ГЛАВА ПЕРВАЯ

«Летучий дракон» стоял тихо в спокойных водах около причала. Его нос еще прекрасней, чем нос «Энн Макким», выпуклая корма и закругленный транец, имеющие уклон мачты и сверкающий корпус, пришвартованное к пристани судно с убранными парусами, словно отдыхающая перелетная птица со сложенными крыльями — все это довершало грациозную картину. Судно действительно прекрасно, признал Джеримайя Рейкхелл, и про себя он восторгался упорством и мужеством своего сына. Даже если кораблю не удастся достичь немыслимо высоких скоростей, его решимость доказать превосходство клипера осталась сильной.

Джонатан стоял рядом с отцом в его конторе и смотрел на «Летучего дракона»; наслаждаясь его знакомыми линиями, он чувствовал прилив скрытого волнения.

— Я слышал, что твои пробные плавания не оправдали твоих ожиданий, — спокойно сказал Джеримайя.

Его сын, немного поразмыслив, ответил, тщательно подбирая слова:

— Я бы не совсем так сказал, папа, — ответил он. — Теперь я понимаю то, что рассказал мне Исаак Макким. Экипаж не может просто подняться на борт клипера и управлять им, как делают моряки на других судах. Им необходимо иметь практику совместной работы. Судно действительно будет работать, папа. Его удлиненный нос, выравненный с корпусом, дает ему возможность разрезать волну ровно и стабильно, если матрос у штурвала полностью освоится на судне. Это означает, что необходимо обучение. Под руководством боцмана, который четко и быстро изучит особенности клипера.

— Понимаю. — Джеримайя подумал, что сын сам себя обманывает, но удержался от комментариев.

— Проблема в том, что у меня нет необходимого боцмана, — колебался Джонатан. — Интересно, не мог бы ты дать мне Гримшоу? Он сейчас не в плавании и, похоже, не задействован на ближайшие рейсы. Это именно тот человек, который мне нужен, чтобы собрать необходимую команду.

Отец улыбнулся.

— О, Гримшоу мог бы это сделать, если какой-нибудь боцман вообще может это сделать. — Возможно, будет правильно разрешить боцману работать на клипере. Только когда Джонатан истощит свои рациональные объяснения и оправдания, он сможет признать сам себе, что новый тип судна, по общему признанию, замечательный, не быстрее, чем стандартные бриги и шхуны, которые строит и эксплуатирует компания. — Хорошо, — наконец, сказал он. — Возьми Гримшоу, и посмотрим, сможет ли он помочь тебе увеличить скорость судна.

— Я уверен, он сможет! — ответил Джонатан, когда прошло волнение. — Теперь я смогу принять участие в конкурсе, который организует министр почт!

Джеримайя вздрогнул. Министерство почт Соединенных Штатов собирается заключить новые контракты на доставку почты из Бостона в Англию и не только наградит прибыльным рейсом победителя в плавании до Лондона, но и выплатит денежную премию в размере тысячи долларов экипажу судна, которое придет первым.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что шхуна Рейкхеллов — один из участников этого конкурса.

— Я знаю. Но это не причина, чтобы отказать мне.

Джеримайя был обижен.

— Ты хочешь сказать, что будешь выступать против судна, плывущего под фамильным флагом?

— Конечно, нет, сэр! — Сама идея была ужасной, и Джонатан сказал решительно: — Но нет ограничений на количество судов от одной компании. Если ты дашь разрешение, я поплыву под флагом Рейкхеллов тоже!

Чувство облегчения наполнило Джеримайя, которому стало немного стыдно, что он сомневался в лояльности своего сына.

— Это совсем другое дело.

— Тогда ты даешь мне свое согласие?

— Не так быстро. Есть одно затруднение, которое ты мог не учесть. Во время пробных плаваний ты выступал в качестве капитана.

— Конечно. — Джонатан был поставлен в тупик.

— В Нью-Йорке и Бостоне найдется полдюжины капитанов, которые известны тем, — что больше всего ценят скорость. Никто из них не может быть нанят нашими конкурентами. Право на участие в соревнованиях предоставляется капитанам, имеющим удостоверения и работающим в конкурирующих компаниях не менее двадцати четырех месяцев. У тебя удостоверение капитана компании Рейкхеллов только полтора года. Итак, тебе не хватает шести месяцев.

— Это означает, что нам необходим кто-то другой в качестве капитана, и лучшее, что я могу сделать, — это плыть в качестве первого помощника.

— Правильно. Я должен буду назначить своего постоянного капитана командиром экипажа «Летучего дракона», если ты примешь участие в соревнованиях под флагом нашей семьи.

— Я полагаю, что это достаточно справедливо, — сказал Джонатан. — Я не думаю, что ты знаешь, какой из наших капитанов может быть свободным.

Его отец отрицательно покачал головой:

— За назначение персонала отвечает Брэд. Он выполняет свою работу хорошо, поэтому у него нет причин вмешиваться. Я скажу ему, чтобы он разрешил тебе взять Гримшоу в качестве боцмана, но вопрос о назначении капитана на твое судно ты должен оставить за ним.

Джонатан почувствовал себя неловко. Ему не нравилась идея быть во власти Брэдфорда Уокера. С другой стороны, все капитаны компании Рейкхеллов были ветеранами, хорошо знающими свое дело, поэтому любой из них был подходящим. Конечно, вначале он не может надеяться, что любой капитан разделит с ним веру в превосходство клипера, но «Летучий дракон» безусловно сможет расположить к себе любого.

— Я напишу Джессике и скажу ей, чтобы она ждала тебя в Лондоне, — сказал Джеримайя. — Бойнтоны будут рады тебя видеть.

— Так же как и я. Чарльз и я переписываемся не так часто, как следовало бы.

Как всегда, Джеримайя был рад, когда напоминали, что наследники компаний Рейкхеллов и Бойнтонов — близкие друзья. Родственные связи между двумя компаниями останутся прочными и в будущем.

— Ты будешь кого-нибудь увольнять из экипажа, когда возьмешь нового временного капитана?

— Нет, сэр. Во время пробных рейсов Эдмунд Баркер был единственным помощником, и автоматически он станет вторым помощником. После того как я покажу тебе и всему миру, что «Летучий дракон» может сделать, когда он легко домчится до Англии, я надеюсь поплавать на нем какое-то время. И мне потребуется новый первый помощник. Но у меня не будет проблем найти нужного человека, когда я побью рекорд в скорости.

Отец хотел разрядить ситуацию.

— Сейчас расстояние между Бостоном и Лондоном преодолевается минимально за три недели. На какое время в пути ты рассчитываешь?

— По самым моим грубым подсчетам, папа, — сказал Джонатан с быстрой ухмылкой, — двадцать один день. На самом деле я хочу доплыть туда за двадцать дней или даже меньше.

По мнению Джеримайи, предсказания были абсурдными, но он не хотел разочаровывать своего сына.

— Ради тебя, — сказал он, кладя руку на плечо Джонатана, — я надеюсь, что ты побьешь рекорд и заставишь шхуну Рейкхеллов выглядеть как тихоходное, неуклюжее судно.

Выйдя из конторы отца, Джонатан подумал, что у него не было возможности выразить свою благодарность за такое одобрение. В этом заключалась сила, которая связывала членов семьи вместе и которая позволяла, чтобы великие традиции семьи Рейкхеллов переходили от поколения к поколению. Униженный отцовским великодушием, Джонатан мог только надеяться, что докажет такую же терпимость к своим собственным сыновьям.

Брэдфорда Уокера не было в конторе, но его помощник дал Джонатану адрес меблированных комнат, где жил Гримшоу, и молодой строитель сразу же отправился туда. У него не было времени на поиски подходящего боцмана. Плавание в Англию должно начаться через две недели, и Гримшоу придется использовать каждый день этого короткого промежутка времени, чтобы объединить команду.

Жилище боцмана находилось в скромных меблированных комнатах, расположенных менее чем в миле от верфи Рейкхеллов. Хозяйка комнат, сварливая жительница Новой Англии, кисло посмотрела на посетителя, когда он спросил Гримшоу.

— Вы не похожи на одного из его друзей-пьяниц, — сказала она.

— Я его работодатель, — вежливо сказал Джонатан. — Моя фамилия Рейкхелл.

Отношение женщины мгновенно изменилось, она провела его в небольшую душную гостиную.

Джонатан неудобно сидел на краю покрытого мохером стула, слишком низкого для его длинных ног.

— Гримшоу не хочет быть плохим, — сказала женщина. — И в то же время кажется, что он не может не вовлечь себя в беду, когда слишком долго находится на берегу.

Джонатан улыбнулся:

— Что он сделал на этот раз? Или мне следует дать ему возможность самому рассказать?

— Его нет сейчас здесь, это точно, — заявила хозяйка комнат, вглядываясь в молодого господина. — Вы не уволите его, если я расскажу то немногое, что знаю?

— Конечно, нет. В этом районе нет другого такого опытного моряка.

Она надеялась, что может ему доверять, и сознание того, что это один из Рейкхеллов, успокоило ее. Каждый в Нью-Лондоне знал, что члены этой известной семьи были честными и держали свое слово.

— Гримшоу нет уже три дня, пошел четвертый, — сказала она. — Другие квартиранты не скажут этого, но я могу смекнуть, в чем дело. Я слышала, говорят, был ужасный шум недавно вечером в «Черном ките».

— Так часто бывает, — сказал Джонатан.

— Да, мистер Рейкхелл, но Гримшоу с тех пор не пришел домой. Поэтому у меня есть сильное подозрение, что он был пьян и что констебль забрал его. Были и другие разы, когда у него не было денег заплатить штраф, тогда шериф разрешал ему отрабатывать, сидя в тюрьме. Я подумала, что он там. Опять.

— Тогда я должен внести за него залог.

— Но вы не выкините его с работы?

Он понимал беспокойство женщины.

— Он слишком хороший моряк и слишком большой негодяй. Я бы посадил его в тюрьму на месяц, если бы знал, что он извлечет из этого урок. Но он не извлечет. И он мне нужен.

Джонатан оставил меблированные комнаты, пошел в гавань, которая находилась в центре города, потом начал подниматься на холм Стейт-стрит за портом. Тюрьма находилась за англиканской церковью, и шериф округа Нью-Лондон сидел в своей крошечной конторе и играл в карты с другом.

Он посмотрел на высокого посетителя и усмехнулся:

— Я вычислил, что вы придете, как только обнаружите, что Гримшоу гостит у нас, мистер Рейкхелл.

— Каков его штраф на этот раз, шериф?

— Десять долларов. Плюс три доллара и пятнадцать центов за причиненный убыток бару и за две лампы в «Черном ките».

Джонатан сдержанно присвистнул.

— Он, должно быть, полностью разнес место. Неважно. Я заплачу всю сумму. Но я хотел бы перекинуться с ним словом, прежде чем вы выпустите его.

— Рад услужить. — Шериф взял связку ключей, пошел вниз по длинному коридору и отпер тяжелую дубовую дверь в дальнем конце ряда.

Сидя на койке, Гримшоу вел горячую беседу со своим сокамерником, невысоким негром, которому перевалило за двадцать. Но в тот момент, когда он увидел посетителя, он сгорбился, спрятал лицо в ладонях и застонал.

— О, Джонни, — сказал он. — Я жалкий грешник. Я не заслуживаю сострадания от таких, как ты.

Джонатан сохранил строгое выражение лица.

— Ты прав. Ты вообще не заслуживаешь сострадания. Это уже третий раз за год, когда я вынужден давать за тебя залог.

Поведение Гримшоу мгновенно изменилось, его улыбка обнажила редкие желтые, зубы.

— Даешь залог за меня, да? Джонни, ты принц среди мужчин!

— Не так быстро, — сказал Джонатан. — Я оставил бы тебя здесь гнить, если бы думал, что это пойдет тебе на пользу, ты, старый негодяй. Почему ты опять начал пить?

— Та же причина, что и всегда. — Лицо боцмана стало хитрым. — Когда я в море, я силен и здоров, и от самой идеи поднести стакан рома ко рту становлюсь больным. Но дай мне засидеться на земле чуть-чуть подольше, и гниль проникает в мои кости.

— Достаточно. — Джонатан хорошо знал, что боцман не выносил долгого пребывания на суше; когда он находился в море, не было более трезвого и ответственного моряка. — У тебя новое назначение. С сегодняшнего дня. Ты — боцман «Летучего дракона».

Казалось, Гримшоу не очень обрадовался.

— Новый клипер. Ты уверен, что он не будет слишком неустойчивым и не опрокинется во время шторма?

— Узнаешь сам.

— Запах соленого ветра лучше, чем зловоние этого места, даже если я утону на этом новомодном судне. Мистер Рейкхелл, познакомьтесь с моим другом Оливером.

Молодой негр поднялся, и хотя он был болезненно худ, его рукопожатие было сильным и твердым.

— Почему ты здесь? — спросил Джонатан.

— Я был рабом на Каролинских островах. Сбежал.

— Он ждет, когда организация аболиционистов соберет денежные средства, чтобы освободить его, — вмешался Гримшоу.

Джонатан кивнул головой, он хорошо знал систему. Когда аболиционисты платили пятьдесят долларов за убежавшего раба, он становился свободным. Однако если сумма не была собрана, раб возвращался к своему хозяину.

— Джонни, внеси залог за Оливера тоже. Если надо, вычитай понемногу из моей зарплаты. Я ручаюсь, он хороший парень. Может быть, у тебя найдется место для него на судне.

Несмотря на слабость боцмана к алкоголю, когда он находился долго на берегу, он был хорошим знатоком людей.

— Ты моряк? — спросил он негра.

— На моей родине, — сказал Оливер с достоинством, — я был жонга на дау, которым владел мой отец.

— Он говорит, что был капитаном, — сказал Гримшоу.

Джонатан изучал невысокого заключенного. Дау — это тип судна, которое встречается в водах около восточного побережья Африки, обычно одномачтовое, с огромным гротом и латинским парусным вооружением. Это было трудное в управлении судно, и если парень говорил правду, он был непременно знающим моряком.

— Сколько человек в твоем экипаже?

Оливер поднял пять пальцев.

— Сколько лет ты плавал?

— Всю жизнь, пока арабские торговцы не продали в рабство.

— Сколько лет ты был жонга?

Оливер поднял шесть пальцев.

Он может стать ценным дополнением к экипажу «Летучего дракона», а в худшем случае Джонатан поступит по совести и выполнит свой долг. Ни при каких обстоятельствах он не допустит, чтобы заключенный вернулся в рабство.

— Я выплачу взнос, — сказал он, — у тебя есть возможность получить место. Пошли его на марс, Гримшоу, сегодня же, и проверь. Вскоре мы узнаем, настоящий ли он моряк.

Глаза Оливера сверкали, он скрестил руки на груди так, что его пальцы касались плечей, и низко поклонился.

— Вы сделаете Оливера свободным человеком?

— Полностью свободным. Получишь ли ты место на моем судне — это другое дело, но как только я передам деньги шерифу, чтобы он отправил их на Каролинские острова, с того момента ты больше не раб.

— Жонга Рейкхелл не пожалеет, — сказал мягко маленький человек. — Оливер — твой друг.

Состоятельные и высокочтимые горожане появлялись в «Черном ките» на Бэнк-стрит в Нью-Лондоне только поздно вечером, когда мужчина захочет проститутку, которые часто посещали это место, а осторожный господин мог всегда воспользоваться боковым входом. В полдень только несколько постояльцев сидели в баре за одним из маленьких столиков из непокрашенного дерева. Единственное блюдо, которое подавалось хозяином, состояло из бутербродов с жареной ветчиной или запеченных сардин. Только в редких случаях моряк, скорее всего чужестранец, заказывал жирную пищу.

Когда Брэдфорд Уокер в низко надвинутой на лоб шляпе приблизился к боковому входу, он пожалел, что выбрал именно это место для встречи, а когда зловоние ветчины, сардин и жира яростно атаковало его ноздри, он почувствовал себя еще ужасней. Но он не мог повернуть назад. Нельзя было назначать встречу в своей конторе или дома.

Хозяин ждал его и сразу же проводил в одну из занавешенных кабин, которые ночью использовались для любовных свиданий.

Брэд сел на длинную твердую скамейку.

— Мой друг скоро подойдет, — сказал он. — Ты можешь принести нам две кружки рома, разбавленные водой и с половинкой лайма в каждой. Имей в виду, я хочу самый лучший ром — с датских островов Вест-Индии. Не пытайся подсунуть помои, которые ты продаешь морякам. Я знаю разницу.

Хозяин почтительно поклонился. К джентри здесь никогда не обращались по именам, но он узнал влиятельного зятя Джеримайи Рейкхелла, который иногда приходил сюда поздно вечером с другими целями.

— Вы можете положиться на меня, сэр, — прошептал он.

Вскоре, после того как была подана выпивка, капитан Дэвис Хартли присоединился к Брэду. Рослый и широкоплечий, казалось, он заполнил все пространство.

— Я не был в этой дыре, — сказал он со смущенной улыбкой, — с тех пор как меня произвели из боцманов в третьего помощника капитана. Это, должно быть, лет двадцать назад. Я был так поражен, получив вашу записку с предложением встретиться здесь, мистер Уокер.

— Пожалуйста, без имен, — резко ответил Брэд. — Я надеюсь, ты уничтожил записку, как я просил.

— Я всегда следую приказам из главной конторы, — сказал капитан Хартли.

Улыбка Брэда была непроницаемой.

— За твое здоровье, — сказал он.

Хартли оценивающе потягивал ром.

— Первоклассный ром. Я не знал, что «Черный кит» держит такой в запасе.

— Они делают это теперь, — сказал Брэд и не дал никаких объяснений. Никогда не тратя времени на мелкие разговоры, он сразу же затронул тему, которая его волновала. — Что ты думаешь о новых клиперах?

Капитан попытался ответить честно.

— Недавно я наблюдал, как «Летучий дракон» плыл вверх по реке к причалу. Один Бог знает, оно прекрасно. Конечно, судно длинное, — как зубочистка, и будет ли оно обладать хорошими мореходными качествами при такой длине, я не знаю. Просто мне не хотелось бы высказывать предположение, не окажется ли судно малоустойчивым при сильном ветре.

— Моя точка зрения, — сказал Брэд, его голос стал резким, — что любое судно, строительство которого обходится в два раза дороже, чем строительство шхуны, но перевозящее чуть более половины груза, который может перевезти шхуна, не стоит того леса, который пошел на его корпус.

Хартли слышал, что между Уокером и его шурином не было любви, похоже, что слухи оправдались. Давно привыкнув лавировать в поисках благоприятного ветра, он сделал необходимые уточнения.

— О, это очаровательное судно, все в порядке, но я хотел бы добавить, я не думаю, что клипер окупит свое плавание. Это судно непрактично в наши дни, торговля растет, и очень высоко ценится каждый фут, на котором можно разместить груз.

— Как раз таковы мои возражения, — сказал Брэд и предложил одну из специальных сигар, импортируемых им из Гаваны, столицы нового испанского мира.

Капитан не курил, но стал еще более настороженным. Среди служащих компании Рейкхеллов было известно, что Уокер экономил на каждой копейке, и когда он предложил сигару стоимостью, по крайней мере, шесть или семь центов, стало ясно, что он хочет сказать что-то очень важное.

Брэд не спеша разжег сигару, потом поменял тему разговора.

— С тех пор, когда была создана наша компания, — сказал он, — президент, будучи сам моряком, сохранял за собой звание коммодора линии. Все это будет изменено, когда я вступлю в обязанности. Потому что я не моряк.

Хартли скрыл свое удивление. Как и любой другой, знающий эту компанию, он всегда считал, что место отца займет молодой Рейкхелл. Но здесь находится Уокер, который так многословно говорит, что он стоит первым в этом ряду.

— Вполне возможно, что мы не будем ждать смены руководства на самом верху, чтобы провести новую политику и назначить коммодором самого лучшего из старших капитанов.

Хартли не хотел выдать своего неудержимого честолюбия, но он не мог не податься вперед на сиденье. Очевидно, Уокер не вызвал бы его сюда, в это малопривлекательное место для незначительной беседы.

— Могу я спросить, почему — это — э-э — нынешний руководитель компании может изменить свое мнение?

— По одной причине — он больше никогда не выйдет в море сам. Оставляет титул для своего сына. Но этот клипер — такая сумасбродная затея, что сын может быть дискредитирован в глазах своего отца. И если это произойдет, я полагаю, политика в отношении титула коммодора может быть внезапно изменена. Я могу гарантировать изменения, потому что я сам начну действовать.

— Я понимаю. — Капитан пока ничего не понимал, он мобилизовал все свое терпение и ждал.

Казалось, Брэд снова меняет тему разговора.

— Жаль, что тебя не включили в соревнования на получение почтового рейса.

Хартли пожал плечами:

— Этому нельзя помочь. Капитан Боуэн имеет трудовой стаж, равный моему, и когда мистер Рейк… когда глава компании решил включить «Джин Кей», это уменьшило мои шансы. Боуэн — капитан этой шхуны последние семь лет, если не более.

— От нас будет еще один участник. — Брэд решил потянуть время, дернул за шнур звонка, и когда хозяин ответил на вызов, заказал еще выпить и сохранял молчание, пока их не обслужили.

Капитан старался не суетиться.

— «Летучий дракон» собирается участвовать в соревнованиях, — сказал, наконец, Брэд. — Но молодой человек, который проводил тренировочные плавания, не имеет удостоверения капитана компании, поэтому он не допущен до соревнований. Правила министерства почт очень строгие. Это означает, что нам нужен временный капитан из наших старших капитанов.

Хартли сожалел, что нельзя освободить галстук, чтобы облегчить дыхание.

— Интересно, захотел бы ты получить это назначение, — сказал Брэд. — Прежде всего я подумал о тебе, когда размышлял, кого назначить на должность коммодора, поэтому я пришел к тебе, прежде чем пойти к другому.

Капитан пытался сдержать поднимающееся в нем чувство тревоги.

— Я никогда не плавал на клиперах, — сказал он, — поэтому я не знаю, чего бы я мог добиться от «Летучего дракона». Я могу не выиграть, и я не хотел бы, чтобы вы были во мне разочарованы.

Брэд говорил очень медленно:

— Я не жду от тебя победы. На самом деле я совершенно убежден, что «Джин Кей» установит рекорд. Такое капризное судно, как клипер — неважно, что о нем пишут в прессе, — просто не может соревноваться с надежной, сильной шхуной.

Хартли пристально смотрел на Брэда, его мозг работал. Если он правильно понял Уокера и должным образом разобрался в запутанной ситуации, человек не хочет, чтобы он выиграл гонки. Он может получить звание, положение, большую зарплату как коммодор судоходной линии компании Рейкхеллов, если судно, построенное Джонатаном Рейкхеллом, не сможет показать впечатляющую работу. В этом случае его отец будет так возмущен, что одобрит назначение постороннего на должность коммодора. И конечно Уокер обойдет своего шурина и будет новым владельцем компании.

Сама идея была настолько потрясающей, настолько дерзкой, что Хартли хотел быть уверенным, что он сделал правильные выводы. Он деликатно попытался задать несколько вопросов.

Брэд почувствовал его неуверенность и понял, что ему надо обрисовать свой план более открыто.

— Я рискую своим будущим, — сказал он, настойчиво убеждая, что «Летучий дракон» не может и не выиграет гонок в Англии, и не получит почтового контракта. — Более того. Я уверен, что «Джин Кей» приплывет в Англию первым.

Последние сомнения у Хартли исчезли, и медленная улыбка осветила его лицо.

— Я рад, что у нас состоялся такой разговор, сэр, — сказал он. — Я могу вам обещать, что не разочарую вас.

— Прежде чем ты дашь согласие, — сказал Брэд, — ради справедливости, должен сказать, что тебе придется столкнуться со сложностями.

— О?

— Экипаж маленький, но его члены тщательно подобраны, за исключением негра, бывшего раба, который появился пару дней назад, все они работали на нас много лет. Я не знаю торгового судна с более тщательно подобранным экипажем.

— Это меня не беспокоит.

— Боцманом назначен Гримшоу.

— Гримшоу плавал со мной. Я могу им управлять.

Брэд выждал долгую паузу и сделал глоток рома.

— Строитель судна, который сам проводил пробные плавания, поплывет на клипере первым помощником. Молодой Баркер — его неизменный второй помощник.

— Меня не волнует Баркер, — Хартли вытер легкую испарину со лба. — Но строитель может причинить много беспокойства. Мне трудно будет забыть, что он сын владельца компании.

— У тебя не будет проблем, если ты будешь тверд, — сказал Брэд. — Безусловно, он провел в море достаточно времени, чтобы знать, что капитан — хозяин и его решения не подвергаются сомнению. Но если он забудет, я полагаю, ты напомнишь.

Лицо капитана Хартли сделалось неподвижным.

— Мне несложно напомнить, — сказал он.

— Не то чтобы я предупреждал о проблемах. В конце концов молодой человек всю свою жизнь подчинялся дисциплине на море. У него есть свои собственные идеи, и если я его знаю, он с охотой будет их высказывать, но у него не будет возможности настаивать.

— Действительно, не будет.

Брэд улыбнулся, протягивая руку, и его гость молча ушел. Он приказал отнести расходы на свой постоянный счет. Прогулка была веселой, когда Брэд возвращался на верфь Рейкхеллов. Его миссия прошла успешно, и скоро, значительно скорее, чем он мог на это надеяться, репутация Джонатана будет очень сильно подорвана. После того как он примет на себя руководство компанией, отметил он, он изменит свою фамилию на Рейкхелл-Уокер.

— Я собираюсь в море на шесть недель, — сказал Джонатан Луизе Грейвс, — и надеюсь провести, по крайней мере, неделю у своих родственников в Лондоне. Итак, я не понимаю, почему необходимо откладывать еще на два месяца объявление о нашей помолвке. Нам придется ждать еще целый год, прежде чем мы поженимся.

Приятное лицо девушки стало мрачным.

— Я знаю, что папа и твой отец несколько раз беседовали, и кажется, они намерены пока подождать.

— Но почему?

— Я — я не спросила, — сказала Луиза. — Ты знаешь, что мой отец не терпит, когда в его решениях сомневаются.

— Это решение непосредственно затрагивает твою и мою жизнь, — Джонатан стоял, возвышаясь над ней в гостиной Грейвсов. Он знал, что мог обсудить ситуацию со своим отцом, но это было бы неправильно. Окончательное слово за доктором Грейвсом, поэтому он должен взять дело в свои собственные руки. — Хочешь ты или не хочешь выйти за меня замуж? — спросил он.

Самая идея, что она не выйдет за него замуж, не приходила ей в голову, она была поражена.

— Ты знаешь, что я хочу!

— Тогда идем. Мы сейчас все устроим. — Он схватил ее за руку, помог ей встать и продолжал держать ее руку, пока они пошли по коридору в кабинет, где доктор Грейвс работал над медицинскими документами.

Обычно никому не разрешалось мешать ему, когда дверь была закрыта, но у Джонатана не было настроения выжидать, и он постучал в дверь значительно сильнее, чем предполагал.

— Войдите, — доктор Грейвс раздраженно ответил, но выражение его лица стало вопросительным, когда он увидел молодую пару, державшуюся за руки. — Что это?

Луиза начала говорить, но запнулась.

— Сэр, — сказал Джонатан твердо. — Меня не будет в стране почти два месяца, и чем дольше будет оттягиваться объявление о нашей помолвке, тем дольше мы не будем женаты. Все в городе знают, что Луиза собирается стать моей женой, поэтому мы интересуемся, есть ли какая-нибудь причина, из-за которой нельзя объявить о нашей помолвке до моего отплытия.

Доктор аккуратно положил гусиное перо на стол, легко вздохнул и указал паре на маленький диван, стоящий напротив него. Он и его жена были неофициально помолвлены в течение двух лет, потом, как требовал обычай, они были целый год помолвлены официально, но в эти дни молодые люди становятся такими нетерпеливыми.

