Теперь мы с Фиби никак не могли вернуться в Лондон. Торопливо позавтракав, мы собрали сумки, прихватили шалфей, повесили плащ на гвоздь у двери, а затем направились в деревенский магазин, чтобы расспросить о викарии и других возможных источниках информации.

Магазинчик был маленький и переполненный людьми, разбиравшими субботние газеты, и я решила предоставить действовать Фиби. Казалось, она заняла бóльшую часть пространства, возвышаясь над хрупкими полками, уставленными коробками с кашами и плитками шоколада. Я видела, как она разговаривает с молодым человеком, стоящим за прилавком. Моя сестра размахивала руками, и после особо патетического жеста лампа неонового света начала раскачиваться. Молодой человек несколько раз кивнул, затем покачал головой и указал на свою напарницу. Это была пожилая женщина. На ней был шарф, украшенный узором «пейсли». Она сжимала в руках маленькую коробочку с чайными пакетиками. Я заметила на лице Фиби слегка натянутую улыбку, когда пожилая женщина кивнула ей, разрешая задать вопрос, а затем нетерпеливо махнула рукой, прося повторить. Фиби вытащила фотографию, и женщина наклонилась, чтобы рассмотреть ее, словно была близорука. Мне стало смешно. Даже отсюда было видно, что Фиби разрывается от нетерпения. Я стала перемещаться в сторону, пока не вышла на улицу.

В этом месте, где было так свежо, солнечно и так вкусно пахло морем, которое видело, как моя мать вышла в гавань сорок два года тому назад, заблудиться было не так уж и страшно. Здесь не было Грейс, которая нетерпеливо ждала моего возвращения, и я могла улететь с ветром куда угодно, делать что угодно, я могла быть кем угодно. Без напоминаний матери о том, что я должна чего-то добиться, мне было легко сделать это, поскольку в конце концов все, что я знала о ней, оказалось неверным…

Внезапно я вспомнила кое-что еще, о господи, кое-что, о чем я совершенно забыла, кое-что, что означало — о, нет! — что мой добрый друг, который абсолютно не заслуживал того, чтобы я его игнорировала, сейчас ждет меня перед «идеальным зданием» вместе с продавцом. Господи, как я могла об этом забыть? Я выудила телефон из сумки, чувствуя, что мое лицо заливает краска, и увидела пропущенные звонки. У меня почему-то совершенно вылетело из головы, что я собиралась ему позвонить, что я должна ему позвонить…

— Эдди! — В ароматный утренний воздух ворвался голос Эндрю, который он повысил, перекрикивая шум транспорта. — Ты уже подъезжаешь? Продавец говорит, что в одиннадцать к нему придет еще один человек, и мы ждем только тебя.

— Э-э, Эндрю, нет, знаешь… Мне ужасно, ужасно жаль, — начала я.

— Ты можешь говорить громче? Я тебя не слышу! — заорал он в телефон.

— Дело в том, что… Извини меня, Эндрю. Я не в Лондоне. Я не приду.

— Что? Давай поговорим, когда ты придешь, ладно?

— Я не в Лондоне, — очень громко сказала я. — Мне ужасно жаль, Эндрю. Пожалуйста, не нужно меня ненавидеть. Я не приду.

Последовала пауза, затем он озадаченно хмыкнул.

— Слушай, Эдди, я думал, что мы… Где же ты в таком случае? Мне следует назначить новую встречу?

Я представила, как он стоит на боковой улочке в Кенсингтоне, растерянно проводя руками по волосам, как делает всегда, когда пытается сохранять спокойствие. Я съехала вниз по стене, чувствуя, как меня снова захлестывает чувство вины.

— Я должна была сказать тебе об этом, — произнесла я, а затем, торопливо, пока не успела испугаться, добавила: — Я ушла от Грейс.

— Уже? Ух ты, круто! Значит, поспеши и…

— Но я не могу начать бизнес вместе с тобой, Эндрю. Мне ужасно жаль.

