж желает говорить со мной наедине.

Еще раз скривив губы и бросив последний взгляд через плечо на Элис, Мэдлин наконец подчинилась молчаливому убеждению Джонет и вышла.

Как только они покинули комнату, Николас пинком захлопнул за ними дверь и твердыми шагами направился к Элис.

Она быстро присела перед ним в реверансе, ее юбки волной взметнулись вокруг нее, голова склонилась, хотя и не настолько низко, чтобы помешать ему увидеть ее глубокое декольте.

— Вы правы, что разозлились на меня, сэр, — пролепетала она. — Я ужасно поступила, и хотя мне очень жаль, у меня нет права напоминать вам сейчас, что на моем теле легко появляются синяки. — Сделав глубокий вдох, она подняла тонкую дрожащую руку к линии между грудей, надеясь, что жест выглядел достаточно смиренным и привлекал его внимание к прелестям ее тела, которыми, как она знала, он восторгался больше всего. — Я умоляю о прощении, Николас, но вы должны сделать то, что хотите.

Он чертыхнулся, угрожающе возвышаясь над ней.

— Вы ведете себя как маленькая шлюшка, мадам! Вы пытаетесь укротить мой гнев нежными словами и привлекательным телом?

— Да, — честно ответила она, поднимая наконец на него глаза. — Действительно, я веду себя не как леди, Николас, но я не хочу подвергнуться избиению, хотя и заслуживаю его. Я знаю, что вы имеете все права мужа наказать меня. Но поскольку мое тело сможет дать вам мало утешения перед дальней дорогой, если будет избито, вы, может быть, найдете в своем сердце достаточно милосердия, чтобы пощадить меня на этот раз. Вы дали мне понять, — добавила она краснея, — что, когда я нахожусь в ваших объятиях, вам нравятся мои стоны наслаждения, сэр, но я сомневаюсь, что вы из тех мужчин, которых возбуждают женские крики боли.

— Право мужа? — пробормотал он, не обращая внимания на остальное. Его поза не изменилась, но его голос стал ниже, глубже, и, заметив перемену и многообещающий блеск в его глазах, она опустила ресницы, чтобы спрятать свое облегчение, а он продолжал тем же тоном:

— Не в ваших привычках описывать наши плотские утехи, девочка. Правда, я припоминаю как минимум одно довольно бесстыдное упоминание о долге мужа.

Вдруг оробев, не поднимая глаз, она прошептала:

— Мне все равно, долг это или право, сэр. Мне действительно нравится внимание с вашей стороны, и я скучала по вашим ласкам, потому что вы не уделяли должного времени нашим занятиям любовью начиная с первой брачной ночи, которую я вспоминаю с величайшим наслаждением.

— Встаньте!

Глубокие вибрирующие нотки исчезли, и приказ прозвучал так твердо, что она похолодела от страха, но не посмела ослушаться его. Медленно, неохотно она поднялась.

— Посмотрите на меня.

Элис подняла глаза, и выражение его лица ее испугало. Ее власть над ним слишком мала, чтобы противостоять его решимости доказать если и не подчиненным, то самому себе, что он господин своей собственной жены.

— Вы знаете, что сам аббат рекомендовал мне научить вас лучшим манерам? — спросил он, поднимая ремень теперь обеими руками и внимательно разглядывая его.

— Правда? — Она тоже не могла оторвать взгляд от ремня.

— Да, и то же самое сказал Гуилим.

— Я не сомневалась в вашем брате, — проговорила она, — но я надеялась, что аббат будет милосерднее.

— Он не может поощрять открытое неповиновение законной власти. — Николас метнул на нее взгляд исподлобья. — Он запретил мне уезжать до окончания дня Пасхи, потому что я еду не с доброй целью, а убивать во имя короля — та же причина, напомнил он мне, которую использовали те, кто распинал нашего Господа. А еще он сказал, что, раз непочтительное поведение моей жены — преступление против Господа не меньшее, чем против человека, я должен остаться здесь до утра, чтобы иметь достаточно времени заняться вашим исправлением.

Она с трудом сглотнула.

— Он так сказал?

— Да, а его приказы, как считается, идут прямо от Господа. — Установилась тишина, а потом он спросил:

— Вы действительно раскаиваетесь, малышка?

Ее глаза наполнились слезами.

— Да, сэр, — ответила она.