— Твой отец и я обсуждали детально эту проблему, — сказал он. — Мы думали, если твои надежды, которые ты возлагаешь на клипер, должны быть подтверждены, то самым подходящим моментом сделать объявление будет твое возвращение из Англии. Атмосфера, так сказать, будет праздничной, поэтому мы думали, что это будет самое время.

Джонатан не собирался допускать дальнейших проволочек, он понял, что ему необходимо логическое объяснение.

— Люди любят сплетничать, — сказал он, — и если мы будем ждать до тех пор, по городу пойдут разговоры, что Луиза выходит за меня замуж потому, что я воспользовался еще одним успехом компании Рейкхеллов. Будет наиболее предпочтительно сделать объявление теперь, до гонок за получение почтового контракта. Ради Луизы. Ради вас и миссис Грейвс. Это бы показало, что вы доверяете мне независимо от того, как сложатся мои дела во время соревнований. Тогда ни у кого не будет причин для сплетен. — Он верил, что правильно повел себя. Доктор и миссис Грейвс были очень чувствительны к мнению и отношению своих друзей и других, равных по положению в обществе.

Доктор начал размышлять и слегка стучал пером по столу. Луиза попыталась освободить свою руку, но Джонатан усмехнулся и еще крепче ее сжал. Было важно, чтобы казалось, что она поддерживает его.

— Вы сделали интересное замечание, — сказал доктор Грейвс. — Я не подумал о сплетнях, и может быть, вы правы. Я дам вам знать.

Джонатан знал, что победил, но только до тех пор, пока — значительно позже — до него не дошло, что он не испытывает бурной радости и в действительности он не стремится сделать Луизу своей женой. Почему он был так настойчив, если он и Луиза не любили друг друга? Он должен был признать, что его поведение не делало ему чести. Судьба его и Луизы была предрешена их родителями, и не было выхода или возможного отступления без скандала. Когда неизбежно придет этот день и от него будут ждать, чтобы он женился на Луизе, преданность Джонатана к ней, как и к своей семье, потребует, чтобы он выполнил свои обязательства как можно скорее. Это был честный путь, а честь в семье Рейкхеллов являлась первостепенной. Помимо этого, длительный период ожидания, несмотря на причину, раздражал Джонатана, так как он терял терпение. Задержки раздражали его, и он знал, что эта черта была слабостью его характера, которую ему необходимо преодолеть. Главной чертой характера Рейкхеллов была непреклонная внутренняя потребность к самоусовершенствованию, и он мог посочувствовать тем, кто выходил замуж за членов семьи Рейкхеллов. Их доля была нелегкой.

Церемония, отмечающая помолвку, состоялась за несколько вечеров до того, как «Летучий дракон» должен был отплыть в Бостон для участия в соревнованиях. Дом Грейвсов был полон гостей, помолвленная пара приветствовала их в гостиной. Луиза в платье бледно-сиреневого цвета выглядела прелестней, чем обычно, ее рука легко покоилась на руке Джонатана. На четвертом пальце ее левой руки был скромный бриллиант — это было обручальное кольцо его матери. Джонатан выглядел торжественно и достойно в костюме из черной шерсти, улыбался он редко, даже разговаривая со старыми, близкими друзьями, как Руфь Халлибертон и Эдмунд Баркер.

Пока между Джеримайей Рейкхеллом и доктором Грейвсом шли приватные беседы, молодая пара воспринимала друг друга и свои взаимоотношения как само собой разумеющееся, но теперь, в первый раз, они начали понимать природу своих новых взаимоотношений.

Джонатан проявил их вскоре после того, как разошлись гости.

— Я пока не вырезал носовое украшение для «Летучего дракона», — сказал он Луизе, — потому что не придумал символа, который бы подходил для этого судна. Теперь, я думаю, тебе предоставляется возможность решить этот вопрос и наблюдать за вырезанием этого украшения.

Она посмотрела на него беспомощно:

— Но я немного знаю о судах. — В соответствии с традицией Рейкхеллов владелец судна определял носовое украшение. Джонатан предоставил Луизе очень большую честь. Но значимость этого поступка ускользнула от нее.

— Со временем ты очень много узнаешь о судах, — ответил Джонатан с улыбкой. — Мне говорили, что мужчины Рейкхеллы мало думают о чем-нибудь еще.

Девушка уже чувствовала его одержимость и в душе надеялась, что сможет излечить его от этого и расширить круг его интересов после их свадьбы.

— Не торопись принимать решение, — сказал он. — Все, о чем я тебя прошу — дай мне идею, какое носовое украшение для судна ты хочешь, прежде чем мы поженимся.

У Луизы не было ни одной мысли, и она вынуждена была признать, что ее не интересует, какое носовое украшение он сделает. Все предшествующие до свадьбы месяцы она будет занята, собирая приданое и белье.

Последним уходили Руфь Халлибертон и Эдмунд Баркер, который попросил разрешение проводить ее домой. Весенний вечер благоухал, они медленно прогуливались, и Эдмунд очень ясно ощущал рядом с собой прелестную девушку.

Молчаливая Руфь знала, что сегодня вечером она была плохой компанией, у нее не было настроения, и она была невеселой. Уже в течение многих лет у нее теплилась слабая надежда, что Джонатан заметит ее, полюбит и женится. Конечно, с самого начала она знала, что ее мечта была нереальной. Рейкхелл не мог жениться, ему бы не разрешили жениться на девушке, которая была дочерью главного плотника компании его отца. Жены для Рейкхеллов отбирались с особой тщательностью, необходима была уверенность, что следующее поколение будет соответствовать строгим стандартам этой семьи.

Эдмунд едва осознавал, что девушка, шедшая рядом, была неразговорчивой. Его собственные мысли бурлили, и хотя в основном он был спокойным человеком, он чувствовал себя исключительно взволнованным.

Когда они подошли к скромному каркасному дому Халлибертонов на Монток-авеню, недалеко от особняка Грейвсов, он откашлялся, потом нарушил молчание:

— Можно я зайду на несколько минут? Я кое-что хочу с тобой обсудить.

Ее мысли где-то летали.

— Конечно, — сказала Руфь.

Как всегда, ее отец лег отдыхать рано, он начинал работу на верфи Рейкхеллов с рассветом. Единственная свеча горела в скромной гостиной. Руфь стала зажигать пару масляных ламп.

— Ты хочешь что-нибудь поесть или выпить? — спросила она, соблюдая правила.

Эдмунд отрицательно покачал головой:

— Нет, спасибо. На вечере было много всего.

Она села на один из стульев, которые сделал ее отец, и жестом указала на такой же.

— Присаживайся, Эдмунд.

— Я — я лучше буду стоять. — Он глубоко вздохнул, и слова вырвались в спешке. — Руфь, я — мне хотелось бы поговорить с твоим отцом.

Она давно знала, что он ее любит, поэтому его просьба не удивила ее. Но прозвучавшая именно сегодня вечером, она ее расстроила. Только что она навсегда потеряла Джонатана, и понимание того, что он никогда ей не принадлежал, чтобы его терять, не успокаивало ее. Ей хотелось убежать к себе в комнату и зарыться лицом в подушку. Вместо этого она должна управлять данной ситуацией.

Чувствуя напряжение Эдмунда, у нее не было желания его обидеть, и она улыбнулась, обдумывая свой ответ.

— Я люблю тебя, — сказал он с трудом, — уже давно.

— Я знаю, — пробормотала она.

Эдмунд распрямил плечи.

— Я скромно зарабатываю, будучи вторым помощником капитана в компании Рейкхеллов, но это только начало. Через пару лет я стану первым помощником и в конце концов капитаном.

— Меня никогда не волновали деньги, — сказала Руфь, все еще неуверенная, что ему ответить.

— Самое худшее, что тебя ждет как жену моряка, — сказал он, — то, что я буду много времени проводить в море. Я знаю, что это нехорошо, но с этим ничего нельзя поделать. Море — моя жизнь.

Многие женщины в городе были замужем за моряками, и ей не нужно было рассказывать, какую одинокую и сложную жизнь они вели.

Эдмунд помедлил, потом стал более решительным:

— Скажи только слово, и я пойду прямо к твоему отцу. Прямо сейчас, если он бодрствует.

Чувство безрассудности овладело Руфью. Сейчас был момент забыть Джонатана. Наступило время сконцентрироваться на реальном будущем, которое лежало в пределах досягаемости. Эдмунд любил ее. Он был рассудительным, тщеславным и нежным, и, возможно, придет время, и она научится заботиться о нем. А пока она будет защищена замужеством, и этот щит поможет ей забыть Джонатана Рейкхелла.

— Существует одна вещь, которую я не смогу вынести, — сказала она, удивляясь своему собственному замечанию, — это длинный период помолвки. Я не хочу быть помолвленной в течение года!

Казалось, что она поощряет его, и его надежды высоко парили.

— Мы не принадлежим к обществу Рейкхеллов, — продолжала Руфь. — Никого не волнует, как долго длится помолвка и была ли официальная помолвка вообще. — Она успокаивала себя, потом сделала решительный шаг. — Да, Эдмунд. Конечно, поговори с моим отцом. Но при одном условии, — она сделала паузу.

На его глаза набежало облако.

— Я настаиваю, — сказала Руфь, — чтобы мы поженились, как только ты вернешься из Англии! — «Чем быстрее, тем лучше, — думала она, — тогда ночной кошмар может закончиться».

Минуту Эдмунд смотрел на нее ошеломленно и не веря. Потом его лицо прояснилось, и он сделал шаг ей навстречу.

Она вскочила на ноги, не зная, смеется она или плачет, и бросилась в его объятия. Возможно, его поцелуй, его объятия помогут ей преодолеть чувство одиночества, которое она все еще испытывала.

Небольшая толпа собралась на третьем причале Рейкхеллов, чтобы попрощаться с командой «Летучего дракона».

Для плавания в Англию на борт было взято достаточное количество еды и воды, и экипаж не собирался сходить на берег в Бостоне на следующее утро до того, как начнутся соревнования с полуденным приливом. «Джин Кей» уже отплыла в Бостон, и соседний причал был пуст.

Джонатан был занят на борту, выполняя обязанности первого помощника. Запасы еды, воды и дров для приготовления еды были уже на месте. Ради эффективности экипаж был увеличен до двадцати человек. Принадлежности моряков были аккуратно уложены в тесном носовом кубрике. Спустившись в трюм, он удостоверился, что джутовые мешки с кукурузой, которые они везли в Англию, находились в безопасности. Капитан Хартли предпочитал не брать никакого груза, но смягчился, когда Джонатан сказал, что клипер проявляет свое преимущество только при достаточном балласте. Кроме того, в эти дни в Англии и на континенте был большой спрос на кукурузу, известную в Старом Свете как маис, и никто из Рейкхеллов не мог плыть пустым, зная, что есть спрос на товар, который он может привезти.

Жаль, что он не мог избавиться от неприязни к Хартли, он понимал, что у него не было почвы для беспокойства. В компании Рейкхеллов не было более опытного капитана, и он пользовался доверием Джеримайи. Этого было достаточно. Хартли — разумный человек и, безусловно, прислушивается к совету помощника, который строил «Летучего дракона» и плавал на нем сам.

Когда Джонатан выбрался через люк на палубу, он увидел Оливера на марсе, занятого работой на стоячем такелаже, и спокойно улыбнулся. Гримшоу разбирался в людях: сбежавший раб был прирожденным моряком, и когда он привыкнет к особенностям клипера, он безусловно станет одним из наиболее ценных членов экипажа.

Взглянув на берег, Джонатан помахал Руфи Халлибертон, разговаривающей с Эдмундом, и подумал, что Эдмунду повезло. Она станет преданной женой.

Только два матроса находились на берегу, прощаясь с родственниками. Джонатан проверил две маленькие пушки, установленные вдоль судна, потом попросил Гримшоу открыть ящик с боеприпасами. Осветительные ракеты, используемые как сигналы бедствия, и ядра аккуратно располагались в соответствующих отделениях, он был доволен. Его последней остановкой была крошечная каюта в кормовой части судна, которую он будет делить вместе с Эдмундом, и он кивнул головой, увидя их рундуки, привязанные к переборкам. Странно, что он не занимает каюту, примыкающую к капитанской, и в которой он жил во время пробных плаваний, но он не жаловался. Во время его ученичества его единственным домом была койка, подвешенная между другими койками на расстоянии не более нескольких дюймов.

Поднявшись снова на палубу, он увидел приближающихся отца с Луизой и Джудит и поспешил на берег. Джонатан мягко поцеловал сестру в щеку и после минутного замешательства так же поприветствовал Луизу.

Джеримайя передал письмо для Джессики и достаточно громоздкую посылку для сэра Алана.

— Ты уже знаком со многими делами, относящимися к судоходной компании Бойнтона, — сказал он, — но ты можешь захотеть просмотреть эти документы, до того как причалишь. Безусловно, Алан забросает тебя вопросами.

Джонатан усмехнулся. Дядя Алан обожал вынюхивать детали, которые компания Рейкхеллов предоставляла решать подчиненным.

— Брэд попросил пожелать тебе безопасного плавания, — сказала Джудит. — Он извиняется, что не смог проводить тебя, он должен был ехать на собрание торговой ассоциации в Норидже.

— Поблагодари его за меня, пожалуйста, — вежливо ответил Джонатан. Он хорошо знал и подозревал, что его сестра тоже знала, что встречу в Норидже, который находился в двадцати милях вверх по реке, с легкостью можно было отложить. По крайней мере, Брэдфорд Уокер не был лицемером. Он думал, что строительство «Летучего дракона» было пустой затеей, и открыто говорил, что не верит в клиперы, и если бы он сегодня появился, это было бы истолковано как поддержка с его стороны.

Появился капитан Хартли, солнце мерцало на серебряном шнуре его бикорна, в левой руке был маленький саквояж. Его личные вещи были доставлены в каюту ранее. Он был один, его жена и дети попрощались с ним дома, его плавания не были для них новинкой.

Джонатан и Эдмунд автоматически поприветствовали его, он их тоже, потом он приложил руку к шляпе снова, чтобы поприветствовать Джеримайю.

— Думаете ли вы, капитан, что сможете выиграть соревнования на этом странном корабле? — спросил добродушно глава компании Рейкхеллов.

— Я никогда не плавал на нем, сэр, поэтому я не знаю. Мне будет удобней ответить на этот вопрос через месяц.

Они доплывут до Англии менее чем за месяц, сказал сам себе Джонатан, но удержался, не сделав замечания вслух. Его положение в ближайшие недели будет щекотливым.

— Я желаю вам спокойного моря и свежего ветра, — сказал Джеримайя традиционное прощание.

— Спасибо, сэр. — Капитан повернулся к своим помощникам. — Не торопитесь, господа. Сегодня мы не спешим.

Когда он подошел к кораблю, Гримшоу выкрикнул приказ, и помощник боцмана просвистел, что капитан на борту.

Джонатан отреагировал на пронзительный звук, как мастифф, стремящийся вырваться.

— Мы лучше пойдем на судно, — сказал он. И снова поцеловал Луизу. — Пока меня не будет, подумай о носовом украшении.

— Я попытаюсь, — сказала она, не обещая.

Он повернулся к своей сестре, а потом, поддавшись внезапному порыву, поцеловал в щеку и Руфь.

Он был слишком занят, чтобы заметить, как она покраснела.

Джеримайя отошел с сыном, чтобы сказать последнее слово.

— Я прошу об одном, докажи, что я не прав, — сказал он. — Выиграй эти соревнования, и все будут знать, что может клипер!

Он был искренен, и когда Джонатан пожал его руку, он снова понял, какой великодушный и великолепный человек его отец. Он не верил в будущее клиперов, но тем не менее хотел, чтобы его сын победил. Никто не мог просить большего великодушия.

Как только два помощника поднялись на шканцы, капитан Хартли отдал свою первую команду:

— Боцман, вы можете отдать швартовы. Крепите свободный летучий кливер и пошлите моряков за брасы.

— Есть, есть, сэр, — ответил Гримшоу, его голос стал похож на рев.

«Летучий дракон» вскоре заскользил от причала и, медленно набирая скорость, начал движение по направлению к устью Темзы и далее в открытые воды. Джонатан и Эдмунд повернулись помахать, и небольшая группа людей на берегу им ответила.

Джеримайя Рейкхелл снял бобровую шляпу с прямоугольной тульей и держал ее высоко на вытянутой руке, пока рука не устала. Вскоре их уже не было видно.

Капитан задал курс, по которому корабль минует западную оконечность острова Фишер и потом, следуя традиционному маршруту, пройдет мыс Монток на оконечности острова Лонг-Айленд. И будет держать курс на Бостон через открытые воды Атлантики.

— Господа, — сказал он, поворачиваясь к своим помощникам, — в нашем распоряжении весь день сегодня и большая часть завтрашнего дня, чтобы добраться до Бостона, поэтому я собираюсь потренировать экипаж. Это поможет нам привыкнуть друг к другу.

Когда они выходили в море, у них был сильный ветер с траверза — идеальная погода для клипера; Джонатану так хотелось, чтобы капитан добавил еще больше парусов.

— Сэр, — после минутного замешательства сказал он, — в такую погоду «Летучий дракон» ведет себя лучше под всеми парусами.

— Спасибо, мистер Рейкхелл, — холодно сказал Хартли, — я предварительно изучил характеристики этого судна. Будьте уверены, если мне только потребуется дополнительная информация, я обращусь к вам.

Слова прозвучали очень четко, и Джонатан был вынужден проглотить замечание. Капитан осуществлял командование и не желал добровольно предложенного совета даже от человека, которой построил клипер и был его капитаном во время пробного плавания. Осознав, что от его помощи отказались, он отдал честь, пошел на главную палубу и прошел к носу судна.

К этому моменту, сказал он себе мрачно, должны быть поставлены брамселя, и как только они наполнятся ветром, необходимо поставить бом-брамсели, находящиеся над ними. Ветер был таким свежим, что любой капитан мог только мечтать о таком. «Летучий дракон» резко рассекал волны моря, волнение умеренное, килевая и бортовая качка легкая, а когда Джонатан остановился, широко расставив ноги, чтобы приспособиться к кораблю, он упал духом.

Если бы он командовал, он поставил бы небесные и лунные паруса, прибавив все кливеры и спенкеры, и «Летучий дракон» заскользил бы по воде, как барракуда. Команде необходим стимул, как можно скорее добраться до Бостона, и это придало бы им уверенности в себе и в корабле. Вместо этого клипер, способный развить более высокую скорость, плыл со скоростью восемь или девять узлов, подходящей для тяжелых шхун или неуклюжих бригов.

Ему необходимо помнить всегда, что не он капитан «Летучего дракона». Капитан Хартли занимал эту должность, потому что над судном развевался флаг компании Рейкхеллов, а первый морской закон гласил, что только один человек отдает команды. Джонатан знал, неважно, какие последствия, неважно, как точно капитан понимал корабль, от которого зависело все его будущее, от него требовали подчинения воле и решениям капитана Хартли.

* * *

Семнадцать американских и английских судов, в большинстве своем шхуны и шлюпы, по одному или по двое выплывали из бостонской гавани и, едва продвигаясь в восточном направлении, образовывали параллельную линию. Шлюп береговой охраны Соединенных Штатов перемещался взад и вперед вдоль линии, наблюдая, чтобы участники находились на позиции, и когда его капитан был удовлетворен построением, он приказал произвести выстрел из девятидюймового орудия в носовой части палубы. Этот выстрел дал сигнал для начала трансатлантической гонки, и соревнование за получение почтового контракта между Бостоном и Лондоном началось.

«Летучий дракон» находился между «Джин Кей» и английским судном, и если бы командовал Джонатан, он оставил бы их далеко позади. Погода для клипера была идеальной. Крайне важный попутный ветер был свежим, высоко над головой на восток стремительно неслись облака, и белые гребни волн поднимались на высоту до трех футов.

Но «Летучий дракон» шел с той же скоростью, что и «Джин Кей», демонстрируя сестринскую привязанность, и вместе они постепенно обгоняли английский шлюп. Другие суда вытянулись в линию, и менее чем через два часа береговая линия Бостона исчезла за горизонтом.

Джонатан одиноко стоял на палубе, бормоча сам себе:

— Поднять бом-брамсели и средние кливеры! Поднять трюмсели! Поднять мунсели! Дьявол, проклятье, Хартли! Почему ты медлишь?

Эдмунд подошел к другу сзади и с симпатией похлопал по плечу.

— Я знаю, как ты себя чувствуешь, — сказал он, — но не будь нетерпелив.

Джонатан посмотрел на него, взгляд был жестким и холодным.

— Ты понимаешь в кораблевождении, Эдди. Мне не надо тебе говорить, что в Северном полушарии господствующие ветры дуют с востока на запад, но Северная Атлантика является исключением. Здесь ветры дуют с запада на восток. Только почувствуй этот западный! Он великолепен! «Летучему дракону» следует делать только одно — лететь в Англию. Нам следует идти под всеми парусами, когда это возможно. Нам нельзя терять ни одной минуты. Мы не только принимаем участие в соревнованиях, мы пытаемся показать миру, что может клипер.

Понимая его правоту, Эдмунд попытался успокоить его.

— Мы подняли брамсели, — сказал он. — Мне кажется, капитан действует осторожно.

— У него завязаны глаза.

Эдмунд потряс его.

— Вспомни, что профессор Кимберли из Йельского колледжа тебе всегда говорил? Терпение, молодой человек! Ты знаешь, ни один корабль не может пересечь Атлантику за день. Капитан Хартли осваивается с «Летучим драконом» и командой.

— Ему следует вытрясти из них всю душу, как мы делали во время тренировок.

Они замолчали при появлении Хартли, он медленно шел на шканцы, лениво пробуя ветер. Он, как и его помощники, знал, что необходимо провести уточнения, но не спешил отдавать необходимые приказы.

— Подветренные брасы, мистер Рейкхелл.

Наконец!

— Есть, есть, сэр. Людей на подветренные брасы, боцман — выбирать втугую! Установить грота-рей!

Клипер отреагировал сразу же, и Джонатан мгновенно успокоился. Но Хартли не использовал реальные возможности корабля, и Джонатан продолжал размышлять.

У него не было возможности пожаловаться снова, пока он и Эдмунд не освободились и пошли в каюту. Равнодушное отношение капитана все еще терзало его, и он не мог больше молчать.

— Существует только один способ управлять клипером, и если Дэвис не знает, как, ему следует узнать.

Его друг был спокоен, но тверд.

— Это твое дело. На земле, кроме Исаака Маккима, больше всех о клипере знаешь ты. И безусловно, это дело не капитана Хартли. Но нравится тебе или нет, командует он. И я уверен, что мы выиграем, вот что имеет значение.

— Мы делаем не более десяти узлов, а могли бы почти удвоить эту скорость при попутном ветре. Мы потеряли из виду все другие корабли, даже «Джин Кей». Я думаю, что потеряю рассудок.

Эдмунд засмеялся:

— Они все где-то сзади. Держи себя в руках, или у тебя будет нервный срыв к тому моменту, когда мы доберемся до Англии. И постарайся не критиковать капитана, или у тебя возникнут неприятности.

Джонатан упорно пытался следовать совету друга, и на время ему удалось сдержать свое беспокойство. Он понимал, что его собственное стремление продемонстрировать возможности корабля явилось причиной такого поведения, и здравый смысл говорил ему, вполне естественно, что капитан, всю свою жизнь плавающий на обычных торговых суднах, не поймет возможностей клипера.

На пятый день плавания погода была все еще прекрасной и попутный ветер устойчиво крепким, и его терпению пришел конец. Последним ударом был непредвиденный несчастный случай: брам-стеньгу унесло, нанеся урон «Летучему дракону». Джонатан решил воспользоваться ситуацией и поговорить с Хартли. Он подождал, когда Эдмунд примет вахту, и потом пошел в капитанскую каюту.

Дэвис Хартли оторвал взгляд от судового журнала, в который что-то записывал, посмотрел на своего первого помощника и приготовился к предстоящему испытанию. С самого начала он знал, что рано или поздно этот разговор должен был состояться и утренний эпизод неминуемо приблизил его. Хартли хорошо знал то, чего не знал Джонатан и чего ни один человек не мог доказать. Потеря мачты была далеко не случайностью. Хартли был виноват в преднамеренно плохом управлении судном, но его маневр был настолько умным, что его нельзя было обвинить в саботаже. Он поставил судно с подветренной стороны, в это время судно плывет свободно, неправильный приказ направил ветер через корму и с подветренной стороны парусов, таким образом повалив паруса назад. Он знал, что такое действие легко могло повалить верхнюю мачту на корабле, который вооружен большим числом парусов, именно это и случилось.

Сейчас Рейкхелл стоял перед ним. Молодой человек был не только сыном его работодателя, но и строителем «Летучего дракона». Конечно, Хартли был уверен, что его действия были достаточно искусны и что правду нельзя было обнаружить. Несчастные случаи часто случаются в море, и даже самые опытные капитаны обвиняются иногда в принятии ошибочных решений, особенно когда они управляют кораблями, с которыми незнакомы. Хартли понимал, что ему надо быть внимательным и использовать обстоятельства наилучшим образом.

— Садитесь, мистер Рейкхелл, — сказал он.

— Спасибо, сэр, — Джонатан опустился на маленький стул, прикрепленный к переборке.

— Я полагаю, вы слегка расстроены утренним несчастным случаем.

— Ну да, я расстроен, сэр.

— Никто не сожалеет о случившемся больше, чем я, — сказал Хартли, — но боюсь, что это наказание я должен был понести за командование новомодным судном. Со мной никогда бы этого не произошло на бриге или шхуне. Конечно, я делаю полный отчет в вахтенном журнале.

— Я допускаю, такой случай мог произойти с любым, сэр, — любезно ответил Джонатан. — Все-таки меня изводит нечто более серьезное. Разрешите мне сначала сказать, я понимаю, риски допускаются. Могут возникнуть еще несчастные случаи. Но есть моменты, когда просто необходимо рисковать, и сейчас наступил один из таких моментов. — Он запнулся.

— Высказывайтесь, мистер Рейкхелл, — сказал капитан. Если он сможет расположить к себе сына Джеримайи, успокоив его, то вахтенные журналы послужат достаточным оправданием его действий, если по возвращении домой возникнут неприятности.

— С должным уважением, сэр, но мы принимаем участие в соревнованиях. И я не могу не поинтересоваться, какие существуют причины, препятствующие использованию небесных и лунных парусов.

— Да, есть причины, — осторожно ответил Хартли. — Я провел в море много десятилетий, стоит ли считать, и никогда не видел корабля с таким количеством парусов.

— Оно было построено для этой цели, сэр.

— Я должен быть честным с вами, мистер Рейкхелл. «Летучий дракон» имеет исключительно узкий корпус, и его днище У-образной формы не похоже на днище ни одного корабля, на котором я плавал. Я допускаю, что оно может двигаться, как вспышка молнии, когда плывет по ветру. Но вы знаете так же хорошо, как и я, что ветры очень непостоянны. Они все время меняются на несколько румбов в ту или иную сторону. Значительно быстрее, чем вахтенный помощник капитана и рулевой смогут отреагировать. Стоит ветру неожиданно измениться на несколько румбов, а это несомненно может произойти, и этот прекрасный корабль опрокинется. Потопив всю команду, вас и меня в том числе, а также уничтожив ту положительную репутацию, которую я завоевывал всю свою жизнь.

Джонатан энергично замотал головой, но постарался не повышать голос.

— Нет вероятности, что мы опрокинемся, сэр. Истинный секрет конструкции клипера — в его необычайной балансировке. Я строил «Летучий дракон» и знаю. Более того, я проверял на маленьких моделях, прежде чем заложить его киль. Ни один корабль, даже прототип «Энн Макким», не может соответствовать его потенциальным возможностям в ясную и ветреную погоду.

Хартли знал, что наступил момент, когда он должен мягко и на время уступить. Обостренный инстинкт опытного моряка говорил ему, что погода должна измениться к утру, поэтому именно сейчас он должен выглядеть уступчивым.