— Брось, Эдди, все уже устроилось, и я подумал…

— Я все объясню тебе завтра, ладно? Ты меня поймешь, Эндрю. Мне действительно очень жаль.

— Да какая, черт возьми, разница?

И он нажал «отбой», не сказав больше ни слова, а я обмякла, прислонясь к стене и пристыженно опустив голову. Очарование этого солнечного утра было для меня потеряно. Почему, ради всего святого, я не взяла себя в руки и не сказала ему обо всем сразу? Вместо этого я смущалась, мямлила и как всегда соглашалась с ним, надеясь, что все как-нибудь утрясется.

Фиби продолжала разговаривать в магазине. Женщина в большой красной шляпе с широкими полями протиснулась мимо нее, торопясь уйти. Пытаясь открыть дверь, пожилая леди принялась жонглировать сумками, и я бросилась вперед, чтобы ей помочь, однако продавец опередил меня.

— До свидания, миссис Синклер. — Он открыл дверь и поклонился. — До завтра.

Женщина, которую он назвал «миссис Синклер», подняла голову и с благодарностью улыбнулась ему. Ее шляпа затрепетала на ветру. Лицо пожилой леди было испещрено сетью морщин, однако взгляд темно-синих глаз был ясным, а шаги, когда она удалилась вниз по улице, — уверенными.

— Я могу вам чем-то помочь? — спросил меня продавец, немного недоверчиво глядя на мое красное лицо и растрепанные волосы.

— Нет, спасибо. — Я спрятала телефон в карман.

Ярко-красная шляпа снова оказалась у меня в поле зрения, мелькнув дальше по улице, ведущей к утесам, вплыла по ступенькам на самый верх и свернула в сторону прибрежной тропы. За моей спиной опять звякнула дверь магазина, и оттуда вышла Фиби, сжимая в руках пакет со сконами и две бутылки «Колы». Вид у нее был отнюдь не довольный.

— Ну что? — Я взяла у нее сконы.

— Ничего, — произнесла она, открывая бутылку «Колы».

— Не многовато ли кофеина для одного утра? — спросила я, глядя, как она залпом выпивает полбутылки.

— А что? — Фиби потерла щеки, похлопала по ним, а затем откинула волосы назад, собирая пряди в хвостик.

Я многозначительно посмотрела на ее дрожащие руки, но она уже разглядывала улицу, сжимая в пальцах клочок бумаги.

— В этом магазине никто ничего не знает. Пожилая леди нарисовала для меня эту схему; смотри, вот церковь. Женщина сказала, что в это время викарий обычно ухаживает за цветами. И, по всей видимости, здесь есть некий мистер Макэллен, который пишет что-то для «Саут Костал обсервер», но его сегодня нет в городе. Честно говоря, мне кажется, что в этой деревне вообще никто ничего не знает. Так что, может быть, нам все же лучше вернуться домой?

— Раз мы уже здесь, — решительно произнесла я, — давай хотя бы посетим викария. И найдем маму Фионы, она может что-то знать и…

Мои слова утонули в восторженных возгласах и визге. Фиби внезапно отпустила мою руку и склонилась над маленькой таксой.

— Ой, какая прелесть, какая милая! — заворковала она.

За собакой шла та самая женщина, которая была в магазине чуть раньше, миссис Синклер. Теперь у нее уже не было сумок с покупками, вместо них она держала потрепанный кожаный поводок. Такса сначала обнюхала стену магазина, а затем протянутые руки Фиби. Радостно залаяв, собака позволила моей сестре погладить ее по голове.

— Как его зовут? — спросила Фиби, прижимая собаку к себе, и обернулась к женщине, которая долго смотрела на нее, прежде чем ответить:

— Скалли. Это девочка.

Женщина стояла рядом с Фиби, однако, поглядев на нее, я вдруг осознала, что на самом деле пожилая леди отворачивается, отклоняясь в том направлении, откуда пришла. На ее лице застыло странное выражение.

— Фиби, — произнесла я, глядя, как она треплет собачьи уши, — пожалуй, нам не стоит докучать… миссис Синклер, верно? Я слышала, как продавец в магазине назвал вас по имени.