— Вы будете утешать меня?

— Да.

— И вы действительно получаете удовольствие от моих прикосновений?

— Да. — Слезы заструились по ее щекам. — О, Николас, я так тосковала по вашим ласкам. Вы не можете представить, как часто я хотела, чтобы вы делали все, как в ту первую ночь. Я знаю, что не мне говорить вам, что делать…

— Иди сюда, — хрипло пробормотал он, отбрасывая ремень и открывая ей свои объятия. Со всхлипом она бросилась к нему. Он прошептал в ее кудри:

— Я не знал, что ты так относишься к нашим занятиям любовью, девочка. Я был уверен, что ты терпишь наш брак только потому, что тебе приказали, и я хотел по возможности щадить тебя. Я бы пощадил тебя и сейчас, но не могу допустить, чтобы мои люди считали меня слабым, способным поддаться женским хитростям.

— В милосердии нет слабости, сэр. Только очень сильные люди милосердны.

Все еще обнимая ее, он возразил:

— Любой может быть милосердным. По природе своей милосердие не более чем каприз.

— Говорили, что Ричард отличался капризностью в своем милосердии.

— Мы говорим не о Ричарде, — нетерпеливо отрезал он, подхватывая ее на руки. — Которая кровать ваша?

— Первая, — ответила она, указывая на ближайшую к очагу койку, — но мы не можем остаться здесь на всю ночь, сэр. Где будут спать Джонет, Мэдлин и Элва?

— Они все спят здесь вместе с вами?

— Да. — Она улыбнулась ему, совершенно успокоившись, ее голова лежала на его плече. Опасность, похоже, миновала.

Он направился к ее кровати.

— Мне все равно, где они спят.

— Но они придут сюда, думая, что вы ушли спать и оставили меня рыдать всю ночь от унижения и боли.

— Вы бы рыдали? — спросил он, и в его глазах вспыхнула ирония. — Мне кажется, вы не знаете, о чем говорите, женушка, потому что вам всегда удавалось отвлекать внимание и избегать наказания.

Услышав его слова, она широко открыла глаза.

— Но я же рассказывала вам, как все обстояло в Драфилде. — Она наморщила нос и добавила:

— Там я провела много ночей в страданиях, сэр, но ручаюсь, вы одобряете методы леди Драфилд.

Он не улыбнулся, как она ожидала, и не стал отрицать.

— Вы действительно понимаете, что заслужили сегодня, мадам, или ваше раскаяние не более чем способ обезоружить меня?

Она дотронулась до его лица.

— Понимаю, Николас, и сожалею. Я вела себя ужасно непочтительно, как и сказал сеньор настоятель.

— Больше чем непочтительно, — уточнил он, поворачиваясь к двери. — Последние слова, которые вы выкрикнули, откровенно изменнические. Если бы я позволил им остаться безнаказанными, такая снисходительность серьезно подорвала бы мою власть над моими людьми. Далеко не все они законопослушные ребята, mi calon. В Уэльсе рождается не меньше мошенников, чем у вас в Англии, а некоторые из моих солдат, как вы помните, еще и шотландцы. Не годится, чтобы они считали меня слишком слабым человеком, который не может урезонить женщину, к тому же свою собственную жену.

— Да, сэр, я знаю.

Он молчал, озабоченный на минуту задачей открыть дверь, не опуская Элис на пол.

— Куда вы несете меня?

— В мою спальню. Том прекрасно проведет ночь в нижнем зале на тростниковом тюфяке. Сегодня ночью он мне не понадобится.

— Но моя одежда! — воскликнула она, вспомнив, что придется спуститься на первый этаж и подняться по другой лестнице, чтобы попасть на мужскую половину дома. Она попыталась покрепче запахнуть на груди халат. — Вы же не можете нести меня через весь дом в одном только халате и нижних юбках, сэр!

— Разумеется, могу. Говоря по правде, я должен был бы раздеть вас донага и нести, перебросив через плечо, чтобы все видели ваш пылающий после порки зад. — Он многозначительно помолчал, потом добавил с наигранной угрозой в голосе:

— Вы всю ночь собираетесь обсуждать мои права мужа?

Она молчала. Когда он начал спускаться по лестнице к холлу, Элис все-таки решилась спросить:

— А что за слово вы сказали? Оно для меня новое, mi… mi calon?