— Я не могу и не буду с вами спорить, мистер Рейкхелл. Могу ли я допустить, что вы не возражаете против моей записи в вахтенном журнале, что вы убедили меня, что этот корабль останется устойчивым независимо от погоды?

— Пожалуйста, напишите это прописными буквами, сэр. Я буду рад подписаться под этими словами, если вы пожелаете.

— Нет, в этом нет необходимости. Завтра, когда вы будете на вахте, поднимайте какие хотите паруса, и мы посмотрим, как оно себя поведет.

У Джонатана поднялось настроение, но его эйфория длилась недолго. На следующее утро он проснулся рано и услышал, как дождь стучит по шканцам над головой. Посмотрев в прямоугольное окошко около своей койки, он понял, что «Летучий дракон» двигается черепашьим шагом в таком густом тумане, что невозможно было ничего увидеть на расстоянии более чем несколько ярдов.

Он надел дождевик и поднялся на шканцы сменить Эдмунда; его настроение совсем испортилось, когда он понял, что ветер затих и стал мягким, почти-почти незаметным бризом. Он приказал поднять все кливеры и спенкеры, увеличив скорость клипера на один узел, возможно немного больше, но его великолепные, уникальные топсели были бесполезны. Было слишком опасно еще увеличивать скорость судна, плывущего в тумане. Оно могло так быстро столкнуться с айсбергом или другим судном, что не было бы возможности изменить курс и избежать столкновения.

Оливер принес ему кружку обжигающего черного кофе и несколько ломтей свежеиспеченного хлеба.

Джонатан промычал слова благодарности, натянул поля своей штормовой шляпы пониже и стал жевать хлеб. Он знал, что вел себя, как испорченный ребенок, но его разочарование было настолько велико, что переполняло его.

Бывший раб продолжал стоять рядом.

Джонатан посмотрел на него с раздражением.

— Ты что-нибудь хочешь?

— Когда погода такая, — сказал Оливер мягко, — чайка не следует за кораблем. В плохой туман, плохой дождь, плохой ветер даже птицы не летают.

Замечание было настолько разумным, что Джонатан почувствовал себя глупцом и усмехнулся:

— Ты прав, Оливер. И мы не собираемся лететь. Мы не можем контролировать погоду, поэтому необходимо извлечь из этого пользу. Спасибо тебе.

Оливер ускользнул и исчез в тумане на главной палубе.

Четыре дня и четыре ночи погода оставалась плохой, и это было естественно для весны в Северной Атлантике. В ночь, когда погода прояснилась, Джонатан нанес на карту местоположение корабля и определил, что корабль, находясь в море более девяти дней, не прошел и половины пути. Если он не сможет добиться от «Летучего дракона» совершения чуда и не сможет убедить капитана Хартли следовать его же тактике, когда тот будет нести вахту, то вероятность установления рекорда по пересечению Атлантики станет туманной.

Утром, сменив капитана, Джонатан увидел, что небо прояснилось, ветер посвежел, волнение на море умеренное. Идеальные условия для парусника.

— Сэр, разрешаете ли вы мне попробовать, с какой максимальной скоростью мы можем идти?

Втайне Хартли был рад, что погода пока с ним сотрудничала.

— Поступайте, как знаете, мистер Рейкхелл, — ответил он. И вместо того чтобы спуститься вниз, задержался на шканцах посмотреть, что будет.

— Боцман, все наверх, будьте добры.

— Есть, есть, сэр, — ответил Гримшоу своей беззубой усмешкой.

Ноги затопали по палубе.

Второй помощник Эдмунд Баркер понял, что происходит, и поспешил на шканцы, поспешно надевая бушлат и пытаясь прогнать сон.

Погода была ветреной, и корабль шел под топселями и кливерами. Нижние прямые паруса не были установлены, и теперь матросы живо поднимались наверх, чтобы прибавить паруса.

Матросы находились на брасах, и Джонатан приказал:

— Установить брамсели!

Когда корабль начал отвечать на команду, он отдал приказ рулевому:

— Одерживай!

Это остановило клипер от совершения еще одного поворота.

— Держать так! — сказал Джонатан рулевому.

Щелкал и вздымался парус за парусом, и клипер, достойный своего рода, стал разрезать воду с ловкостью дельфина.

— Не уваливайся! — сказал он рулевому.

«Летучий дракон» продолжал набирать скорость, по мере того как на трех главных мачтах море белых парусов раскрывалось высоко над палубой и ловило ветер.

— Ставить трюмсели! — Эта команда прозвучала первый раз за время путешествия. Пульс у Джонатана участился, когда боцман выкрикнул команду, и матросы слаженно работали.

Разинув рот от удивления, капитан Хартли смотрел, как разворачиваются трюмсели. Временное парусное вооружение было эффективным, и временная верхняя часть мачты, сломанная пять дней назад, держала прочно. Гримшоу тоже в первый раз увидел небесные паруса и покачал головой. Другие члены экипажа, кроме Оливера, были уже опытными матросами после пробных плаваний и не удивлялись. Бывший раб торжественно закивал, потом с явным одобрением начал хихикать. Он явно наслаждался этой уникальной возможностью.

— Ставить мунсели!

Паруса на самом верху мачт щелкнули, как ружейные выстрелы, и раскрылись.

Это был момент, для которого создавался клипер. Стройный и податливый корпус, паруса, наполняющие небо, судно напоминало волшебное облако, когда оно разрезало сине-зеленые воды Атлантики. Его лакированный корпус сверкал на солнце.

Судно снова набрало скорость, и на мгновение Джонатан почувствовал прилив радости. Его мечты исполнились.

Но что-то было неладно, его чувство радости стало пропадать. Конечно, «Летучий дракон» шел значительно быстрее, но ощущалось, что судно медленно реагирует на команды. Помня ощущение полета на борту «Энн Макким», Джонатан осознавал, что сейчас он этого не чувствует.

Вытянув шею, он методично изучал огромные паруса. Все были наполнены ветром, и корабль шел быстро. Но недостаточно. Проблема, с которой судно столкнулось во время тренировочных испытаний, появилась опять. Джонатан надеялся, что трудности будут преодолены, когда экипаж научится работать слаженно, но сегодня команда работала безошибочно.

Он был озабочен и изучал шкалу вертушки, которая отмечала скорость корабля. Этот прибор, известный под названием «лаг», был изобретен в начале века Эдвардом Мэсси, англичанином, и состоял из линя с узлами, завязанными через определенные расстояния, и прикрепленного на корме.

Прибор показывал скорость клипера. Четырнадцать узлов — приличная скорость, но не достаточная при полных парусах и идеальных условиях, она могла доходить до двадцати узлов. Почему даже шлюп, если им правильно управляли, мог развить скорость до четырнадцати узлов на короткий период.

— Мистер Баркер, — сказал Джонатан, — я буду признателен, если вы смените меня ненадолго.

— Хорошо, сэр. — Эдмунд принял вахту.

Джонатан проверил бизань-мачту, потом грот-мачту и, наконец, подошел к фок-мачте. Казалось, все в порядке; его недоумение возрастало, он снял ботинки и чулки. Через ванты он забрался на грот-салинг, потом на салинг и верхний салинг, добрался до «вороньего гнезда», где находился наблюдательный пункт.

«Летучий дракон» разрезал волны с небольшой килевой качкой, паруса оставались полными. Казалось, все действует отлично, даже когда он посмотрел вниз на море и понаблюдал, как клипер разрезает воду.

Он оставался наверху полчаса или больше, производя расчеты и еще раз их проверяя; когда он спустился вниз на палубу, капитан Хартли присоединился к нему.

— Что случилось, мистер Рейкхелл? — Капитан казался искренне обеспокоенным и старался не показывать злорадства.

— Будь я проклят, если я знаю, сэр. Я могу только сказать, что судно не слушается так, как должно.

— В моем понятии судно работает хорошо, — сказал капитан. — Я бы и так неохотно использовал такое число парусов, и, конечно, не при прямом боковом ветре. Но ничего плохого я не нахожу.

— Судну следует плыть на четыре или пять узлов быстрее, капитан, — хмурился Джонатан.

Хартли приподнял бровь:

— На четыре или пять узлов? Я думаю, что вы требуете от судна невозможного, мистер Рейкхелл. Ни одно судно под парусами не может достичь такой скорости!

— Это может, сэр. И оно достигнет. — Джонатан вернулся на шканцы и освободил Эдмунда.

Во время своей вахты он продолжал обдумывать и вычислять, а потом позвал боцмана.

— Гримшоу, — сказал он, — я хочу, чтобы ты и члены экипажа, когда им нечем будет себя занять, изучали поведение «Летучего дракона» и наблюдали за ним. Может быть, один из вас найдет ключ, который я ищу.

— Вы считаете, что судно может плыть быстрее, чем сейчас, сэр?

— Значительно быстрее, даже с аварийной надстройкой, — убедительно ответил Джонатан.

Спустя какое-то время он увидел Оливера, проворно поднимающегося вверх по линям в «воронье гнездо». Он находился там час или более, почти без движений, его лицо ничего не выражало, глаза полузакрыты. Возможно, подумал Джонатан, он нашел удобный предлог, чтобы вздремнуть.

Эдмунд был обеспокоен, когда вернулся на шканцы, чтобы принять вахту.

— Есть успехи?

Джонатан отрицательно покачал головой:

— Нет.

— Странно.

— Я могу поклясться, что все мои расчеты правильные. Я столько раз их проверял, я считал даже во сне. Мы не сможем установить рекорд, нам повезет, если мы не опозоримся.

— Означает ли это, что тебе придется перестраивать судно?

У Джонатана Рейкхелла выдвинулась вперед челюсть, и он стал очень похож на портреты своих предков.

— Если мне придется, — сказал он, — я разберу его по дощечкам и дойду до киля. Да я даже заменю киль, если в этом будет заключаться причина. Я влезу в долги. Я сделаю все необходимое, но докажу, что клипер — корабль завтрашнего дня!

Он потопал в свою маленькую каюту и сел на рундук, найдя перо и бумагу. Джонатан исписывал страницу за страницей, рисуя чертежи корабля по памяти, потом проверяя и перепроверяя расчеты, сделанные при строительстве судна. Он не мог найти ошибки, его захлестнуло незнакомое чувство отчаяния, и он попытался заставить себя поспать несколько часов.

Во второй половине дня он неожиданно проснулся от топота ног и громких команд. «Летучий дракон» делал поворот через фордевинд, ветер менял направление на норд-норд-ост, и скорость судна упала.

Крушение надежд, переполнявших Джонатана, подавляло, но он продолжал бороться. Он найдет причину медлительности клипера. Он убедит капитана Хартли, что безопасно использовать все паруса практически при любой погоде. Как Брэд Уокер будет потешаться над ним, если он потерпит неудачу! Сама мысль о самодовольной улыбке его зятя придала ему силы, и он пообещал себе, что сделает все необходимое для достижения своей цели.

Несмотря на свою решимость, он сталкивался с постоянными трудностями, выходящими из-под его контроля. Ветер, хотя и продолжал дуть с запада на восток, был непостоянным в течение следующей недели, и капитан, на которого не подействовали новые аргументы первого помощника, продолжал настаивать, чтобы «Летучий дракон» плыл под уменьшенным числом парусов.

Еще только несколько раз капитан разрешал ставить небесные и лунные паруса, и то ненадолго, но клипер и тогда не набирал свою скорость. Через двадцать один день Джонатан знал, что не выиграет данные соревнования.

На двадцать третий день крик вахтенного «Впереди земля!» возвестил первое появление самой западной оконечности Британии — Лэндс Энд. Когда Джонатан не был на вахте, он непрерывно ходил по основной палубе. От того, что он постоянно смотрел наверх, у него болела шея.

Неожиданно он остановился. «Летучий дракон» не использовал свои три марселя, но даже под нижними прямыми парусами, топселями и брамселями судну следовало бы плыть с большей скоростью, чем девять или десять узлов в час. Не только сверхконсерватизм капитана Хартли вынудил клипер находиться в море дольше, но и ошибка, обнаруженная в основной конструкции корабля.

Оливер спустился с марсовой площадки на палубу, и Джонатан был удивлен: он не знал, что Оливер был наверху.

Бывший раб подошел к нему неуверенно.

— Ты спас меня, ты мой друг, — сказал он. — Теперь я помогаю тебе, и я твой друг.

Джонатан кивнул рассеянно, но сохранил вежливость.

— Бушприт слишком короткий, — сказал Оливер.

Мгновение Джонатан выглядел недоверчивым, а потом отдельные части головоломки стали вставать на свои места. Более длинный бушприт, установленный под другим углом, поднимет нос судна во время плавания. Это относительно простое изменение может повлиять на скорость и устойчивость.

— Почему ты решил, что бушприт необходимо удлинить и поднять? — спросил он.

Оливер скромно пожал плечами.

— Так же на дау, — сказал он. — Дау идет тоже быстро. Не так быстро, как клипер, но много быстрее для судна с одним парусом.

— Если ты прав, — сказал ему Джонатан, — за мной продвижение по службе, хороший обед и самый красивый костюм, какой могут сшить портные Лондона.

Джонатан быстро пошел в свою крошечную каюту и лихорадочно начал работать. Нетерпение могло привести к небрежности в работе, поэтому он старался медленно делать расчеты, не спеша, он просматривал математические формулы, которые имели отношение к скорости, устойчивости и весу. Он настолько был поглощен расчетами, что потерял счет времени, пока Гримшоу не напомнил, постучавшись в дверь.

— Привет от мистера Баркера, сэр, и он хочет знать, примете ли вы у него вахту?

Неосмотрительно опаздывать на вахту, но он не чувствовал за собой вины, когда бежал на шканцы.

— Извини за опоздание, Эдди, — сказал он, — ко я думаю, что благодаря Оливеру я в конце концов нашел решение проблемы. Если я прав, мы поставим «Летучий дракон» в док на дядиной верфи и проблема будет решена в течение нескольких дней.

Почти в полдень на двадцать четвертый день своего отплытия из Бостона клипер встал у причала в комплексе пристаней Королевской почты прямо под Лондонским мостом.

Последняя часть пути казалась бесконечной, и она доказала то, что Джонатан и все другие участники соревнований хорошо знали, — правила гонки были несправедливыми. Темза была связана с приливами и отливами, и расстояние от прибрежной низменности в приливно-отливной зоне в устье Темзы около Ширнесса до Лондонского моста было более сорока миль по прямой линии.

Поэтому ветер, благоприятный для корабля, держащего курс вниз по реке к устью и в Английский канал, был неблагоприятным для судов, плывущих в лондонские доки. Поэтому неповоротливое судно, поймав благоприятный ветер и прилив, легко могло догнать корабль, находившийся далеко впереди.

Река была просто заполнена кораблями из разных стран мира, которые входили либо выходили из порта. Портовый бассейн представлял из себя лес мачт. Сама Темза являла собой лабиринт из судов всех размеров и назначений. Однако она требовала, чтобы по ней вели судно с особым вниманием, капитаны и экипажи судов всегда зависели от причуд ветра, которые человек не мог контролировать.

Так случилось, что «Летучий дракон» был выведен из соревнований, несмотря на трудности, с которыми он, как и другие участники, столкнулся в последние часы плавания.

Три других судна уже стояли на якоре, и Джонатан был глубоко смущен, узнав, что «Джин Кей», прибывшая накануне вечером, объявлена победительницей. Компания Рейкхеллов получила почтовый контракт, и капитан шхуны награжден призом в тысячу долларов.

Усугубило разочарование Джонатана то, что британский шлюп занял второе место, а американский пришел третьим. Клипер, являющийся самым быстрым судном, не получил даже похвального отзыва.

Конечно, инертность «Летучего дракона» сыграла свою роль, но если бы корабль шел под всеми парусами в течение всего путешествия, то он легко бы выиграл гонки. Никакие оправдания не будут приняты, и Джонатан чувствовал, что капитан обязан взять на себя часть вины.

Он нашел странным, что Дэвис Хартли не был смущен проигрышем клипера. Он спокойно отнесся к победе «Джин Кей» и, казалось, был рад за капитана шхуны, получившего большую денежную награду.

Насколько мог судить Джонатан, Хартли казался удовлетворенным и успокоенным, проиграв гонки. Его поведение было лишено смысла.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Коммодор сэр Уильям Эликзандер, рыцарь города Бата, был не только высокопоставленным офицером английского военно-морского флота, но и с головы до пят соответствовал званию командующего Морской флотилии в Китае. Высокий и худощавый, в безукоризненной синей форме, отделанной золотом, с седеющими висками, с суровым, худым, но не напряженным лицом, он сидел под навесом на кормовой части палубы своего флагмана, семидесятичетырехорудийного английского военного корабля «Отважный», и писал письмо своей жене. Как всегда, он был спокоен и глух к сумасшедшему дому, царящему вокруг него.

«Отважный» встал на якорь в глубоководном проливе дельты реки Жемчужной в двух милях ниже Вампу, и орудийный расчет вставал около орудия на шканцах, когда другие суда двигались в сторону Кантона. Любому странному судну, приближавшемуся к гавани, рекомендовалось остановиться и предъявить документы.

По левому борту владельцы восьми или десяти маленьких сампанов пытались занять выгодное положение около кормового подзора и соперничали друг с другом, пытаясь продать уполномоченному лейтенанту дыни, китайскую капусту и белые коренья. Все они одновременно что-то выкрикивали, стараясь перекричать друг друга, но сэр Уильям их не слышал.

Рядом болтались три джонки с высокими палубами, принадлежавшие Императорскому китайскому военно-морскому флоту. На коротком носу каждой яркими красками был нарисован огромный человеческий глаз. Предполагалось, что эти символы отражают удары дьявола и делают джонки непобедимыми в бою. Но старинные пушки, прикрепленные к палубам джонок, были настолько ничтожными, настолько не соответствовали задаче, стоявшей перед ними, что суда выглядели смешными. А моряки, несмотря на жару, в подбитой хлопком форме толпившиеся на палубах и пялившие глаза на большой военный английский корабль, напоминали недисциплинированную толпу.

Сэр Уильям должным образом игнорировал джонки и их экипажи. А несколько точно посланных пушечных ядер отправят все три судна на дно, а их орудия взорвутся, прежде чем они смогут нанести поражение врагу. Все, что происходило вокруг, его не беспокоило, коммодор писал письмо аккуратным, правильным почерком:

«Ты себе не представляешь, дорогая Молли, как я сильно скучаю по тебе и детям. Я провел почти два года в этом заброшенном месте, для разнообразия было только одно плавание в Калькутту. Морское министерство не оставило мне надежды, что у меня скоро будет преемник. Адмирал Джилберт написал мне из Индии, намекая, что мне придется здесь остаться, по крайней мере, еще на год. Без сомнений, я получу звание контр-адмирала за хорошую службу, но не знаю, стоят ли звезды на моих эполетах страданий, которые я испытываю в этом мрачном месте.

Некоторые старшие офицеры привезли сюда свои семьи, но все без исключения сожалеют об этом. В этой маленькой чужеземной колонии Макао все всё знают. Слухи расползаются так быстро, как воды реки Жемчужной в сезон дождей, который, слава Богу, сейчас уже заканчивается. Москиты, мухи и другие летающие паразиты так же кровожадны, как и двуногие сплетники Макао, которые не теряют времени и вцепляются в тебя зубами. Кроме того, моя дорогая, ты жена порочного негодяя Эликзандера, сделанного из чугуна и не имеющего совести.

К сожалению, я не шучу. Именно таким все меня считают. Я выполняю свой долг, защищая интересы короны и точно исполняя распоряжения военного министерства. Никто не догадывается, что я ненавижу свою работу, и у меня нет выбора в их исполнении. Я бы отдал пять лет своей жизни, чтобы пройтись с тобой вместе по нашему саду в Суссексе.

Сегодня вечером я обедаю с Сун Чжао и его прекрасной, но очень нетрадиционной дочерью, и я жду этой встречи. Они относятся к действительно культурным людям, и в их компании я временно отвлекаюсь от своих забот».

Лейтенант подошел к столу, встал в положение «смирно» и отдал честь.

Коммодор закончил писать предложение и потом посмотрел на него.

— Да, мистер Фостер?

— Капитан того голландского торгового судна доставлен на борт, сэр, и он очень раздражен.

Сэр Уильям аккуратно положил незаконченное письмо в кожаную папку, поместил перо в сосуд с песком и вздохнул:

— Я уделю ему внимание тотчас же. Его корабль обыскали?

— Еще нет, сэр.

— Прикажите обыскать, пока я буду его спрашивать. Вы можете привести его.

Через несколько мгновений два рослых матроса из английской морской пехоты в алых туниках и синих брюках втолкнули бородатого краснолицего голландца в грубой морской одежде, они крепко держали его за руки.

— Добро пожаловать, — сказал сэр Уильям с легкой иронией в голосе. — Не желаете присесть, капитан?

Матросы толкнули голландца на парусиновый стул напротив коммодора.

— Могу я посмотреть ваши документы, пожалуйста?

— Вы не имеете права смотреть их! — закричал голландец. — Это не британские воды! Меня насильно сняли со шканцев моего собственного судна, и…

— Успокойтесь, — спокойно прервал его сэр Уильям. — Английский морской флот имеет право поступать так, как ему будет угодно, потому что ему предоставили это право. Дайте ваши бумаги добровольно, или мы возьмем их силой.

Голландец посмотрел на крепких матросов, он находился в ловушке, потом отдал пакет с документами, достав их из внутреннего кармана.

Коммодор лениво посмотрел документы:

— Итак, вы Хенрик ван дер Грут, капитан судна «Зюйдер Зее», барка водоизмещением две тысячи сто тонн. Что вы делаете так далеко от дома?

— То же самое, что и десятки других капитанов. Пытаюсь заработать на жизнь честной торговлей.

— Честность этой торговли и является причиной нашей короткой беседы. Что за груз у вас на судне?

— Пряности с Индонезийских островов. Они пользуются большим спросом в Кантоне. — Капитан ван дер Грут стал суровым. — Вы найдете среди моих документов и полный манифест.

Сэр Уильям молчал, просматривая документы. Потом он мягко спросил:

— Вы совершенно уверены, что у вас нет опиума?

— Вы сумасшедший, коммодор? — Голландец еще сильнее разозлился. — Любой на Востоке знает, как вы, проклятые англичане, ведете себя в Кантоне. Вы не имеете права захватывать, но вы останавливаете и обыскиваете каждое иностранное судно, приплывающее сюда. Вы конфискуете весь опиум, который находите, избиваете капитана и команду, преподнося им урок. А почему? Потому что вы сами хотите заполучить всю торговлю опиумом. Вы делаете послабления для американцев и французов, потому что их правительства активно протестуют, когда их гражданам досаждают.

— Если вы честны, капитан ван дер Грут, вам нечего нас бояться. Вы сможете продолжать свой путь, продавая качественные, ароматные пряности в Вампу. — Улыбка коммодора была почти приятной. — Пока мы болтаем, ваш корабль досматривают.

— Вы смеете?

— Морской флот его высочества смеет, — сказал решительно сэр Уильям.

— Вы не боитесь, что я пожалуюсь своему правительству?

— Жалуйтесь сколько хотите, — ответил коммодор мягко. — Допустим, вы поплывете сразу же назад в Голландию с грузом чая на борту. Для такого медленного судна, как барк, вам понадобится шесть или восемь месяцев. Допустим, ваше правительство выслушает вас и пошлет протест в Лондон. Министерство иностранных дел сделает запрос в английский военно-морской флот, который в свою очередь обратится ко мне. Или к моему преемнику, — ответил он, вздохнув. — Пройдет еще от шести до двенадцати месяцев. В ваших документах будет отмечено, что вы подозревались в перевозке опиума. Английский военно-морской флот взял на себя задачу остановить контрабанду опиума в Китай. Великобритания заинтересована в том, чтобы законы китайского императора выполнялись. Только таким способом мы сможем поддержать свою торговлю здесь, вы понимаете.

Его словесные ухищрения оказались слишком сложными для голландца, и он издал странный гортанный звук.

— Итак, мой дорогой ван дер Грут, еще через год, добавьте это к тем полутора годам, министерство иностранных дел получит наше донесение и свяжется с правительством Голландии. Протест будет отклонен, независимо от того, были ли вы невиновны или нет. Военно-морской флот Великобритании выполняет свой долг.

Молодой офицер подошел ближе и отдал честь.

— На борту «Зюйдер Зее» нет опиума, сэр. Наши инспектора говорят, что манифест в порядке и они очистили груз от пошлин.

— Спасибо, Фостер. Итак, капитан ван дер Грут, вы видите? Вся эта суета ни к чему. Я желаю вам приятного и полезного пребывания в Вампу. Я вас по-дружески предупреждаю. Не старайтесь попасть в сам Кантон. Китайцы очень быстро отрубают головы чужеземцам, вступающим на их территорию.

Ван дер Грут вскочил на ноги:

— Вы очень чопорны, коммодор, очень самоуверенны. Но вы взяли на себя ответственность, которую не имели права брать. Вы незаконно захватили права самих китайцев. Они ненавидят вас и вам подобных, коммодор, и когда-нибудь полетят ваши головы!

— Проводите капитана ван дер Грута на его корабль, — сказал коммодор двум матросам. — Он не виноват в правонарушениях, я не хочу причинять ему страдания.

Моряки уволокли голландца.

Сэр Уильям посочувствовал капитану, но его суровое поведение было преднамеренным. В следующее свое прибытие в Кантон ван дер Грут хорошо подумает, заниматься ему или нет контрабандой опиума, торговля которым приносит значительно большую прибыль, чем торговля пряностями.

Лейтенант Фостер все еще стоял в положении «смирно».

— Что еще? — печально спросил коммодор.

— Британская шхуна «Русалка» бросила якорь недалеко от нас, сэр, и ее капитан просит разрешения встретиться с вами, чтобы пройти таможенные формальности и войти в Вампу.

— Несомненно. Я встречусь с ним. — Сэр Уильям успокоился. Политика английских военно-морских сил была многосторонней, и британским капитанам, не в пример чужестранным, оказывалось большое внимание. Беседа будет недолгой, и у него будет достаточно времени закончить письмо и принять ванну, прежде чем он сойдет на берег, чтобы пообедать с Сун Чжао.

Высокий, в поношенной одежде человек — золотая тесьма на его бикорне поблекла, борода давно не брита — прошлепал вперед и протянул руку.

— Капитан Фредерик Флинт со шхуны «Русалка», коммодор.

Сэр Уильям был вынужден пожать руку, но он не встал.

— Добро пожаловать в Китай, капитан Флинт.

— Благодарю вас. — Англичанин погрузился на парусиновый стул без приглашения. Какое-то время он смотрел на коммодора, потом отвел взгляд. — Что вы хотите знать обо мне и о моем судне?

— Немного. Английский военно-морской флот надеется, что капитаны британских торговых судов будут честными и правдивыми.

— Конечно. — Взгляд Флинта продолжал блуждать.

Длительное пребывание коммодора в Южно-Китайском море научило его хорошо понимать гражданское население, с которым он имел дело, и он был уверен, что «Русалка» имеет на борту большой груз опиума. Но его руки были связаны, чтобы проверить британский корабль, ему необходима была, как выражалось адмиралтейство, «веская причина». — Сдайте копию вашего манифеста моему главному инспектору, капитан Флинт. Словом, это формальность.

Медленная улыбка появилась на лице капитана.

— Между прочим, какой у вас груз?

Фредерик Флинт заерзал на стуле:

— О, немного этого и немного того. Товары из Бирмингема, Йорка и Шеффилда.

— Я полагаю, вам не пришлось брать какой-нибудь груз в Индии, — сказал сэр Уильям, явно имея в виду опиум.

— Никогда! — Флинт выглядел ошарашенным.

— Я рад услышать это. Если бы вы везли опиум, было бы разумней плыть ближе к входу в дельту. Китайские контрабандисты, не теряя времени, подплыли бы сами на своих джонках, и ваши руки были бы развязаны.