Собака несколько раз радостно тявкнула и потерлась головой о руку моей сестры. Пожилая леди дернула таксу за поводок, по-прежнему не сводя глаз с лица Фиби.

— Я люблю собак, — сообщила Фиби, хотя это и так было очевидно. — Мне всегда хотелось иметь пса, однако я постоянно в разъездах.

В ответ на эти слова такса протянула ей лапу.

— Она дрессированная? — радостно поинтересовалась моя сестра. — Какая же ты умница! Да, я говорю именно о тебе, красавица.

Чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля, я подняла брови и поглядела на миссис Синклер.

— Она иногда перегибает палку, — сказала пожилая леди.

Пока я пыталась определить, кого она имеет в виду, собаку или Фиби, женщина заговорила снова:

— Я слышала, что вы расспрашивали о Шоу.

— Да, — торопливо отозвалась я.

— А кого именно вы ищете?

Фиби поднялась — к огромной досаде Скалли, — сделала глубокий вдох, но прежде чем она успела разразиться одной из своих пространных речей, я накрыла ее руку своей.

— Мы проводим исследования о жизни аристократических семей в послевоенное время. Собираем информацию о Шоу, а еще пытаемся разыскать женщину, которая бывала здесь, возможно, приезжала к ним в период между 1958-м и 1960-м годами.

— Женщину? — переспросила миссис Синклер.

Собачка негромко сопела у наших ног.

— Ее звали Элизабет Холлоуэй, — сказала я.

Миссис Синклер опустила голову, оттаскивая Скалли от туфель Фиби, поэтому я не видела глаз пожилой леди, но, услышав имя моей матери, она вздрогнула. Движение было слабым, но не заметить его было невозможно, и было в выражении ее лица что-то такое, что заставило меня шагнуть в ее сторону.

— Вы ее случайно не помните?

Миссис Синклер наклонилась, чтобы взять таксу на руки.

— Нет, простите, — отозвалась пожилая леди. — Просто я давно не слышала имени Шоу, и мне показалось странным, что кто-то их ищет, ведь они так давно уехали из этих мест. Они не слишком часто общались с…

— С деревенскими жителями, да, мы знаем, — подхватила Фиби. — Однако любое ваше воспоминание…

— Простите, не думаю, что смогу вам помочь. И все же желаю удачи.

Женщина осторожно поставила собачку обратно на землю и пошла дальше по улице.

Однако она не знала Фиби. Моя сестра бросилась следом за ней.

— Простите за настойчивость, — сказала она, но в ее голосе не было ни капли раскаяния. — А вы лично знали Шоу? Мы пытаемся найти хоть кого-то, кто был с ними знаком. Нам пригодится любая информация.

— Простите.

Женщина ускорила шаг, явно сожалея о том, что вообще заговорила с нами. Она торопливо поднялась по крутым ступенькам, зашла за угол, таща маленькую коротконогую собачку за собой. Скалли залаяла, с мольбой оглядываясь на Фиби, шагавшую следом. Я бросилась за ними вверх по холму, сжимая в руках сумку и шалфей в горшке.

Женщина остановилась возле маленького серого коттеджа, стоявшего на краю. Скалли забежала за ее коричневые зашнурованные ботинки, плюхнулась на живот и вывалила язык. Фиби остановилась за калиткой и потянулась к ручке. На лице у миссис Синклер появилось решительное выражение, она уже не улыбалась, и Фиби быстро убрала руку. Я преодолела оставшиеся несколько метров и остановилась рядом с сестрой.

— Нам ужасно жаль, что мы вас беспокоим, — задыхаясь, произнесла я. — Мы просто пытаемся кое-что выяснить. Элизабет Холлоуэй была здесь в 1958-м. В прошлом году она умерла и, видите ли, оставила письма, на которые нужно ответить…

Внезапно, несмотря на разделявшую нас калитку, лицо женщины оказалось совсем рядом с моим, настолько близко, что я отпрянула.

— Лиз мертва? — медленно произнесла она.