К ее удивлению, он не ответил с той же готовностью, с какой отвечал обычно, а когда ответил, на его щеках появился легкий румянец.

— Я так сказал? — поднял он брови.

— Да. Что оно означает?

Он пожал плечами.

— Слово, которым называют жену. В Уэльсе слово «жена» значит «благоразумие» и «осмотрительность», но оно также имеет другое значение — «находчивость», и очень вам подходит, разве не так?

Она поняла, что он просто лукавит. Он никогда, насколько она знала, не лгал ей, но она считала его способным скрыть правду, если правда ему неудобна. Но она не стала допытываться до настоящего значения сказанного им слова, и без того радуясь, что он избавил ее от проявления своего крутого нрава.

Но рано она успокоилась, надеясь, что он тихонько отнесет ее в свою спальню. Когда они дошли до зала, мимо которого проходили, там присутствовали не только Гуилим, Мэдлин, Джонет и послушники, но также Хью Гауэр и несколько других солдат, включая Тома и Йена. Мужчины, расположившись у огня, играли в кости и пили эль, подогревая его при помощи кочерги, которая сейчас лежала одним концом в углях, чтобы оставаться горячей. Женщины занимались рукоделием и разговаривали. Когда Николас достиг середины зала, никто не поднял глаз.

— Эй, Том! — крикнул он своему оруженосцу. — Сегодня ты спишь здесь, приятель, но не забудь разбудить меня, когда братья начнут петь заутреню. И, Хью, проследи, чтобы люди приготовились выехать, как только позавтракают.

Теперь все смотрели на него именно так, как он хотел.

— Дамы, — продолжал он, — вы можете распоряжаться своей спальней. Моя жена составит мне компанию в моей комнате. Но сначала, — добавил он строго, ставя Элис на ноги, — она хочет извиниться перед всеми вами за свое сегодняшнее недостойное поведение во дворе.

Захваченная врасплох, Элис запахнула на груди халат и неуверенно взглянула на него, а потом на остальных.

— Я… я прошу прощения за мое… мое недостойное поведение, — запинаясь сказала она. — Я не должна была так говорить.

Николас засунул большие пальцы под свой ремень и стал подбадривать ее:

— Не робей, девочка. Скажи все. Ты не должна была кричать в такой неподобающей женщине манере и смущать святых братьев. Ну, теперь давай, — добавил он, сняв руку с ремня и делая нетерпеливый жест, — скажи все.

— Я не должна была кричать, — послушно повторила она. — Я вела себя ужасно невоспитанно.

— И непочтительно, — прошептал Николас позади нее, — говорить так неуважительно о своем господине и повелителе.

— И непочтительно, — повторила она.

— Говорите остальное, — мягко сказал он, — как я велел.

Элис возмущенно посмотрела на него, потом на остальных и заметила смех в глазах Мэдлин и одобрение в глазах Гуилима. Уверенная в том, что они не слышали слов Николаса, Элис успокоилась, хотя Николас заставлял ее сказать больше, чем она хотела бы. Элис пробормотала:

— Я сожалею, что говорила в непочтительной форме с моим мужем.

Николас покачал головой:

— Ваша попытка показать должное смирение обнаруживает недостаток практики, мадам. Вы еще не упомянули вашего искреннего сожаления по поводу слов, которые те, кто не знает вашего строптивого языка, могли бы посчитать намеком на измену. Что скажете?

Элис снова посмотрела на него, в ней боролись гнев и неуверенность. Ей бы очень хотелось схватить один из костяных кубков и выплеснуть горячий эль в его самодовольное лицо, но она не посмела, боясь наказания. Однако, мрачно призналась она если не ему, то самой себе, он во всем прав. Если бы слова, которые она выкрикнула, когда-нибудь передали королю или Элизабет, ее могли бы обвинить в предательстве.

Расправив плечи и подняв подбородок, она четко продолжала:

— Мой муж прав, напоминая мне, что глупые слова, сказанные в порыве гнева, некоторые могут не правильно воспринять, даже придать им больше значения, чем они того заслуживают.

— Я не желаю королю никакого зла, — подсказал Николас ей на ухо. Когда она сразу не ответила, его руки с силой сжали сзади ее плечи, и он потребовал:

— Произнесите то, что я вам говорю.

— Я не желаю королю зла, — повторила за ним Элис.