— Коммодор, я никогда…

— Минуту. — Сэр Уильям резко прервал его. — Я обязан объяснить вам, капитан Флинт. Если вы выгрузите опиум в Вампу, вы нарушите китайский закон. Указ был подписан самим императором, и они считают этот закон очень важным. Если вы будете пойманы, наместник провинции пошлет войска схватить вас и доставить в Кантон. Вам повезет, если вас казнят быстро. Обычно они помещают осужденного без еды и воды в тесную корзинку и ее подвешивают. Пытка продолжается, пока человек не умрет. Их понятие о справедливости менее милосердно, чем наше.

Фредерик Флинт содрогнулся.

— Это одна из причин, почему я не разрешаю, чтобы на борту «Русалки» был опиум, — сказал он благочестиво.

— Я рад слышать это, так как я ничем не мог бы вам помочь. И не ставьте себя в глупое положение, веря, что вы разрабатываете безопасную систему контрабанды. Они все пытались. Вампу кишит шпионами и информаторами, и если вы продадите один фунт наркотиков, через час во дворце наместника об этом будет известно.

— Коммодор, я клянусь памятью моей умершей матери.

— Клятвы не нужны, — ответил сэр Уильям с неприязнью. — Отдайте служащему копию манифеста, а остальное — решать вам. — Он достал письмо из папки и погрузил перо в чернильницу.

Флинту потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что он отделался очень быстро. Он начал было говорить, потом в присутствии сурового офицера английского военно-морского флота передумал и встал. Повернувшись, он сдвинул шляпу на затылок и вытер со лба капли пота.

Под навесом было прохладно, и сэр Уильям отметил, что никогда не встречал человека, так тщательно пытавшегося что-то скрыть от властей. Он был готов заключить пари на любую сумму, что в трюмах «Русалки» много ящиков с опиумом. Но ответственность теперь лежала на Флинте. И если его арестуют или накажут, инструкции военно-морского флота требовали, чтобы наместнику был отправлен официальный запрос о его немедленном освобождении. Иногда, после повторяющихся активных просьб, чужеземца освобождали, но бывали случаи, когда его публично пытали в течение двух недель, пока он не умирал в плену. Никто не мог предугадать настроение китайских чиновников или предсказать причины их странных ответов.

Конечно, помогла бы личная беседа с наместником, но коммодор уже давно откладывал эту идею. Китайцы были непреклонны в своем требовании, чтобы все чужестранцы, независимо от положения, совершали земной поклон личному представителю Небесного императора, и ни один уважающий себя англичанин, тем более командующий флотилией, получивший звание рыцаря за проявленную в сражении доблесть, не желал бы себя так унизить.

Сэр Уильям погрузил перо в чернильницу и начал писать письмо, отгородив себя от действительности. Зловоние от портящейся растительности и мусора постоянно распространялось по дельте, а сейчас к этому примешивался запах чеснока и лука, арахисового масла и жареной рыбы, идущий со стоящих рядом военных джонок, на которых китайские повара готовили вечернюю еду. Но самодисциплина коммодора была настолько сильна, что, сочиняя письмо жене, он мог чувствовать запах жимолости, обвивающей стены их сада в Суссексе.

Между тем Фредерик Флинт был доставлен на гичке военно-морского флота на свой корабль. Скрывая свою радость, он с важным видом поднялся на шканцы, потом подмигнул своему взволнованному первому помощнику.

— Все в порядке, — сказал он кратко. — Снимаемся с якоря и идем в порт.

Вскоре «Русалка» медленно двигалась вверх по проливу в направлении уникального комплекса Вампу.

Община была обращена на юг на реку, где более тридцати пристаней и молов выступали в воду. В основном они были сделаны из дерева и построены наспех, но принадлежащие Ост-Индской компании, компании Бойнтона и другим британским концернам были сооружены из камня. Сразу же за портом находилась китайская таможня, где чужестранцам рекомендовалось оставлять копии грузовых манифестов.

На этой территории было так много народа, а места было так мало, что все деревья и кусты были вырублены. В западной части общины находился «скотный двор», где паслись животные, принадлежащие чужестранцам, а в восточной части располагался огород, принадлежавший британцам и обрабатываемый местными работниками.

Ужасные, огромные склады, принадлежащие китайской купеческой гильдии и чужестранцам, растянулись в одну линию на расстояние почти в три четверти мили. Сооружения из камня и дерева в два или три этажа высотой были глубокими и продолговатыми. Два склада принадлежало Сун Чжао, а три других — менее знатным китайским купцам.

Здания, принадлежавшие чужестранцам, были необычными, и их называли «факториями», но никто не мог сказать почему. На первом и втором этажах складировалось огромное количество товаров, а верхние этажи управляющие и их помощники использовали под жилые помещения и столовые. Около двухсот белых людей проживало и работало в тринадцати чужестранных факториях, охраняемых китайцами. В Вампу не было ни женщин, ни детей. Перед каждым домом-складом безжизненно висели флаги различных государств, представители которых жили в этих зданиях. Во второй половине дня не было ни ветерка. Франция, Испания, Дания, Соединенные Штаты, Швеция и Голландия владели по одной фактории. Все остальные принадлежали Великобритании.

Никто из чужестранцев не оставался в Вампу более шести месяцев. Для них Кантон был закрытым городом, и стены запретного города за их территорией не пропускали их. Пройти через ворота Петиции и войти в сам Кантон разрешалось только тем, к кому благоволили. Среди таковых был коммодор английской флотилии. Мужчины вели там мрачную жизнь, отнимающую много нервов, и два раза в год они отбывали в Макао на несколько недель, чтобы отдохнуть. Никаким другим способом Вампу не смог бы выжить.

Но встречались люди, которые находили способы наилучшим образом использовать свою изоляцию, и среди них наибольшую изобретательность отделаться от скуки проявил Оуэн Брюс, дородный владелец и управляющий одним из английских складов. Последние восемь лет из сорока трех он провел здесь и научился жить для себя. В его гостиной и спальне не было напоминаний о Востоке, каждый предмет массивной мебели был привезен из Англии. Он отказался от китайской пищи, научив повара готовить британские блюда, и его любимым напитком было виски, импортируемое им в огромных количествах из родного Глазго.

Его лицо было морщинистым и безобразным, и когда он надевал тонкую рубашку из неплотно тканного шелка, стали видны шрамы, покрывавшие грудь и плечи. Оуэн Брюс знал, как жить хорошо. Заправляя рубашку в брюки, он побрел в гостиную, там было прохладней, и взял стакан крепкого напитка, который ему только что налили.

Молодая женщина лениво развалилась в кресле, ее туфли на высоких каблуках валялись на ковре, сотканном в Лидсе. Она была единственным напоминанием о Китае. Благодаря глубоким боковым разрезам на чонсаме, обнажавшим ее бедра, и очень обильной косметике, она была чрезвычайно привлекательной. Ее звали Вонг Ай-ли, но чужестранцам она была известна как Элис Вонг и пользовалась большим спросом. Ее цена была чрезмерно высокой, но ее клиенты знали, что она стоила этих денег.

В ее руке тоже был стакан с виски, он был наполовину пуст. Брюс не знал, что она вылила часть виски в горшок с комнатными растениями до того, как он вошел в комнату. Ее клиентам часто нравилось, когда она пила вместе с ними, но это не входило в ее обязанности, а так как она ненавидела алкогольные напитки, она распоряжалась ими по-своему.

Элис едва взглянула в сторону Брюса, какое-то время рассматривая его через густо покрашенные в черный цвет ресницы. Он был одет, значит, решила она, сегодня она ему больше не понадобится, он скоро ей заплатит и отпустит. Брюс уставал после одной встречи, чего не случалось с некоторыми молодыми заморскими дьяволами.

Брюс взглянул на свои карманные часы, что-то пробормотал, сдерживая дыхание, и потом слегка улыбнулся, когда раздался громкий стук в дверь.

— Входите! — крикнул он.

Капитан Фредерик Флинт вошел в комнату и снял шляпу из уважения к зажиточному мелкому чиновнику.

— Я слышал, что вы причалили, — сказал Брюс. — Я ждал вас три недели. — Не собираясь представлять молодую женщину, он налил гостю выпить.

— Я задержался в Калькутте, — сказал Флинт, тревожно поглядывая на Элис. — Мой, э… особый товар требовал особой упаковки.

— Были сложности с нашим местным святым, коммодором?

— Да, в сущности, нет. — Снова Флинт посмотрел на девушку.

Брюс небрежно махнул рукой.

— Она не понимает ни слова по-английски, — сказал он. Потом обратился к ней на кантонском диалекте: — Ты можешь идти, когда допьешь.

Недовольная улыбка играла на сильно накрашенных губах, и она протянула изящную руку.

Чиновник достал из кармана и положил ей на ладонь золотую монету.

Она смотрела на него и не двигалась.

Бормоча проклятье, Брюс заплатил ей вторую монету, потом повернулся назад к своему гостю.

— Итак, твой груз не тронут.

— Цел до последней унции, — сказал Флинт. — Джонки и сампаны местных торговцев роились вокруг меня, когда я вошел в дельту. Но я последовал твоим указаниям и сказал, что у меня для них ничего нет.

Элис потянулась и пошла со стаканом в руке к ближайшему открытому окну. Мужчины не обращали на нее внимания, и она медленно вылила большую часть содержимого за окно. Если бы она могла, она задержалась бы здесь подольше. Ее способность понимать английский, французский и голландский была одной из наиболее хорошо скрываемых ею тайн. Она никогда не открывала эту тайну ни одному чужестранцу, за исключением тех, кого она особенно любила и доверяла, но Брюс не входил в их число. Его разговор был занимательным, и ей хотелось отложить свой уход на более длительный срок.

— Вы не будете сожалеть об этом, — сказал Брюс многозначительно. — Цены на товар, разгруженный здесь, почти в два раза выше, чем платят торговцы в дельте.

— Как так?

— Это мое дело, — сказал Брюс отрывисто. — Когда стемнеет, мои портовые рабочие принесут ваш груз сюда на хранение, через неделю вы получите деньги.

— Мы поделим доходы? Пятьдесят на пятьдесят? — В голосе Флинта послышались хныкающие нотки.

— Это наш договор, — ответил Брюс сердито. — Я всегда держу слово.

Элис слышала достаточно. Поставив свой стакан на стол, она медленно пошла к двери мелкими шажками, ее бедра соблазнительно покачивались.

— Ты хочешь, чтобы я пришла сюда в первый день следующей недели в обычное время? — спросила она по-кантонски.

Брюс усмехнулся.

— Да, — сказал он.

Фредерик Флинт облизал губы. Он видел, сколько заплатил мелкий чиновник проститутке, но его доходы от этого груза позволят ему тоже оплатить ее вознаграждение. Он давно не имел женщины, а эта китайская девочка была сладкой.

У Элис появилась цель, и она прибавила шаг, дойдя до улицы Тринадцать факторий в дальнем конце общины около кантонской стены.

Два солдата в форме из желтовато-сероватого хлопка ненадолго задержали ее около Ворот петиции.

Выражения их лиц были ей знакомы. Ясно, что они желали ее, хотя и ненавидели за то, что она продается чужестранцам. Она окликнула старшего носильщика паланкина и, прежде чем задвинуть бамбуковые шторы, сказала, куда ее доставить, но так тихо, чтобы солдаты не услышали.

В конце дня движение было напряженным, и носильщики доставили девушку к одному из боковых входов во дворец только через три четверти часа.

Элис достала из-за воротника тонкую цепочку, на которой был нефритовый медальон с вырезанными двумя быками.

Дежурный офицер посмотрел на медальон, и выражение презрения и вожделения исчезло с его лица, его манеры стали почтительными. Он низко поклонился и повел молодую женщину во дворец через лабиринты тоннелей и коридоров.

Очевидно, путь был не новым для Элис. Она знала без подсказок, где поворачивать, ее шаг был уверенным. И не случайно они никого не встретили на своем пути.

Личная комната Ло Фана была очень простой. Ряды мечей, копий, ножей и огнестрельного оружия, включая пистолеты, изготовленные на Западе, располагались по стенам, на которых не было никаких украшений. Деревянный мозаичный пол очень блестел. Единственными предметами мебели были соломенный тюфяк, покрытый грубым шерстяным одеялом, деревянный стол, возвышающийся над полом на один фут, и небольшой комод.

Мажордом наместника сидел на полу, скрестив ноги, читая объемистый документ, когда девушка вошла в комнату. Лицо его ничего не выражало, он опустил документ на стол текстом вниз, потом указал жестом на соломенный тюфяк.

Прежде чем начать говорить, Элис тщательно расправила юбку и потом пересказала, что она подслушала.

Ло Фан сверлил ее взглядом, но не прерывал. Когда она закончила, он спокойно сказал:

— Расскажи еще раз.

Она повторила свой рассказ.

Он кивнул головой, помог ей встать и неуклюже похлопал ее по плечу.

— Ты поступила правильно, — сказал он. — Иди и никому это не рассказывай. В течение двух дней не возвращайся в общину чужестранцев. Никто не должен узнать о роли, которую ты сыграла.

— Что станет с опиумом? — спросила она, поднявшись на ноги.

Его улыбка напоминала усмешку скелета, и он не шутил.

— Не бойся. Никто не выкурит и трубки.

— Что станет со свиньями, Брюсом и капитаном судна? Как бы мне хотелось увидеть, как им отрубают головы на площади Великого храма!

Выражение лица Ло Фана стало задумчивым.

— Если бы у меня был выбор, — сказал он, — я задушил бы шелковым шнурком сначала одного, потом другого. — Он вздохнул и пожал плечами. — Не обременяй себя этими проблемами. Оставь их тем, кто знает лучше, как с ними поступить.

Девушка покорно склонила голову и сразу же ушла.

Ло Фан быстро поднялся по ступенькам во внутренний рабочий кабинет наместника, крошечную комнату, заполненную статуями, настенными флагами и старинными вещами. Воздух был наполнен запахом фимиама, курящегося из двух бронзовых сосудов в виде головы льва. Хотя вечер еще не наступил, были зажжены две масляные лампы за грудой подушек, лежащих на полу. Дэн Дин-чжань, божественное проявление Небесного императора, сидел на подушках в бесформенном старом халате из выцветшего шелка и в вышитых туфлях, видавших лучшие дни.

Он поднял на лоб очки в металлической оправе и отложил в сторону красивую рукописную книгу старинной поэзии одна тысячного года, которую читал.

— Твое лицо говорит мне, что есть проблемы, Ло Фан. Неужели у меня никогда не будет одного часа, которым я мог бы распоряжаться сам?

Не тратя время на вступление, мажордом повторил, что ему рассказала Элис Вонг.

Наместник снял очки и удалил почти невидимую пылинку длинным ногтем мизинца.

— Брюс — уважаемый член английской общины, имеющий свою собственную факторию, он стал здесь богатым. Что ты знаешь о морском капитане?

— Он — ничто, ваше превосходительство, — сказал Ло Фан с нескрываемым презрением. — Еще один жадный заморский дьявол, который заслуживает, чтобы ему отрубили голову, после того как он будет подвергнут мукам пятидесяти дней и ночей.

— Я знаю тебя. Я уверен, ты хочешь, чтобы я послал войска на факторию к Брюсу, захватил опиум и арестовал виновного.

— Конечно, ваше превосходительство. Они преднамеренно нарушают и пренебрегают законами императора. Такое бесстыдное поведение нельзя терпеть.

Дэн Дин-чжань рассеянно протер очки полой своего длинного халата.

— Мне говорил Сун Чжао, кому я доверяю, что сэр Уильям Эликзандер воспитанный и сочувствующий человек. Тем не менее он командует эскадрой мощных военных кораблей. До настоящего времени только три корабля стояло на якоре в дельте. Сейчас их пять. Их орудия могут убить тысячи наших людей, спалить множество домов, если они будут вести огонь по Кантону. И конечно, Эликзандер вынужден будет сделать это, если мы войдем в Вампу и захватим двух британцев. Он будет выполнять приказы тех, кто стоит над ним, так же как и я подчиняюсь своему хозяину, императору. В своих многочисленных письмах Эликзандер предупреждал меня, что он вынужден будет сделать, если мы захватим англичан, и не будет иметь значения, какое преступление они совершили.

— Вы позволите этим чужестранцам безнаказанно уйти, превосходительство?

Дэн Дин-чжань взял пахучую палочку из сосуда из слоновой кости, разломил ее на четыре части и бросил в курительницы.

— В настоящее время мои руки связаны шелковыми плетями и чугунными оковами. Китай слишком слаб, чтобы начинать войну с англичанами. Их огромные корабли сделают посмешище из наших военных джонок. Прицельный огонь их стрелков уничтожит рядовой состав наших бедных войск, прежде чем они произведут единственный выстрел из своих древних мушкетов. Двор в Пекине знает, я хорошо знаю, и только ты отказываешься понимать, Ло Фан, что Срединное царство понесет большой урон в войне с англичанами.

Вена запульсировала на темени, бритой головы мажордома.

— Тогда никакого вреда не будет причинено этим проклятым чужестранцам, которые осмелились пренебречь указами императора?

— Пока мы не можем их тронуть.

— И никакой несчастный случай не может с ними произойти? — В голосе Ло Фана слышалась просящая нотка.

— Никаких несчастных случаев, — сказал наместник твердо и выдал свое волнение тем, что сначала снял чехольчик с длинного ногтя, а потом надел его назад.

— А что с опиумом, который, возможно, именно сейчас ввозится контрабандой в Вампу?

— А, опиум! Его достаточно, я уверен, чтобы сделать рабами и бедняками многие сотни наших невежественных людей. — Дэн Дин-чжань взял книгу стихов и заботливо трогал ее. — По закону я имею полное право конфисковать его, выбросить в бассейн и дать ему намокнуть, чтобы уничтожить его. Это убьет мою золотую рыбку. Нужна щепетильность для принятия официальных мер в таком деле, как это. Если я буду вовлечен, сэр Уильям Эликзандер будет вовлечен тоже.

Улыбаясь, Ло Фан обнажил свои зубы.

— Существуют другие средства, которые можно использовать, превосходительство.

— Ты слишком смышлен и проворен для меня, Ло Фан. Помни, твое место ниже, и разреши мне дать совет.

Мажордом принял упрек и, опустив голову, пробормотал извинения.

Наместник улыбнулся.

— Я вспоминаю, — весело сказал он, — что читал о поваре из Запретного дворца во времена Мина, который знал более тысячи способов приготовления кожи утки. Все блюда были сочные и вкусные.

Темные глаза Ло Фана загорелись.

— Я понимаю, превосходительство. Будьте уверены, ваши приказы будут выполнены.

— Не мои приказы! — Наместник был слегка раздражен. — Мне ничего не говорили об этом грузе опиума. Я никогда не слышал о его существовании. Но в такой стране, как наша, населенной бедняками, этот груз будет ценной находкой для разбойников, бандитов, воров, которые смелы и бесстрашны.

— Конечно, превосходительство. Разбойники всегда были бедствием Срединного царства.

— Дай мне знать о результате завтра не позднее часа, когда я выпиваю первую чашку чая, — сказал Дэн Дин-чжань. — Известно, что разбойники выполняют все быстро, когда кошельки, которые они срезают, набиты серебром.

Сара Эплгейт сшила себе несколько платьев в западном стиле, и не имело значения, что они были сделаны из специального мягкого шелка, привезенного из Шаньтоу. Ее также не волновало, что они были с широкими юбками и прямоугольными вырезами в стиле, который сделала популярным Долли Медисон двадцать лет назад, когда она была первой леди Соединенных Штатов. Сара всегда надевала одно из западных платьев, когда к ним приходил чужестранный гость.

Так как она следила за приготовлением пищи, то, сидя напротив Сун Чжао за мозаичным столом, она безошибочно управляла процессом подачи блюд. Обед начался с дим сам, крошечных пельменей, наполненных мясом разного сорта, рыбой, морскими продуктами и овощами. Потом подали приправленное специями рыбное блюдо из Чжаньцзяна с приятным ароматом измельченного имбирного корня, за ним последовало традиционное кантонское блюдо — размешанные яйца с тонкой лапшой и измельченной свининой. Блюдо со смешанными овощами, включая ростки фасоли, водяные каштаны и сладкий горошек, могло понравиться каждому.

Только Лайцзе-лу отказалась от теплого рисового вина, которое подали в лакированных чашках, отделанных золотом. Еще с детства она не любила алкогольных напитков, поэтому воздержалась преднамеренно и вместо этого пила ароматный, почти бесцветный чай, который сама наливала из сосуда, имеющего форму павлина и раскрашенного под него. Ослепительная в чонсаме сиреневого цвета с темно-фиолетовой отделкой, лак на ногтях и цвет век соответствовали тону ее наряда.

Сегодня она выбрала для себя роль застенчивой дочери хозяина дома, предоставляя вести разговор отцу, Саре и гостю. Она хорошо понимала, что это заставит внимательного сэра Уильяма Эликзандера, имеющего дочерей, большую часть своих высказываний адресовать ей, чтобы втянуть ее в беседу. Она наслаждалась своей игрой, хотя Сара, раскусившая ее, бросала на нее время от времени суровые взгляды.

Главное блюдо, стейк-цзю, тоже кантонское, было триумфом. Мясо разрезалось на мелкие кубики, потом готовилось с добавлением, по крайней мере, дюжины приправ и подавалось с густым устричным соусом. Оно дополнялось маринованной спаржей.

Лайцзе-лу всегда ела умеренно и вскоре покончила с небольшой порцией стейка. Пока другие все еще были заняты едой, ей вдруг захотелось стать более разговорчивой.

— Сэр Уильям, — спросила она неожиданно, — допускаете ли вы, что Китай и Великобритания когда-нибудь станут друзьями?

— Я надеюсь, что наши отношения и сейчас дружеские, — ответил дипломатично командующий британской флотилией.

Она не могла не упрекнуть его:

— Подождите, сэр Уильям! Вы знаете, что это неправда. Единственная причина, почему мы торгуем с вашими купцами, это ваши огромные пушки, угрожающие нам.

Чжао и Сара были расстроены. Непредсказуемость девушки нарушала основное правило гостеприимства, гость не должен чувствовать себя неудобно.

— Я имею в виду настоящую дружбу, — продолжала Лайцзе-лу. — Интересно, наступят ли когда-нибудь такие времена, когда англичанин сможет путешествовать по всему Срединному царству, а китаец по вашей стране.

— Но вы свободны сделать это прямо сейчас, — сказал он.

Девушка покачала головой:

— Я не посмела бы. Я была объектом любопытства, когда мой отец и я обедали с вами на «Отважном». Как ваши моряки уставились и таращили на меня глаза!

Сэр Уильям охотно рассмеялся:

— Это, моя дорогая, потому, что вы необыкновенно привлекательная молодая женщина.

Теперь Лайцзе-лу была смущена, Сара за компанию улыбнулась.

Кай подошел к двери, и Чжао, извинившись, о чем-то тихо стал разговаривать с мажордомом.

— Мне кажется, — сказала Лайцзе-лу задумчиво, — что между нами не может быть настоящей дружбы, пока не прекратится отвратительная торговля опиумом.

Коммодор вздохнул:

— Я вынужден согласиться с вами. Неофициально, конечно. Но я боюсь, что она будет продолжаться, пока будет существовать рынок для наркотиков и люди смогут получать огромные деньги за ничтожный труд.

— Но если все правительства будут работать вместе, можно будет остановить торговлю?

— Я не думаю, — сказал сэр Уильям. — В данный момент Китай — центр внимания, потому что здесь курят опиум. Пройдет немного времени, и эта болезнь распространится и в мою сторону. У нас это бедствие тоже трудно будет уничтожить. Сейчас легко отнести нас к злодеям, а китайцев к невинным жертвам, но скоро мы будем в одной лодке. Торговля прекратится только тогда, когда иссякнут рынки, а это не произойдет, пока люди, где бы они ни жили, не поймут, что опиум их может убить.

Чжао вернулся к столу, расстроенный беседой с мажордомом. Но вскоре он отошел и направил разговор в другое русло — различия между китайской и западной операми.

В конце обеда подали хризантемовый суп, приготовленный из говядины с мелкими кусочками свинины, а сверху плавали большие белые лепестки хризантемы. Лайцзе-лу съела весь свой суп, потому что от него не поправлялись.

Когда они встали из-за стола, девушка и Сара попрощались, а Чжао вместе с гостем удалились в гостиную для дальнейшего разговора за крошечными рюмочками мао тай — ликера, основанного на сорго. Когда Лайцзе-лу приблизилась к своему жилищу, впереди на тропинке замаячила фигура, и она увидела Кая, одетого во все черное с головы до пят, он приложил палец к губам.

Она пропустила его в комнату и закрыла за ним дверь гостиной.

— Я думал, что ваш разговор за обедом никогда не кончится, — сказал Кай. — Я ждал вас. Мне нужна ваша помощь, если вы храбрая.

Ее обрадовала возможность приключения.

— Определенные люди, — сказал он мрачно, — узнали, что большой груз опиума был выгружен в Вампу сегодня вечером и размещается в фактории заморского дьявола, англичанина Брюса.

Девушка была шокирована:

— Они привезли это в Вампу? И сейчас прячут в фактории, которая находится рядом со складом моего отца?

Крепкий мажордом кивнул:

— Слова, сказанные мной, правда. Обратились к Дэн Дин-чжаню, но он не может наказать преступников или конфисковать наркотики.

Она кивнула:

— Я понимаю. Возникнут большие проблемы с англичанами. Сэр Уильям наш друг, но он не колеблясь взорвет наши фактории, если посчитает это своим долгом.

— Опиум уберут оттуда, — хмуро сказал Кай, — определенные люди.

— Я понимаю.

— Я говорил с вашим отцом, но для человека, так много знающего, он иногда оказывается слепцом. Он ведет дела с Брюсом и не верит, что человек может быть настолько глупым, чтобы хранить опиум в своей фактории. Но если вы ему скажете, он вам поверит и не будет больше иметь дел с Брюсом.

— О, я верю тебе, Кай, — сказала Лайцзе-лу, — и я уверена, что Общество Быков, э… определенные люди выполнят это дело. Но я не знаю, как убедить своего отца, чтобы он тебе поверил. Когда он хочет, он может быть очень упрямым.

— Он поверит вам, — сказал Кай, — если вы увидите своими глазами коробки с опиумом и посмотрите, как он горит, после того как мы его унесем.

Она сжала пальцы:

— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— Я принес вам одежду мальчика, — ответил он и сунул ей сверток. — До самого последнего момента, пока мы будем заняты, Ло Фан и я будем рядом с вами. Я также даю вам это, — продолжал он, передавая ей крошечный бамбуковый свисток на серебряной цепочке. — К нему вы прибегнете, если вам потребуется помощь. Но вам не будет угрожать опасность, если вы будете делать, что скажут, и молчать, тогда никто не узнает, что вы женщина.

Идея принять участие в набеге возбуждала ее.

— Я пойду с тобой, — сказала она, — и сделаю все, что мне скажут.

— Вы должны также поклясться духами своих дорогих предков, — твердо сказал Кай, — что никому никогда не скажете, кого видели сегодня вечером.

— Я клянусь!

Он был удовлетворен.

— Поспешите, или мы опоздаем. Когда будете готовы, стукните в окно своей спальни, и я сниму вас с окна. Если мисс Сара вас увидит, эта ночь для вас закончится! — Он вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Лайцзе-лу сняла косметику кунжутовым маслом с благовонием лотоса, потом вымыла лицо с мылом и водой. Ее забавляло, когда она собирала часть своих длинных волос в косичку, заплетая ее, как делают мужчины. Потом, натянув черную шапочку, которую ей дал Кай, она переоделась в черные брюки и тунику. Они не только хорошо ей подошли, но туника оказалась достаточно свободной, чтобы скрыть ее женскую фигуру. Теперь ей необходимы туфли, и она нашла черные на пробковой подошве. Они бесшумны, и, если потребуется, она сможет передвигаться в них быстро.