— Я молюсь, чтобы он победил всех своих врагов, — прошептал ее подсказчик.

— А сейчас, принеся мои извинения всем вам, — продолжала она, не обращая внимания на его слова, — и доказав, что я не враг королю, я умоляю вас всех простить нас, если мы вас немедленно покинем. Мой муж выразил пожелание лечь спать. Разве нет, сэр? — нежно спросила она, поворачиваясь к нему.

— Да, — согласился он, но в его голосе прозвучали зловещие нотки. — Мы желаем вам всем доброй ночи. — Взяв ее за руку, он поспешил ко второй лестнице, тихо добавив, чтобы слышала только она:

— Я оказал бы вам хорошую услугу, если бы все-таки выпорол вас, мадам.

— Я не марионетка, сэр, — огрызнулась она, надеясь, что сказала не слишком громко, но тем не менее решив заставить его понять. — Я не умею говорить по подсказкам других. Слова, которые произношу я, обычно выражают мои чувства. Я не согласна со словами, которые я сказала о короле. Он не должен быть королем, и хотя я действительно не желаю ему зла как человеку, я хочу, чтобы он убрался с английского трона, и поэтому я кричала бы «ура», если бы люди лорда Ловелла победили его!

— И меня, мадам? Вы будете веселиться, если меня убьет проклятый изменник Ловелл, пока я пытаюсь защитить моего короля? Или если убьют Хью, или Йена, или Тома? Вы будете кричать «ура» на наших могилах?

От его слов она остановилась как вкопанная, прижав руки к груди. Ей вдруг показалось, что ее сердце перестало биться и она перестала дышать. Ее колени ослабели от наводящей ужас картины, которую он нарисовал в ее воображении, и на секунду она даже испугалась, что просто упадет в обморок.

— Я никогда не думала о таких ужасных вещах, — прошептала она, умоляя поверить ей. — Я не хочу ни вашей смерти, ни смерти кого-то из них. И, честно говоря, сэр, вы обещали, что Йен поедет со мной в Вулвестон-Хазард.

— Ах, ну да, и таким образом парень будет спасен, правда? Или может быть, девочка, если бы вы написали ему своей рукой охранную грамоту, ваш герой Ловелл сохранил бы для вас Йена, даже если бы он оказался пойманным вместе со мной.

— Умоляю, постарайтесь не злиться на меня, сэр. Я снова наговорила много лишнего и необдуманного. Я никогда не желала зла ни вам, ни вашим людям. Говоря по правде, будь моя воля, я бы приказала навсегда прекратить войну и насилие. От них никогда не бывает ничего хорошего.

Сэр Николас взял, словно клещами, ее руку и потащил вверх по лестнице, говоря отрывисто:

— Заканчивайте с вашими мольбами, мадам, и поднимайтесь наверх. Я по горло сыт женскими уговорами и хочу, чтобы вы служили мне там, где вам положено. Я слишком терпелив и более чем милосерден, а в благодарность получаю пожелание, чтобы моего короля убили на поле брани. Нет, не говорите больше ничего, — зло добавил он, когда она снова остановилась, — вы сказали достаточно.

Элис опять его разозлила, и дальнейшие возражения могут только усугубить ее вину. Она молча поспешила за ним вверх по лестнице.

Его спальня ничем не отличалась от комнат в противоположном крыле здания. Так же весело пылал в камине огонь, и занавески на окнах висели из такого же бархата. Но здесь стояла всего одна кровать, огромная, с низенькой кушеткой на колесиках, выдвинутой из-под нее с одной стороны, на которой, несомненно, спал Том. Николас ногой задвинул кушетку на место.

— Я ложусь сейчас же, — сообщил он. — Завтра будет долгий изнурительный день, потому что мы должны добраться до леса засветло.

Настроение симпатии и тепла, которое ей удалось создать раньше, исчезло, и о нем она жалела больше, чем обо всем остальном. Она не думала, что его могут убить при защите Тюдора — Николас слишком большой и сильный, чтобы погибнуть. И рядом с ним всегда Хью, и остальные его солдаты тоже. И все же картины, которые он нарисовал в ее воображении, не исчезали, и когда он лег на большую кровать рядом с ней, ей захотелось, чтобы он крепко обнял ее, чтобы все ужасные видения исчезли. Но Николас, даже не задернув полог кровати, набросился на нее, явно не заботясь, что может причинить боль.

От внезапности его действий она вся сжалась под ним и закричала от страха. Он остановился и посмотрел на нее. В отблеске очага она увидела, как на его раздраженном лице промелькнуло чувство вины.

— Клянусь распятием, мне следовало все-таки высечь вас, — хрипло пробормотал он.

— Я рада, что вы простили меня, — прошептала она. — Вы такой большой, сэр, что, когда злитесь, пугаете меня до безумия. Я старалась быть вам хорошей женой, но еще не научилась сдерживать свой характер, а когда теряю самообладание, похоже, заодно теряю и разум. Я не хотела причинить вам боль.

Он повернулся и лег на бок, подпирая одной рукой голову, а другой лениво водя по ее бедру.

— Вы не такая уж плохая жена, — оценил он, — но вы будите в мужчине всех демонов ада, когда ведете себя так, как сегодня. Мне кажется, ваши воспитатели оказали бы нам обоим огромную услугу, если бы как следует пороли вас раз в неделю.

— В Драфилде они почти так и делали, но я говорю правду — леди Анна действительно научила меня управлять большим домашним хозяйством. Вы отдали мой дом под надзор вашего брата, сэр, не обращая внимания на то, что я лучше обучена управлять им, чем он. Вот что разозлило меня.

Его лицо посуровело, и вдруг она испугалась, что снова разворошила угли его гнева.

— Достаточно того, что я решил поручить Вулвестон заботам Гуилима. Мне не нужно объяснять мои действия ни вам, ни кому-либо другому. Вы понимаете? — спросил он.

— Да, — пробормотала она. — Но вы поступаете ужасно несправедливо.

— Может быть. — Он замолчал, но рука на ее бедре начала медленно двигаться вниз и вверх, неосознанно, пока его мысли витали где-то далеко. И только она начала поддаваться ощущениям под действием его рук, он начал объяснять:

— Одно дело быть обученным, милая, другое дело — иметь опыт. А сейчас, когда мир вокруг нас так неустойчив, то тут, то там вспыхивают мятежи, и пока страна привыкает к правлению Гарри, Вулвестон не может находиться в безопасности под управлением женщины. Поместье опустошила болезнь. Я понятия не имею даже о том, сколько человек там осталось, сколько арендаторов. Я видел только одну деревню всего один раз, и тогда меня происходящее совершенно не касалось. Деревни могли разграбить, жители могли покинуть их. Еще существует угроза того, что, ввиду симпатий вашего отца йоркистам, его люди теперь могут поддерживать Ловелла и Стаффордов.

— Стаффордов?

— Да, после того как мы проехали Вустер, мы слышали разговоры, что сэр Томас Стаффорд и его брат Хэмфри пытаются поднять против Гарри центральные графства, а Ловелл поднимает север. Я запретил солдатам говорить об этом в вашем присутствии, чтобы вы или другие женщины не волновались. Думаю, ваша поездка отсюда до Вулвестона будет достаточно безопасна, но когда вся Англия неспокойна, нельзя оставлять такое большое имение, как Вулвестон-Хазард, в руках женщины.

Элис молчала. Его рука скользила теперь по ее талии и вверх, к груди, играя с ней, все еще лениво, но с нежностью, и ощущения, пронизывающие тело, наполняли ее блаженством. Подвинувшись ближе к нему и положив руку на его щеку, она заявила:

— Вы во всем правы, сэр, я не подумала, что в такое трудное время наши люди примут мужскую руку в управлении легче, чем мою, но я бы предпочла вашу руку, Николас, а не Гуилима.

— Я тоже, но это невозможно. — Он поцелуями заставил ее замолчать, забыть их споры, чтобы утолить нарастающую страсть.

Когда он уснул, она лежала рядом, удовлетворенная, но сон не шел.

Элис подумала, что начинает лучше понимать его. С женщинами гораздо проще. Она довела его до бешенства и удивилась, что это удалось. Она надеялась только, что ее женское оружие позволит ей остаться целой и невредимой. Но потом, пожалев ее, Николас опять стал холоднее, даже злее, чем раньше. Она начала подозревать, что затронута его гордость, его гнев обратился внутрь, на самого себя. По-видимому, он считал милосердие минутой слабости.