Теперь она была готова. Нет, не совсем. Она открыла редко используемый ящик высокого изящного комода, украшенного перламутром, и достала маленький нож с серебряной ручкой, потом повесила его на ремень под тунику, чтобы спрятать его. Показная храбрость заставила ее улыбнуться, она не могла представить себя, всерьез применяющей клинок.

Лайцзе-лу легко постучала в окно, потом открыла его, и крепкие руки обхватили ее за талию и мягко поставили на землю. Ло Фан стоял за Каем и, очевидно, не был слишком рад, что она идет с ними. Но ничего не сказал.

Молча они вышли за пределы владений Суна, и двое здоровых мужчин побрели по обе стороны от девушки, прокладывая дорогу по многолюдным улицам в дальнюю часть города. Окна маленьких домов были открыты, мужчины и женщины стояли в дверных проемах или выглядывали из окон, болтая с проходящими друзьями. Старые люди сидели на расшатанных стульях, поставленных вдоль стен их скромных жилищ, а дети, зная, что они находятся под постоянным вниманием старших, пристойно играли на улицах.

Никто не обратил ни малейшего внимания на Лайцзе-лу, это было для нее неожиданностью. Она поняла, что смешалась с жителями Кантона. Всю жизнь ее носили в паланкине по районам, где жили бедняки, но сегодня было по-другому, и чувство риска росло.

Ей не пришло в голову бояться того, что может произойти позже, — близость всегда надежного Кая и угрюмого Ло Фана была гарантией ее безопасности. Тем не менее ей пришлось себе напомнить, что это не просто забава ради самой забавы. Мужчины занимались серьезным делом, чувствуя, что они вынуждены выполнить задание, которое наместник императора боялся решить официально из-за военной слабости Срединного царства. И ей была отведена важная роль.

Странно, что ее отцу было трудно поверить в преднамеренное нарушение указа императора Оуэном Брюсом. С другой стороны, несмотря на свою мудрость и деловую проницательность, ее отец судил о других по себе. Ей повезло больше — Сара Эплгейт воспитала ее так, чтобы она относилась к каждому, как к личности, независимо от его благосостояния и национальности. Поэтому она шла навстречу приключению с открытыми глазами.

Молчаливый Кай казался обеспокоенным, сможет ли девушка идти так же равномерно и быстро, как он и Ло Фан, но в то же время он ей не уступал. Она полагала, если она запнется, то двое могут пойти медленнее, но она была решительно настроена держать их темп. Оказалось, что ближайшим местом назначения были Ворота петиции, и когда они подошли к ним ближе, Лайцзе-лу стала понимать, что происходит что-то необычное. Мужчины с нахмуренными лицами, тоже одетые в черное, появлялись по одному или парами из ниоткуда и шли либо перед этой тройкой, либо вслед за ней. Они не обменивались ни приветствиями, ни жестами, но девушка знала, что эти вновь пришедшие, без сомнения, были членами Общества Быков и принимали участие в налете.

Офицер с длинным, изогнутым мечом на ремне и четыре солдата, вооруженные старинными мушкетами, стояли около Ворот петиции. Ло Фан вышел вперед. Офицер, увидя его, отвернулся и обратился к подчиненным. Казалось, ни он, ни они не заметили участников налета, и когда Ло Фан приоткрыл ворота, люди просочились через них на территорию чужестранной концессии. Лайцзе-лу не знала, существовала ли договоренность заранее или, возможно, офицер тоже был членом тайного Общества Быков.

Как только она прошла ворота, Кай передал ей капюшон из черного шелка с маленькими отверстиями для глаз и рта. Он жестом указал ей, что она должна надеть его, и, подчинившись, она натянула его на голову. Другие тоже стали надевать маски, и когда они остановились, девушка сделала приблизительный подсчет. К ее удивлению, в группе было, по крайней мере, тридцать человек. Нет, она была неправа, более сорока!

Ло Фан пошел в начало колонны, а Кай определил место для нее прямо перед собой, когда вся колонна тихо двинулась вниз по улице Тринадцать факторий. Она несколько раз бывала на складах своего отца, и к ней обращались с уважением, как и подобает по отношению к дочери состоятельного и влиятельного Сун Чжао. Сейчас она была незваным гостем, принимающим участие в действиях, выходящих за рамки закона, и ее пульс забился быстрее.

Насколько она могла судить, ее компаньоны были безоружны. Снова она ошиблась, сказала она себе. У них на поясах были ножи с черными ручками, но любопытно, что никто не взял огнестрельное оружие или изогнутые пики. Потом до нее дошло, что отсутствие такого оружия было бесспорно преднамеренным. Если во время налета будут убиты белые люди, могут возникнуть затруднения, и британские военно-морские силы будут чувствовать себя обязанными вмешаться, чтобы защитить, как они считали, свою честь. Девушка начала сознавать деликатность этой операции.

Ло Фан остановился в темноте около окна одного из складов. Лайцзе-лу предположила, что это была фактория Оуэна Брюса.

Жилистый мужчина невысокого роста, как и Лайцзе-лу, пробрался вперед, когда Ло Фан тихо вскрыл окно лезвием ножа, сделав это так бесшумно, что девушка смогла услышать только несколько едва различимых царапающих звуков. Потом окно приподняли на два фута, и маленький человек пробрался внутрь.

Другие молча ожидали, казалось, что они стоят вечно, но никто не говорил и не двигался. Наконец, с внутренней стороны окно открыли пошире, и все участники налета залезли в склад. Ло Фан был одним из первых, Кай поднял девушку, передал ее другому, который опустил ее на ноги с удивительной мягкостью.

Мужчины быстро пробирались через окно внутрь здания, и когда они входили, то разбредались и расходились в разных направлениях. Очевидно, каждый получил задание заранее и знал точно, что ему необходимо делать.

Маска Кая близко приблизилась к уху Лайцзе-лу.

— Стойте здесь, — прошептал он. — Не ходите дальше. Ничего не говорите и не делайте. Наблюдайте, и вы увидите все, что вам необходимо.

Она кивнула.

Он молча исчез.

Внутри глубокого здания свет не горел, и девушка не могла видеть далее нескольких футов в почти непроницаемой тьме. Члены Общества Быков входили, расходились сразу же, торопясь выполнить порученное им, и не замечали девушки. Она ничего не могла услышать, тишина была зловещей.

Ее глаза постепенно стали привыкать к темноте. Сначала она смогла разглядеть огромные очертания, через некоторое время она смогла различить ряды бочек и ящиков. Появившаяся в ней до этого нервозность качала проходить. На нее успокаивающе подействовали знакомые очертания места, напоминавшего ей интерьер складов ее отца.

Мурашки ужаса поползли вверх по спине Лайцзе-лу, когда она увидела на полу тело мужчины на расстоянии не более десяти футов от себя. Это был один из английских охранников со связанными руками и ногами, ему заткнули рот и завязали глаза. Время от времени он двигался и пытался разорвать путы, он был в сознании, и она догадалась, что он не опасен. Почувствовав покалывание кожи, она потерла руки.

Ее компаньоны не возвращались, и она не могла представить, что их можно задержать. Возможно, они еще не нашли коробки с опиумом, которые собирались украсть.

Вдалеке появился слабый свет, который начал медленно приближаться. Пытаясь выкинуть из головы лежащего рядом связанного охранника, она зачарованно следила за приближающимся светом. Она поняла, что это масляная лампа, в ее свете она разглядела двух других английских часовых, каждый из которых имел свинцовую дубинку и пистолет на ремне. Она сжалась около ближайших бочек, инстинктивно достав из-под свободно висящей туники маленький нож, который она предусмотрительно повесила на пояс.

Громкий голос мужчины нарушил тишину.

— Я говорил тебе, происходит что-то странное! То окно открыто! — Один из них говорил на кокни.

Лайцзе-лу едва могла дышать.

Мужчины двигались быстрее, подходя к окну, и вдруг один из них увидел хрупкую фигуру, одетую в черное.

— Эй, ты! — позвал он. — Что ты здесь делаешь?

Она знала, что ее увидели, они быстро устремились к ней, делая побег невозможным.

— О! Ты в маске? — Один из сторожей протянул руку к Лайцзе-лу.

Неожиданно запаниковав, она полоснула его ножом, он отскочил, чтобы избежать ее удара. Значительно позже она с чувством облегчения поняла, что не причинила ему вреда.

Другой охранник вытащил пистолет.

Несмотря на страх, девушка вдруг вспомнила о бамбуковом свистке, висящем на цепочке у нее на шее. Нащупывая его, она попятилась назад за угол, тем самым выиграв несколько драгоценных секунд, чтобы позвать на помощь.

— Ты! Китайский тип! — позвал охранник. — Выходи быстро, быстро!

Лайцзе-лу почувствовал знакомый запах. Чай! Она попала в отделение, где хранился чай, предназначенный для экспорта. Несмотря на темноту и двух англичан, преследовавших ее, она стала спокойней. Это была не ужасная пещера, наполненная зловещими духами, а просто склад, напоминающий склады ее отца.

Лайцзе-лу подняла свисток к губам, и пронзительный, высокий и тонкий звук разнесся эхом по всему помещению.

Два охранника вздрогнули и на мгновение застыли.

Потом ситуация стала так быстро меняться, что Лайцзе-лу растерялась. Во-первых, огромная черная фигура, появившаяся неизвестно откуда, прыгнула на одного из охранников, и тот с грохотом упал на пол. Почти в то же мгновение другой огромный человек в черном влез в окно, удивив Лайцзе-лу — она считала, что все участники налета находятся в здании. Незамеченный вторым охранником, член Общества Быков одну руку протянул за масляной лампой, одновременно ребром другой руки нанеся удар англичанину сзади по шее.

Лайцзе-лу хорошо знала, что существуют виды борьбы, собранные на протяжении многих поколений, и безоружный человек, применяя их, мог вести смертельный бой. Эти методы не записывались на бумагу, они передавались от отцов к сыновьям, от учителей к ученикам. Никогда ей не приходилось видеть такой бой, и она была восхищена, когда единственный удар, казалось, нанесенный без особой силы, сбил охранника с ног.

Не теряя времени, он связывал шелковыми шнурками ноги и руки, затыкая рот и завязывая глаза.

Тем временем гигант, атаковавший первого охранника, тоже связывал свою жертву. Проворно вскочив на ноги, человек в маске подошел к девушке, и только когда он заговорил с ней низким голосом, она узнала Кая.

— Вы хорошо сделали, — сказал он ей. — Эти двое отсутствовали, но благодаря вам, мы их нашли. Теперь, будьте добры, потерпите еще немного. Все, кто мог причинить вам зло, обезврежены. — Он снова исчез в темноте.

После нервного напряжения девушка почувствовала слабость в коленях и прислонилась к высокой груде коробок с чаем, запах действовал на нее успокаивающе. Только сейчас, чувствуя себя относительно спокойно и безопасно, чудовищность того, что она сделала, задела ее за живое.

Она рисковала вызвать недовольство отца, когда появилась незваная в доме наместника, но в том случае она могла оправдать свое поведение. Мотивы сегодняшней шальной выходки были едва ли убедительными.

О, она оказывала услугу, за которую ее отец в конечном счете будет благодарен, но он поймет, как и она поняла, что она могла бы очень просто отказаться от участия в этом налете.

Безусловно, если бы ее участие было открыто, что чуть не случилось несколько мгновений назад, она бы навлекла на голову отца настоящий позор, запятнав древнее и уважаемое имя. Независимо от классовой принадлежности, основой китайского общества является уважение родителей. Дети подчиняются своему отцу, а тому, кто обладает ее интеллектом, нет необходимости говорить, что он должен делать, а что не должен. Она разрешила своему стремлению к приключениям увести ее далеко от границ пристойности.

Однако Лайцзе-лу признала, что никогда не попадала в такую волнительную и непредсказуемую ситуацию. Ее вина смешалась с чувством удовлетворения, и она нервно захихикала.

Звук застыл у нее в горле, когда члены Общества Быков, одетые в черное, появились из темноты, медленно передвигаясь, сохраняя равновесие, мужчины несли по большой прямоугольной коробке на каждом плече. Их огромная физическая сила поразила ее. Коробки напоминали упаковку для чая, и она догадалась, что вес каждой равнялся ста фунтам в соответствий с английской и американской системами измерения веса. Итак, каждый мужчина нес груз весом в двести фунтов, но все они шли прямо и легко.

Один за другим они подходили к окну, передавая коробки невидимым собратьям, и никто из них не ушел, пока все коробки не были вынесены.

Кай коснулся руки Лайцзе-лу, и она пошла с ним к окну. Он передал ее в руки стоявшему внизу человеку. Она вздохнула ароматы, свойственные Вампу, смесь морского воздуха и гниющих овощей, запах, смягченный едва уловимым ароматом чая.

Ло Фан последним покинул факторию Брюса и тщательно закрыл за собой окно. Подняв коробку, он пошел в начало колонны, и они двинулись назад. Лайцзе-лу было единственным человеком, который не нес даже маленькой коробки, многие из мужчин несли по две.

Офицер и солдаты около Ворот петиции позаботились, чтобы снова отвернуться, и вся группа миновала городские стены. Не снимая масок, они продолжали путь в шеренгу по одному и направлялись к сердцу города.

Жители Кантона исчезали при их появлении. Болтающие женщины прятались, пожилые оставляли стулья и уходили в дома, разговаривающие мужчины расходились, а дети следовали за своими родителями домой. Никто не знал назначения странной процессии, и никто не задерживался, чтобы спросить. Сам факт, что все члены группы носили капюшоны, означал, что они принадлежат к одному из самых тайных обществ или организаций и обладают огромной властью, как и власть самого императора. Редко тайное общество выставляет себя напоказ, даже если оно и в капюшонах, поэтому люди предпочитали не рисковать и уходили с дороги этих молчаливых мужчин.

Лайцзе-лу, идущая рядом с Каем, который нес две коробки, удивилась, когда процессия проследовала к площади Великого храма. Древние, величественные пагоды, постоянно расширяющиеся на протяжении веков, стояли с трех сторон площади, и от них исходил сильный запах фимиама. Хотя была почти полночь, большая толпа людей собралась с четвертой стороны площади, где росло несколько огромных фруктовых деревьев — личжи, их ветки образовывали балдахин. Сочная, сладкая и абсолютно белая мякоть плодов этих деревьев была заключена в темно-красную скорлупу, и хотя эти орехи, как их называли в народе, были излюбленной едой почти всего населения, никто не срывал их с деревьев на площади Великого храма. И когда спелый красный орех падал на землю, он оставался лежать там, пока не сгнивал. Эти фруктовые деревья считались священными, и никто, независимо от сословия, не осмеливался пренебрегать богами и духами своих предков, съедая эти плоды.

Отношение людей в капюшонах к толпе было неугрожающим, поэтому люди не расходились. Они отошли под деревья и смотрели молча, как мужчины в черном раскладывали свою ношу в аккуратные кучи.

Заранее много сухого бамбука было сложено около одного из храмов. Теперь члены Общества Быков перекладывали его в центр площади, а сверху клали украденные коробки.

Ло Фан вошел в самый большой храм — Храм небесного и земного спокойствия, и появился с тлеющей пахучей палочкой, которую он взял с алтаря. Мгновение он стоял не двигаясь, его глаза пронзали, когда он смотрел на толпу через прорези в своем капюшоне. Новость распространялась, и толпа под деревьями росла. Простое движение мускулистой руки Ло Фана отправило бы людей по домам, но он не отвергал их присутствия.

Лайцзе-лу заметила, что почти мгновенно толпа удвоилась, а потом устроилась. Много бедных мужчин и женщин, в полинявшей хлопчатобумажной одежде и в черных порыжевших от времени пижамах, проникли на площадь. Их было так много, что все каменные ступени, ведущие в храм, были заполнены. Но никто не забрался на вырезанного из камня феникса, мифическую птицу, такую же древнюю, как и само Срединное царство, чтобы лучше видеть. Даже самые любопытные не захотели рисковать и будить дух феникса, который мог смертельно превратить в камень.

Пахучая палочка в руке Ло Фана медленно горела. Он спускался по каменным ступеням Храма небесного и земного спокойствия; люди, мимо которых он проходил, отступали назад, избегая физического контакта с ним.

Кай поднял руку, и члены Общества Быков в капюшонах освободили площадь вокруг высокого холма. Наконец Лайцзе-лу, стоявшая рядом с мажордомом отца, догадалась, что произойдет, и она была права.

Ло Фан подошел к куче, несколько раз поднес горящую палочку к хворосту, лежащему внизу. Сухой бамбук начал дымиться и через несколько мгновений разгорелся. Ящики были сделаны из сухого дерева и загорелись тоже.

Содержимое тлело, но не горело. Однако когда ящики загорались, появлялся необычный запах. Дым, распространявшийся над площадью Великого храма, был сладким и тяжелым, с затяжным эффектом, раздражающим ноздри, и из глаз текли слезы. Среди собравшихся многие слишком хорошо знали этот запах. Они говорили друг другу по секрету, и скоро все, даже самые невинные, понимали, что происходит.

Уничтожались многие сотни фунтов запрещенного опиума, ценою в целое состояние для нелегальных торговцев, осмеливающихся заниматься наркотиками.

Лайцзе-лу почувствовала огромное восхищение Обществом Быков. Не только жадный английский морской капитан и продажный владелец английской фактории были лишены огромных прибылей, но и жители Кантона получили предупреждение. К утру каждый в городе будет знать, что могущественное тайное общество поддерживает императора и его наместника. Последнее было таким же ясным, как и дым от горящего опиума был черным и едким. С этого времени врагом народа будет считаться даже человек, покупающий и курящий наркотики.

Лайцзе-лу больше не чувствовала за собой вины. Она гордилась, что была связана с этими патриотами, которые очищали Китай от зла, такого же ужасного, как и чума, иногда проносившаяся по стране.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Лондон был самым космополитическим и значительным городом мира. Джонатан Рейкхелл сидел в нанятом им открытом фаэтоне за извозчиком, а рядом лежал саквояж с необходимой одеждой для визита к тете и дяде. Пока ехали к особняку Бойнтонов, он озирался, наслаждаясь достопримечательностями. Он был знаком с тремя самыми большими городами Америки — Нью-Йорком, Бостоном и Филадельфией, но по сравнению с Лондоном все они казались недостроенными переселенческими городами. И даже такие живописные центры, как испанская Гавана и британской Кингстон в Карибском море, были достаточно однообразными.

Лондон имел свой ритм жизни, свое напряжение и свой аромат. Почти никто не мешкал на оживленных улицах, но мало кто спешил. Пешеходы шли размеренно, экипажи ехали степенно, и даже молодые наездники были внимательны к другим, когда копыта их лошадей цокали по булыжной мостовой. В Лондоне проживало около двух миллионов человек, это был самый большой город в западном мире, но врожденная вежливость его населения облегчала жизнь города.

Джентльмены в бобровых шапках с прямой тульей и костюмах из дорогого бархата, держа под мышками прогулочные трости с золотыми набалдашниками, уступали дорогу прачкам с бельем. Восхитительные дамы подбирали свои юбки из тонкого шелка, привезенного из Китая, и пропускали небрежно одетых торговцев рыбой и запачканных сажей трубочистов с нескладными орудиями труда. Извозчики останавливались, чтобы пропустить более громоздкий транспорт, и все движение останавливалось на перекрестках, чтобы пропустить пешеходов.

Из своих предыдущих визитов в этот город Джонатан хорошо знал, что Лондон не был безупречным. Потрошители кошельков и карманники смешивались с толпой, некоторые привлекательные юные «леди», идущие рядом, оказывались проститутками, горевшими желанием лишить сладострастного мужчину его денег. Лондон был городом для всех, на любой вкус, как поговаривал его отец. Для Джонатана это было общество поразительных возможностей для прибыльной торговли.

Но город значил для него гораздо больше. Он почувствовал оживление, проезжая готическое здание парламента, самого первого и наиболее эффективного в мире собрания избранных по всем правилам представителей, управляющего нацией. Соединенные Штаты, гордящиеся своей демократией, находятся в постоянном долгу перед своей бывшей родиной-матерью. С правой стороны стояло Вестминстерское аббатство, в которое он ходил на воскресные службы вместе с тетей Джессикой и дяде Аланом.

Когда он ехал по Пэл Мэл, Джонатан смотрел на огромные каменные здания, в которых располагались различные правительственные учреждения, и заново осознавал, что здесь сердце Британской империи, которая постоянно расширяется по земному шару. Со времен Древнего Рима ни одно государство не было таким могущественным.

Но Лондону было присуще, в большей степени, нечто другое, чем значительность. На Серпентине, то ли это было озеро, то ли пруд, Джонатан увидел молодого человека и девушку в изящном маленьком судне размером с американскую гребную шлюпку с плоским днищем и прямоугольными торцами. Юноша толкал судно длинным шестом, втыкая его в илистое дно, а красиво одетая девушка сидела, развалясь на груде подушек, и наблюдала за ним. Они были заняты друг другом, забыв о мире, который их окружал, и не обращая внимания на взгляды прохожих.

Наконец, фаэтон прибыл на Белгрейв-сквер, который олицетворял для Джонатана лучшую часть Лондона. Белые здания с греческими портиками были основательными, но скромными, символизируя огромное благосостояние в сочетании с типичной английской сдержанностью. Сверкали латунные дверные молотки и именные дощечки, даже стеклянные колпаки газовых ламп на улице были чистыми и блестящими.

Он расплатился с извозчиком, потом понес свой саквояж к входной двери.

Ему открыл дворецкий в ливрее, он был средних лет и обладал чувством собственного достоинства. Широкая улыбка нарушила его сдержанность.

— Добро пожаловать, мистер Джонатан! Вас ожидают.

— Это замечательно видеть вас снова, Миллер, — ответил Джонатан, пожимая его руку.

— Желаете пройти в свою комнату, сэр? Она уже несколько дней как готова.

Джонатан поморщился, вспомнив, что «Летучий дракон» не оправдал его ожиданий во время первого плавания.

— Нет, думаю, что просто посмотрю, кто рядом, — сказал он, передавая дворецкому свой саквояж.

Миллер покачал головой, поднимаясь с багажом по широкой мраморной лестнице. Несоблюдение определенных правил со стороны леди Бойнтон иногда захватывало врасплох, но отсутствие таковых у ее американского родственника потрясало. Конечно, ни один английский джентльмен не станет бродить по жилым помещениям дома, который не является его собственностью, прежде чем о нем не доложат.

Джонатан, в прошлом часто посещая Бойнтонов, думал также, как и раньше, что жизнь здесь похожа на жизнь во дворце или в музее. Во всех комнатах на стенах висели картины, на подставках стояли мраморные статуи и статуэтки, а ковры, импортируемые дядей Аланом из Индии, были очень роскошны, они поглощали все звуки, когда по ним ходили. Узкие стулья с позолоченными ножками в бесчисленных приемных выглядели неудобными. Если вспомнить, то он никого не видел сидящим в одной из этих комнат.

Дверь открылась и закрылась, прервав его размышления, и к нему подошла маленькая девочка. Ее волосы были заплетены в косички, на ней было короткое школьное платье монотонного темно-бордового цвета. Мгновение Джонатан пристально смотрел на нее, осознавая, что она стала значительно выше ростом с тех пор, как он ее видел последний раз, и закричал:

— Элизабет!

Она еще не успела ответить, как он поднял ее и крепко поцеловал в щеку.

— Здравствуй, кузен Джонатан. — Элизабет почувствовала себя такой униженной, что хотела бы умереть. Она знала, что он может появиться здесь в любой момент, и ненавидела себя за то, что не нашла времени сменить эту ужасную школьную форму, хлопчатобумажные чулки из толстых крученых ниток и туфли на плоской подошве.

Джонатан поставила ее на пол и усмехнулся:

— Ты так выросла, что я едва тебя узнал.

Она знала, что ее лицо пылает, а кончиками пальцев дотронулась до того места на щеке, куда он ее поцеловал. Он был таким красивым и стремительным, что она боялась потерять сознание. Она могла только надеяться, что он не заметил ее смущения. Элизабет Бойнтон была тайно и без ума влюблена в Джонатана Рейкхелла так давно, как только могла припомнить — с пяти лет. Эту глубокую тайну она не доверяла даже своему дневнику, который был упрятан на дне ящика комода, где лежали ее ночные рубашки.

Но умение хранить тайну не сдерживало неизменного желания маленькой девочки. Однажды она выйдет замуж за Джонатана. Он не был ее кровным родственником, поэтому никто не будет возражать. Иногда она представляла, как он делает ей предложение, и она приходила в такое волнение, что чувствовала мучительную боль в груди, затруднявшую дыхание. В прошлом году, после ее последнего посещения Америки, она решила, что Новая Англия уныла, и даже слишком уныла, как Она с удовлетворением убеждала себя в своих мечтаниях. Джонатан так будет ослеплен ее красотой, остроумием и очарованием, что с радостью согласится переехать жить сюда. Возможно, именно в этот дом, который она любила.

Вдруг Элизабет осознала физическое присутствие Джонатана.

— Ты тоже хорошо выглядишь, — сказала она. Она смутилась и, прежде чем спастись бегством, добавила: — Мама и папа в библиотеке.

Джессика Рейкхелл Бойнтон встретила своего племянника, тепло и крепко обняла его и поцеловала, сэр Алан пожал ему руку.

— Как ты вовремя, мой мальчик, — сказал он. — Ты как раз успел на бокал вина.

Джонатан передал ему письма своего отца.

— Вы должны были получить их неделю тому назад, — сказал он.

Джессика знала, что он имел в виду соревнования за получение почтового контракта, но она думала о более важных делах.

— Ты выглядишь тощим и осунувшимся, — сказала она.

Он пожал плечами:

— Я был измучен проблемами во время почти месячного плавания, поэтому у меня был плохой аппетит.

— Тогда мы проследим, чтобы ты прибавил в весе, пока будешь здесь, — сказала она. — Тебе будут давать сладкое два раза в день, и я не хочу, чтобы мне сообщали, что ты не доедаешь завтрак.

Только один ответ был возможен, если женщины из семьи Рейкхеллов давали распоряжения:

— Да, мэм. Я сделаю все, что вы мне скажете.

Сэр Алан усмехнулся, продолжая просматривать письма от Джеримайи. Парень поступил бы так, как хотел, в этом возрасте он имеет на это право, но он безусловно знал, как обращаться со своей тетей. Слишком плохо, что Чарльз так и не научился этой уловке.

— Прибереги свой рассказ о плавании, пока не придет Чарльз, — сказал он. — Тогда ты будешь рассказывать его только один раз.

— Где Чарльз? — Джонатан налил себе вина, как было принято в семье Бойнтонов. Граненый графин с крышкой из чистого серебра был красивым, но вино у дяди Алана было слишком для него сладким, поэтому он налил себе совсем немного.

Джессика нахмурилась:

— Он должен был быть дома час назад. Он знал, что ты приедешь сегодня, его опозданию нет объяснений.

Джонатан пришел на защиту кузена:

— Он не должен подлаживаться ко мне, тетя Джессика.

Она громко фыркнула.

— Я не знаю ничего более важного, чем обязательство перед семьей, — сказала она твердо.

Поразительное сходство с тем, как говорил отец, подумал Джонатан. Конечно, он был так же привязан к Чарльзу, как и к своей собственной сестре, однако он скорее повесится, но пальцем не пошевельнет для Брэда Уокера. Но этого нельзя обнаруживать при старших Рейкхеллах, включая и свою тетю. Он нашел благополучную тему для разговора с ней о Джудит и ее детях, пока сэр Алан читал длинное письмо.

Реакция управляющего директора компании «Бойнтон — морские перевозки» была предварена содержанием письма.

— После обеда — в порт, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты прояснил несколько моментов, на которые ссылается в письме твой отец.

В комнату проскользнула Элизабет. Она переоделась в длинное, до лодыжек, платье, белые шелковые чулки, новые туфли на каблуках высотой три четверти дюйма. Ее волосы падали на плечи, и Джессика, глядя на нее, подумала, не подрумянила ли маленькая шалунья щеки и не нанесла ли блеск на веки. Они поговорят на эту тему позже. Нет, по зрелом размышлении она ничего не скажет. Ребенок проявлял замечательное чувство семейного долга, пытаясь выглядеть старше для кузена, поэтому она заслуживает скорее похвалы, чем выговора.