Николас разбудил ее рано утром поцелуями, и когда она ответила со страстью, равной его собственной, он, похоже, забыл, что хотел отбыть до начала утренней службы, и остался с ней, дразня и лаская, пока она не стала бояться, что ее стоны наслаждения могут услышать в монастыре. Когда он наконец вошел в нее, ее тело бросилось ему навстречу, и когда все закончилось, она лежала, трепещущая, в его объятиях и ждала, пока пройдет последняя волна дрожи.

— Я совершенно без сил, сэр. Я никогда больше не смогу пошевелиться.

Он усмехнулся:

— Я буду скучать по тебе, девочка.

— Господин! — В комнату вошел Том, и Элис спряталась за Николаса, закрываясь от оруженосца. — Вы будете одеваться сейчас, сэр?

Элис прошептала:

— Отошлите его, — но Николас уже встал и прошел дальше в комнату, задернув полог кровати.

Часом позже в монастырском дворе настроение ее мужа снова изменилось, и он посчитал обязательным во всеуслышание приказать ей в присутствии солдат и самого аббата подчиняться приказам Гуилима как его собственным. Он говорил сурово, с непреклонным видом, как будто не целовал и не ласкал ее с самого момента пробуждения.

Его приказ мгновенно вызвал в ней возмущение, но она подавила его, стиснув зубы, и вела себя так кротко, что сам аббат одобрительно кивнул головой. Наконец, отдав напоследок приказ Гуилиму двигаться до Донкастера окольными и малолюдными путями, вместо того чтобы ехать по Большой северной дороге, Николас дал знак своим людям отправляться. Когда Элис увидела его проезжающим через ворота, такого великолепного на Черном Вайверне, она вдруг почувствовала себя покинутой. Сэр Николас сказал, что будет скучать, а у нее даже не представилось возможности ответить. Но она тоже будет скучать по нему, ужасно скучать.

Стоящая рядом с ней Джонет вздохнула, и Элис посмотрела на нее. Ее восприятие обострилось от собственных чувств, и она тихо посоветовала:

— Тебе надо относиться добрее к Хью Гауэру. Он любит тебя.

— Этот чудак? — фыркнула Джонет. — Говорит словно мед пьет, а сам болван болваном.

*» Элис не проронила больше ни слова. Вскоре их собственный маленький отряд отправился в путь, и они так старательно кружили по окольным дорогам, что только через четыре дня приблизились к Вулвестону. Мужчины отряда и женщины-служанки стоически переносили трудности пути, как и их командир. Но Элис и Мэдлин раздражались от всех действий и приказов Гуилима.

Однажды он резко крикнул, чтобы они перестали болтать в дороге, из опасения, что их голоса могут привлечь ненужное внимание, и Мэдлин ядовито отозвалась на его слова:

— Ручаюсь, вы думаете, что лес кишит врагами, сэр. Позвольте напомнить вам, что ни один Йоркский рыцарь не причинит зла ни одной из нас, ни нашим людям.

— Возможно, вы и правы, мадам, — прорычал он, — но я не имею права испытывать судьбу! А вам хорошо бы вспомнить, что солдаты, будучи в первую очередь мужчинами и только во вторую йоркистами, могут не поинтересоваться вашими политическими пристрастиями, прежде чем отобрать у вас кошелек или вашу девственность.

— Очень остроумно, — презрительно сморщилась Мэдлин. — Попытаться напугать нас — другого поведения от вас и не ждали, господин Мерион, но нас не так легко испугать, как вы уже заметили.

— Для нас всех лучше, если бы вы испугались, мадам. А теперь замолчите, пока я не потерял терпение.

Вскинув голову, Мэдлин произнесла нарочито любезно:

— Уверена, мы бы увидели ужасающее зрелище, сэр. Щеки Гуилима вспыхнули, и Элис, спрятав улыбку, поспешно показала вперед:

— Смотри, Мэдлин, вон видишь замок там, на холме? Разве он не великолепен?

Венчающий холм Вулвестон-Хазард с залитыми солнцем каменными стенами выглядел чистым и привлекательным после дождей. Склоны холма покрывала свежая зеленая трава, а на ней то тут, то там виднелись яркие пятна весенних цветов. Им открывался великолепный вид на реку Трент, огибающую подножие холма, зеленые поля, топкие пустоши и болота позади них. Представшая перед ними умиротворяющая картина доставила Элис истинное удовольствие. Несомненно, замок выглядел сейчас гораздо красивее, чем в прошлый раз.