Джонатан встал и низко поклонился.

— Удивительно, как выросла Элизабет за этот год, — сказал он.

Маленькая девочка почувствовала, как ее лицо заливает румянец, и возненавидела себя.

— Поскольку ты продолжаешь стоять, — сухо сказал сэр Алан, — может быть, ты сделаешь напиток для ее светлости. Половина вина и половина воды.

Элизабет чувствовала себя еще более несчастной. Джонатан никогда не подумает о ней, как о женщине, если все будут обращаться с ней, как с ребенком.

Джессика бегло прочитала письмо брата.

— Мои поздравления, — сказала она, передавая письмо мужу. — Я надеюсь, ты привезешь Луизу в Англию в следующий раз.

— Нам хотелось бы этого, я уверен, — вежливо сказал Джонатан, когда ставил детский напиток на стол рядом с ней.

Элизабет оцепенела:

— Кто это — Луиза?

— Ты встречала ее в Нью-Лондоне, дорогая, — сказала Джессика. — Насколько я помню, ты сидела рядом с ней на пикнике вечером на пляже. Она и Джонатан помолвлены.

Ребенок затолкал руки в складки на платье, чтобы никто не видел ее сжатых кулачков.

Сэр Алан также принес свои поздравления, потом повернулся к Элизабет.

— Где твои хорошие манеры? — спросил он. — Принято поздравлять, когда люди объявляют о своей помолвке.

— Я не буду, — сказала Элизабет. — Мне не нравится Луиза.

Сэр Алан и леди Бойнтон засмеялись, но Джонатан остался хладнокровным.

— Почему она тебе не нравится? — спросил он с сочувствием.

Элизабет была загнана в угол, ей необходимо было выпутаться.

— Она чопорная и не очень веселая, — сказала она. — И она важничает перед юными девочками.

Ее родители снова засмеялись.

Но Джонатан остался внимательным.

— Я предусмотрю, — сказал он, — чтобы Луиза по-другому относилась к тебе, когда вы встретитесь в другой раз. Она будет обращаться с тобой с большим достоинством, которое заслуживают только подростки. Понимаешь, ты не была еще подростком, когда вы встречались, но все изменится. Я обещаю.

Элизабет почти ненавидела его в этот момент, и она никогда не чувствовала себя такой несчастной. Только единственное решение пришло ей в голову. Новая одноклассница, дочка недавно ушедшего в отставку генерал-губернатора Ямайки, хвастала, что знает одно магическое средство, используемое местным населением Вест-Индии. Это магия. Очень хорошо, Элизабет подкупит одноклассницу, отдав ей свою любимую камею, она будет надеяться, что мама не заметит ее отсутствие. В обмен подруга научит ее проклятиям и тайным церемониям, которые приводят к бесследному исчезновению человека с лица земли. Дни Луизы сочтены. Никто не выйдет замуж за Джонатана, пока Элизабет не станет взрослой, а он в конце концов поймет, что она является достойной парой. Никто не разрушит ее счастливые мечты, так-то вот!

Чарльз ворвался в комнату, и Джонатан снова был на ногах. Гикая, как индейцы, кузены хлопали друг друга по спине.

Сэр Алан был огорчен. Казалось, что его сын вел себя, как колониальный дикарь, когда находился в компании своего американского родственника.

— Я пошел к причалам Королевской почты, — сказал Чарльз, — но ты уже поехал сюда. Эд Баркер был на борту, он провел меня по «Летучему дракону». Какая красота!

— Тебе он понравился? — Джонатан был доволен.

— Я никогда не видел такого корабля. Какой отвратительный случай с тобой произошел, проигрыш в соревновании…

— Хватит! — убедительно прервала их Джессика. — Иногда я удивляюсь, неужели корабли — единственная тема, обсуждаемая в этом доме. В течение часа никаких разговоров о кораблях. Мне интересны другие семейные проблемы.

Чарльз вынул карманные часы, посмотрел на них и, подмигнув Джонатану, заявил:

— Мы подождем ровно час.

Спустя несколько минут они пошли обедать, и Джонатан снова был поражен различиями между английским и американским образом жизни. Он понимал, что его отец был так же хорошо обеспечен, как и дядя Алан, но этого никогда не скажешь. Дома обслуживание было простое и еда обычная, но здесь упор делался на изысканность. Массивное столовое серебро было начищено до блеска, посуда была превосходного качества, тонкое многоцветное богемское стекло было не только хрупким, но и роскошным. Даже скатерть на столе, очевидно, была дорогой.

Еда соответствовала атмосфере. За столом прислуживали одетые в форму две служанки под началом дворецкого, в Новой Англии это выглядело бы празднеством. Первое блюдо состояло из сырых устриц, поданных на половинках раковин, они немного тоньше, но значительно больше тех, к которым Джонатан привык дома. Суп из бычьих хвостов с ячменем и овощами был вкусным, потом последовало рыбное блюдо из морского языка, оно было потрясающим. Рыба, которую американцы называли морским языком, в действительности была камбалой, подлинный морской язык обитал только в водах Английского канала и был любимым блюдом Джонатана, когда бы он ни приезжал сюда.

Триумфом был ростбиф, с хрустящей корочкой и тонко порезанный. Вместе с ним подали йоркширский пудинг и жареный картофель. У Джонатана был волчий аппетит, сравнимый только с аппетитом Чарльза. Джессика улыбнулась сама себе, наблюдая, как молодые люди съедали по второй и третьей порции.

Салат из огурцов и зеленого салата был свежим, на десерт подали огромные ягоды клубники, обильно политые густыми сливками. Это блюдо не существовало ни в какой другой стране. В конце еды подали пикантную селедочную икру и бекон на гренках.

Разговор не возвращался к кораблям, пока не подали мясо. Посмотрев на часы, Чарльз усмехнулся и заявил:

— Время истекло. Скажи мне, почему ты проиграл соревнования, Джонатан.

— Мы должны были приплыть на несколько дней раньше любого корабля. Но капитан Хартли был настолько осторожен, что не использовал все паруса, когда погода чуть-чуть не дотягивала до идеальной, а клипер рассчитан, чтобы плавать под всеми парусами. Все время. И необходимо удлинить и придать другой угол бушприту.

— Это мне сказал и Эд Баркер, но я едва поверил. Нос у корабля и так далеко вытянут вперед.

— Последние дни я тратил все свое время на расчеты, — сказал Джонатан, — и я уверен, что решу свои проблемы, еще больше вытянув вперед бушприт. Я надеюсь доказать это во время своего обратного плавания в Америку. Если вы позволите использовать сухой док на вашей верфи, дядя Алан.

— Используй, пожалуйста, парень, — ответил сэр Алан. — Мне самому интересны клиперы и хотелось бы его увидеть. Не то чтобы я верил в невероятные предположения о скорости, которую он может достичь.

— Я докажу вам, сэр, так же как и своему отцу, что вы неправы, — спокойно сказал Джонатан. — «Летучий дракон» и другие подобные ему корабли скоро будут проплывать расстояние между Америкой и Англией менее чем за три недели и возвращаться назад за такое же время.

Дядина улыбка была снисходительной.

— А как ты думаешь, сколько времени потребуется, чтобы доплыть до Китая?

Джонатан какое-то время молчал, делая расчеты и не прерывая процесс постоянного потребления пищи.

— Я совершенно уверен, что смог бы доплыть до Кантона из Нью-Лондона, Бостона или Нью-Йорка приблизительно за сто дней.

Сэр Алан приподнял бровь, и даже Джессика наклонилась вперед на своем стуле, когда ее муж спросил:

— А отсюда до Китая?

— Не более чем за три с половиной месяца, — решительно сказал Джонатан.

— Независимо от сезона?

— Я еще так далеко не просчитывал, сэр! Но «Летучий дракон» будет делать более двадцати узлов.

— Я рад, что ты понимаешь, что можешь попасть в период сезонных дождей и неожиданно встретиться с тайфунами в Южно-Китайском море, — сказал с удовлетворением сэр Алан.

Улыбка исчезла с лица Джонатана.

— В плавании всегда присутствует элемент везения, едва ли я должен напоминать вам об этом, дядя Алан. Когда в экваториальной штилевой полосе нет ветра, даже клипер не может сотворить чудо. И установление рекорда зависит от погоды около мыса Доброй Надежды.

Глаза пожилого человека сузились. Каждый капитан, проплывая мыс Доброй Надежды, боролся за свою жизнь и жизнь членов экипажа. Не говоря уже о безопасности самого корабля. Когда штормы бушуют около мыса, корабль вынужден ждать неделями, прежде чем капитан решится на безопасный проход.

— Мои прогнозы, — сказал Джонатан, — основаны на предположении, что пассат будет благоприятным, как это часто бывает, что я не буду бесцельно стоять в штилевой зоне и не попаду в шторм около мыса. У меня достаточно парусов, чтобы пройти через штилевую полосу, — ну, только если ветра совсем не будет. Тогда мне ненамного лучше, чем другим. Что касается мыса, другим везет на хорошую погоду в том районе. Почему бы не предположить заранее, что я буду не менее удачлив.

— В тебе говорит оптимизм молодости, — сказал сэр Алан снисходительно, потом стал серьезным. — Если ты прав, в чем я очень сильно сомневаюсь, то ты совершишь революцию в области морских перевозок. Докажи мне, что все это не фантазия, и я закажу столько клиперов, сколько ты сможешь построить, Джонатан.

Леди Бойнтон покачала головой.

— Твое пристрастие слишком невероятно, чтобы принять его на веру, — сказала она.

Джонатан не видел смысла продолжать спор. Ему предложат продемонстрировать его возможности, а это именно то, что он собирался сделать.

Он получил неожиданную поддержку.

— Если Джонатан говорит, что установит рекорд скорости, то он установит, — сказала Элизабет.

Он наградил ее широкой улыбкой.

К своему ужасу, она почувствовала, что снова краснеет.

Чарльз сказал спокойно:

— Может быть, я смогу оказать тебе помощь. Я понимаю, что, прежде чем ты поплывешь назад в Америку, ты проведешь испытания в море, даже если это займет слишком много времени.

— У меня могут возникнуть сложности с капитаном Хартли, но я должен буду опробовать «Летучий дракон», прежде чем снова Пересеку Атлантику, — сказал Джонатан. — Я потеряю много дней, но хочу быть уверенным, что, удлинив бушприт, я решу все проблемы.

Чарльз повернулся к своему отцу.

— Будьте так добры, сэр, могу я взять отпуск, чтобы поработать с Джонатаном?

— Конечно. — Сэр Алан посмотрел на сына, потом на племянника. — Я не хочу разочаровывать вас, юноши. Всегда молодежь несет ответственность за нововведения в любой отрасли. Но не ожидайте от клипера слишком много. Вы просите от него невозможное!

На следующий день рано утром Чарльз пошел вместе с Джонатаном к пристаням Королевской почты. Джонатан объяснил свои намерения капитану Хартли, который ночевал на борту.

Бывалый капитан слушал молча. Он достиг цели, поставленной Брэдфордом Уокером, и теперь хотел получить награду. Конечно, ему не хотелось принимать участие в удлинении бушприта, и его тревожила перспектива обратного плавания в Нью-Лондон на борту «Летучего дракона». Его тактика затягивания была действенной по пути в Лондон, но ее сложно будет снова использовать. Кроме того, он склонялся верить, что молодой Рейкхелл, наверное, прав, говоря о больших возможностях корабля. Дэвис Хартли провел в море много лет, и у него появилось сдержанное уважение к странному новому кораблю, и возможно, судно сможет удивить, если ему дадут возможность плыть на полной скорости.

— Мне кажется, — сказал он сердито, — что все ремонтные работы должны быть сделаны на верфи, где корабль строился.

— Мне не хотелось бы отвергать ваше предложение, капитан, — сказал Джонатан. — Но «Летучий дракон» не принадлежит компании Рейкхеллов, он — моя личная собственность, и я как владелец решаю произвести необходимый ремонт здесь, до того как мы поплывем назад домой.

У капитана не было возможности выйти из этого положения тактично по собственной инициативе.

— В таком случае, — сказал он, — вам придется плыть без меня. Я соглашался быть капитаном этого судна до Англии, но ничего не было сказано, кто будет капитаном на обратном пути. По-моему, опасно ремонтировать судно здесь кое-как.

— А по-моему, необходимо! — парировал Джонатан.

— Тогда я вернусь в Нью-Лондон на борту «Джин Кей» в качестве суперкарго, — сказал Хартли твердо. — Делайте со своим кораблем что хотите. Мне остается только надеяться ради вас — и ради вашей команды, — что он не разломается.

Пока изумленный Джонатан и Чарльз наблюдали за ним, он протопал в каюту, чтобы собрать свои вещи и перенести их на борт шхуны Рейкхеллов.

— Это чертовски странно, — сказал Джонатан.

— Мне кажется, он искал повод, чтобы покинуть тебя, — ответил Чарльз, который тоже был озабочен.

Джонатан пожал плечами.

— Будет лучше, если я возьму командование на себя. Конечно, будет не хватать рабочих рук, но Эдмунд и я справимся без помощника на обратном пути домой.

В глазах Чарльза появился огонек, но пока он решил ничего не говорить.

После того как капитан Хартли ушел, «Летучий дракон» поплыл по Темзе на верфь Бойнтона в Саутворке, используя только кливеры и спенкер. Осторожно продвигаясь вперед мимо судов, направляющихся в Китай и Индию, в Северную Америку и Средиземноморье, в Карибское море и Южную Америку, судно шло ко входу в предназначенный ему док, где находились рабочие, готовые втянуть его на место.

Удлинить бушприт и изменить угол его прикрепления — задача довольно простая, когда ее выполняют мастера, но она оказалась значительно сложнее, чем предполагал Джонатан. Он и Эдмунд работали бок о бок с рабочими верфи Бойнтона. Чарльз, поколебавшись немного, снял сюртук, закатал рукава и тоже взялся за дело.

На ремонт требовалось три с половиной дня, а у них было два выходных дня, чтобы сделать, как они хотели. Джонатан доставил на борт судна еду, которой хватило бы на несколько дней. Пробные плавания, которые для Джонатана были необходимыми, а другие владельцы судов считали излишними, предстояли в понедельник.

В воскресенье вечером, когда все остальные члены семьи Бойнтонов ушли отдыхать, Чарльз удивил своего кузена, сказав:

— Ты знаешь, завтра я собираюсь с тобой. Ты сказал, что тебе необходим еще один помощник, а я бы ни за что на свете не упустил такую возможность.

Джонатан занял каюту капитана, а Чарльз поселился с Эдмундом. Они сразу же приступили к работе, и клипер медленно поплыл по реке, наполненной баржами и торговыми судами из двух десятков стран. Во второй половине дня они миновали маленький город Саутенд при входе в устье Темзы на восточном побережье Англии и, используя остров Фоулнес как ориентир, прибавили паруса и направили судно в открытые воды Северного моря.

Джонатан остался на шканцах сам, темнело, нужно было осторожно пробираться через маленькие флотилии миниатюрных рыболовецких судов. Дул юго-западный ветер, здравый смысл говорил ему подождать до утра. Однако не хватало терпения. Он обменялся быстрыми взглядами с Чарльзом и Эдмундом, которые тоже стояли на шканцах. Выражения их глаз соответствовали его чувствам, хотя до наступления темноты оставался только час.

Улыбаясь в предвкушении, Джонатан дернул край своей шляпы.

— Боцман, — позвал он, — всех наверх! Поднять прямые паруса!

— Есть, есть, сэр. — Гримшоу знал, что за этим последует, и широко улыбнулся.

Команда корабля тоже все поняла и без понуждения поспешила на свои места.

Клипер начал быстро набирать скорость, когда подняли брамсели. Когда раскрылись, бом-брамсели, судно ринулось вперед через холодные сине-черные воды Северного моря, покрытого белыми барашками.

Все шло хорошо, и Джонатан был уверен, что разрешил свою проблему. В корабле больше не чувствовалось медлительности, и он напоминал ему коня, страстно желающего перейти в полный галоп. Он приказал развернуть небесные и лунные паруса.

Теперь «Летучий дракон» разрезал воду со скоростью, которой ни одно судно никогда не достигало. От восхищения Джонатан звонко закричал, так как не смог сдержать свой юношеский задор.

Чарльз и Эдмунд хлопали друг друга по спине и тоже кричали. Матросы начали подбадривать друг друга, а бывалый Гримшоу впервые в своей жизни выглядел преисполненным благоговения.

Когда шум голосов умолк, трое капитанов смотрели вниз на воду, быстро проносившуюся мимо них, и Джонатану это напомнило, как однажды в детстве он победил в соревнованиях по прохождению речных стремнин на каноэ. Он сверился с прибором Мэсси, потом сказал:

— Мы делаем двадцать узлов!

— Больше, — заявил Чарльз. — Я не думаю, что существуют приборы, способные определить, с какой скоростью мы плывем.

Чувство предосторожности охватило Джонатана.

— При такой скорости мы будем винить себя, что к утру не достигли побережья Шотландии. — Он отметил, что нет луны и видимость оставляла желать лучшего, поэтому нехотя он приказал боцману убрать два топселя.

Эдмунд принял вечернюю вахту, а кузены отправились в капитанскую каюту поесть холодной вареной говядины, хлеба и яблок, все это они доставили накануне на корабль.

— Ты когда-нибудь думал, чтобы поплыть в Китай на «Летучем драконе»? — спросил Чарльз. — Судно, которое может развить такую скорость, выглядит более чем восхитительно.

— Я не только думал об этом, — ответил Джонатан с печальной улыбкой. — Я разработал планы. Я даже кое-что предпринял в отношении отличного груза. Я собирался взять демонтированные ткацкие станки в Кантон. Я тщательно изучил проблему, самые лучшие станки производятся в Массачусетсе. Я связался с различными людьми, занимающимися торговлей с Китаем, и они заверили, что наши станки вызовут там сенсацию.

— Почему станки? — хотел знать Чарльз.

— Потому что они легкие по весу и занимают мало места, когда разобраны. Помни, у меня ограничено место для груза. — Джонатан вздохнул. — Это было бы идеальным грузом.

— О?

— Чтобы быть с тобою честным, Чарльз, у меня почти не осталось средств. Я рассчитывал на одну тысячу долларов, как на дополнительный капитал, и, если бы я установил рекорд, то смог бы собрать остальную необходимую сумму без проблем. А сейчас у меня не хватает денег. Поэтому в течение следующих двух лет я должен буду заняться торговлей на «Летучем драконе» по трансатлантическому маршруту или с островами Вест-Индии, пока я не заработаю достаточную сумму денег на путешествие в Китай. Я затеял все это самостоятельно, как ты понимаешь, и не обращусь за помощью к своему отцу.

— Это естественно. Какая сумма тебе нужна?

— Я думаю, около двух с половиной тысяч долларов, чтобы заплатить команде, купить груз и продукты для плавания. Теперь ты знаешь истинную причину, почему я был так расстроен, проиграв гонки. Я мог бы свернуть шею капитану Хартли, хотя он поступал так, как считал нужным.

Чарльз взял яблоко и стал тереть им о брюки, пока яблоко не засверкало.

— Думал ли ты получить деньги, взяв кого-нибудь в партнеры? — спросил он спокойно, потом с большей убедительностью добавил: — Меня.

Джонатан уставился на своего кузена.

— Рискую смутить тебя, — сказал Чарльз, он чувствовал себя неуверенно, — на моем личном счете есть около семисот фунтов. Пятьсот из них — или две с половиной тысячи долларов по текущему курсу — принадлежит тебе. В обмен моя доля в «Летучем драконе» составит одну треть.

— Я ошеломлен, — сказал Джонатан.

— Не надо. Это ты делаешь мне честь. Стоять на шканцах и смотреть, как это судно разрезает волны, самое большое наслаждение, которое я когда-нибудь испытывал. Я поступаю эгоистично, говоря, что хочу вступить с тобой в долю.

— Ты разделяешь мою веру в «Летучего дракона».

— Более того. — В моменты эмоционального стресса Чарльз, как все англичане его круга, казались робкими и неохотно выражали свои мысли. — Я также верю в тебя.

Джонатан лишился дара речи.

— У меня есть дополнительное условие, от которого, я боюсь, должна зависеть сделка.

— Какое?

— Тебе необходим первый помощник. Возьми меня, готов к действию сразу же, — сказал Чарльз.

Джонатан посмотрел на него, улыбнулся и протянул руку.

Момент был таким торжественным, что никто не говорил, но в словах не было надобности. Еще с тех пор, когда они были маленькими мальчиками, они говорили о дне, когда будут контролировать обе компании и будут вместе плавать в отдаленные уголки земли. Теперь «Летучий дракон» мог бы начать претворять в жизнь их детские фантазии.

Морские испытания длились три дня, и клипер продолжал реагировать на любую команду.

— Мы идем зигзагообразным курсом при встречном ветре, — сказал Эдмунд. — Вполне возможно, что самое короткое расстояние между двумя точками — это прямая, но Эвклид никогда не управлял клиперами. Чтобы быстрее всего из одной точки попасть в другую при встречном ветре, нужно делать повороты через фордевинд и повороты оверштаг!

Джонатан и Чарльз использовали свое свободное время по-деловому, они вырабатывали долгосрочные планы, и их первой заботой был груз, который они могли взять в Соединенные Штаты.

— В Америке хороший спрос на английские пилы, изготавливаемые в Шеффилде, — сказал Джонатан. — Они намного качественней пил, производимых в Соединенных Штатах, но я боюсь, что не могу даже подумать об этом. Они слишком дорогие.

— Сколько стоит груз пил из Шеффилда? — спросил Чарльз.

Джонатан произвел расчеты на бумаге, прежде чем ответить.

— Нам потребовалось бы четыреста фунтов, забудь об этом.

— Не так быстро. Мы могли бы расплатиться наличными, которые у меня остались на счете — двести фунтов.

— Я боюсь, что нет, — сказал Джонатан. — Производители будут ждать оплату почти сразу же, как мы приплывем в Соединенные Штаты. А пройдет несколько месяцев, прежде чем мы начнем получать прибыли от продажи пил.

— Предоставь это мне, — сказал Чарльз. — Я почти могу гарантировать, что мы не поплывем в Новую Англию с пустыми трюмами.

«Летучий дракон» вернулся в Лондон глубокой ночью, после того как судно стало у причала верфи Бойнтона и было надежно укреплено. Джонатан предоставил экипажу несколько дней отдыха. Потом он и Чарльз побрились, переоделись и прибыли в дом на Белгрейв-сквере как раз к завтраку.

Они взяли из буфета чашки с дымящейся шотландской овсяной кашей, копченую селедку, вареные яйца и тонкие ломтики бекона, потом вернулись за пшеничными лепешками, полностью пропитанными маслом.

Сэр Алан подождал, пока они присоединятся к семье за столом, потом спросил:

— Как прошли пробные плавания?

— Я удовлетворен «Летучим драконом», — сказал Джонатан.

— На семи океанах и морях нет корабля, подобного этому, — заявил Чарльз. — Папа, пусть сегодня утром извозчик вместо тебя отвезет Элизабет в школу. Я хочу кое-что обсудить с тобой и мамой.

— Я полагаю, что я слишком мала, чтобы слушать ваш разговор, — сказала Элизабет, она начала сердиться.

Джонатан усмехнулся и посочувствовал ей.

— Не будет вреда, если рассказать сейчас, — предложил он.

— Я полагаю. — Чарльз посмотрел на каждого родителя, потом вздохнул: — Я выкупил свою долю в «Летучем драконе», которая составляет одну треть, за пятьсот фунтов.

— Не причинило ли это слишком большого ущерба твоему банковскому счету? — спросил сухо сэр Алан.

Джессика взглядом заставила замолчать своего мужа.

— В конечном счете это не имеет значения. Ничто не может меня обрадовать больше всего, чем новость, что мой сын и сын Джеримайи становятся партнерами. Подумай о семейных традициях, которые продолжает эта молодежь, Алан.

— Я думаю, — ответил он. — Хотя они стали бы партнерами вскоре после того, как Джеримайя и я отойдем от дел. Или умрем. Но молодежь слишком нетерпелива, чтобы дать естественным процессам идти своим путем.

— Но есть еще кое-что, отец, — сказал Чарльз, добавляя масла на лепешку. — «Летучий дракон» — необычный корабль, и я упущу возможность, которая предоставляется один раз в жизни, если не разделю с ним его успех.

Сэр Алан положил ложку сахара в чай.

— Я надеюсь, что ты не совершаешь необдуманного поступка, — сказал он. — Я слышал, почему Джонатан не выиграл в гонках на получение почтового контракта, и причины кажутся обоснованными. Но я понимаю, что Джеримайя был бы больше заинтересован в клиперах, если бы у них было будущее, о котором вы говорите.

Джонатан не хотел вмешиваться в семейный разговор Бойнтонов, но он не мог не сказать:

— У отца есть наготове кое-что неожиданное для меня, сэр Алан.

— Я уверен, что мы оба не хотим ничего большего, чем быть приятно удивленными.

Чарльз ожесточился:

— Мое партнерство возлагает на меня обязательства. Я хотел бы попросить двухгодичный отпуск в компании Бойнтона, отец. Я хочу плыть в Америку в качестве первого помощника на клипере и потом плыть в Китай.

Наступило полное молчание, и даже Элизабет моргнула.

Джессика заговорила первой.

— Я поддерживаю, — сказала она живо.

Сэр Алан откашлялся:

— Не следует ли нам обсудить это сначала в узком кругу, моя дорогая?

— Здесь нечего обсуждать на самом деле, — ответила она с присущей семейству Рейкхеллов прямотой. — Чарльз узнает во время плавания на Восток гораздо больше, чем сидя за столом в твоей конторе. И он готов для своего собственного плавания. Не забывай, Алан, ты провел три года на шканцах, прежде чем мы поженились, и ты часто говорил, что это было самое лучшее образование, которое ты получил, занимаясь морскими перевозками.

— Но…

— У Чарльза здесь нет обязательств. Он ни с кем не помолвлен, и опыт пойдет ему только на пользу. Это самый лучший опыт, какой он мог бы получить.

Сэр Алан всегда подчинялся ее желаниям, когда она занимала непреклонную позицию.

— Ты слышал свою мать, Чарльз. Кажется, вопрос решен.

— Спасибо, папа. — Чарльз и Джонатан улыбнулись друг другу быстро и восторженно.

Элизабет, которая ела бекон руками, потому что на нее никто не смотрел, предусмотрительно вытерла жир вокруг рта, прежде чем заговорить.

— Джонатан, — сказала она осторожно, — ты женишься на Луизе до своего плавания в Китай?

Он покачал головой:

— Нет, предполагается, что помолвка продлится год. Я вернусь домой из Китая задолго до того, как пройдет этот год.

Сэр Алан засмеялся:

— Только в том случае, если у твоего корабля отрастут крылья.

Это был момент, которого ждал Чарльз, и он ухватился за него.

— Отец, — сказал он, — ты просто не представляешь возможности этого корабля. Я говорил тебе, что брошу играть в карты, и я бросил. Но это чрезвычайное дело, поэтому я хочу держать с тобой пари. Я ставлю двести фунтов, что «Летучий дракон» поставит рекорд скорости пересечения Атлантики с востока на запад во время своего обратного плавания из Лондона в Нью-Лондон в Америке.

Джессика начала протестовать.

Однако на этот раз ее муж настоял на своем:

— Успокойся, моя дорогая. У молодежи существует больше чем один путь познания мира. Чарльз, я принимаю пари и опустошу твой счет в банке. На самом деле, я уверен, что ты проиграешь, поэтому я ставлю четыреста фунтов против твоих двухсот, что этот сказочный корабль не поставит рекорда!

— Принято, сэр! — Чарльз наклонился и пожал отцу руку, скрепляя сделку.

Джонатан был ошеломлен. Так вот как Чарльз собирался достать деньги, чтобы купить пилы в Шеффилде! Он был отчаянным, но и расчетливым плутом. Джонатан даже не сомневался, как и Чарльз, что в ближайшее время «Летучий дракон» войдет в историю.

Следующие десять дней были особенно напряженными. Пока Джонатан и Эдмунд с особой тщательностью проверяли корабль, Чарльз съездил в Шеффилд и вернулся оттуда с грузом стальных пил.

Джонатан сам руководил погрузкой не только для того, чтобы все было сделано надежно, но и чтобы вес груза располагался в трюме равномерно. Нельзя было допустить, чтобы какой-нибудь груз, пусть даже самый ценный, помешал выполнению задуманной операции.

Чарльз отговорил своих родителей устраивать прощальный вечер, серьезность его намерений обрадовала Джессику.

— Он наконец повзрослел, — сказала она сэру Алану. — Джонатан оказывает хорошее влияние на него, независимо от того, совершит ли корабль чудо.

— Только не удивляйся, — ответил ее муж в своей обычной сдержанной манере, — если Чарльз сумеет испортить Джонатана, прежде чем их союзу придет конец.

После того как к удовлетворению Джонатана произошла погрузка, в Атлантике разыгрался весенний шторм, и плавание было отложено до установления хорошей погоды. Джонатан, воспитанный на принципах, что судовладелец всегда должен расплачиваться наличными и никогда не брать в кредит, был более обеспокоен из-за пари кузена, чем старался сам себе признаться в этом. Если Чарльз проиграет, у партнеров будет долг, они не только должны будут переслать тысячу долларов изготовителям в Шеффилд, но и найти еще двести фунтов для сэра Алана. Желание установить трансатлантический рекорд стало финансовой необходимостью.

В свой последний день в Лондоне Джонатан нашел время пройтись по магазинам. Помня свои обязательства, он купил в ювелирном магазине золотой медальон для Луизы Грейвс. Истратив на него меньше, чем он предполагал, он поддался порыву и купил похожий медальон меньшего размера для Элизабет Бойнтон. Подарок, подумал он, явится своего рода благодарностью его тете и дяде за их гостеприимство.

В последний вечер перед отплытием кузены перенесли все свои личные вещи на «Летучий дракон» и ночевали на борту. Основные запасы были доставлены на корабль заранее, а свежие продукты и домашний скот доставили на рассвете. Деревянные ящики и коробки с фруктами и овощами, которые можно будет использовать только несколько дней, были привязаны к кормовой части палубы, и потом Джонатан и Чарльз пошли в особняк Бойнтонов, чтобы последний раз позавтракать на берегу.

Джессика и сэр Алан были в состоянии думать только о грустном, они не увидят своего сына почти два года. Но как члены семьи, имеющей отношение к морскому торговому флоту, они скрывали чувство утраты. Джессика почтительно улыбалась, а ее муж проявил неожиданное чувство юмора, рассказав несколько шуток, одна или две из которых заставили Элизабет улыбнуться.

Семья собиралась проводить двух молодых людей на верфь, и пока они ждали, когда подадут самую большую карету Бойнтонов к парадному подъезду, Джонатан тихо передал Элизабет маленькую коробочку.

— Для меня? — Волнуясь, она разорвала оберточную бумагу и с трудом перевела дыхание, увидев медальон и цепочку в коробочке, обшитой атласом. — Это самый замечательный подарок, который я когда-либо получила, — сказал приведенный в восторг ребенок. — Я буду носить это всегда, пока живу.

Взрослые снисходительно улыбнулись.

Элизабет настояла, чтобы надеть медальон сразу же, и молча поклялась, что через несколько лет они узнают, что она имела в виду. Джонатан не собирался жениться почти в течение года, это казалось для нее вечностью, поэтому она не волновалась о его помолвке. Она уже наколдовала, как ее научила школьная подруга с Ямайки, и была убеждена, что Джонатан останется холостым, пока она не вырастет, чтобы стать его женой.

Начиная с морских испытаний судна в Северном море, слухи о замечательном американском клипере распространились в лондонских морских кругах, поэтому здесь было несколько представителей прессы и два художника, делавших эскизы стройного корабля с возвышающимися мачтами.

Джонатан скромно отказался дать предварительные данные о скорости, которую может развить его корабль.

— Сэр Алан выдаст нам сертификат с указанием даты и времени нашего отплытия, — сказал он. — После этого я предпочитаю, чтобы «Летучий дракон» говорил сам за себя.

Представители прессы вынуждены были принять его ответ. В любом случае они сами будут судить о клипере, так как они наняли рыбацкие смэки в Грейвсенде, чтобы наблюдать судно в море.

Джонатан хотел предоставить Чарльзу несколько минут, чтобы проститься с семьей, он поцеловал на прощание неожиданно смутившуюся Элизабет, потом обнял и поцеловал свою тетю.

— Счастливого пути, — сказала Джессика. — Ты — истинный Рейкхелл, и рост шесть футов, и ты весь!

Сэр Алан был добр.

— Если вы докажете, что я неправ, — сказал он, — я не только с удовольствием отдам Чарльзу четыреста футов, но и напомню тебе о своей просьбе. Я хочу столько клиперов, сколько ты сможешь для меня построить!

Помощник боцмана просвистел, что Джонатан на борту, — в первый раз ему была оказана такая честь. Он быстро прошел в свою каюту, где оставил письма, написанные тетей Джессикой и дядей Аланом его отцу, потом поднялся на шканцы, где Эдмунд официально его приветствовал и пожал руку.

— Боцман, все наверх. — Джонатан удивился, его голос звучал хрипло.

— Есть, есть, сэр.

Нетерпеливые матросы быстро занимали свои места.

Джонатан посмотрел на берег и увидел сэра Алана, который подписывал сертификат с указанием даты и времени отплытия. Чарльз взял документ, они пожали друг другу руки, и обменявшись прощальными поцелуями с мамой и сестрой, он поспешил на корабль.

Когда он ступил на борт, Джонатан отдавал распоряжения перед отплытием.

Как благоговейно отметит корреспондент лондонской «Таймс», после того как нанятое прессой в Грейвсенде рыбацкое судно проследует за «Летучим драконом» в Английский канал: «Клипер оставил наши берега с такой скоростью и поспешностью, как летящее пушечное ядро. Сможет ли он развить большую скорость, нам предстоит узнать, но те, кто видел, как он стремительно пошел на запад, в канал, никогда не забудут этого зрелища».

Эдмунд Баркер принял вахту, когда «Летучий дракон» проходил через Английский канал. Ветра в этом узком проливе были непредсказуемыми, постоянно меняющимися, и Джонатан, оставаясь на шканцах, тщательно наблюдал за каждым движением клипера. Способ обращения с ветрами, с которыми они скоро встретятся, уже сформировался у него в голове, и он горел желанием его испробовать.

Когда клипер миновал Лэндс Энд и вышел в открытые воды Атлантики, судно шло против ветра, который постоянно дул на протяжении всего плавания, Джонатан удивил своих помощников и команду, став к штурвалу. Приказав раскрыть все паруса, он экспериментировал несколько часов, никому не говоря точно, что он делает. В течение этого времени, однако, команда отметила, что клипер легко поддерживал скорость, по крайней мере, пятнадцать узлов в час, а иногда плыл еще быстрее.

Наконец удовлетворенный, Джонатан созвал всю команду на шканцы.

— Я узнал секрет управления клипером против ветра, — сказал он. — Очевидно, мы должны делать повороты через фордевинд и оверштаг. Вся хитрость заключается в том, чтобы делать эти повороты очень незначительными, а потом как можно дольше держать заданный курс. Никогда не делать резкие повороты, пока ветер круто не изменит направление. Постепенное, мягкое изменение позволяет нам сохранять движение, и скорость не будет резко меняться.

По распоряжению Джонатана другие его помощники и обученные матросы, чье место было у штурвала, поочередно стояли у руля, чтобы осознать и почувствовать, что он им говорил. Только когда он убедился, что каждый понял, что от него требовали, он спустился вниз к давно приготовленной еде и немного отдохнул.

В известной степени плавание проходило в благоприятных погодных условиях. Чаще всего стояла ясная весенняя погода, шквалы с дождем не препятствовали движению «Летучего дракона». По возможности клипер шел под всеми парусами день и ночь, сбавляя скорость лишь при ухудшении видимости. Джонатан задал очень жесткий темп для себя и требовал такой же отдачи от своих помощников и матросов. Даже Гримшоу, самый бывалый член экипажа, никогда так напряженно не работал и не проводил так много времени на вахте.

Но никто не жаловался. С каждым днем матросы все больше доверяли этому странному судну и заражались энтузиазмом Джонатана. Как и он, матросы были тоже решительно настроены установить рекорд скорости. Во время их первого плавания разные причины помешали им выиграть почтовый контракт, но теперь, пересекая Атлантику на запад, они войдут в историю.

Все, что в Балтиморе Исаак Макким говорил молодому человеку из Новой Англии, оказалось правдой.

— Ни один корабль не может быть лучше своего экипажа, — сказал Джонатан Чарльзу и Эдмунду. — Мы оставим всех членов команды, которые захотят плыть с нами в Кантон, и с особой тщательностью будем подходить к заменам. Форма клипера и огромное количество парусов, которыми он вооружен, не так важны, как люди, им управляющие.

Трансатлантическое движение было очень напряженным в это время года, торговые суда многих стран курсировали между Европой и различными портами Америки. Многие следовали теми же маршрутами, поэтому, по крайней мере, один или два раза в день «Летучий дракон» проходил в пределах видимости судов, плывущих в противоположном направлении. Вскоре можно было предугадать реакцию команды на борту этих шхун и бригов. Команда выстраивалась у поручней, капитан и помощники — на шканцах, и каждый, ошеломленно и не веря своим глазам, смотрел на, казалось, неустойчивый клипер, разрезающий воду на скорости, ранее никем не достигнутой.

У Джонатана было две карты маршрута клипера — одна у него в каюте для личного пользования и другая крепилась на переборке за пределами камбуза. Каждый день, после того как он определял на карте положение судна, моряки один за другим подходили и изучали ее, но никто не высказывал предположения, что может быть установлен рекорд по скоростному пересечению Атлантики с востока на запад. Матросы суеверны, и никто не хотел навлечь «проклятье Нептуна» на это путешествие.

Однако вечером на пятнадцатый день плавания Джонатан был уверен в исходе плавания и упомянул об этом в разговоре с помощником.

— Если погода останется такой же, — сказал он, — мы будем дома менее чем через неделю.

На девятнадцатый день, вскоре после рассвета, впередсмотрящий увидел землю, и около полудня «Летучий дракон» промчался мимо острова Фишера. Больше сомнений не было, что установлен рекорд и сэкономлено несколько дней. На самом деле плавание от Лэндс Энда до Соединенных Штатов заняло только восемнадцать дней, и ни один корабль, плывущий в противоположном направлении, не сможет развить такую же скорость.

Когда клипер подошел к устью реки Темза и стали видны колокольни Нью-Лондона, Джонатан не удержался и отдал приказ выстрелить из двух маленьких пушек, установленных на палубе, и красный, зеленый и белый огни поднялись высоко в небо. Он заметил, что происходит что-то необычное.

Новость на берегу разнеслась очень быстро, и толпа более чем в сто человек собралась на верфи компании Рейкхеллов, когда «Летучий дракон», плавно сбавляя скорость, приближался к свободному причалу. Джонатан увидел своего отца, рядом с ним стояли Брэдфорд и Джудит Уокер, и помахал им шляпой. Эдмунд приветствовал Руфь Халлибертон, но нигде не было видно Луизы Грейвс. Возможно, отметил Джонатан, она не знает обычаев: семьи матросов выходят на берег и встречают корабль, возвращающийся из плавания. Сестре хватило времени, чтобы прийти, и он предположил, что она познакомила Луизу с обычаями. Относясь серьезно к своей помолвке, он подумал, что она отлучилась из дома по делам и не смогла прийти на пристань.

После того как клипер был подтянут к причалу, матросы первые сообщили новость.

— Мы установили новый рекорд! — кричали они.

Увидя сына, Джеримайя Рейкхелл широко улыбался и очень обрадовался, увидев своего племянника, который стоял на шканцах и взволнованно разговаривал с Джудит и Брэдфордом.

Смех Джудит Уокер и ее пожимание плечами указывали на то, что она, как и ее отец, была в неведении об их рекорде.

Торжественное выражение лица Брэдфорда Уокера не изменилось.

Джонатан спрыгнул на берег, когда швартовы были закреплены за тумбы, и пошел прямо к отцу. Как только они пожали друг другу руки, он достал из кармана сертификат, подписанный сэром Аланом, и передал его своему отцу.

— Папа, — сказал он, — я буду благодарен, если ты отметишь на этом документе дату и время приплытия судна. И подпиши его, пожалуйста, чтобы он был официальным.

Джеримайя автоматически посмотрел на свои карманные часы, потом уставился на документ.

— Это невозможно, — пробормотал он.

— Я уверен, что ты узнал подпись сэра Алана, — ответил спокойно Джонатан.

— Боже, сын, это удивительно! — Джеримайя пожал его руку снова, потом проставил дату и время в документе и размашисто расписался.

Джудит заглянула через плечо отца, и поняв, что установлен выдающийся рекорд по пересечению Атлантики с востока на запад, она импульсивно сжала брата в объятиях.

Ее муж тоже поздравил Джонатана, но даже сейчас он не улыбнулся.

Вскоре весь экипаж судна сошел на берег. Чарльз Бойнтон был тепло встречен родственниками, Эдмунд обнял Руфь, и состоялось импровизированное торжество, когда распространились новости о достижениях «Летучего дракона». Джонатана окружили люди, они его поздравляли, первой была Руфь.

— Я всегда знала, — сказала она, — что ты сделаешь что-нибудь подобное.

Чарльз увидел выражение ее глаз, когда она смотрела на Джонатана, и был поражен. Вряд ли он ошибался — эта девушка, собирающаяся в ближайшее время выйти замуж за Эдмунда, была влюблена в Джонатана. Надеясь, что он неправ, Чарльз тем не менее не мог не желать, чтобы его кузен проявил к ней большую заинтересованность. Руфь ему всегда нравилась, и он отмечал это в свои предыдущие визиты в Америку. На его вкус она была привлекательней, живее и значительно умнее Луизы.

Джеримайя приказал принести бочонок пива для начинающегося празднества.

У Джонатана наконец появилась возможность переговорить с сестрой.

— Я сомневаюсь, знаешь ли ты, где может быть Луиза? — спросил он.

— Да, она предпочитает приветствовать тебя дома. Ты знаешь, она не любит толкотню.

Глупо, подумал он, но победа приобрела несколько горьковатый привкус.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джонатан оставался на пристани до тех пор, пока корабль не был надежно пришвартован и не была выставлена ночная вахта. До дома Грейвсов он добрался, когда солнце уже зашло.

Луиза, приветствуя его в гостиной, как всегда, соблюдала приличия и позволила поцеловать себя в щеку.

— Я скучал по тебе, — сказал он, зная, что говорит не совсем правду, и в то же время понимая, что их взаимоотношения требуют таких слов. — Мы установили рекорд по пересечению Атлантики.

Девушка кивнула головой:

— Мы об этом рассказали. Я очень рада за тебя.

Он знал, что ее поздравления формальны, но он не должен ждать от нее большего энтузиазма. Луиза мало интересовалась судами, она признала это первой.

Однако она ожила, когда он преподнес ей золотой медальон и цепочку.

— Ты ужасно расточительный, — сказала она, — но они восхитительны.

— Я хотел купить что-нибудь получше, но мои средства были ограничены. К тому моменту, когда я буду готов вернуться из Китая, я смогу привезти тебе более стоящий подарок.

Луиза была поражена:

— Ты собираешься в Китай?

Он рассказал ей подробно о предстоящем плавании, участии Чарльза и даже о грузе, который они собирались брать.

Но ей было важно только одно.

— Мы должны будем отложить свадьбу?

— Нет, если «Летучий дракон» будет вести себя как следует и ветра будут благоприятными, — ответил бодро Джонатан. — Если хочешь, назначь дату, и я вернусь вовремя.

Несмотря на отсутствие интереса к кораблям, она жила в обществе, в котором преобладали морские профессии, и соответственно бдительно относились к его запретам.

— Это может принести нам неудачу, — сказала она. — Мы подождем, пока ты вернешься, и потом назначим дату.

— Справедливо. — Как и Луиза, Джонатан не хотел спешить. Он почти завидовал Эдмунду и Руфи, которые сегодня решили пожениться не позднее чем через неделю. Но у него с Луизой взаимоотношения были более умеренные и спокойные, и он говорил себе, что их брак будет более прочным из-за отсутствия сильного эмоционального воздействия. — Ты поужинаешь вместе с нами сегодня вечером? Джудит и Брэд придут вместе с детьми, потому что приехал Чарльз. Я знаю, он хочет тебя увидеть.

— Спасибо, Джонатан, но я не хотела бы быть помехой на вашем семейном торжестве.

Он не мог не засмеяться:

— Помехой? Но ты же собираешься стать членом семьи Рейкхеллов.

Луиза застенчиво улыбнулась:

— Конечно, это правда, но пока я не член семьи, я буду чувствовать себя посторонней.

Он вынужден был уступить ее желаниям.

— Я уверена, мама и папа захотят, чтобы ты, Чарльз и твой отец пришли к нам завтра на обед. Они свяжутся с твоим отцом. — Неожиданная мысль пришла ей в голову. — Как скоро ты собираешься в Китай?

Хотя он желал отплыть сразу же, сложно было объяснить, что для него и Чарльза будет лучше, если они подождут поступления доходов от продажи шеффилдских пил. Им срочно нужны были наличные деньги.

— Я не уверен, но полагаю, что месяца через два. Я собираюсь в Фолл-Ривер за ткацкими станками, их смогут доставить только через несколько недель.

Ее глаза стали большими.

— Ты уверен, что не будешь заниматься торговлей опиумом на Востоке?

Странно, как мало она его знала.

— Пусть лучше мой клипер развалится по швам во время урагана, — сказал он. — Чарльз думает так же, как и я. Существуют огромные возможности заниматься официальной торговлей с Китаем, торговля наркотиками безнравственна. Более того, это против китайских законов.

— Я очень рада, — сказала она, идя с ним к двери. — Я бы чувствовала себя ужасно, если бы думала, что ты делаешь деньги на человеческих страданиях.

— У меня много недостатков, но это не один из них.

Луиза положила ладонь на его руку, и когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она подставила ему губы.

То ли ее смягчил подаренный им медальон, то ли его отношение к торговле опиумом, как бы то ни было, он был рад и даже потрясен. За оболочкой послушания скрывалась страстная молодая женщина, и воспоминание о ее поцелуе осталось у него в памяти. Вероятно, их взаимоотношения не были такими спокойными, как он предполагал, и он предупреждал себя о необходимости соблюдать осторожность и сдержанность в дни своего временного пребывания дома. И вступить с ней в интимную связь будет значительно легче, чем он думал.

Хартфордская газета «Курант» прислала корреспондента в Нью-Лондон, чтобы взять интервью у Джонатана. В город приехал художник, чтобы сделать эскиз «Летучего дракона» для нью-йоркской «Пост».

— Чего бы ни добился клипер, Исаак Макким заслуживает благодарности, — сказал Джонатан репортеру. — Я уверен, что в ближайшие десятилетия в открытых морях постоянно будут устанавливаться новые рекорды скорости.

Его спросили:

— Не могли бы вы предсказать продолжительность других морских маршрутов в следующие двадцать пять лет?

— Я не отважился бы. Мой следующий клипер превзойдет «Летучего дракона», другие проектировщики тоже готовы вступить в борьбу. С уверенностью я могу сказать, что мы сегодня стоим на пороге новой эры. Мир будет становиться меньше, и он уже уменьшается.

Джонатан получил письмо из Вашингтона, на письме была печать президента Соединенных Штатов. Небольшое послание было написано тонким небрежным почерком пожилого, больного человека:

«Когда через полтора года я уйду в отставку, я буду спокоен, зная, что такие молодые люди, как вы, будете продолжать нести символ величия, который является высшим достижением нашей любимой страны. Примите мои сердечные поздравления в связи с вашим достижением».

Подписано было большими жирными буквами: ЭНДРЮ ДЖЕКСОН.

Письмо стало сразу же самой ценной вещью Джонатана, которую он сохранил до конца своих дней.

Гордый за сына, Джеримайя Рейкхелл хотел с ним серьезно поговорить о планах на будущее. Но он решил подождать, пока не утихнут волнения вокруг его победы. Кроме этого, он беспокоился, так как он не все мог понять.

Конечно, он был рад признать, что ошибался в оценке потенциальных возможностей клипера. Если только он действительно был неправ. Два трансатлантических плавания «Летучего дракона» так отличались друг от друга, что он, чья жизнь полностью была связана с судоходством, был поставлен в тупик. Сначала он хотел решить вопрос для себя, а потом обсудить его с Джонатаном.

Начал он с того, что позвал Брэдфорда Уокера в свою контору.

— Брэд, мне нужна твоя помощь, — сказал он.

Всегда почтительный во всех взаимоотношениях с тестем, Брэд ответил:

— Вы знаете, я сделаю для вас, что могу, сэр.

— Это не для меня, а для всех нас. Я полагаю, так как это постоянная часть твоей работы, то ты детально изучил вахтенный журнал капитана Дэвиса Хартли о первом плавании «Летучего дракона»?

— Да, сэр. — Брэд сразу же насторожился. Хартли требовал скорейшей расплаты, выполнив свою часть договоренности, и, казалось, не мог понять, что момент для получения нового звания коммодора судоходной линии был неподходящим. Брэд объяснил ему, что нужно подождать, пока утихнет шум вокруг победы Джонатана, а еще лучше подождать, пока Джонатан уплывет в Китай и его начнут забывать.

— Как он объясняет, что так долго плыл в Англию?

— В его журнале, — осторожно сказал Брэд, — несколько раз упоминается о несчастном инциденте, когда они потеряли стеньгу. Теперь, конечно, мы знаем, что в Лондоне на верфи Бойнтонов Джонатан удлинил бушприт и установил его под более острым углом.

— Что-нибудь еще?

— Нет, сэр.

— Джонатан проявил осторожность, никоим образом не критикуя Хартли, это замечательно. Но в его отчете о плавании в направлении запад — восток есть проблемы, которые мне кажутся очень любопытными. Интересно, в своем журнале Хартли пишет о разногласиях?

— Нет. — Брэд решил прикрыть себя. — Хартли был преданным сотрудником компании Рейкхеллов в течение многих лет, я сомневаюсь, что он намекнул бы даже на возможность существования конфликта с Джонатаном. — Брэд позволил себе слегка улыбнуться. — Вы хотели бы посмотреть журнал сами, сэр? У меня есть копия.

— Нет, в этом нет необходимости, — ответил Джеримайя, вздыхая.

Его зять вышел из конторы, веря, что кризис миновал.

Но Джеримайя остался неудовлетворенным и продолжал размышлять. Он подождал несколько дней, а потом решил действовать. Как-то утром, когда Брэд был на заседании ассоциации торгового флота в Норидже, а Джонатан присутствовал на репетиции свадьбы Руфи Халлибертон и Эдмунда Баркера, и никто из них не подозревал о его сильном беспокойстве, он вызвал одного из своих служащих.

— Попытайтесь разыскать капитана Хартли либо на верфи, либо дома, — сказал он клерку. — Я хотел бы видеть его, когда ему будет удобно. Если возможно, сегодня утром.

Спустя час появился Хартли в гражданской одежде.

— Я бы переоделся в форму, прежде чем прийти к вам, но ваш клерк сказал, чтобы я не беспокоился.

— Совершенно верно. Я просто хотел немного с вами поговорить. — Джеримайя отклонился на спинку дубового кресла ручной работы. Оно было сделано для его прадедушки. — Вы и я были вместе в течение многих лет, — сказал он. — В самом деле, вы пришли в компанию при моем отце неопытным третьим помощником. Я только что закончил Йельский университет и вернулся, чтобы работать в штате.

— Это было давно, мистер Рейкхелл. — Хартли хотел знать, будет ли ему предложено повышение в звании. — Только один капитан старше меня.

— Да, Джед Мартин, который уходит в отставку в конце года. Тогда вы будете во главе всех остальных и сможете выбрать себе должность по желанию.

— Честно говоря, хотелось бы.

— Конечно, хочется. — Джеримайя сделал паузу, когда он снова заговорил, в его голосе послышалось едва уловимое изменение. Джеримайя был все еще добродушным, но внутри чувствовалась сталь. — Я говорю все это потому, что уверен, что могу рассчитывать на ваше сотрудничество. Капитан, как вы объясните невысокую скорость «Летучего дракона» во время его первого плавания в Англию?

Внезапность вопроса покоробила Хартли.

— Ну, мистер Рейкхелл, — сказал он, — дело в коротком бушприте. Я уверен, вы знаете об этом.

— Да. У меня есть предчувствие, что здесь может быть скрыта еще причина, но я не могу прямо на нее указать.

— Ваш сын не информировал вас?

— Я еще не обсуждал с ним этот вопрос. — Джеримайя был уверен, что он на правильном пути.

Хартли пожал плечами.

— В каком-то смысле, мистер Рейкхелл, я был ответствен. Я отказывался использовать два верхних паруса, за исключением нескольких раз.

— Почему? — Джеримайя наклонился вперед, поставил локти на стол и облокотился на них всем своим весом.

Хартли был в затруднении. Совесть начала мучить его, он был неистово зол на Брэдфорда Уокера, который нарушил свою часть ясно понятого соглашения.

— Почему? — повторил Джеримайя.

— На самом деле, — ответил капитан, говоря медленно и тяжело, — я подробно написал об этом в журнале. Я писал все, что говорил вашему сыну. Я боялся, что клипер будет очень неустойчив и перевернется. Но довод показался мне таким слабым, что еще до окончания плавания я вырвал страницу из журнала и уничтожил ее.

Джеримайе не хватило терпения, этот недостаток был присущ всем членам этой семьи. Но он мог видеть, что человек, сидящий за дальним углом стола, преодолевает внутренние мучения. Ему помогло то, что он долгое время работал с людьми. Он ждал молча.

Несколько проектов спасения своей репутации промелькнуло в голове Дэвиса Хартли, и он сразу же приготовился к схватке. Он был простым моряком, которого грубо использовал умный, искушенный человек, воспользовавшись его естественным честолюбием, и он хотел избавить себя от чувства вины, которое довлело над ним. Безусловно, он не будет чувствовать себя несчастным, если провалит Уокера.

— Мистер Рейкхелл, — сказал он, — вы можете уволить меня после того, что я вам скажу, и если вы это сделаете, я не буду вас осуждать. — Иногда его голос дрожал и дыхание становилось прерывистым, когда он рассказывал о сделке, которую он заключил с Брэдфордом Уокером.

Джеримайя не вышел из себя, как ожидал Хартли, а, наоборот, выглядел задумчивым.

— Я полагаю, вы знаете, что звание коммодора торгового флота Рейкхеллов принадлежит мне, хотя я не осуществляю командных функций. Это семейная традиция, и ничего больше, и когда-нибудь это звание перейдет по наследству моему сыну.

— Я знаю это слишком хорошо, мистер Рейкхелл, но меня убедили…

— Я знаю, что вы чувствуете, — Джеримайя прервал его. — Вы увидели возможность продвинуться, и ни один стоящий моряк не упустил бы свой шанс. — Он встал из-за стола, подошел к окну и посмотрел на оживленную судоверфь.

Он молчал так долго, что рубашка Хартли намокла от пота.

— Я признателен за вашу искренность. Вам она далась нелегко, — сказал Джеримайя наконец. — Как оказалось, реального вреда причинено не было. Короткий бушприт не позволил судну установить рекорд.

Несчастный Хартли смог только кивнуть.