Вид замка заставил их поспешить, обещая тепло каминов, хорошую еду и безопасность каменных стен и крепких железных ворот. Меньше чем через полчаса они въехали через главные ворота, стоявшие почему-то открытыми.

Элис обратилась к Йену:

— Я помню, ты сказал мне, что здесь есть люди. Ворота оставались точно так же открыты, когда ты приезжал в прошлый раз?

Он отрицательно покачал головой и взглянул на Гуилима, потом оглядел пустынный двор. Он казался озадаченным, но не более. Однако Гуилим, услышав вопрос Элис и ответ Йена, одной рукой взялся за меч, а другую поднял, требуя тишины. Не было слышно ни звука, кроме свиста ветра в проемах бастиона, пока наконец где-то вдалеке не чирикнула птичка и ей ответила другая.

— Я думал, здесь кто-то встретит нас, — произнес Гуилим, понизив голос. — Ник сказал, что болезнь опустошила местность, но в замке оставалось несколько солдат, если только король не вызвал их отсюда себе на помощь. И даже в таком случае несколько человек всегда остаются, чтобы присматривать за замком.

Йен кивнул:

— Раньше здесь было многолюдно, господин. Я приезжал сюда из Ботри по поручению госпожи, чтобы узнать о судьбе мистрис Хокинс. Ворота тогда держали закрытыми, и их охраняли стражники.

Мэдлин заметила нетерпеливо:

— Какая разница, где они? Мы здесь, и я едва не падаю с ног от голода и усталости. Позвольте нам войти внутрь и разжечь огонь, чтобы приготовить нормальную еду. А во время отдыха мы обсудим, где найти еще людей, чтобы охранять замок.

Элис согласилась:

— Когда станет известно, что я вернулась домой, люди сами придут, чтобы поклясться в верности, сэр. Мне говорили, что владения моего отца огромны, так что даже если умерло много людей, останется достаточно, чтобы служить нам. Давайте войдем внутрь.

Гуилим колебался всего мгновение. Потом, спешившись, он вытащил свой меч и сделал знак двум другим солдатам последовать за ним.

— Йен, сможешь закрыть ворота один?

— Да. — Йен повернул своего коня к сторожке, и через несколько минут огромные ворота, удерживаемые противовесами, начали захлопываться.

Когда они закрылись, Гуилим, казалось, немного успокоился.

— А теперь, ребята, — призвал он, — идите за мной и смотрите в оба. Вы, женщины, держитесь за нами. Мне не нравится обстановка, но совершенное безрассудство оставлять вас во дворе.

Маленький отряд пересек мощенный булыжником двор и, избегая главного входа с его высокими, обитыми железом дверями, прошел через боковую дверь, ту самую, которой воспользовалась Элис в свой предыдущий визит в замок. Когда дверь открылась от одного прикосновения Гуилима к щеколде, он помедлил снова, но недолго. Поднявшись по винтовой лестнице наверх и проверив по пути все комнаты, они без происшествий прошли по каменной галерее к арочному входу в двухэтажный главный зал. Задержавшись на пороге, чтобы убедиться, что комната пуста, Гуилим вошел внутрь, за ним все остальные.

Оглушенная предчувствием, Элис вспомнила, что есть еще галерея музыкантов и другой похожий альков напротив, но слишком поздно.

Как будто прямо из стены вдруг появилось больше дюжины солдат с обнаженными мечами и алебардами на изготовку. Увидев их, Гуилим, Йен и остальные замерли на месте. Прежде чем они могли отреагировать, громкий голос приказал им не двигаться с места.

— Нас здесь в два раза больше, а мои люди есть и за стенами замка, так что если вы не жаждете быть проткнутыми насквозь прямо на месте, сложите оружие и сдавайтесь.

Элис, с удивлением узнав голос, повернулась и воскликнула:

— Лайонел Эверингем! Какого дьявола, сэр, вы тут вытворяете?

— Мадам, я пришел заявить свои права на вас и ваше имущество, как и было с самого начала. А теперь, — он подбоченился и, опустив меч, злобно взглянул на Гуилима, — вы сдаетесь или умрете на месте?

— Сдаемся, сэр.

Элис и Мэдлин вздохнули с облегчением.