— Но мне кажется, — сказал Джеримайя, — что, возможно, мне следует кое-что изменить в семейной традиции. В конце года, когда вы станете старшим капитаном, я передам некоторые обязанности коммодора торгового флота из конторы Брэдфорда Уокера вам. Я не дам вам звание, но я буду дополнительно платить вам пятьдесят долларов в месяц за увеличение нагрузки. Это устроит?

— Ваше великодушие значительно больше, чем я заслуживаю, мистер Рейкхелл, — сказал Хартли, и его голос дрожал.

— Я надеюсь, мы поняли друг друга, — сказал Джеримайя. — Это был конфиденциальный разговор между вами и мною, и то, что здесь говорилось, не надо повторять никому. Ни вам, ни мне.

— Я не предам во второй раз.

— Я уверен в этом. — Джеримайя знал, что он судит об этом человеке правильно. Встав, он завершил разговор быстрым, крепким пожатием руки.

Капитан Хартли закрыл за собой дверь.

Через некоторое время Джеримайя открыл опять дверь и сказал своему клерку, чтобы его не беспокоили. Он начал медленно шагать по конторе, шаг его был размеренным. Эта привычка выработалась у него за многие годы, проведенные на шканцах.

Первой реакцией был шок от вероломства Брэдфорда Уокера, но это не было настоящей правдой. Скорее всего, он был расстроен, чем удивлен. Уже давно он знал о тщательно скрываемой враждебности Брэда к Джонатану и знал причину. К сожалению, разговор с капитаном Хартли подтвердил подозрения.

Он решил, что было бы неверным поддаться праведному гневу и отправить Брэда упаковывать вещи. С одной стороны, он был исключительно компетентным администратором, который много работал и знал каждую мелочь в своей профессии. Конечно, его можно заменить, но потребуется много времени, чтобы его преемник полностью вошел в курс дела.

Но еще большую важность имел тот факт, что Брэд был мужем Джудит и отцом ее детей. Если рассказать, что он сделал, то это либо разобьет их брак, либо, если Джудит останется преданной своему мужу, приведет к расколу в их семье, о чем он не мог даже подумать. Сила Рейкхеллов состояла в непоколебимом единении, которое чувствовал каждый член семьи. Они стояли плечом к плечу независимо от ситуации, и как результат компания становилась все богаче от поколения к поколению.

Брэд Уокер уже прошел свой длинный путь в этом мире, начав с должности клерка, которую он занимал, когда Джудит вышла за него замуж. Для некоторых мужчин честолюбие является ценным качеством, но для Брэда оно было помехой. Страстно желая власти, он вел себя так, как ни один Рейкхелл не позволил бы, и в этом была суть дела. Брэд Уокер не был Рейкхеллом.

Пока, решил Джеримайя, он не предпримет никаких действий. Он был предупрежден, поэтому с этих пор он будет более тщательно наблюдать за своим зятем. Впредь Брэду не удастся одурачить его и нанести ущерб интересам законного Рейкхелла. Джонатан поплывет в Китай со спокойной душой, уверенный в любви и верности сестры. Более того, как любящему дедушке, у Джеримайи не будет необходимости убирать из своего завещания маленьких Брэдди и Джуди. В них течет кровь Рейкхеллов, поэтому они достойны получить свою долю в компаний, когда станут старше.

Джеримайя не намеревался разрешать Брэду всегда оставаться безнаказанным. Его Бог был рьяным Богом, который любил справедливость, и в должное время должным способом справедливость восторжествует.

В настоящее время, благодаря воображению, храбрости и умению Джонатана, компания «Рейкхелл: судостроение и морские перевозки» стояла на пороге нового периода своей истории. Было много и разных проблем, вызванных успехом нового клипера, и требовалось время, чтобы их решить. Джеримайя понимал, что он оттягивает время, но пока он был удовлетворен.

Он поклялся себе, что настанет день, когда он заставит Брэдфорда Уокера сполна заплатить за свое предательство.

* * *

Джонатан стоял в англиканской церкви вблизи алтаря рядом с Эдмундом и наблюдал, как подружки невесты спускаются к центральному проходу. Луиза, одетая в платье неяркого розового цвета, последовала за ними, и Джонатан наблюдал за ней исподтишка, но внимательно. Он и она принимали друг друга как должное, в этом заключалась их проблема. И удивительно, что теперь он начал ощущать ее скрытую чувственность, которую не распознал в ней раньше. Она обнаруживалась в ее походке, как она при этом двигала бедрами и выставляла вперед грудь, в почти сонном выражении ее глаз и даже в том, как приоткрывались ее губы, когда она не улыбалась. Он думал о том, что ее родители имели полное влияние на нее, и маловероятно, что Луиза знала себя и осознавала, какая глубокая страсть скрыта в ней.

Возможно, грешно было в церкви во время венчания своего близкого друга думать о физических достоинствах Луизы, но Джонатан знал, что хотел ее. Ему следует поспешить с вопросом о назначении даты их свадьбы, ждать почти целый год слишком долго.

В качестве подружки невесты Луиза заняла место в дальней части алтаря, и на мгновение она и Джонатан встретились взглядами.

Он улыбнулся, дав ей понять, что думает о ней.

Выражение ее лица оставалось серьезным, но он мог догадаться, что сейчас с ней происходит. После его возвращения из Китая в этой церкви они будут главными участниками той же самой церемонии. Явное предчувствие этого вызвало у нее какую-то тревогу, потому что она быстро отвела свой взгляд.

Все прихожане встали, когда Руфь Халлибертон, по обычаю, в белом платье и вуали спускалась по проходу под руку со своим отцом. Главный плотник компании Рейкхеллов широко улыбался, приветствуя своих многочисленных друзей и коллег, он был невозмутим в своем старомодном наряде, во фраке, бриджах до колен, белых чулках и ботинках с оловянными пряжками. Вероятно, он не надевал этот наряд со времен своей свадьбы, которая была почти четверть века назад.

Чарльз Бойнтон, находившийся на семейной скамье Рейкхеллов, пристально смотрел на невесту, которая даже в самый значительный в ее жизни день была очень оживленной, а глаза ее сияли теплотой и весельем. Со стороны было ясно, что она получает полное удовольствие от происходящего.

Для Чарльза было удивительно, что Джонатан, спокойно стоящий рядом с напряженным женихом, продолжал смотреть на Луизу и не обращал достаточного внимания на невесту. Эдмунд был самым счастливым из мужчин, и Чарльз отметил, что, живи он в Соединенных Штатах, составил бы Эдмунду сильную конкуренцию, чтобы добиться руки Руфи.

Потом им овладел естественный цинизм. Никогда в своей жизни он серьезно не думал о женитьбе, и сама идея взять на себя такую ответственность была для него проклятьем. Возможно, подумал он, спокойно усмехаясь, его интерес к Руфи возник потому, что она несвободна, и он это знал. Чарльз был все-таки Рейкхеллом, чтобы позволить себе внезапный романтизм. Самообольщение, как считали его мать и дядя Джеримайя, был самым главным пороком.

— Возлюбленные, — сказал священник, произнося нараспев знакомые слова, — мы собрались здесь, чтобы перед лицом Всевышнего и присутствующих соединить этого мужчину и эту женщину священными узами брака…

Все присутствующие слушали внимательно, дети не ерзали, некоторые дамы счастливо плакали во время церемонии. В нужный момент Джонатан передал жениху толстое золотое кольцо, и Эдмунд повертел его в руках, прежде чем надеть на палец невесте.

Руфь и Эдмунд возглавляли процессию, выходившую из церкви, Луиза под руку с Джонатаном шли следом за ними. Когда собравшиеся вышли из церкви, все стали поздравлять новобрачных. Чарльз увидел, как Джонатан подошел к Руфи и поцеловал ее, он был уверен, что ему не показалось, как она слегка отвернула лицо. Движение было инстинктивным, и ни Джонатан, ни сама девушка не осознали этого.

Его кузен тупица, решил Чарльз. Руфь была бы его, ухаживай он за ней, а он собирается жениться на этой бледной Луизе Грейвс. Ну, у каждого мужчины свой вкус. Чарльз знал только, что он желает выпить крепкого сидра, который почти всегда подают на свадебных церемониях в Новой Англии.

Джеримайя Рейкхелл следовал принципу никогда не обсуждать дела дома — этому сильно противилась его покойная жена. Он воздержался от упоминания тех дел, которые заполняли его голову, ужиная и завтракая вместе с сыном и племянником. Они пошли вместе на верфь, и только подойдя к верфи, он сказал Джонатану:

— Я надеюсь, ты сможешь утром найти время для беседы. Конечно, когда тебе удобно.

Джонатан мгновенно пересмотрел свое расписание.

— Я пойду с тобой прямо сейчас, папа.

Они шли молча к зданию, где располагалось руководство компанией, и Джеримайя закрыл за ними дверь своей конторы.

— Я много думал о твоем будущем и о будущем компании, — сказал он, садясь за свой стол. — Во-первых, как ты и Чарльз смогли финансово подготовиться к плаванию в Китай?

— Мы значительно лучше обеспечены, чем ожидали, папа, — сказал Джонатан. — На долю Чарльза, которая составляет одну треть, мы купили товар, у нас появилась счастливая возможность. Торговец с Фолл-Ривера, продавший нам ткацкие станки, полностью купил у нас шеффилдские пилы. Он не только заплатил всю сумму наличными, но мои доходы оказались значительно больше, чем я предполагал. Фактически, — добавил он, посмеиваясь, — нам не нужны деньги, которые Чарльз выиграл у дяди Алана.

Джеримайя приподнял бровь.

Прежде чем мы отплыли из Лондона, — объяснил его сын, — нам очень не хватало денег, и Чарльз заключил пари со своим отцом, что «Летучий дракон» побьет рекорд по преодолению расстояния через Атлантику с востока на запад. Он поставил двести фунтов. Дядя Алан был настолько самоуверен, что увеличил свою ставку в два раза. Позавчера в письме пришли деньги, но Чарльз возвращает их назад. Он сообщает дяде Алану, что не может их принять, так как в их пари не было элементов азартной игры.

— У вас, ребята, не было сомнений в отношении возможностей клипера.

— Нет, сэр.

— Я собирался предложить вам ссуду, если она вам необходима, — сказал Джеримайя.

— Так или иначе спасибо, папа. С твоей стороны это великодушно.

— Я никогда не бываю великодушным в коммерции, — сказал его отец. — У меня было искушение спросить, не хотел бы ты, чтобы «Летучий дракон» плыл в Китай под флагом нашей династии. Но это было бы несправедливо по отношению к тебе. Или к Чарльзу. Вы заслуживаете извлечь всю выгоду из этого. Но мне хотелось бы прийти с тобой к долгосрочному соглашению. Что ты сам об этом думаешь?

— Для меня важно доказать миру, на что способен клипер, плавая на дальние расстояния, — сказал Джонатан. — Несмотря на интерес, который был вызван нашим плаванием из Англии, я уверен, что многие в этом деле думают, что мы получаем наслаждение от обычного везения. Но они запоют по-другому. Я очень тщательно проложу наш путь, и я искренне думаю, что смогу сократить на одну треть время плавания отсюда до Кантона.

— Каков твой маршрут?

Джонатан вздохнул:

— Этот вопрос не дает мне спать по ночам. Я знаю, что англичане, которые отправляют на Восток в десять раз больше кораблей, чем мы, предпочитают плыть вокруг мыса Доброй Надежды. Когда капитану сопутствует удача, то у него все время попутный ветер, даже в штормовую погоду. Но штормы могут быть такими сильными, что задержат корабль на недели. Чарльз рассказывал мне, что один из кораблей Бойнтона вынужден был ждать семь недель, прежде чем продолжил плавание.

Его отец едва кивнул головой.

— После раздумий я наконец решил обогнуть мыс Горн, — сказал Джонатан.

— Погодные условия у мыса Горн не назовешь идеальными, — ответил Джеримайя, и в его голосе прозвучал сарказм.

Его сын усмехнулся:

— Бог знает, я сознаю это! Я прочитал на эту тему все, что смог достать, и я знаю: если я смогу придерживаться намеченного плана, я доберусь до мыса Горн в относительно благоприятное время года. Естественно, я не говорю, что там не штормит. Просто меньше. Основной вопрос, где меньше риска — в Африке или Южной Америке. Мне бы боковой ветер, и мой клипер установит еще один рекорд. Очевидно, я окончательно уверовал в клиперы.

Его отец покачал головой.

— Ты знаешь, я был уверен, что это невозможно, но ты начинаешь заражать меня клиперами. — Отклонившись назад на спинку кресла, он зацепился большими пальцами за карманы жилетки. — Давай допустим, что ты преуспеешь в том, что собираешься сделать, и также получишь хорошие доходы. Что потом?

— С одной стороны, — сказал Джонатан, — я буду рад включить «Летучий дракон» в торговый флот Рейкхеллов.

— Компания купит его у тебя за ту цену, которую ты считаешь справедливой. Я не приму это судно в качестве подарка.

— Это меньше всего меня беспокоит, папа. Если я побью все рекорды, прежде установленные между Америкой и Востоком, появится огромный спрос на клиперы. Конечно, к этому будут привлечены другие проектировщики и строители не только здесь, но и в Англии и в других странах. Это неизбежно. Но мы начнем первыми. Я полагаю, что существующие возможности судоверфи Рейкхеллов позволят строить три клипера в год. Один для нас, один для дяди Алана, который купит столько, сколько мы сможем построить, и один на продажу.

Джеримайя задумчиво кивнул:

— Если мы увеличим наши мощности, купив узкую полоску свободной земли, примыкающей к верфи, то мы сможем увеличить общий объем выпуска кораблей до четырех в год. Это позволит каждый год продавать два судна на сторону, и если ты добьешься того, чего ты ожидаешь от своего плавания, мы сможем устанавливать свои собственные цены. Спрос на клиперы будет просто огромным.

— Именно так я вижу это, сэр, — сказал Джонатан. — Я допускаю, что у нас будут сложности. Существует огромный спрос на китайский чай и шелк, и понадобятся годы, прежде чем рынок будет насыщен. Поэтому я мало сомневаюсь, что клиперы монополизируют китайскую торговлю. Но нам придется быть более практичными.

— Я понимаю, ты хочешь, чтобы клиперы также преобладали на трансатлантических вест-индских и других торговых путях.

— Да, сэр. — Они полностью понимали друг друга. — И это означает, что я должен увеличить грузоподъемность судна без ущерба для скорости. В настоящее время оно может брать только часть груза обычной шхуны, брига или подобных им судов.

— Как ты собираешься сделать это?

— Если быть честным, папа, то я совершенно не представляю. Единственное, что я могу сказать — я собираюсь провести много времени за чертежной доской во время плавания в Кантон и обратно. Я не гарантирую, что решу эту проблему, но я постараюсь. У меня есть кое-какие мысли, но я лучше не буду о них говорить, пока не удостоверюсь, что они выполнимы.

Джеримайя улыбнулся:

— Я понимаю. Но несмотря на то, сможешь ли ты увеличить грузоподъемность клипера, ты предлагаешь, чтобы компания Рейкхеллов отказалась от строительства стандартных судов и перешла полностью и исключительно на клиперы.

— Да, сэр. — Джонатан был решительным. — Купцы и те, кто занимается морскими перевозками, будут требовать клиперы, больше клиперов, в течение следующих пятидесяти лет, а это значительно дальше, чем кто-то может предусмотреть. Наши годовые прибыли удвоятся.

— Мне необходимо изучить тщательно всю проблему, пока ты будешь отсутствовать и, после того как ты вернешься, прежде чем я свяжу себя с совершенно новой программой, я не могу отказаться от того, что мы так долго делали в пользу чего-то нового, пока я не буду знать, к чему это приведет. Ты понимаешь мою позицию.

— Конечно, папа. Я не спешу. Клиперы еще долго будут с нами. И я хочу продолжать усовершенствовать их. Я уже достаточно узнал, как сделать мой следующий клипер более быстроходным, чем «Летучий дракон», и как только я решу проблему увеличения грузоподъемности судна, мы получим больше заказов, чем сможем выполнить.

— Это будет очень приятно, — сказал Джеримайя. — Но в то же время я очень неохотно откажусь от строительства судов, которые кормили нас в течение поколений. Я должен посмотреть, что я могу придумать. Может быть, мы будем использовать только часть верфи под строительство клиперов.

В ухмылке Джонатана отразилась его самоуверенность.

— Единственная проблема с ограниченным выпуском судов заключается в том, что мы хотим иметь свой собственный флот, а дядя Алан за свою законную долю надоест нам так, что свет будет не мил.

Джеримайя посмотрел на него с насмешливой строгостью.

— Молодой человек, исходя из нынешней ситуации, я просто иду вам навстречу. Я имею в виду, использовать часть наших возможностей для ваших ужасных клиперов, пока вы еще не отплыли в Китай!

Его сын засмеялся:

— Я предоставлю «Летучему дракону» говорить за меня.

— Хорошо. — Джеримайя кивнул, потом немного успокоился. — Тебе необходимо быть очень осторожным во время плавания в Китай, сын. Я сам никогда не был на Востоке, но слышал, что их торговые обычаи сильно отличаются от тех, которые известны в Европе и на островах Вест-Индии. Каждый негодяй из открытых морей плывет в Китай в надежде получить быстро большую прибыль, существует и другое препятствие. Способы ведения торговли на Востоке не подходят нам.

— Я хорошо знаю об этом, сэр. И хочу кое-что уточнить у вас. Я переписывался с разными людьми и просил их назвать наиболее надежного и честного купца в Кантоне, и я доволен, потому что все пятеро указали на одного и того же человека. — Он вынул письмо из внутреннего кармана сюртука и посмотрел на него. — Сун Чжао. Это имя говорит тебе что-нибудь?

— Я думаю, каждая крупная судоходная компания на Западе слышала о Сун Чжао. Я могу сказать тебе, что у него хорошая репутация, но у меня нет конкретной информации о нем.

— Ну, я сначала пойду к нему и узнаю, может быть, он купит у меня ткацкие станки. — Джонатан вынужден был подавить чувство волнения, которое поднималось внутри него. — Папа, мое путешествие будет не просто плаванием на торговом судне. На карту будет поставлено очень многое, и это явится началом целой новой главы в истории семьи Рейкхеллов!

Его заявление было настолько далеко идущим, что Джеримайя мог только снисходительно улыбнуться. Энтузиазм от предстоящего путешествия был одним из самых ценных качеств Джонатана, поэтому было бы неверно расхолаживать его, предупреждая, чтобы он не ожидал от этого путешествия слишком много.

* * *

Пришлось заменить только двоих членов экипажа «Летучего дракона», и Гримшоу взял на себя ответственность обучить новых, тренируя их поднимать и опускать многочисленные паруса клипера, пока искусство управления парусами не стало их второй натурой. Оливер получил должность помощника боцмана, его интуитивное понимание большого корабля убедило Джонатана, что он сможет заменить боцмана, если Гримшоу выйдет из строя.

Ради предосторожности клипер поставили в сухой док, несмотря на то что он провел в море мало времени. Эдмунд Баркер вернулся из недельного свадебного путешествия вовремя, чтобы проследить за покраской корабля и за изготовлением полного комплекта парусов. Не жалели сил на то, чтобы «Летучий дракон» соответствовал исключительно высоким требованиям Джонатана, а молодой капитан, одновременно строитель и владелец этого судна, сам присутствовал при погрузке разобранных ткацких станков в ограниченные по площади трюмы.

С особой тщательностью заказывались продукты для плавания. На «Летучий дракон» больше, чем обычно, доставили солонины и вяленой говядины. Было больше заказано и живого скота. Чарльз тщательно обследовал запасы, осматривая каждую сторону бекона, каждый мешок фасоли, муки и сахара. За несколько дней до плавания он привез лимоны и лаймы, чтобы они дозревали на борту и чтобы каждый член команды ел их ежедневно. И конечно, клипер будет заходить в заранее определенные порты для пополнения запасов свежих фруктов и воды.

Время отплытия «Летучего дракона» быстро приближалось. Накануне днем доктор и миссис Грейвс и Джеримайя Рейкхелл собрались небольшой компанией на пляже недалеко от дома Рейкхеллов. Это был типичный для Нью-Лондона пикник на морском берегу. Начался он с моллюсков, приготовленных в морских водорослях на пару на слабом огне. Потом подали похлебку, густо заправленную сливками. Главным блюдом были омары, поданные с початками кукурузы, все это было приготовлено на пару. Празднество закончилось горячим яблочным пирогом и кофе.

Пожилые люди расселись на стульях, принесенных на берег из кухни Рейкхеллов, а дети, как только обед хорошо усвоился, пошли купаться. Молодежь собралась вокруг огня. Руфь Халлибертон Баркер поддерживала разговор, обмениваясь шутками с Чарльзом Бойнтоном, который был в ударе. Сидя рядом со своей женой, Эдмунд принимал время от времени участие в разговоре и делал все возможное, чтобы скрыть свои истинные чувства. Он очень сильно любил Руфь, и предстоящая длительная разлука угнетала его. Джудит также была в этой группе, хотя ее муж предпочел сидеть с пожилыми людьми, и она тоже отдавала должное их беседе.

Только Луиза в платье бледно-желтого цвета с застегнутыми впереди пуговицами, по существу, хранила молчание, и сидящий рядом с ней Джонатан мало разговаривал. Он продолжал обдумывать мельчайшие подробности, которые предстояло уладить до отплытия, назначенного на следующий день. Кроме этого, он слишком сильно ощущал близость Луизы и, сознавая опасность уступить своим желаниям, пытался не задерживать на ней свое внимание.

Задача становилась все труднее, когда опустились сумерки, и Луиза, мягко вздыхая, облокотилась на него. Наконец Джонатан не выдержал и обнял ее за плечи.

Было почти безветренно, и с наступлением сумерек появились комары, которые вынудили пожилых людей уйти в дом. Дети Уокеров снова проголодались, и Джудит отправилась в буфетную, чтобы приготовить для них сандвичи. Эдмунду и Руфи не надо было искать предлог, чтобы уйти в дом Халлибертонов, — ведь это была их последняя совместная ночь.

Чарльз встал, потянулся, потом отряхнул песок со своих брюк.

— У меня тревожно на душе, — сказал он. — Если вы оба не будете слишком возражать, я предпочел бы предпринять последнюю бодрую прогулку по земле.

Джонатан помахал ему, улыбаясь. Он подумал, что его кузен собирался посетить публичный дом в городе, который часто посещали члены судовых экипажей. Конечно, это было его личное дело.

Джонатан налил два бокала вина и передал один Луизе, хотя знал, что она редко делала больше одного глотка.

Луиза была неподвижна и продолжала пристально смотреть на огонь, после того как другие ушли.

— Почему ты такая грустная? — не задумываясь, спросил Джонатан.

— На память приходят странные мысли, — ответила она.

— Может быть, поделишься?

— Хорошо. — Она секунду помедлила, а потом произнесла: — «В стране Ксанад благословенной дворец построил Кубла-хан». — Она сделала паузу. — Это все, что я могла вспомнить. — Она сделала большой глоток вина.

Джонатан продолжил чтение:

— «Где Альф бежит, поток священный, сквозь мглу пещер гигантских, пенный, впадает в сонный океан».

— Я даже не могу вспомнить название поэмы и кто ее написал, — призналась она со слабой улыбкой.

— «Хан Кубла» Сэмюеля Тэйлора Колриджа, английского поэта, умершего в прошлом году. Что заставило тебя вспомнить об этом?

— Твое плавание, Джонни. Ты собираешься в такие экзотические далекие страны.

— И привезу тебе бесценный изумруд или сапфир или другие драгоценные камни, которые есть в Китае. Если я смогу позволить себе купить один, — добавил он со смехом.

— Пожалуйста, не надо. Мне хотелось бы, чтобы ты не тратил деньги. Конечно, я люблю драгоценности, но на самом деле они значат для меня не так много. — Она чуть пошевелилась.

Джонатан слегка удерживал ее.

— Есть еще странные мысли?

— Больше, чем я могу припомнить. Несколько минут назад, глядя на Руфь и Эдмунда, до меня дошло, что всю жизнь он надолго будет уходить в море. И у нас с тобой будет такая же жизнь?

— Не совсем. Да, я буду уходить в море время от времени. Но большую часть времени я буду нужен здесь на верфи, в особенности если мои планы осуществятся.

Она вздохнула.

— Это хорошо. Мне не нравится перспектива быть одной. — Она допила вино, хотя оно начало кружить ей голову.

— Тебе никогда не придется быть одной. Здесь наши семьи.

— Это другое, — сказала Луиза. — Когда женщина замужем, она изолирована, меня всегда расстраивает, когда я вижу, как так называемые вдовы-морячки Нью-Лондона занимают себя, пока их мужья не вернутся домой.

— Я думал, что нам следовало пожениться до плавания, но, наверное, лучше, если мы подождем еще восемь или десять месяцев.

— Намного легче, — сказала она. — Я не спешу.

— Ну, а я спешу, — сказал он сурово.

Его тон удивил ее, она повернулась к нему лицом.

— Почему, Джонни?

— Причина не настолько сложна, чтобы ты не догадалась, — сказал Джонатан, его сердце начало биться, сильнее.

— Ах, это, — сказала Луиза.

— Скажи мне, что ты не чувствуешь того же, что и я?

Она не ответила.

Будучи не в состоянии более обнимать ее за спину, он поднял ее лицо и поцеловал. Это был их первый настоящий поцелуй.

Луиза напряглась, сначала она сопротивлялась ему, но неожиданно уступила, обвив руками его шею.

Почувствовав, что ее желание было так же велико, как и его собственное, Джонатан удивился и отбросил предосторожность. Это было первым интимным мгновением за все годы, что они знали друг друга. Теперь, когда дамбу размыло, наводнение было не удержать.

Костер угасал, а они расположились на одеяле, предаваясь ласкам около слабеющего огня. Они больше не слышали отдаленных голосов, доносящихся из гостиной дома Рейкхеллов, или случайного цокания лошадиных копыт по Пикоут-авеню. Ничего другого для них не существовало, и они находились в своем собственном коконе, лихорадочно целуясь и изучая друг друга руками.

Джонатан знал, что он должен остановиться, пока он еще может, и оторвал себя от девушки.

Луиза медленно села, ее глаза блестели, на лице появился румянец. Она посмотрела на мужчину, которого ее родители выбрали ей в мужья. Потом очень медленно и обдуманно она начала расстегивать платье.

Джонатан полностью потерял над собой контроль и потянулся к ней. Его рука нырнула внутрь расстегнутого платья, когда он ее поцеловал снова.

Позже, когда каждый думал о происшедшем, никто из них не мог припомнить детали интимной близости. Джонатан знал только, что Луиза, несмотря на отсутствие опыта, страстно желала довести до конца их единение.

Ее воспоминания были еще более туманными. Ответная реакция ее тела была необычайно вялой, но ей никогда не говорили, что женщина может чувствовать в этот момент, поэтому она не была разочарована.

Постепенно они стали осознавать реальный мир вокруг себя. Луиза отвернулась от Джонатана, когда одевалась, потом, достав из ридикюля маленькую щетку с серебряной ручкой, она энергично провела ею по волосам.

К тому моменту, когда она повернулась к нему, ее внешность была безукоризненной.

— Как я выгляжу? — спросила она.

— Замечательно, Но тебе бы захотелось немного подкрасить губы, прежде чем мы войдем в дом. Они выглядят, как будто ты все время целовалась.

— Что я и делала. — Удивительно спокойная и собранная, она достала небольшую баночку из ридикюля, погрузила в нее свой палец и намазала губы.

Джонатан встал, потом помог ей подняться на ноги. Он понимал, что должен сказать что-нибудь подходящее для этого момента, что следует заявить о своей вечной любви к ней, но он не мог подобрать слов. Вместо этого он сказал:

— Я полагаю, что мне следует извиниться, но на самом деле я не жалею.

Она высоко держала голову.

— Я тоже, — сказала она.

Они побрели рука об руку вверх по пляжу к дому Рейкхеллов, к ним вернулось спокойствие. Джонатана не могло не интересовать, будет ли их совместная жизнь такой же безоблачной.